— А это тот самый знаменитый лес, о котором я вам говорила. Здесь самые прекрасные экземпляры старых деревьев-патриархов, а когда вы решите, что осмотрели достаточно, мы вернемся на маленький пляж на озере и там передохнем, — сказала очаровательная женщина-гид небольшой группе американских туристов.

— Это что-то! — восторженно восклицал турист из Чикаго. — Можно ли поверить, что эти деревья настоящие? — говорил он жене, пока жужжала его видеокамера.

— А какой водопад, а какая тенистая прохлада! — отозвалась жена. — Боже мой, Боже мой!

Экскурсовод улыбнулась и сняла шляпу — пышные золотистые волосы рассыпались у нее по плечам. Ей было двадцать семь лет, она была высокого роста, стройная, с гладкой, загорелой кожей, оттеняющей яркую голубизну глаз. На ней была майка без рукавов и в тон к ней шорты, открывающие длинные, спортивные ноги. Она была управляющей Хит-Хауса, гостиницы, расположенной у подножия горы Крейдл, и уже привыкла к тому впечатлению, какое производил на туристов этот красивый уголок Тасмании, и тем не менее это всегда было приятно.

Однако она заметила, что один член ее группы, молодой мужчина, не выражает таких бурных восторгов, как остальные, по крайней мере по поводу пейзажа. Казалось, его взгляд дольше задерживается на ней. Черт его побери, раздраженно подумала она, но про себя отметила, что Грант Гудман, а именно так звали этого человека, был, что называется, настоящим мужчиной — как минимум шесть и четыре десятых фута ростом и по виду сильный, как лев. Впрочем, она отметила это еще накануне вечером, после ужина, когда впервые увидела его. Группа уговорила ее сыграть на замечательной старинной пианоле. Гудман сидел в сторонке перед камином, тем не менее Брайони чувствовала время от времени на себе его внимательный взгляд и с удовольствием сознавала, что в своем платье цвета старого вина, которое мягко облегало ее высокую грудь и подчеркивало тонкую талию, выглядит весьма привлекательно.

Брайони испытывала некоторую неловкость — обычно она одевалась, не стремясь привлечь чьего-либо внимания, а этот человек заставлял ее чувствовать себя так, будто она одевалась специально, чтобы понравиться ему… И умудрился заставить ее гадать, кто он такой, почему один и почему произвел на нее такое впечатление.

Ее размышления были прерваны решением группы, что они увидели достаточно, и она провела их обратно на пляж, где они сняли с плеч рюкзаки и достали оттуда провизию.

Дуайт Вайнберг подошел к ней и присел рядом на корточках. Вайнберги и две другие супружеские пары, которые держались вместе, находились в кругосветном путешествии, от одной мысли о котором Брайони уже испытывала усталость, но за два дня, что они провели в Хит-Хаусе, она успела их всех полюбить, правда, относясь с легкой иронией к их бесконечной любознательности, которую не уставая демонстрировал Дуайт.

— Вы, австралийцы, очень способные люди, не так ли, Брайони? — в восхищении говорил он. — Взять, к примеру, вас — вы умело хозяйничаете в гостинице, водите экскурсии по горам и при этом очень много знаете. Я снимаю перед вами шляпу!

Прежде чем ответить, Брайони задумчиво посмотрела на синие воды озера Дав, затем скользнула взглядом по вершинам-близнецам горы Крейдл:

— Я вообще-то не гид, Дуайт, — улыбнулась она. — Гид заболел, вот я и пошла с вами.

— Но у вас это получается! — не сдавался Дуайт.

— И при этом так здорово, — хором поддержали его остальные.

Она ответила им признательной улыбкой.

— Вы очень добры. Надеюсь, — сказала она, лукаво прищурившись, — что у себя дома вы расскажете другим о Хит-Хаусе.

— Непременно, только нам будет очень трудно расстаться с этими местами! — ответил Дуайт. — Однако, Брайони, ответьте: хотя вашему комплексу всего год, я слышал, его только что продали?

Брайони внутренне поморщилась, подивившись, откуда у Дуайта эта информация.

