За небольшой асфальтированной площадкой снова потянулись кусты, то чаще, то реже. Ворон двигался в авангарде, причем шел он, на взгляд Пригоршни, слишком быстро, будто его что-то гнало вперед. Но все же не бежал, внимательно приглядывался к обстановке, на пустые места сначала осторожно выглядывал… ладно, пусть будет ведущим. Двое странников разошлись в стороны и просматривали, насколько позволяла буйно разросшаяся флора, пространство по флангам. Американский карабин Пригоршня с собой таскать не стал, бросил на земснаряде. Он держал наготове «Стриж», переведенный в режим автоматического огня.

Химик убрал серп в ножны и часто поднимал руку с «асуром», шевелил пальцами, сгибал-разгибал запястье.

– Освоился с ним? – спросил Пригоршня тихо. – Вроде ты пока не пробовал силовым кнутом работать? Я не видел.

– Я его ощущаю, – ответил Химик задумчиво. – «Асур» – как теплый ком на запястье. И я мысленно могу его сильнее нагреть, если посылаю на него такую волну, усилие как бы. Он тогда начинает светиться ярче, над ним возникает язык прозрачного завихрения, растет – это и есть кнут. Остается еще им «выстрелить»… Очень трудно описать словами.

– Вот и у меня похожее было с этими волнами и завихрениями, пока не отключилось. Ладно, ты крути его пока, изучай. Хорошо будет, если ты его освоишь. Пригодится.

– Хорошо, конечно, только мне нужно по-настоящему тренироваться, чего не хочется делать при странниках. Как они такое воспримут?

– Может, решат, что «асур» – сатанинское оружие, и ты черт с рогами. А может – что ангельское, и ты воин Господа, – хмыкнул Пригоршня.

Тоха не врал, полуостров и вправду весь зарос. Место напоминало Аэродром, тоже лабиринт дорожек и проплешин в море зарослей, только тут над ними торчат не остовы самолетов, а всякие крутилки, качалки и брыкалки. И колесо это – ох и колесище! Теперь оно было видно лучше: медленно, натужно вращающаяся громада далеко впереди, покатые кабины на десяток-два человек, между ними – небольшие люльки с навесами, для парочек. Расширяющиеся книзу металлические опоры тонули в море зелени.

У Пригоршни вдруг заложило уши, он потрогал их ладонями и сморщился. Стало больно – как будто ватной палочкой слишком глубоко ковырнул в ухе, и барабанная перепонка отозвалась. В висках заломило, он тихо выругался. И понял, что остальные ощущают примерно то же: Химик шипел и крутил головой, с одной стороны что-то невнятно пробормотал Пророк, с другой постанывал Тоха. Красный Ворон впереди приостановился, поднял руки к вискам. Как будто откуда-то сигнал неслышный идет… И вдруг все закончилось, боль исчезла. Пригоршня заозирался, а Химик сказал:

– Никаких аномалий поблизости нет. Я бы заметил зрением гипера.

– Смахивает на действие «уховертки», – зарокотал Василий Пророк. – Есть в Зоне дьявольская метина с таким названием.

Ворон пошел дальше, и они зашагали следом. Что бы это ни было, больше оно не повторялось. Химик через несколько шагов заметил:

– Скрип слышу. Уже давно. Не от колеса, ближе.

– Ага, скрипит, – согласился Пригоршня. – Теперь громче стало. Что он там показывает?

Красный Ворон, остановившись перед тремя деревьями, чьи ветви переплелись в общую крону, сделал остальным знак подождать и скользнул между стволами. Странники сошлись ближе, Василий Пророк грузно топал, Тоха двигался бесшумно. Малый вообще по повадкам – прирожденный следопыт. Только наивный совсем и Пророка этого своего почитает, как Бога.

Снова показался Ворон, махнул рукой, чтобы шли к нему. За деревьями открылась площадка, где стояла карусель: высокий столб, на нем горизонтальное колесо, с обода попарно свисают длинные цепи. На некоторых еще болтаются пластиковые сиденьица, а на одной висит голый человек. Концом цепи ему обмотали шею. Голова свесилась на бок, руки стянуты за спиной ремешками. Дул легкий ветер, и он покачивался, цепь монотонно скрипела.

Тоха прошептал хрипло:

– Это же Мазай. Бацька, дикая стая нашего Мазая подвесила! Что у него с ногами?!

