К не очень старому, но, похожему на большой сарай, зданию вокзала стекались группы людей.

— Скоро поезд, — будто размышляя вслух, осторожно заметил Дмитрий.

— Не суетись, — коротко отрезал Борис, безошибочно уловив настроение попутчика.

Дмитрий нервно прошёлся, но, встретив взгляд Бориса, вновь сел на траву.

— Не прозеваем мы этот поезд, — заверил Борис.

Дмитрий кивнул и, выдержав паузу, сказал:

— Не хорошо как-то получается…

— Согласен, — поспешил отозваться Борис, — но мы в данный момент гражданских прав фактически не имеем… Я в подобной ситуации уже побывал, когда из армии освободился. Тогда такой дикостью показалось, что патрули дембелей шмонают: отбирают деньги, часы, вещи всякие!.. С ментами — ситуация ещё хуже: мало того, что отнимут всё, что возможно, могут ещё и избить, и обратно на зону отправить ради своей отчётности по раскрываемости… На бесправного человека всё, что угодно, «повесить» можно.

Понимающе кивая, Дмитрий хотел было что-то сказать, но Борис вдруг приподнял руку и прислушался, затем осмотрелся и уверенно сказал:

— Вот теперь — пошли, — к той вон группе людей пристраиваемся!

Только оказавшись в вагоне, оба вздохнули с облегчением.

Когда поезд тронулся, Борису вдруг показалось, что он ждал именно этого момента. Теперь, когда можно было наконец-то по-настоящему расслабиться, ему вспомнилось, как он любил дорогу, любил осень, любил слушать перестук вагонных колёс во время своих многочисленных путешествий. Всё как будто бы возвращалось в привычное русло, но всё-таки он ясно осознавал, что с ним произошли какие-то необратимые изменения.

Поезд медленно набирал скорость; пожелтевшие кроны деревьев проплывали мимо. Когда лес за окном закончился, взгляду открылся большой пустырь, покрытый кучами мусора. Вдали на холме возвышалась полуразрушенная церковь.

Остановив взгляд на руинах, Борис ощутил какую-то щемящую тоску. Память беспощадно выхватывала из прошлого отдельные эпизоды и заставляла переживать их повторно, замечая то, что ранее было упущено.

 

***

В маленький тюремный храм Борис пришёл без веры, но с ощущением гнетущей тоски и безысходности. Он стоял у входа, прислонившись к дверному косяку и, сложив руки на груди, наблюдал за священником и десятком с лишним осуждённых.

Стоявший с другой стороны от двери, офицер подошёл к Борису и тихо сделал какое-то замечание, но, встретив пронзающий злобный взгляд, вернулся обратно, пообещав о чём-то доложить начальству.

Борис оставался неподвижным и тогда, когда люди направились к выходу. Офицер грубо подтолкнул Бориса, однако подошедший священник отвлёк его. Завязался разговор, из которого, слышавший почти всё, Борис понял, что храм недостроен и нужны добровольцы вместо, недавно освободившихся, строителей. Информация эта зависла в опустевшем разуме Бориса. Мыслей не было. Он куда-то шёл вместе со всеми, с кем-то столкнулся, от кого-то получил несколько ударов, автоматически ответил; кого-то унесли.

Оказавшись в кабинете начальства, Борис долго тупо стоял, совершенно не воспринимая то, что ему говорили, и вдруг, неожиданно для самого себя, попросился на строительство храма.

К удивлению Бориса просьба его вскоре была удовлетворена. Ещё больше Борис удивился, когда узнал, что за него просил сам отец Николай, настоятель храма.

Работа началась для Бориса с расчистки территории вокруг храма.

Осуждённые работали вяло, то и дело устраивая перекуры; трое — не работали совсем, покрикивали на других, удобно устроившись на куче досок. Подобных людей Борис возненавидел ещё в армии. Присутствие их раздражало Бориса. Рядом худощавый парень в очках тщетно пытался выковырять из земли большой плоский камень; Борис принялся помогать. Вскоре камень удалось извлечь и оттащить в сторону; парень сел на камень, стараясь занять как можно меньше места, и, протянув руку, представился:

— Дмитрий.

Борис пожал парню руку и, назвав своё имя, сел рядом.

— Скажи-ка, Дима, что там за три «урода» на досках?

— Не связывайся!.. Вон тот пожилой — это Сан Саныч, бригадир наш… Правда, он — только формально бригадир; на самом-то деле — Фока командует, — Никита Фокичев, это — у которого шрам на башке… В прошлом году «пометили», — теперь с охраной ходит.

— А «охрана» — это, значит, вон тот коренастый что ли?

— Верно, он, — Петруха Семёнов; его чаще Сёмой называют. Сёма — парень спокойный; его многие даже уважают.

— А Фока?

— Фока — «гнида», — подлый… Лучше не связывайся.

— Ладненько, — учту… Что это они засуетились?

— Похоже, кого-то из начальства заметили. Пойдём-ка работать!

Дмитрий поспешно поднялся; Борис же ещё немного посидел, потом потянулся, встал, несколько раз присел и наклонился, покрутил головой, подвигал плечами; после этой короткой гимнастики хотел было вернуться к работе, однако неожиданно получил довольно сильный толчок в спину. Обернувшись, Борис увидел Фоку; тот стоял с сигаретой в зубах и что-то мерзко шипел. Не обращая внимания на ругань уголовника, Борис спокойно взялся за работу.

Проходивший мимо, отец Николай вежливо попросил Фокичева не курить около храма.

— Да пошёл ты!.. — огрызнулся Фока.

Священник вновь попросил выбросить сигарету.

— Может, попробуешь отнять?! — усмехнулся Фокичев и шагнул вперёд, вытягивая руку с сигаретой.

Наблюдавший за этим безобразием, Борис не удержался, бросил лопату и направился к Фоке. Ударив под поднятую руку, он погасил сигарету об лоб Фокичева и опустил окурок ему в карман, затем резко вывернул кисть, направляя локоть вверх.

— Cёма, падла, ты где?! — взвыл Фокичев от боли и злости.

Семёнов тут же подбежал, но, столкнувшись с Фокой, чуть не упал.

— Да урой ты его! — вскрикнул, освободившийся от захвата, Фока, толкая Семёнова к Борису.

Сёма кинулся в атаку.

Через несколько секунд боя Борис вдруг почувствовал себя весьма комфортно — как когда-то на татами. Семёнов теснил его, но все свои удачные удары фиксировал, хотя Борис и достал его несколько раз весьма ощутимо. Когда оба оказались за рабочей времянкой, Семёнов жестом остановил Бориса и, протянув ему руку, сказал:

— Я — Пётр; а тебя — знаю, — отец Николай рассказывал.

— Но он-то откуда?..

— Потом, потом, — перебил Семёнов. — Посиди тут немного, а потом возвращайся к работе. Я всё улажу. Поговорим ещё.

Сразу после ухода Петра к Борису подошёл отец Николай.

— Живой? — поинтересовался он с едва заметной иронией.

— Почему вы просили за меня?.. Что вы про меня знаете?

— Знаю, что тебе нужна помощь.

— Не понимаю.

— А я тебе объясню, только — не сразу. Постепенно всё поймёшь. Главное — приходи сюда почаще.

— Да, вроде, не дурак, — обычно всё с первого раза понимаю.

— А вот обижаться — не надо. Просто поверь, что нам есть о чём поговорить. Тут, кстати, спокойно будет в ближайшие дни, — Фокичева сюда больше не направят.

 

***

Дальнейшие дни показали, что священник был прав. Куда-то исчез Фока. Работой деловито руководил Сан Саныч.

Борис и Дмитрий выравнивали площадку перед храмом, когда подошёл Пётр и позвал Бориса с собой.

— Фока руку лечит. Несколько дней отдохнём от него. Ну а когда появится, — старайся держаться от него подальше… Я хотя «лапши» ему и «навешал», будто ты из «крутых» и со связями, но не могу предугадать, что в нём возьмёт верх: трусость или подлость.

— Сам-то зачем с ним связался?

— Пришлось, иначе сейчас был бы либо калекой, либо покойником.

Семёнов открыл дверь храма и пропустил Бориса вперёд. Борис автоматически поклонился так же, как кланялся когда-то, заходя в спортивный зал. Подошёл отец Николай; Борис поклонился и ему.

Священник поздоровался, попросил подождать и удалился.

Пётр слегка ткнул Бориса в бок и зашептал:

— Храм — не додзё, а священник — не сенсей… Работать будем наверху.

— На чердаке что ли?

— На колокольне.

Вскоре вернулся отец Николай и вручил Борису ящик с инструментами, а Петру — несколько книг; затем достал ключи и направился к боковой двери, наставляя попутно работников:

— Скорость мне от вас не нужна… Колоколов всё равно пока нет… Главное — на совесть работайте, а между делом — книги почитайте. Если будут вопросы, — обращайтесь.

Колокольня, в самом деле, больше напоминала обычный чердак.

Осмотревшись, Борис с удивлением заметил макивару и другие подобные приспособления для тренировок.

— Ещё и тренируешься здесь?

— Почему я?.. Может, батюшка увлекается?

— Да ну… Шутишь?

— А ты знаешь, как он тут оказался?

— Нет.

— Он ведь сидел тут сначала, потом затеял церковь, потом остался, поскольку, всё равно, одинокий.

— А сидел за что?

— Служил он на одном приходе; а туда повадились какие-то ублюдки над людьми потешаться. Говорит: доходило до того, что петарды в свечи залепливали, — поставят и ждут, когда долбанёт, а если при этом священник с перепугу кадило уронит — это для подонков — просто наивысшая радость. При чём, как потом оказалось, все эти мерзавцы были из обеспеченных, так называемых, «интеллигентных», семей… Пытался отец Николай с ментами договориться; те, естественно, не помогли… В общем, сорвался батюшка однажды: одному негодяю — челюсть сломал, другому — руку, ещё двое — что-то там себе переломали когда с крыльца летели. Может, всё и обошлось бы, но явился папаша одного из подонков, как потом выяснилось, — какой-то большой начальник; его — отец Николай с того же крыльца спустил… Вот такой вот был «переломный» момент в жизни нашего батюшки.

— По виду не скажешь, что он на такое способен.

— Он, по слухам, через Афганистан прошёл… Нынешний его смиренный вид, вероятно, явился следствием весьма сложной судьбы.

— Да, всё забываю спросить, — откуда он обо мне-то знает?.. И ты — откуда обо мне знаешь?

— Я — от него, а он — не знаю… Он лишь сказал, что заметил тебя на молебне… Да, а ещё сказал, что ты напомнил ему чем-то меня и его самого. Он в людях разбирается, — вот, видимо, и поинтересовался у начальства, а потом сюда направить попросил.

— Понятно… А что за книги?

— Посмотри, почитай, — Пётр протянул Борису книги, — а я пока прикину, что мы тут сегодня мастерить будем.

 

***

Несколько дней Борис больше читал чем работал. Семёнов не возражал; лишь изредка он просил Бориса о помощи, но обязательно трижды в день вовлекал его в короткие тренировки.

Однажды Пётр пришёл с большим опозданием и долго мрачно сидел, прислонившись спиной к стене.

— Что-то случилось? — не выдержал Борис.

— Что-то намечается. Похоже, что завтра на лесопилку погонят.

— Эка ерунда! Поработаем и на лесопилке.

— Да не в этом суть. Фока, похоже, что-то затевает: то ли мне какую-то пакость хочет сделать, то ли — тебе, то ли — обоим.

— Основания-то какие для таких предположений?

— Объяснить не могу, но я его достаточно хорошо изучил: замечаю, когда он планирует свои «шакальи» дела.

— Значит, будем стараться не терять друг друга из вида… Осторожнее будем, — всего-то и делов!

— Запомни: помогать друг другу — только в самом крайнем случае!.. Правда, есть и положительный момент: похоже, что Фока в ссоре со своими «шакалами», — видимо, давние разногласия у них опять обострились, — то и дело ругаются.

Уже вечером предположение Петра подтвердилось: к Борису тайком подошли двое. Один, худощавый, представился Кондратом и заговорил торопливо:

— Такое дело: Фока тебя с нашей помощью «прессануть» хочет.

— Что же ты мне-то об этом говоришь? — Борис изобразил удивление.

— Такое дело, — продолжил Кондрат, — Фока нашего кореша «хозяину» сдал, — Кондрат ткнул в бок второго. — Скажи, Каток!

— В натуре! — Каток повернулся лицом к Борису и протянул громадную ладонь. — Слава.

Слава-Каток вновь отвернулся, стараясь своей массивной фигурой загородить Кондрата от возможных свидетелей разговора.

— И что же такого сделал ваш кореш? — поинтересовался Борис.

— Это — не твоё дело… Короче, — Кондрат суетливо огляделся, — нам надо, чтоб этот «козёл» убедился, что без нас он — «пустое место»… Тебя — не тронем… На всякий случай остерегайся Сёмы и Хасана.

Утром следующего дня работавших при храме, действительно, перебросили на лесопилку. Авральная работа продолжалась около четырёх часов без перерывов. Выгрузив привезённые брёвна и загрузив в грузовики доски, осуждённые валились с ног от усталости, однако предстояло ещё наведение порядка и сортировка брёвен. Получив возможность для кратковременного отдыха, осуждённые разбрелись по территории.

Проходя, как бы случайно, мимо Петра, Борис остановился.

— Не знаешь, — кто такой Хасан? — спросил он, глядя куда-то мимо Петра.

— Хасанов?.. Да вон он — рядом с Фокой, — редкий отморозок; считай — совсем без мозгов… А вон те двое, чуть подальше, это…

— Тех — знаю… Я вот думаю: чем быть застигнутыми врасплох, — не лучше ли спровоцировать их на выяснение отношений прямо сейчас?

— И то верно… Пройдись-ка мимо них к свалке брака; а я к ним подойду.

Борис медленно прошёл намеченным маршрутом и устроился для отдыха на обрезках досок. Он старался не упускать из поля зрения Петра, но вдруг понял, что куда-то исчез Хасанов. Борис приподнялся и огляделся. Из за кучи обрезков доносился едва различимый шорох. Осторожно поднявшись, Борис пошёл на звук и вскоре увидел Хасанова, выбиравшего подходящий обрезок доски.

— Выбрать не можешь?.. Вон тот, вроде, подходящий.

Хасанов схватил, указанный Борисом, обрезок и кинулся на Бориса; тот же лишь чуть отступил влево и, крутанув противника вокруг себя, направил обрезок доски таким образом, что он угодил прямиком в лоб нападавшего. Жёсткая встреча с доской заставила Хасанова остановиться. Борис неспешно нанёс несколько точных ударов, стараясь тем самым отключить Хасанова надёжно и надолго, не оставляя, однако, явных следов на теле.

— Ну вот, знак качества можно ставить, — подытожил Борис, обращаясь к неподвижному телу.

Вблизи послышался голос Фокичева. Борис поспешил на голос, надеясь увидеть врага первым.

Фокичев нервно подгонял Кондрата; следом нехотя плёлся Вячеслав, за ним — шёл Семёнов.

— Быстро нашли его, «уроды»! — Фокичев толкнул вперёд Кондрата и, обернувшись, добавил:

— Каток, шевелись!

Используя момент, Борис подбежал, направляясь к Кондрату, а затем, отстранив его, нанёс короткий резкий удар в нижнюю часть грудной клетки Фокичева. Кондрат послушно отошёл в сторону. Фокичев несколько раз попытался ударить Бориса; всякий раз промахиваясь, он всё больше злился, но, видя, что Борис отступает, бросился на него. Убедившись, что достаточно отдалился от сомнительной компании, Борис вновь встретил Фокичева ударом в грудную клетку, затем прихватил его правую руку и нанёс под неё такой удар ногой, что послышался хруст рёбер. Выкручивая руку противника, Борис заставил его бегать вокруг себя, сам же при этом попытался оценить ситуацию вокруг. Убедившись, что явной опасности нет, хотя зрителей набежало много, Борис зафиксировал Фокичева, подтолкнув его к доскам, но руку продолжал выкручивать.

Фокичев издал полустон-полухрип.

— Больно? — поинтересовался Борис, но, не услышав ответа, надавил сильнее.

— Бо… бо… — попытался выдавить из себя Фокичев.

— Что?.. Не слышу! — Борис вновь увеличил усилие.

— Бо… бо… — с трудом повторил Фока, но из-за сильной боли в сломанных рёбрах сказать что либо внятное так и не смог.

Подошли Каток и Кондрат.

— Правильно говоришь, Фока: «бо-бо». Это хорошо, что ты опять вспомнил, что такое «бо-бо»; а забудешь, — мы тебе напомним, — Вячеслав поднёс кулак к физиономии Фокичева.

— Да оставь ты его, — как бы не подох! — забеспокоился Кондрат. — Сваливать надо отсюда.

— Верно, — согласился Каток и, похлопав Бориса по плечу, одобрительно добавил:

— Теперь будем знать, — кто умеет делать «бо-бо»… Пошли… «Бобон»!

— Вот тебе и кликуха, — Кондрат криво улыбнулся. — Ладно, пошли отсюда.

Чувствуя себя в центре внимания, Борис лишь взглядом показал Петру туда, где остался Хасанов.

Уходя, некоторые из осуждённых сочли своим долгом плюнуть в сторону Фокичева. Пётр подошёл к нему последним.

— Ну что?.. Показал себя?.. Считай: весь твой авторитет ушёл как вода в песок. Давай, поднимайся, — Семёнов помог Фокичеву подняться и повёл его туда, куда указал ему взглядом Борис.

— Ку!.. Ку!.. — попытался возмутиться Фока.

— Не «кукуй»!.. Куда надо — туда и веду.

Пристроив Фоку рядом с Хасаном, Пётр прикрыл их досками.

— Не вздумай кому-нибудь рассказать, что тут было, — порвут ведь тебя ребята, точно порвут… Ты понял меня? — Пётр взглянул Фокичеву в глаза.

Фока молча кивнул.

— Досками вас завалило… Понял?.. Сейчас помощь вам организую… Потерпи немного.

 

***

Оглядывая окрестности с колокольни, Борис заметил, что в восточном направлении не видны тюремные постройки; зелёные кроны деревьев надёжно укрыли от взгляда забор, за которым раскинулись, покрытые лесом, холмы.

На колокольню поднялся отец Николай.

— Хороший вид отсюда открывается.

— Хороший, — согласился Борис.

— Только тоскливо… Верно?

— Верно.

— А почему?.. Почему тоскливо?

— Из-за контраста, видимо. Там — свобода, тут — неволя.

— Только ли поэтому?

— Не знаю. Может, ещё потому, что живём не так, как надо бы, а как надо — не знаем.

— Не знаем?.. А в книгах не нашёл ещё ответ на этот вопрос?

— На словах, вроде бы, всё понятно, — ответ ясен; но что-то чужое, враждебное как будто въелось и в разум, и в душу; да и вся внешняя обстановка затягивает в какое-то «гнилое болото». Поступать часто приходится совсем не так, как советуют авторы ваших книг.

— А ты пробовал руководствоваться этими советами?

Борис только усмехнулся в ответ и выразительно покачал головой.

— Понимаю твою иронию… О твоих приключениях на лесопилке — слышал. Не удивляйся; я в курсе многих событий, происходящих на зоне.

— Ну и где бы я сейчас был, если бы «подставил другую щёку»?.. Вы, кстати, тут кого-нибудь уже отпевали?

— Да, случалось… А что касается «другой щеки», — не всё так просто… Думаю, что тебе ещё многое предстоит переосмыслить. Главное — не унывай, не отчаивайся, старайся смиренно нести свой «крест»… Возможно, что эти слова тебе ещё не понятны, но думаю, что ты их поймёшь уже в ближайшее время… А вот и Пётр… Ты, когда его будешь слушать, не забывай о том, что я сказал.

Проводив взглядом священника, Борис вопросительно уставился на Петра. Семёнов ходил из стороны в сторону.

— Ну что? — не выдержал Борис. — К чему он пытался меня подготовить?

— Да ты не волнуйся… — Пётр сделал паузу, — раньше времени… Выслушай спокойно.

— Да спокоен я… Говори уже.

— В общем, я тут поразмыслил… Не мог Фока лишь из-за собственной обиды так на тебя «наезжать», находясь в конфликте со своей шайкой.

— И что это значит?

— А то, что кого-то он боится больше чем бунта своих «шакалов» и потери своего авторитета… Понимаешь?

— Не очень.

— Заказ — это, явный заказ… Если бы не такое благоприятное стечение обстоятельств… Короче, если хочешь, чтоб я тебе помог, расскажи мне всё, что знаешь… Кто и по какой причине мог тебя заказать?

— Да кому я, на хрен, нужен?!

— Ты что — не понимаешь?.. Если это — заказ с воли, — значит, надо ждать продолжения неприятностей… Я не спрашивал о причинах твоего попадания сюда, но теперь, извини, хотел бы услышать твой подробный рассказ.

— Да я и не скрываю: разогнали одну ублюдочную компанию… В общем, была группа негодяев; сначала — они спортсменам анаболики продавали. Первый раз на них внимание обратили, когда помер один бодибилдер. Лично я тогда решил, что парень сам виноват если считал возможным ради спортивных результатов колоть себе «лошадиные» дозы ретаболила и горстями жрать метандростенолон… Однако, ублюдки свою деятельность вскоре расширили: стали «толкать» всякую дрянь на дискотеках, а потом — и в школах. Меня это всерьёз возмутило тогда, когда начали находить в помещениях нашего спортивного клуба припрятанные обожжённые ложки, шприцы, зажигалки… К тому времени сформировалась инициативная группа, собиравшая информацию. Всё, что удавалось узнать, передавали в милицию, но толку от этого, естественно, не было, — решили действовать самостоятельно. Начали со своих спортсменов: «прижали» одного, другого, третьего, а дальше — пошло по «цепочке». Когда выявили целую сеть — стали понемногу понимать, что откуда берётся, кто чем руководит… Оказалось, что нужную информацию можно собирать довольно легко: подонки сами всё рассказывали; особенно «охотно» откровенничали — при повторных беседах.

— Ну да, ну да, понимаю: недельки две подышишь со сломанными рёбрами, — в следующий раз ответы сами автоматически вылетать будут.

— Верно, — условный рефлекс вырабатывается… Приятель надоумил… Он — медик по образованию… Говорит, что был такой всемирно известный физиолог, который на собаках это дело изучал. Как там это по науке — точно не помню… В общем, по-всякому извращался, вроде того, что принесёт бедной псине миску с едой, а сам тут же — палкой ей по хребтине; после нескольких повторов собака уже точно знала, что если несут миску — значит сейчас бить будут — условный рефлекс. В общем-то, на собаках — это как-то не очень понятно, а вот на подонках — даже я усвоил эту физиологию высшей нервной деятельности.

— А на поставщиков вам удалось выйти?

— Полагаю, что несколько раз мы были к этому очень близки. Об этом, видимо, можно судить и по угрозам, и по неожиданной спонсорской помощи для клуба, — когда взамен на отказ от тех или иных действий мы получали какой-нибудь тренажёр, различный инвентарь, помощь в ремонте. Такие уступки с нашей стороны помогли не только обустроить клуб, но и пополнить сведения о связях негодяев. Когда информации оказалось достаточно, — «накрыли» всё это сборище, да так, что даже ментов удалось подключить вопреки их желанию… Куда денешься, когда тебе оставляют надёжно зафиксированного ублюдка с наркотой в карманах, да ещё — в людном месте?!. «Прокол» получился на самом последнем этапе, когда уже «паковали» организаторов. Оставалось выяснить лишь кое-какие детали, но в самый разгар «беседы» откуда-то появились менты, — пришлось уходить. Ублюдки — тоже рванули врассыпную; ну я нескольких «приложил», чтоб дождались «блюстителей порядка»… Ребята ушли, а я, значит, задержался; мент один меня пытался остановить, — я его аккуратно «пристроил» под дерево; а тут — второй появился. Гляжу: Тимофей — знакомый. Ну, думаю, как человек приличный, сделает вид, что не заметил… Хрен там!.. Знал бы ты, Петруха, сколько мне вреда от него в жизни было!.. И надо же, — нарвался!.. В общем, хоть он меня и узнал, — всё равно попытался задержать. Я сначала, вроде, вырвался; нет — не отстаёт, — пришлось подраться с ним; а потом, сам не понял как, но оказался я в наручниках. Говорю ему: «Что же ты, сволочь, делаешь?!» Тут и другие менты подбежали… Правда, потом о сопротивлении ментам нигде не упоминалось, — видимо, чуть-чуть совесть у него всё же есть… А всё равно, когда вернусь, — разберусь с ним, — мало не покажется.

— Надо ли?.. Если он один раз тебя «заломал» — «заломает» и второй.

— Да ну!.. Видел бы ты его: «заморыш» — худой, ростом почти на голову ниже меня… правда, дерётся, сволочь, хорошо… Кстати, давай-ка улучшим как-нибудь наши тренировки.

— Давай, давай… улучшим, но по другой причине.

— Это по какой же?

— Да всё по той же… Думаю, что «гостей» тебе надо ждать… Кого-то ты, похоже, серьёзно задел… А вот про месть — забудь… Надо бы отца Николая попросить, чтоб он тебе это разъяснил.

 

***

Тренироваться, действительно, стали больше. Пётр предложил новую для Бориса систему тренировок, а так же убедил Дмитрия участвовать в занятиях. Дмитрий боялся за свои очки, далеко отскакивал от ударов, но с удовольствием сам отрабатывал удары по «живым мишеням», которые, однако, этих ударов, казалось, не замечали.

К середине июня установилась сильная жара. Дмитрий раскис и отказался от тренировок, однако периодически приносил холодную воду из скважины и выплёскивал то на Бориса, то на Петра, когда те по очереди отрабатывали ката «санчин», стойко выдерживая удары друг друга. Потренироваться во дворе храма удавалось не всегда. От посторонних глаз они часто уходили на колокольню; там же с интересом читали книги, а потом обсуждали их друг с другом и с отцом Николаем.

К июлю работу на колокольне закончили. Привезённые колокола подняли без особого труда. Обычно мрачный отец Николай заметно посветлел, повеселел и даже разговаривал с колоколами как с живыми. Борису казалось, что эта непонятная радость священника передаётся и ему.

— Что в них такого особенного? — осмелился как-то спросить Борис.

— А ты подумай… Это самому понять надо, понять и почувствовать.

— Почему они такие маленькие?

— Размер не имеет значения, — съязвил Дмитрий.

— Верно, — согласился отец Николай. — Только вот ехидство тут — неуместно… Надо бы всерьёз вашим воспитанием заняться.

— Мы же читаем, — возразил было Дмитрий.

— Да уж, читаете вы!.. Вон Борис и «Лествицу» отложил, и святителя Игнатия Брянчанинова первый том не дочитал.

— Тяжело, — признался Борис, — язык устаревший… Вот митрополита Вениамина Федченкова — легко читать.

— Ладно, — спорить не стану; однако до понимания святителя Игнатия обязательно постарайтесь дорасти.

— Да хотелось бы, — согласился Борис, — хотя ещё несколько месяцев назад — не стал бы и заглядывать в такие книги.

— Вот и получается, что всё промыслительно, — глубокомысленно заметил Пётр.

— Не понял… Скажи по-русски.

— На всё воля Божия, — перевёл отец Николай. — Иногда, чтоб заметить что-то хорошее и доброе, — надо «вляпаться» в какое-нибудь… Ну ты понял.

Борис задумался. На какое-то время ему показалось, что у него появилась основа для переосмысления многих событий. Тем временем отец Николай попросил Дмитрия собрать инструменты и оба спустились вниз. Пётр подошёл к Борису и сел рядом.

— Мстить ещё не передумал?

— Легко тебе говорить… Сам-то бывал в подобных ситуациях?.. Мне иногда по ночам снится, что лежу я на снегу в наручниках, а его рожа довольная где-то сверху маячит.

— Ты не можешь знать, что он чувствовал, был ли он доволен, или — совсем наоборот. Возможно, что он просто не мог поступить иначе.

— Ладно, ладно… А как тебе такая ситуация?.. Соревнования: я выхожу в абсолютную категорию и имею реальные шансы на победу; тут появляется Тимоха и побеждает меня в самом начале, а потом — в финале сдаётся парню, которого я до этого бил многократно!.. Он просто ушёл с татами, хотя мог победить… Ну не сволочь?!

Глядя на кислую физиономию Бориса, Пётр рассмеялся, потом хлопнул Бориса по плечу и уже серьёзно сказал:

— Ну это-то, уж точно, — ерунда, такая чушь, что надо просто простить и забыть.

Борис помолчал и, чувствуя какой-то внутренний дискомфорт, решил сменить тему:

— Что там Фока?.. Тебя, вроде, видели с ним.

— Злой как чёрт… Похоже, что боится чего-то, вернее — кого-то.

— Тебе всё ещё доверяет?

— А у него сейчас выбора нет. Тех, которые для него на всё были готовы, он, дурак, сам сдал.

— Кондрат говорил только об одном.

— Их было трое, но крайним «назначили» одного, а двоих — просто перевели куда-то. Что же касается Толика Кондратенко и Славы Каткова, то — не с их мозгами в суть происходящего вникать.

— Какая уж там суть?!. Оба не желают на вопросы отвечать, говорят, что меня это не касается.

— Им есть чего опасаться… — Пётр на несколько секунд задумался, будто что-то вспоминая, а потом вдруг начал рассказывать:

— Прибыли осенью на зону два «борца за справедливость», «крутые» — дальше некуда; кликухи подходящие: Шустрый и Лихач. Для краткости их обоих просто «крутыми» и называли. Решили они «под себя подмять» всю зону… То ли стоял за ними кто-то, что более вероятно, то ли они были на столько глупы, что лишь на собственные кулаки рассчитывали, — не знаю. Меня, естественно, второй вариант устроил бы больше, поскольку он не предполагает дальнейшего развития… «Подмять» — не «подмяли», а вот «расколоть» — «раскололи»: кого-то — запугали, кого-то — смогли убедить, что Фока — беспределщик, а они, вроде, — за справедливость. В общем, образовалось две группировки, — стало доходить до массовых потасовок… Фокичева как-то к «хозяину» вызвали; вернулся — злой, с разбитой рожей; ко мне прицепился… Я-то старался сохранять нейтральную позицию, — не получилось… Хотел я тогда послать Фокичева куда подальше, но, поскольку доставалось порой и от тех, и от других, сказал, что подумаю… Долго думать не пришлось… Послали нас как-то местный долгострой от снега чистить… А здесь, как ты наверное уже заметил, разборки происходят то на лесопилке, то в карьере, то на стройке, — в общем, там, где контроль затруднён и возможны производственные травмы… Вот и тогда несколько стычек произошло… Я — как всегда в стороне… Гляжу: «крутые» Кондрата и Мокрого бьют…

— Мокрого не знаю. Кто это?

— Ванька Мокрушин — кореш Толяна. Близки они были по уровню интеллекта, вернее — по полному его отсутствию… Отделали их жестоко и бетонной сваей придавили; потом — на меня накинулись… Очнулся — лежу придавленный сваей, выбраться не могу; рядом — уже Славу Каткова лупят. Славка хоть и тупой, но крупный, — держится и орёт: «Хасан!.. Жека!.. Кистень!..» Фоку, заметь, не звал… Ну, Хасанова Марата — ты знаешь; Жека — это Гилёв Евгений, он же — Жека-Костолом; ну, а Кистень — это не кликуха даже, а, вроде бы, — фамилия… Игнат Кистень общался, в основном, с Жекой, реже — с Катком… Услышали они, прибежали, отбили Славку; потом и Фокичев пришёл, — велел со своих «шестёрок» сваю убрать, затем ко мне подошёл и спрашивает: «Ну что Сёма, — не надумал?» Постоял, подождал немного… Я молчу, — сил нет, мыслей — тоже… В общем, ушли они; меня — под сваей оставили… Лежу, думаю, что подохнуть, вроде, не страшно, страшно — руки и ноги отморозить; стал шевелить конечностями потихоньку, экономя силы… Не знаю — сколько пролежал, вдруг — слышу голос Фокичева; я даже не понял, что он говорил, но стал кивать, говорю: «Согласен… согласен…» — несколько раз повторил, — боялся, что голос ослаб… Короче, Славка с Игнатом сваю убрали и оттащили меня отогреваться… Получается, Боря, что нам обоим минувшей зимой на снегу-то полежать довелось…

Теперь Борису было стыдно за свой рассказ, хотелось как-то оправдаться или хотя бы выразить сочувствие Петру. Оба долго молчали.

— Обошлось, — очухался, — продолжил Семёнов. — Были пузыри на пальцах, но не более того… Фока тогда твёрдо решил точку в этом деле поставить, а получилось — многоточие… «Крутых» на лесопилке подкараулили… Мне с Катком и Кондратом поручили отсекать примкнувших к ним; Хасан — с другой стороны толпу отвлекал ещё с кем-то… Когда сцепились, — Жека Шустрикову сначала ногу сломал, потом — башку свернул. Ну, а Кистеню — сначала от Лихачёва крепко досталось, но, когда Гилёв Шустрого уложил, Лихача они совместными усилиями быстро запинали, а когда отошли, — Иван Мокрушин крепления выбил, — брёвна и посыпались. Все, естественно, разбежались; один Мокрушин — лежит на куче брёвен с кувалдой в руках, а под кучей — два трупа. Вот и получилось, что Мокрый во всём виноват… Кондрат потом пытался на Фоку «наехать», но Фокичев его быстро «остудил», да ещё прикалывался, что у Ваньки, мол, фамилия подходящая для «мокрухи»… Короче, дали Мокрому после лечения офигенный срок и отправили на другую зону; а вот Игнат Кистень и Жека-Костолом — как-то по-тихому исчезли… То ли уж очень не хотелось начальству официально признавать факт массовых беспорядков, то ли Игнат Кистень и Женя Гилёв кому-то зачем-то ещё нужны, но то, что Фока сдал их всех троих — это, по-моему, очевидно… С их уходом влияние Фокичева на сидельцев значительно ослабло; беспредела на зоне не стало… почти. Правда, перед самым новым годом Фока сдуру попытался свой авторитет восстановить: стал «наезжать» то на одного, то на другого, — многих разозлил. В общем, если без подробностей, — «отметелили» его основательно. Только Славка и Марат пытались его защищать — двое против толпы… Я стою у окна, наблюдаю, вдруг вижу: Фока в мою сторону летит — прямиком башкой на край батареи. Подхватил я его в последний момент — смягчил удар; кровищи, правда, много было. Гляжу: сейчас запинают, добьют; руку поднял, кричу: «Всё, ребята, хорош!.. Как бы не подох!» Они кровь увидели — стали расходиться… Потом Фока, когда ему башку «починили», собрал своих, меня — тоже позвал, — долго агитировал за себя, рассказывал о своих отношениях с «хозяином», ещё с какими-то «упырями» с воли… Короче, уговорами и угрозами добился он для себя положения шаткого равновесия, которое и сохранялось до известных тебе событий.

— А как ты с отцом Николаем познакомился?

— После того, как под сваей полежал — начал в церковь заглядывать, а когда узнал, что тут многое ещё не доделано, попросился сюда работать; Фокичев — за мной увязался, — понял, что тут для него безопаснее, однако, как видишь, не прижился здесь… Отец Николай в людях хорошо разбирается, иногда кажется, что мысли читать умеет; какие-то неполадки в самой душе способен заметить и помочь их исправить. Я сразу и не заметил, как он подсунул мне какие-то подсказки и помог на жизнь по-другому посмотреть. Не скажу, что я коренным образом изменился, но спокойно как-то стал ко всему относиться; новые ориентиры в жизни появились, новый смысл…

Борис всё больше ощущал, что эти рассуждения нагоняют на него какую-то странную тоску, он чувствовал, что должен многое переосмыслить. Недавние события, как бы спонтанно, всплывали в памяти Бориса и, поворачиваясь разными сторонами, подстёгивали, почти лишённые слов, размышления. Затянувшись на несколько дней и ночей, этот бесплодный самоанализ основательно измотал Бориса и привёл его к отцу Николаю с висящим в воздухе вопросом, не желающим вылиться в слова.

— Спросить о чём-то хочешь? — опередил Бориса священник.

— Хочу, — подтвердил Борис. — Похоже, что это у меня на лбу написано…

— Можно и так сказать. Скажу больше: ты и сформулировать толком не можешь свой вопрос.

— Это — тоже «на лбу»?

— Стал бы ты иначе так медлить?.. Ладно, — могу попробовать ответить, не дожидаясь вопроса; однако не думай, что я тебе сейчас выдам окончательный, единственно верный ответ и дальше всё будет хорошо… Самый правильный для тебя ответ сможешь найти только ты сам. Давай-ка для начала попробуем убрать препятствия на пути к этому ответу: постарайся избавиться от всех своих обид, а обидчиков — простить. Это — трудно, на это могут уйти многие годы… Научись — не злиться, не обижаться…

— А ненавидеть — можно?

— Можно, но — не полезно. Ненависть «сожрёт» тебя изнутри…

— Один мой знакомый говорит, что надо учиться спокойно ненавидеть — ненавидеть без злобы.

— Твой знакомый интересуется дальневосточными учениями?

— Да.

— Православие учит, что ненавидеть надо зло, ненавидеть надо грех, ненавидеть надо порок, но — не человека.

— Даже — если человек поступает подло?

— Даже — если тебе кажется, что человек поступает подло… Не забывай, что ты можешь и ошибаться, можешь не знать об истинных причинах тех или иных поступков. Что же касается мировоззренческих систем дальневосточного происхождения, то они, вероятно, могут таить в себе опасность; полагаю, что самурайское бесстрастие — ложное, оно основано на гордыне, тогда как православное — истинное, оно основано — на смирении.

— Получается, что всем надо угождать, со всеми соглашаться?

— У тебя извращённое представление о смирении… Преуспела безбожная власть в искажении некоторых понятий… Думаю, что разберёшься постепенно, что такое — истинное смирение. Почитай для начала хотя бы житие Сергия Радонежского… Подожди, — я сейчас…

Отец Николай ушёл, а через несколько минут вернулся с открытой книгой и протянул её Борису. Поднявшись на колокольню, Борис углубился в чтение. Вскоре появился и Пётр; едва поднявшись по лестнице, он обратился к Борису:

— Опять какие-то неприятности?

— Ты о чём? — удивился Борис.

— Кого ты там вчера «вырубил»?

— Ерунда… Я уже и сам почти забыл… Какой-то урод назвал меня этой поганой кличкой…

— Какой кличкой?

— Бобоном.

— А ты?

— А я… — Борис сделал выразительный жест кулаком. — Короче, напомнил уроду, что у меня имя имеется.

— Показываешь уголовникам своё пренебрежение к ним?!. Напрасно!.. Пора бы тебе смириться.

— И ты туда же!.. Перед кем смириться?.. Перед этими скотами?

— Что читаешь? — Пётр сел рядом с Борисом и заглянул в книгу. — Это — правильно, правильно, — читай; это — именно то, что тебе нужно… Опередил меня отец Николай…

Пётр встал, прошёл в восточную сторону колокольни, осмотрелся и, будто размышляя вслух сказал:

— Хороший вид отсюда… А смириться, Боря, надо не перед подонками; я, правда, и сам это до конца не понимаю, но чувствую я, что не случайно нам всё это досталось; думаю, что другими мы отсюда выйдем.

— Если вообще выйдем, — мрачно добавил Борис.

— А ты ублюдков не зли напрасно, тогда — выйдем… может быть. Из-за кликухи — не злись, отзывайся, а перед тем, кого ударил, — извинись… Эти скоты ведь и не поняли даже, что тебя взбесило.

— Я его даже не запомнил.

— У Славы Каткова спроси. Это — он мне сказал. К тому же он, вроде, поприличнее остальных — ещё не окончательно оскотинился… А кликуху эту они тебе «прилепили», в каком-то смысле, даже из уважения.

— Видал я ихнее уважение!..

— Ладно тебе, — хватит!.. К тому же, на стройку скоро придётся идти; там, говорят, всё заросло. Постарайся до этого как-то смягчить свои отношения с уголовниками.

 

***

Борису казалось, что разум его перегружен; события перепутались, оценка их многократно изменялась. Он даже решился, как и советовал Пётр, обратиться к Вячеславу; разговор начал резко, без церемоний:

— Говорят, что ты видел, как я вчера кого-то ударил. Не помнишь, — кого именно?

— А я что… Бобон… Я же как лучше хотел… Я только Сёме… Я говорю: «Зря Бобон Психа приложил; братва и так гудит».

— А где Псих?

— Оставь, в натуре… Зачем он тебе?

— Извиниться хочу.

— Вот это — по понятиям!.. Где же он?.. Только недавно видел, — Вячеслав, вытянувшись, осмотрелся. — Да вон же он — с Хомяком «базарит», вон — на скамейке.

Борис кивнул и направился в указанном направлении. Невольно услышанная Борисом, беседа вызвала у него чувство омерзения. Щекастый, в самом деле похожий на хомяка, коротышка о чём-то оживлённо рассказывал долговязому уголовнику, покрытому наколками. Долговязый — хихикал и отвечал короткими репликами, наполненными наигнуснейшим матом. С трудом преодолевая отвращение, Борис подошёл ближе. Увидев его, долговязый подскочил.

— Бобон, я, в натуре, не при делах!.. Подожди, — долговязый предусмотрительно выставил вперёд руки, — давай разберёмся!

— Да успокойся ты!.. Похоже, что ты, действительно, «не при делах», — схитрил Борис, не желая демонстрировать своё отвращение. — Короче, извини.

— Да я — без обид, в натуре, понимаю; сам иногда психонуть могу.

— Ну ладно, раз «без обид», — Борис кивнул и направился прочь, размышляя: «Ну и ладно, главное, что конфликт погашен… И как я мог мимоходом кому-то врезать и забыть об этом?.. Надо брать себя в руки».

Размышления Бориса неожиданно прервал Пётр:

— Иди за мной.

— Что случилось? — Борис последовал за Петром, стараясь сохранять дистанцию.

— Осторожно посмотри направо. Видишь двух новеньких?

— Кто такие?

— Позже, — Пётр ускорил шаг и направился к выходу из помещения.

— Поздновато уже. Неприятностей не боишься?

— Всё в порядке, — я договорился.

Быстрым шагом Пётр направился в сторону административного корпуса.

— К начальству идём?! — удивился Борис.

— Можно и так сказать… Запомнил тех двоих?

— Заметные ребята… Кто они?

— Который пострашнее — Жека-Костолом, второй — Игнат Кистень… Можешь себе представить, что беспределщиков сначала убирают с зоны, а потом — вдруг возвращают?!. Что бы это значило?

— Мне-то откуда знать?.. А к начальству-то зачем?

— Сейчас узнаешь, — Пётр открыл дверь и пропустил Бориса вперёд. — Подожди здесь.

Пётр постучал в дверь и вошёл в кабинет.

Озадаченный Борис ходил из стороны в сторону, перебирая в уме возможные неприятности, которые может предвещать столь странная ситуация. Когда дверь кабинета открылась и на пороге появился милицейский подполковник, настроение у Бориса испортилось окончательно.

— Заходите, — пригласил подполковник.

Борис обмерял офицера злобным взглядом и вошёл в кабинет.

Сидевший за столом, Пётр жестом предложил Борису сесть напротив. Не скрывая удивления, Борис посмотрел сначала на Петра, затем — на подполковника, после чего занял предложенное место.

Подполковник молча ходил по кабинету, не глядя на осуждённых.

— В общем, тут такая фигня получается, — начал Пётр, — возможно, что нас с тобой завтра поубивают на хрен… Короче, пора «раскрывать карты», — Пётр положил перед Борисом удостоверение.

— Так ты — мент?!

— Как видишь… Зря ты в это дело влез… Ну да ладно: теперь всё равно обратного пути уже нет. Нам придётся пройти через это; но ты — должен знать правду: Фока и те двое — это всего лишь чьи-то «щупальцы».

— А если их «обрубить» — «вырастут» новые.

— Вероятно.

— Ну, а тебе-то это зачем?.. Стоит ли твоя «собачья» работа того, чтобы так рисковать?

— Я — тоже увяз… Для меня это — не просто задание; я должен был бы срок на ментовской зоне отбывать… Сейчас, однако, важно другое… Готов ты серьёзно поработать?

— Куда я денусь?! Придётся.

— Хорошо, что понимаешь… Нам бы надо не только кулаками, но и мозгами поработать… Разговорить бы тех ребят, да, желательно, — по одному. Нужна, видимо, какая-то хитроумная провокация; придумывать её, похоже, придётся по ходу дела.

— Посмотрите-ка вот эти фотографии, — вмешался в разговор подполковник. — Это — с той зоны, на которую отлучались Евгений Гилёв и Игнат Кистень. Что скажешь, Петя?.. Ты ведь, вроде, разбираешься в таких делах.

— Жуть какая! — заключил Семёнов, рассмотрев фотогра22 трупов.

Подполковника такая оценка снимков не устроила и он обратился к Борису:

— Может быть вы, Борис Борисович?..

Борис рассортировал фотографии и положил их перед Петром.

— Исходя из твоего рассказа, думаю, можно предположить, что вот это — работа Костолома.

— Ну да, ну да, — согласился Пётр, затем внимательно пересмотрел обе группы фотографий, но тут же пожал плечами и спросил:

— Что это нам даёт?

— Ну надо же!.. А майор говорит, — Борис через плечо указал на подполковника, — что ты разбираешься…

— Хорош издеваться!.. Что ты тут увидел?

— Не понимаешь?.. Это же работа двух профессионалов высокого уровня, но в разных стилях: Костолом — это дзю-дзюцу или что-то подобное, а вот второй — это о-оч-чень интересно… Вот, гляди, — Борис несколько раз ткнул пальцем в некоторые места на снимках, но, не увидев ожидаемой реакции, спросил:

— Понял?

— Нет… Извини, но тут, вроде, разве что только небольшие синяки.

— У этих ведь нет опасных для жизни повреждений? — Борис посмотрел на подполковника.

— Верно, — согласился тот.

— И тем не менее, они мертвы?

— Да.

— Работа по точкам? — догадался Пётр.

— А если человек сумел изучить такое… Не похож он на простого уголовника; для этого — интеллект нужен, интеллект и огромная работа над собой… Выводы, конечно, делать рано, но подумать есть над чем.

— Ну хорошо, — подполковник взглянул на часы, — будем думать; а пока — вот вам «жучки» для подстраховки, закрепите их надёжно в одежде.

Подполковник положил «жучки» на стол, а удостоверение Петра забрал, но, не донеся его до кармана, сказал задумчиво:

— Надо бы какие-то кодовые слова придумать; в случае чего — «напрягу» здешнюю охрану.

— Игорь Петрович, — Пётр откинулся на спинку стула, — я думаю, — догадаешься без особого труда, если совсем плохо будет; ну в крайнем случае — ругаться начнём матом; это — для нас не характерно — вот пусть и будет сигналом.

— Да, — подтвердил Борис, — я очень редко матерюсь, разве, если вдруг ментовскую форму увижу…

— Ладно, — договорились… Более не задерживаю.

 

***

Не желая надеяться на Петра, Борис решил самостоятельно разобраться в обстановке и с первого же дня работы на стройке стал пытаться использовать все возможности для общения с уголовниками. Изучая таким образом ситуацию, Борис быстро пришёл к выводу, что время работает против него. «Явно, что-то намечается, — размышлял он. — Фока опять своих пытается собрать… Действовать надо, действовать — на опережение».

Стоявшая два дня, жара сменилась дождями. Часть заключённых перевели на другую работу. «Убрали лишних свидетелей?» — думал Борис, укрывшись под ветхим навесом от дождя; когда вдруг откуда-то прибежал сильно промокший Дмитрий.

— Ты откуда взялся?.. Я думал, что тебя тоже отослали.

— Не отослали, как видишь, а жаль, — задолбала уже эта стройка… Не люблю бессмысленную работу… Зачем им этот долгострой?!

— Может, зачем-то и нужен… Не кажется тебе, что начальство тут какое-то странное — со своими причудами?

Дождь несколько стих и Борис, не дожидаясь ответа, направился в сторону котлована, где ранее видел Кистеня. В ту же минуту около котлована появился и Пётр.

— Не поверишь!.. — сбивчиво заговорил он, пытаясь отдышаться. — Удалось Кондрата на Фоку натравить… Сейчас «лаются».

— А остальные?

— Катков — за Кондрата, Хасанов — за Фокичева, прочие — колеблются.

Не прошло и минуты, как в сторону котлована пробежал Хасанов.

— Ты гляди, какая спешка!

— Пойдём, посмотрим.

В котловане, явно на повышенных тонах, беседовали Гилёв и Кистень. Подбежавший к ним, Хасанов начал бурно жестикулировать; однако Игнат довольно грубо развернул Хасанова и оттолкнул. Гилёв принялся толкать Кистеня, наступая и что-то выкрикивая, но вдруг резко повернулся и пошёл прочь; Хасанов засеменил рядом.

— Интересно… Пойду-ка я, пожалуй, с Кистенём поговорю.

— Давай, только осторожно, — согласился Пётр. — А я прослежу за теми двумя.

Убедившись, что Кистень остался один, Борис направился к нему.

— Ну что, Игнат, по роже хочешь получить?

Не ожидавший такой наглости, Кистень отступил.

— Мне, похоже, терять нечего, — продолжал Борис.

— Подожди, — Игнат сделал останавливающий жест рукой. — Ты мне не нужен; да и для Костолома ты — «мишень номер два». Он прежде всего с Сёмой должен разобраться.

— Да ну! — не поверил Борис.

— Не понимаешь?.. Сёма — мент, он под «хозяина» «копает».

— Я должен поверить в эту чушь?.. Для чего ты мне это говоришь?

— Я бы не возражал, если бы ты разобрался с Костоломом и с Фокой.

— Тебе-то это зачем?

— А затем, что хотелось бы живым выбраться из всего этого.

— А влазил зачем?

— Долг у меня был перед Костоломом; правда, на мой взгляд, я уже сполна расплатился; но он — думает иначе.

— А про Сёму откуда такая информация?.. Стал бы Фока с ним «корешится», если бы это — было правдой?

— Фока — дурак… Сёма его использует… Откуда информация — не знаю; у Костолома спроси.

— А меня кто заказал?

— Это тебе лучше знать… Кому ты на воле «на мозоль наступил»?.. Возможно, что Фока и Костолом в курсе, хотя… Нет, нет, — такие заказы, видимо, по цепочке передаются; тебе — это не отследить; разве, если с Сёмой договоришься.

— Хасан-то зачем прибегал?

— У Фоки раздор в его банде… Не хочешь попробовать воспользоваться этим?

— Ладно, пойду, посмотрю, что у них там.

Часто оглядываясь, Борис кратчайшим путём выбрался из котлована и, стараясь не привлекать к себе внимание, принялся осматривать территорию стройки.

 

***

Проследив за Костоломом и Хасаном, Пётр оказался среди нагромождения железобетонных плит. Проход, ограниченный плитами, заканчивался тупиком, где в окружении нескольких осуждённых Кондрат и Каток о чём-то оживлённо беседовали с Фокичевым, то и дело пуская в ход кулаки.

Часто озиравшийся по сторонам, Хасанов давно заметил Петра, но не знал, как на него реагировать.

Костолом шёл быстро, не оглядываясь; легко отшвырнув Кондрата, он направился к Каткову; но тот, душа одной рукой Фокичева и прикрываясь им, принялся отступать.

— Посторонних убери! — крикнул Костолом Хасанову, обернувшись.

Наблюдатели посторонились, но уходить не спешили: одних удерживало любопытство, другие же, испытывая враждебное отношение к Фокичеву, были возмущены появлением его защитников. Видя, что угрозы и оплеухи не действуют, Хасан вопросительно уставился на Петра, вероятно, надеясь на его помощь. Семёнов, действительно, быстро избавил Хасанова от необходимости выполнять трудное поручение, одним ударом отправив его в глубокий нокаут. Устранив возможную помеху, Пётр направился к Костолому, который к тому времени уже успел несколько раз весьма ощутимо достать Каткова через голову Фокичева, а теперь повернулся и готов был встретить нового противника. Сохраняя дистанцию, Пётр нанёс несколько резких ударов. Слегка пошатнувшись, Костолом лишь ещё больше разозлился и бросился вперёд; однако Пётр ушёл в сторону и повторил серию.

Хорошо запомнив фотографии изувеченных трупов, а так же зимнюю разборку с Лихачём и Шустрым, Пётр старательно избегал сближения; слабая надежда на чью-либо помощь так же удерживала его от решительных действий. Наблюдатели, однако, на помощь не спешили; даже, уже пришедший в себя, Вячеслав подключиться не решался; тогда как, выпавший из его поля зрения, Фокичев, отползая, нащупал в траве арматурный прут и уже готов был пустить его в действие.

Продолжая дразнить Костолома, Пётр старался оценивать обстановку целиком и намерения Фоки показались ему совершенно очевидными.

— Каток, осторожно! — успел выкрикнуть Семёнов.

Получив предупреждение, Вячеслав в последнее мгновение увернулся от металлического прутка, одним ударом уложил Фоку и, устыдившись своей нерешительности, двинулся на Костолома.

Вновь усилился дождь. Измотанные противники старались экономить силы. Вячеславу удавалось лишь отвлекать Костолома, тогда как удары Петра были достаточно точны. Получив очередной удар, Костолом рухнул как подкошенный, однако в то же мгновение от удара прутком по ногам взвыл Катков и бросился на вновь пришедшего в себя Фокичева. Фока успел ударить повторно и замахнулся опять. Спасая Вячеслава от смертельного удара, Пётр устремился к Фокичеву. Выбитый прут упал на Каткова. Семёнов теснил Фоку к плитам, нанося многочисленные удары уже изрядно ослабевшими руками.

Костолом, поднимаясь, занёс руку над Катковым, но, не усмотрев в нём признаков жизни, поднял прут и направился к Петру.

Издали увидев происходящее, к месту драки бежал Борис; он уже готов был броситься на Костолома, но, появившийся откуда-то, Хасанов сбил Бориса с ног. Кувыркнувшись, Борис предпринял ещё один рывок и уже готов был нанести удар ногой по, направленной в Петра, арматурине, но в этот момент второй удар Хасанова настиг его. Падая, Борис рывком оттолкнулся и взмахнул ногой; время вдруг показалось ему каким-то вязким и тягучим; он успел ужаснуться, осознавая без слов, что нанести удар из такого положения — невозможно; в тот же миг какая-то сила, будто пришедшая извне, наполнила его, до боли вытягивая всё тело в нужном направлении. Падение получилось очень жёстким, однако Борис успел заметить, как отклонённый его ударом, стальной прут, пройдя мимо Петра, вонзился в грудь Фокичева.

Пока Костолом матерился, глядя на, сползающее по плитам, тело Фокичева, Борис, не поднимаясь с земли, ударом ноги подбил ноги Хасанова, заставив его совершить полёт с финальным ударом затылком о землю.

Отбросив Петра мощным ударом ноги и выдернув прут из тела Фоки, Костолом повернулся к, ещё не успевшему подняться, Борису. Борис приготовился встретить прут ногой, но удара не последовало.

Костолом вдруг опустил руки, выронил прут и, покачиваясь, повернулся. Позади стоял Игнат.

— Вот теперь — мы уже точно в расчёте, — сказал он и нанёс несколько точных ударов.

Костолом пытался защититься, но, так и не сумев отразить ни одного удара, рухнул на землю.

— Кто желает доложить начальству о драке между двумя осуждёнными?! — громко обратился Игнат к наблюдателям, обводя присутствующих пронзающим взглядом.

Осуждённые начали расходиться; Игнат же принялся помогать Кондрату приводить в чувства Каткова.

С трудом преодолевая боль, Борис помог подняться Петру, после чего тут же попытался съязвить:

— Самое время ментов поматерить, — тебе не кажется?

Испытывая боль даже от дыхания, Пётр не ответил.

 

***

Начальство отреагировало на происшествие лишь вялым разбирательством. Версию Игната никто отрицать не стал. Уже через два дня осуждённые вернулись на объекты.

Обрадовавшись возвращению работников, отец Николай попросил привести в порядок газон, однако вскоре предложил Петру прекратить работу, видя, что каждое движение причиняет ему боль.

— Да ладно… Нормально всё, — возразил Пётр.

— Он у нас, видимо, мазохист, — предположил Дмитрий.

— Чем скалиться, лучше усадите его на скамейку, — пусть отдыхает.

— Мы ему даже компанию составим, — заявил Борис, бросая лопату и увлекая Петра к скамейке.

— Почему я вас на службе уже несколько дней не видел? — поинтересовался священник.

— Мы бы с удовольствием… — начал было оправдываться Дмитрий, но, встретив взгляд Петра, принялся выкручиваться:

— У вас там всё непонятно. Вам бы со славянского на русский все тексты перевести.

— Может, для здешнего контингента ещё на «феню» всё перевести?! — возмутился Борис, после чего усмехнулся собственным словам и добавил:

— Представь себе: «В натуре, базарю вам!..»; ну и так далее…

— У меня, вообще-то, словарь имеется…

— «Фени»? — сострил Дмитрий.

— Церковно-славянского… Что не понятно — смотрите, или спрашивайте, если самим лень искать, — спокойно проговорил отец Николай.

— А я думаю, что всё понятно, — продолжил Борис. — К тому же, не это — главное; важно понять — как над собой работать, как самого себя переделывать.

— Замечательно… Возможно, что ты приблизился к ответу на свой незаданный вопрос; однако учти, что бывают такие пародоксальные ситуации, когда человек, вроде бы, двигаясь в правильном направлении, приходит к чудовищной ошибке, к индивидуальной катастрофе.

— Как это?! — удивился Борис.

— Очень просто: однажды ты вдруг понимаешь, что всё понял и всего достиг, — это значит, что ты пропал… Понял?

— Нет.

— Ну вот, — вмешался Пётр, — а ты сожалел, что не победил в абсолютной категории; даже не понимаешь — какой беды избежал!

— Всё шутишь?

— Нет… Скажи-ка: а стремился ли Сергий Радонежский стать игуменом, возвыситься над другими монахами?

— Разве можно это сравнивать?

— Думаю, что можно и нужно.

— Что-то мешает мне принять это, особенно — после недавних событий.

— Сам же говоришь, что надо работать над собой, переделывать себя; вот и попробуй проанализировать произошедшее, ошибки свои найти.

— Ошибки?!. Ты о чём?!

— О том, хотя бы, что Топоровского ты несколько раз преднамеренно обидел… Зачем?

— Какого ещё Топоровского?

— Игоря Петровича… Фотки он нам показывал… Забыл уже?

— Вот ты о чём… Ладно, — возможно, есть о чём подумать… Правда, что-то тяжеловато мне это.

— Кстати, он мне обещал, что сделает всё возможное для пересмотра твоего дела и сокращения срока.

Чувствуя себя загнанным в угол, Борис молчал.

— Не всё сразу, Борис, не всё сразу, — подбодрил Бориса отец Николай. — Я предупреждал, что ответ на свой вопрос ты не сразу получишь… Путь верный нащупать — совсем не просто… Что же касается твоего досрочного освобождения, — обещаю, что и я по своим каналам об этом похлопочу.

 

***

Под стук колёс Борис задремал, сидя у вагонного окна. Воспоминания причудливо изменялись, перепутывались, наполнялись новым содержанием; мучительный сон то охватывал целиком сознание Бориса, то отпускал подобно набегающим и вновь отступающим волнам. Нарушившая этот монотонный ритм, встряска вернула Бориса к реальности. Увидев над собой лицо Дмитрия, Борис выпрямил спину и тяжело вздохнул.

— Борь, ты бы лёг!.. Смотреть страшно, как ты носом клюёшь; так и кажется, что вот-вот лицом в стол врежешься.

Борис отрицательно покачал головой и сказал:

— Муть какая-то снится, кошмар; боюсь, что это — теперь надолго.

— Отвлечься чем-то надо, — Дмитрий выразительно щёлкнул по горлу.

— И не думай — пока домой не вернёшься.

Выдержав паузу, Дмитрий сменил тему:

— Боря, я всё спросить хочу: почему тебя урки Бобоном прозвали?

«Разве его не было тогда на лесопилке?» — пронеслось в голове у Бориса.

— Вероятно, потому, что — Борис Борисович, — протянул Борис, не желая утруждать себя воспоминаниями и рассказом о том, о чём ему хотелось забыть.

«Мог просто оказаться где-то в стороне» — нашёл для себя объяснение Борис.

— А я слышал, что нельзя сыновей называть именами отцов.

— Это почему?

— Примета, вроде, такая: то ли кто-то из двоих может погибнуть, то ли сын может повторить судьбу отца.

— Получается, что я скоро утону?

— Почему именно утонешь?

— Отец утонул месяца за два до моего рождения.

— По пьянке?

— Почему обязательно по пьянке?.. Ребёнка чужого спасал: весной река разлилась, — берег подмыло; а дети близко подошли, — вот и съехали в воду с куском берега… Мать говорила, что двоих сразу вытащили, а третьего — течением понесло; отец по берегу его обогнал и в воду бросился… Течение весной сильное… Он пока выгребал к берегу, видимо, замёрз, да и устал; ребёнка смог к берегу подтолкнуть, а самого — унесло… Тело нашли через несколько дней…

— Сколько ему было?

— Тридцать три года.

— Если верить отцу Николаю, — такие люди должны попадать прямиком в рай.

— Про рай — не знаю, а вот в газету — попал; у матери вырезка хранится в альбоме с фотографиями.

— Ты на всякий случай воды-то старайся избегать.

— А вот отец Николай говорит, что подобные приметы — суеверия и чушь.

— Может, и так, но всё же они не на пустом месте возникают.

— Ладно, Дима, учту… Хотя, плаваю я вполне сносно.

— Так же как дерёшься?

— Не знаю… Не понимаю, как это можно сравнивать.

— А как ты драться научился?.. Почему взялся за это?

— В школе задразнили в младших классах… Если Лапшин — значит: «Лапша»… Не хотелось «Лапшой» называться; пошёл сначала — на борьбу, потом — на бокс; дальше: каратэ, другие боевые искусства; вот так и втянулся в это дело постепенно.

— Посмотрел я на ваши тренировки, — ужас; я бы так не смог… Не представляю, как так можно добровольно над собой издеваться.

— Напрасно ты так. В тренировках есть даже какое-то удовольствие.

— Удовольствие?!. Ну уж нет!.. Кстати, об удовольствиях: как думаешь, есть тут вагон-ресторан?

— Ты что сдурел?!. Забыл откуда едешь?!. Приключений около вокзала тебе мало?

— Я теперь свободный человек; у меня есть гражданские права.

— Нет у тебя никаких прав, пока паспорт не получишь и на работу не устроишься… Правда, у меня ощущение такое, что я до конца дней своих буду на другую сторону улицы переходить, завидев мента на горизонте.

— Зря ты так; менты — тоже люди…

— Давай-ка оставим эту тему; только пообещай мне, что пока домой не приедешь — будешь «тише воды, ниже травы».

— Ладно, — договорились.

 

***

Они освободились вместе, вместе вышли за ворота.

«Не обманул-таки подполковник!» — радостно подумал Борис, осматриваясь по сторонам.

— Ну, что ты?.. Пойдём! — позвал Дмитрий, оглянувшись.

