Говоря о фотодокументалистике, прежде всего следует уточнить, что под этим термином понимается по преимуществу социальная фотография – то есть посвященная общественным проблемам, социальному измерению реальности (в отличие от съемки, скажем, природных ландшафтов или же физических микропроцессов). При этом с документальной фотографией соотносятся два близких понятия. Во-первых, «прямая фотография» (straight photography) – не прибегающая к лабораторным манипуляциям, центрированная на съемочном процессе. Во-вторых, «непосредственная фотография» (сandid photography) – тоже прямая, но при этом часто «любительская» по своим техническим параметрам (легкая 35-миллиметровая камера и короткая выдержка); неформальная по композиции и нацеленная на содержание: она сфокусирована на спонтанном соучастии фотографа и его объекта, на погружение в события.

Подразделом фотографической документалистики является пресс-фотография (фотожурнализм). Правда, не целиком: фотожурнализм не ограничен документальными сюжетами, а включает также фотографию моды (fashion photography, которой будет посвящена следующая лекция), фотографию знаменитостей (celebrity photography), рекламную фотографию и другие подразделы медиума, связанные с постановочной фотографией (staged photography) и т. н. «глянцевой» журналистикой. Однако в данной лекции речь пойдет только о документальном фотожурнализме, самом ярком и мощном феномене фотодокументалистики.

На рассматриваемый период приходится пик силы массовых индустриальных (как капиталистического, так и социалистического) обществ, а вместе с тем самая разрушительная в истории (Вторая Мировая) война, нацизм в Германии, фашизм во многих странах Европы, сталинский террор в СССР и Великая депрессия в США, не говоря о прочем. Для фотодокументалистики это означает наличие богатейшего событийного ресурса, ложащегося в основу ее интенсивного развития. В это время и фотография в целом обновляет свой технический облик, превращается в органическую часть европейской и американской общественной жизни, получает всеобщее распространение.

Пионеры документальной фотографии

Фотографическая документалистика уходит корнями во вторую половину XIX века. Уже в 1851 году журналист Генри Мэйхью (Henry Mayhew, 1812–1887) публикует первое исследование условий жизни низших классов под названием «Лондон трудовой и Лондон бедный» (Lоndon Labour and London Poor), иллюстрируемое ксилографиями на основе фотоизображений. Кроме того, главными предшественниками документальной фотографии следует считать британцев Роджера Фентона, Джона Томсона и Питера Эмерсона, а также фотографическую команду Мэтью Брэйди, сотрудники которой документировали Гражданскую войну в США (обо всех уже шла речь в наших лекциях). Можно включать в число предтеч документальной фотографии и некоторых фотографов из разных стран Европы. Это итальянец, граф Джузеппе Примоли (Giuseppe Primoli, 1851–1927), голландский живописец и фотограф Георг Хендрик Брейтнер (George Hendrik Breitner, 1857–1923), британец, член The Linked Ring Пол Мартин: они начали фиксировать те события непосредственной повседневности, которые прежде считались слишком мелкими, чтобы привлечь внимание человека с фотоаппаратом.

Однако подлинная фотодокументалистика является прежде всего социальным проектом и имеет своей целью преобразование общества. Поэтому основателями, пионерами современной фотодокументалистики считают прежде всего двух великих американцев – Джейкоба Рииса (Jacob August Riis, 1849–1914) и Льюиса Хайна (Lewis Wickes Hine, 1874–1940).

Джейкоб Риис остается легендарной фигурой в истории ранней документальной фотографии, благодаря созданию обширной фотографической документации положения беднейших слоев общества. В 1870 году он эмигрирует из Дании в США. В 1877-м, после нескольких лет безработицы и жизни в трущобах Нью-Йорка, начинает работать полицейским репортером для New York Tribune. В 1880-х в качестве фотографа и активиста вместе с другими нью-йоркскими сторонниками реформ принимает участие в деятельности, призванной улучшить условия жизни иммигрантов. А в 1890-м выходит наиболее известная его публикация – «Как живет другая половина» (How The Other Half Lives), включающая 17 автотипий и 19 рисунков с его фотографий, которой суждено сыграть существенную роль в ускорении реформ и которая делает Рииса знаменитым. Теодор Рузвельт называет Рииса «полезнейшим гражданином Нью-Йорка», и предлагает ему место в своей администрации. Однако вместо того, чтобы принять предложение, Риис продолжает творческую работу, создавая книги, посвященные положению детей бедноты, эмигрантов и обитателей съемных жилищ.

Фотографии Рииса в техническом смысле являются весьма посредственными, а сам он до 1947 года остается практически неизвестен широкой публике. Однако в начале 1940-х некий любитель случайно обнаруживает его негативы, считавшиеся утерянными, и в результате этого открытия устраивается первая выставка фотографа в Нью-Йорке. В 1949-м Бомонт Ньюхолл включает фрагмент, посвященный творчеству Рииса, в новое издание своей «Истории фотографии».

Так же как и Джейкоб Риис, Льюис Хайн – дилетант в фотографии, рассматривавший ее как средство социологического исследования и распространения информации. Он родился в Оскоше (Oshkosh, штат Висконсин); изучал социологию в Чикагском, Колумбийском и Нью-йоркском университетах. Первые серьезные фотографии сделаны им в 1904-м году, на службе в Ethical Culture Fieldston School: по заданию директора этой организации Хайн снимает на Эллис Айленде (Ellis Island) иммигрантов, прибывающих в США. Цель съемки – привлечь внимание к этим людям и помочь противостоять несправедливости по отношению к ним. И, несмотря на царящий хаос и общее равнодушие, на собственную неспособность к вербальной коммуникации, на неуклюжую камеру с магниевой вспышкой, Хайну удается создать образы, возвращающие иммигрантам мужество и достоинство. В 1908–1917 годах он работает фотографом Национального комитета детского труда (National Child Labor Committee, NCLC), изъездив за это время более 50,000 миль от штата Мэн до Texaса и фотографируя подростков в шахтах, на мельницах, в полях, на фабриках и просто на улицах с целью обеспечить то «фотографическое доказательство», которому «никакое анонимное или подписанное опровержение» не сможет противостоять. Его фотографии используются в брошюрах, журналах, книгах, лекциях со слайдами, передвижных выставках, множество которых сам Хайн и организует. В течение следующего десятилетия он занимается фотодокументацией детского труда на американском производстве, участвуя в борьбе NCLC за запрет его использования. В 1906–1908 годах Хайн снимает как фотограф-фрилансер для ведущего журнала социальных реформ The Survey.

В 1908 году, вместе с художником Джозефом Стеллой (Joseph Stella, 1877–1946) он участвует в т. н. «Питтсбургском исследовании» (The Pittsburgh Survey) – этот новаторский социологический проект посвящен изучению условий и жизни в Питтсбурге, в самом индустриализированном районе страны. Во время Первой Мировой войны и сразу после нее Хайн освещает работу американского Красного Креста во Франции и на Балканах, а по возвращении на родину начинает проект «позитивной документации», надеясь показать «человеческую сторону системы». Именно эта «человеческая сторона», по его убеждению, должна быть распознана обществом, убежденным, что машины сами управляют собой. В результате в 1920– х – начале 1930-х Хайн делает цикл «рабочих портретов» (work portraits), посвященных человеческому вкладу в современную индустрию; кульминация цикла – отдельная серия «Люди за работой» (Men at Work), представляющая рабочих на строительстве Empire State Building в Нью-Йорке. В период Великой депрессии фотограф снова работает для Красного Креста, фиксируя деятельность по оказанию помощи во время засухи на американском Юге, и для Tennessee Valley Authority (Управление по развитию водного, энергетического и сельского хозяйства долины реки Теннеси), документируя ситуацию в горных районах восточной части штата. Кроме того, он служит в качестве главного фотографа Works Progress Administration (Управление развития общественных работ) в проекте национального исследования, посвященного изучению изменений в промышленности и их влиянию на проблему занятости.

В этот последний период его жизни Хайна творчески поддерживают Бернис Эббот и ее подруга, критик Элизабет МакКосланд (Elizabeth McCausland, 1899–1965): они выставляют работы Хайна в помещениях Фотолиги, в 1939-м МакКосланд публикует статью о нем в печатном органе Фотолиги, журнале Photo Notes, – все это вновь возбуждает интерес к творчеству фотографа; во всяком случае Бомонт Ньюхолл, познакомившись со статьей МакКосланд, посещает Хайна и пишет о нем. CBS и BBC приглашают его сотрудничать в создании радиопередач; New York State Museum и New York Public Library приобретают его работы в свои коллекции. Кроме того, Хайн получает заказ на создание портфолио по темам детского труда и жизни иммигрантов. Однако вспышка интереса к его творчеству длится недолго, а после его внезапной смерти (в полной нищете) этот интерес исчезает уже совершенно.

Важнейшие социальные проекты фотодокументалистики

Наверное, самый известный проект в истории документальной (и при этом не журнально-газетной) фотографии известен по названию государственной организации в США, соединяющей в одну команду, а проще говоря – нанимающей на несколько лет ряд выдающихся фотографов для выполнения совершенно конкретной общественной задачи. Речь идет о проекте Farm Security Administration (FSA, или, как это звучит по-русски, Администрации по делам малоимущих фермеров или же Федерального управления защиты сельского хозяйства), продолжавшемся с 1935 по 1942 годы. Когда в 1932-м Франклина Рузвельта (Franklin Delano Roosevelt, 1882–1945) избирают президентом, он сталкивается с долговременными проблемами Великой депрессии, для решения которых учреждает сеть правительственных агентств. Одно из них, созданное в 1935 году Управление переселения (Federal Resettlement Administration – FRA), в 1937-м получает новое имя – Farm Security Administration (FSA). Оно поддерживает уровень цен на сельхозпродукты, снабжает фермеров зерном, кормом для скота и оборудованием, а также помогает переселению фермеров из районов бедствия. Директор FRA/FSA, замминистра сельского хозяйства Рексфорд Тугуэлл (Rexford Guy Tugwell, 1891–1979), сразу же создает в подведомственной ему организации Историческую секцию (Histirical Section in the Information Division of the Resettlement Administration) и в июле 1935 назначает ее руководителем Роя Страйкера (Roy E. Stryker, 1893–1975), бывшего профессора экономического факультета Колумбийского университета. Первоначально задачей Страйкера было составление отчетов о работе FRA, для их иллюстрирования которых требовались фотографии: так Страйкер начинает собирать снимки.

Похоже, что строгого плана съемки в Исторической секции тогда не было, однако формирующийся фотоархив был сконцентрирован на изображении жизни фермерских сообществ и малых городов в проблемных регионах. Кредо фотографической программы Страйкер формулирует следующим образом: «Новостные фотографии трактуют события как единый организм, в то время как наши носят эпизодический характер. Новостные фотографии драматичны, в каждом эпизоде там заключено действие, в то время как наши показывают то, что лежит вне действия. Они освещают вещи более широко.» (News photos treat events as a single entity; ours are episodic. The news photo is dramatic; in every subject is action whereas our photograph shows what lies outside the action. It covers things more broadly).

Проект визуального документирования, результаты которого сегодня считаются «национальным сокровищем», реализуется усилиями 11 фотографов и впервые демонстрирует, что несмотря на недостаточное финансирование, а также на враждебность со стороны Конгресса и прессы, социальные проблемы могут быть представлены населению в своем живом и волнующем виде – посредством фотографии. Страйкеру удается собрать команду первоклассных профессионалов (Артур Ротштейн, специалист в области научной фотографии и бывший страйкеровский студент в Колумбийском университете; Тео Юнг; живописец и иллюстратор Бен Шан; фотографы Уокер Эванс, Доротея Ланг, Карл Миденс, Рассел Ли, Мерион Пост Уолкот, Джек Делано, Джон Вэчон и Джон Кольер – перечислены в порядке последовательности найма), которые создали архив сельской Америки времен Депрессии, состоящий из 75 тысяч снимков, отобранных из общего количества в 130–270 тысяч.

В начале проекта фотографы концентрируются на изображении картины бедствия как таковой. Однако с 1938-го под влиянием управляющих инстанций от них начинают требовать более оптимистического взгляда на вещи дабы продемонстрировать общественности позитивную динамику в разрешении социального кризиса. В 1942 году финансирование FSA перенаправляется в Отдел военной информации (Office of War Information), и таким образом деятельность FSA завершается.

Взаимоотношения между фотографами, правительственным агентством и публикой оказываются решающими для формирования этой уникальной документации. В их правильном регулировании – главная заслуга Роя Страйкера. Несмотря на известную узость взглядов в отношении к художественной стороне фотографии, на автократические замашки в использовании снимков и склонность к поверхностно позитивным образам американской действительности, именно способность Страйкера служить буфером между фотографами, бюрократами и прессой позволяет сохранить обширную документацию FSA до нашего времени. Благодаря ему большой фото-массив передается в коллекцию Библиотеки Конгресса (Library of Congress) в нерасчлененном виде (в отличие от других федерально финансируемых программ по визуальному искусству, которые исчезли сами собой или были уничтожены).

Что касается отдельных фотографов, работавших в исторической секции FSA, то первым здесь появляется Ротштейн Артур (Arthur Rothstein, 1915–1985). Он создает картотеку и фотолабораторию, а также документирует деятельность секции до тех пор, пока его самого не командируют на Юг и Запад. Там он снимает свою знаменитую «Пыльную бурю» (Dust Storm,1936), а также – в разных ракурсах – выбеленный череп вола. Последний сюжет приводит к казуистическому разбирательству: руководство не желает признавать подобный тип фотографии отвечающим целям социальной документации. При этом одни фотографы поддерживают право коллеги искать существенное содержание за пределами буквального воспроизведения ситуации, в то время как другие (в частности, Эванс) настаивают на необходимости абсолютно достоверного изображения, утверждая, что ситуацию следует находить, а не образно восстанавливать (стоит сравнить это с дискуссией в советской фотографии, возникающей в самом начале 1930-х). Кроме вышесказанного, «фотография с черепом» нарушала практику следования при съемке конкретным спискам объектов и тем, которые формировало руководство проекта.

Бен Шан (Ben Shahn, 1898–1969) приходит в историческую секцию из Отдела дополнительных навыков (Special Skills Department) в Resettlement Administration. Он обладает, вероятно, самым убедительным голосом в формировании подходов в документированию. В частности, Бен Шан убеждает Страйкера в том, что буквальной документации недостаточно для решения драматических общественных тем: для этого, по его мнению, требуются образы, эмоционально выражающие природу социальных нарушений. Наскоро обученный Эвансом обращению с «лейкой», Шан делает первые наивные снимки на улицах Нью-Йорка в русле собственных художемственных занятий. В рамках проекта он демонстрирует адекватное понимание различных сторон документации, а его споры со Страйкером и другими фотографами часто помогают прояснить необходимость интересных и эмоциональных изображений.

Карл Миденс (Carl Mydans, 1907–2004) и Тео Юнг (Theo Jung, 1906–1996) работают в проекте сравнительно короткое время, а Рассел Ли (Russell Lee, 1903–1986), прозванный Доротеей Ланг «великим каталогизатором», занимает место Миденса после ухода последнего в новообразованный Life, и остается в секции до самого конца. Уолкот Пост (Marion Post Walcott, 1910–1990), одна из сравнительно немногочисленных женщин среди профессиональных газетных фотографов того времени, зачислена в секцию в 1938-м, в тот момент, когда проект переориентируется в более позитивный формат. От Джека Делано (Jack Delano, 1914–1997), который сменяет ушедшего в 1940-м Ротштейна, тоже ожидают позитивных образов, однако его съемка тюрем и трудовых лагерей в округе Грин (Greene County, штат Джорджия) вряд ли отвечает этим ожиданиям Джон. Вэчон (John Vachon, по рождению Яков Овчаров, 1914–1975), нанятый курьером, становится ответственным за постоянно растущий архив. А Джон Кольер (John Collier), обученный ремеслу фотографа Шаном и Эвансом и пришедший в проект последним, практически не успевает сделать ничего существенного до того момента, когда историческая секция преобразуется в Отдел военной информации.

Однако основная слава проекта связана с двумя великими фотографами: с Уокером Эвансом и Доротеей Ланг. Уокер Эванс (Walker Evans, 1903–1975) – один из первых его участников; правда, его участие длится недолго – всего два года. Будучи приверженцем строгой эстетики, он работает в сугубо документальной манере, однако идет при этом гораздо дальше документирования поверхности явлений. Единственный из членов команды, он последовательно использует камеру 8x10 дюймов, не пренебрегая, правда, и меньшими форматами. Снимает преимущественно на Юге, поглощенный его «атмосферой… запахом и приметами». Эвансовские сюжеты весьма разнообразны, они включают портреты, интерьеры, жилую и фабричную архитектуру, народное ремесло и популярные артефакты. Менее всех остальных он разделяет социальные цели проекта и относится ко многим страйкеровским призывам и ограничениям с полной индифферентностью. Увольнение из проекта в 1938-м он воспринимает с облегчением.

Будучи изначально фотографом, скорее, среды, а не людей, Эванс тем не менее обладает социальным интересом, который в 1930-х ставит его лицом к лицу с жертвами Великой депрессии. Стоицизм последних мастер передает в сильных прямых изображениях. Как и его кумир Шарль Бодлер, Эванс считает, что задача художника – прямо смотреть в глаза самым тяжелым фактам действительности, сообщая о них миру: «Подлинная вещь, о которой я говорю, обладает чистотой, определенной суровостью и лишена сознательной художественной претензии» (The real thing that I’m talking about has purity and a certain severity, rigor, or simplicity, directness, clarity, and it is without artistic pretension in a self-conscious sense of the word).

В течение жизни Эванс получает множество наград, а его фотографии выставляются по всему миру, включая несколько крупных выставок в МоМА. При этом эвансовский стиль не просто оказывает сильное влияние на американскую фотографию – автор становится одной из тех крайне немногочисленных культовых фигур, которым наследуют главные фотографы США 1950–1960-х.

Родился Эванс в Сент-Луисе (Saint Louis, штат Миссури), его детство и юность проходят в Кенилуорфе (Kenilworth, штат Иллинойс). Он заканчивает Phillips Academy в Андовере (штат Массачуссетс), также в течение года изучает литературу в Williams College в Вильямстауне (штат Массачуссетс). Для завершения образования будущий фотограф работает в Публичной библиотеке Нью-Йорка (New York Public Library), а затем в Париже прослушивает курс в Сорбонне и изучает творчество Гюстава Флобера (Gustav Flober, 1821–1880) и Шарля Бодлера.

В 1927 году Эванс возвращается в Нью-Йорк и в 1928-м, и, оставив планы заниматься живописью и литературой, начинает серьезно снимать. В 1930-м его снимки используются для иллюстрирования книги «Мост» (The Bridge) его друга Харта Крейна (Hart Crane, 1899–1932). В 1931 еще один его друг, писатель, импресарио и балетный авторитет Линкольн Кирстайн (Lincoln Kirstein, 1906–1996) предлагает отчаянно нуждающемуся в деньгах Эвансу снимать викторианскую архитектуру в районе Бостона. Чтобы выполнить эту работу Эванс, использует новую для него камеру 8х10 дюймов и берет уроки по обращению с ней у фотографа Ральфа Штайнера (Ralph Steiner, 1899–1986), специалиста по местной архитектуре. Кроме того, вместе с Кирстайном Эванс в это время работает над тремя книгами. В последующие годы многие изображения Эванса публикуются в газете Кирcтайна Hound & Horn.

В январе 1932 Эванс отправляется в четырехмесячный круиз по южной акватории Тихого океана, получив предложение сделать об этом путешествии фильм. Как и другие фотографы он хочет попробовать себя в кино, видевшегося в то время технологией будущего, однако терпит неудачу. По его собственным словам, он не смог ни драматизировать сюжета, ни создать сколько-нибудь значимого визуального ряда.

В 1932 году проходит первая выставка Эванса – в Julien Levy Gallery. В 1933 Джулиан Леви вводит термин «анти-графический» (anti-graphic) для обозначения новой тенденции в фотографии, к которой, по его мнению принадлежит Уокер Эванс. Антиграфические фотографии, по мысли Леви, чужды самодостаточного формализма, внеморальны, септичны и передают саму ткань жизни. В 1935 работы Эванса участвует еще в одной выставке, организованной Леви в его маленькой нью-йоркской галерее – вместе с изображениями двух других антиграфических фотографов – Анри Картье-Брессона и Мануэля Альвареса Браво.

В 1933-м Эванс снимает на Кубе во время восстания против диктатора Жерардо Мачадо (Gerardo Machado, 1871–1939), и его фотографии иллюстрируют книгу радикального журналиста Карлтона Билза (Carleton Beals) «Кубинское преступление» (The Crime of Cuba). В 1935-м Эванс в течение двух месяцев работает для FRA, а в октябре Рой Страйкер нанимает фотографа для работы в FSA. Параллельно основной съемке Эванс фотографирует на Юге архитектуру периода, предшествующего эпохе Гражданской войны.

В 1938-м в МоМА устраивается выставка мастера «Уокер Эванс: американские фотографии» (Walker Evans: American Photographs). Сопровождающая проект книга «Американские фотографии (American Photographs)» содержит фотографический ряд, имитирующий ряд кинематографический: на разворотах ведущее изображение соединяется с дополняющим его. В том же 1938 году Эванс уходит из FSA ради совместного с писателем Джеймсом Эджи (James Agee, 1909–1955) проекта для журнала Fortune. В ходе работы они около двух месяцев живут на Юге вместе с семьями издольщиков, и в итоге возникает цикл фотографий Эванса и текст Эджи. Однако Fortune остается неудовлетворенным результатами, и только в 1941-м совместная работа Эванса-Эджи издается в форме книги «Теперь восхвалим славных мужей» (Let Us Now Praise Famous Men, цитата из апокрифической Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова, 44:1). Изображения, сделанные для FSA, и это издание составляют главный вклад Эванса в национальную фотографию.

В том же 1938 году Эванс делает прямые снимки пассажиров метро и людей на улицах, в которых отказывается от контроля за кадрированием и освещением с тем, чтобы достигнуть чистейшей документальности момента. В 1940-м фотограф получает стипендию Guggenheim Fellowship.

Будучи страстным читателем и писателем, Эванс в 1943–1945 годах служит штатным автором журнала Time, а в 1945–1965 годах – редактором и единственным штатным фотографом Fortune. Этот журнал публикует многие фотоэссе Эванса вместе с его текстами. С 1965-го и вплоть до конца жизни Эванс также является профессором графического дизайна в Йельском университете (Yale University). В 1971-м в МоМА устраивается ретроспектива фотографа.

Эвансовские фотографии сухи, экономичны, непретенциозны и ориентированы на буквальные, лишенные каких-либо манипуляций факты. Документальность для Эванса – универсальный инструмент индивидуального творчества. Уже в 1960-х, оглядываясь назад, фотограф говорит, что в действительности всегда только и занимался тем, что называет «лирической» (lyric documentary)или же “форсированной документалистикой” (heightened documentary). Начиная как “графический фотограф”, строящий изображение на основе решетки и других простейших геометрических форм, около 1929 года он быстро превращается в антиграфического мастера, разворачиваясь лицом к реальному миру со всеми его несовершенствами. В его нейтральный стиль встроена критичность к тому, что он называет “artsicraftsiness» художественной фотографии. В рамки artsicraftsiness, по Эвансу, конечно же, включается и стиглицевский эстетизм, и стайхеновский «коммерциализм». Возможно, по этой причине в эпохальной выставке Стайхена Family of Man великому фотографу достается весьма скромное место – как, впрочем (по другим причинам), и Стиглицу с Уэстоном.

Другой важнейший фотограф FSA – Ланг Доротея (Dorothea Lange, настоящее имя Dorothea Margaretta Nutzhorn, 1895–1965). В отличие от аполитичного Эванса, она снимает весьма эмоционально, и ее фотографии гораздо больше соответствуют пропагандистским целям проекта. Вместе с Шаном и Эвансом она активно влияет на Страйкера, хотя и конфликтуя с ним по поводу печати (которой хочет заниматься самостоятельно, не доверяя техникам FSA). Время от времени ланговские снимки действительно подталкивают чиновников предпринимать определенные действия для облегчения страданий фермеров-мигрантов. Самым известным снимком Ланг времен проекта, да и вообще, возможно, самым популярным изображением в истории медиума, является «Мать-переселенка» (Migrant Mother, 1936).