– Он из ваших? – спросил Химик.

– Странник это! Старый Мазай, божья душа! С месяц как пропал. Мы не знали, что он в Чудопарке, думали, так просто пропал. Ушел на охоту, может зверь его какой задрал или что… Надо похоронить! – курносый шагнул вперед, но тяжелая рука Василия Пророка легла на его плечо.

– Нельзя, – покачал головой Пророк.

– Но, бацька! Мы же Витязя, Захара и Карпа не схоронили, так и лежат у озера, зверью на съедение. А теперь что же, Мазая оставим?

– Ты не видишь, что ли? – подал голос Красный Ворон. – Они его над «горчицей» повесили.

Пригоршня пялился на ноги Мазая. Те плавились, как длинный кусок воска, повешенный над печкой. Плотно сведенные вместе, ноги слиплись в единую массу и немного оплыли, ступни потеряли нормальную форму. От них отрывались тяжелые капли и бесшумно падали в лужу слабо подрагивающего густого желе горчичного цвета. Над лужей поднималась дымка. Даже отсюда она казалась едкой – воздух над аномалией будто плавился.

Вокруг «горчицы» пятиугольником стояли столбики из плоских камней, на каждом подрагивали на ветру какие-то ленты и лоскутья, а на верхушках лежали черепа. Все разные: один человеческий, другие звериные, поменьше и побольше. У ближнего – длинные, чуть ли не крокодильи челюсти и скошенный назад узкий лоб.

Пригоршня спросил:

– Они его разукрасили, что ли? Вот психи ненормальные! Это казнь такая? Жертвоприношение? Типа, в жертву Зоне через аномалию…

На груди и животе Мазая виднелся рисунок черной смолой: узкий треугольник, на конце его круг – это напоминало грубое изображение чертова колеса.

– Сатанинский ритуал, – поведал Василий Пророк и повернулся к Тохе. – Осквернено тело брата нашего, и нет больше в нем души. Не Мазай это, а сосуд пустой. А нам дальше идти надо.

– Ага, и побыстрее, – согласился Пригоршня, провожая взглядом очередную каплю, отрывающуюся от тела.

Красный Ворон уже направился в обход площадки, по краю зарослей, и они зашагали следом. Химик, все приглядывающийся к «горчице», сообщил:

– Кстати, эти лоскутья на столбиках – кожа. Не человеческая, по-моему, звериная. Василий, Тоха – так все-таки, что это за дикая стая? Они точно люди? Слишком… – он повел серпом в сторону аномалии, превращенной в алтарь, – нечеловеческая психология. Может здесь живут существа вроде воргов или гиперов?

– С виду – как люди, – возразил Пророк. – Отроки.

– Во-во, они как люди, а вернее – люди и есть! – как обычно эмоционально зачастил Тоха. – Молодые, да, не знаем мы почему так, но все молодые. И стра-а-аные…

– Не шумите! – шикнул Красный Ворон.

Теперь они двигались совсем осторожно, все держали оружие наготове. Цепь с повешенным странником монотонно поскрипывала за спиной, в тишине Чудопарка унылый звук далеко разносился над округой.

Из кустов выступили скамейки, киоск с дырявой крышей, откуда торчали ветки проросших внутри деревьев. Дальше стоял большой открытый павильон: навес, борта по пояс, за ними гладкий пол, на нем с десяток двухместных машинок. От некоторых к протянутой под потолком железной сетке шли изогнутые штыри.

– Автодром это называется, – поведал Пригоршня спутникам. – Так, малый, а ну-ка дай мне бинокль, хочу еще раз осмотреться, а то слишком бесцельно двигаемся.

Тоха поглядел на Пророка, тот кивнул. Химик сел в одну из машинок, взялся за руль, со скрипом его покрутил. Красный Ворон вылез на бортик с другой стороны павильона и оглянулся на остальных, недовольный очередной остановкой.

Получив бинокль, Пригоршня по угловой стойке быстро забрался наверх. Крыша у автодрома была хлипковата, на середину выходить не стал, еще провалится. Осторожно просеменил по краю, сел, свесив ноги, и поднял бинокль.

Они прошли треть, если не меньше, расстояния до чертова колеса. В бинокль были отчетливо видны пустые кабины и ржавая стойка. Ее толстое основание исчезало между кронами деревьев. Огромный обод медленно вращался, и это было единственное постоянное движение на застывшем фоне Чудопарка.