— Я не владею этой гостиницей, Дуайт, я здесь просто работаю, но действительно она скоро перейдет в другие руки, хотя нас заверили, что все в основном останется по-прежнему.

— Отлично, — проговорил Дуайт. — Я всегда говорю: когда есть что-то хорошее, надо за это держаться. И я бы добавил, что вы — лучшее, что есть Хит-Хаусе.

По какой-то причине, вероятно потому, что Грант Гудман не принимал участия в этих восхвалениях, Брайони подняла голову и посмотрела в его карие глаза. Он также снял с себя рюкзак и в тот момент подносил к губам жестяную банку с пивом; но что удивило ее, так это нескрываемая ирония в его взгляде, когда их глаза встретились. Брайони нахмурилась.

Грант Гудман отнял банку от губ, ирония из его глаз исчезла, уступив место сдержанной веселости, отчего Брайони, наконец-то отвернувшись, подумала: да кто же он все-таки, черт возьми, и почему на меня так смотрит?

Она неотступно думала об этом, пока вела группу обратно на стоянку автомашин у озера, и с раздражением отметила, что это беспокоит ее. Брайони внутренне ругала себя, вдыхая аромат лимонника и разглядывая красивое горное озеро, за то, что забивает себе голову всякой ерундой. Она привыкла справляться с мужчинами, которые позволяли себе вольности, но факт оставался фактом — в Гранте Гудмане определенно было что-то, что волновало ее. И уж совсем неприятно было то, что, когда они подошли к микроавтобусу, он уселся на переднее сиденье рядом с ней.

— Вы отлично водите, Брайони, — я могу вас так называть? — заметил Грант Гудман, когда она переключила скорость и стала пробиваться по узкой извилистой дороге.

— Конечно, мистер Гудман, — непринужденно ответил она, хотя внутренне стиснула зубы.

— Грант, — поправил он с легкой улыбкой на губах. — Вы так же ловко управляетесь с людьми.

— Ну не знаю. С большинством людей легко ладить, — ответила она, на сей раз холодно.

Последовала короткая пауза, а затем он невозмутимо произнес:

— Вас раздражают мои комментарии? Почему?

Брайони едва удержалась от резкого ответа, готового сорваться с уст. Она ужасно злилась на себя за то, что выдала свою пристрастность. Кроме того, ее смущало, что он сидит так свободно рядом с ней, и его колени почти касаются ее коленей, а она не может правильно среагировать на это.

— На то нет никакой причины, мистер Гудман, — ответила она, а затем решила попробовать иначе: — Что привело вас в эти края?

Он ответил не сразу.

— Все так много говорят о дикой природе Тасмании, не так ли?

— Да, — согласилась Брайони. — Стало быть, вы с материка?

— Да, — ответил он, — точнее сказать, из Сиднея, а здесь я для того, чтобы отдохнуть и подзарядиться. Надеюсь, вы не против.

Он хорошо говорит, подумала она, и голос у него приятный…

— Почему я должна быть против? Я…

— Я просто подумал, что не слишком вам нравлюсь, — растягивая слова, сказал он, и, когда она на секунду повернулась к нему, улыбнулся ей дружелюбно и одновременно дерзко.

Брайони сосредоточила свое внимание на дороге и резко переключила скорость.

— Вовсе нет, мистер Гудман, — парировала она. — Гость это гость. Мы уделяем большое внимание качеству обслуживания в Хит-Хаусе и рады всем.

— Очень приятно это слышать, — сказал он, а затем добавил: — Интересно, насколько рады.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, если бы, предположим, я вам сказал, что вы мне нравитесь, что тогда было бы включено в обслуживание?

Брайони задохнулась от возмущения и круто вильнула в сторону, хотя на дороге никого не было.

— Вы переходите границы дозволенного, — процедила она сквозь зубы.

— Но это не причина для того, чтобы стереть меня с лица земли на диких просторах Тасмании, — ответил он с ухмылкой, после того как она выровняла автобус.

— Жаль, что я не могу… — Она резко замолчала.

