Пролог

— Профессор, я поражена прочитанным, — взволнованно произнесла Кэтрин Меллит, кладя на стол своего научного руководителя доктора Чарлза Айвенса его незавершенный труд. — Особенно меня потрясли главы об этом диком человеке из Кейлоуна.

Благодарно кивнув, ученый отложил протянутую ему аспиранткой папку и поинтересовался:

— Чем же он так привлекателен?

— Конечно, мне как антропологу следует заниматься чистой наукой о происхождении и эволюции человека. Но в данном случае меня заинтересовала сама личность этого человека.

А не мужчины ли, вобравшего в себя всю необузданную силу природы? — игриво подумал седовласый ученый. Конечно! Незамужняя, живет в окружении ординарных горожан, почему бы не познакомиться со «снежным человеком»? Да нет, его любимый ассистент Кэтрин Меллит достаточно строга и серьезна.

Он бросил на нее хитроватый взгляд.

— Не ударяетесь ли вы в романтику?

— Нет, профессор, меня волнуют социальные аспекты этой проблемы. А они сводятся к индивидуальным отношениям, диктуют новые вариации характера и поведения человека.

Скрывая улыбку, Айвенс вздохнул. Ох уж эта молодежь! Начитались философов-идеалистов и романтиков прошлого века — того же Торо или Дефо. Подавай им романтические робинзонады о жизни человека в мире природы. Раньше видели в этом спасение личности от неприглядностей цивилизации. А теперь? Не рассматривают ли уход из общества, как исповедование принципов «неучастия» и «неповиновения»? Или это бегство от «сексуальной революции»? Может и ей повезет…

— Ну, что же, — отвлекся профессор от своих мыслей. — Мне была бы любопытна эволюция ваших взглядов на поведение и движущие мотивы заинтересовавшего вас отшельника. Здоровье и время не позволяют мне закончить эту работу. Может, вы возьметесь за нее?

Польщенная доверием, Кэтрин молча кивнула.

— Каких же результатов вы ждете от меня?

Айвенс посерьезнел.

— Только не витайте, пожалуйста, в эмпиреях. Достаточно идеалистических философствований Эмерсона. О том, что природа — символ духа, высший принцип бытия, что жизненный идеал — это простая и мудрая жизнь в уединении с природой…

— А разве не так? — посмела возразить Кэтрин. — Человеческая душа — это зеркало окружающей его природы. Только я бы добавила — и окружающий его социальной среды, взаимоотношений с людьми близкими, семьей, наконец, — она зарделась, — с любимым человеком. Как можно жить, не любя кого-то, не испытывая потребности в любви к себе?..

Девушка смутилась, почувствовав, что эмоциональный настрой берет верх над трезвым разумом. Ведь она будущий ученый, и с коллегой нужно объясняться сухим научным языком.

— Я не собираюсь наделять человеческими свойствами мифических существ, — попыталась продолжить она.

— Почему же мифических? — воскликнул ее наставник. — Речь идет о вполне реальном человеке. Я один из немногих, кто верит, что он жив, здравствует. Прожить в одиночестве 15 лет в глухих горных лесах — это ли не истинная реальная робинзонада, восславляющая труд и волю к жизни! Вот мне и хотелось бы, чтобы вы завершили мое исследование. Я дам вам нужные адреса в том забытом Богом городишке. Только не ищите сходных сюжетов с прошлым, но и не отмахивайтесь от мифологий и фольклора, которыми местные жители окружили этого «снежного человека».

— Иначе не подберусь к его душе?

— Иначе не завоюете его доверие и любовь!

 

1

Выезжая в маленький городок, расположенный в долине гор, Кэтрин Меллит чувствовала странное возбуждение. Долгое время она изучала незавершенный труд доктора Айвенса, посвященный дикарю из Кейлоуна, и теперь чувствовала себя настолько захваченной реальными событиями, насколько в детстве бывала захвачена волшебными бабушкиными сказками. История этого человека была поистине находкой для антрополога. Но, в то время, как профессор интересовался не столько этим человеком, сколько окружавшим его местным фольклором, Кэтрин больше всего привлекала именно его странная и загадочная личность.

Девушка поставила машину на пустынной мостовой. Выйдя из нее, она прислушалась к завыванию ветра. Под его порывами сосны постанывали, а дымок, вьющийся из труб, уносило в сторону. Струи воздуха были так холодны, словно минуту назад соприкасались с заснеженными вершинами гор, хотя на дворе стоял всего лишь ноябрь и до зимы, как таковой, оставалось еще несколько недель.

Кэтрин доверху застегнула парку и нахлобучила кепку поглубже. Подняв глаза на горы, она содрогнулась при мысли о том, что где-то там, наверху, в полном одиночестве, находится человек. Она вздохнула, достала с заднего сиденья чемоданчик и, захлопнув дверцу машины, огляделась по сторонам. Кроме ее собственной, на улице стояло только три машины — два пикапа и еще один весьма потрепанный автомобильчик были припаркованы к зданию, в котором, по всей вероятности, находилось местное питейное заведение.

Городок этот, по всей видимости, переживал не лучшие времена. Магазины и улицы в нем выглядели совершенно пустынными. Кэтрин вспомнила слова профессора о том, что окрестные леса вырубили полностью, и теперь жители городка могли существовать только благодаря редким наездам туристов да жалким социальным пособиям.

Доктор Айвенс очень здорово ей все описал. Так здорово, что, идя по улочкам города, она невольно их узнавала и вскоре подошла к зданию с надписью «Муниципалитет». Сквозь жалюзи можно было увидеть сидящую за потертым столом женщину. Она курила сигарету и читала газету.

Кэтрин вошла. При виде незнакомки женщина, очевидно, удивилась. Во всяком случае, она тотчас же отложила газету.

— Добрый день.

— Здравствуйте, — отозвалась Кэтрин. — Мне нужен Элвис Гарднер. Кажется, он мэр этого города.

Седоволосая женщина, одетая в вязаный шерстяной жилет, который был по крайней мере на два размера больше, чем требовалось, улыбнулась.

— Боюсь, что вы, дорогуша, несколько опоздали. Вот уж два месяца, как Гарднера с нами нет.

— Он уехал из города?

— Всего лишь на кладбище. Пьянство таки прикончило его. Я тут вроде бы исполняю его обязанности. Меня зовут Рут Лимсей. А я могу быть вам чем-нибудь полезной?

— Не знаю. Из местных жителей я слышала только о мистере Гарднере.

Женщина затянулась напоследок, погасила сигарету и взглянула на чемоданчик Кэтрин.

— Вы здесь по служебным делам?

— Не совсем… Меня зовут Кэтрин Меллит. Дело в том, что мой научный руководитель доктор Айвенс прошлым летом проводил в Кейлоуне кое-какие научные изыскания. И я приехала, чтобы продолжить их.

— А, помню-помню. Профессор… Он все бегал по городу и совал каждому встречному-поперечному под нос магнитофон. — Женщина бросила на Кэтрин предостерегающий взгляд. — Надеюсь, вы-то не собираетесь делать то же самое, милая?

— Конечно нет. Я здесь только потому, что профессор болен и не может продолжать свою работу. Он показал мне результаты своего исследования, и они настолько впечатлили меня, что я просто не могла не нанести этот визит.

— Ну что ж, визит — это одно дело, а бередить открытые раны — другое.

Кэтрин помолчала, тщательно подбирая слова.

— Доктор Айвенс говорил мне, что некоторые люди не очень-то охотно говорили с ним о дикаре.

— Дикарь, как вы его называете, был просто-напросто обыкновенным мальчишкой, с которым случались нехорошие вещи. То, что произошло тогда, очень печально, и большинство людей, не захочет вспоминать ту историю.

— Но мистер Гарднер…

— У Элвина Гарднера была задумка превратить Брука Сэвиджа в своего рода — «снежного человека» и таким образом привлечь в город туристов, а значит, и их деньги. Он решил, что сам профессор может сыграть ему в этом деле на руку, только и всего.

— Но ведь Брук Сэвидж то настоящий, миссис Лимсей. Ведь он не просто мифическое существо наподобие «снежного человека».

— Был настоящим, вы хотите сказать. Уже пятнадцать лет прошло, с тех пор, как он умер, и стыд и срам, что люди не дают ему спокойно спать в своей могиле. Не то, чтобы я винила вас лично — нет. Все это происходит по вине местных, которые распространяют всякие небылицы. И тем самым привлекают сюда таких людей, как вы с профессором. Только вот раньше это были газетчики. А теперь их сменили ученые.

От пузатой печки в комнате распространялось тепло. Кэтрин сняла шапку и провела рукой по волосам.

— Если хотите побыть здесь еще немного, разденьтесь, — сказала женщина, указывая на деревянный стул, стоящий возле стола. — Я не хочу, чтобы вы подумали, будто я злая старуха — просто мне не нравится то, как используют у нас в городе Сэвиджа.

Кэтрин отложила чемоданчик, сняла перчатки и куртку и водрузила все это на спинку стула.

Женщина смотрела на нее с откровенным любопытством — так смотрят на приезжих в маленьких городишках, в одном из которых выросла и сама Кэтрин. Рут Лимсей напомнила ей ее бабушку.

— Я не собираюсь причинять вам беспокойство, миссис Лимсей, — сказала Кэтрин, присаживаясь на краешек стула.

— Тогда чего же вы хотите?

— Исследование доктора Айвенса посвящено тому, как отражаются различные истории на верованиях и формировании системы ценностей в обществе. Я же интересуюсь немного другими вещами и приехала в Кейлоун для того, чтобы побольше узнать о самом Бруке.

Женщина достала из пачки новую сигарету.

— Ну что ж, существуют официальные отчеты и тому подобные документы — можете изучить их.

— Да, спасибо. Они мне очень помогут. Но доктор Айвенс особо подчеркивал, что еще вопрос, действительно ли Брук умер. Он сказал, что некоторые люди считают, будто на самом деле он жив, и что было несколько случаев, подтверждающих эту точку зрения.

Рут прикурила и выпустила в потолок струю дыма.

— Ну что ж, среди местных жителей действительно есть и дураки, которые верят в то, что Брук до сих пор слоняется по лесам и, как первобытный человек, убивает голыми руками овец, ворует снедь и при свете полной луны охотится за девственницами.

Кэтрин подавила улыбку.

— Но благоразумные люди считают, что Брук умер, причем давно.

— И к ним, конечно же, относитесь и вы.

Кэтрин откинулась на спинку стула. Она знала, что верования и предрассудки не могут не сказываться на том, как люди интерпретируют те или иные факты, и Рут Лимсей не могла являться исключением из этого правила. Что ж, как ученый, она и сама не могла не признавать, что для доказательства того, что Брук жив, не хватало фактов.

— Я так понимаю, что Брук Сэвидж сбежал от правосудия?

— Формально — нет. Изучив обстоятельства, окружной прокурор решил не возбуждать дела. Правда, к тому времени Брук уже сбежал. Уверена, что он считал, что шериф за него возьмется.

— А что собственно он натворил? Профессор говорил об этом как-то невнятно.

— Это запутанная история, но, наверное, если я расскажу вам ее, то это никому не повредит. Видите ли, Брук всегда был вежливым и хорошим мальчиком. Он только пошел в школу, когда в автомобильной катастрофе погибли его родители. У него не было никаких родственников, но никто не хотел, чтоб он жил в интернате. Поэтому его взял к себе директор школы Роджер Бертон. С ним и его женой он и жил, пока не окончил школу. Брук был звездой бейсбольной команды, хорошо учился, и они с Роджером были очень близки. А потом случилась беда.

— Какая беда?

— С Фредом Килманом. Брук был очень популярен. И действительно красив. Все девчонки его обожали. Фред же был тоже хорош собой и… Вот только он был из семьи, пользовавшейся в городе огромным влиянием, и Брук его здорово раздражал. Но самым убийственным оказалось то, что оба они влюбились в одну и ту же девушку. Фред встречался с Опаль Дональдсон в старших классах. А в последнем классе она влюбилась в Брука. У них все было очень серьезно, и в городе говорили о том, что они поженятся. Отец Опаль не очень-то был этому рад. Наверное, его больше устраивало, если бы дочь вышла за Килмана. К тому же ему хотелось, чтобы она кончила сначала колледж. На детей давили с обеих сторон. Ходили даже слухи о беременности Опаль, но думаю, что это не было правдой; в таком городишке, как наш, этого не скроешь. Фред, однако, вбил себе в голову, что если Опаль не достанется ему, то не достанется и Бруку.

Некоторые люди говорят, что Фред вместе со своим старшим братом Джеффри неоднократно пытались пристрелить Брука. Видите ли, их дядя был шерифом, и братья полагали, что стоят в некотором роде вне закона. Известно только, что Фред набросился на Брука, когда они с Опаль гуляли у реки. Там произошла кровавая разборка, и Фред получил смертельную рану.

— Как же это случилось?

— А вот это-то и непонятно. По словам Опаль, Фред напал первым и Брук только защищался. Джеффри же утверждает, что видел из своего укрытия, как Брук бил Фреда до тех пор, пока тот не умер. Когда Джеффри осознал, что брат может умереть, он вышел и стал стрелять из ружья. Так что ничего удивительного, что Брук убежал, — взял с собой из дому кое-какую провизию и махнул в горы. С тех пор никто его не видел.

— Но его же наверняка искали?

— Шериф из кожи вон лез, чтобы отомстить Бруку. Но благодаря заявлению Опаль все обвинения с Брука были сняты. Это, однако же, не помешало местным разойтись во взглядах на происшествие — одни говорили, что побег Брука свидетельствует о его вине, другие — что у него не было другого выхода в данных обстоятельствах. Дональдсоны же, как только смогли, увезли Опаль из города.

— Да, запутанная история.

— Знаю, что она походит на мыльную оперу. Но она безумно взволновала город. Что только не делали Килманы, чтобы найти Брука! Но так и не смогли обнаружить его следа. Через год они с женой уехали отсюда. Все это было чрезвычайно печально.

— Я так понимаю, что кое-кто говорил о том, будто видел Брука. Почему вы не доверяете этим утверждениям?

— Наверно, потому, что я не верю тому, кто это говорил. Не доверяю Джеффри, брату Фреда. Он сильно пьет и уже этим подрывает доверие к себе. Были и другие, кто утверждал, что видел Брука, но только в темноте и с большого расстояния. Местные же верят в то, во что хотят верить.

Кэтрин охватило смятение. Она проделала неблизкий путь, зная, что рискует, что история эта может оказаться не более чем выдумкой, а ее поездка — совершенно напрасной. Но раз уж она приехала сюда, ей было просто необходимо поговорить со всеми людьми, утверждавшими, что они видели Брука, и таким образом доискаться до правды.

— Видимо, я все-таки должна поговорить с Джеффри Килманом, — сказала она.

Рут погасила сигарету.

— Что ж, если вы любите рассказы о привидениях — поговорите с ним. — С этими словами она взглянула на часы.

— Пожалуй, я пойду, — поднялась Кэтрин за одеждой, — я и так уже отняла у вас много времени.

— Я сказала вам все, что знаю об этой истории. Надеюсь, что когда-нибудь останки Брука Сэвиджа всплывут, и этой истории будет положен конец.

Кэтрин взяла свой чемоданчик.

— Как вы думаете, где я могу найти Джеффри Килмана?

— В баре, скорее всего. Он находится на этой же улице.

— Спасибо за помощь, миссис Лимсей.

Кэтрин вышла на улицу. Из дверей бара напротив показались двое мужчин. Они сели в пикап и уехали.

Внезапно Кэтрин почувствовала себя невероятно одинокой в этом пустынном городке. Что ждало ее впереди? Она не имела об этом ни малейшего представления. Может быть, страх, а может, безразличие и подозрительность? А если Брук жив? Неужели же всем вокруг безразлично, что там, в горах, в полном одиночестве может жить человек? Каким он стал? Ученому и во сне не приснится такая удача, как встреча с подобным существом.

Кэтрин не могла не испытывать к нему чувства симпатии. Сама она была родом из маленького городка, затерявшегося в горах северного Орегона. И так же, как и Брук, рано осиротела. Но ее история не была столь трагичной. Благодаря наследству, оставленному бабушкой, она смогла получить степень бакалавра и наладить свою жизнь.

У машины девушка ненадолго задержалась. От пронизывающего ветра на ее глаза набежали слезы. Вершины гор уже окрасились розовым цветом. Скоро стемнеет. Что ей делать в первую очередь? Устроиться в мотеле или попытаться разыскать Джеффри Килмана? Раз уж она оказалась перед баром, то, вероятно, стоило в него зайти и спросить о нем.

Кэтрин редко заходила в подобные заведения, и ее не очень-то привлекала перспектива идти туда в одиночестве. В то же время нельзя сказать, что она боялась этого. Находясь на ступеньках бара, девушка заметила табличку с названием: «У снежного человека». Невольная улыбка коснулась ее губ, и она открыла дверь.

Глаза Кэтрин несколько секунд привыкали к темноте. В просторном зале бара почти никого не было — занят был только один столик из шести.

Зеркало было украшено рождественскими огнями — скорее всего, их не снимали круглый год.

Буфетчик и одинокий посетитель окинули ее взорами, в которых сквозило неприкрытое любопытство. Она прошла к стойке бара и присела на ближайшую к двери табуретку.

— Добрый день, — приветствовал ее бармен. Он был явно моложе, чем показалось Кэтрин на первый взгляд.

— Привет, — отозвалась она, кинув взгляд в сторону другого посетителя, которому на вид было около пятидесяти.

— Что будете пить?

— Вообще-то я ищу одного человека, Джеффри Килмана.

— Он был здесь несколько минут тому назад. Очевидно, вы с ним разминулись.

Так он, должно быть, был одним из мужчин, выходивших из бара!

— Надо же, как не повезло, — сказала она.

— Может, он еще и вернется. Хотя возможно, что и не скоро. Выпьете что-нибудь? — спросил бармен, видя, что она не собирается уходить тотчас же.

— Пожалуй, немного колы.

— И все?

— Да.

Он вернулся с пустым стаканом, в который и налил прохладительный напиток.

— Вы приехали в город только для того, чтобы увидеться с Джеффри? — дружелюбно спросил бармен.

— Нет, просто я слышала, что он тот парень, с которым можно поговорить.

Мужчина улыбнулся.

— Уверен, ему было бы приятно это услышать.

— Кажется, у него есть особое мнение о Бруке Сэвидже. Поэтому-то я и хочу с ним поговорить.

Бармен взглянул на другого посетителя, который потягивал пиво.

— У нас тут почти все люди имеют свое мнение о Сэвидже, — сказал бармен. — А вас что, только мнения интересуют?

— А вы сами знали Брука? — ответила Кэтрин вопросом на вопрос.

Мужчина почесал подбородок.

— Одно время мы вместе играли в бейсбол, так что я довольно-таки хорошо его знал. Он был хорошим парнем и нравился мне.

— А что, вы думаете, с ним случилось?

Бармен на минуту задумался.

— Лично я не знаю. Большинство людей сразу же отметают то, что говорит Джеффри, но я не думаю, что у него есть причины врать о том, что он видел Брука.

— Выпивка — вот единственная причина для Джеффри, — сказал посетитель.

— Но, Роджер, пьяный или трезвый, Джефф всегда рассказывает одну и ту же историю.

— Это да, но был ли он трезвым тогда, когда ему показалось, что он видит его?

Кэтрин повернулась к мужчине.

— Я так понимаю, что вы не верите ему.

— Через пятнадцать лет после этой истории Брук Сэвидж просто не может остаться в живых. Так что, конечно же, не верю.

Кэтрин отхлебнула напитка.

— Похоже, я все-таки должна поговорить с Джеффри.

— Что ж, если вы хотите услышать эту историю из первых уст, то с ним поговорить стоит, — согласился бармен. — И Джефф высказывает свои мнения не стесняясь, особенно если они касаются Брука.

— Скажите, а если действительно Брук живет в горах, то как по-вашему, он превратился в подобие животного?

— Думаю, что должен был в него превратиться, если хотел выжить. Только представьте, человек не разговаривал с себе подобными в течение пятнадцати лет! Если он жив, то стал уже абсолютным кретином.

— Но поговорить-то с ним было бы очень интересно, это уж точно, — заметила Кэтрин. — Как вы думаете, — спросила она бармена, — а куда мог направиться Джеффри Килман?

— Домой, скорей всего. По-моему, приятель собирался его туда подвезти.

— А где он живет?

— Примерно в миле отсюда, на западной окраине. В небольшом побеленном коттедже. Он окружен соснами и находится по правой стороне дороги. Вы просто не сможете их пропустить.

— Надеюсь, вы не собираетесь заняться поисками Брука? — спросил Кэтрин посетитель.

— А почему вы спрашиваете?

Мужчина уставился в стакан с пивом.

— Не говорите о моих словах Килману, но он явно будет убеждать вас в том, что Бруку очень нужна женщина. — Посетитель ухмыльнулся. — В действительности же она необходима самому Джеффри. Так что на вашем месте я бы поостерегся.

— Ну что ты такое говоришь, Роджер, — отозвался бармен, — только пугаешь леди.

Кэтрин, которая уже стояла в дверях, улыбнулась.

— Спасибо за предупреждение, но меня так легко не напугаешь. — С этими словами она вышла из бара.

 

2

Когда Кэтрин подъехала к дому Килмана, на город уже почти спустился вечер. В окнах горел свет, так что Джеффри, очевидно, был дома.

Дверь открыл высокий, отлично сложенный мужчина лет тридцати пяти. Светлые волосы были взлохмачены, а подбородок покрывала густая щетина. Должно быть, не брился он уже дня два. В руке он держал банку с пивом.

— Мистер Килман?

— Он самый.

— Меня зовут Кэтрин Меллит. Может, мы сможем поговорить?

— О чем?

— О Бруке Сэвидже.

Подозрительность на его лице сменилось удивлением, а затем радостью.

— Ох, какое облегчение. А я было уже подумал, что вы — новая сборщица налогов. Входите же, а то холодно.

Кэтрин вспомнила слова мужчины из бара и внутренне напряглась. Что ж, ей и раньше доводилось встречать любителей клубнички, впрочем, как правило, они бывали довольно-таки безвредными.

Она огляделась. Дому этому не помешала бы хорошая уборка. В комнате почти не было мебели — только кушетка с креслом, телевизор, угловой столик, да торшер. Перед креслом стояли башмаки, а на кушетке валялись кожаный пиджак и ворох газет.

— Извините за беспорядок, — сказал Килман, видя, что Кэтрин осматривается. — Я все еще не привык к холостяцкой жизни. Мы с женой расстались год назад.

— Извините за то, что так неожиданно вторглась в вашу жизнь. Я понимаю, что это не очень-то вежливо.

Килман окинул ее долгим взглядом, при этом, Кэтрин вспомнила слова бабушки о том, что с мужчиной следует обращаться как с медведем — смотреть ему прямо в глаза, и тогда он не выдержит твоего взгляда и отступит.

— Да нет, что вы. Это пустяки. Садитесь и чувствуйте себя как дома, — сказал хозяин, освобождая ей место на диване.

Кэтрин не собиралась надолго задерживаться в гостях, поэтому всего лишь расстегнула парку.

— Я не отниму у вас много времени, — начала она по-деловому, — просто мне хотелось бы задать вам несколько вопросов о Бруке Сэвидже.

Он насторожился, и она рассказала ему об исследовании доктора Айвенса.

— Да. Я говорил с ним, — вспомнил Килман. — Но его, похоже, больше интересовал местный фольклор, нежели правда о Сэвидже.

— А меня интересует несколько другое, мистер Килман.

Он улыбнулся, поглядывая на нее краешком глаза.

— Зовите меня Джеффри или просто Джеффом… и как вы сказали, ваше имя?

— Кэтрин.

— Ах да, Кэтрин. Ну, так я скажу тебе, Кэт, что если хочешь узнать правду о Бруке, то ты пришла как раз туда, куда нужно. Я единственный, кто видел его за последние пятнадцать лет, причем видел близко, по-настоящему близко. Так что могу тебе о нем порассказать, по крайней мере побольше, чем кто-либо иной.

— Отлично, — отозвалась Кэтрин, — расскажите мне о вашей последней встрече с Бруком, ладно?

Килман в задумчивости уставился на девушку.

— Ну, хорошо, но, может быть, мы сперва познакомимся? Ведь ты только что пришла сюда, и я тебя совсем не знаю.

— Извините, я не хотела торопить вас.

— Ничего. — Он поднял банку. — Как видишь, я пью пиво. Могу я предложить и тебе немного?

— Нет, спасибо. Я не пью.

— Что, совсем?

— Ну, по крайней мере, не на работе. А для меня это исследование — работа.

— Ну, люди же должны общаться. В особенности если они нуждаются в помощи.

— Если вы предпочитаете официальное свидание, то я охотно встречусь с вами в городе. Я пробуду здесь еще несколько дней.

Он рассмеялся.

— Да нет, я не пытаюсь казаться недоступным. Как раз наоборот — пытаюсь сделать так, чтоб вы чувствовали себя как дома. Так что если не хотите спиртного, то, может быть, я могу предложить вам что-нибудь еще?

— Стакан воды — с кубиками льда.

— Отлично, — сказал Килман, направляясь в кухню. — Стакан воды со льдом. Кэт, так ты говоришь, ты профессор? — крикнул Килман из кухни.

— Ассистент преподавателя, — сказала она. — Вообще-то я аспирантка. Работаю над диссертацией.

— Я и подумал, что ты больше похожа на ученицу, чем на ученого, — сказал Килман со смехом. Он появился в дверях со стаканом воды в одной руке и с банкой пива — в другой. Волосы его были зачесаны назад и смочены водой — видно было, что он пытался быстренько привести их в порядок. Джеффри был действительно симпатичным, хотя манеры его и оставляли желать лучшего. Кэтрин подумала, что он может оказаться более опасным и непредсказуемым, чем она предполагала.

Килман подал ей стакан и сел напротив. Видно было, что в голове его колесики так и крутятся.

— Слушай, Кэт, а ты говоришь правду? А то, может, какие-нибудь ребята послали тебя, чтобы ты меня разыграла?

— Нет, конечно нет. У меня в машине есть материалы доктора Айвенса, могу показать и свое удостоверение.

— Да нет, я тебе верю. Просто знаешь, мои кореша способны отколоть и не такие штучки.

— Я тут не ради шуток. Килман отхлебнул пива.

— Что ж, в каком-то смысле мне даже жаль. Я бы не возражал, если бы оказалось, что ты как раз из того местечка, что засылает к мужчинам прелестных девчушек, стаскивающих с себя одежду и поющих «С днем рождения».

— Слушайте, как мне кажется, вы не настроены для серьезного разговора, — встревожилась Килман. — Я могу прийти и завтра.

— Нет, нет. Я просто немного пошутил, только и всего.

Лицо Килмана обрело серьезное выражение, и Кэтрин решила попытаться еще раз.

— Как я понимаю, у вас с Бруком было что-то вроде драки. Вы уверены, что столкновение произошло именно с ним?

Килман усмехнулся.

— Еще бы, этот подонок чуть меня не удушил. В подобных случаях обычно запоминаешь лицо своего обидчика.

— И какой же он из себя?

— Ну, с длинной бородой и одет в шкуры животных. Как пещерный человек. Набросился на меня, когда я лег на скалу. Я смотрел ему прямо в глаза, так что не может быть никаких сомнений относительно того, что это был он.

— Расскажите, как все было, Джеффри.

Он сделал большой глоток пива и начал свой рассказ.

— Около Сквомишского озера были большие заготовки сена. Так вот, парочки любили там гулять при лунном свете, понимаете, что я хочу этим сказать? Мой дружок Тэдди Брайтон и его девушка находились, так сказать, в не совсем удобном положении. Когда же они посмотрели наверх и увидели Сэвиджа — тог сидел на камне, — все глупости из них разом повылетели. Может, другие люди и подумали бы, что видят перед собой медведя, или еще какого крупного зверя, но Тэдди знал Брука в лицо и сказал совершенно определенно, что это был он.