Пригоршня сообразил: что-то не так. Провел взглядом по ободу, слегка поворачивая бинокль. Точно, не почудилось, правая половина колеса видна хуже, чем левая. Оно вращалось по часовой стрелке, кабины неторопливо двигались, поднимаясь от нижней точки влево и вверх, потом только вверх, затем вправо… и, перевалив через вершину, исчезали в струящейся дымке. Как будто всю правую половину колеса скрывала туманная стена. Они почти пропадали из виду, лишь темные пятна маячили в мареве, а обод становился сероватой кривой полоской. Внизу, уже над самыми кронами, все опять становилось видно четко.

Вот уж действительно – чертово колесо! Мутантское какое-то. Что за ерунда там творится, Пригоршня догадаться не мог и, с минуту поизучав мерно вращающуюся громаду, повел биноклем в сторону.

Далеко справа виднелась «американская горка», а примерно на середине между колесом и автодромом стояло большое здание с надписью разноцветными, поблекшими от времени буквами: ВЕСЕЛЫЙ ЦИРК.

Подкрутив настройку, он пригляделся. У здания было узкое длинное крыльцо, по которому шли рельсы, с двух сторон исчезающие в темных проемах. На рельсах стояли вагонетки с сидениями. Стена выше разрисована скелетами, клыкастыми ведьмами, красноглазыми чудовищами, зомбарями с отрубленными человеческими головами в руках и прочей нечестью. И над всем этим, уже на уровне крыши – большая клоунская голова, но не рисунок, а вроде скульптуры, то ли пластиковой, то ли из пенопласта. Здоровенная, выпуклая, уродливая. Красный колпак с бубенцами-черепами, губастая толстощекая харя, выкачанные злобные глаза. Алый нос-шар, разинутый рот, крупные уши, на одном болтается сережка в виде скелета. По-настоящему неприятный клоун-монстр.

Пригоршня повел биноклем дальше, но сразу дернул им обратно.

В широком темном рту клоуна, будто в провале пещеры, стоял человек. Светлая куртка, измазанная чем-то разноцветным, такие же штаны. Длинные белые волосы, большие черные очки, а в зубах трубка. Лицо его, непривычно светлое, почти белое, было повернуто к автодрому. То есть к Пригоршне.

Никаких сомнений не было: это Полуночник. Ведь если подумать – тот, кто ходил по Зоне и рисовал всякие граффити, кто по своей воле поселился в заброшенном парке аттракционов, неподалеку от какой-то жуткой дикой стаи, приносящей людей в жертву аномалиям… Тот, кто пережил первый Сверхвыброс и своими глазами видел возникновение Зоны, находясь в самом ее эпицентре… Как такой человек может выглядеть? Обычно? Вряд ли! А вот парень с рассыпавшимися по плечам белыми космами, в черных очках и с трубкой в зубах, вполне подходит на роль странствующего художника из Зоны. Тем более, что одежда его, кажется, измазана красками. Характерная деталь.

Они смотрели друг на друга. Полуночник опустил трубу и сделал жест влево, то есть по отношению к Пригоршне – вправо. Сложил руки крест-накрест, давая понять, что туда идти не надо. Поманил к себе. Приложил палец к губам.

И вдруг резко повернул голову в ту сторону, куда только что показывал. Уставился на что-то. Коротко махнул Пригоршне, снова указав в том же направлении, отступил в темноту клоунской головы и исчез из виду.

Пригоршня поглядел вправо. Там, довольно далеко, была американская горка. Высоко над зарослями и деревьями торчала покатая дуга, за ней вторая – поменьше, потом еще меньше, затем изгиб, где рельсовая дорога заворачивала прочь от автодрома. Хорошо было видно место, откуда вагонетки с людьми начинали свой путь: площадка на высокой стойке, с длинным домиком. Когда-то он был ярко разукрашен, но теперь краски поблекли.

По площадке шли двое. Пригоршня еще подкрутил бинокль, но тут они как раз вошли в дом, и он ничего не успел разглядеть, только что на людях длинные балахоны.

В окне домика возник силуэт. Стал накрапывать дождь, капли тихо зашелестели по листьям. Пригоршня с минуту глядел в сторону горки, но больше движения не заметил. Полуночник в пасти зловещего клоуна тоже больше не объявлялся, и он полез вниз. Спрыгнув, позвал:

– Так, все сюда! Слушайте.

