Труды известного французского исследователя Люсьена Леви-Брюля (1857–1939) были впервые переведены на русский язык и изданы в нашей стране в ту пору, когда резко пошли на убыль публикации зарубежных философов, психологов, социологов, этнографов. Книга «Первобытное мышление» увидела свет в русском переводе в 1930 г. в издательстве «Атеист» под недвусмысленным эпиграфом: «Религия — дурман для народа». Обширный материал, собранный автором, призван был послужить эмпирическим основанием для атеистических построений, касавшихся природы возникновения религиозных верований. Впоследствии, правда, и Леви-Брюлю досталась изрядная доля ангажированной критики. Некоторые ревностные интернационалисты усмотрели (впрочем, совершенно безосновательно) в его рассуждениях расистские пассажи. Сегодня, имея возможность ознакомиться с новым изданием его основных трудов, нельзя не отметить, что их проблематика отнюдь не сводится к иллюстрированию примитивных верований или противопоставлению различных культур. В центре внимания Леви-Брюля — проблемы природы человеческого мышления, культурной обусловленности его развития. Его идеи, хотя во многом и уязвимые для критики, породили плодотворную полемику и явились ценным вкладом в становление научных представлений о природе сознания и мышления.

В научных публикациях принято прослеживать истоки той или иной теории, а также относить ее автора к определенному направлению научной мысли. Л. Леви-Брюля принято считать представителем французской социологической школы, главой которой признан Эмиль Дюркгейм (1858–1917) — философ, педагог и социолог. Однако было бы неточно считать Леви-Брюля учеником или последователем Дюркгейма: по возрасту он на год старше последнего (Л. Леви-Брюль родился 10 апреля 1857 г.) и печататься начал раньше. Первые работы Леви-Брюля были посвящены философским вопросам, и на их примере не прослеживается влияние Дюркгейма. Впрочем, сам Дюркгейм с похвалой отзывался об одной из ранних книг Леви-Брюля — «Мораль и наука о нравах», — указав, что в ней содержится «анализированная и показанная с редкой диалектической силой та самая идея, которая лежит в основе всего того, что мы здесь делаем».

По собственному признанию Леви-Брюля, на путь изучения особенностей мышления неевропейских народов его толкнули две книги (и это не были работы Дюркгейма) — «Исторические записки» китайского историка Сым Цяня и «Золотая ветвь» Дж. Фрэзера. Под впечатлением от них он занялся изучением духовной культуры примитивных народов и специфических черт их мышления. С 1910 г. Леви-Брюль опубликовал по этой проблеме целую серию книг. Все работы пронизаны общей идеей — о своеобразии первобытного мышления (mentalite primitive), качественно отличного от логического мышления современного цивилизованного человека. Этот тезис (противоположный, в частности, представлениям Фрэзера) тесно связан с кругом идей Дюркгейма.

Коллективные представления — исходное положение всех исследований Леви-Брюля (representations collectives), выработанное школой Дюркгейма.

Уже в одной из своих ранних работ Дюркгейм ввел в научный обиход важное понятие, которое в дальнейшем среди его единомышленников и последователей нашло широкое применение: коллективное сознание (conscience collective). Позднее Дюркгейм заменил его термином «коллективные представления». Совокупность верований и чувств, по его мнению, единых для членов одного и того же общества, образует определенную систему, имеющую свою собственную жизнь; ее можно назвать коллективным или общим сознанием. Согласно Дюркгейму, в нас есть два сознания: одно содержит только состояния, свойственные лично каждому и характеризующие его как индивидуальность; тогда как состояния, охватываемые вторым, — общие для целой социальной группы. Коллективное сознание или коллективные представления не заимствуются человеком из его непосредственного опыта, а как бы навязываются ему социальной средой. Более детальному обоснованию этого понятия посвящена специальная статья Дюркгейма «Индивидуальные и коллективные представления». Однако, хотя Дюркгейм и его ученики часто пользовались понятием «коллективные представления», они не исследовали их специально и не задавались вопросом об особых законах, ими управляющих. Именно эту задачу и поставил перед собой Леви-Брюль.