Во всяком случае, на следующий день трое из нас взяли с собой нескольких гончих и направились к озеру. Собаки быстро взяли след Брука. Гончие повели вдоль реки, и я лишний раз убедился в том, что мы преследуем отнюдь не медведя. Он двигался так, как человек, понимающий, что за ним могут выступить с собаками.

Мы оказались в таких первозданных местах, в каких никто из нас до сих пор не был. Двое других парней хотели было повернуть назад, но я был непреклонен. След вывел нас к высокому хребту — собаки убежали так далеко вперед, что я уже не слышал их. Должно быть, Брук их убил. По крайней мере, мы больше никогда их не видели. Наверху я оказался один, а свет дня угасал очень быстро. И я уже не знал, то ли идти дальше, то ли остановиться. Но все-таки решил продолжать путь и тут увидел его.

Сердце Кэтрин бешено колотилось. Джеффри Килман был отличным рассказчиком! Вот только она ни капельки, ну ни капельки, не сочувствовала ему. Ведь это не его, а Брука Сэвиджа преследовали, гнали с собаками!

— Ну, так и что же произошло дальше?

— Брук наскочил на меня так быстро, что я и глазом моргнуть не успел, — сказал он. — Впечатление было такое, словно на меня накинулся горный лев. Он вцепился мне в горло. А я глянул ему в глаза. Они были абсолютно дикими. У него была огромная борода и длиннющие волосы. Он меня до смерти напугал, скрывать не стану.

— Вы думаете, он хотел покончить с вами?

— Ну конечно, не на танец же он меня приглашал. Но все произошло так быстро, что у меня остались только впечатления вспышки. Бум, и буквально из ниоткуда появляется Брук. И уже в следующее мгновение я лечу со скалы.

— Со скалы?

— Ну, на самом деле я приземлился на уступ. Но падение все равно привело к тому, что я лишился сознания. Не знаю уж, решил ли Брук, что я разбился, или и этого ему было достаточно, но я очнулся посреди ночи и обнаружил, что лежу в двух шагах от ущелья. Я тогда боялся и пальцем пошевелить — то была худшая ночь в моей жизни. К счастью, у меня не была переломана спина, — продолжал он. — Иначе я умер бы на месте. Возможно, Брук именно на это и рассчитывал. Я отделался только синяками, да сотрясением мозга. Но все же мне понадобилось два дня, чтобы выбраться оттуда.

— И что, люди поверили, когда вы поведали им о случившемся с вами?

— Те, что и раньше считали, что Брук жив, поверили, а те, что были уверены в том, что он умер много лет тому назад, — нет.

— Так все этим и кончилось?

— Нет, через пару дней полицейский и еще пара ребят направились на поиски Брука, но ничего не нашли. Ни берлоги, ни следов, ни даже запаха, чтобы идти по нему. Естественно, люди засомневались в моей истории. Но я-то там был. И смотрел прямо в глаза этому подонку. А руки его сжимали мою шею. Так что я-то уверен, что это был он.

— И это единственный случай, когда кто-то видел Брука?

— Да нет, его видели и другие люди, но на расстоянии. О нем много говорили, прямо как о «снежном человеке».

— А в последнее время ничего такого не происходило?

— Прошлым летом группа туристов вроде бы видела его на Оленьем озере. Он прятался в гуще деревьев, когда они сидели возле костра. Напугал их до смерти. Кто-то из девушек пошел в кустики и увидел якобы мужика с волосатым лицом. Они говорили, что это был «снежный человек», но я-то знаю, что то был Брук.

— Неужели вы действительно думаете, что после стольких лет Брук все еще жив?

— У меня нет никаких сомнений в этом. И я докажу всем, и когда-нибудь принесу его тело — оттуда, с гор.

Кэтрин вздрогнула. В глазах Килмана стояла нескрываемая ненависть. Она не находила ни малейшей симпатии к нему — он был охотником, а не тем, на кого охотились.

— Может, Брук пришел бы сам, если бы ему дали хоть какую-то возможность сделать это? — предположила Кэтрин. — Кто-нибудь пытался с ним поговорить?

— Кэт, о чем ты говоришь? Раньше он был убийцей, а теперь стал вдобавок к этому дикарем.

— Но ведь он же не нанес никому вреда, с тех пор как ушел в горы?

— Это просто вопрос времени. Я так понимаю, что его рассудок омрачается с каждым днем. Должно быть, отсутствие рядом женщины сводит его с ума. Представь себе — жить вот так, отшельником, в течение пятнадцати лет! А если он увидит в горах девушек? Неужели думаешь, что он ничего им не сделает? Ну да ты наверняка понимаешь, что я имею в виду.

Кэтрин вспомнила слова посетителя бара. Очевидно, он неплохо знал Килмана. Ну что ж, она не повернет вспять. Джеффри Килман, конечно же, не самый приятный человек в мире, но на ее взгляд, не лжец.

— Так ты хочешь написать о Бруке книгу? — спросил он.

— Может быть, напишу.

— А ты твердо решила найти его?

— Да, иначе меня бы здесь не было.

— И все, что ты хочешь, это просто посидеть и поболтать с ним?

Пульс Кэтрин участился.

— Да, это было бы просто воплощением мечты антрополога.

— А что ты скажешь, если я поведаю тебе о том, как устроить все это?

Девушка с недоверием посмотрела на Килмана. Он что, разыгрывает ее, что ли?

— Конечно, это бы меня заинтересовало.

Он встал и пошел на кухню.

— Пойду, принесу себе еще пива. Хочешь, тебе захвачу?

— Нет, спасибо.

Кэтрин была уверена в том, что он ушел специально, для усиления драматического эффекта. Должно быть, учуял ее заинтересованность и решил ее подразнить.

Она взглянула в окно. На дворе было уже почти темно, а она даже еще не обедала, не говоря уже об отсутствии места для ночлега. Похоже, в Кейлоуне не было жителей. И ей придется ехать с полсотни миль, а это значит, что пора трогаться.

Вернулся и тут же плюхнулся в кресло Килман.

— Объясните мне, пожалуйста, что значат ваши слова о том, как устроить так, чтобы я могла поговорить с Бруком.

— На самом деле все до смешного просто. Против мужчин с оружием и собаками Брук может устоять, но сможет ли он устоять против женщины? Не сомневаюсь, что он не станет возражать, если красотка вроде тебя предложит ему свою дружбу. — Килман самодовольно ухмыльнулся.

— Иными словами, вы предлагаете мне его соблазнить.

— Не знаю, придется ли тебе бегать перед ним нагишом, может, он купится на одно лишь личико. Только представь, какое действие оно на него возымеет.

— Ладно, я поняла, что вы предлагаете. Вы думаете, что, увидев женщину, Брук потеряет бдительность. Но как мне его найти? Я ведь не знаю, где вести поиски.

— Вот для этого я тебе и нужен, милая. Я знаю, где он находится и как привлечь его внимание. А уж остальное ты должна сделать сама.

— А какая вам в этом выгода? Ведь не по доброте же сердечной вы это предлагаете.

Килман сделал большой глоток.

— Никакой выгоды.

— Простите, но я не верю. Вы годами охотитесь за Бруком и неожиданно соглашаетесь на то, чтобы я только поговорила с ним?

— Послушай, на чьей ты стороне? Ведь ты даже не знаешь этого подонка, а тут я предлагаю свою помощь, и ты называешь меня лжецом.

— Джеффри, я не называю вас лжецом. Я просто хочу сказать, что не соглашусь выманить Брука, чтобы вы могли преспокойно убить его!

— Кэт, милая, но что-то же должно быть в этом и для меня! Этот ваш социальный феномен убил моего брата!

— Если так, то давайте на этом окончим наш разговор.

Выражение лица Килмана стало враждебным. Он потер вытянутый вперед подбородок.

— Что ж, может, мне стоит найти другую девушку на эту роль. Наверное, внешность ее не будет иметь особого значения, если иметь в виду то обстоятельство, что Брук не видел женщин уже сто лет.

— Так значит, вы с самого начала намеревались использовать меня, — фыркнула Кэтрин. — Но и за идиотку вы же меня приняли.

— Послушать тебя, так Брук Сэвидж — не более чем расшалившийся щенок. Этот сукин сын — настоящий зверь, Кэт.

— Он находится там, в горах, именно из-за таких людей, как вы. — С этими словами Кэтрин встала и потянулась за курткой.

— Подожди, — поднял руку Джеффри, — не надо так волноваться.

— Волноваться? Вы оскорбляете меня, пытаетесь использовать, а потом говорите мне, чтобы я не волновалась? Вы нисколько не хотели помочь мне!

— Ну что ж, я скажу тебе. Я не успокоюсь до тех пор, пока убийца моего брата не предстанет перед судом, — ответил он.

— А вам не приходило в голову, что сделать это можно, и не убивая человека?

— А что бы сделала ты на моем месте? Стала бы уговаривать его, чтобы он сдался местным властям?

— За пятнадцать лет он не слышал ни одного доброго слова. Откуда вы знаете, что он станет делать, если кто-то попытается с ним поговорить?

Килман отодвинул банку с пивом.

— Ну ладно, предположим, что мы попытаемся поговорить с ним. А что, если он не захочет этого и попытается нас убить?

— У нас нет причин думать, что он так поступит. Он не хищник. Ведь до сих пор он же не нападал и не убивал людей? Вы единственный, с кем он схватился, и то потому, что вы охотились на него.

— Ну да, конечно, он просто защищался, — с сарказмом произнес Джеффри.

Кэтрин пристально посмотрела на человека, которому нисколечко не доверяла. Но если она хочет найти Брука, ей не обойтись без помощи Килмана.

— Ну, так что же?

— Не знаю.

— Если вы приведете меня к месту, где может быть Брук, я, наверное, смогу с ним договориться. Вот только сможете ли вы — вести себя как цивилизованный человек?

Килман нахмурился.

— Ну, так что же ты предлагаешь?

— Я предлагаю вам попытаться разыскать Брука вместе со мной, но только на определенных условиях.

— На каких же?

Кэтрин уже приняла решение и твердо заявила ему, что считает необходимым играть роль руководителя экспедиции. И после отчаянной внутренней борьбы Килман согласился принять ее условия. Выступать они должны были на следующий день, на рассвете.

— Надеюсь, что мы поняли друг друга, и учтите, что я умею обращаться с холодным оружием. Сотни бычков уже имели возможность убедиться в том, что я умею давать отпор.

— Вот только… — задумался Килман, — я не могу отправиться в горы без оружия. Нас могут подстерегать и другие опасности — не только Сэвидж. Согласен не брать с собой спиртного, — таково было условие Кэтрин, — но ружье… Мужчина должен быть вооружен.

— Хорошо, но дайте мне слово, что не будете использовать его против Брука. Ни при каких обстоятельствах.

Килман угрюмо покачал головой.

— А ты крутой босс, милочка.

— Я не хочу никаких недоразумений.

— У тебя есть где остановиться на ночь?

— Я предполагала найти какой-нибудь мотель.

— В окрестностях нет ничего приличного. А у меня пустует спальня. Так что можешь прикорнуть там.

Кэтрин покачала головой.

— Я возьму у вас спальный мешок и останусь в машине.

— Забавно. Ты едешь со мной в лес, но не соглашаешься спать в моем доме?

— Вы уже почти пьяны. А в лесу не будет спиртного. Кроме того, холодный горный воздух действует отрезвляюще.

Килман улыбнулся.

— Так ты все просчитала?

— Имея дело с таким парнем, как вы, женщина должна быть предусмотрительной.

— У меня в холодильнике есть несколько гамбургеров. Может, я приготовлю ужин? Ведь это не оскорбит твои чувства, не так ли?

— Это будет просто прекрасно.

Килман кивнул — по его лицу расплылась улыбка.

— Знаешь, Кэт, у меня такое чувство, что мы прекрасно поладим.

Девушка посмотрела ему прямо в глаза.

— Вот только еще одно. Меня зовут Кэтрин.

 

3

Кэтрин провела всю ночь, ворочаясь с боку на бок, бесконечно задавая себе вопрос, правильно ли поступила, решив пойти в горы с Джеффри Килманом. Но почему-то она все больше склонялась к мысли о том, что поведение проводника будет зависеть от ее решительности и план удастся. Намерение взглянуть в глаза человека, проведшего вдали от цивилизации пятнадцать лет, уже не отпускало ее.

Кэтрин удалось выспаться значительно лучше, чем она ожидала. И проснулась только тогда, когда Килман стал счищать иней с окон ее машины.

— Вставай, милая, — крикнул он, — кофе уже готов и пора выезжать на охоту.

Увидев самодовольную улыбку Килмана, Кэтрин вновь поймала себя на мысли, что, согласившись отправиться с ним в поход, она совершила непоправимую ошибку.

— Сейчас приду, — подбадривая себя, крикнула она и помахала ему рукой.

— Ну, так я оставлю дверь не запертой.

Кэтрин кивнула и снова откинула голову на сиденье. При свете дня события всегда выглядят не так, как накануне вечером, когда жажда поиска и открытий, романтизм перевешивают трезвый расчет. Сама она с некоторым сомнением смотрела теперь на открывавшуюся перед ней перспективу, а вот Джеффри Килман, по-видимому, и теперь предвкушал неизбежность предстоящего путешествия. Даже трезвый взгляд на вещи не поколебал его решимости. Ну что ж, она выпьет с ним кофе, а там видно будет.

В доме аппетитно пахло едой. Девушка бросила спальник в прихожей, наскоро умылась и прошла в кухню. Стоящий у плиты хозяин взглянул на нее через плечо и вновь ухмыльнулся.

— Доброе утро, Кэтрин. — Он сделал ударение на ее имени. — Ну что, готова к укрощению зверя?

— Так вы еще не отказались от этой идеи?

— А ты — неужели раздумала?

— Да не то чтобы раздумала, но просто решила, что вы могли взглянуть на это сегодня несколько по-другому.

— С чего бы это? Неужели из-за пива, которое вчера пил?

— Хотя бы.

— В действительности эта идея привлекает меня сегодня еще больше, чем вчера. Я уверен, что все будет отлично.

Джеффри был чисто выбрит, с сияющими глазами. Сегодня он несомненно выглядел гораздо лучше, чем вчера. То ли накануне он был не в форме, то ли сейчас старался показать себя в лучшем, заведомо ложном, свете. Кэтрин приказала самой себе удвоить бдительность. Позавтракав и собрав вещи, они устремились в путь.

Кэтрин и не думала, что им удастся так далеко заехать на джипе. Килман же надеялся достичь места, где Брук сможет их увидеть, в первый же день путешествия.

— Скорее всего, перед тем как приблизиться, Брук с ночку понаблюдает за нами, — сказал Килман, открывая багажник. — Так что я не думаю, что что-нибудь произойдет раньше завтрашнего дня.

Кэтрин наблюдала за тем, как он вынимает из кожаного чехла ружье.

— Оружие не будет подтверждать то, что у нас дружеские намерения.

— А мои намерения и не дружеские, — сказал он. — Это твои намерения дружеские. — Прежде чем она успела запротестовать, он поднял руку. — Знаю, я обещал, что не буду стрелять в этого подонка. И я сдержу свое слово. Но если он нападет на нас, то я не дам ему взять меня или тебя голыми руками.

Снова к Кэтрин вернулись сомнения относительно намерений Килмана. Она чувствовала, что он лжет, что обещания его пустые. Не поздно еще было повернуть назад, но тут она подумала о Бруке. У нее была одна-единственная возможность повстречаться с ним. Воспользовавшись услугами Килмана. Что ж, если он выйдет из-под контроля, она просто уйдет. Даже если в этом случае ей придется возвращаться в город пешком.

Приняв такое решение, она почувствовала себя лучше и даже помогла разгрузить багажник. Килман закрыл машину, и они устремились вверх по горной тропе. Мерзлая земля под ногами была слегка припорошена первым снегом.

Тропа огибала скалу, поросшую соснами. Им предстояло подняться примерно на тысячу метров — Килман предполагал, что там, в долине, находящейся у подножия горы, Брук пополняет свои запасы на зиму. Именно в том месте его и видели.

Килман тщательно изучил топографические карты местности и пришел к выводу, что в долине, со всех сторон окруженной горами, можно было найти прекрасное убежище. Он сказал Кэтрин, что исходил ее вдоль и поперек, но безрезультатно, заметив при этом, что это ничего не доказывает, так как в горах есть бесчисленное множество расщелин и пещер, в которых можно спрятаться.

— Держу пари, у него есть несколько потайных местечек, так что если одно будет обнаружено, то он сможет спрятаться в другом, — продолжал Килман. — Скорей всего, сейчас, когда в горах мало народу, он безбоязненно выходит из своего логова.

Спустя полчаса после начала подъема они сделали привал.

— Люблю бывать на открытом воздухе, — признался Килман. — Только вот провести на нем пятнадцать лет было бы для меня, пожалуй, многовато.

— Брук, должно быть, незаурядная личность. Представьте себе — жить здесь, в полнейшем одиночестве. — Кэтрин невольно содрогнулась, как будто ожидала увидеть тень за деревьями прямо сейчас. Конечно, она думала о Бруке только самое лучшее. Но кто знает, каким он стал теперь, после стольких лет одиночества.

— Что ты дрожишь, глупышка. Сэвидж же не невидимка, — заметил Килман. — Впрочем, я думаю, у него есть человек, который кое-чем помогает ему.

— Откуда он его возьмет?

— Не знаю, пока я этого не выяснил. Но мне кажется, что время от времени ему просто необходимы какие-то вещи. Не имея никакой связи с миром, как мне кажется, прожить здесь чертовски трудно.

Кэтрин не знала, что сказать на это. Брук был для Килмана и впрямь чем-то вроде навязчивой идеи.

Через минуту они уже снова поднимались, на этот раз по более крутому склону. По мере того, как густел лес, возрастало волнение Кэтрин. Вот она увидела какое-то движение за одним из деревьев и затаила дыхание. Но то оказался всего лишь бурундук, ищущий укрытие. Олень ушел уже, должно быть, на нижние пастбища, уведя за собой и рысь. А вот встреча с таким крупным зверем, как медведь, не исключена.

На своем пути они останавливались еще дважды. Вскоре Кэтрин услышала звук падающей воды.

— Там впереди водопад? — спросила она.

— Да, — ответил Килман, остановившись, чтобы перевести дух. — И довольно-таки большой.

Через десять минут подъема они подошли к нему. Тропа была такой крутой, что кое-где Кэтрин приходилось карабкаться на четвереньках. Но вот они выбрались на открытое место, откуда можно было полюбоваться великолепным зрелищем струящейся воды, подсвеченной утренним солнцем.

— От этого вида прямо дух захватывает, — не удержалась Кэтрин.

— Да, горная страна — это прекрасно, — согласился Килман. — Надеюсь, Сэвиджу тоже нравится этот пейзаж, это ведь единственное, что бедняга может лицезреть здесь. — Он взорвался смехом, и Кэтрин смерила его взглядом, полным укора.

Тотчас они услышали устрашающий рев. Объятая ужасом, Кэтрин обернулась и увидела в сотне метров от себя огромного медведя. Килман вскинул ружье, но тут она заметила еще парочку медвежат.

— Не стреляйте! Это медведица с детенышами! — прошептала она. — Давайте лучше поскорее уберемся отсюда!

Они медленно отступили, с минуты на минуту ожидая нападения. Но, к счастью, оно не последовало. Как только они оказались на порядочном расстоянии от медведей, Кэтрин плюхнулась на поваленное дерево. Сердце ее так и рвалось из груди.

— Боже, — сказала она, — уж много лет я не подходила на такое близкое расстояние к дикому зверю.

— Ну, так и представь себе, что такой вот зверь на тебя набрасывается. Сэвидж поступил со мной тогда именно так.

— Вы говорите о нем так, словно в нем три метра росту. Ведь он всего лишь человек, Джеффри.

— Он настоящий зверь, милая. Подожди, ты еще со мной согласишься. Вся эта твоя психология, конечно же, очень хороша, но когда он попытается залезть к тебе в штанишки, ты будешь страшно рада, что я взял с собой ружье, несмотря на все твои протесты.

— Джеффри, а вам никогда не приходило в голову, что Брук может и не быть столь одержим в вопросах секса, как вы сами?

Килман окинул ее презрительным взором.

— Что ж, может, тебе действительно лучше надеяться на то, что не представится случай узнать, как обстоит дело на самом деле, Кэт. Пожалуй, мы разобьем лагерь здесь, — сказал Килман, когда они подошли к ручью. — Примерно в миле отсюда есть луг. И если ты пофланируешь по нему, то Сэвидж сможет увидеть тебя практически со всех окрестных хребтов. Не знаю уж, хорошее ли у него зрение, но думаю, что если у него хотя бы возникнет подозрение, что ты женщина, то он примчится сюда со всех ног.

Слова Килмана о том, что Брук может оказаться где-то поблизости, не на шутку взволновали девушку. Сидя в гостиной Килмана, она была немного более уверена в своих способностях иметь дело с Бруком Сэвиджем. Здесь же, в горах, ее уверенность в себе несколько померкла.

А может, она зря волнуется? Ведь не всегда же Брук жил в лесу. В конце концов, он кончил школу, имел серьезные отношения с девушкой и даже собирался жениться. Просто обстоятельства сложились не в его пользу, и он был вынужден бежать.

Идти по мерзлой земле было нетрудно, и через двадцать минут они вышли на луг. Кэтрин остановилась на минутку и оглядела окрестности. Килман был прав. Если она будет ходить по лугу, то ее можно будет увидеть на многие мили отсюда.

— Жаль, что погода не для бикини, — заметил Килман. — А то бы ты просто с ума свела этого мерзавца.

— Давайте не будем преувеличивать, — резко сказала Кэтрин. — По-моему, я совсем не во вкусе Брука.

Килман рассмеялся.

— Но сейчас он не в том положении, чтобы выбирать.

— Вам придется принести извинения и мне, и Бруку, когда окажется, что вы были не правы относительно него. — Кэтрин произнесла эти слова как можно убедительнее.

— Ну ладно. Сейчас не время это обсуждать. Там видно будет. — Он огляделся. — Ну, так что, разобьем бивак, а потом займемся приманиванием добычи?

Брук сидел, упершись подбородком в колени, и наблюдал за тем, как по долине туда-сюда снует крошечная красная фигурка. С такого расстояния он не мог точно определить, мужчина это или женщина, но что-то подсказывало ему, что яркое одеяние принадлежит именно женщине. И это обстоятельство озадачило его.

— Черт, — пробормотал он, дергая себя за бороду. Брук прикрыл глаза, подставив лицо успокоительному солнечному свету. — Что бы это значило? Что они собираются делать?

И он попытался рассмотреть другого человека, скрытого деревьями. Его присутствие выдавало только солнце, которое время от времени отражалось в каких-то деталях амуниции — то ли в зеркале, то ли в затворе ружья, то ли еще в чем-то. Больше никого не было видно. Правда, Брук собирался попозже проверить, действительно ли людей было только двое. Обычно в это время года никто не появлялся в окрестных лесах. Не цветы же собирало это создание в красном, так что все эти хождения объяснялись, видимо, только намерением привлечь его внимание. А значит, пришли они сюда по его душу!

Брук прищурил глаза и снова всмотрелся вдаль. Да, несомненно, фигурка в красном принадлежала женщине. И он был уверен в том, что она пыталась разжечь его любопытство. На его беду, она явно преуспела в этом.

Кэтрин ходила по лугу, пока ее не одолела усталость. Это представление вполне могло обернуться пустой тратой сил. Может, Брук Сэвидж собирает сейчас где-нибудь орехи и не имеет ни малейшего представления о ее выкрутасах. Или умер бог знает когда, свалившись со скалы, или растерзан медведем…

Она подошла к Килману, который сидел, наблюдая за ней, на краю луга, под покровом леса.

— Ну что, тебе весело? — спросил он, ухмыляясь.

— Очень, — ответила она. — А вы действительно думаете, что это может к чему-нибудь привести?

— Наверное, мы скоро узнаем, так ли это.

— Когда, например?

— Ну, может, сегодня вечером. Не думаешь же ты, что Сэвидж сразу же придет к нам, чтоб поздороваться. Он, может, и похотлив, но отнюдь не дурак.

— Так значит, он набросится на меня после наступления темноты? Вы это предполагаете?

— Поверь мне, если я не защищу тебя, то ты окажешься растерзанной еще до рассвета.

Кэтрин покачала головой, понимая, что он неисправим. На самом деле она тревожилась о том, что опасным можем оказаться сам Килман. Что ж, если он думает, что пугая, толкает ее тем самым в свои объятия, то очень скоро обнаружит, что ошибался.

Кэтрин развернулась и пошла на луг.

— Ну что ж, похожу еще с часок. И на том покончу с этим делом.

Брук полз в темноте — сердце его безудержно колотилось. Так было всегда, когда он подходил к людям на близкое расстояние. При виде их он всегда вспоминал о том, что с ним случилось. Избавиться от боли при этих воспоминаниях, как видно, было ему не суждено. И все же, как только ему представлялась возможность, он приближался к ним.

В ноздри Брука ударил резкий запах дыма. Они разожгли костер, хотя он еще и не видел его. Ничего, уже скоро, очень скоро, он его увидит. В лесу равных ему не было, да и не могло быть. Сознание этого придавало Бруку уверенности, хотя, по его наблюдениям, он должен был остерегаться этих людей.

Брук был почти уверен в том, что их только двое, потому что исследовал следы. Одни были маленькими, и это подтверждало, что они оставлены женщиной. Что ж, если другие принадлежат мужчине, значит, это именно он позаботился о том, чтоб приготовить ему приманку.

Брук побеспокоился о том, чтобы подойти к ним не с подветренной стороны. Если дело касалось людей, то это было не так уж важно, но рядом с ними часто находились собаки, и те могли учуять его запах.

Его не тревожило, что он может быть обнаружен, тем более ночью. Он мог часами находиться совсем рядом с лагерем, не будучи при этом замеченным, даже если кому-нибудь из людей понадобилось отойти по делам.

Причиной того, что Брук оказывался рядом с людьми, была его неудержимая тяга к себе подобным. Он не доверял людям, и все же что-то не позволяло ему уйти от них насовсем.

А вот и костер. Сердце Брука участило свой бег — сможет ли он увидеть женщину? Немногие из них отваживались подняться столь высоко в горы, и он всегда восхищался теми, кто мог на это решиться.

Много лет назад ностальгическое чувство настолько захлестнуло его, что он всерьез подумывал вернуться к людям. Его не останавливало даже то, что он рисковал попасть за решетку. Однажды он спустился к лагерю, разбитому в какой-нибудь миле от дороги, и подошел к нему до наступления темноты. Там было две или три семьи, и люди пели под гитару песни, которые Брук слышал, будучи мальчишкой. На глаза его навернулись слезы. Как же он тогда переживал, что так и не решился выйти к ним и подсесть к костру!

После этого он никогда не подходил к людям близко — делал это только тогда, когда был уверен в том, что они спят. Ему было довольно того, что он мог быть рядом, трогать их скарб, сидеть в одиночестве у догорающего костра.

Но на этот раз все было по-другому. Эти двое — мужчина и женщина — знали, что он рядом.

Те, на кого охотились, всегда были в опасности. Брук знал об этом. Он подкрался ближе, остановившись только тогда, когда услышал голоса. Один голос определенно принадлежал женщине. Но он не должен позволить себе расслабиться. А если мужчина — Джеффри Килман, ему тем более надо быть начеку. В противном случае он мог лишиться жизни.

— Черт возьми, — сказал Килман, — ты действительно объезжала коней? Могу представить тебя на жеребце, но не на дикой же лошади!

Он рассмеялся и встал, чтобы размять ноги. Кэтрин осталась сидеть у костра.

