Добираясь с Иваном до Звенинога, Король инстинктивно выбирал дорожки и тропинки, которые далеко обходили деревню Розвальни, о хуторах Ару ему даже вспоминать было трудно, хотя Энда… О ней, конечно, наоборот, — трудно было не вспоминать. В природе стало теплее, однако снега на полях и в лесах еще в изобилии. Прошедшая зима выдалась исключительно богатой снегопадами. Солнечные лучи, сердечные друзья Люксембургского Короля, несмотря а свою изменчивость в цвете, щедро обогревали его теперешнюю резиденцию. По ночам они, правда, еще не могли помешать небольшим морозам покрывать настью снег на полях и в подлесках.

В лесу Смолоспуска, — а именно здесь теперь поселился Король со своим верным министром, оберегавшим повелителя от микробов древним способом, то есть обкуривал денно и нощно, — именно в лесу, куда меньше доходили солнечные лучи, все еще не сдавалась зима.

Оба настолько прокоптились табачным дымом, что когда они прибежали из Прятки на Сааре, Манчита подозрительно обнюхала Короля и в испуге, всплеснув руками, вскрикнула:

— Иссанд Юмаль! Ты уже куришь?

Иван познакомился наконец с Вилкой, которая не выказала маленькому русскому особого доверия; она изучала Ивана, принюхиваясь, ее хвост как будто принимался вилять, но… шевелился едва. Что ж тут удивительного, ведь Вилка помнила, чем кончилась однажды для нее дружба с одним русским — обидным пинком ноги от Алфреда.

Потом Король показал Ивану чердак, корыто и сундук с портретами русских царей. Настороженность в поведении Вилки ощущалась, но в отличие от Мелинды, принюхивающейся тоже со скривившимися от презрения губами к исходящему от Ивана табачному запаху, Вилка, сохранившая свою моральную чистоту и жизнерадостный нрав, несмотря на пережитые ею в разные годы бесчисленные обиды от людей, все же лизнула Ивану руку; она как была доверчивой, такой и осталась. Уж сколько раз Король предупреждал ее, что поплатится она когда-нибудь за это. До нее не доходило. Что с нее возьмешь? Собака есть собака.

Итак, инструменты…

Для Алфреда?..

Кто бы мог в этом усомниться!

А резиновые сапоги? Тому, кто намеревается жить весною в лесу, они необходимы. А есть ли они на Сааре? Как не быть, ведь Алфред и всю обувь из небесно-синего дома сюда, в старый амбар, перевез. Топоры, пилы, крупные гвозди — все это в лесу надо. Старых одеял на хуторе достаточно, но, к сожалению, все сразу не унести, надо прийти раза два, причем так, чтобы население на Сааре не имело основания проявить излишнее любопытство. Резиновые сапоги подобрали и Ивану.

А табачок? Табачку на Сааре не водилось. Маленькому Ивану он крайне необходим, запасы из немецкого склада остались на Кривой улице, в ателье. К великому удивлению Короля, старый Вагнер, оказывается, великодушно делился табачком, когда Иван бывал у них. Но теперь…

Королю вспомнилось: в амбаре на Кури-Мури на протянутой по стене веревке висели кипы табачных листьев. Когда он их впервые увидел, то очень удивился: в доме некурящие женщины, а табак выращивается. С другой стороны, табак во время войны везде ценился высоко, почему бы и не выращивать!

Старая Хильда, кажется, тогда объяснила, что табак у нее в амбаре для отпугивания моли. Король в моли не разбирался. Теперь у него возникла мысль, что моль молью, но если, к примеру, человек курящий, а у него нет табака, если он к тому же у Хильды работал, а заработанное еще не брал, то можно рассчитывать, что Хильда даст Ивану табачка хотя бы потому, что он полуверник. Но это планы ближайшего будущего, в сию же минуту Короля занимала забота иная: как раздобыть хлеба? И может, кому-то на Сааре все же придет в голову накормить их?