Химик, Василий Пророк, Тоха и Красный Ворон сошлись в круг, хотя последний по-прежнему держался немного в стороне. Пригоршня быстро все рассказал, и Пророк уточнил:

– Белые волоса, очки?

– Большие, черные, – кивнул Пригоршня.

– Тогда это точно Полуночник! – обрадовался Тоха. – Вот, как мы быстро его отыскали! Идем, значит, к нему?

Пригоршня возразил:

– Если пойти прямиком туда, с американской горки нас могут заметить. Даже если не прямиком, а прячась, все равно могут. Я так понял, что на горке у дикой стаи наблюдательный пункт. Могут у них быть бинокли?

– У них и тепловые имиджеры могут, к примеру, быть, – заметил Химик. – Мы же практически ничего про них не знаем.

– Короче, без нормальной разведки дальше двигаться нельзя. Автодром вокруг плотно зарос, можно устроить здесь стоянку, со стороны ее будет почти не видно.

– Я на разведку, – вызвался Ворон. Он быстро снял плащ, подогнул полы. Все с любопытством посмотрели на него. Выяснилось, что на плаще внизу есть петли, а к подкладке – бледно-зеленой и с камуфляжными разводами – пришиты пуговицы, полы можно к ним пристегнуть, после чего плащ превращается в подобие длинной куртки. Проделав это, наемник пояснил:

– Так будет тише идти через заросли.

Достал вязаную шапочку, натянул на голову. На шапочке сбоку была пришита кожаная эмблема: круг, на нем красный крест. Тоха при виде нее дернулся, а Василий Пророк рокотнул:

– Откуда это у тебя, бродяга?

– У озера подобрал, – ответил Ворон, проверяя пистолет в кобуре. И снова Пригоршня обратил внимание, насколько ловчее наемник стал двигать левой рукой. – Это одного из ваших, кого Карп убил. Седого.

Странники промолчали, хотя видно было, что им неприятно видеть шапочку погибшего соратника на голове какого-то бродяги.

– Дождь стал сильнее, – заметил Химик.

Красный Ворон, уже шагая к выходу с автодрома, бросил:

– Капли шелестят – меньше слышно меня. Хорошо.

– А ты точно уверен, что хочешь идти один? – окликнул Пригоршня. – На разведку лучше в паре.

– Привык один, – буркнул тот. – Скоро будут. Ждите.

* * *

Капли стучали по листве, сбегали по веткам. Красный Ворон двигался осторожно, но быстро, медлить он больше не мог, голод гнал его на поиски жертвы. После ночевки на земснаряде, под утром, стало особенно тяжело, то и дело накрывали темные импульсы, он едва сдерживался, чтобы не убить кого-то из людей рядом. В лодке специально сел впереди, отвернулся… и все же дважды чуть не бросился на Пригоршню и Химика.

Он не хотел уподобляться Карпу. И видел, что вот-вот выдаст себя: остальные иногда поглядывают на него с удивлением, а Василий Пророк с явным подозрением. Поэтому на автодроме, как только представилась возможность, он покинул отряд.

Двигаясь между зарослями, Ворон в такт шагам ощущал пульсации кровоцвета на левом боку. Симбионт бился, как второе сердце, только чаще и злее. Глухие толчки крови расходились от него по венам. Кровоцвет нужно накормить, и единственная подходящая пища для симбионта – чужая жизнь. Сделать это надо прямо сейчас, пока Ворон еще способен контролировать себя, пока из человека он не превратился в темное существо, подчиненное только одному – своему голоду. Карп тянул слишком долго, не искал жертву на стороне, в результате убил своих. Красный Ворон не хотел такого.

Сбоку зашелестело, и Ворон направил туда пистолет. Едва не открыл огонь, сдержался в последний момент. Из зарослей выбежал крупный черный силуэт, будто состоящий из дыма… Пес. Дымный пес. Удивленный Ворон остановился. Он уже видел этого зверя, когда недалеко от Станции тот бежал возле раненого Пригоршни, то ли преследовал, то ли просто двигался рядом. Тогда Ворон выстрелил из «Галаца», и пес исчез.

