Я проснулся от того, что у меня в носу вращался фокстерьеров хвост. Конечно, к тому, что он может оказываться в самых неожиданных местах, я давно привык. Во рту была шерсть, на вкус как нитки. С трудом разлепил глаза. Теперь хвост моей собаки находился у меня в ногах, а к моему носу прижались одновременно канатик, мокрый нос и вездесущий язык. Больше всего, кроме мячика, конечно, мой пес любит играть в канаты. В данном случае Даррелл решил, что я ничего не делаю. Как же, канат дома есть, хозяин есть, пес тоже, и все это не совмещено. Непорядок.
Пришлось спустить ноги на ковер и поднять канат. Пес ухватил его всей пастью, встряхнулся и сел на попу с видом герцога на каруселях в Тиволи. Взявшись за другой конец каната, я начал его раскручивать. Центробежная сила подняла фокстерьера в воздух. Так он может крутиться долго. А я вспомнил историю Юрия Коваля про «студента, который кинулся собакой в доску». Впрочем, учитывая, что канат неоднократно врезался в предметы, имеющие определенную художественную ценность, я отпустил его.
Даррелл, недовольный тем, что счастье было кратким, повалился на пол. Он понял: пользы от хозяина никакой — и веселыми прыжками ускакал в прихожую, но тут же вернулся в рекламной позе — с поводком в зубах. Пришлось одеваться.
На улице было неожиданно солнечно. Приближалось бабье лето. Солнце грело. Все это почему-то напомнило мне улыбку приятной девушки Юли.
Ну что же, те десять минут стоили затраченных сил и инвестиций. Кстати, вчера мне сказали, что ее нет в клубе. Надеюсь, не из-за меня, а то неудобно получается. Уговорить девушку — это одно, но надавить — совсем другое дело. Надо бы Юлю отыскать — постараться исправить ситуацию.
Как она говорила? Измайлова, как парк? Вряд ли красивая девушка ее возраста обойдется без странички «ВКонтакте». Наверное, с учетом возраста и места жительства придется просмотреть не более десятка-другого страниц.
Я оторвал Даррелла от очередной пакости, найденной им по дороге, и, не обращая внимания на собачье ворчание, которое выражало глубокую неудовлетворенность жизнью и негодяем-хозяином, поволок его в квартиру. Даррелл упирался, подозревая, что его не только водворят в тесное помещение, но и — о ужас! — заставят мыть лапы.
Итак, Дарреллу — сухого корма, мне — бутерброд, чай и ноутбук на кухонный стол. Будем получать удовольствие.
Остальное — потом. А сейчас — докторская колбаса, колбасный сыр и интернет.
* * *
Неполезная, но вкусная докторская колбаса таяла во рту. Что за химию они туда добавляют? Может быть, и никакую. Нельзя забывать, что в двадцатых ее специально разрабатывали для лечебного питания старых политкаторжан. Для некоторых из них дачи в Загорянке оказались лишь промежуточной станцией при пересадке с царской каторги в сталинские лагеря. Но, тем не менее, докторская колбаса осталась.
Так, нельзя расслабляться ни под каким видом. Они меня уволили, но я все еще директор. Пусть не сейчас — но рано или поздно суд меня восстановит.
А если так, то перед тем как приступить к самостоятельному расследованию, надо посмотреть почту и немного посерфить во всемирной паутине. Так бы я сделал, если бы находился сейчас на работе. Нельзя менять ритм.
Как многие обладатели советских двушек, я давно устроил себе кабинет на кухне. И чай под рукой, и кофе, и перекусить можно. Работай не хочу, только толстеешь. И кресло у меня на кухне стояло практически офисное, хоть и итальянское, под белую кожу.
Новости, страховой портал, отставки и назначения… Я давно привык начинать день с наблюдения за чужими кадровыми перемещениями. Интересно и знакомых увидеть, и перспективы прикинуть.
«Неожиданная отставка в страховой группе «Златоглавая», — прочел я. — По сообщению руководства, Александр Лекарев покинул пост руководителя дирекции прямых продаж и клиентского обслуживания. О причинах отставки неизвестно».
