Пит? — сказала Капитан. — В тюрьме? Арестован нянями?!

— Боюсь, что да, — сказала Маргаритка. — Они похожи на обычных нянь, только необычные. Гораздо свирепее.

— Ты пошла на такой риск! — сказала Капитан.

— По долгу службы, — скромно ответила Маргаритка. — А теперь я решила найти эту Великую и поговорить с ней по душам. Видали — арестовать Пита! Похитить Старшого! Ишь чего выдумали!

— Подожди! — воскликнула Капитан.

— Некогда, — сказала Маргаритка. — Неизвестно, как часто они меняют пароль, но, боюсь, это произойдет весьма скоро.

Капитан вздохнула и провела своими музыкальными пальцами по благородному челу.

— Ну что ж, будь по-твоему. Ты расправилась — со сколькими? С шестнадцатью нянями?

— С семнадцатью, — со сдержанной гордостью поправила ее Маргаритка.

— Ладно, — сказала Капитан, — иди в тюрьму, раз так надо. — Отражение Капитана в стекле ходовой рубки смахнуло что-то с щеки — похоже, слезу. — И верни мне моего Пита. Иди. Ни пуха ни пера!

Маргаритка лихо отдала честь и вышла из рубки.

За дверью ее поджидала Примула, одетая (к величайшему Маргариткиному удивлению) в нянину форму.

— Идем, — сказала Примула.

— И ты? — удивилась Маргаритка.

Примула похлопала по сумке.

— Я захватила ужин, — сказала она. — Часть для нас. Часть — для других.

— Господь велел делиться, — сказала Маргаритка.

И они пошли.

* * *

Увидев нянину форму, полицейские под сходнями расступились, точно кролики перед двумя тиграми. По темным зловонным улицам две маленькие няни решительным шагом вошли в Сьюдад-Ольвидада. В небе висел узкий месяц. В его свете Маргаритка разглядела мрачную тюрьму, возвышавшуюся над городом. В одной из ее башен тускло светилось желтое окошко.

— Десять часов десять минут, и всё тихо, — заметила Примула.

— Я думаю, — сказала Маргаритка, — что все уже улеглись бай-бай.

Они шагали в направлении тюрьмы.

— Что это было? — внезапно спросила Примула.

— Что «это»?

— Что-то звякнуло.

— Я ничего не слышала.

Они прошли еще немного.

Дома постепенно становились выше, вонь — хуже. Наконец они очутились на площади, вымощенной булыжником. На дальнем краю ее возвышалась стена из крупных камней, покрытая белой шелушащейся краской. В стене — угрюмые ворота. Над воротами надпись: ЦЕНТРАЛ. ОСТАВЬ НАДЕЖДУ, ВСЯК СЮДА ВХОДЯЩИЙ. Ворота были с опускной решеткой, а перед ними — подъемный мост. Чуть выше виднелись какие-то лотки. Над одним было написано: ОПАСНО — КИПЯЩЕЕ МАСЛО — ОЧЕНЬ ГОРЯЧЕЕ. Над другим: ОСТОРОЖНО — РАСПЛАВЛЕННЫЙ СВИНЕЦ — МОЖЕТ СЖЕЧЬ ЗАЖИВО. Над третьим: СОДЕРЖИТ ЖИВЫХ СКОРПИОНОВ. Но еще менее привлекательными, чем невидимые скорпионы, казались две гигантские Няни, стоявшие у подъемного моста. Они вязали. Маргаритке не понравились их спицы. Во-первых, слишком длинные. И слишком острые — во-вторых. Она набрала в грудь воздуху.

— Добрый вечер, Няни! — крикнула она, шагая к подъемному мосту.

Невежливые Няни не ответили на ее веселое приветствие. Они только ухватили покрепче свои спицы.

— Пароль, — сказала та, что справа.

— Эники-беники.

— Проходите, друзья, — сказала та, что слева.

— Мятную конфетку? — предложила Примула.

Обе Няни скосили на нее глаза. Они увидели маленькую румяную няню с соломенными волосами. В руках у нее была жестянка с мятными леденцами.

— Двойной крепости, — сказала Примула.

Для нянь сочетание абсолютной чистоты и убийственной едкости мятных леденцов — непреодолимый соблазн. Две руки, подобные стрелам подъемных кранов, протянулись к жестянке и схватили угощение. «Спасибо». Две гранитные челюсти с хрустом сомкнулись на конфетах. Из двух могучих грудей вырвалось дружное: «Ху-у-у!»