Обычно, когда он здесь бывал, Манчита или Мелинда предлагали: «Не хочешь ли чего-нибудь поесть?» Чаще других этим отличался дед Юхан — просто ставил на стол миску с неизменной своей едой, салакой. Король понимал: это самое щедрое угощение.

В тот же день все словно забыли о таком пустяке, никого не заботило, хочет ли он поесть. Возможно, тому виной Иван: чужой мальчик и несет от него смолою. Деда не было, у него в Звенинога среди соседей имелись и свои личные друзья, с которыми вместе ходили в молельный дом и поднимали, обрабатывали когда-то свои земли. Манчита с Мелиндой оказались невероятно занятыми, обе бегали по хозяйству и не замечали вопрошающих глаз Короля. Что оставалось Его Величеству в такой ситуации?

Очень просто — взять все нужное и запихать в мешок. Напихал инструменты, сапоги, гвозди в один из рюкзаков Алфреда, с другим отправился в чулан, где обычно в день выпечки укладывались хлеба. И слава Богу, что их голодное присутствие женщинами игнорировалось до такой степени, что стали они словно невидимками.

Хлеб обычно выпекали для всех на всю неделю — большие хлеба буханок двадцать. Теперь, конечной хлеб делили так, чтобы всем поровну вышло. Короли знал: в чулане для каждой пары жильцов отдельная полка, а какая кому принадлежала?.. Чтобы никого не обидеть, брал со всех полок по буханке — итого три, на первое время хватит.

И друзья отправились обосновывать свою колонию в лесу Смолоспуска. Женщины Сааре были так заняты, что не нашли даже времени пожелать им доброго пути. Единственно Вилка попрощалась с ними, вежливо подав руку, которую людьми принято называть лапою.

Едва они поравнялись с хутором Нуки, из ворот вышел Элмар, за поясом топор. Бывшие однокашники поздоровались, Король познакомил Ивана со своим старым тренером по боксу. Он оценил, что на Элмара национальность Ивана не произвела никакого впечатления. Элмар тоже направлялся в лес искать чудищ. Он пока не занимался воронами, а собирал причудливой формы сучки, коряги, пеньки, корни — он называл их чудищами.

Вороны были заброшены не насовсем. Относительно этих пернатых Элмар много мог рассказать. Он поведал, что в прошлую весну достиг значительных результатов в опытах, пригодных в сельском хозяйстве, в частности экспериментировал в инкубационном деле.

— Когда ворона сидит на яйцах, надо в удобное время их у нее из гнезда выйнать и подсунуть ей куриные. Вообще-то, ворона дура. Одно ейное надо оставить в гнезде… для обмана. Но, — Элмар весело захохотал, — надо самому не «ловить ворон», не прозевать, когда вынать из гнезда куриные, а то коль вылупятся цыплята, эта дура от злости их раздолбит. А ты в каком уже классе? — поинтересовался у Короля.

— Так война еще! — выпалил Король чистосердечно.

Элмар обрадовался:

— И я не хожу, — весело рассмеялся и спросил: — А куда это вы? Видели, вчера на Кангруспина шикарная авария была? Опять русаки в кювет плюхнулись. Позавчера у Рэо… Тоже грузовик военный. Перевернулся. Но этот вытащили, а на Кангруспина еще валяется.

Они пустились бегом по шоссе в сторону Кангруспина смотреть на опрокинувшийся грузовик. Королю с Иваном нелегко бежать — рюкзаки на спине подпрыгивают. Но они весело гонялись друг за другом наперегонки.

Грузовик лежал в кювете, словно жук, «лапками» кверху. Куда подевался водитель — кто ж его знает, осмотрели, потрогали то тут, то там, понюхали запахи пролитого смазочного масла, бензина и отправились дальше. Машины в кювете не в диковинку, они часто в разных местах съезжали с дороги, многие так в кюветах и оставались, помятые, искромсанные. Бывали и смертные случаи, но им еще ни разу не повезло это созерцать. Омнибусы не ходили, если не на лошадях, то единственно на попутных машинах и могли селяне добираться до города. Брали водители за это недорого: сколько давали. Шоферы совали деньги в карман не глядя. Если же кто давал лишь «спасибо» — и то ладно. Не обижались. «Будь здоров!» — и только.

