Когда они наконец приземлились в аэропорту Хитроу, Майлз выпрыгнул из самолета и побежал. Он терпеть не мог опаздывать, но сейчас был близок к этому, и эта мысль не давала ему покоя. Не зря слетал, ему удалось опорожнить кишечник во время полета. Впервые он сходил в туалет за последние два дня. Майлз увидел в этом хороший знак. Его бегу ничего не мешало, у него не было с собой багажа, свой байк он оставил в аэропорту Люксембурга.

Добежав до третьего терминала, он посмотрел на табло прилета. Рейс из Токио приземлился, багаж подавался на ленту транспортера. Майлз вытащил мобильный телефон. Для звонка он уже выдержал достаточную паузу.

– Калвиндер, это я.

– Где, черт возьми, тебя носит, приятель?

– Терминал номер три, а где ты?

– В зале прилета.

– Он там?

– Нет, нет еще. Где, черт возьми, ты был?

В трубке пропал звук. Отключилась. Майлз осмотрел мобильник. Кончился заряд батареи, всего-то. Он сосчитал свой пульс – ничего необычного. Никаких ощущений, но, в целом, продвигаясь вперед, он чувствовал себя хорошо. Майлз не был взволнован, он не ждал с нетерпением встречи с людьми, которые могли бы сделать так, чтобы о «Фулл Фэйшл» узнал весь мир, но он чувствовал себя хорошо, и это было шагом вперед. Он даже внутренне улыбнулся, встав на эскалатор, идущий вниз, в зал прилета.

Бегство из замка с первым лучом солнца было поспешным. Все выглядело довольно загадочно. Женщина, прибывшая с двумя детьми Марио, затем перебранка на французском, имевшая место в древнем зале. Торопливо приготовленный ужин. Марио, говоривший по спутниковому телефону на таком количестве языков, что Майлз все не запомнил. Филипп, как выяснилось, так звали француза, усаживающий детей за стол, а позже читающий им сказку и укладывающий их спать. Затем его собственная комната на верхней площадке винтовой каменной лестницы, и вдруг сразу этот резкий сигнал подъема.

Когда Майлз бежал вниз по лестнице, он увидел, как Филипп несет на руках ту немку, Анну; ее лицо было по-прежнему закрыто копной темных волос. Марио одной рукой нес ребенка, также спящего. Второй ребенок, плача, шел рядом, держась за большого плюшевого медведя. Майлз взял малыша на руки и последовал за быстро уходящей процессией.

Проходя через сад в предрассветных сумерках, они выглядели чем-то сильно обеспокоенными. С первым лучом солнца воздух наполнился пением птиц. Они вышли через главные ворота, и до того, как Майлз успел что-либо спросить, Филипп начал укладывать его велосипед в большой внедорожник «мерседес». Майлз объяснил, что его решение не пользоваться машинами не было просто блажью, и его поняли. Он видел, как Анну Бенц положили, прислонив к серебряному «порше». Разместив детей во внедорожнике, Марио подошел к Анне и пару раз шлепнул ее по щекам. Без жалоб она села в автомобиль и завела его. Мотор взревел оглушающе. Даже не помахав на прощание рукой, она умчалась вниз по дороге, оставив позади сизое облако дыма, пятном застывшее в чистом до хруста утреннем воздухе.

Филипп и Марио сели в «мерседес» и отбыли с такой же поспешностью. Майлз сел на свой велосипед и оставил тихую деревню. Фермер на тракторе проехал мимо. Когда он рулил по склону холма к главной дороге, по которой он прибыл сюда накануне, Майлз услышал завывание полицейских сирен. Он ощутил при этом легкое беспокойство, удивляясь, что бы такое могло случиться. Марио не объяснил, почему они в такой спешке должны были уехать, просто сказал, что все объяснит позже. Они договорились о встрече в Лондоне для того, чтобы продолжить эксперимент. Майлз притормозил немного, заметив проблесковые маячки, двигавшиеся на скорости по главной дороге к подножию горы. Он почувствовал что-то неладное, вокруг больше никого не было. Что, если Марио и остальные трое были преступниками, находящимися в розыске? Что, если теперь и он классифицировался как разыскиваемый преступник? Полиция вполне могла прослушивать замок. Возможно, все, о чем они говорили с Марио на кухне, прослушивалось и записывалось на пленку, и вот теперь полиция с обыском вламывалась в замок.

