одиночество и любовь

…Катятся малые расставания перед большим, как мячи… Если жить наперед, если знать все заранее, то зачем нам врачи… Закипает и пенится, не сгорит, не закончится это вечное море живое, тоска. Я любил и люблю. Бог творит что захочется. Жизнь как выстрел мгновения. Смерть как воздух близка. Говорю вам; не будет от страсти лечения, равновесия нет у земных коромысл, жизнь любого из нас не имеет значения, лишь безмерный безмолвный неведомый смысл Нет, мой стих мою жизнь не хранит, не итожит, это не про другого, убили его… Но однажды, я знаю, развязку отложит, но однажды возьмет и кому-то поможет слабый голос отчаяния моего, сладкий голос отчаяния… …Катятся малые расставания перед большим, как мячи… Шлю вам несколько знаков любовного узнавания, чтобы выжить в ночи.

…Поговорим сейчас, Друг мой, о самой сильной, нет, точнее скажу, — самой великой нашей зависимости. И о самом мучительном, самом мощном источнике чувства одиночества…

Для прикидки сухая цифра. В Западной Европе сейчас около 60 процентов людей, находящихся в статистически бракоспособном возрасте от 20 до 60 лет, живут одни. Без семьи и без постоянной пары. Много разведенных; много и таких, у кого семьи вообще не было…

У нас тоже таких все больше. Люди от этого, конечно, страдают (правда, не все).

А мы с тобой уже знаем, что эти отдельно живущие одиночки — только часть тех, кто мучается одиночеством. Другая часть состоит в браках, живет в семьях...

во мраке просыпаясь.

Не люблю просыпаться в темноте. Не боюсь, но не люблю. Знаю почему. Темно было в родовых путях… И я задыхался в одиночестве, я погибал. Жертва первоудушья — чудом спасен, — не переношу духоты, застойного воздуха- нужны сквозняки. Неприятна тьма, где я вынужденно малоподвижен. Да и кому приятно такое обломное гробожительство?..

Проснувшись в темноте, стараюсь сразу усиленно шевелиться, куда-то передвигаться, во что-то верить, с кем-то внутренне говорить и кого-то любить, пусть даже не обозначенно…

во мраке просыпаясь звуки шлю тому кого не знаю и люблю о кого люблю за то что не познаю ты слышишь мы живем на сквозняке рука во тьме спешит к другой руке и между ними нить горит сквозная ты чувствуешь душа летит к душе как близко ты но мгла настороже дверей закрытых нет глаза закрыты во мраке просыпаясь звуки шлю тому кого не знаю и люблю и верю и ищу как знак забытый

Учтем, Друг мой, что видимый нами свет — для кого-то тьма, а тьма для кого-то свет. Антимиры — не далекие астрофизические абстракции, а реальность нашего каждодневного бытия, они в нас присутствуют и действуют постоянно, они — плоть нашего одиночества.

геометрия души, или долгая внезапность происхождения мира

Л.А.

В некотором царстве, в некоем государстве есть остров, где текут параллельные реки с параллельными берегами в параллельных долинах, и параллельные горы параллельными линиями поднимаются к небу с параллельно плывущими звездами. У деревьев на этом острове параллельные ветви и листья, у цветов параллельные лепестки. Дождевые капли, как и везде, впрочем, падают параллельно, так же как и снежинки, а люди строгую параллельность при ходьбе соблюдают в движениях вот и рук. Параллельно работают магазины, радиостанция, телепрограммы; параллельно пишут писатели, выходят газеты, мыслят мыслители: у ослов параллельные уши. Параллельные взгляды на один и тот же предмет не сходятся, ибо, как им и полагается, идут мимо, сходиться нельзя, пересекаться нельзя. На концертах музыка и аплодисменты следуют параллельно, так что слушатели и исполнители не мешают друг другу. На этом острове не бывает транспортных катастроф. Злятся и ссорятся в результате одних и тех же параллельно влияющих атмосферных событий. Мамы пугают капризных детишек: вот придет Лобачевский, отдам тебя Лобачевскому! И детишки с параллельно остриженными головками делают параллельно что полагается, параллельно текущими зелеными слезками плачут, никогда ей одна слезинка не пересечется с другой. Каждой смеется над чем-то своим, это напоминает мне одно замечательное заведение в наших краях (где иногда происходит в порядке исключения параллельное кое-что например футбол). Влюбленные любят друг друга непересекающейся любовью… Один только раз, говорит легенда, какие-то двое, нарушив закон, слились — и раздался взрыв: погибли, родив Вселенную…
Остров, однако, же уцелел, хотя были выбиты абсолютно все стекла.

Редко пишу верлибром: трудней дается, чем стих рифмованный.

Этот, про мир всеобщей невстречи и непересекающейся любви, к поэзии не отношу, это просто фотография. Просто в таком мире, в такой геометрии души мы и живем, только привычность позволяет нам этого не замечать.

Страна, в которой жить можно, лишь нарушая ее законы, — это наша страна, Друг мой, Страна Одиночества, похожая на Россию. Так что все в порядке, живем. В рассказе о невстречной любви будет много личного, но без последовательности, вразброс, как и в жизни…

запасные пути

Вариация на тему параллельности в нас самих, в нашей внутренней множественности. Как, не знаешь?.. В душе непрерывно текут параллельные жизни ады, раи свершаются, коммунизмы, фашизмы... О, да что там… Уж ежели в нашем мире убогом я, блажной салажонок, работаю богом, уж ежели здешняя жизнь как родная страна широка даже в тошненькой точке пивного ларька… А знаешь, какие в косынке твоей извиваются змеи?.. А знаешь, как я изменяю тебе за твои запасные измены?» Так знай же и то, что под сенью соседней сосны мы друг другу верны, мы друг другу навеки верны. (Узнать бы, что такое верность. наверняка. А так — перевернулась ревность — и вспять река… А так — кому какое дело и как дышать, когда с одной ночует тело, с другой душа?..)

козырная карта любви

Почему любовь так сильна?.. Зачем?.. Бог знает, для какого дела одной душе нужны два теля и что должны они посметь любить, быть может, без предела и придушить старушку-смерть?.. Какая карта сверху ляжет? Бог знает, да не сразу скажет, а наше дело — разуметь…

Любовь — не только проходной балл для продолжения рода, у нее есть и другой, высший смысл, недоказуемый, но ощутимый.

В игре Провидения жизнь и любовь — карты равнодостойные; но любовь часто оказывается козырной и побивает инстинкт выживания.

В природе многие животные погибают сразу после оплодотворения.

У этих видов выживание особи нужно только для выживания рода, не более. У человека тот же принцип вписан в душевное устройство многих людей, которые без любви не ощущают смысла своей жизни. При любовных потерях у них включается инстинкт смерти, проявляющийся в депрессии, доходящей подчас до влечения к самоубийству.

Когда человек любит, то о смысле любви никаком, конечно, не думает, просто любит…

Многолетняя работа с жертвами любовных травм убедила меня, что шансы выдержать это испытание и жить дальше, обретя новый смысл — и шансы погибнуть или опуститься, сдаться распаду — в среднем относятся как 51 к 49: несмотря на весь беспредел любви, контрольный пакет акций все-таки за человеческим духом. Но человека часто приходится дополнительно убеждать в том, что в кулаке судьбы всегда зажаты по меньшей мере две спички: длинная и короткая, что можно разжать этот кулак и совершить открытый, осознанный выбор.

Для продолжения рода достаточно просто влечения, а для развития духа нужна любовь. Нужна для передачи не физической наследственности, а духовной.

Любовь — я имею в виду самый высокий смысл этого слова — нужна вовсе не только тем двоим, которые любят друг друга, и не только тому, кто любим, будь это муж или жена, любовник или любовница, родитель или дитя. Любовь нужна Жизни в целом, нужна мирозданию.

Стержень бытия, животворящая ось…

Есть тайный смысл: дрожащим отраженьем мелькнуть в другом — и вспыхнуть, и пропасть, но обрести взаимным протяженьем над временем божественную власть… Я с вами, любящие, с вами — наш круг разомкнут и един, мы забросаем мир цветами и жизнь бессмертную родим.

болезнь по имени «первая любовь»

беседа из книги «Нестандартный ребенок», с некоторыми дополнениями

Корр. Т. Саторина — Владимир Львович, в моих попытках внять Фрейду я поняла среди прочего, что первый любовный и сексуальный опыт имеет решающее значение для всего развития и судьбы человека. Так ли это? Мне лично кажется, что решающей встречей в жизни человека часто оказывается не первая…

— Первая любовь действительно может оставлять глубочайший отпечаток, как и все первое: первая драка, первое наказание, первая ласка, первый учитель, первая двойка или пятерка… Но роковое влияние первого опыта, какое приписывает Фрейд всему человеческому, на самом деле имеет место менее чем у двадцати процентов людей. В большинстве мы все-таки не гусята, которые всю жизнь ходят за подушкой, как за гусыней, если им эту подушку показать сразу после вылупливания из яиц.

Только каждый пятый-шестой — такой вот гусенок, а у остальных решает судьбу и первый опыт, и второй, и десятый, и все вместе взятые.

— Чем же отличается первая любовь ото всех последующих и как на них влияет?

— Она первая, в этом весь сказ, хотя порядковый номер и ничего не значит, ибо всякая любовь, если это любовь — и первая, и последняя, именно эта любовь — ее не было еще и больше не будет… Не в первости дело, а в том, каков человек во время встречи с любовью — насколько открыт или закрыт, защищен или не защищен, развит или не развит.

Приведу прозаическую медицинскую аналогию. Представьте, что вы первый раз в жизни за болели — допустим, корью. Если не было прививки, болезнь может протекать и в легкой, и в средне тяжелой, и в очень тяжелой, смертельно опасной форме..

— Болезнь по имени любовь — тоже?..

— Конечно. Болезнь по имени Первая Любовь обрушивается на самую открытую душу, самое неопытное тело, самый наивный ум. У вас нет еще иммунитета против нее, кроме, может быть, каких-то врожденных выживательных защит, как-то: эгоизма, присущего каждому, способности переключаться и забывать…

Если вы от первой своей любви так ли, эдак ли выздоравливаете, то в близком подобии с тем, что происходит на уровне тела, в душе у вас могут примерно с равной вероятностью возникнуть два состояния. Одно назовем иммунитетом. А другое — гиперсенсибилизацией или подсадкой, сродни наркотической. Если иммунитет, то вы уже более или менее защищены от повторения в будущем отрицательных сторон вашего первого опыта — но увы, и положительных тоже! — и если в дальнейшем опять наступите на грабли, то это будут уже грабли другой конструкции, другой фирмы…

— Знать бы эти фирмы заранее…

— Если же подсадка, то… Догадались, да; вы не только не будете застрахованы от тех же самых граблей, но с упорством, достойным лучшего применения, будете сами искать их, снова и снова. Ну, а кто ищет, тот, как известно, всегда найдет — хоть и не обязательно то, что ищет…

Свет сумерек, прощальный странный свет, когда вопрос яснее, чем ответ, и отзвуки отчетливей звучанья… Сошествие Учителя Молчанья, закат заката.. Тише он пришел… Безмолвие восходит на престол. Мир гасится. Еще один укол, и замолчит Поющий Фехтовальщик, и грядет ночь… Ты догадался, мальчик, любовь проста и встретиться легко, но меркнет свет и звезды далеко…

моя первая нелюбимость

рассказ из книги Нестандартный ребенок», с существенными дополнениями

Уже не в первый раз вспоминаю это, мой Друг, в беседах с тобой…

В любви, как нигде более, каждый одинок в своих трудностях, каждый несчастлив в одиночку. И у меня это был первый опыт одинокой любовной несчастности — первая любовная рана, и зажить ей, похоже, не суждено…

Неполных восьми лет от роду я впервые влюбился, влюбился страстно, беспомощно. Я и раньше, как говорил уже, лет с четырех-пяти, горько оплакивал свою никем-нелюбимость, хотя к этому не было еще вроде бы никаких оснований.