Тройка во главе с вороньим специалистом шагала к повороту санной колеи, ведущей в Смолоспуск. Война не занимала их мысли, она теперь где-то далеко. Действительность ничего интересного для них в этот отрезок времени не предлагала. Они шли и, как выражался Иван, «травили» по очереди, кто что умел! Даже Элмар попробовал себя в этом жанре.

— Жил в Пекине француз, — начал он с ходу без вступления, у них, как правило, обходились всегда без вступления, — его породистая собака понравилась китайскому начальнику, и француз — черт с ней — отправил ее со слугой китайцу в подарок. Китаец прислал ему письмо: «Спасибо, но врачи запретили мне есть мясо, однако жена и дети будут рады, если вы тоже придете на ужин отведать мясо своей собаки».

Все трое от души посмеялись, собственно, не тому, что китайцы съели породистую французскую собаку, а тому, что эту историю Элмару давно рассказывал сам Король, услышавший ее от старого Зайцева.

Узнав, что приятели хотят поселиться в заброшенном доме и зажить собственным хозяйством, Элмар загорелся помочь им в благоустройстве. Ивану вороний специалист обещал достать самосаду из запасов собственного деда (только потом у Короля возникла сомнение: он не помнил, чтобы у Элмара был дед), тоже якобы обладателя шикарной трубки. Иван от радости тут же запалил свою, дал и Элмару разок затянуться, после чего тот сильно напомнил Королю Арви Сверчка, который однажды в сарае учился курить. Элмару пофорсить хотелось: дескать, и я могу.

Они шли еще довольно споро. Колея хоть и рыхлая, но вполне носила. Задул теплый ветер, образовалась небольшая метель. Вошли в лес, и здесь, едва прошли с полкилометра, их ждало разводье. Под деревьями попадались большие участки, залитые водой от растаявшего снега. Элмар, конечно, был в резиновых сапогах, Королю с Иваном пришлось тут же переобуться. Весна?

Королю известно, что на Большой Земле весна наступает раньше, чем на Острове, потому что зимою он окружен льдами и ветры еще долго несут их холод; пока лед на море совсем не растает — на островах прохладно.

Когда наконец добрались до своего дома, они уже и сильно промокли. Но как приятно ощутить тишину и дыхание покоя в собственных стенах! Как приятно свистит ветер в дымоходе собственной печи!

Не мешкая, взялись за дело: необходимо растопить наконец свою печь. Бросив мешки, вооружившись пилой и топорами, отправились за дровами. Можно было переломать имевшуюся в доме разваливающуюся примитивную мебель, но… кто же ломает свои вещи, пусть даже старые?! Бредя по колено в талой воде, искали сушняк. Вдруг Элмар обрадованно закричал:

— Глядите, ворона! Ну что есть ворона! — Элмар доказал на какое-то переплетенье засохших корней. — Сделаю вам фигуру — не хуже, чем в школьном музее. Прибьем где-нибудь. Ничего, что ворона?

Он взял топорик и стал орудовать им, прямо на глазах друзей рождалась настоящая большущая серая ворона с широко раскрытым клювом. Элмар восхищался собственным уменьем, прикидывал, где и как еще подправить «фигуру» ножиком, и птица готова. Королю ворона тоже понравилась.

— Назовем его Франц, — предложил он.

Сушняк они конечно же нашли — целую сосну. Свалили, распилили примерно на двухметровые куски, в несколько ходок притащили во двор хутора, здесь разделали на чурки, раскололи — весело спорилась работа. А ворону, ювелирно обработанную Элмаром, прибили к столбу, заросшему мхом, с ржавыми остатками петель, на которых когда-то висела калитка. Важно смотрела ворона со столба на ребят, но в то же время какая-то жуликоватость обнаружилась в ее облике.