Да, совершенно ясно: так маскируют отставку с увольнением в один день. Похоже, новую работу я буду искать долго…
Если официальный тон портала был довольно спокоен, то комментарий постоянного обозревателя не лез ни в какие ворота: «Многие спрашивают меня, что происходит в страховой группе «Златоглавая». Птичка шепнула нам, что замечательный человечек Сашутка Лекарев покинул свой пост не просто неожиданно, и даже не за одни сутки, а буквально за несколько часов. Другая птичка шепнула нам, что в этой отставке принимала активное участие служба безопасности. Боюсь, что я не скоро смогу рассказать вам что-нибудь новое об этом креативнейшем менеджере, если это вообще кому-нибудь интересно».
Я мог и не смотреть на подпись, чтобы опознать автора. Петр Пахарев, бизнес-журналист и одновременно наш игрок. Не очень удачливый и не очень честный, но наш. Главной его приметой была серьезная неумытость, а визитной карточкой — запах. Говорят, что Петр и вода не встречались никогда. Еще он отличался невероятной агрессивностью во время игры.
Большинство из нас старалось играть и выигрывать с глубоким удовлетворением джентльмена: сегодня повезло нам, завтра — вам. Петечка и его команда отличались мелким злорадством и поведением, достойным болельщиков какого-нибудь провинциального футбольного клуба. Их энергичные жесты, казалось, вопили о превосходстве. Играть они, надо отдать им должное, умели, хотя злые языки тоже рассказывали на эту тему всякие страшные сказки. По-моему, лучше уж не уметь проигрывать, чем не уметь выигрывать. Пересечение по бизнесу с Петей не порадовало. Крестовопоходный юноша. Надо послать ему что-то в подарок, хотя бы кусочек мыла, лучше — вместе с веревкой. И вообще ну его на фиг, этот бизнес-портал, займусь поисками.
Юль Измайловых было в столице двадцать восемь. Ни одна из них не соответствовала оригиналу. Либо она не Юля, либо не Измайлова, либо не Юля и не Измайлова. Либо ее нет «ВКонтакте».
Надо подумать. Последнее — тупик. Не буду на него закладываться. Что остается? Она не Юля. Но я знаком с ней три месяца, все подружки называют ее Юлей. Она не Измайлова. Это нормально. А зачем сказала: «Как парк»? Девочка умная, значит давала ключик, если вообще давала.
Сколько в столице парков? Много. Буду проверять все. Я открыл в «Яндексе» карту города и стал выписывать названия парков. ВДНХ — вряд ли фамилию придумаем. «Останкино», «Сокольники», «Битца» — тоже не верю, в Битцевском только маньяки бывают. Два десятка парков набрал на бумагу. Да, первая половина дня будет занята. Заварил полный чайник чая, нарезал бутербродов. Как говорил кот Матроскин, «надо их колбасой на язык класть». Часа через четыре я почувствовал, что бесповоротно переел и на колбасу в ближайшее время смотреть не захочу.
Одна или две фотографии были чем-то похожи, еще у нескольких девушек с прекрасными фамилиями типа Останкина не было фотографий. На всякий случай я написал им вежливые нейтральные письма. На одно из них получил ответ: «Давай познакомимся. Недорого», а на второе: «Ты зачем ко мне, урод, пристаешь? У меня парень есть».
Оставалось признать поражение — считать, что у девушки странички нет. Следователь из меня тот еще. Полдня прошло. Можно попробовать заехать на прежнюю работу, получить позорную трудовую и написать заявление в суд.
Лучше отдохнуть. Нет, что-то в таком ритме жизни есть. Захотел — поработал, на диван лег, встал. Еще бы найти работу, на которой платят за то, что лежишь на диване. Ладно, все впереди. Почитать бы что-нибудь легкое, историческое, по старой профессии. Можно про репрессии. Вон стоит давно не перечитываемая монография о московских процессах.
