— Это Шарапов, Гриша Ушивин, фотограф от бога, кличка Шесть на девять…
Снится? Открыл глаза.
Телевизор в спальне показывает Высоцкого и Конкина. Понятно. Вчера я приехал злой, простуженный, хватил Laphroaig и экспериментировал с телевизором как с будильником. Решил в седьмом часу вечера поспать часика полтора, чтобы в восемь проснуться и почитать.
Да, восемь и есть, только утра. Прекрасно. И сиди теперь, смотри «Место встречи…».
Пошарил в холодильнике, нашел огурцы, порезал, намазал плавленым сыром. Не от Брийя-Саваренарецепт, конечно, но тоже еда. С этими импровизированными сэндвичами я посмотрел пару серий. Чистые пруды, ранняя осень. Кстати, интересное время.
Люблю наши каналы за то, что повторяют классические фильмы для пенсионеров — и нас, временно безработных. Хороший сегодня день. Были бы деньги… Но ничего, можно поваляться. Вон как темно. Это просто шторы опущены. Я вылез на балкон и потянул за веревочку. Комнату залил солнечный свет.
Раннее октябрьское утро. Золото, багрец, пышное природы увяданье. Из окна виден Останкинский парк. Красиво. Надо бы прогуляться. Поздней…
Тут зазвонил телефон. Номер определился незнакомый, с эмтээсовским кодом 985. Странный это код. Им крайне редко пользуются люди среднего класса: либо сильные мира сего, поскольку этот код в свое время использовали как дублирующий для золотых прямых номеров, либо те, кто купил уличную симку на пару звонков, — остаток серии разошелся по очень странным каналам. Когда видишь такой номер — очень интересно гадать, что будет дальше: незнакомый, но заочно влюбленный в твои результаты олигарх предложит тебе возглавить важное направление, или очередные агенты предложат застраховать твою машину. Некоторые из них перезванивают даже после грозного рыка «Я сам страховщик»! Нет, надо трубку взять. Интересно ведь. Вдруг уже и работу кто-то предлагает?
— Александр Михайлович? Стукалин беспокоит. Помнишь такую фамилию?
Понятно. Золотых гор и кареты с гербом не будет.
— Да не то чтобы помню. Нужно бы забыть, да не получается.
— Может, когда-нибудь еще спасибо скажешь, что не забыл.
— Может быть, когда-нибудь. Вы наконец-то решили отдать мне музыкальный центр? Пригодится.
— Заберешь со склада, заберешь. Более важные вещи есть.
— Это какие же?
— Более важные.
— Владимир Николаевич, я с вами, конечно, с удовольствием побеседую. Вы мне, может, что-то скажете?
— Может, и скажу. Приезжай, поговорим.
— Куда? На работу?
— С ума сошел? Если ты со мной разговаривать хочешь, то я ближе чем на пять километров к работе не подойду.
— И куда?
— Давай на Чистые пруды. Я сделаю вид, что поехал обедать, а тебе-то все равно нечего делать.
— В чем дело-то?
— Не телефонный это разговор.
Да, заинтриговал меня Владимир Николаевич. Нервничать заставляет и ожидать. Как раз до четвертой серии посмотреть успею, что мне сейчас остается? Прогулки по ночным улицам Москвы сменяли друг друга. Больше всего я любил напряжение четвертой и кульминацию пятой серий. Но, понятно, до пятой у меня дело не дойдет.
Кстати, как одеться? Официально — бессмысленно. Костюм мне сейчас не к лицу, но надо ведь показать, что ничего тебя не беспокоит, выглядишь круто. Отлично. Джинсы, кроссовки от Lloyd. Те, которые хорошо садятся на ноги. Я держу дома четыре пары: для встреч и гулянья с девушками, для поездок в приличные города, в неприличные и для дачи. Впрочем, последний раз в Париже я уделал кроссовки из выходной пары в невыходную. Шагомер в тот день насчитал сорок шесть километров. Ладно, пока у меня много кроссовок, выбираем что получше.
Так, ветровочку возьмем от Paul Smith. Я вытащил ее из шкафа. Раздался легкий треск, по полу покатилась пуговица. Черт. Придется с оторванной пуговицей… Владимир Николаевич решит, что я полный разгильдяй и начал опускаться. Замашки у него не милицейские вовсе, а военные. Я вытащил свой бумажник, схватил куртку, в которой, не будь у меня нескольких лишних килограммов на животе, я имел бы вид итальянского плейбоя, и рванул на встречу.