— Давай подождём: сейчас ещё двое должны выйти.

— Ну уж нет!.. Хочешь ждать — жди; а я пошёл, — заявил Дмитрий и решительно двинулся вперёд.

Борис неодобрительно покачал головой, разглядывая то удаляющегося Дмитрия, то группу подростков, устремивших свои взгляды в сторону ворот.

Вблизи остановился грузовик. Укрываясь от взглядов за грузовиком, Борис зашёл за полосу кустов и быстро пошёл по траве параллельно дороге. Через просветы в зарослях он видел, как двое подростков отделились от группы и последовали за Дмитрием, ещё один — отбежал в сторону и помахал рукой; тут же к подросткам присоединились двое взрослых. Борис подождал, убедился, что остальные не оставили свой пост у ворот и продолжил движение. Увидев впереди вокзал, Борис вскоре заметил Дмитрия и, обступивших его, четверых преследователей. Решив, что застал момент перехода от психологической обработки к избиению, Борис перешёл на бег. Сумев, не создавая шума, приблизиться незаметно, он первым же ударом надёжно отключил одного из взрослых и направился к другому.

— Дим, придержи шпану, — попросил Борис и мощным лоу-киком подкосил второго.

За третьим всё же пришлось пробежаться. Подстраивая свои шаги под шаги, бегущего перед ним, подростка, Борис вдруг прыжком поставил свою правую ногу перед его левой ногой и тут же ударил локтем под затылок, от чего парень упал, впечатав лицо в траву. Вернувшись обратно, Борис добавил для надёжности взрослым и, убедившись в бесполезности действий Дмитрия, одним резким ударом в голову отключил второго подростка.

— Ну что, Дима, ещё один погулять хочешь, или мне компанию составишь? — поинтересовался Борис.

В связи с очевидностью ответа Дмитрий молча поплёлся за Борисом в сторону вокзала и заговорил лишь при покупке билетов:

— Может, поедим где-нибудь?

— Нет, — отрезал Борис, — вернёмся на лоно природы.

— Почему бы нам в зале ожидания не посидеть?

— Там ходят менты, а возможно, что и не только они, — сказал Борис и уверенно направился к выходу из здания вокзала, а затем далее — к массиву кустарника.

Пока Дмитрий ворчал и пытался поудобнее устроиться, Борис внимательно осмотрел окрестности.

— Гляди-ка, — сказал он вдруг, указывая в сторону привокзальной площади, — наши идут.

— Потрёпанные какие-то.

— Что же это с ними такое случилось?.. — начал было язвительно Борис, но, чуть помедлив, продолжил уже совершенно другим тоном:

— А вот и ещё сюрприз, — гляди, только из-за кустов не высовывайся.

Дмитрий мрачно пронаблюдал, как сотрудники милиции уводят куда-то двоих освободившихся и тяжело опустился на траву.

 

***

Поезд остановился на какой-то станции и малочисленные пассажиры потянулись к выходу. Тишина в вагоне установилась не более чем на минуту, после чего большая шумная компания хлынула в вагон бурлящим потоком; замелькали, увешанные значками, зелёные куртки, послышались оживлённые разговоры. Когда поезд тронулся, суета немного улеглась. Рассредоточившись по вагону, строительный отряд разделился на несколько компаний; зазвучали гитары. К Борису и Дмитрию несколько раз подходили студенты с просьбой поменяться местами, но, получив вежливый отказ, уходили.

Погружаясь то в дремоту, то в размышления, Борис не сразу заметил очередного визитёра, а, услышав, уже надоевшую ему, просьбу, лишь отрицательно покачал головой. Нагловатый парень, держа в правой руке гитару, опёрся левой на стол и, наклонившись, повторил просьбу угрожающим тоном:

— Вас пока по-хорошему просят: перейдите на другие места!

Не заметив желаемой реакции, парень принялся буравить взглядом то Дмитрия, то Бориса; после чего добавил:

— Слушайте, «урки»: вы у меня сейчас с поезда сойдёте прямо на ходу! — с этими словами он сильно толкнул Бориса и, захватив за одежду, потянул на себя.

Борис легко поддался, но затем прижал руку наглеца к своему плечу и, сделав захваченной рукой круговое движение, резко надавил вниз, от чего парень вскрикнул и осел. Борис не спеша перехватился и, наращивая болевое воздействие, притянул студента ближе; дотянувшись левой рукой до гитары, отобрал её, как бы случайно ударив наглеца декой по голове и, несколько изменив направление давления на кисть, оттолкнул его от себя.

Пока студент поднимался, стонал и рассматривал свою руку, Борис взялся за изучение трофея. Пробежав несколько раз пальцами по струнам, он решил, что звучание его не устраивает и принялся перенастраивать гитару под себя.

— Учил тебя отец Николай, учил; а что толку? — съехидничал Дмитрий.

— Не скажи!.. Толк есть, не много, правда, но есть; хотя, в целом — как в темноте, но толк есть.

— Сам понял, что сказал?

Не желая продолжать бесполезный разговор, Борис углубился в настройку.

— Она же настроена! — возмутился хозяин гитары и потянулся за инструментом.

Борис жестом показал свою готовность вновь взять руку студента в обработку. Парень отстранился и тяжело вздохнул.

Закончив с настройкой, Борис сыграл какую-то мелодию, переключился на другую, потом на третью. Заинтересовавшиеся студенты засыпали Бориса вопросами и предложениями, а придя к соглашению, затянули песню. Откуда-то появилась вторая гитара, грациозно управляемая худенькой студенткой по имени Даша. Перехватив вскоре инициативу и попросив Бориса подыгрывать, Даша спела несколько песен.

Борис не мог скрыть удивление:

— Не думал, что кто-то из современной молодёжи может петь песни Визбора и Окуджавы.

— Что же мне «попсу» что ли петь?.. Я хоть и блондинка, но не на столько же!.. Я вот тоже не подумала бы, что ты был в тюрьме… А ведь ты был в тюрьме?

— Достоевский тоже был на каторге — и что?.. А ты как определила, что я был в тюрьме?

— Заметно. У меня отчим заключённых возил; меня на экскурсию приводил в спецвагон.

— А отец?

— Отца убили… Я ещё маленькая была… Тебя тоже в спецвагоне возили?

— Было и такое.

— Страшно там… А в тюрьме, наверное, очень страшно.

— Очень, — согласился Борис. — Старайтесь туда не попадать.

— Жить надо честно, — тогда и не попадёшь, — уверенно заявил хозяин, захваченной Борисом, гитары.

Борис горько усмехнулся и спросил:

— Тебя как зовут-то?

— Николай.

— Так вот, Николай, запомни: в тюрьму в этой стране может попасть любой; для этого совсем не обязательно совершать преступление… У меня, кстати, хороший друг есть, — тоже Николай…

— Он — тоже уголовник?

— Нет, он — священник; правда, говорят, что тоже через зону прошёл.

— Руки выворачивать там же научились — на зоне?

— Не на зоне, а в спортивном клубе.

— А у тебя почта электронная есть? — наивно поинтересовалась Даша.

— Нет.

— Я тебе свой электронный адрес запишу; когда заведёшь почтовый ящик, напиши сообщение; а-то вдруг и в самом деле будешь как Достоевский… Можешь ты что-нибудь сочинить? Я — могу.

Наигрывая простенькую мелодию, Даша пропела несколько строк.

— Ну как?

Борис пожал плечами, но тут же спохватился и сказал:

— Нормально… наверное.

— Теперь ты.

Поперебирав немного струны, Борис начал скорее даже не петь, а говорить вполголоса, подстраиваясь под звучание гитары:

Поезда бегут, поезда;

Серпантином кружат дороги;

Вновь за окнами — города,

Их осталось уже не много…

Мне осталось не много дней

И не много разлук осталось;

Всё заметнее, всё видней

Вековая моя усталость,

Вековая моя тоска,

Вековая моя тревога…

Я не знаю наверняка

Был ли Путь… но была — дорога.

Разорву свой непрочный сон;

Вспомню плеск воды на плотинке,

Да колоколов перезвон,

Голос Галича на пластинке…

Голос Галича был так тих,

Он звучал дождю в унисон;

Вспоминался забытый стих;

Не понятно: где — явь, где — сон…

Вспоминался минувший век…

— Как у вас там всё?.. Шито-крыто?..

Ты зачем живёшь, человек?..

Как у вас там теперь «элита»?..

Я вопросом застигнут врасплох;

Я не знаю, что мне ответить…

— Я, пожалуй, был слишком плох;

А пожить мне, вроде, не светит…

А «элита», — да что о ней?.. —

— Я подумал, что сам он знает. —

— По сей день с тех далёких дней,

Это — то, что всегда всплывает,

Всё всплывает и всё бурлит;

Ведь «элита» — псевдо-элита:

Нашумит всегда, намутит

И, действительно, всё «шито-крыто»;

И «попса» на ушах — лапшой,

А шансон — обветшал и сник,

И почти что не слышен Цой,

И Высоцкого хриплый крик;

Окуджава — давно затих

И не слышно почти Талькова;

Под пустой, под «попсовый» стих

Мы «живём» теперь — бестолково;

В «телеящиках» — чепуха:

Море пошлости и разврата…

Как легко, не боясь греха,

Мы прошли рубеж «невозврата»!..

Собеседник качал головой,

Удручённый моим ответом,

Долго сетовал как живой

И, сутулясь, ушёл с рассветом.

Мне хотелось пойти за ним,

Но накрыл с головой туман…

Что имеем — то не храним;

Получаем взамен — обман…

И душа — как кривой урод;

В ней — отчаяние и сомнение…

Раньше — был в России Народ;

А теперь в ней — лишь население.

Вовлекает самообман

В бесполезную кутерьму…

Поутру — бывает туман;

Днём и вечером — всё в дыму.

— Ужас — как мрачно, — заключила Даша, перестав подыгрывать. — А повеселее что-нибудь?

— «Весёлая покойницкая» Высоцкого подойдёт?

Даша засмеялась и отрицательно покачала головой.

— Тогда, может быть, Николай что-нибудь изобразит?

Николай потянулся было за гитарой, но, поморщившись, отказался:

— Рука болит.

— Ну извини, — сам виноват.

Теперь — за разговорами время летело быстро. Борис заметно повеселел; Дмитрий же — наоборот всё больше мрачнел.

— Что-то ты, Дима, какой-то невесёлый… Что случилось? — поинтересовался Борис.

— Чем ближе к дому, — тем больше сомневаюсь, что я там кому-нибудь нужен… А тебя кто-нибудь будет встречать?

— Не думаю… Я только приятелю одному сообщил, что приеду.

Дмитрий как-то виновато посмотрел на Бориса и хотел было что-то сказать; но Борис уже опустил взгляд и, старательно выводя мелодию, пропел:

…Кто меня там встретит, как меня там примут

И какие песни там теперь поют…

Дмитрий покачал головой и проговорил задумчиво:

— Напутал слегка… Вот приеду — буду несколько дней подряд сидеть у магнитофона, Высоцкого слушать.

 

***

На перроне было малолюдно. Покинув вагон, Борис поднял лицо навстречу мелкому осеннему дождю, будто хотел что-то разглядеть в, затянутом тучами, небе; потом осмотрелся и, проводив взглядом уходящий состав, медленно пошёл через железнодорожные пути. Он не сразу заметил, как из-под навеса автобусной остановки вышли трое и направились в его сторону.

— Постой, земляк!.. Закурить дай! — выкрикнул один.

“Начинается! — подумал Борис. — И почему все эти ублюдки уверены, что кто-то обязан их угощать сигаретами?!» Приняв чуть левее, он лишь отрицательно покачал головой, собираясь обойти попрошаек.

— Постой!.. Тебе, что сигареты жалко?! — продолжал тот же голос.

«Хреново ты внимание отвлекаешь», — размышлял Борис, уже заметив, как другой заходит сзади. Стараясь увеличить дистанцию, Борис отшагнул, одновременно слегка развернувшись; это — оказалось весьма своевременно: вписав в этот же разворот жёсткий блок, Борис выбил, направленный на него, нож; той же рукой нанёс восходящий удар, который, однако, получился слабым, поскольку Борису пришлось торопливо менять позицию, встречая сразу двоих. Закрываясь одним нападающим от другого, он развернулся на сто восемьдесят градусов и успел нанести несколько коротких ударов; однако обе руки его тут же оказались захваченными. Тем временем нападавший первым — поднялся, пощупал челюсть, осмотрелся в поисках ножа и, не найдя его, направился к Борису, расстёгивая на ходу куртку.

Увидев рукоятку пистолета, Борис рванулся вперёд, едва не повалив удерживавших его, и резко взмахнул ногой. На этот раз удар привёл к нужному результату. «Вот что значит мотивация!» — думал Борис, всё же не понимая, как он сумел дотянуться. Теперь нужно было освободить руки; однако рывки и попытки бить ногами лишь изматывали Бориса, не давая надежды на освобождение от, вцепившихся в него, противников. Хорошо понимая, что может рассчитывать только на себя, он попытался собраться с силами. Того, что произошло дальше, он никак не мог ожидать: правая рука Бориса вдруг оказалась свободной, чем он тут же, не задумываясь, воспользоваться, уложив противника слева мощным апперкотом и продолжив движение с разворотом в том же направлении. Ожидая встречи с третьим, Борис вдруг увидел, как кто-то уже обрабатывает его многочисленными ударами. Отойдя немного в сторону, Борис подобрал пистолет и спрятал его в карман.

— Извини: опоздал немного, — донеслось из темноты.

— А всё же не правы те, которые говорят, будто высокие удары ногами — на улице не эффективны!.. Привет, Лёха!.. Нет, — не понимаю, как я его достал…

— Привет, — ответил Алексей и нанёс завершающий удар по голове, стоящего на четвереньках, противника. — Видел я, видел: прямо как балерина ноги задираешь.

— Зачем так жестоко?

— Чем тяжелее черепно-мозговая травма, — тем более вероятна амнезия… Тебе это надо, — чтоб они тебя запомнили?!

— Ладно, пойдём отсюда… Ты кому-нибудь говорил, что я приеду?

— Только твоей матери.

— Ну вот!.. Сюрприза не получится… Я-то думал, — приду, спрошу с порога: «Ничего, что я пораньше?»

Что-то отвлекло внимание Бориса; он перестал говорить и осмотрелся.

— Не догонят, — попытался успокоить спутника Алексей. — Они теперь не скоро поднимутся.

Борис кивнул, взглянув на Алексея сверху вниз, и подумал: «Освободился — называется!.. Что бы это значило?.. А ведь похоже, что со мной — опасно».

— Лёха, ты извини, но давай как-нибудь в другой раз отметим моё освобождение… Созвонимся… Мне бы сейчас одному прогуляться.

— Ладно, — как скажешь, — согласился Алексей. — Пистолет-то выкинь лучше, чтоб не «вляпаться» с ним, или спрячь понадёжнее.

— Заметил всё-таки.

— Что заметил?

— Пистолет.

— Какой пистолет?.. Ладно, созвонимся.

Алексей перешёл через дорогу и скрылся за углом.

Постояв несколько минут в ожидании преследователей и не дождавшись, Борис пошёл дальше, обдумывая план действий: «Если опасности не избежать, — надо самому её найти и уничтожить, — Борис вдруг вспомнил детский мультфильм про котёнка по имени Гав и улыбнулся. — Если неприятности ждут, — надо идти к ним». План действий появился как бы сам собой.

 

***

Более недели Борис старался быть на виду, много ходил по городу; убедившись же, что целенаправленные поиски неприятностей — результатов не дают, решил зайти в церковь.

Местный храм произвёл на Бориса удручающее впечатление; хотя он был и больше и богаче тюремного, однако казался Борису чужим, а пожилые прихожанки раздражали своими поучениями и придирками. Он с трудом отыскал относительно спокойное место, прикрыл глаза, попытался сосредоточиться и вспомнить отца Николая.

 

***

Август был дождливым и холодным. Борису нравилось смотреть сквозь струи дождя на, поросшие лесом, холмы, вид на которые открывался с колокольни в восточном направлении. В эти редкие минуты в его памяти всплывали другие такие же дожди, разбросанные по жизни, как верстовые столбы по старинной дороге. Борис всё чаще задумывался о своих предках, жалел, что так мало о них знает; жизнь казалась ему состоящей из одних лишь потерь, начавшихся ещё до его рождения с гибели отца.

— Что же ты не звонишь?.. Служба уже закончилась, — раздался за спиной Бориса голос священника.

— Извините… Я сейчас.

— Теперь уж я сам… Ты всё равно звонить не умеешь.

Наблюдая, как отец Николай управляется с колоколами, Борис невольно поймал себя на мысли, что не понимает этой, почти детской, увлечённости священника.

— Попробуй повторить, — предложил отец Николай.

Борис отрицательно покачал головой.

— Так никогда и не научишься.

— Настрой не тот: не хватает чего-то, или, может быть, что-то мешает.

— Только сейчас?

— Всегда… Нет у меня вашего вдохновения.

— А ты старайся анализировать свою жизнь, свои поступки; исправляй самого себя постепенно, — тогда и вдохновение появится со временем… Разберись хотя бы для начала в отношениях со своим другом.

— Полагаете, что у меня есть друзья?

— Будешь к ним так относиться, — точно не будет… Почему от Петра стал шарахаться?.. Пока он болел, — ты ему помогал во всём; а как поправился, — ты замкнулся, будто обиделся или сердишься на него.

— Легко вам говорить, — вы всего не знаете; а рассказать я кое что не могу.

— Полагаю, что я знаю больше, чем ты думаешь… Ты узнал, где он работает; это — тебя оттолкнуло… В милиции тоже приличные люди встречаются… иногда… Даже если он был бы в чём-то виноват перед тобой — и тогда можно было бы простить… Терять друзей — легко, а приобретать — трудно; поверь моему горькому опыту; не отворачивайся от друзей и сам их не отталкивай… Кстати, оттолкнуть человека иногда можно даже неосознанно: какой-нибудь глупой шуткой или грубостью. Я вот как-то, помню, прорубь освящал; полезли люди окунаться; гляжу: меценат наш, благотворитель вместе с начальником милиции — тоже собираются; «ляпнул» я в шутку: «Элиту общества — попрошу в последнюю очередь окунаться, чтоб мне воду заново не освящать». Людям — смех; а они — обиделись; да и мне это потом «аукнулось».

— Вы, как всегда, в самую точку попали… Я тут о предках своих задумался; оказывается, я очень мало о них знаю. Помню: в детстве какие-то фотографии видел; но потом — мать многие из них уничтожила зачем-то… Может, это наследственное у нас — все связи рвать?

— Искоренять это надо и замещать чем-то хорошим, правильным… Пойду я, — дела ещё есть… Ты тут подумай хорошенько о нашем разговоре.

Переждав дождь, Борис взялся за работу во дворе храма.

Вскоре пришёл Пётр и сразу же обратился к Борису:

— Меня тут недавно отец Николай повоспитывал немного… Похоже, что я в чём-то был неправ по отношению к тебе. Извини… Я, действительно, — человек грубый…

— Да брось ты, — перебил Борис, смутившись, — всё нормально.

— Похоже, что есть хорошие новости… Пообщался я с Топоровским; говорит, что есть существенные сдвиги в нашем расследовании.

— Что с того?.. Мне-то какое дело до этого?

— А такое, что, возможно, выяснится, — кто тебя заказал; похоже, связь «нащупывается» между здешними коррупционерами и какой-то группировкой из вашего Новошураленска. Кроме того, Петрович пытается добиться для тебя пересмотра дела или условно-досрочного освобождения за, оказанную тобой, помощь следствию.

— Помнится, слышал я уже от тебя об этом обещании… Да и какая там «помощь следствию»?! Я и пальцем не пошевелил для вашего следствия…

— А я ему верю; имел уже возможность убедиться, что он — приличный человек.

— Он на вид — ещё не старый, а уже подполковник… На сколько я знаю, для продвижения по службе — надо через людей «перешагивать» и начальству «задницы лизать»… Разве не так?

— Возможно, что в большинстве случаев и так, но есть и другие варианты.

— Ладно, время покажет.

— На всякий случай имей в виду, что тебе и на воле надо быть осторожным. Всё предугадать невозможно… В конце концов, какая-то потенциальная опасность есть всегда. Тут недавно двоих освободившихся местная шпана так отделала, что они теперь в больнице, а не дома.

— Я слышал, что этим не шпана занимается, а коллеги твои.

— Вполне возможно… Я тебе запишу кое-какие номера телефонов на всякий случай… Не хочешь и мне оставить информацию для связи?

— Хорошо, оставлю… Что-то мы тренировки совсем забросили.

— Верно, — согласился Пётр. — Предлагаю возобновить.

— Пора опять от дождя прятаться.

— Пошли.

Поднявшись на колокольню, Пётр принялся искать свою тетрадь с планами тренировок; Борис же вновь устремил взгляд вдаль, мысленно возвращаясь к беседе с отцом Николаем.

 

***

Осенний день близился к концу. Борис быстро шёл по улице; теперь он считал, что потратил зря время и спешил домой.

Отыскав дома свой тюремный блокнот, он открыл страницу с, записанными Петром, номерами телефонов. «А это что за запись? — удивился Борис и вдруг вспомнил студентку Дашу. — Это же её электронный адрес».

Потратив ещё день на приведение в порядок компьютера, Борис отправил сообщение. Ответ пришёл на удивление быстро: «Привет. Куда пропал?!. Ты зачем-то срочно нужен твоему попутчику, Дмитрию. Он пишет, будто случайно подсмотрел, когда я записывала тебе адрес…» Дочитав до конца, Борис ответил Даше, а затем послал короткое сообщение Дмитрию и взялся за другие дела. Мысли вертелись вокруг недавних событий. Борису хотелось посоветоваться с отцом Николаем и с Петром; он ненавидел себя за то, что, как ему казалось, он в очередной раз потерял тех, к кому успел привязаться, кого уважал и ценил, однако был не в состоянии заставить себя предпринять шаги для возобновления общения с ними. Эта собственная особенность раздражала Бориса; он ходил по комнате, отгоняя сон и заставляя себя думать. Память вдруг извлекла из его детства переписку с бабушкой, когда, по принуждению матери, реже — по собственному желанию, он с трудом писал несколько строк, а потом с нетерпением ждал ответа. Борис решительно взял лист бумаги и начал писать: «Здравствуйте, отец Николай. Я доехал нормально. Встретили меня хорошо. Спасибо Вам за все ваши советы, за изменение моих взглядов на жизнь. Полагаю, что о моих злоключениях на зоне Вам известно. Теперь я «на свободе», но свободы не чувствую, — душа будто осталась в неволе; а ещё какой-то «хвост» из неприятностей тянется за мной; боюсь стать причиной бед для близких мне людей, что называется — «подставить» их. Очень не хочется терять Вас и Петра; Вам вот решился написать, а Петру — не могу: что-то мешает, да и слов нет…»

Борис проснулся поздно. На улице было уже светло, но в комнате горел свет. Размяв через боль затёкшие руки, Борис перечитал письмо и, отложив его, принялся массировать виски. Голова болела, по всему телу разливалась ломота и слабость. Две чашки кофе и скудный завтрак несколько улучшили его самочувствие. Заглянув в электронную почту, Борис обнаружил следующее сообщение: «Здравствуй, Борис. Рад, что ты нашёлся, а то я боялся, что навредил тебе. Виноват я перед тобой: пришлось из поезда позвонить кому-то, пока ты спал, сообщить, что ты едешь… Эти ублюдки моим близким угрожали… До последней минуты всё хотел тебе признаться, но так и не решился. Извини. Какой-либо конкретной информацией, к сожалению, не располагаю. На всякий случай будь осторожен. Всего тебе наилучшего. С уважением, Дмитрий».

Борис вспомнил странное поведение Дмитрия в дороге. «Теперь понятно, что он беспокоился за своих и чувствовал себя виноватым, — думал Борис. — А какая мне польза от этой информации?»

Решив, что надо переключиться, Борис взялся за телефон:

— Лёха, привет!

— Привет, — ответил Алексей. — Разобрался со своими делами?

— Нет, не могу разобраться, а значит: общаться со мной — может быть опасно. Не боишься?

— Нет, не боюсь… Противно, знаешь ли, как-то подонков-то бояться.

— Ты на работе?

— Да.

— Когда освободишься?

— Практически, уже свободен: в бумагах копаюсь, если надо — могу уйти хоть сейчас.

— Может, я подойду к тебе, а там — «звякну» ещё разок?

— Ладно, давай, — договорились.

Борис быстро собрался и вышел. На душе было тревожно; сомнения терзали его до последнего момента. Даже уже достав «мобильник», он ещё долго озирался по сторонам, но телефон вдруг зазвонил.

— Да, — ответил Борис.

— Сейчас выхожу. Стой там, в «шарагу» — не заходи.

— Ладно.

Борис осмотрелся по сторонам и принялся неспеша прогуливаться около ворот. Вскоре появился Алексей; застёгивая на ходу куртку, он быстро приблизился.

— Пошли, — Алексей стремительно зашагал прочь от ворот.

— Куда ты так «летишь»?! — удивился Борис, едва поспевая за Алексеем.

— Хочу быстрей отойти от этого «гадюшника»… У тебя какие-то серьёзные проблемы? — Алексей замедлил шаг и взглянул на Бориса.

— Похоже на то.

— Не удивительно. Зря ты тогда взялся окружающую действительность переделывать.

— Что же мне надо было спокойно смотреть, как мерзавцы народ губят?

— И куда ж тебе против государства-то?!

— При чём тут государство?

— Ну как «при чём»?.. Если власти не борются с этим злом — значит: они в этом, как минимум, не заинтересованы.

— Ну как «не борются»?.. Они борются, правда, хреново, но борются.

— Делают вид, что борются. Хотели бы они что-то реально сделать — сделали бы; а не делают, я думаю, по двум причинам: во первых — сами с этого что-то получают, во вторых — выполняют заказ мирового «закулисия» по геноциду русского народа.

— Извини, Лёха, но это — бред какой-то… Что же они могли бы, по-твоему, сделать, если бы захотели?

— Для государства — это не составило бы особого труда, да и средств понадобилось бы значительно меньше, чем на нынешнюю профанацию. Надо всего лишь ликвидировать рынок сбыта, а для этого — надо выдавать наркоманам их отраву бесплатно, так же, как выдают наркотики онкологическим больным; тогда — наркомафия частично «загнётся», частично — «свалит» из страны.

— Ну а наркоманы — значит: пускай дохнут?.. Ну да, я-то, пожалуй, согласен, но…

— Да почему «пускай дохнут»? Они и дохнуть-то меньше будут, если будут получать дозу в специальном учреждении в одноразовом шприце, под контролем медиков и ментов. Их можно было бы всех поставить на учёт, всем предложить лечение, работу, учёбу, досуг — нормальный, а не скотский. Самое же главное, что они перестали бы вовлекать в свой круг других таких же «дебилов», не совершали бы преступления против нормальных людей ради очередной дозы. Для тех же, кто будет продолжать обращаться с наркотиками как с товаром — нужна смертная казнь.

— Фантазии — всё это… К тому же, Лёха, я очень сомневаюсь, что с тобой согласились бы ребята из организации «Город без наркотиков». Они на ситуацию смотрят более практично и хоть что-то реальное делают.

— Почему же, интересно, власти-то им постоянно «палки в колёса вставляют»?!. А то, что «фантазии» — верно, согласен, — не будет этого никогда к сожалению; причины я уже назвал… Пустой у нас разговор получается… Я, однако, надеюсь, что ты свою ошибку не повторишь.

— Я — тоже надеюсь… Ладно, — хватит об этом… Хочется мне кое о чём тебе рассказать… За один раз, правда, не получится… В общем, встретил я одного человека на зоне — священника. Похоже, что он мои взгляды на жизнь несколько изменил… Вот нас на атеизме воспитывали, а православие — пытались приподнести, как какую-то глупую сказку. Не потому ли мы к дальневосточным учениям потянулись, отвернувшись от того, что, вроде бы, всегда было где-то рядом?.. Почитал я православные книги, — совсем не сказка; правда, многое — непонятно.

— А я вот — только собираюсь почитать. Единственный файл на эту тему «валяется» в компьютере уже несколько месяцев… А куда это мы идём?

— Ко мне.

— Нет, Боря, — давай-ка лучше — ко мне. Мне надо бы дома быть.

— Ладно, — как скажешь; правда, я для этого случая на днях закуску приобрёл и то, чем её запить…

— «Чем запить» — у меня есть, а за закуской давай-ка в магазин зайдём.

Подходя к магазину, Алексей старательно обходил многочисленных пьяниц и часто оглядывался на Бориса. Когда один из пьянчуг направился с протянутой рукой к Борису, Алексей пропустил Бориса вперёд и рывком закрыл дверь магазина перед самым носом забулдыги.

Корзину Алексей наполнял быстро, то и дело советуясь с Борисом.

— Хватит, наверное, — предположил Борис.

— Ладно, пойдём… Нет, — стой…

— Что ещё?

— Кошке бананы чуть не забыл.

— Вообще-то, кошки не едят бананы, — уверенно сказал Борис.

— Моя — ест…

Из магазина Борис вышел первым и сразу увидел, попрошайничающих пьяниц; он обернулся, ожидая Алексея, но тут же услышал совсем рядом:

— Мужик, «трубы горят»…

— Тфу-ты!.. Ничего не меняется!..

— Что говоришь? — поинтересовался Алексей, подходя к Борису.

— Да говорю, — не меняется ничего: как собирались скоты около магазинов — так и собираются!

— Ты чё, мужик?! — услышавший слова Бориса, пьяница, скорчив гримасу, пошёл в атаку.

Борис, недовольно покачивая головой, отстранился; однако нападающий, вновь приблизившись и широко размахнувшись, попытался ударить. Борис легко уклонился, уйдя нырком под руку, и тут же машинально провёл резкий удар ногой по нижнему уровню, затем взмахнул ногой повыше и, получивший подзатыльник подошвой, пьянчуга нырнул в куст. Двое других поспешили на помощь собутыльнику. Не стремясь к разнообразию, Борис такими же ударами уложил второго; тем временем Алексей подбил ногу третьему и, убедившись в достаточной жёсткости его приземления, ответил Борису:

— Почему бы им не собираться? Менты их не трогают… Как-то один ментовский начальник в звании подполковника поразглагольствовал по местному телевидению в ответ на возмущения граждан, ерунды какой-то наговорил…

— Это не тот, который над участковыми главный?

— Да, да, у него ещё фамилия какая-то «почтовая».

— Это же совсем недавно было… Слышал я.

— Карьерой они своей занимаются и деньги добывают… Не до этих им.

— Да, — согласился Борис и тяжело вздохнул. — Не нравится мне всё это.

— Плюнь ты на них… Давно пора научиться всю эту мерзость игнорировать.

— Я не о том… Сам я как-то неправильно себя веду.

— Ах вот в чём дело!.. Надо было «подставить другую щёку»? — сиронизировал Алексей.

— Надо было не провоцировать ублюдков.

— Вот и я о том же.

Немного помолчав и решив сменить тему, Борис спросил:

— Из нашего клуба никого не встречал?

— «Накрылся» ваш «Годзю-кан»… Не в курсе ещё?.. Многим ваша глупость дорого обошлась: кого-то, слышал, так же как тебя забрали, но позже; двоих, вроде, схоронили; в «травме», помнится, кого-то из ваших видел; а руководитель ваш, говорят, уехал из города, считай — сбежал… Да, в помещении вашем теперь ночной клуб, — вот уж где барыгам-то раздолье!..

Видя, как помрачнел Борис, Алексей уже сожалел о сказанном, придумать же, как отвлечь его от мрачных мыслей, не мог. Оказавшись около своего подъезда, Алексей открыл дверь и пропустил Бориса вперёд. Уже в подъезде Борис остановился, а потом вновь пошёл вслед за Алексеем.

Аккуратно ступая между плевков, окурков, бутылок и другого мусора, Алексей протиснулся среди, сидевших на ступеньках, подростков. Борис старался идти как по минному полю — след в след; однако, услышав за спиной мат и оскорбления, повернулся и, увидев омерзительные ухмылки четверых парней, не выдержал:

— Вон пошли отсюда!

Подростки отозвались смешками и новым потоком оскорблений.

— Да оставь ты их, — Алексей вернулся и попытался удержать Бориса.

Не обращая внимания на Алексея, Борис схватил двух подростков за воротники и, приподняв от ступенек, с силой столкнул лбами; затем швырнул их на двух других, стоявших ниже, и пинками погнал всех четверых к выходу. Очень быстро вернувшись, он вытер подошвы о чью-то, оставленную на ступеньках, куртку и продолжил подъём по лестнице.

Понимая, что говорить что-либо бессмысленно, Алексей молча достал ключи, открыл дверь квартиры и впустил Бориса.

— Ну извини, — Борис развёл руками.

— Что-то тебе надо делать с собой: к тренировкам вернись, медитацией больше занимайся…

— Куда же я теперь вернусь? — пробормотал Борис, снимая куртку. — Сам же говоришь, что клуба больше нет.

— Есть и другие места… А пойдём-ка завтра к нам в «Кимэ» или, лучше, к Тимохе… У Тимофея, практически, свой додзё, правда, как бы разбитый на части: часть — в избе, часть — во дворе, часть — в сарае.

— Ну уж нет. Моя встреча с Тимохой может очень плохо закончиться. Я предпочитаю его более никогда не видеть.

— Зря ты так.

— Зря?!. По его «милости» я на зоне оказался.

— А, может, «по его милости» ты жив остался?.. Не думал об этом? — Алексей выразительно посмотрел на Бориса и принялся выкладывать покупки. — К тому же, пока тебя тут не было, беда с ним случилась…

— Что ещё за беда?

— Съездил он от «ментовки» в Чечню; вернулся быстро: ранен был тяжело, память частично потерял. Теперь он на второй группе инвалидности.

— Я этого не знал, — Борис задумчиво нахмурился и прислонился к стене. Впервые он почувствовал жалость к своему давнему врагу.

— Я уже пытался выяснить, помнит ли он о тебе, — продолжил Алексей.

— И что?

— Не помнит.

Раздался звонок.

— Ждёшь кого-то?

— Ну да; я же говорил, что должен быть дома, — напомнил Алексей, направляясь к двери.

Пока Алексей открывал, подошёл и Борис.

В квартиру, совершенно бесшумно ступая, вошла стройная черноволосая девушка чуть ниже среднего роста.

— Знакомься: это — Борис.

Девушка тихо поздоровалась; Борис — тоже.

— А это — та самая Кошка.

Девушка резко повернулась к Алексею и, оскалив зубы, издала короткий шипящий звук. Алексей отшатнулся, изобразив испуг, и, закрыв дверь, добавил:

— Вообще-то она — Катя, но… Кошка.

Катя тем временем уже сняла куртку и искала что-то в своей сумке.

Алексей продолжил собирать на стол, усадив попутно, мешавшегося на пути, Бориса.

— Похоже, Кате не нравится, как ты с ней обращаешься, — предположил Борис.

— Не думаю… Кошкой она вполне согласна называться… Всё в ней кошачье: и повадки, и фамилия…

— Кошкина что ли?

— Верно, — Кошкина… И имя у неё кошачье, и отчество… Так ведь, Екатерина Васильевна?

Катя, бесшумно проскользнув мимо Алексея, мимоходом ухватила со стола банан и оказалась на чёрном кожаном стуле около компьютера. Отвечать она явно не собиралась.

— Имя-то почему «кошачье»? — не понял Борис.

— Потому, что «Катёнок», — пояснил Алексей. — Кстати, я как-то по глупости своей решил Тимке память восстанавливать, как Чак Норрис в сериале про рэйнджеров… Зря я это сделал…

— Поединок что ли с ним устроил?

— Ну да… на свою голову… Не знал — куда деваться от него… А вот Катя — с этой задачей справилась великолепно, как, впрочем, справляется со всем, за что берётся. Кстати, заметил, как мастерски она банан вскрыла? Ну, прямо, как будто воспитывалась на той же ветке, на которой эти бананы росли.

Катя как раз доела банан и, по достоинству оценив шутку Алексея, запустила в него кожурой.

Поймав и выкинув кожуру, Алексей продолжил рассказ:

— Она помогла Тимофею вспомнить его тренерскую работу; даже смогла развеселить его своей боевой стойкой — как у кота из мультфильма про Шрэка; хотя, в основном — использовала Тимоху в качестве «живой макивары»: довольно долго его колотила… Не представляю себе, как он это выдержал… Удары у Кати достаточно хорошо поставлены; а кисти и стопы у неё маленькие, прямо как у потомственной аристократки. Сильные удары малой площадью довольно болезненны.

Катя тем временем уже обложилась учебниками и тетрадями, включила компьютер и, перехватив взгляд Алексея, указала ему на чайник. Алексей кивнул в ответ, а потом спросил:

— Может, ещё что-нибудь кроме чая?.. Есть вино и сок.

— Что отмечаем?

— Да вот… Борис уезжал надолго, а теперь вернулся.

— Ладно, наливай; только мне надо бы ещё и учёбой немного заняться… А музыку какую-нибудь включить? — Катя собралась было найти музыку в компьютере.

— Да ну её… Не надо… К тому же, гитара имеется.

Борис тут же снял гитару со стены и начал перебирать струны. Узнав мелодию, Катя сначала закачалась в такт, а затем пропела:

— «Человек и кошка дни с трудом считают…»

— Вы есть-то собираетесь? — перебил Алексей. — Кстати, и чайник уже вскипел.

Катя подставила чашку и вновь повернулась к компьютеру.

— А мне, пожалуйста, ещё вон оттуда, — Борис указал на бутылку.

Налив чай и вино, а потом выпив вместе с Борисом, Алексей достал откуда-то статуэтку кошки и жестом предложил Борису сравнить её с Катей. Борис слегка улыбнулся и кивнул.

— Похожи, похожи, — прокомментировала Катя, не поворачиваясь.

— Ты же не оглядывалась! — удивился Алексей.

— Да, но я знаю, где стоит статуэтка.

— Внимательная: всё видит, всё помнит… Эту статуэтку она мне и принесла… В компьютере — тоже полно кошек и в телефоне… да, и Багира ещё.

— Из «Маугли»?

— Нет, из «Морских дьяволов».

— Волч, хватит о кошках, — попросила Катя, — не отвлекай меня… Сосредоточиться не могу.

Алексей убрал статуэтку, налил ещё вина и, когда Борис потянулся за рюмкой, стащил у него гитару со словами:

— Ну вот, прозевал, — буду теперь тебе «нервы выматывать».

Алексей отпил из рюмки и попытался что-то сыграть, однако вскоре остановился и задумался, потом взглянул на Бориса и уже уверенно заиграл вновь и запел:

«Хозяин», Небо зовёт домой;

А ты — опять со своей тюрьмой…

Тюрьма и Воля — всегда со мной, начальничек!

На Небесах нет приюта псам…

Кому ты служишь? Подумай сам…

Твои законы — писал не Бог, а чёрт-е кто.

Гляди, начальничек: журавли

Летят без спроса на край Земли,

Летят от этой больной страны…

И знаешь что?!.

Ты — очень серьёзный…

А я, босота, своё «тяну»…

Да ты остынь, не гони «волну»…

Только в спокойной воде отражаются звёзды.

Со мной — понятно: я ветром сыт,

Луны и неба — приёмный сын;

А ты — заехал, скажи — зачем,

В такую глушь?..

«Браслеты»: «Щёлк!», да засовы: «Клац!»…

И смотрит в небо пустынный плац,

И плачут камни бетонных плит глазами луж…

А в небе: вольные журавли

Летят без спроса на край Земли,

Летят от этой больной страны

В край, где круглый год

Солнце сушит слёзы,

Где все довольны своей судьбой,

Где нет «запреток» и нас с тобой,

В край, где в спокойной воде отражаются звёзды…

А в небе: вольные журавли

Летят без спроса на край Земли,

Летят от этой больной страны

В край, где я раньше был

Или, быть может, не был,

Где все довольны своей судьбой,

Где нет «запреток» и нас с тобой,

В край, где в спокойной воде отражается Небо…

А в небе: вольные журавли

Летят без спроса на край Земли,

Летят от этой больной страны

В край, где я раньше был

Или ещё я не был…

На белом свете — хватает мест;

Пусть давит плечи тяжёлый крест…

Только в спокойной воде отражается Небо!

Только в спокойной воде отражается Небо.

— Всю песню исковеркал, — прокомментировал Борис. — У Вячеслава Бобкова она совсем по-другому звучит.

— Под себя не могу не переделать; хотя, Вячеслав Бобков для меня, пожалуй, — на втором месте после Высоцкого.

— Для меня — тоже… Спасибо, Лёха… Песня-то — со смыслом.

Алексей поставил гитару и, долив в рюмки вина, сказал:

— Ну, за свободу, за свободу в самом правильном понимании этого слова.

Катя резко повернулась и подставила свою рюмку.

— Тоже свободолюбивая, как и большинство кошек; не может такой тост пропустить.

— Что ты к ней всё цепляешься?.. Как она тебя терпит?

— Сам удивляюсь… Вообще-то, сердится иногда. Как-то сообщение ей послал на телефон: «Кис-кис-кис!» Она пришла на зов, но с порога на меня с кулаками накинулась; да и потом ещё долго шипела и в прямом, и в переносном смысле.

— Вот я тебе завтра на тренировке-то припомню, припомню, — проговорила неспеша Катя, отыскивая одновременно что-то на мониторе.

— А мы, я так понял, в клуб ведь завтра? — Алексей вопросительно посмотрел на Бориса.

— Да хотелось бы.

— В «Кимэ»?.. Фу! — фыркнула Катя. — Не нравится мне там. Вы как хотите, а я — к Тимохе; у него реально с пользой можно позаниматься.

— У неё там, просто, три подруги есть, — сообщил Алексей, махнув рукой в сторону Кати.

— Ладно, ладно, — Катя едва заметно улыбнулась, выключила компьютер и начала собирать свои вещи. — Ухожу я от вас.

Проводив к выходу Катю, Алексей вернулся, достал с полки несколько фотографий и протянул их Борису.

— Узнаёшь?.. В «травме» лежат.

— Те ублюдки с вокзала?

— Они, — подтвердил Алексей. — Снял тайком на телефон, когда со студентами в стационар ходил… Возьми-ка себе эти снимки на всякий случай.

— Да, да… Однако, ими ведь кто-то руководит.

— А кто у нас городом командует?

— Злобин Леонид Олегович… Кто же этого не знает?.. При чём тут он?

— Брось!.. Мэр Новошураленска — «марионетка». Его хоть в народе и называют: «господин Зло», но самое большое зло исходит не от него…

— Помню я, как его проклинали, когда он, едва «избравшись», укатил в Германию на лечение за казённый счёт…

— Оставь ты это… Скажи лучше: знаешь, кто такой Диамат?

— Не «кто», а что: предмет такой изучают в некоторых учебных заведениях.

— Ну да, изучали когда-то такую лженауку, но речь не об этом. Есть такой вор в законе и депутат городской думы — Аматов Дмитрий Иосифович, он же — Диамат… Тимоха перед отъездом в Чечню рассказывал, что «нарко-ниточки» к нему тянулись, но вы их пообрывали…

— Ну что ты будешь делать?!. И тут мы виноваты…

— Подожди, это — ещё не всё… Было у ментов предположение о наличии промежуточного звена между Аматовым и всей сетью; это — некий Миронкин Игорь Васильевич, — предприниматель, бывший мент; по сути — бандит; кликуха — Мирон… Тимоха считал, что информация от ментов поступала к ним через какого-то майора Шестобитова по кликухе Шест.

— С чего это вдруг Тимоха тебе всё это рассказал?

— Я это из него несколько дней вытягивал, когда узнал, что тебя забрали; даже записал всё чтоб не забыть. Однако, теперь я говорю тебе всё это не для того, чтоб ты опять куда-нибудь «вляпался», а чтоб знал, кого остерегаться. Они хоть и мерзавцы, но не дураки, раз всё ещё не попались; будешь сидеть тихо — не тронут… наверное.

— Ладно, постараюсь «сидеть тихо»… Ну что, значит, завтра — на тренировку?

— Давай, попробуем сходить. Если понравится — будешь тренироваться.

— Ладно, — договорились… Пойду я, пожалуй.

Попрощавшись с Алексеем, Борис спустился по лестнице. У подъезда кого-то заносили в машину скорой медицинской помощи. Две пожилые женщины о чём-то переговаривались, наблюдая за происходящим. Борис осторожно подошёл и прислушался к разговору, однако ничего не поняв, спросил:

— Что случилось-то?

— Шпана дерётся… Чуть не каждый вечер кого-нибудь увозят, — ответила одна из женщин.

— Да девка их «уделала», говорю я тебе! — не согласилась вторая.

— Избила что ли? — Борис изобразил удивление. — А где же милиция?

— А оно им надо?!. В больницу, наверное, придут, если вообще придут; «бумажки» свои напишут — и всё.

Борис покачал головой и отошёл в сторону. В кармане зазвонил «мобильник».

— Я что-нибудь забыл? — спросил Борис.

— Нет, нет… В окно видел, что «скорая» отъехала от подъезда, а тебя — не видел… С тобой всё в порядке?

— Да, — Борис отошёл от здания и помахал Алексею рукой. — Тут парней каких-то увезли. Я вот думаю: а не Катя ли их… Ментов, кстати, не было.

Ещё раз попрощавшись с Алексеем, Борис убрал в карман телефон и неспеша зашагал по тёмной улице.

 

***

В приёмной мэра чувствовалось напряжение. Малочисленные посетители с опаской поглядывали на двух крепких мужчин, стоявших у входа в кабинет, из которого то и дело доносились крики. Прибежавший откуда-то, взъерошенный милицейский майор, заискивающе глядя на охранников, что-то объяснил им и, съёжившись, нырнул в кабинет. Новый взрыв крика донёсся из-за закрывшейся двери. Ожидавшие своей очереди переглянулись: кто-то — со страхом, кто-то — со злорадством.

С армии привыкший к холуйству, майор, виновато сжавшись, стоял у самой двери и с опаской поглядывал то на мэра, мрачно сидящего за своим столом, то на лысеющего здоровяка в дорогом блестящем костюме. Здоровяк прохаживался из стороны в сторону, засунув руки в карманы брюк, и с трудом сдерживал ярость; бросив брезгливый взгляд в сторону двери, он направился к майору и, двигая по-гусиному головой, процедил:

— Тебя сколько можно ждать, майор?.. Погоны надоели?

— Дмитрий Иосифович, извините, — начал было майор, сжавшись ещё больше.

— Молчи, — здоровяк махнул рукой и направился обратно к столу; глядя мимо мэра, он грузно навис над столом. — Игорь Васильевич, повтори для этого ещё раз суть дела, только покороче.

— Давай, Миронкин, давай, — поторопил мэр.

Миронкин поднялся и хотел подойти к майору, но вдруг передумал:

— Да что ты там застрял?! Проходи, садись.

Майор направился к столу, выдвинул для себя стул и робко сел.

— «Ствол» у нас пропал, — продолжил Миронкин, понизив голос.

— Да подожди ты с этой ерундой! — перебил мэр и взглянул на Аматова, ища одобрения.

— Да, — согласился Аматов, — со «стволом» потом между собой разберётесь, — отодвинув стул, он сел и исподлобья уставился на майора. — Слушай, Шестобитов: помоги ты Мирону… Его ребята «обделались» в очередной раз; а нам сейчас нельзя рисковать.

— Дело-то в чём?

— Лапшин с зоны вернулся… Помнишь его?

— Его забудешь!.. Но ему же ещё сидеть и сидеть!

— Он вообще не должен был вернуться… Кто-то вмешался в наши планы и, похоже, этот кто-то — из ваших, — Аматов ткнул пальцем в майора.

— Извините, но я не в курсе…

— Похоже, ты последнее время в курсе только тогда, когда речь о твоей новой даче заходит!.. До сих пор толком объяснить не можешь, почему у тебя Анцигин живым из Чечни вернулся!.. А тот придурок?.. Как там его?.. Чернилов, — кажется…

— Да я…

— Да молчи!.. Это я так — к слову… Сейчас мы должны разобраться: на сколько для нас опасен этот Лапшин и, если надо, нейтрализовать его.

— Он, вроде, уже научен, — вмешался мэр.

— Ой, хреново такие как он «учатся»! — Аматов покачал головой.

— Можно, я всё-таки скажу? — вновь начал Шестобитов.

— Ну, — отозвался Аматов.

— Предлагаю в комплексе проблемы рассматривать… «Ствол» «посеяли», когда Лапшина встречали?

— Ну, допустим, — буркнул Миронкин.

— Леонид Олегович, с ветхим жильём в частном секторе из-за кого вопрос «завис»?

— Из-за кого?.. Упёрлись старики…

— Что бы смогли эти старики?.. Кто их возглавил?

— А сейчас я вам скажу, — мэр достал из стола папку, открыл её и быстро просмотрел бумаги. — Вот, пожалуйста: Анцигин Тимофей Сергеевич, — кстати, ваш сотрудник, Виталий Владимирович.

— Бывший наш сотрудник… А кто брал этого вашего Лапшина в прошлом году?

— Не тяни!.. Кто?

— Анцигин и брал… И как они должны относиться друг к другу?

— Мирон! — Аматов выразительно взглянул исподлобья. — Организуй-ка им встречу с помощью своих бандитов. Да, если Лапшин не выкинул «ствол», хорошо бы, чтоб он был при нём.

— Легко сказать.

— А ты постарайся, обдумай всё хорошенько. Если удастся сразу две проблемы решить, мы в долгу не останемся. Верно, Леонид Олегович?

— Разумеется, — мэр кивнул. — Освободим территорию, — пойдут финансы; а там — всё по обычной схеме.

— Подстраховаться бы как-то, — замялся Миронкин.

— Вот и обдумайте всесторонне, обсудите с майором совместный план действий с запасными вариантами… Всё! — Аматов встал и пододвинул стул к столу, давая понять присутствующим, что считает разговор оконченным, а решение — принятым.

— Почтарёва бы подключить, — предложил майор, вставая.

— Подключай.

— Дмитрий Иосифович, он всё-таки подполковник; я ему приказывать не могу; его заинтересовать чем-то надо.

— Леонид Олегович?.. — Аматов вопросительно посмотрел на мэра.

— Хорошо, хорошо: Василий Вадимович будет в курсе.

— Он должен быть не просто в курсе, он должен быть заинтересован.

— Хорошо: будет заинтересован.

 

***

Уже давно Борис не чувствовал такого воодушевления. Он давно хотел вернуться к тренировкам, а значит: и к прежнему образу жизни. Вновь зайдя к Алексею, Борис сразу же поинтересовался:

— Не спрашивал у Кати, что там случилось вчера?

— Всё нормально. Говорит, что прицепились двое ублюдков, но потом один из них почему-то упал, ударившись головой о скамейку, а второй — сильно поранился своей же бутылкой из-под пива.

— Рад, что у неё всё в порядке.

— Я готов. Пошли!

По пути Борис вновь попытался рассказать Алексею об отце Николае, но, обнаружив, что не может подобрать нужные слова, умолк.

— С работой-то как у тебя?

— Вернусь на завод. Уже договорился.

— Да, на всякий случай запомни, что на тренировках лучше не попадать в пару со Стасом Брусятиным.

— Что, такой «крутой»?

— Нет; просто, всю тренировку испортит. От него все шарахаются; вот он и «липнет» в основном к новичкам, которые его ещё не знают… Я тебе его покажу.

— Ладно. А ты не преувеличиваешь?

— Вовсе нет. Он мне уже столько тренировок испоганил за те годы, что я его знаю, что я стараюсь с ним совсем не общаться.

— Тренер-то меня примет?

— Примет… Я с ним уже договорился… Вот мы уже и пришли.

Пока Борис осматривался, Алексей подозвал тренера и представил ему Бориса.

— Пошли переодеваться, — позвал Алексей и пошёл вперёд, здороваясь попутно с окружающими.

Когда, зайдя в раздевалку, Борис уже собирался сесть, ещё не выпустив из руки сумку, Алексей вдруг схватил его за руку и перетянул на другую скамейку — напротив. Место тут же занял какой-то парень.

— Не спеши переодеваться, понаблюдай. Тот, с кем рядом ты собирался сесть, — это как раз и есть Стасик — своего рода «талисман» клуба.

— С ним рядом и сидеть нельзя? — прошептал Борис, усмехнувшись, и начал расстёгивать сумку.

— Подожди, подожди, понаблюдай.

— Зачем?

— Ну четверть минуты-то потерпи!.. Гляди.

В этот момент Стас освободился от обуви и начал снимать носок. Ухватившись за него в области пальцев, он резко потянул, в результате чего носок, описав дугу, прилетел прямиком в лицо соседу. Парень разразился потоком ругани; Стас же широко улыбнулся, повернувшись к парню лицом, издал звук, похожий на крик осла, затем засунул носок в ботинок и взялся за второй. Сосед с другой стороны оказался столь же неосторожен и ситуация повторилась почти с зеркальной точностью.

— Он что, больной? — спросил Борис полушёпотом.

— Похоже, что больной, при чём — на всю голову, — ответил Алексей в полный голос.

— Тише.

— Зачем тише? У него всё равно с восприятием что-то не в порядке, но это — во-вторых, а во-первых — мне наплевать, что он может услышать.

— А зачем же он сюда ходит?

— Видимо, для того, чтоб паразитировать на других… Да, да, — вот тебе пример энергетического вампиризма… Держись от него подальше.

 

***

Первая тренировка не оправдала ожиданий Бориса, однако он решил продолжить. Вскоре Алексей предложил делать пробежки по пути на тренировки и обратно; Бориса это вполне устраивало. Около двух недель он пытался втянуться в тренировки, но однажды, выходя из клуба, предложил пробежку отменить. Испытывая желание высказаться, Борис, однако же, начал с вопроса:

— Ваш тренер вообще чему-нибудь учит?

— Иногда учит; хотя, в основном — надо на себя надеяться, самому над собой работать.

— Значит: тренер только место для занятий предоставляет и деньги собирает?

— Если тут не нравится, пойдём к Тимохе… Других мест я не знаю.

— Нет, — резкость тона Бориса подчёркивала его уверенность.

— Значит: приспосабливайся тренироваться в этом клубе.

— Что-то не получается приспособиться; да ещё с этим «дебилом» Стасиком часто попадаю; а с ним что-либо отрабатывать невозможно: ноет постоянно, страховаться — не хочет, падать — ленится, из зала то и дело выходит, когда ему вздумается, какие-то идиотские анекдоты периодически рассказывает, постоянно стремится тренировку в бессмысленную болтовню превратить.

— Ты ещё не видел, как но себя ведёт, когда злится на кого-то: может специально травму партнёру причинить… Как-то партнёра так подставил, что их обоих с тренировки выгнали, хотя надо было — только Стаса. Он даже тренера раза два или три травмировал… Много ещё можно сказать, но смысла в этом не вижу… А я ведь заранее тебя предупреждал: отказывайся с ним тренироваться, вообще общаться отказывайся.

— Почему-то «липнет» именно ко мне.

— Ты — новенький; он чувствует, что тебя ещё не успел «задолбать» на столько, чтоб ты от него шарахался, как остальные.

— Советуешь начать «шарахаться»?

— Я тебе сразу сказал.

— Неудобно как-то больного обижать.

— Да брось ты!.. Болезнь или её последствия — веское основание для того, чтобы человек работал над собой больше и старательнее остальных; а для него — это «ширма», за которой он прячет свою лень и свой эгоизм. К тому же, почему ты-то должен жертвовать своими интересами? Он ведь, по сути, обворовывает и себя и других: сам не тренируется и других лишает возможности тренироваться, да ещё и нервы основательно «выматывает»; ну и, в конце-то концов, тренировки — не бесплатные; люди платят деньги чтобы для себя что-то получать, а не этого… ублажать. Короче, давай-ка ты на всех последующих тренировках — будешь со мной в паре.

— Может не получиться: тренер «рассуёт» всех, как захочет; к тому же, у нас и весовые категории — разные.

— А мы всё же попробуем.

 

***

На следующей тренировке Алексей сразу встал в пару с Борисом, однако, как и предполагал Борис, тренер пересортировал пары уже на первых минутах. Оказавшись вновь перед Стасом, Борис категорически отказался выслушивать очередной, предложенный им, анекдот и постарался сосредоточиться на тренировке, не обращая внимания на особенности партнёра. Стаса на долго не хватило; заявив, что ему надо выйти, он направился в коридор.

Алексей подбежал почти сразу.

— Нам надо связку втроём отработать. Пошли! — позвал он.

Предложенная Алексеем, комбинация приёмов предполагала ощутимую жёсткость и нагрузку. Видя упадочное настроение Бориса, Алексей то и дело подгонял его и предлагал прорабатывать элементы, требующие активного участия всех троих.

Вскоре вернулся Стас; он немного помялся, походил кругами, потом позвал Бориса; Алексей, однако же, не позволяя Борису обернуться, активно вовлекал в работу обоих партнёров.

Убедившись, что остался один, Стас пошёл жаловаться тренеру, потом вернулся, долго пытался что-то сказать, но, убедившись, что его не слушают, вновь отправился к тренеру. Желая отделаться от навязчивого ябеды, тренер подошёл и потребовал от Бориса вернуться к партнёру. Алексей попытался возразить, но Борис жестом остановил его и направился к Стасу со словами:

— Ну держись!.. Не люблю я, когда мне тренировку портят.

После нескольких жёстких падений Стас выругался матом и вновь пошёл жаловаться.

Вернувшись к Алексею, Борис лишь пожал плечами в ответ на его вопросительный взгляд и сразу же спросил сам:

— Выгонят?

— Возможно… Этот сейчас распишет с искажениями и преувеличениями.

Когда после тренировки Борис и Алексей уже направились к выходу, тренер подозвал Бориса.

— Я догоню, — сказал Борис, жестом остановив Алексея, и отошёл.

Немного понаблюдав за ходом разговора, Алексей медленно вышел. Бориса ждать долго не пришлось; появившись не более чем через минуту, он глубоко вдохнул и, посмотрев вверх, заметил:

— Звёзды-то сегодня!.. Интересно: если к нам инопланетяне прилетят, — что будет?

— Походят, посмотрят, да и полетят обратно докладывать своему начальству, что на этой планете жизни нет.

— Я послезавтра на работу выхожу.

— Обратно на завод?

— Да… Кстати, слышал раньше, что там есть какой-то зал; ребята, вроде, занимаются… А ты здесь будешь продолжать тренироваться?

— Не знаю… До твоего возвращения я занимался раз пять в месяц тут и раз семь-восемь — у Тимохи.

— Может, посидим завтра у меня или у тебя?

— Тогда — у меня. Причину знаешь.

— Договорились.

 

***

Созвонившись с Алексеем, Борис взял, собранный заранее, пакет и вышел из дома. Он шёл неспеша, помахивая пакетом и засунув другую руку в карман куртки. Взгляд скользил по исписанным и изрисованным стенам домов, что усугубляло, и без того унылое, настроение Бориса. Спокойно переждав, когда пройдёт стая бродячих собак, Борис вошёл в подъезд, осмотрелся и направился вверх по лестнице.

— Странно: в подъезде сегодня чисто, — высказал Борис своё удивление, уже открывшему дверь, Алексею.

— Сам же в прошлый раз «подчистил», да и Катя — двоих ублюдков отвадила… Надолго ли?!. Делали бы то же самое менты, — было бы во всех подъездах чисто.

— И в городе, — добавил Борис, подавая Алексею пакет. — Выставляй на стол.

В пакете оказались консервы, бутылка водки и бананы.

Увидев, что Катя сидит за компьютером, Борис поздоровался.

— Привет, — отозвалась Катя, не оборачиваясь.

— Всегда тут уроки делаешь?

— Не всегда, но часто. Дома — плохо: всегда кто-то мешает, кошки по клавиатуре ходят и по мне лазиют.

— Лазят, — поправил Алексей.

— Что?.. А, ну я и говорю: по мне лазиют.

Борис усмехнулся.

— За то, она умеет пользоваться компьютером; меня — тоже обучила… А давай-ка, Боря, я твою водку «конфискую»; буду из неё настойки делать; а пить будем — сухое красное вино.

— Не возражаю. Наливай.

Катя повернулась и, увидев бананы, ткнула в них пальцем и спросила:

— Можно?

Борис кивнул и пододвинул бананы поближе к Кате.

— Со шпаной легко справилась в прошлый раз?

— Да… и не только в прошлый.

— Поделись секретом: как это можно — одной двоих уложить?

— Они меня на лестнице встретили… Первый — был с пивом… Я ему бутылку перевернула, — рычаг-то хороший, — пиво на него и вылилось… Пока этот урод отвлёкся, я ему болевой на кисть сделала, бутылку отобрала и об его башку разбила, потом — толкнула его на второго; а перед вторым — осколком горлышка помахала, из подъезда его выгнала; с крыльца он оступился; а я слегка подопнула для надёжности; вот он на скамейку башкой и приземлился… Я неприятностей ждать не стала: осколок в кусты закинула и ушла.

— Хорошо, что не испугалась, — одобрил Борис.

— Хорошо, что ментов никто не вызвал, — добавил Алексей.

— Пугаться этих скотов — как-то унизительно; а менты если бы даже и приехали, — я бы не созналась, что это я их уделала.

— А ты где тренируешься? — спросил Борис, сделав вид, будто забыл, что уже слышал ответ на этот вопрос, и надеясь узнать что-то новое для себя.

— Иногда — в клубе «Кимэ», но очень редко; а в основном — у Тимофея Сергеевича.

— У Анцигина?

— Да.

— Разве у него есть свой зал?

— Нет, но у него же частный дом; там человек шесть вполне может тренироваться очень даже хорошо… нормальных, естественно, желающих работать над собой, не таких, как Стасик Брусятин из клуба «Кимэ»… Я в этот клуб, в основном, потому и не люблю ходить… Этого ненормального если бросают, — он летит совершенно бесконтрольно, как какая-нибудь тумбочка, которую катанули с силой по полу; мало того, что сам не страхуется совершенно, так ещё и на кого-то налететь может.

— Уже имел возможность в этом убедиться.

— А бывает, что шляется без дела по залу; сам даже разминку никогда не делает, да ещё и другим мешает, навязывается со своими тупыми анекдотами: расскажет, а потом кричит как ишак — это он смеётся так… А как воняет от него!.. А ещё: всегда старается вплотную подойти к тому, с кем разговаривает… Может чихнуть кому-нибудь прямо в лицо…

— Ну да, ну да, заметил: начинаешь от него отходить, — нет — не понимает, лезет чуть ли не на голову. Лёха как-то быстро его «отшивает», а я что-то не могу, — неудобно как-то; правда, в последний раз разозлился — долбанул его пару раз об татами; так он пошёл тренеру жаловаться…

— Ну что вы за столом — о какой-то гадости?! — Возмутился Алексей. — Надо переключиться на что-то, не вызывающее всеобщего отвращения.

— Без проблем, — Борис потянулся за гитарой.

Шутки ради Алексей перехватил инструмент.

— Ну вот, стоит мне взяться за гитару… — Борис вдруг вспомнил свой вагонный дуэт и замолчал, невольно находя у прошлого те странные щемящие оттенки, которых никогда не бывает в настоящем.