Майлз съехал с дороги и остановился позади большого дуба. Он положил велосипед на землю в высокую траву и опустился рядом на корточки, щупая пульс, чтобы обнаружить его изменение. Он ничего не чувствовал, хотя знал, что должен ощущать тревогу, но не было ничего. Его пульс был обычным для человека, едущего на велосипеде. Похоже, он даже затихал, а не увеличивался.

Вой сирен становился все громче и громче, пока наконец две полицейские машины не промчались мимо Майлза, взбираясь в гору, за ними проследовали большой черный автозак и еще один черный легковой автомобиль представительского класса, марку он не разобрал.

Затем ничего. Майлз подождал немного, поежился, сел на велосипед и вернулся по знакомому маршруту в Метц. Это все было очень странным.

Он позвонил Марио на спутниковый телефон, когда добрался до аэропорта Люксембурга, попал на автоответчик и решил не оставлять сообщения. Майлз подумал о том, с какой легкостью власти смогут отследить номер его мобильного телефона. Он обдумал то, что сделал, проверил пульс, устанавливая, не был ли он расстроен. Похоже, не был.

Майлз увидел Калвиндера, стоявшего в толпе ожидающих в зале прилета международных рейсов аэропорта Хитроу. Он держал в руках табличку с надписью «Накасоми», – внизу логотип «Фулл Фэйшл». Когда Калвиндер увидел коллегу, лицо его вытянулось. Не прибегая к помощи слов, ему удалось дать понять Майлзу, что тот мог бы хотя бы попытаться привести в порядок свою внешность.

– Я был во Франции, больше я тебе ничего не могу сообщить, – сказал Майлз, отмахиваясь.

– Зачем, черт возьми, ты был во Франции?

– Я же сказал, что не могу этого рассказать. А ты где был?

– В проклятом офисе, всю ночь, – огрызнулся Калвиндер. Он был сердит, впервые за все время, что Майлз знал его.

– Что случилось?

– Майлз, я проработал всю ночь, пытаясь отладить голосовую синхронизацию, проверяя код. Делая твою работу. Наш единственный клиент прибывает. Сегодня. Сейчас.

– Я знаю. Я ведь тоже приехал.

– Да, но посмотри на себя!

– Что не так?

– Ты выглядишь как… как человек, которого мало что беспокоит.

– Ну, меня действительно мало что заботит.

– Я знаю, что тебе не нужны деньги, но сама работа увлекательна. Вот о чем я думал всю ночь. Это должно приносить нам удовольствие.

– Я знаю. Впрочем, это не так, а?

– Ну, теоретически это должно быть так.

Они неотрывно глядели друг на друга. Затем Калвиндер продолжил наблюдать за плотным потоком тяжело груженных пассажиров, текущим через ворота прибытия.

– Что, в самом деле, происходит с тобой, Майлз?

– Все в порядке, просто я не выспался. Зато ты выглядишь, как сутенер, – ответил Майлз. Калвиндер был в темном костюме, его лицо было гладко выбрито, но со множеством мелких порезов. Со стороны было заметно, что чувствовал парень себя чрезвычайно неуютно.

– Я хотя бы сделал попытку! – взорвался он. – Ради всего святого, Накасоми проделал весь этот долгий путь из Токио только для того, чтобы встретиться с нами. Он собирается заплатить нам несколько миллионов долларов, а наш товар, как бы это помягче выразить, немного неотесан по углам.

– Я провел тысячи часов за работой. Кто проверял все программные коды? В них было бессчетное количество ошибок. Кто отладил программу так, что время реакции стало исчисляться миллисекундами? Кто слепил эту конфетку?

– Лучше помолчи, ведь это ты все испортил! Ты манипулируешь людьми. Мне кажется, я ненавижу тебя, Майлз, понял? Я сильно тебя ненавижу.