На Чистых прудах не припаркуешься, значит, нужно ехать на метро. Пять остановок по прямой. Подъезжая к Чистым прудам, я понял, что надо позвонить Стукалину. Полез в карман. Черт, телефон остался в другой куртке. Ладно, в другой так в другой. Я знаю, где искать Владимира Николаевича. Плавучий ресторан «Шатер» на Чистых прудах.
Я настолько любил смотреть на то, как в воде прудов отражаются фонарики и свет от проезжающих трамваев, что смирился с ценами. Умением сидеть три часа за одним чайником чая я без труда овладел еще в студенческо-аспирантские годы.
Стукалин тоже любил это место, в «Шатре» было удобно кадрить девушек. Ну что, не обманывает меня интуиция? Нет. Вот он, сидит и смотрит на пришвартованную у ресторана гондолу. Никаких трамваев вокруг нет и не предвидится. Но я сюда пришел не трамваи считать.
— Здравствуйте, Владимир Николаевич! Сказал бы, что рад вас видеть, но не скажу.
— Ладно, не нервничай, самому хреново.
— Вас совесть посетила?
— Не нервничай. В неприятную историю ты влип, парень. Мало тебе мошенничества было, ты еще в убийство вляпался.
— К нему-то я каким боком? Вы ее последним видели. Вы от нее во сколько ушли, если не секрет?
— Саша, я к этой потаскухе вообще не ходил. Покувыркались в отеле часика полтора, да и то ничего особенного. — Он помолчал. — Я знаю, что не ты убил.
— Откуда, Владимир Николаевич?
— Даша такому, как ты, могла дать только чего-то ради. А от тебя пользы никакой. Так что недоволен я этим раскладом, крепко недоволен.
— Чем же, Владимир Николаевич? Зачистили человека, место освободилось, благодарность выпишут.
— В гробу я видал эту благодарность. Тут дела неприятные и серьезные.
— Раз неприятные и серьезные, то идите наверх и показывайте данные.
— Саша, ты с ума сошел? Я пока жить хочу.
— Что же, живите, молчите, раз совесть не мучает.
— Какая совесть? Ты понимаешь, что дело тухлое — и у меня, и у тебя?
— Я-то вам чем могу помочь? Вот вы мне могли бы помочь, могли снять с крючка.
— Саша, я не могу. Семейное тут дело.
— Что, у нас мафия?
— Хуже, чем мафия. Мне гомельские ребята такого порассказали… Хорошо, что из милиции далеко не уходят. Разве что в спортивную педагогику. Жалко, что ты этого не понимаешь. Я бы на твоем месте больше в начальники никогда не лез.
— Меня больше и не пустят.
— Рано или поздно все рассосется, но ты лучше делом занимайся. Теленок ты, Сашенька. Сожрут тебя.
— Спасибо. Буду иметь в виду. Вы меня за этим позвали?
— Ты не ерничай, пацан, я тебя почти вдвое старше.
Пузатый и краснолицый Владимир Николаевич выглядел не очень хорошо.
— Я тебе, парень, добра хочу.
— В какой форме это будет выражаться?
— В простой. Есть у меня для тебя кое-какая информация…
— Что, меня обратно на работу возьмут?
— Обратно тебя никто не возьмет, но можешь уйти по-доброму и устроиться куда-нибудь еще.
— Что это за информация?
— Ты меня за дурака держишь? Я тебе из благотворительности говорить должен?
— Может, совесть проснулась? — ухмыльнулся я.
— Саша, какая совесть?
— Можно так сказать, благодарен буду.
— Благодарность, как только изобрели деньги, имеет только одну форму. Короче…
— Что «короче»?
— Десять тысяч.
— Вы из-за десяти тысяч? Из-за десяти тысяч рублей весь разговор? Сейчас будут.
— Из-за десяти тысяч рублей я бы сюда на метро не приехал, и симку бы левую на площади не покупал, и не искал бы в архивах милицейских, и вообще с дивана не встал бы. Я одним только приятелям в архивах сто штук заплатил.
— Так. И сколько я вам должен?
— Десятку ты мне должен, Саша. Десятку евро. И поверь мне, это по-доброму. И те сто штук, которые я отдал, ты мне тоже возместишь.
Ну да. Сто штук. Знаю я его, он никому не давал более двадцати тысяч рублей, то есть меньше, чем сейчас тысяча долларов, и больше Стукалин никому не отдаст. Ни за что и никак. Не тот человек. Кстати, вот и слухи про диван в его кабинете подтвердились. Впрочем, беседовать с ним насчет экономии и нравственности я не стану.