— Все в порядке, Брайони? — крикнул Дуайт.

— Все отлично! Извините, — крикнула она в ответ. — Меня немного напугала какая-то мерзкая рептилия, — добавила она.

Грант Гудман беззвучно, с явным одобрением, рассмеялся, а затем спокойно произнес:

— Интересно, что было бы, если бы я указал в анкете, которые так любят раздавать в гостиницах, что управляющий обозвал меня мерзкой рептилией.

— А в этом как раз и заключается одно из преимуществ управляющего, что все анкеты возвращаются к нему, — нашлась она.

Он задумался, вид у него по-прежнему был веселый.

— Пожалуй, — согласился он в конце концов. — Знаете, вы умеете защищаться, и это мне нравится. У меня когда-то была кобыла с характером, норовистая и очень породистая, но временами требовалась сильная рука, чтобы держать ее в узде, — добавил он бесстрастно.

Брайони почувствовала, что закипает от гнева. На какую-то долю секунды она испытала страстное желание дать Гранту Гудману пощечину, но в этот момент они подъезжали к воротам Хит-Хауса, и обе ее руки были заняты.

Плавно затормозив автобус, она сказала, чеканя слова:

— Мистер Гудман, это уж слишком, и, если подобное повторится, я буду вынуждена попросить вас покинуть Хит-Хаус.

Его губы раздвинулись в улыбке:

— Попытка не пытка, Брайони. Только то, за что вы сейчас себя выдаете, не совсем соответствует тому, что я о вас слышал, — шутливо ответил он.

Брайони уставилась на него в изумлении, широко раскрыв глаза, а затем сказала:

— Уходите, черт вас возьми, а не то я вас ударю!

Он удивленно приподнял бровь и улыбнулся.

— Непременно, — нарочито вежливо ответил он. — Надеюсь, я не испорчу вам настроения. Увидимся за ужином, — непринужденно добавил он, выходя из автобуса.

Брайони все еще трясло, когда она добралась до своего номера.

Гостиница гармонично вписывалась в горный ландшафт. Построенная из камней и дерева, она имела гостиные и комнаты для отдыха, кухню и приемную, а также номер для управляющего. Стены были отделаны местными породами дерева, повсюду стояли мягкие кушетки и кресла, на паркетных полах лежали красивые ковры, а дополняли интерьер прекрасные композиции из высушенных цветов. Все было одновременно красиво и удобно. Гости, максимум сорок человек, размещались в отдельных домиках, просторных и удобных, в каждом из которых были камин и ванная с гидромассажем, а сам комплекс располагался в живописном гористом месте, поросшем лесом, который оживал по ночам с появлением разных экзотических животных.

Красота и комфорт Хит-Хауса распространялись и на номер для управляющего, который состоял из гостиной, спальни, небольшой кухни и ванной.

Она направилась прямо в ванную, чтобы прийти в себя и немного расслабиться, но на сей раз даже гидромассаж не помог ей. Настроение было мрачное и подавленное, а до ужина оставалось полтора часа. По традиции, установившейся в Хит-Хаусе, Брайони или ее заместитель всегда ужинали вместе с гостями, стремясь наполнить каждый вечер атмосферой непринужденности и праздника.

Из ванной она прошла в спальню и открыла дверцы встроенного шкафа. Было по-прежнему тепло, и вечер обещал быть безоблачным и тихим. Бессмысленно уставившись на вешалки с одеждой, Брайони не видела ничего, она перебирала в памяти события своей жизни, с горечью сознавая, что по сути похоронила себя и свои таланты здесь, в забытом Богом уголке Тасмании. Брайони закрыла глаза от неожиданной боли. Интересно, подумала она, скоро ли пройдет боль? Но уж во всяком случае, пока здесь будут находиться люди, подобные Гранту Гудману, который каким-то образом разузнал что-то о ней, этого не случится. Но как ему это удалось? Может, просто имя показалось ему знакомым?