Глаза его мерцали как два уголька, приоткрытая пасть напоминала алую трещину. Притормозив, пес повернул морду к Ворону. Крупная бугристая башка складывалась из шевелящихся клочьев мрака. Зверь и человек замерли, разглядывая друг друга, первый скалился, второй целился. Очертания пса все время немного менялись, по вытянутому сгустку мрака катились завитки тьмы, отчего долго глядеть на него было сложно, глаза начинали слезиться, в голове звенело. Ворон заметил углубление на черепе слева, над глазом: постоянное красное пятно среди черного хаоса, след выстрела из «Галаца». Пуля, то есть что-то материальное может причинить зверю вред? Он припомнил, что тогда в оптику винтовки разглядел на спине пса подобие сумки, притороченной ремнями, и какой-то сверток… теперь ничего этого не было.

Вдруг пес поднял голову, будто услышал чей-то призыв, и одновременно у Красного Ворона неприятно заломило в висках, заболели уши. Такое уже было перед каруселью с повешенным Мазаем. Зверь оскалился сильнее, будто улыбнулся человеку, развернулся и бесшумно исчез в кустах, оставив позади клочья мрака, быстро растаявшие в воздухе.

Ворон постоял еще немного, но пес больше не появлялся. Его позвали, только непонятно, кто и как. В прошлый раз, у карусели, все они ощутили этот неслышный призыв.

Он снова пошел в направлении горки, но через десяток шагов вынужден был остановиться во второй раз. Впереди стоял небольшой аттракцион. Детский вариант американской горки: идущие волнистым овалом рельсы, разноцветные вагонетки в виде ракет, корабликов, машинок, дракончиков и улыбающихся жучков с рожками.

В каждом вагончике кто-то сидел. Ворон направился вокруг аттракциона, разглядывая его. Вот человек развалился в маленькой открытой кабине, откинув голову и обратив к небу посиневшее лицо с запавшими щеками. Один из странников? Те двое, курносый с бородачом, говорили, что внутри Петли исчез не только Мазай. В другом вагончике мертвый гипер, в третьем – ворг, за ним дохлый медведь, потом тварь незнакомой породы, смахивающая на крупного ящера, но с гладкой, лоснящейся шкурой, пятнистой и влажной.

Всего Ворон насчитал семь тел. Вокруг аттракциона большим пятиугольником стояли столбы из плоских голышей. Повыше тех, что окружали цеповую карусель, тоже с черепами на верхушках и лоскутьями кожи, зажатыми между камней. Дождь стал сильнее, карусель тонула в пелене капель, но он разглядел, что в центре ее мигает, радужным пузырем, незнакомая аномалия. Капли, падая в нее, мгновенно испарялись, вокруг аномалии висел пар, оттуда доносилось слабое шипение. Эти, в кабинках – тоже жертвы, как Мазай? Подношение Зоне от дикой стаи?

Через минуту он добрался до основания одной из балок, поддерживающих рельсы. Горка высилась над головой длинными крутыми перекатами: покатый горб, от него рельсы тянутся почти вертикально, глубокий провал, снова волна – уже пониже, и так далее.

Убедившись, что вокруг никого нет, Ворон стал подниматься. Железная лестница вилась вокруг опоры, над которой была стартовая площадка. Одной рукой он придерживался за ржавые перила, подняв голову, другой направил вверх пистолет. В щелях между ступенями виднелись верхние пролеты. Пригоршня утверждал, что видел на платформе двоих, и что у них там наблюдательный пункт. Если так, они, скорее всего, до сих пор вверху, потому что Ворон покинул автодром сразу после разговора и пришел сюда быстро.

На середине лестницы, уже поднявшись над зарослями и кронами самых высоких деревьев, он остановился, пораженный внезапно пришедшей в голову мыслью. Огневка. Уже больше суток он ее не использует! За год такого не было ни разу, Ворон мог не доставать деревянную шкатулку до сорока часов, но под конец этого срока очень слабел. Левая рука непрерывно дрожала, тряслась голова и половина лица немела, он почти терял способность говорить… А теперь даже не вспоминал про огневку: ни вчера на болотах, ни ночью на земснаряде, ни здесь, в Чудопарке.

Он перегнулся через перила, посмотрел вверх, вниз. Лестница была пуста на всем протяжении, и Ворон, сунув пистолет в карман плаща, закатал левый рукав. Осмотрел руку. Кожа стала бледнее, потеряла свою обычную аллергическую красноту. И пальцы скрючены не так сильно, это он заметил еще вчера. Теперь рука слушалась гораздо лучше, а пальцы почти не болели, когда он их распрямлял. Он подвигал левым плечом, потрогал левую половину лица.