— Нам безумно интересно, — сказала Маргаритка, — посмотреть на Няню, которую привезли сюда недавно. За то, что не знала пароль…

Одна сторожевая Няня зашевелила губами, намереваясь сказать: «Вы арестованы», но вместо этого у нее вырвались чудовищно неожиданные слова:

— В эту дверь, вниз по лестнице, в туннель, по воде, третья справа, камера пять, не ошибетесь. Ключ на гвозде.

— Огромное вам спасибо, — сказала Маргаритка.

— Не пойти ли вам искупаться с пирса? — предложила Примула.

— Чудесная мысль, — обрадовались Няни и затопали к порту.

Звяк.

— Что в этих конфетах? — полюбопытствовала Маргаритка, когда они шагали по подъемному мосту.

— Купорос. Уговорный сахар. Насильная эссенция, — объяснила Примула. — Вниз по лестнице, так?

— Двинулись, — сказала Маргаритка. — Фу! Этот туннель в безобразном состоянии.

— Глубокий ил. — Под ногами захлюпало. — А это, надо думать, вода? Если не ошибаюсь, третья камера справа. Точно?

— Точно, точно, — сказала Маргаритка. И немного повысила голос: — Ку-ку! Пит, то есть Няня Петронелла, ты здесь?

— Здесь, — раздался ответный крик.

Они шли по коридору. Из каменных стен сочилась вода, слева и справа были дубовые двери, окованные железом. Из-за маленьких зарешеченных окошек доносились стоны. Окошко камеры № 5 было занято недовольным лицом Няни Петронеллы Фраер.

— Чего так долго? — спросил он.

— Кто долго ждет, тот долго живет, — наставительно сказала Маргаритка. Она сняла с гвоздя ключ и отперла дверь. — Ну и как тебе тут, Пит?

— Очень уютно, — сказал Пит, — не считая тритонов и прочих соседей.

— Пропавших найти не удалось?

— Как таковых — нет, — сказал Пит, отводя глаза.

— Ай-ай, — сказала Маргаритка — Ну что, пошли отсюда?

— Э-э, — произнесла Примула, словно пытаясь привлечь сестрино внимание.

— Сейчас не время экать, — осадила ее Маргаритка. — Ой.

«Ой» было вызвано тем, что коридор внезапно наполнился огромными Нянями. Они нависли над Примулой, как скалы.

— Мятненьких? — испуганно предложила Примула, протягивая жестянку.

— Спасибочки, с удовольствием, — сказала передовая Няня и протянула огромную руку.

Огромную и неловкую.

Огромная неловкая рука вышибла жестянку из руки Примулы, огромная неуклюжая нога вдавила ее в слякоть.

— Упс, — сказала передовая Няня.

— Упс, — согласилась Маргаритка.

— Что вы тут делаете? — спросила Няня.

— Пришли навестить нашего приятеля, то есть коллегу, Няню Петронеллу, — сказала Примула.

— Чтобы немного подвергнуть ее пыткам, — поспешно добавила Маргаритка.

— Очень мило с вашей стороны, — сказала Няня. — Пароль?

— Эники-беники.

На секунду воцарилось гробовое молчание.

— Пароль меняется в десять тридцать, — ласково сказала передовая Няня. — А сейчас без четверти одиннадцать.

Над Примулой и Маргариткой склонились громадные головы.

— Озорницы, озорницы, — сказали головы.

Маргаритка посмотрела на свои часы.

— А на моих двадцать минут одинна…

Огромные руки схватили сестер и закинули в камеру к Питу. Дверь с грохотом захлопнулась.

— Бай-бай, — прорычал в зарешеченное окошко хриплый голос. — Завтра, я полагаю, вам зададут кое-какие вопросы. Много вопросов.

— Тяжелых, — пообещал другой голос.

Щелкнули замки, лязгнули засовы. Загремели цепи.

Заскрипели, удаляясь, тяжелые башмаки. И — полная, беспросветная темнота, как у коровы в желудке, только намного холоднее.

— И вам того же, — бросила им вслед Маргаритка.

Стало тихо. Маргаритке взгрустнулось. Ни Старшого на горизонте, ни папы Крошки… Да и самого горизонта не видать — в глубокой подземной темнице, с дыркой в полу вместо уборной, под охраной противных людишек, которые завтра будут задавать ей, Маргаритке, тяжелые вопросы. Но Маргаритка тут же постаралась найти в этом светлую сторону — хоть и непросто найти таковую в глухом мраке камеры.

— Да нет! — бодро сказала она. — Должен же быть выход!