— Кэт… ой, извини, Кэтрин, я схожу ненадолго в палатку. Ладно?

Он сгреб ружье, прислоненное к дереву, и подал ей.

— Но стреляй только в том случае, если увидишь белки его глаз! — При этих словах он взорвался смехом.

Кэтрин положила ружье на колени и задумалась. Весь мир сузился для нее до невероятно маленького пространства, а темнота казалась всепоглощающей.

Она повернулась в сторону палатки — интересно, что это задумал Килман? Он ходил в нее уже второй раз на протяжении двадцати минут. Вдруг ее осенило — без сомнения, в своем багаже он спрятал фляжку со спиртным!

— Джеффри, — в голосе ее слышалось возмущение, — у вас там бутылка? Ведь так?

Из-за полога палатки появилась голова ее непутевого проводника.

— Всего лишь пара глотков, чтобы немного согреться, — сказал он, нагловато улыбаясь. Он протянул ей фляжку. — Хочешь глоточек?

— О, Господи, вы же обещали, что обойдетесь без спиртного!

— Брось, Кэт, это практически в медицинских целях. Мужику надо быть теплым внутри.

— Джеффри, но мы же договорились.

Выражение раскаяния так и не появилось на его лице.

— Слушай, брось валять дурака. Немного выпивки еще никому не вредило. Разве я смогу этим напиться? К тому же, если хочешь, чтобы мне меньше досталось, выпей со мной.

— Я говорила вам, что, если вы не будете играть честно, я не стану с вами связываться. Мне не нужно было с вами ехать.

— Может, ты и учителка, но я отнюдь не ученик, — фыркнул Килман. — Если тебя не устраивает мое общество, что же ты не уходишь? — Он порылся в карманах и выудил оттуда ключ от машины. — Вот, возьми джип.

В ответ на ее хмурый взгляд он громко расхохотался и демонстративно отхлебнул из фляжки виски.

Кэтрин встала так, чтобы костер оказался между нею и Килманом. Теперь ее охватил настоящий ужас. Она очутилась в безлюдной местности, наедине с кретином, единственным — или не единственным? — желанием которого, было напиться до беспамятства.

Ох, какой же она была дурой, позволив своему безумному желанию увидеть Брука Сэвиджа, перебороть трезвый взгляд на жизнь. А теперь изменить что-либо было уже невозможно. Хорошо хоть ружье находилось не у него, а у нее в руках. Что ж, возможно, Килман еще пожалеет об этом.

 

4

В тени от костра Килман, старающийся поглотить как можно больше спиртного за как можно меньший промежуток времени, выглядел этаким негодующим сатиром.

Кэтрин осознала окончательно, что он хотел восполнить смелость, недостающую ему для того, чтобы ее изнасиловать. Она сжала рукоять ружья и снова вспомнила бабушкины советы. Обладание оружием, вселило в нее куда большую уверенность.

Килман остановился, чтобы перевести дух.

— Эта штука творит прямо-таки чудеса, — сказал он, помахав фляжкой. — Ты уверена, что не хочешь ко мне присоединиться?

— Вы чудовищно отвратительны.

— Ну, ты просто сука, — прорычал он, откинув в сторону пустую фляжку. — А может, дело в том, что раньше ты никогда не имела дела с настоящим мужчиной?

— Бросьте, Джеффри. Может, вам стоит вытащить спальник и лечь у костра. Здесь будет и тепло и уютно.

— Слушай, ну что ты все изображаешь из себя училку? Не можешь закрыть свой рот и вести себя, как нормальная женщина?

Кэтрин вспыхнула, направив на него ствол.

— Ладно, я принесу спальник. — Он вынес его из палатки и расстелил у костра. — Ну вот, счастлива теперь, Кэт?

— Вот и хорошо. Уверена, вам будет очень удобно.

Он снова ухмыльнулся.

— Конечно, ведь со мной в нем будешь ты. И к тому же голенькая.

Она прищурилась и отрицательно покачала головой.

— И не думайте.

— Что, не хочется?

— Джефф, идите спать.

Килман встал, и Кэтрин передернула затвор.

— О, ты хочешь пристрелить меня. Так, что ли?

Покачиваясь, он направился к ней.

Кэтрин направила ствол в упор.

— Я сделаю то, что мне придется сделать.

— Думаю, тебе лучше бросить эту затею. — И он сделал еще один шаг по направлению к девушке.

Очко ружья уперлось в грудь Килмана.

— Я начинаю думать, что ты и в самом деле собираешься спустить курок.

— Вы все правильно поняли.

Его лицо болезненно сморщилось.

— Дьявол подери, Кэт, ну почему тебе надо обязательно все портить? Мы могли бы так здорово провести время.

— Джеффри, идите спать!

Килман уставился в темное небо.

— Боже, ну посмотри, как романтично — какие над головой звезды! Неужели от всего этого тебе не хочется?..

Кэтрин и не успела взглянуть наверх, как он ударил по стволу. Тишину ночи разорвал звук выстрела.

Сначала она подумала, что застрелила его, но губы Килмана зашевелились, и девушка поняла, что пуля улетела всего лишь в лес.

— Ну что ж, милочка, ты, может быть, и настоящий ковбой, но отнюдь не стрелок.

Она попыталась выхватить у него ружье, и он ослабил руки.

— Это однозарядное ружье, так что теперь оно тебе все равно ни к чему.

Кэтрин пустилась было бежать, но споткнулась и упала. Килман же был начеку, тут же ее схватил. В горле девушки застрял крик ужаса.

— А как же… Сэвидж? — выдавила она. — Вы же утверждали, что он где-то здесь. Услышав выстрел, он наверняка придет сюда.

Килман насмешливо выгнул брови.

— Ох, как ужасно! А может, ему это понравится и он получит некоторое представление о сексе.

— Вы не сделаете этого!

Килман впился губами в рот Кэтрин, наполняя ее легкие своим зловонным дыханием. Девушка изо всех сил пыталась освободиться из его железных тисков.

— Он убьет тебя, — выпалила она и вытерла губы о рукав куртки.

Килман расхохотался. Он был достаточно силен для того, чтобы повалить девушку на спальный мешок. Он собирался сделать то, чего она и опасалась. Отговаривать его было бесполезно, но она должна была попробовать.

— Не глупите, Джеффри, придет Брук и застанет вас врасплох.

Килман зарядил ружье еще одной пулей.

— Милочка, не беспокойся, я настоящий мужчина и смогу позаботиться одновременно и о тебе, и о Сэвидже. Ну а теперь скажи, ты будешь хорошей девочкой и разденешься сама, или мне придется применить силу?

— Только попробуйте, и я убью вас!

Килман рассмеялся и прижал ее коленом так, что она и пошевелиться не могла. Он снял с нее шапку и запустил руку в ее волосы.

— Знаешь, а ты действительно настоящая красавица. У тебя поистине прелестный рот. Достаточно аппетитный для того, чтобы снова попробовать его на вкус.

Когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, Кэтрин собралась с силами и ударила его по лицу. Вне себя от ярости он двинул ей в челюсть.

— Смотри у меня, слышишь?

В следующее мгновение он уже лежал на ней.

— Нет, не надо! — крикнула девушка, и по ее щекам побежали слезы.

— Ну а теперь, девочка, если будешь хорошо себя вести, то тебе это очень даже понравится.

Кэтрин почувствовала, что ее вот-вот вырвет. Боже, и как же с ней могло приключиться такое?

Килман был так поглощен телом девушки, что не заметил, как ее рука потянулась за камнем. Он уже расстегивал молнию на своих брюках, одновременно гладя ее груди. В этот момент они услышали шорох. Килман вскинул голову. Кэтрин непроизвольно приподнялась на локте. И тут языки пламени высветили бородатое чудовище величиной с медведя.

— О Боже, — только и сумела она вымолвить. В лапах у этого чудовища был кривой сук, который выглядел наподобие клюшки. В свете догорающего костра волосатое существо было похоже скорее на призрак, нежели на зверя или…

— Господи, — пробормотала она. Килман тотчас потянулся за ружьем.

Воспользовавшись моментом, Кэтрин вскочила на ноги.

— Не стреляй, Джефф, — прошептала она.

— А ты хочешь, чтобы я пригласил его присоединиться к нам?

— Брук, — позвала она дрожащим голосом, — мы твои друзья.

— Так он и поверит, — прорычал Килман. — Надо прикончить его.

Дикий человек все обходил их, не отрывая от оружия врага своего взгляда. Кэтрин задрожала от страха.

— Сейчас я его достану. — Килман вскинул ружье.

— Не смей! — бросившись на него, закричала Кэтрин.

Килман повернулся к девушке и ударил ее так сильно, что она очутилась на земле. Он тут же прицелился и выстрелил. Но, то был поспешный выстрел, и только ветки над мишенью захрустели.

Килман выругался и полез в карман за другим зарядом. Руки его тряслись, и понадобилось время, чтобы снова зарядить ружье: Кэтрин охватил — ужас — надо остановить его. Она схватила камень и запустила им в его голову.

Килман упал, обливаясь кровью.

Кэтрин оглянулась — дикий человек был едва различим. Костер почти совсем затух — только угли слегка мерцали.

— Брук? — В гуще леса голос ее прозвучал совсем слабо.

Он не отозвался, хотя и попробовал на шаг приблизиться к ней.

— Я твой друг, не он, — тихонько сказала она и взглянула на Килмана. Он был недвижим и, казалось, не дышал.

— Ох, Господи, — пробормотала она.

Ночь поглотила Кэтрин, ее охватила какая-то животная паника.

Она бросилась в лес, побежала куда глаза глядят, просто, чтобы убежать с этого проклятого места.

Ноги ее застревали в кустах, лицо царапали колючие ветви. Кэтрин представила себе, что дикарь гонится за ней, рыча по-звериному. Она почти что чувствовала его позади себя, готового разорвать ее на части.

Падая и снова вставая, она неслась вперед, в темноту. Выбежав из леса к бурному водопаду, она бросилась в него, но не успела добраться до другой стороны: ее смыло, и в голову врезалась огромная скала, подобная морскому чудовищу. Последнее, что она осознала, было то, что ее охватывают ледяные объятия смерти.

В голове у Кэтрин стучало, а где-то рядом заунывно подвывал ветер. Ее бил озноб, и несмотря на это, тело было невероятно горячим.

Она прикрыла глаза, прислушиваясь к ритминному лязганью своих зубов. Ей почудился запах яблок. Должно быть, бабушка готовит ей яблочное пюре и чашку чая, чтобы согреться. И таблетку аспирина. Ей страшно хотелось пить. Так что стакан воды был бы весьма кстати.

Но почему ее постель пахнет Диком? Ведь бабушка никогда не пускает собаку в дом. И псу не остается ничего другого, как ходить вокруг, да сторожить яблони от медведя, который спускается с гор на промысел. Правда, когда столбик термометра опускается особенно низко, бабушка пускает его в чулан, и он спит там вместе с кошкой. При этой мысли Кэтрин улыбнулась. Дик делит ложе с кошкой! Как такое возможно? Но он сдох. И постель не может пахнуть им. И бабушка… умерла много, много лет тому назад.

Умерли. Все умерли. Может, и она сама умерла?

Она пошевелила пальцами. Нет. Если она может ими двигать, значит, она не умерла.

Она попыталась открыть глаза, но кругом была одна темнота. Прохладная темнота, воздух, пахнущий яблоками и землей. Девушка попыталась сосредоточиться, ум ее блуждал подобно путнику в ночи. Ранчо бабушки. Ее студенты. Доктор Айвенс. Тот маленький городок. Старуха. Бар через дорогу. Килман… Джеффри Килман!

Она вдруг все вспомнила. Вспомнила свой ужас и то, как бежала сквозь темноту. Вспомнила, как ее поглотила ледяная вода. Так она умерла!

Кэтрин провела руками по бедрам и груди — по своему жаркому и совершенно обнаженному телу.

И что это — такое горячее — прижато к нему?

Она дотронулась до невидимого предмета — им оказался горячий камень.

Кэтрин высунула руку наружу. Ее прикрывало вовсе не одеяло, а пушистая шкура.

Девушка содрогнулась от ужаса. Так где же она находится? И почему здесь так темно?

И тут она вспомнила про НЕГО — про дикого человека, про Сэвиджа.

Внезапно она все поняла. Это он принес ее сюда. И сейчас она была в его берлоге, и притом совершенно нагая. Ее рука скользнула вниз, проверяя сохранность потайного местечка, но боли в нем не было. И все же он раздел ее, а значит, прикасался к ней. При мысли о том, что он видел ее нагой, она непроизвольно вздрогнула. Боже, подумала она, только бы он не оказался сексуальным маньяком, каким его обрисовал Килман.

Кэтрин снова, на этот раз более уверенно, попыталась приподнять голову. Глаза привлек какой-то просвет. Она прищурилась. Каменные стены? Да это пещера. Без сомнения, она находилась в пещере.

Ее голова опустилась на самодельную подушку. Из чего она была сделана — из соломы, перьев, обрывков меха? Ничего удивительного, что постель пахнет псиной.

А где сам Брук? Охотится, или, может быть, где-то рядом, в пещере?

Видимо, он принес ее к себе в логово. Раздел и уложил в постель и не причинил ей вреда — по крайней мере, пока.

Может, он не такое уж чудовище? И она сможет его урезонить? Или она обманывает сама себя. Как следует с ним обращаться — быть мягкой или твердой? Должно быть, ему стоило немалых усилий приволочь ее сюда. Ясно, что он проделал это не просто так, но все-таки — с какой целью?

Вдруг Кэтрин услышала какой-то шорох и затаила дыхание.

Что это — крыса, змея, или ОН?

Внезапно перед ней возник маленький факел. В его свете она увидела ЕГО. Он накрыл ее тело одеялом, то ли еще одной шкурой.

Кэтрин были видны только его волосы и борода. Он наклонился к ней, и она притворилась бесчувственной. Из-под ресниц она все же могла наблюдать за ним.

Его привлекательное лицо хранило удивительную безмятежность. Несмотря на темную бороду и длинные волосы, он вовсе не выглядел чудовищем. С трудом различимые при тусклом свете факела небесно-синие глаза и прямой нос. Его лицо было лицом художника, а не дикаря. Перед ней стоял человек, единственной одеждой которого была шкура животного.

Он наклонился, и Кэтрин поспешила смежить веки, чтобы не выдать бодрствования. Почувствовав его руку на своем лице, девушка задрожала. Она еле сдержалась, чтобы не закричать. Он приложил руку к ее лбу и щекам так, словно был любящим отцом, проверяющим состояние своего больного ребенка.

Кэтрин продолжала разыгрывать состояние бесчувственности, хотя на самом деле находилась уже на грани истерики. Брук провел рукой по волосам. То было нежное касание, но оно ужаснуло Кэтрин.

Потом он куда-то отошел, и она услышала звук льющейся воды. Ее щеки коснулось что-то холодное — очевидно, он сделал ей охлаждающий компресс.

Значит, он способен на доброту. Она должна была хоть как-то отреагировать. И все же ей недоставало смелости открыть глаза и заговорить с ним. Она чувствовала себя такой слабой, что было проще выжидать, стараясь выиграть время.

Через минуту он отошел от нее, очевидно, поверив, что она еще не пришла в себя. Одеяние мужчины на секунду распахнулось, и, слегка повернув голову, девушка увидела его белоснежное тело.

Пещера снова погрузилась в кромешную тьму. Кэтрин почувствовала себя совершенно обессиленной. Без сомнения, она нуждалась в помощи доктора-спасителя. Не может же она вечно притворяться бесчувственной. Девушка решила, что, когда он подойдет к ней в следующий раз, она попытается заговорить с ним. Если она хочет выжить, то должна есть и пить. Сколько она уже находится здесь? Возможно, что и несколько дней.

О Боже, мысленно взмолилась Кэтрин, помоги же мне! И она заплакала, пока не забылась настоящим, а не притворным, сном.

 

5

Брук размышлял — глаза его неотрывно смотрели на огонь. До сих пор жизнь для него тянулась подобно бесконечной паутине. Дни был похожи один на другой, ничем не отличаясь.

Женщина в его пещере — нет, этого не может быть! И он не представлял себе, как теперь вести себя и что делать. Увидев человека в беде, он не подумал о возможных последствиях своего поступка и поспешил ему на помощь. Теперь же он мучился, что, принеся женщину в свое логово, совершил непоправимую ошибку.

Ладно, что бы он ни думал сейчас — одно было несомненно: теперь его жизнь никогда уже не будет такой, какой была прежде, даже если женщина умрет. Ее обязательно будут искать, а значит, будут искать и его. Бог знает, что случилось с Джеффри Килманом — женщина здорово саданула его камнем по голове. Как он ее называл — Кэт? Да, именно так.

Брук подергал себя за бороду. Все-таки они очень странно себя вели. Почему они дрались? Ведь если она согласилась отправиться с ним в такую глухомань, то не могла не быть с ним в близких отношениях. Почему же Килман пытался ее изнасиловать?

Или они оба пытались поймать его, Брука, в ловушку, и именно это их и объединило?

Брук подложил в огонь полено. Как все-таки странно! Раньше в его берлоге не бывал никто, даже Пол Диспейн, хотя частенько был таким пьяным, что запросто мог бы попасть в эту нору, не имея ни малейшего представления, чья она. При мысли о старике Брук улыбнулся.

Потом он подумал о том, какая у девушки оказалась гладкая и нежная кожа, когда он снял с нее одежду и уложил на топчан у огня. Смотреть на нее было все равно, что разглядывать обнаженную Опаль — зрелище это навевало воспоминания. Вот только… Кэт была без сознания и, возможно, даже умирала.

Удивительно, но ему хотелось, чтобы она выжила. Будет несправедливо, если она умрет до того, как он познакомится с ней и узнает, для чего она его позвала.

А впрочем, что это с ним? Столько лет он пытался забыть о людях, думать о них с ненавистью, а теперь появилась эта женщина и он повел себя как ребенок.

Брук так волновался о ее состоянии, что не подумал, чем же все обернется, если она выживет. Очнувшись, она, вероятно, захочет покинуть его, и это будет опасно. Но скоро пойдет снег, и поисковая группа не поспеет в горы. И тогда может случиться так, что она останется здесь на долгие зимние месяцы. Ему придется либо убить еще одного оленя, либо совершить путешествие к Полу. Но сможет ли он оставить ее одну?

Черт подери, выругался он, они не сумели достать его раньше, не сумеют и сейчас. В конце концов, это Кэт находится у него в доме, даже если этот дом — всего лишь пещера. И если она выживет, ей придется делать то, что он сочтет нужным, вне зависимости от ее собственных желаний. Это будет трудно для них обоих, но ей придется понять, что он спас ее и все, что не делает, в ее же интересах.

Бруку все это было так странно — в его пещере женщина, да еще и обязанная ему жизнью!

Кэтрин проснулась от ощущения мокрой ткани на голове. Глаза ее открылись, и она увидела Брука, смотрящего прямо на нее. При виде его огромной бороды и спутанных волос она испугалась, в горле застрял комок. Увидев ее реакцию, он попятился, но выражение его лица не изменилось. Только в глазах была тревога и подозрительность.

Кэтрин затаила дыхание, ожидая от него каких-нибудь слов, но он молчал. В его взгляде она не увидела никакого сострадания, и все же он принес ее сюда и стал лечить.

Девушка тяжело вздохнула и попробовала пошевелиться, но безуспешно — она все еще была очень слабой. Даже дышать — и то было трудно. Она была абсолютно беспомощна.

О чем он думал? Неужели не мог говорить? И был ли он нормальным? Они продолжали смотреть друг на друга, пока она не выдавила:

— Брук…

Он не ответил. На ее глаза навернулись слезы.

— Ты не можешь говорить?

Он продолжал молча смотреть на нее, а она — на него. Девушка заметила, что на нем потертая фланелевая рубашка. Он был одет как человек, и это давало какую-то надежду. О, если б только она не была такой слабой!

— Я должна поговорить с тобой, — сказала она.

— Зачем?

Слава Богу, он хоть не был лишен дара речи!

— Затем, что никто раньше этого не делал.

Он слегка прищурился. Она хотела объяснить ему, почему оказалась здесь, но в голове пульсировала боль, а глаза заволакивала пелена. Кэтрин позволила им закрыться. Дыхание было поверхностным, ее бил озноб. Ей казалось, что она умирает, а Брук просто ждет, когда она отойдет в мир иной.

Сквозь смеженные неплотно веки она заметила, что освещение в пещере стало намного более ярким, чем прежде. Уголком глаза она увидела фонарь. Кроме того, из входа в пещеру струился свет.

Кэтрин судорожно сглотнула. Это было непросто — в горле ее пересохло.

— Я хочу пить, — прошептала она, — можно немного воды?

Брук встал, и она увидела, что он одет в потертые джинсы, которые, как и рубашка, выглядели в этой обстановке довольно нелепо.

Он поднес к ее губам керамическую чашку. И, подложив руку под ее голову, приподнял, чтоб она могла пить. Ей пришлось собрать все свои силы, чтобы проглотить живительную влагу, и вкус ее показался поистине божественным!

Напившись, она откинулась на подушку. А он присел на корточки и снова стал пристально на нее смотреть.

— Ты очень добр со мной, — сказала она.

Видно было, что он обдумывает ее слова, однако ответом ей было лишь молчание.

— Ты не хочешь поговорить?

Прошло немало времени, прежде чем он наконец заговорил.

— Почему ты была с Джеффри Килманом?

Кэтрин осенило — так он не доверяет ей! Поэтому-то так настороженно и ведет себя.

— Чтобы встретиться с тобой, Брук, — ответила она, стараясь говорить спокойно и логично. — Килман сказал мне, что мог бы найти тебя.

Впервые за все время выражение лица Брука изменилось. Он горько улыбнулся.

— Килман всегда рад меня найти. И всегда с ружьем. Он хотел убить меня, и ты тоже!

— Нет, — запротестовала она, — это неправда!

— Я тебе не верю! — в гневе выкрикнул он.

Его вспышка испугала Кэтрин, и сердце у нее заколотилось. Она постаралась успокоиться, отлично сознавая, что не может себе позволить сердить его.

— Но ведь это я не позволила Килману выстрелить в тебя, помнишь?

Брук выжидательно затих.

— Понимаешь, я думала, что твоя жизнь очень необычная, и мне хотелось побольше узнать о ней. Я хотела помочь тебе.

После долгого молчания он заговорил тихим и уверенным голосом.

— Мне не нужна никакая помощь. Ни от тебя, ни от кого бы то ни было.

Что ж, момент был явно неподходящим для того, чтобы продолжать объяснять что-либо. Кроме того, она была еще слишком слабой для того, чтобы вести продолжительный разговор. Совершенно очевидно, что Бруку она была одновременно и подозрительна, и любопытна. Что ж, может, ей удастся использовать это для своего блага.

— Брук, а почему, собственно, ты спас мне жизнь?

Он немного подумал.

— Потому что дурак.

— Ты не дурак, — сказала она, — а благородный человек, и я тебе очень благодарна.

— Я не ребенок, Кэт. Не надо со мной так говорить.

Ее брови поползли вверх.

— Почему ты назвал меня Кэт?

— Так тебя называл Килман. Разве тебя не так зовут?

— Не так. Меня зовут Кэтрин. Килман просто подонок, который отказывался называть меня нормальным именем.

Брук улыбнулся, и Кэтрин поняла, каким нелепым здесь, в этой пещере, был ее гнев: ведь она даже не знает, что случилось с Килманом, остался ли он жив.

— С ним все в порядке?

Он пожал плечами.

— Не знаю. Может, он и умер. Я на это надеюсь.

Его слова поразили ее.

— Ты хочешь сказать, что я убила его?

— Возможно.

— О Боже, я не хотела его смерти.

— В любом случае, сюда придут.

— Кто?

— Шериф. Если Килман сумеет выйти оттуда, он расскажет о случившемся. Иначе его будут искать. И если зима не опередит их, они найдут тело.

Кэтрин вздрогнула — так откровенно прозвучали его слова, подразумевающие нечто ужасное. Она могла убить человека! Переведя взгляд на Брука, она увидела в его глазах укор.

— Ты меня винишь, да?

Он ничего не ответил, губы его сжались в одну тонкую линию.

— Брук, ты не понимаешь. Люди тебя вовсе не ненавидят. Килман не показатель. Я…

Внезапно он поднялся и стал похож не на человека, до которого ей хотелось достучаться, с которым хотелось объясниться, а на дикого зверя. В глазах его была лютая ненависть.

— Это мой дом! — прорычал он. — Не указывай мне, что думать или делать. Я сам это решаю! И не говори мне ничего, кем бы ты ни была. — С этими словами он вышел из пещеры.

Кэтрин была настолько потрясена этим взрывом, что не могла удержать слез. Все доселе сдерживаемые ею эмоции выплеснулись в этом горестном плаче. Что ей было делать? Больной, слабой, беспомощной, заглянувшей в глаза смерти.

Спустя несколько минут вернулся хмурый Брук.

— Ты голодная? — спросил он. — Хочешь есть?

Кэтрин была так угнетена своим положением, что даже не сознавала, насколько была голодна.

— Да, я съела бы чего-нибудь. Чувствую себя ужасно слабой.

Брук подошел к ней ближе и протянул фланелевую рубашку. Кэтрин прижала рубашку к себе.

— А где моя одежда?

— В ручье. Она была мокрой от крови, и я ее снял с тебя.

Кэтрин вспыхнула, представив, как он раздевал ее, когда она была без сознания. Сколько времени уже не видел он женского тела? Какие мысли пронеслись при этом в его голове?

Пока Брук помогал ей застегивать пуговицы, девушка смотрела ему в глаза, пытаясь обнаружить в них хоть малейший след мужской чувственности. Нет, вероятно, он горд и старался вести себя сдержанно.

Покончив с рубашкой, Брук завернул ее в оленью шкуру, подбитую кроличьим мехом, и, взяв на руки, куда-то понес. Пока он шел, она с интересом осматривалась. Видимо, сначала они находились в «спальне», а теперь Брук принес ее в главную «комнату» — потолок в ней был намного выше. Посередине ее в яме горел огонь. К каменному потолку уходил дым. Невероятно, но эта часть пещеры была неплохо меблирована — в ней Кэтрин увидела даже кресло-качалку, притащенную, должно быть, из какой-нибудь заброшенной хижины.

По стенам висела всякая кухонная утварь, а к грубо сколоченному шкафу было прислонено ружье. Но самым удивительным было, пожалуй, застекленное оконце, из которого в изобилии лился дневной свет. Брук поднес ее прямо к нему, чтобы она могла выглянуть наружу.

После темноты спальной кельи свет показался ей даже слишком ярким. Через секунду Кэтрин поняла, наконец, что удивило ее больше всего — все вокруг было покрыто невероятно белой искрящейся изморозью! За окном вились снежинки, и от самого открывшегося ей пейзажа веяло холодом.

— Скоро снегопад? — В голосе ее слышалась тревога.

— Чем больше снега, тем трудней им будет найти нас.

Она вопросительно на него посмотрела, Брук не намерен был держать ее в неведении и без обиняков заявил:

— Ты не сможешь скоро уйти отсюда.

Так, она в капкане. Он не стал этого говорить, но с таким же успехом мог бы и добавить «и это значит, что ты моя пленница».

Кэтрин не хотела безответно принять услышанное, но чувствовала, что обсуждать сказанное им сейчас не имело смысла. Сначала ей необходимо было восстановить здоровье и вернуть силы.

Ей подумалось, что если она даст возможность ему высказаться, то скорей сумеет понять, что у него на уме. На какую же тему заговорить с ним? Окно! Она никак не ожидала найти такую роскошь в пещере.

— Где ты взял такое окно?

— У меня есть пути, — только и ответил он.

Брук резко повернулся от окна и перенес ее в кресло-качалку, предварительно подвинув его поближе к огню.