– Ты трахаешь мою жену! – решительно заявил Майлз.

– Ничего подобного! Ты, ничтожный маленький глупец, меня ничего не связывает с твоей женой, кроме того, что я являюсь ее другом.

– Если бы я мог испытывать эмоции, то, наверное, был бы сейчас взбешен.

– Ты – бессердечная свинья! – заявил Калвиндер, покрасневший от злости. – Как ты можешь так к ней относиться?

– Как? Я ничего ей не сделал! – сказал Майлз. Он заметил, что люди, стоящие вокруг них, стали оглядываться. – Она – сумасшедшая! Бог мой, она начала разговаривать со своим психотерапевтом, которая находится в Сиэтле, по телефону в то время, как мы занимались сексом.

– Так я тебе поверил! Ах ты, маленький лживый ублюдок! – вскричал Калвиндер. – Я убью тебя, на хрен!

– Перестань называть меня маленьким, – сказал Майлз, сдерживая желание проверить свой пульс. Он подумал, что если бы что-нибудь и могло его расстроить и заставить вновь начать испытывать эмоции, так это слово «маленький», сказанное применительно к нему.

Калвиндер схватил Майлза за волосы. Поскольку он был выше сантиметров на пятнадцать, это не составило труда. Он потянул их вниз с поразительной силой. Майлз попытался схватить его за руку и остановить тем самым боль. Он ясно ощущал ее.

– Добрый день, джентльмены.

Майлз и Калвиндер повернулись. Они увидели очень опрятно одетого японца, стоявшего перед ними. Калвиндер немедленно отпустил волосы Майлза и попытался изобразить улыбку.

– Мистер Накасоми! – приветливо произнес он, протянув руку для приветствия.

– Нет, я не Накасоми-сан, я – мистер Ямаха, переводчик господина Накасоми. Он почти не говорит по-английски. Он стоит вон там.

Опрятный мужчина указал на державшегося с большим достоинством седовласого человека, стоявшего с двумя другими одетыми в костюмы бизнесменами, европейцем и японцем.

Калвиндер одернул на себе перекосившийся костюм и приблизился к ним.

– Добрый день, господин Накасоми, для меня большая честь встречать вас.

– Добрый день, – сказал Накасоми и пробормотал что-то Ямахе по-японски.

– Мистер Накасоми интересуется, не пострадали ли вы? – перевел Ямаха, кивая головой в сторону Майлза. Майлз немного опешил от такого первого знакомства. Голова все еще болела в том месте, где Калвиндер тянул его за волосы. Майлз не брился, не принимал душ и не менял одежду уже более суток, и он сообразил, что вид у него может быть еще тот.

Но он сделал шаг вперед и протянул руку, чтобы поздороваться с японским магнатом банковского дела.

– Это мой партнер по «Фулл Фэйшл», мистер Моррис.

– Очень приятно, – сказал Майлз Накасоми, когда тот пожал наконец его руку. Ямаха перевел то, что сказал Калвиндер, и седые брови Накасоми взметнулись на короткий миг. Больше он ничем не выдал своего удивления.

– Снаружи нас ждет автомобиль. Сейчас мы можем отправиться посмотреть первую презентацию, затем вам нужно будет отдохнуть в отеле. Да? – Калвиндер говорил четко и медленно.

– Это самый подходящий вариант, – ответил Ямаха. Когда группа тронулась на выход, Майлз начал толкать за ними багажную тележку, доверху нагруженную пятью огромными пластиковыми чемоданами желтого цвета.

Он подумал о том, не исчезнуть ли ему вместе с багажом в неизвестном направлении. В них, наверное, были важные банковские документы. Он мог бы сбежать с ними. Он мог бы потом найти Марио и вручить ему чемоданы, чтобы они были возвращены в целости и сохранности. Или, еще один вариант, они могли бы начать шантажировать банк – поскольку должны были вести себя как преступники. Майлз мгновенно остановился. Какое-то чувство мелькнуло молнией в его сознании. Он прислушался к себе. Он ощутил радостное оживление, веселый «мыльный пузырь», который вскоре лопнул в его сумрачном внутреннем мире. Вся компания остановилась и посмотрела на него.