— Дверь, — согласился Пит Фраер. — Но она заперта.

Маргаритка принялась шарить по стенам. Они были сложены из массивных камней, плотно пригнанных друг к другу. Пол, кажется, бетонный, покрыт противной слякотью. Потолок тоже из камня, сводчатый…

— Да, — сказала она, немного суетясь от отчаяния. — Понимаю. — Маргаритка опустилась на грубую каменную скамью. — Как ты там, Примула?

— Холодно, — донесся из темноты голос сестры.

Наступило молчание — довольно хмурое молчание, нарушаемое лишь звуком падающих капель. Наконец Маргаритка сказала:

— Отчего бы нам не спеть?

— Что спеть?

Молчание. Потом Примула сказала:

— Может, «Радость взломщика»?

— А что, хорошая песня, — согласился Пит Фраер. — И раз-два-три.

И они запели. Голоса их во тьме звучали ясно и звонко:

Они спели ее до конца. Потом спели «Мы сейфик взорвем» и «Шуруй, карманник». Когда последние ноты затихли во тьме, в подземелье снова наступила тишина.

Кто-то взял Маргаритку за правую руку. Потом кто-то взял за левую. Маргаритка, Примула и Пит Фраер сидели в темноте и слушали, как капают капли. Светлую сторону разглядеть всё никак не удавалось. Не настолько им было весело. Скорее, даже невесело. Ни капельки…

Звяк.

…не весело.

Звяк.

— Что это? — сказала Маргаритка.

— Вроде звякнуло, — сказал Пит Фраер.

Звяк.

— Как будто кто-то долбит камень киркой, — сказала Примула.

— Зубилом, — поправил кто-то.

— У нас нет зубила.

— У меня есть, — возразил голос.

В камеру хлынул свет.

— Извините, — сказал голос. — Надеюсь, я вас не ослепил? Это часто бывает, когда я вхожу в комнату.

— А вы кто такой будете? — спросила Маргаритка, не открывая глаз.

— Потому что мы вам очень рады, кем бы вы ни были, — поспешил добавить Пит Фраер.

Маргаритка осторожно открыла глаза. Когда они немножко привыкли к свету, она увидела свечу на жестяной каске. Каска была на мальчике лет одиннадцати: смуглом, большеглазом и с черными волосами, торчащими из-под каски во все стороны.

— Добрый вечер, — сказал мальчик. — Я Эль Гусано, что означает «Червяк». Имя — чистая нелепость. Потому что на самом деле я герой-партизан.

— Как поживаете? — вежливо спросила Маргаритка.

— Я всегда в превосходной форме, — сказал Эль Гусано. — Хотите отсюда выбраться?

— Безусловно, хотим, — ответила Маргаритка.

Эль Гусано встал и вежливым жестом указал на стену. Заключенные увидели, что один камень вынут, а за ним темнота и оттуда воняет канализацией.

— Фу, — сказала Маргаритка.

— Привереда, — сказал Пит Фраер.

— Пошли, — сказала Примула.

Они заглянули в дыру: маленькую, темную и вонючую. Но и камера у них такая же…

Они глубоко вздохнули. Натянули котелки на самые уши. И полезли в дыру, вслед за своим освободителем.

— Куда мы идем? — спросила Маргаритка.

— Отсюда, — сказала Примула.

— Шевелитесь, — сказал Пит Фраер.

В канализации Сьюдад-Ольвидада пахло чуточку лучше, чем на улицах Сьюдад-Ольвидада. Такой уж это был город: то, чему полагалось быть в канализации, лежало на улицах. Маргаритке и Примуле хотелось поболтать об удачном побеге и таинственном Эль Гусано, но смуглый мальчик вел их с поразительной быстротой: по туннелям, вверх по лестницам, в боковые ответвления и один раз даже вдоль реки, где плыли вырванные с корнем пальмы, на одной из которых сидела премиленькая обезьянка. Примула с удовольствием взяла бы обезьянку домой, научила бы ее стряпать и кусать людей, которые ей (Примуле) не нравятся, но Эль Гусано крикнул: «Pronto!» — то есть «Живее!» — и увел их в другую трубу.

Минут через двадцать хлюпанья, усталые до полусмерти, они наконец остановились. Эль Гусано встал на цыпочки и нажал руками на потолок. Откинулась крышка люка, и показалась железная лесенка. Поднявшись, они очутились в уборной со стенами из зеленоватого камня.

— Где это мы? — поинтересовалась Маргаритка.