А тут она и пришла, нелюбимость, взаправду.

Накликал или предзнал — Бог ведает; но с восьмого лета моей жизни не покидает меня неизгладимое болевое ощущение, что меня не любят и никогда не полюбят, что я не достоин любви. И всю жизнь я жажду любви, жажду неизмеримо больше, чем нужно человеку на жизнь. Даже когда меня любили потом, я этому слабо верил. Тоска душевного одиночества, ненависть к себе, зависть и ревность посещали меня очень часто…

Первая детская любовь и пробуждение сексуальности обычно не совпадают и сперва не имеют друг к другу никакого отношения.

Именно так было у меня.

Я из числа тех, в ком сексуальность проснулась очень рано и бурно. А рос в то время, когда на вопросы пола было наложено жесткое, ханжеское табу советского толка. Все мои детские попытки что-то узнать об этом, разведать, тем паче изведать — наталкивались на яростное и непонятное сопротивление взрослых.

Однажды привел домой девочку поиграть, мне было пять лет, ничего такого я и в мыслях не имел. И вдруг родители, войдя в комнату, сделали вытянутые лица, возвели очи к потолку и сказали: «Ах!.. Девочку привел». В этом «ах» было и изумление, и какое-то подозрение… Я ничего не понял, но почувствовал, что есть важная разница, девочка или мальчик. Какая-то скрываемая и постыдная, а быть может, и сладкая тайна..

Взрослые сами наводят тень на плетень, а детям, чтобы почувствовать, что дело нечисто, много не нужно.

Так из поколения в поколение передаются всевозможные душевные и умственные кривизны. В историческом времени кривизны эти движутся по закону маятника, по синусоиде у одного поколения (или целого ряда) — криво в одну сторону, у другого — в противоположную. Равновесие — штука трудная, долгая…

Я умел читать с четырех лет, с этого же возраста увлекся животными, очень любил рисовать их. Отличаясь наблюдательностью и фотографической памятью, с самого начала рисовал все подробно, в деталях, для меня важно было сходство с действительностью.

Однажды, читая Брэма «Жизнь животных», я пририсовал всем зверям, изображенным там на картинках, половые органы разных размеров — и в простоте душевной показал с гордостью родителям: «Вот, я подрисовал как правильно! Как по-настоящему!»

Бедные папа и мама впали в прострацию, а когда шок прошел, за мою художническую честность мне дико влетело, папа первый раз в жизни выпорол меня огромным ремнем с металлической пряжкой.

Столь убедительное внушение иного навсегда бы отвратило от натуралистического жанра и поисков истины, но я оказался крепким орешком. Во втором классе я уже развлекал одноклассников рисованием порнографических открыток, чем завоевал у них большой авторитет и звание Профессора.

Меня чуть не вышибли из школы, классная руководительница записала в табель страшные непонятные слова, почти приговор: «Разлагает класс». До сих пор не допонял, что это значило.

Для взрослых мое поведение было непостижимой испорченностью. Они забыли себя. Уже к семи годам любопытный ребенок, если его не держат в пробирке, жаждет познать тайну пола.

Ну а любовь, — первая, чистая, всеохватная и беспомощная — любовь, прилетающая совсем с иного полюса мироздания, может вспыхнуть и тогда, когда человек не знает еще и самого слова «любовь»!.. Но я это слово уже знал. К восьми годам я прочитал много книг, среди них «Приключения Тома Сойера», и влюбленность героя в девочку сопережил глубоко…

…И вот появилась Она — моя первая девочка, которая не была моей ни на час, ни на мгновение… Светлорыженькая, веснушчатая, резвушечка-хохотушечка, на год младше меня. Имя ее было Галя, а звали все почему-то Гулькой.

Мы жили на соседних дачах в Валентиновке, под Москвой. Каждое утро я из окна видел, как она в розовой легкой пижамке или в одних трусиках, потряхивая рыжей гривкой и щебеча, сбегает с крыльца к рукомойнику. И каждый раз сердце мое замирало…

Святой Валентин, покровитель влюбленных, словно был зол на меня за что-то и окружил мою первую любовь сплошным невезением. Стояло цветущее лето, а я заболел коклюшем, да еще зачем-то меня побрили наголо, и отражение в зеркале говорило мне «Урод ты какой-то». И вот я безумно влюбился в Гульку, и через день все это уже заметили, уже посмеивались надо мной, а она: «Володька, хи! Он такой лысый, такой смешной», — услышал я однажды ее слова, притаившись за забором. Это подружки сплетничали, кто в кого втюрен.

Она кокетничала чуть-чуть и со мной, но на площадке, где играли все дети, старалась быть с двумя другими, более симпатичными и ладными ребятишками постарше меня.

И вот как-то, когда она в очередной раз в игре предпочла Борьку и Мишку, а мне — фунт презрения, вдруг во мне вспыхнуло бешенство, я зарычал и изо всех сил хлестнул гульку прутом по голеньким ножкам!.. Я сам от себя этого злобного зверства не ожидал. Весь трясся…

Она заплакала. Все меня испугались и разбежались, Борька и Мишка тоже.

Я внезапно остался один. В памяти кадр: с ревом убегающая Гулька, ребята, пятящиеся и с ужасом глядящие на меня как на психа… Все. Я — один. Я совершил отвратительное жестокое преступление: девочку ударил, беззащитную, ни в чем не виновную.» Совершенно подавленный, я одиноко поплелся домой.

Ужас вины, любовь, жалость к гульке, раскаяние — все смешалось во мне, и впервые возникла мысль— покончить с собой. Всю ночь не спал, писал ей письмо, с мольбой о прощении,

Я объяснял, что все случилось потому, что «я очень тебя люблю, ты не знаешь… Я тебя спасу, я за тебя жизнь отдам…»

До сих пор в памяти теснятся кинокартинки рыцарского спасения, которые я себе рисовал той бессонной ночью. Вот Гулька попадает на улице под грузовик, а я в самый последний миг выталкиваю ее ис-под колес и попадаю под этот грузовик сам, а она приходит ко мне в больницу… Вот она тонет в реке, я бросаюсь в воду, подхватываю Гульку и выталкиваю на берег, а сам тону, потому что еще не умею плавать. Нарисовал вместо подписи красивый кораблик. Под утро, набравшись храбрости, перелез через забор, положил письмо к двери ее дома.

И опять мне не повезло: не успел я отбежать, как пошел сильнющий дождь и бумажку с моим посланием вдрызг размыл… Весь вымокший и дрожащий, я сидел за сарайчиком, ждал, когда же моя любимая выйдет…

Дождь кончился, посветлело, к гульке прибежали две девчонки-подружки, вспорхнули на крыльцо. Вышла и она, милая, улыбающаяся, еще сонненькая. Они посмотрели на мой размокший листок, ничего не поняли (но, может быть, догадались?..), похихикали и порвали.

Все, — Так я и не признался ей, так и не попросил прощения… Потом долго искал… Помню, она говорила, что живет на Новой Басманной улице. Ходил по этой улице еще и совсем недавно с какой-то совсем уж нелепой, потусторонней надеждой…

Единственным утешением оказалось то, что, как скоро выяснилось, любил мою девочку так несчастно не я один.

Я узнал об этом, когда она и остальные ребята к концу каникул разъехались, и мы остались вдвоем со Славкой, местным мальчиком, тоже игравшим в нашей компании. Как-то коротали вечер вдвоем и заговорили о том, кто кого любит. Я признался, что люблю одну девочку. Славка сказал, что тоже любит девчонку, и спросил:

«А угадаешь, кого я люблю?..» — «А ты угадаешь, кого я?» — спросил я в ответ. И вдруг мы посмотрели друг на друга и в один голос воскликнули: «Маленькую гульку!» Не описать это душевное облегчение, этот внезапно вспыхнувший свет!..

С блаженством, доселе неведомым, мы ощутили, что мы — друзья по несчастью.

Или по счастью?.. Да, теперь и по счастью! Наверное, только в детстве возможно соперничество наоборот. Может быть, потому, что предмет любви удаляется в недосягаемость?..

Дружба наша была короткой и дивной — глоток волшебного эликсира: мы оба вылечились от одиночества и тоски и снова стали обыкновенными озорниками.

Ни эта моя любовь, ни следующая, не менее страстная и несчастная, не имели касательства к сексу, бушевавшему как бы в другой, параллельной жизни…

Подойдем к нему, подойдем… Старый, битый, корявый дуб. Мы записки в разлом кладем, В жерло черных горелых губ. До листочков тех не достать, Разве только влететь шмелю. Их нельзя, нельзя прочитать. Слово там лишь одно: люблю. Кто же так бесконечно глуп? Вот уж сколько веков подряд Лупят молнии в старый дуб, И записки наши горят…

тайный смысл любовного поиска

В редкие мгновения ясности духа, свободные от страстей и волнений любви…

Стоп, что пишу? Вру, не бывает у меня мгновений таких, я их и не зову.

Ну ладно, сначала. Вот так, допустим: в редкие мгновения, когда голова относительно твердо держится на плечах, не болтается ни вправо, ни влево, ни взад, ни вперед…

Ну вот это куда ни шло, пробуем еще раз…

как объяснить что ты любима слова как мы проходят мимо самих себя но эти строчки свои сжигают оболочки и лишь в последней немоте еще не те уже не те все вспыхнет

(Зачем сюда вошла эта миниатюра, не знаю, но здесь мое место, твердо говорит она мне, значит, зачем-то нужно. Чтобы не пройти мимо души, быть может…)

…Так вот, Друг мой, в редкие мгновения способности что-либо в себе понять, глядя трезво и в меру сочувственно, как доктор на пациента, я понимаю, что у меня, как и у всех размножающихся половым путем, действует где-то в самой основе моего существа постоянный поиск пары, этой вот самой второй половинки.

Только не «моей», как с ужасной ошибкой считают легионы половых собственников.

И я тоже долго думал именно так: моей.

Не моей, в том-то и суть!..

У меня есть обе половины — и тела, и души, как и у тебя. Мы не половинки, мы единички.

Но так передается жизненная эстафета, что телесно только половину себя ты можешь отдать Существу Другому — Существу Новому,

А еще одну половину Новое Существо возьмет у того или той, кто станет твоей парой.

Две половины опять сольются в одну единицу. Ф-фу, какая тяжелая вышла арифметическая мыслища, зато верная и неотвязно серьезная.

Короче идет поиск «мы»

Того «мы», в котором и должны слиться самонедостаточные одиночества: мое и еще чье-то.

А.Ч. 25 апреля каждого года

Я с нежностью дружил, я знал ее в лицо… Брели через дворы к Сверчкову переулку на Чистопрудный круг, бульваром, на Кольцо, ломали пополам студенческую булку… Остался на губах искусанный изюм, и горький поцелуй в неприбранном подъезде. Пора бы сдать зачет и взяться бы за ум, но не было на то веления созвездий, и солнечный удар постиг нас в темноте…
О, не ропщи, не зря над нами дождь трудился, и нам ли угадать, мы те или и не те, когда и сам Господь не вовремя родился?..

Зачем? — сразу вопрос — Зачем сливаются одиночества двух смертных существ, размножающихся половым путем? Чтобы родить еще такое же смертное существо — сотворить новое одиночество? И еще, и еще, и дальше?..

Поточное производство одиночеств?

Какой смысл в этом унылом конвейере?..

Гори он огнем! — эстафетная палочка одиночества никому не нужна, разве что сатане для ковырянья в носу.

Но только опять вспомним, что поиск пары у нас, человеков, идет не на одном уровне.

Что и тело ищет другую половину нового тела, и душа — другую половину новой души.

И если мы с тобою хоть на чуток поверим в послебытие души, если хотя бы ускользающе малую вероятность какой-то внетелесной жизни допустить сможем, то смысл поиска пары высветится иначе.