– Все в порядке? – спросил Ямаха.

– Все отлично, извините, просто одна мысль пришла в голову, – сказал Майлз и продолжил движение.

Когда они выбрались из полного людей здания аэропорта, Калвиндер замахал руками огромному белому лимузину, пробиравшемуся к ним сквозь плотное движение. Подъехав, он остановился, дверь багажного отделения открылась, и Майлз помог загрузить огромные тяжелые чемоданы в идиотский автомобиль. Не было ничего, что он ненавидел бы сильнее, чем вытянутые лимузины, верх автомобильной глупости.

Двое европейцев и японец сели в салон автомобиля, Калвиндер придерживал для них дверь. Он смотрел на Майлза.

– Что ты собираешься делать?

– Сяду на поезд. Встречу вас там, – ответил Майлз.

– Ради всех святых, приведи себя в порядок, – прошипел Калвиндер, – надень костюм.

– Да, хорошо, – отмахивался от его советов, как от мух, Майлз.

Он повернулся и чуть не налетел на Ямаху.

– Вы поедете с нами?

– Нет, господин Ямаха, я не езжу в автомобилях. Я считаю их дурацкими.

– Майлз, я тебя прошу, – начал Калвиндер, все еще удерживая дверь открытой.

– Я понимаю, – сказал Ямаха, – много людей в Японии тоже неодобрительно относятся к автомобилям. Мы увидим вас позже?

– Да, я буду там, – ответил Майлз. Может быть, японцы продвинуты в этом плане больше англичан. Кроме того, у них полно скоростных поездов. Очень немногим людям удавалось удержаться от расспросов, услышав о ненависти Майлза к автомобилям. Они вечно поддевали его дилеммами выбора: что, например, он будет делать, если его ребенок пострадает, а единственным способом доставить того в больницу будет поездка на автомобиле? Позволит ли он ребенку умереть? У Майлза не было ответа на этот вопрос, кроме того, что, в первую очередь, от этих самых машин уже пострадало много детей.

Он помахал рукой вслед отъехавшей машине и вернулся в здание аэропорта. Майлз никогда не пользовался службой скоростной доставки пассажиров до Паддингтона раньше. На то, чтобы добраться от аэропорта до центра Лондона, тратилось всего одиннадцать минут. Телевизоры, передающие выпуски новостей, имелись в каждом вагоне. Это был чистый, тихий поезд в европейском стиле, поразительно неуместный в Англии, где общественный транспорт в своем большинстве соответствовал стандартам третьего мира.

Добравшись до Паддингтона, Майлз доехал на метро до станции «Сент-Джонс-Вуд», прошел пешком Грув-Энд-роуд и Эбби-роуд и вошел в свой дом.

Квартира выглядела безлюдной. В гостиной у задней стены виднелась огромная куча разбитых предметов и техники. Он прошел на кухню. Посуда вымыта, все убрано. Беспроводной телефон аккуратно стоял на полке, трубка, покоившись на своем месте, подзаряжалась. Наверное, это Калвиндер оставался здесь. Донна ни за что бы так не сделала.

Майлз принял душ и побрился, надел льняной костюм, в котором он ходил в Сиэтле на совещания. Затем посмотрелся в зеркало. Выглядел он намного лучше.

Он обмотал лодыжки велосипедными обмотками для ног и спустил из-под потолка свой туристский велосипед. Его обеспокоило то, что пришлось оставить велосипед в Люксембурге, тем более что тот остался там в левом зале багажного отделения и не был прикован цепью. Изготовленный по индивидуальному заказу в Америке, этот велосипед оставался самым любимым из всех, какие у него только были, а было их у Майлза сотни.

