Широкая, бурая от ржавчины труба наискось уходила в темную воду между проломленными перекрытиями нижних этажей. Трубу накрывала крышка с колесом запорного механизма и резиновым ободом.
Подняв над головой лампу, Дюк Абен первым спустился по решетчатым ступенькам, приваренным к внутренней стенке трубы. Следом шел Манихей, потом Юна, я, Чак и трое вооруженных монахов. Люк над нашими головами захлопнули, скрипнуло колесо.
Было слышно, как вода плещется о стенки трубы, но потом звук этот остался где-то вверху и постепенно стих. В глухой тишине у меня заложило уши, пришлось несколько раз сглотнуть. Мы шагали по скользким ступеням, один раз я чуть не упал, когда мокрая пластиковая подошва скользнула по железу, но идущий следом монах удержал меня, схватив за шиворот.
Труба привела нас в земляную пещеру, дальше были туннель, укрепленный деревянными брусьями, и ведущая вниз железная лестница.
Стало светлее, один за другим монахи погасили лампы. Снизу доносились голоса, гудение и ритмичный лязг. Спустившись по лестнице, я остановился рядом с Юной. Чак, толкнув меня, встал рядом и присвистнул.
Мы оказались на краю небольшого депо с тремя парами рельс. Боковые ветки просто обрывались с обоих концов, а средняя уходила в темный туннель.
- Это он дальше, что ли, под озером идет? — прошептал Чак.
Под высоким потолком тянулась кранбалка, с нее свисала цепь с крюком. По железным стропилам полз, разматывая за собой кабель, бородач в черном комбинезоне. На другой стороне депо четверо монахов катили сварочный аппарат, перед наковальней стоял толстяк в фартуке, стучал молотком по раскаленной металлической ленте, которую длинными щипцами держал безбородый монашек.
На рельсах посередине депо стоял тепловоз. Впереди — кабина с почерневшим от копоти обрубком трубы, рядом с трубой приварена бочка, наверно, с водой для охлаждения дизеля. Двигатель и прочие агрегаты закрыты толстыми броневыми плитами. За кабиной чугунный бункер для топлива, в горловину вставлен гофрированный шланг, протянувшийся от цистерны на соседнем пути. Тихо тарахтел насос — монахи перекачивали топливо. За бункером на рельсах стояла платформа, накрытая кузовом, срезанным с большого междугороднего автобуса. От окошек, заваренных листами железа, остались лишь узкие бойницы, сзади была широкая подножка с оградой из арматурных прутьев. Облокотившись на нее, стоял монах с короткой светлой бородкой и курил трубку.
Дюк зашагал в сторону приоткрытых железных дверей на противоположном от выхода из туннеля конце депо. Монах с трубкой повернулся к нам, и преподобный, подняв руку, крикнул:
- Приветствую, мастер Алекс!
Светлобородый тоже поднял руку, но ничего не сказал. Несколько монахов-рабочих оглянулись на нас, но никто не прервал своих занятий.
- На этой штуке нас и должны были встретить? — негромко спросил Чак. — Про нее, кажись, Почтарь толковал…
- Молчать, недомерок!
Ствол нагана стукнул его по голове, и карлик едва не подскочил.
- Еще раз ударишь меня, — ощерившись, процедил он, кинув взгляд через плечо, — и тебе конец, урод жирный!
Манихей в ответ хохотнул, огладил бороду и пихнул Чака в спину так, что тот чуть не упал.
- Прекрати, — велел Дюк, толкая двери.
Дальше была столярная мастерская, где за станками работали монахи в фартуках. Потом мы долго шли по кирпичному коридору без окон, и наконец, преодолев две лестницы, очутились в комнате с тремя дверями, одна из которых была заперта на засов. На табурете сидел пузатый коротышка-монах и чистил карабин. К стене рядом с ним была прислонена пика.