Доротея Ланг родилась в Хобокене (Hoboken, штат Нью-Джерси) в семье с немецкими корнями. В детстве она перенесла полиомиелит, и оставшаяся на всю жизнь хромота, по ее мнению, повысила чувствительность к чужому страданию. Окончила школу в Нижнем Ист-сайде и Training School for Teachers (Нью-Йорк). В 1914-м Ланг посещает портретную фотостудию Ар-нольда Генте (Arnold Genthe, 1869–1942) на Пятой Авеню, а в 1917–1918-м учится в Колумбийском университете у Клэренса Уайта. В 1918-м она переезжает в Сан-Франциско, где выходит замуж за известного художника Мейнарда Диксона (Maynard Dixon, 1875–1946). С 1919-го по 1940-е руководит собственной студией. В 1932-м, после десяти лет занятий студийным портретом, Ланг начинает фотографировать людей на городских улицах. В 1934-м в Camera Craft о ней выходит статья, написанная участником группы f/64 Уиллардом Ван Дайком.

В 1935 году Ланг работает для Управления по восстановлению сельских районов Калифорнии (California Rural Rehabilitation Administration) вместе с экономистом в области сельского хозяйства Полом Тейлором (Paul Taylor), за которого в том же году выходит замуж. Увидев сделанные ею в это время в Нипомо и Империал Вэлли (штат Калифорния) фотографии жизни рабочих-мигрантов, Страйкер нанимает ее в фотоподразделение FRA /FSA. Вспоминая о поступлении на работу в RA, Ланг пишет: «Я не обнаружила никакой организации. У меня не было никакой плановой работы. Был один только маленький офис, затерявшийся в удушливо жарком лете, где никто особо не представлял, что и как он собирается делать. И не было никакой критики: вы работали в атмосфере очень специфической свободы. (I didn’t find any organization. I didn’t any plan work. I didn’t find any economics professor. I found a little office, tucked away in a hot, muggy sum-mer, where nobody especially knew what he was going to do or how he was going to do it. And this is no criticism, because you worked in an atmosphere of a very special kind of freedom.)» Она продолжает работать в FSA до 1942-го, зимой снимая в Калифорнии, а летом на юге, во время экспедиций, длящихся по два-три месяца.

В 1941-м Ланг получает грант Guggenheim Fellowship для проекта “фотографического изучения американской общественной сцены», который лишается возможности завершить из-за вступления США в войну. В 1942-м по заданию Военного управления перемещений США (U.S.War Relocation Authority – WRA) она снимает насильственное переселение американцев японского происхождения в лагеря на западе США: ее снимки оказываются настолько жесткими, что военные их конфискуют. Затем в 1943–1945 годах Ланг работает в Отделе военной информации (который, как и WRA, базируется в Сан-Франциско). Многие из сделанных ею в это время фотографий безвозвратно утеряны.

С этого момента вплоть до начала 1950-х Ланг прекращает фотографическую практику за-за плохого состояния здоровья. В 1945 по приглашению Энзела Адамсa она начинает преподавать на впервые организованном отделении художественной фотографии в Школе изящных искусств Калифорнии (California School of Fine Arts – CSFA), где вместе с ней работают Имоджен Каннигэм и Майнор Уайт. В 1952-м Ланг становится одним из основателей фотографического журнала Aperture. В 1950-51 годах она ведет семинары и участвует в фотоконференциях. В какой-то момент Ланг возвращается к съемке и в 1954-1955-м работает штатным фотографом Life. С 1958 по1965 годы в качестве фотографа-фрилансера она сопровождает своего мужа в поездках-заданиях в Азию, Южную Америку и на Ближний Восток. Умирает от рака в округе Марин (Marin County, Калифорния) перед открытием своей ретроспективы в МоМА. Персональные выставки Доротеи Ланг проходят в San Francisco Museum of Art (1960), Museum of Modern Art в Нью-Йорке(1966), Oakland Art Museum (1960, 1966, 1971, 1978), Victoria and Albert Museum в Лондоне (1973). Также ее работы участвуют в проектах 6 Women Photographers, The Family of Man, The Bitter Years: FSA Photographers 1935–1941 в МоМА; Photography in the Twentieth Century в National Gallery of Canada в Оттаве; Women of Photography в San Francisco Museum of Art. Архив Доротеи Ланг передан в Oakland Museum.

Важным в истории проекта FSA становится то обстоятельство, что радикальные фотографы команды в 1936-м вступают в нью-йоркскую Фотолигу (Photo League) (1935–1951)  – одну из важнейших и влиятельнейших организаций в истории фотографии XX века. Ей предшествует Кинофотолига (Film and Photo League, создана в 1930), которая, в свою очередь, происходит от Рабочего Фотоклуба (Workers’ Camera Club) Нью-Йорка, инспирированного и поддерживаемого коммунистическими организациями. По инициативе и при финансовой поддержке Международного рабочего фонда поддержки (Workers’ International Relief), представлявшего собой американское крыло «Международной рабочей помощи» (Межрабпома (Internationale Arbeiterhilfe), бывшего частью Коммунистического Интернационала) Рабочий Фотоклуб сливается с родственной организацией Defender Photo Group в единую Кинофотолигу (МFPL), базирующуюся в Нью-Йорке.

Целью МFPL становится фотосъемка и кинопроизводство, поддерживающие рабочих в их классовой борьбе. Организация берет за образец Германское движение рабочих фотографов, основанное Уиллом Мюнстербергом (Will Münzenberg) и призванное вовлечь пролетариат в политически ангажированное кино– и фотопроизводство. МFPL ориентируется на позитивный советский опыт и пытается наладить производство собственных фильмов. Хотя ведущую роль в организации играют кинодеятели, фотография занимает здесь значительное место, а фотографы составляют большинство.

В 1920–1930-е передовая интеллектуальная жизнь западного мира сдвигается влево, отчего капитализм рассматривается в качестве виновника прошедшей мировой войны и Великой депрессии. В этом контексте советский опыт воспринимается в идеалистическом свете, а многие фотографы США имеют не просто левые, но социалистические убеждения.

В 1935-м МFPL распадается на три части. Партийно ориентированные деятели кино остаются в МFPL (вскоре ей предстоит угаснуть вовсе); другие, претендующие на создание более амбициозных документальных фильмов (в том числе и Пол Стрэнд) создают компанию Frontier Films; а фотографы, симпатизирующие Frontier Films, формируют Фотолигу (Photo League). Frontier Films тесно связана с PL в течение всего времени ее существования, а Стрэнд, будучи президентом кинокомпании, является также членом консультативного совета PL и играет важную роль в ее деятельности вплоть до своего отъезда во Францию в 1949 году.

Раскол МFPL свидетельствует об отдалении многих ее членов от Коммунистической партии, однако большинство лидеров организации остаются ее членами. Другие же, разделяющие просто левые взгляды, занимаются фотографией скорее социальной чем политической. После раскола РL остается без финансовой поддержки и вынуждена существовать на членские взносы и доходы от лекций и курсов. При этом цены на последние удерживаются на самом низком уровне ради того, чтобы любой желающий имел возможность участвовать в деятельности организации. Членство в РL открыто для всех фотографов, и здесь стойко верят в общественную миссию фотографии. Так в документе «О Лиге американских фотографов» (For A League Of American Photographers), от лица исполнительного совета организации заявлено: «Фотография имеет огромную общественную ценность. На фотографа ложится ответственность и долг создавать правдивые образы сегодняшнего мира. Более того, он должен не только показывать, как мы живем, но также указывать на логическое развитие нашей жизни».

Главная фигура в PL – Сид Гроссманом (Sid Grossman, 1913–1955), организационный гений и хороший фотограф; важные роли также играют Сол Либзон (Sol Libsohn, 1914–2001), Уолтер Розенблюм (Walter Rosenblum, 1919–2006 — многолетний президент) и Дэн Вайнер (Dan Weiner, 1919–1959). Пол Стрэнд выступает в качестве советчика, преподавателя и лектора. Аарон Сискинд в течение четырех лет ведет так называемый «Гарлемский проект» – одну из многих существующих программ. Все, вовлеченные в деятельность PL, работают здесь бесплатно.

Большинство членов организации принадлежат к рабочему классу Нью-Йорка (и, соответственно, проживают в районах Нижнего Ист-сайда, Бруклина и Бронкса). Преимущественно это дети первого поколения иммигрантов, главным образом еврейского происхождения. Кое-кто из них является профессиональным фотографом, большинство же работает на низкооплачиваемой работе, хотя некоторые, после обучения в PL, становятся известными фотожурналистами. PL занимает небольшой лофт третьего этажа (бывшее помещение МFPL, включавшее выставочный зал, комнату встреч, лабораторию и школу для членов организации).

Школа PL, директором которой является Сид Гроссман, предлагает курсы по технологии, истории, эстетике и практике фотографии. Благодаря ему, уровень преподавания здесь чрезвычайно высок (сам Гроссман вместе с Либзоном ведет документальный курс). Помимо курсов Школа организует и отдельные выступления известных фотографов. Обучение имеет сугубо практический характер: студенты посылаются для съемки в различные сообщества Манхэттена, а приносимые ими фотографии обсуждаются. Заключительный этап некоторых курсов включает критический разбор студенческих работ Полом Стрэндом.

Школа PL в те времена является единственной некоммерческим учебным заведением в США, и за время своего существования выпускает более 1500 фотографов. Существующий в ней революционный подход к обучению призван «помочь студенту узнать мир, развить личное, философское и визуальное восприятие, которое ведет к индивидуальному направлению в фотографии» (to help the student ‘discover the world; to develop a personal, philosophic, and visual perception which would load to an individual direction in photography). Методика PL впоследствии перенимается многими курсами фотографии в школах искусств, хотя ни одна из этих школ не достигает уровня PL.

Так же как и Стрэнд, другие видные фотографы (включая Бернис Эббот и Маргарет Бурк-Уайт) являются членами консультационного совета Фотолиги. Они убеждают других известных профессионалов участвовать в образовательной деятельности организации и выставлять свои работы. Среди таких профессионалов оказываются Энзел Адамс, Анри Картье-Брессон, Эдвард Уэстон и Льюис Хайн. Виджи делает в PL свою первую выставку и становится ее энтузиастическим членом.

Список фотографических героев этой организации во многом соответствует взглядам Стрэнда, которые были выражены им в статьях 20-х годов, направленных против пикториализма. В него входят Эжен Атже, фотографы FSA, Джейкоб Риис, Альфред Стиглиц, сам Стрэнд, Льюис Хайн и Эдвард Уэстон – то есть все, кто отказывается от дополнительных манипуляций при работе с камерой.

Одним из ключевых направлений деятельности Лиги становится издание ежемесячного бюллетеня «Фотографические заметки» (Photo Notes). Несмотря на низкое качество печати и отсутствие репродукций, он превращается в важнейшее периодическое издание по фотографии. Бюллетень содержит подробности жизни PL, обзоры текущих фотографических выставок; в нем публикуются новые тексты по фотографии и перепечатываются некоторые классические статьи. Распространяется он бесплатно в галереях и музеях, привлекая таким образом внимание к организации.

По окончанию войны, когда состав организации пополняется за счет возвращения старых участников и притока новых, возникают и финансовые возможности для расширенного ведения деятельности. Однако в этот момент Генеральный прокурор вносит PL в список подрывных антиамериканских организаций. В 1949-м начинается судебное разбирательство против Сида Гроссмана, затеянное одним из бывших членов PL, заявившим, что Гроссман рекрутировал его в компартию. Гроссмана включают в черный список, он принужден уйти из организации и прекратить преподавательскую деятельность. Вынуждают уехать во Францию и Пола Стрэнда; школа закрывается, а пресса перестает упоминать о событиях, организуемых Фотолигой. В результате аудитория PL драматически сокращается и в конце концов в 1951-м у организации не оказывается денег даже на оплату ренты. Однако за 15 лет своей деятельности PL создает устойчивый организационный механизм для поддержки фотографии и роста ее общественного признания в Нью-Йорке; когда этот город как раз и становится мировым фотографическим центром.

Самым масштабным и оригинальным проектом в истории документальной фотографии можно считать формирование особого типа документально-пропагандистской фотографии в СССР. Формально ее следовало бы рассматривать в следующей части лекции, где речь идет о пресс-фотографии, поскольку в 1930-е вся советская фотография была целенаправленно подчинена печатной индустрии. Однако по сути советский фотожурнализм не имеет целью производство новостной информации, как и вообще информации, стремящейся к объективности. Он является инструментом грандиозного тоталитарного общественного преобразования и призван создавать иллюстрации идеологических моделей.

Фотография в Советской России с самого начала включается в проект строительства коммунизма-социализма. Чем дальше (от 1920-х к 1930-м), тем больше она привлекается к участию в пропаганде нового строя, подчиняется идеологической дисциплине и соединяется с массовой прессой.

В 1923 году нарком просвещения Анатолий Луначарский (1875–1933) заявляет: «Как каждый образованный человек обязан иметь часы, так он должен уметь владеть карандашом и фотографической камерой. И это со временем будет. В Советской России будет как всеобщая грамотность вообще, так и фотографическая грамотность в частности». И действительно, параллельно с введением всеобщей грамотности в СССР активно стимулируется массовое (любительское) фотодвижение, которое пытаются поставить на службу строительства социализма.

В 1930-м в первом номере журнала «СССР на стройке» (издается в 1930– 1941-х и в 1949-м) в качестве кредо издания помещены слова Максима Горького (настоящее имя Алексей Максимович Пешков, 1868–1936): «Фото должно быть поставлено на службу строительства не случайно, не бессистемно, а систематически и постоянно» (сравните с кредо журналов VU или Life). Таким образом, между той специфической «правдой», которая на протяжении всей предыдущей истории медиума так или иначе ассоциируется с фотоизображением, и новой истиной идеологической установки устанавливается знак абсолютного равенства. И за несколько лет выстраивается реальная организационно-производственная структура фотографии. При этом удивителен параллелизм общей эволюции медиума в двух противоположных социально-экономических системах – со свободным предпринимательством и частной собственностью в первом случае и жестко централизованным (идеологически направляемым) строительством целокупного искусственного общества во втором. Несмотря на множество последующих различий, в основе лежит один и тот же процесс тотального втягивания фотографии в индустрию иллюстрированной прессы.

По окончании Гражданской войны, после того как расформировываются учреждения, ведающие агитацией и пропагандой, фоторепортаж в советской России находится в упадке. Фоторепортеры уходят в кино, в студийную фотографию и на преподавательскую работу. Потребность в событийно-новостных снимках возрастает вновь только с 1923-24 годов, когда начинается издание иллюстрированных журналов и улучшается печатная техника в газетах.

Примерно в это время возобновляется и деятельность фотографических объединений – Русского фотографического общества (РФО), ведущего до революции; Всероссийского общества фотографов (ВОФ) и ряда провинциальных сообществ. С 1926 года начинает выходить журнал «Фотограф», посвященный художественным и техническим проблемам фотографии. Тогда же московские фоторепортеры объединяются в Ассоциацию фоторепортеров при Доме печати – первую организацию советских фотожурналистов, которая ставит своей целью освоение принципов репортерской фотографии и в апреле 1926-го проводит (в Доме печати) первую выставку фоторепортажа. В том же 1926-м акционерное общество «Огонек» приступает к изданию журнала фотолюбительства и фоторепортажа «Советское фото».

Слой профессиональных фоторепортеров предполагается многократно усилить; с этой целью ведется активная подготовка любителей и вовлечение их в массовое фотографическое движение (альтернативное крайне узкой системе фотографического образования). Соответственно в середине 20-х начинают появляться любительские фотокружки, объединяющие рабочих, служащих, крестьян, студентов; такие кружки должны стать базой преобразования индивидуального занятия фотографией в коллективное. В 1927–1929 годах в Москве проходят первые фотовыставки этих кружков. Снимки на них подписаны не именем автора, а названием кружка. Обществу друзей советского кино (ОДСК) поручается наладить работу с фотолюбителями, а ячейкам ОДСК предписано создавать фотокружки в своем составе. Общее руководство этим процессом осуществляет фотокинолюбительская секция при

Цент ральном совете ОДСК. К концу 1920-х в нее входят около 1000 кружков с более чем 10,000 любителями. В начале 1927-го ОДСК заключает соглашение с ТАСС об использовании лучших работ кружковцев в прессе, а его фото-кинолюбительская секция участвует в «Выставке советской фотографии за 10 лет» (раздел «Фотография в рабочих клубах»). Однако тремя месяцами спустя после закрытия экспозиции поступает указание агитпропа ЦК ВКП(б) (оформленное в декабре того же года в виде резолюции по фотоработе на IV Всесоюзном совещании рабселькоров) о том, что «фотолюбительство должно быть увязано с рабселькоровским движением… целиком направлено в общественное русло» путем «привлечения фотолюбителей к участию в низовой печати». Фотолюбитель, участвующий в работе печати, теперь называется фотокором, а фотокружки прикрепляются к редакциям стенной и низовой печати. Именно последние снабжаются аппаратурой и материалами, а индивидуальное снабжение сокращается до минимума.

В 1929 году в московском Политехническом музее проходит Вторая выставка работ фотокружков Москвы и Московской губернии с участием 125 кружков, а также известных фоторепортеров Аркадия Шайхета, Александра Родченко, Бориса Игнатовича, Бориса Кудоярова (1898–1973), Романа Кармена (1906–1978), Дмитрия Дебабова (1901–1949).

В 1930-м в целях «политизации фотодвижения» распускаются РФО и ВОФ, закрывается журнал «Фотограф», ликвидируются провинциальные фотообщества и расформировывается ГАХН (Государственная Академия художественных наук). Таким образом, с фотографической сцены вытесняются адепты «художественной фотографии», придерживающиеся стилистики пикториализма и принадлежащие к тому, что именуется «старой школой» (параллельно тот же процесс происходит и на Западе – разница лишь в том, что в СССР вытеснение достигается административно-насильственными методами). Самым крупным проектом мастеров «старой школы» в 1920-е был проект «Искусство движения», осуществленный совместно ГАХН и РФО в целях изучения движения человеческого тела. В процессе исследования такое движение разделялось на три основные группы: движения художественного типа; физкультурные движения; движения участников трудовых процессов. В рамках проекта были организованы четыре экспозиции: в 1925 (закрытая выставка, на которой демонстрируются этюды обнаженной натуры); в 1926, 1927 и 1928 годах. А в 1929-м в «Советском фотографическом альманахе» выходит разгромная статья «О «правых» влияниях в фотографии», где авторы «старой школы», являвшиеся основными участниками выставок «Искусство движения», объявляются агентами буржуазного влияния. Разделение на «общественную» и «художественную» фотографию теперь означает ассоциацию конкретных фотографов с пролетарской или буржуазной культурой. А год спустя резко политизируется и позиция журнала «Советское фото». Как в это время заявляет «Советский фотографический альманах»: «Стилистика фотографии в Советском Союзе пойдет особенными путями, неизвестными и недоступными капиталистическому Западу».

В 1931 году проходит Всесоюзное совещание по вопросам рабселькоровского движения при газете «Правда», на котором принимается решение об изменении форм организации фотодвижения. Теперь место постоянного кружка должна занять временная фотобригада, создаваемая на короткий срок для решения очередных идеологическо-новостных задач: съемок весеннего сева, процесса контроля качества или, скажем, техучебы. Руководство бригадами по-прежнему остается за редакциями местных газет, которые теперь избавляются от необходимости заниматься каждодневной работой с фотокружками, а могут просто поручать сбор необходимого им визуального материала обретшему профессиональные навыки фотокоровскому активу.

Сливки актива (а таких не более 150 человек) обеспечивает заказами созданное в 1931-м Союзфото, всесоюзное объединение, занятое выпуском фотоиллюстраций для прессы, книжных издательств и пр. Благодаря существованию этого монопольного фотоконцерна вводится в практику оперативное размещение фотоинформации о важнейших событиях в витринах в центре больших городов, выпуск фотосерий о героях и передовиках, которые в виде малоформатных экспозиций демонстрируются на предприятиях, в колхозах и совхозах. Массовый сектор Союзфото, руководящий движением фотокоров, издает в 1931-32 годах газету «Фотокор»; руководители организации составляют также редколлегию журнала «Пролетарское фото» (до 1931 года – «Советское фото»).

Массовое движение фотолюбительства без государственной поддержки сходит на нет (в 1937-м на Первой Всесоюзной выставке фотоискусства оно представлено уже всего лишь 150 снимками, из которых треть принадлежит юным любителям, а остальные – «начинающим фотоработникам», т. е. профессионалам). На рубеже 1920-30-х фотографическая сцена представлена четырьмя различными группами профессионалов: фоторепортерами, фотокорами (бывшими любителями), фотографами ателье и фотографами «старой школы». Причем активную роль играют лишь первые две группы (а по сути – одна двухсоставная) – в согласии с директивным политическим тезисом «фоторепортаж есть высшая форма художественной фотографии»

За год до знаменитой штутгартской Film und Foto, весной 1928-го открывается большая «Выставка советской фотографии за 10 лет», посвященная 10-летию революции (более 8,000 экспонатов). На ней фотографическая деятельность продемонстрирована в широком диапазоне – фотохроника, художественная, научно-техническая фотография, достижения рабочего фотолюбительства, изделия фотопромышленности, литература по фотографии и пр. В подготовке выставки участвуют: РФО (действующее в те годы под эгидой ГАХН, в которой существует научный отдел фотографии), Всероссийское общество фотографов-профессионалов, Ассоциация московских репортеров, фотокинолюбительская секция Общества друзей советского кино, журналы «Советское фото» и «Фотограф», Фотокинотрест, профсоюзы, госучреждения и музеи, активно использующие материал медиума. В оргкомитет входят зампред Совнаркома Ян Рудзутак (1887–1938) и нарком просвещения Анатолий Луначарский, а в жюри в качестве экспертов участвуют художник и искусствовед Игорь Грабарь (1871–1960), искусствоведы Анатолий Бакушинский (1883–1939), Яков Тугенхольд (1882–1928), Алексей Федоров-Давыдов (1900–1969).

Фоторепортеры к началу 1930-х становятся ведущей силой советской фотографии. В их составе выделяется группа мастеров, работающих в 1920-начале 1930-х в стилистике авангардной (конструктивистской) фотографии (которых чаще всего называют «левыми формалистами»). В 1930-м в художественном объединении «Октябрь» создается фотосекция, возглавляемая Александром Родченко, члены которой и называются левыми формалистами. Эта фотосекция превращается в самостоятельную группу под тем же названием в мае 1931-го в процессе подготовки к выставке московских репортеров «Пятилетку в 4 года» в Доме печати. Последняя более известна как выставка группы «Октябрь», поскольку ее ядро составляют работы участников группы: Дмитрия Дебабова, Бориса Игнатовича, Ольги Игнатович, (1905–1984), Бориса Кудоярова, Елеазара Лангмана (1895–1940), Александра Родченко, Абрама Штеренберга (1894–1979) и др.

Летом 1931 года журнал «Пролетарское фото» (преобразованный из «Советского фото»), объявляя в первом своем номере о большевистской перестройке фотографии, устраивает «творческую дискуссию» по поводу выставленных работ «Октября» и именует деятельность группы «резким формалистическим уклоном». Таким образом, после разгрома «правых» фотографов «старой школы», наступает очередь их противников – левых, конструктивистских фоторепортеров. А во втором номере журнала инициативная группа из 10 человек объявляет о создании Российского объединения пролетарских фотографов (РОПФ), и публикует манифест (подписанный Аркадием Шайхетом, Максом Альпертом (1895–1980), Романом Карменом, Яковом Халипом (1908–1980) и др.), где говорится о создании единого стиля пролетарской фотографии (причем выработка «стиля и формы должны проходить в процессе обслуживания печати» и в беспощадной борьбе с правым и левым уклонами). РОПФ требует от «Октября» полного признания своих ошибок и произведений, сделанных с классовой позиции. Группа «Октябрь» отвечает открытым письмом, в котором отказывается от приписываемых группе взглядов (к письму приложены две теоретические статьи), отмежевывается от художественного объединения «Октябрь», заявляет о том, что считает задачей дня борьбу с правой опасностью в фотографии и сообщает об исключении Родченко из своего состава («ввиду систематического отказа от участия в практической перестройке»).

