1

Анита перекатилась на бок, приподняла голову и положила ладонь на грудь рыцаря. Шонтрайль де Тремлоу де Ривилль де Крайсак, кавалер Ордена Меча, лежал, сонно глядя в рассветное небо. Ведьма осмотрелась — пляж был пустынен, только шалаш виднелся в полутьме. Сзади шелестели морские волны, впереди на границе пляжа темнела роща.

Они провели в этом месте уже три дня. Молодая ведьма из обители Лайл-Магель и рыцарь, наследственный принц города-государства Пер-Амбой, познакомились, когда старая Беринда, носившая титул Верховной колдуньи, послала Аниту в город с заданием свергнуть захватившего власть безумного мага. Познакомились и… Она, вздохнув, положила голову на плечо Шона. Вместо подушки это плечо использовать было затруднительно — даже в расслабленном состоянии мускулы своей твердостью напоминали камень. Ведьма прижалась щекой, скосив глаза на могучую грудь, поросшую светлыми волосами, и принялась задумчиво пощипывать их, вспоминая все произошедшее. Тремлоу, покрытый шрамами голубоглазый блондин-здоровяк с подбородком, похожим не то на наковальню, не то на обух топора, был хорошей иллюстрацией того, что форма не всегда соответствует содержанию. Поначалу Анита приняла его за неотесанного бродягу-наемника, и лишь позже выяснилось, что Шон владеет не только мечом, но и вполне развитым мозгом и что у него хорошо подвешен язык — и не только он.

Тремлоу чуть повернулся, обхватив ведьму рукой, напоминающей узловатый сук старого дерева, положил широкую ладонь ей на голову и запустил пальцы в короткие черные волосы. Легко провел по затылку Аниты, погладил шею… она зажмурилась, чуть не заурчала, как кошка, которой чешут спинку.

— Что это там? — вдруг негромко произнес Шон.

— Твою мать…

— Где? — Открыв глаза, она прислушалась.

— Вроде шумят…

— О тощая дщерь неумелых родителей!

— Ага…

Перевернувшись, Шон приподнялся на локтях. Анита, усевшись ему на спину, тоже огляделась. До восхода оставалось недолго, но небо было лишь едва светлей окружающего пейзажа. И никого вокруг. Пустынный пляж широкой полосой тянулся вправо и влево на много миль, позади море с тихим шелестом облизывало солеными языками песок, а впереди маячил силуэт шалаша, построенного Тремлоу из веток, да темнела роща…

— Вверху, — произнес Шон и потянулся к мечу в ножнах, лежащему рядом на песке.

— Неумеха, ты можешь не дергаться?!

Анита уже и сама видела. В небе что-то летело: темный силуэт двигался странными зигзагами, иногда описывал петли, рывком подлетал выше или вдруг начинал падать, и тогда льющийся с небес скрипучий, очень пронзительный голос срывался на визг:

— А, курица драная, я ж тебе все прутики повыдергиваю!

Тремлоу встал на колени, сжимая ножны за середину и выискивая взглядом свою одежду. Анита тоже приподнялась. Голос казался смутно знакомым, хотя так сразу она не могла сообразить, кому он принадлежит…

— Дура, ну дура!

Вдруг она ощутила, что небольшой камешек, висящий на шее — амулет, который ведьма носила так давно, что уже и позабыла про него, — слегка нагрелся.

— Садись, садись же наконец, мерзкий веник!

Теперь голос звучал громко и внятно. Да и силуэт стал больше, потому что опустился почти к самому песку: ссутулившаяся фигура в развевающихся одеждах. Она приникла к какой-то папке, сидя на ней верхом и обхватив обеими руками. Анита, найдя в песке одежду, вскочила, отряхнулась сама, отряхнула платье и стала поспешно одеваться.

— Где мои штаны? — спросил Тремлоу.

— Стой, стой, гадина лохматая!!!

С силуэтом вдруг произошло что-то странное — он вздыбился, будто напоролся на невидимую стену, и описал мертвую петлю, подняв фонтан песка. Хриплый вопль разнесся над пляжем.

— Что это такое? — спросил Шон, прыгая на одной ноге и натягивая штаны. — Или вернее — кто это такое?

— Ведьма, — пояснила Анита, поправляя платье на груди. — Старая Беринда.

— Беринда… хозяйка вашей обители? Ага… А чего это она так чудно летит… Поберегись! — заорал вдруг он, отбросив меч, ухватил Аниту за плечи, повалил и сам упал рядом. Беринда пронеслась прямо над ними, оставляя за собой шлейф из теплого воздуха, взлетающего песка и пронзительных воплей. Она достигла моря, чиркая каблуками сапог по воде, описала круг над мелкими волнами и, наконец, сверзилась с того, на чем летела. Старуха упала в воду, а ее снаряд, преодолев еще несколько метров, с отчетливым протяжным всхлипом вонзился в песок у ног опешивших любовников.

— Кха! Тьфу! — Анита отскочила, плюясь, и побежала к морю.

— Повелительница! Эй, вы как?

Старуха уже выбралась на берег. С ее платья лила вода.

— Вы меня по камню нашли? — спросила Анита. — По амулету? То-то я чувствую, он нагрелся…

Судя по всему, ярость переполняла Беринду до краев. Не в силах вымолвить ни слова, лишь скрежеща зубами и тряся головой так, что с длинных седых волос летел дождь капель, она устремилась мимо Аниты. Та оглянулась: растерянный Тремлоу в одних штанах и босой, с мечом наперевес, стоял как столб, глядя на маленькую старушку, которая изо всей силы пнула ногой торчащую из песка кривоватую палку.

— Чтоб тебя разорвало! — выдохнула она.

Палка дернулась, подскочила и повисла наискось — только теперь Анита с Шоном сообразили, что это метла. Да не простая метла! Солнце еще не показалось, но стало светлее; разглядев собранные в пышный хвост и перевязанные красной ленточкой ярко-желтые, очень необычные для ведьмовской метлы прутья, Анита поняла, что метла эта — блондинка.

Чудеса продолжались.

— А ты — жаба! — взвизгнул кто-то. — Старая жаба! Это тебя скоро разорвет!

Шон огляделся — ошибки быть не могло, тонкий визгливый голосок исходил от метлы.

— Ах ты… — Беринда побагровела так, что стала напоминать оживший факел. Прыгая от ярости, старая ведьма тщетно пыталась вновь пнуть блондинистую метлу, но та быстро носилась над самым песком туда-сюда, выворачиваясь из-под ног.

— Дрянь!.. Дрянь!.. Вертихвостка… Веник!

Наконец, в результате очередного неизящного пируэта, метла оказалась возле Шона. Стремительно выбросив вперед руку, он схватил говорящую снасть за середину черенка. Желтые прутья заходили ходуном, и помело завопило дурным голосом:

— Талию, талию отпусти! Мужлан! Ребра мне сломаешь!

Рыцарь стоял, вытянув руку на высоте груди. Метла поначалу дергалась и пыталась выкрутиться из его пальцев, а потом вдруг разревелась. Шон захлопал глазами, не зная, как поступить теперь. Увязая в песке и пыхтя, старая ведьма приблизилась к нему. Румянец медленно покидал ее щеки. С другой стороны к рыцарю подошла Анита. Все трое разглядывали метлу, которая уже не дергалась, а мелко трепетала, захлебываясь плачем. Примерно из того места, где ее прутья были перетянуты лентой, завязанной большим красным бантом, летели мелкие капли влаги.

— Матушка, что случилось? — спросила Анита.

— Что случилось…

Старушка наконец слегка пришла в себя и оглядела Шона с Анитой.

— А вы сами не видели, что ли?! — завопила она, вновь багровея. — Это лохматое страшило чуть не сбросило меня, вот что! Меня! Повелительницу Лайл-Магеля!!!

— Жаба! — пискнула метла сквозь рыдания, вновь пытаясь вывернуться из кулака Шона.

Рыцарь посмотрел на помело, снова уставился на ведьму и произнес:

— А не могли бы вы, досточтимая сударыня, объяснить все в подробностях? Раз уж вы все равно прервали полет?

— Да, величайшая, — присоединилась Анита. — Объясните детали!

— Ну… — произнесла Беринда, начиная успокаиваться. — Это я, значит, летела в погоню… Гналась то есть за гнусными похитителями… — Она замолчала и провела ладонью по морщинистому лицу.

— Похитителями чего? — спросил рыцарь.

— Похищено Сердце Мира, — пискнула метла, справившаяся с истерикой.

— Сердце Мира? — переспросил Шон.

— А, это штука такая есть, — сказала ему Анита. — Она висит на цепях в сводчатом зале Лайл-Магеля и все время трепыхается. Очень такая священная реликвия.

Метла снова вмешалась:

— Не трепыхается, а бьется в унисон с тайным биением мира.

Тремлоу нахмурился, что-то вспоминая, и кивнул.

— Да, точно, я ж видел, когда в обители гостил. Такая мерзкая… то есть очень священная реликвия. Ну и кому понадобилась эта гадо… То есть я хочу сказать, кто посмел покуситься на святыню?

— Гномы! — отрезала Беринда.

— Гномы? А эти-то как смогли? Из самого Лайл-Магеля!

— Ну, как… — Беринда, потупившись, ковырнула песок носком сапога. — Подкоп подкопали… то есть прорыли…

— Но это точно гномы? — с сомнением спросил Шон. — Их же в здешних краях давно никто не видел…

— А то кто же! — тут же опять вскипела Беринда. — Во-первых, подкоп — это в их стиле работа, во-вторых, разрази меня тысячелетний гром, кто еще, кроме мелких гадин, осмелился бы… в сводчатом зале Лайл-Магеля нака… кроме этих убогих огрызков, осмелился бы испражниться там!

— Ага, точно гномы, — согласился Тремлоу.

В этот момент он, должно быть, сильнее стиснул черенок, и метла придушенно пискнула, так что рыцарь поспешно ослабил хватку.

— И в-третьих, — добавила Беринда, — гномам о Сердце Мира известно больше, чем кому бы то ни было.

— Почему так?

— Да это ж они когда-то и продали его нашей обители!

— Продали?

— Ну да, продали. А теперь мы обнаружили пропажу Сердца Мира, подкоп и гномье… гномьи следы.

— И отважно бросились в погоню! — вставила метла.

Беринда вдруг подскочила к Шону, выхватила из его рук помело, быстро перевернула и воткнула золотистым хвостом в песок. Метла завизжала, но голос быстро перешел в хрип и задушенное сопение.

— Я говорю, — с нажимом повторила ведьма, — обнаружили следы. Я бы и в гномий лаз сунуться не побоялась, но гады затопили подкоп. Галерея уводит вниз и скрывается в подземной реке. Они мастера на подобные трюки! Поэтому мы с Аназией помчались в Адиген, где находится их Главный Портал, врата то бишь в подземный мир. Недомерки еще ответят за надругательство над святыней!

— Прошу прощения, — вставил Шон, — вы сказали, с Аназией?

— Тьфу-тьфу-кх-ха! — доносилось тем временем снизу, и черенок все слабее и жалобнее дергался в руках Беринды.

Старая ведьма, покосившись на усмиренный инструмент, приподняла его спутанный хвост. Метла принялась кашлять и плеваться, выстреливая струями песка между прутьев.

— Это — послушница Аназия, — представила Беринда.

— Аназия Прекрасная, вот мое полное имя, — поправила метла.

— Лаборантка из мастерской неестественной химии. Напортачила с заклинанием.

— Не напортачила, а провела не вполне удачный эксперимент! Поставленная цель была достигнута вполне. Правда, побочный эффект… малость того… слегка этого… ну то есть не этого, а меня…

— Вот именно, — ледяным тоном заключила Беринда. — Малость, а как же! Твоя внешность изменилась совсем немного, можно сказать — почти не изменилась. Как была тощей грымзой, лохматой метелкой, так и осталась.

— Жаба старая! — пискнула Аназия.

— С метлой я еще разберусь, — заявила Беринда, вновь втыкая ее в песок. — А сейчас есть дела поважнее. Гномы и Сердце Мира! Отряд под командованием сестрицы Лавандии автономно приступил к выполнению особого задания, поэтому других летательных приспособлений не…

— Феминистки разругались с ней вдрызг и покинули Лайл-Магель! — сквозь кашель и хрип донеслось из песка. — И все летучие метлы угнали!

Шон с Анитой переглянулись. Ведьмы и колдуны всегда были на ножах, но не так давно в Лайл-Магеле выделилось радикальное крыло феминисток под руководством сестрицы Лавандии. Они составили боевую группу, с которой рыцарю и Аните уже довелось столкнуться. По мнению Шона, экстремальные колдуноненавистницы наводили ужас на врагов не столько магическими умениями, сколько своей внешностью.

— …Так что мне пришлось воспользоваться этой патлатой бестолочью, — заключила Беринда. — Я лечу в Адиген, к главному гномьему порталу. И весьма удачно, что мы встретились здесь. Теперь вы отправляетесь со мной.

— Но мы не можем лететь, — возразил Шон.

— Я тоже, — кивнула Беринда. — Послушница-лаборантка Аназия Прекрасная, как бы это помягче сказать, — капризная дура. И совершенно не умеет держать курс. И постоянно ерзает. Она невыносима. Но отсюда уже недалеко. Пешком дойдем.

 

2

— Как это упоительно!

Анита скривилась, будто укусила лимон. Солнце клонилось к горизонту, небо серело. Над широкой лесной дорогой висела пыль. Старая Беринда решительно вышагивала впереди небольшого отряда, за нею шла молодая ведьма, а следом — Шон.

— Расскажите же, что было дальше, сэр мужественный рыцарь.

Анита оглянулась. Метла Аназия увивалась вокруг Шона, как пчела вокруг кадушки с медом. Красный бант так и сверкал, тонкие ярко-желтые прутья трепетали.

— А дальше — ничего, — ответствовал Тремлоу. — Ну то есть дальше я зарубил крылатого змея, гляжу — а принцессы-то и нету. Позже выяснилось, змей ее сам прогнал еще год назад, потому что она…

— Ах, как это романтично!

— Я, повелительница обители Лайл-Магель, вынуждена идти пешком, — донеслось спереди. — Как распоследняя… как какая-нибудь весталка, в то время как…

— Сэр рыцарь, а вот скажите, та принцесса, у нее были светлые волосы или темные?

— Вместо того чтобы передвигаться со всеми удобствами — в ступе или там в паланкине…

— Сколько помню, она была крашеной блондинкой.

— Как это прелестно! И что же, нашли вы себе впоследствии другую даму сердца? А с прекрасной принцессой, что случилось с ней?..

— Ну, она, как выяснилось…

— Между прочим, не только повелительница, но и пожилая уже женщина с радикулитом…

— Что, вышла замуж за сборщика налогов?! Как это, должно быть, скучно… Кстати, дорогая… — писклявый голос стал громче. — Тебе бы не помешало сменить помаду, эта бледновата.

— Хватит! — Анита, схватившись за голову, остановилась. — Вы все — а ну заткнитесь!

Беринда вообще не обратила на нее внимания, а метла пискнула:

— А ты не командуй!

— Ты! — Развернувшись, Анита ухватила ее обеими руками, сжав черенок возле красного банта. — Ты… блондинка! Да я вообще не крашусь!

Аназия ахнула, заизвивалась, трепеща прутьями.

— Дорогая… — вмешался Тремлоу, приобнимая ведьму и осторожно высвобождая черенок из ее пальцев. — Зачем же так… Мы просто беседуем, чтобы скрасить путь…

— Беседуете?! Да она щебечет не переставая с самого утра, как сдуревшая канарейка!

— Сама! — выкрикнула метла, отлетая от Аниты и переворачиваясь прутьями вверх. На мгновение она чуть расплылась, ведьме показалось, что перед ней, уперев руки в боки, стоит высокая худая девица, не просто худая — тощая как палка, без видимого бюста и бедер, с вытянутым лошадиным лицом и копной торчащих во все стороны светлых волос, перетянутых красной лентой с большим бантом над левым ухом. Видение мигнуло и пропало — вновь помело с тонким кривоватым черенком и прутьями, напоминающими всклокоченный куст крыжовника, висело над дорогой.

— Ты — напыщенная брюнетка!!!

— Эй, чего встали? — донеслось спереди.

Пронзив Аназию взглядом, Анита развернулась и пошла дальше. Впереди дорога поворачивала. Солнце исчезло за кронами деревьев, на землю легли тени, стало прохладнее. Беринда вышагивала, иногда потирая поясницу и что-то бормоча. Некоторое время позади было тихо, потом разговор возобновился.

— Так что же произошло с вами? — спросил Шон.

— Я ставила сложный колдовской эксперимент по наделению левитационными качествами антропоморфных биологических объектов, то есть субъектов, — пояснила метла. — А то мы все на помелах да иногда — в ступах… Я считаю, что это несправедливо, несправедливо!

— Вы хотели научиться летать самостоятельно? — догадался Тремлоу.

— Так я о чем и толкую! С этой целью надо было наполнить несколькими сложными колдовскими зельями и настойками хрустальную емкость, а после перемешивать определенное количество времени заменителем спецмешалки, а потом намазать себя…

— Спецмешалки?

— Лопаточка такая из осины, — пояснила Аназия. — Но у меня она потерялась. Поэтому я нашла для нее заменитель, почти аналогичный образцу — деревянную ложку. Но… — сзади прозвучал вздох, и метла замолчала.

— И что? — спросил рыцарь с участием.

— Но тут пришла подружка, послушница Кримза с кафедры костаногии, мы поговорили немного о парня… о последних достижениях ведьмовской науки, и когда под утро она ушла, я бросилась искать — а заменителя-то и нету. Потерялся. У меня часто так — положишь что-нибудь куда-нибудь, а потом и забудешь, где это «куда-нибудь» находится. Это, понимаете, сэр благородный рыцарь, все от возвышенности моего ума. От его духовной устремленности.

— Да-а… — протянул Шон неопределенно. — Продолжайте.

— Ну вот, а другого заменителя изначального образца спецмешалки не нашлось. Я тогда использовала имитатор заменителя синтетический, идентичный натуральному. Метла у меня то есть в углу стояла, я из нее прут подлиннее выдернула и стала им мешать. Правда, пока мы с Кримзой болтали о муж… разговаривали о науке, прошло двена… некоторое количество времени, и смесь успела немного застыть. Ну и что, я ее все равно размешала как следует, даже прутик сломала. Стою с этим обломком в руках, а к нему прилипла смесь, которую я размешивала. А я как раз снова о… науке задумалась, после разговора с Кримзой, всякие, знаете, интересные мысли в голову лезли… научные… В общем, задумалась я и машинально этот прутик лизнула… и тут же бабах!!! — и я уже метла. Летаю вот…

— То есть опыт удался, — заключил Шон.

— Ну да… в некотором роде.

— Отдых, — сказала Беринда, и Анита, невольно заслушавшаяся рассказом незадачливой лаборантки, огляделась.

— Да ведь Адиген за лесом, — удивилась она. — Еще много часов идти.

— Идти, не идти… — брюзгливо протянула Беринда. — Устала я, и ужинать пора.

— А у меня режим! — пискнула метла. — Я за фигурой слежу…

— Тебе, чтоб фигуру поправить, нужно постоянно переедать, — отрезала Анита.

— Сама ты! — начала метла, но смолкла, когда старуха показала ей кулак.

— Надо отдохнуть. — Беринда махнула рукой. — Вон как раз постоялый двор.

И вправду — на краю дороги среди деревьев виднелся большой дом с освещенными окошками на первом этаже, покосившаяся изгородь и сарай.

— Там и переночуем, — заключила повелительница Лайл-Магеля. — А на рассвете — в Адиген. И вот когда я доберусь до мелких мерзавцев… Когда я до них доберусь, я с ними сделаю… Я тогда их… Даже живот от злости подвело!

 

3

У ворот компания остановилась. Ворота были массивные, на вид крепкие, но хозяева за их состоянием, похоже, не следили. Одна створка оказалась распахнута настежь, другая — едва приоткрыта. Темно-синяя краска на почерневших от времени досках облупилась. Скобы для засова были вырваны, и когда Шон толкнул створку, несмазанные петли проскрипели что-то брюзгливое и презрительное. В нескольких местах на стене и воротах виднелись вертикальные борозды, процарапанные острыми когтями, — по пять в ряд.

Шон покачал головой, а Беринда заявила:

— Края здесь всегда были тихие, мирные. Опасаться нечего.

И первой направилась ко входу в дом. Здание, как и ограда, выглядело массивным и прочным, но несколько запушенным. Водосток у дальнего угла крыши покосился, дождевая вода оставила на стене потеки ржавого цвета. Одно из окон второго этажа было заколочено плохо подогнанными досками. Зато из дома шел запах жареного мяса, а окошки нижнего яруса призывно светились теплым желтым светом. Старая ведьма провела ладонью по растрепавшимся седым волосам и решительно постучала.

— Иду-иду, — донесся из-за двери дребезжащий тоненький голосок. — Никак гости пожаловали! Иду-иду, гостенечки дорогие, уже даже бегу…

Дверь, скрипнув, открылась, и в ярко освещенном проеме возникла низкая сутулая фигура, укутанная в невообразимое количество одежды. Стемнело, и толком разглядеть хозяйку постоялого двора не было возможности — лишь лохматый силуэт. Некоторое время она осматривала пришельцев, затем с поклонами отступила, бормоча: «Проходите, проходите, милости просим», не сводя при этом глаз со старой ведьмы. Возможно, она признала Беринду за старшую среди гостей. Аните показалось, что контуры темного силуэта слегка вздрогнули и будто поплыли, меняя очертания…

Оказавшись внутри, гости наконец рассмотрели встретившую их старушку как следует. Одета хозяйка была весьма причудливо. Нижнюю часть странной женщины драпировали просторные разноцветные юбки, обтрепанные подолы которых живописно торчали друг из-под друга, мягкими складками опускаясь на пол — будто были чересчур велики хозяйке. Кофта тоже выглядела великоватой, из закатанных рукавов торчали только кончики пальцев. Рукава тряслись и вздрагивали, когда хозяйка прикладывала крошечные ручки к груди, скрытой под многочисленными ожерельями. Ожерелья были странные — Анита с удивлением разглядела нанизанные на бечеву кусочки яркой ткани, лоскуты пестрых шкурок, монетки, потускневшие от времени пуговицы и пряжки, а также несколько клыков, подозрительно похожих на человеческие. Голову почти скрывали платки и шали, скрученные в некое подобие тюрбана, — свисающие концы затеняли сморщенное смуглое личико.

Анита подумала, что наряд лесной жительницы похож на одеяние Беринды, да и сама она… ну да, неужто и впрямь хозяйка напоминает великую чародейку? Молодая ведьма оглянулась на владычицу Лайл-Магеля, чтобы убедиться — нет, юбки Беринды были нормального покроя и вполне по фигуре, ожерелье на шее состояло вовсе не из диковинного мусора, а из медных медальончиков с гравированными рунами, голова же и вовсе была не покрыта. Странно, что ей вообще пришла мысль о сходстве верховной ведьмы и лесной замухрышки — очень странно, тем более что когда Анита глядела на Беринду, эта мысль не возникала, а когда на незнакомую старуху — сходство казалось очевидным. Вот дела…

— Приветствую, хозяйка! — объявила тем временем ведьма. — Тебе нынче выпала великая честь принимать повелительницу Лайл-Магеля на своем постоялом дворе… Это ведь постоялый двор, верно?..

Тут Беринда, разглядев как следует хозяйку, осеклась. Рука колдуньи снова непроизвольно поднялась, чтобы пригладить седые волосы, растрепавшиеся в пути. Аните же показалось: повелительница хочет убедиться, что никакого тюрбана на ней нет. Другая рука потянулась пощупать ожерелье, пробежала по медяшкам, опустилась и одернула юбки… Кажется, пожилой ведьме тоже стало несколько не по себе.

— Да, госпожа моя, — смиренно отозвалась старушонка, — это постоялый двор. Места у нас дикие… Проезжие нечасто появляются, но я всем рада услужить, всех приму, накормлю, на постой определю. Совсем стемнело за окошком, а у меня яркие лампы, горячая похлебка, а уж какие перины мягкие!

— Ну так вот, — решительно произнесла Беринда, — поскольку принимать верховную ведьму — великая честь, ты не возьмешь с нас ни гроша. За ужин. И за две комнаты. Зато потом станешь всем рассказывать, что сама Беринда Величайшая провела у тебя ночь.

Обернувшись к Аназии, которая нерешительно покачивалась в пяди от пола за спинами спутников, ведьма рявкнула:

— А ты пошла в угол! Метла!

Непонятно почему, но лаборантка вдруг послушно шмыгнула, куда приказали, и замерла там. Должно быть, с перепугу и от неожиданности. Вообще Беринда могла кого угодно вогнать в трепет, даже Шон, случалось, робел, когда старая ведьма принималась командовать — вот как нынче утром. Ведь ни в какой Адиген не собирался, ни за какими гномами гнаться и не думал, а вот поди ж ты…

Хозяйка проследила взглядом за полетом Аназии и затарахтела:

— Ах, госпожа моя, какая вы великая магиня и искусная колдовщица! Ах, какая агромадная мне выпала удача, ах какое счастье. Будь по-вашему, будь по-вашему, возьму с вас ровно столько, что изволите пожаловать из собственной своей щедрости! У такой грандиозной колдовщицы да знатной чародеицы и щедрость, должно быть, под стать великому таланту!

Беринда нахмурилась. Анита с любопытством переводила взгляд с одной старухи на другую — интересно, как повелительница Лайл-Магеля ответит на этот вызов? Ведьма полезла в карманы, лицо ее приняло озадаченное выражение, когда она вытащила на свет пару медяков.

— Если уж говорить о щедрости, то равных мне и впрямь не сыскать, — объявила Беринда. — Я отдам тебе, хозяйка, всю монету, что у меня есть. Можно ли быть щедрей?

Закутанная старушонка хихикнула, принимая медь — должно быть, оценила по достоинству, как ловко выкрутилась собеседница. Упрятав деньги в складки бесформенного одеяния, она снова принялась тараторить:

— Вот и хорошо, вот и славно, гостенечки дорогие, вот и славненько! Садитесь за столик, отдохните с дороги. Любой, любой столик выбирайте, нынче нет у меня иных постояльцев, свободны все столы. Садитесь, располагайтесь, я сейчас похлебки подам. А пока кушаете, я комнатки приготовлю. Очень уютные комнатки, такие славные. А перины у меня мягкие! Не глядите, что соломкой набиты, уж такие мягкие да приятные, уж такие славные… Уж как уляжетесь, так сон самый сладкий придет!

Бормоча, старушка удалилась, обтрепанные подолы юбок вились и колыхались, подметая истертые половицы. Путешественники огляделись — большой зал, отделенный перегородкой от кухни, был ярко освещен масляными лампами. Облюбовав стол, все расселись и притихли. За перегородкой хлюпал кипяток и гремела посуда, оттуда шли пряные запахи.

— Странная эта хозяйка, а? — нарушила молчание Анита.

— Э… оригинальная, — согласился Шон. — Но стряпня пахнет вкусно.

Богатырь шумно вздохнул, принюхиваясь к ароматам, доносящимся из кухни. Он всегда был не прочь поесть.

Владелица постоялого двора не заставила себя долго ждать и вскоре возникла на пороге кухни с большим котлом в крошечных ручонках. Несмотря на субтильную внешность, старушонка бойко семенила, почти не сгибаясь под весом внушительной посудины. Из-под крышки валил пар.

Ни слова не говоря, хозяйка водрузила котел на стол и скрылась. Шон приподнял крышку и втянул горячий пар.

— А хозяйка — повариха что надо. Ни перцу не пожалела, ни пряностей, — заметил проголодавшийся Тремлоу.

— Не пожалела, милые, не пожалела, гостенечки дорогие, — затарахтела старушка, вновь появляясь на пороге с подносом, полным посуды. — Отведайте, покушайте. Нынче похлебочка с мясцом, нынче свеженькая у нас!

Гости разобрали миски с ложками и принялись за еду. Аназия помалкивала в своем углу. Анита решила, что, возможно, несмотря на разговоры о режиме и фигуре, в облике метлы лаборантка все же не нуждается в плотской пище. Зато она с лихвой возмещала этот недостаток пищей духовной — то бишь всю дорогу трещала без умолку. За этими мыслями Анита проглотила первые несколько ложек, не разбирая вкуса, только потом прислушалась к собственным ощущениям. Пожалуй, детям такого давать нельзя, решила ведьма-воспитательница. Слишком перченое и пряное.

Анита едва съела половину миски, как ощутила сонливость. Устала с дороги. Шон, одолевший за это время уже две порции, тоже зевнул.

— Хорошо, — заявил он. — Теперь бы поспать…

— Да, — согласилась Беринда. — Теперь спим, а с рассветом — в путь. Явимся в Адиген, уж там-то они не отвертятся, за все получат у меня… Гномам запрещено портал для гостей закрывать, так что они, голубчики, волей-неволей будут вынуждены ответ держать! Эй, хозяйка, нынче гномы этой дорогой не проходили?

— Нет, почтеннейшая колдовская начальница, не появлялись. Да этой дорогой теперь мало кто пользуется, в обход леса тракт имеется, в богатые деревни заходит, так купцы больше им ездят. Чтоб в деревнях торговать, значит. Если кто о нашей лесной дорожке не знает, тот точно по большому тракту двинется.

— Ага, — заключила Беринда, широко зевая, — значит, мы вполне можем всю ночь отдыхать. Я мелких паразитов опередила, пока на метле…

Тут верховная ведьма вновь зевнула.

— …И теперь еще мы по лесу дорогу срежем. И если они свой ход затопили, то, может, как и мы, поверху к Главному Порталу движутся… Если… Ох, как спать хочется… Если мы завтра поспешим, то, возможно, перехватим их с Сердцем Мира в Адигене… Ох, что-то совсем я… Веди в комнаты, хозяйка…

Анита почувствовала, что глаза закрываются сами собой — разморило после долгой дороги и сытного ужина. Ведьма с трудом поднялась и поплелась следом за Шоном с Бериндой. Крошечная хозяйка семенила впереди с тусклой лампой. Гуськом поднялись по лестнице на второй этаж. Пока шли, Анита засыпала на ходу, и едва ей указали кровать с толстым тюфяком, тут же повалилась на него. Она даже не услыхала, как рядом улегся Шон, как хозяйка повела зевающую Беринду в соседнюю комнату…

Снилась всякая ерунда. Снилась странная старушонка — будто бы она вдруг зовет Аниту в какую-то темную комнату… потом принимается раздеваться, и с каждой снятой юбкой становится выше ростом и моложе. Потом хозяйка постоялого двора стягивает тюрбан, и по плечам рассыпаются черные волосы, тут ведьма понимает, что это уже вовсе не старуха, а молодая женщина… очень похожая на нее, Аниту! Потом злодейка, мерзко хихикая, удаляется, а ведьма не может сделать и шага, как это бывает в кошмарном сне. Она понимает, что хозяйка пошла соблазнять ничего не подозревающего Шона, сейчас войдет в комнату, где спит рыцарь, нырнет в его постель, прижмется… Анита прямо-таки ощущает, как мерзавка целует рыцаря… И при этом что-то шепчет, шепчет… И вот уже Анита сама чувствует, что касается губами губ Шона, и теперь это уже она сама шепчет:

— Произнеси заклинание против сонного зелья, произнеси заклинание против сонного зелья…

Нет, это не Анита шепчет, это ей в ухо твердит визгливый голосок:

— Произнеси заклинание против сонного зелья! — но губы Шона по-прежнему касаются ее губ…

— Я не помню заклинания, — сонно бормочет Анита, уже успокоившись, потому что рядом с рыцарем не мерзкая старуха, а она сама. — Отстань, я спать хочу…

— Тогда повторяй за мной! — не отстает голосок и в самом деле принимается читать заклинание.

Анита повторяет, чтобы обладатель визгливого голоса отстал… А после сонливость прошла, и ведьма рывком села в кровати. Шон рядом заворочался и тоже проснулся:

— Что? Мне показалось… Что случилось?

— А, проснулись наконец! — завизжала Аназия. Это ее желтые прутья-волосы, оказывается, щекотали Аниту во сне. — Дрыхнете! Спите! А там! А там!

— Что? — Голосу Шона уже был совершенно трезвый.

— Беринду украли! Вас зельем опоили, сонным зельем! Я сперва не поняла, потому что в похлебку специально перца положили, и травы разные положили душистые, и эту заморскую приправу, я тоже ее люблю, только кладу не так много…

— Быстро говори, кто украл. — Шон метнулся к двери, прислушался, обернулся к Аназии. — Сколько их? Куда потащили?

Метла от волнения завертелась волчком.

— Да не знаю кто! Темные такие, страшные! В окно влезли! Они, должно быть, все время туда лазят, когда в угловой комнате кто-то ночует, там даже водосток сломан! Они полезли, я сперва не поняла, а потом они выносят мешок, а морды у них такие жуткие, такие темные, а из мешка — храп! Уж я-то знаю, как Беринда храпит, ни с чем не спутаешь! А хозяйка скачет вокруг них: «Оставьте мне одежу! Оставьте! И бусы на память! Бусы на память!»

— Так, понятно, — кивнул Шон. — Будем выручать Беринду. Куда ее потащили? И где мой меч?

Тут Аназия вдруг разревелась. Странно было видеть, как капли брызжут между прутьев, стянутых бантом.

— Я не знаю… Испугалась я… вы все меня не любите, вы меня в угол… Я обиделась, а потом испугалась… А у них такие морды…

— Ладно… — сказал Шон. — Попробуем найти… А вы пока…

— Я с тобой! — заявила Анита. — Одного не отпущу.

— И я! — подхватила Аназия. — И я! Ни за что здесь одна не останусь!

Рыцарь только рукой махнул. В коридоре было темно, дверь комнаты, в которой ночевала Беринда, оказалась открыта, и на полу перед ней лежал прямоугольник серебристого лунного света. Осторожно спустились в зал. Почти все лампы давно погасли, только в двух едва теплился красноватый огонек. Шон объявил:

— Сейчас выйдем за ворота, оглядимся. Ты, Аназия, взлетай повыше и смотри, не видать ли в округе движения.

Спасательная экспедиция покинула здание. Во дворе было тихо и пусто. Шон кивнул Аназии, и метла-блондинка взмыла ввысь. Рыцарь собирался оглядеть двор в поисках следов, но этого не потребовалось — Аназия тут же возвратилась и затарахтела, вертясь и раскачиваясь в полуметре от земли:

— Я видела! Я видела! Там, в лесу! Огонь между деревьев! Ой, бедненькая матушка Беринда! Что они с ней сделают? Ой, что…

— Погоди, не тараторь, — остановил ее Шон. — В какой стороне? Где за деревьями огонь? Далеко?

При этом он оглядывался в поисках оружия. Не найдя ничего лучшего, подхватил с земли палку, которая вполне могла сойти за дубинку.

— Недалеко, — ответила Аназия. — Я покажу, я запомнила.

Анита попыталась сообразить, чем бы ей запастись для схватки, но как назло никакие подходящие к случаю заклинания в голову не приходили. Тогда она тоже вооружилась палкой.

— Тоже мне ведьма, — процедила Аназия. — Ты должна колдовать, твое оружие — магия! Эх, если бы в этом обличье я могла наводить чары… Уж я бы тогда…

— Ты сама — оружие, — огрызнулась Анита. — Лучше показывай дорогу.

Обижать лаборантку ей сейчас не хотелось, все-таки, как ни крути, метла спасла их от страшной опасности… но про себя молодая ведьма подумала, что будь Аназия в человеческом обличье толстухой — от нее оказалось бы больше проку в виде летающей дубинки.

Аназия заняла место в авангарде. Идти пришлось недолго — вскоре между темных стволов замаячил костер. Донесся гомон; пламя поминутно заслоняли движущиеся фигуры — на поляне что-то происходило. Аназия отплыла в тыл, а Шон подкрался поближе к огню и выглянул из-за толстого ствола.

— Вот проклятие, — прошептал он. — Это ж гоблины… Их бить несподручно, я об такого хороший меч сломал как-то — по голове ему попал.

Анита выглянула с другой стороны дерева. На поляне вокруг костра брели сутулые кряжистые фигуры. Ростом существа сильно уступали Шону, но были плечистыми и крепкими, с мускулистыми длинными руками. В трепещущем пламени зеленоватые морды гоблинов казались особенно уродливыми. Самый рослый расположился у костра — он постукивал в маленький круглый барабанчик, задавая такт движению остальных, и приговаривал:

— Шире шаг! Равнение! Равнение держать! Кто съест колдуна, станет умней! Хей-хей!

— Хей-хей! — отозвались гоблины.

— Кто съест колдуна, станет сильней! Хей-хей!

— Хей-хей!..

Тут один из танцоров подпрыгнул не в такт и вывалился из строя.

— Эй, ты! — рявкнул вожак. — Чего скачешь?

— На колючку наступил, — виновато промямлил гоблин, поспешно занимая место в строю. — А долго нам еще крутиться? Вдруг путники проснутся?

— Три круга осталось! Никто не проснется, им до полудня спать! То есть в полдень они проснутся, но не в кровати, а в моем животе!

— И в моем! — радостно отозвались танцоры. — И в моем! И в моем!

Вожак довольно осклабился.

— Шире шаг! Кто съест колдуна, станет жирней!

— Эй, Куч-Пуч, — окликнул барабанщика тот гоблин, который споткнулся, — так у нас же не колдун, а колдунья. Это как?

Главный гоблин даже перестал колотить в барабанчик, до того поразил его вопрос. Морда его перекосилась от тяжких раздумий. Наконец он изрек:

— Ты прав, Гыр-Дыр! Все неправильно, нужно было не посолонь, а против солнца скакать! Кру-у-гом! Марш! Кто съест колдуниху, станет бойчей! Хей-хей!..

Барабанчик в корявых лапах снова затарахтел. Гоблины торопливо развернулись и поскакали в обратную сторону:

— Хей-хей!.. Хей-хей!..

— Матушка в мешке, — пропищала Аназия, — и, кажется, цела. Вон как храпит!

— Ну, тогда в бой! — решил Шон.

Он ринулся на поляну, заорав так оглушительно, что Анита даже присела. Рыцарь сшиб дубинкой сразу двоих гоблинов — те отлетели на предводителя с барабанчиком и свалили его в костер. Главгоблин взвыл почти так же громогласно, как и Шон, а тот, не переставая вопить, уже отвешивал мощные удары растерянным врагам. От каждого взмаха кто-нибудь летел наземь. Оглушенные и ошарашенные гоблины забегали по поляне. Тут Анита заметила, что рядом с мешком никого нет, и бросилась к костру. По дороге она треснула по голове оглушенного Шоном людоеда, пытающегося подняться после удара дубинки. Но сил у Аниты было поменьше, к тому же палка сломалась о макушку злодея, на что тот ответил: «Ух!» и стал задумчиво чесаться. Анита присела над храпящим мешком и принялась вытряхивать из него Беринду. Показалась голова… плечи… Тут прямо над ведьмой возник гоблин и заявил:

— Хей-хей!

Между колен злодея протиснулась тонкая палка и резко поднялась с такой силой, что людоед подпрыгнул. Раздалось металлическое звяканье — бом-бом-бом… Потом он завыл, захрипел, засипел, застонал и покатился по смятой траве. Бомканье еще доносилось, но тише. Палка, нанесшая сокрушительный удар, перевернулась. Перед Анитой возникла растрепанная золотистая шевелюра со сбившимся бантом.

— Чего уставилась? Заклинание читай, буди величайшую!

Ведьма протараторила формулу. Беринда зашевелилась, открывая заспанные глаза. Раздался вой, Анита пригнулась. Над ней пролетел гоблин и врезался в дерево в нескольких шагах от чародеек.

— А? — сказала Беринда, оглядываясь.

— Нас всех усыпили зельем. Вас украли гоблины, мы догнали…

— Что? Ага! — Величайшая завозилась, выбираясь из мешка. — Ха! Сейчас я им…

Над головой пронесся еще один гоблин. Анита оглянулась — как там дела у Шона? Рыцарь лишился дубинки и теперь молотил людоедов кулаками. Если гоблины и выиграли от этой перемены, то немного. Тремлоу уже не орал, теперь не было нужды, вопили и завывали сами гоблины. Их предводитель выбрался из костра и принялся командовать:

— Справа заходи! За шею, за шею его! Да куда ж ты… А ну, разом…

При этом гоблин размахивал лапами, и с его тлеющей одежды летели оранжевые искры, окружая сутулую фигуру сияющим ореолом. То ли подчиненные не слышали команд, то ли у них плохо получалось — Шон пока держался. Беринда, выбравшись наконец из мешка, энергично засучила рукава и взмахнула руками. Сперва полузатоптанный костер — красные угли, обгорелые ветки, серый пепел — взмыл в небо и нахлобучился на голову вожаку похитителей. Тот взвыл, выронил барабанчик и помчался не разбирая дороги между деревьев. Оранжевые искорки вились за ним, словно хвост за кометой. Палки и ветви из костра, разгораясь в движении, закружились над поляной огненной метелью, молотя ошарашенных гоблинов. Шон успел рухнуть ничком, чтобы не пострадать вместе с разбойниками. Аназия, растерявшись, заметалась среди веток, углей и мельтешащих корявых гоблинских лап. Анита успела разглядеть, что предводителя злодеев колотит его же собственный барабанчик: музыкальный инструмент носился вокруг гоблина, ударяя куда попало. Пуч-Куч завопил:

— Кто сбежит от колдунов, будет целей! — и первым бросился наутек.

Завывая и визжа, людоеды кинулись врассыпную.

— Кто сбежит побыстрей, тот умней!

— Тот бодрей!

— Энергичней!

— Практичней!

— Живей!

— Хей-хей!!! — донеслось со всех сторон.

Полянка вмиг опустела. Все, что раньше летало, посыпалось наземь, и в воздухе осталась лишь метла-блондинка, совершенно ошалевшая.

— Шонтрайль, в погоню! — Беринда пришла в воинственное настроение и рвалась в бой. — Догоним хотя бы парочку! Я еще не успела вколотить в этих уродов почтение к ведьмам из Лайл-Магеля! За мной!

Старая ведьма устремилась в чащу. Растрепанные седые волосы ее развевались, несколько головешек понеслись за ней… Шон побежал следом, и Аните ничего не оставалось, как кинуться в ту же сторону. Аназия, вихляя и с трудом удерживая горизонтальное положение, поплелась сзади — если, конечно, можно сказать «поплелась» о летящей метле.

Анита пробиралась по темному лесу, спотыкаясь о корневища и увертываясь от еловых веток, норовящих хлестнуть по лицу. Изредка впереди мелькали рыжие сполохи — следы погони. Ведьма уже поняла, что безнадежно отстала от Беринды с Шоном, но обратную дорогу в лесу отыскать было бы так же трудно, как и настигнуть спутников, поэтому она упрямо шагала за мелькающими вдали отблесками. Метла хныкала, но продолжала двигаться следом, поминутно тычась в спину ведьмы, когда та останавливалась.

Когда Анита уже почти отчаялась выбрести из мрачных зарослей хоть куда-нибудь, впереди послышались возгласы и звуки ударов. Красноватые сполохи замелькали среди стволов — похоже, погоня настигла гоблинов, и снова началась драка. Ведьма поднажала. Аназия, выпорхнув из-за ее спины, устремилась к свету, вереща:

— Величайшая, я здесь! Я бегу! Я лечу!

Молодая ведьма все явственней слышала визг гоблинов и выкрикиваемые Бериндой заклинания. За деревьями сновали головешки и носились темные силуэты. Вдруг раздался ужасающий грохот, земля вздрогнула под ногами, огоньки скрылись в поднявшемся облаке пыли…

Когда ведьма выскочила на залитую лунным светом полянку, пыль все еще кружилась. В ней ничего не было видно, кроме Аназии, мечущейся по опустевшей поляне.

— Что? Что здесь случилось?

— Земля разверзлась и поглотила всех, вот что! — прохныкала метла. — Вон, гляди! Сперва земля раскрылась, все посыпались в преисподнюю! Как горох посыпались! А потом она закрылась.

Пыль начала оседать, и взору открылась странная картина — почва впереди была разворочена, поляна превратилась в большущую яму, косо перекрытую плитой, в поверхности которой с трудом просматривались длинные впадины и грубо очерченные прямоугольные выпуклости. Похоже на каменную кладку…

— И вовсе не в преисподнюю, — глухо прозвучал из-под каменной плиты голос Беринды, — а в старые гномьи галереи! Эти гаденыши… Они ж повсюду, куда ни сунься, своих ходов нарыли!

Анита с опаской приблизилась к яме и присела над краем.

— Матушка Беринда? Шон? Вы живы? Вы целы?

— Мы живы, — донесся голос Шона. — И, в общем, целы. Мы на гоблинов упали.

— А почему яма закрылась?

— Потому что сперва под ними обрушился свод, потом мы упали, а потом завалилась стена галереи… — разъяснил Шон. — Стена сложена из камня, зачем-то галереи им разделить захотелось…

— А выбраться можете?

— Ну что ж… Сейчас попробуем.

Аните показалось, что наклонная плоскость, перегородившая яму, слегка вздрогнула, потом Шон прокомментировал:

— Не поднять.

Внизу снова что-то зашевелилось, покатились какие-то камни, невидимые под рухнувшей плитой.

— И не думай, — велела Беринда. — Все нам на голову обрушишь. И так повезло, что вторая стена устояла. Вот что, девицы! Вы идите в Адиген по тракту, а мы по гномьим галереям двинем.

— А не заблудимся? — уточнил Тремлоу.

— Не впервой! — отрезала ведьма. — Ну то есть если выход на поверхность где-то сыщется, мы выберемся и тоже найдем адигенский тракт… Но все их кротовьи ходы ведут к порталу, это уж точно! Так что, ежели выхода не найдем, проберемся под землей, отнимем у них Сердце Мира и в Адигене через портал поднимемся наружу. В Адигене и встретимся!

— А может, мы как-нибудь… вас оттуда… — неуверенно начала Анита.

— Нет, — отрезала Беринда. — Мы уходим немедля, того и гляди оставшиеся стены рушиться начнут. На мерзавцев гномов полагаться нельзя. Вот сейчас все стоит, а через минуту — бац! И все лежит. Идем, Шонтрайль, идем!

 

4

Решительный голос повелительницы Лайл-Магеля удалялся, звучал все тише и тише… Беринда никогда не могла подолгу размышлять над каким-либо одним вопросом, просто не умела этого делать. А еще она не умела ждать. В голове величайшей волшебницы крутились одновременно десятки проблем и планов, она мгновенно вынашивала идеи и спешила побыстрее привести их в исполнение. Осуществляя один план, ведьма выдумывала несколько новых.

Анита покосилась на метлу. Та, должно быть, тоже разглядывала сейчас спутницу. Интересно, как помело может видеть?

— Аназия, а как ты видишь? У метлы же глаз нет?

— А… — пискнула лаборантка. — Ы-ы-ы…

— Да что такое опять? Чего ты ревешь?

— А-а-а… Глаз нет… Знаешь, какие у меня были глаза? Небесно-голубые! Огромные! С пушистыми черными ресницами! Мягкими, словно бархат! Ы-ы-ы!!! А какие губы! А овал лица! А благородный тонкий, но чувственный нос! А теперь ничего нет!

— И ты сама не можешь расколдоваться?

— А-а-а… Да-а-а… Я в этом виде вообще не могу…

— Хватит ныть, — велела молодая ведьма. — Не можешь колдовать — ну и ладно. Зато я-то могу! Скажешь мне заклинание и…

— А я и заклинания не знаю…

Наконец лаборантка перестала хныкать. Она встряхнулась, смахивая капли влаги с прутьев, и заявила:

— Все нужные заклинания есть в главной библиотеке Адигена. Раз мы все равно там будем, заглянем в библиотеку, да? Мне без тебя не обойтись, я же и страницы перелистать не смогу. Сходим вместе?

Анита была согласна, хотя и не любила библиотек. Книги в больших количествах навевали на нее тоску. Вернее, книги навевали тоску в любых количествах. Только когда их было много — тоска росла пропорционально. Но Аназию следовало отблагодарить… да и вообще-то было просто жалко. Сердиться подолгу Анита не умела. Поэтому сперва для порядка сделала вид, что раздумывает — Аназия аж затряслась при этом, — а потом согласилась:

— Ладно. Только нам сперва на дорогу надо выйти… И хорошо бы этот постоялый двор отыскать. В этом лесу и заблудиться недолго…

— Я выведу, выведу! — Аназия запорхала вокруг спутницы, выписывая пируэты. — Я выведу! Пойдем скорей, ладно?

Анита не успела сказать ни слова, а метла уже взмыла ввысь, стремительно вернулась и, по-прежнему описывая кренделя вокруг ведьмы, затарахтела:

— Вот сюда, сюда, вот в эту сторону, там еще угли не догорели! Пойдем скорее, ты мне только помоги расколдоваться, а я тебя отблагодарю, я научу, как в блондинку превратиться. С тобой мы все правильно сделаем, спецмешалку настоящую возьмем, теперь — никакой ошибки, будешь блондинкой, волосы золотые и…

— Да не хочу я блондинкой, зачем мне… — прервала Анита поток красноречия.

— Как не хочешь? — поперхнулась метла. — Блондинкам же куда больше внимания всегда, и к тому же…

— …все они дуры.

— Да… Нет! Это распространенный штамп человеческого восприятия, основанный на банальной ошибке…

— Мне хватает внимания! — отрезала ведьма. — А вот…

— А мы пришли, — брякнула Аназия. — Вот и мешок, в котором матушку сюда притащили.

На этом разговор как-то сам собой угас, и к постоялому двору ведьмы приблизились в молчании. Погруженное во мрак здание выглядело угрюмо и даже страшновато. Анита вошла, метла неуверенно сунулась следом. Красный тусклый огонек едва тлел в последней лампе, так что в зале было темно. В дальнем углу что-то со скрежетом сдвинулось, Анита замерла, а лаборантка с писком вылетела наружу. За воротами заухал филин, метла мгновенно развернулась и юркнула в зал. Они прислушались — ничего. Молодая ведьма осторожно передвинула лавку, взобралась на нее и сняла лампу с тлеющим фитилем с крюка на потолке.

— А ведь хозяйка тогда на поляне была с гоблинами, — вдруг заявила Аназия. — А потом исчезла, как сквозь землю провалилась. Может, она здесь прячется?

— Ничего, — ответила Анита. — Что такого страшного в той хозяйке? Идем осмотрим дом. — И, чтобы подбодрить спутницу, добавила: — Ты тогда, на поляне, очень ловко гоблина стукнула. Можно подумать, у тебя большой опыт.

— Иногда приходится давать отпор, — вздохнула Аназия. — Нам, светловолосым, так тяжело бывает… От мужчин отбоя нет, а ведь не все понимают галантное обхождение! Вот и пришлось прослушать курс анатомии, чтобы изучить их… уязвимые области.

— А зачем для этого прослушивать курс анатомии? — удивилась ведьма. — И так ведь понятно…

— Откуда понятно?

— Ну как… — рассеянно ответила Анита. — Ясно же…

— Откуда ты знаешь?

— Да как это — откуда? — Ведьма повернулась к лаборантке. — Стоит только… А, так ты… Ты, что ли, еще не…

Они уставились друг на друга и некоторое время молчали, после чего метла, встрепенувшись, заявила:

— А я еще не вверяла никому заботу о себе.

Ведьмы молча вернулись в зал. Анита подняла лампу повыше и огляделась. Ни странной хозяйки, ни каких-либо следов не видать…

— Я думаю, эта загадочная старуха сбежала, — предположила она. — Либо ее затоптали гоблины в сутолоке.

Тут на глаза ей попалась темная груда под столом в дальнем углу.

— Ай! — снова взвизгнула Аназаия. — Пять столов! А было четыре! Я пока в углу на вас сердилась, хорошо оглядела это помещение! Было четыре стола!

Анита посветила: среди хлама и тряпья, сваленных под незаконно объявившимся столом, мелькнули приметные гирлянды разнообразного сора, служившие бусами странной владелице постоялого двора.

— А ну-ка идем глянем, — решительно произнесла ведьма. — Что это за стол, под которым старухины бусы? Если этот стол лишний… Мы его… топором… или поджечь, как думаешь?

Стол вдруг мелко задрожал, очертания потекли, меняя форму, он принялся уменьшаться, сливаясь в неровный ком… Открылись тусклые желтые глаза…

— Ага, метаморф! — объявила Аназия таким тоном, будто хотела сказать: «Я так и подозревала!»

— Да, превращенец, — согласилась Анита.

— Кто-кто?

— Ну, перевертыш. Оборотень. У них много названий.

Когда голоса ведьм стихли, Шон тяжело вздохнул и огляделся. Возможно, будь сейчас день, что-то и удалось бы рассмотреть, а так только и можно было понять, что они под землей и вокруг — куча обломков. Рыцарь пощупал стену, наклонно нависшую над головой.

— Я все же мог бы, пожалуй, попытаться… — с сомнением в голосе начал он.

— И думать не смей! — взвизгнула Беринда, отскакивая в сторону. — И так нам повезло, что хоть одна из стен устояла… А вернее — это огромнейшая удача! Теперь подкрадемся к мелким паршивцам с тылу, нанесем внезапный визит. Я проникну в их логово так же, как они попали в Лайл-Магель, неожиданно и с той стороны, откуда они меньше всего рассчитывают!

— А они рассчитывают?

— А как же! Даже такие недоумки, как гномы, не могут не понимать, что подобное преступление не останется без воздаяния! Небось ждут меня, голубчики, ждут у главных ворот…

Шон никак не мог решить, нравится ли ему старухина идея. С одной стороны, воинская наука учила, что как раз подобные маневры и приводят к успеху чаще всего, но с другой — блуждать во мраке, по таинственным гномьим галереям… к тому же кем-то или чем-то основательно разрушенным. Насколько можно было понять в темноте, нечто пробуравило под землей тоннель, пронзающий почву и галереи со стенами, которые карлики выложили из крупных блоков песчаника. Причем таинственный подземный житель проделал все это очень быстро — пока на поляне шла схватка между гоблинами и настигшими их Шоном с Бериндой, стены в глубине были обрушены. Рыцарь помнил, как земля под ногами содрогнулась, словно волна прошла по поляне, — а потом они рухнули вниз… Землетрясение? Нет, скорее дрожь почвы оказалась следствием трудов загадочного копателя тоннелей.

По счастью, ни Шон, ни Беринда не пострадали, так как упали на гоблинов, посыпавшихся в яму первыми. При падении тем, конечно, досталось, но они сумели прийти в себя и разбежаться, прежде чем Тремлоу сориентировался. Сейчас колебания почвы стихли, и в подземной пещере наступило спокойствие. Его нарушала лишь Беринда:

— Да-да! Я застигну их врасплох! Ответят за все! Только сперва мы их выследим! Я не прочь разузнать кое-какие секреты коротышек…

— Но здесь темно… — возразил Шон. — Как мы определим направление? Да, и еще одно! Если окажется, что гномы роют галереи под свой рост…

Это был весомый аргумент. Если низкорослая старушенция и могла бы пробраться гномьими ходами, то верзиле Тремлоу это было затруднительно, даже, пожалуй, невозможно. Не передвигаться же благородному рыцарю на четвереньках! К тому же где-то поблизости скрываются гоблины…

— Ничего! Этот ход ведет как раз в нужную сторону. — Старуха указала в темный тоннель, пронзающий стены. — Вот по нему и двинем! За мной, Шонтрайль!

Встряхнувшись, она одернула юбку, о чем Шон догадался по шороху в темноте, и бодро зашагала по тоннелю.

Рыцарю ничего не оставалось, как двинуться следом. Пару раз споткнувшись, Тремлоу окликнул:

— Э… Госпожа верховная ведьма, а не хотите ли осмотреться здесь… Я хочу сказать, что в темноте…

На этот раз Беринда не стала пускаться в объяснения, ограничившись хлопком в ладоши и коротким заклинанием. Перед ней вспыхнул шарик холодного голубоватого света: поплыл, качаясь и слегка рыская из стороны в сторону, в полуметре перед старушкой и чуть выше — так что всклокоченный хохолок седых волос на ее голове серебрился подобно плюмажу из страусовых перьев на рыцарском шлеме. Шон принялся озираться, стараясь при неверном свете колдовского светляка определить, где он находится и как выглядят окрестности.

Рыцарь с ведьмой шагали по тоннелю более или менее округлого сечения, проделанному неведомой силой. Некто или нечто пробуравило почву, сдвинуло либо раскололо валуны, разрушило каменную кладку гномьих галерей… кое-где из земли торчали обрубки толстенных корней… и сделаны эти разрушения были очень быстро, напомнил себе Шон. Земля по краям тоннеля словно смазана стремительным движением, то тут, то там проступают слои глины, зализанные чуть ли не до зеркального блеска. Иногда на камнях и срезах корней встречались клочья желеобразной слизи, матово блестящей в холодном свете, сотворенном Бериндой. Если бы Шон интересовался техникой, он бы предположил, что это своего рода смазка, позволяющая подземному чудищу скользить сквозь толщи земли, — но бравого рыцаря занимали сейчас совершенно иные вопросы.

Кто и с какой целью движется под землей, сокрушая все на своем пути? И куда? Беринда уверена, что таинственный обитатель глубин проложил тоннель в нужном им направлении. Это, конечно, очень удобно, но не ошибается ли старуха? Впрочем, выбора у Шона не было, никаких способов покинуть тоннель он не видел. По пути два или три раза попадались черные норы — возможно, гномьи ходы, — но соваться туда из широкого надежного тоннеля Тремлоу не хотелось, слишком тесно там. Оставалось лишь шагать следом за старухой, надеясь, что ее уверенность не лишена основания.

— Ага! — вдруг раздалось под носом, и Шон едва не налетел на Беринду.

Старуха остановилась и зачем-то пригнулась. Шон поглядел поверх ее плеча — округлый тоннель заканчивался, перед ними зияла пропасть, и слабый голубоватый огонек магического светляка терялся в необъятном темном пространстве.

— Ну, что я говорила! — торжественно произнесла повелительница Лайл-Магеля.

— Что, величайшая? — спросил Шон, который с пожилыми женщинами всегда старался вести себя вежливо.

— Мы на пороге гномьего царства! Здесь начинаются их центральные пещеры. Цель рядом!

— Ага…

Беседуя с Бериндой, Шон привык не тратить лишних слов, но старуха даже так его не слушала. Она вообще никого не слушала — должность такая.

Ведьма хлопнула в ладоши и буркнула несколько слов, которых он не разобрал. Огонек перед носом Беринды погас.

— Слышишь?

Откуда-то из необъятного чрева земли доносился бодрый напев:

— Кто сбежал от колдунов — тот всех удалей! Хей-хей!

— Хей-хей!

Сквозь речитатив доносилось легкое постукивание барабанчика Пуч-Куча.

— Надоело наверху, будем жить среди камней! Хей-хей!

— Хей-хей!

— В подземелье нам темней, в подземелье веселей! Хей-хей!

— Хей-хей!

Гоблины маршировали где-то неподалеку, и вскоре Шон разглядел красноватые отблески факелов. Тоннель, которым они с Бериндой пришли сюда, обрывался в паре шагов, ну а то, что находилось дальше, даже факелы людоедов, пусть и более яркие, чем огонек Беринды, не могли осветить.

— Надоело жрать людей! Хей-хей!

— Хей-хей!

— Гномы вкусней! Калорийней! Хей!..

— Кал… чего? — переспросил гоблин. — Это здесь при чем? У людей, знаешь, тоже есть…

Раздался звук затрещины.

— Кто не понял — дуралей! — пояснил Пуч-Куч. — Не мешай мне, идиот! Гномы будут нам вкусней! И жирнее, и постней! Хей-хей!

— Что, и то, и то? — удивился кто-то. — Хей-хей!

— Гномы мелкие, их больше на обед надо. Хотя, с другой стороны, они и не такие опасные, как эти чудовища сверху… — рассудительно произнес другой гоблин. И торопливо добавил: — Хей-хей!

— Хей-хей! — подхватили остальные.

Вскоре свет факелов озарил Шона со старухой. Передовой гоблин, не переставая маршировать, мгновение смотрел на них, потом моргнул и пропел:

— Снова видим мы людей!.. Хей-хей…

— Хей-хей! — откликнулись остальные.

— Даем деру поскорей! Хей-хей!

— Хей-хей!!!

Раздался грохот: кое-кто из них столкнулись и упали, и очень быстро в туннеле стало темно и пусто, только вдалеке маячили красные отблески.

— Очень хорошо, — быстро произнесла Беринда. — Мы побежим за ними следом, гоблины выведут нас прямиком к гномьим поселениям в каком-нибудь укромном местечке. Они-то наверняка дорогу знают. А как дойдем к обжитым владениям мелких ворюг… Там мы этих гоблинов снова поколотим как следует… для тренировки. А потом…

Голос ведьмы приобрел зловещие нотки.

— А потом займемся гномами… Вперед!

 

5

Изобличенный оборотень сжался и начал быстро преображаться в маленькую фигурку, отдаленно напоминающую ребенка. Малыш получился толстый и неприятный, да и вообще копия вышла явно неудачная — похоже, для полноценного подражания оборотню нужно было иметь перед глазами образец.

— Тетеньки, не обижайте меня, — загнусил карапуз. — Лучше бы подали сироте убогому на пропитание да на проживание…

— Вот я тебе сейчас палкой по башке подам… Ты нас гоблинам продал, убогий, — напомнила Анита.

Но вообще-то злость уже прошла, и теперь ведьма тщетно пыталась пробудить в себе злость на забавное существо. Было в поведении оборотня нечто неуловимо обаятельное — Анита хмурилась, кусала губы, морщила лоб… нет, рассердиться не получалось.

Ребенок осел, оплавился и снова поднялся: теперь он стал похож на молодую ведьму. Аните открывшаяся перед ней картина совершенно не понравилась — она была уверена, что у нее бюст побольше, чем изобразил превращенец. Тот по скептическому взгляду прототипа догадался о неудаче нового образа и, бормоча: «Не виноватая я, меня гоблины заставляли…», поспешно стал раздуваться, вырастая на глазах. Теперь это был плечистый блондин, отдаленно напоминающий Шона. И совершенно голый. Если на Анитину грудь метаморф поскупился, то мужские достоинства нового облика он изобразил более чем щедро. Правда, когда оборотень заговорил, голос его оказался высоковат для столь внушительного сложения.

— Дамочки, возьмите с собою, — предложил блондин, подбоченясь. — Понимание мы такое имеем, что вы отправляетесь в места злачные и для субтильных барышень небезопасные. Присутствие надежного друга может оказаться полезным! Не говоря уж о всевозможных выгодах… выгодах дружбы со столь представительным лицом, как я.

Анита слегка покраснела, а Аназия подалась вперед, разглядывая выгоды дружбы. Желтые прутики задрожали, затрепетали концы алого банта. Ведьма-лаборантка пролепетала:

— С научной точки зрения меня весьма занимает вопрос, каким образом метаморфу удается изменять объемы тела… Мне казалось, что масса его является константой…

Вместо ответа Анита ткнула верзилу в грудь кулаком. Как и следовало ожидать, выпуклые рельефные мышцы прогнулись, превращенец скукожился и как-то осел внутрь себя.

— Воздухом надулся, — пояснила Анита.

— Ага, экспериментально подтверждено, — согласилась Аназия, подлетая поближе.

Метле явно хотелось провести независимую экспертизу, и она нацелилась было потыкать оборотня, который спешно восстанавливал поврежденные формы. Заметив намерения Аназии, он вновь сдулся и загнусил:

— Ладно, ладно, хватит экспериментов! Сдаюсь, каюсь, вверяю себя вашему милосердию! Правда ведь, если с собой возьмете, большая польза для вас может выйти! Только не губите!

Честно говоря, у Аниты злость на коварного обманщика уже прошла окончательно и убивать его не хотелось. Похоже, в самом деле сам по себе, без гоблинов, оборотень был безопасен… Но как его стеречь?

— Мы подумаем, — объявила ведьма.

— А может, в самом деле с собой прихватим? — спросила Аназия. — Он, пожалуй, мне мог бы… пригодиться… В научных, разумеется, целях! Для проведения тщательных опытов!

— А как мы его будем с собой тащить? — поинтересовалась Анита. — Он же в любую щелку просочиться может.

Аназия задумчиво потыкала оборотня кончиком палки — словно носком туфли.

— Нет, не думаю, — наконец решила лаборантка, — некоторые органы не трансформируются. Внутренние, я хочу сказать, органы. Изменяет он только внешние покровы, так в энциклопудии написано. Так что если посадить его в мешок… Ну, ты согласна? Возьмем его? Возьмем?

Анита в общем-то не возражала… но и соглашаться как-то не хотелось. Ведьма снова попыталась рассердиться на притворщика, вспомнила Беринду в мешке, танцы гоблинов — напрасно, злость безвозвратно ушла. К тому же метаморф снова попытался изобразить ребенка, и его желтоватые, словно у филина, выпученные глаза глядели очень умильно. Трудно сердиться на того, кто так смотрит. Потом метаморф перевел взгляд на Аназию и принялся торопливо раздуваться, преображаясь в рослого блондина.

— Давай, давай возьмем его! — настаивала Аназия.

Молодая ведьма хмыкнула.

— Он тебе нравится? Ну и зря, это же видимость одна. Я вот его сейчас ткну разок, так опять сдуется. Вот если Шона так ткнуть, так небось сама отлетишь. А это чучело… как каучуковая ведьма.

— Что такое каучуковая ведьма? — заинтересовалась метла.

— А, да это Шон мне рассказал, когда мы еще на пляже… — пояснила Анита. — Это, оказывается, у гендерных колдунов мода такая пошла. Ну, они же живую женщину, хоть ведьму, хоть обычную, себе раздобыть никак не могут, так стали каучуковых делать. Ну там воск, еще сок какой-то древесный, который загустевает… В общем, такая ведьма — она компактная, сдувается-надувается, в карман помещается, можно ее везде с собой таскать, ну или надуть и дома можно поставить в углу. Зачем, мол, живая женщина? Она — капризная дура, а эта молчит, делает все что надо, вернее, то, что с ней делают…

— Гадость какая! — воскликнула Аназия. — И вообще не собираюсь я его тыкать. Он меня интересует как любопытный и редкий экземпляр. Изучение природы метаморфа — крайне научное занятие. Эксперименты, опыты, испытания естества… то есть естественные испытания!.. Я тебе обещаю: стану сама за ним присматривать в пути. Ради науки! Я, знаешь ли, ради науки на многое готова! Посмотри, что со мной сталось… из-за экспериментов…

Метла снова всхлипнула.

— Я тоже на многое готов ради науки, — поддакнул метаморф. — Я бесценный образец для научного опыта. Неподражаемый!

— Из-за науки, — проныла Аназия, — я в таком виде теперь. Ради умения левитировать лишилась всего! Молочно-белой кожи, соболиных бровей, пушистых ресниц, голубых глаз, изрядной груди…

— Кто, как не я, поймет тебя, несчастная, — пискнул метаморф. — Ведь и ты изменила собственную внешность ради высокой цели! Вот лично я уже чувствую сродство наших душ, измученных трансформацией тела.

— Точеных бедер, роскошных золотистых кудрей…

— О, возвышенное самопожертвование!

— Жемчужных зубок, манящих страстных губок…

— Хватит! — рявкнула Анита, теряя терпение.

— О, научная экпериментательность!

— Осиной талии. Да-да! Благородного удлиненного носа, изысканно правильного овала лица…

— О, великодушная жертва во имя знаний!

— Хватит! — Молодая ведьма топнула ногой. — Хватит, я уже согласна, но учти, Аназия! Ты за превращенца в ответе. Если он только попробует подстроить нам какую-то пакость… Кстати, как тебя зовут, оборотень?

На войне, как на войне. Шон привык: если план кампании принят, ему надлежит следовать неукоснительно. Поэтому он беспрекословно полез следом за Бериндой вниз по склону в полной темноте. Дважды едва не оборвался с откоса, один раз просто чудом успел поймать старуху, которая чуть было не свалилась. Сперва казалось, что спускаться совсем недолго, вот-вот — и дно обширной пещеры, но спустя несколько минут Шон заподозрил, что, наоборот, откос очень высок… Так что, очутившись наконец внизу, даже не сразу сообразил, что спуск закончился.

Зато Беринду сомнения не мучили. Она, не раздумывая, бодро затопала, хрустя гравием, осыпавшимся с откоса, куда-то во мрак. Шон, спотыкаясь, двинулся следом, но быстро понял, что шагать в темноте опасно, здесь и ноги переломать недолго.

— Величайшая! — окликнул рыцарь. — А как насчет этого фонарика?

Топот впереди стих, Беринда остановилась.

— А гоблины не заметят? — задумчиво произнесла ведьма. — Если учуют нас, то спрячутся. Лови их потом!

— Ловить?

— Ну да. Во-первых, поколотить их… А во-вторых, они должны вывести нас к гномам.

— Я думаю, — осторожно начал Шон, — что до гномьих поселений еще далеко. Гоблины-то шли, не скрываясь. И уж точно от них шума побольше, чем от нас, да и факелы их издалека видны. Мы их раньше заметим, если догоним.

— Ну, ладно, — буркнула Беринда. — Но смотри, если гоблины спрячутся…

Ведьма снова вызвала голубоватый сгусток света, и Шон наконец огляделся. Они стояли посреди огромной пещеры. Настолько огромной, что стены и потолок терялись в темноте, которую не в силах был преодолеть фонарик Беринды. Позади остались осыпи мелкого камня, образовавшиеся там, где таинственный копатель тоннелей проник в этот подземный зал. Здесь пол был ровным, только изредка попадались большие камни. Где-то в отдалении журчала вода… На каменистом ложе пещеры угадывался след, оставленный создателем тоннеля, — камни, раздавленные или сдвинутые массивным телом, да клочья смазки.

— По крайней мере не заблудимся, — решил Тремлоу. — Ведь этот след по-прежнему ведет в нужную сторону?

— Ага, — кивнула ведьма. — За мной, Шонтрайль!

К Беринде вернулась прежняя целеустремленность, а вместе с ней — и немногословность. Путники двинулись по необъятной пещере. Шон прислушивался, не раздастся ли впереди боевая песня гоблинов, не покажется ли отблеск факела? Нет, людоеды получили неплохую фору, пока рыцарь со старухой спускались из тоннеля, да и скорость у них была никак не меньше. Вряд ли удастся догнать, если не сделают привал.

Шагать молча Шону вскоре прискучило, и он окликнул Беринду, хотя и без особой надежды на ответ:

— Величайшая, а кто проделал такой подкоп под землей? При осаде крепости это было бы славно — иметь под рукой что-то наподобие.

— Не знаю я, — откликнулась Беринда. — Неладно что-то в подземельном царстве. Куда это годится, чтобы твердь была изгрызена дырками, словно сыр? Может, из-за такого непотребства гномы и покинули эти места… Вон, погляди!

Беринда скорее не отвечала Шону, а продолжала размышлять вслух. Повинуясь ее жесту, летящий фонарик сместился в сторону, и во мраке проступили очертания стен — это были явно рукотворные сооружения.

— Видишь, Шонтрайль, здесь жили гномы, — продолжала старуха, в то время как шарик света порхал среди руин. — Да оно и неудивительно, места для них самые что ни есть подходящие. И просторно, и под землю спрятано. Любят маленькие паршивцы места вроде этого. Но вот что-то здесь случилось… и они этот зал забросили… И гоблины… — Старуха смолкла, фонарик возвратился на прежнее место перед ней.

Шон торопливо спросил, чтобы не дать ведьме снова уйти в себя:

— А что — гоблины?

— Гоблины тоже живут под землей, враждуют с гномами, примерно как мои феминистки с чародеями вроде Мосина и гендерных колдунов. Гномы отсюда ушли, гоблинам, выходит, тоже здесь скучно сделалось, вот они и подались на поверхность, захватили постоялый двор в лесу. Смекаешь. Шонтрайль? Мы их оттуда шуганули, людоеды и возвратились под землю. Теперь они найдут, куда гномы ушли… Там мы все с тобой и выясним. И кто под землей озорничает, ходы роет. И Сердце Мира вернем… — Старушка снова умолкла, потом вдруг закончила: — Но сперва их всех поколотим как следует. И гоблинов, и гномов. Это уж непременно!

 

6

— Да, в самом деле, как тебя зовут? — Метла задумчиво облетела вокруг превращенца.

Тот как-то сник, растекся округлым приземистым бугром, потом встрепенулся, отрастил шесть ножек и проворно засеменил к груде тряпья — костюму хозяйки постоялого двора.

— А можно, я бусы свои возьму? Бусы? Бусики? Можно, да?

— Тьфу, гадость какая! — Анита топнула ногой. — Выбрось их, выбрось!

— Ну, можно… бусики… — плаксиво заскулил метаморф. — Это память мне, память о встречах… о разных, о всяких, об интересных…

Из серого бесформенного кома принялись одна за другой вырастать ручки, подхватили ожерелья, стали перебирать, теребя крошечными пальчиками всевозможные предметы, нанизанные на бечевку. При этом верхняя часть оборотня непрерывно менялась, на ней мгновенно вырисовывались и пропадали лица, плечи, груди, согнутые локти и колени… Превращенца била крупная дрожь.

— Ну уж ладно, — неуверенно вмешалась Аназия, — может, позволим ему эти бусы взять?

— Позволим, позволим, — запищал метаморф, отращивая длинную палку, как у метлы Аназии. — Если позволим, я вам денег дам. Денег, денежек! Позвольте бусы! Бусики! Я денежки припрятал, у меня есть! Вы в город идете, там деньги нужны. Позволим мне, позволим? Не отнимем у сиротки последнюю радость…

Палка втянулась обратно. Шесть или семь ручек судорожно перебирали бусы, словно четки, а сам оборотень менялся и менялся — должно быть, припоминал внешность тех, память о ком хранили его странные ожерелья. Тусклые глаза превращенца взирали на ведьму с такой душераздирающей тоской, что сердце Аниты дрогнуло.

— Деньги… — Ведьма задумалась. В Адигене, судя по всему, без денег будет не очень-то весело… — Ладно, бери. Но чтоб мне на глаза твои бусики не попадались! Противно.

— Вот хорошо, вот хорошо, — засуетился метаморф, — давайте денежки из тайника возьмем, да и в путь. А то неровен час опять гоблины заявятся.

Превращенец снова начал меняться, отращивая длинные ноги и втягивая лишние руки. Бусы он послушно держал позади себя, так, чтобы не попадались на глаза Аните.

— А ты разве не в друзьях у гоблинов? Разбойничал-то с ними вместе, а?

— Как же, вместе. — Метаморф тяжело вздохнул. — Заставляли они меня. Грозились, что самого съедят… Я бы и сбежал от них, да куда мне? Чуть что, сразу: «Оборотень! Его бей!.. Хей-хей!» Вы меня не выдавайте, ладно? Не любят нашего брата…

— А за что же вас любить? Вы ж постоянно врете. Вот люди или, к примеру, гномы — те врут, только когда говорят. А ваш брат и слова не произнесет, а уж соврал!

— Такими мы созданы… — снова вздохнул метаморф. — От собственной природы — куда денешься? Ладно, денежки-то… Тайник под половицей, сдвиньте стол у окна, под ним… Да и пойдем отсюда скорее. Правда, уже рассвет, а при свете гоблины не очень-то по земле шляются, но все же…

— Ну в самом деле, — подхватила Аназия, — он же таким создан, как ему не изменяться?

— Ладно, ладно, сговорились… успели уже… — проворчала Анита.

Она глянула в окно — в самом деле светает. Надо же, как быстро время пролетело. Общими усилиями сдвинули тяжелый стол. Под половицей, которая была придавлена ножкой, обнаружилась выемка, в которой покоился кожаный мешочек, завязанный тесемками. Денег в нем было довольно много, но больше мелочь самой различной чеканки. Оно и понятно — небогатый народ ездил лесной дорогой… Еще прихватили остроконечную шляпу Беринды, которую нашли в комнате, откуда старуху похитили гоблины.

Когда путешественники наконец собрались покинуть зловещий постоялый двор, Анита, как и было решено, посадила метаморфа в мешок. Он покорно уменьшился в размерах.

Мешок ведьма подвесила к ручке метлы:

— Обещала за ним приглядывать, вот и тащи. Можешь по дороге экспериментировать со своим сокровищем.

Аназия не возражала, но, пролетев с ношей едва ли шагов тридцать, принялась жаловаться, как ей тяжело. Метаморф подхватил ее нытье, протестуя против тряского и душного мешка. Анита махнула рукой и развязала тесемки. Оборотень проворно вытянул длинные тонкие ноги, обернул чресла мешковиной и зашагал вперевалку, держась подальше от молодой ведьмы и поближе к лаборантке, с которой у него наметилась взаимная симпатия. Вскоре между метлой и оборотнем завязался разговор. Болтали о природе изменений внешности, обсуждали тонкости различных обликов, причем голосами такими высокими и пронзительными, что у Аниты зазвенело в ушах, и она потребовала замолчать или хотя бы говорить потише. Ее окрика хватило ровно на минуту — едва дело дошло до спора о форме носа (какой предпочтительней, вздернутый и озорной или утонченно вытянутый), как снова перешли на крик и не унимались, как ни приказывала им ведьма заткнуться. Вдруг Аниту осенило.

— Эй, оборотень, как тебя зовут? — крикнула она.

Болтовня тут же оборвалась. Вопрос подействовал чудесным образом — метаморф умолк и понуро побрел, не произнося более ни слова.

Молчание продлилось недолго, превращенец с Аназией вновь затарахтели, и ведьма, уже знавшая рецепт восстановления тишины, сердито бросила:

— Эй, оборотень, как тебя зовут?

— Феминистки!

Вместо метаморфа отозвалась метла. Анита сперва не сообразила, о чем она, но тут и сама приметила на горизонте над холмами россыпь черных точек, медленно увеличивающихся в размерах. Это, разумеется, были они — воинственные ведьмы на помелах.

— Эх, как неудачно, — простонала Анита. — Я с ними в последний раз так разругалась…

Аназия призналась:

— Меня они тоже не любят. Я же блондинка… Как бы спрятаться?..

— Поздно, они нас заметили, — встрял безымянный оборотень. — Вот что, давай мне старухину шляпу!

— А? Шляпу… Зачем?

— Некогда, давай скорей!

Оборотень снова принялся изменяться, мешок, в который он закутался в пути, пополз по текучему, неестественно гнущемуся телу, как живой, обволакивая вновь образованные формы. Превращенец нахлобучил на стремительно отрастающие седые волосы ведьмину шляпу — не очень похоже, но издалека его вполне можно было спутать с Бериндой.

— Аназия, принимай пассажира! — Метаморф, как заправский наездник в седло, взлетел на метлу-блондинку, та пискнула и едва не свалилась на землю. — Полетели! А ты соври им что-нибудь про старуху!

Лаборантка, к удивлению Аниты, безропотно полетела к рощице — единственному месту поблизости, где можно было отыскать убежище. Летела она не очень скоро, феминистки приближались куда быстрее. Вскоре они на бреющем полете, визжа и завывая, окружили растерянную Аниту.

— Ну, вот и встретились, красотка, — злорадно объявила Лавандия.

Усеянный бородавками большой нос грозно нацелился на Аниту, словно таран на крепостные ворота.

— Ага, — согласилась та, — встретились…

Потом вдруг брякнула:

— А матушка Беринда сейчас вернется!

— Так это была она? То-то я гляжу, похоже, что… И куда же она наладилась?..

Устрашающий таранообразный нос отвернулся от Аниты и уставился вслед беглецам.

— Говорит, заметила гномов, которые Сердце Мира тащат, — пояснила молодая ведьма. — Только, по-моему, никаких гномов не было.

— Верно, красотка, не было! Мы бы сверху засекли! — не оборачиваясь, объявила Лавандия. — Это она нас увидела и струхнула. А ну девочки, за мной! Догоним величайшую… Сердце Мира будет нашим!..

Ведьмы, разгоняя метлы, перестроились клином, на острие которого оказалась сестрица Лавандия. Уже набирая скорость, предводительница феминисток велела:

— А ты жди здесь! Не то хуже будет!

— Ну конечно… — Анита заметила, как метаморф с Аназией канули между деревьев. Феминистки закружились над рощей, высматривая беглецов… — Обязательно дождусь вас, не сомневайтесь!

Она торопливо зашагала по дороге, поминутно озираясь через плечо. Конечно, скорость у пешехода не та, чтобы скрыться от летучего отряда, но, может, по дороге встретится какое-нибудь укрытие. Феминистки кружились над рощицей, которая оставалась все дальше, Анита уже собралась вздохнуть с облегчением, но нет — одна из порхающих над деревьями точек устремилась за ней. Когда преследовательница подлетела ближе, ведьма узнала Лавандию… Или не ее? Разве стала бы главфеминистка красить прутья своего помела в золотистый цвет?

Подземелье тянулось и тянулось, однообразное и унылое. Шон удивился, как может существовать под твердью такая пустота, скажи ему кто прежде о подобном чуде — не поверил бы… а вот оно — подземное царство. Голубоватый свет фонарика Беринды по-прежнему выхватывал из темноты небольшой участок пещеры, слизь, сдвинутые и расколотые камни под ногами, иногда — скалу или сталактит в стороне от колеи, проложенной неведомым подземным разрушителем, по следу которого шли сейчас ведьма и рыцарь. Рыцарь подумал о том, что если встретятся гоблины, то предстоит драка, а у него нет подходящего снаряжения…

Он принялся глядеть под ноги, высматривая какое-нибудь оружие. Ну, хотя бы палку… нет, ничего. Конечно, можно драться и камнями, благо их здесь в избытке, — но все же…

На глаза попались следы слизи — такой же, какую оставлял неведомый разрушитель, но старой, ссохшейся комьями. Присмотревшись, рыцарь определил по расположению царапин в старом следе, что эта колея идет поперек той, что привела их сюда.

— Величайшая, поглядите! — позвал он. — Вот еще один след!

— Да их тут полно, — буркнула Беринда. — Ползает, ползает, а что толку?

— Кто ползает?

— Ну, этот, который гномьи стены развалил.

Выдав такой ответ, старушка снова неутомимо зашагала в темноту. Шон пожал плечами и двинул следом. Если ведьма чего-то не знает — все равно виду не подаст. Тем более — верховная ведьма. Ей по должности полагается знать все на свете, вот она и старается соответствовать. Работа такая.

Тремлоу принялся перебирать в памяти сведения о различных тварях, способных на подобные путешествия под землей, но не мог припомнить ничего подходящего. Ясно, что таинственный зверь бродит, вернее, ползает по пещерам то туда, то сюда, то в одном направлении, то в другом, крушит все по пути, оставляет бесконечные следы… но с какой целью? Отпечатков лап как будто не видать, да и как им сохраниться-то на камнях? Хотя, с другой стороны, могли бы в слизи или хотя бы в каменной крошке отпечататься.

Внезапно Шон обнаружил, что под ногами нет ставшей уже привычной колеи. Беринда свернула в сторону от проложенного загадочной тварью следа.

— Матушка, — позвал рыцарь, — а мы верно идем?

— Шонтрайль! — строго ответила ведьма. — Тебя ведет величайшая чародейка подлунного мира. Оставь сомнения!

— Подлунного… — повторил воин. — Но мы-то не под луной, а под землей… Я к тому, что мы от колеи отвернули.

Вообще-то Шон считал, что если ведьма напутала с направлением, то всегда можно вернуться по приметному следу к той полянке, где они провалились сквозь землю, и снова попытаться выбраться на поверхность. А вот если уйти от следа загадочной твари — то и заплутать недолго.

— Ну и что ж такого, — буркнула старуха. — Этот, подземный-то ползун, движется, куда ему надо, а мы — куда нам надо. А надо нам к гномьим поселениям, за гоблинами следом. Кстати, приготовься, мы уже близко. Скоро этот зал закончится, пойдут гномьи ходы да галереи.

— Так, стало быть, и гоблины здесь могут притаиться? А, верно, они совсем недавно здесь прошли.

— С чего это ты решил?

— А вот же! — Рыцарь указал на кучку неопрятных катышков среди камней.

— А что это такое? — Беринда впервые, нечаянно, должно быть, продемонстрировала незнание.

— Гоблинские… э… испражнения. Свежие совсем.

— Ты прав. Шонтрайль! Это именно… да, испражнения. Ничего, когда мы их нагоним, то злодеи еще и не так обга… исправднятся!

Беринда погасила свой фонарик так резко, что рыцарь от неожиданности споткнулся на камнях и едва не свалился. Затарахтели куски гравия под ногами.

— Осторожней! — недовольным тоном велела старуха. — Гоблинов спугнешь, лови их тогда по пещерам.

 

7

Сестрица Лавандия, догоняющая Аниту, была одновременно и похожа, и не похожа на себя — точь-в-точь то же ощущение, что и тогда, на постоялом дворе, когда метаморф стал подражать Беринде. Пока глядишь на него — копия. А отвел глаза, и сразу наваждение пропадает. Не долетев до Аниты, метла со стоном брякнулась на дорогу:

— Ф-фух, устала…

Оборотень кубарем полетел в пыль. Ударившись о землю, перекатился, словно мячик, и тут же поднялся как ни в чем не бывало. Анита заинтересовалась, где он раздобыл одежку, похожую на наряд сестрицы Лавандии, но все оказалось проще — метаморф просто-напросто вырастил ее, превратил часть себя в подобие серой юбки и нелепой долгополой кофты — обычный наряд феминистки.

— А зачем ты в мешок заворачивался? — спросила Анита. — Мог бы шикарный костюмчик соорудить.

— Хочу быть самим собой, — буркнул метаморф, изменяясь и преобразуясь в нечто человекообразное, среднего роста, но серого цвета и со смазанными чертами лица. — А ловко мы этих теток провели!

— Ага… — простонала Аназия, приподнимаясь над дорогой и отряхиваясь. — А я не думала, что ты такой тяжелый.

— И ничего не тяжелый, — веселым голосом ответствовал превращенец. — Просто ты не привыкла.

— К чему это я не привыкла? Мужиков на себе таскать? Не привыкла и не собираюсь привыкать! Сегодня это была вынужденная мера, военная хитрость… Да если бы не феминистки… Хотя…

Лаборантка умолкла. Наверное, задумалась, а «мужик» ли метаморф. Сам-то он о себе говорил в мужском роде, но вообще — кто его знает?

— А чего им вообще от нас надо было? — нарушила молчание Анита.

— Как чего? Сердце Мира, разумеется. Они хотят его вернуть.

— Какое такое Сердце Мира-то? — встрял оборотень. — Зачем мы вообще в город идем?

— Пока что мы не идем, а торчим посреди дороги, — отрезала Анита. — Ну-ка двигаем отсюда! Да не по дороге, а то неровен час феминистки вернутся.

Но ведьмы так и не объявились, и беглецы спокойно убрались с тракта и двинулись к Адигену окольным путем. По дороге сперва Аназия пересказала оборотню историю с похищением Сердца Мира, а потом они оба, споря из-за каждого слова и перебивая друг друга, объясняли Аните, почему ведьмы отыскали их на дороге. Из фраз, которыми обменивались колдуньи, можно было заключить, что в летучем отряде придают большое значение похищенной реликвии и считают, что тот, кто возвратит Сердце Мира в Лайл-Магель, тот и возглавит сообщество ведьм. Лавандия собиралась представить дело таким образом, будто похищение стало возможным из-за небрежности Беринды, а вот она, Лавандия, напротив, проявила бдительность и прозорливость — ей и быть верховной ведьмой. При этом феминистка не представляла, где и как отыскать реликвию, и не надумала ничего лучшего, чем выследить Беринду и отнять Сердце Мира либо выяснить, как его можно заполучить.

— Бедная матушка, — заметила Анита, — бредет себе темными подземельями и даже не ведает, какая еще беда над ней разразилась… Эти уродины — не лучше гоблинов. Надо бы как-то предупредить ее.

— Ничего, разберемся, — ответил метаморф. Теперь он был высоким, плечистым, хотя лицо по-прежнему оставалось бесформенным измятым овалом. — Со мной не пропадете! Как я ловко этих теток вокруг пальца обвел, а? Вы только в городе меня не выдавайте, а уж я для вас… Да я… Вот увидите!

Разговор обратился к последним событиям и подвигам оборотня, затем мало-помалу оказалось, что Аните и слово вставить не дают — Аназия с метаморфом углубились в обсуждение трансформаций внешности и сыпали при этом такими терминами, что у молодой ведьмы снова заболели уши. Наконец она не выдержала и прибегла к испытанному средству:

— Эй, метаморф, а звать тебя как?

Остаток пути до Адигена проделали в молчании. О чем думали оборотень с Аназией, ведьму не слишком занимало. Если попутчики дуются на нее, пусть. Сама же Анита волновалась за Шона. Как он там без нее? Не попал ли в какую-то беду? Правда, с ним матушка Беринда, небось убережет.

Размышляя о Шоне, ведьма даже не заметила, как дошли до Адигена. Брели-то они окольными дорогами, опасаясь снова столкнуться с феминистками, а едва свернули на главный тракт — и прямо перед носом оказались приземистые серые башни городских ворот. Створки распахнуты настежь — заходи всяк, кто пожаловал. В Адигене рады гостям! Перед воротами выстроилась вереница телег и фургонов — повозки по одной исчезали под сводами башни. Обратно тоже двигался нескончаемый поток пешеходов, всадников и разнообразного транспорта. По сторонам от входа стояли нарядные стражники, вооруженные алебардами, а рядом красовался здоровенный щит с перечнем рас, чье присутствие в славном Адигене нежелательно. Пока ждали в очереди, Анита от нечего делать принялась читать список. Ледяные великаны, каменные великаны, огнедышащие драконы, ядовитые змееползы, жаропышные серпенты, гоблины, взрывоопасные джинны-экстремисты, царевичи-дураки, кентавры… Почти все расы оказались незнакомы, а в конце, под старыми выцветшими от времени строками, свежей краской было приписано: «Угрюмцы и печальники любой национальности, а также лица, не имеющие при себе наличных денег». Ни ведьм, ни говорящих метел, ни оборотней в списке не значилось, и веселые, непрерывно хохочущие стражники пропустили компанию в город без вопросов. Впрочем, во избежание неприятностей Анита взяла метлу в руки и нахлобучила шляпу Беринды, чтобы выглядеть заправской ведьмой… То есть она, конечно, и была ведьмой… но скорее внутри, а не снаружи. Ну а в шляпе и с метлой — все же как-то солидней. Не так бросается в глаза легкомысленная внешность. Оборотень стал неприметным и удивительно серым пейзанином. Когда он миновал ворота, стражники глядели сквозь него — подобные типы каждый день сотнями вступают в славный Адиген.

Это только поначалу Шон решил, что в подземелье царит непроглядный мрак. Спустя несколько минут после того, как ведьма погасила колдовской фонарик, глаза привыкли и начали что-то различать в темноте. Постепенно стало понятно, что отдельные куски породы слабо фосфоресцируют, образуя причудливую мозаику серых пятен на черном фоне обычного песчаника. Света эти камни давали немного, но все же позволяли идти по пещере, не натыкаясь поминутно на препятствия, хотя время от времени Шон все равно спотыкался. Беринда каким-то чудом умудрялась шагать среди камней и сталактитов, избегая столкновений.

В темноте и тишине каждый шаг рождал гулкое эхо, а когда Шон спотыкался — отзвуки хруста и перестука бродили по пещерам по несколько минут.

Неожиданно в калейдоскопе бледно мерцающих светящихся камней проступила на высоте пояса неприличная надпись — кто-то не слишком рослый нацарапал светящиеся буквы на ровном участке скалы. Рыцарь с ведьмой заметили надпись одновременно и дружно выдохнули: «Гномы!»

— Ты, Шонтрайль, как определил, что это они? — поинтересовалась Беринда шепотом. — Здесь ведь и гоблины где-то бродят.

— Я — по росту. Это ж карлик писал. А вы как?

— Гоблины писать не умеют, только три буквы могут накалякать. Так у них мозги устроены.

— Какие три буквы? — заинтересовался Шон.

— Ну, как какие… — рассеянно ответила старуха, к чему-то прислушиваясь. — Известно какие — «х»… «й»… — Она замолчала.

— И? — спросил рыцарь.

— Что? — Ведьма перевела на него рассеянный взгляд.

— Третья буква какая?

— «Е», конечно. Во, слышишь?

Шон навострил уши — издалека доносились ритмические постукивания и тихое завывание. Вскоре рыцарь разобрал: «Кто съест гнома — станет сильней! Хей-хей!.. Гнома поймали среди камней! Хей-хей!.. Щас сожрем — и нам веселей! Хей-хей!..»

— По-моему, нам повезло, — заявила Беринда. — Они уже изловили гнома. Шонтрайль, значит, план прежний. Сперва изрядно отметелим гоблинов и немного разомнемся. Главное — не упустить при этом гнома, который у них в плену. Мы его расспросим, узнаем, где прячут Сердце Мира, и тогда ему тоже наваляем, но уже побольше, чем гоблинам. А потом можно будет их еще раз догнать и уже серьезно им накостылять — но это, конечно, только если времени хватит. За мной!

И ведьма целеустремленно двинулась в темноту. Шон едва успевал за старухой, так бодро она помчалась на звуки гоблинского пения. Вскоре в отдалении показались красные отсветы людоедского костра. «И как они, — подумал Шон, — среди камней костер развели? Не с собой же дрова притащили?»

— Кто съест гнома, станет жирней… — донеслось из-за сталактитов, уже совсем рядом. — Кто кости сгрызет…

Тут однообразное бормотание гоблинов перекрыл мощный бас:

— Уроды, блин! Свинячьи хари! Чтоб вас скрутило, пополам разорвало, чтоб вас наизнанку вывернуло, да кишки на рожи намотало, паразитам! Сожрать меня? Сожрать, а?! Да я, век тьмы не видать, вам поперек горла стану! Я вам печенки изнутри грызть стану, от меня вас всех пучить начнет, передохнете, нечисть! Отморозки поганые!

Шона передернуло, до того устрашающе брутально все это прозвучало, но на вожака гоблинов крики не произвели впечатления.

— Заткни обеду глотку, Гыр-Дыр, — велел людоед, продолжая постукивать в барабан. — Еще восемь кругов, потом два притопа, потом три прихлопа, шесть прыжков и…

— Чтоб вам всем экзистенциального ужаса в портки, вонючки раздутые, чтоб вам всем-м-м… м…

Ведьма с рыцарем выскочили в освещенный круг. Гоблины застыли при виде пришельцев — все, за исключением Гыр-Дыра, склонившегося над гномом спиной к Шону. Рев коротышки захлебнулся на середине особенно мудреного проклятия. Беринда заверещала тонким голосом, наводя чары. Странные черные угли из костра веером сыпанули во все стороны. Шон, уже готовый к такому повороту событий, пригнулся, но зря — алые осколки пламени на этот раз сбились в несколько сгустков жара — точно по числу людоедов. Они замерли на миг, а после каждый устремился к облюбованному гоблину. Облепленные раскаленным жалящим роем, те бросились наутек, жалобно завывая, а Тремлоу подступил к связанному гному и склонившемуся над ним Гыр-Дыру. Этому гоблину углей из костра не досталось, похоже, Беринда проглядела его, увлекшись остальными, — так что Шон решил заняться Гыр-Дыром самолично. От мощного пинка под зад гоблин оторвался от земли и с протяжным воплем «Хей-хей!..» взмыл среди мечущихся в воздухе оранжевых углей. Шон успел догнать Гыр-Дыра прежде, чем тот коснулся земли, и нанес следующий удар в ухо. Жаль, что в третий раз настичь гоблина рыцарь не успел — Гыр-Дыр исчез в толпе беспорядочно мечущихся собратьев, взметнув на прощание оранжево-алый гудящий вихрь… И вдруг все закончилось: людоеды унеслись во тьму. Шон только и слышал, как то в одной стороне, то в другой с шорохом осыпались наземь угли. Потом все стихло, лишь гном воинственно бурчал из-под кляпа.

 

8

Анита несколько раз бывала в Пер-Амбое, столице королевства, и была уверена, что знает о городах все. Или по крайней мере знает о них все, что следует знать благонамеренной девушке. Ну или, скажем так, в меру благонамеренной девушке.

Едва ступив на шумные улицы Адигена, ведьма поняла, как ошибалась: в этом огромном портовом городе имелось немало такого, что ей пока что было неизвестно. Прежде всего улицы поразили ее обилием народа.

Еще в Адигене ведьму удивили две вещи. Во-первых, многие из встреченных на улице вовсе не были людьми — на глаза попалось несколько гномов, облаченный в шкуры лесной великан, ящероид в блестящей накидке, эльф со скептически оттопыренной губой и еще пара диковинных, чудных существ, передвигавшихся короткими прыжками. Удивительное дело — горожан и гостей присутствие чужаков вовсе не смущало.

И второе — невообразимая сутолока: на улицах Адигена все бежали, стремительно шагали, неслись, летели… И были необычайно веселы. Хотя ведь не праздник сегодня, обычный день… Анита едва успела пройти несколько десятков шагов, как ее трижды толкнули, один раз наступили на ногу, а также попытались ущипнуть пониже поясницы — невзирая на ведьмовскую шляпу и метлу в руке. И все это — с радостными возгласами, смехом, ухмылками, будто так и следует поступать. Удивительные люди живут в Адигене!

— Не зевай! — прокричал сквозь уличный шум оборотень. — Береги карманы!

Тут Анита и в самом деле почувствовала, как чья-то рука вцепилась в кошелек, подвешенный к поясу. Ведьма стукнула вора по пальцам, но щеголь в красном плаще и ярко-зеленых штанах лишь рассмеялся ей в лицо. Заклинание само собой всплыло в памяти, Анита щелкнула пальцами — и с преступника свалились штаны с бантами по кантику.

Ведьма покрепче сжала метлу, ухватила оборотня под руку и бросилась в переулок, оставив шум толпы за спиной. В боковой улочке было потише, и она перевела дух.

Пока ведьма приходила в себя, метла с оборотнем снова завели трескотню о тонкостях превращений. Анита буркнула:

— Эй, превращенец, как тебя зовут?

Оборотень заткнулся. Воспользовавшись паузой, ведьма спросила:

— Куда подадимся? Хорошо бы где-то остановиться, в порядок себя привести… А то у них здесь ярмарка, что ли?

— Какая ярмарка? — удивилась Аназия. — Ты что, дорогая? Обычный денек, даже не слишком шумно. Давай лучше скорей в библиотеку. Там, кстати, должно быть тихо.

Метла подлетела к метаморфу и опять завела речь о том, какие у нее чудесные золотистые кудри, да какая стройная фигура, и как жаль, что превращенец этого не может оценить… Тут Анита не выдержала:

— Да что ты с этим людоедом… — начала она.

— Я не людоед! Он не людоед! — в один голос заспорили спутники.

Превращенец разволновался, вытащил откуда-то свои странные бусы и принялся быстро перебирать их лапками, число пальцев на которых непрерывно менялось — так что у Аниты даже голова закружилась.

— Я не людоед! — бормотал он. — Неправда, я никогда… Гоблины принуждали, а я только выполнял, они заставляли…

— Да? А почему же эта, — ведьма кивнула в сторону Аназии, — говорит, что ты просил у них кусочек тебе оставить?

— Я никогда, мне только бусы… бусики мои… — Бусы завертелись в быстрых пальцах с удвоенной скоростью. Голос оборотня стал тише. — Это мне для обращений, я без бусиков не могу, я… мне бусики… бусики мои… мне новые облики нужны, иначе никак… так мы устроены… нация наша такая…

— Чего ты к нему все время цепляешься? — вдруг взвилась Аназия. — Пользуешься тем, что мы от тебя зависим, да? Видишь, он тихий, безобидный — а ты цепляешься! Как зовут, да как зовут!

— Ладно, пошли в библиотеку… — перебила Анита, морщась.

— Шонтрайль! — потребовала ведьма. — Вытащи кляп из его пасти!

— Величайшая, — осторожно произнес рыцарь, — по-моему, это рискованно. Вообще гоблины, конечно, твари мерзкие и тупые, но иногда, должно быть, по наитию, действуют удивительно верно. Вот кляп этот, к примеру…

— Ты думаешь? — По тону ведьмы чувствовалось, что ее меньше всего интересует, о чем думает спутник, да и вообще она глубоко сомневается, что он способен на это. — Ну, давай, давай, под мою ответственность — не терпится расспросить его, куда мерзкие ворюги поволокли Сердце Мира.

Гном, разумеется, помалкивал, только пыхтел из-под тряпки, которой ему заткнули рот, да вращал глазами, переводя взгляд с ведьмы на Шона и обратно. Выглядел он, как и подобает гному, грозно и потешно одновременно. Клочковатая борода, шишковатый нос и огромные глаза, которые сейчас полыхали гневом. Ростом он, пожалуй, достигал поясницы рыцаря, но определить точнее было затруднительно, поскольку коротышка лежал, обмотанный веревками, словно приготовленный к отправке багаж.

Шонтрайль, пожав плечами, выдернул кляп, на всякий случай отпрянул — и, как выяснилось, не зря. Пленник сперва плюнул, а после возопил хриплым басом на все подземелье:

— А ну, твою мать, живее! Развяжите мне руки! И развяжите же мне ноги, чтоб вам лопнуть! И веки мне поднимите! Нет, веки трогать не надо! Может, эти грязные гады, эти гнусные паразиты, эти вши-переростки еще не сбежали далеко?! Я их догоню, чтоб мне сквозь землю взлететь! Я им бошки в задницы затолкаю, костыли переломаю! Я их всех по стенам размажу мелким слоем на хрен! Чё зенки вылупил, дылда стоеросовая? Развязывай, ёптыть! А ну, освободить меня, я сказал, на хрен, немедленно!!! Я им устрою солнечный де…

Беринда щелкнула пальцами — гном взлетел в воздух и перевернулся вниз головой. Это озадачило коротышку настолько, что он умолк на середине проклятия.

— Ну вот что, — сказала ведьма. — Помолчи-ка, мелкий. От твоего рева пещера обрушится.

Однако заткнуть гнома было не так-то просто.

— Пещера?! — завопил он громче прежнего, так что, кажется, в самом деле содрогнулись камни под ногами. — Это, по-твоему, старуха, всего лишь пещера? Да это Подземный, мать его, Чертог! Это Королевство-Под-Горой, чтоб мне больше никогда не писать на стенах! Это лучшее из мест! Как у тебя, старая ты кошелка задрипанная, язык твой повернулся, чтоб его растянуло на три мили и…

Беринда снова щелкнула пальцами. Гном быстро опустился, и его макушка треснулась о камни в опасной близости от тлеющих алым черных камней из костра. Сильного впечатления на коротышку это не произвело, но все же он умолк.

— Не смей так разговаривать с ведьмой, — приказала Беринда.

— Ёптыть… — озадачился гном. — А что я такого сказал?

— Ты сказал: «Твой язык, чтоб его…» Если бы ты закончил свою фразу, могло получиться проклятие. Я не выношу, когда меня проклинают, потому что приходится убивать проклинателя, а это отягощает мою душу, и без того отягощенную убийством нескольких сотен недругов.

Пленник замер, переваривая услышанное. Беринда кивнула и продолжила:

— Слушай меня и отвечай на вопросы. Если твои ответы мне понравятся — отпущу. Если нет — пожалеешь.

— Так ты ведьма, что ли, бабка? А шляпа твоя где? И эта, метелка твоя?

Гнома снова тряхнуло, и удар в этот раз вышел посильней.

— Вопросы буду задавать я, — повторила Беринда.

— Ладно, валяй, старушенция, — согласился гном. — В конце концов, вы прогнали гоблинов даже быстрее, чем я успел им навалять как следует. Может, я отвечу на вопрос-другой. Из доброго расположения… из дружеского. Враги гоблинов — мои кореша, да.

— Хм… — Беринда, как обычно, не слушала ответов, она обдумывала вопросы. — Где Сердце Мира? И кто его украл?

— Не знаю никакого Сердца, — тут же отозвался гном. — Обходчик я, а не лекарь. Про сердца всякие у лекарей спрашивать надо, про селезенки, ребра, про хрящики, затылочные кости и мошонки. А я — обходчик. Старые штольни обхожу, за порядком присматриваю.

— Плохо присматриваешь, — вставил Шон. — Нынче целая галерея обрушилась, так что эта компания гоблинов сюда свалилась.

— А, ну так это Червь Пениалис шалит, чтоб его в узлы скрутило, — с готовностью отозвался гном. Должно быть, обрадовался, что можно поговорить на отвлеченную тему. — Он всегда так. Ползет себе, все, что по пути попадется, вдребезги крушит, хрен старый. Ну а теперь вот к нам сюда повадился, чтоб ему винтом завиться. Раньше-то по дальним подземельям ошивался, червяк, а теперь — сюда приперся. Нам, обходчикам, работы добавилось. Что ни день — обвал, авария… Чтоб ему лопнуть!

— Ты мне зубы не заговаривай, — снова вмешалась Беринда. — Говори, где Сердце Мира и кто его из Лайл-Магеля стырил? Ну, быстрей!

Гном снова спикировал к земле и приложился макушкой — на этот раз гораздо сильнее, так что даже для его толстого черепа вышло ощутимо.

— Да не знаю же я!!! — завопил он. — Ёптыть!!! Чтоб мне сквозь землю вознестись! Гадом быть! Чтоб мне на солнце изжариться! Правда не знаю, что за Сердце! Истинно не знаю! Действительно! В натуре! Зуб даю! Пуп на пузе — никогда и не слышал, что это за сердце у мира такое! Вы хоть скажите, что это за хрень такая — Сердце Мира?

— По-моему, не врет мелкий, — заметил Шон. — И впрямь не знает про Сердце. Может, пусть лучше про Червя Пениалиса расскажет? Очень мне интересно, что это за зверь такой. Ведь никакой дракон так не наворочает, как эта тварь.

— Шонтрайль, мы здесь по делу, — строгим голосом напомнила Беринда. — А о твоих интересах мне хорошо известно, ее величество, твоя тетка, как-то рассказывала. Потом будешь чудовищ убивать, в свободное от работы время. А ты, вежливый мой, слушай. Я тебе расскажу о Сердце Мира. И если окажется, что ты о нем вправду не знаешь, то гляди… пожалеешь, что мы тебя у гоблинов отбили. Понял?

 

9

Дорогу в библиотеку взялась отыскать Аназия. Она вообще, когда заметила, что Аните город непривычен, стала строить из себя девицу опытную и бывалую, да только в облике метлы не больно-то пофорсишь. Правда, дорогу она все же нашла — с третьей или четвертой попытки. Библиотека размещалась в сером двухэтажном здании, расположенном за рынком. Задняя стена была глухая, без окон, и за ней шумели торговые ряды — так шумели, что даже лаборантка с оборотнем прекратили болтовню, не в силах перекричать накатывающий волнами базарный гам. Зато едва ведьма переступила порог библиотеки, как сразу оказалась в прохладной тишине. Вокруг было сумрачно и пустынно, казалось, все здесь покрыто пылью — даже мутные окна почти не пропускали света. Анита замерла у порога, ожидая, пока глаза привыкнут после солнечной улицы. Она различила уходящие в темную глубину зала стеллажи, когда совсем рядом раздалось:

— Чем могу служить, сударыня? Чего желаете почитать? Про любовь? Об отважных рыцарях и похотливых драконах? О заморских кавалерах? Об извращениях превращенцев?

Анита оглянулась — оказывается, она прошла мимо, не заметив, что у дверей за корявым столиком, заваленным свитками, притаился тщедушный старикашка, такой же пропыленный и серый, как и все вокруг.

— Нет, — ответила ведьма, — такие книжки меня не интересуют. Мне бы эту, как ее…

Метла дернулась в руке и зашептала:

— «Извратительные трансмутации»! Спроси трактат «Извратительные трансмутации»!

— «Извратительные трансмутации»… — повторила Анита.

— А мне про оборотней чего-нибудь! — пискнул превращенец. — И чтоб картинок побольше.

Ведьма покосилась на него — метаморф успел преобразиться в ребенка лет двенадцати на вид, толстого и вполне противного.

— Про оборотней… — Старичок нагнулся и вытащил из-под стола ярко размалеванную тонкую книжицу. — Ступай к окошку, малый, почитай про оборотней. А ты, барышня, серьезную книгу выбрала! Там весьма и весьма извратительные способы человеколюбия описаны. Вижу, знаешь толк в извратительностях, а? Пошли со мной, в дальнем закуте у меня такие интересные книги хранятся…

Старикашка, кряхтя, полез из-за стола, шурша пыльными стопками пергаментов. Аните показалось, что смотритель вот-вот рассыплется невесомым серым прахом, но нет — он выбрался из своего угла и проворно заковылял между рядами полок, уставленных пыльными фолиантами. Ведьма зашагала следом, разглядывая выцветшие корешки и позеленевшие от времени медные застежки.

— Вот она, — объявил наконец смотритель, указывая на верхнюю полку. — Доставай-ка, барышня, а то я старый уже.

Анита прислонила метлу к полкам, встала на цыпочки и потянулась к указанной книге, как внезапно ощутила, что старичок, жарко дыша ей в шею, полез под юбку. Недолго думая, ведьма треснула библиотекаря «Извратительными трансмутациями» по голове. Старичок рухнул на пол, взметнув облачко пыли. Ведьма испугалась, что дряхлый дед расшибся насмерть, но тот спокойно объявил из пыльных сумерек:

— За просмотр книги — пять грошей. И за мальца еще два. Итого семь. Не хочешь старость мою уважить — плати монеты!

Анита сочла, что, заплатив, избавится от приставаний и может уединиться с Аназией у какого-нибудь окна, чтобы без помех полистать книгу, — не тут-то было. Старик не думал отходить от ведьмы, крутился поблизости и тихим монотонным голосом бубнил, какие еще книги об извратительном человеколюбии есть у него на полках. Наконец Анита не выдержала.

— Ну вот что, — заявила она, — погляди вверх, старый хрыч.

Старичок поднял глаза — точно над его всклокоченной макушкой зависла толстенная книжища в медном окладе, очень тяжелая на вид.

— Только попробуй полезть! Если я отвлекусь, книжка сразу свалится! — пообещала Анита.

Библиотекарь сделал шаг в сторону, потом еще и еще — книга неотступно следовала за ним, нависая над головой. Старик тяжело вздохнул и заковылял прочь, сопровождаемый, словно нимбом, тяжеленной книжищей. Анита зашагала к окну, и метла последовала за ней, подрагивая от нетерпения. Ведьма опустила книгу на широкий подоконник, помахала ладонью, разгоняя взметнувшуюся пыль, и спросила:

— Аназия, а что этот старый козел говорил об извратительном человеколюбии? Что в этой книжке такого? Я думала, это книга заклинаний…

— Ну… — Лаборантка, похоже, смутилась. — Понимаешь, это книга… такая, о разном… О всяких тонкостях человеческих взаимоотношений… И заклинания там тоже есть, в конце.

Анита внимательно поглядела на метлу, и ей снова почудилась тощая девица с лошадиной физиономией и сбившимся набок алым бантом в соломенных кудрях.

— А ну-ка, подружка, рассказывай! Что у тебя с этими заклинаниями случилось? Ты же говорила, что изучаешь эту, как ее… левитацию? А на самом деле?

— Ну, эта… А ты никому не скажешь?

— О чем не скажу?

— Ну, об этом. Послушай, если будешь помалкивать, я и тебе помогу блондинкой стать. Только никому не говори, ладно?

— Блондинкой… Так вот в чем дело!

— Ну да, — закивала Аназия. Теперь, когда она решилась признаться, слова так и полились: — Я в самом деле не всегда была блондинкой, но в этой книге… ну, там всякие способы человеколюбия… Вот, а есть и еще описание, как добавить привлекательности, понимаешь? Ну, чтобы стать желанной для этого самого человеколюбия. Левитация — побочный эффект. Просто я случайно вместо осиновой спецмешалки взяла прут из летучей метлы… Ну, заболталась… Все из-за Кримзы, она виновата! А так-то я вообще собиралась блондинкой стать… ну, чтобы… ну, привлекательной чтобы… Только ты уж никому, ладно?

— Ладно, никому ничего не скажу — буркнула ведьма, оглядываясь. — Но ты меня, конечно, Аназия, прости, что я тебе так прямо это говорю… ты — дура полная, необратимая.

Из-за соседнего стеллажа послышались шаги и лязганье. Анита ждала. Наконец показался решительно вышагивающий старикашка. Книга по-прежнему угрожающе раскачивалась над его макушкой — только теперь он напялил невесть где взятый ржавый шлем с полуоторванным забралом. Оно-то и дребезжало при каждом шаге библиотекаря.

Пока Беринда рассказывала гному о похищении Сердца Мира, Шон внимательно следил за лицом коротышки. Допрос пленных является, как известно, одной из неотъемлемых частей военной науки, а Тремлоу считал себя специалистом. Сейчас было похоже, что гном в самом деле непричастен к налету на Лайл-Магель. Во всяком случае, слушал он с интересом, цокал языком и в некоторых особо острых местах одобрительно кивал. Закончив повествование, ведьма перевернула коротышку головой кверху и медленно опустила на каменный пол пещеры.

— Ну? Что скажешь? — поинтересовалась Беринда.

— А… расскажи-ка, тетка, как назвался гном, который вам всучил это… э… Сердце?

— Он сказал, что его зовут Ламперон Сокрушительный. Знаешь такого?

— Не… И не слыхал никогда. А как он выглядел? Не был ли это такой неприятный карлик с красным носом, маленькими глазенками бегающими, молодой совсем?

— Похож.

— А, ну, тогда все сходится, — кивнул коротышка. — Никакой он не Ламперон вовсе, а зовут его Пампукка Нае… Э, как бы по-вашему, на вашем человеческом языке сказать… перевести как… Да! Пампукка Обманщик. И еще Балаболкой все дразнят. Вот никак я не думал, что Балаболка на такое способен… Ну что ж, если это в самом деле он Лайл-Магель ограбил, то могу вас к нему отвести, а там разбирайтесь сами.

— Ладно. — согласилась ведьма. — Шонтрайль, размотай его — и в путь. Мне не терпится возобновить знакомство с этим Балаболкой.

Шон принялся сматывать с карлика веревку слой за слоем, попутно расспрашивая:

— Так а что сходится? Ты сказал «все сходится»?

— Ну как же, — с готовностью отозвался гном. — Пампукка вечно что-то выдумывает, вечно кого-то важного изображает. У нас его никто не уважает, потому что он трепло и раздолбай. Не в авторитете Балаболка, короче говоря. Так он повадился наверх ходить и там вашему брату, наземникам, головы морочить… Будто он в законе, представляется, будто крутой. Вот уж не думал, что кто-то ему поверит…

— Эй, Шон, поторопись, — недовольно бросила Беринда, которой вряд ли нравилось обсуждение ее промашки.

— Да, так я и говорю, — продолжил гном. — Ну что за лохом надо быть, чтоб бредням Обманщика поверить? Не думал я, что Пампукке удастся хоть кого этак крупно надуть. Сердце-то Мира — вовсе не сердце никакое. Мы его случайно отрыли в дальней штольне… Лежало себе и тихонько дергалось. Раньше колотилось медленно, потом быстрее стало вздрагивать, чаще. Так что никак не может такого быть, чтоб оно со всем миром в такт… Лажа получается!

Шон наконец покончил с последними узлами, и гном умолк, разминая затекшие руки.

— Ну, — поторопила Беринда, — мы идем или нет?

— Идем, только вот угли затоптать надо, — ответствовал коротышка. — Здесь у нас порядок, в Подземном Чертоге, запрещено открытый огонь без присмотра оставлять.

Он принялся сгребать в кучу едва тлеющие красные камни. При движении странные уголья вспыхивали ярко-алым.

— А что это? — поинтересовался рыцарь.

— Ёптыть! Ну ты недалекий, дылда, — брюзгливо ответил коротышка. — Кокс — топливо будущего. Пока рано об этом говорить. Будущее пока не наступило.

— А звать тебя как?

— Дальноход Добродушный. Не люблю я на месте сидеть, нервничать начинаю, если долго вокруг одно и то же, злюсь, злюсь из-за этого! — Гном со всей силы звонко стукнул себя кулаком по ладони. — Ненавижу однообразие, ёптыть!!! Хожу, брожу везде… За это и прозвище такое. А Добродушный — это фамилия. Я уж где только не побывал… И за море даже плавал! Ладно, погодите, сейчас я камнями это дело завалю, песком засыплю… Ну вот, теперь порядок, можно идти, наземники.

Он уверенно зашагал в темноту, и ведьма с рыцарем потопали следом.

— Эй, гражданин Добродушный! — окликнул Шон. — А что ты за морем делал?

— Известно, что… В алмазных копях на Шампурманских островах вкалывал. Понесла меня туда нелегкая, приключений захотелось на свой зад! Хлебнул там всякого, на Шампурме этой, среди волколаков и горных хмырей, чтоб их всех на клочки разорвало! Но я такой — и домой вернулся, а все равно на месте не сижу. Вот в обходчики определился, хоть и без дальних странствий, а все время на ногах. Веселей так, бодрее, радостней!

Гном, как оказалось, был малым словоохотливым и теперь болтал без умолку.

— А сейчас нам, обходчикам, работы прибавилось, в натуре. Червь этот Пениалис, чтоб его в узлы скрутило, нет-нет, да и обрушит что-нибудь. То там, то здесь. Дырки в своде образуются, всякая пакость сверху валится… То оборотни, то гоблины эти! Теперь вот вас принесло… А у нас же Подземный Чертог, у нас порядок, ёптыть! По понятиям все! Вот я и хожу. Хожу туда, хожу сюда…

— А что за Червь-то? — Шон, пользуясь тем, что ведьма молча размышляет, решил расспросить проводника как следует.

— Червь и Червь… Пениалис… Он того… — Гном задумался, припоминая. — А, блин, вспомнил! Символизирует мужское деятельное начало, во! В покое не остается, вечно движется, пронзая пространство! Ну а сейчас-то и вовсе озверел, падла, чтоб его винтом…

— А почему сейчас? — не отставал Шон, шагая следом за гномом. Беринда мелко семенила позади. — Сейчас-то что произошло?

— Как что? — Гном даже притормозил. — Ты чего, проницательный ты наш? Это ты должен лучше меня знать! Это ж ты под небом живешь, а не я! Кто из нас наземник, ёптыть? Новая звезда, вот чего! Так наши мудрецы и знатецы объясняют. Взошла новая звезда, и все чудесатые чудища нынче — того.

— Чего — того?

— Озвезденели, вот чего. Бесятся. Говорят, у вас там, наверху, двух драконов видели. Так драконы эти — тоже того. Бесятся, в общем… ну, так и этак, в разных, стало быть, позициях. Две горы разваляли уже.

— Новая звезда воззвала к активности дремавшие до поры эромагические силы, — буркнула Беринда.

— Чего-чего? — обернулся Шон к ведьме.

— Пара этому червяку нужна, вот он и бродит, ищет ее.

— Ёптыть! — подтвердил Добродушный.

 

10

Взглянув в пылающие отчаянной решимостью глаза библиотекаря, Анита даже вздрогнула — ух, какие странные люди встречаются в большом городе… Она оглянулась в поисках орудия, при помощи которого можно было поставить буйного старца на место. Ничего подходящего — только книги… Тут за соседним стеллажом прозвучал противный высокий голосок:

— А почему он шлем на голову надел?

Показался безымянный оборотень в образе толстого мальчишки, прижимая к пухлой груди все ту же книгу про оборотней. Старик замедлил шаги.

— Я говорю, ты в прошлый раз такому же шустрому дураку не голову ведь открутила? — продолжал метаморф. — Не голову, а это, значит, самое хозяйство, которое пониже и которое этому старикашке как раз голову и заменяет.

— Ах, ты! — заверещал библиотекарь. — Маленькая дрянь! Ты как посмел такое о пожилом человеке сказать? Да я тебя…

Оборотень пожал плечами.

— Я только предупредил. Эта девица с непрошеными ухажерами очень ловко разбирается. Я сам видел. И слышал, ага. Там такой крик потом стоял, что ты! А ты, дед, ей не нравишься.

Анита приняла гордый вид и подбоченилась. Решимость старца таяла на глазах.

— Ну, я предупредил, дедок, а там дело твое, — продолжил метаморф. — Я пойду еще почитаю. Очень уж книжка интересная. Оборотни всякие, вурдалаки и вервольфы… Здесь написано, что каждый может превращаться. И я, значит, тоже могу.

— Глупый мальчишка! Иди читай свою ерунду! — проблеял библиотекарь. — Не мешай взрослым. Превращайся там в углу!

— Зачем же в углу? — надменно ответствовал оборотень. — Я и здесь могу. Значит, так… как там в книжке-то советуют… Во-первых, глубокий вдох…

Он закрыл глаза, демонстративно глубоко вздохнул… и принялся расти и в ширину, и в высоту. Лицо начало вытягиваться, челюсти ощерились здоровенными острыми зубищами, тело стало поджарым и жилистым, обрастая мохнатой шерстью… Чудовище открыло глаза — огромные, желтые, тусклые — и облизнулось, пристально разглядывая старика. Тот, поймав на себе этот заинтересованный взгляд, пискнул и помчался прочь, демонстрируя недюжинную для его преклонных лет прыть. Тяжелая книга неслась за ним, по-прежнему нависая над макушкой и почти не отставая. Ржавое забрало отбивало дребезжащую маршевую дробь.

— Ну вот, — заключил оборотень. — От старикашки избавились. Теперь про извратительные заклинания спокойно можно почитать… Очень мне желательно Аназии помочь. Очень уж жалко ее. Давай, Анита, читай про заклинания.

Ведьма с любопытством осмотрела новую личину превращенца: однако, внушительно… Не удержавшись, потыкала пальцем в широченную волосатую грудь — оказалось мягко и податливо. Ну, ясно — надулся для объема. Оборотень осклабился, показывая громадные зубы, но потом скромно пояснил:

— Не настоящие они. Видимость одна, клыки тоже мягкие, хочешь пощупать?

Тут из-за полок, ощерившихся пыльными корешками инкунабул, показалась желтая шевелюра.

— Ну как? Убрался противный старичок? — Наконец осмелев, метла выплыла из укрытия. — Феминистки, конечно, все до единой редкостные остолопки… и вообще бестолковые… но иногда, как встретишь этакого, вроде здешнего библиотекаря, так и феминисток понимать начнешь! А ты, Анита, прекрати! Хватит превращенца лапать! Ишь, руки распустила! Давай лучше делом займемся, пока этот маньяк не вернулся.

«Странно, — подумала Анита, — лаборантка, не побоявшаяся напасть на гоблина, струхнула при виде приставучего старикашки? А ведь библиотекарь хоть и нахальный, но довольно безобидный…» Но раздумывать над причудами лаборантки было недосуг, Аназия уже вилась вокруг, подталкивая ведьму под локоть:

— Давай, давай скорей! Ну давай же, там, в самом конце, перед примечаниями!

Пока Анита листала страницы, помело мешало ей советами — на какой странице искать, да про что именно читать прежде всего. Наконец удалось отыскать нужное заклинание. К удивлению ведьмы, привыкшей обходиться правильно произнесенными волшебными словами, операция по «обратному извратительному воплощению» требовала кое-каких ингредиентов. Зато Аназия выслушала рецепт совершенно спокойно, тряхнула бантом в желтой шевелюре и попросила Аниту переписать повнимательней.

— А то с этими превращениями, если чуть ошибешься, так уж и не знаешь, какую извратительную извратительность получишь в конце концов… Метла — это еще ничего.

Молодая ведьма принялась переписывать из книжки плохо отточенным пером, которое превращенец отыскал на столе приставучего библиотекаря. В основном ингредиенты были знакомы: жабья желчь, куриные зубы, пот вампира… Но одно слово поставило ведьму в тупик: что такое «кокс»? Аназия тут же разволновалась и попросила глянуть в толстенной книжище, которую назвала «юнциклопудией». Когда Анита с трудом подняла фолиант, чтобы перенести на стол, ей пришло в голову, что тяжеленную книжищу нужно было назвать энциклотрипудия. Там отыскалось искомое слово: «КОКС — продукт угнетенного обжига черного горючего камня (см. УГОЛЬ)». Ниже стояли крошечные буковки: «Примечание: а кому охота себе этим идиотским К. голову морочить, найдите гнома и расспросите. Если повезет, у гнома все и узнаете. Только гномы сильно ругаются» .

— Гнома, значит… — протянула Анита. Она решила: это перст судьбы, указующий, что ей непременно нужно отыскать Шона в гномьих подземельях. — Значит, придется к гномам наведаться.

Аназия не возражала — слишком уж ей хотелось поскорей снять извратительное заклинание.

— Только сперва в аптеку заглянем, остальное барахло подберем, — напомнила метла. — Чтобы уж не ждать, когда этого кокса добудем.

Воцарилась тишина, во время которой Беринда, видимо, обдумывала планы мести, а Шон беспокоился за Аниту. Потом Добродушный подал голос:

— Так, дылды, мы уже к центральным чертогам подходим. Куда вас теперича вести?

— Да, — подхватил Шон, — какой у нас план, величайшая?

— План очень простой, — бросила ведьма, — взять за задницу этого шаромыжника, Пампукку этого…

— Ну, гхм… — Гном почесал бороду. — Вы со мной по-хорошему… то есть гоблинов разогнали, чтоб лопнуть паразитам, даже раньше, чем я им успел навалять как следует… и все такое… То есть я к вам со всем дружеским расположением, чтоб мне сквозь землю вознестись… Но посудите сами: вы явитесь к Пампукке, возьмете его за задницу, а все прочие гномы станут смотреть, как вы бесчинствуете? Мне ж Пампукку не жалко, он нам всем надоел, чтоб ему под обвал попасть… Но ведь непорядок! Не по понятиям!

— За себя волнуешься, — догадался Шон, — что, мол, чужих привел?

— Да мне-то начхать… — неуверенно буркнул гном. — Я о вас беспокоюсь.

— А что, по всем правилам военной науки, во время рейда по тылам противника неплохо бы замаскироваться. Ну, там, борода накладная или колдовская иллюзия…

— Шонтрайль, не говори ерунды, — оборвала Беринда рыцаря, — какая, к бесам, маскировка? Ты, такой верзила, хочешь притворяться гномом? Да если хоть один из этих карликов вздумает пальцем пошевелить, я здесь все разнесу!

— Здесь нельзя разносить, — строго заметил Дальноход Добродушный. — Мы все же не на поверхности, а в Подземном Чертоге. Здесь разнес чего-нибудь не то, конструкцию несущую потревожил — и привет. Все обрушится. Ну, это, чтобы покарать дерзеца, говорю, своды рухнут на голову ему. Так старейшины учат.

Потом помолчал немного и закончил:

— Если б можно было, я бы сам здесь все разнес. Но нельзя!

— Ну, значит, твоим приятелям остается только одно — вести себя так, чтобы мне не пришлось разносить, — подвела итог Беринда. — Так что двинули прямо к Пампукке!

 

11

Прежде чем отправляться на поиски аптеки, Анита попросила оборотня принять более мужественный облик. Если при ней будет внушительный мужчина, рассудила ведьма, то и приставать будут меньше. Эх, был бы здесь Шон…

Оборотень перебрал «бусики», задумался на минуту… и обратился небритым плечистым мужиком вполне разбойной внешности. Нахлобучив шляпу Беринды и прихватив лаборантку, Анита двинулась в путь.

Прохожие на улице в самом деле сторонились парочки с метлой, но ведьма заметила, что спутник постоянно озирается и как будто нервничает. Проследив взгляд метаморфа, она увидела пару стражников в потертых колетах — точь-в-точь как у толстого сержанта в Пер-Амбое, который когда-то арестовал их с Шоном. Стражники разглядывали оборотня с заметным любопытством. Но так и не остановили, повезло. Анита смилостивилась и позволила ему сменить облик на менее грозный. Превращенец увлек ведьму в какой-то закуток, где его преображение никто не мог заметить, и быстро изменился. Рост уменьшился, плечи опустились и сжались, хищный нос расплылся в красную бесформенную грушу…

— Послушай, а собственный облик у тебя имеется? — заинтересовалась Анита. — Ну, твой собственный, настоящий?

Метаморф сразу заскучал и, глядя в сторону, принялся громко сопеть грушеобразным носом. Не хотел отвечать.

— Ладно, ладно, какой ты скрытный… — Анита махнула рукой. — Идем уж!

В аптеке, которую удалось найти по устрашающей вывеске — песочные часы и ржавая коса, — сыскалось все, за исключением загадочного кокса. Более того, аптекарь даже не имел представления об этом ингредиенте. Аназия, уже предвкушавшая избавление от постылого облика, принялась шмыгать несуществующим носом:

— Что же теперь? Я надеялась, так ждала… И все из-за какого-то несчастного кокса! Из-за ерунды, которую никто не видел и не знает!

— Никто, кроме гномов, — напомнил метаморф. — Гномы должны знать, так написано в энпиклотрипудии.

— Так мы же и собирались к гномам, — сказала Анита. — Заодно и наших там разыщем. Ну и кокса добудем. Где тут у них этот самый Главный Портал гномий?

Отыскать знаменитый Портал оказалось легко — громадную серую скалу над ним было видно издалека. Анита, запрокинув голову, полюбовалась живописными уступами, но метаморф заявил:

— Это не настоящие скалы. Мелкие их сами сделали, для красоты. Чтобы каждый понимал — здесь живут гномы.

— Можно было вывеску написать, — брякнула метла.

Анита хмыкнула, а превращенец терпеливо пояснил:

— Это и есть вывеска. Во-первых, даже неграмотный сразу поймет, а во-вторых, видно отовсюду. Им же выгодно, гномам, чтобы народ валил. Вот они и завлекают.

— А зачем им народ? — поинтересовалась Анита.

Гномы никогда не входили в сферу ее интересов, ведьма предпочитала мужчин покрупнее.

— Они за плату к себе впускают. По пещерам водят, всякие чудеса показывают. Или, скажем, захотел кто-то у гнома секретный замок заказать с фигурным ключиком… или колечко с самоцветным камушком… Видишь, есть у них какой-то кокс, а про него даже аптекарь ничего сказать не может. Аптекарь — он про всякую гадость знает, а про кокс — нет. Его, кроме как у гномов, и не найти, значит. Поэтому гномы и придумали такой закон, что сделки с их братом можно заключать только в Королевстве-под-Горой. А за вход — плати!

— А, тогда понятно. Поэтому они и гору построили, чтобы было Королевство-под-Горой. Иначе сделки в Адигене заключить не смогут. Слушай, а откуда ты все знаешь? Ты у гномов бывал прежде?

И, как обычно, когда разговор касался его прошлого, оборотень умолк и тревожно засопел. В молчании приблизились к основанию серой скалы, живописно украшенной разбросанными там и сям по склону кустиками и полянками с пестрыми цветами. Неподалеку, завершая идиллическую картину, журчал ручеек. Только теперь, оказавшись у подножия, Анита разглядела тщательно замаскированные стыки между камней. В самом деле — гора рукотворная, а ведь издали казалась вполне настоящей…

— И охота было такую громаду строить, — подумала ведьма вслух.

— Имидж для гнома — это все, — отозвался превращенец. — Лишь бы снаружи было гладко да красиво — за это любой коротышка удавится.

— А ты и обычаи гномов хорошо знаешь? — уважительно спросила метла. — Откуда?

— Встречались… — коротко пояснил оборотень, а руки его принялись с удвоенной скоростью перебирать бусики.

Обогнув громаду, путники оказались перед входом, который тоже выглядел вполне живописно: в крутом склоне зияло отверстие, превращенное в шикарную арку. Створки врат, выкрашенные ярко-красной масляной краской, похоже, никогда не затворялись — нижняя часть вросла в землю, тонула в ползучих зеленых побегах. Странно, что при таком богатом убранстве Портала у входа нет ни души. Позади шумел многолюдный город, а из ведущего в подземелья темного зева несло прохладой и не доносилось ни звука. Очень странно. Анита оглянулась на превращенца, покосилась на метлу — оба молчали. Пожав плечами, ведьма шагнула внутрь.

И тут же теплые солнечные лучи, яркие краски, гомон — все осталось позади. Она очутилась в темно-серой гулкой тишине. Каждый шаг отдавался негромким, но отчетливым эхом, с шуршанием уносившимся под высокий свод, во тьму… даже льющийся сквозь распахнутые ворота дневной свет здесь становился блеклым, бесцветным. И — никого.

Анита ожидала, что Главный Портал окажется наводнен людьми и гномами — если это заведение так оформило вывеску, то ведь не зря же? Подобная реклама должна привлекать толпы клиентов…

— А почему… — начала ведьма, но договорить не успела.

Перед пришельцами возникла фигура — выступила из темноты и сдержанно поклонилась. Гном был просто загляденье, как картинка из книжки. Синий камзол с серебряными пуговицами, красный колпак на снежно-белых кудрях, сапожки с загнутыми носками и длиннейшая тщательно расчесанная, волосок к волоску, седая борода. Огромные глаза подземного жителя взирали на посетителей с участием и дружелюбием.

— Прошу прошения, достопочтенные гости Главного Портала, — с приличной скорбью в голосе произнес гном. — Нынче мы закрыты.

— Как закрыты? Почему?

— Уже второй день, — так же грустно продолжил карлик. — Увы, мы бы желали всегда принимать гостей в нашем Главном Портале, мы всегда рады предложить наземникам наши скромные услуги, но уже второй день вынуждены отказывать нашим уважаемым посетителям во входе в Королевство-под-Горой. Как видите, работа мастерских прекращена, лампы погашены…

Поскольку оборотень помалкивал и явно не желал вступать в беседу, заговорила Анита.

— А что случилось?

— По причинам, от нас не зависящим, миледи. Поверьте, наши старейшины совещаются и непременно придумают способ преодолеть затруднения.

— Да какие затруднения?

— Страшное чудовище, наиболее могущественная из тварей подземелья — Червь Пениалис. Он повадился в здешние края, и теперь пребывание в наших чертогах стало небезопасно. Посему мы вынуждены прекратить прием посетителей. Исключительно из опасений за их безопасность, ибо Червь Пениалис необычайно грозен и непредсказуем!

— А как же нам быть? — Анита постаралась изобразить любопытство. — Я так мечтала поглядеть на диковины Королевства-под-Горой… Может, покажете нам хоть чуточку? Ну, может, вы меня проводите немножко? Вы выглядите таким знающим и мудрым!

Она захлопала ресницами, заглядывая в печальные глаза гнома-привратника.

— Еще раз прошу прощения, но правила едины для всех. Едва наши старейшины изобретут способ отвадить Червя и пребывание в подземном чертоге станет вновь безопасным, я самолично почту за честь проводить вас, барышня. И расскажу обо всех диковинах. Но нынче мы закрыты.

Разговор был окончен — это гном дал понять ясно. Делать нечего, Анита собралась распрощаться с любезным, но несговорчивым привратником, когда метла в руке задергалась так энергично, что ведьма сразу вспомнила о второй причине, которая привела их в Главный Портал.

— Господин привратник, вы такой мудрый гном… Не могли бы вы рассказать нам про кокс?

Коротышка нахмурил седые брови.

— Прошу прощения сызнова, госпожа моя, но ежели Портал закрыт, то это значит — закрыт. Никаких дел быть не может.

Поклонившись, он развернулся и почти тут же пропал — едва сделав пару шагов, растворился в темноте. Пришельцам не оставалось ничего иного, как убраться восвояси.

Выйдя на солнечный свет, Аназия в сердцах воскликнула:

— Надо же, какой черствый бессердечный гном!

— Гном как гном, — возразил метаморф, вертя в руках свои бусики. — Они всегда такие. Правила для них важней всего. Особенность ихняя. Национальная, значит, особенность.

Приглядевшись, Анита с удивлением обнаружила, что оборотень прилаживает к гирлянде серебряную пуговку — точь-в-точь как на синем камзоле привратника. Неужто изловчился срезать, пока у ворот болтали? И когда только успел… И как?.. Превращенец нанизал пуговку, связал узелок и сказал:

— По-моему, нам теперь нужно определиться на постой. Велела вам старушенция обосноваться в городе и ждать, пока она там свои дела обделает, в гномьем подземелье, вот и нужно так поступить. Я думаю, она быстро управится, как тогда, на поляне с гоблинами. А если гномы воспротивятся, то им Червь милашкой покажется по сравнению с этой бабкой.

— И откуда ты это взял? — спросила Анита. — Только по тому судишь, как она гоблинов разогнала?

— Я на нее хорошо глядел, — смущаясь и отводя взгляд, пояснил оборотень, — тогда, на постоялом дворе, когда вы пожаловали. Я, когда кого-то вижу, сразу начинаю прикидывать, как им обернуться. Это уже наша национальная особенность. Чтобы кем-то обернуться, одной внешности мало, нужно внутрь хорошо глядеть. Вот как эта бабка вошла первой, так я на нее поглядел. Я сразу понял, непростая бабка. И на гномов она сердита. Хорошо бы ей как-то весточку подать… Мол, коксу нам надо. Уж она вмиг из гномов не то что кокс — все внутренности вытрясет. Может, даже золота немножко. Злостная бабища.

— Почему немножко?

— Потому что много золота из гнома не вытрясет никто, а вот эта твоя бабка — по крайней мере немножко…

— Это не бабка, а величайшая ведьма, повелительница Лайл-Магеля, — поправила Анита. — К чему ты это все?

— К тому, что долго ждать не придется, — пояснил оборотень. — Скоро ваша величайшая объявится. Тогда и про кокс ей скажем. Ну так что, идем постоялый двор искать? Здесь их много должно быть, потому что порт и Главный Портал — стало быть, и приезжих всегда полным-полно.

Через полчаса впереди забрезжил свет. Несколько фонариков выхватывали из мрака приземистые серые стены. Вдалеке уже было видно яркое зарево, скопление таких же фонариков в гномьем городе.

Добродушный поздоровался с бородатыми карликами, скучавшими перед дверью, и объявил:

— В тридцать шестом обвал, ёптыть! И еще Червь возвращается. Пока что он в сто сороковых — сто пятидесятых покрутился и свернул к востоку. Ну, как всегда.

— Ясное дело, чтоб ему под молот угодить, — отозвался один из караульных. — Это его всегдашняя манера, чуток вправо забирать. Значит, завтра здесь будет. А кто это с тобой, Дальноход?

— А это… мы с ними вместе гоблинов разогнали на хрен. Гоблины тут у нас еще объявились.

Шон, опасавшийся, что Беринда может начать «разносить все» немедленно, побыстрее добавил:

— Мы охотники на гоблинов. Хотим с вашим начальством побеседовать.

Гномы дружно почесали в затылках. Они явно хотели о чем-то спросить, но никак не могли сообразить — о чем именно.

— За людоедами погнались, — добавил Тремлоу. — Они сюда с поверхности спустились, а мы, значит, за ними. И ваш мужественный соотечественник, благородный Дальноход Добродушный, нам помог в нашей миссии.

— А-а-а, — ответили гномы, прекращая чесаться, но по-прежнему морща лбы в поисках нужных слов.

Беринда, так и не издавшая ни звука, развернулась и засеменила прочь — в залитый светом портал. Пройдя под аркой, Шон невольно прикрыл глаза рукой, до того ярко оказались освещены подземные улицы. Чем дальше, тем больше фонариков, тем выше гномьи домики… Навстречу попадались бородатые коротышки, их коренастые жены и крошечные дети. Город как город, только домики приземистые, да вместо неба — каменные своды над головой.

Шон обратил внимание, что лавки — то есть те дома, на которых были вывески, — повыше прочих, и двери их вполне под стать человеку: на клиентов с поверхности рассчитаны. Детвора не удивлялась людям, значит, гости здесь бывали часто. Зато взрослые с любопытством разглядывали странную парочку — крошечную, немногим выше их самих, седую старушенцию и здоровенного блондина. Ведьма шагала, задрав нос и не глядя по сторонам. Дальноход на ходу пояснял:

— Нынче, дылды, у нас закрыто для посетителей — из-за Червя этого, чтоб его обвалом прибило. Если из-за него кто-то из вашего брата пострадает, старейшинам большие неприятности могут выйти. У нас договор с Адигеном, мы безопасность гостям обеспечиваем, ёптыть! Вот старейшины и боятся, что… ага, пришли!

У одного домика, ничем не выделяющегося среди прочих, он остановился и постучал твердым кулаком в дверь. Никто не отозвался. Дальноход стукнул сильней и позвал:

— Пампукка, открывай, чтоб тебе сквозь землю вознестись!.. — и снова ничего.

Беринда, у которой руки давно чесались «разнести все», не разбирая правых и виноватых, с хрустом размяла пальцы и грозно начала:

— Ну, гном, если ты меня обманываешь…

Тут с противоположной стороны улицы донеслось:

— Эй, Добродушный, ты, что ли?

Гном обернулся к сородичу, который, приоткрыв дверь, с любопытством разглядывал странных гостей.

— Я, чтоб мне треснуть! А Пампукка где? Дело к нему…

Сосед вышел на крыльцо.

— Что, опять Хвастун кого-то кинул? Пампукка нынче на совете старейшин. Говорит, знает средство, чтоб Червя Пениалиса утихомирить. Может, врет, как обычно, но на совет его пригласили все же. Хотите, обождите здесь, а хотите — ищите его в Столпе.

— Мне ждать недосуг, — заявила Беринда. — И учти, я тебе не верю и этому бородатому хрычу не верю.

Она ткнула пальцем в любопытного соседа Пампукки.

— И если что не так, если какой-то подвох готовите, тогда берегись! Всему вашему роду наступит полный каюк!

Пампуккин сосед, ухмыляясь, заявил на это:

— Что-то очень ты грозна, старушка! Я такого еще не… Ай!

Палец Беринды описал круг и приподнялся — соответственно и гном, в которого он был направлен, перевернувшись вверх ногами, взлетел на полметра. Обеими руками отдирая залепившую глаза и рот бородищу, гном принялся вопить:

— Ах ты карга кривая, чтоб тебе черной тьмы не видеть! Ах ты, негодяйская баба, а ну опусти меня обратно, жаба наземная, да я тебя…

Беринда, кровожадно ухмыльнувшись, прищелкнула пальцами другой руки — борода окончательно заткнула рот болтуну, и поток проклятий превратился в глухое невнятное бормотание.

— Веди к старейшинам, — велела ведьма Дальноходу, — к Столпу этому вашему. Давно я собиралась на него поглядеть — говорят, незабываемое зрелище. Надеюсь, рушить его не придется, жалко же, достопримечательность как-никак…

Добродушный почти с ненавистью покосился на ведьму, пробурчал что-то и двинулся в путь. Беринда на прощание снова щелкнула пальцами — сосед Пампукки свалился наземь. Не пытаясь подняться на ноги, он со стонами устремился на четвереньках к своему жилью.

— А что это за Столп такой? — спросил Шон.

— Увидишь, — отозвалась ведьма. — Говорят, его стоит увидеть.

 

12

Первый постоялый двор, встретившийся по дороге, назывался «У веселой ведьмы», а вывеска изображала мясистую деваху в остроконечной шляпе. В одной руке была метла, в другой — громадная кружка. Белозубая улыбка демонстрировала клыки, способные смутить людоеда. Из-под черных полей шляпы волнами спадали густые светлые локоны. Другой одежды на ведьме не было.

— О, какая вывеска, — пискнула Аназия. — Смотрите, какие волосы нарисованы! Зайдем?

Но Аните все это не понравилось.

— Нет, не хочу. Там все служанки наверняка в такие же шляпы наряжены остроконечные. И только я появлюсь, как пьяные постояльцы начнут ко мне приставать, требовать еще кружечку и щипать. Идем дальше!

— Так сними шляпу, — предложил оборотень.

— Да, — вставила Аназия. — сними шляпу, и все дела. Ничего от настоящей ведьмы в тебе не останется.

Анита окинула спутников сердитым взглядом.

— Шляпу, значит, снять? Ну, ладно этот людоед…

— Я не людоед!

— Но ты, подруга… — Не слушая возражений, ведьма стиснула метлу покрепче и тряхнула так, что задрожали желтые прутики. — Это ты-то, метелка, станешь мне рассказывать, что во мне от ведьмы?

— Ай! — запищала Аназия. — Я пошутила! Ты чего, в самом деле? Ты ведьма! Ай! Ведьма! Ай! Настоящая ведьма!

— И ты мне, — не унималась Анита, — настоящей ведьме, советуешь снять шляпу? И войти под эту похабную вывеску? Мне?

— Пошутила ведь!..

— Ну то-то же…

Анита и сама не могла сообразить, с чего так разозлилась. Устала, должно быть, да и по Шону соскучилась. Хрупкий мир в компании был восстановлен, и путники двинулись дальше, разглядывая вывески. Вскоре показался еще один постоялый двор, здесь над дверью были намалеваны скрещенные кирки и над ними — все та же неизменная кружка. Называлось заведение «Возвращаясь из Шампурмы».

— Вот сюда и зайдем, — решила Анита.

Возражать никто не рискнул.

Внутри было темно, как в пещере. Тусклые лампы слегка покачивались над столами, едва освещая блюда и кувшины, а лица тех, кто сидел вокруг, оставались в темноте. Справа доносилось пение — душевное, проникновенное. Пели низкие мужские голоса:

— Ты иди займи столик, — шепнул Аните оборотень, — а я сейчас. Немножко измениться нужно.

Ведьма пожала плечами и направилась в темное прохладное чрево зала. Там маячила скудно освещенная стойка, за которой седой пожилой кабатчик, подперев рукой щеку, задумчиво слушал певцов и отбивал такт пальцами на отполированной кружками поверхности. Метлу Анита осторожно несла перед собой, чтобы не задеть кого-нибудь в темноте неуклюжей палкой. Когда они поравнялись со столиком, за которым пели, Аназия вдруг рванулась — да так, что ведьму развернуло к певцам, и громко объявила:

— Здравствуйте, мальчики!

Моргнув, Анита разглядела красные носы и длинные бороды. За столом расположились гномы. Они тоже удивленно уставились на ведьму — не догадывались, что приветствие произнесла не она.

— Приветик, красотка, — нестройно отозвались бородачи.

Один привстал и подкрутил лампу — стало светлей. Коротышка откашлялся и указал на свободный стул:

— Присоединяйся.

Анита сжала помело и тихо прошипела: «Ты что же делаешь, метлища?» «Кокс нужен…» — задушенно просипела Аназия. Гномы ждали.

— Хорошо поете… — выдавила Анита. — За сердце берет…

— Вот и присаживайся с нами, послушай наших песен, — повторил приглашение гном. — Покушай с нами, мы всегда рады правильному человеку, который хорошие песни ценит! Может, и споем совместно…

Товарищи поддержали его кивками и невнятными, но вполне приязненно звучащими междометиями. При этом коротышки старательно выпрямляли короткие торсы и, кажется, даже вытягивали шеи, чтобы казаться повыше ростом. Анита задумалась: что делать? Отказать неудобно, но соглашаться…

— Спокойно, парни! — громко просипел кто-то за плечом. — Барышня со мной!

Анита оглянулась — и в первый миг никого не увидела. Потом опустила глаза и обнаружила, что на этот раз превращенец обернулся гномом. И каким! Это был самый разгномистый гном из всех гномов на свете. Если у прочих карликов носы напоминали грушу, то у этого — репу, и немалую. Все гномы были обильно бородаты, а у этого бородища клочьями лезла в стороны, буйным водопадом сбегала к сапогам — размера на три большим, чем обувка других коротышек. Плечи были необъятны, грудь — как бочка, глаза светились из-под кустистых бровей, щеки как налитые румянцем яблоки, ручищи — словно лопаты! Вот какой это был гном.

Не дожидаясь приглашения, он придвинул стул и уселся. Обвел гномов взглядом тусклых желтых глаз.

— Ну что? — просипел вновь прибывший. — Только что из Шампурмы? За алмазами в пустынный край плавали?

— Э… — неуверенно проблеял тот, что приглашал Аниту. — Да…

— Первая ходка, — скорее констатировал, чем спросил оборотень. — Знакомое дело. Тяжело небось пришлось?.. С непривычки-то? Эй, хозяин! Всем пива! Я угощаю!

— Здесь порядок такой, что за пивом к стойке самому над… — Чернобородый заткнулся, увидев, как хозяин, повинуясь взмаху лапищи сверхгнома, спешит к их столу с подносом. — То есть спасибо за угощение. А ты… вы… откуда будете? Я что-то не припомню…

— Я моряк, — пояснил метаморф. — Я слишком долго плавал. Эй, хозяин, возьми сколько тебе причитается, да на чай себе не забудь! А то я уж и не припомню, какие монеты в Адигене хождение имеют… Давно я плаваю, давно…

И широким жестом высыпал перед собой груду разнокалиберных монет. Хозяин безмолвно склонился над столом, выискивая среди них знакомые. Гномы тоже принялись таращиться. И Анита, не удержавшись, покосилась на деньги — кругляшки были самые разные, да, кстати, и не все круглой формы. Вообще-то ведьма могла поклясться, что, пока шли по улицам, кошель находился при ней, но сейчас был неподходящий момент, чтобы выяснять, как оборотень завладел деньгами. При виде незнакомых монет коротышки воззрились на пришельца с еще большим уважением. Должно быть, в самом деле этот малый побывал в разных странах. Гном-моряк — неслыханное дело!

Превращенец задумчиво сдул с тяжелой кружки пышную шапку пены и прохрипел:

— Я помню, каково оно по первому-то разу в Шампурме… Ни пещер нет, ни тени какой, одно слово — пустыня… по первому-то разу, говорю, никак не привычно…

Гномы старательно закивали, пряча глаза за кружками.

— Ну а потом, — продолжил оборотень, отхлебнув, — пообвыкнешь, так вроде видишь: и на поверхности жить можно… Ну а я и по морям… сподобился…

Молодые гномы — теперь Анита поняла, что компания состоит из юнцов — перестали кивать и слушали, приоткрыв рты. Метаморф снова сделал здоровенный глоток.

— …По морям поплавал, не токмо по океяну. Ну что, споете, парни? Так душевно у вас выходило.

Гномы смутились.

— Ну, давайте, — поощрил их оборотень, — а я еще по пивку закажу. Сам-то я петь не могу… Ветрами… Морскими, говорю, ветрами весь голос мой повыдуло… Это, бывает, как задует норд-вест, этот… ост… борей, говорю, восточный как припечатает в затылок, якорь ему в брюхо! А потом — бац! Зюйд-зюйд-ост прям в зад! Эх, всяко бывало…

Он зажмурился, хмурясь, будто вспоминал страшные норд-весты с зюйд-зюйд-остами и жуткими восточными бореями, якорь им в брюхо.

— Да, бывало всяко… — продолжал он сурово. — Но нам не впервой. Мы фор-бом-брамсель на фок, потом крюйс-бом-брамсель на бизань — и полный назад, то есть вперед! А то, случалось, трап на полуюте разложишь, чтоб просох… ну, растянешь его, понятно, узлы раскрутишь эти… морские узлы — он, бывало, завязывается ими сам собой во время бурь, трап ведь все же, не хрен моржовый… И тут град проливной! Эх… Ну а начиналось, конечно, все с Шампурмы… Мы там на моржей морских охотились, на этих… якорь им в ухо! Багром, бывало, пяток подцепишь, они трепыхаются, плавниками бьют, кричат в голос — жалко, конечно, но что делать, жрать-то хочется, когда в дальнем походе… Ну и, значит, на гальюн их, к коксу, то есть к коку нашему, чтоб он каши из них сготовил или еще чего… Вот так вот, да-а… Да пейте, что ли… Ну?

Молодые гномы зачарованно внимали, разинув рты. Услышав последние слова, дружно отхлебнули из кружек — бороды обросли клоками белой пены. Анита покосилась на оборотня. Тот вроде бы стал немного выше ростом и чуток уже в плечах, борода как-то подобралась, уменьшилась. Цепкими пальцами метаморф теребил под столом свои бусики. Сейчас в руках у него вертелась круглая медная пуговица с якорем.

— Спойте хорошую песню, что ли, — сипел превращенец. — А потом проводите меня вниз, к нашим? Я уж и позабыл-то все начисто. Забыл… Даже к Столпу дорогу пытаюсь припомнить, да и не выходит…

В общем, гномы оказались нормальными ребятами, веселыми и душевными, и пели просто замечательно:

Дальноход снова повел ведьму и рыцаря по подземным переулкам. Чем дальше, тем приземистей становились дома, тем меньше вывесок попадалось на пути, и наконец строения расступились — гости Королевства-под-Горой оказались на обширной площади. А перед ними… Шон задумался, каким бы словом поименовать это удивительное строение, и не нашел подходящего. Огромное основание увитой гирляндами фонариков чудовищной башни занимало половину площади. А сама она — тяжелая, мощная — уходила ввысь, и не видно было, где ее вершина. Фонарики очерчивали контуры, почти не освещая черные бока строения, чем дальше — тем меньшими казались их огоньки. Где-то на недосягаемой, неимоверной высоте они превращались в крошечные искорки, сходили на нет, и непонятно было, то ли это и есть крыша невероятного сооружения, то ли просто не хватает зоркости разглядеть новые и новые этажи.

— Вот это, значит, и есть Столп… — сказала Беринда. — Смотри, Шонтрайль, и запоминай. Вряд ли тебе доведется еще раз на него поглядеть.

— Я смотрю, — согласился рыцарь. — Вправду удивительно. А почему мне не доведется на него поглядеть? Вот управимся с этим делом, я, может, сюда снова наведаюсь. Огляжу достопримечательности. Может, здесь еще какие-то чудовища имеются, интересно же…

— Потому что я, наверное, все здесь разнесу нынче, настроение такое, — пояснила Беринда, семеня к башне. — Так и незачем тебе будет потом в эти края спускаться.

Добродушный ведьму больше в качестве проводника не интересовал — если Пампукки здесь могло не оказаться, то гномий Совет уж точно в Столпе, и все вопросы можно решить на месте. Тем не менее коротышка шумно сглотнул, буркнул под нос: «Чтоб я сквозь землю вознесся…» — и двинулся вместе с Шоном за ведьмой.

Ведущие внутрь Столпа ворота были распахнуты. Перед ними стояла стража — два гнома в начищенных шлемах с рожками, в куртках из толстенной кожи, проклепанной стальными бляхами. В руках вояки держали устрашающего вида секиры. Шон, опасаясь, что старуха начнет буянить раньше времени, ускорил шаг и достиг входа первым. Стражи шагнули навстречу, приподняв топоры. Рыцарь выбросил вперед длинные руки, ухватил карликов за воротники, приподнял и стукнул друг о друга. Шлемы протяжно зазвенели, будто колокола. К ногам Тремлоу свалился отломанный рог. Беринда, не задерживаясь, юркнула в дверь, и Шон поспешил следом, успев нацепить бесчувственных стражей на крючки для факелов. Дальноход, хмурясь, двинулся за ним.

Здесь было пусто и тихо, каждый шаг по мощенному плитами полу вызывал многократное эхо, отражающееся от высоких сводов. Пришельцы оказались перед шеренгой цилиндрических вышек — вроде полых колонн с отверстиями. В каждой виднелись толстые канаты: некоторые были неподвижны, другие поскрипывали и дрожали. В нескольких колоннах на уровне пола замерли небольшие кабинки. Шон догадался, что это подъемные клети, при помощи которых гномы передвигаются вверх и вниз по бесконечному Столпу. Еще бы — будь внутри только лестницы, ноги отвалились бы, пока доберешься куда-нибудь.

— Наверху — выход, Главный Портал, — заявила Беринда, — а где их Совет? Эй, ты, как тебя. Добродушный, где у вас Совет собирается? Если не знаешь, я буду здесь все по камешку разносить, пока до этого самого Совета не доберусь. Или пока они сами ко мне не явятся.

— На четвертом уровне, — пояснил Дальноход. — Не надо здесь ничего разносить, бабка!

— Как придется. — Беринда хищно улыбнулась. — Значит, вези нас немедля на этот четвертый уровень!

Коротышка поплелся к одной из кабинок, и ведьма с рыцарем последовали за ним. Шон, из любопытства заглянув в соседнюю шахту, с удивлением обнаружил, что колодец ведет далеко вниз. И дна не видать.

— Глубоко, — заметил рыцарь.

— Вниз отсюда ровно столько же уровней, что и до Главного Портала вверх, — пояснил гном. — Таки заходите уже!

Внутри кабинки оказалось большое колесо с рукояткой, насаженное на уходящую в стену ось. Из отверстия, куда она была воткнута, сочилась черная смазка. Дальноход поплевал на ладони, взялся за рукоятку и яростно завертел колесо. Пол кабинки дрогнул, и она медленно поехала вверх.

— А вот вниз еще колодец этот идет, — подал голос рыцарь. — Там что? Преисподняя?

— Не, — отозвался гном, — ничего там особенного нет, уровни как уровни. Чем ниже, тем бедней порода, тока и всего. На нижних — и вовсе ничего, земля да камни. И Червь Пениалис. Вот там где-то Пампукка Хвастун и раскопал это ваше Сердце Мира.

— И Червь следом поднялся? — уточнила Беринда. — Ага… Кое-что понятно.

Воцарилась тишина, только шипел, проворачиваясь, ворот, да скрипели канаты где-то за стенкой кабины. Наконец Дальноход перестал вращать колесо, дернул за рычаг и объявил:

— Все, приехали. Четвертый уровень.

Шон выглянул — здесь стражи не было, да и само помещение оказалось куда меньше необъятного зала на первом этаже. Длинная узкая площадка перед выходом из подъемных кабинок, ограниченная каменной стеной… На ней висели изрядно потертые ковры, изображающие сцены гномьего быта.

— Вправо, — объявил Дальноход, направляясь вдоль стены с коврами.

По дороге Шон разглядывал рисунки. Вытканные на сером фоне бородатые фигурки рыли подземные галереи, возводили каменные стены, ковали топоры и кирки, размахивая огромнейшими молотами. Иногда среди низкорослых силуэтов попадались хилые бледные создания на тонких ножках. Эти кланялись гномам и протягивали в вытянутых руках какие-то подношения. На одном из ковров трое коротышек весело пинали бледных, а те, похоже, пытались уползти на четвереньках. Еще какое-то подземное племя карликов?

— Это кто? — поинтересовался Шон, ткнув пальцем в изображение.

— Это… — Дальноход слегка замялся. — Ну, они… как бы сказать… Ёптыть! Короче, это память об одной давней победе…

— Это люди, Шонтрайль, — не поворачивая головы, буркнула Беринда. — Вроде нас.

— Ну, в общем, да, — признался Добродушный. — Наземники, ага.

Шон почесал в затылке — бледные наземники на ковре были ростом ниже гномов.

— Идем, Шонтрайль, — позвала ведьма, — не на что здесь смотреть. Этнокультурные ценности гномов похожи на них самих. Все их легенды — короткие, а анекдоты — бородатые.

Дальше коридор делал поворот, и оттуда доносились приглушенные голоса. Низкие басы бубнили что-то неуверенно, а тоненький фальцет напористо вещал:

— Ну, задумайтесь же наконец как следует, почтенные! Всего-то навсего три пуда золота, и вы избавлены от набегов Пениалиса!

— А ты уверен, что у тебя получится? — сомневался хриплый баритон.

— Если не получится, я верну все до последней монетки, клянусь! Ну! Всего лишь жалкие три пуда золота, три пудика всего-то, — напирал фальцет, — и избавление от Червя! А?

— Три пуда золота… — задумчиво повторила Беринда. — С меня этот проходимец взял куда меньше. Что ж, я соглашусь на три пуда. Вперед, Шонтрайль!

 

13

За окном темнело, а отношения за столом становились все непринужденнее. И наконец взаимная симпатия достигла наивысшей точки — разговорившиеся молодые гномы принялись, перебивая друг друга, рассказывать о наиболее волнительных эпизодах заморских приключений:

— Да ты чё, Горбонос?! Забыл, как мы в ту дальнюю падь заваливаем, а там — волколаков целый выводок, и все пьяные?

— Ага, помню, гадом быть, помню! Все вот такие здоровенные, зубастые, блин!.. Горного хмыря завалили, да и жрут, закусывают!..

Анита помалкивала, Аназия вздыхала, оборотень-моряк изредка вставлял слово-другое, давая понять, что ему-то уж все, что случается на Шампурме, давно знакомо. Изредка он заказывал еще по кружке, а гномы снова заводили:

Хозяин, у которого нынче выдался прибыльный вечер, не торопил гостей, но в конце концов кому-то пришло в замутненную хмелем голову, что уже и пора — вот именно сейчас непременно пора двигать к себе, вниз. Идея вызвала всеобщее одобрение, и гномы принялись со скрежетом двигать стулья, поднимаясь. Хозяин глядел им вслед с заметным сожалением: груда монет на столе перед оборотнем была еще очень даже приличной. Выйдя из гостеприимного заведения, гномы вдруг смутились и с невнятными пояснениями ускакали за угол, направо. Вскоре оттуда донесся гулкий плеск. Превращенец покосился на дам и тоже шмыгнул в сторону — но только влево.

— А у тебя как с соответствующими органами? — спросила Аназия, когда он возвратился. — Небось иначе все устроено?

— Органы у меня в порядке, — буркнул оборотень, — просто я непьющий. Когда нужно изобразить употребление алкоголя, я образую внутри такой… мешок… Вот туда и вливаю. Оттуда и выливаю в полном, значит, соответствии.

— Минуя пищеварительный тракт? — уточнила метла.

— Минуя, — согласился метаморф. — А сейчас погоди, мне нужно сосредоточиться. Перенести вес в правую руку. Сейчас-сейчас…

— А зачем? — полюбопытствовала Анита.

— Тихо, они возвращаются!

В самом деле, грозный плеск и журчание, наводящие на мысли одновременно о морском прибое и мощном водопаде, стихли, и вскоре показались карлики, сияющие довольными улыбками.

Чернобородому гному пришло в голову, что моряк не отлучался с ними, и он спросил:

— А ты?.. Вы…

— Обращайся ко мне на «ты», малец! — просипел оборотень и хлопнул собеседника по плечу так, что тот согнулся. В правой руке весу оказалось прилично.

— Да, так ты…

— А мне ни к чему! Жидкость — моя стихия, ясно? Я всегда окружен ею, и внутри, и снаружи, понял?

На этом разговор иссяк, и компания двинулась прочь от трактира. Оборотень шел с очень сосредоточенным видом — должно быть, возвращал массу из правой руки на место.

По дороге гномы вспомнили, что они — отчаянные землекопы, только что вернувшиеся из-за моря, и им полагается вести себя буйно. Коротышки принялись энергично топать по булыжникам и горланить непристойную песню. Всех слов Анита не разобрала, но там было что-то насчет красотки и ее юбок, вначале что-то вроде: «Не лесорубы мы, не плотники…», а припев заканчивался словами: «Мне снизу видно все, ты так и знай!» Впрочем, улицы были пусты, и гномьи песни никого не волновали — не скрипнула ни одна ставня, нигде не зажглось ни огонька.

Перед площадью с Главным Порталом веселая компания свернула. Анита хотела окликнуть чернобородого, но метаморф придержал ее за рукав и подмигнул. Круглые желтые глаза слегка светились в темноте. Ведьма пожала плечами — в самом деле, их ведут гномы, зачем лезть с расспросами? В тесном темном переулке гномы остановились, и чернобородый вожак объявил:

— Только вы уж никому! Это тайный секрет! То есть секретная тайна… Короче, никто об этом лазе не знает… Кроме нас и еще пары-тройки правильных людей, то есть гномов!

Они склонились под стеной, что-то дернули, что-то потянули — открылся лаз. Сделав приглашающий жест, чернобородый первым полез в подземелье, остальные — следом. Анита дождалась, пока метаморф протиснется сквозь дыру, и подала ему метлу. Попав в широкие ладони моряка, Аназия томно вздохнула. Когда все спустились, гномы затворили люк и разожгли огонь — у вожака оказалась при себе небольшая лампа. Ведьма с любопытством огляделась при свете тусклого дрожащего огонька. Ничего интересного, подвал как подвал. В углу под кучей хлама обнаружился еще один люк, оттуда шел наклонный лаз — низкий, под гномий размер.

Вся компания гуськом полезла в штольню. Идти согнувшись было неудобно, но вскоре лаз закончился светлым прямоугольным проемом. Путники оказались в просторном зале, облицованном каменными плитами и освещенном множеством фонарей. Одна из плит как раз и закрывала выход лаза: гномы аккуратно закрепили ее и с минуту любовались результатом — их секретный ход был надежно замаскирован. Вдоль противоположной стены тянулся ряд цилиндрических полых колонн. В нескольких находились кабинки со странными штурвалами, остальные оказались пустыми, в глубине можно было разглядеть толстенные канаты. Коротышки забрались в одну из кабинок: метаморф и Анита, прижимающая к груди метлу, последовали за ними. Внутри было тесно, но в конце концов поместились все.

Чернобородый принялся вертеть штурвал, и кабинка медленно поехала вниз. Один за другим мимо проплывали этажи, одинаковые залы, облицованные однообразными серыми плитами… Спуск тянулся и тянулся. Вдруг Аназия услышала знакомый голос.

— Вперед, Шонтрайль! — произнес он.

Анита пихнула локтем оборотня, и мягкий бок упруго прогнулся. Метаморф понял правильно и просипел:

— А ну, парнищи, притормозим-ка здесь!

 

14

Беринда неторопливо оглядела собравшихся в зале гномьих старейшин. А те еще более неторопливо оглядели Беринду (гномьи старейшины все стараются делать неторопливо), после чего перевели взгляд на Шона. Верзила выглядел куда примечательней седой старухи. На Добродушного никто не смотрел, каковым обстоятельством тот был весьма доволен. Еще более он обрадовался бы, если б ему удалось незаметно улизнуть. Но сделать хотя бы шаг — означало привлечь к себе внимание, потому что все остальные в зале стояли неподвижно.

Шон тоже с любопытством оглядывался. В силу высокого происхождения ему доводилось бывать и на королевских советах, и на военных… Но этот не походил ни на что. В большущем зале, способном вместить не меньше тысячи человек, полтора десятка гномов смотрелись очень скромно. Они занимали нижние скамьи амфитеатра, а самый молодой стоял в центре напоминающей арену площадки. Рядом с ним находилось нечто массивное, округлое, увязанное в мешок. Мешок шевелился и ритмично вздрагивал.

Одежда седобородых карликов также не слишком напоминала парадные одеяния придворных — коротышки предпочитали темные оттенки. Хотя их украшали тяжелые золотые цепи да массивные перстни с неправдоподобными самоцветами, но смотрелись благородные металлы и камни рядом с грубыми, словно высеченными из камня лицами как-то чужеродно. Только гном помоложе, тот, что стоял на арене, выделялся кричащим нарядом. Курточка его была оранжевой с ярко-алыми рукавами, а штаны двухцветные — левая штанина синяя, правая — зеленая. Малиновые сапожки с загнутыми носками украшали здоровенные позолоченные пряжки. Лицо гнома, самого низкорослого из всех, тоже отличалось от прочих. Черты мелкие, невыразительные, нос — курносый и маленький, а черные глазки быстро бегают из стороны в сторону.

— Лампероном звать, значит? — нарушила молчание Беринда. — Сокрушительным?

Гномы молчали.

— Пампукка, я к тебе обращаюсь! — снова позвала ведьма.

Коротышка сжался, втянув голову в плечи, но, оглянувшись на суровых стариков, расхрабрился и заявил:

— Господа старейшины! Велите прогнать эту ведьму! Приход ведьмы — к несчастью!

— Во-первых, — Беринда, подбоченившись, оглядела собрание, — мне интересно, кому это здесь можно «велеть прогнать»? А во-вторых, мой приход в самом деле обернется несчастьем, если вы не вернете мое добро, похищенное вот этим Пампуккой. Я имею в виду — сопроводив возврат соответствующими извинениями и компенсациями.

Шон, припомнив дворцовый этикет, решил дополнить выступление ведьмы:

— Позвольте представить вам, господа старейшины, верховную ведьму, повелительницу Лайл-Магеля, магистра волшебства величайшую Беринду. Учитывая обстоятельства, прочие титулы величайшей я опускаю.

— Спасибо, Шонтрайль, — кивнула Беринда. — Итак, к делу!

Гномы молчали. Подземные жители — народ неторопливый, нескорый на решения. К старейшинам это относится вдвойне. Сейчас они косились друг на друга, никто не решался ответить первым. Пампукка, вновь смутившись и сопя носом, зыркал глазенками на стариков в поисках поддержки.

— К делу! — повторила Беринда. — Ваш прощелыга, вот этот самый Пампукка, продал мне… э… некий предмет, условно именуемый Сердцем Мира. Я честно уплатила запрошенную сумму. Затем Сердце Мира было предательски похищено. Я отправилась за вором по горячим следам, и, как видите, горячие следы привели меня сюда.

Пампукка машинально глянул на свои малиновые сапоги и переступил с ноги на ногу. Беринда, хищно оскалившись, продолжала:

— Теперь я требую возврата моего имущества! Честно приобретенного имущества! Не то я приму собственные меры. Я так понимаю, что Сердце Мира — здесь, в этом мешке?

Старуха засучила рукава и выставила ладони перед собой. С растопыренных пальцев сыпались искры, и воздух вокруг колебался, потревоженный волнами магических эманаций. Стало тихо, затем по залу прошла волна скрипов и шорохов — гномы привставали и переглядывались. Наконец самый пожилой — сутулый морщинистый старец — прокашлялся и хрипло объявил:

— Почтенная ведьма, ваша просьба будет должным образом рассмотрена на следующем заседании совета. А нынче мы обсуждаем очень важное дело. Нашему Королевству-под-Горой грозит смертельная опасность, и мы должны принять решение. Прошу вас покинуть собрание. Как только мы покончим с грозящей бедой, первым же делом рассмотрим высказанную вами просьбу…

— Э, старичок… — почти ласково перебила Беринда. — Я пришла не с просьбой, слышишь? Я тре-бу-ю. Сечешь, древний? А не то я здесь все разнесу!!! — вдруг грозно взревела она.

— Ведьма! — Старый карлик нахмурился. — Здесь нельзя применять магию! Только попробуй — и стены обрушатся на нечестивца.

— Да, — снова осмелел Пампукка. — Все рухнет, если повредишь несущую конструкцию. Мы в Столпе, не забывай!

— Не конструкция, а священные стены обрушатся. Чтобы покарать, — поправил Пампукку старик.

— Вот я и говорю, только повреди священную конструкцию и…

— Ничего, — заявил Шон, выдвигаясь вперед и сжимая свои внушительные кулаки. — Мы и без магии вполне сумеем договориться, я совершенно уверен.

Гномы угрожающе поднялись с мест — вид одного человека, даже очень крупного, коротышек не пугал. Дальноход Добродушный бочком попятился к выходу из зала.

— Вот что, — прохрипел старший гном. — Ты это брось, наземник, мы тебе здесь не наверху. И оглянуться не успеешь, как… И никто не узнает, потому что свидетелей нет.

Тут в коридоре за спиной пришельцев раздались шаги, и на пороге возникла Анита с метлой и оборотнем в образе моряка. Чернобородый гном, заглянувший следом, протянул: «Ой-йой…» Он очень быстро трезвел, и этот процесс зримо отражался на его лице — щеки становились все белее и белее, а глаза открывались все шире и шире.

 

15

Беринда, хотя и продолжала искрить, не решалась применить магию в этом здании, непонятно каким чудом сохраняющем вертикальное положение. Гномы тоже не спешили приводить угрозу в исполнение. Искры верховной ведьмы и кулаки Шона выглядели вполне убедительно — к тому же непонятно было, чью сторону примут молодые гномы, явившиеся как-никак вслед за Анитой. А уж ее метла и шляпа не оставляли сомнений, кем является эта молодая особа.

И тут вперед выступил метаморф. В другой ситуации его сипение могли просто не расслышать, но теперь в зале установилась полная тишина.

— Что я слышу, гномы?! — воззвал моряк. — Или за годы, что я плавал по морям и океанам, настолько изменился славный народ? Гномов покинуло достоинство? И честь? И чувство справедливости? Где, спрашиваю я, эта самая справедливость? — Он ненадолго смолк. — Вот эта наша гномичья… гномская… гномовская — где она?!

Моряк наступал на неровную шеренгу старейшин, а те пятились, пряча глаза.

— Вот этот недостойный карлик, — толстый палец метаморфа указал на Пампукку, и тот отпрянул, — потырил из Лайл-Магеля Сердце Мира, которое сам же и загнал величайшей Беринде. Не по понятиям этак-то… И вы, вместо того чтобы покарать преступника и вернуть похищенное, грозите величайшей? И где? Где, я спрашиваю, творите неправду? В самом Столпе! Под священными сводами! Которые обрушатся на воров и клятвопреступников, если ведьма повредит несущую конструкцию? А?

Гномы переглядывались и шевелили бровями. Анита тем временем, прошагав через зал к Шону, постучала его костяшками пальцев по плечу.

— Привет! — сказала она.

— Как дела? — спросил рыцарь, не оборачиваясь. — Ты извини, я тут слегка занят, подожди немного, я позже покажу, как рад тебя видеть, вернее, слышать.

Аназия фыркнула и, подлетев к метаморфу, закачалась у него за спиной.

— Но мы не можем вернуть… — наконец выдавил из себя дряхлый предводитель гномов. — Пампукка сулит нам, что при помощи этого… э… как ты назвал? Сердце Мира? В общем, при помощи этой хреновины он избавит нас от Червя Пениалиса.

— Та-ак… — протянул метаморф. — А может, хоть кто-нибудь объяснит мне наконец, какая связь между Пениалисом и Сердцем Мира? С чего бы это вы все, мудрые старцы, поверили Пампукке Хвастуну?

— О! — Пампукка приосанился. — Ты мое имя знаешь? За морями гремит слава о Пампукке?

— Нет, не гремит, — отрезал моряк, — а скорее смердит. И не за морями, а здесь, в Адигене. Я как с корабля сошел на берег, так сразу спрашиваю у первого встречного: «А чем это воняет у вас так мерзко?» И мне первый встречный в ответ: «Это Пампукка Хвастун, он обгадился с перепугу, что ведьмы из Лайл-Магеля явятся за ним в Подземный Чертог». Хватит болтовни, выкладывай, что ты знаешь о Сердце Мира?

Пампукка поглядел на искрящуюся ведьму, потом на Шона — в ответ тот погрозил кулаком, — потом на сурового моряка… и сдался.

— Ладно, расскажу. Пениалису нужна пара, вот что. Он и мечется, ищет ее…

— А Сердце Мира здесь при чем? — Беринда опустила ладони.

— Да никакое это не сердце, вот еще! Я это специально для вас придумал, чтобы вы купили… — Пампукка хихикнул, но осекся, едва взглянул на верховную ведьму. Ее тяжелый взгляд не располагал к веселью. — Ладно, все, все, рассказываю. Колюсь. Иду в сознанку. Эта штука — такой… ну, вот как у курей цыпленок сидит в яйце или, скажем, бабочка! Бабочка — из кокона.

— Так это яйцо, что ли? — спросил один из старейшин.

— Ну да! — Пампукка тяжело вздохнул. — Это Самка, я в книжке читал. То есть не просто какая-то там самка — Самка! Она вылупится, из яйца вылупится. Вот Пениалису она и нужна. Если…

— Сердце Мира — это яйцо? — подал голос метаморф.

— Что же тут такого? — Пампукка решил, что сразу убивать его не будут, и снова стал болтлив. — Если задуматься, так мало ли кто путает эти штуки… Сердце… яйцо… Взять, скажем, любовь… Вот говорит кто-нибудь: «Я люблю тебя всем сердцем!» А на самом деле…

— О любви — после! — перебил старший гном. — Я хочу разобраться. Значит, если мы эту штуку отдадим Пениалису…

— Он пробудит к жизни Самку и скроется с ней на нижних уровнях, — уверенно закончил Пампукка. — Они потом яйца отложат. Сердца — ха! — Мира.

— И от нас отстанет? — уточнил старейшина.

— Отстанет, отстанет, кому вы нужны. Мы ему ни к чему, он яйцо ищет, Самку свою. Как отыщет, уйдет вниз. И все будет как раньше.

Старейшины принялись вполголоса обсуждать ситуацию. Совещание заняло несколько минут, Беринда тем временем подошла к мешку, развязала тесемки и заглянула.

— Оно, — констатировала старуха. — Оно самое! Только больше размерами стало, раза в три, да и пульсирует чаще. Что это с ним?

— Так это… ну как же! — Пампукка приосанился, но потом сник и заключил: — Не знаю. Пухнет и пухнет. Непрерывно. И колотится. А может, это… Может, там в самом деле немножко Сердца Мира есть?

— Можно и так сказать, — задумчиво произнесла Беринда. Она, как обычно, не обращалась ни к кому конкретно, а раздумывала вслух. — Значит, взошла над миром эта самая звезда… эромагические лучи проникают повсюду… Да, точно! Они и пробуждают Самку в коконе, а Пениалис чувствует ее пробуждение и…

— Гхм-гхм. — Старый гном откашлялся, привлекая внимание. — Мы тут посовещались и приняли мудрое решение. Будет произведено испытание. Мы устроим Червю Пениалису свидание с этой штукой. Если ничего не произойдет, то ведьма получит свое Сердце Мира в целости и сохранности. Плюс компенсацию. Мы, гномы, справедливый народ!

— А если из кокона явится Самка? Что я получу тогда? — Беринда нахмурилась, и с кончиков пальцев слетело несколько бледных искорок.

— Мы, гхм-гхм… мы тут говорили о трех пудах золота… Справедливо было бы взыскать их с Пампукки… но он… гхм-гхм… некредитоспособен.

— Я искуплю, я отслужу, — зачастил коротышка. — Чтобы почтенной ведьме было не так обидно, я изготовлю полноценную замену Сердцу Мира! Даже лучше! Оно будет колотиться, оно будет из полированного металла! Очень красиво и торжественно, честью клянусь! Верьте мне!

— Из металла? — Беринда задумалась. — Из металла бы неплохо…

— А если, — Пампукка хитро прищурился, — если почтенный совет расщедрится на кое-какие самоцветики, мы сможем замечательно украсить это новое Сердце Мира.

 

16

— По-моему, оно стало еще больше. — Шон отодвинулся от края обрыва, при этом маленький камушек с шорохом укатился вниз — туда, где они оставили чудовищно разбухшее Сердце Мира.

— Тихо, гоблины услышат! — шикнул Дальноход Добродушный.

Это была его идея. Он выследил гоблинов и предложил устроить Пениалису с Самкой романтическое свидание в двух шагах от логова людоедов, пока те дрыхнут. Распорядок дня для гоблинов — святое. Теперь на поверхности был день, и гоблины исправно спали.

Пока пульсирующее яйцо спускали в кабинке, пока волокли по запутанным штольням и пещерам, промытым подземными водами, оно непрерывно увеличивалось и, к удивлению Шона, набирало вес. Бравому рыцарю чаще других приходилось тащить Сердце Мира, и в конце концов он спросил у ведьмы, что происходит. Беринда, думавшая о своем, коротко ответила:

— Магия земли. Самка, должно быть, чувствует приближение Пениалиса и готовится.

— К чему готовится?

Но ведьма, погрузившись в раздумья, промолчала.

Вскоре Шон уже не мог в одиночку управиться с ношей, и молодые гномы, с которыми Анита и оборотень пили в «Возвращаясь из Шампурмы», подхватили ее, вполголоса ругаясь. Они успели десять раз пожалеть, что сунулись так некстати в зал, где заседал совет, — в результате их и привлекли к экспедиции в нижние пещеры, чтобы не посвящать в тайну новых гномов. Но наконец Сердце Мира, выросшее во много раз и часто-часто колотящееся, осторожно установили в пещере, соседней с той, которую облюбовали гоблины. Путники забрались в пещеру несколькими метрами выше и ждали. Пениалиса не было видно, но время от времени пол пещеры сотрясался, издали доносились скрежет и грохот. Червь, всегда движущийся по дуге, уже почуял Самку и направлялся к ней. Гоблины спали.

Анита лежала возле Шона. Метла как бы невзначай переместилась из ее руки к метаморфу, по-прежнему пребывавшему в обличье моряка, и ее желтые прутья заколыхались рядом с седоватыми патлами оборотня.

— Да, — прошептал тот, — помню, помню — кокс. О, погоди, кажется… Ага, точно!

И громче добавил:

— Ползет!

Слух оборотня оказался острее, чем у остальных. В самом деле — Червь подползал все ближе, и скала колебалась все ощутимей. Грохот доносился с той стороны, где в пещере спали гоблины. Яйцо, скудно освещенное вкраплениями фосфоресцирующей породы, затряслось, по поверхности разбежались трещины.

Из соседней пещеры раздался отчаянный визг:

— Кто сделает ноги, тот будет целей! Ай! Ой! Эй!

И тут же соседняя скала взорвалась, развалилась, обрушилась разнокалиберными осколками. В облаке пыли из мрака показалась голова Червя. А может, и не голова — ни глаз, ни рта на ней не наблюдалось, но это место было впереди. Анита заметила, как Шон едва заметно покачал головой.

— Что? — спросила она. — Большой, а?

Шон что-то ответил, но слова потонули в грохоте падающих обломков. Червь втягивался и втягивался в подземный зал, свивая кольца и постепенно заполняя собой все пространство. Сердце Мира ритмично вздрагивало, оболочка на нем натянулась, рвалась, расползалась и обращалась в лохмотья, медленно сползающие с округлых раздутых форм.

— Меча, говорю, при мне нет, — с сожалением повторил рыцарь. — Жалко. Никогда такого большого не…

Своды пещеры, где притаились гномы и люди, тряслись, роняя мелкие камушки, грунт под ногами ходил ходуном, внизу в разноцветных вспышках и клубах пыли творилось нечто невообразимое. Казалось, что Пениалису не будет конца. Оболочка Сердца Мира распалась, вокруг все заполнил рой пыльных клубов и разноцветных искр, взлетающих все выше и выше.

— Вы как хотите, а я ухожу, — заявил Дальноход Добродушный. Он огляделся и понял, что в пещере больше никого нет — всем остальным та же мысль пришла в голову несколько раньше.

В стороне от пещеры, где они оставили Сердце Мира, земля тряслась не так сильно, зато со временем толчки стали ритмичнее и реже: бумм! бумм! бумм! — и всякий раз беглецов слегка подбрасывало в воздух. Аназия летела впереди, вихляя и взвизгивая при каждом сотрясении.

Наконец все втиснулись в две подъемные кабинки и торопливо завертели колеса. Стены шахты тряслись, в подъемники то и дело ударялись осыпающиеся камешки. Когда пещера с чудищами осталась далеко внизу, Беринда сказала:

— Эй, мелкий, не думай, что я забыла…

— Будет, будет Сердце! — откликнулся Пампукка, на всякий случай прижимаясь к стенке подъемника. — Прекрасное, из полированного металла! И даже украшенное самоцветными камнями! И оно будет стучать! Тук-тук! Тик-так!

 

17

По возвращении они застали обитателей Подземного Чертога в немалом смятении — все-таки встреча Червя с Самкой произвела немалые колебания тверди. Но здания стояли, и, главное, Столп по-прежнему несокрушимо возвышался посреди гномьего города. Постепенно всякие необычные шумы стихли: должно быть, оба чудовища после бурного приветствия убрались восвояси куда-то в земные недра. Так что отважных спасителей толпа гномов встретила радостными криками. Затем старейшины объявили, что избавителям назначена награда и по этому поводу будет взят внеочередной налог… и похвалы в адрес отважных пришельцев смолкли. Гномы разбрелись с площади перед Столпом — чинить обвалившиеся вывески, заправлять маслом фонарики и готовиться к наплыву «наземников».

Деньги были собраны быстро (хотя и без большого энтузиазма), да и Пампукка, как обещал, предоставил яйцеобразный металлический кокон, размерами как раз примерно с прежнее Сердце Мира. Полированный металл украшала глубокая гравировка, а также некоторое количество небольших ограненных кусочков яшмы — на настоящие самоцветы гномий совет так и не расщедрился. Внутри, в стальном чреве, что-то непрерывно постукивало. Конечно, с прежним Сердцем Мира не сравнить, посетовала Беринда, но три пуда золота тоже были неплохим призом… Тащить золото пришлось, разумеется, Шону, но только до поверхности, где можно купить осла.

Едва сборы были окончены, путешественники, не теряя времени, отправились восвояси. Пампукка, которому больше не грозила кара, вертелся поблизости и приставал с ненужными советами. Потом Беринда наконец обратила внимание на метаморфа, все еще сохранявшего облик бородатого моряка, и осведомилась, как обычно, ни к кому конкретно не обращаясь:

— А это что за разбойник? Зачем с нами ошивается?

— Это… друг, — помедлив немного, сказала Анита. Потом на всякий случай пояснила: — Аназии друг.

Метла не возражала. Она вообще ни против чего теперь не возражала — лишь бы скорей покинуть Подземный Чертог и уединиться для колдовского контръизвратительного заклинания. Гномы из «Возвращаясь с Шампурмы» решили проводить гостей до поверхности.

— Да, попали в историю… — промямлил, прощаясь, чернобородый.

— Выше нос, братец! — сипло бросил оборотень. — В самом деле, теперь это уже история! Об этом книжки напишут и нас с тобой на картинке намалюют. Будет что внукам рассказать… Ну а я — снова в путь… Не могу я теперь надолго в нашем подземелье, тянет и тянет на поверхность… Соленые морские ветра, бескрайние просторы и новые приключения!

— Да-а… — неуверенно протянул коротышка. — Бескрайние ветра и соленые просторы… Ну что же… ладно, прощайте тогда!

— Может, займемся моим превращением? — пискнула Аназия, как только подъемник с гномами скрылся внизу.

— Не здесь, — ответила Беринда. — Сперва из города выйдем. А в городе мне без метлы — по чину не положено. А ну иди сюда…

— Ну сколько мне еще ждать?.. — протянула Аназия.

— Мне тоже очень охота на твой истинный прекрасный облик поглядеть, — шепнул метаморф.

Он старался держаться подальше от грозной Беринды и поближе к помелу.

— А про кокс-то забыли! — спохватилась лаборантка.

Верховная ведьма покачала головой.

— Не забыли. Я у этого прощелыги мешочек с коксом стребовала. Все, идем наконец отсюда.

Едва городские ворота остались позади, Аназия вывернулась из ладони Беринды и взвизгнула:

— Ну! Ну, теперь! Расколдовывайте же меня наконец!

Беринда схватила пляшущее в воздухе помело и буркнула:

— Ты… метла, оглянись.

Аназия будто только теперь сообразила, что они стоят на дороге, запруженной всадниками, пешеходами и повозками.

— Потерпи, дорогая, — подбодрил ведьму оборотень.

Сам-то он не терял времени и при каждом шаге чуть-чуть удлинял ноги — готовился к продолжительной пешей прогулке. Путники двинулись по дороге. На только что купленного ослика навьючили двойные сумы: с одной стороны — золото, с другой — непрерывно тикающее Сердце Мира. Это последнее вызывало беспокойство Шона. Рыцарь поминутно оглаживал металлическую поверхность, испещренную глубокими канавками узоров, и прислушивался к мерным ударам, доносящимся из гулкого чрева.

— Тебя что-то беспокоит? — поинтересовалась Анита.

— Сам не пойму… — пробурчал Шон. — Вроде видел я такую штуку. А где? При каких обстоятельствах? Что с ее помощью делали? Нет, не помню… Но что-то не нравится мне, как оно стучит… Да еще и нагрелось.

— Так солнце на него светит, — предположила Анита. — Тепло ведь…

— Нет, тот бок, что в тени, сильней нагрелся. А! Вспомнил! Когда я участвовал в походе принца Мортендаля против непокорных горожан — вот тогда такую же штуку видел! И точно — у гномов. С принцем были наемные солдаты, в том числе и гномы… Но вот для чего это яйцо служило… нет, не припомню… Меня тогда во время атаки, понимаешь ли, слегка контузило…

Шонтрайль поскреб пальцами один из украшавших его лицо шрамов — тот, что возле виска, почти прикрытый соломенными волосами.

— Ну?! — взвизгнула Аназия. — Собирается меня кто-нибудь расколдовывать или нет? Мы уже достаточно далеко от города!

— Ладно, — смилостивилась Беринда. — Вон у тех кустов сделаем привал.

Путники уже почти добрались до означенных кустов, когда метаморф заявил:

— За нами следят!

— Следят? — переспросила Анита. — А я ничего не слыш…

И осеклась, едва взглянув на превращенца. Тот, оказывается, успел отрастить здоровенное правое ухо, похожее на лист лопуха, свернутый воронкой, и непрерывно вращал им из стороны в сторону, слегка перекосившись на один бок под весом громадины.

Тут и Тремлоу наконец-то отвлекся от стального яйца.

— Где? — осведомился воин.

— А вон… — Оборотень показал.

Анита только и успела приметить, как в придорожных зарослях, куда был направлен палец метаморфа, качнулись кусты, — а Шон уже, пригнувшись, прыгнул туда. Взметнулись ветви, закружились хороводом оборванные листья… Аназия взмыла над дорогой, ловко вошла в штопор и, причинив подлеску гораздо меньшие разрушения, ввинтилась в густую зелень. Ветви зашевелились, дважды возник и пропал украшенный бантом блондинистый хвост… затем донеслись удары по мягкому и приглушенные стоны. Шонтрайль де Тремлоу выдвинулся из кустов — в руках его болтался ухваченный за шиворот Пампукка, а над головой гордо реяла Аназия.

— Будет знать, как отвлекать на самом интересном месте, — провозгласила метла, взмахивая окончательно растрепавшимся бантом. — Ну, давайте его по-быстрому прикончим и расколдуем меня наконец!

Гном пискнул. Шон задумчиво пошевелил рукой, словно взвешивая пленника, и объявил:

— Прикончить еще успеем. Пампукка, ты зачем за нами шел?

— Ну, я это… любопытный я. — Карлик сучил ногами и тряс куцей бороденкой. — Отпустите, что вам от меня надо? Я просто по дороге шел, а вас увидал и в кустах спрятался!

— Следил за нами с самого начала, — прокомментировал оборотень, втягивая лопухообразное ухо в голову.

— Шонтрайль, убейте его наконец, — потребовала Аназия. — Убейте, и займемся делом! Из-за этих разговоров задерживается контръизвратительное заклинание!

— Не надо меня убивать… я хороший… я всем помогаю, — загнусил Пампукка, косясь на замершего у дороги понурого ослика, груженного трофеями. — Лучше отпустите меня, я вам точно говорю.

Шон проследил взгляд пленника и вдруг сказал:

— А я вспомнил!

— Что? — спросила Анита.

— Вспомнил, где видел такое яйцо! Гномы подобной штукой городскую стену разнесли. Вот тогда меня контузило этим… камнем по башке контузило. Это яйцо прикатили под стену, оно разлетелось на куски, башню обвалило, все порушило! Вот эти бороздки на нем специально сделаны, точно. Вот по ним яйцо как раз и разлома…

— Феминистки! — объявила Беринда.

Верховная ведьма, как всегда, не особо прислушивалась к разговору и потому первой заметила приближающихся на бреющем полете представительниц конкурирующей организации. Скорость они держали очень неплохую и вот-вот должны были настичь путников.

— Всыплем им? — предложила Анита.

К ее удивлению, Беринда покачала головой.

— Лучше отбежим подальше. Если я верно поняла тебя, Шонтрайль, мы просто обязаны отдать яйцо Лавандии.

Рыцарь кивнул. Оборотень бросился в кусты, из которых только что извлекли Пампукку. Анита помчалась следом, Беринда задержалась на секунду, чтобы сказать Шону:

— Золото!

Рыцарь разжал кулак — Пампукка шлепнулся на дорогу, взметнув облачко пыли. Подхватив мешок с гномьим выкупом, рыцарь поспешил за ведьмами. Гном оглянулся в сторону приближающихся феминисток и на четвереньках покинул открытое место. А сестрица Лавандия, приземлившаяся первой, успела наподдать ему сапогом, что лишь помогло коротышке исполнить задуманное.

Ведьмы опускались, шурша темными накидками, которые при посадке вздувались пузырями, поднимали дорожную пыль. Анита не стала убегать далеко и сквозь густое сплетение веток наблюдала за дорогой. Хотя в облаке пыли, поднятом феминистками, трудно было что-либо разглядеть, зато голос сестрицы Лавандии был слышен отчетливо.

— Ну вот что, гоняться по кустам за Бериндой я не стану. К тому же старуха — мастерица на всякие пакости. А вот это, в мешке, похоже, и есть Сердце Мира!

— Точно, сестрица, — подтвердил другой голос. — Дергается, стучит… Оно самое и есть.

— Ох, красивенькое!

— И твердое какое!

— И камешки! Так и блестят, а?

Ведьмы столпились вокруг яйца, с которого сдернули мешок.

— Тогда хватаем его — и в Лайл-Магель. Опередим старую дуру! — решила Лавандия. — Кто вернул Сердце Мира, тому и повелевать в обители. За мной, мужественные сестрицы!

Пыль, начавшая уже оседать, взметнулась над дорогой снова. Из грязно-желтого облака веером взмыли феминистки верхом на метлах. Лавандия, переваливаясь и вихляя на лету, волокла тяжелое металлическое яйцо, и агаты тускло поблескивали на виражах…

Беглецы поднялись из кустов, провожая взглядами удаляющийся косяк летучих феминисток.

— Судя по тому, как волновался Пампукка, — задумчиво произнес оборотень прежним писклявым голоском, — уже совсем скоро…

Договорить метаморф не успел — округу сотряс мощный грохот, и клин феминисток разметало по небосклону. В воздухе закружились хлопья сажи и какие-то неопрятные лохмотья: некоторые, потрескивая, тлели и роняли крошечные искры. Прямо к ногам Беринды, которая выбралась из зарослей на дорогу и теперь вытаскивала из одежды застрявшие колючки, спикировала остроконечная шляпа, украшенная медной пряжкой. Пряжка оказалась покорежена, а поля шляпы — обуглены. От них поднималась, извиваясь, тонкая струйка лилового дымка.

— Ну что же, — сказала верховная ведьма, — думаю, проблема феминизма на некоторое время перестанет нас беспокоить. На довольно долгое время. Продолжительное. А Сердце Мира… Ладно, как-нибудь обойдемся. В конце концов, я принесу в Лайл-Магель выкуп.

— Так я говорю, — снова завел метаморф, — что Пампукка волновался, потому что ждал взрыва этого. Он за нами следил из кустов, чтобы, когда его яйцо бабахнет, золото подобрать… И раз он не стерпел, к самой дороге вылез, значит, ждал, что вот-вот оно бумкнет.

— Точно, — подтвердил Шон. — Гляди — и от превращенцев есть какая-то польза. А я теперь вспомнил, как гномы из войска его светлости Мортендаля такую штуковину называли. Бам-бам… или бом-бом? А, бом-бам, вот как! Никакие, говорят, стены не смогут противиться нашим бом-бам…

— Хватит! — взвизгнула вдруг Аназия. — Расколдовывайте меня поскорей! Сил моих больше нет терпеть!

— Ну, ладно. — Беринда пожала плечами. — Только не ори. Шонтрайль, собери дров, Анита, найди воду, нам нужно наполнить котелок. Сейчас займемся.

 

18

Беринда прочла заклинание, аккуратно выписанное Анитой из «Извратительных трансмутаций», буркнула: «Ерунда какая, и так все прекрасно знаю! Нам все известно!» — потом прочла еще раз, сдвинула набок потрепанную шляпу и почесала седую макушку. Затем прочла еще трижды, закатила глаза, шевеля губами, повторила про себя и наконец сунула бумагу молодой ведьме со словами:

— Ничего нового, я и так давно все знаю. Но запись лучше сохрани, тебе потом на будущее пригодится. С детьми, знаешь, всякое приключается…

Аназия носилась кругами по полянке — от Беринды к Шону, собирающему хворост, от скучающей Аниты к превращенцу, разводящему костерок… Ей было невтерпеж, но верховная ведьма не спешила. Дождавшись, чтобы вода закипела, она принялась нараспев читать заклинания, подсыпая в котелок снадобья с диковинными названиями: куриные зубы, червячьи шейки, жабья желчь… Когда дошел черед до кокса, выяснилось, что вредный Пампукка вместо необходимого ингредиента всучил мел. Перепутать белый мел с черным коксом было невозможно — злобный гном явно совершил диверсию. К счастью, у Шона остался кусочек кокса, подобранный после второй схватки с гоблинами. Наконец все снадобья были всыпаны в кипяток в полном соответствии с инструкцией, все заклинания должным образом зачитаны… Аназия едва не выла от нетерпения. Беринда по-прежнему неторопливо, будто издеваясь, сняла котелок с огня, выколдовала немного льда, чтобы остужался поскорее… Зрители ждали. Аназия вертелась юлой вокруг остывающего зелья. Наконец старуха сунула палец в варево, задумчиво поднесла к носу, понюхала.

— Ну что? Ну что? Готово? — Метла сунулась к верховной ведьме.

Та, не тратя слов, ухватила Аназию за черенок, поставила стоймя и нахлобучила котелок на растопыренные желтые прутья. Лаборантка завизжала, как поросенок, на которого вылили кружку кипятка, Анита ахнула, метаморф шумно выдохнул. Ничего не произошло.

— Как же так… — начала Анита.

— Ах да, чуть не забыла! — Беринда подбросила метлу в воздух вместе с котелком и хлопнула в ладоши.

Помело окуталось дымом, во все стороны полетели разноцветные искорки… что-то треснуло, что-то звонко шлепнулось на землю. Когда дым рассеялся, Анита увидела, как тощая, нескладная, с вытянутым унылым лицом и неестественно желтыми волосами девица поднимается с земли, потирая ушибленное место… хотя потирать там, на взгляд Аниты, было практически нечего. Аназия же, ощупав пятую точку, продолжила шарить ладонями по телу, словно хотела удостовериться, что все необходимые части снова при ней. Потом, вспомнив, ухватила себя за волосы и, поднеся прядь к самым глазам, прищурилась. Только удостоверившись, что цвет соответствует ее взглядам на идеал красоты, лаборантка наконец огляделась. Все, столпившись над ней, разглядывали результаты контръизвратительного заклинания не менее внимательно, чем сама Аназия.

Ощутив на себе пристальные взгляды, бывшая метла одернула измятое грязное платье. Взгляд ее остановился на метаморфе, принявшем теперь некий абстрактно-мужской облик — среднего роста, среднего сложения и среднего возраста.

— Ага! Наконец-то я до тебя доберусь!!! — завопила Аназия, устремляясь к ошеломленному оборотню.

Лаборантка обеими руками вцепилась в бусики, которые разволновавшийся превращенец судорожно перебирал, и, завладев ими, отскочила в сторону, восклицая:

— Наконец-то я погляжу, каков ты есть! А то как на меня пялиться… Ты чего?

Метаморф как-то вдруг скукожился, сжался, закрывая лицо руками — совершенно человеческими руками.

— Чего ты? Убери руки! — Боевой задор уже покинул Аназию, и она заканючила: — Ну, чего ты? Мы же здесь все свои!

— Свои?..

Ладони медленно опустились… Оборотень потупился под скрестившимися на нем взглядами. Перед спутниками предстал тощий узкоплечий юнец, огненно-рыжий, весь усыпанный веснушками. Только глаза под бесцветными бровями остались прежние — желтоватые, круглые, как у совы.

Аназия медленно обошла его кругом, внимательно разглядывая, затем шагнула ближе и неуверенно положила ладони на не слишком-то широкие плечи.

— Да, свои, — повторила она. — А чего ты не хотел в этом облике показаться?

— Ну, я… Понимаешь, дорогуша, ты такая красивая, а я это… Вот это вот… я…

Анита с Шоном переглянулись, и рыцарь многозначительно поднял брови.

— Я… гхм… — смутилась лаборантка. — Я, конечно, блондинка… теперь… м-да. Но ты тоже вполне того… хорошенький. Может, теперь-то скажешь, как тебя звать?

Рыжий оборотень покраснел, отчего веснушки стали почти незаметны, и, глядя в сторону, промямлил:

— Маманя Помпончиком называла…

Шон еле слышно хмыкнул, и Анита припомнила, как рыцарь негодовал, когда она обращалась к нему «Шончик».

— Помпончик, значит… — Аназия ухмыльнулась. — А чего, мне нравится. Красивое имя, честное слово! Доброе такое и это… ласковое. Так ты, значит…

— Нет! — перебил оборотень. — Вот только не вздумай меня так называть!

— Почему? — удивилась лаборантка.

— Потому что это слишком миленько… То есть это кошмарно и мерзко!

— А как же тогда?

Тут одновременно на плечи Аниты с Шоном легли две ладони, и они оглянулись. Беринда потянула их назад, негромко сказав:

— Все, пошли. Они сейчас долго ворковать будут, потом препираться начнут, а потом Аназия, видимо, захочет где-нибудь тут неподалеку в кустах лабораторный опыт провести. Пошли, пошли, нечего на них смотреть!

Троица зашагала прочь.

— Помпон, — донеслось тем временем из зарослей. — Это мне больше нравится…

— Хорошо, будешь Помпоном. А вот скажи. Помпон, а вот как ты насчет… — Но дальше они не слушали. Все трое тихо пошли по дороге, не забыв, конечно, захватить с собой навьюченного осла.

— А они доберутся потом сами? — спросил Шон, когда голоса позади стихли окончательно. — До обители вашей далековато ведь отсюда…

— Доберутся! — уверенно ответила Беринда. — Хотя, думается мне, слишком уж спешить Аназия не станет.