При нашем появлении монах быстро сунул что-то под стол и вскочил. Шагнувший вперед Дюк тихо заговорил с ним, остальные конвоиры вместе с Манихеем стояли позади нас. Коротышка снял с пояса ключи и стал отпирать дверь. Чак кивнул мне, я присел на корточки, и карлик шепнул мне на ухо:
- Сколько у них ходов под Храмом, а? Не знаю, как тебя, а меня теперь точно прибьют — слишком много видел…
Широкая ладонь стукнула его по затылку, и карлик брякнулся на пол, ударившись подбородком. Извернулся, кое-как встал на колени и прошипел:
- Тебе точно конец, жирный. Слышишь? Я тебе это обещаю!
- Правда, что ль? — Ухмыляясь, Манихей нагнулся к нему. — И что сделаешь, недомерок? Плюнешь в меня?
Вместо ответа Чак, вскочив, ударил его носком ботинка по колену. Чернобородый замахнулся. Кулак у него был здоровый, легко мог размозжить Чаку голову. Юна Гало крикнула:
- Не трогай его!
- Манихей! — окликнул Дюк Абен, оглядываясь.
- Да ты погляди, Дюк, что за глаз на лбу у него, — пробасил в ответ монах. — Он же еретик из Беловодья, сволочь, крабодианин богопротивный! Его давить надо, как червя поганого.
- Я видел знак культа Крабода Сверхпредателя, — отрезал Дюк. — С этим… мутантом-недоростком мы будем разбираться потом, а сейчас не трогай его. Юна Гало, ты идешь со мной. Манихей, ты тоже. — Он повернулся к остальным монахам. — Этих двоих в камеры. Накормить их. Григорий, будь осторожен, они опасны.
- Понимаю, Дюк, — ответил монах-коротышка, отодвигая засов.
Нас ввели в коридор с двумя рядами массивных дверей. Засовы, решетчатые окошки… Знакомая картина. Подобное я видел в следственном изоляторе, откуда выбрался благодаря Губе рту.
Насколько я мог понять, большинство камер за дверями с решетками были пусты. Из одной донесся рык, к решетке приникла искаженная морда, волосатые пальцы вцепились в прутья.
- Бесятся они, — надзиратель кивнул на мутанта в камере. — Будто чуют чего. Что там вверху? Шумят?
- Мы со стороны озерных башен прибыли, — сказал один из монахов, идущих за нами с Чаком.
- А чего ж так?
- Потому что топливные площадь обложили, пальба там. На стенах катапульты поставили. Цитадель аж гудит.
- Вот про то я и говорю. Шумят наверху, а мутанты бесятся. Ладно, обыщите этих, только хорошо, чтоб ничего ни в карманах, ни в ботах ихних… Хотя лучше боты вообще чтоб сняли. И ремни, если есть. Проверьте, чтоб иголок нигде в рубахах не заткнуто, шпилек, ничего.
Отомкнув кандалы, мне приказали снять куртку, потом монахи долго удивлялись, ощупывая пластиковый комбинезон, и в конце концов срезали ножом его верхнюю часть, так что я остался только в штанах и майке. Чак лишился рубашки, мы разулись.
Григорий отпер две двери и прошелся по камерам, после чего втолкнул карлика в одну, а меня в другую. Когда дверь за моей спиной захлопнулась и лязгнул замок, я огляделся.
Свет сюда проникал только через решетчатое окошко. Стены каменные, у одной гранитная плита с ворохом соломы. Подушки, ясное дело, нет. И вообще ничего больше нет.
На холодном полу ступни быстро замерзли, я сел на лежанку, поджав ноги. В коридоре стояла тишина, только мутант иногда начинал порыкивать и метаться, шурша соломой, и тогда из другой камеры ему отвечали глухим бормотанием — кажется, там сидел еще один. Я подошел к двери и позвал в решетчатое окошко:
- Чак!
Он не отзывался, и я окликнул еще пару раз. В коридоре стукнула дверь, раздались шаги, и вдруг между прутьями просунулся железный наконечник. Возникший за окошком Григорий ткнул в меня пикой, но я отскочил назад, и она лишь царапнула плечо. Попытался схватить пику за древко, однако монах успел выдернуть ее обратно.
- Не шуми, южанин, — угрюмо сказал он. — Иначе худо будет.