— Обиделся что ли? — насторожилась Катя.

— Нет, нет, — не похоже; скорее, что вспомнил о чём-то, — предположил Алексей. — Возможно, сам где-то у кого-то гитару отобрал… Хотя… нет, — больше похоже, что кто-то сумел его впечатлить и, разумеется, это было как-то связано с гитарой.

— Верно, молодец, — угадал, к тому же, трижды угадал… А вот чтоб он меня обидел чем-то, этого, Катя, я себе и представить не могу.

— Надеюсь, что это действительно так, — пропел Алексей, перебирая струны. — «… И свято верю в чистоту снегов и слов».

— А давай вот об этом поподробнее, только не коверкай песню, как обычно.

Алексей начал наигрывать мелодию.

— Ну, началось! — проворчал Борис. — Просил же не коверкать.

Не обращая внимания на слова Бориса и всё так же искажая мелодию, Алексей продолжил:

Ну вот, исчезла дрожь в руках,

Теперь — наверх!

Ну вот, сорвался в пропасть страх

Навек, навек, —

Для остановки нет причин —

Иду, скользя…

И в мире нет таких вершин,

Что взять нельзя!

Среди непройденных путей

Один путь мой!

Среди невзятых рубежей

Один — за мной!

А имена тех, кто здесь лёг,

Снега таят…

Среди нехоженых дорог

Одна — моя!

Там голубым сияньем льдов

Весь склон облит,

И тайну чьих-нибудь следов

Гранит хранит…

И я гляжу в свою мечту

Поверх голов

И свято верю в чистоту

Снегов и слов!

И пусть пройдёт немалый срок —

Мне не забыть,

Как там сомнения я смог

В себе убить.

В тот день шептала мне вода:

Удач — всегда!..

А день… какой был день тогда?

Ах да — среда!..

О смысле строк излишен спор,

Но нет причин

Не видеть в жизни кроме гор

Других вершин.

О чём Высоцкий умолчал,

Но думать — мог,

Не дохрипел, не докричал —

Всё «между строк».

— А с дополнительным куплетом — нормально получилось, — задумчиво проговорил Борис, — какой-то новый смысл появился… И всё же: не нравится мне, когда Высоцкого коверкают.

— Мне тоже не нравится, когда Высоцкого коверкают, но у меня — своё восприятие.

— У Михаила Евдокимова — тоже было своё восприятие, но в его исполнении песни Высоцкого звучали великолепно.

— Ну ты сравнил!.. Евдокимов был артистом, к тому же — уникальным артистом, да и вообще… убили уже его… Короче, если не нравится… на, — Алексей протянул гитару Борису.

— Да ладно, — Борис слегка оттолкнул гитару, — давай лучше что-нибудь своё, а потом — я.

— Уговорил… А рюмки-то уже давно пустые, — Алексей привстал и потянулся за бутылкой.

— Я налью, — перехватил инициативу Борис, — а ты давай, давай.

— Даю, даю:

Проходят дни, уходят годы;

Их ни на миг не удержать;

А я хочу: сквозь непогоду

Сорваться с места и бежать

Туда, где я был глуп и молод,

Где всё пока-что впереди,

В душе — не поселился холод,

Поют — печальные дожди…

И там мечты мои — чудесны,

Передо мною — целый мир,

И жив, хотя мне не известен ещё,

Мой будущий кумир…

Я бы не взял с собой печали,

Но весь свой опыт захватил

Туда, где всё — ещё в начале,

И я бы, не жалея сил,

Не упуская ни мгновенья,

Напрасно б не прожил и дня:

Возможности и вдохновение

Не ускользнули б от меня,

Я бы сумел собой заняться,

Перекроить судьбу свою…

А нынче… мне б лишь — не сорваться,

Лишь удержаться на краю.

— Ну «мра-ак»! — подытожила Катя. — Умеешь тоски нагнать.

— Всё-то вам не ладно… На, держи, — Алексей отдал гитару Борису. — Завтра на работу?

— Да, — завтра.

— Какое-то плохое у меня предчувствие в связи с этими переменами, — выдавил Алексей, потягивая вино.

— Ну что ж теперь?.. Я уже забыл, когда у меня были хорошие предчувствия, — Борис ударил по струнам. — И вообще:

Я не люблю играть в футбол… на минном поле,

Это — как будто — выживать в родной стране;

К тому же, этому — совсем не учат в школе…

Кому-то дали нужный навык, но не мне.

Ищу совета в притчах Нового Завета,

В песнях Высоцкого и в Пушкинских стихах;

Но вот ответ митрополита Филарета,

Что дан был Пушкину, мой обнажает страх…

Я существую как бы впопыхах

И день за днём всё ниже опускаюсь…

В своём «отчёте о проделанных грехах»

Я только снова согрешу, но не покаюсь…

Я, гражданин Отечества худой,

Небесного — и вовсе не достоен;

И занят я — какой-то ерундой

Всю жизнь свою… Бес за меня спокоен…

Поляну вижу, где красивые цветы —

Словно крестов церковных позолота.

Я опускаюсь как в цветы — в мечты,

Не распознав кувшинки и болото…

Не вразумил меня святитель Филарет:

Мне всё же ближе «Дар напрасный, дар случайный…»

Да ведь и Пушкин — тоже выбрал пистолет,

Как будто был ведом какой-то силой тайной…

Смаковниц нет, за то полно дубов и лип…

И я не понимаю — почему…

Себе знал цену, а в болото влип…

Но по делам своим — достойное приму.

— И этот — туда же!.. — со вздохом выдала Катя. — Мало того, что в «шараге» всё хреново до предела, так ещё и у вас тут — сплошной упадок… Уйду я от вас.

 

***

Ночью прошёл дождь. Перепрыгивая в темноте через лужи,

Борис несколько раз помянул крепким словом городские власти за отвратительное освещение улиц, однако вскоре приноровился и уже почти перестал бояться переломать ноги перед первым же рабочим днём. «Что-то затянулось время потерь и неудач, — думал Борис, — очень затянулось; надо как-то всё изменить».

Перед заводоуправлением асфальт оказался почти без выбоин и луж;

Борис решил сделать небольшую пробежку. Обгоняя, спешащих на работу, людей, он вдруг заметил хорошо знакомый силуэт и осторожно окликнул:

— Романыч, ты что ли?

Идущий впереди обернулся:

— Здорово, Борис!.. Ты обратно к нам?

— Ну да. Привет, — Борис протянул руку.

— Хорошо… Может, теперь работа пойдёт нормально.

— Из-за меня-то?.. Ну ты скажешь тоже, Егор Романович!

— Боря, я серьёзно… После твоего ухода — у нас, считай, одни алкаши остались.

— Как так?.. А ребята?..

— А ты не знаешь?.. Витьку — тоже посадили, Серый — помер, Толяна — покалечили, оба Игоря — уволились, а остальные — спиваются потихоньку… Зарабатывать меньше стали… Но это — не только из-за пьянки: хозяева у завода сменились; то, что прежние украсть не успели, — то нынешние «подчищают».

— А «прессуют» — то как и прежде?

— Если не «круче»… Да вон гляди: некрологи-то висят.

Увидев перед проходной два некролога, Борис воскликнул:

— Постой, Романыч!.. Гляди: это же Пашка Крыласов!

— Видел уже.

— Он же года на три моложе меня!

— Попробуй столько же нервы с начальством «повыматывай», да поработай на износ, да попей каждый вечер как он!.. Долго протянешь?!

Потрясённый увиденным, Борис молча прошёл через проходную, но вдруг вспомнил, что хотел узнать про зал:

— Романыч, а где зал, в котором ребята занимались?

— Какой зал?.. А, ты про свой «мордобой»… Я не в курсе, — не интересуюсь… Показушные соревнования начальство устраивает где-то; меня, слава Богу, не трогают, — староват… Молодых поспрашивай… Правда, теперь и молодые только одним видом спорта интересуются — «литроболом»; а всё остальное: «изподпалочная» принудиловка под угрозой увольнения.

 

Не обращая внимания на темноту, Алексей размеренно бежал привычным путём, обгоняя редких прохожих. Заметив издали в свете фонаря Катю, он, тем не менее, позволил ей себя «напугать».

Девушка уверенно вцепилась в руку Алексея и, взглянув в его глаза, спросила:

— Испугался?!

— А если бы в темноте перепутала и напала бы на кого-то другого?

— Я?! Перепутала?!. Прикалываешься что ли?.. Кошки в темноте хорошо видят… А ты ведь меня тоже увидел?.. Волч, а Волч?.. Волки тоже в темноте хорошо видят, — Катя повисла на руке Алексея.

— Уже скоро к «шараге» подойдём. Как бы опять директор или кто-нибудь из холуёв — нас вместе не увидели.

— Да наплевать на них! Их комплексы неполноценности — это их личные проблемы.

— Однако они не упустят возможности в очередной раз отыграться на ком-нибудь за собственную ущербность… Тебе в прошлый раз что сказали?

— Мне омерзительно-вежливо напомнили, что я ещё не получила диплом.

— Они ведь, действительно, могут сделать какую-нибудь гадость. Были случаи, когда некоторым слишком свободолюбивым студентам снижали оценки на экзаменах. Сам много раз наблюдал это паскудство; как-то даже возмутился, высказал своё мнение.

— Да?! А они как отреагировали?

— Сразу переключились на меня: попытались высмеять, унизить. Особенно Авоськина старалась; видимо, хотела выслужиться перед директором.

— Тебя, вроде, «заклевать» не так-то просто.

— На их насмешки мне наплевать; однако тогда я окончательно убедился, что не в состоянии кого-либо защитить.

— А студенты сами никогда не пытались как-то защищаться?

— Фактически, нет… «Огрызались», правда, многие, но… пустое всё это.

— А, по-моему, если хорошенько во всём разобраться, то весь этот «гадюшник» вполне можно было бы разогнать, а кое-кого — даже и посадить.

— Да, — для этого хватило бы одних только финансовых махинаций, которые они проворачивают, выдавая студентам какие-то «левые» деньги под роспись и тут же забирая их обратно.

— А поборы на всякие там «ремонты» и тому подобное! — возмущённо добавила Катя.

— Да, но кто же решится от своего имени написать на них в прокуратуру?.. Говорят, правда, что анонимки писали; но их ведь не рассматривают. А если подсчитать, — сколько украдено за все годы существования училища, опросив и бывших студентов, и нынешних, да сверив всё это с документами, — директора точно можно было бы сажать, да и Носову — как пособницу.

— Да… — Катя тяжело вздохнула. — Скорей бы уже окончить этот «дурдом» и постараться забыть его как страшный сон.

— Похоже, что все студенты думают приблизительно так же: в начале учёбы — ещё не понимают куда попали, а года через полтора, когда сбегать, вроде, уже поздно — времени потерянного жалко, начинают надеяться, что как-нибудь смогут отмучаться… Однако, мы уже подходим.

— Ну ладно, увидимся ещё, — Катя отбежала в сторону и присоединилась к группе студентов.

Алексей ускорил шаг, вошёл в здание училища и направился в свой кабинет, где, не включая освещение, сел, закинув ноги на край стола, и задумался. В его жизни за последние годы произошло так много самых разных событий, что периодически возникало желание остановиться, всё проанализировать и осмыслить. Преподавательская работа, вопреки ожиданиям Алексея, отнимала значительно больше времени, чем работа врача; к тому же, большая часть новой работы казалась ему абсолютно бессмысленной, поскольку направлена была не столько на обучение студентов, сколько на формирование имиджа директора. Задолго до своего прихода в училище Алексей многократно слышал отрицательные отзывы об этом заведении от тех, кто так или иначе соприкасался с его деятельностью: это были и едкие усмешки по поводу лизоблюдства и показухи, и сочувствие в адрес студентов. Собственные впечатления, однако, в первые же месяцы работы превзошли все самые худшие ожидания. Никогда раньше Алексей не попадал в коллектив на столько пропитанный холуйством, лицемерием, завистью. Раболепство сотрудников перед директором вызывало у Алексея нарастающее отвращение. Тем не менее у новой работы была и положительная сторона: Алексей впервые на столько близко познакомился с представителями молодого поколения и с удивлением обнаружил, что многие из них оказались вовсе не такими плохими, как ему казалось ранее, с некоторыми даже завязались дружеские отношения.

В коридоре послышались голоса студентов:

— Темно… Разве Волчкова нет ещё?

— Ага, щас, как же!.. Всегда в темноте сидит, пока никого нет.

«Упрямова Лариса и Арбузова Татьяна», — догадался Алексей и потянулся к выключателю.

Сразу после обмена приветствиями Лариса прикрыла дверь и обратилась к Алексею:

— Мы тут такое узнали!.. Подслушали случайно разговор Авоськиной, Носовой и Басюковой у кабинета директора… Они наши анкеты обсуждали, о личной жизни студентов сплетничали, унижали и высмеивали многих.

— Вот «удивила»!.. Для меня это — не новость.

— Он, наверное, там же был, — предположила Татьяна, обращаясь к Ларисе.

— Да? — Лариса вопросительно взглянула на Алексея.

— Возможно… Это ведь — не единичный случай, это — у них в порядке вещей… Только не подумайте, будто я тоже в этом свинстве участвую.

— Ну ничего себе!.. А мы анкеты заполняем, на все вопросы отвечаем откровенно…

— Это — вы зря… Все эти сведения могут быть использованы против вас; а когда поймёте, как именно, — будет уже поздно.

— А куда деваться?.. То Носова «допросы» устраивает, то психолог анкеты раздаёт…

— Учитесь отвечать, не давая реальной информации о себе… Да, предостерегите и других, кого возможно, кроме доносчиков.

Ещё несколько студентов один за другим вошли в кабинет; последней прибежала Анна Шелестова и, плотно закрыв дверь, объявила:

— Тихо!.. К нам Басюкова идёт.

— Это — точно? — спросил Алексей.

— Сама сейчас слышала, как она директору сказала, что сюда идёт, пока у неё время есть.

— Ладно, — значит: проводим письменный тестовый контроль прямо сейчас; тетради и учебники убираем; на столах — только ручки и чистые листы.

Алексей начал раздавать карточки с заданиями, не обращая внимания на то, что в кабинет вошла Басюкова, а студенты, мгновенно помрачнев, поднялись со своих мест.

Басюкова махнула рукой, приказывая студентам сесть, и сама устроилась на свободное место рядом с Ларисой. Студенты погрузились в работу.

Увидев, как вдруг изменилось выражение лица Ларисы, и зная, что от неё можно ожидать какой-нибудь выходки, Алексей насторожился и, пытаясь предупредить её интонацией, спросил:

— Лариса, тебе что-то непонятно?

— Нет, нет, — всё понятно, — отозвалась студентка, лукаво взглянув на Алексея.

«Сейчас что-нибудь выкинет», — подумал Алексей и не ошибся.

— Фаина Тимуровна! — зашептала Лариса достаточно громко. — Что для проводниковой анестезии используют?.. Не знаете?..

— Упрямова, сама думай! — возмутилась Басюкова.

Лариса быстро проставляла ответы, но вдруг, как бы забывшись, опять полушёпотом обратилась к Басюковой:

— Фаина Тимуровна, а в какую фазу ингаляционного наркоза нельзя делать операции?

— Да что же такое?! Совсем уже обнаглела!..

— Не знаете? Ну ладно, — я сама, — подытожила Лариса под сдержанные смешки студентов.

— Не ленись, Лариса, — думай сама, — проговорил Алексей с явным подтекстом. — Ты же умная, — я знаю.

Басюкова тем временем поднялась и направилась к двери.

Как только дверь захлопнулась, студенты начали острить и хихикать; одна лишь Татьяна сидела в задумчивости, а потом вдруг серьёзно посмотрела на Ларису и сказала:

— Она же поняла, что ты над ней издеваешься… Опять какие-нибудь неприятности будут.

— Почему «опять»?

— Забыла уже, как ты на общем собрании высмеивала КВН и другие показушные мероприятия, направленные на повышение авторитета директора, а потом всех «тиранили» две недели?

— Хватит вам, успокойтесь, доделывайте контрольную; кто уже всё «отгадал», — сдавайте, — попросил Алексей. — Успеете ещё пошуметь… Тому, кто первым сдаст, дам почитать проект, так называемого, «морального кодекса преподавателя», — вот где, действительно, умора.

Лариса тут же сорвалась с места и побежала сдавать работу, а получив взамен несколько скреплённых листов, взялась за их изучение, но вдруг, вспомнив слова Татьяны, спросила:

— Алексей Георгиевич, а меня после того собрания обсуждали у директора?

— Да, разумеется.

— И что сказали?

— Ой, на тебе, оказывается, «серьёзные провинности»: ты и «слишком умная», и законы-то ты знаешь; а вам ведь не положено законы знать, — это же «страшное преступление» — знать законы и не давать себя дурачить, используя в чуждых вам целях… Носова, правда, «заступилась»: сказала, что вовсе ты не умная, а просто в хорошей школе училась, — то есть: Лариса-то — плохая, просто школа хорошая.

— Прикольно… А вот эту-то «хрень» они за каким «сляпали»? — Лариса помахала листами.

— А разве не понятно?

— Вообще-то понятно, только проще было бы всего одну фразу написать: «Директор всегда прав».

— Хорошо суть улавливаешь.

Сделав перерыв в занятии и быстро проверив работы студентов, Алексей объявил оценки:

— Анна, Татьяна и Лариса получают «пятёрки», Николай и Михаил — «двойки», обе Лены — «тройки», остальные — «четвёрки». Давайте разберёмся с ошибками; думаю, что с этой задачей, как обычно, хорошо справятся отличницы.

Лариса забрала работы студентов, разделила их на три части и тут же принялась вслух читать работу Михаила, однако, почти совсем не рассматривая конкретные ошибки, продемонстрировала ясное понимание сути проблемы:

— Не хочу сказать, что Мишка — совсем дурак, но думаю, что если бы он почаще заглядывал в тетрадь и в учебник, да поменьше бы пялился на Ленку, то вполне мог бы написать и на «тройку».

Под смех студентов Лариса переключилась на следующую работу.

Когда обсуждение уже заканчивалось, дверь вдруг открылась и в кабинет вошла Носова. Студенты встали, поспешно застёгивая халаты и надевая колпаки. Носова сделала записи в блокноте и принялась отчитывать студентов:

— Это что за своеволие?! Вы не знаете, что у нас единая форма одежды установлена?!

— Дина Олеговна, у нас жарко в кабинете, — один за всех попытался оправдаться Михаил.

— А ты вообще помолчи!.. У вас всегда то жарко, то холодно… Ты, кстати, «двойки» свои исправил?

— Нет.

— Он сегодня ещё одну получил, — позлорадствовала Лена Златова, за что тут же получила в бок от Лены Полозовой.

— В кабинет директора после занятий зайдёшь!.. Понял?! И Полозова — тоже, — Носова ещё раз окинула взглядом студентов и, не найдя, к чему ещё придраться, вышла.

Пока студенты, снимая колпаки, ругали администрацию училища, маленькая и вертлявая Юля Инева по прозвищу Юла, вытянув вверх руку и помахивая ею, спросила:

— Можно?!. Можно?! — не дождавшись ответа, она вышла к доске. — Можно «детский» стишок прочитать?

Под аплодисменты студентов Юля раскланялась, затем сделала жест, повлекший наступление тишины, и нарочито детским голосом стала читать:

Это чей там толстый зад

Не проходит в двери?!

На уроке колпачки

Кто у вас проверит?

Остановив жестом аплодисменты, Юля продолжила:

Укусить, да побольней —

— Верх крысиной тактики.

Вспоминайте поскорей:

Кто здесь зам по практике?!

Раскланявшись под аплодисменты студентов, Юля вернулась на своё место, но вдруг, посмотрев на Алексея, спросила:

— А они, вообще-то, имеют право так вот врываться на занятия?

— Вообще-то — нет, — ответил Алексей. — По закону — преподаватель имеет право самостоятельно решать, как ему проводить занятия… То, что они сюда периодически лезут и чуть ли не над головой висят — это, видимо, они меня пытаются выжить из училища, как выжили уже многих неугодных. Получается прямо как в одной шансонной песенке:

И каждого такое ожидает,

Кто не приучен «задницы лизать»,

А кто «лизал», «на гору залезая»,

Мечтает всех за это наказать.

— Хорошо хоть, что она не заметила у нас образец их холуйского творчества, — Лариса передала Алексею «моральный кодекс». — А я на перемене эту «стыдобу» скопировала у Элеоноры; пусть и остальные посмеются.

— И деньги заплатила? — удивилась Юля.

— Само собой… Бесплатно они не копируют.

Продолжение занятия получилось вялым. Тягу к знаниям демонстрировали только Анна и Татьяна. Юля, покачиваясь на стуле, задремала и в какой-то момент, едва не ударившись лицом о стол, положила голову на руки и, перестав бороться со сном, уснула.

Делая вид, что не замечает спящую Юлю, Алексей попытался исследовать знания Михаила, однако, не обнаружив последних, переключился на Елену.

— А почему у нас Юлька спит? — недовольно буркнула Лена.

Услышав сквозь сон своё имя, Юля приподняла голову. Вовремя сориентировавшись, но не вполне поняв суть ситуации, Лариса подсунула Юле на колени учебник и ткнула пальцем в нужную строку. Уже читая по учебнику, Юля постепенно поняла суть вопроса и продолжила по памяти, вернув учебник Ларисе.

Миграция вопроса и начало ответа «на автопилоте» позабавили Алексея; однако, увидев, что учебник вернулся к Ларисе, он решил дать Юле возможность хоть немного оправдаться перед студентами, а потому спросил:

— Что у тебя там под столом?

— Ничего, — ответила Юля и встала, показывая, что, действительно, ничего не прячет.

Окончив ответ, Юля вновь распласталась по столу.

— А она опять спит! — пожаловалась Лена.

— Юль, действительно, — подхватила Анна, — имей совесть!

Понимая, что Юля уже не слышит, Лариса решила ответить за неё:

— Отстаньте вы! Ночью она почти не спала.

— Это что же она ночью делала? — ехидно поинтересовалась Лена.

— В больнице была… Она же в прошлом учебном году отказалась от принудительной «как бы волонтёрской практики»; ей взамен дали больного ребёнка.

— Чем ей одинокие старики не понравились?

— Хотя бы тем, что они — совсем не одинокие. К ним какие-то алкаши ходят.

— Ночевать-то в стационаре зачем? От нас этого не требуют.

— Действительно!.. От нас показуху требуют: лишь бы администрации училища было чем «блеснуть». Юлька не ради этих тварей ходит. Она к своему подопечному привязалась, подружилась с ним.

— Ночью-то зачем с ним сидеть? — не унималась Лена.

— У него носовое кровотечение было; надо было следить, чтоб он только на боку спал, чтоб кровь в гортань не попала.

— Кто ему нос разбил?

— Никто не разбивал. Лейкоз у него, — геморрагический синдром при лейкозе.

— А родители его где?

— Я не знаю, — ответила Лариса, пожимая плечами. — Юля говорит, что к нему только бабушка ходит, и-то редко, видимо, и сама болеет. Похоже, что с семьёй у него ситуация не лучше чем со здоровьем; хотя воспитан он хорошо, даже очень.

— Мы же видели этого ребёнка, — вмешалась Анна, видя, что преподаватель не препятствует затянувшейся беседе. — Ему лет шесть, да?

— Восемь, — ответила Лариса. — Правда, выглядит, действительно, лет на шесть… Ослаблен он, — отстаёт в физическом развитии, однако умный и очень терпеливый.

— Я, кажется, тоже его знаю, — вспомнила Татьяна. — Тёмка, да?

— Да, — подтвердила Лариса.

— Он, хоть, выживет? — задумчиво проговорил Михаил.

— Юля говорит, что сейчас излечивают от лейкоза. Излечивают ведь, Алексей Георгиевич?

— При комплексном подходе вполне можно добиться стойкой ремиссии и даже вылечить полностью, — подтвердил Алексей.

Весь остаток занятия Юлю никто не тревожил.

 

***

Вечером того же дня Алексей отправился на тренировку в клуб «Кимэ». Много раз он замечал, что тренировки будто очищают его после рабочего дня; гнетущая психологическая атмосфера училища вытеснялась из его сознания спокойной и доброжелательной атмосферой зала. На этот раз всё было не так.

Переодевшись, Алексей сел и задумался, вновь пытаясь осмыслить всё, что с ним происходит: «Из шараги, того глядишь, турнут… С Борисом что-то не то творится… Кошку твари прессуют по чём зря…» — мысли мелькали почти самопроизвольно, всё больше угнетая Алексея.

Вошёл Брусятин, осмотревшись, расплылся в улыбке и направился к Алексею, протягивая руку для приветствия. Отстраняясь, Алексей поднялся со скамейки, обошёл Стаса, не здороваясь, и направился в зал. Наработанные годами, стереотипы многократно избавляли его от необходимости задумываться над выбором упражнений. Алексей начал самостоятельную разминку.

— Волч, а Волч!.. В темноте меня узнаёшь, а тут прошёл и не заметил, — раздался совсем рядом голос Кати.

— Да, виноват; однако среди общей массы в кимоно ты как в белом маскировочном халате на снегу. Разминку сделала?

Катя кивнула.

— Может, поиграем, пока есть возможность?

— А давай! — Катя немного отошла, слегка сжалась и стала похожа на испуганного котёнка.

Алексей обозначил несколько ударов. Катя то уворачивалась, то блокировала сразу двумя руками, но не гасила удары, а отлетала в сторону, экономя силы. Уйдя в очередной раз от серии ударов руками и отлетев от «маваси гери», нанесённого в средний уровень, Катя одновременно приблизилась к Алексею и, отводя левой ладонью его правый локоть, локтем другой руки ударила по корпусу и успела зашагнуть за опорную ногу Алексея. Упав и кувыркнувшись, Алексей вновь принял стойку, но Катя уже обозначила удар ногой, слегка задев правый висок Алексея, и тут же принялась «вязать» руки условного противника, переключаясь на упражнение «липкие руки». Приняв, предложенные Катей, условия, Алексей позволил ей выполнить несколько ударных связок и болевых приёмов, но затем начал выполнять контр-приёмы. Слетав несколько раз на татами, Катя решила сменить тактику: из стойки «испуганного котёнка» она нанесла несколько «лоу-киков», понимая, что Алексей не посмеет отвечать тем же. Алексей покачал головой и попросил:

— Повтори помедленнее.

Катя повторила удар. Алексей прыжком сменил стойку и, указав пальцем на Катину стопу, сказал:

— Травма голеностопного сустава… Ещё раз!

Катя вновь повторила удар. На этот раз Алексей подставил голень и прокомментировал:

— Травма голени — у обоих, правда, но всё же… «Санчин дачи», — Алексей указал рукой на Катины ноги.

Катя приняла указанную стойку. Алексей выполнил медленный толкающий удар, направляя его по диагонали сверху вниз и натягивая пальцы стопы на себя. После того, как его голень столкнулась с Катиным бедром, он пояснил:

— Так получается более жёстко, да и безопаснее.

Начиналась общая тренировка.

— Когда закончим, без меня не уходи, — попросила Катя.

 

***

После тренировки, выйдя из клуба вместе с Катей, Алексей начал рассказывать о событиях дня, но Катя остановила его:

— Подожди… Ты зачем позволил Лариске холуйский кодекс скопировать? Над ним сегодня все, кому не лень, потешались… Выгонят ведь, — дождёшься.

— Думаю, что это — в любом случае — всего лишь вопрос времени: как только представится возможность, — обязательно выгонят или хотя бы пакость какую-нибудь сделают в очередной раз. Выговор на пустом месте уже объявляли по доносу моей бывшей; хотя, других — и за реальные проступки не наказывают, если те директору угождают, холуйствуют всячески.

— Как это «по доносу»?.. А при чём тут твоя бывшая?

— Когда я заявление в суд принёс, там тоже очень удивились, даже посмеялись и над порядками в училище, и над глупостью жены моей бывшей… Не лень же ей было шпионить!

— А суть-то твоего «проступка» в чём?

— Студенты как-то ко мне в гости пришли… Я тогда в отпуске был, а студенты — на каникулах… Потом всех вызвали к директору, заставили объяснительные писать…

— «Дурдом»!.. А какое их «собачье» дело, кто как проводит своё свободное время?!

— Патология какая-то!.. Для них в порядке вещей, когда они сами устраивают пьянки прямо в «шараге» по поводу огромного количества праздников, а фактически — для того, чтобы каждый мог полицемерить, показать своё «уважение» к директору…

— А жене-то твоей бывшей какой смысл вредить тебе?

— «Моя бывшая» и «смысл» — это понятия несовместимые… Она мне давно обещала добиться, чтоб меня из училища выгнали… Пока я работаю, она алименты из моей зарплаты получает. Что она будет получать из пособия по безработице?.. Похоже, что желание сделать мне пакость подавляет остатки здравого смысла, хотя, пожалуй, что таковых у неё и нет вовсе.

— Зачем надо было жениться на такой?

— Сразу человека не изучишь… Когда-то «прикол» был на «Русском радио»: «Поближе узнаешь — подальше пошлёшь»… Да у многих так получается… Она хотела сделать меня своей собственностью, «вещью» своей… Какой вообще смысл жить, не будучи самим собой?

— Сколько раз к тебе студенты приходили?

— Не знаю, — не считал.

— Наших горе-руководителей, похоже, раздражает, что ты со студентами на равных общаешься.

— С первых дней работы в училище знаю, что это их бесит. Они и выживают-то из училища именно тех преподавателей, которые студентов за людей считают, а не за расходный материал для возведения «пьедестала почёта» под директора… По практике до Басюковой — такая хорошая была, — выжили…

— Слышала я от старшего курса: Карасёва, кажется… Говорят, что вы с ней Юльку Жужаеву от Носовой спасли.

— Было как-то такое, было: Носова на защиту учебных историй болезни пришла в плохом настроении, долго искала на ком бы злость сорвать и таки нашла — самую маленькую, самую безобидную; наорала на неё так, что Жужа куда-то исчезла…

— Говорят, что её под лестницей нашли.

— Да, подруга её подсказала… Ну, полезли под лестницу; там: Жужа сидит вся в слезах, говорить не может, только всхлипывает; а ей надо идти отчитываться по своей истории. Слышу: Носова уже где-то кричит, что если Жужаева через пять минут не появится, то ей будет «двойка» за историю. Жужа эти вопли услышала, — говорит: «Не пойду!.. Она меня завалит». Я ей в ответ: «Успокойся; пойдём в кабинет, смотреть будешь — только на меня; если Носова будет задавать вопросы, — отвечай на эти вопросы не ей, а мне». В общем, Юля так и сделала. Не смогла Носова ни одной ошибки найти… Короче, поставил я Юле «пятёрку»; а Носова с тех пор меня возненавидела.

По мере приближения к своему дому Катя становилась всё более задумчивой, оказавшись же у самого подъезда, она нерешительно сказала:

— Не знаю: правильно ли поступаю; но думаю, что лучше сказать… В общем, по пути на тренировку Бориса видела — пьяного и с сигаретой… Не моё, конечно, это дело, но я, вроде бы, чуть-чуть его узнала как человека… Короче, я сказала и, считай, что забыла; а ты — сам думай.

— Спасибо, что сказала. Пожалуй, я понимаю, — в чём тут дело.

Попрощавшись с Катей, Алексей отправился домой. Мысли его не путались, а просто сжались в тугой клубок и выдали на поверхность единственную фразу из старого анекдота: «Зачем думать?! Трясти надо!». Алексей достал телефон и позвонил Борису:

— Привет. Завтра свободен?.. Приходи: посидим, поболтаем.

 

***

Подходил к завершению очередной рабочий день Алексея; оставалось лишь дочитать последнюю лекцию. Произнося почти автоматически хорошо знакомый текст, в мыслях своих он был уже далеко.

— Вас тоже уже успели «задолбать» сегодня? — вдруг спросила Лариса.

— Нет… Сегодня — не успели… Забыли, наверное… А с чего ты это взяла, что «задолбали»?

— Вроде, видно по вам.

— А ты — психолог!

— Ошиблась ведь.

— А «ошиблась» преднамеренно, чтоб небольшой перерыв устроить? От писанины устали?

В этот момент дверь распахнулась, в аудиторию вошла Носова и, окинув взглядом студентов, грозно спросила:

— Вставать уже разучились?! — она выдержала паузу, дожидаясь пока все встанут. — Садитесь. Чем у нас Упрямова недовольна?

Лариса промолчала, Алексей — тоже.

— Ладно, — понятно, — заключила Носова и подошла к Маше Ратиборовой. — Мария, почему утром опоздала?

Маша молча поднялась и, плотно сжав губы, слегка отвернулась.

— Дина Олеговна, она же на электричке ездит, — сдержанно напомнила Татьяна.

— Тебя, Арбузова, не спрашивают! — закричала Носова. — Она сама ответит.

Маша продолжала молчать. Носова опустила взгляд на стол и, найдя новый повод, вновь закричала:

— Почему семечки на столе?! Ты где находишься, — в деревне своей?!

Маша не выдержала и ответила:

— Если я — деревенская, это ещё не значит, что меня надо унижать и что на меня надо орать… Да, я из деревни, но за то я, в отличии от вас, никому «задницу не лижу» и «лизать» не собираюсь.

— Выйди из аудитории! — заорала Носова.

Брезгливо взглянув на Носову, Маша вышла; следом вышла и Носова, громко хлопнув дверью.

— Теперь эта мразь выгонит Машку, — забеспокоилась Татьяна.

— Нет, не думаю; студентов и так мало, — возразил Алексей.

— Если они будут нас выгонять за любую мелочь, — тогда их самих разгонят, — добавила Лариса.

Когда лекция закончилась, Лариса подошла к Алексею с вопросом:

— Значит, плохой из меня психолог?

— Нет, нет; психолог из тебя, пожалуй, хороший.

— Но я же ошиблась.

— Ты не можешь быть в курсе всех обстоятельств.

— А вы поспешили эти обстоятельства замаскировать?

— Верно… Умная ты, — просто не перестаю восхищаться.

— Без иронии?

— Без.

 

***

Будучи не в состоянии заниматься чем-то другим, Алексей обдумывал предстоящий разговор с Борисом. «Скатиться по наклонной плоскости можно очень быстро, — рассуждал он, — однако нельзя же его отчитать как школьника; нет, надо лишь слегка поддержать, а для начала — попробовать разобраться».

Когда вечером пришёл Борис, Алексей засыпал его вопросами. Борис отвечал уклончиво и сдержанно, а потом вдруг как бы подвёл общий итог:

— Короче, во всём — «облом», Лёха… Не знаю, что делать… На заводе одна «пьянь» осталась, да старики… Да, кстати, молодой один появился, — из вашего училища выгнали, — Ванька Емельянов.

— Знаю, знаю, — тут же вспомнил Алексей. — Он чуть больше года проучился еле-еле, «двоек» нахватал, — его и выгнали; теперь, вероятно, пропадёт.

— Это почему?

— А его на заводе кто-то перевоспитывать будет?

— Нет… Издеваться — будут; вернее, уже издеваются: называют «Иваном-царевичем», намекая тем самым на совсем другой сказочный персонаж.

— В «шараге» его так же называли многие, в том числе и заместитель директора.

— Разве можно так в учебном заведении?.. И, кстати, почему ты училище «шарагой» называешь?

— Студенты так называют, когда начальства рядом нет, — вот и я привык… Правильно называют… Ещё «гадюшником» называют, имея в виду тот, с позволения сказать, «коллектив», который целенаправленно формирует вокруг себя директор, выживая людей приличных и оставляя холуёв.

— Я, вообще-то, много плохого об этом заведении слышал. Многие с иронией и с издёвкой называют это училище «театральным», «показушным», некоторые даже с тюрьмой сравнивают, студентов жалеют.

— За то в газетах хвалят и по местному телевидению.

— Понимаю твою иронию… Городские средства массовой информации трудно заподозрить в правдивости и свободомыслии.

— «Народ безмолвствует», а холуи тем временем показухой занимаются; показуха же всегда держится на принудиловке. Люди терпят из-за того, что боятся работу потерять; горе-начальникам, однако, этого уже мало, — им нужны доказательства холуйской преданности.

— Лёха, а когда ты в поликлинике работал, там не лучше ли было?

— В каком-то смысле, возможно, там и лучше; такой «гнили» как в училище там не было…

— Вот и возвращайся обратно.

— Это не реально. Я и ушёл-то оттуда, прежде всего, потому, что аллергические реакции у меня были. Когда из-за аллергического коньюнктивита глаза режет так, что приходится их на какое-то время закрывать, можно и на амбулаторной операции пациента угробить, не заметив своевременно какой-нибудь кровоточащий сосуд.

— А лечиться не пробовал?

— Пробовал… Пробовал и понял, что положительные результаты в подобных ситуациях бывают только по телевидению в передаче «Здоровье», но не в реальной жизни… Жить же постоянно на антигистаминных и сосудосуживающих препаратах — довольно утомительно; а отсутствие побочных действий и осложнений — враньё с целью рекламы этих препаратов… Если бы я остался в поликлинике, вероятно, «загнулся» бы уже. Там ведь помимо испарений антисептиков ещё из неисправной вытяжки всякая гадость летела.

— Из какой вытяжки? — не понял Борис.

— Там под хирургическим кабинетом почему-то расположен зубопротезный… Зубной техник использует абразивные материалы; у него-то эту пыль затягивает, а далее через дырявую трубу всё вылетает не на улицу, а на второй этаж.

— А начальство куда смотрело?

— Говорил я главному врачу; но ему — наплевать… От зубопротезного он, видимо, какой-то доход имеет, так же как и от сдачи в аренду помещений под какие-то склады и что-то ещё; трубу по-настоящему чинить — не в его интересах.

— У тебя ведь, вроде, помимо хирургии ещё какие-то специализации есть?

— Да, да: и эндоскопия, и трансфузиология, и онкология, и массаж, и лечебная физкультура; только всё это — теперь недействительно.

— Почему?

— Вышло какое-то маразматическое постановление о том, что надо на каждую специальность ещё по четыре месяца отучиться и новые документы получить… Мне такой идиотизм уже не осилить.

— Значит, держишься за училище потому, что больше некуда податься?

— Отчасти — да, но не только. Мне ведь, слава Богу, общаться больше приходится со студентами, чем с сотрудниками и с начальством; а студенты, в основном, — хорошие. Среди них даже есть такие, которые, фактически, стали моими друзьями; в гости иногда заходят, и не только нынешние, но и бывшие.

— А фотографии есть?

— Есть… Фотографий много.

— Посмотреть можно?

— Да вон альбомы на полке: бери, да смотри… А ты, однако, хитрый… Я хотел о твоих делах поговорить, а ты, значит, на меня «стрелку перевёл».

— Да ладно, Лёха… Устал я что-то… Пойду, пожалуй; лучше спать пораньше лягу… Потом как-нибудь поговорим ещё.

— Ладно, как скажешь.

После ухода Бориса Алексей испытывал душевный дискомфорт. Вместо того, чтобы попытаться чем-то помочь, он потратил время на рассказы о собственных проблемах. Теперь он не знал, что делать. Испытывая чувство вины, Алексей почему-то незаметно уплыл в воспоминаниях к моменту своего первого прихода в училище. Он вспомнил затянувшееся ожидание у двери кабинета директора, когда, не желая зря тратить время, решил побеседовать со своим предшественником. Поднявшись этажом выше, Алексей вошёл в кабинет, поздоровался, представился и спросил:

— Могу я узнать причину вашего увольнения?

— Появилось место в стационаре; а здесь оставаться, честно говоря, и сил больше нет: надоели уже и постоянные придирки, и грубое давление со стороны администрации из-за любой мелочи, фактически — диктат; хотя закон и даёт преподавателю существенную независимость, но это — формально, а фактически — даже коллективные пьянки по поводу многочисленных праздников тут возведены в ранг обязательных мероприятий.

Алексей удивился и хотел было продолжить разговор, но прибежала взволнованная секретарь директора и позвала Алексея:

— Что же вы ушли?! Идите быстрее! Директор вас ждёт.

Алексей извинился и, подгоняемый секретаршей, вновь направился вниз. Он вошёл в кабинет и поздоровался. Из глубины кабинета на Алексея глядело некое существо среднего рода и неопределённого возраста. Хотя директор сидел в кресле, но Алексею показалось, что взгляд его будущего начальства направлен сверху вниз и выражает какую-то крайнюю степень презрения. Вздёрнутый кверху нос и неестественно светлые волосы, казалось, подчёркивали высокомерие руководителя.

Получив приглашение сесть, Алексей опустился на стул и приготовил документы. В тот же момент в кабинет, извиняясь и на словах и всем своим видом, вошла пожилая женщина с бульдожьим выражением лица и, как-то заискивающе взглянув на директора, явно собиралась что-то сказать, но не успела.

— Присядьте, Маргарита Ивановна, — властно приказал директор.

Последовавший разговор заставил Алексея почувствовать себя то ли мебелью, то ли каким-то другим неодушевлённым предметом; он молча наблюдал, как Маргарита Ивановна, сжавшись и глядя на директора снизу вверх, ловила каждое его слово, поддакивая и кивая. Не улавливая в разговоре какого-либо смысла, Алексей отвлёкся и даже не заметил, как директор переключился на него.

— … и никакого панибратства со студентами! — продолжал тем временем директор. — Держите дистанцию!

Ещё не понимая смысла этих слов, Алексей кивнул, как бы показывая, что ещё не уснул и продолжает внимательно слушать.

— Кстати, нам ещё нужен преподаватель педиатрии, — продолжал директор. — Не знаете случайно кого-нибудь, кто подходил бы на эту должность?

— Нет, — коротко ответил Алексей и отрицательно покачал головой.

Уже в ближайшие дни Алексей узнал, что преподаватель педиатрии в училище давно имеется, к тому же, очень хороший преподаватель, пользующийся заслуженным уважением студентов, но не стремящийся угождать директору.

От воспоминаний настроение у Алексея испортилось окончательно. Желая избавиться от мыслей, он решил поработать с макиварой. Наработка правильного движения вскоре превратилась в активную медитацию; настроение выровнялось, сознание стало похожим на поверхность чистого озера при отсутствии ветра. Такое состояние вполне устроило Алексея.

 

***

Утро выдалось морозное. Покрывшись тонким слоем снега, улицы стали светлее. Алексей издали увидел Катю на перекрёстке и, приближаясь, поинтересовался:

— Опять поджидаешь чтоб напугать?.. Привет.

— Приветик… Гляди, — Катя указала в сторону дороги. — Минуты две как «скорая» отъехала, теперь менты тормозной путь меряют, будто так не ясно.

— А что случилось?

— Какой-то «урод» девчонку «мелкую» сбил, школьницу, прямо на пешеходном переходе; на красный сигнал светофора ехал, вернее — «летел», сволочь; хорошо хоть, что и машину разбил об столб.

— Ублюдок-то, судя по машине, из тех, которым всё с рук сходит… Пойдём-ка отсюда, пока менты не «загребли» в качестве свидетелей.

— Пошли… Дня не проходит, чтоб не увидела, как кто-нибудь так же грубо правила нарушает.

— Я помню время, когда люди берегли свои машины и соблюдали правила; деньги могли копить на машину всей семьёй долгие годы; а теперь: и шпана ездит, и жульё ездит — все те мерзавцы, которым и на деньги — наплевать, и на машины — наплевать, и на чужие жизни — наплевать.

— Хочешь сказать, что при коммунистах лучше было?

— В каком-то смысле — да; во всяком случае такого беспредела, как при нынешних псевдодемократах, я тогда точно не видел; правда, другой мерзости хватало… Надоело всё это: всё о плохом, да о плохом…

— А у нас сейчас педиатрия, — сменила тему Катя, — «классно»… — единственный нормальный преподаватель.

— Только вчера о ней вспоминал.

— Правда, что она раньше завучем была?

— Верно, была; с этой должности её выжили, а полностью из училища — до сих пор выжить не могут.

— Чем она им не угодила?

— В том-то и дело, что не угодила, не угождала и угождать, явно, не собирается, не «кланяется» директору, «смеет своё суждение иметь», — этого они терпеть не могут.

За разговорами время пролетело незаметно. Перед зданием училища Алексей замедлил шаг, а Катя убежала вперёд.

Новый рабочий день принёс Алексею новую мороку. Почти с порога, нагнетая, по своему обыкновению, нервозность, Носова направляла всех сотрудников в кабинет директора. Алексей, кивнув в ответ, прошёл, тем не менее, сначала в свой кабинет, переоделся, привёл себя в порядок и лишь потом неспеша направился к начальству. Он вошёл в кабинет последним, не обращая внимания на раздражённые реплики в свой адрес.

— Вы у нас — ответственный по гражданской обороне, начальник штаба гражданской обороны, а приходите последним! — почти прокричал директор Алексею, поднимаясь с кресла.

Алексей никогда не рвался заниматься гражданской обороной; он считал всю деятельность в этом направлении показухой и бессмыслицей, однако вынужден был этим заниматься.

— Нам оказано большое доверие! — продолжал директор. — Принято решение о проведении учений по гражданской обороне на базе нашего училища… Здесь будут присутствовать наблюдатели от городской администрации, от управления по делам ГО и ЧС города и, возможно, области!

Последние слова прозвучали так торжественно, что у Алексея возникло чувство глубокого отвращения. «Начинается очередная показуха, — думал он, — и заведение это выбрано не случайно; вероятно, руководители других учреждений холуйствуют не столь усердно. После инструктажа, видимо, начнутся усиленные тренировки».

Алексей не ошибся: всем преподавателям было велено тщательно проинструктировать студентов и готовиться к тренировочной эвакуации.

Первым занятием у Алексея была лекция. Появившись в аудитории с опозданием, он сразу принялся разъяснять ситуацию:

— Пришлось задержаться у директора… Послушайте внимательно!.. В училище намечается очередная показуха по гражданской обороне… Хочу прежде всего сказать о том, что имеет наибольшее значение для вас… Когда начнётся, так называемая, «эвакуация», вас, наверняка, погонят бегом, поскольку администрации важно показать высокие результаты по времени… Предупреждаю, что бежать всей толпой — опасно: стоит кому-то одному оступиться или подвернуть ногу — и могут упасть и травмироваться многие… Не обращайте внимания на крики Носовой или кого-нибудь ещё; выходите спокойно, постарайтесь захватить с собой верхнюю одежду и успеть сменить обувь… Никакие репрессивные меры со стороны администрации не стоят вашего здоровья и безопасности.

— Это вы, типа, инструктаж нам проводите? — спросила, дремавшая до этого, Лариса, потягиваясь и приподнимая от стола помятое лицо.

— «Типа», да, — ответил Алексей, подстраиваясь под, заданный Ларисой, тон.

— Вас за такой инструктаж «расстреляют», — Лариса ещё раз потянулась и под дружный смех студентов протяжно зевнула. — Лично я всегда выхожу последняя и тепло одетая.

— Ты, прямо, самая разумная… Не перестаю тобой восхищаться.

— Я тоже не перестаю собой восхищаться, — заявила Лариса, окончательно проснувшись и вызвав новую волну смеха.

— Ещё раз прошу не теряться, когда начнут нагнетать истерию, и помнить то, что я сказал; постарайтесь также на перемене предупредить своих знакомых с других курсов… Хотя, — Алексей вспомнил про телефон и полез в карман, — можете отправить сообщения.

 

***

Как и ожидал Алексей, тренировочная эвакуация взбесила директора. Не смотря на то, что Носова прилагала максимум усилий для создания паники, студенты выходили без спешки и беготни, успевали переобуться и одеться. Повторно собрав сотрудников, покрывшийся от гнева бледными и красными пятнами, директор демонстративно принял какую-то таблетку, чем сильно напугал Носову и Авоськину; Алексею же было одновременно и смешно и противно.

 

***

День показательных учений с самого начала был пропитан, искусственно нагнетаемой, нервозностью.

От очередного директорского инструктажа Алексея клонило в сон; расценивая своё заторможенное состояние как защитную реакцию, препятствующую раздражению от выслушивания, и без того хорошо знакомых, но зачем-то повторяемых, требований, он вяло наблюдал за окружающей суетой и даже не пытался во что-либо вникать.

Последовавшее занятие превратилось в подготовку к сигналу тревоги. К моменту включения сирены почти все студенты были уже в верхней одежде. Ускорить эвакуацию представителям администрации вновь не удалось: студенты выходили медленно и лишь некоторые, шарахаясь от орущей Носовой, переходили на бег, но уже через несколько шагов вновь шли спокойно. Алексей вполголоса призывал, проходящих мимо, студентов не спешить и быть осторожными на лестнице, однако отвлёкся, когда из-за угла появилась Катя. Катя шла медленно и, намеренно запутавшись в рукаве куртки, проворачивалась, гоняясь за рукавом, как котёнок за хвостом, замедляя тем самым движение остальных.

— Кошкина!.. — взревела громоподобно Носова.

Катя остановилась и, так и не разобравшись с курткой, вся сжалась и уставилась на Носову, создав ещё более значительную помеху, и без того вялому, потоку студентов.

К, наблюдавшему за ситуацией, Алексею подошла Лариса и, посмотрев в ту же сторону, спросила:

— Издевается?

— Кто над кем?

— Да!.. Это — ещё вопрос… Катька, конечно, на зашуганного котёнка похожа, но, пожалуй, что это она пытается над Носовой издеваться.

— Кошкина!.. Выходи уже! — вновь заорала Носова и сорвала голос.

Катя повернулась и, продолжая копаться в рукаве, поплелась к выходу.

Алексей выходил в числе последних, вынося журнал и папку с документацией по гражданской обороне. Шедшая впереди, Лариса вдруг остановилась и, указав пальцем в сторону заснеженного газона, спросила:

— Это что?

— Ой, это, похоже, пиротехнический патрон установили для большей показухи… Не смотри туда, чтоб не ослепило, и рот держи приоткрытым, иначе уши «заложит», если сейчас рванёт.

— Бежать-то не надо?

— Не надо, — нет смысла, да и скользко, — «навернёшься» ещё на своих каблуках.

— А это кто такие с камерой, — журналисты что ли?

— Похоже на то.

В этот момент взорвался пиротехнический патрон, мимо пролетели обрывки его оболочки.

— И это всё?! — разочарованно воскликнула Лариса. — Пожадничали… Я-то думала: будет что-то вроде салюта.

Засняв взрыв, люди с камерой подошли к Ларисе с вопросом:

— Вы здесь работаете?

— Я здесь учусь, а работает он, — Лариса указала на Алексея.

— Как вы оцениваете учения? — не унимался журналист.

— Глупость! — не задумываясь, выдохнула Лариса.

— А вы? — журналист приблизил микрофон к лицу Алексея.

— Согласен со студенткой.

— Как же противодействовать чрезвычайным ситуациям?

— Не показухой надо заниматься, а всю систему менять: власть менять, отношение к людям менять…

— Почему вы считаете эти учения показухой?

— Не только учения; я бы взял шире: думаю, что всё пропитано формализмом. Могу это документально подтвердить, — Алексей открыл папку и вынул один из бланков отчётности. — Вот чем приходится заниматься, — Алексей указал пальцем на некоторые строки бланка. — Видите?.. Отчитываемся о наличии у училища самолётов, вертолётов, другой техники и так далее и тому подобное; короче, приходится ставить огромное количество нулей; при этом реальной работы нет и быть не может.

— Это интересно… А давайте как-нибудь обсудим это подробнее, — журналист протянул Алексею визитку.

— Хорошо, — Алексей кивнул, взял карточку и, следом за Ларисой, направился к месту сбора студентов.

— Прикольно!.. Мой одноклассник в оцеплении стоит, — Лариса указала рукой на милиционера. — Ленка перед ним скачет — над Мишкой издевается.

Подойдя к милиционеру, Лариса повертелась около него и, вернувшись к Алексею, показала магазин от автомата:

— Глядите: тут даже патрончики есть… А как их отсюда вытащить?

— Не вытаскивай… Верни ему это быстрей.

— А поиграть?

— Вот другие менты увидят: расценят твои действия как хищение боеприпасов, а это — уголовное преступление.

Изобразив испуг, Лариса вновь направилась к милиционеру, но сначала потянула за руку Лену и что-то шепнула ей на ухо. Улыбаясь и кивая, Лена поспешила чуть отойти, после чего, указав на автомат, сказала:

— Что-то тут было приделано, а теперь — только дырка.

Парень взглянул на автомат и, резко побледнев, начал осматриваться по сторонам.

Понаблюдав за страданиями знакомого, Лариса подняла магазин над головой и, повертев им, громко сказала:

— Вот они, твои патроны!.. Вон там валялись! — Лариса указала магазином куда-то в сторону. — На, приделай хорошенько, чтоб больше не отпали!

Вернувшись к Алексею, Лариса объяснила:

— Так ему!.. Мне когда-то пришлось на улице торговать; а его отец, тоже мент, гонял меня.

— Ты — на улице?! — удивился Алексей.

— А куда деваться? Пришлось… Денег-то не было.

— Никогда бы не подумал… А с оружием баловаться не надо, — опасно это… Меня как-то тоже студенты напугали: в гости пришли, нашли мой газовый револьвер и курок взвели, чуть не стрельнули…

— Ну вот!.. А нас не зовёте! Давайте тоже соберёмся как-нибудь.

— Ладно, только после получки.

— Договорились… Теперь я, соблюдая условия конспирации, соберу человек семь-восемь.

— Кошкину не забудь.

— Ладно… А куда это все побежали? Пошли, посмотрим!

Оказалось, что для обследования здания прибыл кинолог с собакой. Студенты обступили собаку, сняли с неё намордник и пытались чем-то накормить. Взяв у кого-то печенье, Лариса попыталась засунуть его собаке в рот, но всякий раз попадала то в нос, то в глаз.

— Ну что ты ей тычешь прямо в лицо своим печеньем?! — возмутилась Юля и предложила овчарке бутерброд с сыром.

Собака дёрнулась, вылезла из ошейника и убежала за здание училища.

— Ну вот, Юла, ешь теперь сама свой бутерброд, — съязвила Лариса и отправилась вслед за собакой и милиционером.

Остальных студентов остановили преподаватели и сотрудники милиции. К Алексею подошла Катя и, дёрнув слегка за рукав, указала на директора:

— Гляди: вся рожа пятнами покрылась, вот-вот из ушей пар пойдёт.

— Пар, может, и не пойдёт; а вот с инсультом он когда-нибудь свалится при такой нейро-циркуляторной дистонии.

— При какой дистонии?

— При вегето-сосудистой.

— Это что, по роже видно?

— Ну да: видно же, что где-то — спазм, а где-то — атония сосудов; то же самое происходит и с сосудами мозга.

— Прикольно!.. А Носовой — можешь диагноз поставить?

— Я в психиатрии не очень… Хотя, пожалуй, интоксикацию, ведущую к психозу, может создавать хронический панкреатит.

— От него и «загнётся»?

— Возможно… Пойду-ка я за Ларисой… Что-то её долго не видно.

— За Лариску беспокоишься?!

— За собаку, — пошутил Алексей и направился в сторону училища.

В этот же момент из-за угла появилась Лариса, ведущая собаку, держа её за шкуру в области шеи. Лариса что-то говорила собаке и грозила ей пальцем; следом шёл милиционер-кинолог с окровавленной рукой.

Путь Алексею преградил милицейский майор:

— Подождите!.. Пусть обследуют здание.

— Похоже, что рука у кинолога повреждена.

— А та девушка — разве не медик?

— Вообще-то — медик… почти.

Алексей вернулся к Кате.

— Она, кстати, в гости напрашивается.

— Мне-то что?

— Ты же, вроде, с ней подружиться хотела?

— Не могу я её понять… Она, вроде, чем-то интересна: она — личность, индивидуальность, она умная, — всё это привлекает, но что-то и отталкивает.

— Эгоизм?

— Возможно.

— А меня её личностные качества иногда просто восхищают; за них же — её эти ненавидят, — Алексей кивнул в сторону представителей администрации училища.

— Они всех ненавидят, кроме доносчиков… Хотя, да, видимо, Лариску — больше; а «задолбать» её, пожалуй, не смогут, — слишком умная.

Ждать пришлось довольно долго. Когда кинолог вернулся, его правая кисть была аккуратно забинтована, а собаку вела на поводке Лариса.

Кинолог отчитался перед майором и, забрав собаку, направился к машине; а в здание училища вошли ещё какие-то люди в форме.

Лариса подошла к Алексею.

— Что-то долго же вы там были! — сказала Катя, многозначительно покачивая головой.

— Мы с Джулькой буфет обследовали… Чью-то «заначку» нашли: частично — съели, частично — перепрятали.

— Чью?

— Ну не студентов же.

— Ну нормально!.. Мы, значит, тут мёрзнем; а вы там чужую «заначку» жрёте!

— Вот и пошла бы вместо меня Джульку ловить!

— Я?! Собаку?! — Катя, оскалившись, издала короткий шипящий звук.

— Понятно… Кошка собаке — не товарищ.

— Там же какой-то муляж взрывного устройства должен был быть.

— Да, его Серёга и без Джульки нашёл. Ему кто-то позвонил на «мобильник»; он сбегал куда-то и принёс какую-то коробочку с проводками, пока Джулька чужую ветчину ела.

— Повязку, кстати, хорошо сделала.

— Вот и поставь…те мне «пятёрку» за это.

— А как так получилось, что собака тебя — слушалась, а мента — укусила?

— Да его она слушалась, а не меня, и укусила его из-за меня, вернее, хотела меня укусить, а он меня защитил, но сам подставился. Потом мы с Джулькой подружились и пошли обследовать буфет.

— А с ментом? — поинтересовалась Катя.

— Что с ментом?

— С ментом — тоже подружилась?

— Не знаю… Я ему обещала в «ментовку» завтра зайти и перевязку сделать… Он в поликлинику идти не хочет.

— А почему менты «взрывчатку» ищут, а не «эмчеэсэсовцы»? — спросил Алексей.

— Откуда мне знать?.. Он об этом не говорил.

— Похоже, что за «МЧСС», по крайней мере на местном уровне, всё делают менты и пожарники, — предположил Алексей.

— За МЧС, — поправила Лариса.

— Кому — «МЧС», а кому и — «МЧСС» — если приходится писать идиотские отчёты в управление по делам ГО и ЧС.

По громкоговорителю милицейской машины объявили об окончании учений. Возвращение с холода в здание прошло значительно быстрее чем «эвакуация». После небольшого перерыва сотрудников собрали для подведения итогов. Разговор получился вялым. Изнемогающий директор, казалось, валился с ног; охрипшая Носова была не в состоянии нормально говорить, но пыталась высказать какие-то замечания.

— Отдельных студентов надо бы наказать за их поведение, — предложила Басюкова. — Что вот Упрямова тут делала, пока все на улице стояли?

— Медицинскую помощь кинологу оказывала, — сразу ответил Алексей. — Он руку поранил.

— Вы бы лучше замечания свои высказали, чем выгораживать!.. Зачем Лариса и Елена к оцеплению подходили?!

— Милиционер потерял деталь от автомата, а они нашли.

В кабинет вошла буфетчица, несколько раз извинилась и, робко подойдя к директору, что-то зашептала.

— Только этого не хватало! — директор соскочил с кресла. — Всё на сегодня… Дина Олеговна и Маргарита Ивановна, останьтесь, остальные — свободны.

 

***

В день получки Алексей купил много вкусного и по телефону доложил об этом Ларисе. Посиделки наметили на ближайший выходной день.

Придя в намеченное время, студенты принялись выставлять на стол всё, что принесли с собой.

— Что это у вас? — Алексей взял со стола бутылку и прочитал текст на этикетке. — Вы это пить собираетесь?

— А что?

— Эти, так называемые, «энергетические» напитки — жуткая отрава.

— Они же вкусные и бодрят.

— Дело ваше, но советую отвыкать от этой гадости, если не хотите годам к тридцати иметь жировой гепатоз, а к сорока — цирроз печени.

— Что же вы скажете, когда мы пойдём на балкон курить? — поинтересовалась Юля.

— Ты ещё и куришь?! И так самая маленькая… Бросай немедленно!

— У Юлы энергии много, — принялась язвительно комментировать Лариса, — она даже свои бутерброды собакам раздаёт.

— «Уж ты бы лучше помолчала бы!» Из-за кого нас Носова два дня тиранила?!. Собака-то, когда из «шараги» выходила, облизывалась.

— Вот это мне нравится, — когда молодёжь Высоцкого цитирует, — оценил Алексей высказывание Юли, — значит: вы ещё не совсем «пропащие».

— Вы хоть поняли, о чём я?! — не унималась Юля.

Алексей кивнул, но Юля продолжила:

— Директор поручил Носовой банкет для проверяющих устроить; Носова, видимо, перепоручила это гнусное дело буфетчице; та всего накупила, а за время дурацкой «эвакуации» — почти всё пропало!

— А при чём тут Лариса?

— Лариска собак любит.

— Ну надо же!.. Лариса, не знал, что ты — кореянка.

— Интересно, а на какие деньги всё это было куплено? — не оценив юмор Алексея, начала возмущаться Лариса. — К последней стипендии опять «довесок» давали?

— А тебе разве не давали?

— Мне не дают… Я пару раз эту, так называемую, «материальную помощь» Носовой отдать отказалась, — вот мне теперь и не дают.

— Соображала бы я так же хорошо как ты — я бы тоже не отдавала.

— Кто тебе сказал, что ты плохо соображаешь?! — возразила Татьяна. — У тебя хорошие стишки получаются… Ленка, дай гитару; пусть Юла что-нибудь «сбацает».

— Ну вы совсем обнаглели! — возмутилась Лена, подавая гитару. — На стол я одна должна собирать?!

— Я помогу, — подскочила Анна.

Юля, взяв гитару, начала с вопроса:

— А помните, как первого сентября по распоряжению Носовой Антон салют устраивал?

— Вот где было нарушение всех правил пожарной безопасности!

— Жаль, что ракеты не попали на кого-нибудь из администрации или из приглашённых «шишек».

— Так вот! — Юля повысила голос, вновь переключая на себя всеобщее внимание. — Я потом подумала, что это могло бы быть приблизительно так:

Как-то Антошка салют запустил;

Чей-то балкон тем салютом спалил

Вместе с квартирой, и после того

Ищет хозяин балкона его;

Ищут пожарные, ищут менты;

Если найдут, — ему будут кранты;

Если Антошку найдут наконец, —

Будет ему несомненно… плохо.

— Знакомая мелодия, — подметила Лариса, — да и сюжет — тоже.

— Что смогла — то исполнила… Принимайте, кто-нибудь, «эстафету», а я пока поем чего-нибудь.

Гитару взял Алексей, а Лариса тем временем продолжила своё обращение к Юле:

— Ты бы лучше высмеяла, как ежегодно первого сентября устраивают показуху с выдачей халатов студентам первого курса.

— Да, — поддержала Татьяна, — а-то они сначала собирают эти халаты, купленные самими студентами, а потом перед городским начальством и перед телевизионными камерами выдают как бы от себя; получается видимость, будто администрация дарит халаты студентам.

— Давайте-ка я вам свою историю расскажу, — вмешался Алексей, начав наигрывать мелодию, — это и про меня и про вас:

Не стоит обижаться на привратности судьбы.