Брайони вздохнула и стала одеваться. Она выбрала свободную голубую рубашку под цвет глаз, которая очень шла ей, засунула ноги в серебряные туфли-лодочки и, зачесав назад волосы, завязала их небрежным узлом. Однако, взглянув на себя в зеркало, она сделала открытие, которое поразило ее. Вот уже больше года она подавляла в себе всякую чувственность. Неустанно трудясь на благо Хит-Хауса, ей удалось вытравить из своей памяти осознание себя как женщины, способной на любовь и страсть, и в этом ей помогало воспоминание о предательстве. Однако, как бы Брайони ни ненавидела Гранта Гудмана или тот тип мужчин, к которым он относился, она не могла не признать, что он произвел на нее ошеломляющее впечатление. В ушах все еще стоял его низкий бархатный голос, и она почти ощущала прикосновение его колена на обратном пути в Хит-Хаус.

Брайони облизнула пересохшие губы и судорожным движением выдвинула ящик трюмо, в котором хранила косметику. Нет, не может быть! Наверное, она просто устала. Подумать только, что он говорил.

— Нет, я все это придумала, — решительно сказала Брайони своему отражению в зеркале и стала наносить косметику спокойной, уверенной рукой.

— Что он из себя представляет?

Линда Кросс сидела за столом в приемной. Ей было около двадцати пяти, она была умненькой и деловитой и у нее была романтическая душа.

Брайони поставила на стол чашку с кофе и взяла в руки присланный факс.

— О ком ты?

Линда округлила глаза.

— Как о ком? Разумеется, о том шикарном мужчине, который отправился с вами на прогулку, Гранте Гудмане.

Брайони пробежала глазами факс, с удовольствием отметив тот факт, что на следующую неделю все места раскуплены.

— Да так себе. А кто он?

— Так себе? — Линда казалась оскорбленной. — Брайони, только не говори мне, что ты ничего не заметила.

Брайони подняла голову.

— Чего?

Линда вздохнула.

— Какой он высокий, не говоря уж о том, какой интересный и симпатичный.

— Симпатичный, — усмехнулась Брайони. — Его трудно обвинить в том, что он симпатичен.

Линда широко раскрыла глаза:

— Он тебя чем-то расстроил?

— Мы — как бы это сказать — не очень-то поладили!

— Но он — гость!

— Все правильно! — Брайони подняла руку. — Избавь меня от своих нравоучений. А ты имеешь хоть какое-нибудь представление о том, кто он?

— Нет. А что ты имеешь в виду? Уж не брат ли он Роберта Редфорда?

— Я имела в виду, — сухо ответила Брайони, — известно ли нам, кто за него платит, связано ли это как-то с бизнесом, или, может, ты каким-то только тебе известным способом узнала, чем он занимается.

— Но он приехал только вчера после полудня, — лукаво ответила Линда. — Дай мне время! Я знаю только, что он платит за себя сам, что живет в Сиднее, потому что в домашнем адресе указан Сидней и заказ был сделан по телефону из Сиднея. Больше мне ничего не известно, — с сожалением добавила она, — разве только, что его чемоданы выглядят шикарными, но не новыми, и что прибыл он из Лонсестона на такси.

— Да ладно, — сказала Брайони, передернув плечами, — это не важно. Как там Люсьен?

— Наш легкомысленный гид и донжуан? — с неожиданным жаром ответила Линда. — У него ужасная простуда, и он этого заслуживает.

— Я тебя предупреждала насчет Люсьена, Линда. Будь осторожна. Его галльское очарование ослепляет.

— К сожалению, на завтра намечена экскурсия в горы, а я сомневаюсь, что он к тому времени поправится.

Брайони спросила упавшим голосом:

— А мы не можем ее отменить?

Линда поморщилась.

— Записалось уже четверо, и они горят желанием поехать. Это две супружеские пары, у обеих медовый месяц.

Брайони закрыла глаза. Чтобы забраться на гору Крейдл, требовалось восемь часов, это было не так-то просто, но она проделывала это не раз за последний год. Однако вести по этому маршруту малоподготовленных людей вовсе не входило в ее планы на завтрашний день.

— Как долго они собираются здесь пробыть? — спросила она.

— Они уезжают послезавтра.

Брайони нахмурилась.