одиночество соединяет

Не знаю, мой Друг, можно ли это назвать открытием, настолько очевидно: одиночество — основная сила, объединяющая людей и вообще все живое.

Посмотри, с чего начинаются всякого рода сопутствия, партнерства, сотрудничества, сожительства, всевозможные сообщества и союзы, религиозные и общественные движения, партии и мафии, большие и малые; с чего начинаются все на свете дружбы, с чего начинается любовь… С одиночества. Друг мой, всегда с одиночества, того или иного.

С житейской и/или душевной самонедостаточности, побуждающей кого-то или чего-то искать… Если не искать, то ждать и надеяться… Если не ждать, не надеяться, то втайне верить…

Одиночества соединяют нас, со страшной и вечной силой соединяют.

Словно магнитные частички, влечемся мы друг к другу своими одиночествами — смыкаем, сливаем их воедино — и тем живем.

Кому-то это было нужно — две жизни наперекосяк; распался брак — созрела дружба, и сын хороший — не пустяк. И хоть по вечному закону чем райше рай, тем адше ад, над склепом клен раскинул крону, над кладбищем разросся сад… И пусть теперь нам интересней чужие жизни, чем свои, — поем друг другу те же песни, шальные песни о любви…

Таков закон, созидающий Жизнь.

Энергия одиночества, влекущая самонедостаточные частицы Жизни к соединению, присуща во всей полноте уже самым первичным жизненным полу-единицам, жизненным половинкам — (удачно по-русски созвучивается) — половым клеткам.

Они попросту гибнут, если не соединяются с другой половинкой возможного Целого — нового Существа — они переполнены агонической поисковой энергией!

Вот одиночества двух половинок возможной жизни нашли друг друга, слились — и новое Существо получило жизнь, чья-то душа обрела тело — и в этом торжестве жизни опять одинока, опять обречена гибнуть и, чтобы уйти от смерти, ищет другое одинокое Существо…

По природе своей одиночество — это состояние энергооткрытости, подобное состоянию ионов — атомов или молекул со свободными валентностями. Вот почему люди, одинокие с того боку или другого, так легко ловятся на всевозможные наживки, будь это лесть, секс, политические лозунги, потребительские заморочки, медицински или религиозные.

Одинокое Я всегда ищет свое «мы», всегда хочет верить в его возможность.

И вот почему работает «разделяй и властвуй»; вот почему возможны гитлеры, Сталины: либо они приходят во времена, когда разобщенность и одиночество ощутимы особенно остро, либо сами такие времена создают и, заставив людей чувствовать незащищенное одиночество, делают себя магнитами для его притяжения и тем добиваются неограниченной власти.

Одиночество — удобнейший объект для манипуляций, лакомейшая дичь для любого хищника — стоит только поймать основную движущую его силу: влечение к соединению — и направить в нужное русло…

поезд страсти

стукколесслышалсястукколесилисердца ДАВАЙ-ДАВАЙ ДАВАЙ-ДАВАЙ поезд страсти моей летел вперед РЕЛЬСЫ РВАНЫЕ РЕЛЬСЫ РВАНЫЕ я был мальчик еще страстным я был мальчишкой ВСТАВАЙ ПОРАНЬШЕ ГОТОВЬ УРОКИ ВСТАВАЙ ДАВАЙ она была опытной женщиной была опытной; ДА-БЕРИ-О-ДАВАЙ-О-ДАВАЙ-О-БЕРИ-ООО ВОТ-КАКОЙ О-КАКОЙ ОЙКАКОЙАХКАКОЙЙЙИНИ я был занят своим стыдом и страстью был занят стыдом и страстью А ЧТО ЖЕ ДАЛЬШЕ ЧТО ДАЛЬШЕ ЧТО ДАЛЬШЕ ЧТО сердцееестучалостучалосердце НЕ ЗАБЫВАЙ

Интересуешься, кто она была и что случилось потом?..

Ну конечно же, Друг мой, вряд ли подобное можно написать не на основе лично пережитого. Однако же не плоско-буквально… Не калька, а обработка, отклонившаяся в энной степени от исходника. Так выходит само, когда личное отдаешь на управу Музе.

Да, было: схлестнулись во взрыве страсти два одиночества, юное и постарше (ей было 34, ему не было и 18), схлестнулись без понимания… Уж он-то ее замужнего одиночества точно не понимал… Чем может такой взрыв кончиться? Одиночеством… но уже другим.

колбасные одинокие рожи

Терпеть не могу слово «секс». И не потому вовсе, что плохо отношусь к тому, что оно усиливается обозначить. Чужой термин для русского языка. И ханжество в нем, и бесстыдство, и гнусненькая деловитость, функциональность какая-то змеиная…

А чем заменить, спросишь, — родным тупым грязным матом? Пошлым интимом? Архаичным соитием, сношением-совокуплением или идиотическим траханьем?.. Девушки уклончиво говорят «близость» — тут как бы мыслится еще не слияние тел, а лишь приближение…

Не столь важно словоупотребление, сколь то, как употребляется душа.

Секс без употребления души издавна назывался блудом. Самое распространенное матерное ругательство — оттого же слова.

Природа постановила жестко: совокупление — средство для цели продолжения рода, и ни для чего больше. А влечение к удовольствию от совокупления— мотивационный манок, морковка впереди осла, вот и все.

Только человек сделал блуд, он же секс, — самоцелью: средством для получения самодостаточного, ничему не служащего удовольствия. Просто удовольствие, ничего больше.

Что, спрашивается, плохого в получении удовольствия от своего тела и от еще чьего-то, если еще кому-то это тоже приятно?

Да ничего плохого. Только вот рожи у всех таких удовольствующихся почему-то колбасные, похабные, даже если красивые.

Колбасные одинокие рожи. Очень их жаль. Позвольте маленький сюрприз: в Париже видел я стриптиз. (Париж — латиницей: Paris, но «s» французы не произносили с той поры, как изменили древний свой прононс и звук пошел не в рот, а в нос.) Я спал. В партере было тесно. На сцене раздевалась стерва. Седые чресла в жирных креслах дрожали, вытрясая сперму, меж тем, как жертвенная кошка, изображая злую течку, струилась как сороконожка, Итак, я спал. Гремел стриптиз. Припомнил кстати: грек Парис прекрасен был, как кипарис, морально слаб как человек, и был троянец, а не грек, неважно, стало быть, стриптиз, и он решал, которой из троих богинь вручить свой приз. Тот древний конкурс красоты мы обойдем за три версты, дабы не рухнуть носом вниз: а вдруг нас вызовут на «бис»? А если вдруг случится криз гипертонический? А вдруг бумажник выпадет из рук, а в нем валютный счет, записная книжка с телефонами и адресами, паспорт, виза и мало ли еще что. …Уже истерзанное платье в неистовом змеилось свисте; уже замученный бюстгальтер покончил жизнь самоубийством  и с агонизирующих ляжек, как ручейки, текли колготки, и в срамоте крючков и пряжек дымился прах последней шмотки, как вдруг у кого-то выпал пельмень или колбаса, я не разглядел, короче, я спал и не мог оказать врачебную помощь. Пардон, monsier! Составим акт и завершим на сем антракт

общение разъединяет

Итак, единственный смысл одиночества — быть силой Жизни, соединяющей силой.

Напротив: союзы разъединяют Жизнь, сообщества — разобщают, как ни парадоксально. Примеры — на каждом шагу.

Любая компания, от случайных попутчиков до семьи, от группки подростков до партии, от своры преступников до правительства — являет собой закрытое учреждение, куда посторонним вход воспрещен. Только по пропускам…

Любая общность по любым признакам разделяет Жизнь на чужих и своих.

Дома у меня одно время жила пара хорьков-самочек, сестрицы одного помета. Очаровательные маленькие бестии, полные дикой энергии, бесстрашные, ловкие, быстрые и кусачие, они быстро установили в доме свое террористическое государство в государстве, запугали всех; и двух нетрусливых кошек, и громадного пса, которому каждую сестричку бы на один зуб и поминай как звали, — бедняга Дзен шарахался от нахальных кусак-разбойниц, как от ядовитых змей. Гостям проходу не давали, мне доставалось тоже…

Ошибка наша была в том, что мы из гуманных соображений взяли в дом сразу двоих этих девиц, чтобы им повеселей было друг с дружкой, и позволили им замкнуться в своей родственной компашке, образовать маленький клан — свое «мы», по отношению к коему вся прочая публика в доме, включая хозяев, оказалась посторонней, подлежащей употреблению и того не более.

Поэтому-то они и не приручались, а оставались воинственными дикарками.

Прирученные хорьки ведут себя по-другому — общительные, мирные, ласковые, понятливые, послушные, хотя никогда ни перед кем не заискивают и никого не боятся.

Но чтобы эти гордые смельчаки приручались, им нужно сперва почувствовать себя одиночками — тогда заработает программа поиска семейно-стайного МЫ, и все домашние станут для них своими.

Очень похоже на то, что происходит, например, с цыганами. Внутри своих родоплеменных кланов это одни существа, если выходят из них — другие…

Когда в семействе нашем вот-вот должен был появиться сынок Даня, хорькушек наших мы вынуждены были, к великому сожалению и облегчению, отдать в другие руки. У новых хозяев, опытных хорьководов, сестрицы моментально освоились и нашли того, кого безуспешно пытались, достигнув половой зрелости, обрести друг в дружке, а именно мужа. Накинулись на свободного молодого самца и дружно потащили его в гнездышко!..

Наподобие того, как ионы, заряженные кусочки молекул, соединяясь, образуют устойчивое вещество, слившиеся одинокие Я образуют «мы», защищенные от внешних проникновений. Попробуй разъедини друзей или любовников. Пока единства такие не распались изнутри, никакая сила извне их не разобьет — разве лишь та, которая, подобно ионизирующим излучениям, сделает хотя бы одно из бывших одиночеств снова одиноким.

Классический пример психологического «ионизирующего излучения», разбития «мы» — поведение Яго из шекспировского «Отелло». Вопреки расхожему кривочтению, к ревности этот сюжет прямого отношения не имеет — как сказал Пушкин, «Отелло не ревнив, он доверчив». («Ах, обмануть меня не трудно, Я сам обманываться рад» — он же, Пушкин, уже о себе.) Манипулятор Яго режиссирует в сознании простодушного мавра убеждение в том, что любимая его предала, что он ОДИНОК и что только он, Яго, понимает его одиночество и готов помогать… Не ревность, а одиночество сделало Отелло убийцей.

Я твой зов засыплю солью клавиш. Ты меня сегодня не оставишь. Ты меня когда-нибудь поймешь. Пусть измена с шорохом змеиным уползет в поджилки пианино, пусть сразятся музыка и ложь. Каждый звук любимым делом занят, широко закрытыми глазами озирает двойственность твою. Каждый звук как пуля в сердце ляжет. Музыка ни слова мне не скажет, если я кого-нибудь убью. Мертвенный оскал безумных бдений. Медленные вскрики привидений Жилки мстят непрожитые дни, пьянствуют сухие океаны, стонут неполученные раны, и одна мольба: повремени…

беспредел как норма любви

Понятие, не так уж давно перекочевавшее в нашу обыденность из уголовной среды.

Беспредел — это когда совсем никаких законов и правил, когда произвол полнейший, когда жестокость и подлость ничем не ограничиваются, когда одни позволяют себе все, а другие все вынуждены терпеть.

Для любви это понятие в самый раз. Любовь — беспредел и есть. Беспредел природный.

По своему праву любовь и должна властвовать над существом, охваченным ею, ибо имеет в виду всежизненную сверхцель, постичь которую одиночному существу не дано.