Судьба слепа, глуха и глуповата;

Порой бывает: разбивает в кровь носы и лбы,

Потом на миг сожмётся виновато;

А вскоре — вновь швыряет: влево, вправо, вверх и вниз…

То жарко, то вдруг холодно, то душно…

Меня она однажды вдруг взяла, приподняла

И к вывеске красивой, как к витрине подвела;

Но был за этой вывеской «гадюшник».

И вроде, что плохого?.. Обучают молодёжь,

Подводят к медицине шаг за шагом,

Профессию дают; но молодёжь не проведёшь:

Училищем, бывало, заведение назовёшь, —

Студенты в миг поправят: «Нет, — «шарага»!

Какое уважение?! Ведь «грузят» почём зря,

Используют как материал подсобный;

Царит здесь беззаконие, откровенно говоря,

Но имидж создаётся бесподобный!»

И верно, театральщина в училище в чести;

С гуманностью вот, правда, вовсе «глухо»;

И всё на принудиловке, иначе до шести

Кто ж будет заниматься показухой?!

А «коллектив» сотрудников — отборный, — просто жуть:

Ни дня без сплетен, слухов и доносов…

Коль «задницы начальникам лизать» приучен, тут,

В «щараге», приживёшься без вопросов.

А тех, кто независим и с начальством не учтив

Считают тут за хамов и нахалов;

А возглавляет весь этот холуйский «коллектив»

Никита Никанорыч Самохвалов.

Пока «вознёсся» он немало «вылизал задов»,

Но «благосклонных» «сверху» взглядов ради

Он их и впредь «вылизывать» и «кланяться» готов;

В холуйстве совершенен, а по жизни — бестолков,

Хотя, бывало, получал «награды».

Одобрительные возгласы и аплодисменты продолжались довольно долго.

— Кто следующий? — Алексей окинул взглядом присутствующих.

— Слушайте прикол, — начала Лариса, ставя на стол пустую рюмку. — Досю знаете?

— Какую Досю? — спросил Алексей под дружный смех студентов.

— Якова Валентиновича, — нарочито серьёзно пояснила Лариса.

— Доставалова?.. А при чём тут «Дося»?

— Похож он на «зверя» с пачки стирального порошка, — язвительно заметила Юля.

— Очень похож, — подтвердила Лариса. — Да и как ещё назвать мужика, который изменяет жене, к тому же с таким «чудовищем», как Носова?!

— А Олеговна этим даже как бы хвастается, — добавила Татьяна. — По телефону с ним специально так громко говорит, чтоб вся «шарага» слышала.

— Ну вот, — продолжила Лариса, — Носова голос сорвала — по телефону кричать не может… Недавно видим: этот сам припёрся в «шарагу» — стоит, ждёт, время от времени из стороны в сторону ходит. Мы договорились, отвлекли его разговором, у уборщицы ведро с водой утащили и рядом с ним поставили, а свет в коридоре погасили…

— Как он «навернулся»! — не удержалась Юля. — Похоже, что даже с лестницы летел.

— Судя по шуму — да… Мы-то уже отошли, — пояснила Лариса.

— Не боитесь, что отомстит, когда на практику придёте? Он же в стационаре работает.

— Замается мстить; скорее, что мы его доканаем… Да и не понял он, наверняка, ничего, и нас не запомнил.

— С ним не первый раз такое случается. Можно сказать, что нам его по «эстафете» передали.

— Не темни, Лариса, рассказывай по порядку, — попросила Татьяна.

— Началось с того, что Носова над Юлькой поиздевалась; не над нашей Юлой…

— Замаялась бы… — начала было Юля.

— Ну помолчи, — перебила Лариса. — Все знают, что ты сама кого угодно замучаешь… Та Юля — более спокойная, тихая; на нашу Юлу только ростом похожа — такая же маленькая.

Не желая слушать хорошо знакомую историю, Алексей спросил:

— Ты о Жужаевой?

— Да.

— Может, о ней — без подробностей?.. Давай сразу дальше.

— А дальше: Юлькина подруга, Даша Лимонова, увидела, что Носова к Доставалову в кабинет зашла… А она, Дашка, с женой его знакома; знает, что та — ревнивая жутко; вот и позвонила ей. Досина жена прибежала и сразу в кабинет… Жаль, что Носова успела уйти… Доставалов из кабинета как ошпаренный выскочил, налетел на кушетку, а через неё — прямо на ведро. Вроде, два ребра сломал.

— Теперь, значит, вы решили его второй раз «в полёт отправить»?

— Не во второй. Второй был вскоре после первого. Как только он после больничного на работу вышел, Дашка с Юлькой ему ту же кушетку к самой двери кабинета придвинули, ведро с водой поставили, свет погасили, а потом — позвонили ему и сказали, что будто бы в приёмном отделении его жена на Носову набросилась. Вот тогда-то и был второй «полёт» с тем же результатом.

— Вы ему, хотя бы, четвёртый «полёт» не устраивайте, — попросил Алексей.

— Договорились, — твёрдо пообещала Юля. — В следующий раз надо звонить не жене Доставалова, а мужу Носовой.

— Правильно! — обрадовалась Лариса. — Он их, на хрен, застрелит.

— Да, — согласилась Юля. — Он в «ментовке» каким-то начальником работает, — значит: пистолет у него имеется.

— За это надо выпить, — Лариса наполнила рюмки.

— Не чокаясь, — добавила Юля.

— Может, вы им ещё свечки за упокой поставите?! — возмутилась Анна.

— А почему бы и нет?! Фотографию директора Ленка с Мишкой в могилу его жены закапывали, землю с могилы в цветы ему подсыпали, цветки с кладбища в букеты на первое сентября добавляли… Всё нормально! — Юля подкрепила свою речь выразительным жестом и отпила из рюмки. — Как они к нам, — так и мы к ним.

Анна покачала головой и возразила:

— Нельзя так поступать… Всякие колдовские штучки в обе стороны работают; это — как кинжал со вторым лезвием вместо рукоятки… А у директора жена давно умерла?

— Минувшим летом покончила с собой… Ты разве не знаешь? — удивилась Лариса. — Она ещё в реанимацию поступила сразу, как только мы на практику вышли.

— Я бы тоже уксус выпила и повесилась если бы у меня был такой муж, — поморщилась Юля и взялась наполнять рюмки.

Татьяна тем временем о чём-то пошепталась с Леной, а потом уже громко сказала:

— Ну и разговоры у вас!.. Всё о какой-то гадости… Давай, Юля, лучше свои короткие стишки поисполняй, — посмеёмся хоть; а Лена сейчас чайник поставит и пироженки принесёт.

Юля с готовностью кивнула, взяла гитару и начала перебирать всевозможные пародии и колкости.

Досмеявшись до слёз, Татьяна размазала по лицу тушь и принялась приводить себя в порядок, после чего обратилась к Ларисе:

— Нормально?

— Ой! — заслонившись руками, Лариса отшатнулась. — Что же ты так пугаешь?!. Вечереет уже. А если мне ночью этот ужас приснится?

— Не слушай ты её, — попытался «успокоить» Татьяну Алексей. — Оба глаза нормально «нарисовала»; особенно правый хорошо получился.

Татьяна демонстративно замахнулась сначала на Алексея, потом на Ларису и предложила всем успокоиться и взяться за чай.

За чаепитием Анна вдруг обратилась к Юле:

— Как твой «питомец»? Рассказала бы хоть о нём.

— О Тёмке-то?

— Ну да… Тебе его Лимонова передала?

— Да… Я же отказалась от тех алкашей, к которым меня Носова определила. Хорошо, что Дашка рядом оказалась.

— Ей Носова поручила передать тебе Тёмку?

— Щас, как же!.. Даша услышала, как Носова на меня орала, потом в коридоре поймала меня и говорит: «Стой!.. Отдам хорошего пациента в хорошие руки… Бери, — не пожалеешь».

— Почему говоришь: «поймала»?

— Ань, ты, прямо, как будто Юльку не знаешь! — вмешалась Лариса. — Она же «летает», а не ходит… К нормальному человеку можно просто подойти, а Юлу — надо сначала остановить.

— Дашке-то какая забота? — спросила Анна.

— Как какая? — удивилась Юля. — Ей же не безразлично, что с ним дальше будет. Она сразу с меня слово взяла, что, когда она окончит училище, я буду о нём заботиться так же, как она… Почти каждую неделю звонит и спрашивает о нём.

— А как же ты с Носовой договорилась?

— Я и не договаривалась… Я бы не смогла с ней договориться. У меня к ней такое отвращение, что даже отворачиваюсь, когда мимо прохожу… Даша за меня договорилась: притащила меня к Носовой и всё ей сама сказала. Носова меня спрашивает: «Ты-то что молчишь? Ты, действительно, просишь?..» А я ей: «Не прошу, а ставлю в известность, что буду ходить к этому ребёнку».

— А Носова?

— Разозлилась, но согласилась.

— Сама-то не жалеешь, что взялась?.. Выматываешься, на занятиях спишь…

— Не жалею, — уверенно заявила Юля. — Я ему реально нужна… Да мне и самой нравится помогать ему.

— Тяжело ведь.

— Только последние недели две стало тяжело из-за того, что он ослаб. Думаю, что скоро пройдёт этот период. У него уже была довольно хорошая ремиссия; даже к бабушке его отпускали, надеялись, что опять в школу пойдёт.

— Не пошёл?

— Нет. Оказалось, что это — для него слишком опасно: у него такая тромбоцитопения, что от малейшего ушиба кровоизлияние в ткани происходит. Однажды на колено упал, — гемартроз получился. Я потом на прогулках за ним с вытянутыми руками бегала — боялась, что упадёт.

— Сказала бы, чтоб не бегал.

— Ему же двигаться тоже надо… Вообще-то, он — осторожный и внимательный… Развлекать меня пытается, когда силы есть. Как-то говорит: «Гляди, какая машина под окном стоит! Правда, на компьютерную мышь похожа?» Сам весело смотрит, глаза светятся… Тогда ещё иней выпал… Иней — светится, глаза у Тёмки — тоже светятся… Он мне говорит: «Это — твоя погода». Я спрашиваю: «Почему?» А он: «Ты же — Инева».

— Хорошо, что на шутки сил хватает.

— Он очень терпеливый… Даже удивительно… Меня просили держать его во время спинномозговой пункции и когда костный мозг брали из подвздошной кости на цитологию. Держать-то и не пришлось, — он спокойно лежал.

— Странно… Обычно дети его возраста боятся любых уколов… А зачем спинномозговую пункцию делали?

— Нейролейкоза опасались.

— А икону ты ему принесла? — спросила Лариса.

— Нет… Я его как-то спросила: «Тебе кто эту картинку принёс?» Он говорит: «Бабушка принесла… Только это — не картинка, а икона». Он мне потом ещё что-то рассказывал про эту икону, но так тихо говорил, что я почти ничего не поняла; переспрашивать не стала, чтоб не утомлять его; помню, что сама начала что-то рассказывать.

Слушая Юлю, Алексей невольно вспоминал то эпизоды из собственной врачебной практики, то рассказы знакомых ему медицинских работников; а потом вдруг несколько отстранился и, стараясь не привлекать к себе внимание, открыл тетрадь и быстро записал несколько строк. Его действия, однако, тут же заинтересовали Ларису. Подкравшись, она устроилась рядом и принялась изучать записи Алексея, а когда он отложил ручку, забрала тетрадь и, прочитав написанное целиком, спросила:

— Это вы по поводу, так называемого, «дня толерантности»?

— Да, да… Наблюдая вашу «нетолерантность», подумал вдруг, что вы, слава Богу, достаточно устойчивы к «духовно-нравственной отраве», вот и решил сделать небольшой набросок.

Тем временем тетрадь «перекочевала» в руки Юли.

— Что там, Юла? — поинтересовалась Анна.

Протянув с ответом с четверть минуты, Юля перестала покачиваться в такт воображаемой мелодии и сказала, обращаясь к Алексею:

— В «гадюшнике» вас за это точно «растерзают».

— Что там? — повторила Анна.

Юля взглянула на Анну, потом обвела взглядом присутствующих и, будто делая всем одолжение, снисходительно сказала:

— Могу прочитать. Слушайте:

«Жизнь» у нас порой — как анекдот…

В заведении учебном нашем

Не работал, не учился тот,

Кто не знает, как директор «страшен».

Но однажды… Что ещё за бред?!

Слышу и ушам своим не верю:

Мнениям любым «зелёный свет»

Дал директор, прикрывая двери;

Сам не понимал, что говорит,

Но, кому-то явно «подпевая»,

Так кричал, будто где что горит,

К толерантности всех призывая.

Уловив «логическую нить»,

Чувствую — знакомая мне тема:

«О-очень толерантна может быть

Слабая иммунная система…

Это с чем же нас хотят сроднить? —

— Без заминки размышляю сразу. —

— Не иначе, как хотят привить

Всем свою холуйскую заразу».

А директор — продолжал «вещать»,

Как «за правду чистую радетель»

И студентам требовал внушать,

Что терпимость — это добродетель…

Получалось: будто правды — нет

И бороться за неё — не надо…

Вот поверят люди в этот бред —

— И «рабовладельцы» будут рады…

Прут толпой на заработки к нам,

Наркоту везут к нам «гости» с юга;

Мы ж смиренно терпим этот хлам,

Кстати, больше терпим чем друг друга;

Терпеливы к хамам молодым:

Пусть они дойдут до беспредела,

Пусть в подъездах наших мат и дым…

Нам-то до того какое дело?..

Если вор желает воровать, —

— Мы потерпим; он — об этом знает…

И убийца — может убивать;

«Толерантный» суд — всех оправдает…

Правда, вот приличный человек

Крайним должен быть всегда и всюду,

И не сможет наказать вовек

Никакую подлую паскуду…

Убеждён на улице алкаш,

Что я должен денег дать на водку;

Даже удивился: «Как не дашь?!»

И я дал… ногой по подбородку.

Толерантность — это не моё;

Я — собой остаться постараюсь!

И студентам — «вдалбливать» враньё,

Разумеется, не собираюсь.

Не стремясь начальству угодить,

Я скажу, когда придут студенты:

«Толерантными — не надо быть!

Я прошу вас: будьте резистентны».

 

Юго-западная окраина города уткнулась множеством частных домов деревенского типа в поросшую лесом возвышенность. Узенькая речушка, покрытая льдом, местами ещё журчала по камням и убегала вглубь города, где превращалась в зловонную сточную канаву. Чудом сохранившиеся на склоне, родники притягивали к себе любителей чистой воды.

Тимофей вышел с двумя вёдрами за ворота и размеренно побежал по, протоптанной в снегу, тропинке туда, где уже набирали воду двое подростков. Увидев Тимофея, подросток, казавшийся постарше, отстранил второго, поздоровался, потом отодвинул вёдра и предложил:

— Тимофей Сергеевич, набирайте.

— Нет, нет; я подожду, — ответил Тимофей и поставил вёдра. — Я не спешу; а вам, наверное, ещё уроки делать.

— Тимофей Сергеевич, а можно к вам на тренировки?

— Я детей не тренирую… Если отец будет заниматься, — с ним приходи.

— А правда, что вы по секретной методике тренируете?

— Нет, Виталик… Лениться не надо — вот и вся «методика».

Дождавшись своей очереди, Тимофей подставил ведро.

— Разве в вашем колодце вода плохая7

— Нет, но родниковая — чище, да и Зоя Ивановна эту воду предпочитает.

Набрав воды, Тимофей направился к дому, поднимая через каждый шаг вёдра то через стороны, то вперёд и прорабатывая тем самым дельтовидные мышцы; потом переключился на трапециевидные, затем проработал бицепсы, а после них — сгибатели кистей и пальцев. Дойдя до дома, он открыл коленом калитку и вошёл во двор, собираясь продолжить упражнения, ставшие неотъемлимой частью его образа жизни. Занеся в избу вёдра, он вновь вышел во двор и, очистив от снега самодельное приспособление и закрепив в нём ноги, начал делать упражнения для спины.

Вскоре заскрипела калитка. Дремавший до этого, пёс тут же выбрался из конуры, потянулся и пошёл встречать гостей.

— Фрэд, ко мне! — позвал Тимофей.

Пёс изменил направление и сразу попал в руки Тимофея, который попытался использовать его в качестве отягощения для увеличения нагрузки, а потом просто повалил в снег.

— Тим, мы «фотки» принесли, — сообщил один из пришедших.

— Пойдём в дом, посмотрим, — добавил второй.

Тимофей слез с тренажёра, продолжая придерживать пса, и, взглянув на пришедших, ответил:

— Заходите… Тренироваться не надумали?

— Времени нет.

— Жаль… А я, Пашка, только минут десять, как твоего Витальку встретил; он на тренировки просится.

— Я не возражаю: пусть занимается.

— Нет, нет; я ему сказал, чтоб вместе с тобой приходил.

— Возьми его с другом, а я тебе платить буду.

— Не боишься, что много запрошу?

— Тимоха, мне на сына денег не жалко, да и тебе я многим обязан.

— Давай-ка отложим пока этот вопрос.

Войдя в сени, Тимофей начал было открывать вторую дверь, но сразу закрыл, пояснив:

— Зоя Ивановна готовить что-то взялась… Придётся тут устроиться — на сундуке. Серёга, зови Фрэда, — пусть погреется.

Ещё не успевший закрыть дверь, Сергей позвал:

— Фрэд, зовут тебя, заходи.

Радостно виляя хвостом, пёс вбежал в сени и заскакал около Тимофея.

— Ну вот, — начал Павел, опускаясь на сундук и вынимая из пакета фотографии, — на некоторых снимках и ты присутствуешь; возможно, что по ним легче будет вспоминать.

Просмотрев фотографии, Тимофей, недовольно покачивая головой, признался:

— Узнаю только вас, себя, да кажется, что собака эта мне знакома.

— Не удивительно, что собаку узнал, — заметил, улыбнувшись, Сергей, — если бы не эта собака, мы бы здесь сейчас не сидели; многие бы в «ящиках» вернулись по «милости» наших горе-начальников…

Беседу прервал скрип двери и, последовавший за ним, довольно бодрый старческий голос:

— Что же вы, ребята, не заходите?

— Здравствуйте, Зоя Ивановна, — громко ответил Павел. — Мы тут Тимофею фотографии принесли.

— Здравствуйте, здравствуйте… Заходите, чаю попейте с пирогами… Тимошка, зачем опять Фрэйда запустил?! Испортишь пса!.. Давайте, давайте, заходите, а пса — во двор!

— Хорошо, мы сейчас, — согласился Тимофей.

— Как правильно: Фрэд или Фрэйд? — спросил Сергей, когда дверь закрылась.

— Когда-то была у нас Фрэйда — хорошая была собака… Для пса, однако, «Фрэд» больше подходит; ну а Лёха вообще «Звериком» его называет со щенячьего возраста. А Катя, это — знакомая Алексея, может иногда Фрэда назвать «Зверем», «Зверюкой», «Хищником»…

— Плохо это, — Сергей неодобрительно покачал головой, — нельзя так с овчаркой. Хорошо бы как-нибудь заняться твоим псом; я ведь в таких делах разбираюсь, — могу помочь.

— Ладно, пошли в кухню… А ты уж извини, — Тимофей выпустил пса во двор.

Кухня, она же — горница, была довольно просторной, в тёмном юго-восточном углу виднелись, поставленные в три яруса, иконы и, свисающая с потолка на цепочках, лампада; окна в южной стене расположены низко, подоконники — лишь немного выше, идущей вдоль стены, скамейки, упирающейся в посудный шкаф; сразу за шкафом — маленький старый диван и дверь, ведущая в комнату.

На столе под иконами кипел электрический самовар.

— Хозяйничайте пока сами, — распорядилась Зоя Ивановна, поворачивая ухватом противень в печи.

Тимофей налил в чашки чай, поставил на стол всё, что нашёл съедобного и принёс альбом с фотографиями.

— Вот, Серёга, гляди: это — единственная фотография Фрэйды.

— Она же мёртвая, — сразу определил Сергей.

— Застрелили какие-то паразиты, — подтвердила Зоя Ивановна, не отрываясь от печи, — только мёртвую и сфотографировали; уж больно хороша была: чёрная-чёрная, ни единого светлого пятнышка, а умная-то, — всё понимала с полуслова… Ну вот и пироги поспели… Помогай, Тимофей.

За чаем и разговором время бежало быстро. Рассматривая снимки, Тимофей старался вникать во все, даже самые мелкие, детали; он подробно расспрашивал обо всех и обо всём, пытался восстановить в памяти связи между различными событиями и людьми. Заметив, что две фотографии почему-то остались без комментариев, Тимофей положил их перед Павлом и спросил:

— Об этих не хотите рассказать что-нибудь?

— Да надо бы, — согласился Павел и взглянул на Сергея.

Сергей молча кивнул.

— Короче, эти оба — из тех, от кого лучше подальше держаться, — начал рассказывать Павел, — «гнилые» людишки, «скользкие». Вот этот, здесь он ещё в звании майора, ныне — уже подполковник, — Почтарёв Василий Вадимович, по сути своей — карьерист; ради продвижения по службе через любого «переступит». Тебе с ним, вроде бы, общаться не доводилось.

— Будем надеяться, что и не доведётся, — добавил Сергей. — Когда мы собирались в Чечню, он на какую-то учёбу укатил; мы вернулись, — а он уже подполковник и начальник над всеми участковыми.

Моментально потеряв интерес к подполковнику, Тимофей взял вторую фотографию и, предупредительно приподняв руку, сказал:

— Вроде, что-то в памяти «шевелится» относительно этого, а понять не могу, — Тимофей положил фотографию и прикрыл ладонями глаза. — Кажется, что он с какими-то большими деньгами как-то связан… Какие-то упаковки, оружие… Ой, да он не живой — пуля в башке…

— Нет, нет, Тимоха, сочиняешь, — перебил Сергей, — живой он, а жаль.

— А на мой взгляд, — смысл в словах Тимофея есть, — возразил Павел. — Короче, это — майор Шестобитов Виталий Владимирович — сволочь редкая, к сожалению, — мой непосредственный начальник, а в прошлом — и твой… Есть веские основания считать, что это по его вине мы на засаду напоролись; полагаю, что подставил он нас преднамеренно; мешали мы ему чем-то… Были у него там какие-то свои личные интересы — несомненно были; кстати, к деньгам он очень даже неравнодушен, не так к звёздочкам стремится, как к деньгам.

— Кое кто считает, что он — один из тех, через кого наркота в город поступает.

— Кто? — сразу заинтересовался Тимофей.

Сергей лишь пожал плечами, Павел же покачал головой, недовольно взглянув на Сергея, и поспешил закончить разговор:

— Ладно, Тимоха, фотографии мы тебе оставим на время… Идти надо… Спасибо за угощение… А часы-то у вас остановились.

— Ой, — всплеснув руками, Зоя Ивановна потянула за цепочку, поднимая гирьку, после чего, встав коленями на сундук, перевела стрелки, установив время по часам Павла.

Проводив друзей, Тимофей ещё долго перебирал фотографии и напряжённо думал, пытаясь собрать воедино осколки воспоминаний и хоть что-нибудь записать в свой дневник, роль которого исполняла толстая общая тетрадь, уже частично заполненная множеством записей, схем и рисунков. Написав несколько строк, он отыскал в тетради планы тренировок и, оставив открытую тетрадь на столе, вновь взялся за свои упражнения.

 

***

Он часто вспоминал, как «обнаружил» себя в больничной палате разбитым и беспомощным, не узнающим окружающих, почти не помнящим своего прошлого. Ещё совсем недавно ему хотелось вычеркнуть из памяти этот период своей жизни, теперь же он всеми силами старался убедить себя в том, что должен был «опуститься до самого дна лишь для того, чтоб оттолкнуться от него». Вышедший из больницы со второй группой инвалидности, со множеством ограничений и назначений, с плохим прогнозом на уже ближайшее будущее, он за несколько недель сумел выстроить индивидуальную систему самовосстановления и адаптации. Отказавшись по совету Алексея от анальгетиков, Тимофей ежедневно прорабатывал всё тело через боль и, как это называл Алексей, «в обход боли», загружая мышечные пучки рядом с повреждёнными местами, придумывал собственные специфические упражнения для достижения множества конкретных целей.

Сделав несколько упражнений, Тимофей снял футболку и вышел на крыльцо. Положительное воздействие на сосуды от чередования тепла и холода было для Тимофея на столько очевидно, что вызывало у него сдержанный восторг. С наступлением холодов он почти полностью избавился от головных болей и головокружения, существенно улучшил зрение. Гимнастику для глаз он периодически подключал к другим упражнениям.

Закончив комплекс, состоящий из махов ногами и простукивания некоторых частей тела, Тимофей немного замёрз, а потому направился обратно в дом, где сразу принялся отжиматься от пола на кулаках с опорой ногами на, прислонённую к печке, лестницу. Основательно себя измотав, Тимофей встал, прикрыл глаза и постарался максимально расслабиться, однако уже через несколько секунд перешёл из кухни в юго-западную комнату и осторожно потянулся к, установленной сразу за дверным проёмом, перекладине, стараясь контролировать болезненные ощущения в грудном и поясничном отделах позвоночника и сохранять мышечную защиту. Объединяя волевые усилия и детальный самоконтроль, он подтягивался до полного отказа мышц рук, затем выполнил несколько коротких движений за счёт мышц плечевого пояса, так же до отказа повторял подъёмы ног вперёд и назад. Прогрев таким образом всё тело, Тимофей вновь отправился на крыльцо продолжать махи ногами, объединённые с набивкой тела и упражнениями для глаз.

На противоположной стороне двора Катя и Алексей донимали Фрэда. Увидев Тимофея, Катя приветственно помахала ему рукой; Тимофей кивнул в ответ и продолжил свои упражнения.

Алексей несколько раз поздоровался с Фрэдом, требуя у него лапу, тогда как на Тимофея даже не взглянул.

— Как ему не холодно?! — удивилась Катя.

— Он же двигается, да и привык уже — не первый день закаляется.

— Почему ты так не занимаешься, как он?

— Занимаюсь, но реже и в более комфортных условиях — дома на балконе.

Закончив делать махи, Тимофей приступил к дыхательным упражнениям, но вдруг заметил, что Алексей и Катя, улыбаясь, смотрят куда-то мимо него. Не оборачиваясь, Тимофей прислушался. «Кошка когти точит, — догадался он. — Интересно: какая именно?» Тимофей прикрыл глаза ладонями, сосредоточился и через несколько секунд тихо, но уверенно произнёс:

— Пухтя.

Катя и Алексей подошли ближе, продолжая наблюдать, как пушистая, светлой окраски, кошка царапает, установленное на крыльце, приспособление для тренировок.

— Вот и Пухтя — тоже «тренируется», — прокомментировала ситуацию Катя.

— С такой «тренировкой» она быстро макивару в лохмотья превратит, — добавил Алексей.

— Да ладно, — Тимофей махнул рукой. — Надо же им что-то царапать… Мне, кстати, Лёха, совет твой нужен… Ты ещё помнишь мои рентгеновские снимки?

— Они имеют какое-то отношение к этой макиваре?

Тимофей пожал плечами и осторожно обозначил удар левой ногой. Пухтя перестала царапать, посмотрела вверх, потом уставилась на Тимофея.

— Боль возникает где-то вот тут, — Тимофей провёл пальцами по области наружной поверхности левого тазобедренного сустава, — а при резком движении — пронзает как ножом.

— А так получается? — спросил Алексей и обозначил удар.

— Да, но это — уже почти «уширо-гери», а мне надо — «йоко».

— А так? — Алексей сделал движение по-другому.

— Это — тоже не «йоко», а скорее «мае-гери», хотя и ребром стопы, — Тимофей выполнил, предложенный Алексеем, вариант удара, — к тому же — коряво и слабо.

— Да, за такие удары новичков заставляют отжиматься; но тебе-то — не базовую технику надо наработать, а к нынешней твоей ситуации приспособиться. Нарабатывай все эти варианты, но то, что вызывает боль — делай медленно; сустав разработаешь, а через месяц-другой, глядишь, и базовый вариант сможешь нормально делать… С этой проблемой надо обязательно работать, иначе — связки сократятся, соединительная ткань разовьётся, питание сустава ухудшится… А на холоде слишком долго находиться не надо; пошли в дом.

Зайдя в кухню, Тимофей закинул ногу на, приставленную к печи, лестницу и, поворачиваясь то в одну сторону, то в другую, начал прорабатывать суставы.

— Не желательно это делать сразу после холода, — заметил Алексей, — да и растяжку — тоже; надо сначала согреться.

— Ладно, учту.

Катя тем временем прошла в комнату и, дойдя до маленькой печки, осмотрелась. Часть комнаты, расположенная за печкой, визуально казалась более широкой. Катя вдруг вспомнила, как кто-то в шутку назвал эту часть дома «овальным кабинетом». Заполненность углов и, падающий через четыре окна, тусклый свет действительно вырисовывали подобие овала на смягчающем покрытии из тонких самодельных матов, обтянутых чёрным дерматином.

Повернувшись, Катя заглянула за штору со стороны печки, но потом зашла за штору с другой стороны.

Понаблюдав за Тимофеем, Алексей решился высказать свои сомнения:

— Не перестараешься? Похоже, что едва боль преодолеваешь… Опусти ногу хотя бы на ступеньку ниже.

Тимофей попытался последовать полученной рекомендации и ответил:

— Ладно, убедил. Переодевайся; поработаем сегодня и по твоей программе, если никого больше не будет.

Заходя в комнату, Алексей спросил:

— Ты слева или справа?

— Слева, — отозвалась Катя.

Алексей зашёл за штору с правой стороны.

Закончив свои упражнения, Тимофей тоже вошёл в комнату, включил свет, поругал гостей за экономию электричества, прошёл прямо, взял с вешалки и надел белую куртку из плотного материала, снял с той же вешалки чёрный пояс, туго обвязался им и начал делать упражнения на растяжку.

Катя и Алексей тоже взялись за разминку.

Минут через десять Тимофей спросил:

— Кто-нибудь уже готов?

— Я, я! — отозвалась Катя, вытянув вверх руку как на уроке.

— В твоём стиле, контакт — лёгкий, — распорядился Тимофей.

Катя кивнула и приняла стойку «испуганного котёнка». Увидев, что Тимофей не торопится предпринимать какие-либо действия, она сама пошла в наступление, но, промахнувшись несколько раз, зашипела по-кошачьи и, нападая вновь, сделала несколько «царапающих» движений. Остановив Катю лёгким ударом ноги по корпусу, Тимофей продолжил наносить быстрые удары, совершенно не вкладывая в них силу, давая попутно наставления:

— Не относись к своему «кошачьему» стилю как к игре; это — реально твой стиль, хорошо для тебя подходящий. Кстати, «царапать» надо тоже правильно; а так, как ты сейчас сделала, — ногти пообломаешь.

— У меня короткие ногти! — возмутилась Катя.

— Всё равно пообломаешь… Гляди, — Тимофей показал Кате несколько вариантов ударов пальцами.

Катя кивнула, быстро всё повторила, да ещё и объединила эти удары в связки с другими действиями.

Когда, порядком поизмотавшись, Катя значительно снизила темп, Тимофей предложил ей позаниматься самостоятельно, а Алексея позвал к себе. Видя, что в отдыхе Тимофей не нуждается, Алексей сразу, не тратя время на разговоры, принялся отрабатывать всё, что считал нужным.

Катя сделала несколько упражнений, но, опасаясь, что на неё может кто-нибудь упасть или наступить, вышла в кухню и, используя лестницу, занялась растяжкой. Когда весь запас упражнений с лестницей был исчерпан, Катя прислушалась, а затем по-кошачьи тихо вышла из кухни в сени и повернула налево. В сенях было холодно и темно. Катя по памяти легко нащупала слева комод, а справа — вход на чердак, затем прошла вперёд — к двери, ведущей в северо-западную комнату. Катя постучала в дверь и, отворив её, вошла в комнату, переступив через высокий порог.

— Можно? — спросила она, двигаясь мимо занавески.

— Заходи, Катя, заходи, — послышалось из глубины комнаты.

Эта комната казалась уже находящейся за стеной, но была похожа на неё по планировке; здесь тоже была маленькая печка, отгороженный ею и перегородками, угол, но южная стена — к двери значительно ближе.

Выглянув из-за штор, Катя поздоровалась и, увидев, что Зоя Ивановна читает книгу, остановилась.

Эта комната казалась ей самым уютным местом в доме; иконы, расположенные вопреки правилу в северо-западном углу, всякий раз притягивали взгляд, как и, стоящий под ними, маленький столик со старинными книгами и подсвечником. Кате особенно нравилось, когда перед иконами горела лампада, но такое случалось не часто.

Мягко ступая, Катя медленно прошла мимо высокого узкого шкафа, в котором всегда можно было найти что-нибудь вкусное, остановилась под люстрой, повернулась к, расположенному между двумя окнами, комоду и посмотрелась в, висящее над ним, большое зеркало, поправила куртку и пояс, заметила периферическим зрением, висящие на перегородке, фотографии и подошла к ним.

— Сбежала с тренировки? — поинтересовалась Зоя Ивановна, оторвавшись от книги.

— А я тренируюсь, — заявила Катя, вернулась под люстру и, изящно взмахнув руками, сделала шпагат, — вот.

— Пол-от — холодный; простудишься, — забеспокоилась Зоя Ивановна.

Катя лишь улыбнулась в ответ и отрицательно покачала головой, ощутив в очередной раз странное для неё обаяние этой худощавой пожилой женщины.

— А давайте запишем вас на диктофон или на магнитофон, — предложила вдруг Катя.

— Чтоб потешаться над старухой?

— Нет… У вас речь какая-то особенная.

— У вас ведь, у молодых, — тоже «особенная», только — по-другому, иногда такая «особенная», что уши заткнуть хочется.

Не желая ни возражать, ни соглашаться, Катя нахмурилась, упёрлась кулаками в пол и несколько раз повернулась то в одну сторону, то в другую, делая всякий раз по наклону к ноге; затем наклонилась вперёд — по направлению к дивану и, заметив двух кошек, позвала:

— Малка, Пустя, вылезайте!

— Под диваном сидят? — спросила Зоя Ивановна.

— Да; видимо, находят для себя оптимальную температуру. У этих двух шерсть короткая; им под диваном ни жарко, ни холодно; а у Пухти — шерсть длинная, — вот она во дворе-то и ходит, на крыльце на Тимошкиной макиваре «тренируется» — когтями её дерёт.

— Какой он тебе «Тимошка»? — усмехнулась Зоя Ивановна. — Это для меня он «Тимошка», а для тебя — Тимофей Сергеевич.

— Ага, щас!.. Может, мне и Волчкова называть Алексеем Георгиевичем?!

— Да не мешало бы, хотя… ладно, твоё дело, как хочешь называй… Что там пёс у нас опять в сенках спит? Не видела?

— Не видела… Там темно… Вы мне обещали про «фотки» рассказать, — Катя указала в сторону перегородки, — и про книги.

— А ты заходи почаще; будешь вместе с Тимофеем мои рассказы слушать; Алексея — тоже зови.

— Ладно, постараюсь; правда, времени свободного очень мало… Надо стараться учиться как можно лучше — «с запасом» так сказать — не давая ни единого повода, чтоб меня из «шараги» выгнать… Лёха — тоже всё над какими-то дурацкими бумагами сидит и на работе и дома: то по учёбе, то по гражданской обороне.

— Не удержаться ему там, — предположила Зоя Ивановна.

— Это почему же?

— Что думает — то и говорит… Начальство вообще таких не любит; а уж про ваше училище — такое болтают!.. Весь город смеётся, — говорят, что директор подхалимов вокруг себя собирает…

— Правильно говорят… А Лёха как «ляпнет» иногда что-нибудь вроде того, что у власти — подлецы, а угождают им — холуи, — мне и самой страшно за него становится.

— Вот я и говорю, что выживут Алексея… Хорошо хоть, на его-то работе — не покалечат как Тимофея… Я, когда Тимке рассказываю о его прошлом, не говорю, что он тоже раньше ругал власть и начальство; может, сам-от и не вспомнит.

 

***

Тимофей и Алексей, проработав всё, что было намечено, строили новые планы.

— А про Катю что думаешь? — поинтересовался Алексей.

— Только то, что она, похоже, опять сбежала к бабушке.

— Что её туда тянет? — задумчиво произнёс Алексей. — Надо будет спросить у неё потом… А стиль её «кошачий» лично мне нравится, хотя чего-то, вроде, и не хватает.

— Надо в другой раз тебе с ней поработать; а я — со стороны посмотрю.

 

***

Уходя от Зои Ивановны, Катя вспомнила про Фрэда и тихо спросила:

— Зверюка, ты здесь?

Сориентировавшись по едва слышному урчанию, Катя нащупала в темноте пса, но, услышав скрип двери, ведущей в кухню, обернулась. На пороге стоял Алексей.

— Вот ты где, — сказал он, прислонившись к косяку, — со Звериком общаешься… А мы думали, что ты опять Зою Ивановну расспросами донимаешь.

— Уже уходим? — спросила Катя.

— Да пора бы — поздно уже.

— Может, задержимся?

— Я же сам от Тимофея требую, чтоб он режим соблюдал… Со стороны, вроде, не заметно, что он на пределе; но мы-то ведь знаем…

— Знаем, — согласилась Катя, продолжая трепать Фрэда, — только я об этом часто забываю…

— А я довольно часто замечаю и как он боль преодолевает, и как силы его покидают иногда, а он как-то заставляет себя держаться… Для него очень важно восстанавливаться полноценно.

— Пойду собираться… Тимка опять свою йогу на татами делает?

— Да… Ты только не отвлекай его; он знает, что мы уходим.

 

***

Уходя, Катя и Алексей встретили на крыльце Зою Ивановну, попрощались, посочувствовали Фрэду.

— Вроде, похолодало, — заметила Катя.

— Я не чувствую — не остыл ещё после тренировки; Тимофей загонял меня сегодня.

— Ну вот, а сам — ещё за йогу взялся.

— Йоговские упражнения — это и активная медитация, и расслабление. К тому же, у него ещё в печке ведро с тёплой водой для «омовения». Ополоснётся и часа через полтора сможет лечь спать.

— А рано утром — опять за двухчасовую тренировку?.. Я бы так не смогла.

— Тебе так и не надо, тебе надо по-другому; а Тимофей если не будет так активно над собой работать — точно будет соответствовать своей второй группе.

— Рубцовая ткань разовьётся в местах повреждений?

— Да, но не только. Тимофею надо держать на хорошем уровне и нейро-трофические процессы, и состояние психики; в общем, комплексный подход нужен — коротко не рассказать…

— Тимофей, вроде, хорошо себя держит; не то, что Стас Брусятин из «Кимэ».

— Это — точно, — согласился Алексей, — можно и не сравнивать. Стасик — просто лентяй, размазня и эгоист; живёт по принципу: «Ни себе, ни людям», как «собака на сене» — сам не тренируется и другим мешает…

— А каким Тимофей был до той дурацкой командировки?

— Ты же его и раньше знала.

— Я его и сейчас-то толком не знаю.

— Долго это рассказывать… Я-то ведь с ним с детства знаком.

— А Зоя Ивановна — кто ему?.. Бабушка?

— Не совсем… Хотя, раньше он, действительно, называл её бабушкой… Она — сестра его деда; своей семьи у неё никогда не было; жених, вроде, на войне погиб, а другого не встретила, вот и помогала родственникам многие годы… Подробности мне не известны; а хорошо бы расспросить её, чтоб Тимофей знал хоть что-то о своих предках. Сам-то он раньше очень мало о себе рассказывал; каким-то сдержанным и целеустремлённым всегда был… Не везло ему как-то… Зоя Ивановна хотела, чтоб он в медицину пошёл; а он: то в Афганистан «вляпался», то в милицию его зачем-то «занесло»; в «ментовке» — с начальством не ладил, всё справедливость искал, хотел местных наркоторговцев посадить и ещё кого-то… Помню: перед командировкой Тимофей возмущался, что в Чечню отправляют всех, кто был занят каким-то делом по наркотикам… Не зря возмущался: после их отъезда было несколько смертей от передозировки… Мне, правда, самих наркоманов — не жалко; меня больше беспокоит, что эти ублюдки ради очередной дозы своей отравы на приличных людей нападают, даже у детей мобильные телефоны выхватывают. Кстати, у одной студентки — сумку отобрали… Ты будь поосторожней.

— Знаю я про этот случай; да и у меня тоже пытались однажды сумку отобрать.

— И как?.. Обошлось?

— Для меня — да; а для подонков — не знаю. Хотела поинтересоваться в «травматологии», но забыла.

— Понятно… А ведь всего этого могло бы и не быть, если бы наркоманам бесплатно их отраву выдавали под контролем медиков и милиции; тогда и сами ублюдки не дохли бы, и людей бы не грабили, и наркомафия лишилась бы рынка сбыта. Похоже, что кто-то во властных и, так называемых, «правоохранительных» структурах очень этого не хочет.

— Ты бы свой гнев-то поумерил… Найдёшь ведь «справедливость» на свою голову… В чём-то можешь спокойным быть, а в чём-то… Думаешь, Тимофея случайно в Чечню отправили?!

— Меня-то не отправят…

— А какие боевые искусства Тимофей изучал?

— Начинали-то мы вместе — с сётокана; а когда из армии освободились — разными путями пошли… Знаю, что он ещё какие-то стили каратэ попробовал, из ушу что-то поизучал, ознакомился немного с дзю-дзюцу и с айкидо, а более всего, пожалуй, он в годзю-рю углубился.

— Почему, интересно, амнезия этих его навыков не коснулась?

— Видимо, это увлечение доходит у него до глубин подсознания; правда, мне иногда кажется, что после травмы его реальный уровень в боевых искусствах не только не упал, а даже вырос.

— Он ведь и спортом занимался? Да?

— Нет, нет; спорт его никогда не интересовал. От «ментовки» его заставляли в соревнованиях участвовать, но он воспринимал соревнования как одну из разновидностей тренировки; были даже случаи, когда он, видя, что поучиться чему-либо у противника не сможет, просто уходил с татами, не доведя до конца бой, хотя вполне мог победить.

— Прикольно!.. Во, наверное, показушники злились!

— Да, не без этого… Был случай, когда он на пьедестал не захотел подниматься — ушёл; случалось, что побеждал на первых секундах и куда-то уходил, а-то наоборот — по-долгу изучал стиль противника абсолютно без азарта и без стремления к победе. Как все вокруг возмущались! Я, помню, с удовольствием за всем этим наблюдал, пытался понять, что он для себя из всего этого извлекает.

— Понял?

— Возможно… Вот ты с Зоей Ивановной много общаешься, а почему её про Тимофея не расспросила?

— Я спрашивала, но она всё больше пытается меня своими книгами увлечь. Сама всё читает, читает; говорит, что некоторые книги по два или три раза прочитала, а-то и больше.

— Что она сейчас читает?

— Игнатия Брянчанинова.

— Не читал… А тебе что предлагает?

— Говорит, что мне надо обязательно прочитать Библию с какими-то там толкованиями, ещё что-то из Феофана Говорова; что-то ещё она называла, но я уже забыла… по православию, короче.

— Вот и Борис меня к этой же теме пытался склонить; более всего хвалил книги митрополита Федченкова, кажется.

— Я вот удивляюсь: как Зоя Ивановна в таком возрасте сохранила такую ясность ума и что она в этих своих книгах находит?.. Ты как думаешь?

— Не знаю… Что-то я мало с ней разговариваю.

— Я думаю, что ей скучно бывает и тоскливо. Давай, может, попробуем почаще с ней общаться; хотя бы иногда можем чай пить вместе… Согласен?

— Ладно, давай попробуем; к тому же и Тимофею, наверное, больше общения требуется.

— Он не пытался свою семью создать?

— Была у него семья, но развалилась.

— Почему?

— Из-за работы его ментовской, видимо. Как-то эти события мимо меня прошли; я тогда, помнится, в собственных трудностях увяз — был каким-то… как пришибленным.

 

***

Проснувшись рано утром, Тимофей осторожно потянулся к будильнику, предполагая, что уже должно быть около пяти. До звонка, действительно, оставалось не более трёх минут.

Утренние тренировки требовали от Тимофея значительных волевых усилий. Первые движения он делал медленно и осторожно. Расслабившись за ночь, мышцы не справлялись с ролью защитного корсета; для возвращения им тонуса надо было основательно поработать. Тимофей выполнил несколько разминочных упражнений, сделал точечный самомассаж, долго простукивал всё тело палкой, затем, едва сдерживая стон, поднялся и простукал паравертебральные мышцы, сопровождая этот жёсткий массаж изометрическими упражнениями; теперь он был готов к более активным движениям.

Свой утренний комплекс Тимофей составил по совету Алексея и при его активном участии. Началось с того, что Алексей принёс в больничную палату деревяшку, обмотанную наполовину эластичным бинтом; протянув палку Тимофею, он сказал: «Держи. Это — вместо анальгетиков и спазмолитиков. От инъекций советую отказаться: тебе надо контролировать своё состояние, а не прятать его от себя; пора от симптоматического лечения переходить к этио-патогенетическому». Поверив Алексею, Тимофей уже не позволял себе сомневаться в правильности решения. Не находя понимания у врачей и медицинских сестёр, он старался изучать самого себя, преодолевал боль, часто советовался с Алексеем. Сформировав, хоть и с большим трудом, утренний комплекс, Тимофей не собирался на этом останавливаться; он решил выстроить собственную систему восстановления и адаптации, а в дальнейшем — и самосовершенствования. Результаты не заставили себя долго ждать: через несколько недель после выхода из больницы он так окреп, что даже согласился на небольшое путешествие. Несмотря на опасения Алексея, двухнедельная поездка на соседском микроавтобусе не только не навредила Тимофею, но, явно, пошла ему на пользу.

Подготовив тело к нагрузкам, Тимофей сделал несколько силовых упражнений, чередуя их с упражнениями на растяжку и улучшение подвижности суставов. «Всё, можно на холод», — пронеслось в сознании Тимофея. Он уверенно вышел на крыльцо и увидел, что Зоя Ивановна уже взялась за уборку, выпавшего за ночь, снега.

— Может, лучше я потом уберу?! — спросил Тимофей.

Последовавший ответ был уверенным и однозначным:

— Ты делай, делай свои упражнения… Мне тоже двигаться надо.

Холод добавил Тимофею бодрости. «Ладно… Макивару, пока руки не замёрзли», — подумал он и, повернувшись налево, с разворота ударил по макиваре ребром ладони, затем добавил кулаком, локтем; после отхода повторил серию. Довольно большое крыльцо казалось тесным из-за не очень удобного расположения макивары: с правой стороны движения ограничивали широкие перила, с левой — выступающий дверной косяк.

Закончив с макиварой, Тимофей переключился на махи ногами, но, сделав несколько движений, услышал, доносящийся со стороны огорода, хруст снега и взглянул в сторону конуры. Пёс тоже услышал шаги и, выбравшись из своего жилища, приветливо замахал хвостом. «Понятно, — подумал Тимофей, потянувшись с крыльца к калитке, ведущей в огород, — похоже, что Семёныч пожаловал».

Из темноты, действительно, появился сосед; он поздоровался с Тимофеем и принялся топать, отряхивая с обуви снег.

— Доброе утро, Игорь Семёнович, — ответил Тимофей.

— Поговорить бы.

— Ладно, только я упражнение доделаю…

Сосед кивнул и направился к центру двора; Фрэд, радуясь появлению гостя, поспешил навстречу.

— Видишь, Тимка, — разбаловал пса: ко всем ласкается, — проворчала Зоя Ивановна, не отрываясь от работы.

— Да ты, Ивановна, не ругайся; он же меня просто знает, а чужого — не пустил бы… Доброе утро, Ивановна; давай погребу немного.

— И этот хочет меня без работы оставить!.. Доброе утро… Что же я, по-твоему, должна постоянно в избе у окошка сидеть?

Сосед развёл руками и переключился на общение с псом.

— Игорь Семёнович! — позвал Тимофей, приоткрыв дверь.

Оба вошли в дом. Тимофей пригласил соседа в кухню и спросил:

— Ничего, если я продолжу тренировку без отрыва от разговора?

Сосед лишь кивнул в ответ, потом сел на скамейку и, будто размышляя вслух, проговорил:

— Значит, отказал Витальке, не хочешь его на свои тренировки допускать?

— Не могу я детей тренировать… — ответил Тимофей, растянувшись в шпагате и проворачиваясь в суставах то в одну, то в другую сторону. — Ему надо в какую-нибудь секцию или в клуб; а если ко мне, то — только вместе с отцом, чтоб Павел сам за ним следил. Я ответственность за ребёнка на себя не возьму.

— Ладно, понятно всё по этому вопросу… Я вот всё хочу с тобой о предках наших поговорить… Не знаю, правда, как Ивановна к этому отнесётся… Ты уж скажи ей, что я только лишь уговаривал тебя Витальку на тренировки взять… Не надо её волновать… Ты, кстати, зайди ко мне как-нибудь на днях… Давно хочу тебе старые фотографии показать…

— Зайду, обязательно зайду, — согласился Тимофей, поднимаясь с пола и переключаясь на другое упражнение.

— Так получилось, что я, вроде как, в долгу и перед твоим отцом, и перед твоим дедом. Ещё слышал такое мнение, будто мой дед виноват перед вашей семьёй… Я, честно говоря, всё надеялся, что Ивановна сама тебе всё расскажет; а теперь вот засомневался: не расскажет, — думаю, — проклятия побоится.

— Какого ещё проклятия? — удивился Тимофей, замерев около печки с закинутой на лестницу ногой.

— А когда в Кукарку ездили, ничего разве не заметил?.. Хотя, пожалуй, не до того тебе тогда было, чтоб вникать в особенности поведения окружающих, — рассуждал Игорь Семёнович. — Тебе Ивановна не рассказывала о причинах нашего переезда сюда?

— Несколько раз пыталась, вроде бы, что-то сказать, но всякий раз будто на какое-то невидимое препятствие натыкалась и замолкала.

— Значит, правильно я засомневался… Всё хочу спросить: зачем она таскала тебя в Кукарке чуть не каждый день на старое кладбище?

— Пыталась найти могилы родственников и знакомых; показала мне могилу своей сестры, могилы своих родителей и брата, ещё чьи-то могилы; всё сокрушалась, что её там же не похоронят.

— Вот это — она напрасно. Около могилы её сестры есть немного места для неё и договорённость давно имеется, что это место не займут; да и не хоронят там уже давно… Нет, это — она на меня не надеется; а я ведь ей «железно» обещал мой УАЗик для этого дела… Имей в виду, Тимофей: если я вдруг раньше помру, то Ивановну — Павел отвезёт, он мне обещал, — не сомневайся.

— Ладно, буду иметь в виду, — согласился Тимофей, — и сомневаться — тоже не буду… Однако, я ещё не всё сказал про кладбище… Там, сразу за церковью, есть какая-то очень старая могила со странным надгробием, под которым имеется полость, заполненная песком. Ивановна меня этим песком посыпала и шептала какую-то молитву; потом — в церковь заходили.

— Монастырь там был до советской власти; а сразу за церковью — старцы похоронены… Помню: после войны туда израненных фронтовиков водили; брат твоего деда — тоже туда ходил, правда всё же не долго протянул, «догнала» его война через несколько лет… Тебе-то хоть помогло?

— Не знаю… Если бы я больше ничего не делал, — было бы понятно.

— Слова молитвы не запомнил?

— Нет… Да я и не прислушивался; сознание «убегало» куда-то, будто расплывалось; правда, чуть позже появлялась какая-то лёгкость во всём теле.

— Я вот думаю: Ивановну очень огорчает, что ты после её смерти совсем один останешься… Правда, альтернатива у этого варианта, пожалуй, не лучше… В общем, есть у наших семей, своего рода, легенда; слышал я эту историю в молодости несколько раз, но всегда воспринимал как кучу глупых предрассудков, смеялся даже… Говорили, что семьи у нас были большие и дружные на протяжении нескольких поколений; земли было много, скот держали; жили в достатке, но всего добивались своим трудом. Твои предки были лучшими гончарами на всю округу; а мои, вроде, больше железом занимались… Ну да ладно, постараюсь от главного не отвлекаться… Рассказывали, что недалеко от нас жила семья Окуровых, семья, как теперь называют, — асоциальная. Прозвали их за фамилию, да за разгульный образ жизни Окурками; так и называли: Ванька-Окурок, да Санька-Окурок — это, значит, сыновья; вроде, дочь ещё была, но про неё — не знаю; про отца семейства этого — тоже не знаю; а вот мать их, если верить слухам, была страшным человеком. Окуриха эта, как её называли, вроде бы, занималась каким-то колдовством. Боялись её, разумеется, все вокруг, но кое-кто и за помощью к ней обращался. Говорили, что могла она как вылечить, так и навредить. Братья Окурки пользовались славой своей матери: лихоимствовали как могли; а когда власть сменилась, стали первыми местными «революционерами»: обирали народ, в колхоз загоняли, «раскулачивали» трудолюбивых и хозяйственных… Дед мой, Павел Иванович, работников нанимал в кузницу; к тому же, братьев Окуровых и других пьяниц терпеть не мог, гнал их в шею со двора, да и за соседей заступался… Короче, оказался дед первым кандидатом в «кулаки»; просчитались, однако, мерзавцы: пришли его грабить — «раскулачивать», так сказать, — по-ихнему, а он оглоблю взял и так шуганул «новую власть», что те даже за, выбитым из рук, оружием вернуться побоялись… Потом негодяи к вашим направились… Прадед-то твой, Иван, был человеком тихим: трудиться и зарабатывать — мог, а вот постоять за себя — не очень… Однако, опять мерзавцам удача не улыбнулась… Дед твой, Сергей, совсем молодым ещё был, а брат его, Василий, и вовсе — мальчишкой, тем не менее отпор дали паразитам. Мой дед — тоже на шум прибежал, захватив что-то из оружия… Окурки тогда, разумеется, озлобились; собрались как-то вместе с другими подонками, подкараулили деда, напали; пришлось деду бежать от них. Убежать-то он, конечно, не смог, но и разделаться с ним по-тихому негодяям не удалось. Драка получилась шумная, при множестве свидетелей, однако на помощь только твой дед пришёл, пришёл и «ухлопал» одним ударом — Ваньку, другим ударом — Саньку… Наличие двух трупов не образумило остальных, а возможно, что и ожесточило, — драка затянулась… Кто-то из зевак успел доложить Окурихе; та прибежала, запричитала над своими ублюдками, потом глазами засверкала злобно, начала проклятия рассыпать… Дед твой пытался Окурихе объяснить, что Ванька и Санька сами виноваты, что им бы поменьше пьянствовать и пакостничать… Не понимал ещё по молодости бессмысленности таких объяснений… «Вылила» на него Окуриха свою злобу, пообещала ему скорую гибель, дружной семье вашей — распад, потомкам — либо одиночество, либо раннюю смерть — в качестве альтернативы, так сказать; что-то о болезнях говорила, пообещала, что и от пьянства кто-то помучается так же, как её сыновья, и в тюрьме кто-то посидит; а кого-то — обещала к себе забрать… Что она имела в виду, — остаётся только гадать… Потом, говорят, пошла она от своих сыновей медленно-медленно, а проходя мимо моего деда, остановилась, глазами на него сверкнула злобно и сказала: «А тебя — скоро как собаку убьют, будешь как падаль валяться». Ушла она куда-то в сторону реки; с тех пор больше её не видели, но слухи ходили, что утопилась она в тот же день… Новая власть истолковала произошедшее по-своему: моего деда во всём обвинили; однако, когда пришли за ним, оказалось — поздно: сообразил он, что жить ему спокойно не дадут, и ушёл с друзьями в лес; вскоре народ к нему потянулся, уходя от «раскулачивания» и «коллективизации», — сформировался отряд; а когда трёпку «коллективизаторам» задали, власти прислали против «банды Пистолета» карателей из Вятки…

— «Пистолета»? — осторожно перебил Тимофей. — Я несколько раз слышал, как Сергей Пашку так же называл.

— Правильно, так и должно быть, — в честь прадеда… Рассказывали мне, что чекисты тогда несколько недель за отрядом по лесам гонялись, своих — больше половины потеряли; вскоре после возвращения карателей в слободу их главарь решил сменить тактику на более подлую: прошлись однажды ранним утром чекисты по домам, моих — всех забрали, ещё людей понагнали, закрыли всех в сарае, обложили сарай дровами и сеном, послали кого-то в лес с ультиматумом… Получив послание, дед распустил отряд и сдался. Сообщники братьев Окуровых долго избивали деда, но он даже со связанными руками сумел кого-то из них покалечить; тогда главарь чекистов разрядил в него весь барабан своего револьвера, а тело убирать запретил, поставив около него часового… Только после ухода карателей деда похоронили… Твоего деда тогда «пожалели» из-за молодости и под угрозой расправы над родственниками забрали в армию. Он вернулся домой где-то через год — долечиваться после ранения, вскоре женился; пожить, однако, не дали: опять забрали, услали куда-то в Казахстан. Через несколько месяцев было получено сообщение о его гибели… А потом, — Игорь Семёнович вздохнул и задумчиво покачал головой, — потом родился твой отец. Над выбором имени родственники долго думать не стали, назвали тоже Сергеем… Кстати, мой отец ездил уже после войны в Казахстан, что-то там выяснял, искал, в итоге — нашёл братскую могилу красноармейцев; там на надгробии, среди многих других, имеется надпись: «Анцигин Сергей Иванович»… вот так вот.

Медленно отводя взгляд от умолкшего соседа, Тимофей задумался и еле слышно проговорил:

— Значит, работает?..

— Что? — встрепенулся сосед.

— Работает, говорю, проклятие? — повторил Тимофей громче.

— Может, работает, а может… Тогда время-то какое было!.. Понимаешь?

— Да, да, — согласился Тимофей.

— Да, кстати, слух ещё был такой, что будто у Окурихи дети-то не свои были, а то ли брата её, то ли сестры; хотя, по сути, это — не важно, вот проклятие — другое дело…

— Боялись?

— Многие боялись, а некоторые — и по сей день боятся, тем более, что были и другие события, похожие на то, что ведьма наговорила.

— Что за события? — спросил Тимофей. — Расскажите.

— Много было таких событий… У Ивановны, считай, вся жизнь из таких событий и сложилась… Она ведь и в тюрьме безвинно посидела, — не иначе, как власти тогдашние местные за братьев её отыгрались; она и водкой горе заливала после гибели на войне жениха, а потом — и после смерти Василия… Родственники даже опасались, что сопьётся; однако пришли новые беды, а с ними и новые заботы, — стало не до пьянки… Сначала сестра её тяжело заболела — с сердцем что-то, потом — у матери инсульт случился… Всего-то я даже и не знаю, да и последовательность событий могу перепутать… Рассказывали, что из-за нищеты и голодухи пришлось Ивановне на заработки съездить — в Казахстан ездила; думаю, что тоже хотела найти могилу Сергея Ивановича… Отца твоего — она воспитывать и содержать помогала, да и детей сестры своей — тоже… Твоим воспитанием — ей же в основном пришлось заниматься…

— Что же случилось с моими родителями? — осторожно поинтересовался Тимофей.

— Мутная это история… Много раз пытался проанализировать всевозможные слухи… Сам-то я тогда в очередной раз в Москве был — на учёбе… Я и сюда-то попал — через Москву: во время первой моей учёбы появился у меня там друг, Мишка, он, правда, старше меня лет на десять, но сдружились так, что он даже стал звать меня к себе, говорил, что после повышения квалификации станет начальником и сможет помочь и с работой, и с жильём… Новошураленск-то тогда только строился, постепенно превращаясь из рабочего посёлка в город… Помню: когда вернулся, оказалось, что жена со всей моей роднёй перессорилась… Не успел я со своими проблемами разобраться, как вдруг отец твой пришёл за советом; по сути дела так ничего толком и не сказал, но заявил, что хочет куда-нибудь уехать… Сопоставил я все факты, подумал, да и написал Мишке письмо. Переписка затянулась на несколько месяцев, а потом вдруг пришло заказное письмо с официальными приглашениями на меня и на Серёгу. Переводы оформляли месяца полтора — всё со скандалами: в те годы переводы по собственной инициативе в КГБ и в милиции считались чуть ли не предательством… Получили, значит, оба напоследок по выговору и поехали в чужой город, надеясь только на Мишку. Михаил нас на вокзале встретил, сам с нами по всем кабинетам прошёл, «выбил» нам по комнате в семейном общежитии и велел за семьями ехать… Ты тогда совсем маленьким ещё был… Что-нибудь помнишь о том времени?

— Очень смутно… Вообще всё детство — как в тумане. Пожалуй, что если бы не помощь Алексея, то и вовсе — всё стёрлось бы из памяти.

— Жаль… А вот отец твой — детство своё часто вспоминал, по родным местам тосковал… В те годы в Новошураленске вопросы с жильём ещё довольно просто решались, — до нынешнего «бардака» далеко было; предложили нам на выбор: либо квартиры, либо земельные участки… Долго не думали — выбрали участки… Серёга по родительскому дому очень тосковал, вот и решил себе дом строить — точно такой же. Он и мне предлагал так же поступить; а мне почему-то было без разницы… Помню, сказал я ему: «Глупо было бы воссоздавать дедовскую кузницу, конюшню и всё остальное». Сергей тогда даже обрадовался и предложил выстроить мне дом как у семьи его дяди Василия. Возражать я не стал. Вот так и получилось, что воссоздали мы здесь частицу родных мест… Пашка уже тут родился… Трудновато, конечно, первое время было; а когда Ивановна сюда перебралась и помогать стала, — сносно зажили… Да хорошо, в общем, жили… Не в том, конечно, смысле, в котором это нынешнее жульё понимает… Ну, ты понял…

— Да, да, — отозвался Тимофей.

Игорь Семёнович намеревался сказать что-то ещё, но в этот момент дверь открылась и в кухню, переступив через высокий порог, вошла Зоя Ивановна. Окинув взглядом помещение, она обратилась к Тимофею:

— Что же ты Семёныча даже чаем не угостил?

— Нет, нет, спасибо, не надо, — ответил за Тимофея сосед. — Мне уже пора; хочу сегодня машиной заняться, пока ещё не очень холодно.

— Может, прийти помогать?

— Совсем не обязательно… Сам, короче, решай.

 

***

После ухода соседа Тимофей продолжил тренировку, а Зоя Ивановна начала готовить завтрак. Откуда-то появились сразу все три кошки и сели около своих мисок в ожидании еды. Через несколько минут младшая из кошек не выдержала и принялась ходить за Зоей Ивановной, то и дело мяукая.

— Отстань, Пустя, — попросила Зоя Ивановна.

— Мяу! — возразила кошка.

— Гляди: Малка и Пухтя — ждут… Подожди и ты.

— Мяу! — продолжала настаивать кошка.

Уже решив сократить тренировку, Тимофей, сочтя Пустину аргументацию достаточно убедительной, вынул из холодильника молоко и налил кошкам в одну из мисок, в другую — насыпал немного кошачьего корма из пакета.

— Ну вот, — рассуждала между делом Зоя Ивановна, — теперь кашу жрать не будут…

— Да, может, и кашу поедят… Я им совсем мало дал.

— Ладно… Семёныч-от за каким лешим приходил?