— Почему ты спас меня, Брук?

— Если бы в реке оказался Килман, я бы этого не сделал.

Он протянул Кэтрин ломтики яблока, и она с аппетитом на них набросилась.

— Откуда ты достал яблоки? — Кэтрин вспомнила, что в первый раз ее разбудил именно запах яблок.

— Есть способы. — Он подал ей еще несколько кусочков.

— Почему ты ничего не говоришь мне? Не доверяешь?

Он не ответил.

— Брук?

Он отдал ей остаток яблока.

— Ешь, Кэтрин. — Он снова подошел к окну и стал смотреть на падающий снег.

Покончив с яблоком, Кэтрин откинулась на спинку кресла. В голове у нее стучало. Она не помнила, когда у нее еще так сильно болела голова.

— Хочешь еще поесть?

— Я поела бы, но ужасно устала. Может, мне следует немного полежать.

Брук вышел и через минуту вернулся с медвежьей шкурой, которую расстелил неподалеку от огня. Потом он приподнял девушку и положил ее на этот импровизированный тюфяк. Когда он смотрел на нее, в глазах его читалась только отстраненность, граничащая с неприязнью.

Проделав все это, он вернулся к окну — по-видимому, там было его любимое место!

Кэтрин молча наблюдала за ним. Теперь, когда ей стало значительно лучше, она не могла не признать, что в Бруке была какая-то удивительная утонченность и неоднозначность.

Ее присутствие, очевидно, беспокоило его. Должно быть, ему было нелегко чувствовать возле себя живого человека после стольких лет одиночества. И все-таки в этой ситуации было какое-то странное очарование.

— А ты не хочешь, чтобы я рассказала тебе о себе? — спросила она. — Не хочешь узнать, зачем я приехала в Кейлоун и стала искать тебя?

Брук настороженно замер.

— Я преподаватель Орегонского университета, — сказала она. — И еще аспирантка. Я слышала о тебе от одного из профессоров и захотела узнать о твоей жизни.

— Это правда?

— Да, честно.

— И раньше ты не знала Джеффри Килмана?

— Нет. И то, что я связалась с ним, было большой ошибкой. Я знала, что этим создаю новые проблемы, но он пообещал привести меня к тебе.

Брук снова погрузился в молчание. Под его изучающим взглядом Кэтрин чувствовала себя смущенно, но что ей было делать?

Он надел на себя куртку с мехом наружу, в которой Кэтрин видела его той ночью в лагере.

— Куда ты идешь? — спросила девушка, когда он приподнял полог, прикрывающий вход.

— Нужно проверить глубину снега в горах. Я должен знать, могут ли они добраться сюда.

 

6

Кэтрин и не заметила, как заснула. Очнувшись от сна, она обнаружила рядом с собой миску с орехами и сушеными ягодами. Рядом стоял кувшин с водой. Она посмотрела в окно — на дворе было темно.

— Брук! — позвала она, но никто не откликнулся. Значит, он все еще не вернулся.

За окном вовсю завывал ветер. Что, если он наткнулся на поисковую группу и его ранили или убили? Тогда никто и никогда не сможет отыскать ее. Кэтрин поспешила успокоить себя — ведь Брук столько лет жил один и остался жив, так почему же теперь он должен погибнуть?

Ее первоначальное впечатление о Бруке Сэвидже, по-видимому, оказалось неверным. Он совсем не был похож на человека, в течение пятнадцати лет не имевшего дело с другим человеческим существом. И в отличие от многих знакомых Кэтрин людей находился в ладах со своей жизнью — должно быть, он был удивительно силен духом.

В Бруке чувствовалось истинное мужество, и, несмотря на длинную бороду и нечесаные волосы, в нем нет ничего отталкивающего, наоборот, он по-настоящему привлекателен. Это, пожалуй, больше всего удивляло Кэтрин. Там, у костра, он казался настоящим зверем, а здесь… Здесь она поняла, что ошибалась.

Кэтрин снова почувствовала голод. Она поела орехов и яблок, после чего, разморившись, снова уснула.

Когда Кэтрин проснулась, был день. После еды и сна ей стало немного лучше. Пурга утихла. Брука нигде не было видно. Это обеспокоило ее. Решив осмотреть пещеру, она завернулась в шкуру и встала.

Кэтрин сделала несколько нетвердых шагов — на пути ей попались мокасины Брука. Очевидно, этот человек отличался необыкновенной изобретательностью. Много ли на свете столь приспособленных к жизненным обстоятельствам людей, способных даже обувь себе сшить?

Кэтрин сунула ноги в мокасины, утонула в них и почувствовала себя ребенком, влезшим в папины шлепанцы.

Убедившись, что Брук вовсе не сексуальный маньяк, Кэтрин решила, что, как только он станет доверять ей, она попытается по-настоящему поговорить с ним. Ей хотелось спросить его о стольких вещах, столько всего обсудить с ним. Интересовался ли он тем, кто у них был президентом, да и вообще тем, что в мире творилось?

Должно быть, его отношение к жизни было необычным, не таким, как у других людей.

Стоя у окна, Кэтрин раздумывала над тем, как сложатся их отношения с Бруком, когда ей послышался какой-то нарастающий звук. Когда он стал громче, она поняла, что где-то рядом был вертолет.

Спустя минуту она уже увидела его. Сердце ее едва не вырвалось из груди. Ей стало ясно, что искали именно ее. Нашли ли они джип Джеффри Килмана? Что произошло после того, как Брук укрыл ее?

Пока Кэтрин думала обо всем этом, вертолет исчез из виду. Может, она допустила ошибку, не воспользовавшись единственной возможностью вернуться к цивилизации?

Спустя несколько минут Кэтрин снова услышала шум вертолета. Она выглянула из окна. Его не было видно, но по звуку можно было определить, что он летит где-то над долиной. Если она хочет выбраться отсюда, ей надо просто выбежать на ближайший хребет. Там она может помахать пилоту чем-нибудь ярким и привлечь его внимание.

Кэтрин отлично понимала, что должна действовать быстрее. Конечно, теперь ей не грозила опасность умереть от ран, но один лишь Бог знал, сколько времени ей суждено провести в этом снежном заточении. А если Брук не вернется? Что тогда? Сможет ли она выжить здесь в одиночку? Но, в то же время, имеет ли она моральное право выдать его местонахождение только лишь для того, чтобы самой с комфортом, легко и быстро, выбраться отсюда?

Все эти мысли проносились в голове Кэтрин в то время, как звук мотора становился все более громким. Она прильнула к оконному стеклу, мучимая противоречивыми желаниями. В этот момент вертолет пролетел над пещерой и тень его мелькнула на горном склоне. Возможность была утеряна. Слезы потекли по щекам девушки, и она уронила голову на грудь.

Мало-помалу холод, сочившийся из окна, вывел Кэтрин из состояния горького раздумья. Она вздрогнула. Случившееся настолько выбило ее из колен, что продолжение академических исследований представлялось ей совершенно неуместным, даже непорядочным. Слишком много в ее жизни зависело сейчас от Брука Сэвиджа, человека, а вовсе не подопытного кролика.

Кэтрин отошла от окна и несколько минут посидела, чтобы согреться у очага. Наконец она встала, надеясь, что немного отвлечется, если продолжит освоение жилища Брука.

Она прошла в боковую нишу пещеры и обнаружила там впечатляющее количество припасов — бочку с водой, вязанки дров, кожи животных, коробки со спичками и даже масло для ламп. Еще там были яблоки, немного моркови и картошки и несколько дюжин банок с консервами.

Девушка пошла по направлению к той части пещеры, в которой проснулась. Здесь царил полумрак, так что она зажгла лампу. Кэтрин наткнулась на спальное место, которое Брук оборудовал для себя, предоставив ей, очевидно, свое. В углу она увидела кучу его личных вещей.

Тут был альманах десятилетней давности, карманное издание медицинской энциклопедии и еще много самых разных книг. Кэтрин обуяло любопытство, и она не преминула в них порыться. Сверху лежал томик Торо «Уолден, или Жизнь в лесу». Были тут и книги по философии, в том числе и сочинения Дидро, Вольтера, Монтескье. Интересно!

Среди прочих книг ей попались фантастика и поэзия — на некоторых книгах стояло клеймо частной библиотеки Сиэтла. Откуда Брук мог взять библиотечные книги? Другие тома были подписаны «Пол Диспейн». Может, Брук украл их из какой-нибудь дальней усадьбы?

Покончив с книгами, Кэтрин обратилась к корзинке, полной любительских снимков. Она знала, что поступает нехорошо, суя нос в чужие дела, но ничего не могла с собой поделать.

Среди фотографий она нашла потертый бумажник. Открыв его, она обнаружила, что прошлая жизнь Брука прервалась, когда ему было восемнадцать. С водительского удостоверения на нее смотрели глаза симпатичного черноволосого юноши с тонкими чертами мужественного лица и печальной улыбкой.

В бумажнике оказалось еще несколько фотографий. На одной из них была запечатлена длинноволосая молодая женщина в мини-юбке. За руку она держала маленького мальчика. Кэтрин решила, что это Брук со своей матерью.

Другая фотография являла взору солдата в камуфляжной форме. Он был весьма похож на Брука. И Кэтрин поняла, что перед ней — его отец. Тут был фотопортрет прелестной блондинки, очевидно, Опаль Дональдсон, девушки, из-за которой Брук и подрался с Фредом Килманом.

Так вот оно какое, прошлое Брука.

Кэтрин сунула бумажник обратно в корзину. На ее глазах выступили слезы. Как трагично, что эти несколько фотографий — единственное, что связывает Брука с внешним миром, с прошлым! Как смог он пережить потерю любимой Опаль, где взял силы на то, чтобы отказаться от всего того, к чему они стремились вместе?

Кэтрин пошла обратно в центральную часть этого невеселого обиталища. Снова налетел ветер, застонал, забился в оконное стекло. Если вертолет вернется, она даже искушения помахать ему не почувствует. Хотя в будущем, если Брук не позволит ей уйти, она и пожалеет о том, что не подала знаков тем, кто мог спасти ее.

День тянулся долго, и Кэтрин удивлялась тому, как Брук сумел вынести одиночество в течение пятнадцати лет. Она подремала и только тогда, когда в пещере забрезжил дневной свет, проснулась, разбуженная шумом у входа.

Полог был откинут, и на пороге стоял заснеженный Брук. Он прислонил ружье к стене, вышел и тут же вернулся, волоча за собой тушу оленя.

Завесив шкурами узкий лаз, Брук переступил через свою добычу и приблизился к огню. Его брови и ресницы заиндевели, и через минуту от его тела пошел пар, лицо заблестело — лед и иней превратились в воду. Он тяжело дышал, потирая озябшие руки.

— С тобой все в порядке? — спросила она.

Брук кивнул, не выказывая какого-либо желания общаться с ней. Кэтрин немного подождала, стараясь уловить его настроение.

— Я уже начала волноваться — боялась, что с тобой могло что-нибудь случиться, что тебя ранили или пленили.

Он свирепо посмотрел на нее.

— Они пытались.

— Ты имеешь в виду вертолет?

— Да. А ты слышала его?

— Я находилась у окна, когда он прилетел. Наверно, они искали нас.

— И что же ты им не помахала? Они б увидели тебя, если бы ты вышла. Я думал, ты попытаешься это сделать.

— Я действительно подумала об этом, — призналась Кэтрин, — но вовремя вспомнила, что, поступив так, выдам тебя. И решила, что обязана отказаться от этой затеи.

Брук молча выслушал девушку, не удостоив ее каким-либо ответом.

— Зачем ты выходил из жилища в пургу?

— Нам нужна дополнительная пища.

— Так ты сделал это из-за меня?

— Чем больше метет, тем труднее охотиться. Так что ждать больше я не мог. — Брук вытер лицо рукавом.

— Брук, но существует простое решение этой дилеммы. Если я уйду, тебе не придется заботиться о дополнительной еде на зиму.

— Теперь уже слишком поздно, Кэтрин.

— Почему, Брук?

— Снег слишком глубокий, к тому же снова приближается пурга. Я сам с трудом вернулся домой. Последнюю милю я уже не тащил оленя, а волок его за собой.

Кэтрин перевела взгляд на тушу животного и снова на Брука.

— Но ведь здесь я все равно не могу оставаться.

— Если ты попытаешься спуститься с гор сейчас, то неминуемо погибнешь. Ты слишком слаба. А к тому времени, как ты восстановишь силы, снег будет уже слишком глубоким.

В ее лице появилось недоверие.

— Я тебе не верю.

Он не ответил ей на это.

— По-моему, ты не говоришь мне правды, а просто хочешь, чтобы я осталась здесь.

И снова молчание.

— Я ведь не твоя пленница, Брук. Ты не имеешь права держать меня здесь.

Не обращая на девушку внимания, Брук прошел в боковую нишу и принес оттуда еды. Поев, он сел возле огня, по-прежнему полностью ее игнорируя.

Кэтрин была вне себя от ярости. Всего лишь несколько часов назад она жалела о том, что невольно вмешалась в его жизнь, а теперь он вмешивается в ее! Однако она понимала, что спорить сейчас бессмысленно. Прежде всего она должна выяснить, чего же именно он хочет.

Брук казался ей совершенно обессиленным, и Кэтрин, почувствовав свою вину, принесла ему воды. Брук с удивлением воспринял ее душевное благородство, но ничего не сказал, а только молча опустошил кружку. И больше всего удивился себе: его еще трогало ненавязчивое внимание со стороны. Ухватиться, что ли, за «Природу» Эмерсона…

Прошло с четверть часа, прежде чем Брук заговорил.

— Я ходил к лагерю. Тела Килмана там не оказалось. Снег замел все следы, так что я не знаю, ушел ли он сам, или его увезли. Но то, что они о нем знают, — несомненно.

— Они найдут пещеру?

— Нет, если только мы сами этого не захотим. Теперь они могут добраться сюда только по воздуху.

Кэтрин почувствовала, что в ней поднимается волна страха. До сих пор он действительно не обнаруживал беспокоящего ее интереса к себе, но можно ли рассчитывать на это и дальше?

Она легла на тюфяк и, приподнявшись на локте, стала смотреть на языки пламени. Брук молча сидел у огня, и по его виду нельзя было угадать, что у него на уме.

— В твое отсутствие я слегка обследовала пещеру, и должна сказать, что у тебя есть почти все, необходимое в доме.

Брук кивнул, но выражение его лица не изменилось.

— Где ты все это достал? Стащил откуда-нибудь?

— Неважно.

— Килман намекал, что кто-то снабжает тебя необходимыми вещами.

— Он ни черта в этом не смыслит.

— Так он не прав?

— Разве это так важно?

Кэтрин не понравилась его скрытность.

— Как жаль, что ты совсем не доверяешь мне. Я просто стараюсь завязать вежливый разговор. Люди так часто поступают, знаешь ли.

— Мы не на вечеринке, — сухо ответил он.

— Это уж точно. — Слушай, а кто такой Пол Диспейн? — спросила Кэтрин, решившая разговорить Брука во что бы то ни стало.

Глаза его блеснули.

— Откуда ты знаешь про Пола?

Кэтрин тут же поняла, что любопытство ввергло ее в новую беду. Но лгать было бессмысленно, и она призналась.

— Так получилось — я видела твои книги.

— Ты хочешь сказать, что рылась в них? — почти закричал он.

— Я не хотела, поверь — просто полюбопытничала, — ответила встревоженная девушка.

— Не проявляй любопытства, когда дело касается моих вещей! Понятно?

Его вспышка гнева была столь неожиданной, что на мгновение она потеряла дар речи. Пока она тщетно пыталась найти слова извинения, из глаз ее брызнули слезы. Не желая делать его свидетелем своих слез, она отвернулась к огню.

Затяжное тяжкое молчание угнетало. Наконец она повернулась к Бруку. Он был неподвижен, как здешние индейские изваяния.

— А мои фотографии ты тоже видела? Кэтрин не могла лгать ему.

— Да.

Она ожидала от него новой вспышки гнева, но ее не последовало, и снова молчание — долгое, непереносимое.

Наконец он выдохнул:

— Я очень устал. И должен поспать. Оставайся здесь, а я пойду в другое место.

Под сводом скалы он остановился.

— Извини, что орал на тебя, Кэт, — сказал он и исчез в темной нише.

 

7

После ухода Брука Кэтрин чувствовала себя слишком возбужденной для того, чтобы спать. Снова и снова проигрывала она в мыслях случившееся. Все шло как-то не так. Ей никак не удавалось разговорить его. Со временем ей, может, это и удастся, но время было не на ее стороне. За ними охотились, со всех сторон подступали снега. В таких условиях даже выжить было непросто. А Брук и сам по себе был непредсказуем и своим неуловимым настроением подчас ставил ее в тупик.

Слава Богу, повторяла она, что он хоть не из тех озабоченных сексом, вопреки пророчествам Килмана. Ему присуще некое врожденное благородство. Мало того, что он спас ей жизнь, так он еще и поставил ее на ноги. Как же ей хотелось восхищаться им, а это было так непросто из-за его непостижимого поведения.

Сколько же в нем всего намешано — одновременно и человек, и дикий зверь! Но с самого начала Кэтрин симпатизировала ему, не понимая — почему.

Кэтрин всмотрелась туда, где в углублении пещеры мылся Брук. Его нагота и нервировала, и смущала ее. В нем не было ничего от чудовища. Напротив, сложен он был великолепно. Этакий Адонис, изгнанный в подземелье.

В девушке нарождались чувства, к которым она не была готова. Как женщине вести себя с человеком, который и манит, и отталкивает ее?

По-видимому, Брук думал, что она останется с ним на всю зиму. Но не может же она жить с мужчиной три или четыре месяца и вести себя так, будто заехала к нему в гости на пару дней? Между ними обязательно что-то должно произойти, и Кэтрин не знала, как с этим справиться.

Когда она наконец заснула, ей приснилось, что кто-то гонится за ней. Самое удивительное, что во сне в роли ее мучителя выступил не Джеффри Килман, сопровождаемый стаей борзых, а какое-то другое существо, обволакивающее ее своей опасной нежностью.

К тому времени, как девушка проснулась, Брук уже выпотрошил оленя и теперь прибирался. Кэтрин не смутил вид крови: она выросла в деревне и частенько наблюдала за появлением на свет божий телят и жеребят, а уж тем более за уходом из него.

Она была одета во фланелевую рубашку, которую ей дал Брук.

— Доброе утро, — поприветствовала она, стараясь не обращать внимания на то, что он растерянно смотрит на ее голые ноги.

— Доброе утро.

— Мне сегодня намного лучше.

— Это здорово.

— А как ты? — спросила она, желая завязать разговор. — Хорошо спал?

— Да, я вчера очень устал.

Слава Богу, он хотя бы отвечал на ее вопросы.

— Слушай, я действительно не должна была смотреть на твои вещи в твое отсутствие. Извини, я поступила невежливо.

— Ладно, забудем об этом.

— Я это сделала потому, что хочу понять тебя. Но выбрала плохой способ для этого.

Брук присел на корточки и уставился на Кэтрин. При неярком свете дня от нее не могла укрыться глубокая синева его глаз. Мальчишка с фотографии на водительском удостоверении превратился в по-настоящему красивого мужчину.

Губ его коснулась легкая улыбка, и Кэтрин поняла, что он отлично сознает то, что она его попросту изучает. Она тяжело вздохнула, стараясь вернуть себе самообладание. Ей вовсе не хотелось, чтобы он подумал, будто она шлет ему какие-то сигналы.

— Я не привык быть с кем-то, особенно с женщиной. — В голосе его слышались извиняющиеся нотки.

— Да, должно быть, я для тебя большая обуза.

— Да нет, просто для меня даже говорить с кем-то странно. Но я начинаю к этому привыкать.

— Мне так хотелось бы понять тебя, услышать о твоей жизни.

— Кэт, у нас целая зима впереди. Ты еще устанешь от моих рассказов.

Говоря это, он не отрывал глаз от ее ног. Кэтрин вздрогнула, почувствовав стеснение: не может же она вот так — полуодетой — появляться перед ним. Это неминуемо приведет к беде.

— У тебя тут ничего больше нет, что бы я могла надеть?

Она заметила, что он слегка улыбнулся — должно быть, прочел ее мысли. Ну что ж, если так, то он, наверное, и сам об этом думал.

— Если тебе холодно, я положу дров в костер.

— Да нет, дело не в этом, Брук. Не могу же я ходить по дому в таком виде. У тебя нет никаких брюк или чего-нибудь в этом роде?

Брук хлопнул руками по коленям и пошел в кладовку. Кэтрин последовала за ним.

— Тут у меня есть кое-что, что мне мало. — Он порылся в куче вещей и подал ей джинсы. — Я нашел их в хижине.

Кэтрин прикинула их — чуточку подогнуть и будут как раз!

— Ну и отлично, — обрадовался он. — Они твои, облачайся.

— Сначала отвернись.

Он отвернулся, но без излишнего рвения.

— А каких-нибудь старых ботинок, что могут мне подойти, у тебя нет? — стеснительно спросила она.

— Не-а, но думаю, я смогу тебе сделать обувку.

— Сегодня?

— Нет, не сегодня.

Кэтрин подумала, что он сделает что угодно, только бы не дать ей уйти. Должно быть, он будет любыми путями пытаться задержать ее здесь.

В этот момент она уловила нарастающий звук мотора и подбежала к окну.

— Они снова нас разыскивают, — сказал Брук.

— Вертолетом я смогла бы выбраться отсюда, ведь так?

— Смогла бы.

— А нет какого-нибудь способа сделать это, не выдавая местоположения пещеры?

— Нет, если только не уйти от нее подальше. А на это сейчас нет времени.

— А если я просто выйду на вершину гребня? И скажу, что шла по нему. Обещаю тебе, я не стану говорить им про тебя.

— Нет, это слишком рискованно.

— Хочешь сказать, слишком рискованно для тебя, да?

— Да, я тот человек, который в данном случае может потерять все, — твердо произнес он.

— А как же я? — Голос ее приобрел смятенные нотки. — Ты думаешь, я очень хочу здесь зимовать? А что, если я серьезно больна?

— Кэтрин, ты сама решила прийти в горы.

Они начали ссориться, только на этот раз возможность спастись уплывала от нее.

— Ты просто не хочешь, чтобы я ушла отсюда. Хочешь держать меня здесь как пленницу.

— Я их слишком хорошо знаю. Их волнует не судьба людей, а голое честолюбие.

Она еще раз убедилась, что его нежелание отпустить ее имеет очень простое объяснение. Ему нужен компаньон на зиму. А еще лучше компаньонка. Может, в нем нет сексуальной озабоченности, но и не святой же он.

— Я ухожу отсюда, — твердо сказала она.

— Нет, Кэтрин, не получится.

Кэтрин оттолкнула его и выскочила наружу.

— Нет! — закричал он. — Вернись!

Но девушка уже шла по колено в белой пыли, не замечая ничего вокруг — ни холода снега под голыми ступнями, ни пронизывающего насквозь ледяного ветра. Шла по направлению к гребню, а Брук с каждой секундой был к ней все ближе и ближе.

— Нет, не делай этого! — крикнул он. Мотор уже почти ревел над головой Кэтрин.

Теперь вертолет находился в какой-нибудь полумиле от гребня. И она побежала по нему, размахивая руками, отлично сознавая, что Брук следует почти вплотную за ней.

Она не пробежала и двадцати метров, как он набросился на нее и прижал к земле. Кэтрин упала лицом в снег, и они оба покатились по склону горы.

Как раз в этот момент прямо над их головами пронесся вертолет. Кэтрин про себя молилась, чтоб он не улетал, чтоб заметил их, но увы… Он полетел вдоль хребта, и звук его мотора вскоре стих. Кэтрин утратила всякие надежды и сникла, почувствовав себя беспомощной.

Идти обратно девушка не могла. Бруку пришлось притащить ее на себе. Слезы текли по ее щекам. Она лежала, чувствуя себя обреченной, уставившись в каменный потолок пещеры.

Брук ни слова ей не сказал. А просто ушел куда-то в глубь пещеры, а вернулся через несколько минут с дымящейся кружкой чая.

— Выпей это, — сказал он.

Кэтрин с жадностью выпила чай и снова легла, повернувшись к нему спиной. Через минуту она услышала, что он вышел из… О Господи, да где же она находится?..

Брука взволновал поступок Кэтрин, ведь она чуть было не выдала жилище, над которым он так много и упорно работал. Это лишний раз доказывало то, что ей нельзя доверять. Он пытался понять, почему она поступила так сегодня, а не вчера, когда он не мог ей помешать. Что же изменилось с тех пор?

Конечно, перспектива проведения зимы в его обществе никому не показалась бы слишком блестящей. И она наконец поняла, что ее ждет.

Брук злился на нее, но одновременно не мог не чувствовать к ней жалости. Конечно, она была напугана. Не многие могут вынести одиночество и полную изоляцию от внешнего мира. Теперь он понял, что, принеся ее сюда, совершил большую ошибку. В то же время ее присутствие внесло в его жизнь нечто непривычное — какой-то душевный трепет. Накануне вечером, моясь, он подумал о том, что рядом находится женщина, и почувствовал себя возбужденным. Он представил себе, что занимается с ней любовью, берет ее. Нечто похожее у него бывало и с другими девушками. Конечно, с Опаль все было по-другому. Она любила его, и они собирались пожениться.

Вертолет снова появился над пещерой. Шум мотора был так силен, что стекла в окне задрожали. Но Кэтрин не двинулась, никак не среагировав на этот звук. Брук знал, что она все еще плачет, и, несмотря на свое нежелание понять девушку, испытывал за нее боль.

После часового сна Кэтрин почувствовала себя отдохнувшей. Ей захотелось есть. Она взяла орехов и яблок и села к нему спиной, давая понять, что с этой минуты он лишен ее общества. Что ж, если он собирается вести себя как дикарь, то может не рассчитывать на ее дружбу.

Она заскучала и незаметно для себя забылась легким сном. Проснувшись, Кэтрин увидела, что рядом с ней сидит Брук.

— У меня есть для тебя подарок. — Он подал ей пару мокасин. Они были сшиты из оленьего меха и выглядели нарядно.

Кэтрин смутил этот поступок. Она села и посмотрела ему прямо в глаза.

— Ты сделал это для меня?

— Да.

— Спасибо. Они очень красивые.

— Померь, по-моему, они должны подойти тебе.

Кэтрин высунула из-под одеяла ноги и сунула их в макасины. Обувь была ей как раз впору.

— Ну как?

— Просто здорово.

По выражению его глаз было видно, что он весьма доволен собой.

— Я сегодня приготовлю праздничный ужин, — сказал он. — У меня не очень много газа, но иногда надо же себя баловать.

— Газа? Так ты на нем кипятил воду для чая?

— Да, у меня в кладовке есть однокомфорочная плита. И еще у меня есть много консервов, и куча овощей, и мясо. Тебя это не вдохновляет?

Она кивнула.

— Брук, мне не нравится поднимать эту больную тему… — На секунду она замолчала. — Но я действительно очень расстроена тем, что случилось сегодня утром. Нам надо поговорить об этом.

Тут он сделал нечто совершенно неожиданное. Взял ее за руку и потер большим пальцем. Кэтрин так ошеломил его жест, что она потеряла дар речи. Она заметила, какие сильные у него руки, какие длинные пальцы. Как у художника или музыканта.

Его глаза светились пониманием. Он молчал, и она поспешно отдернула руку.

— Ладно, — сказал он, — хочешь поговорить — поговорим. Но сначала давай поужинаем. На полный желудок я всегда чувствую себя лучше.

— Ну, если так, поговорим после ужина.

— Я только хочу попросить прощения. Надеюсь, что не сделал тебе больно, когда повалил в снег. И что тебе не очень грустно.

— Мне действительно очень грустно.

— Мы поговорим и об этом. Но позднее. Надо прокоптить мясо, пока оно свежее.