Внутренняя борьба между фоторепортерскими группами продолжается, однако, недолго. В апреле 1932 года выходит постановление ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций», по которому все прежние группировки в искусстве (в том числе и в фотографии) распускаются, образуется система Союзов по различным видам творческой практики и внедряется всеохватывающий метод социалистического реализма. А в сентябре того же года Д. Дебабов, Е. Лангман, Б. Игнатович, А. Штеренберг из бывшего «Октября», а также другие фотографы через газету «Вечерняя Москва» обращаются к общественности с предложением создать «Союз советских фотографов» по аналогии с прочими Союзами. Но вместо этого РОПФ преобразуется в «Творческое объединение работников печати».

На протяжении 1930-х годов идеологические установки в отношении содержания, технологии создания и стилистики документальной фотографии постоянно изменяются. Характерно, например, обсуждение правомерности использования постановочной съемки в фоторепортаже. Повод для дискуссии дает репортажная серия М. Альперта «Гигант и строитель» (1931), герой которой, некто Калмыков, один из строителей Магнитогорска. Для создания целостности повествования Альперт выбирает метод постановочной инсценировки недавнего прошлого своего героя (которое не может снять прямо, документально), – и критик Леонид Межеричера (1898–1938) заявляет, что серия «является инсценировкой, которая необходима и желательна и оправдывается интересами большевистской фотоинформации».

Сдвиг от информации к программной идеализации действительности, которая никогда не был чужда советскому фоторепортажу, теперь получает легитимные основания. Более того, мастерам медиума прямо вменяется в обязанность создавать модели для подражания, причем эти модели самым противоречивым образом ассоциируются с существовавшими в недавно ошельмованной художественной фотографии старого образца. Фотоисторик Сергей Морозов в статье «Разговор по совести», в № 6 (1934) журнала «Советское фото» (который с этого года вновь выходит вместо «Пролетарского фото») пишет, что «некоторые недавние мастера, привыкшие снимать домны, станки, комбайны с людьми и без оных, оказались беспомощными в показе здорового и красивого человеческого тела», что «в действительности происходит смена героев» и «вырос спрос на красивый художественный снимок».

В связи с этим происходит частичная реабилитация фотохудожников «старой школы». В апреле 1935 в Москве, в помещении Всекохудожника на Кузнецком мосту открывается Выставка советского фотоискусства, где демонстрируется 450 снимков, авторами которых являются как мастера фоторепортажа (в том числе прошедшие «перевоспитание» в прессе левые формалисты из бывшей группы «Октябрь» – А. Родченко, Е. Лангман, Д. Дебабов, Б. Кудояров, А. Штеренберг), так и фотографы «старой школы» (Николай Андреев (1882–1947), Александр Гринберг (1885–1979), Юрий Еремин (1881–1948), Василий Улитин (1888–1976), Моисей Наппельбаум (1869–1958), – их, по словам члена жюри М. Гринберга, следовало «приобщить… к нашей линии».) После закрытия выставки представители всех трех ветвей советской фотографии (левого (А. Родченко) и правого (Ю. Еремин) формализма, а также фоторепортажа (Анатолий Скурихин, 1900–1990) приглашаются на встречу с ответственным редактором газеты «Известия» Николаем Бухариным (1888–1938). В результате этой встречи Еремина и Скурихина направляют в творческие командировки.

А два года спустя (в ноябре 1937-го) в Музее изобразительных искусств им. Пушкина открывается крупномасшабная (1500 работ) Первая всесоюзная выставка фотоискусства , которая затем показывается в Ленинграде и Киеве. Дизайн экспозиции поручен Родченко, а основная масса изображений принадлежит столичным мастерам. Лучшие работы выставки закупаются Государственной Третьяковской галереей. Дипломы первой степени получают исключительно фоторепортеры, а дипломов второй степени удостаиваются бывшие левые и правые формалисты. Таким образом, утверждается новый баланс в отношении коммунистических властей к разным ветвям отечественной фотографии.

В два межвоенных десятилетия в советской фотографии активно разрабатываются различные формы иллюстрируемого с помощью медиума повествования. Главными из них становятся фотомонтаж, фотосерия и фотокнига.

В 1920-х происходит расцвет фотомонтажа. Он применяется в самых разнообразных сферах – в агитации и пропаганде, в рекламе, в дизайне книг и периодической печати. Порой произведения, выполненные в этой технике, обретают монументальный размах. Так к 1 мая 1932 года в ленинградском отделении Союзфото художник М. Разулевич создает фотокартину на тему сталинской цитаты «Реальность нашей программы – это живые люди»: фрагменты 300 снимков монтируются в изображение размером 1,5х2,5 метра, с которого делаются сверхувеличения, помещающиеся затем на всех вокзалах города. Также обширным полем для применения фотомонтажа становится открывшаяся 1 августа 1939 Всесоюзная сельскохозяйственная выставка (ВСХВ), где ударными элементами оформления являются фотопанно на основе сверхувеличения. Ведущие мастера фотомонтажа – Александр Родченко, Лисицкий Эль (настоящее имя Лазарь Лисицкий, 1890–1941) и Густав Клуцис.

Одной из форм бытования фотомонтажа является т. н. фотокнига, в которой снимки соединяются между собой, с книжной конструкцией и текстом. О ней журнал «Журналист» (№ 2, 1927) пишет как о «книге будущего», которая будет» полна фотоснимков: они разгрузят книгу от многих страниц текста». Проблемы визуальной книги в 1920-30 годах наиболее активно разрабатывает Эль Лисицкий: «Мы стоим перед формой книги, где на первом месте стоит изображение, а на втором буква. Возможно, это время уже близко».

Однако фотомонтаж (как и единичный фотокадр) выглядит чрезмерно абстрактной формой для повсеместного и оперативного использования. По этой причине ангажированная советская фотография (подобно западной пресс-фотографии) ищет более естественных, «правдивых» типов иллюстрированного нарратива. В согласии с этой тенденцией теперь совершается переход от отдельных кадров не к их (фото)монтажу (как в конструктивистской практике), а к фотосерии.

Александр Родченко был единственным из советских фотографов, кто прошел путь от художественно-авангардистских опытов к фоторепортажу и профессиональному занятию полиграфическим дизайном не в силу идеологических обстоятельств, а в согласии с внутренней логикой своего творчества. В 1929-м он создает ранний образец подобной фотографической серии – его серия «Газета» публикуется в журнале «30 дней» (постоянно использующем фотосерии для иллюстрирования очерков). Она включает 25 снимков, изображающие путь создания газеты от работы редакции и типографии до первых читателей. А журнал «Даешь» во всех выпусках 1929 года отдает две-три полосы в распоряжение фоторепортеров, и в каждом номере Родченко и Борис Игнатович монтируют собственную тему – 3–9 снимков на полосе.

Международным хитом практики фотосерий становится проект «24 часа из жизни московской семьи Филипповых», публикуемый в 1931 году сначала в зарубежных, а затем в советских журналах. Эта серия снимается за пять дней бригадой «Союзфото» в составе редактора-организатора Л. Межеричера и фоторепортеров А. Шайхета, М. Альперта и С. Тулеса по заказу австрийского Общества дружбы с СССР для организуемой им выставки. Газета «Правда» от 24 октября 1931 года объявляет серию образцом фотопропаганды. А «Пролетарское фото» призывает каждого овладеть серийной съемкой, возводя это в ранг политической задачи фотографии. Таким образом, производство фотосерий в «Союзфото» ставится на поток и выполняется бригадным методом. Впоследствии фотосерия приходит к малой форме в 10–15 снимков, снимаемых одним-двумя авторами. В середине 1930-х такую серию именуют уже фотоочерком.

В 1932 году, основываясь на материале уже созданных крупных фотосерий, критик Б. Жеребцову («Пролетарское фото», № 9) делает заключение, что: «уже довольно давно в порядок дня поставлен вопрос о создании «фотографической книги», состоящей из одних фотоснимков с минимальным текстом». Он называет такую фотокнигу «фотографическим фильмом», который у него ставится выше фотосерии, но при этом следует принципам либо фотосерии, либо фотомонтажа. Образцовым воплощением принципов фотофильма становится журнал «СССР на стройке», где Эль Лисицкий и А. Родченко создают совершенные образцы художественно-публицистического рассказа в визуальной форме. Эль Лисицкий также является автором фотоальбомов, построенных на ассоциативных связях «монтажных эпизодов», значительную часть дизайна которых составляют сложные фотомонтажи: это «СССР строит социализм» (1931); «Рабочее-крестьянская красная армия» (1934); «Индустрия социализма» (1935); «Пищевая индустрия» (1936). В том же направлении активно работает и Родченко.

Бориса Игнатовича (1899–1976), как и Родченко, можно считать крупнейшим мастером советского фотографического авангарда. Однако, в отличие от своего коллеги, Игнатович никогда не рассматривал собственное творчество в качестве самодостаточной визуальной практики, с самого начала идентифицируя его с пресс-фотографией. Уроженец Луцка, в 1918–1919-м, после окончания гимназии, он работает литературным сотрудником в украинских газетах, в 1920–1921-м – служит редактором газет «Красная Башкирия» (Уфа), «Горняк» (Москва), заведует редакциями юмористических журналов «Бузотер», «Дрезина», «Смехач». В 1927–1929 годах служит фоторедактором и фотокорреспондентом крестьянской газеты «Беднота» (Москва). Сотрудничает с журналами «Даешь», «Прожектор», Огонек».

В 1930–1932 годах Игнатович участвует в фотогруппе «Октябрь», а также снимает (в качестве оператора) документальные фильмы. В 1931-м он делает программный материал о Ленинграде для журнала «СССР на стройке». В середине 30-х возглавляет фотобригаду (т. н. «бригада Игнатовича»), работающую для «Вечерней Москвы» и агентства Союзфото. В 1937–1941-м работает фотокорреспондентом журнала «Строительство Москвы».

В первые годы Великой Отечественной войны Игнатович служит фотокорреспондентом газеты «Боевое знамя» 30-й армии, а в1943–1945-м его откомандировывают в Студию военных художников имени Грекова. Также в 1943-м он работает как фотокорреспондент в партизанских отрядах. После войны сотрудничает с различными журналами, занимаясь цветной фотографией, пейзажем и портретом. В 1963-66 годах возглавляет секцию фоторепортажа в крупнейшем фотоклубе страны – клубе «Новатор» (Москва).

Третье (после Родченко и Игнатовича) крупнейшее имя в довоенной советской фотографии – Аркадий Шайхет (1898–1959). Он родился в бедной семье в Николаеве (ныне Украина). В возрасте двенадцати лет поступил на местный судостроительный завод и проработал там четыре года. В 1920-м Шайхет приезжает в Москву и устраивается ретушером в ателье «Рембрандт» на Сретенке. Тогда же начинает снимать для «Рабочей газеты» (фотографии сугубо непостановочного характера, посвященные повседневной жизни). В 1924-м фотограф приглашен в еженедельный журнал Московского губернского Совета профсоюзов «Московский пролетарий», где его снимки (чаще всего изображающие социальные типажи в реальной среде) регулярно появляются на обложках и центральных разворотах. В 1925-м начинает работать для «Огонька». В первый же год работы Шайхет делает свои программные фотографии «Лампочка Ильича» и «Открытие Шатурской электростанции». Весной 1926-го он участвует в первой выставке фоторепортажа Ассоциации московских фоторепортеров, показывая крупноплановые, с острой кадрировкой фотографические изображения. В 1928-м участвует в выставке «Советская фотография за десять лет», где представлены 60-его снимков (сделанных с верхней и нижней точек зрения). В январе 1930-го Шайхет участвует в фотовыставке журнала «Огонек» в московском Доме печати, где показывает целых 150 (всего в экспозиции было 400) снимков с использованием опыта конструктивистской фотографии, сделанных за предшествующие пять лет (среди них – «Монтаж глобуса», «Работа металла», «Трактора на пашне»; серии «Работа рук», «Астрахань – город хлебный», «Московская теснота»). Летом 1931 года в составе фотобригады репортеров (вместе с

М. Альпертом, С. Тулесом и руководителем-редактором Л.Межеричером) он участвует в создании классической серии «24 часа из жизни московской рабочей семьи» (78 снимков) для австрийского Общества друзей СССР в Вене (в серии присутствует характерное для этого мастера деление на главы и включение репродукций подлинных документов).

В 1931-м Шайхет входит в состав инициативной группы по созданию Российского объединения пролетарских фотографов (РОПФ), противостоящего левой группе «Октябрь», однако в групповых конфликтах участия практически не принимает, посвящая все время работе. В 1931–1934 годах он активно работает для «Огонька», «Правды» (в частности, в 1934-м снимает встречу челюскинцев), «СССР на стройке» и «На стройке МТС и совхозов»; его основная специальность – тематические фотоочерки, что предполагает командировки по всей стране. Летом 1935-го фотограф участвует в Выставке мастеров советского фотоискусства (Москва), на которой представлен 21 снимок (в том числе «Лыжный поход красноармейцев» (1929) и «Утренняя зарядка» (1927). Сам Шайхет не относит себя к фотоавангарду, однако в съемке активно использует «левые» приемы. В 1937-м он показывает 16 своих фотографий на Всесоюзной выставке фотоискусства, а с 1938-го работает в «Иллюстрированной газете» (в эти годы, стараясь избежать профессионального участия в политических кампаниях, находится в постоянных командировках).

Во время Великой Отечественной войны Шайхет работает фотокорреспондентом «Фронтовой иллюстрации». Также печатается в «Правде», «Красной звезде», «Комсомольской правде». Он много снимает на передовой, участвует в боях (складывающийся в это время шайхетовский кадр строится на укрупненном изображении конкретного персонажа, выхваченного из массы). Под Кенигсбергом вместе с шофером на редакционном грузовике вывозит с поля боя 15 раненых, за что одним из немногих фотокорреспондентов награждается орденом Красного Знамени (также награжден орденом Отечественной войны). В послевоенные годы работает в журнале «Огонек».

Рождение и расцвет пресс-фотографии

Первая в мире иллюстрированная еженедельная газета London Illustrated News , выходящая с 1842 года сразу же начинает использовать фотографии при создании своего изобразительного ряда. Через год к ней присоединилась немецкая Leipziger Illustrirte Zeitung . В 1886 парижская Le Figaro начала публиковать фотографические эссе Надара и его сына Поля. 1880-ми годами датируются и первые фотографические репродукции, а журналом, впервые использовавшим репродуцированные фотоизображения, становится Illustrated American (около 1890). С 1896-го The New York Times начинает выпускать фотоприложение раз в две недели. А после изобретения в начале 20 века ротогравюры газеты вводят в практику выпуск воскресных фотоиллюстрированные приложений. В 1904 London Daily Mirror начала использовать фотографии ежедневно, уровняв фотоизображения с текстовой информацией под лозунгом «Смотрите новости, снятые камерой» (See the News Through the Camera). Однако только с 1920-х происходит прорыв в производстве фоторепродуцированных изображений. С одной стороны, после Первой мировой войны, с появлением новых маркетинговых стратегий появляется огромная потребность в рекламных фотографиях. С другой же, усовершенствованное (полутоновое) репродуцирование фотоизображений в периодической печати (несколько позже распространяющееся и на цветную фотографию), порождает спрос на новостную и специализированную (главным образом, журнальную) прессу, зарождающуюся в 1920-х, а в 1930-х уже вошедшую в полную силу. Пионерами этого процесса становятся два немецких издания – Berliner Illustrierte Zeitung (BIZ, основано еще в 1890-м, к 1930-му тираж достигает двух миллионов экземпляров) и Munchner Illustrierte Presse (MIР, основано в 1923-м, расцвет переживает после 1929-го под руководством Стефана Лоранта (Stefan Lorant, 1901–1997).

Однако, помимо применения усовершенствованного механического репродуцирования, существует и другой фактор, обеспечивающий бурное развитие фотожурнализма. Это изобретение фотографических камер нового типа. Так в 1924 году предприятие Генриха Эрнеманна (Heinrich Ernemann, 1850–1928) выпускает среднеформатную (6х4.5 см) камеру Ernox (которую в 1925 сменяет камера Ermanox (6х9 см), а в 1926 у нее появляется зеркальная версия). Объективы, которыми оснащены камеры Эрнеманна, позволяют использовать экспозицию до одной тысячной доли секунды и прежде не знакомые длины фокуса, что дает возможность съемки при слабом освещении без вспышки.

Однако Ermanox оказывается превзойден, когда на рынке появляется один из главных шедевров всей истории производства фотографических камер – Leica. Ее создатель – Оскар Барнак (Oskar Barnack, 1879–1936), работающий на предприятии Эрнста Лейтца (Ernst Leitz, 1843–1920) E.Leitz Optische Werke в Вецларе (Wetzlar, Германия), еще в 1913-м использует для своего детища ролик пленки стандартного киноформата 35 мм, но увеличивает изображение на ней до 24x36 мм (ролик рассчитан на 36–40 кадров с классическими с тех пор пропорциями 2:3). А его слова «малые негативы – крупные изображения» обозначают подход, благодаря которому в фотографии вскоре происходят революционные перемены. Новую камеру Leica I сразу после ее выпуска ждет мгновенный успех на весенней ярмарке в Лейпциге в 1925-м. Она очень компактна и надежна, позволяет менять объективы, может использоваться незаметно и в самых неблагоприятных условиях. Впоследствии она создает даже популярный стиль съемки, именуемый Leica photography (правда, часть пресс-фотографов по-прежнему предпочитает камеры более крупных форматов, такие, например, как двухобъективный Rolleiflex, созданный в 1929-м Franke & Heidecke).

35 миллиметровая пленка с ее легкостью экспозиции и малым размером идеально подходит к стандартам новорожденной пресс-индустрии с ее жесткими дедлайнами. Прежде всего, с приходом формата 35 мм окончательно меняется прежний тип изображения, сформированный в XIX веке под прямым влиянием изобразительного искусства с его композиционными и тонально-цветовыми стандартами (первым ударам по этим стандартам становится любительская фотография, распространившаяся в результате Kodak-революции). А вместе с тем радикально меняется и процедура производства фотоизображений для массовой печати. Чаще всего снимки проявляют и печатают не сами фотографы, а техники в профессиональных лабораториях. На долю фотокорреспондента остается выбор мотивов для съемки. Селекция отдельных кадров и даже их обрезка (а таким образом и конечный вид репродуцируемого изображения) становится прерогативой редактора. Фотограф, получая свободу от технической рутины, одновременно лишается контроля над собственными образами. С этого момента (вплоть до сегодняшнего дня) начинается эпоха войн между фотографом и редактором за такой контроль. С появлением пресс-индустрии изменяется даже понятие фотографического оригинала. Большинство снимков получают свой конечный вид лишь в форме газетных и журнальных репродукций, оригиналы которых часто просто-напросто отсутствуют или же создаются фотографом специально и для иных целей – для экспонирования на музейных и галерейных выставках, а также для размещения их в фотографических книгах. Этот глубокий кризис понятия оригинала и самого авторства находит свое теоретическое обоснование в программной для истории медиума статье Вальтера Беньямина «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости» (Das Kunstwerk im Zeitalter seiner technischen Reproduzierbarkeit, 1936). Развивая идею об исчезновении эстетической ауры из искусства благодаря появлению фотографии, автор безапелляционно отождествляет единичный снимок (выполненный самим автором) и его массовую механическую репродукцию (а точнее, словно бы даже и не подозревает о существовании первого).

Для обеспечения необходимого количества механических изображений пресса оперирует штатом собственных фотографов. Вскоре, однако, появляются и фотографы-фрилансеры, предлагающие изображения, сделанные ими по случаю, или же ищущие заказа. Фотографы, так же как и газеты с журналами, формируют стоки-библиотеки изображений, в дальнейшем используемых для массовой печати. Экспансия коммерческой фотографии вскоре начинает управляться специальными агентствами, которые выступают посредниками между фотографами и издателями. Среди таких агентств следует прежде всего назвать созданные в конце 1920-х берлинские Weltrundschau и Dephot (Deutscher Photodienst), а также французское Alliance Photo (1934-40), которым руководит бежавшая из Германии в 1933 Мария Айснер (Maria Eisner, 1908/1909–1991).

Условия существования фотографии в массовой иллюстрированной прессе также определяют и вид собственно авторских (творческих, некоммерческих) снимков. Так приемом некоторых авторов становится включение в отпечаток черной рамки вокруг изображения, которая должна быть свидетельством, что отпечаток не подвергался обрезке и соответственно первоначальный вид фотографии не претерпел искажений в процессе обработки негатива, печати позитива и создания репродукции.

Черная рамка воспринимается своеобразным гарантом «правды» фотографического изображения. Именно на этой мифологеме, неразрывно связанной с медиумом с момента его рождения и вплоть до цифровой революции последних десятилетий XX века, основывается идея массовой информации и принцип доверия к новостной пресс-продукции со стороны аудитории. Подобная вера в правдивость фотографии существует несмотря на любые прецеденты дезинформации и откровенной постановки, характерные для масс-медиа не только тоталитарных, но и демократических обществ. Видимо, это связано с новой, небывало высокой динамикой жизни, когда мир как он есть сам по себе и становится самым захватывающим из возможных зрелищ. В этом смысле показательны слова Луи Арагона (Lui Aragon, 1897–1982), который в своем эссе «Спор о реализме» (La Querelle du réalisme, 1936) формулирует новую роль камеры следующим образом:»Она смешалась с жизнью… Она больше не показывает нам позирующих людей, но людей в движении. Она останавливает моменты их движения, которые никто не отваживался представить или не предполагал увидеть».

Радикально меняется в эти десятилетия и общественная роль фотографа. Если в 1900–1910-е главной фигурой фотографии (помимо масс откровенных любителей) является либо студийный профессионал, либо арт-фотограф, то теперь на смену им приходит рекламно-коммерческий фотограф или пресс-фотограф, работающий на заказ. Собственно художественные фотовысказывания теперь могут позволить себе очень немногие, и, чаще всего, по достижении нужной степени известности. Фотографы в это время находят возможность для реализации своих эстетических амбиций в форме все увеличивающегося числа фотографических книг на разнообразные сюжеты – от животных до спорта, от туризма до текущих событий. Появляются также книги о самих фотографах: примеры ранних изданий такого рода – «Фотограф Стайхен» (Steichen The Photographer, New York,1929 с текстом Карла Сандбурга (Carl Sandburg, 1878–1967) и «Атже» Пьера Мак Орлана (Atget, Paris, 1930). Таким образом, именно в предвоенные годы формируется система специализаций медиума, сохраняющаяся в своей расширенной версии по сей день. Именно в это время фотография утверждает себя в качестве незаменимого инструмента в распространении новостей, идей и стиля жизни.

Фотоиллюстрированная пресса формирует собственный подход форму к подаче информации. В его основе лежит нарратив, построенный на серийном использовании снимков, сопровождающихся тем или иным (чаще небольшим) количеством текста. Нельзя забывать также и о том, что в этот период печатные издания выступают практически монопольным поставщиком визуальной новостной информации (недаром 1930–1950-е справедливо считаются «золотым веком фотожурнализма») – вплоть до второй половины 1950-х, когда телевидение начинает отбирать эту функцию у печати. Правда, уже в 1930-х существуют хроникальные кинофильмы: к примеру, в 1935-м Генри Лус, за год до создания его знаменитого журнала Life, запускает киноверсию текущих событий, озаглавленную им «Марш времени» (The march of Time). В дальнейшем телевидение прямо следует этой традиции, заменяя ежемесячные и еженедельные новостные репортажи на ежедневные.

Особую тему составляет фотография эпохи Второй Мировой войны. Война дает уникальный пример затянувшейся пограничной ситуации как для отдельной личности, так и для всего человеческого общества. Для фотографии же война становится безграничным по своей емкости новостным, событийным ресурсом. Поскольку она представляет собой одну сплошную грань между жизнью и смертью, воплощает в себе состояние крайней опасности и максимального напряжения всех жизненных сил, то всегда будет востребована в качестве темы масс-медиа. В мирное время тематика откровенного насилия, уничтожения масс человеческих существ и масштабного разрушения окружающей среды выглядит непристойным спектаклем, отчего и становится законным достоянием таблоидов. Но в военную пору подобная событийность превращается не просто в легитимную, но в трагедийно-эпическую. Меняется также и статус фотографов – из авантюристов-одиночек они делаются свидетелями обнаженной реальности и борцами за свободу. Американский военный историк Уильям Манчестер (William Raymond Manchester, 1922–2004) пишет:”Война дает фотографам так же много работы, как и хирургам. Не то, чтобы война была более “фотогеничной”, чем ленивая семейная прогулка вдоль Темзы, однако она создает удивительный аппетит к образам, сильную потребность медиа, а у репортеров порождает двусмысленный, но творческий по смыслу дух соревнования”.(War makes as much work for photographers as it does for surgeons. Not that war is any more «pho-togenic» than a leisurely family stroll along the Thames, but it creates a formidable appetite for images, a strong demand on the media and, as for reporters, an ambiguous but creative sense of competition).