— За Витальку просил… На тренировки он хочет ко мне ходить. Я ему пока отказал, а дальше — видно будет.

— Ты только не ссорься с ними; не смотри, что я иногда с Игорем ругаюсь… Они — хорошие люди… Ещё предки наши — с ихними дружили… УАЗик-от помог бы ему чинить.

— Ладно, схожу после завтрака.

 

***

За завтраком Тимофей был задумчив и медлителен. Ещё не закончив трапезу, он открыл свою тетрадь и начал записывать всё, что узнал от Игоря Семёновича.

— Что же ты ещё не поел, а уже за писанину взялся?! — возмутилась Зоя Ивановна.

— Мысли кое-какие хочу записать пока не забыл, — ответил Тимофей, продолжая заполнять страницу новыми строками, насыщенными множеством сокращений и условных обозначений.

Закончив с писаниной и допив остывший чай, Тимофей начал собираться.

— Пойду Семёнычу помогать, — бросил он напоследок.

 

***

«Надо будет расчистить тропинку», — думал Тимофей, пробираясь через сугробы по следам соседа. Пройдя мимо малинника, он открыл калитку и на миг остановился с мыслью: «Семёныч-то у себя всю тропинку расчистил — не то, что я». Двор перед домом тоже оказался тщательно расчищенным, у гаража виднелись множественные отпечатки колёс. Тимофей приоткрыл дверь.

— Заходи, заходи, — послышалось из полумрака гаража.

— Что делать? — спросил Тимофей, проходя в помещение.

— Да я уже заканчиваю… Не получается ничего: не подключается передний мост — и всё тут!

— Нужен он вам?!

— Да, вроде, и наплевать бы на него, но уж очень не хочется увязнуть где-нибудь по весне или после снегопада.

— Вы не успели рассказать о том, что случилось с моей семьёй, — решился напомнить Тимофей.

— Вертится у меня в голове эта тема, пожалуй, третий час уже… Похоже, что нет у меня ничего кроме предположений; боюсь ошибиться и тебя в заблуждение ввести… Думаю: следует отложить этот разговор… Сейчас болты затяну и пойдём в дом фотографии смотреть.

— Можно, кстати, детали через интернет поискать, — подсказал Тимофей.

— Деталей и так полно — в «нагрузку» к машине достались… Надо бы причину неполадки для начала установить.

— Это где же машины вместе с запчастями продавали?

— Не поверишь!.. В «конторском» гараже.

— В КГБ?! — удивился Тимофей. — Списанные?

— Ну да, списанные… Вообще-то, машина почти новая была… Когда горе-демократы к власти пришли, начали разбазаривать всё, вот тогда-то и погнали меня на пенсию. Я сначала заупрямился; начальник меня вызвал и говорит: «Уходи, Семёныч, по-хорошему, с почётом, списанный УАЗик можешь взять, будешь у нас почётным чекистом на пенсии». Я спрашиваю: «А по нечётным?» Он мне: «Да иди ты, Семёныч… к завгару… Я уже распорядился». Я и пошёл; гляжу: там три УАЗика, один из них — микроавтобус… В общем, стою я, смотрю на машины, жалуюсь завгару на судьбу; а он послушал меня, да и говорит: «Бери, Семёныч, микроавтобус; им почти не пользовались. Я тебе ещё и запчастей подкину… Будем потом вместе на рыбалку ездить». Мы, действительно, в те времена часто на рыбалку ездили; тебя, кстати, с собой брали, Пашку — тоже брали. Помнишь?

— Смутно… Кто-то из нас тонул?

— Нет, нет… С чего это ты взял?

— Не знаю… Говорю же, что смутно помню… Странно как-то, что могли так вот просто машину отдать.

— Эх, Тимоха!.. Тогда целые заводы разворовывали, зарплату рабочим готовой продукцией выдавали… Сам-то не помнишь, как получал деньги по частям с опозданием на два-три месяца?

Тимофей отрицательно покачал головой и сказал:

— Помню только, что Ивановне какие-то деньги отдавал и продукты со службы приносил.

— Ладно, пойдём в дом.

 

***

Два больших альбома с фотографиями лежали на столе, один из них был открыт.

— Вот, Тимофей, гляди, — Игорь Семёнович развернул альбом и ткнул пальцем в пожелтевшую фотографию. — Это вот — дед твой, а это — мой отец. Лица еле видно, но помню, что Сергей Иванович — в будёновке, — это он после ранения приезжал; а отец мой — в кепке.

Столетов вновь углубился в воспоминания, пополняя свой прежний рассказ дополнительными подробностями.

 

Шла вторая половина декабря. С каждым днём в училище нарастала суета и нервозность. Не желая участвовать в каких-либо мероприятиях, Катя старалась держаться в стороне от остальных студентов, помогало это не долго; выслушав требования «коллектива» и назвав «коллектив» стадом, она направилась в кабинет к Алексею.

— Привет… Занят чем-то?

— Привет… Как обычно, — Алексей указал обеими руками на, разложенные по всему столу, бумаги.

— Прикинь: я сейчас «должна» быть на репетиции для участия в каком-то дурацком спектакле!.. Опять директор какую-то показуху хочет устроить.

— Похоже, что ему сейчас не до показухи, — предположил Алексей.

— Да брось! Когда это ему было не до показухи?!

— А ты ещё не знаешь?.. Он же в «неврологию» угодил, вроде, с инсультом.

— Здорово!.. Вот бы «загнулся».

— Размечталась!.. Я слышал, как Носова с ним по телефону разговаривала.

— Жаль… А что за незнакомый мужик отсюда шёл?

— Журналист приходил, расспрашивал меня про гражданскую оборону. Похоже, что он решил основательно во всей этой профанации разобраться.

— А о том, что вообще в «шараге» творится он не спрашивал?

— Спрашивал… Я ему даже о финансовых махинациях рассказал.

— Он это где-нибудь напечатает, — вот тогда тебя из «шараги» точно попрут.

Дверь кабинета медленно и бесшумно открылась; деловито поздоровавшись, в кабинет вошла Анна.

— А ты знаешь, Кошкина, что мы, вообще-то, тебя с утра ждём?! — проговорила Анна, взглянув на Катю свысока.

Уловив признаки «студенческой дедовщины», Алексей посмотрел на Катю, пытаясь оценить её реакцию. Реакция была никакая.

— Ну, что ты молчишь?! — строго спросила Анна.

Заметив взгляд Алексея, Катя сочла нужным пояснить:

— Старший курс… Она, наивная, думает, что я должна ей подчиняться… Да? — Катя перевела взгляд на Анну и протянула к ней руку.

Провокация удалась: Анна раздражённо оттолкнула руку, чем Катя тут же и воспользовалась, сделав захват и рычаг кисти. От боли в руке Анна вскрикнула и присела.

— Вот теперь уже я могу с ней свысока разговаривать, — довольно подытожила Катя, продолжая удерживать руку Анны.

— Зря вы ссоритесь, — скорее подумал вслух, чем вмешался, Алексей. — Вы по личностным качествам чем-то близки, — вам бы надо дружить, а не враждовать.

— И против кого дружить будем? — поинтересовалась Анна, прижимая к себе, только-что отпущенную Катей, руку.

— Против доносчиков и подхалимов! — ответила Катя с наигранным пафосом в голосе, после чего уселась на стол, показывая всем своим видом, что идти никуда не собирается.

— Мы, вообще-то, и так всегда за ваш курс «отдуваемся», — несколько изменив тон, продолжила Анна. — Ты хоть знаешь, что за спектакль будет?

— Какая-нибудь очередная показуха «во славу директора».

— Вообще-то, к нам должны дети из детского дома прийти на новогодний утренник.

— А от городской администрации кто будет? — спросила Катя с нескрываемой иронией.

Чуть помедлив, Анна опустила взгляд и продолжила, не реагируя на Катину усмешку:

— А мы хотели, чтоб ты участвовала… Носова предложила на выбор: либо «Теремок», либо «Кошкин дом». Мы решили, что будем делать «Кошкин дом», раз «кошка» у нас уже есть… Оказывается — нету…

Тяжело вздохнув, Анна собралась уходить, но в этот момент дверь распахнулась и, влетевшая в кабинет, Юля, радостно подпрыгнув и схватив Анну за больную руку, сообщила:

— Носову на «скорой» увезли с панкреатитом!

— А как же спектакль? — спросила Анна, поморщившись и отдёрнув руку.

— Сами будем репетировать. Авоськина обещала за нами присматривать; правда, у неё и без нас дел хватает.

Анна с вопросом во взгляде посмотрела на Катю. Оценив ситуацию, Юля подошла почти вплотную к Кате и уставилась на неё.

Задумчиво нахмурившись, Катя отодвинулась, потом пнула преподавательский стол и, когда Алексей оторвал взгляд от бумаг, спросила:

— Как думаешь: панкреатит — это надолго?

Юля вновь приблизилась и ткнула Катю кулаком в бок, пытаясь таким образом напомнить ей о субординации.

Несколько поджав правый бок, Катя замахнулась на Юлю, но смотреть продолжала на Алексея, дожидаясь ответа.

— Кто его знает?.. — начал Алексей, несколько помявшись. — Панкреатиты бывают разные… Хотя, у Носовой, вероятнее всего, панкреатит запущенный, а это значит, что скорого её возвращения ожидать, пожалуй, не следует.

Катя опустила руку и, ещё немного поразмыслив, пожимая плечами в ответ на собственные сомнения, слезла со стола со словами:

— Ладно, показывайте ваш «Кошкин теремок».

— Вы идите, а я побежала Лариску «уламывать», — сказала Юля и исчезла.

 

***

В зале полным ходом шли приготовления к празднику.

— Вот сценарии, — сказала Анна, подавая Кате потрёпанную тетрадь, — просмотри быстренько, ознакомься хотя бы в общих чертах.

Вскоре подошла Татьяна, затем две Лены втолкнули в зал упирающегося Михаила.

Катя поглядывала по сторонам, но продолжала читать.

Из коридора донёсся возмущённый возглас Ларисы:

— Людям ещё экзамены сдавать! Какие могут быть спектакли?!

— Ты и так всегда всё на «пять» знаешь! — парировала Юля и, открыв ногой дверь, втащила Ларису в зал.

Катя оторвала взгляд от тетради и, посмотрев на Ларису, почему-то вспомнила характеристику, данную однажды ей Алексеем: «Лариса всегда, что называется, себе на уме; к тому же умная и свободолюбивая, временами — дерзкая. Ей бы в каком-нибудь ВУЗе учиться, а не здесь». «Да, — продолжала размышлять Катя, наблюдая за тем, как Юля подтаскивает Ларису всё ближе, — пожалуй, есть чем восхищаться; а внешне-то — я всё же лучше». Улыбнувшись собственной «наглости», Катя случайно встретилась взглядом с Юлей.

— Нравится? — спросила Юля.

— Да… Ой, нет, нет: сценарии — не нравятся!.. Носова сама всё это сочиняла?

— Вероятно.

— Странно, что по этим сценариям в конце не требуется целовать директора в задницу.

— О, это была бы финальная сцена, достойная данного заведения!

— А что ещё в прошлом году делали к этому празднику?

— Какие-то «головоломки» составляли, ребусы, ещё что-то подобное. Вон ватмана-то — целый рулон для этих целей.

— На показуху им не жалко, — присоединилась к разговору Лариса. — Интересно: не на те ли это деньги куплено, которые выдают дополнительно к стипендии и сразу отбирают?!

— А у меня идея! — заявила вдруг Юля. — Когда мы были в кабинете у Волчкова, Катя сказала: «Кошкин теремок»; а давайте именно такой спектакль и сделаем, а-то «Теремок» в прошлом году был, а в «Кошкином доме» по сюжету пожар полагается, — ещё спалим «шарагу» раньше времени, потом придётся на улице заниматься. К тому же «Кошкин теремок» — это уже что-то новое, а значит: можно «поприкалываться» с творческим размахом, пока «тварей» нет.

 

***

Никогда ещё репетиции в училище не проходили так активно. Даже те, кого раньше Носова сгоняла криком и угрозами, — приходили сами, проявляли инициативу, задерживались в училище до самого вечера.

— Слышал бы ты, как нас вчера Авоськина хвалила за усердие в репетициях! — рассказывала Катя Алексею, встретив его как-то по пути в училище.

— То-то ты и в кабинет ко мне последнее время не заходишь… Странно. Раньше студенты старались от подобных репетиций отделаться любыми способами.

— Мы же без Носовой репетируем!

— Ну тогда понятно.

— А иди тоже к нам! Будешь «волком»; а-то у нас приличных «волков» нет… Парни, блин, — «дебилы» какие-то; им только ослов играть.

— А я чем лучше?! Какой из меня артист?! Ты Фрэда зови, — будет вам почти настоящий волк.

— Ну да!.. Нет, Фрэда — жалко!.. Хотя… — Катя замолчала, но как будто повеселела.

— Что задумала?

— Да так, есть одна мысль.

 

***

Встретившись на репетиции с Ларисой, Катя спросила:

— У тебя, случайно, с Джулькиным начальником контакты не сохранились?

— Могу позвонить, если надо. А что?

— А то, что на роль волка вполне подойдёт Джулька; она же — учёная.

— Точно! — обрадовалась Юля, подслушавшая весь разговор.

— Ну, если Юла ей опять в рожу бутерброды совать не будет, пожалуй, можно попробовать, — согласилась Лариса.

— Лариса, иди-ка сюда, — позвала Юля и направилась к стенду с фотографиями представителей администрации училища, — я тебе кое-что объясню: «рожи» — это вот, — Юля ткнула пальцем в стенд, — а у Джульки — лицо.

— Убедила… Спорить не стану, — сказала Лариса, разведя руками.

 

***

Заучивая роль, Катя ходила по залу из стороны в сторону, то и дело поглядывая на Юлю, которая раздражала её, брякая попусту на гитаре. Сбившись в очередной раз, Катя отобрала у Юли гитару и, забравшись на стол, попыталась сыграть нужную мелодию.

Продолжая сидеть с приподнятыми руками, будто держа отсутствующий инструмент, Юля, хлопая ресницами, уставилась на Катю. Катя тем временем уже старательно выводила:

…И звери, которые — мявкалки,

И звери, которые — гавкалки…

Получалось плохо. Катя злилась и повторяла снова и снова.

Анна, понаблюдав за происходящим, не выдержала и посоветовала:

— Не пой ты: «мявкалки» и «гавкалки», скажи хотя бы: «мявкают» и «гавкают», — лучше звучать будет… Да, и пусть Юля играет; она, всё же, в музыкальной школе училась.

— Да! — подтвердила Юля, выходя из оцепенения, после чего подскочила к Кате и принялась отбирать гитару, уцепившись за гриф.

Борьба за инструмент несколько затянулась и окончательно превратилась в явное баловство. Не желая уступать, Катя раскачивалась из стороны в сторону, несколько раз по-кошачьи шипела, оскаливая зубы. В конце концов пальцы Юли, ослабнув, сорвались и, не ожидавшая этого, Катя полетела кувырком со стола вместе с гитарой. Все ахнули, однако Катя, как-то извернувшись в последний момент, не только не упала, а опустилась на пол обеими ногами, но и удержала гитару, прижав её к себе одной рукой.

— Кошки всегда приземляются на ноги, — прокомментировала Лариса.

Драчуньи тем временем отошли от испуга. Сделав вид, будто собирается бросить гитару, Катя сделала резкое движение, от чего Юля немного отстранилась и закрылась руками. Улыбнувшись, Катя подошла и, слегка поклонившись, протянула Юле гитару на обеих руках. С этого момента репетиция пошла слаженно, однако уже через час произошёл очередной сбой, связанный с появлением в зале милиционера с собакой.

Радостные возгласы и аплодисменты остановила Лариса:

— Тише, вы!.. Опять Джульку перепугаете своей дикостью!

На разговоры ушло не более десяти минут, затем начали репетировать с собакой. Первые же результаты превзошли все ожидания.

— Здорово работает! — восхитилась Анна.

— Скажи, Сергей, а она не испугается полного зала людей? — спросила Лариса.

— Взрывов и выстрелов не пугается… — начал Сергей.

— Взрывов и выстрелов, может, и я не испугаюсь, — перебила Лариса, — а вот от наших «дикарей» иногда шарахаюсь.

— Тогда пошумите, а мы попробуем всё повторить.

Весь остаток репетиции собака была в центре внимания. Когда Сергей собрался уходить, Юля высказала предложение:

— Давайте все проводим Джульку, чтоб её по дороге никто не обидел!

Предложение было принято не всеми, но ушли, всё же, довольно большой компанией. Катя идти не хотела, однако увлеклась разговором с Юлей и Ларисой, а потому присоединилась к «группе сопровождения». Время коллективной прогулки пролетело незаметно. На обратном пути рядом с Катей оставалась лишь Лариса; они шли неспеша и обсуждали последние события.

— А я почти пришла, — сказала вдруг Лариса и жестом показала, что собирается свернуть.

— Пройду, пожалуй, с тобой через дворы, — решила Катя. — Мне так даже ближе.

Оказавшись вблизи своего подъезда, Лариса неожиданно остановилась и всплеснула руками.

— Что случилось? — спросила Катя.

— Опять шпана перед подъездом… Может, мне ещё прогуляться?.. Провожу тебя, потом вернусь.

— Ну да!.. А если, когда вернёшься, подонки ещё здесь будут?.. Всю ночь будешь гулять?

Катя потянула Ларису за руку и решительно направилась к подъезду. Недоверчиво покачав головой и прижав к себе сумку, Лариса последовала за Катей. Тут же со стороны подъезда донеслись омерзительные оценивающие возгласы и один из парней направился «знакомиться», разводя на ходу руки. Катя и не подумала останавливаться; удар ногой в пах и, последовавший за ним, удар ладонью в подбородок она нанесла так быстро, что мерзавец даже не успел согнуться от первого удара, когда голова его дёрнулась и, так и оставшись с разведёнными руками, парень рухнул лицом вперёд, всё же вынудив тем самым Катю сместиться в сторону. Отходя, Катя не забывала приглядывать за Ларисой; это — оказалось совсем не лишним: обходной манёвр Кате пришлось перевести в контратаку против второго негодяя, — отпихнув его от Ларисы, Катя подбила парню ноги и успела добавить ребром ладони, попав вместо шеи в ухо. Оставшиеся четверо — расступились. Продолжая контролировать ситуацию, Катя подтащила Ларису к двери подъезда и едва слышно сказала:

— Я с тобой поднимусь.

— Может, у меня переночуешь? — спросила Лариса, проходя в подъезд.

— Нет, нет; провожу тебя до квартиры и пойду.

— Тогда позвони мне, когда пройдёшь мимо выродков. У тебя «мобильник» с собой?

— Да, да, ладно.

— Обязательно!.. Если не позвонишь, — я в милицию звонить буду.

— Позвоню обязательно. Не волнуйся.

Попрощавшись с Ларисой, Катя спустилась к выходу. Парень с разбитой физиономией бросился на Катю почти сразу, когда она появилась на крыльце. Катя отреагировала спокойно и как-то даже лениво: она лишь перенесла вес тела на правую ногу, а левой очертила полукруг и, направляя нападающего мимо себя, подбила короткой подсечкой его ноги, осторожно оттолкнув, чтоб не запачкаться кровью. Установленный для ограничения движения двери, штырь впился падающему в бок. Почти в то же мгновение Кате пришлось встретить локтем в челюсть второго. Немного отступив, она прицельно добавила в то же место ногой, оперевшись для устойчивости о стену, и, когда второй противник свалился, направилась к третьему. Парень остановился в нерешительности; он явно не знал, что ему делать. Ещё трое — были достаточно далеко и приблизиться не решались. Катя вдруг вспомнила, как Алексей учил её делать «лоу-кик» и как Тимофей показывал ей удары пальцами. Не раздумывая, она ткнула парню пальцами в лицо, вынудив его отступить и поднять руки, после чего жёстко опустила свою правую голень на его левое бедро и, уже по падающему, нанесла прямой удар левой ногой.

Когда, уже отойдя от подъезда метров на десять, Катя оглянулась, она увидела, что парень, оставшийся на крыльце, всё ещё корчится, держась за бок. «Какой дебил придумал по прутку в каждое крыльцо воткнуть?! — подумала Катя. — Может ведь и приличный человек напороться!» Отойдя ещё немного, она вспомнила про обещание, данное Ларисе, и, тут же позвонив, сообщила, что у неё всё нормально.

 

***

Очередной день в училище начался со скандала, вылившегося сначала в совещание преподавателей под руководством Авоськиной, а затем и в собрания в группах студентов.

Получив возможность наконец-то покинуть аудиторию, Катя решила навестить Алексея.

— Приветик!.. Ну, как всегда: опять весь бумагами обложился.

— Привет. Что-то давно ты не заходила. Вся в делах?

— Да… Без Носовой-то у всех откуда-то интерес к репетициям появился, даже у меня.

— Как бы «облом» у вас не случился… Не на вас там недавно Карданова орала?

— На нас… Даже тут слышно было?

— Ещё как!

— А в законе написано, что психическое насилие над обучаемыми запрещено, — задумчиво проговорила Катя, постепенно замедляя речь.

— Из-за чего орала-то?

— Да так, ерунда, — встрепенулась Катя, — Мымкину, говорят, кто-то до истерики довёл… Мы говорим: «Нина Марковна, мы Раису Анатольевну не обижали, мы — вообще не в курсе», а она орёт: «Кто табличку на двери испортил?!» Видел табличку-то?

— Нет… Авоськина сказала, что табличку испортили, но как именно — не уточнила.

— Сходил бы, глянул!

— Не вижу смысла; тем более, что ты мне сейчас и так расскажешь. Так ведь?

— Ну ладно. Короче, слух прошёл, что Мымрины «любимчики» доносят ей…

— Вот новость!.. С первого года работы в этом «гадюшнике» знаю, что она себе подбирает таких, которые ей доносят обо всём и обо всех, а она — уже дальше «по эстафете». Видимо, надеется выслужиться таким образом, выгоды какие-то получить, возможно, должность какую-нибудь.

— Ну вот, похоже, что кто-то донёс ей про наш спектакль и, вроде бы, она уже по телефону об этом с кем-то говорила…

— И за это ей табличку испортили?

— И не испортили вовсе, а, скорее, исправили… Было: «Кабинет анатомии, физиологии и гигиены», а когда «лишнее» заклеили, — получилось: «Кабинет гиены» — коротко и ясно, полностью соответствует гнилой сущности «хозяйки» кабинета. Лариска говорит, что Мымра понятия не имеет о «гигиене нравственной».

— Да, да, — согласился Алексей. — Мымкину мне, разумеется, не жалко; плохо, что у вас теперь могут быть неприятности.

— Могут… Я вот боюсь, как бы у меня ещё другие неприятности не появились…

— Какие ещё?

— Наткнулись с Лариской вечером на каких-то выродков; одного из них я на штырь уронила на крыльце… Видел штыри-то для ограничения движения дверей?

— Да, да, я понял… Сам много раз думал, что кто-нибудь может наткнуться… А что ты хочешь?! Вон перед самой «шарагой» доска с крыши свисает, — тоже может случиться беда с кем-нибудь, но всем — наплевать… Не случайно в народе говорят, что ЖКХ — это значит: «живи как хочешь», в смысле, как повезёт — на авось.

— Как думаешь: подонок мог сдохнуть?

— Откуда мне знать?.. Ты, главное, не говори больше об этом никому.

— А если в «ментовку» вызовут?

— Всё отрицай… А Лариса видела, как это случилось?

— Нет.

— Значит: и ей не рассказывай… Да, и старайся в дальнейшем не «карать» мерзавцев, а как можно быстрее выбираться из подобных ситуаций, но лучше — не попадать в них.

— Легко сказать… Ладно, постараюсь.

Катя задумалась и, желая сменить тему, спросила:

— Как новый год собираешься встречать?

— Зачем его встречать?.. Он в любом случае наступит… Не отмечаю я праздники.

— Совсем?!

— Совсем… Я и раньше-то праздники не любил, а насмотревшись, как здесь устраивают прямо в здании училища пьянки по поводу многочисленных праздников и холуйствуют при этом перед директором, и вовсе стал отвращение к ним испытывать.

— А как же, когда к тебе студенты в гости приходят?

— Это — другое дело: если кто-то приходит, — можно и «на пустом месте» праздник устроить.

— Может, к Тимохе пойдём, поздравим его и Зою Ивановну?

— Вот этого точно делать не надо… Рождество Зоя Ивановна отмечает, а не новый год, к тому же отмечает как-то по церковному; а до Рождества — длительный пост идёт и веселиться, вроде как, нельзя.

 

***

Утренник начался без, типичной для училища, помпезности; воспитанников детского дома сразу провели в зал; а торжественная вступительная речь Авоськиной была благополучно сорвана. Инициативу почти сразу перехватили студенты, начав с беготни вокруг пластмассовой ёлки; затем к ёлке вышла Юля с гитарой и спела несколько новогодних песен, сопровождаемых короткими сценками, при этом взрыв хохота заслужил Михаил, проскакав вокруг ёлки в образе «трусишки зайки серенького». Когда вслед за «зайкой» «сердитый волк рысцою пробегал», маска с собачьей головы свалилась, однако Джулька её подобрала и побежала к Сергею обменивать на угощение.

До начала спектакля предстояло ещё провести различные конкурсы и эстафету. В соседнем кабинете тем временем шла окончательная подготовка к представлению. Катя сидела на столе в позе «лотос» в костюме кошки; она пыталась настроиться так же, как настраивалась иногда перед выходом на татами; настроиться, однако, не получалось.

Юля, уступив место в зале Анне, возмущалась по поводу костюмов:

— Почему у «медведя» вся рожа в пятнах?! Кто её красил?!

— Я, — спокойно ответила Лариса, натягивая на себя костюм барсука.

— А водка зачем?! Совсем охренели что ли?! — продолжала Юля. — Кто принёс?!

— Я, — опять ответила Лариса. — Там вода… Винных бутылок не было; будем условно считать, будто это — вино.

Юля взяла бутылку и, подняв её над головой, «прорекламировала»:

Пейте водку натощак, —

— Будет с вами всё нищтяк!

Михаил и Николай принялись хлопать в ладоши.

Юля раскланялась и продолжила:

Водки выпил — молодец,

Вот и печени…

— Цирроз, — продолжила за Юлю Лариса, отбирая бутылку. — Тебе, что заняться нечем?!

Катя, так и не сумев настроиться, ходила из стороны в сторону, повесив на левую руку тряпочный хвост, а правой размахивала и пыталась, проговаривая текст, войти в образ. «Кошачья шкура» явно была великовата, поэтому Кате приходилось её периодически поправлять.

В кабинет вошла Татьяна и, разводя руками, спросила:

— Вы всё ещё не готовы?!

— Что толку готовиться?! — сказала Катя скорей самой себе, чем Татьяне. — Надо идти, а там — как получится.

— Так, парни, тащите декорации! — распорядилась Татьяна. — Анька там уже не знает, что ещё делать.

Катя вдруг вспомнила про Алексея и побежала к нему в кабинет.

— Лёш, что за фигня?! — начала она с порога. — Я — в главной роли, а ты — тут сидишь!.. Пошли в зал!

— Не хочу я… — начал было Алексей, но, подняв взгляд и увидев Катю в костюме кошки, улыбнулся.

Катя стояла, притопывая «лапой» и, держа в правой руке «хвост», постукивала им по левой ладони.

— Ладно, — согласился Алексей, — сейчас приду.

 

***

Юля вышла с гитарой перед декорациями и, подняв руки, объявила:

— А сейчас мы покажем вам спектакль-сказку «Кошкин… теремок»!

Услышав такое название спектакля, зрители засмеялись. Юля тем временем начала играть на гитаре и читать вступление:

Стоит кошкин теремок,

Он — ни низок, ни высок;

Ставенки — резные,

Окна — расписные…

Участники спектакля прошли вокруг ёлки и притаились за декорациями; в динамиках зазвучала музыка из какого-то фильма.

— Впервые в роли кошки — Екатерина Кошкина! — объявила Юля.

Катя прошла перед Юлей, размахивая руками.

— Лариса Упрямова в роли барсучонка! — вновь объявила Юля.

Лариса прошла вслед за Катей.

Юля быстро объявляла участников. С особым восторгом зрители приветствовали Джульку, как исполнительницу роли одного из волков.

Когда прошли все, Катя вновь вышла из-за декорации и, указав «лапой» на Юлю, объявила:

— Авторский текст читает Юлия Инева!

Юля слегка поклонилась и вновь начала играть на гитаре, рассказывая зрителям о строительстве теремка и о трудностях жизни в зимнем лесу. Иллюстрируя Юлин рассказ, Лариса «что-то выискивала» среди, нарисованных на фанере и ватмане, пеньков и сугробов и делала вид, будто пробует на вкус; затем она начала трястись «от холода», но была приглашена «доброй кошкой» в теремок и зашла за декорацию.

«Поняв, как холодно и голодно зимой в лесу», «кошка» начала созывать в теремок «зверей» и «птиц», но вскоре столкнулась с агрессивным поведением «волков». Этот фрагмент роли Кате особенно нравился. Она подняла «лапы» и зашипела на «агрессивную» Джульку, после чего та, прекратив выполнять команду «Голос», по, едва заметному, сигналу Сергея повалилась на пол, поджав хвост и растопырив лапы, как бы от испуга. «Напугав» Джульку, Катя, мяукая и шипя, сделала несколько высоких круговых ударов ногами, «раскидав» тем самым ещё нескольких «волков», включая Сергея.

Уходившая на время «разборки», Юля появилась вновь, наигрывая какую-то мелодию, прошла мимо Кати и устроилась на «пеньке» перед декорацией.

Катя, окончательно разобравшись с «волками», «простила» их и потащила Джульку, скрытно контролируемую Сергеем, в «теремок», напевая:

Пусть звери, которые — мявкалки,

И звери, которые — гавкалки,

Все дружно живут в кошкином теремке

От бед и забот вдалеке…

Подняв взгляд, Катя вдруг увидела около двери Носову и шёпотом выругалась:

— Во, блин, тварь, припёрлась-таки!

Поняв, что Катя сбилась, Юля повторила нужный фрагмент мелодии; Катя тут же подняла из-за «пенька» игрушечную змею, взяла её бережно обеими «лапами» и, покачивая как ребёнка, продолжила:

И даже змеюка шипящая,

Зимой под корягою спящая,

Нам в домике не помешается —

В морозы она не кусается.

Бросив взгляд на угол «теремка», Катя вдруг дико мяукнула и зашвырнула змею в окно «теремка». Столь небрежное обращение с «животным» вызвало взрыв смеха. Тем временем огромная «крыса» «грызла» угол «теремка».

С трудом подстраиваясь под мелодию, Катя пропела:

Уж очень громадная крыса!

Не справлюсь… На помощь, Лариса!..

Грызёт домик подлый басюк!..

Скорее на помощь, барсук!

Совместными усилиями Катя и Лариса оттащили «крысу» от «теремка», после чего в ответ на укоризненный взгляд «кошки» Лариса объяснила своё промедление:

Да там приходила гиена…

Не ведома ей гигиена…

И, в общем-то, думаю я,

Что эта гиена — свинья.

На этот раз взрыв смеха и аплодисментов обеспечили студенты, уловившие тайный смысл сказанного.

— Гляди-ка: к нам белка идёт! — пропела Катя.

— Что, будем встречать новый год? — поинтересовалась «белка» голосом Михаила и подняла в «лапах» две бутылки. — Хотите, зверушки, вина?

— Нет, «белочка» нам не нужна! — дуэтом закричали Катя и Лариса, выталкивая «белочку» из зала.

— Видела?.. И директор здесь, и Носова здесь, — прошептала Лариса, пока звучал смех.

— И директор?!. Во попали!.. Делать-то что будем?

— Куда деваться?! Придётся продолжать.

В зале раздался громкий топот.

— А это ещё что за зверь? — пропела Лариса дрожащим голосом. — Иди-ка, котёнок, проверь.

Из-за ёлки появился «медведь». Каждый его шаг сопровождался глухим ударом, доносящимся откуда-то из-за декорации. «Медведь» протопал мимо «теремка» и, остановившись около стенда с портретами представителей администрации училища, оказался рядом с фотографией директора, затем повернулся и приподнял, усыпанную красными и белыми пятнами, «морду» с широченными ноздрями. Сходство с лицом директора было столь очевидно, что удержаться от смеха не смогли даже некоторые преподаватели.

Когда «медведь» не спеша начал отходить от стенда, вновь появилась «крыса» и пристроилась за «медведем». Комично двигаясь на всех четырёх «лапах», «крыса» высунула картонный «язык» и провела им под «медвежьим хвостом». «Медведь» остановился, одобрительно потрепал «крысу» по загривку, потом задрал нос и потопал к «теремку».

— Гляди, как шагает, подлец! — с дрожью в голосе запела Катя. — Наступит на нас и …

В тот же момент «медведь», как бы случайно, сшиб декорацию. «Зверята» рванули из падающего «теремка», отскочила даже Юля с гитарой.

Пока «медведь» с «крысой» удалялись, «зверята» «плакали», а потом вдруг начали водить хоровод вокруг Джульки и Юли, распевая:

А мы — огорчаться не будем!

Зверятам поможете, люди?!

Давайте возьмёмся и снова

Мы наш теремок восстановим!

«Зверята» стали подзывать детей и вместе поднимать декорации.

Сергей поспешил надеть на Джульку намордник. Собаку тут же окружили дети. Пришлось вновь устраивать хоровод, из которого участники спектакля осторожно вышли и удалились, прихватив с собой Джульку.

Выскочив из зала, Катя чуть не столкнулась с Носовой и, шёпотом выругавшись, попыталась её обойти.

— Кошкина! Ты смотришь — куда несёшься?! — закричала Носова, преграждая Кате дорогу.

Катя остановилась, не зная, как обойти препятствие, немного попятилась, привычно изображая «испуганного котёнка», и молча уставилась на Носову.

— Что вы за безобразие устроили?! — продолжала Носова. — Что за чушь ты там пела?! Какие ещё «мявкалки» и «гавкалки»?! Мы детей пригласили, чтоб вы из них таких же ненормальных, как вы сами, сделали?!

«Прикольно было бы ей сейчас в челюсть ногой заехать!» — подумала вдруг Катя и улыбнулась.

— Она ещё улыбается! — опять закричала Носова.

— Дина Олеговна, к директору! — позвала Авоськина, проходя мимо.

— Мы ещё в кабинете директора с тобой поговорим! — крикнула Носова в сторону Кати и быстро зашагала вслед за Авоськиной.

Катя оглянулась. Мимо неё уже второй раз проходила Юля с кучей масок и другого реквизита.

— Прикинь: всё побросали, уроды, а я, значит, должна таскать за них! — пожаловалась Юля.

— Стой! — вскрикнула Катя, увидев у Юли маску медведя. — Держи вот так.

Ещё не поняв, что собирается делать Катя, и рассыпав почти всё, что несла, Юля всё же удерживала над головой маску медведя. Подпрыгнув, Катя с разворота ударила ногой по маске. Вылетев из рук Юли, маска ударилась о стену и отскочила на несколько метров.

— Дура что ли?! — возмутилась Юля и побежала поднимать маску. — Хорошо хоть не сломала.

— Давай ещё раз! — попросила Катя.

— А, давай! — согласилась Юля, поняв настроение Кати, и вновь подняла маску над головой.

Катя повторила «вертушку», но другой ногой и лишь слегка коснулась маски, зафиксировав удар.

— Успокоилась? — спросила Юля. — Сейчас я тебя опять расстрою: нам велено о-оч-чень быстро переодеваться и идти в кабинет директора.

— Во, блин!.. Держи маску.

От третьего удара маска улетела в другой конец коридора, едва не угодив в голову лаборантке. Слегка запутавшись в костюме, Катя чуть не упала, но, всё же устояв на ногах, начала собирать, рассыпанные Юлей, вещи. Тем временем Юля принесла и показала Кате сломанную маску медведя.

 

***

Около кабинета директора уже стояла Лариса.

— Тебя тоже?.. — начала было Катя.

Лариса остановила её жестом и, выразительно указав на директорскую дверь, прислушалась. Из кабинета доносился крик директора:

— Я понимаю, Маргарита Ивановна, что влияние Волчкова… но вы-то, как заместитель директора, обязаны были проследить!

Лариса едва успела отстраниться, когда дверь вдруг приоткрылась и из-за неё выглянула Басюкова. Не желая встречаться с этим злобным взглядом, Катя отвернулась.

— Остальные где?! — рявкнула Басюкова, но, не получив ответа, захлопнула дверь.

— Обсуждают что-то, — сообщила Лариса. — Не слышно ни хрена… Ты, случайно, Библию не читала?

— Нет… Ты это к чему? — удивлённо спросила Катя.

— Хотела спросить о том, что там сказано про «совет нечестивых».

Катя улыбнулась и уже хотела что-нибудь ответить, но в этот момент дверь вновь открылась.

— Тфу ты! — не удержалась Катя, встретившись взглядом с Носовой, и вновь отвернулась.

— Заходите обе! — раздражённо потребовала Носова.

Лариса вошла первой; Катя прошла позади Ларисы и встала слева от неё.

Подняв, покрытое бледными и красными пятнами, лицо, директор хотел было начать что-то говорить, но в этот момент дверь распахнулась и на пороге появилась Юля.

— Проходи, Инева, — вяло пригласила, мрачная как никогда, Авоськина. — Где остальные?

Похожая на взъерошенного воробья, Юля пожала плечами и сделала несколько шагов вперёд. Оказавшись перед Катей и Ларисой, Юля окинула их взглядом и шёпотом спросила с сарказмом:

— По росту строиться?

— Инева! — вскрикнула Носова, увидев, как Юля втискивается между Катей и столом. — Заканчивай уже «клоунаду»!

— Кто сценарий сочинял? — спросил директор, пытаясь говорить сдержанно.

«Где, интересно, у него предохранительный клапан? — подумала Катя. — Как бы не взорвался!»

— Зачем его сочинять? — вяло и как бы задумчиво проговорила Лариса. — Соединили то, что было и немного изменили.

— А то, что было — кто сочинял? — вновь спросил директор.

— Вероятно, Дина Олеговна, — предположила Лариса.

Носова заметно побледнела и начала оправдываться:

— Старые сценарии они взяли за основу…

— Понятно, — властно перебил директор. — Стихи — чьи?

— Раз — подружка, два — подружка, три — подружка — будет «лесенка дурочек», — шептала Юля, переминаясь с ноги на ногу.

Катя и Лариса сдержанно засмеялись.

— Инева!.. Что ты там шепчешь?! — вскрикнула Носова.

— Мои стихи… У меня ещё есть! — уверенно ответила Юля и сделала вид, будто собирается что-то прочитать.

Вспомнив Юлины «творения», Лариса испугалась возможных последствий и отвесила Юле лёгкий подзатыльник.

— Упрямова!.. Руки не распускай! — моментально отреагировала Носова.

«Показать бы им, что значит — руки распускать!» — Подумала Катя и взглянула на Ларису.

— Откуда взялась собака? — спросил директор, вероятно, поняв, что продолжать говорить о стихах — бессмысленно.

— Из «ментовки», — поспешила ответить Юля.

— Откуда?! — переспросила Носова.

— Из милиции, — ответила Лариса.

— То-есть — это служебная собака?! — удивилась Носова. — С кем вы договаривались в милиции?

— С её начальником, — опять поторопилась ответить Юля.

— С каким начальником?.. С начальником милиции?!

— Нет… С собакиным начальником, — ответила Юля, пытаясь с помощью интонации изобразить наивность.

— Должность у него какая? — не унималась Носова.

— Я же сказала! — парировала Юля.

— Зовут его как?

Ответа не последовало.

— Звёздочек у него на погонах сколько? — спросила Носова, тяжело вздохнув.

Юля подняла взгляд к потолку, сделав вид, будто пытается вспомнить и, выдержав паузу, ответила:

— Шесть.

«Ну, молодец, — подумала Катя, — и не соврала, и правду не сказала».

— Чего шесть? — переспросила Носова.

— Да звёздочек же! — пояснила Юля.

Носова засмеялась, придерживая рукой левый бок.

«Замечательно! — размышляла Катя. — Кажется: Носова наконец-то почувствовала себя умнее студентки».

Встретив презрительные взгляды студенток, Носова перестала смеяться, взглянула на серьёзное лицо директора и, вновь побледнев, сказала:

— Вы бы хоть подумали своими глупыми головами, что собака могла детей напугать!

«Так-так: испугалась! — думала Катя. — Блеснула своим интеллектом, превосходящим директорский!» Юля же решила, что самое время «обидеться» за «глупые головы» и заявила:

— Детей и без собаки было кому напугать… Вы, Дина Олеговна, на себя в зеркало давно смотрели?

Носова, резко отставив стул, вышла из кабинета и хлопнула дверью.

— Юля!.. Разве можно так?! — укоризненно протянула Авоськина, фальшиво всплеснув руками.

— А ей, Маргарита Ивановна, наплевать, что Дина Олеговна из больницы отпросилась, — ответила за Юлю Басюкова.

«Пила бы меньше, тварь! — думала Катя. — Учудить бы что-нибудь, да и свалить отсюда».

Затянувшаяся пауза была прервана возвращением Носовой.

— Как вы себя чувствуете? — поинтересовался директор, пытаясь изобразить обеспокоенность.

— Обойдётся… Таблетку приняла, — соврала Носова.

Решив, что надо как-то выкручиваться, Катя незаметно приподняла правую руку и, постукав Ларису пальцами по спине, начала закатывать глаза и медленно сползать вниз, судорожно цепляясь за руку Ларисы.

— Держи, держи её! — обратилась Лариса к Юле, подхватывая Катю.

— Ну вот, — довели, — спокойно прокомментировала ситуацию Юля и подхватила Катю под левую руку.

В кабинете возникла бессмысленная суета.

— Дайте ей воды! — предложила Авоськина.

Услышав про воду, Катя представила себе, какую «помощь» ей могут оказать, и решила «прийти в себя». Опираясь на руку Ларисы, она стала подниматься.

— Что это ты падаешь?! — «испуганно» спросила Лариса.

— Я падаю?! Я нормально стою, — ответила Катя и пошатнулась.

— Упрямова, выведи её! — распорядилась вдруг Басюкова. — Посидите в коридоре… Воды ей дай… Мы пока с Иневой поговорим.

Взглянув сочувственно на Юлю, Лариса поволокла упирающуюся Катю из кабинета.

 

***

— Хреново получилось, — самокритично заметила Катя, оказавшись на кушетке в коридоре. — Щас там Юльку «задолбают».

— Это Юлу-то?! Она сама хоть кого «задолбает»… Я думаю, что они вообще не решатся кого-либо с нашего курса по полной «прессовать»… У нас хоть и подхалимы имеются, но есть и довольно сильная, здоровая в моральном плане, часть коллектива… Нет, не решатся Юльке навредить… Я думаю, что они на тебе попытаются «отыграться», хотя, возможно, что не сейчас, а позже.

— Подходящий повод будут искать?

— Да, или сами что-нибудь подстроят… Могут попробовать на экзамене «завалить»… Меня как-то Мымра пыталась «засыпать» в присутствии Носовой. Она всё задавала, задавала мне вопросы; а я всё отвечала, отвечала, только не им отвечала, а в пустоту, — это, кстати, важно, — учти, иначе — психологически задавят: отвечать просто не сможешь из-за отвращения к ним, если будешь на их рожи смотреть.

— Слышала я подобную историю от Лёхи.

— От какого Лёхи? — спросила Лариса.

— От Алексея Георгиевича, — пояснила Катя.

— Ну ты даёшь!.. Давно ты с ним знакома?

— Года три или, возможно, чуть больше.

— Как познакомилась?

— Сначала встретилась как-то ещё в школе с его дочерью… Она ещё совсем маленькая была… А в школе-то у нас было несколько подлецов, которые младших подкарауливали около буфета и отбирали деньги, а иногда и покупки… Гляжу как-то: идёт из буфета «малявка» с коржиком… Один из подонков к ней прицепился; а она — каким-то образом вывернулась, взбежала на несколько ступенек по лестнице и так его «встретила», что тот — рухнул вниз, да так и остался лежать. К ней сразу второй мерзавец подскочил, схватил её за руку; а я-то тоже уже рядом была: придержала «мелкую» и «звезданула» подонку ногой в лоб.

— Уже тогда умела ногами махать?

— На тот момент я уже года четыре кик-боксингом занималась. Ещё в младших классах надоело мне терпеть унижения от всяких скотов, — вот и занялась… Ну вот, а в тот раз — я ещё третьему «вломила»; потом говорю «малявке»: «Теперь бежим отсюда, пока нас никто не увидел». Проводила я её до класса, а по пути расспросила, где она научилась делать то, что она сотворила с первым скотом. Оказалось, что она тренируется вместе с отцом… Напросилась я к ним — так и познакомилась.

— А как она парня-то смогла отбросить?.. Можешь показать?

— Могу… А вон, кстати, уже и Юля идёт; она — нам поможет… Вставай и хватай мою левую руку своей правой.

Сделав круговое движение левой рукой, Катя начала выкручивать руку Ларисы, затем правой рукой сняла захват и обратилась к Юле:

— Не подходи, стой там; сейчас Лариса к тебе полетит, — будешь ловить.

Катя потянула руку Ларисы мимо себя и вдруг, отпустив захват, направила свою ладонь к лицу Ларисы и, подавшись всем телом вперёд, толкнула Ларису в сторону Юли.

Маленькая Юля с трудом удержала более крупную Ларису и спросила:

— Вы что тут, — совсем с ума сходите?!

— Здорово! — оценила Лариса свой «полёт». — Если бы не Юля, — я бы на пол грохнулась.

— Заметь: я силу совсем не прилагала, использовала только массу собственного тела, которая, кстати, меньше чем у тебя.

— Чем вы тут вообще занимаетесь? — опять спросила Юля.

— Катя рассказывает, как она с Волчковым познакомилась, — ответила Лариса, повергнув Юлю в ещё большее недоумение.

— Да ладно, Юль, расскажи лучше, как там тебя «пытали», — попросила Катя, увлекая Юлю на кушетку. — Иголки под ногти загоняли?

— Про остальных участников спектакля расспрашивали… Они ведь так и не узнали исполнителей ролей медведя и крысы.

— А ты?

— Я плечами пожимала и молчала.

— Идёмте порядок в зале наводить, — предложила Лариса, с опаской поглядывая в сторону директорского кабинета.

Катя и Юля согласились, молча кивнув, но, едва повернув за угол, столкнулись с Михаилом.

— В зал не ходите, — предупредил он. — Там Карданова лютует, говорит, что кто-то в Элеонору Вольфовну маской запустил.

— Кто же это мог сделать?! — воскликнула Юля, всплеснув руками и украдкой взглянув на Катю.

— С каких это пор Марковну волнуют такие мелочи?! — удивилась Лариса. — Так-то они, вроде, лаборантку за прислугу держат… Нет, тут, пожалуй, что-то другое… А вопль-то её, правда, доносился ведь.

— Видимо, так же, как и Авоськина, — тоже «под раздачу» попала, — предположила Юля. — Переждать бы где-нибудь.

— Я даже знаю — где, — сказала Катя.

— Бежим! — поддержала Лариса.

Дверь кабинета оказалась закрытой.

— Ну вот… — начала было Катя, но вдруг улыбнулась, увидев Алексея. — Он наши сумки несёт!

— Держите… Анна попросила вам передать, — пояснил Алексей.

— Значит: можно домой идти! — обрадовалась Юля.

— Общаться с Кардановой вам теперь, возможно, не придётся, — рассуждал Алексей, открывая дверь, — а вот на Мымкину, наверняка, наткнётесь. Она зачем-то у выхода дежурит.

— У-у-у! — прозвучало в три голоса.

— Заходите.

— Может, они опять со своим принудительным «волонтёрством» что-то затевают? — рассуждала Юля, проходя в кабинет.

— Поздравления разносить? — продолжила Юлину мысль Лариса.

— Давайте гадать не будем, а через каждые минут десять будем на разведку ходить, — предложила Катя.

— Ладно, — согласилась Лариса. — А ты можешь тому приёму научить?

— Он слишком сложный. Вам для начала хорошо бы что-то самое простое освоить: освобождения от захватов хотя бы…

— Видели бы вы, как Катя Ларису на меня швырнула! — обратилась Юля к Алексею. — Я её еле удержала.

— Как? — спросил Алексей, взглянув на Катю.

— Прямой «ирими», — ответила Катя, дополнив пояснение жестами обеих рук.

— С ума сошла?.. Убьёшь так кого-нибудь когда-нибудь… Прекращай эти эксперименты… А кто в Штакетову маску бросил?

— Я не специально… Юля её просто плохо держала.

— Ну нормально!.. — возмутилась Юля. — Она будет передо мной ногами махать, а я ещё должна держать эту медвежью башку!

— Это у неё, видимо, остаточные явления после занятий кик-боксингом, — предположил Алексей.

— Не-ет! — протянула Катя. — «Завязала» я с кик-боксингом окончательно.

— А что же в нём такого плохого? — спросила Лариса.

— Это же спорт! — пояснила Катя. — В нём люди стремятся к спортивным достижениям… На фига мне эти победы на ринге?!. Дальневосточные системы, не превращённые в спорт, помогают приспосабливаться к жизни, развиваться физически и духовно…

— И духовно? — переспросила Лариса, с сомнением покачивая головой.

— Да… А что?.. Мировоззрение изменяется к лучшему… Кстати, даже в названиях многих направлений присутствуют слова: «Путь», «Школа», «Искусство».

— Чем тебя нормальная жизнь не устраивает? — спросила Юля.

— Нормальная?! Да можно ли это — вообще назвать жизнью?! Почти все вокруг живут… вернее, — существуют по какой-то общей идиотской схеме, постепенно всё больше и больше вырождаясь из поколения в поколение.

— Замечательно, — оценил Катины рассуждения Алексей. — Даже как-то странно слышать такое от того, кто смотрит омерзительную передачу «Дом-2» и глупый сериал про Бафи.

— Не смотрю я «Дом-2»! — возмутилась Катя. — А Бафи, кстати, дерётся лучше, чем твой Брюс Ли!

— Ну да, — её «киношные» драки — ещё дальше от реальности.. Хотя, одна серия мне, пожалуй, понравилась… Я её случайно посмотрел… Там вся ситуация представлена так, будто у Бафи — раздвоение личности: она находится в больнице, а все её приключения — всего лишь бред и галлюцинации.

— Не поняла… Ты продолжаешь высмеивать сериал, или уже — нет?

— Нет… В этой серии, пожалуй, есть глубокий философский смысл.

— А ведь в эту модель укладываются жизни многих мыслящих людей, особенно — наиболее чувствительных, особенно — жизни настоящих поэтов и некоторых других людей искусства, — продолжила мысль Алексея Лариса.

— Ну вот… А чего не хватало этим поэтам и артистам? — обратилась к Ларисе Катя.

— Чего?

— Пути.

— Почему «Пути»?.. Может быть — цели?

— Нет, нет!.. Цель — это что-то конечное; а Путь, «Путь» с большой буквы, — это то, что включает в себя и цель, и мировоззрение, и образ жизни.

— Там ли ты ищешь этот самый «Путь»?.. Помнишь: я тебя спрашивала про «совет нечестивых»?

— Да, — ответила Катя, усмехнувшись собственным воспоминаниям о недавних событиях.

— В том же источнике, — продолжила Лариса, — есть такое перечисление: «Путь, Истина и Жизнь»… Знакомо тебе это?

— Нет… Что-нибудь хоть поясни… Мне твоя загадка ни о чём не говорит.

— Я бы с удовольствием, но мне бы сначала — самой разобраться, да и, похоже, до этого каждый сам должен дойти.

— Катя, а ведь мне, помнится, и Борис — тоже что-то подобное говорил, — вспомнил вдруг Алексей, — правда, тоже ничего толком так и не объяснил, тоже посоветовал самому разбираться.

— Ладно, понятно всё с вами, — вяло протянула Катя, чувствуя, что не понимает сути разговора, — давайте-ка обсудим это как-нибудь в другой раз — если вдруг поумнеем.

— А когда парни на кик-боксинг ходят — это всё же лучше, чем когда они в подъездах торчат, — сказала Юля, переводя беседу на понятный для себя уровень.

— Естественно, — согласилась Катя. — Правда, есть среди них и такие «дебилы», которые потом ходят и ищут где бы подраться…

— Тренеры, тем не менее, большое дело делают: оздоравливают народ, молодёжь отвлекают от наркомании и другой подобной гадости эффективнее, чем школа и милиция, вместе взятые, — принялся рассуждать Алексей. — А то, что моральных уродов вокруг полно — это, на мой взгляд, целиком и полностью на совести властей, окончательно забросивших воспитание молодёжи… Хотя, какая у них совесть?! Рудиментарной-то, пожалуй, уже не осталось…

Дверь неожиданно открылась и в кабинет тихо вошла Анна; увидев, обращённые на неё, взгляды, она остановилась и спросила полушёпотом:

— Испугались?

— Чего это мы должны бояться?! — удивилась Юля.

— Как чего?.. Я-то думала, что вы пережидаете, пока там все угомонятся; вот пришла сообщить, что выход свободен.

— А Мымра?..

— Мымкину к директору позвали.

— Надо уходить, пока есть возможность, — сказала Лариса, направляясь к двери.

Юля и Аня последовали за Ларисой.

— Может, месяца два в «Кимэ» не будем ходить? — спросила у Алексея Катя.

— Давай, в самом деле, пока только у Тимофея будем заниматься, — согласился Алексей, — а в «Кимэ» — вернёмся весной, когда там семинары будут.

— Значит: до встречи у Тимохи?

Алексей кивнул в ответ и добавил:

— До встречи.

 

***

Короткие каникулы пролетели незаметно. В первый день учёбы Катя, предварительно позвонив, зашла за Ларисой. Имея достаточный запас времени, они не спешили.

— Хорошо было в школе, — рассуждала Катя, — каникул было больше.

— А я, кажется, начинаю школу забывать… Я же до «шараги» и поработать успела… Со школой, правда, мне, похоже, что повезло; я это поняла уже в училище, когда рассказов о других школах понаслушалась.

— Мне, вообще-то в школе не нравилось: каникул хоть и больше чем в «шараге», но в нашей школе шпаны было много… Помню: подонки как-то на крыльце весь потолок какой-то гадостью обляпали, а потом пожилая уборщица отмывала за скотами… А ещё: однажды штору подожгли… В училище, конечно, коллектив студентов значительно лучше, а вот администрация — наоборот.

— «Гадюшник» натуральный, — согласилась Лариса.

— Лёха говорит, что иногда полезно с головой в «дерьмо» окунуться; это — если человек способен не озлобиться, а философски осмыслить ситуацию, уроки какие-то для себя извлечь.

— Никак не могу привыкнуть к тому, что ты его Лёхой называешь… Нам он тоже говорил, чтоб мы старались не быть такими как наше начальство: чтоб не холуйствовали ни перед кем и чтоб никого не унижали.

— А ведь они нам какую-нибудь пакость могут сделать за спектакль.

— Надо стараться учиться хорошо — «с запасом», так сказать. Учёба — это основное, на чём могут «задавить»; а чтоб на чём-то другом — это маловероятно.

— Психологически будут пытаться «задолбать» наверняка.

— А ты смотри мимо них и воспринимай их просто как обстоятельства; не опускайся до того, чтоб считать личностью того, кто личностью-то, по сути, не является.

— Лёха как-то рассказывал, что когда он учился на кафедре психиатрии, там предупреждали студентов, чтоб они никогда не пытались вникать в бред пациентов, а расценивали бы его только как симптом. Это значит, что надо стараться наблюдать за ситуацией как бы со стороны, а не «вязнуть» в ней.

— Вот-вот. А к тому, что мы изменить не можем, надо просто приспосабливаться, но не по-холуйски, разумеется.

В здание училища подруги вошли как на минное поле: бесшумно ступая и осматриваясь по сторонам.

— Кать, гляди… — прошептала Лариса. — Что за фигня?! Мымкина опять «на посту», будто и не уходила.

Раздражённо размахивая халатом, подошла Татьяна.

— Привет!.. У нас тут уже совсем «дурдом»! — сказала она.

— Привет… Что случилось-то? — спросила Лариса.

Увидев вдруг Мымкину, Татьяна прошептала что-то похожее на ругательства и поспешила удалиться.

 

***

Занятия шли в каком-то гнетущем напряжении. Чувствуя это, Катя несколько раз вспоминала утренний разговор с Ларисой и пыталась настроиться должным образом. Она ещё не чувствовала желаемого состояния, когда, устроенный Мымкиной, опрос, каким-то странным образом помог ей «закрыться» от окружающей действительности. Она слышала, будто доносящиеся откуда-то издалека утверждения студентов, что никакого домашнего задания на каникулы не было, не реагировала на общую суету, связанную в основном с подсказками. Тем временем Мымкина щедро ставила «двойки» в журнал то за подглядывания в учебники, то за подсказки. Услышав свою фамилию, Катя медленно поднялась и побрела к доске.

— Можешь с места отвечать, — процедила Мымкина.

Катя не отреагировала. Оказавшись у доски, она осмотрелась и, остановив взгляд на портрете Пирогова, начала отвечать на, заданный Мымкиной, вопрос изображению знаменитого хирурга. Ответ получался полностью лишённым интонации, но достаточно чётким и подробным; при этом невозможность куда-либо подсмотреть или получить подсказку была столь же очевидна, как и полное отсутствие у Кати внимания к преподавателю. От такого выступления настроение у студентов несколько улучшилось: изредка раздавался сдержанный смех и вялые аплодисменты. Сосредоточившись не столько на ответе, сколько на тренировке самообладания и концентрации внимания, Катя не заметила, что её пытаются остановить, рассказала всё, что сочла нужным, и, не воспринимая раздражённых комментариев Мымкиной, вернулась на своё место.

Убедившись, что может вполне сносно держаться, Катя решила продолжать в том же духе. Ближе к окончанию занятий она решила навестить Алексея, направилась к его кабинету и, едва открыв дверь, сказала:

— Приветик!.. Спасибо за методику!

— Не понял… Привет… Ты о чём? — отозвался Алексей.

— Твои советы помогают мне приспосабливаться к этому «дурдому».

— Теперь понял… Значит, тоже заметила перемены?

— Трудно не заметить, когда даже в туалет спокойно нельзя сходить… Знаешь, какое идиотское правило придумали?

Не заметив, что Алексей кивнул, Катя продолжила:

— Теперь «надсмотрщики» требуют халаты оставлять перед туалетом; а парни, дебилы, то в карман что-нибудь подсунут, то рукава свяжут, то вообще халат спрячут.

Будто в подтверждение Катиных слов, в кабинет, громко ругаясь и снимая на ходу халат, вошла Юля, положила халат на край преподавательского стола и, уже направляясь обратно к двери, сказала:

— Оставлю халат, ладно?.. Я быстро.

Алексей хотел было что-то ответить, но только махнул рукой, поскольку слушать ответ было уже некому.

— Во-от, — протянула Катя, — теперь халаты будут у тебя оставлять все — кому не лень.

— Пусть оставляют.

— Что-то преподаватели с первого же дня «прессовать» нас начали: всё строго по звонку — прямо как в тюрьме.

— Это — распоряжение директора; так и сказал: «Будем затягивать гайки»… Кстати, говорят, что Авоськина увольняется. С чего бы это? Не знаешь?

— Думаешь, что мы виноваты?.. Из-за спектакля, да?

— Трудно сказать… Возможно, что спектакль просто стал «последней каплей»; она ведь и так в последнее время слишком вяло «лизала», а иногда даже смела иметь своё мнение по ряду вопросов… Здесь такие «преступления» сотрудникам не прощают; многих уже вынудили уйти.

— Сам-то хоть старайся не нарываться.

— «Кланяться» я им не стану — не по мне это. Если я начну им угождать — это значит, что я буду сам себе изменять: своему мировоззрению, своим принципам. Для меня это — исключено, значит: когда-нибудь найдут способ, чтоб и от меня избавиться.

Из коридора донёсся раздражённый голос Юли. Дверь открылась; Юля вошла в кабинет, опять ругаясь:

— Вот уроды!.. Представьте себе: иду уже из туалета, — Носова накинулась!..

— За то, что без халата?! — засмеялась Катя.

— Да!.. Говорит: «У нас единая форма одежды!» Тварь!.. «Дурдом» какой-то!

— Старайтесь как-то спокойно ко всему относиться… Если будете злиться из-за всего, — тогда они вас точно «задолбают». Ищите разумные способы адаптации, — посоветовал Алексей.

— Будем в туалет по двое ходить!

— Ну, хотя бы так.

— А вы слышали про Авоськину? — спросила Юля.

— Да! — ответили Катя и Алексей на два голоса.

Катя засмеялась и пояснила:

— Только сейчас обсуждали.

— А кто же вместо неё будет заместителем директора?

— Похоже, что Усова, — ответил Алексей.

— Здорово! — обрадовалась Юля. — Только странно как-то, что приличного человека на эту должность назначают.

— Это Усова-то приличная?! — удивился Алексей.

— Вообще-то, у нас все хвалят Яну Натановну.

— Ну да, ну да; вообще-то, это — можно понять… Я первое время тоже был о ней хорошего мнения, а потом начал замечать, что она для директора — одна, для преподавателей — другая, для студентов — третья… Пока директора рядом нет — она может его ругать и обвинять, а стоит ему появиться — сразу начинает во всём с ним соглашаться и стремиться ему угодить… Со студентами она «заигрывает», чтоб работу себе облегчить и чтобы быть в курсе ваших дел и настроений, о которых может и доложить, если ей это выгодно… Не вздумайте откровенничать с ней.

— Понятно, — как-то подавленно протянула Юля. — Пойду я… Кстати, Катя, надо бы завтра после занятий задержаться и привести в порядок декорации и маски.

Катя проводила Юлю взглядом и, вздохнув, сказала:

— Зачем я согласилась на этот спектакль?.. Может, разумнее было бы отказаться?

— Что сделано — то сделано, — ответил Алексей. — Нет смысла сожалеть о прошлом; прошлое надо анализировать, учиться на нём… К тому же, разве не хотела ты подружиться с Ларисой?

— Действительно, есть о чём подумать, — уклончиво ответила Катя.

— Ладно… Что-то Юля сегодня какая-то мрачная. Что ещё случилось?

— Не знаю… Может, из-за этих?..

— Нет… У меня такое ощущение, будто у неё беда какая-то… Может, ей помощь нужна?.. Узнать бы как-то осторожно.

— Ладно, попробую, — ответила Катя, пожимая плечами.

— Только осторожно… Она ведь довольно ранима; а её обычная гиперактивность — это, вероятно, своего рода, самозащита.

 

***

После занятий Катя подошла к Ларисе и, осмотревшись, спросила:

— С Юлькой-то всё в порядке?

— Не знаю, — пожимая плечами, ответила Лариса. — Вижу, что подавленная она какая-то… Кать, она ведь всегда как в панцире — переживаниями своими не делится как другие.

— А давай-ка дождёмся её, да и пойдём вместе.

— Ладно, — согласилась Лариса. — Ты, кстати, поможешь нам завтра реквизит в порядок привести?.. Надо бы маску «медвежачью» починить…

— А «барсучачью» — не надо?