Дюркгейм, анализируя коллективные представления, подчеркивал главным образом одинаковое, преемственное в тех способах мышления, которые преобладают в различных обществах, в частности в верованиях примитивных народов и в научном мышлении, характерном для современных цивилизованных людей. Леви-Брюль, напротив, выделял и изучал именно различия в мышлении людей разных культур, соответствующие различиям между самими культурами. Тем самым он разрабатывал важное следствие, вытекающее из положения Дюркгейма о социальном происхождении и характере мышления: если мышление определяется обществом, то в силу разнообразия человеческих обществ мышление в них также должно быть разным.

Основное различие между первобытным и научным мышлением, согласно Леви-Брюлю, заключается в том, что первое нечувствительно к логическому противоречию, тогда как второе его избегает. Это обобщение опирается на анализ богатого эмпирического материала, почерпнутого Леви-Брюлем из записей путешественников, миссионеров и этнографов. Сам Леви-Брюль полевых исследований не проводил, и его критики часто ставили под сомнение качество использованных им данных. Однако примеры пра-логических утверждений, подобных тем, на основе которых Леви-Брюль выдвинул свою гипотезу, легко найти и в этнографическом материале, собранном по всем правилам полевой работы.

Наиболее знаменитый из многочисленных фактов, на которые опирался Леви-Брюль, — отождествление себя представителями племени бороро с красными попугаями арара. Дж. Смит показал, что именно этот пример первобытного мышления, по сей день живо обсуждаемый в литературе, отчасти основан на недоразумении: по всей вероятности, бороро имели в виду то, что они превращаются в арара после смерти. Однако им же, а также М. Салмоном приводятся аналогичные примеры, аутентичность которых сомнений не вызывает.

Основное различие между мышлением в примитивных и современных обществах Леви-Брюль видит в том, что в первых оно пра-логично, а в последних — логично. При этом он подчеркивает, что умственная деятельность первобытного человека не представляет собой низшей, менее развитой формы современной умственной деятельности (как полагали Г. Спенсер и другие эволюционисты), а отличается от последней качественно. Тем самым он поставил под сомнение универсальность описанных еще Аристотелем законов мышления. Сам он противопоставлял свой тезис о качественных изменениях, претерпеваемых мышлением в ходе его исторического развития, доктрине «психического единства человечества», из которой исходили Дж. Фрэзер и Э. Тейлор, объяснявшие единством человеческого духа схожесть верований и социальных институтов в разных обществах.

Критикуя своих предшественников, Леви-Брюль приходит — на основе самостоятельного изучения обильных фактов — к радикально новому выводу: законы, управляющие коллективными представлениями отсталых народов, совсем не похожи на наши логические законы мышления. Во-первых, эти представления отнюдь не отделены от эмоций и волевых актов, а, напротив, включают их в себя. Коллективные представления, особенно когда они касаются религиозных обрядов, действуют резко возбуждающе на нервную систему, заряжая человека эмоциями страха, религиозного ужаса, страстного желания, надежды и т. п. Во-вторых, эти виды психической деятельности мистичны в смысле веры в таинственные силы и в общение с ними. Для первобытного мышления с его коллективными представлениями сама внешняя реальность мистична. Первобытный человек вовсе не ищет объяснения явлений окружающей действительности (как полагали этнографы классической школы), ибо эти явления он воспринимает не в чистом виде, а в сочетании с целым комплексом эмоций, представлений о тайных силах, о магических свойствах предметов.

В связи с этим восприятие мира при господстве коллективных представлений совсем иначе ориентировано, чем наше восприятие: мы стремимся к объективности познания, а там, напротив, преобладает субъективизм. Поэтому первобытные люди смешивают реальные предметы с нашими представлениями о них, не различают, например, сновидение и реальность, человека и его изображение, человека и его имя, человека и его тень; отсюда боязнь околдования через имя. По той же причине первобытное мышление «непроницаемо для опыта»: опытная проверка не может разубедить первобытного человека в его вере в колдовство, в таинственные силы, в фетиши.

В первобытном мышлении господствуют свои особые законы. Место логических законов тождества, противоречия и прочих занимает явление, которое Леви-Брюль назвал законом сопричастия или партиципации (loi de participation). Предмет может быть самим собой и одновременно чем-то иным. Он может находиться здесь и в то же время в другом месте. Человек чувствует себя мистически единым со своим тотемом, со своей лесной душой и т. п. Называя такой тип мышления пра-логическим, Леви-Брюль оговаривает, что это не то же самое, что нелогическое или антилогическое. Присутствующие в нем идеи Леви-Брюль называет предпонятиями (prenotions) или предсвязями (preliaisons).