После вступления США в войну журнал Life направляет целую армию фотографов на поля военных действий. Эдвард Стайхен в это время возглавляет фотографическую службу Военного флота США; Маргарет Бурк-Уайт снимает последствия действий фашистских режимов на территории Германии, Италии и СССР; Юджин Смит документирует театр военных действий на Тихом океане; Билл Брандт фотографирует улицы Лондона во время немецких воздушных рейдов, а Сесил Битон – жертвы этих налетов в госпиталях. Ряд выдающихся фотографов будущего агентства Magnum во время этой войны создают циклы своих значительнейших изображений.

Советская фотография эпохи Великой Отечественной составляет одну из лучших глав отечественной истории медиума. На фронтах работает более 200 квалифицированных репортеров, снимая для общесоюзных пресс-изданий, для журнала ГлавПУРа «Фронтовая иллюстрация», Фотохроники ТАСС, Совинформбюро, а также для множества фронтовых газет. Большинство известных по предвоенному времени мастеров переквалифицируются в военных фотокорреспондентов. А такие фотографы как Дмитрий Бальтерманц (1912–1990) и Евгений Халдей (1916–1997) во время войны создают произведения, благодаря которым навсегда остаются в мировом пантеоне фотографии.

В 1920-х бесспорным центром фотожурнализма является Германия. К концу десятилетия здесь выпускается больше иллюстрированных журналов и газет, чем где-либо еще в мире – около 5 миллионов еженедельно для аудитории до 20 миллионов человек. Однако после прихода к власти Адольфа Гитлера (Adolf Hitler, настоящее имя Adolf Shiklgruber, 1889–1945) к власти столица международной пресс-фотографии перемещается сначала в Париж, а перед началом Второй мировой войны – в Нью-Йорк (впрочем, значительную роль играет и Лондон, а советский фоторепортаж вообще представляет отдельную историю). Вместе с географическими перемещениями центров пресс-фотографии меняется и стиль фоторепортажа.

Этот стиль во многом формируется несколькими влиятельнейшими изданиями. Немецкие мы уже упоминали, а среди французских следует назвать хотя бы легендарный еженедельный информационный журнал VU, вдохновленный Berliner Illustrierte Zeitung и выходящий в 1928–1939 в крупном формате (28x37 см). Его создатель и главный редактор Люсьен Фогель (Lucien Vogel, 1886–1954) формулирует кредо своего издания в следующих словах: «Не существует иллюстрированного журнала, который передавал бы подлинный ритм повседневной жизни: политических событий, научных открытий, бедствий, исследований, спорта, театра, кино, искусства и моды. VU предназначено удовлетворить эту потребность». Арт-директором издания становится Александр Либерман, впоследствии известный благодаря своей роли в глянцевой журналистике. Концепция VU является революционной для своего времени. Он обладает недвусмысленной антигитлеровской направленностью и, в частности, первым из французских периодических изданий пишет о концлагерях (Дахау и Ораниенбурге) в номере от 3 мая 1933 года. Центральное место в издании отводится фотографии. Для VU работают такие известные мастера как Брассай, Робер Капа, Андре Кертеш и Жермена Круль.

Однако самым важным журналом в истории медиума следует считать, конечно же, американский Life. Сначала (с 1883 года) под этим названием выходил еженедельный юмористический журнал, к началу 1930-х павший жертвой Великой депрессии. В тот момент его название приобретает Генри Лус (Henry Robinson Luce (1898–1967), создавший в 1922-м (вместе с Брайтоном Хэдденом (Briton Hadden, 1898–1929) компанию Time Inc (первым изданием в ней становится журнал Time (выходит с 3 марта 1923), следующим – Fortune (с февраля 1930), а затем уже Life). Новый Life является фото-иллюстрированным изданием и в 1936–1972 годах существует в форме еженедельника. Для журнала работает целая плеяда выдающихся фотографов. Кредо журнала – «видеть Жизнь, видеть мир» (to see Life; see the world).

В свои лучшие годы Life пользуется грандиозным успехом. Первый его номер выходит 23 ноября 1936 года с обложкой, на которую помещена знаменитая фотография Маргарет Бурк-Уайт, изображавшая плотину Форт Пек (возле города Форт Пэк (Fort Peck), штат Монтана). В 1937 году Лус уговаривает занять место помощника фоторедактора журнала ранее работавшего для Time стрингера Эдварда К. Томпсона (Edward K.Thompson, 1907–1996); в 1949–1970 годах он будет исполнять в Life обязанности заведующего редакцией и главного редактора. С момента своего основания до начала 1960-х Life является самым популярным журналом в США – с десятками миллионов подписчиков и читателей. А Томпсон известен, в числе прочего, и благодаря той свободе, которую предоставляет своим редакторам, в частности, женскому трио: редактору моды Салли Киркланд (Sally Kirkland), редактору кино Мери Лезерби (Mary Letherbee) и редактору отдела современной жизни Мэри Хэммен (Mary Hamman).

Последний выпуск еженедельника Life появляется 29 декабря 1972 года. В 1973–1978-м журнал выходит раз в полгода, затем до 2000 года – раз в месяц (и только во время Войны в заливе в течение одного-двух месяцев он выходит каждую неделю). С 2004 Life вновь начинает выходить в виде еженедельного приложения к различным американским газетам (числом более семидесяти) с общим тиражом более 12 миллионов экземпляров.

Чрезвычайно важным европейским изданием «золотого века» является также британский Picture Post . Он появляется в 1938-м и мгновенно завоевывает популярность: за полгода оказывается проданными 1.600.000 копий журнала. С самого начала Picture Post разворачивает кампанию против преследования евреев в нацистской Германии. В выпуске от 26 ноября 1938 года публикуется иллюстрированная история, озаглавленная «Назад в средневековье» (Back to the Middle Ages), где фотографии Гитлера, Геббельса и Геринга контрастируют с лицами тех ученых, писателей и актеров, которых они преследуют. В январе 1941-го журнал публикует статью «План для Британии»(Plan for Britain), которая приводит к дискуссиям о послевоенной судьбе этой страны. После падения тиража в начале войны продажи РР быстро растут на всем ее протяжении и к декабрю 1943-го достигают 950.000 экземпляров в неделю, а к концу 1949-го – 1.422.000 экземпляров.

Главный редактор РР Том Хопкинсон (Tom Hopkinson, 1905–1990) находится в непрерывном конфликте с владельцем журнала Эдвардом Дж. Халтоном (Edward G. Hulton, 1906–1988), который поддерживает консервативную партию и неодобрительно относится к социалистическим взглядам Хопкинсона. В 1950-м это приводит к отставке последнего – после публикации статьи об обращении с политическими заключенными во время корейской войны, проиллюстрированной фотографиями Харди Берта (Bert Hardy, 1913–1995).

К июню 1952-го тираж журнала сокращается до 935,000. Продажи продолжают падать в результате конкуренции с телевидением и к моменту закрытия PP в июле 1957-го его тираж составляет уже менее 600,000 экземпляров в неделю.

Важным источником исторической документации является фотоархив PP, учрежденный Халтоном в качестве полунезависимой структуры Hulton Picture Library. В 1958-м эту библиотеку приобретает ВВС, включая ее в фотоархив Radio Times. Тот, в свою очередь, в 1988-м продают Брайану Дейчу (Brian Deutsch), а затем, в 1996-м, в составе The Hulton Deutsch Collection, его за 8,6 миллионов фунтов стерлингов покупает фотоархивное агентство Getty Images. Здесь Hulton Picture Library сохраняется в качестве отдельного блока изображений в рамках общего хранения.

Несмотря на то, что в 1920-х работает целая группа блистательных фотографов, имена которых составляют славу пресс-фотографии, самым «главным» из отцов современной фотожурналистики неизменно признается Эрих Саломон (Erich Salomon, 1886–1944). Прежде всего он является фотографом важнейших политических событий – непрерывных раундов международных конференций, проходивших в конце 20–30-х. До него фотографии лиц, участвующих в подобных встречах, имели вид сугубо официальный или же подчинялись «художественному» стандарту, в то время как саломоновские снимки выглядят открыто непостановочными, даже «домашними». Видение политики как разговора, исчезнувшее после 1933 года, является центральным принципом съемки Саломона. Он также считается изобретателем «инсайдерского повествования» (inside story). Уже в 30-х это его открытие было подхвачено документалистами, которые затем применили его ко всему, чем занимались. Саломон снимает в интерьере без вспышки, чаще всего втайне от организаторов и самих снимаемых, ловя политиков в неконтролируемые ими моменты усталости, восторга или отвращения. Его неформальный, спонтанный стиль оказывает большое влияние на формирование арсенала приемов, с помощью которых журналисты более позднего времени будут снимать знаменитостей.

Саломон был четвертым ребенком в еврейской семье, принадлежавшей к высшему обществу Берлина (его отец – Эмиль Саломон, был банкиром и биржевиком). Эрих учится зоологии, затем машиностроению, затем юриспруденции: в 1913 году в Мюнхенском университете он получает ученую степень в области права. В 1914-м его призывают в германскую армию, и он участвует в боевых действиях, но через несколько недель в битве на Марне попадает во французский плен и до 1918 года находится в лагерях для военнопленных, где его используют как переводчика (что дает Саломону возможность выучить французский, весьма пригодившийся ему впоследствии). В 1920-м будущий фотограф возвращается в Берлин. Благосостояние его семьи оказывается подорванным, и Саломон ищет средства к существованию: работает на бирже, выступает компаньоном владельца фабрики музыкальных инструментов, открывает фирму по прокату электрических автомобилей и мотоциклов. В 1925-м, в попытке спасти свой прокатный бизнес, Саломон предлагает своим клиентам бесплатные юридические и финансовые консультации во время автомобильных прогулок, чем привлекает к себе внимание издательства Ullstein, где ему предлагают место в отделе рекламы.

В 1927 году, одолжив у издательства фотокамеру, Саломон отправляется собирать доказательства нарушений крестьянами договоров о размещении рекламы на их землях. Вскоре, увлеченный съемкой, он уже и во время своих воскресных прогулок делает снимки для газет своего издательства. Одной из камер, которую Саломон приобретает для работы и которая обеспечивает в дальнейшем его профессиональный успех, становится Ermanox.

В 1928-м Саломон делает свои первые сенсационные снимки для Berliner Illustrierte Zeitung – из зала суда, с шумного процесса над человеком, обвиняемым в убийстве полицейского. После успеха этих фотографий он уходит из издательства, сделавшись профессиональным фотографом. Саломон работает на встрече на высшем уровне в Лугано, на заседании Лиги наций в Женеве, при подписании пакта Келлога-Бриана в Париже. В свободное от поездок время он снимает политические и общественные события в Берлине.

В 1929-м фотограф делает несколько репортажей о первой Гаагской конференции, а в Берлине снимает тайные заседания высшей судебной палаты. В одной из первых поездок в Лондон опять же тайно он делает снимок суда высшей инстанции во время вынесения смертного приговора (за что по британским законам ему грозит до трех месяцев тюрьмы – по этой причине снимок долгое время не появляется в печати). В 1930-м по заданию Fortune Саломон отправляется в поездку в Калифорнию, где снимает Марлен Дитрих, в четыре часа ночи беседующей по телефону с дочерью, которая находится в Берлине (подобное стало возможным благодаря только что проложенному трансатлантичесому кабелю). Здесь же он делает первые фотографии из частной жизни пресс-магната Уильяма Рэндолфа Херста (William Randolph Hearst, 1863–1951) в его поместье Сан-Симеон. В это время наряду с Ermanox фотограф начинает пользоваться «лейкой».

1931 год – вершина карьеры Саломона. В честь 45-летия и по поводу выхода своей книги «Знаменитые современники в моменты беспечности» (Berühmte Zeitgenossen in unbewachrten Augenblicken) с изображениями 170-ти известных персонажей он организует праздник в отеле «Кайзерхоф» (для 400 собравшихся здесь представителей берлинского высшего общества устраивается лекция с показом диапозитивов, на которых многие узнают самих себя. В 1932-м Гитлер изберет этот отель своей резиденцией). В 1933-м Саломон эмигрирует в Голландию, на родину своей жены. Из Гааги он следит за важнейшими событиями, по-прежнему участвуя в важнейших международных встречах. Все чаще фотограф снимает концерты и портреты великих дирижеров (главным образом, делая это из оркестровой ямы). В 1934-м в Лондоне Саломон устраивает выставку в Королевском фотографическом обществе, а в 1937-м – в Ilford Galleries. Однако в конце 30-х фотограф сосредотачивается на событиях внутренней жизни Голландии. В это время он получает от журнала Life приглашение работать в США, но постоянно откладывает свой ответ. В мае 1940-го нацисты оккупируют Голландию, и Саломон теперь оказывается обязанным носить на одежде звезду Давида. В 1943-м нюрнбергские законы, призванные окончательно решить еврейский вопрос, распространяются и на территорию Голландии. Саломон с семьей вынужден скрываться, но его выдает властям газовщик, который, снимая показания счетчика, обнаруживает непомерно большой расход газа. По данным Красного Креста, Саломон погибает в Освенциме в июле 1944-го.

Впоследствии Германским обществом фотографии (Deutsche Gesellschaft für Fotografie) учреждается Премия д-ра Эриха Саломона (Dr. Erich Salomon Prize) за пожизненные достижения в области фотожурналистики (рассматриваемая как эквивалент Нобелевской).

Уловки, использовавшиеся Саломоном, весьма остроумны и даже гротескны. На своем первом судебном процессе он делает крупноплановые фотографии обвиняемого, его матери, адвокатов и свидетелей, спрятав камеру в шляпе с прорезанной в ней дырой для объектива. В последний день судебный пристав все же распознает саломоновскую уловку и требует у него негативы, однако под видом последних фотограф передает приставу чистые пластинки (прием впоследствии будет им неоднократно повторен). В следующий раз в зале суда Саломон уже прячет камеру в тщательно подготовленном портфеле, где хитроумная система рычагов позволяет незаметно нажимать на спуск.

Американского президента Герберта Гувера (Herbert Clark Hoover, 1874–1964) Саломон снимает из-за букетов цветов на столе. Перевязь на руке дает ему возможность сделать первую фотографию заседания высшей судебной палаты США, учебник по математике с выпотрошенной серединой помогает снимать игровые залы монте-карловских казино, а на церемонии подписания пакта Келлога-Бриана в Париже фотограф просто занимает место отсутствующего польского дипломата, чтобы проделать необходимую работу. Он умеет оказаться в нужном месте к моменту, когда бдительность секьюрити успевает притупиться, или же дождаться прибытия очередной знаменитости, чтобы присоединиться к ее свите.

Однако случаются у Саломона и неудачи. Так срывается съемка у шотландского дворянина, когда Саломон (изобретательно спрятавший камеру в волынке) по ошибке одевается в цвета соперничающего клана. А на конференции в Гааге, пытаясь снять собравшихся на балконе четвертого этажа, он маскируется под маляра, вооруженного 18-метровой лестницей и сопровождаемого шестерыми помощниками, отчего производит столько шума, что распугивает всех делегатов (а в довершение британский представитель еще и заявляет ему, что «некорректно нападать на министров с пожарных лестниц»).

Однако главной причиной саломоновского успеха становятся не все эти уловки, а его органическая способность к мимикрии. Человек средних лет и среднего роста, Саломон внешне ничем не отличается от политических деятелей. Он излучает серьезность и достоинство истинного джентльмена, обладает аурой светского человека, говорит на нескольких языках, имеет необходимые связи и юридическую степень, одевается в соответствии с этикетом и даже иногда нанимает лимузин. Со временем фотограф все более полагается на помощь новоприобретенных друзей: хотя бы один из них обязательно оказывается там, где работает фотограф. К тому же, к присутствию Саломона довольно быстро привыкают. Министр-президент Пруссии Отто Браун (Otto Braun, 1872–1955) как-то даже произносит: «Нынче конференция может состояться без министра, но не без Саломона». А министр иностранных дел Франции Аристид Бриан (Aristide Briand 1862–1932), нарекший Саломона «королем бесцеременности», однажды (не без иронии, правда) публично вопрошает: «Где же Саломон? Мы не можем начать без него! Ведь иначе никто не поверит, что наша конференция действительно очень важна!»

Однако технические проблемы по-прежнему остаются – метод Саломона требует изображения портретируемых в тот момент, когда они к портретированию не готовы. К тому же в условиях, в которых работает фотограф, выдержка составляет не менее четверти секунды, отчего ему требуется штатив, а после каждого кадра еще нужно менять фотопластинку. Но Саломон, с неизменным спокойствием производящий все необходимые манипуляции, даже будучи узнанным, умудряется не привлекать к себе внимания – для чего использует бесшумную лепестковую диафрагму, всегда держится на заднем плане и в нескольких шагах от штатива – с тросиком в руке. При этом он чрезвычайно редко портит свои снимки. Удивительное чувство момента делает для него излишним даже непосредственное пользование видоискателем.

Еще один из «отцов фотожурнализма» Альфред Айзенштадт (Alfred Eisenstaedt, 1898–1995) был человеком чуть больше полутора метров ростом, чем и пользовался как преимуществом для избранного им типа съемки, которая требовала от него незаметности, возможности смешиваться с толпой. Искусный профессионал, обладающий фотографической памятью, он «всегда вел себя как любитель со скромной аппаратурой», возведя свою скромность, незаметность и терпимое отношение к людям в главный принцип, на которой основывается индивидуальная манера: «Мой стиль не сильно изменился за все эти шестьдесят лет. В большинстве случаев я продолжаю пользоваться имеющимся в наличии светом и стараюсь не пугать людей. Мне приходится быть столь же дипломатом, сколь фотографом. Часто меня не принимают всерьез, потому что я ношу с собой очень мало аппаратуры и произвожу минимум суеты. Когда в 1949 году я женился, моя жена спросила меня: «Но где же твои настоящие камеры?» Я никогда не нагружал себя множеством аппаратуры. Мой девиз всегда был «будьте проще (Keep it simple)».

Альфред Айзенштадт родился в Диршау (Dirschau, Западная Пруссия, ныне Польша, Тчев) в семье торговца Йозефа Айзенштадта. В 1906-м семья переезжает в Берлин. В 1913–1916 году Айзенштадт учится в Берлинском университете. Свою первую камеру (Eastman Kodak No. 3) он получает в подарок от дяди, в возрасте 14 лет.

В 17 лет Айзенштадта призывают в германскую армию. Он служит на фронте во Фландрии; 9 апреля 1918-го в сражении под Верденом получает ранение обеих ног, после чего целый год не может ходить без посторонней помощи. В это время возобновляется его интерес к фотографии, и он посещает музеи, изучая приемы композиции и способы передачи освещения. В 1922-м Айзенштадт становится продавцом галантерейных товаров, на сэкономленные от своей скромной зарплаты деньги покупая фотографическое оборудование.

В 1927 году, будучи с родителями на каникулах в Чехословакии, с расстояния в 46 метров он делает снимок женщины, играющей в теннис, фигура которой отбрасывает эффектную тень. Позднее в книге «Айзенштадт об Айзенштадте» (Eisenstaedt on Eisenstaedt) он напишет: «Я сделал фотографию сцены при помощи камеры Zeiss Ideal на пластинку 9 x12 см и испытывал удовлетворение, показывая ее своему другу. «Почему же ты ее не увеличишь?», – спросил тот. И показал мне хитроумное приспособление в виде деревянной коробки с лампой внутри, прикрепленное к камере, точно такой же, как и моя… Кода я увидел, что можно увеличить изображение и убрать несущественные детали, меня укусила какая-то фотографическая муха, и я открыл огромные возможности». Это фотография становится первой из проданных мастером (в Der Welt Spiegel, за 12 марок).

В 1929-м (в возрасте 31 года) Айзенштадт начинает профессиональную карьеру, и его первым заданием становится освещение церемонии вручения Нобелевской премии в Стокгольме («Фотожурнализм только начинался, а я знал о фотографии очень мало. Это было авантюрой, и я всегда удивлялся, когда что-либо получалось»). В то время он находится под влиянием Мартина Мункачи и Эриха Саломона, с которым сотрудничает.

С 1928 года Айзенштадт работает фрилансером для берлинского отделения агентства Pacific and Atlantic Photos, которое в 1931-м входит в состав Associated Press. В это время он начинает пользоваться «лейкой» – впоследствии она превратится в его любимую камеру; другая, тоже часто используемая – Rolleiflex – впервые куплена им в 1935-м. Айзенштадт снимает портреты политиков и знаменитых артистов, а также общественные события. В 1933-м его посылают на собрание Лиги Наций, где он делает свой известный снимок министра пропаганды Йозефа Геббельса (Paul Joseph Gebbels, 1897–1945). В 1934-м Айзенштадт отправляется в Италию освещать первую встречу Адольфа Гитлера и Бенито Муссолини (Benito Amilcare Andrea Mussolini, 1883–1945) и снимает их первое рукопожатие на летном поле в Венеции. Второй и последний снимок Гитлера фотограф делает двумя месяцами позже, во время похорон Пауля фон Гинденбурга (Paul von Hindenburg, 1847–1934). После смерти последнего Гитлер становится канцлером, и два года спустя, в 1935-м, Айзенштадт вынужден эмигрировать в США.

В следующем, 1936 году, уже в Нью-Йорке, Генри Лус нанимает Айзенштадта вместе с тремя другими фотографами (Маргарет Бурк-Уайт, Томасом Макэвоем (Thomas McAvoy) и Питером Стокполом (Peter Stackpole) для работы в Project X, держащемся в тайне – из него полгода спустя родится еженедельный LIFE magazine. Первый номер этого издания содержит пять страниц с фотографиями Айзенштадта. Фотограф работает для журнала до 1972 года. Для обложки второго номера (30 ноября 1936 года) Айзенштадт (к тому времени уже прозванный Айзи) делает снимок в военной академии Вест Пойнт. Затем он занимается материалами, посвященными восстановлению страны от последствий Великой депрессии. Не будучи еще гражданином США, Айзенштадт не имеет права работать на фронтах, и только в 1942-м, получив гражданство, отправляется через океан, чтобы снимать последствия боевых действий. 15 августа 1945-го (V-J Day) фотограф делает на Times Square свой самый знаменитый кадр («Я увидел моряка, несшегося по улице и хватавшего каждую женщину, попадавшуюся ему на глаза, будь она старой, полной, худой – не важно. Я бежал перед ним со своей «лейкой», оглядываясь через плечо… Внезапно словно возникла вспышка: я увидел, что он схватил нечто белое. Я повернулся и нажал на спуск в тот самый момент, когда моряк целовал медсестру». «Люди говорят мне, что когда я уже буду на небесах, они будут помнить это изображение»). И в том же году в Японии он сопровождает императора Хирохито (1901–1989) при осмотре разрушений, причиненных атомной бомбой.

В 1949-м Айзенштадт женится на южноафриканке Кэти Кайе (Kathy Kaye). В 1950-х он освещает Корейскую войну и делает в Англии портрет Уинстона Черчилля (Winston Churchill, 1874–1965). Одновременно фотограф уделяет свое профессиональное внимание и более легкомысленной стороне жизни. «Каждая снятая фотография тебя чему-то учит», – говорит он на съемке женского белья. Не будучи великим стилистом, Айзенштадт при этом почти всегда оказывается способным передавать смысл истории в единственном снимке.

За свою жизнь Айзенштадт сделал около сотни фотографий для обложек Life и порядка 10.000 снимков для журнала в целом. Ему принадлежат портреты Марлен Дитрих, Мерлин Монро (Marilyn Monroe, при рождении получает имя Norma Jeane Mortenson, после крещения – Norma Jeane Baker, 1926–1962), Чарли Чаплина (Charles Chaplin, 1889–1977), Бернарда Шоу (George Bernard Shaw, 1856–1950), Джона Кеннеди (John Fitzgerald Kennedy, 1917–1963), Альберта Эйнштейна (Albert Einstein, 1879–1955), Роберта Оппенгеймера (J. Robert Oppenheimer, 1904–1967), Эрнеста Хемингуэя и любимой модели фотографа Софи Лорен (Sophia Loren, настоящее имя Sofia Villani Scicolone, род. в 1934 г.). Снимая в разных жанрах, он совершенно не заботится об архивной классификации своего материала. Фотограф подписывает коробки, в которых хранятся его негативы, самым общим образом: «Германия», «Великие американцы», «Великие англичане», «Музыканты» и «Разное».