— В знаменитом мраморном туалете диктаторского бункера, — пояснил Эль Гусано. — Сюда ходил позапозапрошлый диктатор, позапрошлый диктатор и прошлый. Но однажды прошлый испугался, что из космоса посыплются большие-пребольшие камни, и сбежал из страны. Теперь туалет пустует — по крайней мере так они думают. Но я-то, конечно, поумнее буду…

— Что? — сказала Примула.

— За мной, — сказал Эль Гусано.

Он повел их по каменному коридору. Коридор закончился островерхой аркой с дверью. Эль Гусано распахнул дверь и сказал;

— Милости просим.

Когда-то в этом бункере, наверное, играли в теннис. Теперь он был заставлен койками. В бункере стоял галдеж. При появлении Крошек и Пита всё стихло. Эль Гусано провел их в боковую нишу, где койки выглядели роскошно и были застланы красным бархатом с золотыми кистями.

— Есть хотите? — спросил он — У нас есть вареные бобы без соли. Это очень здоровая пища. Ее приготовил Эль Кок. — Он показал на пухлого человека в фартуке, запачканном бобами.

— Фи, — сказала Примула.

Эль Кок сердито на нее уставился.

— Поздновато для нас, — торопливо зевнув, сказала Маргаритка. — Мы должны вернуться на корабль.

— Няни будут вас искать. Сперва поспите, — сказал Эль Гусано. — Сам я вообще не сплю, потому что от природы очень сильный и у меня железная воля. А уж утром на корабль. — И ушел, закрыв за собой дверь.

Маргаритка отметила, что он ее не запер. Хороший признак.

— Клевая хаза, — сказал Пит Фраер. — Если любишь ил…

— Бобы! — презрительно фыркнула Примула.

Маргаритка откликнулась со своей койки раскатистым нежным храпом.

* * *

Когда Маргаритка открыла глаза, мир встретил ее разнообразием явлений. Во-первых, жутким запахом — как бы близкой канализации и множества детей. Во-вторых, койки Пита Фраера и Примулы были пусты. И, наконец, откуда-то доносился ужасный шум. Она натянула платье и зашлепала по мокрым плитам в ту сторону, откуда этот шум доносился.

За дверью ее встретил Эль Кок, весь из выпуклостей и в запакощенном фартуке.

— Мы едим бобы, и только бобы, — сказал он. — А ты посмотри, что она натворила. — Казалось, он вот-вот разрыдается.

Маргаритка ничего не поняла.

— Ты уже взрослый мальчик, не капризничай, — сказала она Няниным Голосом и протиснулась мимо.

Примула стояла у плиты в дальнем конце комнаты и, склонившись над гигантской сковородкой, раздавала яичницу, сосиски, помидоры, поджаренный хлеб и куски чего-то, подозрительно похожего на заднюю ногу оленя. На первое были хлопья с йогуртом, или со сливочным сыром, или и с тем и с другим вместе, а на десерт — тосты с персиковым джемом.

Когда присутствующие разобрали свои тарелки, разговоры стихли. Слышно было только «чав», «хруп» и «еще».

Маргаритка подсела к Питу Фраеру.

— Я думала, они едят только бобы, — сказала она. — Откуда взялась вся эта еда?

— Нашел, — сказал Пит Фраер.

— Нашел?

Пит Фраер отвел глаза.

— Ладно, — сказал он. — Я встал пораньше и притиснул ее.

— Что?

— Притиснул — свистнул.

— Откуда?

— Караван грузовиков. Ехал по дороге в горы. — Пит показал на потолок с яркой полоской солнечного света, просачивающейся сквозь решетку сточного колодца. — Тормознул последний грузовик.

— Эй! — раздался чей-то возглас. — Доброе утро! — Это был Эль Гусано с восторженным взглядом и жиром от сосиски на ухе. — Эль Кок дуется.

— Пусть его, — сказала Маргаритка. Она кивнула на детей. — Скажи, а кто вы такие?

— Это весьма печальная история, — сказал Эль Гусано. — Мы — Пропавшие Дети Нянягуа.

— Пропавшие?

— Ну, сами-то мы, конечно, знаем, где мы. Но правительство не знает. И наши родители тоже не знают.

— Ваши родители?

Эль Гусано кивнул;

— Моего отца зовут Эль Президенте Эль Реаль Банано. Была революция. Няни — ты ведь видела этих противных теток в мундирах — захватили страну, чтобы сделать ее безопасной, — это они так говорят. Но на самом-то деле они просто хотели власти. Они бросили в тюрьму моего отца и других членов правительства — родителей этих вот Пропавших Детей. Оставили только трех из правительства — это называется Хунта, они очень могущественные, и задача их — превращать идеи Нянь в законы.