Сомнений нет – кровоцвет лечит его.

Симбионт быстро запульсировал на левом боку, и Ворон поспешил вверх. Горячие волны голода захлестнули его. Поле зрения сузилось до узкого туннеля, окруженного багровой каймой. Он бежал, перепрыгивая через ступени. Мысли стерлись, остался лишь голод и жажда убийства.

На площадке, накрытой железным навесом, Красный Ворон выхватил заточку. Здесь стоял длинный домик с проемом, откуда выходили рельсы, и он заглянул внутрь.

Там на рельсах, идущих по оси здания, лежала перевернутая вагонетка с высокими перилами и сидениями. Под дальней стеной Ворон увидел двоих в плащах-балахонах, с капюшонами на головах. Один сидел на табурете, второй стоял у окна, оба спиной к нежданному визитеру. У первого на коленях лежало оружие из арматуры, у другого в чехле за спиной висел небольшой лук и стрелы с красным оперением. Скорее всего, для него использовали перья птиц той породы, в честь которых Красный Ворон получил свое прозвище.

При виде людей мучительный приступ голода вымел последние мысли из головы. В нормальном состоянии Ворон бы тщательно оценил обстановку и прикинул тактику, но сейчас управлял не он, а существо, в которое его превращал кровоцвет.

Заскочив внутрь, он прыгнул через рельсы и всем телом налетел на человека с луком. Толчок швырнул того в оконный проем, где было потрескавшееся, залепленное скотчем стекло. Капюшон слетел с головы, взметнулись нечесаные патлы, и человек под звон осколков вылетел наружу. Сероватое худое лицо, торчащая из губы булавка с крупным камешком, тонкий нос, пронзенный загнутой с двух сторон иглой – все, что Ворон успел разглядеть. Ему почудилось, что это девушка, но разницы для него не было никакой.

Развернувшись, он очутился перед сидящим на стуле – и, не позволив тому вскочить, воткнул заточку в приоткрывшийся рот. Ударом кулака в грудь опрокинул на спину и бросился к проему, за которым стучали удаляющиеся шаги.

У края платформы, где рельсы полого изгибались книзу, стояла самодельная тележка: широкая доска на раме с колесами. Ворон оказался снаружи, когда убегающая девушка прыгнула на нее. Тележка поехала, беглянка вцепилась в ременные петли, уперла ноги в колодки. Ворон рванулся изо всех сил, но не успел, она уже катила вниз, стремительно набирая ход.

Он выхватил СПС, но решил, что звук разнесется слишком далеко даже в таком влажном воздухе. Убрал пистолет обратно и встал на одно колено на краю платформы, достал «Глок» из кобуры на лодыжке. У этого ствола бой потише.

Тележка летела вниз. Далеко под ногами раскинулось море зарослей, шелестящих под дождем. В нижней части изгиба рельсы исчезали между ветвей деревьев, растущих почти вплотную к узкому полотну дороги. Тележка влетела под них и показалась с другой стороны пологой впадины, постепенно замедляясь.

Она могла вообще не докатить до следующего переката, хотя тот был заметно ниже стартовой площадки. Все зависело от трения, от колес. Может там хорошо смазанные подшипники? Ворон поднимал пистолет, выжидая, боясь промахнуться. Хорошо прицелиться в мокрой пелене было трудно. Девушка повернулась, отпустив ремни, схватила лук, вытащила стрелу, натянула. Ворон даже не попытался укрыться – стрелять из такой позы, рискуя соскользнуть с движущейся доски, ей было слишком неудобно. Он двигал пистолетом вслед за своей целью, катящей все медленнее, с трудом подавляя темный зов кровоцвета, приказывающего ему броситься к телу, что лежало в домике позади.

Девушка спустила тетиву, и стрела пролетела в полутора метрах от Ворона. Тележка, двигаясь уже совсем медленно, достигла вершины, и силуэт беглянки стал четко виден на фоне уходящих вдаль зарослей. Красный Ворон дважды выстрелил. Тело на доске дернулась, и тележка, перевалив через покатый гребень, исчезла за изгибом дороги.

Сунув «Глок» в кобуру, он ринулся в домик с вагонеткой. Тянуть дальше не было никаких сил. Что, если тот, второй, уже погиб?!