— Владимир Николаевич, о чем разговор?
— Ты мне сначала мои денежки кровные предъяви, а то негусто их.
— Ну да, негусто, конечно. Карту-то вы заблокировали.
— Если все будет хорошо, блокировку я тебе потом сниму. Я уже своим сказал: зачем лишнее внимание привлекать? Уйдешь по-хорошему, мы тебе приказ подпишем, и заберешь свои деньги.
— Владимир Николаевич, вы что, уговаривать меня позвали?
— Я тебя просто пытаюсь из неприятностей вытащить. И не забыть себя. Короче, гони десятку, а остальное потом донесешь.
— Где я десятку-то возьму? Давайте так. Я вам сейчас аванс у друзей насобираю и принесу. Меня интересует, о чем речь. Потом договоримся. Я за недельку соберу остальное, поменяю на документы.
— Соберешь — через недельку и встретимся.
— Владимир Николаевич, я сейчас буду бегать у друзей деньги собирать абы подо что? Вы сейчас мне хоть часть расскажите за аванс, а остальное потом.
— Черт с тобой, договорились. Жду тебя через пару часов.
Слава богу, в центре Москвы офисов много, банкоматы на каждом шагу. Друзья, приятели, знакомые, сокомандники. Напрягало отсутствие мобильника — приходилось звонить с ресепшенов. Через два с половиной часа в кармане лежала тоненькая потрепанная пачка долларов и несколько пачек рублей. Доллары в бизнес-центре заряжают редко. Надеюсь, Стукалин пересчитает по курсу. Деньги он любит. На работу, конечно, ездить нужно, но контролирует он сам себя, ничего. Лишнюю кружку пива выпьет, а я за нее даже расплачусь. На всякий случай я одолжил на пять тысяч больше. С учетом остатка на моей кредитке это была нелишняя мера предосторожности. Заплачу.
Когда я зашел в ресторан «Шатер», Владимира Николаевича на веранде не оказалось. Может, хостес знает.
— Простите, а Владимира Николаевича Стукалина не видели? Он у вас часто бывает. Такой кругленький, невысокий, с красным лицом.
— Он же с вами сегодня сидел.
— А потом?
— Доел своего краба и ушел. Сказал, что вернется, а пока погуляет.
— Понятно.
В ожидании куша Владимир Николаевич решил не возвращаться на работу, а погреться на бульварах в последних лучах осеннего солнышка. Его можно понять. Впереди затяжные дожди, снег, серость. Опять же на девочек смотрит, возраст уже тот. Пойду поищу. Наверняка найду его на бульварах, и недалеко.
Я пошел вдоль скамеек, внимательно оглядывая сидящих. Офисный день еще не кончился, клерков не было. Греясь на последнем в этом году солнышке, скамейки занимали пенсионеры, парочки, школьники. Иногда бомжи оккупировали целую лавку, а вот желающих подсесть к ним не наблюдалось. А вон, кстати, и фигура знакомая. Я приблизился к Стукалину. Как-то он совсем задремал. Надо его разбудить.
— Владимир Николаевич!
Стукалин спал. Его лицо показалось мне бледноватым. Неужели размечтался о деньгах и плохо стало? Придется «Скорую» вызывать, слухи пойдут. Я потрогал Владимира Николаевича за плечо. Он не проснулся. Бледный вместо обычной краснорожести. Что с ним? Не дай бог, инфаркт. Он явно не в себе. Кстати, почему не шевелится?
Голова Стукалина упала на плечо. Я присмотрелся: из-под пиджака что-то торчало. Верхняя часть плоской железяки. Она приковала бывшего майора милиции к скамейке на Чистых прудах. Сама эта штуковина из черного металла напоминала скорее какой-то гвоздь, нежели нож.
Господи, какой же силой надо обладать, чтобы проколоть такую тушу? Так, бежать надо отсюда, бежать. «Скорую» не вызову, ничем не помогу. Я аккуратно потрогал щеку Владимира Николаевича, она была еще теплой. Медленно уходим. Позвонить? Я уже и так с регулярностью отчитываюсь то о мошенничестве, то об убийстве. Если связаться еще и с этим, сидеть не пересидеть.
Стараясь не ускорять шаг, чтобы не выглядеть подозрительно, я пошел в сторону Чистых прудов. Что дальше? А дальше домой. Да, не зря посмотрел утром «Место встречи изменить нельзя».