Первая персональная выставка Айзенштадта устраивается в 1954 году в International Museum of Photography в George Eastman House в Рочестере. Три его персональных проекта также осуществлены в нью-йоркском International Center of Photography. Айзенштадт является автором нескольких книг, в том числе: «Свидетельство нашего времени» (Witness to Our Time), 1966; «Взгляд Айзенштадта» (The Eye of Eisenstaedt), 1969; «Руководство Айзенштадта по фотографии» (Eisenstaedt’s Guide to Photography), 1978; «Айзенштадт: Германия» (Eisenstaedt: Germany), 1981. Фотограф становится обладателем множества наград, в том числе National Medal of Arts, полученной в 1989 году от президента Джорджа Буша (George Herbert Walker Bush, 1989–1993), и Infinity Master of Photography Award от International Center of Photography. В 1951-м он назван «фотографом года» Британской энциклопедией и University of Missouri School of Journalism.

В истории медиума Андре Кертеш (André Kertész, настоящее имя Andor Kertész, 1894–1985) примечателен тем, что первым соединил в своем творчестве линии функциональной (журнальной-фоторепортажной) и авторской фотографии, диалектика которых представляет чуть ли ни главную интригу ее классического периода. Впрочем, как справедливо сформулировал Анри Картье-Брессон: «Что бы мы ни делали, Кертеш сделал это первым» (Whatever we have done, Kertész did first.). Один из величайших фотографов прошлого века, он создал отчетливый индивидуальный стиль, в котором сочетается точность, интуиция, хрупкая интимность и мягкая ирония. По сути дела именно Кертеш в значительной мере сформировал идеологию французской документалистики, тяготеющей к приватному, «разговорному» лирическому стилю. Ему удалось адаптировать навыки модернистского «нового видения» к традиции французской фотографии и соединить формальные достижения немецкой съемки с атмосферой повседневной жизни.

Кертеш родился в Будапеште. Решил стать фотографом, в юношеском возрасте обнаружив на чердаке учебник по фотографии. Однако после смерти отца он вынужден поступить в будапештскую Академию коммерции; закончив ее, в 1912–1914-м работает клерком на будапештской бирже. В 1913-м он приобретает первую камеру и начинает заниматься фотографией. В 1914–1915 годах Кертеш служит в австро-венгерской армии на Балканах и в Центральной Европе (снимая войну и товарищей по оружию). Там он получает тяжелое ранение, однако через год после окончания войны уже серьезно работает как фотограф. Многие его ранние снимки были утрачены во время революции 1918 года.

Впервые снимки Кертеша публикуются в 1917-м в Erkedes Ujsag («Интересная газета»), а в 1922-м он уже награждается почетным дипломом Венгерской ассоциации фотографии. При этом Кертеш продолжает служить на бирже – до своего переезда в Париж в 1925-м.

В Париже он в течение 10 лет работает в качестве фотографа-фрилансе-ра для различных европейских изданий, включая Vu, Art et Medecine, Sunday Times, Berliner Illustrirte Zeitung, Frankfurter Illustrierte, Nationale de Fiorenza, Sourire, UHU и Times. В это же время фотограф делает портреты парижских художников, в том числе Фернана Леже (Joseph Fernand Henri Léger, 1881–1955), Пита Мондриана (настоящее имя Pieter Cornelis (Piet) Mondriaan, после 1912 Mondrian, 1872–1944), Марка Шагала (Marc Chagall, 1887–1985) и Константина Бранкузи, а также начинает свою серию «Искажения» (Distortions).

В 1927-м проходит его первая персональная выставка (и, видимо, вообще первая персональная выставка автора, работающего в области фотографии) в парижской галерее Sacre du Printemps.

Кертеш пользуется коммерческим успехом, критика к нему доброжелательна. Кроме того, он выступает наставником многих впоследствии знаменитых фотографов, среди которых Брассай, Робер Капа и Анри Картье-Брес-сон. В 1933-м Кертеш женится на Элизабет Сали (Elisabeth Sali) и публикует свою первую книгу «Дети» (Enfants).

Тема Парижа с его уникальным стилем жизни чрезвычайно важна для Кертеша. Он изучает город с самого момента своего переезда сюда. В 1930-м фотограф пишет текст к изданию фотографий Атже (Atget Photograph de Paris), однако его собственная книга «Париж, увиденный Андре Кертешем» (Paris vu par Andre Kertesz – с текстами Орлана), выходит лишь в 1934-м – после «100x Paris» (1929) Жермены Круль и «Ночного Парижа» (Paris de Nuit, 1929) Брассая.

В 1936-м мастер уезжает в Нью-Йорк снимать для Keystone Studios; его возвращение в Европу по окончанию проекта оказывается невозможным из-за надвигающейся войны. В 1944 – м он становится гражданином США. С 1937 по 1949 годы Кертеш работает фрилансером, снимая моду и интерьеры для журналов Look, Harper’s Bazaar, Vogue, Collier’s, Town and Country, однако его персональный стиль противоречит вкусам местных фотографов и издателей. Постепенно он теряет репутацию одного из ведущих мировых фотографов. С 1949-го по 1962 год мастер снимает исключительно для изданий Conde Nast, причем чаще всего знаменитые дома для журнала House and Garden. На выставке Family of Man (1955) его фотографии отсутствуют.

С 1950-х Кертеш также работает в цветной фотографии. После 1963-го, вследствие перенесенной серьезной болезни, он исключает для себя любые профессиональные занятия, кроме творческой фотографии, выставок и персональных публикаций. В 1964-м Джон Шарковски устраивает ему персональную выставку в МоМА, в результате чего творчество Кертеша снова привлекает внимание. Фотографы конца 60-х-начала 70-х рассматривают его как одного из родоначальников традиции документально-художественной фотографии, связующей их с парижской фотографической средой 1920-30-х годов. В середине 70-х он уже показывает свои произведения в галереях всего мира и продолжает продуктивно работать. Незадолго до своей смерти мастер экспериментирует с полароидной фотографией.

Творчество Андре Кертеша открывает лирическую линию в европейской фотографии. Она достигает своей высшей точки в Европе 50-х в той атмосфере внимания к общечеловеческим гуманитарным ценностям, которая характерна для этого периода фотодокументалистики. Выставка Эдварда Стайхена «Семья человеческая» (The Family of Man, 1955) символизирует кульминацию такого гуманистического универсализма, стремящегося к межчеловеческому пониманию больше, чем к суждению. Фотография в эти годы чаще позитивна, чем негативна и склонна к моральным стереотипам более, нежели к исследованию неоднозначных жизненных ситуаций. Для нее характерны великодушие и оптимизм, склонность к фиксации радостей жизни, симпатия к простому человеку с улицы, пойманному в действии, символизм сцен, а также чувствительность к юмору повседневности и даже откровенная сентиментальность. Особенно подобная лирическая сентиментальность, утверждение человеческого достоинства и бытовой юмор присущи послевоенной фотографии во Франции, где выходит масса богато иллюстрированных журналов, таких как Cavalcade, Realites, Ambiance, Paris Match, Noir et Blanc, Point de Vue – Image du monde, Plaisirs de France. Видным представителем подобного типа съемки является Робер Дуано (Robert Doisneau, 1912–1994).

Он родился в Жантийи (Gentilly, Валь-де-Марн, (Val-de-Marne, Франция) и в 1929-м закончил литографическую школу l’Ecole Estienne в Шантильи (Chantilly), после чего нашел работу в графическом Atelier Ullmann, где занимался изготовлением этикеток для фармацевтических компаний. Когда при этом ателье открывается фотомастерская, Дуано переходит туда. А в 1931-м он становится ассистентом фотографа (а также кинематографиста, живописца и скульптора) Андре Виньо (André Vigneau, 1892–1968), с которым, в частности, делает обложку первой книги Жоржа Сименона (Georges Joseph Christian Simenon, 1903–1989) о Мэгре. Одновременно Дуано начинает снимать на улице. В первое время, правда одни неподвижные объекты (аппаратура другого не позволяет), но затем и и людей – стесняясь, издали и незаметно. Как признается сам фотограф: «Прошли годы прошли, прежде чем я это преодолел». В 1932 году делает серию фотографий на «блошином рынке», которую, благодаря помощи Андре Виньо, публикует в ежедневной газете Excelsior.

Вскоре, однако, Дуано пришлось прервать свои профессиональные занятия и пойти служить в армию. По возвращении оттуда он обнаруживает, что Виньо оставил фотографию, переключившись на кинематограф. В 1934-м Дуано вынужден устроится фотографом на завод фирму Renault в западном пригороде Парижа Биланкуре (Billancourt), где служит до 1939-го, пока его не увольняют за постоянные опоздания. Тогда Дуано наконец решается стать независимым фотографом и начинает сотрудничать с Шарлем Радо (Charles Rado, 1899–1979), основавшем в 1933-м фотоагентство Rapho (название представляет собой акроним, образованный из Rado и Photo). Радо находит для Дуано заказы и продает его фотографии. Первым из заказов становится репортаж о гребле, следующим – о древних пещерах. Во время работы над ним Дуано узнает об объявлении войны. Его призывают в армию, однако уже в феврале 1940-го комиссуют по болезни. Возвратившись в Париж, остается там все время немецкой оккупации. Зарабатывает съемкой ювелирных изделий и изготовлением открыток; участвуя в Сопротивлении, делает фальшивые паспорта для его участников. На улицах снимает мало.

После освобождения Парижа, по причине нехватки фотографов, Дуано завален работой. Тяготея к левым, на несколько месяцев становится членом коммунистической партии, однако его темперамент плохо согласуется с нормами партийной дисциплины. После восстановления Раймоном Гроссе (Raymond Grosset) в 1946 году агентства Rapho вновь с ним сотрудничает. Годом спустя отказывается от предложения Анри Картье-Брессона вступить в новообразованый фотокооператив «Магнум», поскольку участие в деятельности последнего предполагает постоянные разъезды, а Дуано ненавидит «фотографический туризм» и предпочитал снимать в Париже. Он работает для пресс-изданий Paris-Match, Realités, Le Point, Action. Сотрудничает с писателями, в частности с Жаком Превером (Jacques Prévert, 1900–1977) и Блезом Сандраром (Blaise Cendrars, 1887–1961), который пишет текст для его первой книге фотографий “Пригороды Парижа» (La Banlieue de Paris, 1949).

В 1949–1952 служит штатным фотографом парижского Vogue, а затем сотрудничает с этим изданием как фрилансер. Фотография моды, однако, не становится его главной специализацией: в истории медиума Дуано остается прежде всего мастером street photography. Он продолжает исследовать аутентичную жизнь французской столицы, часто в компании с поэтом и журналистом Робером Жиро (Robert Giraud), чья книга о парижской жизни Le Vin des rues (Вино улиц) выходит в 1955 году. Сам Дуано за время между 1949 и 1956 годами выпускает шесть своих главных книг о любимом городе. Однако в 1960-х его популярность угасает: иллюстрированная пресса переживает упадок, а публика, кажется, устала от образов la France profonde. С целью заработка Дуано все больше занимается коммерческой и рекламной фотографией. В 1980-х он однако вновь получает возможность поработать как фотограф-документалист для проекта DATAR – снимает пригороды Парижа и новые города в его окрестностях.

В начале 1930-х, когда Дуано начинает, французская фотография вообще является ветвью иллюстрации, во многом сходной с карикатурой. Поэтому бесчисленные снимки Дуано, в лучшей своей части демонстрирующие остроту наблюдения и ум, позволяют ему стать иконой французского образа жизни.

Еще одной важнейшей фигурой французской фотографии этого периода является Жермена Круль (Germaine Luise Krull, 1897–1985). Она родилась в Познани (Poznań, Польша) в немецкой семье. Ее отец был инженером, и его работа требовала постоянной перемены мест. Благодаря этому Жермена в детстве на некоторое время оказывается в Париже, а затем и в Мюнхене. Те же обстоятельства служат причиной отсутствия у нее формального среднего образования: по большей части отец учит ее сам. Он разрешает ей одеваться в мужскую одежду, а его свободомыслие в полной мере оказывается вопринято дочерью, рано увлекшейся политической деятельностью.

В 1915–1917 годах она учится в Баварской государственной школе фотографии (Lehr– und Versuchsanstalt für Photographie), где осваивает мягкофокусную, пиктореалистическую манеру съемки. Однако уже в начале 1920-х годов ее снимки обнаженной натуры (типичного пикториалистического жанра) демонстрируют не только резкое изображение, но и выглядят как сатира на лесбийскую порнографию. В 1917 или в 1918-м она открывает в Мюнхене студию, делает многочисленные портреты (в том числе политика и журналиста Курта Эйснера (1867–1919), приятельствует с Райнером Мария Рильке (Rainer Maria Rilke, полное имя René Karl Wilhelm Johann Josef Maria Rilke, 1875–1926) и основателями фракфуртской школы социальной философии Фридрихом Поллоком (Friedrich Pollock, 1894–1970) и Максом Хоркхаймером (Max Horkheimer,1895–1973).

Круль чрезвычайно активна и политически. Она состоит членом Независимой социалистической партии Баварии (лидером которой был Курт Эйснер), однако вскоре покидает ее ряды, чтобы вступить в Коммунистическую партию Германии (согласно полицейским донесениям, Круль служит курьером партии между Мюнхеном и Берлином). Затем уходит и от коммунистов, присоединяясь к группе радикально левых диссидентов: последнюю возглавляет ее любовник, студент экономики Сэмюэль Левит (Samuel Levit). После разгрома революции в Баварии Круль помогает части революционеров бежать в Австрию, что в начале 1919-го приводит к выдаче ордера на ее и ее матери арест (Левит также был приговорен к 15 месяцам заключения за изготовление фальшивых документов). Несмотря на подписку о невыезде, она покидает Баварию и в 1921-м, вместе с Левитом, отправляется в Советскую Россию. Однако оба они очень скоро утрачивают всякие иллюзии относительно русской революции и, более того, оказываются в заключении на Лубянке, оттуда их, впрочем, вскоре выпускают и департируют.

По возвращении в Германию, фрустрированную русскими приключениями Жермену Круль берут под свое покровительство Фридрих Поллок и Макс Хоркхаймер. Она живет в Берлине, занимает моду, рекламу и обнаженную натуру, не пренебрегая и street photography. В 1922–1924-м она работает вместе с Куртом Хюбшманом (Kurt Hübschmann, позже Kurt Hutton, 1893–1960), в будущем сооснователем британского Picture Post. В 1923-м, на одной из вечеринок она знакомится с будущим кинематографистом, голландцем Йорисом Ивенсом, и у них начинается роман. Для Круль, находящейся в состоянии глубокой депрессии, Ивенс оказывается настоящим спасителем, Круль же, с ее жизненным опытом, для Ивенса (по его собственным словам) «введением в революцию, искусство и любовь». В 1925 они уезжают в Амстердам, где Круль, в частности, снимает ракурсные полуабстрактные фотографии портовых механизмов, которые в будущем войдут в ее знаменитую книгу «Металл».

Однако из слишком тесной для нее Голландии Круль в том же 1925 году перезжает в Париж, Ивенс же постоянно перемещается между

Амстердамом и французской столицей. Вскоре Круль знакомится здесь со знаменитыми художниками Робером Делоне (Robert Delaunay, 1885–1941) и его женой Соней Делоне (Sonia Delaunay, 1885–1979), которые, вводят ее в парижский артистический круг. Друзьями Круль становятся Андре Мальро (André Malraux, 1901–1976), Колетт (Sidonie-Gabrielle Colette, 1873–1954), Жан Кокто (Jean Maurice Eugène Clément Cocteau, 1889–1963), Андре Жид (André Paul Guillaume Gide, 1869–1951) и многие другие деятели культуры. Она снимает для домов моды Lanvin, Lelong и Poiret, делает портреты и ню, продолжает усиленно заниматься экспериментальной съемкой металлических конструкций в Париже и Марселе. Эти фотографии Робер Делоне выставляет вместе со своими работами.

В первое время в Париже отношения Круль с Ивенсом остаются прежними, и она даже использует двойную фамилию Круль-Ивенс. В 1927 она – ради получения надежного голландского паспорта – даже вступает с Ивенсом в брак, хотя к тому моменту у нее появляются новые любовные увлечения. В частности, в 1926-м у Круль возникает связь с только что приехавшим из Бухареста Эли Лотаром. Он не только фотограф, но и очень хороший печатник, и его помощь Круль в этой области сильно способствует повышению качества ее продукции. Вместе с Лотаром она исследует тайный Париж, посещает balsmusettes (танцы под аккордеон) и бары на rue de Lappe (центра парижской ночной жизни). Будучи по своему складу настоящим антропологом, Круль внимательна к тому, как живут парижане, фиксирует специфические события, предметы, детали, персонажей, передавая в своих фотографиях не только вид, но и атмосферу этой жизни.

Золотые годы Жермены Круль – с 1928-го по 1935-й. В 1928-м у нее наконец выходит фотокнига «Металл» (Metal), включающая 64 изображения, сделанные в традициях “нового видения». (Кстати, в том же году выходит и экпериментальный фильм Йориса Ивенса «Мост» (De Brug), над которым тот работал в Роттердаме: сходство визуального ряда в работах Круль и Ивенса свидетельствует об их сильном взаимовлиянии). “Металл” воспринимается как важный вклад в современное искусство, и Круль становится знаменитой. Ее приглашают в только что созданный VU, и она – вместе с Андре Кертешем и Мэн Реем – оказывается в числе лучших парижских фотографов. В следующем году у нее выходит книга о Париже “100xParis”, в 1930-м – «Этюды обнаженной натуры» (Études de Nu), в 1935 “Марсель» (Marseille). Круль занимается рекламной съемкой для автомобильных компаний Peugeot и Citroën (и в качестве платы за одну из съемок получает автомобиль, который позволяет ей свободно путешествовать по Франции), работает для VU, делает для журналов портреты литературных знаменитостей, иллюстрирует романы и т. д. С 1935 по 1940-й Круль живет в Монте-Карло, где держит фотостудию, снимает архитектуру (казино и дворцы), автомобили, знаменитостей и обычных людей.

После оккупации Франции нацистами Жермена Круль, возмущенная коллаборационистской политикой правительства в Виши, покидает страну, чтобы присоединиться к движению «Свободная Франция» генерала Шарля де Голля (Charles André Joseph Marie de Gaulle, 1890–1970) в Африке. Сразу, однако, у нее этого сделать не получается: будучи обладательницей голландского паспорта, она вынуждена ждать визы больше года (1941–1942), проведя это время в Бразилии, где снимает город Оуро Прето, знаменитый своей барочной архитектурой. В 1942–1944 годах Круль работает в Браззавиле (тогда Французская Экваториальная Африка, ныне Республика Конго), где организует информационное фотоагентство. Затем несколько месяцев проводит в Алжире, после чего возвращается во Францию. Она снимает освобождение страны и самого Парижа, работает в Италии и Германии.

После окончания Второй Мировой войны Круль отправляется военным корреспондентом в Юго-восточную Азию, и в 1946-м вдруг становится совладелицей «Oriental Hotel” в Бангкоке (Таиланд), оставив гостиничный бизнес только в 1966-м. За это время она публикует три фотокниги, а также участвует в проекте Андре Мальро, посвященном арихтектуре и скульптуре региона. После отъезда из Таиланда Круль короткое время живет под Парижем, а затем уезжает в северную Индию, где обращается в тибетский буддизм. В 1967 Андре Мальро (тогдашний министр культуры Франции) организует первую ретроспективу ее работ во Французской синематеке (Cinémathèque Française) во дворце Шайо в Париже. Последним крупным фотопроектом Круль становится выпуск ею в 1968 году книги «Тибетцы в Индии» (Tibetans in India). Пережив инсульт, она накодится в частной лечебнице для ухода за престарелыми людьми и инвалидами в Вецларе (Wetzlar, земля Гессен, Германия), где и умирает в возрасте 88 лет.

Классический период пресс-фотографии связан главным образом с мастерами Германии, Франции и США. Что же касается Великобритании, то здесь дело с фотографией обстоит гораздо хуже. Лишь уроженец Германии Билл Брандт (Bill Brandt, 1904–1983) поддерживает славу островной фотографии в то время, когда великая традиция XIX века в этой стране кажется окончательно исчерпанной. Подобно Кертешу, Брандт обладает даром превращать заказную журнальную работу в художественное творчество, и его публикации в периодической прессе по своему качеству оказываются на одном уровне с фотографическими книгами. Удивительным образом он соединяет в себе прежний тип фотохудожника с фигурой автора-фотографа «пост-журналистского» образца. Однако Брандт вовсе не инвентор – скорее его можно назвать эклектиком, причем совершенно британского типа. Творчество фотографа стилистически адаптирует темы его любимых авторов и направлений (сюрреализма, романтизма и реализма) в весьма широком диапазоне жанров: портрет (в том числе социальный), пейзаж, обнаженная натура. Самое оригинальное качество брандтовского искусства – это в высшей степени творческая (и при этом основывающаяся на глубинном уважении, пиетете) любовь к избранным сюжетам и людям, а также мастерская интерпретация исполняемых тем. Это ночная съемка Лондона, вдохновленная Брассаем и Атже; пейзажи с социальным стаффажем и без него, напоминающие о британских фотографических достижениях XIX века; обнаженная натура с открытыми ссылками на Мэн Рея и Кертеша; наконец, позднее портретное творчество, укладывающееся в русло экспрессивной стилистики 60-х. Как и положено представителю художественной, авторской фотографии (и совершенно не обязательно свойственным фотожурналисту образом) Брандт много работает над изображением не только на стадии съемки, но, главное, в процессе печати – то высветляя свои изображения, то делая их высококонтрастными, активно прибегая к ретуши, используя обрезку для нахождения точного варианта композиции и тонально-чувственной атмосферы.

Брандт родился в Гамбурге, в семье банкира-британца и немки. Большую часть юности, пришедшейся на послевоенные годы, он проводит в Давосе (Davos, Швейцария), где лечится от туберкулеза, и в Вене. Затем, желая усовершенствоваться в фотографии, переезжает в Париж, где Эзра Паунд (его известный портрет Брандт сделает в 1928) представляет его Мэн Рею, у которого тот работает помощником, постигая секреты фотографического мастерства.

В 1931-м Брандт переезжает в Лондон. И здесь главными его сюжетами становятся социальный портрет и городское окружение: Брандт снимает представителей различных классов британского общества, создавая необычно откровенный для того времени репортаж. На основе этого материала он выпускает в 1936-м книгу «Англичане у себя дома» (The English at Home), которая демонстрирует убедительный набор персонажей, представляющих стратифицированное общество Соединенного Королевства в эпоху экономического кризиса.

В 1937 году Брандт путешествует по северу страны, на собственные средства делая фоторепортаж об экономической и социальной ситуации больших городов этого региона. Именно здесь возникают многие из самых значительных его фотографий. В 1938-м у фотографа выходит следующая книга – «Ночь в Лондоне» (A Night in London), обнаруживающая явное влияние Брассая. В вошедших сюда фотографиях, для которых Брандту в качестве моделей позируют также и его знакомые, он, подобно своему французскому коллеге, демонстрирует увлечение магическими эффектами ночного освещения.

С этого времени фотограф регулярно работает для журналов Harper’s Bazaar, Lilliput и Picture Post. Во время Второй Мировой войны он служит в Министерстве внутренних дел, снимая лондонцев в бомбоубежищах, а также создает по заданию своих работодателей фотографический инвентарь наиболее важных зданий столицы. Эти изображения входят в число лучших в брандтовском наследии. Некоторые из них он публикует в Picture Post.