Эта мысль заставила кровоцвет болезненно содрогнуться. Подскочив к телу, Ворон с облегчением понял, что человек жив. Лежа рядом с перевернутым табуретом, он слабо шевелился. Под капюшоном виднелось молодое лицо: сероватое, худое, тусклые глаза. Парень сумел выдрать из гортани заточку, она валялась рядом в густой темной лужице, а он двумя руками держался за горло и глухо кашлял, плюясь кровью.

Ворон упал на него, как хищная птица на жертву. Уселся верхом, вцепившись в плечи, наклонился, заглянул в глаза.

Он не знал, что произошло дальше. Как будто нечто перетекло по воздуху от жертвы к нему. На миг розоватая дымка застлала взор, в голове что-то сдвинулось, как бывает под Выбросом, если успел спрятаться в подвал, но не достаточно глубоко. Сдавило сердце, кровоцвет затрепетал, задергался на боку, посылая в тело волны сладостной, упоительной боли… Серый дождливый мир взорвался красками и звуками, Красного Ворона выгнуло дугой, он хрипло застонал, обратив лицо к потолку.

Протяжный стон смолк, и он медленно опустил голову. Человек, на котором он сидел, был мертв. Красный Ворон оставался неподвижен еще несколько секунд, потом вскочил. Двигаясь легко и упруго, прошелся вдоль рельс, подобрал выпущенную девушкой стрелу, которая влетела в проем и упала под дальней стеной. Осмотрел. Сунул под ремень, чтобы принести на автодром и показать остальным. Поднял заточку, тщательно вытер. Хотя закаленное в «сиропе» железо не боялось ржавчины, для него это было вроде ритуала. Сунув оружие в трубку на запястье, быстро обыскал труп. Двигался Ворон ловко, четко, движения были экономно-выверенными. Он чувствовал себя наполненным. Как будто сытно, но в меру поел, причем не всякой жирной гадости, а здоровой, качественной пищи. Кровоцвет затих, Ворон его вообще не ощущал. И никаких признаков чужого существа внутри своего сознания, никакого голода и темных импульсов, толкающих на убийство.

В карманах мертвеца не нашлось ничего интересного. Оружием его оказались четыре сваренные вместе арматурных прута, на конце обмотанные шершавой кожей, чтоб удобней держать. На другом они были заточены, три загнуты крюками, четвертый торчал между ними. Получился то ли трезубец, то ли боевая «кошка». С рукояти свешивалась петля. Такую же, только покороче, Красный Ворон иногда вешал на свои пистолеты, чтобы набрасывать на левую руку, если приходилось держать оружие ею. Он поднял «кошку», для пробы нанес несколько ударов, отойдя, метнул в мертвеца. Два крюка воткнулись тому под ребра, рукоятка стукнула по полу.

Решив оставить себе оружие, Ворон вырвал его из тела и повесил на ремень. Найденную раньше стрелу достал, оглядел еще раз и отбросил. Ничего интересного: просто прямая тонкая палка с оперением на одном конце и гвоздем без шляпки, воткнутым в щель на другом.

Если Пригоршня был прав, и здесь у дикой стаи наблюдательный пункт, то на площадку может явиться сменный дозор, отсюда пора уходить. Тем более, неизвестно, что находится в конце горки. Она ведь не закольцована, тележка с девушкой укатилась непонятно куда… попадутся они кому-то на глаза в конце пути или нет? Пора возвращаться на автодром.

Он вышел из домика и остановился, когда в голову пришла новая мысль. А зачем возвращаться? Ему вообще нужны другие люди? Он знает, где находится Полуночник, и может добраться туда. В конце концов, этим Ворон убережет тех, кого теперь мысленно называет «своими», от темного голода, от существа внутри себя. Насколько хватит жизненной энергии, высосанной из парня в плаще-балахоне? Несколько суток? Может и меньше, Красный Ворон слишком недолго пробыл под симбионтом и пока не очень знал, что к чему.

Решив, что возвращаться на автодром не будет, он стал спускаться по лестнице, но, не сделав и нескольких шагов, остановился, когда ощутил левой рукой, чувствительность которой со вчерашнего дня заметно улучшилась, легкую дрожь перил. Присев, поглядел в щели между ступенями, вскочил, перегнулся через перила, посмотрел вниз и отпрянул. Обругав себя за медлительность, бесшумно взбежал обратно на площадку. Не надо было торчать здесь так долго! По лестнице к нему поднимался отряд людей в балахонах.