В Кишинев прибыл к вечеру.

Шестиэтажный дом, в котором жила Королева, выглядел вполне солидно. На шестой этаж Кент поднялся пешком – лифт не работал. На звонок открыла женщина безупречной внешности, ей можно было дать лет сорок. «Немного старовата, – прикинул Кент, – но в общем-то ничего, сойдет на время…»

В результате обоюдной вежливой информации подтвердилось, что зовут ее действительно Маргаритой, а Кент на этот раз представился зачем-то Арнольдом. Знакомились в просторном коридоре большой коммунальной квартиры. Внешность у Королевы была на самом деле отвратительно классическая: тут тебе и ямочки на щеках, и родиночка, и черные глаза, и волосы – мечта парикмахера. К тому же тоненькая, изящная, да и к ногам не придерешься.

Пока Кент объяснял ей себя, свое отношение к Ландышу, пока они витали в области сомнений, догадок, предположений друг о друге, в дальнем конце коридора открылась дверь, из-за нее высунулась кудлатая голова, и Кент увидел круглые, как у совы, настороженные глаза. Потом откуда-то появился высокий седой старик со сверкавшим яростной ненавистью взглядом, он тут же пропал, как призрак, которого, может, и не было.

– Мой папа, – прошептала Маргарита как-то зло. – Ничего уже не соображает. А этот, – она кивнула в сторону кудлатой головы, – Яков, сосед. Всегда смотрит, когда кто-нибудь приходит. Идемте!..

Она открыла одну из дверей в коридоре, и они вошли з королевские покои. Кента ошарашило свирепое: «Мя-у-у-у».

– Изабелла! – заворковала Королева. – Это хороший дядя…

Изабеллой оказалась громадная белая кошка с наглой мордой. Кент быстро удостоверился, что за прелесть, когда эта тварь линяет. В большой комнате он увидел рояль и – бог его простит! – широкую манящую кровать. Ковры, мебель, книжные полки не произвели на него особого впечатления. Зато его внимание обратила на себя висевшая на стене галерея портретов знаменитых мужчин, которые рекламировались как лошади на ипподроме. В основном это были известные актеры и спортсмены. Наверное, женщине и на самом деле приятно, просыпаясь, останавливать взгляд на какой-нибудь знаменитой физиономии. Холодильник «Розенлев» также привлек внимание, а его содержимое с заграничными этикетками приятно взволновало. Когда Кент уселся было в удобное кресло, в нижнюю часть его кузова вонзились когти Изабеллы. Они испытывали друг к другу обоюдную неприязнь…

Маргарита с любопытством расспрашивала про Ландыша – как он и что, старо ли выглядит, много ли осталось ему сидеть, есть ли у Ландыша еще друзья, получает ли он письма. Кент рассказывал, как мог, но скупо – об этом его попросил сам Ландыш.

Королева сварила кофе, достала коньяк. Они курили и умничали. В основном Марго. Она дала понять, что много читала Мечникова, Шопенгауэра, Ницше, Андрея Белого. Кент с заинтересованным видом молча сосал сигарету. Затем она рассказала о своей работе. Можно было понять, что у нее полоса неудач, что ее часто стали критиковать в редакции. И Кент убедился – Ландыш не соврал насчет ее образованности. Во всяком случае, у него не было основания не поверить тому, что она музыкальный редактор на радио и что она имеет музыкальное образование. Нет, с такими бабами не заскучаешь!

Опять зазвучали Шопенгауэр, Гёте, Шиллер, но они были Кенту до лампочки. Он наслаждался жизнью, проклиная шопенгауэров и кошку Изабеллу. Ему было ясно, где и чем это кончится. Да здравствует молдавский коньяк и постель на хороших рессорах! Он был молод, строен и знал, что женщинам нравится. Маргарита, хотя и присматривалась к нему с каким-то, на его взгляд, излишним любопытством, держалась в то же время довольно игриво.

Любовь! Да при чем здесь любовь? Человек пришел из тайги. Может, ему в далеком будущем и нужна будет умная жена, но не теперь и не в первый день знакомства… Теперь, милая, будь не умной, а женщиной. Умной будь, став другом. Часто бывает, что женщиной ты останешься, так и не став другом, и, наоборот, став другом, перестанешь быть женщиной. И жизнь дает трещину!.. А здесь… Зачем было здесь думать о любви к человеку из леса?…

…Следующее утро началось с бодрого пожелания доброго утра. Нежные пальцы осторожно пощекотали его ухо. Была половина одиннадцатого. О, как отличалось это пробуждение от подъема в колонии, когда от каждого удара молотка по рельсу мурашки пробегали по спине и каждый удар напоминал – дождь или снег, жара или стужа, ты должен идти и делать то, чего тебе делать не хочется, потому что от этого зависит очищение твоей души, изгнание из нее дьявола.