Во избежание недоразумений Леви-Брюль не раз повторяет, что все эти особенности первобытного мышления присущи только коллективным представлениям, а не вообще мышлению отсталых народов. В сфере своего личного практического опыта первобытный человек рассуждает и действует аналогично нам. Но лишь только дело коснется коллективных представлений, тут логика пасует и вступает в силу пра-логическое мышление с его мистицизмом и законом партиципации.

Большую часть своих работ Леви-Брюль посвятил выяснению того, как действует и как проявляется пра-логическое мышление в разных сферах жизни и сознания отсталых народов, или низших обществ: в языке, в системах счисления (в этой связи Леви-Брюль вводит понятие «совокупность-число»: некое нерасчлененное целое, конкретное выражение определенного количества, неразлагаемого на единицы), в обычаях, в лечении больных, в погребении умерших, в обрядах посвящения и т. д. Особое внимание он уделяет вопросу о постепенном переходе мышления в более развитых обществах от пралогического к логическому типу: как происходит постепенное расчленение туманных предпонятий, индивидуализация представлений о таинственных силах, мифологизация (миф как попытка объяснить то, что прежде не нуждалось в объяснении, а непосредственно переживалось), развитие понятий.

По мнению Леви-Брюля, коллективные представления не исчезают и в современном европейском обществе. У людей всегда остается потребность в непосредственном общении с окружающим миром, общении, которое не заменяется его чисто научным познанием. Наука объективирует мир и тем самым как бы отделяет его от человека. Человек же стремится к живому общению. Наиболее отчетливо эта потребность сказывается в религии и в области моральных понятий и обычаев, где крепче всего удерживаются именно коллективные представления. Поэтому Леви-Брюль считает, что пра-логическое мышление может существовать и будет существовать наряду с логическим, что закон партиципации и мистическая настроенность и впредь будут удовлетворять неискоренимые потребности людей.

Идея о качественных различиях в мышлении имела огромное научное значение. Ж. Пиаже заимствовал ее у Леви-Брюля и, по сути, построил на ней современную детскую психологию. Значение работ Леви-Брюля для психологии мышления высоко оценил А. Н. Леонтьев. Он считал, что только в начале XX в. появились работы, систематизирующие накопленные прежде многочисленные этнографические данные о качественном своеобразии мышления народов, стоящих на относительно низких ступенях общественно-экономического и культурного развития (Леви-Брюль, Вейле и др.). При всей неудовлетворительности теоретической интерпретации излагаемых фактических материалов работы эти имели то значение, что они показали несостоятельность положения о неизменности законов человеческого духа и внесли в учение о мышлении идею о качественных изменениях, которые мышление претерпевает в ходе исторического развития.

Открытие качественных преобразований в мышлении можно считать важнейшей заслугой Леви-Брюля (хотя именно этим он навлек на себя несправедливые упреки в расизме).

Если признать наличие качественных изменений в развитии общества и культуры и одновременно принять тезис о социальной детерминированности мышления, то нельзя не оценить значения сделанного Леви-Брюлем открытия. С современной точки зрения представляется несомненным, например, что возникшее в Древней Греции философское мышление не является более развитой формой мифологического мышления, а отличается от последнего качественно как по своим единицам, так и по операциям.

В то время как Спенсер, будучи ассоцианистом13, полагал, что в ходе исторического развития общества изменяются только единицы мышления (причем чисто количественно), но не его операции, Леви-Брюль считал изменяющейся величиной именно операции мышления. Историческое развитие мышления, по Леви-Брюлю, заключается в том, что оно освобождается от влияния пра-логических представлений и начинает подчиняться законам логики. Изучением самого этого процесса развития Леви-Брюль не занимался, ограничиваясь сопоставлением двух крайних форм мышления: примитивных верований и современного научного мышления.

Вопросу о детерминации различий в мышлении людей в различных культурах Леви-Брюль уделял относительно мало внимания — для него важнее было доказать само наличие качественных различий и удовлетворительно описать их. Он принимает точку зрения Дюркгейма, согласно которой мышление отражает структуру общества. Например, если какое-то общество делится на четыре подгруппы, то· его члены делят и весь остальной мир соответственно на четыре части, причем каждая из четырех подгрупп приводится в соответствие с иными сферами реальности — с определенными частями света, цветом, животными, птицами, растениями и т. п. Впоследствии было показано, что эта идея несостоятельна: общества гораздо более разнообразны по своей структуре, чем существующие в них классификационные системы.