— Черт, ладно, не будем ничего менять, понадеемся, что будет дождь и туман. Что еще? — Она стала листать пачку факсов.

— Больше вроде ничего — разве что заказы. Я сообщила им о твоем недовольстве по поводу последней партии омаров и пригрозила сменить поставщика. Ах, да — одна стиральная машина вышла из строя. Я попросила Джона (Джон был садовником и одновременно палочкой-выручалочкой на все случаи жизни) ее посмотреть, но починить ее ему не удалось, а мастер не сможет приехать раньше послезавтра. — Линда сделала недовольное лицо. — У нас, правда, есть небольшой запас чистого постельного белья, но сегодня мне пришлось порекомендовать звонившим обратиться в "Крейдл-Маунтин-Лодж" или "Лемонтайм-Лодж", чтобы заказать места там на следующую неделю.

Брайони улыбнулась. Обе названные гостиницы имели отличную репутацию, но Линда была настоящим патриотом Хит-Хауса.

— Ничего, все в порядке, — сказала Брайони. — Интересно, когда новые владельцы снизойдут до нас?

— Обычно на переоформление уходит пара недель, не так ли?

— Не знаю. — Брайони умолкла и подумала о приятной пожилой супружеской паре, создавшей комплекс, который был мечтой всей их жизни, но вынужденной продать его из-за болезни мужа. По этой же причине их контроль за ведением дел был весьма поверхностным, и она не могла не думать о том, каково ей придется после неограниченной свободы. Ей было чрезвычайно интересно знать, кто приобрел гостиницу, но впечатление было такое, что ее хозяева имели об этом смутное представление…

— Я могу сообщить вам лишь название компаний, которое мне лично ничего не говорит, — сказал ей Фрэнк Картер во время своего последнего визита. — С уверенностью могу сказать только, что это небольшая компания. Мы имели дело лишь с их юрисконсультами через агента по продаже недвижимости, которые заверили нас, что хотят оставить все, как есть, что им очень понравилось все, что они видели, и т. д. и т. п. Брайони, — с грустью добавил он, — ваш вклад в дело настолько велик, что мы даже не знаем, как вас благодарить, сердце наше буквально разрывается от необходимости расстаться с этим местом, но после моего последнего сердечного приступа… — Он поморщился.

Она подумала также об инспекционной комиссии, которая пробыла здесь три дня и вникала во все подробности ведения дел до того, как гостиница была выставлена на продажу. Должно быть, их все удовлетворило, уже не в первый раз успокаивала она себя, но всякий раз оставались сомнения — за годы работы в бизнесе она видела достаточно разбитых судеб и новых начальников.

— Где бы ты хотела сидеть за ужином? — осведомилась Линда.

— Как можно дальше от Гранта Гудмана, — холодно ответила Брайони, но затем передумала. — А впрочем, посади меня рядом с ним и Вайнбергами. Может, мне удастся покончить с этим раз и навсегда.

— М-м-м! — одобрительно сказала Дора Вайнберг. — Форель была превосходна, Брайони! Так чем вы занимаетесь, Грант? — спросила она с завидной прямотой.

— У меня небольшое ранчо в Квинсленде, — ответил Грант Гудман с обаятельной улыбкой, — на материке…

Там, где когда-то жила норовистая кобыла, с горечью подумала Брайони.

На этом по сути и закончился разговор за десертом, который состоял из клубнично-ежевичного ассорти, украшенного взбитыми сливками. Дуайт и Дора со знанием дела задавали вопросы по содержанию ранчо, и Брайони пришлось признать, что Грант Гудман вполне удовлетворил их интерес. Он так живо описал замечательные пастбища в Западном Квинсленде, что глаза их загорелись и они, в свою очередь, с воодушевлением рассказали об огромных ранчо у себя на родине.

Итак, подумала Брайони, помешивая свой кофе, наш друг — состоятельный скотовладелец, находящийся на отдыхе. Должно быть, так, раз живет в Сиднее.

На этом Грант распрощался, пожелав всем спокойной ночи и никак при этом не выделив Брайони, отчего она почувствовала себя как парус во время штиля… Интересно, как это понимать, подумала она.