Как звери не знают отпущенной им долей сознания, зачем их тянет друг к другу, не проникают в смысл с ними происходящего, а повинуются лишь могучим безотчетным инстинктам, так точно любящие и при самом ясном уме не в состоянии подняться в надуровень переживаний и событий, творимых любовью.

Есть только сама любовь и сознание любви, точней, жалкие полицейские версии сознания относительно любви. Есть попытки сопротивления любви и управления ею — с предсказуемо-непредсказуемыми результатами.

Никакому однозначному толкованию и нацеленному управлению не поддается любовь.

И вот незадача, от сверхцели продления рода любовь человека оторвалась, а сверхцель надуровневая забивается эгоизмом, животным собственничеством, рыночной социальщиной. Неприкаянная, между небом и землей, шастает уголовница-любовь и творит беспредел.

сонет посвящения

Я посвящаю в Высший Сан тебя во имя звезд и демонов скитальцев. Пусть жертвенный огонь пойдет, знобя, от кончиков волос до нежных пальцев, и вспыхнет растревоженная грудь, и радугой прогнется позвоночник, и солнце опознает свой подстрочник, и в лонной глубине вспорхнет, как ртуть, ответного огня живой источник, и стоном завершится этот путь… И суть твоя исторгнется, дробя мгновение как вавилонский камень. Я превращаю в Женщину тебя. Закрой глаза. Прости и здравствуй. Amen.

Я бы не относил эти строки к разряду эротической поэзии, Друг мой.

Всего-навсего лирика, да, род музыки, сложенной из событий души. Действующий наблюдатель, лирический герой — тот, кто называется «я», без лишних колебаний берет на себя роль жреца, посвятителя в таинство.

Но что дальше?..

Вся суть стиха (он сам собой, ненамеренно уложился в сонетную форму, так часто бывает, когда душевное событие одевается в слова безусильно и без излишеств) — в незаданном вопросе: а что эти двое будут потом, дальше делать со своими одиночествами?

С одиночествами друг друга?..

сонет опустошения

Тоску свою травить любовным ядом уже привычным сделалось обрядом. Копьем взрывая темноту густую, в твоих объятьях по тебе тоскую, просторная постель душе тесна. Сквозь пелену предутреннего сна в какой-то миг, внезапно отшатнувшись и замерев (а может быть, проснувшись), забытые читаю письмена округ ресниц твоих, в туманных тенях под веками… Не вслух, не на коленях — молюсь и дух потерянный зову как мотылька на храмовых ступенях — ожить и поклониться естеству.

Главные в этом сонете строки; «в твоих объятьях по тебе тоскую».

Нигде так не одинок человек, как в объятии с непересекающейся любовью.

Это главный мотив всей лирики мира.

А попытки нарисовать, озвучить, явить словом противоположное состояние — любовное единство, слиянность, победу над одиночеством, пусть лишь мгновенную, ускользающую…

Такие попытки тоже проходят сквозь все времена и пространства, но удачных, достойных — очень мало. Догадываюсь почему…

что-то вспомнили

единый взгляд одно касанье рук и оба что-то вспомнили и вдруг все бросили и бросились другвдруга и долго бились головой об лед и после ипослепослепослепослепосле как рыбы надышаться не могли безумство нежности оно ведет и сталкивает судеб корабли безумство нежности возьми мое дыхание возьмименявозьмименявозьми мы все равно останемся детьми безумство нежности еще волна еще и локон твой у глаз и колыхание вселенской мглы уткнувшейся в плечо

…Вот почему: слова в слиянности уже не нужны, они лишние. Слово предполагает некую дистанцию между говорящим и слушающим (или читающим), препятствие, ограничения — и служит для преодоления душевных границ и всяких… А тут все уже вот — свершается, о чем же еще?.. Разве только для отзвука…

Для вспоминания…

из акварели вышла ты означились размывом жидким голубоватые белки нерастворенных губ пружинки и синей жилки на руке болезненная симпатичность и строгая асимметричность упругой ямки на щеке все это было как во сне где был калейдоскоп с картинкой которой не было еще подобье куколки с личинкой которой нет уже и вдруг все это удалилось за ней зазеркалье а в засонье зачем-то почему слеза

Портрет-переживание, действительно подобный сну наяву, снимок мгновения

Назвать это одиночеством? Слишком слабо..

обещание быть собакой

Один намек — и я исчезну, один кивок — и я приду, прильну и снова кану в бездну и сгину в каменном бреду ночных задворков, одичалых подъездов, тусклых фонарей… И жизнь свою начну сначала, чтобы тебя найти скорей. Возьми меня в рабы, изведай разнузданность, будь госпожой, мой демон, насладись победой над уничтоженной душой. А если вынырнет на мрака охотник на весну твою, не бойся — я твоя собака, буду рядом, я убью. О знаю, знаю: ты не любишь, ты в жизнь играешь, ты живешь. Но ты сама себе уступишь и позовешь..

А этот стих вместил в себя не столько опыт переживания, сколько сопереживания: прототип лирического героя, рыцарственный мазохист, на автора был не похож, разве лишь тем, что любили оба одну и ту же особу, но любили совсем по-разному. Интересно было вжиться в несходное одиночество соперника.

когда-нибудь расскажу

как шли навстречу друг другу двое слепых. Они встретились в пустыне, шли вместе и разошлись. Палило ночное солнце. Шуршали ящерицы. Каждый думал: не упустил — не я , нет — нет , не мог его упустить — не могла , его он меня бросил — меня бросила , одинокого, одинокую он обманывал, она притворялась , он видел — она видела , как я клонюсь, как клонюсь , спотыкаюсь — как спотыкаюсь — он ждет моей смерти, моей смерти , следит — следит ловит душу мою — душу ловит , ведь это вода и пища — вода и пища , душа человечья в пустыне — в пустыне вода и пища! Скорее — скорее — уйти от него — уйти…
Палило ночное солнце. Изредка попадались им тени путников, еще живыми себя считавших, обнимали шуршащими голосами, обещали, прощались… Чудился голос каждому — тот, во тьме зазвучавший светом, кипение листьев они в нем услышали, когда руки сомкнулись… И пел запах солнца, палил и пел… Что сотворить могут двое слепых? Одиночество, еще одно одиночество. Расскажу, долго буду рассказывать, как брели они, не угадывая, что давно стали тенью друг друга, одной общей тенью, бесконечно буду рассказывать, ты не слушай…

Про слепых в пустыне взаимонепонимания и нарассказал уже выше крыши, Друг мой, и писем им тонны понаписал, а их все не убавляется, одиноких слепцов, и во мне они все бредут..

Этим депрессивным верлибром я лечился от умирания после очередного мучительного разрыва — от состояния вот такого:

вечная мерзлота обняла меня ЖДИ услышалось льдинкой застыло эхо

Музыку сочинил…

Кажется, получилось. Не умирание вылечить (растворилось жизнью само…), а картину внутреннюю нарисовать — сутевой образ.

Нелишне напоминать себе иногда, что осознание слепоты — начало прозрения.

Вот еще несколько картинок из этой серии.

ведь придется

о как близко мы встретились как далеко остаемся в Вечной Книге отметились снова и снова сольемся навязали узлов навязали узлов непомерную груду больше ласковых слов я не буду тебе я не буду и что ж говорю я и что ж что в болотце твоем столько всяких дремучих уродцев помрешь говорю ты помрешь если с этим народцем затеешь бороться ты лучше им хитрых послов лучше ласковых слов посылай им побольше как бомжу наркотик колоться и смилуйся ради Христа потому что расста о пускай будет жизнь моя сладко пуста ведь придется расста ведь придется

Вся соль этого эхоподобного вязко-болотистого стишка в недоговоре одного слова, которое договорить всегда страшно именно потому, что оно всегда… рано или поздно…

Опять, да, опять о присутствии смерти в жизни. Говорить об этом полезно, и уж если бояться, то как раз недосказа...

следующая остановка измена

лишь веки твои мне приснились их трогать боялся чтоб утренний сон не спугнуть а дальше пустая безглазая похоть а дальше а дальше уже не уснуть Он за три секунды, как кот, опростался и тихо сладился, упрям я угрюм. Заходом вторым оправдаться пытался, но (качка приводит к падению в трюм) опять просвистел и истек дураками (так жидкость без семени в школе зовут). Пейзаж оживлен был твоими руками и в бледной картине мелькнул изумруд. Какой прирученный. Как долго, неловко целует, как будто жует бутерброд с кружками нарезанной мелкой морковкой… Прости. Я заехал в чужой огород Здесь все не мое. Я проспал остановку.

А здесь все так досказано.

Друг мой, что и, пожалуй, чуть лишку вышло… Я желаю тебе по возможности соображать, куда едешь, и если чуешь, что не в свой огород, остановки не дожидаться, а спрыгивать на ходу.

как я расстреливал госпожу л.

Я долго убивал твою любовь… Оставим рифмы фирменным эстетам; не — «кровь», не «вновь» и даже не «свекровь»; не адом, не кинжалом, не кастетом, нет, я повел себя как дилетант, хотя и знал, что смысла нет ни малости вязать петлю как карнавальный бант, что лучше сразу придушить, из жалости… Какая блажь ребенка закалять, ведь каждый изначально болен смертью. Гуманней было сразу расстрелять, но я тянул, я вдохновенно медлил и как-то по частям спускал курок, в позорном малодушии надеясь, что скучный господин по кличке Рок еще подбросит свежую идею. Но старый скряга под шумок заснул; любовь меж тем росла как человечек, опустошала верности казну, и казнь сложилась из сплошных осечек…
Курок звенел, и уходила цель, и было неудобно догадаться, что я веду с самим собой дуэль, и мой противник не желает драться. Я волновался. Выстрел жил лет пять, закрыв глаза и шевеля губами… — Чему смеешься?.. — Рифмы нет опять и очередь большая за гробами…

Этот стихопротокол давно опубликован, гуляет по Интернету. Особенно интригует непосвященных опустошение казны верности — это как, а за счет чего пополнять?..

Другой типовой протокол расстрела госпожи Л, уже взаимного, был составлен попозже.

Осталось несколько минут на свете мельтешить, а мы опять взялись за труд учить друг дружку жить. Ты тупо учишь жить меня, и я, тупой как дуб, учу тебя, судьбу кляня, и падаю как труп. Пылай, учительский запал, дровишек не щадя, чтоб кто-то раньше дуба дал, а кто-то погодя. И встанет парочка дубов — и надпись на плите: ЗДЕСЬ НАСТУПИЛА ИХ ЛЮБОВЬ НА ГРАБЛИ В ТЕМНОТЕ

На следующей странице — опись последствий и невещественных доказательств.

боль одиночества придет не сразу

сначала суета, сначала разум найдет уловки, станет ворожить, раскинет, что необходимо жить по средствам, то бишь трезвой полумерой стравив полунадежду с полуверой террором пола вытравить любовь, но разум попадет не в глаз, а в бровь, поскольку пола вовсе не имеет и лик судьбы впотьмах не лицезреет… а боль потом… сначала сизый мрак, в котором друг не друг и враг не враг, а только птиц назойливых порханье, короткое предсмертное дыханье в наркозе ядовитых сигарет, начало сна… сначала просто бред, а боль потом… не боль, а пустота, бездонная, слепая — нет, не та, что из пространства исторгает прану, а та, последняя, что обжигает рану улыбками, вращением колес, сиянием алмазных полу слез, крестами, гороскопами, стихами, отсутствием стекла в оконной раме…

Друг мой, как я хочу, чтобы это тебя миновало. Но если не избежать, если уже навалилось..

Возвращайся тогда почаще к этим страницам, Друг мой, вот к этой хотя бы и дальше…

Я здесь, я с тобой…

Не давай боли одиночества разрушать себя без удержу — пусть навстречу ей выйдет душа с открытым забралом, в броне знания — и мы выдержим этот бой.