После Второй Мировой войны Брандт работает над циклом фотографий, входящих в его следующую книгу «Литературная Британия» (Literary Britain, 1951). Натурализм предметной трактовки сочетается здесь с романтикой дикой возвышенной природы и любовью к литературе. (Страсть Брандта к природе достигает высшей точки, когда он отбирает 200 фотографий XX века для проекта «Земля» (The Land), законченного им незадолго до его смерти). В 1951–1960 годах он занят фотографией обнаженной натуры. Эти съемки проходят на побережье Восточного Суссекса, в Нормандии и на юге Франции – и в интерьерах, и на пленере. Брандт пользуется широко-фокусной оптикой, которая дает сильную деформацию формы, напоминая о приемах, использованных Андре Кертешем в известной серии «Искажения». Итогом становится книга «Перспектива обнаженности» (Perspective of Nudes, 1961), приносящая Брандту международную известность. Исследователи говорят о сходстве этих работ с произведениями таких разных представителей изобразительного искусства и кинематографа как Бальтюс (Balthus, настоящее имя Balthasar Klossowski de Rola, 1908–2001), Альфред Хичкок (Alfred Joseph Hitchcok, 1899–1980), Орсон Уэллс (Orson Welles, 1915–1985), Пабло Пикассо и Генри Мур (Henry Spencer Moore, 1898–1986). В брандтовских штудиях обнаженного тела присутствует атмосфера скрытой угрозы, тревоги и удушья. С одной стороны, она ассоциируется с физическим опытом фотографа, всю жизнь страдавшего от астмы. С другой же, является результатом визуальной трансформации телесной формы при помощи неестественной перспективы. Такая трансформация образцовым образом иллюстрирует набор мужских фобий, ассоциирующихся с юнгианскими темами вечной женственности и моря-мирового лона.

В 1940-е расцветает портретное творчество Брандта (фотографии для журналов Harper’s Bazaar, Lilliput и Picture Post), основные черты которого – серьезность и лаконизм. Первым его опытом в этом жанре становится фотографическое сопровождение к статье Стивена Спендера (Stephen Harold Spender, 1909–1995) «Молодые поэты демократии» (Young Poets of Democracy) для декабрьского номера Lilliput 1941 года. В 1946-м Брандт снимает композиторов, в 1948-м – художников, в ноябре 1949-го Lilliput публикует его «Галерею художников-литераторов» (A Gallery of Literary Artists). В том же году сотрудничество фотографа с этим журналом завершается из-за изменения его политики после удаления Тома Хопкинсона с поста главного редактора. Последней, причем довольно не привлекательной, работой для Lilliput (все тот же ноябрь 1949-го) оказывается для Брандта серия портретов к статье «Парни кассы» (The Box Office Boys) – о театральных продюсерах лондонского Вест-Энда.

Следующий важный период портретного творчества Брандта начинается с конца 50-х (в это время Брандт пользуется Superwide Hasselblad с 90-градусным объективом); теперь изображения характеризуются нетипичными для прежних портретов энергичными линиями перспективы и высококонтрастной печатью, дающей резкие контуры. Брандт продолжает заниматься портретными заказами до 1981-го; его финальная серия – пантеон любимых им творческих деятелей.

Том Хопкинсон, долгое время работавший главным редактором Lilliput и Picture Post и постоянно печатавший Брандта в своих изданиях, впоследствии говорил, что фотограф такого калибра подобен чистокровной скаковой лошади, и хорошему редактору следует обращаться с ним с предельным тактом. К счастью для Брандта, кроме Хопкинсона, у него оказывается еще и другой чувствительный работодатель – главный редактор американского Harper’s Bazaar Кармел Сноу, поддерживавшая Брандта заказами в трудный период конца 1940-начала 50-х годов.

На довоенную документальную фотографию Запада сильное, хотя и ограниченное по времени влияние оказывает стилистика советской фотографии, олицетворяющей строительство нового мирового порядка. В США ярким представителем «русского стиля» становится Льюис Хайн периода Men at Work. Другим его американским приверженцем выступает одна из немногих женщин-звезд фотожурнализма 1930–1940-х – Маргарет Бурк-Уайт (Margaret Bourke-White, 1904–1971). Побывав в начале 30-х в СССР, она затем снимает для Fortune в характерно «русском стиле». Работая в главных американских новостных журналах того времени, Бурк-Уайт создает на их страницах фотоиконы индустриального века и патетические картины всемирной военной катастрофы. Характерные черты манеры Бурк-Уайт – это совершенный контроль над образами, классическая композиция, природное чувство монументальности и чувствительность к условиям человеческого существования. Именно такая чувствительность позволяет ей делать в равной мере поразительные снимки наводнения в Луисвилле, руин германских городов и ада нацистского концлагеря. Бурк-Уайт уделяет большое внимание технической стороне фотографии, и в ее книгах есть много пассажей, посвященных камерам и осветительному оборудованию. Она повсюду возит с собой кабели и лампы, в 1930-х пользуясь ими даже при портретной съемке в поле, отчего ее документальные снимки имеют постановочный вид.

Бурк-Уайт родилась в Бронксе (Нью-Йорк). Ее отец был выходцем из ортодоксальной еврейской семьи, а мать – дочерью ирландского корабельного плотника и английской кухарки. В 1922-м Маргарет начинает изучать герпетологию в Колумбийском университете. В это же время у нее возникает интерес к фотографии, и она берет уроки у Клэренса Уайта. В 1925-м Бурк-Уайт выходит замуж за Эверетта Чепмена (Everett Chapman), с которым разводится уже через два года. В 1927-м она завершает свое образование в Cornell University, а в 1928-м переезжает в Кливленд (штат Огайо), где становится индустриальным фотографом в Otis Steel Company.

В 1929 году Бурк-Уайт получает работу помощника редактора в журнале Fortune. В 1930-м она оказывается первым западным фотографом, допущенным в СССР, куда будет приезжать еще трижды. В 1936-м, по приглашению Генри Луса, Бурк-Уайт становится первой женщиной-фотожурналистом журнала Life. Ее фотографии строительства плотины Форта Пек занимают главное место в первом номере издания (23 ноября 1936 года). А фотография на обложку делается настолько иконической, что ее используют в качестве знака 1930-х в серии марок, посвященных столетию почты США.

В середине 30-х Бурк-Уайт снимает жертв засухи. В 1939-м она выходит замуж за романиста Эрскина Колдуэлла (Erskine Preston Caldwell, 1903–1987), с которым документировала ситуацию на юге США и работала над итоговой книгой «Вы видели их лица» (You Have Seen Their Faces) (1937). В мае 1941-го Бурк-Уайт снова посещает Москву, где застает начало Великой Отечественной войны. Будучи единственным иностранным фотографом в городе, она снимает бомбардировки («Зрелище такое странное, такое отдаленное, что его реальность невозможно себе представить с точки зрения опасности или смерти. Но как быстро исчезает это чувство безопасности, когда видишь людей убитыми!» (The spectacle is so strange, so remote, that it has no reality in terms of death or danger. But how quickly this feeling of immunity vanishes when one sees people killed!). Также ее допускают фотографировать Иосифа Сталина (1878–1953), снимки которого затем появляются в Life.

Бурк-Уайт становится первой женщиной среди военных корреспондентов, в том числе, допущенных в зоны боевых действий Второй Мировой войны. Весной 1945-го она снимает в разгромленной Германии, в частности, в концлагере Бухенвальд («Пользоваться камерой было почти облегчением. Она создавала некоторую преграду между мной и тем ужасом, который был прямо перед глазами» (Using a camera was almost a relief. It interposed a slight barrier between myself and the horror in front of me.» Yet, 25 years later, when going over those photographs at her home, she wept). В 1946–1948 годах создает фотографический цикл, посвященный борьбе за независимость Индии, регулярно пишет статьи на эту тему в Life, выпускает книгу «На полпути к свободе» (Halfway to Freedom). Затем она работает в Южной Африке, снимая жизнь шахтеров. В 1950-х у Бурк-Уайт обнаруживают болезнь Паркинсона; она умирает в Коннектикуте в возрасте 65 лет.

Чуть ли не полной противоположностью Бурк-Уайт является Виджи (Weegee, настоящее имя Arthur Fellig, 1899–1968). Он приходит к славе благодаря репортерской съемке откровенно «низкого жанра», которую превращает в явление новой фотоэстетики, сильно повлиявшей на следующее поколение американских фотографов. Его фраза «новостная фотография учит вас думать быстро» по сути есть прагматически американская версия картье-брессоновского «решающего момента» (см. ниже). Грубые и контрастные

снимки этого фотографа поражают (как того и требует жанр, в котором он работает) своей невиданной доселе прямотой. Их техническое несовершенство сочетается со спонтанностью, интенсивной жизненностью и своеобразным гуманизмом («Когда вы обнаружите, что начинаете чувствовать связь между собой и людьми, которых снимаете, когда вы смеетесь и плачете их смехом и слезами, вы будете знать, что вы на верном пути», – пишет он). Именно эти качества ставят его в ряд тех американских фотографов, которые оказываются учителями следующего поколения.

Родился Виджи в Злочеве (Złoczew, Австрия; ныне Украина) и был назван Ушером, но сменил имя на Артур, когда в 1910 приехал с семьей в Нью-Йорк. В Нью-Йорке семья Феллигов живет в нижнем Ист-сайде. В возрасте 14 лет Артур бросает школу, чтобы поддерживать семью. Он берется за случайные работы, в том числе помощника коммерческого фотографа. Затем в течение трех лет занимается съемкой фотографий на паспорт, а в 1924-м нанимается техником в лабораторию Acme Newspictures (вскоре United Press International Photos). Уходит оттуда в 1935-м, сделавшись независимым ночным полицейским фотографом. Феллиг пользуется камерой Speed Graphic (4х5 дюймов с большой ламповой вспышкой), и сделанные ею снимки более десятка лет публикуются практически во всех городских газетах: Herald Tribune, World Telegram, Daily News, Post, Sun. С 1940 по 45-й он также служит штатным фотографом вечерней газеты PM’s Weekly. В 1938-м Феллиг становится первым американским полицейским фоторепортером, который получает разрешение установить полицейское радиооборудование в своей машине, что очень помогает ему в конкуренции с коллегами. Благодаря своему радио, он приобретает репутацию человека, знающего, где и какое происшествие должно произойти, а кроме того берет себе соответствующее имя – «Виджи», происходящее от приспособления для предсказания судьбы (Ouija board). Обладая врожденным талантом к саморекламе, Виджи в начале 1940-х начинает ставить на обороте своих снимков, передаваемых в печать, клеймо с надписью «Виджи Знаменитый» (Credit Photo: Weegee the Famous). Фотограф утверждал, что с 1935 по 1945 годы отснял более 5000 преступлений в Нью-Йорке. Впрочем, спектр его интересов включает не только сцены преступлений, катастроф и портреты потерпевших: Виджи создает широкую панораму городской жизни, обычно скрытой от глаз публики. В своей работе психологические уловки он сочетает с техническими ухищрениями. Так, помимо прямых снимков с обычной вспышкой, Виджи делает фотографии с инфракрасной вспышкой, позволяющей ему работать совершенно незаметно.

В 1941-м в Фотолиге проходит выставка «Виджи: убийство – мой бизнес» (Weegee: Murder is My Business), а в 1943-м пять его фотографий включаются в выставку Action Photography в МоМА. Слава приходит к Виджи после выхода в 1945-м его книги «Голый город» (Naked City), содержащей криминальные фотографии и образы нью-йоркских «униженных и оскорбленных». Голливуд приобретает на нее права для создания кино– и телесериалов.

В середине 40-х Виджи на несколько лет оставляет криминальную фотографию, сосредоточиваясь на рекламных заказах для Fortune , Holiday, Life, Look и Vogue. В 1947–1952 годах он живет в Голливуде, работает консультантом фильмов и изредка сам снимается в кино. В частности (правда, уже в 1958-м) он выступает консультантом и фотографом фильма Стенли Кубрика «Доктор Стренджлав» (Dr. Strangelove or: How I Learned to Stop Worrying and Love the Bomb). В 1950–1960-х Виджи занимается серией фотоискажений-карикатур на знаменитых людей, которая, однако, не встречает того же энтузиазма, что и «Голый город». В это время он делает несколько короткометражных фильмов, используя калейдоскопические объективы и зеркала, а также применяя другие деформирующие изображение техники (первые его 16-миллиметровые короткометражки относятся еще к 1941 году). Фотограф публикует несколько книг, включая «Голый Голливуд» (Naked Hollywood) и автобиографию «Виджи по Виджи» (Weegee by Weegee), читает лекции о своем творчестве повсюду – в США, Европе и даже в Советском Союзе. Однако к моменту смерти о нем практически забывают.

Одной из ярких глав в истории послевоенной пресс-фотографии является возникновение и первое десятилетие существования Агентства «Магнум» (Magnum Photos ). Фотографы этого агентства изменяют лицо документальной фотографии, перенеся акцент с сенсационного, сугубо новостного эффекта на личную интерпретацию события. Таким образом, внимание зрителя обращается к психологическому, философскому, гуманистическому измерению реальности.

Начало предыстории агентства относится к январю 1934 года, когда Андре Kартье-Брессон знакомится в Париже с поляком Давидом Шимином (он же впоследствии – Дэвид Сеймур; (David Szynim/ Chim/David Seymour, 1911–1956) и венгром Эндре Фридманом (он же Роберт Капа). Все трое будущих основателей «Магнума» в 30-х являются членами некоммунистической антифашистской Ассоциации революционных писателей и художников (Association des Ecrivains et Artistes Revolutionnaires (A.E.A.R.), возглавляемой Андре Жидом и Андре Мальро. Затем у Роберта Капы, во время его пребывания в Китае четырьмя годами спустя, возникает идея как таковая: а именно, проект организации, которая ни в коем случае не должна быть «обычным агентством». И, наконец, окончательное решение об основании такой организации принимается в апреле 1947-го в ресторане, находящемся в пент-хаузе нью-йоркского МоМА. В этот момент у агентства-кооператива еще нет имени: Мagnum Photos, Inc. официально регистрируется 22 мая 1947-го. Название ассоциируется не только с веществом, использовавшимся в старых фотовспышках, но и с полуторалитровой бутылкой шампанского, которая олицетворяет победу, торжество, успех, и которая, по легенде, была распита в ресторане МоМА.

Ромео Мартинес (Romeo Martinez, эксперт по фотографии первой половины XX века, в 1956–1964 годах главный редактор журнала Сamera), пишет о причинах создания кооператива следующее:»Капа был движим одним-единственным представлением, которое (…) оказалось самой здоровой идеей в истории фотографии: репортер – никто, если не владеет собственными негативами. Кооператив был лучшей формой организации для сохранения его прав и обеспечения новостных репортеров свободой действий. Другими словами, Капа с друзьями изобрели для фотографа копирайт.(…) они утвердили свое ремесло как свободное и превратили простых наемных работников в художников, распоряжающихся собственной жизнью.» Никто теперь не может направить члена кооператива туда, куда тот не хочет ехать, он избавляется от тирании редакторов больших журналов и агентств, лишенных власти распоряжаться его негативами.

Вместе с магнумовским способом «охоты за изображениями» (image-hunting), возникает и собственный стиль фотокооператива, который складывается в пределах оппозиций, олицетворяемых Картье-Брессоном и Капой; рождается уникальное слияние постановочной и документальной съемки, красоты и правды, искусства и факта, новостного репортажа и творческой фотографии.

Именно мировая война, наделяющая фотографов статусом героев, подобных Хемингуэю или Мальро, позволяет создать Magnum. В это время, названное «золотым веком документальной фотографии», новые издания возникают одно за другим, а спрос на снимки возрастает настолько, что уже не может быть удовлетворен индивидуально. В данной ситуации новорожденный Magnum быстро превращается из объединения единомышленников в ведущую мировую профессиональную организацию. Magnum служит орудием промотирования деятельности его членов, обеспечения архива снимков и негативов и воплощает особое явление в фотожурнализме середины века. Его фотографы не только отвечают на существующие запросы, но и предлагают собственные идеи в разработке тем, основываясь на неизменно высоком фотографическом качестве. Фотографы Magnum сами принимают решения, касающиеся кооператива, сами нанимают сотрудников. Копирайт позволяет им по собственной инициативе включаться в важные для них проекты или же работать по контракту, при этом продавая и перепродавая снимки в различные издательства. Magnum позволяет создать новый рынок для их работ и усилить контроль над публикациями, отказываясь от них в тех случаях, когда политика издательства или контекст не совпадает с позицией фотографа. Поэтому-то сорок лет спустя член кооператива Джордж Роджер (George Rodger, 1908–1995) может признться, что по-прежнему ежемесячно продает одно из своих изображений, сделанных во время своего давнего путешествия в Африку.

Поначалу в Magnum , кроме членов-учредителей – Картье-Брессона, Сеймура и Капы, входит не присутствовавший на встрече в Нью-Йорке Джордж Роджер, а также Рита и Уильям Вандиверт (William Vandivert, род. в 1912): Рита Вандиверт назначается президентом. Позже к ним присоединяется еще ряд выдающихся фотографов, среди которых Вернер Бишоф (Werner Bischof, 1916–1954), Марк Рибу (Marc Riboud, род. в 1923), Бурри Рене (Rene Burri, род. в 1933) Мартина Франк, Эллиотт Эрвитт ((Elliott Erwitt, род. в 1928), Леонард Фрид (Leonard Freed, род. в 1929). Позже появляются и другие, однако круг Magnum навсегда остается ограниченным: и хотя кооператив получает более пятидесяти аппликаций на вступление каждый год, в нем одновременно может состоять только лишь 36 человек. Отделения агентства располагаются в Лондоне, Нью-Йорке, Париже и Токио, а бюро – по всему миру.

Финансовые кризисы и другие проблемы преследуют организацию с момента основания, однако принципиальное отсутствие корректного бизнес-менеджмента искупается здесь другими вещами, ради которых организация и была создана. Уже в 1954-м, после смерти Роберта Капы во Вьетнаме, Magnum едва не прекращает свое существование, но тут обязанности президента берет на себя Давид Сеймур, чем спасает ситуацию. Увы, сам он тоже погибает два года спустя, в Египте, но к этому моменту уже ясно, что организация устояла: кооператив состоит из 25 лучших фотографов мира, в совокупности представляющих баланс европейской и американской школ. Президентом избирается брат Роберта Капы Корнелл (Cornell Capa, род. в 1918) – сроком на пять лет. Организация стоит перед выбором – принять для себя модель стабильно небольшой или же постоянно расширяющей организации. Картье-Брессон в конце концов отстаивает первый вариант, в результате чего Magnum остается закрытой структурой, состоящей из небольшого числа членов, и с легкой офисной структурой. А кроме того, Картье-Брессон в этот момент сообщает Magnum и свой стиль, во многом связанный с возможностями и техническими параметрами «лейки».

Поскольку многие из магнумовских фотографов занимаются еще и производством фильмов, то в 1960-х в Magnum короткое время существует киноотдел. Со временем возникают музейная и образовательная сферы деятельности. Так в 1974 году Корнелл Капа создает в Нью-Йорке International Center of Photography – музей с крупным образовательным компонентом.

Ли Джонс (Lee Jones, член кооператива с 23-летним стажем) определяет Magnum таким образом: «Это цитадель противоречий и всегда такой будет. Когда они прекратятся, это будет уже не Magnum, а всего лишь хорошо управляемая организация». (It’s a citadel of contradictions and will always be. The day that it stops, it won’t be Magnum, it’ll just be a well-run organization). Однако уже в период вхождения в агентство второго поколения фотографов в отношении к социальной проблематике и журнальному репортажу происходят перемены. В 1960-м фотограф Эрнст Хаас (Ernst Haas, 1921–1986) пишет: «Разве единственное, чего мы действительно хотим, это заниматься историческим каталогом? Для меня история – только часть всего, чем я интересуюсь и что присутствует в реальности. (…)

Я нахожусь в поиске вещей, отражающих меня настолько же, насколько они отражают сюжет. Я не интересуюсь съемкой новых вещей. Мне интересно видеть вещи новыми». (I am in search for images, which reflect myself as much as it reflects the subject matter. I am not interested in shooting new things. I am inter-ested to see things new). А Вернер Бишоф прямо заявляет, что “бессилен против больших журналов – я художник и всегда им останусь» (I am powerless against the great magazines – I am an artist, and I will always be that).

Эта цитата характеризует не только изменения в настроениях отдельных членов Magnum, но и дух иного времени. Во времена формирования агентства акцент ставится на репортаже. Это во многом отражает опыт войны. Кроме того, фотографов, действительно знающих мир, в те времена чрезвычайно мало, а любопытство к новым пространствам велико. Поэтому первым актом агентства становится разделение мировой территории на зоны освещения: Сеймур работает в Европе, Картье-Брессон – в Индии и на Дальнем Востоке, Роджер – в Африке, Роберт Капа – в самых разных местах, включая США и т. д. Наконец, в то время продолжают считать, что мир можно сделать лучше, поэтому роль фотографа-художника еще не в чести.

Однако в 60-х этика «заинтересованной фотографии» (concerned photography – термин, примененный Корнеллом Капой к работам его брата, Бишофа и Сеймура) подвергается серьезной переоценке. Эмпатия к миру сменяется более ироничной оценкой событий и их отражения в масс-медиа. Растет убеждение в отсутствии ясных границ между добром и злом, порождая неверие в возможность существенных социальных перемен. Количество снимков социальных трагедий и разнообразных катастроф в определенный момент становится избыточным. А сочувственное отношение и личная причастность к общественным проблемам начинают рассматриваться как свидетельство излишней сентиментальности, если не наивности, причем не только редакторами, но и читателями. Представление о фотографии как о механически точном документе реальности все более размывается. Соответственно пафос документализма, характерный для пресс-фотографии середины века (каковая является одновременно и эпохой расцвета идеологии) резко снижается. Становится ясно, что скоротечный контакт репортера с сюжетом не гарантирует полноты картины, а его снимки, в лучшем случае, являются вопросами, но не ответами. И даже физическая возможность независимого освещения обстановки в отделенных регионах становится все более проблематичной по мере роста стоимости путешествий.

Таким образом, для фотографии Magnum характерны те же тенденции, что и для американской авторской фотографии 1950–1960-х (речь о ней впереди): документалистика постепенно освобождается от гуманистического пафоса, сдвигаясь в сторону откровенно субъективного художественного выражения. По сути «аутентичным» Magnum может считаться, наверное, только на протяжении 1940–1950-х. Впоследствии он переживает многочисленные кризисы, и нынешнее его состояние выглядит достаточно проблемным. Magnum уже гораздо больше похож на «обычное агентство», на корпорацию, в которой связи между поколениями фотографов формальны, лишены персональности. А конъюнктура заставляет организацию идти на выполнение тех работ, которые больше стоят и прибегать к более агрессивному маркетингу.

У основателя Мagnum Роберта Капы (Robert Сapa, настоящее имя Endré Ernő Friedmann, 1913–1954) никогда не было постоянного дома. Он выглядит образцовым искателем приключений формата первой половины XX века. Уже в 1939-м журнал Picture Post называет его «величайшим военным фотографом мира» (the Greatest War-Photographer in the World). Знаменитая каповская фотография смертельно раненного испанского солдата-республиканца (впервые напечатанная в VU) выражает его личное кредо: «Если твои изображения не слишком хороши, значит ты не был достаточно близко» (If your picture aren’t good enough, you aren’t close enough). Для этого фотографа степень близости к объекту изображения становится мерой документальности, контакта с реальностью, гарантией правды фотографии. Фотоправда, в свою очередь, выглядит основой информации и альтернативой любой идеологии: «правда – это лучшее изображение, лучшая пропаганда» (the truth is the best picture, the best propaganda).

Роберт Капа родился в Венгрии. Фотографией его заинтересовала его соседка Ева Беснё (Eva Besnyő, 1910–2002), впоследствии ставшая известным модернистским фотографом. Финансовый кризис, антисемитизм и арест за участие в антиправительственных выступлениях принуждают Фридмана к эмиграции. В 1931-м он уезжает в Берлин, где продолжает свое образование. Он хочет стать журналистом, однако финансовые трудности вновь подталкивают его к занятиям фотографией. Вскоре Эндре Фридман попадает в Немецкое фотоагентство (Depot), которое в 1932-м заказывает ему съемку выступления Льва Троцкого в Копенгагене. После прихода нацистов к власти Фридман опять вынужден бежать и в конце концов оказывается в Париж, где опять же сталкивается с трудностями в поисках фотожурналистской работы. В 1936 он придумывает себе псевдоним «Роберт Капа» (где «Роберт» происходит от имени американского актера Роберта Тэйлора (Robert Taylor, 1911–1969), а «Капа» от фвмилии американского же кинорежиссера Фрэнка Капры (Frank Capra, 1897–1991), считая, что это будет звучать по-американски авторитетно (в чем оказывается совершенно прав).