- Дюк велел, чтобы нас накормили, — сказал я. — И воды дайте.
- Когда принесут с кухни, тогда получите. — Григорий, обдав меня самогонным духом, зашагал обратно. — Не шуми, уяснил? Себе ж плохо сделаешь.
Стукнула дверь в конце коридора, лязгнул засов. Я опять сел, подгреб под ноги солому и привалился к стене. Голод мешал думать связно, в голове крутились мысли про устройство этого мира, про МехаКорп, Храм, топливные кланы и небоходов… Я лег, обняв себя за плечи и поджав ноги. Небоходы, летуны, как их назвал Чак, — единственные здесь, кто умеет летать, не считая хозяев этих таинственных небесных платформ. Надо как-то связаться с ними. На земле мне рано или поздно становится неуютно, я должен подниматься в небо, хоть на самолете, хоть на дирижабле, а раз так — нужно найти этих небоходов, но сначала, конечно, добраться до отца Юны Гало и вытрясти из него все… С этой мыслью я заснул.
* * *
Чак стоял перед койкой и смотрел на меня своими необычными светлыми глазами. Третий глаз, вытатуированный вместе с пирамидой на лбу карлика, тоже глядел на меня. В первый миг показалось, что я еще сплю и карлик мне снится, но потом я сел, протер глаза… Нет, он никуда не делся. Спустив с койки ноги, я ощутил холод каменного пола. Это окончательно пробудило меня. Посмотрел на дверь камеры — она была приоткрыта.
Карлик стоял, наклонив голову к плечу.
- Как ты сюда попал? — спросил я хрипло.
Заворчал мутант. Чак на цыпочках подошел к двери и выглянул, прислушиваясь.
- Как? — повторил я недоуменно, поднимаясь с койки.
- Есть способы, — откликнулся он шепотом.
Встав рядом, я через щель оглядел пустой коридор. Поворочал из стороны в сторону головой, разминая шею, повел плечами. И повторил в третий раз:
- Как?
Он сказал:
- У всех свои секреты. У тебя ведь они тоже есть, а, южанин? Вот поведай мне, ты и вправду южанин или нет?
- Где ты прятал отмычки? С нас же даже ботинки сняли.
Загадочно ухмыльнувшись, Чак шире открыл дверь и переступил порог.
- И почему ты тогда не вскрыл замок на катере? — не унимался я.
- А толку? — Он засеменил по коридору. — Куда с того катера деваться?
- Прыгнуть в воду.
- Да ты сдурел, человече! Я б там утоп быстро. И потом, вьюны же в реке. Нее, выжидать надо было… Вот и выждали.
- Но куда сейчас идти? Снаружи этот Григорий… Эй, ты что делаешь?
Я поспешил к нему, собираясь схватить и оттащить назад, но было поздно — Чак, встав перед дверью, ведущей в камеру с мутантом, и заслонив от меня засов с замком, заскрипел чем-то, хрустнул… Я ухватил его за плечо. Тихо лязгнул засов. Когда я рванул карлика на себя, он потянул за собой дверь, и она приоткрылась. Изнутри пахнуло хлевом, донеслось взволнованное мычание.
- Тюремщик! — взвизгнул Чак, подныривая под мою руку. — Григорий, некроз тебе в печень! Мутант ваш наружу вылез как-то!
Карлик метнулся обратно по коридору, и я бросился следом. Мы заскочили в камеру, прикрыли дверь, но не до конца. Заметив, что в створке на той высоте, где снаружи находится засов, прожжено узкое отверстие, я снова изумился: как он это сделал?!
Зазвенели ключи, скрипнули петли, раздались рычание и лязг.
- Тупой! — прошипел я, ткнув Чака указательным пальцем в лоб. — Не мог заранее объяснить?!
- Да ты б сомневаться начал, прикидывать, другие планы выдумывать… — Он оттолкнул мою руку. — А надо быстро.
- Сволочь богопротивная! — взревел Григорий в коридоре. — Как ты вылез?!
Раздался удар, крик, что-то шлепнулось на каменный пол.