Читай по чуть-чуть, невзирая на то, что чтение в этом состоянии, по себе знаю, действует слабо (если вообще действует), — строки ползут, расплываются в воспаленном мозгу, ненароком можешь и совершенно не то что-то узреть… Заложи эту страницу закладкой, вернись, укрепись — пройдет, будем дальше жить.

…Работая с недоубившимися самоубийцами, по-научному я это обозвал вот как: психалгия. Что означает попросту: душевная боль.

Не стоит путать с депрессией. Душевная боль может входить в депрессию в той или иной концентрации, как алкоголь в состав спиртного напитка, может и вовсе отсутствовать, растворясь в бесчувствии. А психалгия как спирт — чистяк — прожигает насквозь.

Не позволь этой боли убить тебя, не заслуживает она такой чести. Не дай и подсадить на какую-нибудь гадость — алкоголь, курево или таблетки, обжорство ли, телепойло… Если уж выбирать противоболевое вспоможение, то лучше дороги и музыки ничего нет (труд и творчество сами собой разумеются, если возможны).

Опасайся в таком голеньком, одинокеньком состоянии впасть в новую злую любвезависимость, в еще одну невменяйку…

Ты заслуживаешь лучшей участи, и не преминет награда, если потерпишь, держа в душе твердое знание - что меня не убьет — сделает сильней.

отец покоя взрыв

Плачь, если плачется, а если нет, то смейся… А если так больнее, то застынь, застынь, как лед, окаменей, усни… Припомни: неподвижность есть завершенный взрыв, прозревший и познавший свой предел. Взгляни, взгляни, какая сила воли у этой проплывающей пылинки, какая мощь: держать себя в себе, собою быть, ничем не выдавая, что смертью рождена и что мечта всех этих демонят и бесенят, ее переполняющих, единственная — взрыв! — о, наконец, распасться, расколоться и взорваться Тому не быть: торжественная сила смиряет их, и сила эта — ВЗРЫВ — отец покоя.

доктор время

Твои колени пахли абрикосами. Как бог слепой, я грудь твою лепил, и плакал, и забрасывал вопросами… Кто разлюбил, тот просто не любил. Хоть в монастыре потом живи, хоть в гареме, только время лечит от любви, Доктор Время. Довольно, устал сдаваться памяти, я признаю себя всего лишь сном… Живущие, вы так друг друга раните, не ведая, где встретитесь потом. Перевоплощая существо в духосемя, Доктор Время лечит от всего, Доктор Время. А поцелуй, как свиток, продолжается, и тот же вкус миндальный на губах… Любовь, как лес осенний, обнажается, птенцы живут в заброшенных гробах. Полупросыпаясь, полуспя, в полудреме Доктор Время лечит от себя, Доктор Время.

о женских одиноких бессонницах

Сколько я изучил женских одиночеств? Скольким пытался помочь, иногда с некоторым положительным результатом?.. А скольким сам поспособствовал, сколько усугубил?..

Баланс тут, конечно, не цифровой…

Женщина по природе гораздо чувствительней к одиночеству, чем мужчина, и заметно больше его боится, хотя в то же время и несравненно выносливее, если уж одинокой приходится быть откровенно и окончательно.

Почему женская природа больше сопротивляется одиночеству, вроде ясно. Одинокие мужчины в родовой первобытности были, наверное, в некоем числе целесообразны, могли быть полезны: воевать, строить, изобретать.

А одинокие женщины, ежели не крупные личности, не мастерицы, не ворожеи, не служительницы культа, — в племенную надобность не вписывались, оказывались в жалких приживалках или где-то совсем за обочиной…

Угроза ненужности приводит женщину в панику. Отсюда такая склонность к душевной зависимости — и не только от мужчины.

…только мать уже не заступница… только суть еще не постигнется…  как аукнется, так откликнется, кто придвинется, тот дотронется, ах, бесстыдница, да, любовница… как привыкнется, так и вздрогнется, кто воздвигнется, тот отвергается, кто отвертится, тот и вспомнится… да, бессонница…

В мире много вдов, а веселых мало. Девять из каждых десяти с первого дня после похорон мужа или постоянного любовника начинают втайне, а многие и совсем не втайне мечтать о новом мужчине, искать его.

Ужас перед одиночеством бывает настолько силен, что женщина иной раз опускается до стыдно сказать чего, и не похоть главная причина тому, а сосущий душевный вакуум. (Мужчины — аналогично, но в ином исполнении.)

Тяжелее всех тем, конечно, у кого собственные жизненные опоры не образовались и дарования не развились. Много выслушал я таких…

И каждый вечер так: в холодную постель с продрогшею душой, в надежде не проснуться, и снова легион непрошеных гостей устраивает бал… Чтоб им в аду споткнуться! Нет, лучше уж в петлю. Нет, лучше уж любой, какой-нибудь кретин, мерзавец, алкоголик, О лишь бы, лишь бы Тень он заслонил собой и болью излечил от той, последней боли… Нет! — слышишь? — ни за что, никто и никогда!.. Тобою мой предел очерчен и превышен. Молчащий телефон. Немые провода. Но голос твой живой всегда и всюду слышен… О, как безжалостно поют колокола, как медленно зовут к последнему исходу, как долго нужно жить, чтоб выплакать дотла и страсть, и никому не нужную свободу…

Лючия

Этим подзаголовком я уже почти все сразу сказал о проституции, разжевки не требуется.

Сказать я хотел об одиноком прошлом.

Прошлое в тебе, о котором нельзя рассказать или можно, но некому, — превращается в неразделимый багаж одиночества,

Очень рано жизнь начинает наполняться таким вот неразделимым одиночеством прошлого. Если живешь трудно, его накапливается столько, что никаких ушей не хватит для отгрузки хоть малой толики; а залежалое одиночество — груз опасный, может свести с ума..

Я родился с непропорционально большими ушами. Мама даже испугалась, они были к тому же слегка свернуты трубочкой, и мама сгоряча вознамерилась подвергнуть их обрезанию, хорошо, что бабушка остановила.

Я знаю теперь, зачем мне такие здоровенные уши. Ну да, чтобы лучше слушать. Чтобы побольше вмещать в себя одиночеств.

Одиночество перемещается из души в душу и через глаза, они у меня тоже вместительные.

Тебе это вполне понятно, мой Друг: одиночество другого, перегруженное в тебя, становится твоим одиночеством — и тоже, накапливаясь, требует передачи кому-то, иначе… Но вываливать такой груз наружу без переработки опасно.

Вот одно из одиночеств прошлого, перемещенных в меня, я его переработал в стихорассказ с изменением неких реалий. Как ни странно, изменения эти и придают истории истинность, рифмы действуют освобождающе…

— Доктор, я не буду вас долго терзать. Отучите меня ногти кусать… Я читаю по ночам ваши книжки каждый раз, как надеваю штанишки. Вы простите уж, такая работа. Между вызовами спать неохота. Я хочу вам откровенно свою жизнь описать. Отучите меня ногти кусать… Так рассказ свой начала проститутка мисс Лючия, по-домашнему Людка, в юбке супермини, заголяющей ляжки, с личиком слегка подуставшей неваляшки, с грациозностью газели, но уже не совсем, а глазищи так глазели, хоть глотай седуксен… — Извините, Доктор, выражаюсь неправильно, у меня на морде отпечаталась окраина. Люди мы рязанские, а жили в Душанбе. Дуся, бабушка моя, понимала в судьбе, молодую за цыганку принимали на базаре, ну а я в нее, говорят, глазами… Умирала — мне сказала; Прощай, Людочка, на могилке ты моей незабудочка. Езжать тебе далеко, много петь и плясать…» Я тогда не начала еще ногти кусать — В том краю я бывал не однажды, мой Друг. Там видны очертания живых господних рук, там пустыня с повинной приникает к Памиру и Коран вспоминает, и молит «Помилуй». Но Памир непреклонен — семь ветров у виска, и ледник на ледник смотрит свысока — Моя мама швея. Вся семья рабочая, все ходили на завод, кроме Славы-отчима, офицер он отставной, не вылазил из пивной. Подросла — стал присматривать за мной, чуть гульну — показать целку требовал. А вот целки у меня отродясь не было. ни кровинки в первый раз… Слава-отчим, амбал, меня девочку не трогал, только шишку вынимал и дрочил. А мама не знала ничего, я боялась ей сказать… Слава-отчим был чмо, он в Афгане ребятишек расстреливал, не могла и взглянуть на постель его, он ужасно, по-звериному был волосат. Вы меня отучите ногти кусать?..
Справка от фронтовика, от поэта Лившица: ЧМО =(ч)еловек, (м)орально (о) пустившийся Термин был в ходу в советской армии и в зоне, а типаж повсеместен; в Костроме и в Аризоне, в Тель-Авиве и в Бомбее, среди всяческих попадается двуногое животное ЧМО. — Я в тринадцать лет была развита, и меня залететь угораздило от Расула, таджика красивого, он в машине меня изнасиловал. На базаре продавал баклажаны и укроп, между делом весь район перегреб. Я у женщины его, медсестры, ковырялась, и беременность больше не повторялась… Он потом опять поймал меня, заставил сосать. Отучите меня, Доктор, ногти кусать-. Насчет глаз, Друг мой, я еще замечу. Я в них только изредка заглядывал, но вечер заняли они, а прочее в кювет. Цвет — зелено-черный бархат, окаянный цвет.. — После этого с подружкой мы убежали. Жили на Казанском в Москве, бомжевали, было всякое… Алеха, постовой милиционер, нас на дело направил, сориентировал в цене. Вы, гврит, девчонки, сиротки вонючие, кроме гребли, ничему не научены. А слыхали — есть напиток трахун. подымает даже мертвому хун?.. Вы, гврит, телки, не окончили детство еще, вам положен процент соответствующий, всякого дерьма нахлебались, а теперь время вам определиться в приличный бордель с крышей, с сауной, с (.)бальными танцами.

Опыт надо набирать с иностранцами —

нашим лохам что оттрахать, что поссать.

Отучите меня, доктор, ногти кусать…

Этот ментик нас на фирму «Фиалка» и привел,

сам, конечно, использовал и денежек намел…

У менгиры шишка как столб стоит,

свежий воздух, наверно, способствует.

Но сейчас наш Алеха от эротики далеко

заторчал, на наркотики налег…

Я смотрел на нее. Слушал. Вспоминал.

Вертолетик трясучий, по прозванию «пенал»,

доставлял лекарства на станцию Федченко.

Там уже не сыщешь ни истца, ни ответчика.

Три метеоролога И небо. И Памир.