— Нет, её ногами никто не пинал… Ой! Юльку чуть не прозевали!.. Пошли!

Догнав Юлю, Катя и Лариса несколько раз попробовали заговорить с ней, однако разговор всякий раз угасал, едва начавшись. Когда запас тем для разговоров, казалось, был исчерпан, Катя, чуть приотстав, вопросительно взглянула на Ларису, слегка разведя руками.

— Как твой Тёмка поживает? — тут же сообразила Лариса.

— Умер, — коротко ответила Юля.

— Как?! — воскликнула Катя, но, увидев, что Юля несколько ускорила шаг, продолжать не стала.

Лариса придержала Катю за руку, хотя необходимости в этом и не было. Молча они дошли до перекрёстка и перешли через дорогу. Только теперь Юля обернулась и сказала:

— Ну ладно, до завтра.

— А давай-ка мы с тобой прогуляемся, — предложила Лариса.

— Нет, нет, не надо, — возразила Юля, вяло помахала рукой и пошла, не оглядываясь.

— Может, за ней пойдём? — спросила Катя, будто размышляя вслух.

— Какой смысл?.. Нет, не надо; она ведь не как зомби — контролирует себя нормально; а пережить это — ей только время поможет.

— Тя-же-ло, — протянула Катя. — Я его и не знала, и не видела, а тяжело… Не представляю, как она с этим справится.

— А я успела с Тёмкой пообщаться… Юля как-то болела — вот и позвала меня с собой, чтоб ей самой к нему в палату не заходить… Там палаты-то особые: боксы с окнами, выходящими в коридор… Я к нему прошла; а она — за стеклом стояла, руками ему махала…

— У него иммунная система была ослаблена?

— Да… При лейкозе ведь кроветворение нарушается; к тому же, ещё и цитостатические препараты назначают.

— Может, из-за какой-нибудь инфекции и умер?

— Много причин может быть: пневмония, сепсис, нейролейкоз, внутреннее кровотечение; а возможно, что и лечили плохо… Ещё насмотришься, как наше здравоохранение к простым людям относится: как стариков с переломами «отфутболивают», чтоб показатели смертности в стационарах не повышались, как формально обследуют, как формально лечат — лишь бы на бумаге всё было «правильно»…

— Страшно своих детей заводить.

— Страшно, — согласилась Лариса. — Предпосылок для подобных болезней предостаточно.

— Даже в воздухе полно канцерогенов из-за выхлопных газов.

— А есть «дебилы», которые ещё и курят в присутствии детей… Юля-то, кстати, начинала курить, а когда стала к Тёмке ходить, да о причинах лейкозов почитала — моментально бросила.

— А завтра ещё «шмотки театральные» перебирать, — вспомнила Катя. — Освободить бы Юльку от этого.

 

***

Расставшись с Ларисой, Катя медленно шла по улице. Всё вокруг казалось ей серым и мрачным. «Надо обязательно на тренировку сходить — отвлечься от этого уныния», — подумала она.

Мимо «проползал», покосившийся от перегрузки, автобус. Катя недовольно поморщилась, понимая, что сейчас автобус остановится и из него вывалит толпа, но вдруг чей-то взгляд через автобусное стекло привлёк её внимание. Взгляд этот показался Кате знакомым и тоскливым; она почему-то решила, что кто-то смотрел именно на неё. Не желая попасть в толпу, Катя ещё больше замедлила шаг, продолжая вглядываться в окно автобуса, хотя в этом уже не было никакого смысла.

С трудом выбираясь из автобуса, люди быстро расходились в разные стороны.

— Привет, — раздалось совсем рядом с Катей.

Знакомый голос прозвучал как-то тоскливо и виновато, поэтому Кате показалось, что человек этот просто вынужден был пройти рядом и вовсе не хотел быть замеченным ею, но считал, что она его уже заметила и узнала.

— Борис?! — удивлённо воскликнула Катя. — Что с тобой?.. Ты на себя в зеркало смотрел?!

— Это, видимо, вместо приветствия, — вяло пошутил Борис. — Ладно, понимаю, что опустился…

— Ну и возьми себя в руки, раз понимаешь. Для начала выкинь вон ту гадость, — Катя указала на сигарету, которую Борис пытался спрятать.

— Только несколько секунд назад прикурил… Понадеялся, что ты за это время мимо пройдёшь…

— Ах вот как! — воскликнула Катя, укоризненно покачивая головой.

— Ты не так поняла… — начал было оправдываться Борис, решительно бросая в снег едва начатую сигарету.

— Да поняла я всё, — перебила Катя. — Кстати, от этой мерзости лейкоз бывает… Знаешь, что такое лейкоз?

— Рак крови… Лёха меня уже пугал целой «кучей» болезней. Говорит, что и ноги из-за этого отрежут, и губа нижняя отвалится, и рак пищевода будет, и ещё что-то.

— Это всё — правда, а не просто «страшилки».

— Знаю, что правда.

— А про то, что бывает от пьянства, Лёха тоже рассказывал?

— Да… Сама-то почему такая мрачная?.. Что-то случилось?

— Так заметно?

— Очень заметно.

— Никогда бы не подумала… — задумчиво проговорила Катя, удивлённая проницательностью этого, внешне грубого, человека.

— Не хочешь говорить?..

— В «шараге» — натуральный «дурдом», но это — ладно, это — ерунда… У моей хорошей знакомой друг умер от лейкоза…

— Тоже курил?

— Нет… Он был ещё ребёнком.

— Вероятно, ещё не успел наделать грехов, а значит: в другом мире — его ждёт хорошая участь.

— Ты в это веришь?

— Верю и надеюсь; хотя, мне самому, разумеется, ничего «не светит».

— Это — слепая вера, или у неё есть какие-то основания?

— Есть основания, но это почему-то очень трудно объяснять другим.

— Что-то подобное я уже слышала от бабушки Тимофея… и не только… Не надумал, кстати, на тренировки-то с нами ходить?

— Нет, нет, Катя, не могу я к Тимофею ходить… Не хочу вспоминать… Не хочу я об этом говорить…

— Вернись в «Кимэ».

— Ты же знаешь…

— Боишься, что опять со Стасом Брусятиным будут ставить?.. Лично я просто отказываюсь от любого общения с ним; Лёха — тоже отказывается… Да там, считай, все от этого Стаса шарахаются… Люди платят свои деньги и тратят своё время не для того, чтоб с ним «нянчиться»… Тебе надо было отказываться от него категорически — вот и всё.

— Пытался отказываться, но мне его всё равно навязывали… К тому же, не мог я избавиться от ощущения, будто всё это — чья-то «подлянка», направленная именно на меня.

Не зная, что ещё предложить, Катя спросила:

— С Алексеем-то общаешься?

— Давно уже не виделись: недели две, пожалуй.

— Позвони ему… Вдруг поможет чем-то…

— Удобно ли это?.. Не хочу навязываться.

— А пьянствовать и в таком вот виде ходить — удобно?.. Где шапка-то твоя?.. Потерял?

— Есть у меня шапка, — смущённо пробормотал Борис, вытаскивая из кармана колпак и «предъявляя» его Кате.

— Почему в кармане, а не на голове?

— Тепло сегодня…

— Что-то мне так не кажется… Ты уж извини, что я на тебя так «наехала», — опомнилась вдруг Катя.

— Всё в порядке. Это ты извини и… спасибо тебе… Пойду я…

Не зная, что ещё сказать, Борис лишь попятился и кивнул. Кивок этот показался Кате похожим на ритуальный поклон. Она вяло кивнула в ответ и пошла домой.

 

***

На тренировку она всё же не пошла, предпочтя заняться медитацией, домашними делами и подготовкой к предстоящему учебному дню. Недавнее желание отвлечься уступило место стремлению к максимальному самоконтролю.

Утреннюю тренировку Катя так же начала с медитации; от пассивной медитации постепенно перешла к активной, насыщая её множеством упражнений. Она твёрдо решила поддерживать достигнутое состояние сознания вплоть до окончания учебного дня и, чувствуя, что способна на это, даже испытывала какую-то лёгкую радость. Теперь все внешние обстоятельства оказались для неё будто за какой-то прозрачной оболочкой, хотя и покушались время от времени на её душевное равновесие своей бесконечной суетой, а-то и чьими-то окриками: «Кошкина! Здороваться тебя не учили?!», «Екатерина, тебе, что, плохо?», «Катька — зомби, блин!»

Получая на занятиях задания, Катя выслушивала вопросы «из ниоткуда», а отвечала портретам знаменитых учёных, невольно веселя студентов и раздражая преподавателей. Лишь после окончания занятий она вспомнила про Алексея и пришла в его кабинет.

— Приветик, — поздоровалась Катя.

— Привет, привет. Что, уже закончилась твоя сегодняшняя тренировка?

— Какая тренировка?

— Тренировка по активной медитации, — уточнил Алексей. — Несколько раз сегодня мимо тебя прошёл и, кстати, здоровались уже… А как ты сегодня Носову разозлила!.. Хотя, возможно, что не только её.

— Да ладно тебе… Я считаю, что со мной сегодня всё в полном порядке… Про Юлькину-то беду надо тебе рассказывать?

— Лариса уже рассказала… У меня же сегодня занятие с ними было… Юля сидела, почти не двигаясь и не разговаривая.

— Ты хоть догадался не спрашивать её?

— Естественно… А в конце занятия студенты подошли и потребовали поставить ей «пятёрку» просто так… Подошли-то, кстати, те, от которых я этого и ожидать не мог: обе Лены и Михаил.

— Поставил «пятёрку»?

— Да, поставил.

— А я вчера с дуру на твоего друга накинулась. Даже стыдно теперь.

— Бориса встретила?

— Да… Это — ужас какой-то: пьяный, без шапки, с сигаретой…

— Пытался я несколько раз поговорить с ним, — бесполезно.

— Что-то жалко мне его… За замечания мои он меня даже поблагодарил, а попрощался, как будто, каким-то сдержанным поклоном, почти как при входе в додзё или на татами, только искренне… Выручать его как-то надо.

— Как?.. Есть предложения?

— Нет… Если вдруг придумаю что-нибудь — скажу… Ладно, пойду реквизит приводить в порядок, маску «медвежачью» склеивать, которую я сломала.

 

***

— Нашлась! — обрадовалась Лариса. — А мы уже думали, что ты забыла и ушла.

— К Волчкову забежала, — пояснила Катя.

— Маску я уже чиню; а ты пока помоги Аньке декорации свернуть и на шкаф поднять.

Складывать декорации оказалось совсем не просто, поэтому Анна позвала на помощь ещё Лену и Михаила.

Юля, будто не находя себе занятия, взяла гитару и, усевшись на стол, принялась выводить какую-то мелодию.

— Складывать — это вам не в угол как попало сваливать, — ворчала Анна. — Юля, ты хоть бы…

— Аня!.. — строго прошептала Лариса.

— Да я говорю: хоть бы спела что-нибудь, — сказала Анна, будто оправдываясь.

Юля оглянулась, перестав играть, потом вновь начала перебирать струны и тихо запела:

Как быстро всё хорошее проходит!

За светлой вспышкой вновь приходит тьма…

Как будто в мире тоже верховодит

Старуха, выжившая из ума…

Зачем кружит и завывает ветер-злюка?..

Хотя, и мне не привыкать юлой кружить…

Какая странная вдруг выпала разлука,

И боль, которую так трудно пережить!..

Мне вспоминается больничный тусклый свет,

В палате маленькой — на тумбочке картинка;

Но знаю я: тебя там больше нет…

Хочу уснуть… Во сне — бежит тропинка…

И мне не интересно, в чём причина,

Что ты являешься во сне и говоришь:

«Гляди, какая под окном машина!..

Правда, похожа на компьютерную мышь?!»

Исследовать причины, — до того ли?..

Вместилось много боли в краткий срок…

Кто перепутал в этой жизни роли

И кто кому такой жестокий дал урок?..

Мне каждой ночью неизменно снится:

Ты уже дома, я — ещё в пути…

А утром — иней на ветвях искрится,

Как будто взгляд твой, что поможет мне дойти.

В воспоминаниях привычно утону,

Скажу: «Привет, малыш, — стараясь улыбнуться, —

— Я тут немного задержусь и догоню…

Вот только бы в пути не разминуться…

Ты за меня там попроси у Бога…

Не хватит сил моих — пробиться в тот приют;

Осталось их уже совсем немного,

Но если ты попросишь, то, пожалуй, что возьмут».

 

Преднамеренно задержавшись на работе, Борис надеялся никого не встретить.

Засунув руки в карманы расстёгнутой куртки и опустив голову, он шёл по длинному коридору, направляясь к проходной.

— Борис Борисович! — раздался крик откуда-то издалека.

Борис недовольно поднял взгляд и увидел, бегущего к нему, Ивана.

— Не ори… Что случилось?

— Борис Борисович! — повторил Иван, пытаясь отдышаться. — Там… Там Романыча бьют!

— Что же ты стоишь?! Бежим! — распорядился Борис, увлекая за собой Ивана. — Кто бьёт? Что они от него хотят?

— Алкаши наши — денег требуют на выпивку.

Около заводоуправления, действительно, трое, обступив четвёртого, осыпали его ударами.

Борис вдруг почувствовал, что бежать ему довольно тяжело; он быстро снял куртку и бросил её Ивану.

— Ты чё, Боря, тоже в «лобешник» захотел? — поинтересовался один из забулдыг, направляясь к Борису.

Видя, что избиение продолжается, Борис с ходу ответил на вопрос таким апперкотом, что вопрошавший отлетел в ближайший сугроб. Пробежав ещё несколько метров, Борис вцепился во второго, крутанул его вокруг себя и мощно ударил ногой по корпусу третьего.

— Боря, Боря, не надо! — запричитал единственный оставшийся на ногах пьянчуга, увидев, занесённый над ним, кулак Бориса.

— Толик, скотина, что вам от него надо?

— Да мы так, Боря… мы в долг… Ну, у него же, по любому, «бабки» остались…

— Скажи-ка мне, Толя: хочешь ты, чтоб в «ментовке» узнали, чем по вечерам занимается, ранее судимый, Бахтеев Анатолий по кличке Бахус?.. Свидетелей-то предостаточно.

— Не надо, Боря!.. Ну ты же — свой!..

— Я тебе — не «свой»… Запомни, скотина, что больше я с вами не пью и дел никаких не имею; этим — тоже передай, — Борис указал на лежащих.

— Ладно, всё, всё, извини, — взмолился Анатолий. — И ты, Романыч, извини.

— Ты как, Романыч? — поинтересовался Борис, отпуская Бахтеева.

— Нормально, — ответил Егор Романович, пытаясь привести в порядок свою одежду.

— Что-нибудь забрали?

— Дам я им, как же!

— Не хочешь заявление в милицию написать?! — громко спросил Борис. — Мы с Ванькой свидетелями пойдём.

— Подумаю! — так же громко ответил Егор Романович. — Пойдёмте-ка отсюда.

— Как тяжело-то! — процедил Борис, принимая на ходу, поданную Иваном, куртку и набрасывая её на плечи.

— Что так? — поинтересовался Егор Романович.

— Ослаб что-то, — пояснил Борис. — Еле справился.

— А ты бы пил поменьше!.. Куртку-то застегни, застегни… и шапку одень… Нельзя же так опускаться!

— Вот и ты, Романыч, туда же… На меня и так вчера одна знакомая «наехала» так, что до сих пор всего трясёт.

— Тебя не от этого трясёт… Вынь руки-то из карманов.

— Зачем?

— Вынь, вынь, вытяни вперёд.

— Пожалуйста, подчинился Борис.

— Иван, погляди-ка на его пальцы… Что скажешь?

— Трясутся слегка.

— Слегка?! Допился уже!

— Да ладно, Романыч; не пил я сегодня, — попытался оправдаться Борис, — не пил и не собираюсь… Надо завязывать, — согласен.

 

***

Вернувшись домой, Борис выкинул с балкона начатую пачку сигарет, затем достал из шкафа почти полную бутылку водки, открыл её и перевернул над раковиной. Он уже решил, что в предстоящие выходные постарается хорошенько отдохнуть и обдумать сложившуюся ситуацию; а пока — самочувствие его стремительно ухудшалось. За ужином Борис уже начал сожалеть, что избавился от спиртного, однако, поразмыслив, он отыскал телефон и позвонил Алексею.

— Привет, привет, — ответил Алексей. — Хорошо, что позвонил. Я уже и сам собирался…

— Привет, Лёха; мне твой совет нужен.

— Что случилось?

— Что-то трясёт меня всего.

— Спиртного не пил сегодня?

— Нет.

— У тебя с желудком всё в порядке: ни гастрита, ни язвенной болезни нет?

— Нет, нет, всё в порядке.

— Аспирин есть дома?

— Да, вроде, есть.

— Ужинал уже?

— Ужинаю.

— Значит: прямо сейчас две таблетки аспирина прими и запей тёплым слабым чаем; а завтра — зайди-ка ко мне, когда я с работы вернусь.

— Завтра же суббота… Ты и по субботам работаешь?

— Не всегда, но довольно часто.

 

***

Остаток вечера Борис не знал чем заняться. Хотя аспирин ему и помог, но настроение было отвратительным. Он то ходил из угла в угол, то пытался смотреть телевизор, однако чушь, заполнившая все телевизионные каналы лишь раздражала; время тянулось мучительно медленно, будто преднамеренно издеваясь.

«Интересно, что сказал бы отец Николай, что посоветовал бы?» — подумал Борис, но не смог предположить, каким мог бы быть ответ. Он подошёл к иконе и попытался всмотреться в лик Спасителя; икона, однако, вдруг стала расплываться; комнату заволокло каким-то едким туманом. Борис пошатнулся и, чтоб не упасть, слегка согнул ноги в коленях и поставил их пошире. Он почему-то вдруг совершенно отчётливо вспомнил, как отец Николай призывал его к осторожности, когда вешали колокола. «Сейчас тоже нужна осторожность?..» — подумал Борис, но какое-то тихое мерзкое хихиканье отвлекло его от размышлений. Среагировав на звук, он повернул голову влево. Взгляду открылась довольно странная картина: в стене зияла серебристая воронка, туман же всё больше густел и закручивался вихрем, будто стремясь подхватить Бориса и куда-то унести.

Стремясь сохранить устойчивость, Борис понизил центр тяжести ещё больше и, будто пытаясь спрятаться от кошмара, закрыл глаза руками.

«Гэ-гэ-гэ!» — донеслось откуда-то из стены.

«Тьфу-ты! — подумал Борис. — Так похоже на мерзкий смех Стаса Брусятина».

Набравшись смелости, Борис немного опустил руки и, удерживая их перед лицом, приоткрыл глаза.

Перед ним стоял довольно крупный чёрт и, ехидно улыбаясь, поигрывал кочергой. Борис отпрянул, но тут же ухватился за кочергу и без замаха, коротко и жёстко, ударил рогатого кулаком в рыло. Чёрт, взвизгнув, отлетел и, пошатываясь, полез в стену.

Чуть помедлив, Борис запустил в визитёра кочергой, которая, отскочив от чертовского хребта, со звоном упала на пол.

Портал несколько раз изменил свой цвет и закрылся, кочерга же осталась на полу.

Растерянно осмотревшись, Борис сделал шаг по направлению к кочерге и перекрестился; в тот же миг из стены высунулась лохматая рука и, забрав кочергу, исчезла.

Вернувшись к иконе, Борис вновь взглянул на неё и, ещё раз перекрестившись, произнёс:

— Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешнего!

Спаситель посмотрел на Бориса весьма сурово и отвернулся.

 

***

Ночь прошла для Бориса тяжело как никогда: его трясло, бросало то в жар, то в холод, мерещилась довольная рожа Фокичева и, направленная на Петра, арматурина. Голос отца Николая слышался Борису несколько раз будто откуда-то издалека; казалось, совсем рядом звучал голос Кати: «А пьянствовать и в таком виде ходить — удобно?! Где шапка твоя?! Потерял?!»

Утром, ещё ничего не соображая и находясь под впечатлением от ночных кошмаров, Борис привычно пошарил в шкафу; не обнаружив бутылку, он вспомнил, что вылил водку в раковину, а так же про две таблетки аспирина, которые могут несколько улучшить его самочувствие. Позавтракав и помотавшись какое-то время по квартире, он позвонил Алексею и, договорившись о встрече, начал собираться. Торопиться не было необходимости; Борис решил, что прогулка пойдёт ему на пользу. Морозный воздух, действительно, взбодрил его. Остановившись около здания училища, Борис не спешил звонить, он хотел для начала собраться с мыслями, но вскоре заметил Алексея.

— В окно меня увидел? — спросил Борис.

Алексей кивнул в ответ и предложил:

— Давай-ка сразу рассказывай…

Борис рассказал обо всём, что сам считал существенным.

История про чёрта позабавила Алексея. Стараясь оставаться внешне серьёзным, он спросил:

— А чёрт — он какой?

— Как козёл, — ответил Борис.

— Это — понятно… Выглядит-то он как?

— Как козёл и выглядит, только нос — «пятачком», как рыло у свиньи, рога — поменьше чем у козла, хвост — как верёвка, копыта на нижних конечностях, верхние конечности — как у обезьяны, всё тело шерстью покрыто.

— А цвет?

— Чёрный.

— Я слышал, что бывают зелёные или коричневые.

— Не знаю… Может быть: разные подвиды?.. — пожимая плечами, предположил Борис. — Смеётся, кстати, как Стас Брусятин — такое же противное «Гэ-гэ-гэ!», а воняет — ещё более мерзко: будто не менее десятка яиц протухло.

— Сероводородом?

— Похоже на то… — неуверенно согласился Борис. — А ведь, правда, чёрт-то — странный какой-то… В песне у Высоцкого — чёрт приходит на коньяк; а у меня — спиртного совсем не было: водку-то я вылил.

— Может, он к кому-то другому шёл, а к тебе — по ошибке забрёл?

Уловив издёвку в словах Алексея, Борис промолчал.

— Вообще-то, всё это — вполне типично, — продолжил Алексей. — Пока ты этого «беса» «подкармливал», — он не появлялся; а теперь — пугает, хочет заставить тебя продолжить пьянствовать.

Борис продолжал молчать.

— Можно было бы, конечно, всё через биохимию попытаться объяснить, но через «чертей», вроде, получается более наглядно, поскольку их «видно», а биохимию — нет.

Алексей прервал свои рассуждения и задумался, почувствовав себя неловко из-за собственного шутливо-издевательского тона; выкручиваться, однако, не пришлось.

— Может, к наркологу обратиться? — спросил вдруг Борис.

— Не вздумай! — мгновенно отреагировал Алексей.

— Почему?.. Вроде, некоторым помогают.

— Помощь эта — весьма сомнительна… Фактически, наркологи не излечивают своих пациентов, а вот на учёт — ставят. Постановка на учёт будет «защищать» общество от тебя, а тебе — может только навредить, «всплывая» то при трудоустройстве, то в какой-то другой ситуации. К тому же, могут вынудить пройти стационарное лечение…

— Это ещё зачем?! — удивился Борис.

— А чтоб стационар не пустовал… Финансирование им могут урезать… Мне это — хорошо знакомо: самому, к сожалению, приходилось подобным образом заполнять стационар, следуя устному распоряжению начальства.

— Лечить-то они в стационаре обязаны!..

— Да брось ты… Менты — тоже обязаны… Ладно, не буду напоминать… Короче, считай лучше, что наркологический стационар — «курсы по обмену опытом» для пациентов, место, где можно незаметно для себя самого перейти на «колёса»; а там — и до героина не далеко.

— Что же делать?

— Знаю я одного человека, который может тебе помочь… У тебя дома зеркало есть?

— Предлагаешь заглянуть в зеркало?.. Боюсь, что увижу я в нём совсем не то, что хотел бы.

— У тебя когда-то хватало силы воли для тренировок, для участия в соревнованиях, даже для той вашей наивной компании по очистке города от мрази. Теперь с таким же упорством на себя поработай: откажись от спиртного, от табака, вообще образ жизни измени.

— Умеренно-то выпивать можно?

— Нет, совсем нельзя.

— Сам-то пьёшь вино умеренно.

— Мне можно, — ко мне «черти» не приходят… Когда «черти» начинают приходить — это значит, что в ходе биохимических процессов произошли необратимые изменения и организм утратил способность правильно распоряжаться поступающим алкоголем… С этим надо смириться.

— Опять смирение! — со вздохом произнёс Борис.

— Кто-то тебе уже говорил об этом?

— Отец Николай говорил о смирении… Я вот не понимаю: почему другие пьют, но с ними — ничего не случается?

— Может, пьют по-другому… К тому же, люди — не одинаковы. Ты пил-то месяца два подряд?

— Где-то так.

— Это — много… А в прошлом — разве не было уже чего-то подобного?.. Вспомни: после армии, после твоих побед и поражений в соревнованиях.

Борису хотелось возразить, но он промолчал.

— Не знаешь: предки твои не злоупотребляли, не спивались?

— Что-то слышал от матери, будто отец и дед по отцовской линии злоупотребляли.

— Ну вот тебе и анамнез. Добавим к нему черепно-мозговые травмы, которые у тебя, конечно же, были… Короче, считай, что свою последнюю каплю ты уже выпил. Давай-ка будем исправлять твой образ жизни… Откладывать-то некуда. У меня, к тому же кое-какие идеи появились.

Борис чувствовал, что уже не может что-либо осмыслить и принять решение. Он покорно шёл рядом с Алексеем, а оказавшись у него дома, сразу взял гитару и начал что-то наигрывать.

Стараясь не привлекать внимание Бориса, Алексей взял мобильный телефон и вышел на балкон. Поговорив с Тимофеем и с Катей, он вернулся обратно, прихватив попутно из шкафа картонную коробочку, которую тут же положил перед Борисом и сказал:

— Это — ноотропил в капсулах. Будешь принимать по одной перед едой. Упаковка, правда, не полная, — сам начинал принимать, но потом забросил.

— Тебе-то зачем? — удивился Борис.

— Чтоб «соображаловка» лучше работала… Тебе этого будет мало, — придётся ещё купить; кроме того, хорошо бы что-то из гепатопротекторов, какие-нибудь хорошие поливитамины, обязательно панангин или аспаркам, ну и аспирин пока продолжай принимать по одной таблетке в конце еды.

— И это всё?! — то ли обрадовался, то ли удивился Борис.

— Размечтался!.. Это — далеко не всё… Тебе предстоит очень большая работа над собой, вместо которой, кстати, наркологи используют психотропные средства; а от них — больше вреда чем пользы.

— Зачем же их применяют?

— Иногда в этом всё же есть смысл… Я их тоже иногда применял…

Увидев во взгляде Бориса вопрос, удивление и непонимание, Алексей, уже сожалея о сказанном, но понимая, что следует внести ясность, продолжил:

— Я, когда ещё в институте учился, подрабатывал одно время медбратом. В отделении, где я работал, было несколько онкологических больных; они всегда стонали, кричали, всегда, но только не в мои смены… Дело в том, что в то время ещё были в свободном доступе нейролептики; вот и ставил я им помимо назначенных наркотиков ещё и галоперидол, — получалась нейролептанальгезия; в результате — больные меньше страдали.

— Это было на пользу больным?

— Тем — да… Правда, когда начальство узнало, — отругали меня, а потом уже официально тем пациентам галоперидол назначили.

— Понятно… Ты мне названия-то все запиши.

— Да, да, запишу… Сейчас чаю попьём, перекусим немного, а потом в баню пойдём… К тебе, естественно, заскочим, чтоб ты переоделся и взял всё для бани.

 

***

Катя пришла к Тимофею раньше чем обычно. Едва миновав калитку, она увидела, что над крохотной баней уже клубится дымок.

Тимофей, набиравший в вёдра воду из колодца, издали ответил на Катино приветствие и занёс вёдра в баню. Тем временем из конуры выбрался Фрэд и, приветливо виляя хвостом, направился к Кате.

— Пойду-ка я к Семёнычу, — сказал, выходя из бани, Тимофей. — Хозяйничай тут… Фрэда я с собой беру… Позвоните мне, когда уходить будете.

Тимофей давно хотел продолжить разговор с Игорем Семёновичем, однако сосед больше в гости не заходил, сам же Тимофей не решался проявить инициативу. Теперь он мог оправдаться перед самим собой, но не был уверен, что сможет задать интересующие его вопросы.

Дав несколько наставлений Кате, Тимофей накинул на макивару рваный мешок из-под картошки, прицепил поводок к ошейнику пса и направился через огород к соседу.

 

***

Борис едва поспевал за Алексеем, который, однако, и не думал его жалеть. Вручив ещё перед началом пробежки Борису свою сумку, Алексей заявил, что это нужно для равновесия и, не дожидаясь ответа, устремился вперёд. Бег с двумя сумками по довольно глубокому снегу оказался весьма утомительным; вскоре Борис начал отставать.

— С тобой всё в порядке? — спросил Алексей, оглянувшись.

— Нормально, — буркнул Борис и провалился в сугроб.

— Не падай, не падай, вылезай только за счёт ног! — инструктировал Алексей, вглядываясь в лицо Бориса. — Вылезай, вылезай!.. Помогать не буду!.. Сумки не опускай, подними!

Усилием воли Борис выполнил требования Алексея и вновь побежал за ним следом. По дороге, идущей мимо частных домов, бежать стало несколько легче, однако силы уже покидали Бориса.

— Привет, привет! — раздался где-то совсем рядом голос Кати.

«Слава Богу! Кажется, прибежали», — подумал Борис, кивая Кате в ответ.

— Зверик где? — спросил Алексей.

— В гости ушёл к соседу, — ответила Катя, открывая калитку. — Не забыть бы позвонить им, когда уходить будем.

— Борь, ты в порядке? — обратился Алексей к Борису. — Делай пока свою обычную разминку.

— Прямо тут? — удивился Борис.

— Да, да… Я пока баню посмотрю.

Борис постарался сосредоточиться. Вспоминая и делая свои упражнения, он вдруг заметил, что, уходившая куда-то, Катя, успев где-то переодеться, вновь появилась на крыльце.

— Не замёрзнешь в одном кимоно? — спросил Борис.

— Я не в одном кимоно, у меня ещё кеды на ногах, — ответила Катя и подняла выше головы ногу, демонстрируя свою обувь.

— Баня почти готова, — сообщил Алексей. — Воды немного добавлю… Борь, пусть Катя по тебе побьёт немного!.. Не пришиби только её своими ручищами.

Борис сначала кивнул, но вдруг, будто повинуясь старой привычке, чётко поклонился Алексею, как если бы тот был тренером, затем повернулся к Кате и поклонился ей так же. Ответив на поклон, Катя начала осторожно наносить удары, будто изучая нового для себя человека. Пытаясь вспоминать аналогичные тренировки с Петром, Борис быстро убедился, что Катя работает в совершенно другой манере: не очень-то стараясь обыгрывать Бориса, она тем не менее всегда стремилась расположиться так, чтоб ей было удобно, а ему — нет. Борис с трудом успевал реагировать на удары руками, с удивлением обнаружил, что не способен держать «лоу-кики» и всякий раз вынужден подгибать ногу.

Порядком измотав Бориса, Катя решила сменить тактику и принялась использовать его руки как конечности деревянного манекена. Такой вид тренировки был хорошо знаком Борису по «Годзю-кану», тем не менее он то и дело получал то ладонью в лоб, то кулаком в бок. В качестве финального штриха Катя попыталась выполнить различные варианты выведения из равновесия, однако, убедившись, что Борис достаточно устойчив, обозначила несколько высоких ударов ногами, цепляясь при этом за руки Бориса и используя таким образом его устойчивость в своих целях. Окончив «экзекуцию», Катя сделала несколько коротких шагов назад, слегка поклонилась, не сводя взгляд с Бориса, затем повернулась и направилась в сторону крыльца.

Расчёт Бориса на то, что в бане можно будет отдохнуть, не оправдался: ему пришлось многократно отжиматься от пола, приседать, заниматься растяжкой. Из бани он вышел пошатываясь и мечтая поскорее оказаться дома.

— Позвонила уже? — спросил Алексей у, ожидавшей на крыльце, Кати.

— Сейчас позвоню, — ответила Катя, доставая из кармана куртки, мобильный телефон.

Борис невольно прислушался, однако короткие фразы Кати понять не смог и, направившись вслед за Алексеем к калитке, спросил:

— Обратно бегом не погонишь?

— Хватит на сегодня… Завтра всё повторим, — «утешил» Бориса Алексей.

Взглянув на Бориса и увидев выражение его лица, Катя засмеялась, но от каких-либо комментариев удержалась.

— Неудобно как-то перед хозяевами, — замялся Борис, — опять надо будет дрова на растопку бани тратить…

— Не переживай… Я уже договорился… К тому же, дрова для бани я летом покупал, я же их и колол пока…

— Пока хозяева в отъезде были, — подсказала Катя.

— Ты уверен, что это — действительно нужно? — спросил Борис, ставя вопрос по-другому.

Хорошо понимая настроение Бориса, Катя вновь засмеялась.

— Думаешь, что зря издеваюсь над тобой?.. Это — для тебя нужно: надо организм как следует «встряхнуть», дезинтоксикацию провести, гормональный фон изменить, — объяснил Алексей.

Не желая тратить время на прогулку, Катя попрощалась и пошла домой коротким путём.

— Никогда бы не подумал, что у неё такой хороший уровень, если бы сегодня на себе не прочувствовал, — сказал Борис, когда Катя отошла достаточно далеко.

— Только ей об этом не говори… Думаю, что ей надо стремиться к дальнейшему развитию, тем более, что её потенциал, похоже, далеко не исчерпан.

— Да, да, похоже, — согласился Борис.

— У тебя минеральная вода дома есть?

— Да… Что-то я последнее время часто стал её покупать.

— Не удивительно… Вот сейчас ею-то потерю жидкости и восполни, а утром не забудь принять таблетку аспирина в конце завтрака — для улучшения гемодинамики.

— Завтра всё тело будет болеть, — предположил Борис.

— Втянешься постепенно… Свою собственную систему тренировок обязательно вспомни, а лучше — новую постепенно составь с комплексом упражнений для самостоятельных домашних тренировок… Да, в понедельник сходи-ка в поликлинику, больничный возьми.

— Ты же говорил, что не надо обращаться…

— К наркологу — не надо, а вот к терапевту — очень даже надо… Пожалуйся на боли в области сердца и на головные боли… Удивляешься?.. Это — для того, чтоб твою сердечно-сосудистую систему проконтролировать. С такими жалобами назначат именно то обследование, которое тебе требуется. Только про пьянку свою не говори.

— А если спросят?

— Отрицай категорически.

 

***

Второй выходной день прошёл для Бориса по той же схеме.

В понедельник ему, действительно, выдали больничный лист и несколько направлений.

Поскольку после двух дней тренировок всё тело болело, изображать больного Борису было совсем не трудно.

Порядком измотавшись от хождений по кабинетам, Борис отправился домой окольным путём и сделал довольно хорошую пробежку, понимая, что таким образом можно уменьшить боли в мышцах. Дома с той же целью он принял горячую ванну, затем облился холодной водой, после чего наконец-то почувствовал себя вполне сносно и углубился в размышления об изменении образа жизни. Когда, ближе к вечеру, позвонил Алексей, Борис с удовольствием отчитался не только о проделанной работе, но и о своих планах.

Во вторник Алексей вновь ограничился телефонным разговором; Борис же, хоть и держал себя в руках, но, поскольку одиночество его всё больше угнетало, решил напроситься в гости. Алексей ответил, что будет ждать Бориса в четверг.

 

***

От этой встречи Борис, как будто, чего-то ждал, но сам не понимал сути этого ожидания. Он рассказал Алексею о результатах своего обследования, после чего протянул ему свой мобильный телефон.

— На камеру телефона что-то снял?

Борис кивнул и, пока Алексей изучал электрокардиограмму и другую информацию, взял гитару и начал медленно перебирать струны.

— Всё относительно хорошо, — подытожил Алексей, — а это значит, что курс мы взяли верный… Что ещё нового?

— А вот послушай, разумеется, если не возражаешь, — предложил Борис, пытаясь сыграть какую-то мелодию, но вдруг, будто передумав, спросил:

— Помнишь моего соседа, охотника, который года три тому назад застрелился?

— Ещё бы! Думаю, что его весь город помнит. Не каждый день люди с балконов по ментам стреляют.

— Что-то я его в последние дни часто вспоминал…

— Вот только себя-то с ним не ровняй… Он ведь, вроде, каким-то начальником был — вот, видимо, с «жиру-то» и бесился; такие, бывает, нахапают, «поднимутся» к высоким должностям, «подминая» других, а потом пьянствуют, не зная чем заняться…

— Нет… Не знаю, как там на работе; а в быту он, вроде, вполне нормальным человеком был… пока спиваться не начал. Хотя, на мой взгляд, он и будучи пьяным чаще вёл себя прилично… пока от него жена не ушла.

Алексей невольно усмехнулся и, чуть помедлив, сказал:

— А ведь так обычно собутыльников выгораживают.

— Да ну, брось ты! — возразил Борис. — Всего-то пару раз выпивали вместе, когда он нашему клубу чем-то там помогал.

— Ладно, ладно, молчу… Ты, вроде, что-то спеть собирался, — напомнил Алексей.

Борис довольно долго настраивался, делая вид, что настраивает гитару, потом, добившись нужного музыкального сопровождения, начал свой рассказ:

Как-то мне сосед один доказывал:

«Зверя нет страшнее кабана!..»

Свой билет охотничий показывал…

Только я ответил: «Ни хрена!..»

Купив коньяк, он звал на посиделки,

Но я сказал, что опасаюсь «белки»,

Так как она, паскуда, верь — не верь,

И есть тот самый «самый страшный зверь».

А он твердил, что белка — зверь приличный,

При чём невероятно симпатичный

И как-то раз в свой «зооуголок»

С охоты он бельчонка приволок.

Бельчонок лазил по рогам оленьим,

Сосед же водку с пивом пил от лени,

А «нализавшись» этой дряни «всласть»,

Ругал начальство, холуёв и власть.

Он говорил: «Мерзавцы правят нами!..»

А дальше — неприличными словами

О том, что «в пропасть катится страна…»

А я: «Нет злее белки грызуна!»

А я: «Страшнее белки — зверя нет;

А если есть, то разве что — медведь,

Не бурый, что бредёт по лесу шагом,

А белый, злой — тот, что бежит под флагом».

Сосед потом не пил почти три дня,

Потом просить стал денег у меня.

Я, как и все, развёл в ответ руками…

Он всех соседей обозвал волками,

Потом с балкона из ружья палил

И мне кричал, чтоб я ему налил.

Собака с белкой от него сбежали,

Когда менты к балкону подъезжали…

Сосед в УАЗик пару раз пальнул,

Потом залёг и песню затянул,

От песни ещё больше впал в тоску

И снёс дуплетом из ружья себе башку.

Я взял, назвав Делирием, бельчонка;

Потом пришла вслед за бельчонком собачонка…

Хоть у неё паршивый экстерьер,

Но о соседе — память и пример.

Сильней, чем антиалкогольная беседа

«Мозги вправляет» эта память про соседа…

Сам виноват сосед мой, вроде, ведь…

Но так же: я… и «белка»… и «медведь».

Когда Борис замолчал, Алексей прокомментировал задумчиво:

— «Живём» уж очень «хорошо», потому и истории подобные происходят; «медведь», пожалуй, больше всех и виноват.

— Да ну их, этих «медведей»!.. Я вот, вроде, начал «выплывать», а вчера вдруг такую пустоту ощутил!..

— Цели нет?

— Похоже…

— Раньше у тебя цели были спортивные — значит: пустые. Похоже, что к пониманию Пути ты так и не пришёл… Самое время — этим заняться.

— Уверен, что сам-то нашёл этот самый Путь?.. У тебя нет времени на то, чтоб книги почитать, о которых я тебе говорил… Последние три дня ты, явно, был чем-то очень занят. Есть ли у тебя время на то, чтоб собственную жизнь осмыслить?.. Может, то, чем ты живёшь — лишь иллюзия, самообман?.. Что есть у тебя в жизни?.. Семья — развалилась… Что будет, если вдруг работу потеряешь, окажешься в таком же окружении, в каком я нахожусь?

— Не знаю… Кстати, почему бы тебе работу не сменить?.. Катя как-то рассказывала, что один её одноклассник устроился сторожем в детский сад. Платят там, естественно, мало, но на трезвую-то жизнь, пожалуй, должно хватать. Подумай о таком варианте.

— Чтоб не находиться среди алкашей?

— Да, но не только… Ты вот говоришь, что у меня нет времени на осмысление собственной жизни; а у тебя разве с этим всё в порядке? Отсутствие внешних помех могло бы пойти тебе на пользу. От окружающей действительности можно уклоняться по-разному; один из самых плохих способов ты уже попробовал, попробуй теперь способ разумный.

— Получается, что ты тоже предлагаешь бегство от действительности?

— Скорее — возможность находить время для разумного самоанализа, способствующего отказу от тех глупых страданий, в которых почти все почему-то вязнут в той или иной степени.

— Имеешь в виду отказ от страданий — как в буддизме?

— Да… Если получится хотя бы частично — это уже будет хорошей основой для самоисправления и дальнейшего развития.

— Похоже, есть о чём подумать, — размышлял вслух Борис. — Правда, отец Николай, кажется, говорил мне что-то другое, похожее, но другое… Ну да ладно; вроде, полезный разговор получился.

— Хорошо… В выходные повторим наши «банно-беговые» тренировки.

— Неудобно… — начал было возражать Борис.

— Я уже договорился, — уверенно заявил Алексей.

Борису оставалось только согласиться.

 

Новые тренировки добавили Борису решимости, однако его тяготило чувство неловкости перед, неизвестными ему, хозяевами бани; другой причиной дискомфорта стала поликлиника, посещать которую ему уже порядком надоело. Посоветовавшись предварительно с Алексеем, Борис попросил терапевта закрыть больничный лист, сказав ему откровенно, что просто устал ходить по кабинетам и стоять в очередях и пообещав продолжить назначенное лечение самостоятельно.

Обстановка на работе почти не изменилась, однако уже не угнетала Бориса; бывшие собутыльники стали обходить его стороной, с опаской оглядываясь, однако здороваться не забывали.

Однажды в конце рабочего дня к Борису боязливо подошёл Бахтеев и как-то неуверенно пробормотал:

— Боря, тема есть.

— Что, что? — небрежно переспросил Борис, зачем-то делая вид, будто не расслышал.

— Тема, говорю, есть, — повторил Бахтеев чуть громче.

— Метров с десяти бы ещё шептал, — проворчал Борис.

— К тебе подойдёшь!.. Жека вон до сих пор через раз дышит после твоего пинка.

— Сами виноваты… А ты, похоже, тем не менее, уже забыл про наш уговор.

— Не забыл я… Я же говорю, что тема есть: человек один тебя спрашивал, говорил, что у вас какой-то общий интерес имеется…

— Что за человек? — спросил Борис, насторожившись.

— Генка Бидон «откинулся».

— Какой ещё «Бидон»?

— «Прикалываешься», или, правда, не в курсе?

— Без понятия.

— Ну ты даёшь!.. Не слышал про Генку Двудонного!..

— Рассказывай, не тяни.

— Генка, он, говорят, «герыч» «толкал»; за то и «присел»… Странно как-то, что рано «откинулся»; не иначе — поделился с кем надо… Да припрятано у него ещё, — не сомневайся; поторгуйся с ним, если возьмёшься помогать.

— Помогать-то в чём?

— Вот и я его о том же спросил; а он мне: «Ты, Бахус, не в своё дело не лезь; Бобон сам всё поймёт».

— Именно так и сказал?

— Именно так.

— Где и когда он хочет встретиться?

— Да хоть сегодня после работы — в нашем кабаке.

— Ты мне его из кабака-то вызови в соседний двор; а-то мне самому в кабак нельзя.

— Что так? — удивился Бахтеев.

— Врачи пить запретили; сорваться боюсь.

— Ой, да они всем запрещают!.. Ерунда это всё.

— Толян, я с тобой дискутировать не собираюсь… В кабак заходить — не буду…

— Ладно, — согласился Бахтеев, — раз надо позвать, — позову.

 

***

После работы Борис вынужден был слушать «трескотню» Анатолия по пути к кабаку. Стараясь не вникать в содержание болтовни, он в то же время опасался упустить что-нибудь важное.

Около кабака Борису пришлось ждать не более пяти минут. Внешность пришедшего на встречу показалась Борису знакомой.

— Не узнаёшь? — спросил Геннадий.

— Нет, — коротко ответил Борис.

— А ведь ты когда-то много мне «крови попортил»… Ну да ладно; похоже, что теперь у нас общие интересы образовались.

— Это какие же?

— Не догадываешься?.. Меня тот же мент «закрыл», что и тебя.

— Вроде, суды «закрывают», а не менты…

— Брось, Бобон, брось!.. Ведь ты бы ушёл, если бы не он… И я бы ушёл… Посчитаться, однако, не мешало бы… — не желаешь?

Решение пришло мгновенно, однако Борис выдержал паузу, будто обдумывая предложение, после чего «задумчиво» протянул:

— Допустим… Однако, мне бы хотелось получить ответы на два вопроса… Во-первых: что я с этого буду иметь?.. Если ответ меня не устроит, — второй вопрос отменяется.

— Это — мне уже начинает нравиться… Опасался, честно говоря, что ты, как истинный «борец за идею», кинешься морду мне бить.

— Хватит с меня «идей»… Не популярны такие «идеи» в этой стране, сажают за них… Похоже, что вашу наркомафию кто-то в «верхах» очень мощно поддерживает.

— Дошло наконец-то?!

— Дошло… Обсудим условия?

 

***

Алексей собирался на тренировку. Идти не хотелось, однако Тимофею понадобилось куда-то отлучиться и он хотел, чтоб Алексей позанимался с его бывшими сослуживцами. Сама мысль о том, что придётся общаться с сотрудниками милиции, казалась Алексею отвратительной, но отказать Тимофею он не мог.

Алексей уже намеревался выходить, когда пришла Катя.

— Ты готов? — спросила она.

У Алексея зазвонил телефон.

— Ну вот!.. Извини… Борис чего-то от меня хочет.

— Поговори, поговори, не спеши, — вяло отозвалась Катя, ставя на пол свою сумку.

Алексей больше слушал, чем говорил. После нескольких утвердительных ответов он убрал телефон и обратился к Кате:

— Придётся мне задержаться…

— Случилось что-нибудь?

— С Борисом надо поговорить… Придёт сейчас.

— Ладно, пойду одна… Догоняй.

— Подожди, подожди, — остановил Катю Алексей. — Тимофей собирался куда-то уйти — просил меня с его ментами позаниматься…

— Хочешь, чтоб я начала?

— Сможешь?

— Естественно… Какая тема?

— Ножевой бой.

— Это — моя любимая тема… Не беспокойся, — уверенно заявила Катя и, подобрав сумку, повернулась к двери.

 

***

Борис пришёл вскоре после ухода Кати.

— Торопишься? — спросил он с порога.

— Не важно… Проходи и рассказывай.

— Минут двадцать назад договорился с одним ублюдком какую-то пакость Тимофею сделать… Похоже, что всё очень серьёзно… «Всплыла» моя тюремная кликуха; а я здесь Бобоном никому не представлялся… Понимаешь, что это значит?

— Какой-то влиятельный подлец зачем-то хочет твоими руками разделаться с Тимофеем, да и тебя упрятать обратно на всякий случай… Других версий не вижу… А почему «Бобон»?

— Расскажу когда-нибудь; сейчас — не до этого… Сейчас я хочу понять, что я должен делать…

— Сколько у нас времени?

— Похоже, что дня два, однако не удивлюсь, если какая-нибудь неожиданность «вылезет на ровном месте».

— Я должен предупредить Тимофея.

— Не спорю, — смирился Борис.

— Давай-ка любые соображения по этой теме обсуждать незамедлительно в любое время суток… Сейчас — не знаю, что ещё сказать.

— Ладно, только давай обойдёмся без милиции.

— Естественно, — согласился Алексей.

 

***

Войдя во двор, Катя поздоровалась с Фрэдом, затем ткнула пальцем в, стоявшего у крыльца, Сергея и сказала:

— Тебя знаю, ты при Джульке состоишь на службе… А это — кто?

— Павел.

— Заходите… Буду сегодня я вас учить.

— А вас, девушка, как зовут? — поинтересовался Павел.

— Екатерина Васильевна, — представилась Катя.

Фрэд, вертевшийся рядом, попытался проскочить в сени.

— А вас, Фрэд, я попрошу остаться, — обратилась Катя к псу, указав рукой в сторону двора.

Разминку Катя провела короткую, но жёсткую, затем, предложив перейти к основной части тренировки, сказала:

— Мне передали, что с Тимофеем вы начали заниматься танто-дзюцу…

— Чем, чем? — переспросил Сергей.

Катя взяла макет ножа с подвижным стальным лезвием и, удерживая его двумя руками, сказала:

— «Танто» — это нож, «дзюцу» — искусство… Проверим для начала, что вы умеете. Кто первый?

Сергей взглянул на Павла и направился к Кате. Пренебрегая ритуальным поклоном, Катя плавно взмахнула обеими руками и, держа учебное оружие в левой руке обратным хватом, уткнула тупой клинок в правую надключичную выемку Сергея. Уходящее в рукоятку, лезвие создавало видимость реального поражения. Сергей отпрянул, но тут же получил гладким лезвием по горлу; при этом Катя уже успела перехватить нож правой рукой, а правой ногой зашагнуть за ноги Сергея, смещаясь вперёд и вправо с понижением центра тяжести.

— Во, блин! — оценила Катя падение Сергея. — А самостраховка где?! Посиди, отдохни.

Услышав слабый скрип двери, Катя поняла, что пришёл Алексей, но, лишь мельком взглянув в его сторону, тут же жестом подозвала Павла. Теперь она взяла нож прямым хватом, не спеша провела лезвием по обеим рукам Павла, затем по лбу, тут же поднырнула под его правую руку и обозначила укол в область правой почки. Ещё две атаки завершились аналогично первой.

— Плохо, — подвела итог Катя. — Отдыхай пока.

Взяв нож за лезвие, Катя подала его Сергею и предупредила:

— В голову тычковые удары не делать!

Сергей кивнул и пошёл в наступление. Увернувшись несколько раз, Катя опустила свою левую руку на правую руку Сергея и крутанула его вокруг себя. Не смотря на значительную разницу в росте и весе, Сергей потерял равновесие и упал на колено. Сделав рычаг кисти, Катя уложила Сергея на татами, быстро перевернула и обезоружила.

 

***

Услышав шаги в кухне, Алексей вышел из комнаты-додзё и увидел Тимофея.

— Не понял! — удивился Тимофей. — Ты даже ещё не переоделся!

— Катя с ними занимается, если можно так сказать… Издевается, похоже, над ними… Важная!.. Твой чёрный пояс нацепила…

— Ладно, пусть занимаются… Похоже, Лёха, что неприятности какие-то у меня намечаются… Придётся вам какое-то время не ходить сюда.

— Опять кто-то на ваши участки претендует?

— Похоже на то.

— Расскажи подробно.

— Я сам разберусь, — уверенно заявил Тимофей.

— Думаешь, что всё будет так же, как было осенью?

Тимофей лишь пожал плечами.

— Они — мерзавцы, но не идиоты; наверняка что-нибудь новое придумают, — предположил Алексей.

— Лёш, я не могу вас подвергать опасности.

— Катю попросим пока не приходить… «Причину» придумаем. Правду ей знать не обязательно… А Зою Ивановну куда?

— Не знаю. Думаю, что она не согласится куда-либо уйти… К тому же, надеюсь, «боевых действий» тут не будет.

Алексею надоели недомолвки и он рассказал Тимофею во всех подробностях всё, что узнал от Бориса.

— Ладно, — согласился Тимофей, — будут тебе подробности.

Он достал из кармана несколько фотографий, положил их на стол и продолжил:

— Это — те, от кого, предположительно, может исходить угроза… Возможно, что на этот раз попытаются как-то запугать, не исключено, что что-нибудь подожгут.

— Твои бывшие коллеги «накопали»? — спросил Алексей, перебирая фотографии.

— Один из них… Участковый по старой памяти поделился соображениями… Этих, — Тимофей кивнул в сторону снимков, — им почему-то велено временно не беспокоить — якобы по какой-то оперативной необходимости… Говорит: начальник намекал, что частный сектор следует на какое-то время оставить без внимания… Он ещё и старые ориентировки на всякий случай скопировал…

Алексей кивнул и, положив перед Тимофеем одну из фотографий, сказал:

— Это — Борис… Остальные фотографии, кстати, надо бы ему показать.

— Согласен, но не только ему.

— Кому ещё?

— Семёнычу и Пашке.

— Верно, — согласился Алексей. — Павел-то пусть прямо сейчас и ознакомится.

— Тогда зови его.

— Ну нет… Не хочу без особой необходимости с ментами общаться… Сам зови.

Тимофей кивнул и быстрым шагом направился к двери.

Увидев, что Катя что-то объясняет Сергею, удерживая болевым приёмом Павла, Тимофей решил не ждать и, похлопав в ладоши для привлечения к себе внимания, сказал:

— Извините, но мне срочно нужен Павел… Катя, пока с Сергеем позанимайся.

Катя отпустила Павла и повернулась лицом к Тимофею. Ей почему-то показалось, что Тимофей должен её за что-то отругать, однако этого не случилось; Тимофей начал о чём-то рассказывать Павлу, затем оба вышли.

Внимательно выслушав рассказ Тимофея, Павел взял фотографии и копии ориентировок, накинул куртку и отправился к отцу.

— Давай договоримся, что официального обращения в милицию не будет, — попросил Алексей, дождавшись ухода Павла.

— Разумеется, — согласился Тимофей. — И участковый своего начальника подозревает, и Пашка своего… Может, Семёныч сейчас что-нибудь дельное подскажет…

Ситуацию всесторонне обсуждали вплоть до возвращения Павла.

К этому же времени Кате надоело измываться над Сергеем и она предложила закончить тренировку, после чего, приоткрыв дверь, обратилась к Алексею:

— Нам по домам не пора?

— Да пора бы, — согласился Алексей, пряча, возвращённые Павлом, фотографии и бумаги. — Собирайся.

 

***

— Думала, что Тимка меня отругает, — призналась Катя Алексею, когда они прошли через калитку.

— За что? — удивился Алексей.

— Пояс его одела, ментов замучала.

— Похоже, что ему сейчас не до этого… Дела у него какие-то появились… Надо бы нам его пока не беспокоить; в «Кимэ» можем недели две походить.

— Ну вот!.. — огорчилась Катя. — Мы же хотели в «Кимэ» только весной вернуться.

— Действительность часто разрушает планы… Приспособимся.

 

***

Возвращение в клуб «Кимэ» подействовало на Катю угнетающе. Делая разминку, она ожидала прихода Алексея, однако он не появлялся. Тренера тоже почему-то не было. Ещё несколько человек так же занимались самостоятельно. По залу лениво разгуливал Стас, он то останавливался, уставившись на кого-нибудь, то пытался с кем-либо заговорить, мешая людям тренироваться, то подходил к окну и стоял, оперевшись на подоконник.

Доделав разминку, Катя решила, что общей тренировки, вероятнее всего, не будет и подошла к макиваре. Вспомнить, что именно ей следует отрабатывать, труда не составляло. Подвигавшись перед макиварой, она прежде всего сосредоточилась на стойке и передвижениях, затем начала работать по схеме: «стойка-передвижение-удар-отход», стараясь делать всё слитно, без разрывов, плавно «переливая» каждое движение в последующее. Катя давно заметила, что рядом толкётся Брусятин, но, постепенно усложняя упражнение, не обращала на него внимания. Решив проконтролировать состояние «мышечного корсета», Катя нанесла несколько ударов по собственному телу.

— Гэ-гэ-гэ!.. — послышалось рядом. — Зачем ты это делаешь?.. Гэ-гэ!

— Пошёл вон! — огрызнулась Катя, не сдержавшись.

— Ладно, учтём… Гэ-гэ… — издал Стас, удаляясь.

«Умеет, скотина, тренировку испоганить; сам никогда не тренируется и другим мешает», — подумала Катя и постаралась вновь сосредоточиться на упражнении.

 

***

Просмотрев фотографии, Борис ткнул пальцем в одну из них и уверенно сказал:

— Вот этот со мной говорил; остальных — не знаю.

— Двудонный Геннадий Иванович, он же — Бидон… имеет две судимости… — начал читать Алексей.

— Из «ментовки» информация? — перебил Борис.

— Да, но не официально. Тот, кто для Тимофея эти рожи скопировал, сам, похоже, боится — считает, что кто-то из милицейского начальства сотрудничает с бандитами.

— Не удивительно… Другое странно: почему они столько тянули?.. Не Бидона же, в самом деле, из зоны ждали; у них, вроде, ублюдков хватает.

— Похоже, что тот подлец, который всем этим управляет, надумал одним махом решить несколько задач, оставаясь при этом в стороне… Осенью ты тех троих надолго в больницу «устроил». Вероятно, кто-то извлёк из этого урок. Пролечивать всех своих в травматологии этот кто-то, явно, не собирается, вот стравить тебя с Тимофеем — это другое дело. К тому же, перед твоим освобождением кто-то весьма настойчиво пытался выселить Тимофея и его соседей, — участки их кому-то приглянулись… Ясна ситуация?

— В общих чертах, вроде, понятно… С Тимофеем, значит, придётся взаимодействовать?

— И не только… Сосед Тимофея — тоже уже в курсе. Кстати, он — бывший сотрудник КГБ, а сын его — мент.

— Не пристукнут они меня по ходу дела «за компанию» с бандитами?

— Нет, нет… Твоя «фотка» тоже имеется — из того же источника.

— Ладно, «успокоил»… Я пока «торгуюсь» с Бидоном, но, похоже, что «соглашаться» пора.

— Не вижу смысла затягивать с этим. Полной ясности всё равно никогда не будет — значит: надо договориться с остальными и действовать.

 

***

Решив успеть хотя бы на вторую половину тренировки, Алексей сделал хорошую пробежку. Когда он вошёл в зал, Катя пыталась совмещать сложные передвижения с ударами по макиваре.

— Помогать? — спросил Алексей.

Катя кивнула. Теперь на каждом отходе от макивары она отражала атаку Алексея, бросала его на татами, после чего вновь возвращалась к макиваре для нанесения очередного удара. После нескольких повторов Катя перестала наносить удар, решив ограничиться передвижениями.

— Устала? — спросил Алексей.

— Да… Контроль теряется.

— Перерыв на растяжку?

— Давай, — согласилась Катя и сделала шпагат, усложняя его дополнительными упражнениями.

— C Борисом пришлось поговорить, — сказал Алексей, решив объяснить своё опоздание, и принялся делать те же упражнения.

— Да ладно тебе… Не оправдывайся… Поможешь удар ногой через голову поставить?

— Для начала — вертикальный шпагат, — согласился Алексей, поднимаясь с татами.

Катя встала и, повернувшись спиной к Алексею, взмахнула ногой, подавая её через свою голову в его руки.

 

***

Давая согласие на предложение Бидона, Борис заранее чувствовал себя «между двух огней». Ему смутно хотелось оказаться в предстоявшей заварухе рядом с Алексеем, а не с кем-нибудь другим. Он так и не смог переосмыслить своё отношение к Тимофею и лишь загнал ненависть куда-то вглубь; теперь это вызывало у него душевный дискомфорт.

«Сделать всё, что будет от меня зависеть, и уйти», — думал Борис, спускаясь с холма вслед за Бидоном. Определившись со своей целью, он осмотрелся и почти сразу заметил в надвигающихся сумерках несколько фигур. «Случайные прохожие?» — подумал Борис, но тут же опустил руку в карман и снял с предохранителя пистолет.

Внизу виднелись частные дома с характерным для них окружением.

Дойдя до какой-то калитки, Геннадий осторожно подёргал её, просунув руку между досками, ощупал замок, выругался и полез через забор.

Вспомнив совет Алексея не перелазить через заборы в самых доступных местах, Борис немного помедлил, но, убедившись, что с его спутником ничего не случилось, полез следом.

Дом, расположенный рядом с тропинкой, казалось, не интересовал Бидона. Геннадий старательно пригибался, проходя мимо окон, и продолжал идти дальше — к другому дому, находящемуся чуть ниже. Борис поступал прямо противоположным образом, преднамеренно задерживаясь около каждого окна.

Калитку между огородом и двором Бидон сумел открыть. Подозвав жестом Бориса, он настороженно осмотрелся и недовольно произнёс:

— Странно как-то, Бобон, — все окна тёмные, тишина… Что делать-то будем?.. Да ты проходи, проходи, не стесняйся.

Неожиданно для себя Борис вдруг узнал двор, это отвлекло его на несколько секунд. Поворачиваясь к Геннадию, Борис лишь в последнее мгновение среагировал на удар и, уклоняясь в правую сторону, почувствовал, как кулак уголовника скользнул над его левым глазом. Прихватив левой рукой правую руку Бидона, Борис ударил правым кулаком снизу вверх в подбородок, затем добавил правым локтем туда же. Продолжая удерживать Геннадия за руку, Борис ощупал его кулак. «Кастет… Вот сволочь! — пронеслось в сознании Бориса. — Что ж так рано-то?!»

Липкая и горячая кровь заливала левый глаз. Борис почувствовал слабость и сел на крыльцо, не зная, что делать. Откуда-то появился Алексей.

— Что случилось? — спросил он.

— Кастетом долбанул в лоб.

— Сиди, я сейчас.

Рядом застонал и приподнялся Геннадий, но, получив от Алексея ребром стопы в переносицу, вновь упал и затих.

Алексей вошёл в дом, но вскоре вышел и приложил Борису к левой половине лба большую марлевую салфетку.

— Левый глаз не открывай, — предупредил Алексей, — чтоб перекись не попала.

Скрипнула и вновь открылась дверь.

— Лёш, держи огнетушитель… Горит в двух местах, — раздался голос Тимофея.

Оставив Алексею один огнетушитель, Тимофей со вторым пробежал в сторону бани и ловко забрался на крышу.

— Ты поглядывай за этим, — Алексей указал на неподвижное тело Бидона. — Только — не в оба… В дом не входи; там — собака.

Осматриваясь по сторонам, Алексей последовал за Тимофеем, однако, услышав слева от себя стон, донёсшийся из-под забора, свернул туда. Вновь раздался стон, затем два глухих удара и грохот падающей поленницы. Вернувшись к бане, Алексей влез на крышу и начал помогать Тимофею гасить огонь.

— Лёш, я справлюсь; иди Семёнычу помоги, попросил Тимофей. — Я бы сам, но прыгать боюсь из-за…

Не дослушав, Алексей прыгнул с крыши на соседскую территорию и, выбравшись из сугроба, побежал в сторону гаража, где набирал силу огонь, однако вынужден был остановиться посреди двора, увидев Павла, направившего пистолет на двух поджигателей, стоящих на коленях. Рядом валялась канистра.

— Паш, тебе заняться нечем? — поинтересовался Алексей, опуская огнетушитель на голову одного из бандитов.

Павел хотел что-то возразить, но, увидев, что Алексей уложил и второго, лишь махнул рукой и опустил пистолет.