Прямо-таки история с Васей Векшиным получилась. Правда, он был тонкий восемнадцатилетний и погиб от рук бандитов. А что? Владимир Николаевич убит из мести? Честные граждане, которых он за время своей службы отправил в кутузку, или бандиты, которых он там же разместил при советской власти, постарались? А когда-то был стройным оперативником. Слава богу, отпечатков пальцев не осталось, да и трогал я его тыльной стороной ладони.
Я пришел домой, переоделся, налил себе чай. Надо успокоиться. Второй труп за неделю. Бр-р! В жизни они выглядят отвратительно. Через пятнадцать минут долил в кружку коньяк. Жалко переводить «Арарат» на чай, но без этого сейчас не обойтись.
План на сегодняшний день оставался невыполненным. Стоит попробовать связаться с хозяином белорусской машины. Я посмотрел на номер, предоставленный мне Робертом. Что же, пора звонить.
— Алле! — отозвался на той стороне эфира грубый голос. — Я слушаю вас.
— Николай Владимирович Хвесько?
— Да.
— Здравствуйте, вас беспокоят из страховой компании. Я не очень поздно звоню?
— Нет.
— Мы сейчас страхуем машину человека, которому вы продали свой автомобиль.
— Что, у вас какие-то вопросы?
— Да нет.
— Тогда какие проблемы? Зеленую карту до границы я купил.
— Мы готовы предоставлять скидку в соответствии с историей автомобиля.
Это было наглым враньем. Такое было принято только на Западе. У нас пока нет.
— А ко мне какие вопросы?
— Я просто хотел уточнить обстоятельства продажи.
— Не буду я вам ничего уточнять. И не приставайте ко мне больше.
Трубку повесили.
Разговор безрезультатный, хотя не совсем. Зеленую карту Николай покупал, за страховку платил — следовательно, как минимум в России он был и, скорее всего, именно на своей машине. Да и сам факт сделки не отрицает. Надо будет выяснить.
Через час в дверь снова позвонили — властно и настойчиво. Ничего хорошего ждать не приходилось. На пороге стояла Кира Королева и два милиционера, с которыми мне уже приходилось сталкиваться.
— Ну все, голубчик. Попался, — злорадно пропищала она.
— Что случилось? — спросил я.
— Ты сегодня убил Владимира Николаевича Стукалина?
— Как, когда и где?
— Вот ты нам и расскажешь.
— Я ничего не знаю.
— Ты не сможешь отпираться до последнего.
Я понимал, что надо отпираться до последнего.
— Сегодня днем на Чистых прудах. Ты где был? — злобно посмотрев, заверещала Королева.
— Дома сидел. Сначала фильм смотрел «Место встречи изменить нельзя». Потом книжку читал. Сравнивал.
— Это легко проверить.
— Проверяйте.
Я знал, что проверить это будет не так-то просто. Камера видеонаблюдения на моем доме не работала. От своего приятеля из IT-компании, монтировавшей ее, я знал, что камеры в нашем районе расставили, но не подключили. А чтобы руководство милиции этого не заметило, транслировали на экраны картинку в записи. Консьержка, когда я входил и выходил, куда-то отлучалась. Отлавливать меня по всей Москве им будет тяжело.
— Это мы легко проверим. Мобильник дай.
— Возьмите.
Следователь взяла мой телефон.
— Посмотрим, кто тебе звонил, посмотрим.
Я очень порадовался. Звонил Стукалин с левой симки. Которую, по всем правилам конспирации, выкинул после звонка. Конечно, чуть позже им выгрузят данные из СОРМсотового оператора, но и там, если они заблаговременно не поставили мой номер на прослушивание, будет только звонок от неизвестного. А мало ли таких?
Следователь набрала свой номер.
Номер высветился.
— Вася, пробей по базовым станциям, где он был.
И тут я понял, как мне повезло. Телефон сегодня весь день лежал дома. Так что прямых улик о том, что я находился в районе Чистых прудов, у них нет. Если меня, конечно, кто-то не видел. Но это выяснится не сразу.
— Какой оператор?
— МТС.
— Поедешь с нами, будешь ждать проверки.
— Пожалуйста, только потом обратно отвезите.
— Обратно мы тебя отвезем лет через пятнадцать.
— Эту историю я уже слышал.
Назад меня привез — на роскошном двухместном BMW — адвокат Лажечников, как только расшифровка местонахождения моего телефона выяснила, что он не покидал дом в течение всего вечера.