Это не Эльбрус тебе, не сливочный пломбир,

ветерок такой, что ломает лопасти,

и душе не долететь до соседней пропасти,

там и Космос от губ на расстоянье волоска,

и ледник за ледникам наблюдает свысока…

— На «Фиалке» мадамша взялась за нас люто. «Нукось будем работать. Нукось, где же валюта?.. Нукось, нукось-ка, пройдись-ка, Лючия, попка-сиська-писька, чтоб у всех все вскочило — та-ак! — ресниц подбавить, подмышки побрить… Тв должна и нравиться, и у-дов-ле-тво-рить! Цвет волос любой, кроме русого. Ну а ногти хватит обкусывать! — что за бзики у вас, девушки чертовы? Ты такая у нас двадцать четвертая: кто задницу царапает, кто волосы дерет, к психиатру вас, что ли? Он вам жопы ототрет…» А сама-то бесится без сисек без обеих, вместо них протезные, квадратные как беби: вырезали рак. Была, гврят, артистка MXАТА или БХАТА, в общем, групия риска…
Коли деревце растет, жди покуда расцветет. Коли встанешь на дорожку — то дорожка поведет, поведет дорожка ножки, поведет сама, а уж там и видно будет, лето ли, зима. — Все пошло нормально, оклемалась, втянулась. А подружке Танюшке не свезло: не вернулась от клиента состоятельного очень одного. Накануне приснилось, что ложится под него, а он каменный. И ночью под разборку попала, пуль семнадцать на двоих… Я ее опознавала. Не могла потом ни спать, ни двух слов связать, только ногти, только ногти кусать… Ах, дорожка, рано ль, поздно ль доведешь до места. На Памире, мой Друг, снег густой, как тесто. Там стряслось однажды: вечеркам за чайкам метеоролог метеоролога убил молотком за пустяк, ерунду. Там, ведь как в Антарктиде люди вжаты друг в друга — не погаснуть обиде, а попробуй придушить ее — с ума сведет тоска, и поедет с грохотом крыша с ледника… — Я с клиентом не люблю разговаривать: время нечего зря разбазаривать, делом надо заниматься, а деньги вперед: полных семьдесят процентов хозяин берет. Продинамит трепач, а заработать не даст… Только русский за жись философствовать горазд, иностранцы, они деловитее: даже в самом глубоком подпитии ты на все ему услуги прейскурант приготовь… Доктор, да, в моей жизни случилась любовь… Он сначала мена вызвал как клиент. Очень слабый был, почти импотент. И остался потом — так, котеночек, а все бы спать ему да спать с утра до ночи… Ну богатенький, и что?.. Я не знаю сама, чем он свел меня дуру с ума… Вдруг спросил: «Ты как себя чувствуешь? Ты так смотришь, будто отсутствуешь, или думаешь, больше тебя не захочу?.. Вот возьми, вперед за целый месяц плачу. Ты со мной так замечательно справилась, ты мне вправду очень-очень понравилась, у меня ведь он такой капризный паразит: если девушка хорошая, сначала не стоит, а душа волнуется»…«Не надо волноваться, — говорю, — не дергайся. Успеешь оторваться. Я с тобой бесплатно побуду еще» — и — нечаянно — голову ему на плечо… Он целует меня в брови: «Зовут мена Валя. А тебя, моя ласточка, в детстве как звали?»
Я клиентов и круче, и сильнее встречала, но я только с ним одним как хотела кончала, я как будто бы в рай с ним плыла и орала, и маму звала… И конечно, признаюсь я вам уж, страшно мне захотелось и замуж, чтобы трое ребятишек, чтобы пара собак… А вот этого — никакой… Он женат был. Жена музыкантша. И дочка. «Я семью не кину никогда.» Точка. Разговоров никаких наводящих не вела, только все мрачнее, мрачнее была, а нежнее надо было, нежнее, чтобы чувствовал, что Людка нужнее, что никто, никто не может так спинку чесать… Доктор, вы извините, буду ногти кусать… Он все требовал, чтоб в поступила учиться. Мало ли со мной что может случиться, и тебе не вечно зарабатывать так…» Ладно — поступила на заочный юрфак. Не пошло: бессмыслица, дело для уродин. А в него вселился как будто оборотень… Тут еще на фирме непруха пошла, все ему должны, всем он должен, жуть и мгла, и все чаще от жены приходилось скрываться… Тут и начал он вчистую на мне отрываться, бить меня словами беспощадными стал — все без мата, — матом он бы душу не достал, понимает ведь, к такому привыкла… А от этих слов башка раздувалась, как тыква —  я вам только одно для примера приведу: «Ты бездарность, неспособная к труду, ты бездарность!..» Это было для меня не ругательство, это было предательство. Стало ясно: Валя мой меня разлюбил, для него я меньше, чем дебил, ведь дебил, хоть и глупый как лапоть, может и пахать, и влюбляться, и трахать, а бездарность — как гондон в грязной луже, а бездарный — никому ни на хрен не нужен!.. Как мне дальше жить, я не знаю. День рождения свой проклинаю. Я мужчину, оказалось, не умею бросать… Доктор!.. Отучите меня ногти кусать!..

Ни от чего я ее, конечно, не отучал. Только слушал, этого было достаточно… Сейчас Людмила Андреевна — мать семейства, образцовая жена с дипломом юриста. Ногти кусает редко. Муж помоложе ее, хороший парень, компьютерщик, ничего о прошлом супруги не знает.

поставщики одиночества

С чего начать список пунктов женской успешности? С личной жизни? Хороший муж или несколько таковых за жизнь? Хороший любовник или много хороших и разных?.. Дети — сколько хотелось, здоровые и успешные?.. Работа, карьера — заниматься чем хочется в свое удовольствие, с продвижением, с завоеванием хорошего положения, известности, если надо, власти, если стремишься?.. Денег, само собой?..

Круг хороших друзей, радость общения?..

Что еще? Здоровье забыли, ну как же.

А привлекательность? Вроде бы входит по умолчанию в удавшуюся женскую жизнь, но нет, одно для другого не обязательно: бывают и малопривлекательные особы весьма успешны и в карьере, и в лично-интимной жизни, а привлекательные куда как неудачливы. Привлекательность — свойство самостоятельное, успеха не обеспечивает, но самоценно для многих как удостоверение права на жизнь.

Характер важнее всего. Но успешность карьерная и успешность интимная не могут быть обеспечены одним и тем же характером.

Успешная женщина умеет работать со своим одиночеством как со спортивным снарядом. Основных поставщиков одиночества — эгоизм, разобщенность, соперничество, а потом — время, возраст — умеет делать союзниками, а не врагами. Только любовь и любимость не поддаются ее управлению, только счастье…

Великая артистка, про которую следующий стих, сделала свою одинокую религию себя религией многих: Я с ней не раз беседовал…

По утрам в фиолетовом мраке ванной комнаты, в скользкой тиши. ты снимаешь морозную накипь с обгорелых подмостков души. Вечер спрячет безвольные плечи под вуаль воскресительных ласк. Одиночество слабых не лечит, но и сильному спуску не даст. Время стало делиться на капли, капли капают — капать им лень… Струйку слез на последнем спектакле, расшалясь, подарила мигрень. Этот сон не забудешь ты, прима, как у дома, у самых дверей, расползаясь гримасою грима, рукоплещет толпа фонарей.. Что ж, опять — улыбнуться похмельно, снять, как кожу, махровый халат, кап-кап-кап… И в восторге смертельном пять пощечин влепить в циферблат.

беда и победа: корень один

А вот одна из женских историй, которые я обозначаю для себя «Беда и По-беда». Победа над мраком одиночества, над звериной разобщенностью, победа души, но с открытым уроком беды, который еще надлежит осмыслить…

ВЛ, я Александра П., мне 54 года. Коренная сибирячка. Преподаватель физики. 25 лет мысленно пишу вам письма…

Я родилась у женщины, которой было 40 лет, и она всю жизнь просидела в тюрьме. Ее сослали в Сибирь работать на заводе, там она согрешила с начальником. Узнала, что беременна, когда срок был уже 5 месяцев. Хотела сделать аборт, но испугалась смерти: была больна эпилепсией.

После моего рождения обнаружила некоторые плюсы: можно просить милостыню везде и всегда. Давали. Пьянствовала. Дебоширила. Крала. Била всех. И все ее боялись.

Детство мое — сплошной страх и слезы. Голод физический, эмоциональный, душевный. Когда мне было 6 месяцев, у меня оказался сбит копчик (это было записано в детской карточке, которую я изучала в подростковом возрасте, сидя в очереди к доктору, в детской поликлинике), я не могла сидеть… В 2 с половиной года произошел заворот яичника после избиения (мать лгала, что я прыгнула неловко или кто-то меня пнул из детей…). Была операция, удалили с одной стороны придатки. В 6 лет открылась язва 12-перстной кишки. Обмороки. Дистрофия. Стационары, стационары…

Несколько раз комиссия пыталась лишить мать материнства, но она меня так готовила к изъятию, что люди, приезжавшие по этому делу, уезжали без меня. В 5 лет вместе с матерью я уже участвовала в воровстве чемоданов…

Главная мысль детства: все, что происходит в моей жизни — ошибка. И моя мать — не моя.

Космический холод одиночества…

Один интерес — книги и небо, ночное небо… Но кроме матери, у меня не было никого на свете, и привязанность к ней была колоссальной. Я любила беззубую, блатную, с татуировками, припадочную, безумную, малограмотную, прокуренную, матершинницу, пьяницу — мать. Я заботилась о ней, как только могла, хотя и хотела много раз сбежать от ужаса жизни с ней…

Но куда было бежать ребенку?.. Только в себя, а Все свои тайные размышления я записывала в дневник, который хранила 3 года. Потом мать нашла его. Читала сама, плакала, давала читать соседям… Этот кошмар был остановлен болезнью матери. Она была прооперирована по поводу язвы 12-перстной кишки. После наркоза припадки эпилепсии отступили, но началась астма. Когда мне было 12 лет, мать уже не била, не душила и не вырывала мне волосы. Она сильно болела. Ни до 12 лет, ни после, я так и не узнала, что же это такое — любовь матери к ребенку. Зато я ее любила, и когда соседи мне напоминали о моем несчастливом детстве, я пресекала их. Защищала мать и сама искала оправдания ее тем, что у нее была трудная жизнь.

Я была серьезной девочкой, учеба давалась легко, выигрывала олимпиады по многим предметам… Была и любовь, и глубокая дружба с подружками. Везло с учителями. Везло с соседями. Занималась в балетной студии, легкой атлетикой, баскетболом. Любила вышивать, рисовать, петь (только чтобы никто не слышал…).

В школе мечтала, что моя работа будет связана с космосом. Познание мира был смыслом моей жизни, я не могла ни о чем другом думать, как только о мироздании, о Вселенной…

Но не суждено было осуществить мечту. И денежные трудности не позволили, и мать засобиралась на тот свет…

Я постоянно боролась и с одиночеством, и с чувством неполноценности. Мать всем твердила: Сашка будет несчастной, не сможет иметь детей, какой мужик будет жить с бездетной…

Выскочила замуж в 18 за парня с детством, похожим на мое (ранняя смерть родителей, детский дом, ПТУ, чужой город, где он никому не нужен был). Судьба занесла его на практику в наш город… Получил диплом кузнеца, а я поступила в университет на физфак.

Вскоре умерла моя мать. Я поверила, что мы с мужем, два одиноких человека с тяжелым детством, заживем дружно, будем друг друга беречь, прижмемся друг к дружке, но…

Жизнь в замужестве стала продолжением детства. Муж метался, не знал, чего хочет. Бесконечные побеги от меня и возвращения, измены, пьянство, побои, попытки самоубийства…

Я страстно желала дитя и просила его только помочь мне стать матерью приемыша и быть свободным ото всего… И вот в 26 лет я стала мамой приемной девочки весом 2,4 кг в возрасте 2 дня… Счастье, упоение, чувство полноты и удовлетворения жизни влилось в меня…

Муж остался со мной. Но с дочерью вскоре началось неладное. Я обнаружила, что ребенок не обнимает меня, не хочет никого любить и жалеть — не только меня, но и кошечку или собачку… Не может играть с другими детьми. Вирус воровства, от фантиков до золотых вещей, выявился у нее года в З и не проходил со временем, а усугублялся. Вранье, блуд, лень, неспособность учиться хотя бы на тройки, безразличие ко всем и всему, отсутствие всяких интересов, кроме гулянки… Что это, как с этим жить?.. Я была подавлена, вспоминалась мать то и дело…

Пошла работать в школу учителем физики. Просто урокодателем быть не могла. Кружковая работа, телескопы, фотографии ночного неба… Жила любовью к физике и астрономии и заражала этой любовью учеников. Ребята так увлекаемы, так восприимчивы к поиску истины, к счастливому ощущению единства и бесконечного многообразия мира!..

Но вот поползли недобрые слухи, что я, дескать, колдунья, что воздействую на детей каким-то подозрительным образом, да и глаза блестят, как у шизофренички… Нашли случай для расправы со мной, и пришлось уволиться.