Дора откинулась на спинку стула с легким вздохом:

— Такой приятный человек, — со счастливым видом произнесла она и повернулась к Брайони, в глазах у нее горели чертики, — и, похоже, холостой. Как вам кажется, сколько ему лет? Ближе к сорока? — Не дождавшись ответа, она решительно кивнула головой. — Самое время обзавестись семьей, как мне думается.

— Но когда мы поженились, тебе было девятнадцать, а мне двадцать один, — с упреком в голосе заметил Дуайт.

— Но ты всегда был размазней, Дуайт Вайнберг, — весело сказала его жена. — Равно как и я, а вот такой человек, как Грант Гудман, был бы отличной парой для такой зрелой девушки, как Брайони, уж поверьте мне!

От сочетания слов "зрелая" и "девушка" Брайони стало неловко, и, чтобы скрыть свое смущение, она живо начала рассказывать о зверьках, обитавших в этих местах.

— Вот смотрите, это оппосум, а это — мелкая разновидность кенгуру. Ой, а вон тасманский дьявол! Его не часто можно увидеть, так что нам сегодня повезло. — Она рассказала гостям о том, что этих животных можно кормить только фруктами и овощами, иначе они могут заболеть и умереть, а в заключение ее рассказа в воздухе взмыла парочка сумчатых летучих мышей, что вызвало дополнительный восторг слушателей.

Наградой Брайони за все ее усилия явилось решение большинства гостей пораньше лечь спать после многочасовой экскурсии, и к десяти часам комната отдыха опустела. Но когда Брайони напоследок обходила гостиницу, гася лампы и поправляя подушки, и снова оказалась в этой комнате, дверь отворилась и вошел Грант Гудман.

Он остановился и посмотрел на нее:

— Я опоздал, Брайони?

Она распрямилась и с недоумением посмотрела на него. На нем были те же черные брюки и светло-серая рубашка, что и за ужином, только сейчас поверх нее был надет кашемировый черный свитер.

— Опоздали куда? Что вы имеете в виду?

Грант Гудман удивленно приподнял бровь. Брайони поджала губы, и он это заметил, но спокойно ответил:

— Да выпить чего-нибудь. Я не могу уснуть — кругом такая мертвая тишина.

— Вовсе нет, — ответила она, быстро приходя в себя. — Может, возьмете с собой в домик? Здесь, как видите, не очень весело.

— Нет, спасибо. Может быть, вы присоединитесь ко мне?

— Извините, но у меня завтра трудный день, и мне необходимо выспаться. — Она сказала это в своей обычной дружелюбной манере и двинулась к бару. — Что вы предпочитаете?

Он сел на высокий табурет и с минуту разглядывал ее.

— Вы всегда делаете только то, что необходимо?

— Всегда, — ответила она оживленно-приподнятым тоном, каким привыкла разговаривать с гостями. — А вы нет?

— Не всегда, нет, — задумчиво проговорил он.

— Шотландское виски? Бренди? А может, ликер? У нас большой выбор.

— Я вижу. Брайони, спасибо. А откуда вы родом, Брайони?

Она налила бренди и пододвинула ему стакан.

— Тоже из Сиднея, только из довольно неприглядного пригорода и без возможности вырваться на собственное ранчо.

Он слегка улыбнулся.

— Ранчо могут быть пыльными, лишенными романтики местами, где надо много и тяжело работать.

— Так значит, вы дезинформировали Дуайта и Дору?

Он весело взглянул на нее, пожал плечами и уклончиво ответил:

— Скажите, предубеждение, которое вы испытываете, направлено на всех владельцев ранчо или только на меня?

— Пожалуй, то и другое понемногу.

— Так означает ли это, — его длинные пальцы поигрывали стаканом, — что вы рассматриваете скотовладельцев как привилегированный класс, в то время как сами к нему не принадлежите?