Я налил себе еще кружку чая и открыл монографию. Минут через сорок перешел к очередному московскому процессу. То, чего я не знал про Второй процесс, можно было бы уместить на почтовой марке. Когда-то я читал его стенограмму. Все они были здесь: и расстрелянные, и получившие десять лет, а потом убитые в тюрьме Радек и Сокольников — с его знаменитой фразой «Эмиссия — опиум для народа»… Стоп. А ведь фамилия Сокольников сегодня уже была. Я ее подставлял в поиск, когда Юлю искал. Девушка-студентка, девушка-гуманитарий. А кто у нас сразу ассоциируется с Сокольниковым? Подсудимых было много, но только двое имели общую жену.
Итак, попробуем. Юлия Серебрякова, от восемнадцати до двадцати пяти. Страница поиска. Сорок две позиции. Но просматривать каждую не пришлось. Моя знакомая из «Распутья» выпадала четвертым номером. Что удачно, она была онлайн.
Я написал:
— Это Александр.
— Какой Александр? — пришел ответ через пару минут.
— Во-первых, можно посмотреть по фотографиям. Во-вторых, мы с тобой регулярно встречались. В последний раз — несколько дней назад, и даже близко.
— Прости, ты на фото не похож на себя.
Я хотел ответить то же, но не стал. На фотографии в соцсети Юля была запечатлена в купальнике, большую часть снимка занимали ее ноги. Впрочем, девушка, которая выиграла конкурс «Мисс ноги» в самом знаменитом стрип-клубе Москвы, безусловно, этого заслуживала, поэтому не узнать ее было невозможно.
— Как у тебя дела? — спросил я.
— Да нормально.
— Был у вас, сказали, что ты на работу ходить перестала.
— Да.
— Хотел узнать, все ли у тебя нормально.
— Спасибо за заботу. На самом деле с тобой у меня был первый опыт стриптиза. До сих пор не понимаю, нормально это или нет, в себя прийти не могу.
— При такой чувствительности зачем в стрипе работаешь?
— Так получилось.
— Может, я тебе другую работу подыщу?
Я понял, что выполнить это неделю назад было бы в разы проще.
— Да нет, не надо. Тут есть нюансы, — ответила Юля.
— Мне правда перед тобой неудобно.
— Ты-то тут при чем? Мое решение было. Ты мне, конечно, симпатичен, но дело не только в тебе. Я сама понимала, что не получится так: все танцуют, а я одна — нет. Вот и попробовала.
— Может, кофе попьем, я попробую объясниться? И еще раз извини меня.
— Слушай, я уже простила. А кофе давай, только учти заранее: кофе и просто кофе.
— А я именно про кофе, все остальное ты уже знаешь, клуб большой, и стандарты поведения у вас несколько другие.
— Я знаю, хорошо знаю.
— Окей, тогда встретимся на днях?
— Договорились.
Что ж, полдня потрачено не зря. Если, конечно, считать пребывание в интернете полезным. У меня с сетью отношения сложные. Еще с тех времен, когда я участвовал в телевизионных играх. Там на игровом столе отмечен специальный 13-й сектор. Туда попадают вопросы из интернета, присланные по ходу игры. И мы, участники, очень эти вопросы не любим. Редактировать эти вопросы — никто не редактирует, так что спросить могут все что угодно, а ты потом ищи черную кошку в темной комнате. В тусовке умение отвечать на вопросы из тринадцатого сектора считалось безошибочным признаком гениальности. Ладно, по крайней мере удалось победить чужой псевдоним и социальные сети. В милицию, что ли, податься? Боюсь, не возьмут, что не может не радовать. Я закрыл «ВКонтакте» и пошел собираться на работу. Один плюс во всей этой истории — можно не бриться. Пойду так. Я посмотрел на костюм, убрал его в чехол для хранения, но взял пиджак. Если я пойду туда в свитере, то они решат, что я сдался, а если в костюме — буду выглядеть слишком пафосно. Джинсы, рубашка, пиджак — самое оно.
Дальше сюжет стал напоминать сказку — из тех, что чем дальше, тем страшнее. Только я протянул руку к двери, как звонок даже не зазвонил — он взорвался. На кнопку нажимали уверенно и нетерпеливо.
— Кто там?