На следующий день все классы, в которых я преподавала, забастовали. Сорвали уроки, написали плакаты «Верните нам Александру Павловну», облили чернилами двери директора…

Через 10 лет местное телевидение сняло фильм об этом случае…

В семье моей тем временем все шло под откос. Муж потерял работу и впал в депрессию. Я оставила педагогику и бросилась делать ему карьеру, 5 лет посвятила становлению его бизнеса.

Для раскрутки пиара нашла поэтов, фотографов, заинтересовала радио и телевидение… После того, как муж понял, что он я восходящая звезда кузнецов Сибири, жизнь наша развивалась по роману Булгакова Собачье сердце… Мое творческое кипучее приложение к карьере мужа сработало против меня. После 27 лет брака он бросил меня, ушел к молодой. Дочь, так и не кончив школу и погрузившись в омут наркотиков, проституции, бандитизма, попала в тюрьму… После развода я решилась взять дочь к себе, надеялась на какой-то шанс найти с ней понимание. Ей было тогда 18, а первый раз она меня ударила в 14… Оскорблять, обворовывать, поднимать руку на меня — все это она уже освоила…

И вот захотела жить дальше без меня, потребовала, чтобы я ей дала деньги на квартиру, продав свою. Тут только я и рассказала ей, что она приемная, чтобы знала, на кого поднимает руку, кого запугивает своими дружками…

Реакция была злобной, наступил полный разрыв. Сейчас ей 27, второй срок тюрьмы…

Не знаю, почему судьба так распорядилась, что не познала я любви ни от матери, ни от мужа, ни от дочери; но нет у меня злобы и претензий к ним. Я их любила, и у меня есть чувство, что я все-таки состоялась как дочь, как жена и как мать. А уж что из этого вышло, то вышло…

В одной книге я нашла характерологическое описание «нелюдей». Под этот типаж, увы, подпадают и мои близкие, особенно дочь. Поняла: инвалидность физическую можно увидеть снаружи, а вот инвалидность психологическую, уродство моральное видят лишь специалисты или такие, как я, после жестоких уроков жизни.

Не осталось у меня близких. Только любовь Бога к себе ощущала и ощущаю… Столько слез, горя, избиений претерпели мое тело и душа, но Бог не позволил погибнуть, а душу укрепил и дал возможность найти, наконец, счастье.

В течение года искала я встречи с родной душой через Интернет, знакомилась, переписывалась… И вот встреча произошла: два года назад, в возрасте 52 лет, я вышла замуж. Муж — американец. Добрый, порядочный человек. Жизнь, удивительно похожая на мою: от рождения в тюрьме и до случая с приемным сыном. Жены издевались над нам, делали огромные кредиты на его имя, доныне рассчитывается… Живем в США, любим и бережем друг друга… Языковой проблемы нет, понимание почти без слов. Мы похожи лицами (прилагаю фото). Даже кровь той же группы и знак Зодиака…

Не буду мутить душу о России и писать, как я ее, матушку мою злую, люблю… Прошу вашей помощи, Владимир Львович, только в одном…

Помощи Александра попросила по части здоровья, и я написал ей, что делать.

А над письмом продолжаю думать,

Девочка, рожденная в тюрьме и воспитанная патологичной преступной матерью, победила одиночество, стала цельной и светлой личностью. Но дитя, воспитанное этой личностью на свободе, в любви, оказалось образом и подобием своей не бывшей морально больной бабушки. Совпадение — или переселение сущности (если не души)?.. Если да — почему?..

Беда разобщенности, засаженная обратно в тюрьму, никуда не делась и ждет понимания…

одно из определений бога

текст из письма

…однажды я заподозрил, что меня не могут любить по-настоящему из-за того, что я с детства не умею быть слабым. Не свойственно..

Да, горько вдруг осознал, что чаще сильных не любят, а ценят. И красивых не столь любят, сколь ценят чувствами: восхищаются, восторгаются, опьяняются — но не любовь это, а желание обладать сверхценностью или монопольно служить ей, что в сути одно…

Сильных уважают, боятся, гордятся ими. Успешным и одареннейшим поклоняются, но сие есть валюта эмоционального рынка, не более.

А вот любят беспримесно — слабых, да, черт дери, просто любят — по-детски слабых! И я, чадолюбец, всегда их просто любил и люблю.

Неправ я?.. Односторонен?..

Принимаю твои возражения, но поверь и мне, знаю: если кто-то шипит, что слабых презирает и ненавидит, то это страх и ненависть к собственной слабости.

Если есть у тебя сила, красота или дарование (тоже сила, еще какая), не торопись верить любви. Как трудно сильному, умному, даровитому и красивому человеку снискать простую человеческую любовь, расскажет тебе жизнь Байрона, жизнь Бетховена, жизнь Цветаевой..

Помни, помни об одиночестве силы и о коварстве слабости!.. Под видом любви может к тебе прильнуть всего лишь оценка твоих достоинств, оценка корыстная, и проверкой любви будет утрата этих достоинств (не дай Бог, конечно…) или дальнейшая их ненадобность.

А вот детская слабость, явная или скрытая (но тем сильней действующая), пробуждает истинную любовь, в которой всегда есть жало жалости. Хоть немножко слабости должно проявиться! — тогда в тебе ощущают живое и появляется вероятность, что и полюбят..

Вот в чем, думаю, секрет: только любовь спасает в Природе беспомощное существо, дает ему доразвиться, дозреть до силы — ведь всякая жизнь поначалу детски беспомощна.

Почему многие взрослые так боятся по-настоящему повзрослеть?

Потому что взрослая сила есть долг любить.

Одиночество силы бывает невыносимо..

Всей слабостью своей веруй в любовь — и | найдешь, и спасешься, и напитаешься.

Дай Бог — благодарно…

Всею силой люби и живи любовью, только не жди ответной. Слабость в нас призывает любовь, сила ищет кого любить. Не находя, превращается в сатанинский яд, разрушает…

Бог — сила, любящая себя в слабости. И все его обращения к нам, всеми языками вселенной — одна просьба, одна всесильно-беспомощная детская просьба о любви.

Просьба о любви — вот на этой строчке, мой Друг, я понял, что так и назову эту книгу, а Одинокий Друг Одиноких — общая шапка для цикла, для ряда, для груды книг, которые еще, Бог даст, напишутся..

Просьба о любви — ты найдешь и дальше эти слова, они взяты из стихотворения за-предельно одинокого гениального человека

благодарность незнанию

Вновь одиночество ночное остановилось у кровати. и сердце с мир величиною не знает, как себя истратить, разум отрицая, гулять с голодными ветрами, и тусклая звезда мерцает как волчий глаз в оконной раме… Погибнуть упоительно легко. Ты рядом спишь. Ты страшно далеко. Не встретиться. Тоска неутолима. Ты рядом спишь… А жизни наши мимо друг друга мчатся, мчатся в никогда, как дальние ночные поезда… Я призываю в душу благодарность за нашу неразгаданную парность, за то, что можно прямо здесь, сейчас тебя обнять, не открывая глаз, чтобы не видеть мрака преисподней… За необъятность милости господней, за свет звезды, за свой бессонный дар, за то, что демон затаил удар…

оборотень

В эти годы, что накрыла мгла, и живьем уже не протереться, тихо, тихо ты произвела грабеж сердца. Взломан завещательный сосуд Купол лампы, наш зеленый купол — вдрызг. Крест упавший крысы изгрызут. Тени крыс… Нет, ты не хотела. Не хотела, но в мозгу, разодранном межой, плавало плазмоидное тело, не соединимое с душой. В нижней части нежного лица зрела тень подземного отца. Вот он — тот, который многоопытен в крови, глух всесильно, как толпа многоплотен, тот, который небо искривил, оборотень, первый взгляд которого как снег, а второй цвета льстивого. Кто Мадонну-девочку во сне изнасиловал…

..В стихе про демона-оборотня, наверное, чересчур много тяжеломутной личной нагрузки?.. Да, где личное, там и лишнее, Друг мой.

И все же, поколебавшись, оставил в подборке — ибо схвачена здесь, мне кажется, за какой-то выступ (кончик рога или копыта?..) потаенная общая сила, разрушающая любовь и делающая людей чужими и одинокими.

Отец лжи — он же и разрушитель любви.

аборты, которые делал я

В бытность студентом-медиком на обязательной практике под руководством На Босу-Голову, преподавателя гинекологии, носившего лысину девственной чистоты, а на ней шапочку, смахивающую на ботинок короля Эдуарда (помните? — был король, только не помню, чей, и вспомню, был ли) — так вот, под присмотром На-Босу-Голову я делал аборты. Во всех прочих случаях, объяснял нам На-Босу-Голову, искусственное прерывание жизни называют убийством, а самых маленьких можно… Я их выковыривал штук по пять, по шесть в сутки, иногда по десятку… Уже на второй день я стал виртуозом, Музыкальные руки, сказал мне На-Босу-Голову, у тебя музыкальные руки…
В то время я увлекался геральдикой и поэзией Шелли, любил Пушкина, Рильке, а они шли, разноликие, разнопышные, разношерстные, ложились под мясорубку, веером раздвигали ляжки. Потом накидывали простыню… шелест поникших крыльев. Я ничего не видел, кроме… Я ничего не видел, кроме.. Я ничего не видел, но там, и пространстве, там цель была — там Человек творился, да, Человек, подлежавший… да, да… подлежавший. Сперва вы чувствуете сопротивление плоти, отчаянное нежное сопротивление плоть не хочет впускать железку, но вы ее цапаете востроносым корнцангом, плоть усмиряется, вы работаете… Странно все же, как целое человечество умудрилось пройти сквозь такое тесное естество… «Ни одного прободения, — удивлялся На-Босу-Голову, — ну ты даешь, парень, ты вундеркинд, ей-богу, хорошо, что тебя не выковыряли». После сорокового я это делал закрыв глаза. Самое главное — не переставать слышать звук работающего инструмента; хлюп-хлюп, а потом… Простите, я все же закончу: сперва хлюп-хлюп. а потом скреб-скреб, вот и все, больше не буду. «Уже в тазике, уже в тазике, — приговаривал добрый На-Босу-Голову, утешая хорошеньких, — у тебя была дочка, в следующий раз будет пацан, заделаем пацана…» Я ничего не слышал, кроме… Я ничего не слышал, но один раз кто-то пискнул, и я посмотрел и его увидел: в теплом красном кишмише шевелился там Человек. Он хотел выразить идею винта формулой музыкального тяготения. Его звали Леонардо Моцартович Эйнштейн.

аборт, который я умолял не делать

…Итак — убит. Ты вырезать хотела меня из жизни — из души, из тела, из памяти… Ты сделала сие. Неважен способ, не веду досье любовных преступлений — и вестимо, любовь вполне с убийством совместима, а выскоблить остатки так легко, немного боли… Будет молоко еще проситься в жаждущие губы… О, солоно!.. Загубленному — рай! (Играй еще, Володюшка… играй…) Ты слышишь! — плачут ангельские трубы, о нашем мальчике, о Том пушистом стебельке огромноглазом что в ночь тебе явился под крестом.. Как зашумел мой воспаленный разум, как возмечтал внести Его домой, где свет горит и молоко так сладко… Жестокая спокойная догадка: ты сомневалась-. Я о коляске, ну я ты — о сроке. Я — руку на живот, я слышу токи сердечка — ты в истерику и в пьянь, как будто там живет чужая дрянь… Итак — убит… Когда пустое лоно исторгнет стоном слизистую суть, когда нальется новым зовом грудь, явив собой подобие баллона, а память вытечет, как выколотый глаз, — когда в ладу с томлением сердечным ты заползешь в постель с последним встречным и запоет пружинами матрас — я в стихотворном фирменном конверте пришлю тебе свидетельство о смерти — о том, что больше нет на свете нас.

Боль разрыва, боль Любовной потери, рана свежая, кровоточащая или давняя, перешедшая в хроническое воспаление, иной раз с большим количеством душевного гноя — вот самый частый, каждодневно-неоднократный повод обращений ко мне как к психотерапевту.