— Займись чем-нибудь полезным, — попросил Алексей и вновь устремился туда, где полыхал огонь.

Игорь Семёнович спокойно наблюдал, как горит сарай.

— Не надо, не надо! — остановил он Алексея. — Я всё равно хотел этот сарай снести; в нём только хлам всякий, да дрова.

— Дрова-то не жалко?

— Жалко, но их там не много; у меня ещё есть.

— А как же забор и гараж?

— Гараж-то выстоит — кирпичный всё же; а старый забор — тоже не жалко.

— Может, тогда ублюдков туда забросим?

— Вот это — можно, чтоб другим не повадно было… Пошли… Один, кстати, уже там.

Первого принесли и забросили в огонь без труда; второй — оказался более тяжёлым. Перед самым сараем бандит очнулся и, вырвавшись, попытался бежать, однако, наткнувшись на кулак Семёныча, затих и вовсе перестал шевелиться.

— Неплохо, — одобрил Алексей.

— Учись, пока я жив… Ну, взяли!

Через несколько секунд второй бандит полетел вслед за первым.

— Как там у Тимофея? — поинтересовался Игорь Семёнович.

— Вроде, сносно… Пройду-ка я по периметру — осмотрюсь.

— Давай… Ружьё вон возьми у гаража.

Алексей внимательно осмотрел территорию.

Под забором, идущим вдоль дороги, Павел о чём-то беседовал с одним из бандитов.

— Узнал что-нибудь? — спросил Алексей, приближаясь.

— Чушь какую-то несёт, угрожает, требует, чтоб я его из капкана освободил.

— Освободи, конечно; а потом своих вызывай, — не получится, всё же, видать, без них-то обойтись. Капканы вот только надо бы успеть спрятать.

Бандит довольно ухмыльнулся, по-скотски пошутил и, получив от Алексея несколько ударов ногами, затих, не подавая признаков жизни.

Вернувшись к Игорю Семёновичу, Алексей отдал ему ружьё, коротко обрисовал ситуацию и, забрав огнетушитель, направился через огород обратно к Борису, который всё так же сидел на крыльце.

Тимофей, завершив обход территории, принёс два капкана и огнетушитель.

— Ты там кого-то поленницей присыпал? — спросил он у Алексея.

— Да… Сейчас менты приедут — пускай откапывают.

Услышав ответ Алексея, Борис поднялся с крыльца, заявив, что ему пора домой.

— И то верно!.. Так мы тебя и отпустили в таком виде!.. Пошли в дом.

— А как же собака?

— Собака возражать не будет… Познакомим сейчас тебя с собакой, — пообещал Алексей, открывая дверь и пропуская вперёд Тимофея, после чего почти втащил в сени Бориса.

Оставив на сундуке огнетушитель и капканы, Тимофей вошёл в кухню и включил свет; Фрэд радостно завертелся около него, размахивая хвостом. Алексей тоже оставил огнетушитель и, переступая через порог, потащил за собой Бориса.

Увидев незнакомого человека, Фрэд насторожился и зарычал.

— Фу! — скомандовал Тимофей.

— Можно, я тут на пороге присяду? — спросил Борис и, не дожидаясь ответа, сел.

— Да пожалуйста, если тебе тут будет удобно, — согласился Алексей.

Фрэд осторожно приблизился к Борису.

— Знакомься, Зверик, это — Борис, — обратился Алексей к Фрэду, указывая на Бориса.

Борис протянул Фрэду руку.

— А это — Фрэд, — продолжил Алексей.

Фрэд подал Борису лапу, после чего, успокоившись, больше не проявлял к нему интереса.

— Ментов-то пойдёшь встречать вместе с Пашкой? — спросил у Тимофея Алексей. — Я пока Бориса в порядок приведу.

Тимофей кивнул и вышел; Алексей же сразу обратился к Борису:

— У тебя «ствол» с собой?.. Проверь, чтоб курок не был взведён.

Борис вынул из кармана пистолет, поставил его на предохранитель и убрал обратно.

— Избавился бы ты от него, — посоветовал Алексей. — Как бы тебе с ним не «вляпаться».

Ничего не ответив, Борис прислонился к косяку и повернул голову так, чтоб Алексею было удобно обрабатывать рану.

 

***

Сойдя с крыльца, Тимофей осмотрел неподвижное тело Бидона и направился в дальний угол двора к забору. Найдя ощупью цепь, ведущую к капкану, Тимофей потянул за неё, отцепил капкан от ноги бандита, занёс его в сени и спрятал за сундук вместе с остальными. Вернувшись во двор, он сразу направился к калитке.

У соседских ворот уже стоял милицейский УАЗик.

На тушение пожара, очистку дворов от тел бандитов и бумажные формальности в общей сложности ушло чуть более часа.

Когда Тимофей вернулся в дом, Зоя Ивановна накрывала на стол, а Алексей бинтовал Борису голову.

— Что так долго?.. Что-нибудь серьёзное? — поинтересовался Тимофей.

— Нет, но несколько швов пришлось наложить, — пояснил Алексей.

— Чем же ты зашивал?

— А вот, кстати, посмотри на всякий случай, — Алексей протянул Тимофею несколько маленьких пакетиков с одноразовыми иглами и нитями.

— Приготовился, значит, на все случаи?

— Только лишь в пределах моих скромных возможностей… Всё, кстати, оставляю для аптечки в додзё.

— Будем надеяться, что не пригодится… Для ужина-то не поздновато?

— А ты сможешь уснуть после нынешних «боевых действий»?

— Не хочется режим нарушать, но, похоже, что ты прав, — придётся нарушить.

— Я, пожалуй, пойду, — заявил вдруг Борис, поднимаясь с порога.

— Куда, на ночь глядя?! — вмешалась Зоя Ивановна. — Садись за стол… Ночевать здесь будешь.

— Действительно, Борис, оставайся, — поддержал Алексей. — Завтра суббота; вставать рано не надо… Утром вместе пойдём… Занятий у меня завтра нет.

Борис, не ответив, направился к зеркалу.

— Ну ты и намотал! — возмутился он. — Нельзя было просто пластырем заклеить?

— Гематома образуется, если просто заклеить; а бинт — давит, не давая скапливаться крови… Что-то холодное приложить бы еще.

Тимофей взял что-то из нижнего отделения шкафа и вышел; Борис же, отвернувшись от зеркала, спросил:

— К понедельнику-то хоть можно будет повязку на пластырь заменить?

— К понедельнику — можно, — согласился Алексей.

Окончив приготовления, Зоя Ивановна устремила взгляд к иконам, что-то прошептала, перекрестилась и села за стол. Борис сделал то же самое.

— Вот это — правильно, молодец, — одобрила Зоя Ивановна, — не то, что Тимка с Лёшкой.

— Не могу я делать то, чего не понимаю, — попытался оправдаться Алексей, усаживаясь на скамейку рядом с Борисом.

— Ты же обещал, что будешь читать, — напомнил Борис.

— Никак не могу собраться… В «шараге» «грузят» не меньше чем студентов.

Вскоре вернулся Тимофей, он поставил на стол бутылку вина и подал Алексею грелку. Алексей тут же передал грелку Борису.

— Зачем? — удивился Борис.

— «Ледяная» вода, — пояснил Алексей и указал пальцем на голову Бориса.

Тимофей тем временем поставил на стол бокалы и, быстро открыв бутылку, начал разливать.

— Борису нельзя, — предупредил Алексей.

— Может, чуть-чуть можно? — со слабой надеждой в голосе спросил Борис.

— Совсем нельзя… Я же уже говорил тебе.

— Понимаю: надо смириться, — протянул Борис. — Однако как же стресс-то теперь снимать?

— Медитацией, — предложил Алексей.

— Алёшка, не морочь человеку голову! — попросила Зоя Ивановна. — Он, кажется, знает, как стресс снимать.

— Ну да, ну да, — согласился Алексей, взглянув на иконы. — Может, это и правильно… Ещё растения кое-какие можно использовать, но только в виде настоев, а не настоек.

— Как-то нехорошо получилось, что Семёныча не позвали, — вспомнил вдруг Тимофей. — К тому же и Пашка уехал.

— Спит, наверняка, Семёныч, — предположила Зоя Ивановна. — Он — старый «вояка», привык в своём КГБ с мерзавцами-то дело иметь.

— Действительно, — согласился Алексей. — Он был спокоен как слон; даже собственный сарай ему не жалко.

— Сгорел сарай-от? — спросила Зоя Ивановна.

Алексей пожал плечами и высказал в ответ предположение:

— Если горящий сарай не тушить, вероятно, что он таки сгорит.

— А наш?

— Ваш сарай Тимка потушил… Посмотрим утром.

Во дворе залаял Фрэд.

— Фрэд на кого-то лает, — сказал Борис, не дождавшись какой-либо реакции от остальных.

— Обратно в избу просится, — пояснила Зоя Ивановна. — На чужих он по-другому лает.

— Впустить надо? — спросил Борис.

— Нет… Вот я к себе уйду, тогда Тимка пожалеет и впустит… Думает, что не слышу.

Предсказание Зои Ивановны вскоре сбылось. Впустив Фрэда в сени, Тимофей отправился спать, спросив напоследок:

— Сами устроитесь?

— Легко, — ответил Алексей.

— Я хочу прямо тут спать — на скамейке, — заявил Борис.

— Хочешь под иконами, — как Есенин? — глупо пошутил Алексей.

— Скажешь тоже!.. Есенин умирать под иконами собирался.

— И то верно… Извини.

— Почему на диван не ложишься? — спросил Борис, видя, что Алексей устраивается на сундуке.

— На диване кошки спят; а у меня — аллергия, — ответил Алексей, направляясь к выключателю.

Вялая беседа, затрагивая самые разные темы, ещё долго продолжалась в темноте.

 

***

Рано утром Тимофей начал свою обычную тренировку, стараясь не шуметь. Алексей проснулся значительно позже, едва не свалившись с сундука, потянулся и увидел, что Борис недовольно смотрит в зеркало.

— Синяк появился? — спросил Алексей как-то хрипло и тихо.

— Есть немного.

— Рассосётся скоро… Я расскажу, что делать.

Не вставая с сундука, Алексей начал вяло делать разминку: он то потягивался, то прорабатывал суставы, сделал несколько изометрических упражнений, после чего, поднимаясь, спросил:

— Не хочешь потренироваться — зарядку утреннюю сделать, так сказать?

— Нет… Голова болит… Посижу в углу под иконами, подумаю, расслаблюсь, — ответил Борис.

Алексей кивнул в знак одобрения и направился к выходу.

— Зверик, доброе утро!.. Почему зарядку с Тимкой не делаешь? — обратился он к Фрэду в сенях.

Пёс приветливо завилял хвостом, повертелся около Алексея, после чего вновь улёгся на подстилку около двери, ведущей на чердак.

Сделав несколько упражнений, Алексей поёжился от холода, окинул взглядом двор и обратился к Тимофею:

— От «кумитэ» не откажешься?

Тимофей кивнул и изобразил подобие ритуального поклона.

Не утруждая себя ответом, Алексей начал с, попавшего в пустоту, «лоу-кика», тут же защитился от ответного удара рукой и, отведя руку Тимофея в сторону, шагнул вперёд, пытаясь вывести условного противника из равновесия. Тимофей, однако, от атаки уклонился и, поднырнув под руку, оказался за спиной Алексея, после чего сразу обозначил несколько ударов. Дальнейшее взаимодействие пошло по типу упражнения «липкие руки»; хорошее взаимопонимание позволило обоим, не сговариваясь, отработать несколько вариантов технических действий. Когда Алексей достаточно согрелся и слегка утомился, он жестом остановил Тимофея и предложил:

— Давай-ка слазим на крышу бани, посмотрим на последствия пожара; да и поленницу потом не мешало бы собрать.

Выполнив намеченное, оба вернулись в дом; Фрэд же, вероятно решив не искушать судьбу и не нарываться на неприятности, вышел во двор.

В кухне было довольно тепло. Зоя Ивановна что-то готовила, поддерживая одновременно разговор с Борисом. Появившиеся откуда-то, кошки путались под ногами в ожидании еды.

Тимофей взял, приготовленное заранее, ведро с водой и спросил:

— Лёш, тебя водой полить?

— Спасибо, не надо, — ответил Алексей, невольно передёрнувшись.

— А меня — полей, — попросил Тимофей, подавая Алексею ведро.

Когда вновь вышли во двор, Тимофей наклонился с крыльца над, идущей вдоль дома, канавой. Тут же прибежал Фрэд.

— Странно, что Зоя Ивановна его не выгнала, — заметил Алексей, медленно поливая воду на спину Тимофея.

Пёс скакал рядом, пытаясь ухватить воду ртом.

— Возможно, что тоже жалеет, а могла, вообще-то, и не заметить, — предположил Тимофей.

 

***

После завтрака Алексей предложил Тимофею навестить соседа. Оба ушли и отсутствовали чуть менее часа.

— Не полностью у него сарай сгорел, — сообщил Алексей Зое Ивановне, вернувшись, — а забор — огнём почти не тронут… Думаю, что летом поможем ему всё восстановить… Вы, кстати, Тимофея на крышу одного не пускайте сарай от углей чистить, — как бы спину у него там не «заклинило»… Почищу я потом.

— Ладно… Не срочно это, — согласилась Зоя Ивановна.

Рассказав более подробно о состоянии обоих сараев, Алексей высказал предположение, что опасность миновала и предложил Тимофею возобновить общие тренировки. Тимофей не возражал.

После краткого обсуждения дальнейших планов Алексей собрался уходить и обратился к Борису:

— Ты идёшь?

Борис молча кивнул в ответ и, попрощавшись, направился вслед за Алексеем к выходу.

Застёгивая на ходу куртку, Алексей дошёл до калитки и, уже собираясь выйти со двора, спросил:

— Теперь будешь сюда на тренировки ходить?

— Он точно не помнит меня? — ответил Борис вопросом на вопрос.

— Он, пожалуй, и меня бы не вспомнил, если бы я около него в больнице не «торчал» чуть не каждый день.

— Ладно, — решительно сказал Борис, чувствуя как что-то преодолевает в самом себе, — будем тренироваться.

 

***

Ближе к вечеру к Алексею пришла Катя.

— Не был в «шараге» сегодня? — спросила она с порога.

— Не был. «Забыли», видимо, мне рабочую субботу устроить на этой неделе.

— Хорошо тебе, — отдохнул хоть.

— Да-а, — протянул Алексей в ответ, невольно вспоминая события минувшего вечера и свою ночёвку на жёстком сундуке, — «отдохнул».

— В «шараге» говорят, будто вчера вечером кто-то видел пожар где-то в частных домах. Я испугалась — думала: вдруг это у Тимофея… Ты не в курсе?

— У его соседа сарай частично сгорел; а у Тимки — так, слегка задело.

— Что значит: «слегка задело»?

— Ну там, где баня с сараем соприкасаются…

— Как мог огонь туда попасть через весь соседский двор?

— Ну, подонки какие-то подожгли…

— Теперь понятно, какие «дела» у Тимофея намечались… Сами что-то узнали, а мне не сказали.

Видя, как Катя старается изобразить обиду, Алексей улыбнулся и попытался «успокоить» её:

— Просто пришлось покараулить, «встретить» и ментам передать. Теперь можно опять на тренировки ходить.

— «Отдохнул», значит, говоришь…

— Ну, по крайней мере, «развлёкся» слегка.

Покачивая головой и пытаясь осмыслить полученную информацию, Катя вымыла руки и принялась хозяйничать на кухне.

— Ты ужинал? — спросила она.

— Нет ещё, — ответил Алексей, радуясь, что самому готовить не придётся. — Бери в холодильнике всё, что считаешь нужным.

Приготовив еду, но ещё не успев толком поесть, Катя взглянула на часы и, поднимаясь из-за стола, сказала:

— Пойду, включу местные новости.

Алексей лишь пожал плечами, не отрываясь от ужина.

Едва устроившись перед телевизором, Катя позвала Алексея.

— Ну вот, не успел! — возмутилась она, когда Алексей, что-то дожёвывая, появился в комнате. — Еле шевелишься!.. Тут говорили, что обгоревшие трупы в сгоревшем сарае обнаружены… С соседом-то всё в порядке?

— Да, с соседом всё в порядке, а сарай, — он говорит, что сносить собирался; в общем, всё нормально.

— А трупы в сарае — это тоже нормально?! — не унималась Катя.

— Ну, сгорели сами поджигатели, — туда им и дорога.

— А ментам кого передали?

— Других поджигателей.

— Сколько же их было?

— Не знаю — не считал.

— Не похоже это на простое хулиганство.

— Многое из того, что в городе происходит, на простое хулиганство не похоже, — медленно проговорил Алексей.

Тем временем, не надеясь узнать ещё что-нибудь интересное, Катя выключила телевизор и предложила вернуться за стол, но видя вялость Алексея, взяла его за руку и потащила за собой. Алексей не сопротивлялся, однако вытянул свободную руку в сторону дверного косяка и сжал кулак. От звука столкновения кулака с косяком Катя вздрогнула и обернулась.

— Ну и шутки у тебя! — сказала она, покачивая головой. — Мне-то показалось, что ты лбом на косяк налетел.

Вернувшись к ужину, Катя принялась рассказывать о своих делах по учёбе. Алексей сначала молча слушал, а потом спросил:

— Сделаем завтра большую тренировку?

— А как Тимофей?

— Он согласен.

— Замечательно… К тебе зайти?

— Мне бы перед тренировкой к Борису забежать…

— Понятно, — насупилась Катя. — Пойду одна.

 

***

Заранее решив осмотреть место пожара, Катя отправилась на тренировку пораньше. Со стороны дороги ничего особенного она не заметила; не было видно следов пожара и во дворе.

Катя то озиралась по сторонам, то пыталась поймать, скачущего вокруг неё, Фрэда. Размышляя в ходе этого процесса, она вдруг вспомнила скудный рассказ Алексея, вытянутый ею, и поняла, что смотреть надо с крыши бани. Поставив на снег сумку, Катя сняла куртку и положила её сверху.

— Стереги, — сказала она Фрэду и начала карабкаться наверх.

 

***

Выдерживая средний темп, Алексей и Борис бежали по тропинке. Алексей преднамеренно делал большой крюк; Борис покорно следовал за ним, то и дело ощупывая полоску пластыря над левым глазом. Когда тропинка пошла вдоль дороги, Борис догнал Алексея и предложил перейти на шаг. Алексей возражать не стал.

— Плохо себя чувствуешь? — спросил он, внимательно посмотрев на Бориса.

— Нормально. Не в этом дело, — ответил Борис, ещё не зная, как лучше сформулировать вопрос. — Ты вчера местные новости смотрел?

— Не успел, — правдиво ответил Алексей, уже догадываясь, о чём наконец-то решился заговорить Борис.

— Там сказали, что на пожаре троих погибших нашли… Откуда?.. Я, вроде, Бидона не сильно «приложил».

— Не убил ты его; менты его забрали… Пришлось их всё же вызвать… Ублюдков-то надо было куда-то девать.

— Ладно, хорошо, что не убил… А ты?

— А что я?

— Не прикидывайся… Ты же понял.

— Я людей не убивал, — заверил Алексей.

— Опять хитришь?.. Я же помню, что есть среди подвида «Homo pseudosapiens» особи, которых ты за людей не считаешь.

— Надо же!.. Даже «научный термин» запомнил! — «восхитился» Алексей, размышляя в то же время, как перевести разговор на другую тему. — Вот ты довольно долго разговаривал с Зоей Ивановной; а как ты думаешь: хороший она человек?

— Несомненно.

— Если бы её кто-то обидел, — что бы ты сделал с таким человеком?

— Убил бы на хрен.

— Хорошее решение, — мне, во всяком случае, нравится… Однажды, когда Тимофей ещё в «ментовке» работал, позвонил ей какой-то мерзавец и заявил, что мол внука её в милицию забрали, — деньги, стало быть, нужны, чтоб отпустили… Зоя Ивановна пообещала деньги к мосту принести, а сама сразу Тимофею позвонила; тот со своими подъехал, — посредника задержали, через него вышли на двух мошенников… Меня тогда заставляли читать в «ментовке» лекции по оказанию медицинской помощи… Подошёл, короче, Тимка после лекции, обрисовал ситуацию, сказал, что «закрыть» подонков нет возможности — надо отпускать… Как тебе это — справедливо?

— Нет.

— Вот и я решил, что не справедливо… Спрашиваю: «Прямо сейчас отпустить можно?» Он говорит: «Можно»; я ему: «Ты работой по точкам владеешь?» Вижу: замялся, плечами пожимает; «Давай, — говорю, — их в отдельный кабинет по одному». Короче, постукал я двум скотам по паренхиматозным органам грамотно; Тимка их из «ментовки» выпнул…

— И что толку?

— А то, что вечером того же дня обоих негодяев нашли в разных концах города в дохлом виде; на вскрытии: разрывы паренхиматозных органов. В общем, мрази в городе в тот день стало чуть-чуть меньше.

 

***

Катя несколько раз видела, как легко взбираются на крышу бани Тимофей и Алексей для очистки крыши от снега. Теперь ей казалось, что у неё не хватает то ли роста, то ли силы. Крыша была уже совсем рядом, но что-то не получалось. Катя уже была готова спуститься обратно, но вдруг поняла, что двигаться вниз тоже не может.

Тимофей вышел из дома, когда во двор входили Алексей и Борис. Обменявшись приветствиями, все трое уставились на Катю.

— Что ей там надо? — удивлённо рассуждал Тимофей. — Похоже, что ей помощь нужна.

— Вроде, «расследует» события минувшей пятницы, — догадался Алексей. — Новости-то смотрела.

— Снять бы её надо, — продолжил свою мысль Тимофей.

— Хорошая идея, — «согласился» Алексей, доставая мобильный телефон и открывая объектив камеры.

— Не в этом же смысле… Лёш, Зоя Ивановна беспокоится; она же в окно увидела, пришла ко мне — говорит: «Иди, ребёнка с крыши снимай». Я думал, что дети залезли, ещё удивился, что Фрэд молчит; за Фрэда-то больше и испугался, а тут — вот…

Слыша за спиной разговор, Катя тихо злилась, однако, надеясь только на себя, пыталась найти какой-нибудь выход.

По забору, разделяющему двор и огород, в сторону бани медленно шла Пухтя. Заметив кошку, Катя сопроводила её взглядом. Пухтя запрыгнула на крышу бани, скрылась из виду, затем вновь появилась и уселась слева от Кати, глядя вниз.

«Точно!» — подумала Катя, заметив, что примерно в метре ниже кошки, из стены сарая слегка выступает бревно. Прижавшись ещё больше к стене, она вытянула в сторону левую ногу и, уперевшись в бревно, наконец-то смогла дотянуться до крыши и, подтянувшись, оказалась наверху. Облегчённо вздохнув и осмотревшись, Катя указала рукой в сторону соседского двора и сказала:

— Сарай-то у соседа почти весь сгорел.

Походив немного по крыше, Катя решила спуститься.

— Вот, чёрт!.. А как обратно? — обратилась она то ли к себе самой, то ли к Алексею.

— А ты с ней посоветуйся, — предложил Алексей, указывая на Пухтю. — Вам, кошкам, виднее, как лазить где попало.

Катя наклонилась к кошке и, немного пообщавшись с ней, направилась в сторону забора.

— Нет, нет! — поспешил возразить Алексей. — У тебя вес чуть-чуть побольше чем у Пухти, — забор может сломаться.

— Понятно: забор не хочешь чинить, — «догадалась» Катя и, вернувшись обратно, начала спускаться там же, где забиралась.

На этот раз она повисла на руках и почему-то никак не могла опереться на что-либо ногами.

Нервно топтавшийся рядом с Алексеем, Фрэд тихо заскулил.

— Думаешь? — спросил Алексей пса.

Фрэд сдержанно тявкнул и вновь заскулил, глядя на Катю.

— Ничего не поделаешь, Зверик; кошки всегда лезут туда, куда ни одна умная собака не полезет, — ответил Алексей.

Тем временем Катя уже нашла место для ног, но правой рукой продолжала держаться за крышу.

— Если я отпущусь и упаду, — ты меня поймаешь? — спросила она.

— Зверик тут толкётся; на него и свалишься, — он мягкий.

— Убери его!

Алексей аккуратно подцепил Фрэда ногой и отодвинул в сторону, не отводя взгляд от Кати, затем потянулся к ней и помог спуститься.

Катя ещё не решила благодарить ли ей Алексея за помощь, или огрызаться за насмешки, когда калитка вновь отворилась и во двор вошёл Сергей, а следом за ним — Павел с сыном.

Тимофей поздоровался с пришедшими и предложил всем пройти в дом.

 

***

Для семи человек комната-додзё казалась слишком тесной.

После короткой разминки Тимофей предложил Сергею и Павлу повторить всё, что они изучили по танто-дзюцу, Катю же попросил поработать с Виталием. Катя насупилась, фыркнула, но согласилась, после чего, взглянув пренебрежительно на подростка, принялась проверять его уровень. Сам Тимофей взялся контролировать работу Павла и Сергея, вмешиваясь и поправляя их периодически.

— Давай-ка выведения из равновесия поработаем, — предложил Алексей Борису и, не дожидаясь ответа, показал, что делать.

Смирившемуся поначалу, Борису такой тип тренировки вскоре показался вычурным и бессмысленным.

— Ты что-то о работе по точкам сегодня говорил, — напомнил Борис. — Покажи.

— Разве тебе это не знакомо?

— Видел я одного парня, который этим делом владеет, и результаты его работы — тоже видел. А ранее, честно говоря, только по литературе, да по фильмам об этом знал… Вроде, сложно это очень.

— То, что основано на биоритмах и циркуляции жизненной энергии — действительно сложно, а вот то, что базируется на знании анатомии и физиологии — это попроще.

Слушая Алексея, Борис заметил, что выводя его из равновесия, тот несколько раз обозначил удар коленом в одну и ту же точку в области поясницы.

— Это — оно и есть? — спросил Борис.

— Один из вариантов, — ответил Алексей.

— И что будет?

— Сначала — подкапсульное кровотечение, а через несколько часов — разрыв капсулы органа и массивная кровопотеря, возможно, с летальным исходом… Есть, однако, две сложности: точно попасть, а так же — послать импульс силы на определённую глубину.

Только теперь у Бориса появился интерес к тренировке; вскоре он предложил разобрать другие подобные варианты. Алексей, однако, то и дело поглядывал в сторону Кати, недовольно покачивая головой, и наконец сказал:

— Что-то она сегодня не в настроении… Витальку зря выматывает, не учит ни чему.

— Не надо было тебе подшучивать над ней, — отозвался Борис, — всё же она, похоже, в чём-то — ребёнок ещё.

— Пойдёшь с ней в кухню тренироваться?.. Из точечных техник она может тебя «кошачьей лапе» научить.

— «Кошачья лапа» — это разве по точкам? — удивился Борис.

— Вот пусть тебе Кошка и объяснит.

— А почему надо в кухню идти?

— Здесь её теснота раздражает… Свободу она любит… Сейчас договорюсь с ней, а Виталькой — сам займусь, иначе она у него весь интерес к тренировкам отобьёт.

Сказав это, Алексей подошёл к Кате и спросил:

— Сможешь Бориса «кошачьей лапе» обучить?

— Запросто, — ответила Катя и кивнула.

— Может, в кухню пойдёте?

Явно радуясь такой перемене, Катя вновь кивнула и жестом позвала Бориса к выходу.

Алексей предложил Виталию достаточно простое упражнение, сам же первое время исполнял роль «живой макивары», а по мере адаптации партнёра начал позволять и себе более активные действия.

 

***

В кухне Катя, действительно, почувствовала себя более свободно, а, значительно превосходящий её по росту и весу, Борис обеспечивал для неё хорошую возможность поработать над собственной техникой. В процессе этой работы она, как и обещала, старалась использовать «кошачью лапу», но, привыкшему к спортивному каратэ, Борису была не вполне понятна связь этой техники с работой по точкам. Разъяснив немного вопросы анатомии и физиологии, Катя выразила своё удивление:

— Ты же в «Годзю-кане» занимался!.. Годзю-рю — это ведь стиль боевой и развивающий, а не спортивный.

Борис, пожав плечами, попытался оправдаться:

— Верно, но почему-то больше — спортом заниматься приходилось.

Вскоре в кухню пришла Зоя Ивановна; стараясь не отвлекать Бориса и Катю, она начала что-то готовить. Катя, однако, обрадовалась и не отвлекаться уже не могла. Решив, не отрываясь от тренировки, немного побеседовать и кое что для себя прояснить, она попросила Бориса делать различные захваты, сама же стала всячески этому препятствовать. Быстро приноровившись, Катя, ловко уворачиваясь от очередной атаки, спросила:

— Зоя Ивановна, а вы пожар видели?

— Огонь-от виден был из окон, — последовал ответ.

— И всё?! — удивилась Катя и тут же попалась на захват за отворот куртки.

— Я хоть и старая, но из ума ещё не выжила, чтоб во двор выходить, когда такое творится, — рассуждала между делом Зоя Ивановна. — Бориса спроси… Он, вроде, на крыльце сидел.

Автоматически вытягивая и закручивая Бориса, используя при этом вес собственного тела, Катя изобразила удивление, перевернула кисть руки Бориса и, легко снимая захват, сделала болевой приём, от чего Борис вынужден был присесть, уходя вниз от боли, пронзившей правый лучезапястный сустав.

— Что же ты видел, когда сидел на крыльце? — спросила Катя, перенаправляя движение таким образом, что Борис, окончательно потеряв равновесие, растянулся на полу.

Катя обозначила добивающие удары и уставилась на Бориса в ожидании ответа.

— Да мне вот, — поднимаясь, Борис указал пальцем на полоску пластыря на своём лбу, — долбанули сразу по башке…

— Значит, тоже ничего не видел?! — строго спросила Катя, недоверчиво покачивая головой.

— Глаз кровью залило, — попытался оправдаться Борис.

— А второй?! — ещё более строго спросила Катя, указав зачем-то пальцем на правый глаз Бориса.

— Лёшка велел за одним уродом присматривать, — сознался Борис.

— Что делал этот урод? — не унималась Катя.

— Лежал около крыльца.

— И всё?!

— Всё.

— Понятно! — подытожила Катя и с недовольным видом прошлась по кухне. — Похоже, что правду я так и не узнаю.

— Наплюнь! — посоветовала Зоя Ивановна. — Давайте-ка, заканчивайте со своим «мордобоем», да чаю попьём с ватрушками.

— А как же остальные? — забеспокоился Борис.

— Позже попьют, если захотят.

— Правильно, правильно! — поспешила согласиться Катя, надеясь на какой-нибудь интересный разговор.

— А как же пост? — вспомнил вдруг Борис.

Катя выразительно махнула рукой, Зоя Ивановна же улыбнулась и, начав собирать на стол, принялась рассуждать:

— А что такое пост?.. Я и так худая как скелет, а если на сухари и воду перейду — вовсе ветром с ног сдувать будет… Вам после ваших занятий — тоже нормальная еда нужна… Помню: был в здешнем храме один священник, который требовал от прихожан строго посты соблюдать; а потом — сам язвой желудка заболел, помучался, натерпелся, да и стал молоко пить в любые посты.

— Разве молоко от язвы помогает? — удивился Борис.

— Естественно! — поспешила ответить Катя, брякая умывальником, — Молоко нейтрализует соляную кислоту желудочного сока и обволакивает повреждённую стенку желудка. К тому же, белковая пища нужна для заживления язвенного дефекта.

— Да… Правильно кто-то из древних богословов назвал высшей добродетелью — рассудительность, — заметил Борис.

— Правильно, — согласилась Зоя Ивановна. — Не заблудиться бы вот только в рассуждениях-то… Правильные книги надо побольше читать.

— Что, на ваш взгляд, наиболее полезно читать? — поинтересовался Борис.

— Святителя Игнатия Брянчанинова, — не задумываясь, ответила Зоя Ивановна.

— Я начинал, да так и не осилил.

— Что-нибудь другое почитай, но потом — обязательно вернись, — посоветовала Зоя Ивановна, затем устремила взгляд к иконам и, что-то пошептав, перекрестилась.

Стесняясь Кати, Борис перекрестился молча и сел за стол.

Понаблюдав за Зоей Ивановной и за Борисом, Катя поднялась из-за стола и, уставившись на иконы, помахала перед собой рукой так, будто отгоняла муху. Зоя Ивановна улыбнулась, Борис же не смог сдержать смех, но тут же взял себя в руки и показал Кате, как надо.

Вторая попытка тоже не удалась, — Катя нахмурилась.

— У тебя же хорошая координация движений, — попытался подбодрить Катю Борис. — Попробуй сделать последовательно четыре блока: «аге-уке», «гедан-барай» — до половины траектории, «учи-уке», «сото-уке».

Катя легко выполнила все блоки.

— Повтори несколько раз, — попросил Борис.

Катя повторила всё трижды и уставилась на Бориса.

— Запомнила? — спросил Борис.

Катя кивнула.

— Теперь в конце каждого из четырёх движений дотронься до себя сложенными большим, средним и указательным пальцами.

Выполнив указания Бориса, Катя улыбнулась.

— Да… Всё правильно, — одобрил Борис.

Радостно вскинув руки и повертев головой, Катя вновь забралась с ногами на скамейку, взяла обеими руками ватрушку и вцепилась в неё зубами.

Борис давно заметил гитарный гриф, торчащий из-за шкафа, и, решив, что самое время поинтересоваться, спросил:

— Тимофей на гитаре играет?

— Играл раньше, а теперь — не хочет, — ответила Зоя Ивановна.

— Но он не разучился, — дополнила Катя. — Мы это проверяли, когда память ему пытались восстановить… Правда, сначала Лёшка, насмотревшись, как в одном фильме Чак Норрис восстанавливал кому-то память на ринге, решил поступить так же… Зря он это сделал!.. Ринга тут, правда, нет; однако Тимка и во дворе Лёшку так загонял, что тот быстро выдохся и сдался… Пришлось мне самой за это дело взяться…

На этот раз смех не смогла сдержать даже Зоя Ивановна, Борис же чуть не подавился ватрушкой. Катя внимательно посмотрела на собеседников, но не обиделась, поскольку рассчитывала именно на такую реакцию.

— Ну вот… — продолжила она. — А на гитаре Тимофей играть не разучился; некоторые песни частично помнит… Лёха считает, что Тимофей к жизни как-то по-другому стал относиться.

— Да, — поддержала Зоя Ивановна. — Мне первое время казалось, что он каким-то печальным стал после Чечни.

— «Даже от песен стал уставать»? — спросил Борис, используя для ёмкости цитату из песни Владимира Высоцкого.

— Нет, — ответила Зоя Ивановна, отрицательно покачивая головой. — Другим он каким-то стал… Я к нему в душу не лезу… Пожалуй, что Алексей его хорошо понимает.

Дверь, ведущая в комнату, открылась; сначала вышел Алексей, а за ним и все остальные. Сергей что-то рассказывал Тимофею, который, явно, направлялся к выходу. Зоя Ивановна предложила всем присоединиться к чаепитию; Сергей, однако, отказался и вышел вслед за Тимофеем.

— Зверика «истязать» пошли, — пояснил Алексей.

— Давно пора, — обрадовалась Зоя Ивановна. — Может, Серёжа из этого лентяя нормального пса сделает, — специалист всё же.

— Да, — согласилась Катя, — специалист… Видели бы вы, как Джулька его слушается!

— Джулька — это его собака? — спросила Зоя Ивановна.

— Ну да… Я её так напугала, — Катя вскинула руки, показывая, как она «напугала» Джульку, — а она — упала по команде Сергея и язык высунула.

— Спектакль они ставили, — пояснил Алексей. — Джулька роль волка играла.

— А Катя кого играла? — спросила Зоя Ивановна.

— Кошку! — ответила за Алексея Катя таким тоном, будто все обязаны были сами догадаться.

Борис, прихватив чашку с чаем, уступил место Виталию. Оказавшись рядом с Катей, Виталий тут же принялся расспрашивать её о спектакле. Катин рассказ быстро перерос в бурное обсуждение.

Павел несколько раз делал сыну замечания; шум, однако же, вскоре возобновлялся: Катя и Виталий что-то друг другу объясняли и доказывали, в конце концов подрались за последнюю ватрушку, что вновь вызвало возмущение у Павла.

— Есть же ещё ватрушки, — спохватилась Зоя Ивановна.

— Не надо, не надо! — поспешил остановить её Алексей. — Они же балуются просто.

Тем временем Катя и Виталий порвали ватрушку на половинки и затихли.

— Зоя Ивановна, а всё же, что такое пост? — спросил Борис, воспользовавшись, наступившей наконец-то, тишиной.

— Сам-от как думаешь? — ответила Зоя Ивановна вопросом на вопрос.

— Думаю, что пост — это не самоцель, а средство. Понимающий это может использовать самоограничения для работы над собой; тот же, кто этого не понимает — занимается бесполезным самоистязанием.

— Пагубным! — поправила Зоя Ивановна. — Бывает ведь, что такой горе-постник начинает на людей свысока смотреть, фарисействовать… Притчу о мытаре и фарисее вспомни.

 

***

Только на обратном пути Катя вывела Бориса из состояния задумчивости, пристав к нему с вопросом:

— Что тебе Зоя Ивановна объяснила?.. Ну что?!

— Да отстань ты от него! — попросил Алексей.

— Ты же слышала, — вяло проговорил Борис, нехотя отвлекаясь от собственных мыслей.

— Толку-то!.. Переведи мне её ответ на нормальный язык.

— Думаю, что не смогу, — замялся Борис. — Во всяком случае, коротко сказать не смогу, а в долгих рассуждениях — боюсь запутаться… Нам бы с ней ещё пообщаться.

— Надо бы им хоть продукты какие-то приносить, — вмешался Алексей, — а-то и Зоя Ивановна на пенсии, и Тимка теперь — тоже.

— Правильно, — согласился Борис.

— Я могу кошкам корм приносить, — поддержала Катя, развеселив обоих спутников.

 

Дальнейшие тренировки пошли совсем не так, как это прежде планировалось. Огорчало это, однако, только Алексея. Когда, проходя через двор, он видел, что Сергей и Тимофей заняты дрессировкой Фрэда, а Катя и Виталий — игрой в снежки, настроение у Алексея начинало портиться; когда же оказывалось, что и Борис не собирается тренироваться, предпочитая тренировке разговоры с Зоей Ивановной на богословские темы, Алексей окончательно мрачнел и один направлялся в комнату-додзё. Чувствуя себя лишним, он то пытался чем-нибудь заняться, то, так и не сумев преодолеть упадочное настроение, молча уходил. К концу недели Алексей уже подумывал о возвращении в клуб «Кимэ», однако, решив, что там он тоже никому не нужен, предпочёл попытаться как-то взять себя в руки и приспособиться. Составив себе новый индивидуальный план тренировок, он попытался убедить самого себя, что вполне может быть абсолютно самодостаточным, и решил начать осуществлять своё намерение с субботы.

 

***

В субботу наконец-то появился Павел. Его угрюмый вид сразу насторожил Сергея и Тимофея. Постояв немного посреди двора, Павел подозвал Виталия и долго с ним разговаривал; лица обоих были предельно серьёзны. Вскоре, однако, Виталий вернулся к Кате и предложил продолжить игру, отмахнувшись от её вопросов. Тем временем Павел уже здоровался с Сергеем и Тимофеем.

— Где пропадал? — поинтересовался Тимофей.

— Поработал немного один за всех… Обсудить надо бы кое-что.

— Тогда пошли в дом, — предложил Тимофей.

Алексей, сделав предварительно хорошую разминку, сосредоточенно отрабатывал на крыльце удары по макиваре. Павел поздоровался и, открыв дверь, пропустил вперёд Сергея и Тимофея. Алексей молча продолжал оттачивать удары; он заранее решил максимально концентрироваться на упражнениях и теперь расценивал присутствие Павла как возможную помеху, которую пока следует игнорировать.

— Лёха, пойдём; поговорить надо, — позвал Павел, так и не дождавшись ответного приветствия.

Принятая Алексеем, психологическая установка будто обволакивала его разум каким-то вязким прозрачным коконом. Алексея такое состояние вполне устраивало. Преобразование одиночества в самодостаточность значительно улучшало его самочувствие, но в то же время существенно изменяло восприятие окружающей действительности. Слова Павла на Алексея не повлияли.

Постояв немного, Павел закрыл дверь и прошёл в кухню.

— Что с Лёхой-то случилось? — спросил он.

Сергей и Тимофей только пожали плечами.

— Ладно, — продолжил Павел. — Тим, дай-ка мне пока карандаш и бумагу… Надо изобразить кое-что… Заодно и Алексея подождём.

Тем временем к Алексею подошла Катя.

— Что они там затевают? — спросила она.

Алексей не ответил.

— Пойдём за ворота, — позвал Катю Виталий и потянул её за руку.

— Зачем? — спросила Катя, но почему-то, не дожидаясь ответа, подчинилась.

Уже направляясь к калитке, она несколько раз взглянула на Алексея, затем вышла вслед за Виталием со двора.

Павлу, явно, надоело ждать; положив на стол карандаш, он вновь направился к выходу.

— Лёш, сколько можно ждать?! — произнёс он, выходя на крыльцо.

Ответа не последовало.

— Силой что ли тебя тащить? — продолжил Павел то ли в шутку, то ли уже теряя самообладание и, будто повинуясь собственным словам, взял Алексея за левую руку.

Алексей легко освободился от захвата, гармонично вписав, нужное для этого, круговое движение кистью в своё упражнение. Павел, однако же, решив проявить настойчивость, повторил захват с большим усилием и потянул. Автоматически следуя собственным техническим принципам, Алексей поддался, но как только почувствовал слабину, тут же понизил центр тяжести и вытянул Павла на себя, выводя его из равновесия, затем освободился от захвата и вновь шагнул вперёд, поднимая освободившуюся руку. Едва не наткнувшись на руку Алексея, Павел отпрянул, но тут же запнулся за порог и влетел в сени, свалив при этом пустые вёдра с сундука. Он уже поднимался, когда на шум вышли Сергей и Тимофей; чуть позже появился и Борис. Теряя остатки душевного равновесия, Павел вновь направился к Алексею и, разведя руками, намеревался что-то сказать. Алексей тут же отреагировал на жест как на угрозу и, перехватив правую руку Павла, объединил его поступательное движение со своим отходом с понижением центра тяжести и разворотом. Павел, вновь потеряв равновесие, полетел во двор. Увидев происходящее, к Алексею подскочил Сергей и попытался привычным движением завести его правую руку за спину. Слегка поддавшись, Алексей хлестнул пальцами левой руки по глазам Сергея, провёл болевое воздействие на его левую руку, затем, продолжая разворот, левой рукой направил Сергея под перила в канаву. Тем временем Тимофей отстранил, подошедшего вновь, Павла, после чего аккуратно вытолкал Алексея с крыльца на середину двора.

Борис помог Сергею выбраться из канавы и отряхнуться; теперь, не зная, что делать, все трое наблюдали, как Алексей и Тимофей обмениваются ударами.

— Уже по-настоящему дерутся? — спросила из сеней Зоя Ивановна.

— Нет, нет, — поспешил успокоить её Борис. — Не делают опасных ударов: в голову — только ладонью в скуловую область бьют, Лёшка — с «лоу-киками» осторожничает…

— Да, — согласилась Зоя Ивановна, — помнит, что у Тимофея сустав повреждён.

— А Фрэд всё же нервничает, — тихо заметил Сергей.

Уже уставший от работы с макиварой, Алексей вскоре выдохся, но продолжал защищаться и остановился лишь тогда, когда Тимофей, сделав предупредительный жест, направился к колодцу.

— Полей, — попросил Тимофей, набрав воды.

Умывшись, Тимофей помог умыться Алексею, потом, вылив остатки воды, убрал ведро и, закрыв колодец, направился к дому, бросив Алексею коротко:

— Пойдём!

Алексей уходить со двора не спешил. Забросив ногу на лестницу, ведущую на сеновал, он занялся упражнениями на растяжку, бездумно следуя привычке заполнять время отдыха упражнениями, не требующими существенных усилий.

— Что с ним сегодня? — спросил Павел у Тимофея.

— Похоже, что плохо себя чувствует, — предположил Тимофей. — Идёмте в дом… Придёт он, вероятно, сейчас.

— Что-то не похоже, — усомнился Павел.

— Заходите, заходите, — продолжал Тимофей. — Он уже устал, сейчас ещё замёрзнет от ледяной воды и наверняка зайдёт.

Почувствовав, как коченеют лицо и руки, Алексей вскоре пришёл в кухню, но тут же продолжил упражнения на растяжку с помощью лестницы, приставленной к печке.

— Так вот, — заговорил Павел достаточно громко, чтоб и Алексей тоже слышал, — новости у меня плохие… Похоже, что местные «хозяева жизни» отказываться от претензий на эту территорию не собираются… Троих поджигателей позавчера отпустили…

— Ну ничего себе! — вырвалось у Бориса.

— Кстати, тебя, Боря, наши «умники» тоже записали в число поджигателей, — предупредил Павел. — Если вдруг «загребут», — требуй, чтоб меня позвали.

Борис молча кивнул.

Положив лист бумаги на середину стола, Павел продолжил:

— Тут я обозначил места, где могут бывать отпущенные поджигатели и их руководители…

— Предлагаешь их по одному отловить и «грохнуть»? — горько съязвил Борис.

— Нет… Пока я предлагаю лишь осмыслить ситуацию, продумать возможные варианты её развития…

— Это — кабак около завода? — спросил Борис, ткнув пальцем в одну из точек на схеме.

— Верно, — согласился Павел. — Официально это — кафэ…

— А фактически — притон, — перебил Борис. — Знаю, — бывал… А это — за городом, вроде, конный клуб… Неужели подонки конным спортом занимаются?

Павел и Сергей одновременно горько усмехнулись.

— Сгорел конный клуб, — пояснил Сергей, — ещё летом сгорел… Ходят слухи, что этот участок пытается «прибрать к рукам» наш «бизнесмент» Шестобитов — дачу, вроде, хочет там строить.

— Нормально! — язвительно усмехнулся Борис. — А пожар, вероятно, был «из-за замыкания проводки или от молнии».

— У нас уже несколько лет «молнии лупят со страшной силой» по частным домам, по садовым участкам, по спортивным клубам, — поддержал иронию Бориса Павел, — а там, где «долбанёт», там, как грибы после дождя «чудесным образом» появляются кабаки, магазины, сауны, дачи всякого жулья… Однако давайте разберёмся с остальными точками.

 

***

Виталий увлёк Катю в сторону моста. Забегая нетерпеливо вперёд, он ждал, снова убегал, опять ждал. Оказавшись у самого моста, он указал пальцем куда-то вниз и, улыбаясь, уставился на Катю. Чувствуя смутное беспокойство, Катя приблизилась и посмотрела в указанном направлении. Спуск был покрыт льдом и накатан. Разбежавшись, Виталий прокатился, с трудом сумев устоять на ногах, и оказался внизу, после чего жестом позвал Катю.

— Дурак что ли?! — произнесла Катя, крутя пальцем у виска. — А если лёд треснет?!

— Тут мелко, — отозвался Виталий.

— Чтоб утонуть — хватит!.. Вылезай! — потребовала Катя.

— Могли бы покататься немного, — проворчал Виталий, выбираясь обратно на дорогу.

— Очень надо — шею свернуть!.. Ты зачем меня со двора увёл? Что они там обсуждают?.. Пойдём обратно!.. Темнеет уже.

Им пришлось отойти на обочину, когда навстречу проехала машина; погружённые в собственные мысли, они не заметили, что машина остановилась и из неё выскочили двое. Заметив опасность слишком поздно, Виталий рванулся вперёд, но крепкий коренастый парень успел обхватить его за шею и, сильно сжав, поволок к машине.

В то же время второй — худощавый и более высокий, схватил Катю за левую руку и за талию, собираясь поднять, но сразу получил каблуком в голень, от чего взвыл, захваты, однако, не ослабил. Свободной правой рукой Катя ударила через голову наугад, поняла, что попала, сразу осела, прихватив обе руки негодяя, и резко взмахнула правой ногой. Носок сапога угодил подонку в правый глаз. Сев на дорогу, бандит грязно выругался и вынул из кармана пистолет. Опасаясь упустить драгоценное время, Катя резко ударила левой ногой по руке бандита, от чего пистолет улетел на противоположную обочину. Опуская ногу, Катя подшагнула вперёд и влево, тут же нанесла удар второй ногой в голову, но, лишь слегка задев негодяя, потеряла равновесие и свалилась с обрыва. Цепляясь за ветки кустарника, она постаралась максимально распластаться и найти опору для ног.

Со стороны дороги вновь донеслась ругань, но голос был уже другой. Осторожно подтянувшись, Катя выглянула из-за куста и увидела, как коренастый бандит тащит к машине долговязого.

К тому моменту, когда Катя сумела выбраться на обочину, машина была уже далеко. Перебежав через дорогу, Катя увидела углубление в снегу, пошарила там рукой и, достав из снега пистолет, сунула его в карман. Преодолев расстояние до дома бегом, она едва не упала на крыльце, а вбежав в кухню, сразу направилась к столу, отобрала у Павла карандаш и, придвинув к себе, изрисованный Павлом, лист бумаги, записала номер машины, после чего обессиленно присела, держась за край стола. Тяжело дыша, она попыталась что-то сказать, но лишь всхлипнула, потом поднялась, опираясь на стол, сделала глубокий вдох и сказала, стараясь отчётливо выговаривать слова:

— Витальку похитили.

Павел побледнел и дрогнувшим голосом спросил:

— Как выглядит машина?

— Большой чёрный джип, — ответила Катя.

— В каком направлении уехали?

— Около моста свернули направо.

— Конный клуб? — предположил Сергей.

— Похоже на то, — согласился Павел, доставая из кармана мобильный телефон.

— Надо ли звонить? — засомневался Алексей. — Ваши, пожалуй, только навредить могут.

— Про машину хочу узнать, — пояснил Павел, отыскивая нужный номер.

— Может, мне сбегать к твоему отцу? — спросил Тимофей.

Павел кивнул.

Вскоре после ухода Тимофея, будто почувствовав неладное, пришла Зоя Ивановна.

— Куда это Тимка умчался? — спросила она с порога.

Борис, тщательно стараясь преуменьшить степень опасности, рассказал ей о случившемся. Опасения его оказались излишними.

— Поезжайте все с Семёнычем, — распорядилась Зоя Ивановна, — мне только Катю оставьте.

— Не-е-т! — возмутилась Катя.

Дверь открылась, — вошли Тимофей и Игорь Семёнович. После короткого разговора сосед оставил Зое Ивановне ружьё и попросил Тимофея завести Фрэда в дом.

— Вы умеете этой «убивалкой» пользоваться? — удивилась Катя.

— Не велика премудрость… Суметь-то — сумею, да только не понадобится это; зря Семёныч осторожничает.

— Ивановна, позакрывай всё! — бросил сосед, направляясь к выходу.

 

***

Когда все уже сидели в УАЗике, Павел вновь достал телефон.

— Что там? — спросил Сергей.

— Сообщение от Витальки, — ответил Павел и показал телефон Сергею.

— «Шест», — прочитал Сергей.

— Всего одно слово, — рассуждал Павел. — Похоже, что контроль за Виталькой есть, но не очень-то надёжный; к тому же, и телефон отобрать не догадались…

— Похитители не были похожи на разумных людей, — сообщила о своих наблюдениях Катя.

— Похоже, что мы на верном пути, — заключил Павел.

— А вдруг похищение — это отвлекающий манёвр? — высказал опасение Алексей.

— Поздно об этом думать, — заметил Тимофей.

— У Зои Ивановны есть Фрэд, — напомнил Сергей.

— А ещё: телефон и ружьё, — добавил Тимофей. — Свет, к тому же включён в обоих домах, — не сунутся.

УАЗик быстро бежал по заснеженной дороге, удаляясь от города.

Катя сидела, мысленно анализируя произошедшее, задумчиво нахмурившись; она чувствовала себя виноватой и в том, что не смогла защитить Виталия, и в том, что не осталась с Зоей Ивановной. Когда машину вдруг тряхнуло, Катя едва не очутилась на полу, но Алексей успел её поддержать, после чего, ткнув пальцем в правый нижний карман её куртки, спросил:

— Откуда?

— У одного из похитителей забрала, — как бы оправдываясь, ответила Катя.

Представив себе, что могло произойти во время похищения, Алексей недовольно покачал головой.

Вскоре УАЗик вновь тряхнуло, затем последовала длительная прерывистая пробуксовка. Игорь Семёнович, тихо ругаясь, пытался как-то исправить ситуацию, но, быстро поняв, что не справится, повернулся и объявил:

— Приехали!.. Свернул не туда!.. Передний мост не подключается, так что быстро выбраться не получится.

— Вытолкаем! — уверенно заявил Борис.

— Нет, нет, не теряйте зря время, пешком бегите; близко уже этот бывший клуб… Телефон при мне, — звоните, если вдруг понадоблюсь.

Павел выскочил из машины первым и, быстро оценив обстановку, побежал; остальные последовали за ним. Уже минут через пять Павел остановился перед воротами бывшего конного клуба.

За довольно высоким забором виднелся небольшой кирпичный дом, чуть дальше — длинная, на половину сгоревшая деревянная конюшня.

— Гляди, Паша, какой, оказывается, участочек можно на нашу ментовскую зарплату «отхватить», — сиронизировал, подбежавший следом, Сергей.

— И почему-то на отшибе, подальше от любопытных взглядов, — продолжил мысль Сергея Павел.

— Давайте-ка уже действовать, пока нас тут не заметили, — предложил Тимофей, потом осторожно заглянул через калитку во двор и продолжил:

— Катя и Алексей, зайдите с дальней стороны и осмотрите территорию вплоть до дома; а остальные, давайте-ка здесь осмотр проведём.

Катя послушно пошла в, указанном Тимофеем, направлении.

— Надеешься, что там таки точно никого нет? — съязвил Алексей.

— Не время спорить, — отрезал Тимофей. — Иди.

Катя уверенно двигалась по бетонному основанию забора, держась за рейки.

— По-идиотски забор сделан, — проворчал Алексей, направляясь вслед за Катей.

«Хитрый Тимка, — назначил меня охранником для Кошки… Хотя, ладно, — думал Алексей, — надеюсь, что менты своё дело знают, да и Борис в охотку кулаками поработает». Алексей вдруг ясно ощутил, что зачем-то пытается сам себя успокоить. Тем временем он уже догнал Катю. Через проёмы в заборе было видно, что во дворе никого нет. Глядя на тусклый свет, исходящий из окон дома, Алексей предположил, что осмотреть конюшню при таком освещении будет весьма затруднительно, вслух же пошутил:

— Ты хоть понимаешь, какую «ответственную» задачу нам поручили?!

— Я так понимаю, что меня просто вежливо «отшили», а тебе поручили присматривать за мной, — ответила Катя.

Алексей уже собрался «возразить» в той же язвительной манере, но вдруг заметил, что за домом виднеется ещё какое-то строение. Ему вдруг показалось, что дверь этого строения на несколько секунд приоткрылась.

— Ну что ты там застрял?! — послышался тихий голос Кати. — Пойдём уже решать «ответственную задачу».

 

***

После быстрого осмотра части двора, примыкающей к воротам, Тимофей молча подал какие-то знаки Сергею и Павлу, затем жестом позвал за собой Бориса и направился к входу в дом.

— Это — называется, что он память потерял?! — удивился Сергей.

— Тише ты! — зашептал Павел. — Эти сигналы у него ещё в Афгане на подсознательном уровне закрепились… Работаем!

Остановившись около двери, Тимофей аккуратно отстранил Бориса.

— Заходить передумал? — спросил Борис.

— Тише… Подождём.

— Чего подождём? — прошептал Борис.

— «Приглашения», — так же тихо ответил Тимофей, поднося палец к губам.

За дверью послышались шаги, потом лязг засова, после чего дверь открылась и на пороге появился весьма упитанный мужчина с пистолетом. Тимофей одним движением отобрал пистолет, при этом было слышно, как пальцы толстяка хрустнули; последовавший за этим, восходящий удар локтем в челюсть послужил надёжной мерой профилактики нежелательного шума.

— Держи «клиента», — прошептал Тимофей, толкая толстяка в сторону Бориса и проходя в дом.

Не желая задерживаться, Борис нанёс несколько мощных ударов и поспешно направил падающее тело в ближайший сугроб. Войдя в помещение, Борис почти сразу наткнулся на тело какого-то татуированного уголовника, едва не запнувшись, тихо выругался и потащил тело к выходу, приговаривая:

— Я, вроде, уборщиком сюда не устраивался… Что за дела?!

Пристроив второго бандита в тот же сугроб, Борис вновь вошёл в дом, но дверь закрыть не успел, — подоспели Павел и Сергей.

— Боря, там за углом справа от входа — тот самый джип, — зашептал Павел, — имей в виду; хорошо бы ключи от него найти на всякий случай… Тимка где?

Борис кивнул и жестом указал направление.

— Иди за ним, а мы — с другой стороны пошарим.

 

***

Обойдя территорию до дальней от ворот части конюшни, Катя и Алексей перелезли через забор.

— Как она только держится?! — удивилась Катя. — Всё обуглено.

— А ты вон туда посмотри, — указал Алексей вправо от конюшни, — довольно хорошая беседка… Пойдём-ка туда.

С трудом пробираясь по глубокому снегу, они дошли до беседки и осмотрелись.

— А отсюда хороший вид, — заметил Алексей. — Ты понаблюдай за территорией, а я немного пройдусь… Пистолетом-то сумеешь воспользоваться в случае необходимости?

— Наверно, — со вздохом ответила Катя.

Алексею такой ответ не понравился.

— Дай-ка посмотреть.

Катя молча протянула пистолет. Вынув и осмотрев обойму, Алексей вернул её на место, осторожно, стараясь двигать затвор тихо, дослал в ствол патрон, так же тихо убрал с боевого взвода курок, после чего поставил пистолет на предохранитель и, возвращая его Кате, сказал:

— Сначала снимешь с предохранителя, потом взведёшь курок… Самовзводом не стреляй.

Катя кивнула и, снова вздохнув, сказала:

— Ножик бы мне…

— Зачем? — удивился Алексей.

— Спокойнее было бы; да и шума-то, вроде, лучше избегать.

Алексей вынул из кармана нож и, отдав его Кате, направился в сторону входа в конюшню, однако, постояв там немного, прошёл дальше.

Выполнять функцию наблюдателя Кате быстро надоело. Прогуливаясь из стороны в сторону по беседке, она уже почти смирилась с мыслью, что ей придётся просто ждать, когда на тропинке появился чей-то силуэт. Поняв, что это — не Алексей, она осторожно открыла нож, стараясь не допустить щелчка, и вдруг узнала в приближающемся человеке коренастого бандита из джипа. Страх уступил место ненависти. Понимая, что бандит её видит, Катя повернула нож лезвием в сторону рукава, затем слегка приподняла и развела в стороны руки, изображая испуг.

Довольно хихикая и матерясь, бандит вошёл в беседку и, узнав Катю, спросил:

— За машиной что ли бежала?

— Не-е-т, — дрожащим голосом ответила Катя, затем немного отступила и, указывая куда-то за плечо бандита, добавила:

— Я с ним.

Бандит оглянулся, но никого не увидел; Катя же, метнувшись вперёд, ткнула ножом под нижнюю челюсть обманутого врага, после чего, нырнув под его правую руку, оказалась у него за спиной и, перехватив нож в левую руку обратным хватом, ударом правой вбила лезвие ножа по рукоятку в область правой почки бандита. Сразу же ей пришлось отскочить, в результате чего, развернувшийся в ярости, бандит впустую махнул кулаком, тут же получив от Кати ногой в пах. Не желая приближаться, Катя брезгливо добила падающего противника круговым ударом левой ногой в голову.

— Уже во всю развлекаешься? — раздался рядом голос Алексея.

— Да так… слегка, — демонстративно замялась Катя. — Надо же чем-то заняться.

— Ладно… Забирай нож… Придётся нам, похоже, конюшню осмотреть.

Катя извлекла нож и, перехватившись, замахнулась.

— Не надо, не надо, — остановил её Алексей. — Сам сдохнет от внутреннего кровотечения.

— Это он Витальку в машину утащил, — сообщила Катя.

— Ну что же, — рассуждал, думая о чём-то другом, Алексей, — тем более пусть помучается.

Катя уже заметила, что Алексей вернулся не с пустыми руками: в одной руке он держал вилы, в другой — укороченный автомат.

— Откуда «инструменты»? — спросила она, вытирая лезвие ножа об одежду бандита.

— Сначала нашёл вилы, потом «поменялся» там с одним на автомат, а потом решил, что вилы хозяину автомата «больше не нужны».

— Понятно… Что будем искать в этих углях?

— Не знаю… Вроде, лазил там кто-то… Тебе не кажется, что здесь ощущается какая-то едва заметная суета?

— Не замечала, — ответила Катя, пожав плечами. — Я за Витальку беспокоюсь.

Со стороны жилого здания раздался выстрел. Катя и Алексей переглянулись.

— Похоже, «ПМ», — определил Алексей.

— Наверное, надо туда бежать, — неуверенно сказала Катя.

— Нет, нет, — возразил Алексей. — Надо сначала здесь закончить.

 

***

Тимофей и Борис бежали на звук выстрела. Около лестницы, ведущей на чердак, путь им преградил худощавый парень с заплывшим правым глазом. Парень помахивал довольно крупным ножом и боязливо пятился.

— Пристрели его, — попросил Борис, обгоняя Тимофея.

Тимофей, однако же, стрелять не стал; одним ударом ноги он выбил нож, вторым — усадил бандита на пол. В этот момент вновь прозвучал выстрел; Тимофей бросился вслед за Борисом.

Падая, Борис понял, что пуля прошла по рёбрам, не причинив серьёзного вреда. Рядом, прислонившись к стене и согнувшись, стоял Павел; левой рукой он сжимал правую, по которой стекала кровь.

В глубине комнаты стоял рослый светловолосый мужчина со звериным выражением лица; в правой руке он держал пистолет, левой — прижимал к себе Виталия, сдавливая ему горло.

— Отпусти ребёнка и уходи! — потребовал Тимофей, не выходя из-за угла.

— Ты, Анцигин, меня за дурака-то не считай!.. Я уйду только вместе с ним!.. Бросай на пол всё, что есть в руках, и выходи, иначе пристрелю тёску — не пожалею, а потом — и отца его… Хотя, для начала, пожалуй, вот этого… Лапшин, если не ошибаюсь?!

Тимофей плавно шагнул правой ногой в сторону и выстрелил. Практически в ту же секунду прозвучал ответный выстрел.

— Ну ты — мастер!.. Прямиком в лоб угодил, — Восхищённо простонал Борис, придерживая правый бок.

— Ты в порядке? — обратился Павел к сыну.

Потрясённый всем произошедшим, Виталий медленно направился к отцу.