— Милиция! Открывайте немедленно!
Я открыл. Во второй раз за последние дни на моей руке защелкнулись наручники.
Милицейский «Форд» пересек Москву и оказался на западе столицы, в заповеднике новостроек бизнес-класса и старых опрятных брежневских домов, в которых селились люди, так или иначе представляющие бывшую советскую элиту. Помню, как моя мама мечтала перевестись из НИИ связи на телефонную станцию Кунцевского района. Платили там меньше, но зато полагалось бесплатное обслуживание в Кремлевке, которая заодно числилась и местной районной больницей. Для понимающих, конечно.
Бело-голубой панельный дом на Ярцевской улице. В принципе обычный, но выглядел заметно чище других своих собратьев. Этот дом я хорошо знал. Несколько встреч с Дашенькой Морозовой проходили именно в нем. Оперативники довольно грубо выгрузили меня из машины и повели в подъезд.
— Узнаете его? — спросили они консьержку.
— Несколько раз видела.
— А вчера вечером?
— Да вроде бы не было. Но я могла отвернуться.
— Что случилось?
Я уже понимал: тут что-то очень нехорошее и серьезное. Но думать не хотелось.
— Там узнаешь. Пошли.
Меня завели в лифт. Вытолкнули на знакомом четырнадцатом этаже. Двери в межквартирный тамбур и сто сорок четвертую квартиру были распахнуты. Я зашел в прихожую. В приоткрытом шкафу-купе стояла этажерка примерно с двадцатью парами обуви на высоких каблуках. Стриптизное прошлое, страсть к обуви. Некоторые экземпляры были более чем достойные. Я знал, что за второй створкой лежат десять или пятнадцать пар сапог, ботильонов и всего прочего, что полагается иметь современной девушке.
Квартира была еще советской планировки: большая гостиная комната и смежная спальня. Сбоку коридор, санузел и кухня, там толпились люди. Меня завели в гостиную. Обстановка была еще старой, оставшейся от прежних хозяев. Стенка, югославский, когда-то очень модный, диван, красный шерстяной ковер. На нем лежали разбросанные детали того самого костюма, который был вчера на Даше. Похоже на следы фирменного Дашиного приема. Во время первого нашего свидания мы начали целоваться еще в лифте, потом она взяла мои руки и положила их чуть ниже того места, где кончалась ее спина. В лифтовой холл она вышла уже не очень одетой. Сначала я считал, что это импровизация, но после второго и третьего раза понял, что хорошо отточенный трюк.
С медного подсвечника советской люстры свисал чулок. Тоже известный мне приемчик. Перед тем как перейти к делу, Даша хорошо рассчитанным движением подбрасывала один чулок в воздух. Попробуйте кинуть его так, чтобы он воздушным змеем взмыл над головой и приземлился точно там, где нужно, — без долгих тренировок ничего не получится, слишком легкий.
Меня снова грубо толкнули в спину. Я оказался в спальне с огромной кроватью посередине.
Если мебель в гостиной Даша еще поменять не успела, то спальня была обустроена с любовью. Удобная, без лишних завитушек кровать с ортопедическим матрасом (кстати, больше обычного, метра два с половиной в ширину) и полностью зеркальный шкаф-купе для одежды. Во время любовных утех в его многочисленных створках много чего отражалось.
Сейчас в спальне стояли люди, по большей части в погонах, но взгляд мой был прикован к кровати. На ней лежала Даша в одном чулке, и, к сожалению, этот чулок был туго затянут на шее. Смотреть на ее лицо было неприятно — черное, под цвет чулка. Я почувствовал, что завтрак может меня вот-вот покинуть.
— Ну что, доставили субчика? — Из толпы мужчин вышла слегка прихрамывающая женщина лет тридцати с волосами цвета перепрелой соломы. Фигурой она немножко походила на медведя, чуть-чуть косолапила. — Пусть рассказывает, как было дело.
— Что именно я вам должен рассказывать? И кто вы такая? — удивился я.
— Ты мне тут не хами. Чистосердечное признание…
— Предъявите, пожалуйста, все ваши документы и объясните, на каком основании я задержан.