Он пришел в офис на улице Монмаус-стрит, еще когда там никого не было, и обнаружил, что все безукоризненно. Свежесрезанные цветы стояли в вазе, которая раньше находились в его доме. Донна, должно быть, отдала ее Калвиндеру. Они, наверное, трахались, другого объяснения не было. Как она могла? Калвиндер был просто мешком свиного сала, но Донна всегда испытывала тягу к мужчинам плотного сложения. Она просто торчала от рекламы мужского нижнего белья, на которой были изображены мужчины с четко обозначившимися бурдюками.

Майлз запустил главный компьютер, приободренный звонкой песней раскручивавшихся высокоскоростных дисков. Он загрузил программу банкомата, и на экране появилось лицо. Лицо поморгало, затем обвело глазами комнату, остановившись, в конце концов, взглядом на Майлзе. Лицо улыбнулось.

– Здравствуйте, мистер Моррис, – сказало оно с довольно убедительным английским акцентом.

Это был жутковатый момент даже для Майлза. Он знал, что крошечная камера, установленная в верхней части монитора, засекла его местоположение и послала сигнал движку программы, контролирующему положение лица. Затем «реагировали» глаза, которые будто бы сканировали комнату до тех пор, пока не останавливались точно на том месте, где стоял человек. Затем программа быстро пролистала десятки тысяч лиц, хранимых в базе данных компьютера, и нашла фотографию Майлза. Весь комплекс сложных вычислений и связанных с ними действий занимал менее секунды.

Похоже было, что все работает должным образом. Синхронизация губ четко совпадала со звуком. Калвиндер, должно быть, поработал над этим изрядно. Майлз ощутил угрызения совести за то, что обвинил того в романе с Донной.

– Сюда, господин Накасоми, – сказал Калвиндер, входя в холл офиса. Их прибытие заставило Майлза ощутить еще одно чувство, на этот раз – удовольствие. Все это время они были вынуждены сидеть в машине, глупо теряя время в пробках. Он впервые видел посторонних людей в их студии, которая была не то чтобы огромной, но довольно приличных размеров. Сквозь высокие окна потоки солнечного света лились на заново уложенный деревянный пол, большая софа стояла в углу комнаты, рядом с ней в кадке возвышалось переросшее экзотическое дерево. Донна принесла его сюда в безвозмездный дар, чтобы придать их новому месту работы более обжитой вид.

Трое японцев вошли в студию в сопровождении высокого европейца. Такое чувство, что они заполнили все свободное место, их костюмы сделали атмосферу мрачней. Для Майлза это было сродни тому, что ощущает ребенок, когда взрослые заглядывают к нему в спальню. Ему не нравилось их присутствие.

– Позвольте мне представить вас Роджеру, – напыщенно сказал Калвиндер. – Это первый полностью интерактивный, многообразный, настраивающийся на пользователя банкомат.

Мистер Накасоми сказал что-то по-японски, глядя на большой экран перед собой.

– Очень впечатляет, – перевел Ямаха.

– Майлз, не будешь ли ты так добр освободить кресло и позволить господину Накасоми опробовать программу.

– Конечно, – ответил Майлз, вставая с кресла и предлагая его, насколько мог вежливо, мистеру Накасоми. Главный исполнительный директор опустился в кресло, и сподвижники обступили его со всех сторон, глядя на лицо на экране.

– Не могли бы вы немного отступить назад? У меня конфиденциальное дело с моим клиентом, – произнесло лицо с экрана. Японцы рассмеялись и отступили назад. Глаза обвели комнату взглядом и сфокусировались на мистере Накасоми.

– Доброе утро, сэр, чем могу вам помочь?

Мистер Накасоми обернулся назад к Ямахе, который перевел ему то, что сказало лицо. Накасоми вежливо кивнул.

– Если господину Накасоми будет угодно задать вопрос на японском языке, то он сможет по достоинству оценить всю многосторонность программы, – сказал Калвиндер.

Майлз, стоявший рядом с Калвиндером, заметил, что у того пальцы были крепко сцеплены за спиной.

Мистер Накасоми сделал так, как ему и было предложено: сказал что-то по-японски и шумно вздохнул, когда лицо на экране трансформировалось в лицо азиатской женщины. Она застенчиво улыбнулась, поклонилась и что-то сказала по-японски.