Он поднялся и подошел к окну.

— Снег идет.

Кэтрин взглянула на оконную раму, и ее охватила тревога. За стеклом вился хоровод из снежинок.

 

8

Брук коптил оленину, она помогала ему нарезать куски. Они работали, погруженные в свои мысли, и повисшее между ними безмолвие было наполнено невольными чувственными переживаниями. Кэтрин старалась, но не могла выгнать из своей головы мысли о том, что Брук изо всех сил пытался задержать ее в своем логове на всю зиму. Как женщину или как человека, знающего где он скрывается?

Самое же худшее заключалось в том, что, несмотря на все ее возмущение его нежеланием просигналить вертолету, она должна была попытаться рассеять враждебность между ними. Однако, если она будет дружелюбна с Бруком, он может истолковать ее поведение превратно. Так что же ей делать? Теперь, когда она потеряла его доверие, ей вряд ли удастся убедить его в своих добрых намерениях…

Покончив с приготовлением ужина, Брук на несколько минут исчез в своей импровизированной спальне. Оттуда он вышел уже в серо-голубой рубашке, с приглаженными волосами и расчесанной бородой.

Кэтрин ничего не сказала — и так было достаточно очевидно, что он задумал. Голой он уже ее видел. Ноги рассматривал. За руку держал. И не мог не заметить, как все это на нее подействовало. Так что теперь приготовился к грандиозному обольщению. Кэтрин только одно не было ясно — примет он ее отпор или заставит подчиниться силой. Что же, она будет предельно осторожной.

— Поскольку сегодня у нас будет настоящий ужин, я решил, что неплохо слегка прихорошиться.

Подумав, Кэтрин решила оставить его сентенции без ответа.

Брук поставил еду на стол и расставил тарелки.

— Пойду принесу свечи — не так часто женщины ко мне приходят на ужин.

Он отошел в сторону, исчез в темноте и тут же появился в свете стеариновых фитилей.

— Ну как тебе это? — Брук выглядел чрезвычайно довольным собой.

— Твоя запасливость не перестает меня изумлять.

— Да, не хватает только белоснежной скатерти и вина, — дрогнула от смеха его бородища.

— Я думала, что ты и это принесешь.

Едва уловимых из-под усов губ Брука коснулась грустная улыбка.

— Знаешь, а я никогда не пробовал вина. Только пиво, а вино ни разу.

Кэтрин взглянула на этого взрослого мальчишку. Несмотря на всю его суровость, она явно чувствовала к нему сострадание. Ей захотелось дотронуться до его руки, и только в последний момент она осознала всю опасность этого желания.

Еда была превосходной.

— Надеюсь, ты все это не украл.

— Нет. — Брук отрицательно покачал головой.

— Полагаю, я не должна спрашивать тебя о том, где ты все это взял.

— У меня есть на кого опереться, — признался Брук. — Я знаю его уже сто лет.

— Пол Диспейн?

Брук окаменел.

— Обещай, что никогда больше не повторишь его имя.

— Хорошо. Но Брук, прошу тебя, расскажи мне о нем.

После долгого молчания он сказал:

— Пол был лучшим другом моего отца. Перед тем как уйти в горы, я видел его всего пару раз. У него хижина примерно в семи милях отсюда. В первый год я понял, что без помощи других мне зиму не пережить, и пошел к Полу. Он отшельник, одинокий волк, много пьет — они вместе с моим отцом служили на Аляске. Пол нес моего умирающего отца на руках. Каждый раз, напившись, он мне об этом рассказывает.

— Так это он тебя всем снабжает?

— Да, я спускаюсь к нему каждую смену года. Не так мы близки с ним, но для меня много значит его расположенность, потому что он тень моего отца. А моя жизнь благодаря ему намного легче.

— А ты не боишься, что он может выдать тебя — пускай и случайно?

— Сказать по правде, куда больше меня волнует то, что он может умереть. Иногда я думаю, что на этом свете его удерживает только необходимость помогать мне. Он все для меня делает — даже тащит библиотечные книги. Нет, я, конечно, их возвращаю, — виновато улыбнулся Брук, — но они у меня задерживаются иногда по полгода.

— Да ты, очевидно, прочитал больше, чем многие люди с университетским образованием.

— Я действительно много читаю, особенно зимой.

— Так значит, Пол единственный человек, с которым ты общаешься?

— Да, только с ним я и говорил в течение всех этих лет.

Как же ему непросто — быть рядом с другим человеком, да еще с женщиной!

Должно быть, он уже забыл о стремлении убежать, потому что лицо его было спокойным, голос ровным.

— Ты прекрасный повар, — сказала Кэтрин, откусывая еще один кусочек, — мясо просто превосходно!

— Иногда я ужасно жалею о том, что не умею готовить разные блюда. Например, о пирогах с поджаристой корочкой я просто мечтаю. Как-то раз Пол дал мне мешок с мукой, и я попытался замесить тесто. Но когда добавил в муку воду, все превратилось в некую липкую жижу. Потом я спросил Пола о том, как надо печь пироги, и он сказал, что и сам не знает, и пообещал мне купить пирожков, но, очевидно, забыл об этом. Впрочем, ты, наверное, уже порядком устала от моей дурацкой болтовни.

— Ну, у тебя же немного возможностей поболтать.

В его глазах промелькнули какие-то искорки, и она испугалась. Но вовсе не из-за того, что беспокоило ее вначале. Тогда она боялась в нем зверя, теперь — его мужского обаяния.

— Ты мне нравишься, Кэтрин, — сказал он, приложив руки к груди. — Я понимаю, что ты хочешь поговорить о том, что произошло сегодня утром. И перед тем, как мы начнем этот разговор, хотел, чтобы ты узнала обо мне хоть что-то.

Его полная искренность не могла не тронуть Кэтрин. Она улыбнулась.

— Спасибо, мне это очень приятно.

— И не думай, что это из-за того, что ты первая женщина, с которой я говорю после стольких лет. Я действительно считаю, что ты — замечательная. Правда.

— А ты уверен, что правильно разобрался в своих чувствах?

Брук нахмурился.

— О чем ты говоришь? Неужели действительно думаешь, что я не способен в них разобраться?

— Нет, я просто стараюсь объяснить тебе, что ты можешь и ошибаться.

Ему явно не понравились ее слова.

— Слушай, мой образ жизни, может, и сделал меня несколько странным, но дураком — нет.

— Извини, если я тебя обидела.

Брук ничего не сказал на это, а просто как бы забрался снова в свою скорлупку.

— Слушай, — решилась Кэтрин. — Могу я быть с тобой откровенной? Я хочу чтобы ты вернулся со мной в город.

Лицо его осталось каменным. По нему нельзя было прочесть ровным счетом ничего.

— Брук, ну давай, по крайней мере, это обсудим.

— Я никогда не вернусь. Никогда.

— Но почему?

— Потому что моя жизнь — здесь, а в Кейлоуне у меня ничего не осталось.

— Брук, у тебя не будет никаких проблем с законом — против тебя не выдвинуты никакие обвинения, и люди считают, что ты просто защищался.

— Я это знаю — мне говорил Пол. Закона я не боюсь.

— Так почему же ты тогда не вернешься? Ведь ты еще молод, у тебя все впереди.

— Я просто хочу, чтоб меня оставили в покое.

— Не понимаю, почему.

— А тебе и не надо этого понимать.

Он так уверенно говорил. Неужели она действительно надеялась уговорить его бросить горы после того, как и пятнадцать лет жизни в одиночку не убедили его это сделать?

— Кэтрин, тебе не стоит огорчаться из-за меня.

— Но я так хотела бы тебе помочь. И не могу этого сделать, потому что ты мне не доверяешь.

— Помощь нужна не мне, а тебе. Мы в моем мире, а не в твоем.

— Да, я знаю, что обязана тебе жизнью.

— Да нет, дело не в этом. Это вопрос выживания. Чтоб выжить, тебе нужен и я, и это жилище.

— Но я хочу оставаться здесь не больше, чем ты хочешь спускаться с гор.

— Из-за меня?

— Из-за многих вещей.

— Скажи мне, из-за каких.

Ох, ну как же объяснить ему, что там, внизу, ее ждет целый мир? Мир, сотканный из стольких составляющих, что в двух словах этого не передать!

— Я бы позволил тебе просигналить вертолету, если бы дело касалось только тебя.

— Действительно позволил бы?

— Конечно, я бы этому не обрадовался, — признался он.

— Вот видишь, Брук, в том-то и дело.

Ей пришлось быть грубой, даже жестокой с ним, но это было необходимо. Он должен был понять ее чувства.

— У тебя есть друг? — внезапно спросил он. Да, Брук не скрывал хода своих мыслей.

— Был, — честно призналась она. — Но в данный момент нет.

— Я подумал, что, может, ты из-за него не хочешь остаться здесь со мной.

— Да, я знаю, о чем ты подумал. Но дело не в этом.

— Тогда я ничего не понимаю. Кэтрин охватило уныние.

— Давай поговорим о чем-нибудь другом. Немного помолчав, Брук попросил.

— Расскажи мне о своей жизни. Я ведь ничего о тебе не знаю, только то, что ты из университета.

Кэтрин с облегчением вздохнула.

— Ну, я выросла на ранчо у бабушки, в Орегоне. Я не городская.

— А я и не думал, что ты городская. Я несколько раз бывал в Портленде, и мне этого хватило, чтобы понять, что люди там совсем не такие, как в Кейлоуне.

— Наверное, мое сердце все еще на ферме среди ковбоев.

— Расскажи мне о своей семье.

Кэтрин рассказала Бруку о своем детстве, проведенном с бабушкой.

— Ты часто ездишь на свое ранчо? — спросил он.

— Да уж давно там не была. Как-то проезжала мимо, почувствовала укол ностальгии.

— А бабушки тебе очень не хватает?

При мысли об этой старушке глаза Кэтрин наполнились слезами.

— Не представляю, как вообще ты можешь жить здесь, в полном одиночестве.

— Ну, теперь-то я не один, да и ты — не одна. А ты любила своего друга?

— Думала, что любила. Но, наверное, недостаточно.

— А что произошло между вами?

Кэтрин видела, что Брук действительно хочет узнать о ней как можно больше.

Вообще-то, ей вечно не везло с мужчинами. Все старшие классы она была влюблена в парня, плененного другой. А в колледже вокруг нее вилось слишком много ухажеров, и ей казалось, что у всех на уме только одно. У нее было несколько друзей, но мужчина, который ей был нужен, все не попадался.

В последнее время она встречалась с Фрэнком Хоуки, начинающим хирургом. Он был серьезным человеком и действительно хотел связать с ней свою жизнь. Вот Кэтрин и решила, что именно он-то ей и нужен. Последние несколько месяцев они жили вместе, а потом Фрэнк закончил ординатуру и подался в американский госпиталь в Бейрут. Он звал ее с собой.

— Но я решила не ехать с ним сразу, а сначала завершить свою работу. Однако разлука с ним показала, что я жаждала вовсе не таких отношений.

— Может, ты все-таки его не любила?

— Может быть.

Они молча посмотрели друг на друга.

Кэтрин доела несколько кукурузных зернышек, остававшихся на ее тарелке, и отложила вилку.

— Ужин был превосходен, спасибо. Раз ты готовил, я уберу.

Они оба встали.

— Нет-нет, ты отдохни, а в следующий раз я буду готовить, а ты — убирать.

— Вы так обычно с Фрэнком делали?

Она кивнула и вышла из-за стола.

Мытье посуды не заняло у Кэтрин много времени, так что она скоро вернулась к Бруку.

— Надеюсь, наша беседа не очень тебя опечалила, — сказал он.

— А я что, кажусь печальной?

— Да.

Странно, до чего же откровенны они были друг с другом! С Фрэнком, например, они всегда говорили недомолвками, и истинный смысл сказанного вечно приходилось выискивать в подтексте. Единственный человек, который был столь же откровенен с Кэтрин, давно умер. То была ее бабушка.

Брук поднялся и неожиданно взял ее за плечи.

— Я не хочу, чтобы ты грустила, Кэтрин.

— Да это пустяки. Просто в последние несколько дней на меня столько всего навалилось. — Она нервно улыбнулась.

Брук взял девушку за подбородок.

— Ну вот, теперь он немного лучше. А был таким распухшим. Видела бы ты, сколько на тебе было крови, когда я вытащил тебя из реки! Я тогда подумал, что ты умерла.

Он легонько коснулся ее щеки кончиком пальца, и девушка вздрогнула. Она чувствовала, какие токи исходят от Брука, и отлично понимала, чего ему стоит сдерживать себя.

— Ты расстроилась, когда я сказал, что ты нравишься мне?

Кэтрин покачала головой — в его глазах все так ясно читалось, и это одновременно и пугало, и притягивало ее.

— Ты такая красивая, Кэтрин.

Она замерла. Одна ее половина хотела слиться с ним в объятии, другая — была в ужасе от того, к чему это могло бы привести.

— Я смотрел на твои губы, когда ты спала. Мне очень хотелось их поцеловать. Но я подумал, что не могу этого сделать, потому что не знаю тебя. Но теперь я тебя знаю. И еще сильнее хочу поцеловать.

Похоже, Брук не замечал того, что она дрожит всем телом.

— О чем ты думаешь? Разве это хорошо? — срывающимся голосом спросила она.

Вместо ответа Брук прижал девушку к себе. Ему не пришлось прилагать никаких усилий. Очарованная им, она была не в силах ему сопротивляться.

Брук наклонил голову и нежно коснулся губами ее губ.

Кэтрин не оттолкнула его. Она дала ему целовать себя, восхищаясь, как, подобно паутине, оплетают ее лицо борода и усы Брука. Губы его были влажными и чувственными.

Кэтрин ощутила покалывание в груди. Теперь он уже жадно целовал ее, а язык его проникал все глубже и глубже. Его набухшее естество вернуло ее к реальности. Она не должна была поддаваться ему. Ни к чему, кроме как к беде, это не могло привести. Кэтрин собралась с силами и заставила себя высвободиться из его объятий.

— Нет, — пробормотала она, — Брук, мы не должны.

Несмотря на ее протесты, он начал покрывать поцелуями ее шею.

— Нет! — уже во весь голос закричала она.

Брук столь быстро освободил ее, что она чуть не упала.

— Что случилось?

— Я не хочу, чтобы ты целовал меня.

— Но почему?

Она метнулась к очагу.

— Оставь меня!

— Кэтрин, но что такого я сделал? Я просто хотел поцеловать тебя. Я думал, что ты тоже этого хочешь.

— Нет, не хочу!

— Но… я подумал.

— Ты ошибся, Брук! — Сердце у нее заколотилось, и она почувствовала себя так, как тогда, когда к ней приставал пьяный Джеффри Килман. — Просто не трогай меня!

В его глазах появились гневные искорки.

— Я делал только то, чего, как мне казалось, тебе хотелось.

— Извини, если ввела тебя в заблуждение. Я просто посочувствовала тебе, а ты принял это за что-то другое.

Брук отрицательно покачал головой.

— Нет, ты боишься чего-то.

— Да нет, я сама виновата. Не пытайся больше меня целовать.

— Ладно, я иду спать. — Он зашагал по направлению к нише, где была его постель.

— Брук, — позвала Кэтрин.

— Что? — остановился он.

— Извини, это я виновата.

— Почему ты не сказала, что я тебе не нравлюсь? Все было бы гораздо проще.

— Но это неправда. Ты очень нравишься мне. Только не в том смысле.

Не сказав больше ни слова, Брук скрылся под сводами своей спальни.

 

9

После ухода Брука Кэтрин некоторое время стояла возле потрескивающего костра. Она пребывала в полной растерянности от случившегося и не исключала возможности того, что, когда он в следующий раз захочет овладеть ею, все закончится иначе. Ведь он напомнил ей, что здесь они находились в ЕГО мире, мире, где он был полновластным хозяином.

Что бы ни случилось, все равно со временем им суждено стать любовниками, это представлялось Кэтрин неизбежным. Если, конечно, она не убежит отсюда до того, как это произойдет.

Ей придется отойти подальше от пещеры, чтобы не выдать Брука. А если вертолет не прилетит, ей надо будет просто-напросто спуститься с гор. Другого выхода у нее нет.

Безусловно, он попытается помешать ей, так что выйти придется рано, на самом рассвете. С этими мыслями Кэтрин легла спать.

Сон ее был беспокойным, время от времени она просыпалась, чтобы удостовериться в том, что не проспала.

Решив, что пора выступать, она встала и подошла к окну. Снег, похоже, перестал сыпать из поднебесья.

Когда она оделась и приготовилась к уходу, на небе уже появились первые предвестники рассвета. Отбросив последние сомнения в правильности своего поступка, она вышла из пещеры и пошла вдоль хребта. Луг, по которому она расхаживала не так давно, пытаясь привлечь внимание Брука, был где-то ниже. Что же, она пойдет по направлению к нему, и если ей повезет, то сумеет уйти достаточно далеко.

Мороз крепчал, холодный ветер лишал ее даже того немногого тепла, что давала немудреная меховая одежда. Подошвы самодельных башмаков были скользкими и мешали устойчивому сцеплению с поверхностью голых скал. Несколько раз она падала и однажды сильно ударилась бедром.

В конце концов, Кэтрин совершенно выбилась из сил, но вспомнила любимое бабушкино выражение: «Никогда не сдавайся». Она продолжала движение вперед уже практически на четвереньках, беспрестанно повторяя про себя: не сдавайся, не сдавайся.

В конце концов, девушка провалилась по пояс в сугроб. Все было кончено. Теперь оставалось или преодолеть снежную завесу, или устремиться прямо на небеса.

При этой мысли на сердце ее снизошла странная благодать. Она расслабилась, прикрыла глаза и приготовилась было уже заснуть вечным сном. Но в следующее мгновение почувствовала, что кто-то трясет ее за плечи. Она распахнула глаза — на нее смотрел разъяренный Брук. На его лице читался еще и страх. Изо рта шел пар. Выглядел он совсем как некое мстительное божество.

— Кэтрин, черт возьми, что это тебе взбрело в голову? Ты не сможешь убежать! Они же все равно не прилетят в пургу.

Она не могла ответить ему, скованная одним только неодолимым желанием — спать, спать, спать… Тогда он изо всех сил встряхнул ее.

— Проснись, Кэтрин. Мы должны идти.

— Я не могу, слишком устала.

Без лишних слов Брук отволок ее к соснам, где разрыл сугроб и, завернув ее в меховое одеяло, положил в образовавшееся углубление.

Кэтрин осознала, что он не позволит ей умереть. Она уткнулась лицом в его бороду и зарыдала. Брук прижал ее к себе. Прошло всего лишь несколько минут, а она уже почти согрелась. Убежище это, однако, не могло служить им долго.

— Для человека, который преподает в колледже, ты просто невообразимо тупа, — сказал он. — Учти, подниматься наверх будет намного труднее, чем спускаться.

— Я не осилю подъема.

— Придется осилить. Нельзя задерживаться здесь. Пурга сильная, а может еще больше разбушеваться. Мы должны немедленно идти к пещере.

— Не могу, Брук. Просто не могу. Спасись сам, оставь меня здесь.

Он улыбнулся так, будто она сказала самую большую глупость, какую ему когда-либо приходилось слышать.

— Теперь твоя очередь готовить ужин. Ты же не хочешь, чтобы я кашеварил два раза подряд.

Девушка слабо улыбнулась.

— Как ты можешь сейчас шутить?

— Ну, когда все идет не очень гладко, как раз и надо шутить. Как-то раз, когда меня помял медведь и я на корточках полз в свое логово, я выжил только благодаря тому, что рассказывал сам себе анекдоты. И пару раз даже рассмеялся.

— Брук, ты чудо, но я просто не могу идти вверх. Действительно не могу. Так что оставь меня.

— Если ты не можешь идти, я тебя потащу. Я уже проделывал это.

Что оставалось Кэтрин? Только покориться его невероятной энергии и воле.

Какое-то время ей удалось брести самостоятельно, правда, она очень скоро совершенно выбилась из сил и Бруку пришлось взвалить ее на плечи.

— Почему ты убежала? — беззлобно спросил ее Брук, остановившись, чтобы передохнуть.

— Я испугалась тебя… и себя.

— Не понимаю.

— Теперь это уже не важно. Мы все равно не сможем вернуться.

— Нет, сможем! — рассердился он. — И оба! Что толку было спорить? Брук уже показал себя человеком необыкновенной силы воли. Ему удавалось добиться всего, чего он хотел.

— Через час стемнеет. До этого времени нам надо добраться до пещеры.

— А сколько еще идти?

— С четверть пути. Но мы одолеем его, Кэтрин.

Брук с трудом карабкался по склону, то и дело спотыкаясь. Кэтрин же изо всех сил старалась уцепиться за ускользающее сознание. Временами она проваливалась в забытье, и тогда Брук приводил ее в сознание, хлопая по лицу. Когда она очнулась в последний раз, было уже почти темно. Брук тяжело дышал, глаза его больше не горели, а были какими-то тусклыми.

— Это бесполезно, — прошептала она, чувствуя, что жизнь вытекает из нее подобно ручейку.

Последнее, что она запомнила, была мысль о том, что, когда Брук дотащит ее до пещеры, она будет уже мертва.

Брук добрался до пещеры, когда кругом было уже ни зги не видать. Огонь в очаге потух. Он зажег свечу и положил Кэтрин на меховой тюфяк. В надежде, что жизнь в ней еще теплится, Брук несколько раз шлепнул ее по лицу.

— Кэтрин! — закричал он. — Очнись!

Ее ресницы затрепетали, и она открыла глаза. Не в силах сдержать своей радости, Брук покрыл ее лицо поцелуями.

— Мы сделали это! Мы дома!

Кэтрин простонала — тело ее пронзила дрожь. Брук стащил с нее заледеневшую одежду. Его и самого трясло от холода и усталости — он знал, что если они поделятся друг с другом теплом своих тел, то согреются быстрее. Когда он лег рядом с ней, она не стала протестовать, а наоборот, прижалась к нему ближе, ища его теплоты.

Вскоре Кэтрин перестала дрожать. Перед тем как забыться сном, она пробормотала, что он снова спас ей жизнь. Брук же был совершенно вымотан. Никогда в жизни не был он столь близок к смерти. Но мало-помалу он тоже отогрелся и расслабился.

Лежа рядом с гладкокожей девушкой, он чувствовал, как его легкие наполняет ее запах. Ее голова лежала на его груди — она крепко спала. Уже целая вечность прошла с тех пор, как в объятиях его лежала нагая девушка. С приходом Кэтрин в его жизнь вошло нечто новое и одновременно такое знакомое. Старое, как мир. Изведанное, но, казалось бы, забытое навсегда.

В последние несколько дней он много фантазировал о том, как стал бы заниматься с ней любовью. Он знал, что она не хочет его. Да и почему должна хотеть? В ее глазах он был просто человеком с гор, почти животным. И все же он чувствовал, что между ними завязалась какая-то нить, которая с каждым днем становилась все крепче.

Она сказала, чтобы он не целовал ее. Но вела себя совсем не так, будто не желала этого. Конечно, она боялась его, противилась тому, что он мог сделать. Эта мысль опечалила его — он хотел оставаться добрым с ней, даже тогда, когда она его ужасно сердила.

После их последнего ужина Брук наконец понял, что ему было нужно. Ему нужна была ОНА.

Он погрузил лицо в водопад ее волос, вдыхая женский запах, чувствуя, как, несмотря на усталость, в нем поднимается возбуждение. В его руках она была такой покорной, такой уязвимой. Вопрос был только в том, как поведет она себя, проснувшись и восстановив силы. Что сделает, когда поймет, что они снова одни, в его пещере?

 

10

Что разбудило Кэтрин? Потрескивание ли дров в очаге, или сопение Брука? Проснувшись, девушка обнаружила, что голова ее покоится у него на груди, нога обвивает его бедра, а грудь прижата к его мощному торсу.

Во сне все это было для нее естественно и удобно. Но наяву… По мере возвращения к реальности, то, что сейчас происходило с ней, казалось ей все более ужасным. Боже, она в постели с Бруком, и к тому же совершенно голая!

Кэтрин попыталась вспомнить, что же такое произошло. Но сумела воскресить в памяти только те моменты, когда он раздевал ее.

Их нагота и то, что за ней подразумевалось, одновременно и пугала, и будоражила ее.

Они оказались в постели, поддавшись инстинкту самосохранения. В тот момент они просто не могли поступить иначе. Но теперь, когда они были уже вне опасности, неизбежно возникали все те же вопросы, что и раньше.

Брук — такой грубый, физически сильный человек — все так же представлял для нее сексуальную угрозу. Однако то, через что им довелось пройти вместе, смягчило — просто не могло не смягчить — сердце Кэтрин.

Следует ли ей поддаться своему инстинкту? В подобных делах она привыкла больше доверять своему рассудку, нежели сердцу. И все же лежать вот так, рядом с Бруком, было невыразимо приятно! Словно она наконец дала волю долго подавляемому желанию. Да и вообще ей нравился Брук Сэвидж. По иронии судьбы, он оказался самым нежным и любящим мужчиной, какого она когда-либо знала. Этаким необузданным великаном с мягким сердцем.

За окном бушевала вьюга, и она еще крепче прижалась к нему, наслаждаясь теплом его большого тела. Каким же коротким бывает расстояние между жизнью и смертью! Если бы не Брук, лежать бы ей бездыханной, заметаемой снегом.

Ее лицо саднило от долгого пребывания на морозе. Тело было покрыто синяками и царапинами. А пальцы ног и рук все еще не обрели былой чувствительности. И все же она была жива и чувствовала себя еще более живой, чем раньше.

Кэтрин представила себе, как занимается с Бруком любовью, как уступает силе его страсти. И от этих мыслей в теле ее, несмотря на все ушибы, возникло томительное покалывание.

Должно быть, скоро утро, рассудила девушка. Огонь в очаге еще горел. Конечно же, Брук не мог не подкинуть в него ночью дров. Она немного понаблюдала за тем, как пляшут на его обросшем лице отблески огня. Какая чистая у него линия лба, какие чувственные губы!

Кэтрин дотянулась и дотронулась до его подбородка. У себя на ранчо да и в университетской среде она видела много бородатых лиц, так что для нее борода была вовсе не новостью, и все же у Брука она выглядела как-то по-другому.

У него была замечательно широкая грудь, и сейчас она была рядом, обдавая жаром. Девушка осторожно положила на нее ладонь. Ей не хотелось его будить, но так не терпелось почувствовать под своей рукой его волнующую плоть! Она не помнила, приходилось ли ей когда-либо быть в таком восхищении от мужского тела. Наверное, нет.

Как хорошо, что он спит! Тем самым он дает ей отсрочку, которой у нее не было бы в случае его бодрствования. Томление в ее теле усилилось. Никогда раньше желание ее не было столь сильным.

Не в силах противиться ему, она нагнулась и поцеловала его плечо, — запустив пальцы в гущу волос на груди. И закинула ногу на его ногу, почувствовав при этом тепло его кожи. Брук был прямо как печка — теплый и манящий. Ей захотелось взобраться на него, прижаться к нему сверху.

Кэтрин еле устояла перед желанием дотронуться до его фаллоса. Она понимала, что ведет себя столь безотчетно только потому, что он спит. Ей надо вести себя осторожно, чтобы не разбудить его. И все же ее желание было столь непреодолимым, что ей почти хотелось, чтоб он узнал о нем.

Она поцеловала его руку, и он тихонечко простонал во сне. Храбрость тотчас покинула девушку. Не надо, чтобы Брук видел ее раздетой. С колотящимся сердцем она стала приподнимать одеяло, чтобы до его пробуждения накинуть на себя какую-нибудь одежду. И в этот момент его глаза раскрылись.

— Так ты уже проснулась, — сказал он.

Кэтрин натянула одеяло на грудь.