— Задержан ты за убийство своей старой любовницы. Будь любезен давать показания. Дальше можно оформить явку с повинной. Все-таки лет двенадцать, а не двадцать.
— Я понятия не имею, что тут произошло.
— Еще скажи, что ты с ней не знаком.
— Знаком, и что? Она была моей сотрудницей. И любовницей. Я с ней роман крутил, который кончился несколько недель назад.
— Вот ты ее и убил.
— Это из чего следует?
— Как из чего? Ты с ней знаком, вы были любовниками, она убита. Вчера вас видели, вы приезжали, есть свидетели, ты с ней грубо разговаривал.
— Да не разговаривал я с ней грубо. И не был я здесь вчера. А кто свидетель?
— Тебя не касается.
— Впрочем, я догадываюсь.
— И молодец. Кстати, он бывший милиционер, так что мы ему верим на сто процентов. Итак, признавайся.
— Не в чем.
— Бить я тебя не буду, но ты у меня признаешься. Поехали в райотдел.
Из квартиры меня вывели в тех же наручниках и отвезли в районное управление внутренних дел. Следователь — наконец я выяснил ее имя и фамилию: Кира Павловна Королева пыталась добиться от меня каких-то внятных показаний, заставляя подписать протокол с признанием.
Я говорил ей:
— Без адвоката не дождетесь.
Ее лицо покрывалось красными пятнами, и она кричала:
— В конце концов, я работаю, и никаких тебе адвокатов!
Допрос шел по кругу. К следователю Королевой периодически подключались ее коллеги. Пили чай и кофе. Я попросил, мне не дали, сказали: «В камере попьешь». Я понимал, что не только полагающиеся по закону три часа, но и ближайшие сорок восемь, до вынесения постановления, мне будет нерадостно.
— Я требую адвоката, — твердил я каждые пять минут.
— Фильмов насмотрелся американских? Право на звонок? Вызывайте ему!
Бесплатный адвокат походил на хорька. От него явственно пахло вчерашним борщом.
— Я хочу своего.
— Мало ли что ты хочешь! Пользуйся.
— Спасибо, не буду.
— Окей, обвиняемый от адвоката отказался.
— Что, уже обвиняемый?
— Еще нет, но будешь.
— Предъявите мне хоть какие-нибудь основания для задержания.
— Ты был с ней знаком.
— Я не отрицаю. У нее было много знакомых — и мужчин, и женщин.
— Ты с ней виделся вчера, — выходила из себя Королева.
— Не я один.
— Вы ссорились.
— Мы не ссорились, мы просто разошлись, — спокойно отвечал я.
— У нас есть показания о том, что ты ей вчера угрожал.
— Эти показания — полная чушь, дайте мне их посмотреть.
— Не дадим. Признавайся, и все тут.
— В чем?
— В убийстве. И все подробно рассказывай.
— Не буду, хочу видеть своего адвоката.
— Окей, порка продолжается.
Часов через семь этого кошмара в кабинет заглянул усатый майор.
— Кира Павловна, выйдите на секунду. Там вас ждут.
— Не хочу. Видишь, я клиента дожимаю? Еще пара часов — и, может, будет признание.
— Не уверен. Адвокат приехал, — ухмыльнулся усатый.
— Гоните в шею.
— Не получится.
Я догадался. Кто-то из моих приятелей связался с хорошо известным адвокатом Лажечниковым, с которым мы были знакомы. Он тоже играл в «Что? Где? Когда?», и преудачно. Периодически я подсовывал ему клиентов, но всякий раз, когда речь заходила о чем-то серьезном, я понимал, что связываться с ним бессмысленно — дорого и не факт, что полезно. Тем не менее капитан остался меня сторожить, а Кира вышла хромающей походкой и минут через двадцать вернулась красная и злая как черт. За ней шел румяный красавец Илья Лажечников.
— Привет, Сашка! Вляпался?
— Ну уж не знаю, вляпался ли я.
— Показания будешь давать только при мне. Вперед, только с моего разрешения.