– Там нет женщин? – спросила Марго, закуривая сигарету. – Как же вы там обходились?

– Сновидениями, – ответил Кент.

– Ужасно!..

Они встали, и Кент отправился мыться в ванную. На двери туалета его рассмешило объявление: «воду спускать два раза». Потом – опять кофе, коньяк и умные разговоры, благо было воскресенье. Кент уже восхищался собственными тонкими манерами.

Он все выжидал случая, чтоб поудобнее было спросить про Ландыша. Ему хотелось раскусить и понять их взаимоотношения, но она стала расспрашивать его о планах на будущее.

А какие могли быть у Кента планы на будущее? Он стал распространяться о том, что чаще всего встречал невезучих, что и сам он из их числа.

У Лючии возникали разговоры о планах на будущее, у этой тоже… Но что он знает о своем будущем?

– А чего же ради ты убежал? – спросила Маргарита с любопытством. – Разве только чтобы навестить меня, чтобы передать привет от Ландыша? А как дальше будешь жить? Думаешь, не поймают?

Нет, не станет он перед ней выворачиваться наизнанку. Еще никогда и никому не давал он расколоть своей души, а то пришлось бы рассказывать о скупой, даже жадной бабке, которая его выкормила, о нудном одиноком детстве и о фотографии матери, где она была снята юной красивой девушкой, – единственное его представление о ней. Пришлось бы, может быть, сказать и о том, что чаще всего он напевает ту песенку, где есть такие слова: «…Я так давно не видел маму…»

«Мя-у-у!» – взгляды Кента и Изабеллы враждебно скрестились в немом поединке.

Зазвонил телефон. Из реплик Марго Кент догадался, что звонит какая-то Соня… Марго сказала в трубку, что она не одна. Затем Кент услышал, к своему удивлению, что она как будто говорит о себе во множественном числе: «Мы придем». Когда же она положила трубку, Кент узнал, что «нас», стало быть его тоже, пригласила в гости к себе Соня. Королева начала наводить марафет.

Что же получается? – размышлял Кент о своем положении в жизни. Она даже не поинтересовалась, хочет ли он в компанию или не хочет, удобно ли ему там щеголять своей жидкой и весьма подозрительной шевелюрой? Тащат, куда хотят, как собственность. Собачья жизнь! Но возражать не стал…

На улице дождь лупил, как в тайге. Соня, к счастью, жила не слишком далеко – несколько кварталов ходу. Она была в брюках, на голове бигуди. Сразу следом, за ними пришла еще одна зрелого возраста девица. Все три красавицы топтались в санузле перед зеркалом.

Вскоре прибыли и кавалеры. Один – сорокалетний коротыш в ковбойке и джинсах. Другой, блондинчик лет двадцати, сразу сумел оценить прочность дверного косяка, как он вообще дошел – загадка. Третий – полный самец неопределенного возраста, в белой рубашке при галстуке, лацкан пиджака украшал «поплавок».

И вот уже царствуют на столе бутылка «Столичной» со свитою бутылок портвейна, окруженные состряпанными на скорую руку закусками.

– Сплошная серость! – сказала Королева тихонько. Ее подруги старались изображать радостное оживление. А может, оно было настоящее?…

– И такие смеют встречаться с культурными, знающими языки, образованными женщинами! – шипела Королева.

Действительно, для культурных женщин, знающих языки, эти кавалеры были грубоваты. Хотя, размышлял Кент, с ними все же веселее общаться, чем с чужаками из тайги…

Веселья не получилось. Пошептавшись в «вестибюле», красавицы позвали Кента проводить Ее Величество. У нее было испорчено настроение, и от этого она, увы, не похорошела.

Шли молча. Кент не знал, о чем говорить.

– За что?! Отчего недоступно мне то, что другим женщинам доступно? – неожиданно простонала Марго. – Других добиваются, на них женятся… Ведь я красивая, культурная и не дура же… Разве я меньше других достойна уважения, счастья? Я искала героев Грина, Лермонтова, Хемингуэя… Видно, все погибли на войне. И вот – «почему бы не слопать собачке кошку»…

Кент ничего не понимал – о какой еще кошке речь?

– Так однажды сказал один: почему бы не слопать кошку, если она не возражает, то есть меня… Он, видите ли, не собирается два года носить цветы и вздыхать. Он, ведите ли, считает, что женщины этого и не требуют, что сами мужчины придумали все это!..

«Но ведь и от меня она, помнится, цветов не ждала!» – подумал Кент.

Пришли к ней. Едва вошли в коридор, услышали крик:

– Ты что, разучилась здороваться?!