Леви-Брюль подчеркивает роль различных общественных институтов в определении способа мышления. Так, партиципация, характерная для пра-логического мышления, соответствует тому единству, которое люди ощущают между собой и своим тотемным животным. Условиями освобождения мышления из-под закона партиципации Леви-Брюль считает выделение человеком себя из общества, т. е. развитие самосознания, связанное с разделением труда. Значение этих факторов в историческом развитии мышления и сейчас не вызывает сомнений, но четких причинных связей Леви-Брюль здесь не выделяет. Оперируя понятием «коллективные представления», он, как и Дюркгейм, отождествлял эти представления с обществом, «ибо учреждения и нравы в основе своей являются не чем иным, как известным аспектом или формой коллективных представлений». Очевидно, при подобном подходе нельзя каузально объяснять коллективные представления через общество.

Что касается связей между коллективными представлениями и мышлением индивида, то эта проблема Леви-Брюлем также подробно не обсуждается. Он, однако, не сводит мышление индивида к одним лишь коллективным представлениям. Леви-Брюль считает, что кроме них мышление индивида охватывает также некое «естественное», «правильное», индивидуальное по происхождению мышление — здравый смысл. Он полагает, что, в отличие от коллективных представлений, здравый смысл логичен и что логизация мышления в ходе исторического развития общества заключается в освобождении мышления индивида из-под влияния коллективных представлений, в расширении сферы применения здравого смысла, непосредственно переходящего, согласно Леви-Брюлю, в научное мышление.

В этом вопросе взгляды Дюркгейма и Леви-Брюля резко расходятся: Леви-Брюль выводил науку из индивидуального здравого смысла, Дюркгейм — из первобытной религии, в которой впервые возникают неэмпирические понятия. Последние Дюркгейм считал прообразами научных понятий, противопоставляя их эмпирическим понятиям (представлениям) здравого смысла.

Этот вопрос имеет принципиальное значение. Согласно Леви-Брюлю, коллективные представления главным образом мешают логическому индивидуальному мышлению (происхождение и функционирование которого остаются в работах Леви-Брюля неизученными) адекватно познавать мир. Иначе говоря, по Леви-Брюлю, культура прежде всего препятствует логическому мышлению, в то время как, по Дюркгейму, последнее только и может появляться благодаря культуре. Возможно, это различие во взглядах частично обусловлено тем, что Леви-Брюль всецело увлекся верованиями первобытных народов, тогда как Дюркгейм изучал также культурное происхождение понятий и категорий, связанных, с исчислением времени и содействующих адекватному познанию реальности. Современные исследователи в этом вопросе отдают предпочтение позиции Дюркгейма. Однако, в то время как Дюркгейм односторонне подчеркивал лишь общее у неэмпирических понятий первобытной религии и современной науки, преемственность между ними, Леви-Брюль благодаря противопоставлению их друг другу обнаружил между ними существенные, качественные различия.

Специфически психологических проблем — таких, как проблема усвоения человеком коллективных представлений или проблема взаимодействия последних с предполагаемым индивидуальным здравым смыслом, — Леви-Брюль не рассматривал, видя свою задачу в анализе именно коллективных представлений. Психологическими можно назвать лишь утверждения о том, что по мере исторического развития общества мышление все больше освобождается от эмоциональных, эффективных компонентов и по сравнению с памятью возрастает его роль. Оба утверждения в свое время были широко распространены: почти все авторы считали, что мышление «примитивов» чрезвычайно эмоционально, а его «неразвитость» компенсируется у них чрезвычайно хорошей памятью.

Между двумя мировыми войнами идеи Леви-Брюля порождали оживленные споры. Главные возражения вызывала идея о качественных различиях в мышлении людей, принадлежащих к разным культурам. Можно выделить две группы критиков, которые высказывали, однако, прямо противоположные взгляды на характер человеческого мышления.