Боль самая звучная..

Как хорошо, думаю часто, что и я к этому склонен и знаю не только (и не столько) как помогающий, а как обычный претерпевающий.

Обычно удается помочь, если берусь. Но берусь не всегда; если нет явных рисков, лучше дать отболеть самостоятельно, надежнее заживет и душевному развитию поспособствует. Нечего делать в случаях, когда личность бесстержневая, слишком зависимая, когда вопли бушуют, а интеллект не подает признаков жизни.

Бывали и врачебные поражения, и не одно. Не спас от самоубийства на почве ревности жену своего дяди, чудесную женщину… То ли потому, что слишком свой был для нее, то ли молод чересчур и незрел как доктор (это наверняка, мне было всего 24), то ли случай оказался слишком серьезным (с отягощенной наследственностью), и роковым образом не оказалось меня рядом в момент неожиданного обострения…

Очень важно в таком состоянии высказаться вчистую и быть выслушанным с несопливым, можно даже слегка ироничным сочувствием.

Получить подпитку живым ощущением разделенности, подышать воздухом общности

А потом остаться без костылей и научиться ходить. Одиночеству научиться — чтобы в нем не завязнуть и не пропасть.

Чтобы душа окрепла и стала более зрячей.

Сомкни измученные веки, разгладь излучины бровей. Я буду жить в библиотеке, я буду жить в крови твоей. Пускай приносит кто захочет, когда придут иные дни, в твои египетские ночи свои бенгальские огни. Оставь, оставь навек, не трогай оскал замерзшего лица. Пусть звезды над твоей дорогой не угасают до конца…

ночной звонок

Воспоминание о случае, когда чуть не полетел снова в пропасть, из которой еле выбрался..

Тогда, тогда в тот самый миг… Усталость, как пьяный друг, приходит на ночлег и не дает уснуть, и все осталось, и плачет, и зовет, а человек отсутствует — вот в этот самый миг попалась мне одна из фотографий… (…курносый ракурс, лживый напрямик парад намеков, конкурс эпитафий.) Почему-то миг этот я знал, что ты позвонишь… Проста… Не вызывал, не колдовал, но некий бес был чересчур нахрапист и (телефон…) малютку разорвал крест-накрест. — Алло. — Алло… Отбой… Возврат — разврат, его легко себе позволить, но как лишиться роскоши утрат?.. Ты помнишь, как друг к другу мы летели  как была вселенная тесна? Что ж — отказаться от такой потери за пошлость дважды виденного сна? В разломе рук в развале средостения сгорели мы на газовой плите. В час петухов — бумаги шелестение и соль на высыхающей культе…

Была еще другая история, с еще худшей зависимостью, с примесью откровенной чернухи. Помог скромный стишонок (следующий) — вовремя подготовил к решительному повороту с гибельного пути лживых, тянитолкайских, садомазохических отношений.

Писал я его всего лишь как упражнение на дорисовыванье картинки из клочка — строчки как раз вот этой, себе заданной:

…полинялая горсточка неба…

День, помню хорошо, был июльский, паркий, небо туманилось, проглядывали лишь клочки его, с горсточку, цвета действительно какого-то полинялого, цвета одиночества.

(И такое бывало одиночество, и другое…)

полинялая горсточка неба

Наша встреча слепилась нелепо, как животное тянитолкай. Полинялая горсточка неба. Светотени в углу потолка… Полинялая горсточка неба и еще два шага… Теплый дом, кот приблудный, голодный как демон, и судьба как погонщик с кнутом — там, за облаком, глухо и немо два невидимых солнца пасет… Полинялая горсточка неба… В путь скорее, дорога спасет.

здравствуй

привет от волка

Сонное пойло комфорта и кайфа. Ветхая ветошь задохшихся душ. Вечный сквозняк и промокшая майка. Кожа да кости, да бывший твой муж. Здравствуй. Ну здравствуй. Какими тропами вторглась, исторглась?.. Какой мостовой ныне бредешь?.. Поливаешь ли память мертвой водою или живой? Даже и веруя в дивное диво, скажет себя уважающий волк: жалость — позор, утешение — лживо, боль справедлива, отчаянье долг. Здравствуй. Пока еще каплет в простенке писем моих затихающий дождь, будешь как девочка на переменке: в зеркальце глянешь и дальше пойдешь. Кто-то живет, а кому-то осталось искры ловить у чужого огня. Ночь надвигается… Спи, моя радость, спи, и да здравствуешь ты без меня.

заклинание на забывание

Друг мой, а сейчас прими, пожалуйста, важный врачебный текст — для тебя, при надобности, и для всех тех, у кого страдание любовной потери (брошенности, обманутости, попрания чувств…) стало навязчивым бременем — уже не столько любовью, сколько незаживающей раной, грозящей гибелью..

Слишком хорошо по себе знаю, как трудно вычеркнуть из памяти источник боли, предмет безумного страдания… Легче собственными руками вынуть пулю из мозга.

Доктор Время, конечно, поможет, помогут и все противозависимостные средства, которые я изыскиваю и описываю в своих книгах и письмах. Но ждать, пока подействуют долговременные меры, подчас так трудно, что..

Вот средство дополнительной скорой помощи, опробованное с успехом на себе, а потом на многих: стихотерапия в сочетании с неким подобием магического ритуала.

Двухчастное стихотворение, выстроенное в соответствии с законами действия подсознания. Объяснять механизмы излишне, расскажу только, как пользоваться.

Сначала просто внимательно прочесть обе части подряд, раз пять — семь. Хорошо бы и сразу точно выучить наизусть. (Уже полегчает.)

Потом первое четверостишие своею рукой переписать на чистый лист бумаги и сверху написать в дательном падеже имя адресата — кому — (имяреку, источнику боли).

Листок сжечь, Пепел выбросить.

А потом повторять только вторую часть,

(Имяреку)

Тебя не было, нет и не будет никогда — никогда — никогда, и душа твое имя забудет навсегда — навсегда — навсегда. * * * Тень уходит — уходит — уходит, а я нет — ее нет — ее нет, на свободе — свободе — свободе только свет — свет — слет, только свет.

Эта вторая часть намеренно переходит в безличное, безадресное звучание, с противопоставлением тени и света.

Речь идет, конечно, о внутренней тени — тени образа, переживания…

Если эта тень будет еще появляться — сначала будет, конечно, пытаясь снова сгуститься в боль, — вспоминай сразу стихотворение, повторяй его мысленно или вслух, лучше только вторую часть — первая будет сама собой разуметься. И сразу почувствуешь, как тень отходит, бледнеет, как растворяется свободой и светом…

ну вот, можно жить…

единицы измерения

…Эта прекрасная женщина, умница и красавица (ее давно уже нет, но назову только инициалы: В.Ч.) была со мною близка, но не любила меня. Отдалась мне, как сама сказала, «из чувства эстетической справедливости».

До сих пор пытаюсь сообразить, что сие значит. Я был в нее влюблен сперва сумасшедше, как обычно, а потом умиротворенно, чего никогда со мной не бывало. В ответ на мою просьбу о любви она сумела какими-то тонкими душевными движениями безболезненно перевести наши отношения в рамки дружбы.

А любила до меня и продолжала любить другого человека, который ее оставил. Мною с сомнительным успехом лечилась…

Я написал ей много любовных и всяких стихов. Она тоже писала стихи, но не мне.

И вот это родилось как обращение к ней: «любовь измеряется мерой прощения, привязанность — болью прощания…»

Написал, как часто делал и делаю, импульсивно, на какой-то салфетке, отдал…

Через 13 лет, когда В.Ч. уже готовилась уходить из-жизни, зная свой диагноз, она вдруг прочла мне эти стихи наизусть. Не узнал, не вспомнил — спросил. — чьи? — твои?..

«Если бы! — засмеялась. — Твои…»

И не поленилась переписать их мне.

Немного потом дополняя пицундским пейзажем и кое-что менял в разных публикациях. В Интернете и сейчас гуляют по сайтам, ненароком присваиваются, обрастают чьей-то самодеятельной музыкой…

В.Ч.

Любовь измеряется мерой прощения, привязанность — болью прощания, а ненависть силой того отвращения, с которым мы помним свои обещания. Я снова бреду по заброшенной улице на мыс, где прибой по-змеиному молится, качая права, и пока не расколется, качать продолжает, рычит, алкоголится, и пьяные волны мычат и тусуются, гогочут, ревут, друг на друга бросаются, как толпы поэтов, не втиснутых в сборники, не принятых в члены, а призванных в дворники. Стихия сегодня гуляет в наморднике, душа и природа не соприкасаются. Любовь измеряется мерой прощения, привязанность — болью прощания, а совесть — всего лишь в себя превращение, всего лишь с Началом Начал совещание… А в море житейском с припадками ревности тебя обгрызают, как рыбы-пираньи, друзья и заботы — источники нервности — и все-то ты знаешь заранее, и жуть возрастает в пропорции к сумме развеявшихся иллюзий… Кто был потупее, кто благоразумен, тот взгляд своевременно сузил. Но время взрывается. Новый обычай родится как частное мнение. Права человека по сущности птичьи, и суть естества — отклонение, измена, измена! — проклятье всевышнее Адаму, я Еве напутствие…  Свобода для мозга нагрузка излишняя, она измеряется мерой отсутствия. А море свои продолжает качания, толкуя, как старый раввин, изречение, что страсть измеряется мерой отчаяния и смерть для нее не имеет значения. …На пляже не прибрано. Ржавые челюсти, засохшие кеды, скелеты консервные, бутылки, газеты четырежды скверные. Ах, люди, какие вы все-таки нервные, как много осталось несъеденной прелести, на взгляд воробья, и как мало беспечности. Модерные звуки, как платья, распороты, а старые скромно подкрасили бороды и прячутся в храме, единственном в городе музее огарков распроданной вечности. Лишь музыка помнит, что жизнь — возвращение забытого займа, узор Завещания. Любовь измеряется мерой прощения, привязанность — болью прощания…

ночная песня

А вдруг получится прозреть лишь для того, чтобы увидеться, в глаза друг другу посмотреть, и помолчать, и не насытиться.. А не получится — пойдем в далекое темно и постучимся в тихий дом, где светится окно. И дверь откроется, и нас хозяин встретит так обыденно, что самый умудренный глаз не разглядит, что он невидимый. И мы сгустимся у огня, и сбудется, точь-в точь: ты путешествуешь в меня, а я в тебя ив ночь…

Этот стих родился в метро и был сперва музыкой: ноты я записал на листке (Максим потом аранжировал), а слова пришли позже…

молитва тебе

Дай мне душу, за тело я буду спокоен. я не требую клятв, не хочу уговора, но узнаю доподлинно, я ли достоин, по заверенной подписи тайного взора. О, роди мне ребенка, чтобы мы не погибли. Мы дадим ему тонкое имя из Библии.

молитва живым

Как много на свете веселой весенней мороки, и в каждом ростке повивальная дрожь перепонок. И тянется к солнцу набухший бутон, — как ребенок, и каждый цветок — одинокий среди одиноких. Премного печалей в подспудной глуби скрывает мирок благодатей. Примите хрустальную чашу любви и времени даром не тратьте. Как быстро уходят под землю  живые потоки, как бешено мчится по звездам судьбы колесница. И трудно понять, то ли помнится жизнь, то ли снится, стремясь в хоровод одиноких среди одиноких. Забвенья не будет, хоть грудь разорви, не прячьтесь, открыто страдайте. Несите хрустальную чашу любви, упасть и разбиться не дайте. И сроки придут, и зажгутся волшебные строки, и сказку опять перескажем своими словами… Не знаю, что будет потом, но сегодня я с вами, весенний цветок, одинокий среди одиноких. Как сладко отдать откровенья свои растрепанной школьной тетради… Храните хрустальную чашу любви, спасите ее Бога ради.