— Франц так Франц, — согласился Элмар, — теперь он ваш, а хутор теперь надо назвать Дом Вороны.

А деревянный Франц?.. Чем дольше рассматривал его Король, тем больше напоминал он его постоянного спутника и преследователя, ворону-всезнайку, которая странным образом давно уже не показывалась.

Затопили печь. Дыма — не продохнуть. Неважнно. Своя печь — свой и дым. Ребята еще натаскали из лесу дров, разделывали, раскалывали во дворе, заносили и складывали у плиты большую груду поленьев.

Когда стало тепло, протянули у печи найденную веревку, повесили сушить одежду и приготовились обедать. Чайник не догадались взять на Сааре, но нашли в доме старую алюминиевую кастрюлю, почистили ее немного золой, ополоснули и с водою сунули в печь. Нет, чая не было, какао тоже не имелось — просто кипяток с саареским хлебом. Но это же обед в собственном доме!

Вынув украдкой из кармана отсыревшую фотографию Марви, чтобы посушить, Король с грустью констатировал, что она сильно помялась, к тому же он неосторожно оторвал от нее небольшой кусочек, да так неудачно, что у Марви оторвалось ухо. Ладно, подсохнет, он приклеит, главное — фото цело. А не приклеит, сойдет и с одним ухом, не в ушах дело, в конце концов.

Глядя на свою мечту, он ощутил боль от воспоминания о последней встрече с ней. Ох, этот Виктор Трейман! То с Эльной… Теперь к Марви пристал. Однако что за наваждение! Ему показалось, что на него смотрят не глаза Марви с фотографии… Но чьи же? Да, да, они напоминали ему другие — глаза — Энда! Ему чудилось, что слышит шепот: «пройдет — прошло, уйдет — ушло…» Тем не менее этот Виктор Трейман… А ведь Король с ним как бы уже начал дружить. Он ходил к нему за книгами, когда в городской библиотеке их больше не стало, говорят, их куда-то увезли и даже сожгли. Библиотекарша жаловалась: от нее теперь требуют, чтобы библиотека выражала дух сталинских пятилеток, а она обязана воспитывать у читателей сознание и вкус к новой, советской литературе, к книгам Гайдара, Вишневского и каких-то ивановых, леоновых, сидоровых, козловых… А их не берут. Виктор Трейман дал Королю «Тарзана» — все восемь книг.

Поев хлеба, запивая по очереди кипятком из прихваченной из Сааре эмалированной кружки, они решили опять устроить конкурс вранья. Предложил конечно же Король и сам первый соврал, будто он лично знаком с одним… Лукулл Лукулловичем, у которого в доме ели из золотой посуды и слуги щекотали ему глотку куриными перьями, чтобы вырвало…

Элмар соврал, будто однажды нашел в гнезде вороны большущее яйцо и из него вылупился… еж.

— Так что ежи из яиц на свет появляются, — заключил он поучительно. Король возмутился: черепахи — да, он знает, действительно из яиц, но еж… такого не может быть.

— Как же так! — возмутился Элмар. — В конце концов, мы же врем…

А смеху-то! Сколько веселья из ничего! Во дворе потемнело, ветер перестал бушевать, печь тоже устала дымить — уютно. На небе появились звезды, а трое человечков сидели на полу и врали.

— Может, нам здесь всегда жить, чтобы не заразиться микробами? — предложил Маленький Иван, замахав величественно трубкой, которую изящно обхватил тремя пальцами. Для Короля этот вопрос давно был решенным: конечно, они станут жить здесь, где же еще?