— Да.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. А ты как?

Брук улыбнулся.

— Намного лучше, чем вчера вечером.

— Мы же вчера чуть не погибли, ведь так?

Он нежно взял ее за подбородок.

— Да, пожалуй, что так.

— Это все я виновата. Ты меня за это ненавидишь?

— Нет, наоборот.

Его доброта все же была поистине безгранична! Кэтрин видела по его глазам, что он наконец начал понимать, что с ней происходит.

— Какая же ты красивая, Кэтрин, — сказал он. — Мне так нравится на тебя смотреть.

Сердце у девушки упало.

— И мне нравится смотреть на тебя, — призналась она.

Она не знала, зачем, собственно, сказала это. Может, потому, что не могла больше скрывать правды — скрывать то, что чувствовала.

В глазах Брука появилось выражение любопытства.

— Так ты больше меня не боишься?

— Да нет же, боюсь.

— Тогда почему же говоришь, что тебе нравится на меня смотреть?

— Наверное, потому что это правда.

Брук провел по ее щеке кончиками пальцев, одновременно глядя ей в глаза, чтобы заметить ее реакцию на эту ласку.

А потом погладил по волосам — ее покорность недвусмысленно свидетельствовала о капитуляции.

Когда он провел пальцем по ее губам и горбинке носа, девушка прикрыла глаза, не в силах противиться своему желанию.

— Тебе нравится, когда я прикасаюсь к тебе?

— Да, — едва слышно прошептала она.

Брук продолжил гладить ее по волосам, а затем очертил линию ее лица, подобно скульптору, оценивающему на ощупь только что законченное произведение.

— Я хочу посмотреть на твое тело. — Не дожидаясь ответа, он откинул одеяло, так что взгляду его открылась ее грудь.

А потом приподнялся на локте. Она смотрела ему прямо в глаза, потемневшие от желания. Брук начал ласкать ее грудь, и Кэтрин почувствовала, как набухают и пощипывают ее соски. Она тихонько застонала и прикрыла глаза. Его губы сомкнулись вокруг одного из ее сосков, после чего он склонился над ней.

— О Брук, — прошептала она, в то время как его руки приподняли ее голову, а губы — накрыли ее рот. Девушка раскрыла губы, и его ищущий язык скользнул между ними. Сердце Кэтрин сладко заныло. Она простонала и, обхватив его голову руками, сделала их поцелуй еще более крепким.

Спустя минуту он уже сидел, по-прежнему держа ее в своих объятиях. Уста их ни на мгновение не разлучались, сердца бились в сладостный унисон.

Брук весь горел страстью. Он провел рукой по ее животу и бедрам, впиваясь в манящую и такую желанную плоть.

Потом он лег так, что она оказалась сверху него. Ее набухшие груди прижались к нему. Взяв ее голову в свои руки, он запечатлел на ее губах страстный поцелуй. Она зарылась в его бороде, в то время как его руки беспрестанно ласкали ее нежную кожу. Он перевернулся, увлек ее под себя и втиснулся между ее ног.

Одним ударом Брук вошел в нее. Кэтрин задохнулась — так сильно было возникшее в ней ощущение. Она впилась ногтями в его плечи.

Но разве нужно было просить его об этом сейчас! Он входил в нее глубже и глубже, и по мере того как убыстрялся стремительный бег его фаллоса, из горла ее вырывались все более громкие стоны наслаждения. Вскоре она полностью утратила контроль над собой и своими эмоциями. Тело ее стало совершать волнообразные движения, ноги раскинулись. Каждый новый толчок приносил ей все большее наслаждение.

Почувствовав приближение завершающих аккордов этого неземного хорала, она сжала руки в кулаки и закричала. Еще несколько ударов — и сладкая боль рассыпалась по всему обмякшему телу.

— О… о… — простонала она. Слов не было — только эти нечленораздельные звуки.

Брук взглянул на нее из-под ресниц, а потом поцеловал в шею, вдыхая ее неповторимый аромат.

— Боже, — грудь его вздымалась, — Кэтрин.

Некоторое время они лежали, чувствуя в себе силы только для дыхания. Наконец, сердце Кэтрин успокоилось, и она поцеловала Брука в плечо. Он все еще находился в ней, и ей безумно нравилось ощущение единения с ним. Такого у нее еще никогда не было.

Для Брука их соитие тоже должно было быть необычным — хотя бы потому, что оно произошло после стольких лет ожидания.

— Тебе понравилось? — прошептала она.

— Разве это выразишь словами? — В голосе его был трепет. Он вышел из нее и теперь недвижимо лежал на спине. — Ведь я не сделал тебе больно, нет?

— Нет, все было так чудесно. Я никогда не занималась так любовью.

— А как же еще можно ею заниматься?

Она не смогла сдержать смех. Его слова прозвучали так невинно, по-детски. Но она в точности поняла, что именно он хотел сказать.

— Что ты нашла смешного?

— Ой, извини. Я просто хотела сказать, что раньше мне никогда не было так хорошо.

— Неужели Фрэнк не умел заниматься любовью? — В голосе его послышалось превосходство.

— Так — нет.

На его губах заиграла улыбка.

— Ну, наверное, если я скажу, что такой женщины, как ты, у меня не было уже лет сто, это не прозвучит для тебя комплиментом.

Кэтрин расхохоталась.

— Да, пожалуй, ты прав. — Она прижалась к нему поближе. — Надеюсь, мы не совершили ужасной ошибки.

— А что такое? Ты боишься забеременеть?

— Нет, я сейчас подумала вовсе не об этом, хотя и надо быть осторожными.

— Тогда о чем же?

— Ну… ну как ты не понимаешь, Брук? Ведь именно поэтому я пыталась уйти отсюда. Я боялась, что это произойдет.

— Кэтрин, по-моему, ты все совсем не так понимаешь. Это могло быть причиной для того, чтоб остаться, а не для того, чтобы убегать.

Нет, он не понял, и не нужно ему объяснять. Ей было так хорошо, и она не собиралась все портить.

Кэтрин провела рукой по его животу — он был плоским и мускулистым. В свете пробуждающегося дня она видела, что его член снова напряжен. Даже в этом он был настоящим чудом. Она убрала руку и поцеловала его грудь.

— Опаль как-то думала, что забеременела, — сказал он, в задумчивости глядя в потолок.

— Ты тогда расстроился?

— Она расстроилась. Наверное, я тоже был несколько взволнован этим. Я думал, что тогда нам придется пожениться.

— А разве ты не хотел этого?

— Ее родители были не очень-то «за».

— А ты?

— Я думал, что будет лучше, если мы сначала окончим колледж. Мы много спорили о том, что делать, пока она не выяснила, что с нею все в порядке.

— Должно быть, это известие порадовало тебя.

— Все равно все завертелось, и ее родители страшно рассердились.

— А ты знаешь, что с ней теперь?

— Через несколько лет после побега я попросил Поля выяснить это. Он сказал, что она живет в Сиэтле. А позже я услышал, что она вышла замуж и родила парочку ребятишек. После этого я уже никогда больше не спрашивал о ней.

— Бедный Брук.

— Да нет, это уже не имело значения. Уходя из того мира, я знал, что теряю Опаль навсегда. Знал, что никогда больше ее не увижу.

— Но я никак не могу понять, почему ты так долго не возвращаешься к людям. Неужели ты никогда не думал, что мог бы вернуться, если бы захотел?

— Но я не хотел.

— Почему?

— Кэтрин, не надо об этом говорить. Прошу тебя, не расспрашивай меня больше.

Она положила руку ему на плечо.

— Извини. Я не хотела лезть тебе в душу. Просто ты небезразличен мне, Брук.

— Правда?

— Поэтому-то я и приехала сюда.

— Ты же тогда не знала, что мы будем заниматься любовью.

— Не знала. Это правда.

Брук погладил ее по лицу.

— Ты рада, что оказалась здесь?

— В данный момент я чувствую себя невероятно счастливой.

— Ты не ответила на мой вопрос.

— Ох, и почему все так сложно?

— Иными словами, «нет».

— Иными словами, я пока не знаю. Мои чувства так запутанны.

— А мои — нет. Но сначала мне тоже было нелегко к этому привыкнуть.

Кэтрин окинула его взглядом — с его точки зрения, она была уже его сподвижницей. По крайней мере, он рассчитывал на это. Но именно такого развития событий она и страшилась больше всего. С самого начала ее интуиция подсказывала, что, сблизившись, им будет невероятно трудно расстаться. Так что теперь придется бороться уже не столько с ним, сколько с собой.

 

11

Брук молча смотрел, как Кэтрин соскребает с оловянной тарелки остатки яичницы. На ней была одна из его старых рубашек — та, что протерлась настолько сильно, что он больше ее не носил. Только такую он и смог для нее отыскать. Все остальное было совершенно мокрым — хоть отжимай.

— Отличная яичница — никак не скажешь, что приготовлена из яичного порошка. На твоем месте я только ее бы и ела.

— Тогда порошок бы моментально кончился. Пол дал мне коробку с ним прошлой весной. Правда, я сказал ему, что мне нужен еще такой. Надеюсь, он не забыл об этом.

Кэтрин устремила на него задумчивый взгляд. С тех пор как они проснулись в одной постели, их отношения полностью изменились. Он больше не казался настороженным, а был таким счастливым. Кэтрин тоже выглядела почти счастливой — вот только он чувствовал, что ее глубоко волнует что-то, о чем она не говорила.

После завтрака он привлек ее к себе и спросил, все ли в порядке. Девушка заверила его в том, что все прекрасно, и он не стал упорствовать, считая, что ей необходимо время для того, чтобы привыкнуть к своему новому положению.

— А что ты будешь делать, если твой друг Пол переедет, или заболеет, или, не дай Бог, умрет?

— Ну, не буду есть яичницу и читать библиотечные книжки. Просто мне придется обойтись без некоторых роскошеств.

Кэтрин печально покачала головой.

— Брук, не могу понять, как ты можешь выносить такую жизнь — буквально на грани.

— Кэтрин, все дело в том, что ты слишком много думаешь о будущем. При этом ты неизбежно лишаешь себя настоящего.

— Ну, а ты разве не думаешь о будущем? Смотри, ведь тебе приходится многое предвидеть, чтобы выжить.

— Это совсем другое — просто подсказка здравого смысла. В то же время я стараюсь принимать жизнь такой, какая она есть, радоваться каждому мгновению. Например, сегодня у меня счастливейший из дней.

Это откровение вызвало у Кэтрин улыбку. Она протянула ему руку, и он поцеловал ее пальцы. Но в глубине ее глаз все еще таилась грусть, грусть, которая не могла его не беспокоить.

— Ты уверена, что все хорошо?

Она кивнула и отвела взгляд в сторону.

— Знаешь, а эта рубашка тебе действительно очень идет. Она не слишком много прикрывает и в то же время заставляет работать воображение.

Кэтрин накинула на себя одеяло, висевшее на спинке кресла.

— Но в этой пещере слишком холодно для того, чтобы бегать полуголыми в течение продолжительного времени. Нам придется устроить стирку.

— Хорошо. Я повешу веревки для сушки белья.

— Ну, а я тогда постираю. И помоюсь — на то, что у тебя есть здесь мыло, я не надеюсь.

— Мыло есть — даже два куска.

— Будешь мыться со мной?

Он притворился, что обдумывает ее предложение.

— Тебе нужна помощь?

— В чем — в стирке или в мытье?

— В мытье.

— Так я и думала. — Она бросила на него взгляд, полный упрека. — Не ожидала, что ты сделаешь поспешные выводы только из-за того, что я занималась с тобой любовью.

— Но ты же сказала, что тебе это понравилось. Разве это не причина для радости?

Кэтрин рассмеялась.

— Знаешь что, Брук? Ты живое подтверждение того, что мужчины думают с помощью гениталий. Это не слишком-то разумно.

Брук расхохотался.

— Вряд ли ты хотела сделать мне комплимент. Скорей наоборот — уязвить.

— Ну, если ты узнаешь, что тебе нужно, посредством гениталий, тогда я действительно виновата.

Брук широко улыбнулся. Ему нравилось то, как Кэтрин парировала его колкости. На самом деле он понятия не имел, отличались ли отношения между взрослыми мужчинами и женщинами от отношений между тинэйджерами, или теперь все женщины походили на Кэтрин. Но одно он знал наверняка — то, что его безумно влекло к ней. Она была не только красивой и сексуальной, она была еще и умной, тонко чувствующей настроение собеседника.

— Ну ладно, давай начнем, — сказала Кэтрин. — Если уж мне придется провести здесь какое-то время, то надо хоть убраться и навести некое подобие порядка.

Они приступили к работе, и вскоре пещера стала напоминать китайскую прачечную. Брук растянул веревки, Кэтрин выстирала всю его одежду, даже ту, которая была на нем. Чтобы сохранить тепло, ему пришлось завернуться в одеяло, и Кэтрин посоветовала ему усесться в кресло-качалку и отдохнуть. Закутанный в одеяло, он не мог уже помогать ей.

Он сел в кресло и стал наблюдать за работой девушки. На ней была всего лишь рубашка с короткими рукавами, и лицезрение ее стройных ног и выступающих сквозь тонкую ткань сосков не могло не возбуждать пылкого воображения Брука.

Он не обмолвился и словом о ее внешнем виде, чтобы не вызвать ответного упрека. И продолжал сидеть и смотреть до тех пор, пока… Пока не почувствовал неотвратимое желание схватить Кэтрин, прижать к себе, завладеть… Поднявшись, он привлек ее к себе и запустил руку под ее рубашку. Кэтрин оттолкнула его руку.

— Но ведь даже домохозяйки иногда делают перерывы в работе, — сказал Брук, целуя ее в шею.

Она попыталась высвободиться, но Брук осыпал ее жаркими поцелуями, и девушка наконец уступила его страсти.

Вскоре со стиркой было покончено, и Кэтрин принялась за собственное омовение. Брук продолжал наблюдать за ней, находя зрелище ее наготы непереносимо возбуждающим. Каждое ее движение, каждый жест пленяли его. Ни разу она не посмотрела на него и все же… не могла не отдавать себе отчета в его пристальном взгляде

Как же ему нравилось смотреть на нее! Тело у нее было прелестным, грудь — полной, но не чересчур тяжелой, движения — подчеркнуто женственными.

Кэтрин вымыла волосы и вытерла их единственным имевшимся у него полотенцем. А после завернулась в одеяло и подошла к огню.

Брук был загипнотизирован — не только видом этой прелестной женщины, но и просто осознанием того факта, что она вошла в его жизнь. Когда она распустила волосы, он понял, что она ведет себя так, как девушки, подозревающие, что на них смотрят. Это его весьма позабавило.

Брук замечал, что по временам она бросает на него взгляды. Однако же она не делала ничего, что дало бы ему понять, что она хочет снова заняться с ним любовью. А он страстно хотел ее… страстно. И то, что она, вероятно, прекрасно об этом знает, еще больше разжигало его желание.

— Как ты думаешь, сколько еще будет продолжаться пурга? — спросила она. — Или она закончится только весной?

— Да нет, до весны она успеет еще сто раз и закончиться, и вновь начаться.

— А ты зимой когда-нибудь выходишь наружу?

— Выхожу, но только не в пургу. Невозможно же усидеть в пещере несколько месяцев.

Кэтрин накинула на себя одеяло.

— А тебя это очень беспокоит?

— Ты же говорил, что я слишком волнуюсь по поводу будущего, так что я стараюсь о нем не думать. — Она слабо улыбнулась. — Вместо этого я думаю о дне сегодняшнем.

Она показалась ему такой красавицей — с распущенными волосами, с чисто вымытым лицом, что он не удержался и подсел к ней.

— Как жаль, что мы не ушли отсюда до того, как разыгралась метель. Вместе — ты и я. Наверняка нам бы удалось добраться до города, если б мы вышли вовремя, — заметила Кэтрин.

— Нет, ты была слишком слабой. Мы едва смогли вернуться сюда.

— Но ведь нам бы всю дорогу пришлось спускаться вниз.

— Я бы все равно не пошел. Я уже говорил тебе об этом.

Она глубоко вздохнула. О чем тут было спорить?

Одно волновало ее — она не хотела застревать здесь на всю зиму.

Что ж, когда погода улучшится, они, возможно, и смогут выбраться отсюда. Вот только ему не хотелось, чтобы Кэтрин покидала его. Наверное, это было эгоистично с его стороны, но пока он не собирался отпускать ее. Возможно, ей даже понравится здесь со временем.

— Чего тебе не хватает здесь больше всего? — спросил он.

— Ты об отсутствии цивилизации?

— Да.

— Кроме таких очевидных вещей, как водопровод и электричество — наверное, свободы. Здесь я чувствую себя как в тюрьме.

— Ну, ты не большая пленница, нежели я сам.

— Может, ты просто привык к этому, Брук?

— Почувствовать себя счастливым не так уж трудно.

Она обернулась к нему — длинные ее ресницы взметнулись.

— Может, ты и прав. В данный момент я бы удовлетворилась даже такой простой вещью, как расческа.

— Самое необходимое не так уж трудно достать. Сейчас вернусь. — Брук прошел в нишу, где хранился его нехитрый гардероб, и вернулся с расческой в руках.

Кэтрин улыбнулась.

— Может, ты и прав, когда говоришь, что почувствовать себя счастливым — просто.

— Не возражаешь, если я сам тебя причешу?

— Только я сначала распутаю волосы. Какая она маленькая и хрупкая, думал Брук,

расчесывая ей волосы. Девушка опустила одеяло, чтоб он мог расчесать концы ее прядей, обнажив плечи. Они были столь соблазнительны, что Брук не удержался и поцеловал их.

— Ты так хорошо пахнешь, — прошептал он, — наверное, мне тоже стоит помыться. Ты ведь не сбежишь, пока я буду это делать, правда?

Она рассмеялась.

— Ну, в таком снегу я в любом случае далеко не уйду, ведь так?

Брук подошел к старенькой цинковой ванне.

— Напомни мне, чтоб перед сном я наполнил ведро снегом.

— А как ты добываешь воду летом?

— Тут неподалеку есть источник. А моюсь я обычно в реке.

Помывшись и слив воду, Брук растянулся на медвежьей шкуре, рядом с Кэтрин.

— Как ты думаешь, наши вещи скоро высохнуть?

— К утру, наверное, если огонь в очаге будет гореть.

— Отлично.

— А тебе что, не нравится сидеть голой? Кэтрин бросила на него неодобрительный

взгляд.

— Только подумай, насколько было бы хуже, если бы мы друг другу не нравились, — сказал он.

— Развратник! — Она шутливо ударила его по животу. — Ты ведь столько лет не был в обществе женщин, как же тебе удавалось без них обходиться?

— Ты хочешь сказать, что я сексуально озабочен?

Кэтрин собралась снова его стукнуть, но не успела, потому что он схватил ее за руку и привлек к себе. Она повернула к нему голову, и ее глаза выдали скрытые ожидания.

Брук нежно провел пальцем по ее щеке.

— По-моему, я нахожусь здесь уже около пяти тысяч дней, — сказал он. — Как думаешь, если я буду заниматься любовью два раза в день, это очень нарушит мой жизненный ритм?

Кэтрин рассмеялась.

— Брук, ну какой же ты смешной! От других мужчин тебя отличает только отсутствие стрижки и небритость!

— Ты хочешь сказать, что мне нужно сходить в парикмахерскую, так?

— Что касается меня, то я начинаю привыкать к твоему пещерному виду. Может, ты превратишься в урода, если лишишься всех этих волос.

— Дело не в том, как ты относишься к виду пещерного человека, а в том, как ты относишься к нему самому. — Брук нежно поцеловал Кэтрин в губы.

Не зная, что ответить на это, она молча взглянула ему в глаза. Похоже, уже было ясно, что произойдет дальше.

Бруку снова пришлось призвать на помощь всю свою волю. Он был настолько возбужден, что не мог удержаться от того, чтобы тут же не овладеть ею. Ему так хотелось быть в ней, ощущать ее тело, видеть на ее лице выражение полной покорности и страсти одновременно!

Он откинул одеяло. Глаза Кэтрин блеснули. Брук потер соски девушки, так что они набухли и затвердели. Она простонала, в то время как ее мерцающие глаза все еще продолжали неотрывно смотреть в его глаза. Он уже не был подвластен себе, и его рука покинула плоскую равнину ее живота ради вожделенного холмика. Поиграв с влажными кудряшками, пальцы переместились к внутренней стороне ее бедра. Нащупав клитор, он услышал стон наслаждения, сорвавшийся с ее уст.

Брук чувствовал биение ее сердца, оно было так близко с его собственным! Вот сейчас он взорвется, рассыплется внутри нее на мелкие кусочки! В то же время он всей душой желал доставить ей как можно большее удовольствие, не оскорбив своей грубой несдержанностью.

В свете костра она была прекрасна. Блики огня играли на ее высоких скулах, подчеркивая полноту ее губ и изящную линию рта. На ее щеках рдел румянец, а на шее, в такт ударам сердца, пульсировала жилка.

Он с благоговением поцеловал девушку, и она ответила на его поцелуй. Брук продолжал ласкать Кэтрин, и она под его рукой выгнулась, выказывая жгучее желание большего.

Бедра ее задрожали, она взяла его руку и прижала к ним. Зрелище девушки, возбужденной донельзя, оказало на Брука столь магическое действие, что он испугался самоизвержения клокочущего в нем вулкана.

Наконец, будучи уже не в силах сдерживать себя, он двинулся на штурм. Брук посмотрел девушке в глаза, чтоб убедиться в ее готовности к схватке страстей, она же обняла его талию своими ногами, открывшись тем самым еще больше. И тогда, одним толчком, он вошел в нее.

Но дальше движения его стали медленными и дразнящими. Кэтрин старалась изо всех сил получить от него больше, но свой последний напор он оставлял про запас, как раз настолько, чтобы удержать ее на краю желания.

Она корчилась, стонала и молила его о большем. Но он не поддавался. Чего бы это ему ни стоило, он сделает так, что она удовлетворится до него.

Вдруг Кэтрин вонзила ногти ему в спину и изогнулась. И тогда он ударил один, и другой и третий раз — куда сильнее, чем раньше. Он выкрикнула его имя, и этот звук наполнил все пространство, отразившись от каменных стен Брук весь задрожал — никогда еще не брал он столь высокую вершину страсти, никогда раньше желание его не находило столь полного выхода.

— О Боже, — едва слышно произнесла она. О Боже! Только не останавливайся, прошу тебя только не останавливайся!

Это могли бы быть и его слова, потому что ее возбуждение стало его возбуждением, ее желание — его желанием. Сердце Брука яростно забилось, он уже не мог контролировать себя. Толчки его убыстрились, и из горла вырвался стон.

Теперь они уже со всей силой ударялись друг о друга. Это было как прибой, и мольба ее стала криком, а крик — стоном. Звук ее голоса, сладостное отчаяние, слышавшееся в нем, опьяняли его, и он взорвался внутри нее.

Бездыханный, он замер на ней, не в силах поддерживать тяжести своего тела.

С минуту он лежал, стараясь восстановить дыхание. Брук и понятия не имел о том, что секс может быть столь всепоглощающим и что женщина способна обрести над мужчиной такую магическую власть своей готовностью сдаться.

Кэтрин тоже была неподвижна — только грудь ее вздымалась в такт ударам сердца. Брук заставил себя поднять голову, чтобы взглянуть на любимую. Ее лицо было лицом сущего ангела, глаза — прикрыты. Оно выражало такую безмятежность, словно она оказалась в каком-то далеком, невыразимо прекрасном мире. На висках и на верхней губе блестели капельки влаги. С губ ее по временам срывался тихий стон.

Брук неотрывно смотрел на нее и столько всего чувствовал — и тепло ее сердца, и невероятную близость, и единение. Кэтрин — женщина, которой он обладал и которая обладала им, была самым удивительным, самым прекрасным существом в его жизни! Брук так расчувствовался, что по его щеке побежала слезинка.

И в это мгновение она раскрыла глаза, как будто только что вернулась в этот мир. Губы ее изогнулись в смущенной улыбке. Прохладными пальцами она стерла с его щеки слезу. И снова улыбнулась, как бы говоря, что все понимает. В ее безмятежности была какая-то непостижимая сила. Сила, перед которой он мог только отступить в благоговении.

Кэтрин обняла его шею рукой — как же и ей, и ему хотелось сейчас, чтобы этот миг длился вечно!

 

12

Остаток дня они провели у огня. Временами они разговаривали, но большую часть времени просто молча лежали в объятиях друг друга.

Кэтрин владело чувство какой-то необыкновенной удовлетворенности. Сейчас для нее ничто не имело значения — только то, что она была вместе с Бруком. Несмотря на расслабленность и вялость, она чувствовала себя как никогда жизнеспособной.

Брук принес из погреба миску с едой, они стали кормить друг друга, и в первый раз в жизни Кэтрин осознала, что вся Вселенная сузилась для нее до размеров этого каменного убежища, в котором она была вместе с любимым.

Их любовь была столь всепоглощающей, а удовлетворение от нее столь глубоким, что Кэтрин показалось, что даже тело, даже дух ее изменились. Понятия и вещи, которые до того значили для нее неизмеримо больше, теперь как бы и не существовали. И наоборот — чувства, то есть та сфера, которой она привыкла придавать немного значения, стала для нее всем.

Брук почти не говорил, а только прикасался к ней, тем самым выказывая ей свою нежность. Или рассеянно поигрывал с завитками ее волос, или легонько целовал ее сосок. А раз он прислонил свое ухо к ее груди и лежал так долго-долго. В конце концов, она спросила его, что он делает.

— Слушаю твое сердце.

— Неужели это так интересно?

— Конечно, — ответил он. — В нем все.

Да, в этот момент Брук Сэвидж тоже значил для нее все на свете.

Они и не заметили, как стемнело. Кэтрин посмотрела на Брука, — за считанные часы или за целую вечность? — он сумел стать для нее всем.

— Если бы у тебя была сейчас возможность выбора, — сказал Брук, — где бы ты хотела оказаться?

— Здесь.

— Правда?

— Конечно. — Она взъерошила его спутанные волосы. — Ты сегодня был очень убедителен. А ты? Может, ты хотел бы оказаться сейчас в каком-нибудь другом месте?

— В другом? Ну, разве что в булочной… хотя… нет, пожалуй.

Кэтрин рассмеялась и поцеловала его в лоб.

— Если только вместе с тобой, — добавил он.

— Ну, ты и дипломат.

— Да нет, просто я практичен.

— И это мне кое о чем напоминает. Ты, кажется, просил меня напомнить о том, чтоб натопить снега?

Брук застонал.

— Ой, как не хочется надевать влажную одежду и выходить на холод.

— А до утра нельзя подождать?

— Нет, я должен это сделать сейчас. Снег быстро не растает.

— Я тебе помогу.

— Нет, — возразил Брук. — Ты сохраняй постель теплой.

Он натянул на себя подсохнувшую одежду и с ведром в руках пошел за снегом. Ему пришлось сделать не меньше двенадцати ходок, и к тому времени, когда он снова забрался в постель, кожа его была просто ледяной.

— Не трогай меня, Брук Сэвидж, пока не согреешься, — оттолкнула его Кэтрин.

— Ладно, в следующий раз ты будешь заниматься этим сама.

— Я же предлагала тебе свою помощь.

— Кэтрин, разве ты не знаешь, для чего созданы женщины? Чтобы хранить тепло и создавать мужчинам уют.

— Приятель, ну-ка вспомни о Пятнице Робинзона Крузо!

— Слушай, кто сейчас принес воду — ты или я?

— Вот видишь, ты все понял! Если подумать, из тебя может получиться превосходный Пятница!

Брук обнял Кэтрин, заставив ее поежиться от холода. Но очень скоро он согрелся, и они снова оказались в объятиях друг друга. Он положил голову ей на грудь, а она принялась гладить его по волосам.