Критики первой группы отрицают выделенные Леви-Брюлем качественные различия в мышлении на том основании, что не может быть мышления, которое не соответствовало бы логическим законам. Такое мышление не только не помогало, но и прямо мешало бы человеку ориентироваться в мире и решать задачи. Примером может служить аргумент против существования пра-логического мышления, выдвинутый в 1960-х гг. А. Уоллесом. «Представим себе, — пишет Уоллес, — охотника с пра-логическим мышлением, который встречает неизвестного ему зверя. Предположим, что он строит следующий вывод: у зайца четыре ноги, у этого зверя тоже четыре ноги, следовательно, это заяц. Если бы наши предки рассуждали подобным образом, — заключает Уоллес, — то неизвестные звери их давно бы съели». (Правда, в данном примере приводится скорее алогическое, нежели пра-логическое рассуждение.) Всякое мышление, считает Уоллес, непременно должно соответствовать законам логики, и гипотеза Леви-Брюля о существовании пра-логического мышления неверна.

Подобная критика слаба тем, что Леви-Брюль описывал не все мышление «примитивов», а только их коллективные представления. Согласно Леви-Брюлю, «примитивы» обычно логичны в своей практической деятельности, чего нельзя сказать о сфере их коллективных представлений. Отвечая в 1934 г. на критические замечания Э. Эванс-Причарда, Леви-Брюль указал на то, что он никогда не претендовал на описание всего мышления целиком у людей в традиционных культурах. При этом он признал, что односторонне подчеркивал только мистическое в их мышлении.

Характерно, что критики первой группы, отвергая идеи Леви-Брюля о существовании пра-логического мышления, последовательно отвергали и сам тезис о качественных изменениях мышления в ходе его исторического развития. Они не выдвигали альтернативных гипотез о том, в чем могли бы состоять качественные преобразования в мышлении. Исключение среди критиков Леви-Брюля в этом отношении составляет Л. С. Выготский, который считал, что Леви-Брюль лишь неудачно описал обнаруженные им качественные различия в мышлении людей, принадлежащих к разным культурам.

Вторая группа критиков исходила из противоположного (по сравнению с первой группой) взгляда на природу человеческого мышления, считая, что пра-логическое мышление существует, но оно характерно не только для примитивных культур, как полагал Леви-Брюль, а и для высокоразвитых западных обществ. Поэтому неверно говорить о качественных различиях в мышлении.

Видимо, в ответ на подобные возражения Леви-Брюль и выдвинул идею о гетерогенности мышления в любой культуре, у любого человека. Свое предисловие к первому русскому изданию «Первобытного мышления» он заканчивает словами: «Не существует двух форм мышления у человечества, одной пра-логической, другой логической, отделенных друг от друга глухой стеной, а есть различные мыслительные структуры, которые существуют в одном и том же обществе и часто, быть может всегда, в одном и том же сознании».

Идею гетерогенности человеческого мышления внутри одной культуры и одной индивидуальной психики (наряду с положением о том, что мышление подвергается в ходе своего развития качественным преобразованиям) следует считать другим важным открытием Леви-Брюля. Качественные изменения в развитии мышления заключаются не в том, что одно мышление целиком заменяется другим, а в том, что к существующим типам мышления прибавляется новый, качественно от них отличающийся. Причинное объяснение и в случае гетерогенности — не сильная сторона концепции Леви-Брюля, но предложенное им описание общего хода исторического развития мышления представляется обоснованным.

В работах Леви-Брюля можно найти множество высказываний, в которых он не учитывает выдвинутого им же положения о гетерогенности мышления и противопоставляет все мышление людей в примитивных обществах всему мышлению людей в современных развитых обществах. В частности, тезис Дюркгейма о соответствии между структурой общества и структурой мышления толкал именно к такому противопоставлению: очевидно, любое общество имеет одну структуру, которой должно соответствовать какое-то одно мышление. Однако фактический материал и замечания полевых этнологов привели Леви-Брюля к выводу о гетерогенности мышления. Эта идея позволила допустить существование не только различного, но и одинакового в мышлении людей, принадлежащих к разным культурам, сохраняя при этом основной тезис Леви-Брюля о наличии в мышлении качественных межкультурных различий. Если до этого речь шла о противопоставлении «нашего» и «их» мышления, то после появления идеи о гетерогенности мышления в любой культуре и у любого индивида речь пошла главным образом о противопоставлении различных типов мышления друг другу.