Объяснили и Элмару насчет «микробов», о которых от Лоцмана Счастья услышали: что вспыхнула страшная эпидемия бешенства, злобы, жадности, что только в лесу и можно от нее спастись. Элмар подумал и заявил:

— У нас на Нуки микробов пока еще нет, я сам себе микроб, — он заразительно рассмеялся, этот вороний специалист. Король с Иваном к нему присоединились.

В это время из лесной чащи тихо выскользнула Тень Лисы, взглянула на дом и сказала подлетевшей Тени Совы: «И все-таки не могу не посоветовать луне и звездам, соснам и елям, зверькам лесным, тебе, Сова, и другим, кому сон не дорог, — смотрите на этот дом со всех сторон заросший мхом, похожий на тот, который показывают в сказках про гномов и спрятанный злыми колдунами прекрасных принцесс, посмотрите и это маленькое, светящееся в ночном лесу окно, и вы увидите чудесную картину: человечки сидят на полу и… Что они делают?

Хохочут! Заливаются и врут! И смеются над ненавистью и злобой, лицемерием и жадностью, над эпидемией, разлагающей человечность; эпидемия в этом лесу их не коснется, их смех издевается над чванливыми, самодовольными идиотами, и нет им дела до вражды между черными, белыми, красными и желтыми людьми во всем мире; вражда ими презираема, несмотря даже на то, что сегодня не Ночь Рождения Христова; они смеются потому, что смех идет из них, как петушиное ку-ка-ре-ку и чириканье воробьев — голос природы без фальши».

И действительно, в этом лесу, вдали от всего, их смех звучал обворожительно свободно, без запретов и границ, как песня, когда она… песня, как музыка, когда она… музыка. До чего же грустно, что недоступно миллионам лилиан, элмарам, иванам, королям образовать в мире свое собственное королевство, где они могли бы навсегда оставаться именно такими…

«Ты права, — согласилась Тень Совы, — за этим окошечком есть на что посмотреть, такое грешно проспать».

И полетела известить об этом другие естественные существа в природе, не зараженные еще микробами жадности.

Настало утро. Король, Иван и Микроб, то есть Элмар, проснулись. Элмару необходимо возвращаться домой. Они вышли во двор. Элмар обещал скоро их навестить, чтобы принести табака, хлеба. Но… куда подевалась их ворона? Все в изумлении уставились на столб — жуликоватого барона фон Франца и след простыл. Гвоздь, которым его прибили, на месте, вороны нет. Сильно удивились друзья: кто мог прийти сюда ночью и стащить фигуру? Не сам же, в конце концов, он улетел, такого все-таки не бывает, чтобы деревянные вороны летали. Обошли друзья вокруг столба, обошли двор — на снегу никаких посторонних следов. Эту загадку они так и не решили.

— Я тоже пойду, — вдруг объявил Маленький Иван. Король растерялся: что еще такое? — Я с Элмаром… — уточнил Иван, — за табаком.

Причина уважительная, логично. Но они же планировали здесь столько провернуть: отремонтировать крышку колодца, в доме сделать ножки скамейке, очистить найденное ведро, другие дела…

— Ты лучше умеешь, — признал Иван мастерство друга в столярном деле, и с этим Королю приятно было согласиться. Элмар еще картошку предлагал. К вечеру Иван полагал вернуться.

Так и ушли. Король же остался приводить в порядок дом. Он трудился прилежно. Он, вообще-то, не был никогда ленивым, но в своем доме особенно приятно работалось. Отремонтировал колодезную крышку, смастерил для скамейки ножки. Когда же вошел в кухню, чтобы взять ведро, он остолбенел и не поверил глазам своим: ведро с вечера налили водой для проверки — не течет ли, а теперь большая серая ворона сидела на краю ведра… Сидела? Собственно, не сидела, а стояла на одной ноге, другую… мыла в ведре, то есть бултыхала ею в воде. При этом насмешливо косила одним красно-черным глазом на Короля, другой прищурила, клюв приоткрыла, словно в ухмылке. Поболтав ногой в воде, встала на нее и сунула в воду другую. Создавалось впечатление, будто она моет свои ноги или лапки, — как кому нравится… На Короля она совершенно не реагировала. Главное: ворона явно походила на денщика майора Майстера.