— Как ты думаешь, сколько сейчас времени? — спросила она.

— Сейчас ночь.

— А точнее не знаешь?

— Первая половина ночи.

— А число? Или для тебя есть только времена года? Тогда зима, так я понимаю.

— Первая половина зимы.

— Должно быть, сейчас декабрь, — печально заметила Кэтрин. — Сколько времени я уже здесь нахожусь?

— Семь дней.

— Так значит, сейчас первое декабря. Не успеем и глазом моргнуть, как будет Рождество.

Брук промолчал.

— А ты разве не скучал без Рождества? Разве не думал о том, что весь мир, исключая тебя, его празднует?

— Наверное, поначалу скучал. Пол как-то дал мне транзистор и я слушал рождественскую музыку. Но от этого только почувствовал себя еще более одиноким. И в отчаянии зашвырнул эту штуковину со скалы.

Это признание вернуло Кэтрин к реальности. Но ей так не хотелось сейчас думать о будущем! Брук как будто прочитал ее мысли, потому что стал ее целовать.

— Не думай об этом, — прошептал он.

— От тебя не так-то легко что-то скрыть, правда?

— Я к тебе привыкаю, Кэтрин.

— Наверное, я рада этому.

Они снова любили друг друга, только на этот раз в их обращении друг с другом затаилась какая-то пронзительная нежность. Как все-таки странно все было. Они совершенно не уставали друг от друга. Наоборот — стали друг для друга каким-то наваждением, а их страсть навязчивой идеей. Они забывались недолгим сном, потом один из них будил другого — то ли касанием, то ли поцелуем, и все начиналось сначала.

Кэтрин уже не знала, сколько раз за эту ночь они любили друг друга, но каждый раз их любовь была окрашена новым чувством, новым волнением. По временам они целовались непрерывно, уста их как бы сливались в одни. А однажды он овладел ею в необычной позе, и она видела, как пляшут их тени на стенах пещеры, как содрогается ее тень в тот момент, когда наступила развязка.

Утром Кэтрин проснулась от запаха кофе и яиц. Она встала и обнаружила, что Брук уже снял высохшее белье.

— Почему ты не разбудил меня?

— Ты так сладко спала, я просто не смог этого сделать.

Она потерла глаза. Их любовь — это был сон или явь? Никогда раньше она не испытывала столь сказочных ощущений.

— Я хочу помыться перед завтраком.

— Лучше поешь сначала. Все уже почти готово. Надеюсь, ты любишь мыться в холодной воде. Снег растаял только наполовину.

— А нельзя его подогреть?

— На него придется израсходовать шестимесячный запас бутана. Может, лучше использовать его для подогрева пищи?

— А на огне воду нельзя подогреть?

— Можно, но только это будет долго. Ладно, после завтрака я этим займусь.

— Снег прекратился. — Кэтрин подошла к окну.

— Но это ненадолго. Скоро снова будет пурга.

Девушка пристально смотрела вдаль — всюду, куда только проникал взгляд, был снег, бесконечная снежная равнина. Но, пожалуй, сейчас она была даже рада этому плену — плену, который она делила с Бруком. После долгой внутренней борьбы она обнаружила, что счастлива находиться рядом с ним — и телом, и душой.

Возможно, пройдет немало времени, прежде чем она вернется к цивилизации, думала Кэтрин. И если не думать о некоторых неудобствах, то перспектива целой череды зимних ночей, таких, как последняя, была даже более чем заманчивой.

Убила ли она Джеффри Килмана? Или он выжил и стал источником нелепых слухов, правдивость которым придавало ее исчезновение? Одно было совершенно ясно. Если Джеффри выжил, то наверняка постарался слепить историю, в которой сам выглядел в наилучшем, а Брук — в наихудшем свете. И, может, история эта уже даже вышла за пределы Кейлоуна. Если так, то к весне окрестные горы будут кишмя кишеть газетчиками.

Ее же исчезновение вряд ли тронет кого-нибудь в этом мире. Теперь, когда Фрэнк Хоуки ушел из ее жизни… Конечно, доктор Айвенс будет озадачен, и им придется найти замену для весеннего семестра. И хозяйка выставит ее вещи из квартиры за неуплату. Но этим все и ограничится.

Оказавшись в этой фантастической ситуации, Кэтрин думала о том, что вряд ли может сейчас планировать что-либо.

— Будешь завтракать, — вторгся Брук в ее, мысли, — или предпочтешь провести утро в раздумьях о снеге?

— А может, я вспоминаю прошедшую ночь?

— Неужели?

— И ее тоже.

Он поцеловал ее в шею.

— Отлично. Было бы ужасно, если бы ты уже все забыла.

— Брук, к тебе можно относиться по-разному, но то, что тебя не забыть, это уж точно.

Он широко улыбнулся.

— К несчастью, человек не может жить одной только любовью. Поэтому мне придется, немного поработать.

— Над чем?

— Ну, для начала надо будет выделать шкуру.

— А как это?

— Ну, работа довольно трудная. И не очень ароматная.

— Иными словами, мне надо быть к этому готовой.

— Именно.

Брук был прав. Выделка шкуры оказалась не очень приятным делом. Кэтрин наблюдала за тем, как он соскабливает с кожи мякоть и волосы. Запах был отвратительным.

— Жизнь на природе имеет свои плюсы и минусы, правда? — сказала она. — В некотором роде один шаг вперед, два шага назад.

— А что ты имеешь в виду под шагом вперед? Девушка вспыхнула.

— Вообще-то, может, больше, чем только шаг.

— Возможно, попозже мы попробуем зайти еще подальше, — улыбнулся Брук.

— Ну, только после того, как ты примешь ванну. Эта шкура далеко не благоухает. А мне тоже, наверное, надо почистить перышки.

Брук развел огонь, чтобы она нагрела воду. Положив в очаг огромные валуны, он поставил над ними котел. А Кэтрин позаботилась обо всем остальном.

Она вымылась и нагрела воду Бруку. К тому времени он уже покончил со своим в буквальном смысле слова грязным делом. Пока он мылся, девушка вышла за дверь, чтобы пополнить запасы снега. Она была рада возможности глотнуть свежего воздуха.

Ветер действительно усилился — должно быть, Брук был прав, когда говорил, что на подходе новая метель. Значит, они не смогут уйти. На душе ее снова стало тревожно.

— Как погода?

— Тучи сгущаются.

— Что ж, нужно поплотнее закрыть ставни и устроиться поудобнее.

Одного взгляда на Брука хватило, чтобы почувствовать прилив желания. Однако сейчас она была не в том настроении, чтоб предаваться любовным утехам.

— Брук, не думаешь ли ты, что это неправильно — использовать секс в качестве некой панацеи?

— А ты думаешь, что мы именно с этой целью прибегаем к нему?

Она положила голову ему на грудь.

— Не знаю, что и думать.

Брук погладил ее по волосам.

— Что тебя так беспокоит?

— Не знаю, просто я все думаю и думаю.

— О чем, например?

— Брук, ты понимаешь, что мы даже не знаем, жив ли Джеффри Килман? И не знаем, ищут ли нас с тобой. И вообще, что мы знаем о нашем будущем? Мы не знаем даже о том, что с нами будет на Рождество.

Прежде чем ответить, Брук довольно долго молчал, наконец спросил:

— Что, если я принесу елку? Мы сделаем украшения, и у нас будет все, кроме фонариков.

Кэтрин не могла не оценить его порыва.

— А остальное — ты хочешь сказать, что у нас все будет как надо?

— Ты имеешь в виду Санта Клауса, подарки и гимны?

— Да нет же. Я о том, о чем говорила.

— Давай сначала побеспокоимся о Рождестве. А обо всем остальном — потом.

— Брук, я, конечно, ценю твое спокойствие. Но как ты можешь сохранять железную выдержку, когда с нами такое происходит?

— С нами?

— Ну да, мы ведь не в летнем лагере, правда? Я ужасно себя чувствую, потому что понятия не имею о том, что с нами будет.

Брук взял ее лицо в ладони.

— Давай хорошенько поужинаем и забудем о проблемах. И изо всех сил постараемся быть счастливыми.

— Но ведь так, мы ни к чему не придем, как ты не понимаешь? Всегда, когда возникают проблемы, ты уходишь от них. Ты поступал так, когда тебе было восемнадцать. Но теперь-то ты взрослый. Так посмотри же правде в глаза!

Брук опустил глаза, но Кэтрин уже заметила в них боль.

— Прости меня, — сказала она. — Мне не следовало быть такой бесчувственной и обрушивать на тебя свои проблемы.

— Обрушивать что?

— Не знаю, зачем я стала это говорить. Наверное, просто от безысходности. — Она поцеловала его в подбородок. — Если будешь стоять голым, то простудишься. Оденься и я помогу тебе приготовить ужин.

— Да, мамочка.

Он рассмеялся, и она шутливо ударила его.

— Знаешь, самое главное, это постоянно что-нибудь делать. Я, пожалуй, сошью тебе шубу, и мы сможем выходить на прогулку. Ты мне поможешь. Начнем прямо с утра. А когда заскучаешь, то сможешь почитать какую-нибудь из моих книг. Слава Богу, их у нас предостаточно.

Кэтрин взяла его за руку.

— Хочешь посмеяться? Я поехала в Кейлоун с мыслью о том, что мне предстоит приручить тамошнего дикаря. Собиралась понаблюдать за тобой, чтобы установить, как на тебя подействовала изоляция. Я думала, что при удачном стечении обстоятельств мне удастся даже уговорить тебя вернуться к цивилизации. Так вот знаешь что? Изменился не ты, изменилась я. Глаза открылись именно у меня, не у тебя.

Брук прижал ее к себе.

— Ты такой хороший человек и замечательный любовник. Ужасно несправедливо жить так, будто весь наш мир может рухнуть в любой момент.

— Ты живешь здесь с таким ощущением?

— Я живу с таким ощущением, будто стою у края пропасти, еще немного, и я рухну в нее.

— Зимний снег сегодня — это весенняя река завтра…

— Торо?

— Нет, Роджер Бертон, директор школы, воспитавший меня.

Кэтрин хмыкнула.

— Так это он — источник всей твоей мудрости?

— Нет, ее я приобрел за годы долгого ожидания.

— Ожидания чего?

— Тебя.

 

13

Всю ночь и весь следующий день шел снег. Кэтрин чувствовала себя как птица, пойманная в силки. Единственное, что немного отвлекло ее, так это просьба Брука помочь ему сшить ей шубу. За все эти годы, сказал он, ему довелось пошить три шубы. Как-то раз Пол дал ему фабричную парку голубых тонов, но Брук не решился ее надеть, так как при дневном свете, да на снегу, был бы в ней очень заметен.

Так что весь день напролет они трудились над шубой. Брук подбил ее кроличьим мехом, и на следующее утро покончил с рукавами и воротником и, довольный собой, вручил ей обновку, едва она проснулась.

Шубка была Кэтрин в самый раз!

И она очень ей понравилась, несмотря на грубоватость швов и завязки вместо пуговиц. Впрочем, больше всего она понравилась потому, что была пошита руками любимого.

Облачившись в шубку, Кэтрин подошла к окну. И едва увидела за снежными сугробами, доходящими до середины окна, ясное голубое небо.

— Слава Богу, небо чистое. А если еще завьюжит, мы будем заживо похоронены.

— Давай после завтрака прогуляемся. Заодно испытаем обновку.

Они еле выбрались из снежного плена. По хребту, однако, идти было не так тяжело, и они пошли вдоль него, жадно вдыхая морозный воздух. Вскоре им открылся удивительный по своей красоте вид, и они остановились, замерев от благоговения перед величием первозданной природы.

Кэтрин уткнулась Бруку в плечо, и он нежно ее обнял. Она почувствовала себя действительно счастливой женщиной. Какой мужчина был рядом с нею!

Любовные игры стали их основным способом времяпрепровождения. Даже занимаясь шитьем шубы, они кончили тем, что бросились в объятия друг друга среди всех этих лоскутков и кусочков меха.

Каждый раз она все больше убеждалась в серьезности взаимных чувств.

Их отношения приносили Кэтрин как ни с чем не сравнимую радость, так и нарастающую тревогу. Через несколько дней у Кэтрин должен был начаться фертильный период. И ей, волей-неволей, придется объяснить Бруку, что в середине ее цикла они не могут заниматься любовью. До того Кэтрин никогда не боялась забеременнеть, но сейчас… Здешняя жизнь действовала на нее, как некий яд замедленного действия, а она вовсе не хотела, чтобы растущее чувство — к Бруку способствовало помутнению ее рассудка.

— Ну, так как шуба? Годится?

— У меня никогда не было лучшей.

Брук просиял.

— Погуляем еще?

— Только сначала я кое о чем тебя спрошу.

Брук уловил в голосе Кэтрин нотки тревоги.

— А что случилось?

Она закусила губу.

— Последние несколько дней были самыми лучшими в моей жизни.

— В моей тоже. Так в чем же проблема?

— Проблема в том, что мы сами себя обманываем. Так не может продолжаться.

— Но почему?

— Брук, ну не могу же я жить здесь всегда. Мы с тобой просто пребываем в мире грез.

Он ничего ей не ответил.

— Ну, как ты не понимаешь?

— Я тут уже давно живу. И вполне счастлив.

— Да… но я не такая, как ты. Моя жизнь сильно отличалась от твоей.

Брук никак не реагировал на ее слова, даже не глядел на нее. Внезапно все показалось Кэтрин таким безнадежным.

— Скажи мне, какие у тебя планы, — сказала она, беря его за руку. — Каким тебе рисуется наше будущее?

— Я люблю тебя, Кэтрин. И хочу, чтобы это продолжалось вечно.

Слова эти тронули Кэтрин. Несмотря на внешнюю грубость, своей безыскусностью он напоминал мальчишку. Она представила себе, что именно эти слова он мог говорить своей подружке юности Опаль. Должно быть, произнося их тогда, он верил в искренность своих чувств точно так же, как и сейчас.

На ее глаза набежали слезы, и она наклонила его голову, чтобы поцеловать в губы.

— Не сердись на меня, — взмолилась она.

— Чего же ТЫ хочешь? Какие у ТЕБЯ планы?

— Я хочу, чтобы мы были вместе, но не здесь.

Он покачал головой.

— Нет.

— Ты мне уже говорил, что в Кейлоуне тебя ничего не ждет. Но я предлагаю не это. Ты можешь поехать со мной в Орегон. Весной кончается срок аренды моего ранчо. Там мы заживем совсем не так, как в городе. Там кругом природа, прямо как здесь. Ты сможешь приспособиться к жизни на ранчо.

Он снова глянул в сторону заснеженных вершин.

— Я не могу.

— Но почему? Ты боишься?

— Нет, дело не в этом.

— А в чем же?

Он не ответил.

— Брук, ну не молчи же, объясни мне!

— Ты не понимаешь, но я скажу тебе. Смерть Фреда Килмана была неслучайной.

Кровь отхлынула от лица Кэтрин.

— Что значит неслучайной?

— То, что я хотел его убить. И он умер по моей вине.

Кэтрин была просто ошеломлена. Чего-чего, а такого признания она никак не ожидала от Брука.

— Ты хочешь сказать, что убил его намеренно?

— В каком-то смысле, да. Фред уже давно преследовал меня, главным образом из-за Опаль. В ту ночь он попытался развязать драку. Сказал несколько гадостей Опаль, чтобы разозлить меня. Больше я уже не мог этого выносить. Это было просто выше моих сил. Мы начали драться, и я не мог остановиться и перестать его бить. Не мог до тех пор, пока не понял, что он умер.

— Но Опаль сказала шерифу, что ты действовал в пределах самообороны.

— Сначала — да. А потом я утратил контроль над собой и бил его, пока…

— Но ведь это не значит, что ты убийца. Закон не может не принимать во внимание то обстоятельство, что не ты был зачинщиком драки. Прокурор решил не возбуждать против тебя дела.

— Да, потому что мне помогла Опаль. Я так и думал, что она солжет ради меня. Я решил уйти и никогда больше не возвращаться.

— Но ведь это было так давно, Брук.

Он взял ее за плечи, глаза его заволокли слезы.

— Но я-то знаю, что сделал, и должен с этим жить, Кэтрин. Ничто не может изменить содеянного. Я останусь здесь. Навсегда.

— Но если ты и совершил ошибку, то уже сполна за нее заплатил.

— Первая часть моей жизни навсегда кончилась, когда я уехал из Кейлоуна. Осталась только вторая, и она связана с горами.

— Но ведь теперь многое изменилось и ты больше не один.

— Это правда, только в том случае, если ты останешься со мной.

Кэтрин была на грани истерики. Жизнь Брука казалась ей теперь вдвойне трагичной!

Она не могла найти слов утешения, а только прижалась к нему и долго-долго держала в своих объятиях. Теперь Кэтрин поняла окончательно, что вряд ли сможет что-либо изменить. Уехав отсюда, она навеки потеряет любимого.

То, что Брук раскрыл правду, не могло не отразиться на их отношениях. Кэтрин считала, что он преувеличил собственную вину. Но в любом случае, то наказание, к которому он сам себя приговорил, — пятнадцатилетняя ссылка было более чем достаточным. Сколько всего пришлось ему пережить за эти годы!

Кэтрин пыталась несколько раз поднимать эту тему, но Брук всякий раз отказывался ее обсуждать. Он говорил, что для него может иметь значение только одно — разделит ли она с ним его заточение.

Все осложнилось и ее боязнью за себя. Кэтрин объяснила Бруку, что они должны были в течение нескольких дней воздержаться от секса. Он сказал, что все понимает, но в конечном счете их осторожность привела к усилению напряженности между ними.

Так они прожили больше недели. Внешне все было очень даже неплохо, потому что они были вежливы и предупредительны друг с другом, но близость и теплота куда-то ушли. Кэтрин очень переживала из-за этого.

В первую ночь Брук хотел уйти в свою спальню, но Кэтрин настояла на том, чтобы он остался. Он подчинился ее желанию и даже обнимал ее во сне, но на третью ночь ушел к себе, сказав, что ему очень трудно заснуть, зная, что он не может быть близок с ней.

Кэтрин изо всех сил старалась сделать так, чтобы Брук не воспринимал их вынужденную разлуку как наказание. Они часто целовались, но всякий раз в его глазах появлялось выражение боли. И сожаления.

Почти все время мела метель, и они большей частью оставались дома. У Брука было полно работы — надо было столько всего переделать! Кэтрин помогала ему — готовила еду, убирала, чинила одежду. И еще они много времени проводили за книгой.

Как-то раз примерно в середине декабря выдался относительно ясный денек. Оба они уже вдоволь насиделись дома и потому решили выйти подышать на природе. Воздух был морозным, но прогулка подняла настроение Кэтрин. Брук тоже выглядел веселее, был улыбчив, и от этой неожиданной перемены Кэтрин почувствовала прилив сил.

На вершине хребта, откуда ветер унес почти весь снег, Кэтрин пустилась бегом, обрадовавшись возможности подвигаться, доставить себе мышечную радость. Отбежав на порядочное расстояние, она махнула Бруку, чтоб тот следовал за ней.

Он так и сделал. Теперь она стала убегать от него, а он — догонять. Брук крикнул, что, как только догонит Кэтрин, заставит ее искупаться в снегу. Она вскрикнула — так хорошо и радостно ей было!

Наконец Брук поймал любимую и, посадив ее в сугроб, стал сыпать на нее сверху снег.

— Ах ты, негодник! — закричала она, отряхиваясь.

Брук от души хохотал, глядя, как она отфыркивается, стряхивая снег с лица и волос.

— Ну, смотри, я тебя достану!

— И что же сделает хилое создание весом с ягненка, когда догонит меня — лесного зверя?

— Ах так, да ты ничем не лучше тех ковбоев, которые заявляли, что я не могу участвовать в родео потому, что девчонка!

— А они были не правы?

— Конечно, умник, еще как не правы, и ты тоже не ошибись.

Кэтрин слепила снежок и бросила его в Брука. Она застала его врасплох, и ей удалось залепить его лицо снегом. Борода стала белой, как мука. Теперь наступил черед Брука отфыркиваться. Кэтрин завизжала от восторга.

— Вот тебе, никогда больше не называй меня хилым созданием! Или тебе будет еще хуже!

— Да, я совершил большую ошибку, не позволив тебе убежать от меня. Должно быть, я чересчур мягкосердный.

— Все твои любезности напускные, — неожиданно выпалила Кэтрин, — а на самом деле у тебя необузданное, дикое сердце!

Лица их соприкоснулись, пар от горячего дыхания смешался. Неожиданно Кэтрин захлестнула волна желания.

Воздержание усилило их страсть, и они принялись жадно целовать друг друга. Внезапно Кэтрин охватило такое чувство, словно она хочет, но никак не может насытиться, удовлетворить свой голод. Голод по Бруку. Она почти укусила его губу.

Они целовались так страстно, что Кэтрин вздрогнула, когда он неожиданно отпрянул от нее.

— Что случилось?

— Ш-ш-ш!

Он прислушивался к чему-то. Да, то был звук мотора. Сначала он решил, что к ним приближается вертолет, но потом понял, что звук какой-то другой.

— Не шевелись! — приказал он.

Кэтрин подняла глаза к небу и увидела самолет. Он висел почти над их головами.

— Разве нам не следует спрятаться?

— На таком открытом месте им ничего не стоит выследить нас. Но глаз привлекает движущаяся точка. Так что, если мы будем абсолютно недвижимы, у нас появится шанс остаться незамеченными.

— А что случится, если нас заметят?

— Ну, наверное, это зависит от того, кто там, наверху. Пилот может передать о нас по радио, власти же знают, что в это время года в горах нет никого.

— И, значит, здесь можем быть только мы, — охнула она.

— Да, только мы.

Самолет улетел. Увидел ли их пилот? Этого они никак не могли знать.

— Ты думаешь, они увидели нас? — спросила девушка.

— Думаю, что вряд ли. Хотя, кто знает. Мне следовало быть более внимательным, тогда мы успели бы вовремя спрятаться за скалой.

— Это я во всем виновата.

— Нет, просто я чересчур тобой очарован.

— А я — тобой.

— Значит, когда я сказал, что у нас есть проблема, то был не очень-то не прав, правда?

Кэтрин несогласно покачала головой.

— Что ты хочешь сказать своим «нет»?

— Думаю, что у меня опять все в порядке, так что у нас нет никаких проблем.

— Ты что-то предлагаешь, Кэтрин, или мне показалось?

— Пожалуй, предлагаю.

Брук развел огромный костерище — в пещере стояла такая холодина, что ее необходимо было согреть. А потом они занялись любовью, жаркой и неистовой. После долгого перерыва они никак не могли насытиться друг другом.

Наконец Брук отодвинулся от Кэтрин, и она осталась лежать навзничь в сладостном изнеможении. В теле ее все еще звучали отголоски завершающего шквала. Даже в кончиках пальцев ощущалось легкое покалывание.

Брук пребывал в таком же блаженном состоянии, как и она сама. Они не касались друг друга, но душою были нерасторжимо связаны.

— У тебя всегда так бывает? — спросил он.

— Ты хочешь сказать — с другими мужчинами?

— Да.

— Бог мой, конечно нет.

— Почему нет?

— Да потому, Брук, что природа наградила тебя таким талантом.

Слова эти не могли не понравиться Бруку.

Легонько поцеловав Кэтрин, он встал и подошел к окну. Каким-то шестым чувством она угадала, что Брук тревожится из-за самолета, пролетавшего над ними во время их недавней прогулки. Заметили ли их? Его не мог не волновать этот облет.

Они снова слились в исступленном порыве страсти и в конце концов уснули, сраженные сладкой усталостью, в объятиях друг друга.

Этот день принес новый поворот в их отношениях. К ним вернулась теплота и близость, но взаимопривязанность стала такой щемящей — наверное, из-за того, что теперь оба понимали, насколько недолговечно и зыбко их счастье.

Как-то вечером, когда они лежали в объятиях друг друга под меховым одеялом, Брук спросил Кэтрин:

— Тебе не кажется, что Рождество уже очень скоро?

— Кажется. Оно будет послезавтра.

— Так ты ведешь счет дням?

— Особенно перед Рождеством — я так его обожаю.

— Чего же ты молчишь? Мы ведь собирались устроить елку.

— Так ты действительно этого хочешь? Я думала, ты сказал это просто из вежливости.

— Да нет, я только очень сожалею о том, что у нас не может быть подарков в цветастой бумаге и тому подобных вещей.

— А что бы ты мне подарил, имея возможность пойти в магазин и выбрать какой угодно подарок?

С минуту он поразмышлял и ответил:

— Наверное, электричество и водопровод, словом, то, что могло бы удержать тебя здесь.

Кэтрин рассмеялась и шутя ткнула его под ребра.

— Мужчины обожают быть практичными, правда?

— А ты что бы мне подарила?

— Ну, с этим просто. Силу, чтобы ты сумел себя простить.

Брук посерьезнел, и она воспользовалась его молчанием.

— Почему ты никак не можешь понять, что мир уже отпустил твои грехи за то, что произошло с Фредом Килманом. Так что тебе только остается простить себя самого.

— Я вовсе не уверен в том, что мир действительно так милостив.

— Не суди всех по Джеффри Килману. У него и его брата был свой, жестокий, взгляд на жизнь, присущий его кругу. Джеффри просто антисоциален и совсем не является хорошим человеком.

— Слушай, давай лучше поговорим о Рождестве. Завтра должен быть хороший день. И я, пожалуй, возьму топор и спущусь вниз. Там деревья не такие тощие и я срублю хорошенькую елочку.

— Хорошо. А я, пока ты будешь ходить, посмотрю, что тут можно использовать в качестве украшений.

На следующее утро он надел шубу, варежки и меховую шапку. Когда он был готов, Кэтрин крепко прижалась к любимому.

— Будь хорошей девочкой, а я скоро вернусь.

— А ты будь осторожен. Я не хочу, чтоб с тобой что-нибудь случилось.

— О Боже, Кэтрин, ты говоришь, прямо как мамочка.

Она ущипнула его за бороду.

— Представляю, что ты скажешь, если я забеременею.

— Знаешь, мне приходится самому справляться с кучей вещей. Так что не могу сказать, что мечтаю научиться принимать роды.

— Поверь мне, я сделаю все, чтобы уж об этом-то тебе не пришлось беспокоиться.

Брук тяжело вздохнул:

— Я знаю.

Кэтрин стиснула его руку.

— Я люблю тебя, Брук Сэвидж. И хочу, чтоб ты знал об этом.

Его глаза блеснули:

— Пожалуй, за пятнадцать лет я не слышал ничего более приятного. — И поцеловав ее, он взял топор и выскользнул наружу.

Кэтрин задернула меховой полог и привалила к нему камень. Оглядевшись, она поразилась тому, насколько все для нее изменилось с уходом Брука. Ведь в последнее время она не расставалась с ним буквально ни на минуту. Девушка уселась в кресло-качалку и уставилась на языки пламени. Что-то ждало их в будущем? Разве можно было в их положении что-то предвидеть? Или она просто переняла привычку Брука жить сегодняшним днем?

Кэтрин не хотела сейчас думать о будущем. В глубине души она волновалась за Брука, хотя, может, кому-нибудь это показалось бы просто глупым. Конечно же, он был вполне способен позаботиться о себе. Но что бы делала она сама, вернувшись в Орегон, если бы знала, что Брук один в пещере или же бродит по горам? Наверное, она думала бы о нем непрестанно.

Кэтрин пододвинула кресло к свету и попыталась почитать. Она не смогла сосредоточиться и бросила книжку, решив, что лучше сделает что-нибудь по хозяйству. Однако за последние дни они здорово потрудились и переделали практически все дела.

Она не была особенно голодна, но все-таки съела яблоко. Делать было абсолютно нечего. В конце концов она надумала решить проблему свободного времени, выйдя на воздух. На дворе было морозно, но безветренно, что само по себе было достаточно необычно. Сквозь облака проглядывало солнце.