За их спинами метнулась и скрылась длинная тень. Марго вздохнула, вставила ключ в замочную скважину своей двери. Появилась, вероятно из кухни, сухонькая старушка и направила на Кента острый сердитый нос. Опять открылась дверь в дальнем конце коридора, из нее высунулась кудлатая голова. Марго была, видно, вынуждена как-то объяснить Кента старушке.

– Мой друг, – сказала она сухо. – Журналист.

– Теперь журналист! – ехидно сказала старушка, обращаясь, очевидно, к голове.

Вошли в комнату. Марго устало плюхнулась в кресло.

«Мя-у-у!»… Изабелла совершила прыжок. Кент ощутил адскую боль в загривке, в который вцепилась эта королевская любимица. Попытался было ее погладить – она укусила его за палец и молниеносно взлетела на гардероб. Марго весело смеялась:

– А ведь она не со всеми играет!

Кент гадал, обидится Марго или нет, если он откроет «Розенлев» и достанет коньяк.

– А у тебя не было ничего… настоящего? – задал он ей вопрос и решительно открыл «Розенлев».

Королева казалась удивленной.

– Как?! А Ландыш! Ты разве не знаешь? Он же был моим мужем…

Наступила очередь Кента удивляться. Вот номер! Ландыш не говорил об этом.

– После… были и другие, – сказала она. – Приходили. Были и ушли. Или я их прогоняла… Я так устроена, что все надеюсь: а вдруг…

Что «вдруг?» – не понял Кент. Кого «вдруг» ждет она?…

– Мне не нужен, – говорила она, – образец мещанского счастья: машина под окном, собака, квартира, солидный муж – нет! Но я всему этому все равно завидую, потому что это лучше, чем такая жизнь, как у меня теперь. Хочу обратно в природу, в деревню, хочу, чтоб было спокойно, как тогда, когда был Ландыш. Но я не умею быть одна. Да и в деревне скука… В прежние времена художники, писатели, поэты жили в глуши, в захолустье и создавали шедевры… Теперь никто не хочет уйти из города, как будто в этом бедламе скрыты все сокровища – материальные и духовные… Выведи, пожалуйста, Изабеллу во двор.

Кенту не улыбалось гулять с этой наглой тварью, но он подчинился.

Маргарита встала, потянулась, достала с гардероба кошку и была в этом жесте грациознее, чем сама кошка. Кент схватил Изабеллу и спустился во двор.

Спускаясь в лифте, который, оказывается, иногда все же работал, он думал с раздражением: «Что же, так и буду у нее человеком при кошке?» Не такой ему представлялась желанная удача. Смутная тревога и тоска овладели им. «Там, когда собираешься в путь-дорогу, все представляется иначе. Вернее, никак не представляется, просто там все это еще впереди. Теперь же, когда самое трудное, казалось бы, позади, опять повторяется все то, что было всегда, что в конечном счете возвращало его „туда“: он при кошке или при бабе, есть и выпивка и жратва и на работу пока не гонят. Но в том-то и дело, что все это „пока“…

Ее не «оседлать», Маргариту эту, – к ней и до него приходили всякие: были и ушли, или она их прогоняла сама. Ясно, что и Кент не тот «а вдруг», кого она ждала. Значит, в один прекрасный день она и его выметет…

Нет, он не станет дожидаться, чтоб его выгоняли. Он сам хлопнет дверью. Не мешало бы заглянуть в ее казну на дорогу, но, пожалуй, нельзя: подруга Ландыша все-таки. А уйти – уйдет!.. Душа тянет в края, где его старые друзья и подружки, где также найдется выпить и закусить…

Прогулять кошку оказалось сложней, чем можно было предположить: едва он выпустил Изабеллу из рук, на нее накинулись сразу три кота. Во дворе началась такая карусель, что Кент и понять не мог, где чья кошка. Он увидел белый хвост, который мелькнул за воротами, увлекая за собой всю эту мяукающую ораву. Напрасно он кричал: «кис-кис!» Изабелла пропала.

Королева была в отчаянии. Они обошли весь квартал, заходили во дворы, в подъезды, звали, умоляли, искали почти до утра – эту скотину не нашли. Утром Марго взмолилась:

– Сходи, пожалуйста, на живодерню…

Еще чего не хватало! Но это в последний раз…

Кент с трудом отыскал живодерню, но и там Изабеллы не было. Вместо нее рабочие предложили по рублю за штуку полный мешок кошек любого цвета.

Вернувшись, устроили достойные поминки изабеллиной душе. Затем Королева проводила Кента на автобусную станцию. На прощание поцеловала.

Вперед! О Ландыше так больше и не вспомнили…