Леви-Брюль в своих книгах с редкой искусностью показывает европейцу внутренний мир и способ мышления человека из первобытного общества в той части, в которой его мышление максимально отличается от научного мышления образованного европейца. Леви-Брюль достигает этого главным образом с помощью богатейшего фактического материала. Значительно хуже ему удается аналитически описывать это мышление при помощи таких понятий, как «пра-логичность» и «партиципация». Фактически материал явно богаче и сложнее модели, создаваемой при помощи этих и других используемых Леви-Брюлем понятий. Различия в мышлении людей разных культур остаются у Леви-Брюля без адекватного аналитического описания. Его посмертно опубликованные «Записные книжки» — это драматические протоколы все новых и новых попыток охарактеризовать данные различия, в существовании которых он не сомневался, но которые никак не поддавались описанию. Леви-Брюль здесь отказывается от положения о существовании логических различий между первобытным и научным мышлением и перебирает иные возможности описания открытых им различий. Он пытается свести их к особенностям в общих представлениях о мире, свойственных многочисленным культурам: в степени эмоционального мышления, в единицах мышления — понятиях, изучению которых он прежде уделял мало внимания; наконец, к различиям в способах употребления понятий в различных сферах жизни: в обыденной жизни люди в первобытных и современных культурах употребляют понятия одинаково, но последним свойствен, кроме того, специфический способ употребления понятий, который применяется в науке и который в первобытных обществах отсутствует.

Последнее из этих описаний относится к январю 1939 г. (в марте того же года Леви-Брюль умер). Нетрудно заметить, что оно близко к возможному решению проблемы описания различий в вербальном мышлении. За десятилетие до этого Л. С. Выготский выдвинул идею о том, что различия между мышлением детей разного возраста и мышлением людей, принадлежащих к разным культурам, заключается именно в наличии или отсутствии у них определенных способов употребления слов в мышлении.

«Записные книжки» Леви-Брюля отнюдь не дают основания считать, будто в конце жизни Леви-Брюль пришел к отрицанию открытых им качественных различий в мышлении людей, принадлежащих к разным культурам. Наоборот, до последних страниц он пытается найти новые способы описания этих различий. Можно сказать, что он отказался от гипотезы пра-логического мышления, но не от открытого им факта существования качественных различий в человеческом мышлении.

Главная заслуга Леви-Брюля заключается в открытии качественных изменений, претерпеваемых мышлением в процессе его исторического развития. Он первый обратил внимание на такие межкультурные различия в мышлении, которые не сводятся к различиям в объеме понятий и в других количественных показателях. Это открытие имеет значение не только для изучения исторического развития мышления, но и для психологии и социологии мышления в целом. До сих пор оно было в наибольшей мере реализовано в изучении онтогенеза мышления, а вопрос межкультурных различий и исторических изменений еще ждет конкретизации. Открытие Леви-Брюля сохраняет свое значение независимо от того, что самому ученому не удалось удовлетворительно описать и объяснить обнаруженные им факты.

Важное значение имеет также идея Леви-Брюля о гетерогенности мышления — о существовании в любой культуре и у любого индивида качественно разных типов мышления. Она гораздо больше соответствует действительности, чем распространенное тогда (и иногда встречающееся у самого Леви-Брюля) представление о том, будто «у нас» одно мышление, а «у них» — другое.

Наконец, именно близкий к школе Дюркгейма Леви-Брюль освободил изучение исторического развития мышления от биологизма, сохранив в то же время идею развития.

Леви-Брюль первым показал, что в ходе исторического развития мышления изменяются не только его единицы (понятия), но и операции, прежде считавшиеся универсальными. Однако ему не удалось показать, в чем именно состоят исторические изменения в операциях мышления. Открытым остался вопрос и о том, почему мышление развивается.

Концепция Леви-Брюля оказала значительное влияние на изучение исторической специфики мышления (ментальности) в разные эпохи, в том числе на аналитическую психологию К. Г. Юнга, мифологические теории школы Н. Я. Марра, социологию М. Шелера и др. Современная критика его концепции, и прежде всего К. Леви-Строссом, выявила логический механизм сознания и преодоления фундаментальных (для первобытной культуры) противоречий при посредстве мифологической медитации и т. п., способность первобытного мышления к логическому анализу.

Несмотря на вызванный справедливой критикой отказ Леви-Брюля от ряда своих положений, его работы послужили мощным стимулом развития культурно-исторического подхода к анализу человеческой психики.

П. Арискин