– Идеальная подача языка, – прошептал Ямаха Калвиндеру и Майлзу. – Очень впечатляет.

Каким-то образом Накасоми удалось проговорить с очаровательным лицом на экране целых пять минут. Это заинтриговало Майлза и Калвиндера, потому что для обычной банковской операции сказано было слишком много. Они гадали, о чем же он спрашивал, и что лицо ему отвечало. Со стороны все выглядело очень убедительно, но звуковые файлы, которые были предоставлены японской компанией по производству программ распознавания речи, и листы возможных ответов, которые в программном коде на экране вылились в тысячи строк, полностью ставили в тупик двух англоязычных программистов.

Наконец мистер Накасоми поднялся, вежливо поклонился Майлзу и Калвиндеру и, сильно сосредоточившись, сказал по-английски:

– Замечательно. Мы просто счастливы.

Сопровождавшие его лица рассмеялись. Калвиндер тоже рассмеялся, даже Майлз слабо улыбнулся.

– А вы хотите попробовать? – спросил он бизнесмена-европейца.

– Вы хотите сказать мне, что там, в ящике, у вас есть голландец? – спросил тот с акцентом, разом выдавая свое происхождение.

– Предусмотрены все основные европейские языки, – сказал Калвиндер. – Так что это будет голландка, или должна быть в вашем случае. Мы сделали систему распознавания принадлежности к какому-либо полу настолько чувствительной, насколько могли. Обычно лицо на экране бывает противоположного пола по отношению к человеку, стоящему перед аппаратом.

– Это было главной сложностью, – сказал Майлз, довольный тем, что теперь может рассказать о своем вкладе в проект. – Нам пришлось использовать столько вариантов мужских и женских лиц, сколько мы смогли найти, чтобы попытаться усилить различия половых признаков, но мы не сделали стопроцентного распознавания. Это поразительно, сколько сходных черт, и, хотя программа высокоинтеллектуальная (используя нейронные линии поведения, она является фактически самообучаемой: на основе предшествующего опыта может вносить поправки), она не безупречна. Нет никаких проблем с мужчинами, имеющими растительность на лице, или с женщинами с длинными волосами, но поставьте женщину с волевыми чертами лица и короткой стрижкой или худосочного взрослого мужчину с длинными волосами, и машина может выбрать не тот образ.

– Потрясающе! – воскликнул господин Ямаха. Он начал оживленно переводить господину Накасоми то, что сказал Майлз. Голландец тем временем сел в кресло перед аппаратом. Он заговорил на голландском языке, и образ на экране без усилий трансформировался в светловолосую голландку с красивой короткой стрижкой. Женщина улыбалась земляку, который сидел, раскрыв рот от удивления.

– Какая красавица!

– Благодарю вас, – сказала женщина с голландским акцентом. Это вызвало новую волну смеха у японцев.

Похвалы сыпались на Майлза и Калвиндера как из рога изобилия каждый раз, когда кто-то из японцев усаживался перед машиной, дождавшись своей очереди, чтобы поговорить с машиной.

Гости были просто очарованы программой.

– Господин Накасоми говорит, что у этого изобретения огромный потенциал, – сказал Яма-ха. – Он хотел бы провести в Японии большое совещание с вашим участием для обсуждения возможностей дальнейшей разработки программы до получения максимального эффекта.

– Фантастика! – воскликнул Калвиндер.

– «Нишин Бэнк» готов инвестировать многие сотни миллионов долларов в такой проект, и мы все надеемся, что сможем вместе работать над этим.

– Фантастика, – снова сказал Калвиндер. Он повернулся к Майлзу, который тоже широко улыбался. Калвиндер резко схватил его в объятия, что Майлз нашел, мягко говоря, некомфортным, будучи намного ниже ростом своего партнера по бизнесу.

– Майлз, старина, похоже, мы сделали это!

– Да, здорово, – сказал тот. – А теперь отпусти, Калвиндер, ты смущаешь наших клиентов.