 

***

Длинное помещение конюшни состояло из двух половин, разделённых перегородкой. Осматривая свою половину, Алексей спешил, беспокоясь за Катю; Катя же двигалась медленно, стараясь соблюдать, полученную от Алексея, инструкцию. «Куда взгляд — туда и ствол… Куда взгляд — туда и ствол», — мысленно повторяла она, когда впереди вдруг появилась фигура человека с фонариком. «У Лёхи — фонарика нет», — подумала Катя, плавно нажимая на спусковой крючок. Выстрел прозвучал в тот момент, когда бандит направил свет фонарика прямо на Катю, — фонарик погас. Катя подняла пистолет чуть выше и выстрелила повторно, затем сместилась чуть влево и осмотрелась. Ослеплённая светом фонарика и вспышками выстрелов, она не сразу заметила появление в дверном проёме второй фигуры, однако, прилетевшие от Алексея, вилы несколько «озадачили» вошедшего; пальнув из чего-то в потолок, он застонал, но короткая автоматная очередь «успокоила» его.

Встретившись у входа, Катя и Алексей убедились, что бандиты уже не представляют опасности.

— Похоже, что у них тут что-то спрятано, — предположил Алексей, указывая на ящики у самого входа.

— С чего ты взял? — удивилась Катя.

— Как-то не вписываются эти ящики в окружающие головёшки.

Катя приподняла один ящик и, усмехнувшись, заметила:

— Пусто, однако.

Алексей отодвинул ещё несколько ящиков и достал откуда-то снизу увесистый пакет, почти полностью поместившийся на его ладони.

— Наркотики? — догадалась Катя.

— Похоже на то, — согласился Алексей, бросая пакет обратно. — Теперь можно идти дальше.

Осматриваясь по сторонам, они дошли до жилого здания, у самого входа — заметили какую-то возню в сугробе, услышали чей-то мерзкий мат; приблизившись — увидели двоих.

— Явно, не наши, — уверенно заявил Алексей и сделал два одиночных выстрела.

— А вилы зачем опять взял?.. Они же тебе только мешают, — сказала Катя, видя, что Алексей вынужден стрелять, удерживая автомат одной рукой.

— Нормально! — отрезал Алексей. — Вдруг ещё пригодятся.

 

***

Тимофей осмотрелся. Он чувствовал, что по левому боку стекает кровь, но состояние своё оценивал как вполне сносное.

— Паша, а Серёга-то где? — спросил он.

— На чердак полез за кем-то, — почти простонал Павел, пошатываясь и продолжая сжимать руку.

За приоткрытой дверью раздался грохот, потом стон, шорох, одиночный автоматный выстрел. Тимофей направился к двери, держа наготове пистолет, но вдруг резко перенаправил ствол вверх, пропуская в комнату Катю, Сергея и Алексея.

— Похоже, Катёна, для нас работа есть, — с порога заявил Алексей, прислонив к стене вилы и подавая Кате бинт. — Пистолет только сначала на предохранитель поставь.

— Откуда бинт? — удивилась Катя.

— Захватил с собой несколько упаковок перед уходом… Быстро разделись все трое!.. Оставить вас нельзя без присмотра.

Во время оказания медицинской помощи Катя беспокойно поглядывала в сторону двери.

— Там же Серёга караулит, — попытался успокоить её Алексей. — Ты лучше бинтуй потуже и не спеши.

— Да ублюдок там валяется, который на меня напал, — объяснила своё беспокойство Катя.

— Дохлый?

— Вроде, живой ещё.

Будто в подтверждение Катиных слов, из коридора донёсся какой-то шум. Моментально сорвавшись с места, Катя направилась к двери, доставая из кармана пистолет и снимая его с предохранителя. Она уже взвела курок, когда в дверной косяк врезался худощавый парень и, оседая, застонал; следом появился Сергей, весьма жёстко пнул парня и, увидев Катю, сказал:

— Спасибо тебе!.. Можешь считать, что жизнь мне спасла.

— Я-то тут при чём? — удивилась Катя и вновь поставила пистолет на предохранитель.

— Ты меня научила тому, что я сейчас сделал, — пояснил Сергей. — Прирезал бы он меня, если бы ты нас тогда не замучила со своим танто-дзюцу.

— Можешь его приподнять и прислонить к косяку? — спросила Катя, убирая в карман пистолет.

— Запросто, — с готовностью ответил Сергей, хватая бандита за одежду и поднимая его рывком.

Катя взяла вилы, вышла из комнаты и, взглянув в глаз худощавого бандита, спросила:

— Узнаёшь меня?!

Бандит что-то невнятно пробубнил.

— Что?.. Кто тебе, скотина, велел ребёнка похитить?!

— Я — не ребёнок! — возмутился Виталий.

— Очухался, вроде… Молодец, — одобрительно прохрипел Борис.

Катя приставила вилы к груди бандита и коротко повторила:

— Кто?

— Это — Мирон, Мирон велел… Мы не хотели, даже Шест не хотел, — разговорился вдруг бандит.

— Кто такой Мирон? — спросила Катя.

— Знаем мы этого Мирона, — ответил вместо бандита Сергей.

— Получается, что этот — нам больше не нужен? — спросила Катя.

— Похоже на то, — подтвердил Сергей.

— Тогда я ему щас долг верну с процентами, — решительно заявила Катя, отстраняя Сергея.

Быстро размахнувшись и постаравшись максимально задействовать вес собственного тела, она вонзила вилы в правую руку и бок бандита с такой силой, что зубцы, пройдя насквозь, воткнулись в дверь и в косяк.

— Ну что ты там делаешь? — недовольно проворчал Алексей. — Бинтовать я один должен?

— Делаю что-то вроде гербария… Или как там это называется? — «попыталась оправдаться» Катя, возвращаясь к оставленной работе. — Видишь, какую «козявку» к двери приколола?!

— Вижу, — буркнул Алексей. — Выходить как будем?

— Аккуратненько пригнёмся и выйдем.

Оценивая качество повязки, Тимофей подвигал левой рукой, поморщился, потом оделся и направился к Сергею.

— Что там на чердаке? — спросил он.

— Ничего интересного, — последовал ответ.

— Но ублюдок, которого ты оттуда сбросил, зачем-то туда лазил… Зачем?

— Не знаю… Можно было бы спросить у него, но кое кто сделал в нём дырку.

— Ну, извините!.. Не знал, что то, что оттуда упало, кому-нибудь нужно, — отозвался Алексей.

— Слазить посмотреть? — неуверенно спросил Сергей, вероятно, надеясь на отрицательный ответ.

Тимофей утвердительно кивнул.

— Деньги, оружие, наркотики; может, ещё что-нибудь… Точно не знаю.

Тем временем Алексей, закончив бинтовать руку Павлу, взял автомат и сказал :

— Тревожно как-то… Пойду-ка я ещё разок двор осмотрю.

— Лёш, там ещё какой-то сарайчик за домом, — подсказал Павел.

— Да, да… И его — тоже.

— Я с тобой, — сказала Катя.

— Нет, нет, не надо… Борису ещё немного подбинтуй, чтоб кровь через повязку не сочилась, и одеться помоги.

 

***

Сарай за домом Алексей посетил уже во второй раз.

В крохотном помещении одиноко стояла лошадь. «Какая же сволочь её тут оставила?» — подумал Алексей, осторожно проходя мимо. Визуальный осмотр помещения вскоре пришлось дополнить ощупыванием окружающей обстановки руками, ногами и автоматом. «Вот растяпа!» — думал о себе Алексей, пытаясь быть спокойным, но уже осознавая, что бандитское тело куда-то исчезло. Воображение невольно рисовало наихудшие из возможных вариантов развития ситуации, когда, выходя из сарая, Алексей заметил чью-то тень, мелькнувшую за домом, а потом и следы на снегу.

Ночное небо окончательно очистилось. «Похолодает к утру», — подумал Алексей, взглянув на многочисленные звёзды, потом, повинуясь какому-то внутреннему чувству, побежал, огибая здание со стороны входа.

К автомобилю медленно приближался человек, который едва держался на ногах; в правой руке он нёс спортивную сумку, в левой — барсетку.

— Далеко собрался? — поинтересовался Алексей, однако ответа ждать не стал.

Удар рукояткой автомата пришёлся бандиту точно в висок. В сумке Алексей обнаружил пистолет, несколько гранат и деньги. «Догадываюсь, как распорядятся этим наши менты», — подумал Алексей и направился в сторону обгоревшей конюшни. Собрав в сумку оружие убитых бандитов, он перелез через забор, оставил автомат и барсетку, перебираясь через сугробы, слегка углубился в лес. Подходящую ель Алексей нашёл довольно быстро. Забравшись почти до середины ствола, он закрепил на ветвях сумку и вернулся по своим следам, заметая их за собой еловой веткой.

Вернувшись в дом, Алексей обнаружил, что все заняты изучением содержимого какой-то кожаной папки.

— Это — с чердака? — спросил он.

Сергей утвердительно кивнул.

— Ты уверен, что это — всё? — спросил Тимофей.

— Всё осмотрел как положено… — начал было оправдываться Сергей.

— Ладно, ладно, — перебил Тимофей.

— Лёш, а что там в сарае? — поинтересовался Павел.

— Зверь, — коротко ответил Алексей.

— Какой ещё зверь? — удивился Борис.

Алексей чуть помедлил с ответом, почему-то вспомнил свои ощущения во время последних тренировок и сказал:

— Страшный.

— Да что с тобой сегодня?! — воскликнул Борис, затем прошёлся по комнате и сказал:

— Дай-ка мне автомат!.. Пойду тоже осмотрюсь для надёжности.

— Держи… От сарая только за дом дальше не проходи; там, похоже, «растяжка» или какая-нибудь другая пакость.

— Почему ты так думаешь?

— Бандюга один там от меня уходил — задержался подозрительно долго.

— Где он теперь?

— Около машины валяется.

Борис что-то недовольно проворчал, едва не наткнувшись на черенок вил, и, пригнувшись, вышел.

Тимофей закрыл на несколько секунд ладонями глаза, потом взглянул на Алексея и спросил:

— В конюшне что-нибудь нашли?

— Угли и двух дохлых «упырей», — ответил Алексей, но тут же заметил удивлённо-вопросительный взгляд Кати и едва заметно отрицательно покачал головой.

Катя промолчала.

— Что с этим-то делать? — спросил Сергей, указывая на бумаги и диски, выложенные из папки.

— Сложи всё обратно, — попросил Павел. — Заберём папку с собой, потом, может быть, разберёмся.

Изучая содержимое барсетки, Алексей обнаружил мобильный телефон и вскоре, поругав полушёпотом самого себя, сказал:

— Телефон-то я «прохлопал»… Сообщение с него ушло.

Сергей взял у Алексея телефон и прочитал:

— «На нас напали. Мы у Шеста».

— А ответ? — поинтересовался Павел.

— Ответа нет, — сказал Сергей.

— Ехать сюда из города — далековато, — задумчиво проговорил Алексей. — Кстати, ночью-то сообщение могли и проигнорировать.

— А я думаю, что надо нашим звонить, пока не поздно, — уверенно заявил Сергей.

— Нет, нет, — возразил Алексей, — нельзя вашим звонить. Звонить надо бандитам.

— Не понял! — удивился Сергей.

— Алексей прав, — вмешался Павел, — бандитам надо звонить.

— Нашли время «прикалываться»!

— Серёга, они не «прикалываются», — тихо заговорила Катя. — От ментов, похоже, всегда больше вреда чем пользы, а в нашей ситуации — подавно.

— Всё правильно, — продолжил Павел. — Это — возможность «поставить точку»: больше не будет ни поджогов, ни похищений. Сейчас я им позвоню, а потом… Потом: вы все уйдёте, а я останусь встречать «гостей».

— Останусь я, — уверенно сказал Тимофей.

— Нет, нет, — возразил Сергей, интенсивно мотая головой и правой ладонью. — Я могу остаться; а вы — возвращайтесь к УАЗику.

— Серёга с животными лучше ладит, — съязвил Алексей. — Могу составить ему компанию, если Борька мне автомат вернёт.

— Будет так, как решил я, — спокойно сказал Павел, обводя взглядом присутствующих. — Я наиболее подробно знаком со всей этой ситуацией и со многими, кто в ней так или иначе может участвовать — значит: у меня наибольшие шансы на положительный результат.

— Уходить-то как будешь? — спросил Сергей.

Павел пожал плечами и хотел было что-то ответить, но Алексей молча протянул ему бандитскую барсетку.

— Ключи?! — догадался Павел.

Алексей кивнул.

— Замечательно!.. Надо бы машину осмотреть. Сейчас вернусь.

Когда Павел вышел, Алексей обратился к Виталию:

— Расскажи-ка нам пока о своих приключениях… Что видел, что слышал?

Виталий пожал плечами и начал рассказывать:

— Когда меня в машину затолкали, кто-то несколько раз упоминал о каком-то Шесте, говорил: «Шест нас убьёт», «Шест будет недоволен», а тот, который был за рулём, сказал, что ему наплевать на Шеста… Да, ещё Катю ругали; один бандит всё стонал, что она ему глаз выбила. Я когда это услышал — сразу бояться перестал, даже чуть не засмеялся.

— Ещё какие-нибудь имена, фамилии, клички называли? — спросил Алексей.

— Того, который за рулём был, называли Мироном. Похоже, что он у них главным был. Он на двух других кричал несколько раз, потом сказал: «Конюшню освободили для дела, а не для того, чтоб Шест там развлекался», он же и тут распоряжался, а потом куда-то ушёл.

— А тот, который тебя держал и в нас стрелял, что-нибудь говорил? — спросил Тимофей.

— Он только ругался, злился, обзывал всех дебилами и идиотами, говорил, что надо было везти меня в какое-то другое место, к какому-то…

— Диамату? — подсказал Сергей.

— Да, точно, так и сказал: «Вот и везли бы к Диамату, если он такой умный!» Потом он ещё Мирона дураком назвал из-за машины.

— Правильно назвал, — усмехнулся Сергей, — глупо на такие дела на собственной машине ездить.

— Обнаглели они, похоже, до предела — хозяевами себя в городе чувствуют, — предположил Алексей.

Разговор постепенно терял всякий смысл: все просто «убивали время» в ожидании Павла и Бориса. Первым вернулся Борис.

— А Пашка где? — поинтересовался Сергей.

— В машине копается — просил подождать, — проворчал Борис, пролезая под вилами.

Он недовольно взглянул на Катю, потом вернул Алексею автомат и мрачно сказал:

— Ты что же, лошади испугался?

Катя засмеялась и спросила:

— В сарае лошадь?!

— Да, — подтвердил Борис, — лошадь.

— Я пойду, посмотрю! — оживилась Катя.

— Я — тоже! — подхватил Виталий.

— Нет, нет, останьтесь! — потребовал Алексей.

— Почему-у?! — заныла Катя.

— Вдруг укусит, — ответил Алексей под общий смех.

— Нет, правда, — продолжил Алексей, — хватит разгуливать; надо Павла дождаться… Кстати, то, что лошадь может быть «страшным зверем», я как-то имел возможность убедиться, когда ездил в деревню к тёще. Там у них лошадь была совершенно дикая… У тестя даже телега была с ручным тормозом.

— Это как?! — удивился Виталий.

— Очень просто: дополнительная оглобля, упирающаяся в землю, затрудняет движение — вот и всё.

— Та лошадь кусалась? — спросил Виталий.

— Не знаю… А вот когда однажды племянник моей бывшей жены пытался ту лошадь сфотографировать, — последним снимком в разбитом фотоаппарате оказался снимок её копыта.

— Вспышки испугалась? — догадалась Катя.

— Возможно… Дикая, короче… У неё и лошадёнок был такой же дикий… Мы как-то на телеге ехали, а лошадёнок рядом бежал…

— Кто бежал? — мрачно перебил Борис.

— Лошадёнок, — повторил Алексей.

— Может, жеребёнок? — поправил Борис.

— Кто? — Алексей сделал вид, будто не понял.

— Жеребёнок, — повторил Борис.

— Не понял, — соврал Алексей.

— Жеребёнок — это котёнок лошади, — «объяснила» Катя.

Дождавшись, когда затих смех, Алексей продолжил:

— Теперь понятно… Ну вот, значит, бежал рядом… котёнок лошади…

— Тьфу ты! — Борис отвернулся, покачивая головой, и, не участвуя в новом взрыве смеха, повторил:

— Жеребёнок.

— Да, — согласился Алексей. — Так вот, значит, хотел я его погладить, только прикоснулся, а он такой «уширо-гери» «отвесил» сразу обеими задними лапами, что из телеги щепки полетели. Хорошо хоть, что только в телегу попал.

— Он что, больной?! — спросила Катя.

— Вот и моя бывшая тогда так же сказала, но только почему-то — про меня.

— Ноги у лошадёнка… Тьфу ты, чёрт!.. Прости Господи, — Борис отвернулся и тайком перекрестился. — Ноги у жеребёнка, а не лапы.

— Да какая, на хрен, разница?! — парировал Алексей.

— Ах, ну да: для тебя — никакой… «Врач», блин!..

— Ну, не ветеринар ведь.

— Вы тут так «ржёте», что на улице слышно, — раздался из коридора голос Павла. — Собирайтесь и бегом к УАЗику!

— А бандитам… — начал было Сергей.

— Я уже позвонил, — перебил Павел. — Думаю, что минут через сорок они будут здесь… Лёш, оставь мне автомат на всякий случай.

— Попроси ублюдков, чтоб о лошади позаботились, — сказал напоследок Борис, пролезая под вилами.

— Ладно, — согласился Павел и, придержав за руку Сергея, что-то прошептал.

«Только о лошади ему сейчас и заботиться!» — хотел было сказать Алексей, но, пролезая под вилами, проворчал:

— Понатыкали тут!

Катя усмехнулась и прошла под вилами, почти не нагибаясь, но слегка согнув ноги.

 

***

Возвращение к УАЗику несколько затянулось: из-за боли в боку отставал Борис; Тимофей держался лучше, но использовал отставание Бориса для коротких передышек. Впереди бежали Катя и Виталий; им приходилось периодически оглядываться и сдерживать темп, однако, когда в темноте показались очертания УАЗика, Виталий заторопился на встречу деду. Сергей и Алексей, решив ещё у ворот не терять из виду Бориса и Тимофея, размеренно бежали последними.

Выслушав сбивчивый рассказ внука, Игорь Семёнович предложил Кате наблюдать за дорогой, а остальным — заняться машиной.

— Расстрелять бы их прямо на дороге, — рассуждала Катя, направляясь к развилке.

— Не вздумай! — возразил Алексей. — Такие осложнения можем получить!..

— Да понимаю я! — донеслось из темноты.

— Надо было лошадь с собой захватить, — пошутил Алексей, готовясь толкать УАЗик.

Повинуясь объединённым усилиям, машина продвинулась на полметра, забуксовала, после раскачивания вновь продвинулась и медленно поползла задним ходом к развилке.

Увидев подбегающего Алексея, Катя, не дожидаясь вопроса, сообщила:

— Джип один «пролетел» мимо… Думаешь, что это — они?

— Сомневаюсь, что кто-то ещё может сунуться на эту дорогу в такое время… Ладно, пойду, скажу, что можно машину разворачивать.

Вскоре после ухода Алексея к Кате подошёл Сергей. Он молча проследил за УАЗиком, когда тот, выбравшись на дорогу, развернулся и поехал задним ходом обратно. Теперь оставалось только ждать.

Ждать пришлось довольно долго. Видя, что Сергей тоже наблюдает за дорогой, Катя принялась прогуливаться из стороны в сторону, потом начала прыгать, но так и не сумев согреться, стала отрабатывать на Сергее удары руками и ногами, останавливая их в момент соприкосновения.

— Замёрзла? — спросил Сергей, стараясь не отвлекаться от дороги.

Катя молча продолжала греться, работая кулаками.

— Подожди, подожди… Машина какая-то приближается, — сказал Сергей, пытаясь отстранить Катю рукой.

Скользнув под руку Сергея, Катя ткнула его локтем в бок и, быстро отскочив, уставилась на дорогу как раз в тот момент, когда чёрный джип, снизив скорость, помигал фарами, после чего проследовал в сторону города.

— Поехали! — радостно воскликнула Катя и направилась к УАЗику.

— Нет, нет, подожди! — остановил её Сергей.

— Что ещё? — удивилась Катя.

— Надо ещё понаблюдать.

— «Хвост»? — догадалась Катя.

— Да… Минут пять ещё подождём.

— УАЗик даже не шелохнулся… Похоже, что здесь только я такая бестолковая.

— Брось… Я всё-таки в милиции работаю, а за рулём УАЗика — майор КГБ в отставке, — попытался успокоить Катю Сергей.

— Почему, кстати, у него машина такая позорная… ну, в смысле, странная?

— Она только внешне «позорная», а механизм — хороший, только починить надо слегка…

— Ха-ха!.. «Хороший механизм»… «Металлолом», блин! — съязвила Катя и уставилась прямо в глаза Сергея, ожидая продолжения ответа на свой вопрос.

Стараясь продолжать наблюдение за дорогой, Сергей всё же взглянул на Катю. Её, направленный снизу вверх, взгляд вызвал у Сергея усмешку.

— Ты сейчас похожа на кота из мультфильма «Шрэк», — поспешил он объяснить свою реакцию.

— Я знаю… Лёшка называет это моей самой опасной боевой стойкой.

Сергей вновь засмеялся, а потом продолжил:

— А машину Семёнычу дали в качестве компенсации, когда его со службы выперли, правда, списанную, но хорошую… Мы на ней раньше на рыбалку ездили с ночёвкой — удобно: палатки не надо.

Со стороны бывшего конного клуба раздался хлопок.

— Что это было? — настороженно прошептала Катя.

— Похоже, что граната… Не зря Алексей предположил, что там где-то «растяжка» установлена.

— Значит: бандиты ещё там, — сделала вывод Катя. — Надо ехать.

В тот же миг УАЗик завёлся и тронулся с места. Наблюдатели на ходу заскочили в салон автомобиля и машина, уверенно выехав на дорогу, быстро побежала в сторону города.

— Похоже, что утро уже, — в городе фонари включили, — заметил Сергей.

— Долго провозились… Джип-то не видно? — отозвался Алексей.

— Надо внимательно смотреть, — деловито проговорил Сергей, перебираясь в переднюю часть салона.

Все прильнули к окнам.

Миновав, расположенные на окраине, гаражи, УАЗик остановился, дверь открылась и Павел запрыгнул внутрь.

— Ничего не поняла! — сдержанно воскликнула Катя.

— «Фокусники», — проворчал Алексей. — А ты всё сама по себе, да сама по себе… Вот — учись слаженности действий!

 

***

УАЗик медленно пробирался по переулкам и узким улочкам окраины. Павел долго вглядывался в темноту через заднее окно, потом вернул Алексею автомат и сказал:

— Спрячем где-нибудь, когда приедем.

— Да, да, — подтвердил Тимофей, — у меня есть, куда всё это прибрать.

— Подъезжаем, — заметил Виталий.

УАЗик остановился. Павел и Сергей ушли открывать ворота.

— Территорию быстренько осмотрим, потом перевязками займёмся, — распорядился Алексей.

— Зачем?! — попытался возразить Борис.

— Надо раны как следует обработать, — объяснил Алексей.

 

***

Уже рассветало, когда Зоя Ивановна приготовила завтрак, а Алексей и Катя закончили делать перевязки.

— Что там у них?.. Серьёзное что-нибудь? — только теперь решилась спросить Зоя Ивановна.

— Нет… Думаю, что если правильно полечить, то всё обойдётся, — ответил Алексей.

Зоя Ивановна недоверчиво покачала головой. Поняв её опасения, Алексей решил уточнить:

— У Тимки — сквозное по краю левой трапециевидной мышцы, у Бориса — касательное по рёбрам справа, у Павла — по правой руке пуля прошла около лучевой кости, не повредив лучевой нерв… Можно считать, что всё обошлось.

— А кровищи-то! — заметила Зоя Ивановна.

— Это — не много, — возразил Алексей.

Вскоре пришёл Игорь Семёнович; он принёс бутылку красного вина и, поставив её на стол, направился к умывальнику. Пользуясь моментом, Алексей на всякий случай погрозил кулаком Борису.

— Да помню я, — буркнул Борис и отодвинулся подальше от бутылки.

Завтракали молча. Все готовы были упасть от усталости.

— Спасибо, — сказал Алексей, обращаясь к Зое Ивановне, и первым поднялся из-за стола.

Взглянув на сундук, он указал на, лежавшие там, автомат и два пистолета, обращаясь к Тимофею:

— Убрал бы ты эти «железяки» с глаз, пока не поздно.

— Помочь не хочешь? — отозвался Тимофей. — Там вон тряпки приготовлены.

Пока Алексей протирал и заворачивал в тряпки оружие, Тимофей допил чай, затем вышел из-за стола, накинул куртку и позвал Алексея за собой.

— В погреб что ли? — спросил Алексей, следуя за Тимофеем через огород.

— Не совсем… Сам тайник находится рядом с погребом, но доступ к нему имеется и из погреба тоже… Думаю, что тебе надо знать о нём.

— Пистолетов-то — только два, — со вздохом заметил Алексей. — «Вляпается» где-нибудь.

— Отдаст, — заверил Тимофей.

— Может быть, действительно, наиграется и отдаст, — размышлял вслух Алексей.

Открыв погреб, Тимофей быстро разобрал небольшой участок стены с правой стороны и, указав на открывшийся проём, сказал:

— Места много, — ещё что-нибудь поместится.

— Да, — согласился Алексей, подавая свёрток.

— Не хочешь рассказать о своих находках? — спросил вдруг Тимофей, закрывая тайник.

— Ты о чём? — удивился Алексей.

— О деньгах, о наркотиках, о гранатах.

Немного замешкавшись, Алексей взял Тимофея за руку, помогая выбраться из погреба, хотя в этом не было необходимости, и мысленно проговорил: «Может, ты и сны вещие видишь?» Теперь он пристально смотрел на Тимофея и молчал.

Будто желая спрятаться от взгляда Алексея, Тимофей на несколько секунд прикрыл глаза, после чего, всё ещё не поднимая взгляд, тихо сказал:

— Может быть… Я сам толком не понимаю, что со мной происходит. Иногда, действительно, что-то вижу, при этом понимаю, что это — не сны и не «глюки»… Только экспериментов больше не надо… Это — энергию «сжирает» так, что потом сил совсем почти не остаётся.

— Деньги, действительно, были… Я их решил спрятать, опасаясь, что Серёга и Пашка поступят с ними в соответствии с «ментовским чувством долга»… Верно так же и то, что сумка вполне поместится в твоём тайнике. Постараюсь доставить её сюда в ближайшее время… Что же касается наркотиков, то их я оставил в конюшне.

— Получается, стало быть, что в ближайшее время они попадут на улицы Новошураленска, а-то и по всей области разойдутся, — протянул укоризненно Тимофей.

— Сомневаюсь, что бандиты отпустили бы Павла, обнаружив, что их «отрава» пропала… К тому же, честно говоря, будь на то моя воля, — я бы раздал наркоманам всю эту дрянь бесплатно.

— Да помню я твою идею о том, что надо выдавать наркотики бесплатно для подрыва рынка сбыта, — усмехнулся Тимофей.

— И не смешно вовсе!.. Если бы это делалось при соответствующем контроле, — тогда и наркомафия бы «загнулась», и наркоманы меньше бы дохли, и новых «дебилов» в это скотство не вовлекали бы, ну а главное — приличных людей перестали бы грабить ради очередной дозы.

— Ладно, ладно, Лёха, пойдём, — холодно что-то, да и устал я «дико» за эту ночь.

Уже около крыльца Тимофей вдруг, покачав головой, сказал:

— Жаль, что они уже ушли и папку унесли… Ну да ладно.

Всех троих Столетовых и Сергея в доме, действительно, не оказалось.

— Пойду, пожалуй, и я, — сказал Алексей.

— Может, подождёшь? — напомнил о себе Борис.

— Ты дорогу забыл? — мрачно пробормотал Алексей, не желая отвлекаться от собственных мыслей.

Ещё немного постояв в раздумии, он взглянул на Катю и сказал:

— Новую «игрушку» в «детский сад» с собой не бери.

— Какую?.. — начала было Катя, но, увидев, что Алексей взял свою сумку и вышел, в растерянности вскочила со скамейки. — Какой «детский сад»?

— Пистолет в училище не бери, — перевёл Борис и тоже засобирался.

 

***

Когда Борис вышел, Катя всё ещё стояла посреди кухни. Ей вдруг показалось, что она чем-то провинилась и теперь все на неё сердятся. Взглянув на, одиноко сидящего за столом, Тимофея, Катя медленно одела куртку, достала из кармана пистолет и молча положила на стол.

Видя Катину растерянность, Тимофей придвинул к себе пистолет и, вздохнув, сказал:

— Нормально всё… На тренировку приходи.

 

***

На улице было холодно. Желая согреться, Катя побежала, но, увидев впереди Бориса, не решилась его догонять.

Оглянувшись, Борис тоже заметил Катю, но ждать не стал, а так и продолжал идти, глядя то на, идущего впереди, Алексея, то вновь оглядываясь на Катю; думать не хотелось, по всему телу разливалась усталость. Лишь увидев, что Алексей свернул к своему дому, Борис замедлил шаг, будто прислушиваясь к самому себе. Первая же мысль, пришедшая на ум, показалась ему правильной и естественной.

— Ты как? — спросила, уже догнавшая Бориса, Катя, расценив его, внезапно возникшую медлительность, как результат кровопотери.

— Подумал вдруг, что можно сейчас в церковь сходить… Там в это время как раз служба должна идти… Чем-то другим заняться не смогу, а выспаться — и позже успею… Пожалуй, пойду.

— Мне можно с тобой? — не задумываясь, спросила Катя.

— Ладно, пошли.

— Может, Лёшку догоним и тоже позовём?

— Откажется, — предположил Борис. — Он — из тех, кому надо своим умом до всего доходить… Я всё надеюсь, что он книги почитает, разберётся во всём, да ещё и мне что-нибудь разъяснит.

— Не скажу, что всё поняла, ну да ладно… Пойдём, короче, если не боишься, что кто-нибудь увидит дырки на твоей куртке.

— Да их и не видно… — Борис взглянул на свой правый бок. — Почти не видно: куртка — тёмная, кровь — тёмная, дырки — тоже тёмные.

Поговорив попутно на самые разные темы, они дошли до церковной ограды.

— Почему-то мне кажется, что нас туда или не пустят, или выгонят, — прошептала Катя, озираясь по сторонам.

— Знакомое ощущение, — отозвался Борис, продолжая между тем уверенно идти дальше.

Поднявшись на крыльцо, он открыл дверь и, пропустив Катю вперёд, вошёл следом. Видя, что Катя, осмотревшись, прошла вглубь помещения, Борис последовал за ней, но вскоре потерял её из виду.

Пытаясь отыскать взглядом свою спутницу, Борис почему-то вспомнил поговорку про чёрную кошку в тёмной комнате, но всё же продолжал вглядываться в толпу. Поиск этот мешал Борису сосредоточиться на службе. «Бесполезно, — решил он наконец. — Ростом мала — из-за людей не видно».

Простояв около десяти минут, Борис так и не увидел Катю среди прихожан; неожиданно она сама появилась совсем рядом.

— Ты где была? — прошептал Борис.

— Картинки смотрела, — ответила Катя, поправляя сумку на левом плече.

— А шапку-то зачем сняла?

— И ты туда же!

— Не понял, — насторожился Борис.

— Какая-то дура уже «наехала» на меня из-за шапки — говорит: «Зачем шапку сняла?!» Я ей: «Тут, вроде, не холодно», а она посмотрела на меня как на врага и «зашипела»: «Ещ-щё и в брюках!» Я ей: «Вам-то какое дело?! В чём хочу — в том и хожу!» и пошла дальше.

Сдержанно улыбаясь, Борис молча выслушал Катин рассказ, однако, увидев, что люди оглядываются, прошептал:

— Тише!.. А шапку всё же одень.

— Ладно, — ответила, пожав плечами, Катя.

Одев шапку, Катя попыталась заглянуть в глаза Бориса, ища одобрение; в тот же миг сумка с её плеча свалилась и, хотя Катя успела подхватить её за лямку, всё же довольно громко стукнула об пол.

— Вот чёрт! — вырвалось у Кати.

Люди обернулись; прихожанка, стоявшая ближе других, принялась что-то гневно шептать.

Видя, что Катя, явно, намеревается ответить, Борис, аккуратно отстранив Катю, поменялся с ней местами, заслонив её. Катя сначала нахмурилась, потом, немного постояв, выглянула из-за Бориса, настороженно осмотрелась, вскоре почти успокоилась, но продолжала поглядывать по сторонам.

Потеряв всякую надежду добиться желаемого настроя, Борис начал подумывать об уходе; к этому же его подталкивали, нарастающие, слабость и сонливость. «Надо идти, пока не учудила ещё что-нибудь», — подумал он и взглянул на Катю, которая уже смотрела куда-то в правую сторону.

— Что там? — шёпотом спросил Борис.

Пройдя перед Борисом, Катя вновь встала слева от него и прошептала:

— Около того ящичка знакомая моя что-то делает.

Теперь Катя стояла чуть спереди и слева от Бориса и время от времени выглядывала из-за него.

— Не стояла бы ты спиной к алтарю, — попросил Борис.

— Почему? — удивилась Катя.

— Не положено… Может, уйдём?

— Подожди… Юлька уходит.

Катя встала прямо перед Борисом и вновь зашептала:

— Зачем-то сюда лицом повернулась… Всё, — ушла… Пойдём и мы?

Борис кивнул и попятился к выходу. Катя, прошмыгнув мимо него, выскочила так быстро, что Борис едва успел придержать дверь, чтоб та не хлопнула. Когда, поспешно перекрестившись, он вышел, Катя уже кружилась на крыльце.

— Ты где застрял?.. Я тут жду-у, жду-у! — протянула она так звонко, будто устала от тишины.

— Я не «застрял», я тут стою и наблюдаю, как ты уходы с линии атаки отрабатываешь.

— А ты откуда знаешь?.. Они же «айкидошные».

— Да видел уже: и в твоём исполнении, и не только в твоём.

Борис хотел сказать что-то ещё, но Катя уже спускалась с крыльца, рассуждая:

— Интересно тут, только люди — какие-то злые; а всё-таки как-то легко стало, — будто мне крылья приделали.

— И нимб, — добавил Борис.

— Что? — переспросила Катя, поворачиваясь всем телом и продолжая двигаться в прежнем направлении, но уже спиной вперёд.

— Ты чёрта-то зачем помянула? — спросил с лёгкой усмешкой Борис.

— А что?

— Нельзя… А люди на тебя сердятся потому, что ты не соблюдаешь правила поведения в храме… Мне эти правила, вообще-то, иногда кажутся глупыми, но думаю, что надо их всё-таки стараться соблюдать по возможности.

— А там всегда народу так много?.. Вот бы зайти как-нибудь, когда можно будет хорошо всё рассмотреть!

— Я об этом подумаю, — пообещал Борис.

Увидев, насаженную на ветку дерева, пивную банку, Катя осмотрелась и, не увидев никого поблизости, ловко сбила посудину ударом ноги.

— Люди их так оставляют, чтоб бомжам легче собирать было, — укоризненно заметил Борис.

— Да ладно тебе!.. Скажи лучше, что это за ящичек, где Юлька стояла?

— Похоже, что у твоей знакомой кто-то умер.

— Ну да. Я же тебе рассказывала.

— Так вот, кто это такая… Теперь понятно… А на тот «ящичек» — свечки ставят за умерших… Я даже в какой-то момент подумал, что, может быть, надо поставить за бандитов.

— Ещё чего!

— Ну ладно.

— А почему я там кабинок не видела?

— Каких кабинок? — удивился Борис.

— В которых про грехи рассказывают, — пояснила Катя.

— В кино видела?.. Кабинки — это у католиков, а в православных храмах — их нет… С грехами же — я и сам пока толком не разобрался; думаю, что спешить не надо.

— У Зои Ивановны надо спросить, — догадалась Катя.

— Верно, — согласился Борис.

 

***

В понедельник на тренировку пришли все кроме Виталия.

— Отоспаться никак не может, — объяснил Павел.

— Такая встряска… Тяжело это для детской психики, — заметил Алексей.

— Он никому не расскажет?.. — будто размышляя вслух, начал было Борис.

— Исключено, — поспешил заверить Павел. — Я его проинструктировал; да и сам он всё понимает.

Тренировку пришлось существенно сократить. Значительную часть времени заняли перевязки и разговоры. Осмотрев раны Бориса и Павла, Алексей поручил обоих Кате, объяснив, что нужно делать и попросив Сергея помогать ей, Тимофеем же решил заняться сам.

— Сумку в ближайшее время доставлю, — не сомневайся, — сказал Алексей едва слышно, устанавливая в рану дренаж.

— Только давай без спешки и с предельной осторожностью, — так же тихо попросил Тимофей. — Пусть лучше всё пропадёт, чем…

— Да понимаю я, — перебил Алексей.

Борис, освободившись первым, тайком ускользнул и, пройдя через сени, постучался к Зое Ивановне.

— Заходи, Боря, — донеслось из-за двери.

«Надо же! — думал Борис, проходя в комнату. — Как она догадалась?!»

— Придут, думаю, Борис и Катя вопросы мне задавать, — проговорила Зоя Ивановна, не отрываясь от книги.

— Катя — в кухне… — начал было Борис.

— Да я уж поняла… Катя — по-кошачьи заходит: тихо и, как правило, без стука.

Видя, что Зоя Ивановна отложила книгу, Борис принялся рассказывать о посещении воскресной литургии и о разговоре с Катей, опуская при этом подробности, касающиеся Катиного поведения.

— Свечки за бандитов поставить — это можно, — сказала Зоя Ивановна, дослушав Бориса, — но лично я, пожалуй, не смогла бы. По-настоящему врагов прощать мало кто способен, а когда лицемерят — только сами себе вредят… Что же касается упрощённого понимания греха, то оно пришло из тех времён, когда безграмотные люди только и могли, что отчитываться перед священником за свои поступки; конечно, это — лучше чем ничего, но основная тяжесть греха заключается не в самом поступке, а в том состоянии души, из которого поступок произрастает. Даже если кто-то все свои грехи вспомнит и за все отчитается, но сам при этом к лучшему не изменится, — пользы ему от этого не будет. У Бога ведь — не как у бухгалтера: система «приход-расход» не работает.

Многократно кивая, Борис мысленно сопоставил услышанное с собственными соображениями и с тем, что ранее слышал от отца Николая.

— Время-то уже! — заметила вдруг Зоя Ивановна, взглянув на часы. — Пойдём-ка в горницу — чаю попьём.

 

***

За чаем Тимофей попросил Павла рассказать о содержимом, унесённой им, папки.

— Рановато, вроде, что-либо говорить, — пожимая плечами, начал Павел, — не разобрался ещё. Правда, похоже, что эта папка мне уже помогла: я ведь бандитам сказал, будто папка уже в городе — у надёжных людей, пообещал, что если у нас всё будет в порядке, то об этой папке никто никогда не узнает.

— Вернуть её не требовали? — спросил Тимофей.

— Требовали, но когда я спросил, сколько копий им нужно, — передумали… Похоже, что теперь они отстанут от нас — рисковать не будут.

— Пора бы и спокойно пожить, — проворчал Борис, что-то подсчитывая на пальцах. — Год едва начался, а уже шесть «чудесных» спасений — это, пожалуй, многовато.

 

Долгожданная спокойная жизнь быстро вытеснялась повседневной суетой с новыми заботами и неприятностями.

Алексей, как и обещал, уже через неделю принёс бандитскую сумку.

— Всё нормально? — настороженно спросил Тимофей, открывая калитку, ведущую в огород.

— С минимальными осложнениями, — нехотя пробормотал Алексей, следуя за Тимофеем через огород в сторону погреба.

— Не темни, — попросил Тимофей.

— Ночью казалось, что та ёлка далеко от забора, — принялся оправдываться Алексей, — а днём оказалось, что почти совсем рядом… Короче, пришлось одну гранату из сумки выкинуть… В общем, те, которые на шум прибежали, похоже, не разобрались в ситуации… Я, когда уходил, слышал их крики.

— А те, которые тебя заметили?..

— Они, надеюсь, уже никому ничего не расскажут.

— Не думал, что так получится… Надо было вместе…

— Да ладно тебе, — «проехали», — перебил Алексей, помогая Тимофею пристроить сумку в тайник.

 

***

Алексей продолжал придерживаться, принятой им, установки на самодостаточность. Будучи, большей частью, открытым для деловых разговоров, он почти совсем перестал участвовать в обычном дружеском общении, ограничиваясь лишь короткими, часто ироничными, ответами на, обращённые непосредственно к нему, вопросы, чем всё больше озадачивал Бориса и Катю. Самого Алексея такая ситуация, казалось, вполне устраивала. На тренировки он стал приходить раньше остальных, успевая сделать по пути пробежку, и, почти без разминки, приступал к работе на макиваре, после чего делал перевязки своим троим пациентам и, не прощаясь, уходил.

Он не собирался что-либо менять, но однажды позвонил Борис и попросил о встрече.

— На тренировке увидимся, — коротко ответил Алексей, явно, не собираясь продолжать разговор.

— Дождись, чтоб хотя бы по пути на тренировку поговорить.

— Ладно, — недовольно согласился Алексей, после чего принялся делать разминку дома, дожидаясь Бориса.

Ожидание не раздражало, не злило; он готов был приспосабливаться, не изменяя, однако, собственным принципам. Долго ждать не пришлось. Алексей быстро собрался, не утруждая себя повторным приветствием и распросами. Он готов был выслушать Бориса, начинать же разговор первым — не хотел.

— Не знаю, как остальным, — начал Борис, когда они вышли на улицу, — а мне, похоже, на спокойную жизнь надеяться не приходится.

Алексей молча ждал продолжения.

— Я, разумеется, не надеюсь, что из-за моих неприятностей кто-то будет стараться так же как ради спасения ребёнка или домов от пожара…

— Давай по существу, — перебил Алексей.

— Похоже, что подкарауливают меня после работы… Могу, правда, и ошибаться, но уже несколько раз чуть не наткнулся на каких-то уголовников.

— Там же всегда по вечерам всякая пьянь толкётся около кабака. Почему думаешь, что они тебя подкарауливают?

— Рожа Бидона, вроде, пару раз промелькнула.

— Пашка говорит, что они должны от нас отстать.

— Я думаю, что Бидон сам не может смириться с тем, что я его тогда «вырубил», отомстить хочет, — предположил Борис.

— Да, подонки могут мстить своим несостоявшимся жертвам, — согласился Алексей.

— Я никого не прошу «подставляться» из-за меня, но хотелось бы просто посоветоваться… Может, Павел и Сергей что-нибудь подскажут?.. У самого, правда «язык не повернётся» к ним обратиться… Может, ты через Тимофея?..

— Подумать надо, — пожимая плечами, ответил Алексей. — «Крюк» сделаем для разминки?

Борис кивнул и побежал рядом с Алексеем, не пытаясь более продолжать разговор.

 

***

Во дворе Сергей пытался дрессировать Фрэда; Катя ему всячески мешала, уверяя, что «бедная собаченька уже выбилась из сил», и в конце концов затолкала Сергея в дом, пользуясь своим техническим превосходством. Её, явно, забавляло, что она так легко справляется с человеком, обладающим большей силой и массой. Избавившись от конкурента, Катя принялась бегать от «бедной собаченьки», подзадоривая Фрэда выкриками, а иногда и пронзительным визгом.

Войдя во двор, Алексей и Борис около минуты наблюдали за происходящим.

— Хватит смотреть на это безобразие, — предложил Алексей, заходя на крыльцо. — Тренировку, пожалуй, сократим, да и обсудим ситуацию.

Окончательно умотавшись, Катя тоже вошла в дом, прошла в кухню и радостно завертелась вокруг Зои Ивановны, пытаясь рассказать ей сразу так много всего, что получалось лишь какое-то бессвязное щебетание.

— Проходи, Катёна, — перебила Зоя Ивановна. — Сегодня поменьше позанимаетесь… Я тут пока вам кое-что к чаю приготовлю.

«Пощебетав» ещё немного, Катя прошла в комнату-додзё.

— Хорошо размялась? — спросил её уже у порога Тимофей.

— Д-д-а-а, — протянула Катя, тут же подумав: «Настучали уже!» — Разогрелась нормально… Бегала я.

— Я понял.

— «Доложили» уже?

— Никто не «докладывал», — возразил Тимофей. — Сам по твоему визгу догадался… Ты поработай сегодня с Борисом в кухне.

— Ладно… Сейчас переоденусь… А вам всё татами на троих — не «жирно»?

— Если возражаешь, — могу пересмотреть свои планы.

Изменять планы Тимофею не хотелось. Он намеревался наконец-то вернуть Алексея к общим тренировкам, а потому решил обратиться к нему с просьбой о помощи в обучении Сергея работе с двумя противниками.

— Нет, нет!.. Всё нормально! — донеслось из-за шторы.

 

***

Борис казался Кате неповоротливым, но хорошо подходящим на роль «живой макивары».

— В бок-от его не бей, — напомнила Зоя Ивановна, ужасаясь тому, как Катя осыпает Бориса ударами. — Девочка ведь, казалось бы, а как будто зверь какой-то, а не ребёнок!

— Да лад-д-но, нор-рмально в-всё, — процедил Борис, пытаясь увернуться и встретить Катю «лоу-киком».

Легко «погасив» удар, Катя тут же шагнула вперёд и чуть влево, отвела левой рукой правую руку Бориса, свою же правую руку устремила к его голове. Когда маленькая ладошка скользнула по подбородку, Борис окончательно потерял равновесие.

— Страховка где?! — воскликнула Катя, слегка притопнув ногой.

— Вы мне пол-от не проломите? — спокойно проговорила Зоя Ивановна, не отрываясь от своих дел.

— Он падать не умеет, — заявила Катя, пытаясь дать понять, что сама она уж точно не виновата.

Нарочито хмурясь, Катя немного походила из стороны в сторону, почему-то вдруг вспомнила, как этим же приёмом отшвырнула Ларису, недовольно покачала головой, после чего спросила:

— Повторить за мной сможешь эту технику?

— Смогу, — уверенно ответил Борис.

Сделав несколько попыток, Борис так и не смог уронить Катю: она то висла на его руке, то проскальзывала под рукой. В конце концов, устав от бессмысленных повторений, Катя жестом остановила Бориса и спросила:

— Жалеешь меня?.. Боишься, что упаду?.. Почему так вяло делаешь, массу в движение не вкладываешь?

Борис лишь пожал плечами.

— Ногой оттолкнись и массу пошли вперёд, — распорядилась Катя, изобразив для наглядности нужное движение.

Борис кивнул и приготовился выполнять полученные указания.

На этот раз Катя отлетела метра на два, легко и почти бесшумно кувыркнулась, после чего вновь оказалась на ногах.

— Вы бы это в Тимкиной комнате делали, — посоветовала Зоя Ивановна. — Там хоть помягче.

— Тут лучше страховку отрабатывать, — возразила Катя, — все ошибки сразу заметны.

— Заметны — по синякам, — сиронизировала Зоя Ивановна.

Тем временем Катя вновь собралась атаковать Бориса.

— А теперь — динамики побольше, — потребовала она.

— А если до косяка долетишь? — засомневался Борис.

— Не надо, Катя, — вновь вмешалась Зоя Ивановна. — Лёшка и Тимка этакую же «пакость» как-то по кругу делали во дворе… Покажи лучше Борису тот способ — всё не так по-зверски получается.

— Прикольно! — восхитилась Катя. — Вы тоже в этом разбираетесь?!

— «С кем поведёшься…» — усмехнулась Зоя Ивановна. — Что-то подобное ещё брат мой, Сергей Иванович, делал; слыхала, что двоих мерзавцев он такой же «штуковиной» убил; с того-то у нас крупные неприятности и пошли, да и у Игорёшкиной-то семьи — тоже.

— Но это же — айкидо! — удивилась Катя. — Оно же относительно недавно в России появилось.

— Не знаю про ваше айкидо; а Серёжа с Васей — всё про джиу-джитсу говорили, занимались по какой-то потрёпанной рукописной книжке…

— Где теперь та книжка?

— Сначала Сергею Сергеевичу в наследство досталась, а потом — не знаю: пропала куда-то.

Катя показала Борису круговой вариант приёма, но тренировка теперь всё больше подменялась разговорами. Вскоре из комнаты вышел Алексей и подозвал Бориса, Катя же взялась помогать Зое Ивановне.

— Что-нибудь придумал? — спросил Борис.

— Да… Короче, встречу я тебя после работы, — вместе и разберёмся с ублюдками.

— Оригинально! — с иронией заметил Борис. — Долго думал?

— Нет… Тимка меня на татами прямо через Серёгу швырнул, — тут-то я и сообразил…

— Я приблизительно так и подумал… Может, ещё «стволы» возьмём — постреляем почти у самого заводоуправления?

— Нет, нет, хватит с меня стрельбы, — возразил Алексей, делая вид, будто не замечает иронии Бориса. — Давай-ка сработаем на этот раз как-нибудь по-тихому.

— А Тимофей не хочет поучаствовать в твоей затее?

— А что Тимофей? — Алексей пожал плечами. — Тимофей — инвалид. Стоит ли его подключать?

— Видел я этого «инвалида» в деле, — проворчал Борис. — Может, он Павлу позвонит?..

— Это кого там «инвалидом» обзывают?! — донеслось из-за приоткрытой двери.

Борис безучастно устроился на скамейке.

— Что опять случилось? — спросил Тимофей, выходя из комнаты.

Алексей подробно рассказал всё, включая собственные соображения, которые, однако, существенно отличались от того, что он сказал Борису.

— Сегодня — пятница, — проговорил задумчиво Тимофей. — До понедельника что-нибудь придумаем; а с Павлом я обязательно сегодня же созвонюсь.

— Борису, вероятно, в любом случае придётся бандитов спровоцировать, — предположил Алексей, — а нам — подстраховать его.

— Да, пожалуй, — согласился Тимофей. — А пусть пьяным прикинется…

— Так может, по правде?!. — оживился Борис, поднося два пальца к горлу, но, увидев перед своим носом кулак Алексея, затих и отодвинулся подальше.

 

***

В понедельник Борис вышел с территории завода с ощущением, будто отправляется в последний путь. Что-то зловещее виделось ему в ухмылках бывших собутыльников, а отсутствие какой-либо подготовки в предыдущие дни, казалось, отнимало всякую надежду на благополучный исход. И всё же он старался казаться максимально небрежным и медлительным. Слегка пошатываясь, он прошёл мимо заводоуправления, затем, предварительно осмотревшись, миновал перекрёсток. Беглого взгляда оказалось достаточно не только для того, чтоб убедиться в отсутствии машин. «Похоже, удалась провокация-то; своих вот только что-то не видно», — успел подумать Борис и вновь осторожно оглянулся, но тут же оказался в окружении пятерых уголовников. Быстро отыскав взглядом Бидона, Борис ударил, ударил первым, не раздумывая и не беспокоясь о последствиях; уворачиваясь от множества ударов, он ударил второго, третьего, но вдруг обнаружил, что бить больше некого: двоих, ещё державшихся на ногах, бандитов деловито обрабатывали ударами, появившиеся откуда-то, Тимофей и Алексей. Несколько озадачила Бориса фигура милиционера около перекрёстка.

Надёжно уложив бандита, Алексей осмотрелся и направился к Борису.

— Что это там за мент? — поинтересовался Борис.

— Это — Серёга на подстраховке.

Очнувшийся тем временем, Бидон метнулся в сторону Тимофея, но тут же получил хлёсткий удар в переносицу; а, последовавший за ним, мощный прямой удар ногой по корпусу отбросил бандита прямиком к Борису.

— Неплохо «инвалид» работает, — заметил Борис, слегка отстранившись.

Пролетев мимо, Бидон упал довольно жёстко, но тут же, издав стон, приподнялся, пытаясь встать.

— Погоди-ка, — обратился Борис к Алексею, видя, что тот собирается ударить.

Приблизившись к бандиту, Борис наступил на его руку и, слегка наклонившись, спросил:

— Ты от кого про меня узнал?

— Да пошёл ты! — последовал ответ.

Алексей тут же пнул бандита по рёбрам, после чего наступил на его вторую руку и вновь занёс ногу для удара.

— Не бей! — взвыл Бидон.

— Если на вопросы ответишь, — не буду, — согласился Алексей.

— Мирон мне сказал…

— Да ну!

— У него же связи и в «ментовке», и на зонах, — поспешно пояснил Бидон, опасаясь очередного удара.

— Кто Мирону указания давал?.. Что они ещё затевают? — спросил Борис, почти не надеясь получить ответы на эти вопросы.

— Не знаю, — с трудом выдавил из себя Бидон.

— И не может знать, — согласился Алексей. — Я обещал не бить его; придётся, видимо, тебе добивать.

Уговаривать Бориса не пришлось. Приподняв бандита, он тут же вновь опустил его поясницей на своё колено, однако удержать не смог и, удивляясь, что тот нашёл в себе силы вскочить на ноги, подался всем телом вперёд, направив свою ладонь в его подбородок.

Полёт бандита в сугроб завершился жёсткой встречей его затылка со стволом дерева.

— Если Кошка сама никого не убьёт — то других научит, — проговорил, будто размышляя вслух, Алексей.

— Что?

— Да вон — Серёга бежит.

— Уходим! — коротко бросил Сергей.

В этот момент совсем близко остановился большой чёрный джип и трое крепких мужчин, покинув салон автомобиля, по прямой направились к тротуару.

— Во попали! — огорчился Борис. — Что делать-то будем?

Отстраняя левой рукой и пытаясь загородить Тимофея и Бориса, Сергей вынул пистолет.

— Плоховато им в костюмчиках через сугробы-то лазить, — заметил Алексей.

У Тимофея зазвонил мобильный телефон.

— Да… Да, понял; приехали уже, — ответил он. — Спасибо.

— «Ствол» — табельный? — поинтересовался Алексей.

Сергей оглянулся и отрицательно покачал головой.

— Так убери его… Похоже, что это — кто-то вроде уборщиков, — «прибраться» приехали.

— Да, да, — подтвердил Тимофей. — Пашке удалось убедить бандитов забрать эту «падаль».

— Не поместятся все, — предположил Борис.

— Утрамбуют ногами, — возразил Алексей. — Пойдёмте-ка отсюда.

Все четверо не спеша зашагали по заснеженному тротуару.

Случайно взглянув на Сергея, Алексей усмехнулся.

— Ты что? — не понял Сергей.

— Да так… Смешно ты выглядишь в этой «телогрейке».

— Вообще-то, это — форма, — возразил Сергей.

Алексей вновь усмехнулся и добавил:

— И шапка тебе эта не идёт.

На этот раз засмеялся и Борис.

— Да ладно вам, хватит «ржать», — потребовал Тимофей, потом сделал паузу и добавил, обращаясь к Сергею:

— Это они над формой издеваются — не над тобой.

— Да понял я, — ответил Сергей, пренебрежительно махнув рукой. — Не в первый раз приходится испытывать на себе народную «любовь» к милиции.

— А на перекрёстке ты что делал? — не унимался Алексей.

— Движение регулировал, — ответил вместо Сергея Борис и вновь засмеялся.

— Да ладно вам!.. — начал было возмущаться Сергей, но тут же сам улыбнулся и пояснил:

— Прохожих на другую сторону дороги направлял во избежание осложнений.

— А если бы с другой стороны пошли? — спросил, продолжая ехидно улыбаться, Алексей.

— В это время в основном с завода идут.

— Ну ладно, — смирился Алексей. — Главное, что мы, вроде бы, доделали свои недоделки.

— Да, — согласился Борис. — Всех «недоделков» увезли в джипе.

— Думаю, что остались ещё недоделки, — возразил Тимофей. — Хорошо бы Семёнычу помочь УАЗик отремонтировать.

— Верно, — согласился Алексей. — Весна начинается… Ему без переднего моста с вашей, с позволения сказать, дороги на нормальную, пожалуй, и не выбраться будет аж до мая.

— Коробку надо перебирать, — предположил Сергей.

— Перебирал ведь он уже, — напомнил Тимофей, — без толку… Ладно, авось разберёмся.

Вскоре Сергей попрощался и свернул.

— Зря ты на него «наехал», — заметил вдруг Борис, обращаясь к Алексею.

— Думаешь, обиделся?

— Не знаю… Ты, кстати, о своих-то личных недоделках ещё не забыл?

— Ты о чём?

— О том, что ты кое-какие книги обещал прочитать.

— Когда, Боря?!. Ты же знаешь, как я время провожу!.. Летом, может, возможность будет — во время отпуска.

— Ты обещал, что летом поможешь с сараями и с дровами, — напомнил Тимофей.

— Да, да, помню, — подтвердил Алексей.

— Вот так всегда, — мрачно заключил Борис, — всё самое важное откладывается на потом… Кто-то из христианских мыслителей ставил житейскую суету в один ряд с обжорством и пьянством…

— Ты это к чему? — спросил Алексей, надеясь услышать что-то новое для себя.

— К тому, что «вязнем» мы в суете, а как выбраться из неё — не знаем.

 

***

Опасения Бориса оправдывались: весна, действительно, прошла в привычной суете; только к середине мая удалось починить УАЗик; пропуски тренировок вновь стали обычным явлением, лишь Борис продолжал приходить регулярно, находя в тренировках отдых от надоевшей работы. Желание сменить работу постепенно зрело в сознании Бориса и однажды вылилось в уверенную просьбу о переводе на должность сторожа в ведомственный детский сад при заводе. Вполне освоившись за неделю на новом месте, он решил поделиться впечатлениями с Алексеем и пригласил его зайти в один из вечеров, на что тот сразу согласился.

Территория детского сада показалась Алексею слишком большой, однако Бориса он нашёл почти сразу.

— Ну и как тебе тут? — спросил он, продолжая осматриваться.

Борис жестом пригласил Алексея на скамейку и, устроившись рядом, ответил:

— Не жалуюсь… Деньги, разумеется, не те, но при моих весьма скромных потребностях, думаю, должно хватать… В целом — доволен: суеты стало меньше, время для размышлений появилось, даже книгу иногда читаю прямо на работе… Петровна, правда, донимает иногда… Нина Петровна — это завхоз… Я не перечу ей — соглашаюсь во всём, но делаю всё по-своему… На прошлой смене даже «набросал» черновик письма к отцу Николаю.

— О наших приключениях не написал хоть?

— Я, вроде, из ума ещё не выжил.

— Плохо, что теперь тебе придётся тренировки пропускать.

— Я сначала так же подумал, высказал это сожаление Тимофею; а он предложил мне по утрам приходить, когда будет возможность… Ты сам-то — «увяз» опять в своей «шараге»; Катя — тоже не приходит что-то.

— К экзаменам старательно готовится — боится, что какую-нибудь пакость ей могут подстроить… У меня — тоже нагрузка возросла.

— Зачем нужна такая работа?! Не понимаю… А устраивайся тоже сюда!.. На эту территорию по два сторожа на смену полагается, а дежурим чаще по одному.

— Людей не хватает?

— Да… Зарплата мало кого устраивает.

— Тимофею скоро надо будет МСЭК проходить, — сменил тему Алексей. — Помочь бы ему.

— Ты это о чём? — не понял Борис.

— Инвалидность ему надо подтвердить, — пояснил Алексей.

Борис невольно рассмеялся и спросил:

— Ты про медицинский осмотр?

— Ну да… А что смешного?

— Вспомнил, как этот «инвалид» бандитов раскидывал, как тебя по двору гонял… Похоже, что нам с тобой до этого «инвалида» о-о-ч-чень далеко… Думаю, что с ним даже Кошка не справится.

Шутка Бориса вызвала у Алексея улыбку, однако, поразмыслив немного, он сказал вполне серьёзно:

— Думаю, что могла бы справиться… Только не говори ей об этом… Она сейчас в очень хорошей форме, но потом годы своё возьмут; это — я по себе знаю… Ей, при её «кошачьих» размерах, ещё больший «запас прочности» нужен.

— Ладно… А в том, что ты «по себе знаешь» — уверен, что именно годы виноваты?

Хорошо понимая, что имеет в виду Борис, Алексей лишь молча отрицательно покачал головой.

— Вот, вот, — продолжил Борис. — Не такие уж они большие — наши годы; к тому же, есть в мире люди, которым лет значительно больше чем нам, но которые, однако, держатся значительно лучше.

Алексею рассуждения Бориса понравились; выводы казались на столько очевидными, что слов не требовалось. Около минуты оба сидели молча, потом Борис спросил:

— Тимофею-то как надо помогать?.. Поддерживать морально?

— Нет, нет, — возразил Алексей, — не морально, а вполне физически — под руки… Последствия контузии могут выражаться в двигательных нарушениях, в снижении слуха…

— Значит, если я правильно понял, надо совместными усилиями убедить медиков, что он, действительно, инвалид.

— Ну да, — подтвердил Алексей, — надо, чтоб ему вторую группу сохранили.

— Сам-то сможешь отлучиться из училища?

— Мне по работе приходится и в стационаре бывать; там «надзирателей» нет — значит: смогу уйти пораньше.

— Ладно, если выгонят, — знаешь куда пристроиться.

 

***

По пути в поликлинику Алексей тщательно инструктировал Тимофея и совал ему в руки трость.

— Отстань ты от него! — не выдержал Борис. — Нам ещё с четверть часа идти; успеет он ещё на эту палку поопираться.

— По пути он должен полностью войти в роль, — возразил Алексей, — да и мы — тоже.

— Что?! — громко спросил Тимофей, делая вид, будто не расслышал.

— В роль надо вжиться! — крикнул Алексей, приблизившись к уху Тимофея.

Тимофей потёр ухо, усилием воли убрал с лица улыбку, взял трость и как-то сразу осунулся и захромал. Поглядывая на Алексея и прислушиваясь к его советам, он довольно быстро приноровился и при входе в поликлинику выглядел уже более чем убедительно.

Стараясь держать на виду удостоверение Тимофея и используя его по мере надобности, Алексей стремился сэкономить время; на хождения по кабинетам, тем не менее, ушло около полутора часов.

— Долго мне ещё в этом образе оставаться? — осторожно спросил Тимофей, когда, основательно измотавшись, всё трое направились к выходу.

— Пока хотя бы метров на двести от поликлиники не отойдём, — прошептал Алексей.

Только когда поликлиника осталась далеко позади, Тимофей наконец-то распрямился и, тяжело вздохнув, произнёс:

— Ужас!.. Как только некоторые люди живут в таком состоянии?!

— Вот таким бы ты и был, если бы не работал над собой самостоятельно, а полностью доверился бы отечественной медицине, — заявил Алексей, продолжая зачем-то поддерживать Тимофея под локоть.

— Похоже на то, — подтвердил Тимофей, мысленно обращаясь к тяжёлым воспоминаниям.

— Есть о чём задуматься, — согласился Борис. — Всем нам надо над собой работать и от тренировок не отлынивать.

— На меня намекаешь? — догадался Алексей. — Согласен: всё у меня как-то «волнами» получается, даже с болезнями «наскоком» справляюсь…

— Это — так же, как меня «истязал»? — не без иронии поинтересовался Борис.

— Бывало и такое… Однажды, единственный раз за четыре года работы в «шараге», взял больничный — уж очень плохо себя чувствовал — пришлось идти лечиться… в лес; ну, в смысле, — бежать… