В голове грохотало, будто на поле боя в разгар стрельбы. Химик со стоном приподнялся… или только попробовал… он даже не смог сообразить, пошевелился или нет.

Все-таки удалось разлепить веки. Бледные волны свечения лениво накатывали на базу и таяли, в полутьме неподалеку светился яркий огонек. Поначалу тусклый, он прямо на глазах разгорелся, и Химик сообразил, что это артефакт «удар», вмонтированный в трость.

Тычок артом прямо в голову что-то там нарушил: зрение все никак не фокусировалось, по хребту сбегали импульсы боли, конечности не слушались. Ни перевернуться на бок, ни тем более встать он не мог, единственное, что с большим трудом удалось – приподнять голову.

На корме, у люка на треть въехавшего в казарму вездехода, стоял Ведьмак. Вскоре обнаружился и Пригоршня, он хрипел и слабо ворочался на обломках плота. Ну, хоть его не парализовало, как Химика…

Ведьмак повернулся, обратив в сторону Химика лицо с повязкой на левом глазу. Второй глаз нечеловечески блестел в полутьме, а под полоской белой ткани сверкал янтарный огонь. Отвернувшись, шагнул на край вездехода, трость стукнула по железу. В такт шагам в колене его проворачивалось, вспыхивая и угасая, что-то светящееся. Торс Ведьмака переливался аномальным свечением. Химик вспомнил, как Пригоршня когда-то воскликнул: «Да он какой-то киборг аномальный!» – именно так, по сути, это киборгизация. Ведьмак использует артефакты так, как не умеет больше почти никто, для изменения и усиления своего тела и разума.

И он, как вдруг сообразил Химик, собирается добить Пригоршню.

Красного Ворона было не слышно и не видно, вездеход вколотил его внутрь казармы, возможно, раздавив насмерть или переломав руки и ноги. Химик застонал, медленно, с натугой поднимая голову. Поползти он точно не сможет, но надо попытаться сесть.

Ведьмак шагнул с вездехода на землю, и в колене снова провернулись обручи света. Сцепленные в конструкцию вроде проволочной головоломки, они вращались и подрагивали с каждым шагом.

Пригоршня забормотал, перевернулся на живот и попробовал встать. Не смог, упал, ударившись подбородком о бревно. Пополз прочь от Ведьмака, а тот пошел следом, занося трость. Арт в рукояти горел, как факел. Химик почти смог сесть, но тяжело свалился на бок, голова упала на землю. Мозг, пораженный ударом артефакта, постепенно возвращался в норму, брал контроль над телом, однако нужно было еще хотя бы несколько минут, чтобы прийти в себя.

И этих минут у него не было. Точнее, их не было у Пригоршни, который полз упорно, но слишком медленно. Химик, не в силах сдвинуться с места, лежал на боку, вытянув одну руку, а вторую придавив своим телом. Лежал и наблюдал, стиснув зубы.

Пригоршня услышал шаги над собой, повернулся на спину. Трость взлетела над ним.

Но Химик не только наблюдал. Пальцы вытянутой руки шевелились, будто сплетая невидимые нити.

Пригоршня выругался в лицо нависшего над ним лысого великана. Трость пошла вниз.

Пальцы Химика сложились в кулак.

Он помнил рассказ о том, как боец из Комплекса мысленно манипулировал аномальной энергией артов, как с помощью этого спас их с Вороном возле спецпоезда, на Станции, сумев «стравить» излучение нескольких артефактов, лежащих в сумке бандита. И сейчас Химик впервые попытался сделать то же самое.

Получилось топорно. Слишком мало опыта, ведь он никогда такого не делал. Даже не тренировался, так что ни о каких тонких манипуляциях и речи не шло – лишь о прямом, грубом вмешательстве.

Но все же у него получилось. Сияющие обручи в коленном суставе сломались, брызнув огненными осколками.

Ведьмак закричал. Химик впервые услышал, как лысый скупщик, главарь группировки, бывший музейный директор Борис Григорьевич Ведьмаков кричит от боли. Нога подогнулась, он упал на колени, рукоять трости врезалась в землю возле головы Пригоршни. Вспышка света разлилась, на миг высветив бревна, обломки фанеры, камни, траву, и ушла в глубину. Земля дрогнула так, что даже лежащий в стороне Химик ощутил это.

А потом Пригоршня тоже сел, и они с Ведьмаком оказались лицом к лицу. В коленном суставе догорали, вспыхивая как угли, обломки аномальной конструкции. Скрежеща зубами от боли, Ведьмак протянул к Пригоршне руку и взял его за горло.

Оскалившись, тот почти неторопливо достал из кармана раскладной нож, выдвинул лезвие и вонзил Ведьмаку в глаз, скрытый под белой повязкой. Воткнул и медленно провернул.

Янтарная вспышка почти ослепила. На миг Химик четко разглядел светящиеся очертания черепа под темным ореолом кожи, янтарное сияние высветило впадины глазниц и дыры ноздрей, носовые хрящи, десна, челюсть – будто рентгеновский снимок возник в воздухе. Раздробленный ударом арт затопил черепную коробку сиянием, шар света разросся внутри нее и пролился вниз по позвоночному столбу, как по трубе.

Ведьмак повалился вперед, с торчащим из глазницы ножом, прямо на Пригоршню. Тот опрокинулся на спину и согнул ногу, уперся ею в грудь врага, который клонился на него, будто могучее, подрубленное у корней дерево. Руки подергивались, он хрипел и дергал головой. Пригоршня тоже захрипел, сгибая ногу под навалившимся на нее весом, и все же сумел оттолкнуть Ведьмака, спихнув с себя, опрокинул на землю рядом.

Химик, наконец, сумел сесть. Из пролома, в котором стоял вездеход, донеслись шорохи, скрип, а потом тихое бормотание Красного Ворона.

* * *

Биоскаф снова включил ночное зрение, и в тусклом зеленоватом свечении Роб увидел зал с коническими островками, между которыми хлюпала вода. Возможно, раньше она была спокойной, но сейчас, когда пирамида накренилась, возникло течение.

Выбравшись из люка на вершине пологой возвышенности, он спрыгнул в воду. Этот уровень был заметно меньше тех, которые Роб успел преодолеть. Судя по тому, как сдвинулись наклонные стены, до конца пути осталось недолго. Вверх уходило несколько решетчатых балок, обвитых лианами. Необычные, смахивающие на толстые шершавые волосы без намека на листву и ветки, лианы эти торчали со дна, то есть из пола уровня. Одна балка, сломанная, концом пробила потолок, приподняла его сегмент, образовав широкий пролом.

Каждый выступающий из воды конический холмик был увенчан узким светящимся яйцом. Роб не смог понять, из чего они состоят, из пластика, стекла или чего-то еще. Спрыгнув в воду, он направился к ближайшему острову. Вода плескалась у колен, и через мерцающий в сознании монитор сенсоры биоскафа сообщили ему, что это питательный органический раствор, насыщенный целым набором веществ.

Яйцо покрывали пятна белесого налета. В светящейся глубине между ними Роб увидел скрюченный зародыш: подогнутый под брюхо рудиментарный хвост, лапки с когтями, длинную мордочку с крошечными глазками. Между нижними лапами начиналась прозрачная трубка, она спиралью уходила к органическому наросту на дне яйца. Существо чуть покачивалось в густой, сияющей белым светом жидкости.

Поверхность холма под ногами была слизистой, скользкой. Явно не земля, вообще непонятно, что это. Несколько десятков светящихся пятен окружали Роба, среди них были и погасшие яйца – разбитые, пустые. Он решил, что мог бы одним ударом расколоть яйцо, вытащить зародыша и осмотреть внимательней, но заниматься этим не хотелось. Ему не было особого дела до всего этого. Сознание Роба напоминало темный коридор с пятном света в конце – целью, которую задал Хозяин. Все остальное интересовало его лишь постольку, поскольку оно могло помочь или помешать в достижении цели.

Он спрыгнул с холма и поспешил к сломанной балке, пробившей потолок зала, но остановился, увидев тело под ногами. Патлатый, заросший мужчина в лохмотьях плавал лицом кверху, руки и ноги покачивались в легком течении. На груди кровь. Его убили ударом чего-то острого и тонкого. Ловким, быстрым, точным ударом.

Кажется, Роб знал, кто хорошо умеет наносить такие удары. И какое оружие этот человек обычно использует.

Он решил, что мертвец выпал из пролома в потолке. В этот момент сверху донесся шум, раздалось бормотание, невнятный возглас, потом вой. Не человеческий, но и не звериный…

Измененные.

Это было слово из памяти майора Титомира, ворги использовали другое: зверолюды. Какое-то мгновение два сознания боролись внутри него, а затем слова будто смешались, и одно из них растаяло, уступив место второму. Зверолюды, да. У его ног лежит мертвый зверолюд. Там, вверху, находятся другие. Небольшая стая, судя по звукам, около десятка.

Неважно, Роб справится с ними. Это даже хорошо: несколько странных существ, которых он уничтожил по пути к вершине, не удовлетворили его кровожадности.

Он запрыгнул на балку и полез на четвереньках. При необходимости биоскаф мог двигаться с невероятной прытью, ускоряя движения своего носителя, и Роб взлетел к потолку за несколько секунд. Головой пробив завесу натянутых корней, выпрыгнул на следующий уровень.

В сравнении с предыдущими горизонтами Ковчега, здесь решетчатый потолок был совсем низким, а наклонные стены расположены непривычно близко. Этаж озаряли столбы синеватого света, в решетке над головой виднелось круглое отверстие, от которого зигзагом шла широкая трещина. Из дыры торчал обломок лестницы. Роб полез дальше по балке. Снова донеслось бормотание, и он замер, повернув голову.

Между деревьями показалось несколько измененных. Заросшие, в лохмотьях, с палками в руках. У высокого бородатого вожака карабин, но держал он его за ствол, как дубинку.

При виде приникшего к балке, похожего огромную обезьяну незнакомца вожак остановился и неуверенно зарычал. Сзади заухали, забормотали другие. Бородач поднял карабин, злобно потряс им и рыкнул громче.

Под шлемом Роб оскалился. Он разделается со стаей, а заодно дополнительно испытает биоскаф. И сразу после этого поднимется к вершине пирамиды, чтобы выполнить приказ Хозяина.

Он прыгнул прямо с балки, длинное тело вытянулось в воздухе, из пальцев со щелчками выстрелили когти, будто плоские кривые бритвы.

* * *

– Тащи, тащи! Брезент цепляешь, да осторожней ты!

– Пригоршня, у него вывихнуто плечо и, такое впечатление, трещина в ребре, не кричи на него.

– Было, было вывихнуто плечо – но я его вправил. И вообще, молчи, мохнатый, лучше подними свой конец… так. А ты, Ворон, опускай. Не упади. На брезент не наступай, чучело! Видишь же, тут свисает.

– Заткнись уже, надоел.

– Заткнусь, когда закончим…. Ну все, вот и закончили.

Он выпрямился, вытер лоб. Неподалеку между бревнами торчала воткнутая в землю трость, артефакт на конце горел ровным алым светом. С трудом извлеченный из вездехода Маяк лежал возле гусеницы, и находиться рядом с ним было муторно, как будто стоишь под проводом ЛЭП, по которому идет электричество в миллиард вольт. Вроде и не чувствуешь ничего конкретного, но давит на мозги и на душе как-то тяжко.

– Химик, а ты что видишь? – спросил он.

Гипер привалился к корме. Он успел снять куртку, остался только в рабочих штанах. Двигался Химик после удара артом в череп все еще немного неловко, иногда у него заплетались ноги. Красный Ворон, как только закончили с Маяком, уселся на бревно. В волнах свечения было видно, какое бледное у него лицо – светлое пятно в полутьме, будто привидение. Руки тряслись, его снова кривило на бок, скорее всего, Химик прав, у наемника треснуло ребро. Хотя на самом-то деле он еще легко отделался, когда вездеход отбросил его, Ворон сломал койку со стулом, а мог ведь и себе все кости переломать.

– Я будто стою на краю бездны, – Химик отодвинулся подальше от Маяка. – В которой клокочет безумная пустота.

– Безумная пустота? – повторил Пригоршня. – Это ты че-то слишком поэтическое загнул, Платон мохнатый.

– Мы тут имеем случай так называемого невысшего образования, а? Никита, Платон был философом, а не поэтом.

Пригоршня осторожно коснулся носком ботинка того твердого и покатого, что пряталось под брезентом.

– Ну что, будем смотреть, что у нас там, или нет? Мне, с одной стороны, любопытно, а с другой – почему-то не хочется это дело разворачивать.

С другой стороны вездехода донесся стон, и они переглянулись.

– Очухался лысый. Пошли хоть на него глянем.

Ведьмак полулежал, привалившись к гусенице. Руки стянуты ремнем за спиной и примотаны к опорному катку. Повязку с головы снять они не смогли, материя обуглилась, прикипела к глазнице, напоминающей черную ямку на сморщенном, обожженном лице. Лысый великан смотрелся жалко, из него будто высосали всю энергию, переполнявшую его раньше, большое сильное тело как будто опало, крупное лицо сморщилось, щеки обвисли. Правая нога была распрямлена, левая согнута под ненормальным углом, штанина в колене бугрилась, вроде в коленной чашечке взорвалась мини-граната.

Пригоршня присел перед Ведьмаком, и правый глаз, полный болезненной мути, взглянул на него.

– Что, хреново тебе, громила? Вижу, хреново. Дай прикинуть, сочувствию я тебе или нет… – он упер пятерню в лоб, прикрыл глаза, как бы задумавшись, потом распахнул их и решительно сказал: – А вот нифига! Не сочувствую ни грамма. Все у тебя болит, глазницу разворотило и колено тоже, и весь ты из себя беспомощный, да? Хорошо. Представь только, в какой ты глухой заднице: вся твоя команда уничтожена, а сам ты почти уже сдох. Покалечен, связан. Твоя великая миссия, про которую ты нам вещал, провалилась с треском, с грохотом! А? Отлично же, черт! – он хлопнул Ведьмака по щеке, выпрямился и довольно оглядел соратников. – Хорошему человеку приятно позлорадствовать над поверженным врагом.

– Это мелочно, – сказал Химик.

– Да, я согласен. Но приятно как! Этот лысый козел, ты прикинь, людей своим артом в глазнице зомбировал почем зря. И собирался свинтить с нашего континуума в пирамиде, и наплевать ему, что он этим весь наш мир…

– Не… собирался…

Голос был тихим, жалким, в нем почти не осталось грохочущей силы, переполнявшей его раньше.

– Ты о чем? – спросил Пригоршня.

– Я хотел спасти реальность, – прошептал Ведьмак.

– Чего? Вот ты, тварь поганая, еще и отмазаться пытаешься после всего!

– Нужно поставить Маяк… – голос прервался, грудь Ведьмака содрогнулась. Тяжело, с натугой сглотнув, он продолжал: – Заряженный «доминатором» Маяк нужно поставить на Ковчег. Сейчас. Обязательно.

– Ну да – и сбежать, а Земля пусть гибнет вместе со всей вселенной.

– Помолчи, – сказал Химик. Голос у гипера стал настороженным и каким-то… Короче, Пригоршне его интонации очень не понравились. Засосало под ложечкой. Возникло такое чувство, будто они стоят на пороге чего-то обескураживающего, переворачивающего все с ног на голову. – Ведьмак, что вы хотите сказать?

– Мы говорили с Артуром. Кауфманом. Давно. У него были показания приборов. Данные. Ковчег нужно убрать из реальности. Это он уничтожает ее.

– Как это так? Все наоборот! – Пригоршне хотелось заткнуть уши, вообще уйти, чтобы не слышать того, что сейчас прозвучит.

– Ковчег все это время… все тысячелетия… надрывает ткань… Гравитонными импульсами, – проговорил Ведьмак. – Постепенно. Тысячелетиями эти изменения… – он замолчал.

– Поляризация вакуума? – спросил Химик. – Усиление квантовых флуктуаций, порождающих пары частица-античастица, и их взаимная аннигиляция. Вы об этом?

– Не просто усиление, – передышка была нужна Ведьмаку, чтобы собраться с силами, теперь он заговорил громче. – Важно другое: разбалансировка. Под влиянием странглета, ядра Ковчега, усиливается дисбаланс. Античастиц становится больше, они не исчезают. Копятся.

– Но это нарушает закон сохранения энергии.

– Да. На уровне квантовых полей происходит накопление, и… Когда оно превысит… реальность разрушится. Это тянулось… усиливалось, и теперь… Я почти успел, почти смог. Было известно: разрушение начнется вот-вот. Поэтому шел напролом, поэтому убивал. Хотел добыть денег у майора, чтобы собрать большой отряд, вооружить. Любые методы, чтобы не позволить… Миллиарды жизней на кону. Нет. Миллиарды миллиардов. Биллионы. Ведь есть другие планеты, и где-то там тоже… жизнь… разум… исчезнет все. Вы видели искажения в последние сутки. Наплывы, будто из других миров. Это один из знаков. Знаков скорого апокалипсиса.

– Мы думали, в искажениях виноват «доминатор».

– Нет. Странглет.

– Но почему тогда ты был против Кауфмана? – спросил Пригоршня. – Ты ж его убил!

– Кауфман хотел другое. После амнезии, когда бродил по Зоне в беспамятстве, он изменился. Его психика… может, как Полуночник, мой музейный художник… Их психика искажена, они уже не люди. Каждый по-своему. Кауфман хотел, чтобы это произошло.

– Чтобы Ковчег оставался тут и разрушил реальность? – уточнил Химик.

– Да.

– Я не верю! – рявкнул Пригоршня, врезав кулаком по броне вездехода. – Вы, все трое, кто был тогда в музее, уже не люди! У тебя тоже мозги набекрень, ты артефакт «доминатором» зарядил и людей пачками зомбировал!

– Только чтобы сколотить отряд. Чтобы дойти до Полесья, потом сюда. Знал про вездеход, мы нашли его, когда еще были со странниками. Один из экипажа выжил, был с нами два года, случайно погиб. Стенли Крамер, канадец. Он рассказал про экспедицию «Биофарма», про «Дино-корп». Оставил мне диск-ключ от вездехода. Я хотел проникнуть в Пятно, поставить Маяк и увести Ковчег. Если странглет выйдет за границы мир-браны… Напряжение спадет, показатели придут в норму. Реальность восстановится, брана не развернется.

– Так! – Пригоршня попятился. – Надо поговорить. Химик, Ворон, а ну отойдем!

Когда они подошли к нему, он взмолился:

– Мохнатый, братец, скажи, что все это неправда! Он же нам мозги крутит, а?!

– Я не знаю, – растерянно забормотал тот. – С одной стороны, для нормального физика это может показаться бредом. С другой стороны, за этот день я наслушался от Вила таких вещей… И такого навидался и начитался там, в Ковчеге…

– То есть шанс есть? – спросил Ворон.

– Шанс на то, что именно Ковчег своим присутствуем разрушает континуум, что его нужно срочно вывести отсюда для спасения нашей вселенной? Да, черт, да, шанс на это есть! Но в равной степени…

– …Но есть шанс и на то, – подхватил Пригоршня, – что прав все же Вил, а Ведьмак просто хочет свалить, окончательно разрушив матушку-вселенную. И мы теперь вообще не знаем, кто прав, кто нет, но при этом Маяк с «доминатором» уже здесь, и своим излучением, взаимно с Ковчегом, окончательно нарушили равновесие, и у нас несколько часов, чтобы решить, что делать!

– Боюсь, через несколько часов будет поздно, – возразил Химик. – К тому времени процесс станет лавинообразным, все пойдет вразнос. Ткань реальности уже сейчас надрывается. За час-полтора мы что-то должны решить и сделать.

Пригоршня прижал ладони к лицу, зажмурился. Постоял несколько секунд, затем шагнул к Ведьмаку.

– Эй, ты!

Тот медленно поднял мутный взгляд:

– Слушай сюда. То ли ты рассчитываешь убраться отсюда в Ковчеге и спастись сам, как тот Ной, то ли наоборот хочешь этим спасти вселенную. Поэтому мы сделаем так: подключим сейчас Маяк к Ковчегу и заставим Вила его запустить с помощью тех приборов, что у него подключены к пульту в рубке. Если, конечно, Вил на такое вообще способен. Но тебя, слышишь, урод, мы оставим на Земле. Снаружи на понтоне положим. Так что если ты сейчас не врешь, если когда Ковчег отчалит, континуум снова расцветет и приятно запахнет, то и ты спасешься вместе с ним. Но если лжешь, то тебе придет конец вместе с…

– Оставьте меня здесь, – перебил Ведьмак.

– Что?

– Оставьте меня прямо здесь. Я все равно не выживу, но… Когда Ковчег покинет реальность, успею увидеть, что прав.

Они замолчали, обдумывая эти слова. Красный Ворон сказал:

– Нам всем незачем снова лезть в пирамиду. Куда она вообще попадет?

– А я без понятия, – мотнул головой Пригоршня. – У мохнатого спрашивай. Ясное дело, никто не обязан лететь в Ковчеге, ну или плыть, или как там это называется. Может такое статься, что континуум выживет, а Ковчег разрушится, и все кто будет в нем, отбросят коньки. Он же поврежден и так уже, да? И потом, сколько тысячелетий он тут в землю врастал, без профилактики, без техобслуживания…

– Не воспринимай Ковчег как обычный механизм, – возразил Химик. – Хотя ты прав в том, что каждый из нас должен это для себя решить прямо сейчас.

– Остаюсь, – пожал плечами Ворон.

– А почему? – живо спросил Пригоршня. – Нет, ты не думай, я тебя не уговариваю, решил – так решил. Мне просто любопытна причина, а то вот я для себя совсем решить не могу, как лучше поступить.

Ворон махнул рукой в сторону пирамиды, скривился и положил ладонь на бок.

– Что там? Если она долетит куда-то… куда попадем?

– Другие континуумы, – сказал Химик. – Другие вселенные. Подозреваю, что в Ковчеге есть системы защиты и контроля. В смысле, если он все еще функционирует более или менее штатно, то остановится только в одном из миров со схожими космогоническими условиями.

– Миры, планеты, – пробормотал Пригоршня. – Я вот не могу себе это представить. Мир, а? Что это вообще такое? Я представляю – планету. Шарик из земли и камней, с какой-то там атмосферой, с какой-то фауной, флорой всякой. А мир – это чего? Вся вселенная типа… какое до нее вообще дело? Она где-то далеко, пусть себе какой угодно будет, главное, чтобы Ковчег прибыл в место, где есть чем дышать и есть чего жрать. И пить. И девчонки, очень желательно.

– Мне это не нужно, – решил Ворон. – Хочу назад в Зону. Думаю, что только там смогу избавиться от Кровоцвета.

– Кровоцвета? – переспросил Химик.

– А, это артефакт-симбиот у мужика такой, – махнул рукой Пригоршня, уверенный, что теперь, со всеми этими безумными делами, которые начались в последние часы, соблюдение тайны ампира-наемника не имеет никакого значения. Судя по равнодушному выражению лица, тот не возражал. – Опасная штуковина, вредная и подлая. Ее надо как-то снимать, хотя раньше вроде никому не удавалось.

– Это не то ли пятно пульсирующего мерцания, которое я все время вижу у тебя под мышкой?

Ворон ничего не ответил, и Пригоршня подвел итог:

– Короче, вы решайте, кто куда, и я для себя тоже сейчас это решу. Десять минут у нас на это есть. Ведьмак, слышишь? Ты остаешься здесь, и если соврал – накроешься квантовым тазом вместе со всем континуумом, понял?

– Я говорю правду, – едва слышно прошептал тот, закрывая глаз.

И это стало последними слова бывшего директора краеведческого музея, вожака сталкерской группировки, скупщика и исследователя артефактов Бориса Ведьмакова, потому что спустя секунду рядом грохнул винчестер, и в лицо его ударила пуля.

– Стоять и не двигаться, бродяги, – пророкотал знакомый голос.