– Извини, извини. Я просто очень взволнован! Два месяца, два долгих трудных месяца в попытке заставить эту штуку заработать!

Тут господин Накасоми объяснил им, что послеперелетная усталость из-за разницы в часовых поясах начинает сказываться. Вся компания спустилась вниз по лестнице. Майлз заметил, как голландец куда-то звонил по своему оригинально выглядевшему телефону. Когда они вышли из офиса, вездесущий длинный лимузин, останавливаясь, прижимался к обочине.

Они пожелали всего хорошего своим единственным клиентам. Как только машина растворилась в шумном транспортном потоке вечернего Лондона, Калвиндер начал подпрыгивать прямо на мостовой.

– Мы сделали это! Мы чертовски хорошо это сделали! – продолжал он выкрикивать. Прохожие недоумевающе смотрели на то, как человек яростно бросает свое не в лучшей форме тело вверх-вниз.

Они зашли в бар отеля «Ковент Гарден», располагавшегося прямо напротив их студии. Калвиндер заказал бутылку шампанского, самого дорогого.

– Но ты же не пьешь, – сказал Майлз.

– Теоретически, – ответил Калвиндер, с хлопком открывая бутылку. – Но сегодня особый случай. И если ты только не расскажешь моей маме, то все будет просто замечательно.

Он вытащил две огромные сигары из нагрудного кармана пиджака, воткнул одну себе в рот, а вторую предложил Майлзу.

– Нет, благодарю. Меня пока не прельщают рак языка и челюсти.

– Да брось ты, расслабься! – Калвиндер закурил сигару и мощно пыхнул. – Все эти годы мы говорили об интерактивных, дружественных человеку интерфейсах. За ними будущее, и мы сделали это. Я знаю, что это не слишком большое достижение по сравнению со всем остальным, что мы сделали. Конечно, это заняло всего два месяца, но наша работа основывалась на той программе, которую мы написали. Я хочу сказать, это все настолько невероятно, правда?

– Нам обоим сильно везет.

– Ну, я всегда считал продажу «Вайа Фэйс» лишь началом заезда, но сейчас мы стали хозяевами технической вселенной, дорогой напарник. Я знаю, что мы уже абсурдно богаты, – я хочу сказать, что даже мне иногда становится неловко за это. Но это было просто фантастикой – наблюдать работу программы с людьми, которые ее никогда не видели раньше. Я хочу сказать, она в самом деле заработала, правда?

Майлз улыбнулся. Его старый приятель выглядел таким нелепым с сигарой во рту. Калвиндер обычно не пил спиртного и не курил, потому-то их партнерство и стало возможным. Донна курила, эта ее привычка омрачала их семейную жизнь, жизнь вообще и все остальное тоже.

– Да, она работает, – сказал Майлз. Ему было жаль, что он не может чувствовать чего-нибудь, как Калвиндер. Быть восторженным, счастливым, взволнованным. Майлз не испытывал ни одного из этих чувств. До чего же скучно!

– Что случилось? Как в такой момент ты можешь испытывать депрессию?

– Я не в депрессии, – ответил Майлз, – я устал, мне кажется, и в душе я ощущаю вроде какой-то вакуум оттого, что работа завершена.

– Боже, но мы еще не закончили! – вскрикнул Калвиндер, подавляя кашель, вызванный огромным клубом синего дыма перед его лицом. – Мы только начали. Подумай о прикладном применении. С приличным проектным финансированием мы получим реально интерактивную распознавательную оболочку, не требующую от пользователя ни умения печатать на клавиатуре, ни компьютерной грамотности, ни даже умения читать. Это такая же революционная технология, как кремниевый чип… как квантовая физика.

– Да, я знаю. Это действительно здорово, – сказал Майлз. – Я думаю, что это просто оттого, что борьба за то, чтобы продвинуться так далеко, была слишком интенсивной, и оттого, что я вложил все, что имел, в этот проект, и, наконец, оттого, что я отправился в велосипедное путешествие на выходные, а когда вернулся, моя жизнь разлетелась вдребезги.