- Пошел! — Чак распахнул дверь, и я рванул наружу.
Григорий припал на одно колено у стены, выставив пику, которая проткнула тощего мутанта, очень похожего на того, что мы видели возле заставы с ружьем в руках. Монах прижимал его к другой стене коридора, все глубже погружая наконечник в облезлую впалую грудь. Мутант обеими руками вцепился в древко и дергался, медленно съезжая спиной по камням.
Услышав топот, тюремщик повернул ко мне голову. Я прыгнул. И тогда он допустил ошибку — ему надо было бросить пику и вытащить длинный нож, висящий на ремне, но, растерявшись от неожиданности, Григорий попытался развернуть ко мне пику. Мутант держал крепко. Монах рванул, выдернул ее. Я был уже рядом. Древко шлепнуло меня по ноге, а потом я налетел на монаха, с ходу ударив кулаком в лицо, повалил на пол и упал сверху, согнув ноги. Под коленями треснули ребра, я привстал, схватил Григория за волосы и дважды стукнул головой о камни.
Чак прошел мимо, на ходу похлопав меня по плечу:
- Молодец, наемник, драться умеешь. Тебе б еще научиться мозгами побыстрее шевелить…
Мертвый мутант сидел, привалившись к стене, вытянув ноги и свесив голову на пробитую пикой грудь. Я расстегнул пряжку, стащил с монаха ремень и нацепил на себя. Достал нож, осмотрев, поспешил за Чаком.
В комнате с тремя дверями никого не было. На столе лежал карабин — почти точная копия того, из лавки киборга, только поновее, без царапин на прикладе. Рядом клок грубой желтой бумаги в масляных пятнах, на ней россыпь патронов. Чак выдернул карабин из-под моей руки и сказал:
- Э нет, теперь пусть у меня будет. Ты себе пику можешь взять, для меня она большая. Шмотки наши на крюке висят, и боты вон стоят, так что одеваемся и вниз валим.
Он нацепил рубаху, нырнул под стол и снова показался с железной фляжкой в руках. Откупорил, хлебнул и закашлялся. Впрочем, это не помешало Чаку сделать еще несколько глотков.
- Прими для храбрости, человече, — посоветовал он.
Там оказался самогон, настоянный на ягодах, очень крепкий, ядреный. Заткнув фляжку пробкой, я сунул ее в карман. Пока натягивал мокасины и надевал куртку, Чак успел зайти в коридор, обыскать Григория и вернуться с пикой.
- Хватай. — Он бросил пику мне под ноги, забрался на стол и развернул на нем кусок бумаги, который тоже нашел в карманах монаха. Рядом положил зажигалку.
- Куришь, наемник? Георгий-то наш развратник — табачком балуется, водкой… Монахам, кажись, не положено.
Я покачал головой, но потом передумал:
- Хотя сейчас бы не помешало.
Своими маленькими шустрыми пальчиками Чак ловко свернул две самокрутки, раскурил одну и, оставив вторую с зажигалкой на столе, спрыгнул на пол.
- Затянись пару раз и пошли.
Табак оказался таким же крепким, как и самогон. После первой же затяжки голова закружилась, я выпустил в потолок синеватый дым, бросил самокрутку на пол и затоптал, а зажигалку сунул в карман.
- Куда ты хочешь идти?
Чак, поплевав на ладонь, затушил о нее свою самокрутку.
- Вниз, я ж сказал. Обратно, а куда еще?
- Почему вниз?
- От послал мутант большака на мою голову! — Он дернул серьгу в ухе. — Где мы, по-твоему, находимся сейчас?
- В подземельях Храма.
- Ну! Большого ума мужчина. Правильно, в подземельях, и как вылезти отсюда? Наверх, что ли, топать? Вокруг монахов куча. Где-то наверху покои самого Владыки! Да еще, слышал же, топливные на Храм насели, так что сейчас здесь все на ушах стоят. Куча бородатых с ружьями… Ну и как нам отсюда смыться?
- На тепловозе, — сказал я.