Прошло еще часа два. Сказанное мной не изменилось ни на йоту. Но показания, данные с адвокатом, и показания, данные без адвоката, — это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
— Александр, где вы провели вчерашнюю ночь?
— Я же уже рассказывал. В стрип-клубе «Распутье».
— И кто вас там видел?
— Человек восемнадцать как минимум. Управляющий клубом, мой друг, официантки, танцовщицы.
— И сколько вы там пробыли?
— До четырех где-то.
— А дальше?
— На машине клуба меня привезли домой. Есть у них такая привилегия — предоставляют транспорт постоянным посетителям.
— Кто может подтвердить, что вы приехали домой?
— Консьержка.
— Во сколько это было?
— Около половины пятого утра.
— Так, согласно данным медицинской экспертизы, смерть наступила вчера около десяти часов вечера, — констатировал адвокат. — Какие-то вопросы к Александру еще есть?
— Вопросов много. Кроме того, я полагаю, что со свидетелями была достигнута предварительная договоренность.
— С таким количеством? Вот здесь у меня показания четверых. — Илья протянул следователю бумагу. — Я их за два часа собрал. А всего там вчера вечером человек сорок было.
— Все мужчины, которые позволяют себе ходить в стрип-клубы, могут уговорить кого угодно. Знаю я их. Изначальная порочность данного субъекта говорит нам о его виновности.
— Вы хотите доказать это в суде? Прокурор вам за такие сентенции спасибо не скажет, — улыбнулся Лажечников.
— Да, я понимаю, в суде я этого не докажу, но я мечтаю о том дне, когда мы будем свободны от таких людей, как он.
— Это официальная позиция следствия?
— Это моя нравственная позиция.
— В таком случае я не вижу оснований для предъявления обвинения присутствующему здесь Александру Михайловичу Лекареву.
— А я вижу.
— Предъявите их.
— Я их вижу в будущем.
— Так что, вы будете продолжать настаивать на его задержании в настоящем?
— Нет. Пока он свидетель.
В конце концов меня не только не оставили в камере, но выгнали на улицу, даже не под подписку. Теперь я проходил по этому делу всего лишь свидетелем.
— Ну что, поедем, посидим? — предложил адвокат.
— Да нет, спасибо.
— Счет я пришлю. Кстати, ты мне должен от души. А вообще надо хорошо подумать, как тебя отмазывать.
— А зачем отмазывать? Я невиновен.
— А кого это интересует? Это нам, адвокатам, не важно. Помнишь, как Плевако говорил, входя в камеру: «Я, конечно, докажу, что вы убийства не совершали, но чтобы мне было проще, расскажите, как вы его совершили»?
— Слушай, я его действительно не совершал.
— Верю, но легче мне от этого не станет. Ладно, будем отмазывать. Ты же знаешь, Кира Королева пользуется славой абсолютного отморозка. Если она тебя невзлюбила — пиши пропало… Она таких, как ты, не уважает. Работать придется долго. И заносить ей бесполезно, она идейная и упертая, лучше бы вымогательницей была. Кстати, ты, говорят, и Ваню Беляева взбесил? Как тебе это удается — выбирать тех, с кем вообще нельзя договориться? Нет, неудачник — это диагноз. Ладно, давай я тебе такси вызову, поезжай-ка домой.
Я поехал домой и увидел там следы разгрома. Их пытались убрать родители. В углу лежал Даррелл с перемотанной лапой и выражением пессимизма на морде. Тут-то я понял, откуда взялся Лажечников. После того как меня увели, воспользовавшись открытой дверью, товарищи милиционеры попробовали провести осмотр. Ну и что, что без понятых? Сначала найдем, потом оформим. Но в доме, где все знают друг друга много лет, и стены помогают. Судя по всему, кто-то из соседей привлек внимание моих родителей.
Да, долгое время проживание с родителями в одном доме, признаюсь, меня смущало. В мои без малого сорок мама относилась так, будто мне четырнадцать. Но, как выяснилось, есть и плюсы. Теперь я точно знал, кто вызвал адвоката. Ситуация тем не менее была паршивая. Надо срочно что-то предпринимать.