Она пробралась к хребту, туда, где они обычно гуляли. Как странно было находиться здесь без Брука! Она так к нему привыкла, что без него чувствовала себя ненужной и одинокой. Но если она по-настоящему любит его, то каково же ей будет расстаться с ним? Вряд ли она сумеет ездить к нему в горы на свидания. Нет, с Бруком возможно было либо все, либо ничего. Либо она будет вести с ним здесь эту фантасмагорическую жизнь, либо вернется в свой собственный мир. Кэтрин была настолько погружена в свои невеселые мысли, что не услышала шум самолета. Когда же она наконец его услышала, он уже скользил над долиной. Кэтрин пронзил страх. Она находилась на открытой местности, прямо на вершине горы. И спрятаться было негде.

Она оцепенела, вспомнив, слова Брука о том, что движущиеся предметы привлекают взгляд наблюдателя. Самолет все кружил и кружил. Вероятно, ее увидели. Что же теперь будет?

Наконец самолет улетел туда, откуда появился. Кэтрин не знала, что думать, что делать. Слава Богу, ее хотя бы не видели выходящей из пещеры. Но она находилась в какой-нибудь сотне метров от нее и, значит, ей необходимо как можно скорее скрыться.

Кэтрин со всех ног понеслась к пещере. Пот лился с нее градом, сердце вырывалось из груди. По каким-то неуловимым, но очевидным для нее признакам, она осознала, что мир, который, казалось бы, остался для нее так далеко, снова ворвался в ее жизнь. Вопрос заключался лишь в том, будет ли тот новый мир, который она обрела с Бруком, безжалостно разрушен вмешательством извне. Или она сумеет удержать зыбкое и такое хрупкое счастье, счастье, которое она познала высоко в горах.

Брук услышал рев самолета, уже спускаясь с горы. Он шел, стараясь избегать глубокого снега, где опасность провалиться и потерять равновесие поджидала на каждом шагу. Однако, услышав этот небесный гул, он метнулся в сторону зарослей.

Замерев, он понаблюдал за кругами, которые описывал самолет неподалеку от пещеры. Почему он прилип к этому месту? Может, пилот сумел что-то заметить?

Брук встревожился не на шутку и решил, что, как только найдет подходящую елочку, тут же вернется домой.

Наконец он нашел то, что искал. Деревце было чуть выше его и имело прекрасно оформленную крону. Брук представил себе, как обрадуется Кэтрин, когда он принесет его в пещеру.

Ему запомнилась елка на Рождество перед гибелью родителей. Мама дала ему тогда пять долларов и ключи от машины. На эти деньги он сумел раздобыть только худосочное деревце, которое и водрузил в гостиной, чтобы все могли его видеть. Родителей не стало через несколько дней после Рождества.

Тогда Брук подумал, что это последнее Рождество в его жизни. Но с появлением Кэтрин сердце его оттаяло и он поймал себя на том, что с нетерпением ждет этого чудесного праздника.

Он уже поднимался в гору, волоча за собой елку, когда в небе снова раздался шум. В долину спускался вертолет. Значит, с самолета увидели нечто такое, что заставило их прислать на разведку вертолет.

К великому ужасу Брука, винтокрылый хищник приземлился совсем близко от пещеры. Неужели они выследили его убежище?

— О Боже, — только и сумел вымолвить он. Должно быть, с вертолета высадилась поисковая партия. Значит, Кэтрин грозила опасность!

Ему предстоял подъем по почти отвесному склону — он не мог добраться до пещеры меньше чем за час. Бросив елку, Брук на четвереньках полез вверх по заснеженному склону, тяжело дыша. Легкие обжигал ледяной воздух, но он не обращал на это внимания. Ничто сейчас не имело для него значения, ничто, кроме того, что его любимой грозила опасность!

 

14

Им понадобилось каких-нибудь четверть часа, чтобы найти ее. Это было так просто — всего лишь идти по следам, отпечатанным в снегу.

— Не двигаться! — крикнул офицер. В руках у него было оружие.

Кэтрин же, конечно, и не думала оказывать им сопротивление. Что могла сделать она одна против нескольких вооруженных мужчин? У всех были полицейские значки на куртках.

— Где Брук? — крикнул один из них.

— Его нет дома, — ответила Кэтрин дрожащим голосом.

— Проверь-ка, Боб, — приказал мужчина в ковбойской шляпе.

Один из мужчин вытащил из кобуры пистолет и с включенным фонариком на поясе принялся обыскивать пещеру. Проверив все ниши, он зашел в кладовку, откуда вскоре вышел, неся ружье Брука.

— Чисто.

— Проверь женщину.

Полицейский обыскал Кэтрин, предварительно приказав ей встать.

— Вы мисс Меллит?

— Да.

— Боюсь, что мне придется вас арестовать.

— За что?

— За нападение на Джеффри Килмана. Она прищурилась.

— Но он пытался меня изнасиловать.

— Ну, мадам, это не мое дело — расследовать происшедшее. Мы уже давно вас ищем и даже не знали, что найдем — труп или преступницу. — Он огляделся по сторонам. — Значит, это жилище Брука?

— Да. Он буквально спас мне жизнь. Если не он, я бы умерла.

Двое других мужчин бродили по пещере.

— Боже, — сказал тот, которого звали Бобом. — Да тут провизии хватит на целый год. Посмотри, Стив, что у него тут есть. Парень-то, оказывается, действительно существует. И Килман правду о нем говорил.

— А где Брук сейчас, мисс Меллит? — спросил главный полицейский.

— Он ушел сегодня утром. Когда вернется, не знаю. Может, его не будет несколько дней.

— А он не прячется где-нибудь снаружи? — подал голос один из офицеров.

— Послушайте, — сказала Кэтрин. — Брук не имеет никакого отношения к тому, что произошло между мной и Килманом. Так что вам совсем не обязательно его беспокоить. Он просто оказал мне любезность, принеся меня сюда, когда я, вся израненная, умирала. А потом пошел снег, и я не смогла отсюда выбраться.

— Но один из наших самолетов сегодня утром пролетал над вами. И пилоту вовсе не показалось, что вы вели себя как человек, ищущий спасения.

— А я и не ищу его. Я не хочу, чтобы Бруку, который вообще оказался невинной жертвой, нанесли какой-либо ущерб. — Она встала. — Слушайте, если вы собираетесь меня арестовать, то давайте покончим с этим. Я сама собираюсь выдвинуть обвинение против Джеффри Килмана.

— Но я хочу поговорить с Бруком. По словам Килмана, он видел, как вы его ударили. Если он свидетель, то тоже нам нужен.

— Брук все равно ничем не сможет вам помочь. Да и вообще, пока вы здесь, он не вернется.

Офицер приказал одному из полицейских:

— Боб, вернись к вертолету и спроси Рея Монда, сколько у нас осталось времени.

— Я настаиваю на том, чтоб отправиться тотчас же.

— Успокойтесь, мисс, — сказал мужчина в ковбойской шляпе. — Мы все равно полетим только тогда, когда я прикажу.

Кэтрин откинулась на спинку стула. Это вторжение выглядело таким несправедливым. Конечно же, Брук его не заслуживал. И во всем виновата она одна!

Кэтрин всей душой надеялась на то, что, пока они не улетят, он не вернется. Брук никогда не говорил о том, что у него есть другие убежища. Но даже если они у него и были, он все равно потеряет этот единственный дом, который согревал его на протяжении пятнадцати лет. И потеряет из-за нее. Больше того, если сюда не вернутся полицейские, то это сделают газетчики или просто любопытные. Теперь, когда все доподлинно узнают о его существовании, от них наверняка не будет отбоя.

— Черт побери. — Один из полицейских держал в руках корзину, сплетенную Бруком. — Да этот парень настоящий пещерный человек! Просто глазам своим не верю!

— Да, но где он взял все эти вещи? Может, украл?

Стив обернулся к Кэтрин.

— Мисс Меллит, Брук не рассказывал вам, как ему удалось пережить все это время? Ведь это, наверное, было для него не просто?

— Могу только заверить вас в том, что он совершенно чист и не сделал ничего плохого.

Через несколько минут вернулся Боб.

— Мы можем оставаться здесь полчаса. Самое большее — час.

Стив снял шляпу и почесал затылок.

— Прошу вас, — взмолилась Кэтрин, — я столько всего пережила. Давайте скорее улетим отсюда!

— Мы с Бобом можем остаться и подождать Брука. А вы заберете нас завтра утром.

— Нет, прошу вас, — Кэтрин во что бы то ни стало надо было уговорить их тронуться без Брука, — он совсем этого не заслужил.

Стив надел шляпу.

— У вас есть какое-нибудь пальто.

Она достала шубу, которую ей сшил Брук.

— Этот парень действительно талант.

— Именно, — подтвердила Кэтрин. Она подняла на шерифа умоляющий взор. — Прошу вас, не трогайте его.

Он вздохнул и наконец решительно направился к выходу из пещеры.

— Пошли, ребята, давайте выбираться отсюда.

Брук был уже недалеко от пещеры, когда до него вновь донесся рев вертолетного двигателя. Несмотря на все свои усилия, он опоздал.

В глубине души он был уверен в том, что Кэтрин улетела.

В голове его мелькнуло, что ему могли устроить западню, однако уже в следующее мгновение осознал, как глубоко ему это безразлично, Ничто, абсолютно ничто не могло иметь для него значения теперь, когда они забрали Кэтрин.

Пещера была пуста. Огонь в очаге почти погас. Он позвал ее, но ответом ему было одно лишь молчание. Оглядевшись, Брук понял, что его пристанище было подвергнуто скрупулезному обыску. Он упал как подкошенный на тюфяк, на котором они столько раз любили друг друга! По щекам его поползли слезы, а из губ вырвался душераздирающий стон.

Он встал и оделся еще до рассвета. Поспешно поел и, едва небо на востоке окрасилось первыми лучами света, пустился в путь.

Раньше Брук никогда не спускался с гор в разгар зимы. Но сейчас был полон решимости проделать этот путь даже в том случае, если всю дорогу пришлось бы ползти на четвереньках. Он поспал и поел, словом, полностью восстановил свои силы, а больше ему ничего и не было нужно.

Спустя несколько часов он уже преодолел самую крутую часть спуска и вошел в ущелье, переходящее в каньон. Около полудня он остановился у горной реки, попил ледяной воды и съел кое-что из своих припасов. Брук не собирался ночевать в горах, а потому не взял с собой одеяла. Но к тому времени, как он оказался у подножия горы, сумерки уже начали сгущаться, так что хижины Пола Диспейна он достиг уже в полнейшей темноте. Из окна домишки пробивался тусклый свет, и этот свет дал Бруку хоть какую-то надежду.

Грузовик Пола утопал в снегу рядом с домом. Должно быть, его друг долго не пользовался им. На стук никто не ответил, и Брук налег на дверь. Комната, как и всегда, была грязной — повсюду валялся мусор. Рядом с керосиновой лампой на столе стояла пустая бутылка из-под виски.

— Пол! — позвал Брук. — Пол! Где ты?

Никто не ответил, и Брук отправился в маленькую спальню, примыкавшую к комнате. Конечно же, там он и обнаружил Пола — тот храпел, развалившись на кровати. В одежде, хотя и прикрытый одеялом. Пол находился в одном из своих многочисленных запоев. Брук потряс его за плечо.

— Пол, проснись! Это я! Мне надо воспользоваться твоим грузовиком!

Но все было бесполезно. Брук огляделся в надежде найти ключи от зажигания. Он собирался сразу же ехать в Кейлоун. Однако в данной ситуации у него не было выбора. Придется ждать до утра.

Брук тяжело вздохнул и принялся стаскивать с пьяного Пола ботинки. Затем он пошел в соседнюю комнату и там улегся на матрас с торчащими из него пружинами. Он страшно устал, но знал, что не сможет уснуть, — мысли о Кэтрин одолевали его. Весь день напролет перед ним стояло ее лицо, и он сильно тревожился, не зная, что именно с ней случилось.

Решение следовать за ней, было принято им без колебаний. Все было так ясно и просто: без нее его жизнь теперь не имела ни малейшего смысла.

Немного отдохнув, Брук поднялся и развел огонь. Потом он пошарил в шкафу в поисках какой-нибудь еды. Поев, Брук пошел посмотреть на Пола. Тот даже не пошевелился с тех пор, как Брук накрыл его одеялом. Выходя из комнаты, Брук поймал свое отражение в треснувшем зеркале, что висело над тумбочкой. Так вот каким его видела Кэтрин! Обросшим дикарем с длиннющей бородой! И такого человека она полюбила!

Брук решил, что если уж ему суждено вернуться в Кейлоун, то предстать перед его жителями он должен вовсе не дикарем. Поэтому он принялся искать ножницы и, найдя их, укоротил свои волосы и обрезал бороду.

Найти бритву оказалось более сложным делом, но и с этой задачей Брук в конце концов справился. Во время бритья он пару раз порезался, но зато… зато из зеркала на него смотрел теперь совершенно другой человек. Он даже не сразу узнал себя в нем. Любовь к Кэтрин, а вовсе не только бритва, столь сильно изменила его.

— Кэтрин, — пробормотал он, — надеюсь, в облике обычного парня я тоже тебе понравлюсь.

Промокнув порезы от бритвы кусочками бинта, Брук немного прибрался в комнате и улегся на топчан. На этот раз он уснул сразу же, как только его голова коснулась подушки.

На следующий день Брук спозаранку разбудил Пола Диспейна. Старик не сразу осознал, кто находится перед ним.

— Что такое? Кто, черт возь… Брук?

— Да, это я.

— Что с тобой случилось?

— Да вот, попользовался немного твоей бритвой. Надеюсь ты не против.

— Что ты здесь делаешь?

— Пол, ты должен отвезти меня в город. Это очень важно.

Пол потряс головой, находясь еще, очевидно, под воздействием винных паров.

— Сынок, я никуда не могу ехать. Не садился за руль уже недели три. И даже не уверен в том, что грузовик заведется.

— Мне необходимо попасть в город.

Пол прикрыл глаза.

— Дай мне немного времени, сынок. Я ужасно себя чувствую,

— Пол… но старик уже заснул. Будить его снова было бесполезно. Брук вышел из комнаты. Он подумал о том, не пойти ли в город пешком, но в конце концов решил, что на такой поход у него уйдет весь день. Ладно, он даст Полу соснуть еще немного. Но и в девять часов старик был далек от своей лучшей формы. Около десяти Брук решил попытаться еще разок.

— Пол, — сказал он, — это более важно, чем все, что ты сделал для меня до сих пор. Вся моя жизнь зависит от этого.

Пол открыл один глаз.

— Так это действительно ты, сынок?

— Я, Пол.

— Тогда поезжай сам, если, конечно, сможешь завести этот чертов трактор. Ключи висят в кладовке. — Не успел он это сказать, как тут же провалился в сон.

Мотор немного постонал, но в конце концов сдался под натиском Брука. Дорога была такой плохой, что он добирался до основной дороги не меньше часа.

Лента асфальта, перечеркивающая долину, — как странно Бруку было ее видеть! Но проносившиеся по шоссе автомобили казались ему еще более странными! Однако не вечно же сидеть, наблюдая за машинами, и Брук повернул на шоссе.

Вот наконец он и у поворота на Кейлоун. Все казалось ему знакомым, и одновременно — незнакомым. Он проехал мимо магазина рыболовных принадлежностей, в который так любил заходить. Интересно, узнает ли его хоть кто-то, и узнает ли он кого-нибудь? Брук проехал улицу, ведущую к родительскому дому. Комок застрял у него в горле. Странно, но он чувствовал себя так, словно ожидал увидеть за рулем старого «шевроле» отца или мать!

А вот и центр города. Брук не знал, что ему делать — может, выйти и спросить кого-нибудь о Кэтрин?

Брук выбрался из машины. Улица была совершенно пуста. Сначала он хотел оставить свою самодельную шубу в грузовике, чтобы не привлекать внимания к своей персоне, но передумал. В конце концов, какая разница, что подумают о нем люди! В любом случае, когда они поймут, кто он такой, внимания к себе ему все равно не избежать.

Он прошел мимо нескольких магазинов и наткнулся на бар. Выглядел он как-то по-новому, не так, как раньше. И назывался иначе. Старого названия память не сохранила, только он помнил, что оно было другим. Изнутри доносились голоса, так что можно было надеяться на то, что там находятся люди, которые что-нибудь слышали о Кэтрин.

Брук распахнул дверь. В баре царил полумрак, но он сразу смог разглядеть украшенное рождественскими огнями зеркало. В нем отражались смутные тени людей. Он вошел внутрь — голоса смолкли. Наконец его глаза привыкли к темноте, и он различил лица людей. Их было немного: бородатый парень за стойкой, показавшийся Бруку знакомым, женщина средних лет, которую он не узнал, два совсем молодых парня и какой-то мужчина, сидящий в дальнем конце бара. Его лицо было до боли знакомо. Он уставился на Брука, рот его приоткрылся…

— Господи… — вскричал Джеффри Килман. Он вскочил на ноги.

Все остальные замерли.

— Где Кэтрин? — спросил Брук Килмана.

— Ребята, — прокричал Килман, оглядываясь, — вы хоть понимаете, кто к вам пожаловал?

— Где Кэтрин? — закричал Брук.

— А ведь никто, кроме меня, не верил в существование дикаря, — продолжал Килман. — Ребята, разуйте же глаза! Это Брук Сэвидж собственной персоной.

— Боже правый!

— Это действительно он?

— Скажите же мне кто-нибудь, что случилось с Кэтрин?

— А что такое, Брук? Заскучал без подружки? Небось, понравились маленькие шалости?

Стараясь сдержаться, Брук глубоко вздохнул.

— Килман, скажи же мне, где она.

— Я ничего тебе не собираюсь говорить.

К Бруку подошел бармен.

— Ты действительно Брук Сэвидж, — недоверчиво покачал он головой. — Не знаю уж, помнишь ли ты меня. Я Джим Брайс. Какое-то время мы вместе гоняли по бейсбольному полю.

Ну да, конечно! Вот почему его лицо показалось ему таким знакомым! Он пожал протянутую руку.

— Да, помню, привет, Джим. Ты ничего не знаешь о девушке, которую привезли на вертолете? Ее зовут Кэтрин.

— Конечно знаю, о ней все тут говорят. Ее привез шериф.

— Где она сейчас?

— Ее допросили, но не стали задерживать. Она ночевала в доме Рут Лимсей, потому что власти не хотели, чтобы она уезжала из города. Может, Джефф тебе о ней больше расскажет. Она выдвинула против него обвинение.

В глазах Килмана была лютая ненависть. Было видно, что он вот-вот напьется до состояния невменяемости.

— Знаешь, Брук, — язык его заплетался, — я даже не верю своим глазам. Годами я прочесывал окрестные леса, чтобы полюбоваться на твою задницу, и вот ты, как ни в чем не бывало сам притащился в город.

Брук проигнорировал его грубость и обернулся к Брайсу.

— А где живет Рут Лимсей?

Килман ткнул Брука в грудь.

— Эй, житель гор. Я с тобой разговариваю. Ведь я искал тебя все это время не просто так, и ты отлично это знаешь. Правда?

Брук посмотрел Килману прямо в глаза. Но не сказал ничего.

— Ты убил, подлец, моего брата! И сбежал из-за этого.

— Джефф, — урезонивал его бармен, — да умерь же ты свой пыл!

— Нет, черт побери! Этот подонок заплатит мне за все!

Джим Брайс попытался схватить Килмана, но не успел, и тот нанес Бруку удар в живот, который заставил его сложиться буквально пополам.

Все повскакали со своих мест. А Килман еще ближе придвинулся к Бруку, и его кулаки снова замелькали в воздухе. Внезапно он отступил. Лицо его было совершенно багровым.

— Что такое, Брук? — прошипел он. — Ты боишься?

— Дай ему, Сэвидж! — крикнул кто-то.

— Нет, — сказал Брук. — Я не хочу его покалечить.

Килман расхохотался.

— Кого покалечить, парень? МЕНЯ?

Он сделал еще один выпад. Но тут Брук схватил его сзади.

— Я же сказал тебе — остановиться. Ты что, понимаешь слова, только будучи размазанным по стенке?

Килман попытался было высвободиться, но его противник оказался слишком для него силен. Когда он прекратил свои потуги, Брук отбросил его Джиму Брайсу. И тот заставил парня усесться.

Брук вытер кровь, показавшуюся в уголке рта.

— Ну, а теперь, — он обвел взглядом посетителей, — скажите же мне наконец, как я могу найти Кэтрин?

— Может, мне позвонить Рут? А ты сядь — попей пивка, — предложил бармен.

— Ладно, Джим. Но только позвони ей сейчас же, прошу тебя.

Бармен подошел к Килману.

— Иди домой, приятель. Слишком уж тут тесно для вас двоих.

Килман нехотя вышел за дверь.

— Должно быть, ты уже давненько не пивал пива, парень. Какого тебе налить?

— Позвони же скорей Кэтрин, — ответил он. — Только из-за нее я и пришел сюда.

 

15

Кэтрин прогуливалась вдоль реки. Она отошла от дома Рут достаточно далеко и как раз собиралась поворачивать назад, когда услышала сирену. Сквозь деревья она увидела, как к центру Кейлоуна на всех парах мчалась машина шерифа. Это зрелище заставило ее занервничать. За последнее время она вдоволь наобщалась с представителями власти.

Вообще-то, все, что с ней произошло, было не так уж плохо. В особенности после того, как она сделала заявление относительно Килмана. Полицейский, записавший ее показания, сказал, что история Джеффри Килмана с самого начала казалась им довольно подозрительной. Они даже считали, что прежде всего он, а никто другой, виновен в ее исчезновении. И в конце концов попросили ее остаться на несколько дней в городе, чтобы дать окружному прокурору возможность рассмотреть дело. Так что ей, в принципе, было нечего волноваться.

Все, с кем она говорила, гораздо больше интересовались Бруком, а уж потом только ею. Упоминание о Килмане вызывало неприязнь.

— Каков он из себя, Брук Сэвидж? — спрашивали люди.

Кэтрин ни с кем не желала обсуждать жизнь Брука и только говорила, что он одинокий человек, мечтающий о том, чтобы его оставили в покое. Она надеялась на то, что люди перестанут перемывать ему косточки, хотя и понимала, что такое вряд ли возможно. Ей уже звонили с полдюжины репортеров, а один даже не постеснялся появиться на пороге дома Рут Лимсей. Кэтрин отказывалась говорить с ними, а только умоляла о том, чтобы они не вторгались в частную жизнь Брука. Но никто не хотел внять ее мольбам.

Думая о том, что Бруку может понадобиться защитник в Кейлоуне, Кэтрин рассказала о нем Рут. Она попросила женщину держать ее в курсе того, что говорили о Бруке в городке.

— Милая, а что ты собираешься делать дальше? — спросила ее за ужином гостеприимная хозяйка. — Вернешься в Орегон?

— Наверное. Когда все прояснится, мне незачем будет оставаться здесь. Я все равно не смогу увидеться с Бруком.

— Может, он еще раздумает жить в горах и спустится вниз?

Кэтрин покачала головой,

— Нет, не думаю.

— Он, верно, расстроился, когда увидел, что тебя забрали.

— Уверена, что не обрадовался. Но мы оба знали, что когда-нибудь все это кончится. Не могли не знать. — На глаза Кэтрин навернулись слезы. Рут не стала задавать ей каких-либо вопросов, она и так все поняла.

Когда Кэтрин подошла к дому Рут, она увидела хозяйку в окне. Не успела Кэтрин подняться по ступенькам, как та уже открыла дверь.

— Милая, Брук вернулся! — прошептала она. — Полчаса назад звонили из бара. Он там и спрашивает тебя!

— О Боже!

— Тебе, наверное, стоит туда сейчас пойти. Очевидно, Джеффри Килман устроил там заварушку, потому что вызвали шерифа.

Так вот почему выла сирена! В душу Кэтрин закрался страх. Она немедля побежала к машине, припаркованной неподалеку.

Спустя минуту Кэтрин уже была в центре города. На главной улице стояло множество автомобилей. Около бара толпился народ.

Кэтрин поспешила в бар. Пробегая мимо полицейской машины, она увидела на заднем ее сиденье Джеффри Килмана. Он сидел с низко опущенной головой. У входа в заведение стояло несколько полицейских. В одном из них Кэтрин узнала человека, задержавшего ее в горах.

— Здравствуйте, мисс Меллит, — сказал он. — Хорошо, что вы здесь.

— А что случилось?

— Час назад здесь произошла стычка между Джеффри Килманом и Бруком Сэвиджем. Джеффри пошел домой, схватил ружье и вернулся сюда, чтобы убить Брука. Он стрелял, но промахнулся. Слава Богу, никто не пострадал.

— О Господи. А где сейчас Брук?

— В баре. Он ждет вас.

Кэтрин устремилась к двери. Внутри было темно — у стойки бара с барменом болтал полицейский. Брука нигде не было видно.

— Где он?

Полицейский показал на дальний конец комнаты. Кэтрин всмотрелась в темноту и увидела человека, поднимавшегося из-за стола. Все в нем было до боли знакомо, вот только борода куда-то делась и волосы стали немного короче.

— Что с тобой? — Не веря своим глазам, она всматривалась в его лицо.

— Стараюсь следовать моде. — Он улыбнулся и протянул ей руки.

Смеясь, Кэтрин бросилась к нему в объятия. Они поцеловались, и он закружил ее по комнате.

— Как же я счастлив видеть тебя, — пробормотал он. — С тобой все в порядке? Ты не представляешь, как сильно я волновался.

Кэтрин приложила ладони к его чисто выбритым щекам.

— У меня все хорошо. Дай на тебя поглядеть! — сказала она.

— Ну как я тебе?

Брук действительно очень изменился. Подумать только, и это тот самый человек, которого она полюбила!

— Похоже, тебе надо несколько попрактиковаться с бритвой. Что заставило тебя вернуться?

— Ты, Кэтрин. Я не мог остаться без тебя.

Он снова поцеловал ее, и так крепко и страстно, как там, в горах, где они были одни. Когда губы их разомкнулись, на ее глазах блестели слезы.

— Я уже и не чаяла, что когда-либо снова увижу тебя.

— Я тут подумал о твоем ранчо: мне захотелось увидеть место, в котором ты выросла. И еще я подумал о прощении самого себя. Ты была тогда права.

Кэтрин привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку. Подумать только, какой нежной она была! Совсем недавно жизнь с ним казалась ей всего лишь несбыточной мечтой, и вот теперь мечта эта постепенно обретала явственные очертания.

— Мы уедем отсюда, как только дело будет рассмотрено, Брук! Я так хочу увезти тебя домой.

— Только сначала я должен поговорить с шерифом и Джеффри. Я не хочу, чтобы он попал в тюрьму.

— Откуда такое великодушие?

— Ты была права, когда говорила о том, что для меня самое главное — обрести душевное равновесие. Но достижение его невозможно без примирения с Джеффри. Даже когда мы дрались, я не позволял себе сделать ему больно по-настоящему. Потому что понимал, как это важно для установления нормальных отношений с людьми.

Кэтрин улыбнулась.

— Брук, ты просто прелесть! Я так тебя люблю!

— И я тебя люблю. — Брук обнял ее. — Теперь, когда я оказался здесь, я рад этому. Но люди действительно очень странные. Они задают кучу вопросов и говорят одновременно, не слушая друг друга. Неужели это всегда так?

Кэтрин расхохоталась.

— Наверное, на первых порах нам стоит побольше гулять в лесу.

Брук взял ее лицо в свои ладони и пристально посмотрел ей в глаза.

— На этом твоем ранчо, случайно, нет никакой пещеры?

— Нет. Но мы всегда можем потушить свет, развести в камине огонь и представить себе, что мы под ее сводами.