В 1936–1939 годах (с перерывами, успевая в 1938 году побывать фотографом и на Китайско-японской войне) Капа работает в Испании, снимая события Гражданской войны. В 1936-м он становится всемирно известен благодаря уже упомянутой фотографии погибающего солдата, снятой под Кордовой. Опасная близость к объекту изображения и хронометраж съемки долго вызывают сомнения в ее подлинности, однако в конце концов погибший идентифицируется и тем самым признается аутентичность снимка.

Начало Второй Мировой войны застает Роберта Капу в Нью-Йорке. Здесь он сначала снимает здесь для Collier’s Weekly, а затем, после увольнения из этого журнала, для Life (двусмысленность его положения заключается в том, что, с одной стороны, он – гражданин нацистской Германии, с другой же, еврей – что отчасти облегчает ему получение европейских виз). Самая знаменитая серия Капы периода мировой войны снята 6 июня 1944 во время высадки войск союзников в Нормандии (D-Day), когда в течение двух первых часов операции он делает 108 кадров. К несчастью, лаборант Life при просушке расплавляет большинство негативов: сохраняется лишь одиннадцать слегка смазанных кадров. Десять из них публикуются в выпуске Life за 19 июня 1944 года в сопровождении текста, в котором состояние фотографий – «слегка вне фокуса» – объясняется тем, что руки фотографа, принимающего участие в великом историческом событии, дрожали от волнения. Сам Капа утверждает иное – его руки дрожали оттого, что в момент высадки он испытывал жесточайший стресс, работая в ситуации смертельно опасной и, к тому же, исключительно тяжелой физически. Впоследствии Капа использует фразу из журнального текста в качестве названия для своей военной автобиографии (Slightly Out of Focus).

В 1947 году фотограф вместе с несколькими своими коллегами основывает Magnum Photos, а в 1951-м становится его президентом. В начале 1950-х он отправляется в Японию на выставку с участием Magnum и там получает от Life предложение о съемке в Индокитае. Несмотря на клятву больше не работать в зоне военных действий, данную им несколькими годами раньше, Капа соглашается и сопровождает французский полк вместе с двумя другими журналистами Time-Life. 25 мая 1954 года, когда полк пересекает опасную территорию, фотограф решает покинуть свой джип, чтобы заняться съемкой. Через пять минут он наступает на противопехотную мину и умирает прежде, чем его успевают доставить в госпиталь, с камерой в руках.

За время своей карьеры Роберт Капа снимает события пяти войн: Гражданской в Испании, Китайско-японской, Второй Мировой (Лондон, Северная Африка, Италия, высадка в Нормандии, освобождение Парижа), Арабо-израильской 1948 года и первой Индокитайской. Он работает для многочисленных пресс-изданий, включая Life, Time, Picture Post и VU. Ради сохранения фотографического наследия Робера Капы и других фотографов его брат Корнелл в 1966-м создает «Фонд заинтересованной фотографии» (Fund for Concerned Photography). А чтобы обеспечить этой коллекции постоянное место хранения, в 1974-м основывает еще и International Center of Photography в Нью-Йорке.

В честь Роберта Капы Overseas Press Club учреждает «Золотую медаль Роберта Капы» (Robert Capa Gold Medal), которая ежегодно присуждается фотографу, предоставившему «лучший опубликованный фотографический репортаж из-за рубежа, требующий исключительного мужества и предприимчивости» (best published photographic reporting from abroad, requiring exceptional courage and enterprise).

Прямой контакт и «лейка» (как и сама романтическая фигура Капы) становятся авторитетной формулой фотожурналистики классической эпохи медиума. Как впоследствии пишет о Капе Джордж Роджер, «он ценил уникальное качество миниатюрных камер, таких быстрых и тихих в использовании так же, как и уникальные качества, которые мы сами обрели за несколько лет опыта эмоциональныых эксцессов, идущих рука об руку с войной. В этой комбинации мини-камер и максиумов он увидел наше будущее». (He recognized the unique quality of miniature cameras, so quick and so quiet to use, and also the unique qualities that we ourselves had acquired during several years of contact with all the emotional excesses that go hand in hand with war. He saw a future for us in this combination of mini cameras and maxi minds). Однако манера Капы представляет не правило, а скорее, исключение, дает образец документального экстремизма. Его фотографии, умные и гуманные, обусловлены именно новостной ценностью. Визуальная самодостаточность, эстетическая выразительность в них принципиально не важна – в отличие от снимков других его коллег по Magnum. Так магнумовский фотограф Ева Арнолд (Eve Arnold, род. в 1912), впервые увидев его контактные отпечатки, оказывается настолько разочарована, что делится своими чувствами с Жанет Планер (Janet Planner, 1892–1978), пишущей для New Yorker. И та произносит в ответ: «Дорогая моя, история не слишком хорошо дизайнирована» («My dear, history isn’t well designed»).

Зато Капа обладает огромным талантом создавать перспективные проекты и обнаруживать новые области профессиональной деятельности. Например, утверждают, что именно проект «Люди остаются людьми, где бы они ни жили» (People are People the World Over), который три магнумовских фотографа делают для ежемесячника Ladies’ Home Journal, подвигает Эдварда Стайхена на создание эпохальной выставки The Family of Man. Фотографии членов Magnum составляют на ней целых десять процентов от общего числа представленных изображений, а помощник Стайхена в этом проекте Уэйн Миллер (Wayne Miller), впоследствии становится членом и даже президентом агентства. Однако те же таланты Капы заключали в себе и опасность для Magnum. Останься Капа жив, тогда, возможно, умерло бы агентство, поскольку в последние годы жизни его интерес смещается от фотографии к новому медиуму – телевидению. Марк Рибу вспоминает, что перед роковой поездкой во Вьетнам «величайший военный фотограф мира» говорил, что благодаря приходу телевидения, фотография заканчивается (эти его слова прямо ассоциируются с веком раньше произнесенными Деларошем – о смерти живописи по причине появления фотографии).

Так или иначе, Magnum раннего периода держится почти исключительно на финансовых и коммуникативных способностях Капы, который был известен не только как фотограф, но и как игрок, светский человек и любимец женщин.

Один из главных мэтров международного фотожурнализма, Анри Картье-Брессон (Henri Cartier-Bresson, 1908–2004) родился в Шантелуан-Бри (Chanteloup-en-Brie) под Парижем, в богатой семье, занятой текстильным бизнесом. Родители обеспечили ему финансовую поддержку, которая помогла сформировать интерес к фотографии в гораздо более независимой, не скованной обстоятельствами социального заказа, манере, чем могло себе позволить большинство современников. В 1927-м, в возрасте 19 лет, Картье-Брессон поступает в частную художественную школу и в парижскую академию художника-кубиста Андре Лота (André Lhote, 1885–1962), который водит своих учеников смотреть классическое искусство в Лувр и одновременно изучать современное – в парижские галереи. Таким образом, интерес Анри к современности сочетается с восхищением творчеством ренессансных художников – Яна Ван Эйка (Ian van Eyck, ок.1390–1441), Паоло Учелло (Paolo Uccello, 1397–1475), Мазаччо (Masaccio, настоящее имя Tommaso Cassai или Tommaso di Ser Giovanni di Mone, 1401–1428) и Пьеро делла Франческа (Piero della Francesca, 1415/1420–1492).

Позже Картье-Брессон назовет Лота своим учителем фотографии без камеры. Во время обучения у него будущий фотограф знакомится в Café Cyrano на Place Blanche с сюрреалистами, в том числе с лидерами движения. Будучи знаком с сюрреалистскими теориями, Картье-Брессон тем не менее не может найти способа их воплощения в собственном творчестве. Фрустрированный результатами своих экспериментов, он впоследствии уничтожает большую часть своей ранней живописи.

В 1928–1929 годах он посещает Кембриджский университет, изучая английское искусство и литературу, а в 1930-м проходит службу во французской армии. В 1931-м, под впечатлением романа Джозефа Конрада (Joseph Сonrad, настоящее имя Teodor Józef Konrad Korzeniowski, 1857–1924) «Сердце тьмы» (Heart of Darkness,1899), он предпринимает путешествие на Берег Слоновой Кости, бывший тогда французской колонией. Картье-Брессон привозит с собой портативную камеру, однако из всего отснятого материала у него сохраняются лишь семь кадров. Средства к существованию он добывает охотой, однако вскоре заболевает тяжелейшей гемоглобинурийной лихорадкой и даже пишет инструкцию касательно собственных похорон.

В 1931-м, по возвращении во Францию, Картье-Брессон живет в Марселе, восставливая силы после перенесенной болезни. Здесь он открывает для себя фотографию Мартина Мункачи «Трое мальчиков на озере Танганьика», которая окончательно определяет его жизненный выбор («Когда я увидел фотографию Мункачи, изображающую черных детишек, вбегающих в волну, то не мог поверить, что подобная вещь могла быть схвачена камерой. Я чертыхнулся, взял собственную камеру и вышел на улицу… Внезапно я понял, что фотография может фиксировать вечность внутри мгновения»). Он покупает «лейку» с 50-миллиметровым объективом, которой затем будет безостановочно снимать на протяжении многих лет. В 1932-м фотограф впервые выставляет свои снимки в нью-йоркской Julien Levy Gallery, а затем в мадридском Ateneo Club. Как уже говорилось, в 1934-м Картье-Брессон знакомится с польским фотографом и интеллектуалом Давидом Шимином (Сеймуром), а тот представляет его Эндре Фридману, будущему Роберту Капе: троем они снимают студию.

В том же 1934-м фотограф отплывает в Мексику с экпедицией парижского Музея Трокадеро. Она досрочно сворачивается из-за отсутствия денег, но Картье-Брессон остается в Мехико на год. В начале 1930-х столь длительное пребывание на одном месте для фотожурналиста считается чем-то немыслимым, однако Картье-Брессон поступает именно таким «профессионально некорректным» образом. В это время в Мехико работает Пол Стрэнд, здесь живет и великий мексиканский фотограф Мануэль Альварес Браво. С последним Картье-Брессон в 1935-м выставляется дважды: в нью-йоркской галерее Джулиана Леви (Manuel Alvarez Bravo, Henri Cartier-Bresson And Walker Evans: Documentary And Anti-Graphic Photographs), и во Дворце изящных искусств (Palacio de Bellas Artes) в Мехико.

Поездка в Нью-Йорк для устройства выставки у Леви дает Картье-Брессону возможность познакомиться со многими коллегами. Так он встречает здесь (в самом начале ее фотографической карьеры) Хелен Левит (Helen Levitt, 1913–2009) и оказывает на нее существенное влияние. Кроме того, Кармел Сноу, главный редактор Harper’s Bazaar, предлагает Картье-Брес-сону заняться съемкой моды: по иронии судьбы именно она обеспечивает будущей «иконе» документалистики его первую журнальную публикацию. Наконец, фотограф знакомится с Полом Стрэндом. Тот занят в этот момент в кинопроизводстве и обучает Картье-Брессона основам этой профессии, что вскоре последний и использует. По возвращении во Францию Картье-Брессон (в качестве актера и ассистента) работает с великим Жаном Ренуаром на съемках фильмов «Жизнь принадлежит нам» (La Vie est à nous, 1936), «Загородная прогулка» (Un partie de campagne, 1936) и «Правила игры» (La Règle du jeu, 1939). Также в 1937-м он вместе с Гербертом Клайном (Herbert Kline, 1909–1999) выступает режиссером документального фильма «Победа жизни» (Victoire de la vie) о республиканских больницах во время Гражданской войны в Испании.

В 1937-м при посредстве Луи Арагона Картье-Брессон получает предложение делать фоторепортажи сразу от двух коммунистических изданий – ежедневной газеты Ce Soir (создана в марте 1937-го) и журнала-еженедельника Regards (создан в 1932 году). Именно в Regards впервые публикуются его документальные снимки: фоторепортаж о коронации Георга VI, прошедшей 12 мая 1937 года. В том же году Картье-Брессон женится на яванской танцовщице Ратне Мохини (Ratna Mohini, 1904–1988).

В сентябре 1939-го Картье-Брессон в звании капрала зачисляется во французскую армию, но уже в июне 1940-го попадает в германский плен и в течение 35 месяцев находится в лагере для военнопленных. После двух неудачных попыток он в феврале 1943 бежит из плена и работает во французском подполье, помогая другим бежавшим. Выкопав благоразумно спрятанную им в 1940-м «лейку», он снимает сначала события оккупации, а затем освобождения Франции и Парижа. В 1944–1945-м, по заданию Отдела военной информации США (American Office of War Information) Картье-Брессон делает еще один документальный фильм – «Возвращение» (Le Retour) – о судьбе французских узников концлагерей и перемещенных лиц. В самом конце войны в США распространяется слух о смерти фотографа, и ему собираются устроить мемориальную выставку в МоМА. После разрешения недоразумения Картье-Брессон помогает в подготовке этого экспозиционного проекта, который открывается в 1947 году.

Весной того же года он вместе с Робертом Капой, Давидом Сеймуром, Ритой и Уильямом Вандивертами и Джорджем Роджером создает агентство Magnum Photos (где, по выражению его коллеги Эллиотта Эрвитта, становится «чем-то вроде святого, хранителем огня» (sort of the saint, the keeper of the flame). Когда новообразованная команда распределяет между собой территории фотографических заказов, ему достаются Индия и Китай. А международная известность приходит к Картье-Брессону-фотожурналисту после освещения им похорон Махатмы Ганди (Mohandas Karamchand Gandhi, 1869–1948) в Индии (1948) и революции в Китае (1949). В Китае он работает в течение последних шести месяцев существования администрации Гоминьдана и первых шести месяцев правления коммунистического правительства Мао-Цзэдуна (1893–1976), помимо прочего снимая в Пекине выживших императорских евнухов. Затем перебирается в Индонезию, где освещает процесс освобождения страны от голландской колониальной зависимости.

В 1952 году Картье-Брессон публикует свою эпохальную книгу, более всего известную под названием, которое она получает в анлоязычном издании – «The Decisive Moment» (Решающий момент). Однако первое издание было французским (Editions Verve, Paris) и называлось «Images à la Sauvette», что можно перевести как «образы, созданные тайком», «изображения, сделанные в движении, на бегу» (кроме того выражение «à la sauvette» употребляется в отношении уличной торговли без лицензии). Книга содержит подборку из 126 снимков, созданных фотографом с 1932-го по 1950-й год, которым предпослано теоретическое предисловие. Именно тут Картье-Брессон впервые вводит свое программное понятие «решающего момента». Дизайн обложки выполнен Анри Матиссом, а издателем книги стал Териад (Tériade, настоящее имя Stratis Eleftheriades, 1889–1983), знавший фотографа еще в начале 1930-х, в свою бытность арт-директором легендарного сюрреалистического журнала Minotaure.

В 1954-м другой великий издатель той эпохи Робер Дельпир (Robert Delpire, род. в 1928) выпускает фотокнигу Картье-Брессона «Из одного Китая в другой» (D’une Chine a l’autre), представляющую собой визуальный дневник перехода страны от гоминьдана к коммунизму (съемка велась в Пекине и Шанхае). Кроме того, в 1955-м Дельпир издает продолжение «Решающего момента», книгу «Европейцы» (Les Européens). В том же году у Картье-Брессона проходит его первая французская выставка – в Павильоне Марсан (Pavillon de Marsan, Музей декоративного искусства, находящийся в западном крыле Лувра).

Пятидесятые годы – время смены парадигмы фотодокументалистики. Если еще в 1930-х снимки путешествующих фотографов по преимуществу передавали ощущение географической отдаленности, даже экзотичности изображенного, то после 1945-го они становятся показом истории как процесса. Под прессом сменяющих друг друга событий фотографы чувствуют себя невольными участниками, беспомощными свидетелями истории. Позиции свидетеля-аутсайдера с этого времени придерживается и Картье-Брессон. В эти годы он работает для самых крупных мировых газет, снимая по всему миру – в Китае, Мексике, Канаде, США, Индии, Японии, СССР и других странах.

В 1966-м фотограф уходит со своего поста в агентстве Magnum (однако агентство продолжает заниматься дистрибуцией его фотографий) и сосредотачивается на портретной и пейзажной съемке. В 1967-м он разводится со своей первой женой Ратной Мохини, а в 1970-м снова женится – на Франк Мартине (Martine Franck, род. в 1938), будущим членом Magnum. После 1975 года мастер уже практически не снимает: «Единственное, что меня сейчас интересует – это живопись. Фотография всегда была не более, чем путем к живописи, некоторым видом мгновенного рисунка». В 1975-м в нью-йоркской Carlton Gallery проходит первая выставка его рисунков.

Картье-Брессон принадлежит к плеяде тех серьезных фотографов, основным своим инструментом которых стала камеру любительского формата 35 мм. Возможно, он выбирает ее из духа авантюры, образцом которой всегда оставался для него сюрреализм. Фотограф даже заивствует бретоновское выражение «жизнь прежде всего!» (life first!), превратив его в свое «прежде всего обращайте внимание на жизнь!» (above all, pay attention to life!). Если задуматься, сюрреалистична по своему духу даже его теория «решающего момента». Подобный парадокс куратор фотоотдела МоМА Галасси Питер (Peter Galassi) в своей книге «Анри Картье Брессон. Раннее творчество» (Henri Cartier-Bresson, The Early Work) объясняет следующим образом:»Сюрреалисты относились к фотографии так же, как Арагон и Бретон… к улице: с ненасытностью к обычному и необычному… Сюрреалисты открыли в простом фотографическом факте основополагающее качество, отсутствовавшее в предшествующих теориях фотографического реализма. Они видели, что обычные фотографии, особенно когда их изымают из круга практических функций, содержат сокровища непреднамеренных, непредсказуемых смыслов» (The Surrealists approached photography in the same way that Aragon and Breton…approached the street: with a voracious appetite for the usual and unusual…The Surrealists recognized in Plain photographic fact an essential quality that had been excluded from prior theories of photographic realism. They saw that ordinary photographs, especially when uprooted from their practical functions, contain a wealth of unintended, unpredictable meanings).

Латентный сюрреализм Картье-Брессона сделался основой мировоззрения нескольких поколений его коллег. Сам же Картье-Брессон конвертировал его в профессию фотографа-документалиста. Анонимность, незаметность, уход от ярлыков, привычных форм и представлений становятся частью его персональной версии фотожурнализма. Он отвергает термин “искусство» по отношению к своим снимкам, считая их лишь реакцией на определенные моменты времени, а хромированные части своей камеры оборачивает черной лентой, чтобы сделать ее менее заметной субъектам съемки. Картье-Брессон описывает «лейку» как продолжение собственного глаза. Анонимность, которую она дает фотографу, позволяет ему преодолевать формально-неестественное поведение людей, знающих о том, что их фотографируют. Таким образом, «лейка» открывает для фотографии новые возможности – снимать мир в его актуально существующем виде, в движении и изменениях, как будто фотофиксации и не существует.

Возможно, что в таком отношении к делу мастер утверждается в результате совета Роберта Капы, данного им после публикации «The Decisive Moment», в момент прихода к Картье-Брессону международной известности. Капа тогда сказал: «Бойся ярлыков. Они могут дать тебе чувство безопасности, и один уже готов прилипнуть к тебе – это сюрреалистический ярлык. Твоя манера станет высокопарной и показной. Тебе следует прилепиться к новостному репортажу, храня все остальное в глубине сердца. Не суетись. Оставайся в движении!» (Beware of labels. They can give you a feeling of security, but one is going to stick on you – the surrealist label. Your manner will become pompous and affected. You should stick with news reporting and keep the rest in your little heart, my dear. Don’t fidget. Get moving!)

Капа при этом продолжает считать фотографическую манеру Картье-Брес-сона декадентской, а Картье-Брессон не испытывает восторга от снимков Капы, что совершенно не мешает ему любить того как человека: «Шим, Боб и я никогда не говорили о фоторафии, технике, о хороших и плохих снимках. Мы предпочитали разговаривать о жизни, о мире, что гораздо интереснее». Роберта Капу Картье-Брессон называет «искателем приключений с этикой» (adventurer with an ethic), себя же считает искателем приключений, но с уклоном в эстетику. Капа предпочитает общепринятый путь фоторепортера, Картье-Брессон же достигает журналистской неконвенциональности чисто фотографически (чему хрестоматийным примером служит его ранний репортерский снимок коронации Георга VI, где вместо главного события он снимает людей, находящихся на его периферии). И в то время как Капа – ключевой персонаж в развитии метода up-close, Картье-Брессон вводит в употребление другой критерий, согласно которому верность собственной точке зрения и сообщает всей совокупности изображений фоторепортера индивидуальный характер.

Эта персональная точка зрения имеет результатом завершенную композицию кадра, его самодостаточную образность, что как раз не слишком-то любят в прессе. Редакторы пресс-изданий. предпочитают гораздо более случайные, фрагментированные снимки: их легче подвергнуть необходимой обрезке, легче ставить под ними объяснительные подписи, ими удобнее иллюстрировать тексты. Структурованность изображения, присущая Картье-Брессону, считается в прессе недостатком – она больше подходит для персонального проекта, для авторской книги. И главное, она выдвигает на роль редактора самого фотографа: тот сам начинает навязывать смыслы, отнимая право на интерпретацию у остальных.

Фотографии Картье-Брессона лучшего периода подчеркивают мгновенность, мимолетность реальности, и, вместе с тем, сложность персонального видения: «В фотографии есть новый вид пластики, результат мгновенно возникающих линий, которые создаются движением сюжета. Мы работаем в унисон с движением, словно оно – предчувствие того, как жизнь раскрывает саму себя. Однако внутри движения существует один момент, в который динамические элементы оказываются сбалансированными. Фотография должна добиваться этого момента и удерживать в нерушимости его равновесие». При этом изобретатель влиятельнейшей теории «решающего момента», фланер и обозреватель жизни человечества Картье-Брессон оказывается личностью, для которой сенсационные события истории имеют удивительно мало значения, главное же заключается в деталях и незаметных моментах повседневности. Степень отстраненности фотографа от «животрепещущей действительности» становится понятна из одной-единственной фразы, произнесенной им на пороге собственного дома, стоящего среди великолепных пейзажей Прованса: «Я не отсюда, возможно, из Азии. Я – непокорный буддист, возмущенный состоянием мира. Но, по существу, ненасильственный.»

Столь же нестандартно и отношение Картье-Брессона к своим снимкам. Ему нравится не результат, а процесс съемки (как это сформулировал, обращаясь к фотографу, один из его друзей: «Короче говоря, ты не работаешь, а получаешь наслаждение!»). Он любит делать/брать картинки, фотографировать/стрелять в охотничьем смысле слова (как считается, почерпнув многие фотографические приемы еще из опыта охоты в Африке). А то, что в конце концов появляется на свет из фотографического «черного ящика», не представляет для него какой-то особый интерес. Он прекрасно понимает, что эта картина мира уже скомпонована (composed), сочинена, сфальсифицирована.

Однако и здесь есть тонкость: сфальцифицирована конечная картинка, но само мгновенье ее съемки из процесса фотографической фальсификации чудесным образом выпадает. Оно оказывается точкой контакта фотографа с реальностью, критерием его открытости миру: «Фотографировать – значит задерживать дыхание в тот мимолетный момент реальности, когда все наши способности оказываются объединенными. Голова, глаза, сердце должны быть уравнены в этом процессе. Фотографировать – это способ объявлять во всеуслышание, а не предъявлять свидетельство собственной оригинальности. Это – образ жизни».

Тенденция к непреднамеренности, стремление не нарушить естественный ход вещей и саму оптическую картину мира дает Картье-Брессону возможность наблюдать скрытое за поверхностью и открывающееся только в «решающие моменты». Этим определяются многие особенности его съемки. Так, к примеру, он никогда не пользуется вспышкой, считая, что это столь же «невежливо, как прийти на концерт с пистолетом в руке» ([i]mpolite… like coming to a concert with a pistol in your hand). И окончательно компонует картинку уже в момент съемки, тем самым получая возможность всегда печатать полный кадр, исключая любые манипуляции с ним, в частности обрезку (свидетельством такой полноты кадра у Картье-Брессона служит демонстративное присутствие черной рамки вокруг изображения). К тому же, фотограф самостоятельно не проявляет своих пленок и не печатает изображений, поскольку «никогда не интересовался фотографическим процессом, никогда-никогда. С самого начала. Для меня съемка маленькой камерой вроде «лейки» – это мгновенное рисование» (I’ve never been interested in the process of photography, never, never. Right from the beginning. For me, photography with a small camera like the Leica is an instant drawing).