— А ты от Нянь скрылся, — предположила Маргаритка.

— Для такого гения, как я, это было не сложно, — сказал Эль Гусано. — Мы спустились по сточным трубам и ушли под землю, а они, толстые, не смогли за нами пролезть. Про бункер мне рассказал отец, так что теперь нас тут восемьдесят человек. Мы следим за Нянями, стараемся не попадаться им на глаза, ползаем по трубам, а иногда спасаем хороших людей из лап Хунты.

— Ага, — сказала Маргаритка, предпочитавшая, чтобы люди вели себя несколько скромнее, чем Эль Гусано.

— И еще ставим ловушки, — продолжал Эль Гусано. — Случается, какую-нибудь ловим, но Няни — сильные, осторожные и подозрительные. А остальные ребята типа: «На фига нам неприятности».

— Летучая Няня! — догадалась Маргаритка. — Так это твоя работа?

Эль Гусано скромно пожал плечами.

— Блестящая, правда? — сказал он.

— Весьма остроумная, — сухо согласилась Маргаритка.

— В общем, мы намерены свергнуть Хунту, — сказал Эль Гусано. — Избавить страну от Нянь. Освободить наших родителей. Вернуть хорошее правительство, возглавляемое моим папой Эль Президенте Эль Реаль Банано, Народным Избранником. — Он пожал плечами. — Мы еще дети, хотя я, конечно, гений. Я всегда говорю остальным: пусть мы ползаем по трубам, но иногда через решетку люка мы видим луну. А остальные типа: «Мы обречены, и пища ужасная».

— Мужайся! — воскликнула Маргаритка. — Заключим сделку!

— Сделку?

— Мы отмоем вас и поможем вернуть родителей, а вы нам поможете вернуть Старшего Механика и ключ от корабля. Старшего Механика похитили…

— И еще папу, — добавила Примула.

— Да, и его тоже. Слушай, Гусано, что бы ты стал делать, чтобы отыскать пропавших людей в этой твоей стране?

— Я бы попросил меня. После чего я, Эль Гусано, провел бы расследование, которое закончилось бы, скорее всего, ошеломляющим успехом.

— Великолепно! — вскричала Маргаритка. — Так мы и поступим!

— Кстати, — сказала Примула. — Ты когда-нибудь слышал о какой-то там Великой?

Глаза у Эль Гусано расширились, рот открылся, а лицо под красочными разводами канализационной грязи побледнело.

— О Великой? — повторил он. — Э-э…

— Что-то не так?

Эль Гусано как будто хотел что-то сказать, но вместо этого ответил нервным смешком:

— Не так? Со мной?! Ничего подобного! Никогда не слышал о Великой. И слышать не хочу. А теперь вперед! К победе! Под предводительством Эль Гусано!

* * *

Старший Механик Кронпринц Беовульф Исландский (низложенный) был в восторге от своей новой спальни. Там была кровать с балдахином, и тяжелый красный бархатный полог увенчивала чудесная блестящая коронка. Там были камин с углем и кресло-качалка перед камином. А еще там было очень много очень крупных людей в форменной одежде — они низко кланялись Старшому, забрали его мундир в стирку и выдали взамен великолепное одеяние: кто-то, быть может, счел бы его халатом, но Старшой-то знал, что на самом деле это Королевская Мантия. Где-то поблизости, по-видимому, был вулкан, а на второй завтрак — треска, хотя со вторым завтраком, кажется, возникли какие-то сложности — крупные люди что-то такое говорили. Типа какие-то хулиганы украли грузовик с продуктами, но Старший Механик был выше подобных мелочей.

Потому что важно было вот что: у Королевского Михаила был собственный маленький трончик перед камином, и вообще персонал относился к медведю с Подобающей Почтительностью. (Тут Старшой нажал Королевскому Михаилу на пузико, и Королевский Михаил сказал: «ТОПРЫЙ ФЕЧЕР, ФАШЕ КОРОЛЕФСКОЕ ФЫСОЧЕСТВО». — «Я тоже Тепя люплю!» — отозвался Старшой.)

И знакомый ласковый голос говорил Старшому: Ваше Королевское Высочество! Докушай свою рыбу треску, как ты кушал ее в Тресковом фьорде, и мы пойдем смотреть вулкан! Скооооро! А потом, когда соберешься, ты отдашь мне клюююч!

Счастлив, счастлив, счастлив!

Кроме ключа, конечно…