- На чем?… А! Да, на дизеле том. В депо охраны не много было, заметил? Точно, проберемся туда, сядем, раскочегарим машину — и ходу в туннель.
- А дальше куда?
- Вот дальше и будем решать. Пока что нам из Храма вырваться надо, а если наверх сейчас пойдем — никакого «дальше» не будет. Потому…
- Хорошо, убедил, — перебил я. — Но сначала надо забрать Юну.
- Че?! — взвизгнул карлик. — Это еще зачем? Ты не слышал, что ли, об чем я только что талдычил?
Я нагнулся к нему и сжал пальцами узкое плечико. Чак сморщился.
- Мы должны забрать Юну, — раздельно произнес я, глядя ему в глаза.
Карлик дернул плечом, сбросил мою руку и локтем толкнул дверь, выходящую на лестницу, по которой нас привели сюда.
- Не пойду я за ней, наемник.
- Забыл про деньги, которые она обещала?
- Не забыл, но…
- Семь золотых, — напомнил я.
- Моя жизнь стоит дороже! Там, наверху, монахи толпами шастают, а ты туда хочешь идти! И еще жрецы! Конечно, тебя-то, может, не убьют, но меня так точно пришибут.
- Дело не в семи золотых, тут другое. Если мы Юну Гало спасем, если все же найдется способ с некрозом справиться, если все получится… Она нам благодарна будет, правда?
- Ну так и чего? — не понял он. — Слишком много «если», наемник.
- В любой рискованной операции много всяких «если». Так вот представь: мы вместе с Юной в Арзамас возвращаемся. Победителями. Она нас в Форт приводит, или где там их старшины живут…
Чак поразмыслил. И сказал, переступая порог:
- Нет, все равно наверх не пойду. Ты мне, конечно, смутил сейчас разум, наемник, заманчивое предложение, но… Ладно, вот что: я вас внизу подожду. Пролезу в тот тепловоз, осмотрюсь. Это я хорошо умею — пролазить незаметно. И вас буду ждать. Но недолго, слышишь? Все, больше не о чем говорить.
- Хорошо, тогда дай мне карабин.
Чак остановился на верхней ступени, ссутулившись, некоторое время стоял неподвижно, потом скинул ремень с плеча. Я подхватил карабин, а Чак вытащил из кармана патроны, которые забрал со стола.
- Я не обманываю, человече, — подожду вас. Но долго ждать не стану. А ты бы лучше туда не шел, наплевал на девку. Тебе ее из Храма не вытащить, гиблое дело.
- Не могу, — сказал я. — Ты всего не знаешь, и сейчас нет времени объяснять… Она мне нужна. По-настоящему нужна.
- Ну, как хочешь. — Он положил патроны на пол. — Тогда удачи, наемник. Тебе никогда в жизни она не нужна была так, как сейчас. — И быстро заковылял по широким ступенькам, переставляя ноги, будто ребенок.
Я подобрал и сунул в карман патроны, закрыл дверь на лестницу, взял пику. Махнул ею, зацепив наконечником низкий потолок, достал нож Григория, сделал надрез примерно на середине древка и сломал пику о колено. Качнул обломком — вот так, теперь им можно и как дубинкой действовать, и наконечником, если надо, кого-то проткнуть. В коридорах таким орудовать удобнее.
Еще минута ушла на то, чтобы стащить с Григория черную рубаху — Юна, когда мы ехали на дрезине Почтаря, упомянула, что тут их называют полурясами, — и нацепить на себя. Галифе монаха для меня были явно слишком коротки и широки в талии, но я все равно стянул их с тюремщика и штанинами связал его руки за спиной. Он застонал, но в себя не пришел. Я перетащил его в камеру, мертвого мутанта — в другую, закрыл двери, потом запер ту, что вела в коридор, ключами монаха. Ключи бросил под стол. Слегка распустил ремень карабина, перекинул через голову. Рукава полурясы оказались коротковаты, зато она была просторной и не жала в плечах.
Поправив карабин за спиной, я открыл третью дверь, разглядел в полутьме каменную лестницу и зашагал по ней вверх.