Смит Юджин (W. Eugene Smith, 1918–1978), также состоял (хотя и недолго) в агентстве Magnum. Истории его проектов словно сошли со страниц авантюрного романа, а сам он может служить недосягаемым образцом фотографического безумия. Этот человек, соединивший в себе качества социально заинтересованного фотожурналиста и авангардного художника, оставил не только блистательные военных фотографии, но и стал реформатором жанра фотографического эссе. Превратившись из наблюдателя в прямого участника снимаемых сцен, Смит радикально изменил подход к материалу. Такая трансформация была для него изнурительной в физическом и психическом смысле, отнимала массу времени и приводила к постоянным трениям с заказчиками.

Родился Юджин Смит в Вичита (Wichita, штат Канзас). В возрасте 13–14 лет взял в руки камеру и начал снимать для местных газет Eagle и Beacon. В возрасте 19 лет Смит приезжает в Нью-Йорк и поступает на работу в Newsweek, откуда через три месяца его увольняют за то, что он продолжает пользоваться малоформатной камерой, отказываясь перейти на средний формат. В 1939-м фотографа берут на работу в журнал Life, однако и оттуда он уходит, яростно протестуя против выбора и формы публикации своих изображений. Когда Америка вступает в войну, Смит делает попытку устроиться в фотогруппу американского военно-морского флота (US Navy Photographic Group), однако оказывается отвергнут с похвальным отзывом: «…хотя в своей области и производит впечатление гения, он не отвечает стандартам морского флота США» (Although Smith appears to be a genius in his field, he does not measure up to the standards of the United States Navy). В качестве корреспондента Ziff-Davis Publishing он снимает на Тихом океане и проявляет себя настолько хорошо, что большинство его снимков оказываются подвергнутыми цензуре, а Life просит его вернуться. Смит возвращается в журнал и работает там, фотографируя американских морских пехотинцев на Сайпане и Гуаме, Айво Джиме и Окинаве до тех пор, пока не получает тяжелое ранение во время минометного обстрела.

Лишь два года спустя он вновь берется за камеру. И сразу же делает ставшую всемирно известной фотографию детей «Прогулка в райский сад» (The Walk to Paradise Garden, 1946), которая экспонируется в качестве финального изображения на выставке Family of Man. В 1947–1954-м Смит продолжает работать для Life, и как раз в это время начинается период его жизни, связанный с монументальной попыткой реконструкции жанра фотографического эссе. В поздние 1940-е и в 1950-е фотоэссе (совокупность изображений, посвященных лицу, месту или событию с текстовым сопровождением) становится весьма популярной формой. Множество фотоэссе появляется в это время в Life. Документальная фотография тогда еще относительно молода, а телевидение находится в младенческом состоянии и не является доминирующей формой визуальной коммуникации. Первым проектом Смита в этом жанре становится фотоэссе «Сельский врач» (Country Doctor). За ним следуют «Испанская деревня (Spanish Village)», и «Медсестра-акушерка» (Nurse Midwife) – все сделаны в конце 1940-х – начале 50-х. В 1954-м, в процессе работы над эссе о докторе Альберте Швейцере (Albert Schweitzer, 1875–1965), Смит обостряет отношения с Life настолько, что ему приходится снова покинуть издание. Однако в этот момент его принимает в свои ряды агентство Magnum, предоставив небольшой заказ на съемку в городе Питтсбурге. И тут уж натура Юджина Смита проявляется в полную меру.

Прелюдией к питтсбургской драме становятся перипетии работы Смита над его первыми эссе. Для съемки «Сельского врача» фотограф, не известив об этом своего редактора из Life, на неделю уезжает в Колорадо, после чего остается там еще на три недели, игнорируя повторяющиеся призывы вернуться в Нью-Йорк. Он начинает работу без пленки в камере(с тех пор это входит у него в обычай), подобно тени следуя за врачом. Цель фотографа – не только научиться чувствовать, думать и действовать как его герой, но также заставить местных жителей забыть о его присутствии. Джон Шарковски пишет, что Смит «имел дело не просто с тем, что делал врач, но в глубочайшем смысле с тем, кем тот являлся. Благодаря этому фотоэссе превратилось из повествования в интерпретирующий комментарий» (dealt with not simply with what the doctor did, but in the profoundest sense, with who he was. With this example the photo essay moved away from the narrative, toward interpretative comment).

Следующей всепоглощающей работой становится для Смита «Испанская деревня» – вернувшись в Нью-Йорк после этой съемки, он попадает в психлечебницу. Однако кульминационным пунктом всей траектории становится следующий проект, начавшийся, как уже говорилось, благодаря Magnum. Известному фоторедактору Стефану Лоранту требуются изображения для книги, посвященной истории Питтсбурга и имеющей целью поддержку программы обновления этого города, одного из самых экологически неблагополучных в США. Лорант хочет, чтобы Смит провел в городе пару недель и отснял сотню кадров. Однако Смит видит в этом заказе возможность расширить форму фотографического эссе до размеров «эпоса в традиции «Листьев травы» Уолта Уитмена» и поселяется в Питтсбурге на 5 месяцев. Сначала, как обычно, он изучает город без камеры, в собственной квартире устраивает лабораторию, нанимает помощника и гида, а затем снимает более тринадцати тысяч кадров. Для их печати Смиту требуется еще восемнадцать месяцев, в результате чего возникает серия, ставшая его magnum opus. Лорант к этому моменту уже позабыт, и Смит мечтает о публикации питтсбурского фотоэссе в форме книги, которая дала бы пример настоящего подхода к делу, разительно отличающегося от методов, принятых в Life. Агентство Magnum, пока еще с гордостью числящее Смита в своих членах, снова и снова ссужает его наличными. Помимо того, ему в 1956-м и 1958-м предоставляют стипендии Guggenheim Fellowships,чтобы поддержать эпохальный проект. И хотя все эти деньги покрывают лишь малую часть его расходов, Смит пренебрегает заказами от Magnum, продолжая работать исключительно над собственным фотоэссе. В довершение у Смита крадут все камеры и негативы, в результате чего ему приходится полностью переснимать материал (воры, кстати сказать, в конце концов были пойманы благодаря тому, что сдали украденные камеры в ломбард вместе с заряженными в них пленками, на которых запечатлели самих себя).

Наконец изнурительная работа окончена. К этому моменту Magnum договаривается с Life о публикации проекта на страницах журнала и хорошем гонораре его автору. Однако Смит отказывается от предложения, поскольку ему предоставляют всего 12 полос вместо 60, которые он считает минимально достаточными. Переговоры с другим журналом также срываются, теперь по причине того, что до крайности раздраженный Лорант отказывается писать текст. Наконец Magnum договаривается о предоставлении 38 полос в Photography Annual, но к этому времени Смит уже успевает погрузиться в пучины виски и бензедрина. Его состояние исключает возможность исполнить работу должным образом, отчего предоставленный материал получает весьма противоречивые отзывы. А в 1964-м Стефан Лорант все же издает свою книгу с 64-мя смитовскими изображениями, что фотограф, конечно же, расценивает как свое жестокое поражение.

В конце 1958 года Смит выходит из Magnum, успев поставить организацию на грань банкротства огромным долгом, который не в состоянии погасить. Кроме того, он бросает остающуюся в нищете семью, подрывает собственное здоровье и создает себе проблемы с законом.

Свою последнюю программную работу фотограф делает в 1971–1973 годах в японском городе Минимата (Minimata). Существуя здесь на скудное жалование, он документирует гибельные для местной экологии результаты деятельности химической компании Chisso. В январе 1972-го, головорезы, нанятые Chisso, нападают на Смита, в результате чего тот едва не лишается жизни. Life публикует отснятый фотографом материалом, сопроводив его эссе. Переговоры с другими журналами о публикации расширенной версии проекта оказываются безуспешными, однако в 1975-м он наконец реализуется в форме книги Minimata. Три года спустя употребление наркотиков и алкоголя приводит Смита к тяжелому инсульту, от которого он умирает.

В 1980 году созданный в его память W. Eugene Smith Fund учреждает награду для профессионалов, работающих в области «гуманистической фотографии» за исключительные достижения в этой области.

Георг Хендрик Брейтнер

1. Служанка, идущая по набережной. До 1894

2. Служанка, идущая по набережной. До 1894

Пол Мартин

3. Происшествие в Ярмуте (Норфолк). 1892

4. Продавщица газет. Ладгейт сэркус. 1900

Джузеппе Примоли

5. Две дамы, снимающие на первые камеры Kodak в окрестностях Рима. 1900

6. Эдгар Дега, выходящий из общественного учреждения. Париж. 1889

Джейкоб Риис

1. Ночлежка за пять центов. Ок. 1889

2. Бандитская малина. Малберри стрит. Нью-Йорк Ок. 1880

3. В полицейском участке. Ок. 1890

4. Слепой нищий. 1890

5. Чему учатся дети, играя на улице. Ок. 1902

6. Молитва в детском саду. Б.д.

Льюис Хайн

1. Молодая еврейка из России. Эллис Айленд, Нью-Йорк. 1905

2. Группа итальянцев. Эллис Айленд, Нью-Йорк. Ок. 1905

3. Хромой сталелитейщик Питтсбург. 1908 1909

4.10 летняя прядильщица бумагопрядильной фабрики. Северная Каролина. 1908

5. Девочки на улице. Ок. 1910

6. Жилище бедных. Доходный дом в Нью-Йорке. 1910

Льюис Хайн

1. Маленький продавец газет. Ок. 1912

2. Мужчина с ручными протезами. Ок. 1918

3. Механик электростанции. 1920-е

4. Обеденное время, перекур. Эмпайр-стейт-билдинг. 1930-1931

5. Рабочий со степнобитной «бабой». 1930-1931

6. Рабочий на балке, крепеж-конструкций. Эмпайр-стейт-билдинг. Нью-Йорк. 1930-1931

Артур Ротштейн

1. Убегающие от пыльной бури. 1936

2. Череп вола на выжженных солнцем землях Южной Дакоты. Май 1936

3. Семья переселенца – сборщика фруктов. 1937

4. Артелия Бендолф. Алабама. 1937

Бен Шан

5. Издольщик в воскресный день. Литл Рок, Арканзас. 1935

6. В конце дня. Сборщики хлопка. Округ Пуласки, Арканзас. 1935

Уокер Эванс

1. Девушка на Фултон-стрит, Нью-Йорк. 1929

2. Запаркованный автомобиль, маленький город, главная улица. Оссининг, штат Нью-Йорк 1932

3. Главная улица. Саратога Спрингс, штат Нью-Йорк. 1931

4. Негритянская церковь. Южная Калифорния 1936

5. Столовая. Плантация Бел Гров. Уайт-Чепл, Луизиана. 1935

6. Витрина. Бефлехем, Пенсильвания. 1935

Уокер Эванс

1. Гараж па окраине южного города. 1936

2. Элли Мэй Берроуз, жена издольщика. Алабама. 1936

3. Могила. 1936

4. Свалка автомобилей Джо под Бетлехемом. Пенсильвания 1936

5. Манхэттен. Лето 1938

6. Портрет в метро. Нью-Йорк. 1938

Доротея Ланг

1. Мать-переселенка. Нипомо, Калифорния. 1936

2. Очередь за хлебом. 1932

3. Безработный на гороховом поле. Долина Империал, Калифорния. 1937

4. Бензозаправка на берегу реки. Ок. 1940

5. Переселенец – сборщик хлопка. 1940

6. Шоссе № 40. Калифорния. 1956

Сид Гроссман

1. Чистильщики обуви. Гарлем. 1939

2. Кони-Айленд. 1947

3. Молодые женщины вечером перед кондитерской. 1948

4. Без названия (Девочка в Панаме). 1945

Сол Либзон

5. Великая депрессия. Педикюр в районе Фултон-стрит. Нью-Йорк. 1935

6. Из серии «Еда для Нью-Йорка». 1939

Эль Лисицкий

1. Фотограмма для рекламы фирмы Рей кап. 1924

2. Конструктор. Автопортрет с циркулем. 1924

3. Композиция со щипцами. 1924

4. Фотомонтаж для суперобложки книжного издания. 1929-1930

5. Фотомонтаж для журнала «СССР на стройке». 1934

6. Плакат экспозиции «Русская выставка (искусство книги, графика, театр, фотография)» в Цюрихе, Швейцария 1929

Александр Родченко

1. Портрет Осипа Брика. 1924

2. Варвара Степанова у телефона. 1927

3. Портрет матери. 1924

4. Пожарная лестница. 1925

5. Сбор на демонстрацию во дворе ВХУТЕМАСа. 1928

6. Караул (Башня Шухова, Москва). 1929

Александр Родченко

1. Лестница. 1930

2. Девушка с *Лейкой» (фоторепортер Е. Лемберг). 1934

3. Работа с оркестром (Заключенные на строительстве Беломорканала). 1933

4. Пионер-трубач. 1930

5. Шофер. 1929

6. Цирковой номер «Рейнское колесо». 1940

Борис Игнатович

1. Обед в коммуне. 1928

2. Ключ на панели. 1929

3. У входа в Эрмитаж. Ленинград. 1930

4. Молодость. 1937

5. Духи. 1936

6. Этажи. 1933

Густав Клуцис

1. Плакат «Выполним план великих работ». 1930

2. Плакат «Да здравствует рабоче-крестьянская Красная Армия – верный страж советские границ». 1935

3. Плакат «Под знаменем Ленина. За социалистическое строительство». 1931

Яков Халип

4. Дальняя бомбардировочная авиация в воздухе. 1943

5. На страже. Балтика 1936

Аркадий Шайхет

1. Лыжный поход красноармейцев. 1928

2. Монтаж глобуса на Центральном телеграфе. 1928

3. Балахншккий бумкомбинат. Комсомолец за штурвалом бумагоделательной машины. 1929

4. Подъем газгольдера. 1930

5. Физкультурники. 1928

6. Лестница сверху. Новые дома на Усачевке. 1928

Аркадий Шайхет

1. Экспресс. 1939

2. Виадук Химкинского речного вокзала. 1937

3. Освещение полей. Опытный участок Лысенко. 1936

4. Парашютистка Катя Мельникова. 1934

5. Острием огня. 1941

6. Парад на Красной площади 7 ноября 1941

Евгений Халдей

1. Москвичи слушают радиосообщение о нападении Германии на СССР. 22 июня 1941

2. Севастополь. 1944

3. На Берлинском направлении. Апрель 1945

4. Знамя Победы над Берлином. 1945

5. Поверженные знамена. Парад Победы на Красной площади. 25 июня 1945

6. На Нюрнбергском процессе. 1945-1946

Борис Кудояров

1. За водой. 1941

2. Невский проспект. 1941

Дмитрий Бальтерманц

3. Горе. Из серии «Так это было… Керчь. Январь 1942

4. Ближний бой. 1943

5. Вперед! 1943

6. Чайковский. Германия. 1945

1. Первая модель (Model А) фотокамеры Leica. Выпускалась в 1923 1936

2. (Мартин Муикачи) Обложка Berliner Illustrierte Zeitung. Номер от 21 июля 1929

3. Обложка журнала VU. Номер от 22 августа 1936

4. (Маргарет Бурк Уайт) Первый номер журнала Life от 23 ноября 1936

5. (Александр Родченко и Варвара Степанова. «Золотодобытчики») Разворот журнала *СССР на стройке». № 5, 1937

6. Обложка одного из номеров журнала Picture Post

Эрих Саломон

1. Марлей Дитрих в 4 часа утра разговаривает по телефону из Голливуда со своей дочерью, находящейся в Берлине. 1930

2. Беседующие дипломаты. 1920-1930-е

3. Гаагская конференция. 1:30 ночи. 1930

4. Поэтесса, румынская делегатка Елена Вакареску выступает в Лиге наций в Женеве 1928

5. Пресс конференция в Лугано. Декабрь 1928

6. Министр иностранных дел Франции Аристид Бриан указывает на фотографа со словами: «Вот он, король бесцеремонности!». Париж. Август 1931

Альфред Айзенштадт

1. Марлей Дитрих, Айна Мэй Вонг и Лени Рифенштаяь. Берлин. 1928

2. Йозеф Геббельс в Лиге наций. Женева. 1933

3. Первая встреча Адольфа Гитлера и Бенито Муссолини. Венеция 1934

4. Ремонт обшивки дирижабля «Граф Цеппелин» во время полета через Атлантику. 1934

5. Ноги солдата. Эфиопия 1935

6. Танцовщицы позируют на фоне окна танцевального зала Школы Американского балетного театра Джорджа Баланчина. Нью-Йорк. 1936

Альфред Айзенштадт

1. Медицинские сестры Больницы Рузвельта. Нью-Йорк. 1937

2. День Победы на Таймс сквер. Нью-Йорк 1945

3. Роберт Оппенгеймер. Принстон, Нью Джерси. 1947

4. Мать с ребенком на фоне руин. Хиросима. 1946

5. Уинстон Черчилль складывает пальцы в знак победы на политическом съезде в Ливерпуле. 1951

6. Портрет Фрэнка Ллойда Райта. 1956

Андре Кертеш

1. Мой брат, изображающий скерцо. Венгрия. 1919

2. Абони. Венгрия. 1921

3. Ныряльщик Эстергом, Венгрия. 1917

4. Упряжка. 1925

5. Бурлескная танцовщица. 1926

6. У Мондриана. Париж. 1926

Андре Кертеш

1. Искажение № 91.1933

2. Вилка. 1928

3. Потерявшееся облако, Нью-Йорк 1937

4. Парусник, возвращающийся домой. Центральный парк, Нью-Йорк 13 октября 1944

5. Сломанная скамья. Нью-Йорк 20 сентября 1962

6. Дождливый день. Токио. 1968

Робер Дуано

1. Упавшая лошадь. Париж. 1942

2. Любовь и колючая проволока (Сад Тюильри). 1944

3. Взгляд в сторону. 1948

4. Поцелуй у Отель-де-Виль. 1950

5. Тип. Париж. 1952

6. Ад. 1952

Билл Брандт

1. Галифакс. 1937

2. Шахтеры, возвращающиеся к свету дня. 1931 1935

3. Горничная и ее помощница, готовые подавать обед. Ок. 1936

4. Стоунхендж. По Томасу Харди. Ок. 1916

5. Обнаженная Восточное побережье Суссекса. 1953

6. Левый глаз художника Макса Эрнста. Париж. 1965

Маргарет Бурк Уайт

1. Горгулья. Крайслер билдинг. Нью-Йорк. 1932

2. Тракторный завод. Сталинград. 1930

3. Юные нацистские штурмовики. 1938

4. Очередь за хлебом во время наводнения в Луисвилле. Кентукки. 1937

5. Две женщины. Лансдэйя, Арканзас. 1936

6. Громкоговорители. 1929

Маргарет Бурк Уайт

1. Бомбардировка Москвы. 1941

2. Мост Гогенцоллерна. Кельн. 1945

3. Д-р Курт Лиссо, городской казначей, его жена и дочь, принявшие яд, чтобы избежать пленения войсками США. Лейпциг. 1945

4. Заключенные Бухенвальда. 1945

5. В-36 на большой высоте. 1951

6. Шахтеры золотодобытчики. Йоханнесбург, Южная Африка. Опубликовано 18 сентября 1950

Виджи

1. Жертва дорожной аварии. 1910

2. Просто добавьте кипятка. 1937

3. Подросток, арестованный за удушение маленькой девочки. 1944

4. Их первое убийство. 1950

5. Любовники в кинозале (фотография в инфракрасном свете). 1943

6. Критик. Из серии «Светские люди». 1943

Джордж Роджер

1. Лондон. 1944

2. После освобождения концентрационного лагеря Берген Бельзен, Германия. 1945

3. Всадники хауса. Чад. 194

4. Мальчики племени вагого, участвующие в очистительной церемонии. Танзания. 1948

5. Девушки из племени пигмеев бачимбири. Дождевой лес Кигези. Уганда. 1948

6. Победитель в борцовом поединке в племени коронго нуба. Кордофан, Южный Судан. 1949

Вернер Бишоф

1. Эдинбург. Шотландия, Великобритания. 1950

2. Демонстрация против отделения провинции Триест от Италии на Соборной площади в Милане. 27 июля 1946

3. Жертва атомной бомбардировки. Хиросима. 1951

4. Долина реки Дамодар. Индия. 1951

5. Фермер. Камбоджа. 1952

6. Джонки в заливе Гонконг. 1952

Вернер Бишоф

1. По дороге в Куч ко. Перу. 1954

2. Во дворе храма Мэйдзи. Токио. 1952

3. Без названия (Военные фотографы в Корее). 1953

Рене Бури

4. Портрет Че Гевары. Гавана. 1963

5. Эйфелева башня. 1950

6. Люди на крыше. Сан Паоло. 1960

Марк Рибу

1. Эйфелева башня. Париж. 1953

2. Бригадир сталелитейного завода. Аньшань, Китай. 1957

3. Япония. Из серии «Сфотографированные фотографии». 1958

4. Мужчина с книгой и мальчик. Москва. I960

5. Пекин (Через окно). 1965

6. Жан Роз Касмир на демонстрации против Вьетнамской войны. Вашингтон. 1967

Эллиотт Эрвитт

1. Барселона, Испания 1951

2. США. 1962

3. Северная Каролина. 1950

4. Арлингтон, Вирджиния. 1963

5. Вице-президент Ричард Никсон и Никита Хрущев на американской выставке в Москве. 1959

6. Нью-Йорк. 1974

Роберт Капа

1. Германские бомбардировщики над улицей Гранд Виа. Бильбао, Испания. 1936

2. Гибель добровольца республиканца. Испания. 1938

3. Мадрид. Ноябрь декабрь 1936

4. Лев Троцкий читает датским студентам лекцию по истории русской революции. Копенгаген. 27 ноября 1932

5. Переселенческий лагерь. Израиль. 1950

6. Прибытие иммигрантов из Центральной и Восточной Европы. Хайфа, Израиль. 1936

Роберт Капа

1. Последняя смерть. Лейпциг, Германия. 1945

2. D-Day. Высадка союзных войск на Омаха Бич в Нормандии в районе города Кольвильсюр Мер (Франция). 6 июня 1944

3. Сицилия. Крестьянин показывает дорогу американскому военнослужащему. 4 августа 1943

4. Шартр. 18 августа 1944 (Француженка, родившая ребенка от немецкого солдата, подвергнута насильственному бритью головы)

5. Член подпольной военной организации «Иргун» (Мужчина с винтовкой). Телль Авив. 1948

6. Пабло Пикассо и Франсуаз Жило (на заднем плане племянник Пикассо Ксавье Викаро). Залив Жуан, Франция 1948

Анри Картье-Брессон

1. Севилья Испания. 1933

2. Мехико. 1934

3. Аликанте. Испания. 1933

4. Брюссель. 1932

5. Валенсия. Испания. 1933

6. Коронация Георга VI. Лондон. 1937

Анри Картье Брессон

1. На берегу Марны. Франция 1938

2. Дессау. Германия. 1945

3. Портрет Трумена Капоте. Новый Орлеан, Луизиана 1947

4. Шринагар. Кашмир, Индия. 1948

5. Евнух императорского двора последней династии. Пекин. 1949

6. Сифнос. Кикладские острова, Греция. 1953

Юджин Смит

1. Морское погребение. Маршалловы острова. 1944

2. Прогулка в райский сад. 1946

3. Солдат фронтовик с флягой. Сайпан. Июнь 1944

4. Без названия (Терри Мур, припавший к земле во время артобстрела). Окинава. Май 1945

5. Без названия (Д-р Чериани с пострадавшим ребенком). 1948

6. Три поколения шахтеров Уэльса. 1950

Юджин Смит

1. Бдение. Испания. 1950

2. Гражданская гвардия. Испания 1950

3. Без названия Из проекта «Питтсбург». 1955

4. Ку-клукс-клан. Северная Каролина (толпа вокруг горящего креста). 1951

5. Томоко Уемура в купальне. Из проекта «Минамата». 1972

6. Промышленная пустыня. Из проекта «Химическая компания “Chisso”». 1972