Брайони уставилась на него, а затем сухо сказала:

— А какое это имеет значение? Я…

— Отправляетесь спать? — закончил он за нее. — Было бы намного лучше, если бы вы присоединились ко мне и рассказали обо всем, что вас мучает. За вас. — Он приподнял стакан.

Брайони захотелось немедленно уйти, но она решила, что подобное поведение никак не вяжется с положением, которое она занимает, и, протянув руку за стаканом, налила туда минеральной воды.

— За вас, — сказала она резко.

— Вы не пьете?

— Почему, иногда пью, когда есть настроение, — ответила она.

— Понятно. Так о чем мы будем говорить?

Брайони хотела было спросить у Гранта Гудмана, откуда он про нее знает, — обстоятельство, которое не давало ей покоя с момента их разговора в автобусе, но вместо этого сказала:

— Выбор за вами, мистер Гудман, ведь это вы настаиваете на разговоре.

Он сделал глоток бренди, медленно опустил стакан и оглядел ее бесстрастным взглядом.

— Расскажите мне поподробней о своем не очень счастливом детстве.

— Я этого не говорила!

— Но это то, что можно заключить из ваших слов.

Брайони пожала плечами.

— Мой отец умер, когда мне было десять лет, и матери пришлось нелегко с двумя детьми, но было бы неверным назвать мое детство несчастливым.

Она грустно улыбнулась.

— Когда вы начали заниматься бизнесом?

— Мне было восемнадцать, я училась на курсах бухгалтеров и устроилась на вечернюю работу барменшей в одну гостиницу. Через год я уже стала заведовать тем баром, потом перешла на работу администратором и так далее и тому подобное.

— Это говорит о том, что у вас большие организаторские способности и умение ладить с людьми.

— Это так, — согласилась она с невозмутимым видом.

Грант Гудман улыбнулся.

— Это был шаг вверх или вниз по социальной лестнице?

— Ну, конечно же, вверх, — с вызовом ответила Брайони.

— Интересно, — лениво проговорил он, — что за страсти кипят сейчас за этими прекрасными голубыми глазами?

Брайони поморщилась.

— Ничего такого, что было бы интересно посторонним.

— Вы можете на меня положиться, это останется между нами, — вкрадчиво сказал он, многозначительно взглянув на нее, затем его глаза скользнули по ее груди под голубой рубашкой.

— Интимная исповедь — вы этого хотите? — бросила она, и на щеках у нее проступил легкий румянец. — Тогда вы просто теряете время, мистер Гудман. Мне все равно, что вы обо мне думаете или что говорите.

— Даже если бы я нравился вам так же, как вы мне?

Она едва не раскрыла рот от удивления, но вовремя спохватилась.

— Этого никогда не случится, — проговорила она сквозь зубы.

Он насмешливо приподнял бровь.

— А мне показалось, что это уже случилось. Мне показалось, — добавил он медленно, — что вы ведете себя странно по отношению ко мне с самого начала.

— А это означает, — ответила Брайони, с трудом сдерживаясь, — выдавать желаемое за действительное. Мое поведение было лишь реакцией на все растущее убеждение, что вы один из тех неудачников в любви, которые не пропускают ни одной женщины.

Он рассмеялся и миролюбиво сказал:

— Это не так. Дело в том, что вас очень трудно пропустить. Вы великолепны. Вы… — он помолчал, — не без опыта, да и я тоже, и, думаю, мы очень подходим друг другу. И потом, есть еще одно обстоятельство, важное с вашей точки зрения, — мое столь презираемое вами ранчо приносит мне солидный доход, вы не останетесь внакладе.

Брайони захотелось схватить стакан и швырнуть в него, но она сдержалась. Она выплеснула свою минералку в раковину и резко проговорила:

— Ваши слова вызывают во мне отвращение, и, нравится вам это или нет, я отправляюсь спать.

— Что ж, мне определенно понравилось бы это, если бы нам предстояло сделать это вместе, но я могу и подождать. — Он осушил свой стакан и встал. Посмотрев на Брайони, он улыбнулся и сказал: — Спокойной ночи. Кстати, я записался в поход на завтра. Кажется, вы поведете нас, и я подумал, вам будет интересно об этом знать.