– Твоя жизнь не разлетелась вдребезги, – ответил Калвиндер. Он осторожно наполнил два бокала шампанским. Майлз сделал глоток. Пузырьки ударили в нос. Он агрессивно потер его.

– У тебя просто небольшие трения с Донной, – продолжал Калвиндер. – Ты просто счастливчик, она – великолепная женщина.

– Тебе ли не знать, – вставил Майлз и тут же об этом пожалел. Хотя он не испытывал сожаления, но знал, что выглядит в этот момент как надутый двенадцатилетний подросток.

– Майлз, у Донны со мной нет романа. Я твой партнер. Я очень хорошо знаю тебя и ее. Я не рассказывал тебе о Кэрри, так?

– Кто такая Кэрри?

– А вот сейчас узнаешь, слушай. – Калвиндер экстравагантно затянулся сигарой и выпустил облако дыма, одновременно произнося слова; от этого его голос стал хриплым и натужным, что, по-видимому, ему самому очень нравилось. – Это молодая леди, с которой я познакомился в интернет-чате. Она веселая и чертовски интересная. Кэрри работает в Корке, но скоро переезжает сюда.

– Приятно слышать, – ответил на это Майлз. – Так, значит, у тебя ничего нет с Донной?

– Нет, – ответил Калвиндер. Он посмотрел на Майлза, взгляд его был спокойным и неагрессивным. – Какие бы у вас с Донной ни были проблемы, поверь, это не из-за меня. Мне было жаль ее. Донна позвонила мне после того, как ты вернулся из своей воскресной поездки, до смерти расстроенная, она просила меня не рассказывать тебе об этом. У нее нет больше в Англии друзей, кроме тебя и меня. Я всегда занят работой, а ты постоянно находишься в депрессии. И неудивительно, что ей понадобилось чье-то участие. Я пришел тогда как ее друг. Я должен был в то время встречаться с Морганом Гренфелом, но мне пришлось перенести встречу.

– Понятно. Я себя чувствую сейчас полным дерьмом. Спасибо, – выпалил Майлз.

– Майлз, если ты себя плохо чувствуешь – а для этого, между прочим, нет никаких причин, – в этом нет вины Донны. Тебе нужно разобраться с этой проблемой.

– С какой проблемой?

– С депрессией. С тем, что ты ощущаешь.

– Я ничего не ощущаю. Вот в чем вся проблема.

– Что ж, эмоции являются в некотором роде пустой тратой времени, с этим я могу согласиться. Но они у тебя должны быть. Почему ты тогда разгромил все в квартире, если ничего не чувствуешь?

– Я не знаю. И я не чувствую себя так, словно это я разбил предметы. Вещи просто ломаются иногда.

– Конечно. Вот что, позволь мне сказать тебе, что со стороны ты выглядишь так, будто у тебя есть чувства.

– Я постоянно проверяю свой пульс.

– Я знаю, что ты его меряешь. Меня с ума сводит то, как ты это делаешь.

– Так, значит, ты замечаешь, как я это делаю? – спросил Майлз. Он был уверен, что эта его привычка незаметна для окружающих.

– Конечно, замечаю. У тебя постоянно два пальца лежат либо на шее, либо на запястье. Ты что, проверяешь, не умер ли ты или что-то в этом роде?

– Иногда я и сам удивляюсь.

– Боже, ну ты и обуза. Настолько же, насколько хорош в работе.

– Я знаю.

– И тебе нельзя помочь? – спросил Калвиндер, глядя из окна на улицу.

– Мне пытаются.

Калвиндер внезапно посмотрел на него.

– Вот зачем ты ездил во Францию?

– Да. Правда, я не могу об этом рассказать.

– Ничего, я все понимаю. – Калвиндер поднял вверх руки, обсыпав свои волосы пеплом с сигары. – Но ты с кем-то видишься – с консультантом или еще с кем-то?

– Да. Но я, правда, не хочу говорить об этом, хорошо?

– Конечно. Какие, как думаешь, шансы у «Индии» завтра?

– А чем они занимаются?

– Играют в крикет. Я просто сменил тему. Еще шампанского?