Что ж тут такого?! Это же так естественно, что ворона моется! Это обыкновенная сказочная жизнь! И этот Франц спрыгнул с ведра, зашагал с самодовольным видом, высоко задирая большущий клюв, в сторону комнаты, где по-хозяйски сунул клювище в мешок с их хлебом и принялся наводить в нем порядок. Попросту говоря, заглатывал их провизию. Надо ли говорить, как расценил такое нахальство потрясенный Король, безмолвно наблюдавший это непонятное явление?

Конечно же Король выгнал Франца из дому. Далось это непросто: ворона от мешка с хлебом отпрыгнула, выпрыгнула из комнаты в кухню, вскочила на опрокинутый трехногий стол и уставилась на Короля гневным взглядом. Король открыл дверь на улицу и орал, чтобы убиралась она вон. Ворона смотрела на него нахально, склоняя голову то на один, то на другой бок. Король запустил в нее старой метлой, и тут ему послышалось или показалось, что она обозвала его еще и дураком, во всяком случае, выбегая — именно выбегая, а не вылетая! — она как будто ка-аркнула на чистейшем эстонском языке, что настанет время, когда он пожалеет о таком своем хамском обхождении с честной вороной. Сказала или нет, но все-таки убралась вон, и Его Величество закрыл дверь.

Потом дотемна приводил в порядок хозяйство: почистил золой ведро, в котором ворона мыла ноги; отремонтировал две кровати в комнате, стол в кухне, вытаскивал мусор из колодца. Одновременно протопил печь, чтобы тепло устоялось. Обозревал и разрушения в коровнике: здесь крыша завалилась так, что образовался провал шириной метра три, в коровник нанесло большой сугроб снега, а это крайне неприятно, поскольку то место, куда всем хоть раз в сутки необходимо сходить, расположилось в самом его конце. Удобно ли добираться сюда, тем более ночью. Но здесь он был бессилен: слишком капитальная работа.

Наконец, утомившись, он улегся на еловые ветки У печи, ветки он натаскал свежие: предыдущие высохли. В целом он остался доволен сделанной работой.

Лежа на ветках, ему представлялось, как достанет матрацы, одеяла, как отремонтирует крышу, как со временем все здесь станет неузнаваемым. Прикинул, что нужны непременно лопаты, а когда снег уйдет, они заложат огород, посадят цветы, такие же, какие на У Большой Дороги сажала Хелли Мартенс, и если удастся раздобыть немного картошки для посадки — может, на Кури-Мури, на Сааре или на Большом Ару, — то будет у них на следующую зиму уже и свой картофель. А ягоды! Сколько в Смолоспуске ягод! Да, тут жить вполне прилично! Конечно, и о Марви кое-какие мысли приходили в голову, а может, об Энде?.. Если бы Марви когда-нибудь… Или Энда… Да, но надо сначала все здесь привести в шикарный вид! Так, мечтая, он и заснул, не дождавшись Ивана.

Иван пришел ночью. Где и как он бродил в этим незнакомых ему местах, не боясь заблудиться, о том знали разве что тени Лисы и Совы и другие тени. Как Иван завалился рядом на еловые ветки, Король, конечно, услышал, но даже не проснулся — у королей, когда вокруг не плетутся интриги, — крепкий сон. Иван же, укрываясь собственной курткой, произнес с удивлением не столько спящему Королю, сколько сам себе!

— А ворона-то опять на столбе сидит…

Король не осознал сказанного. А если бы и осознал — все равно не смог бы объяснить это явление. Когда он утром рассказал приятелю о своем приключении с залетевшей неизвестно откуда вороной, Иван конечно же не поверил, посчитал, что Король опять «травит» — он и сам не очень-то любил ноги мыть, а чтоб ворона… Не заливай!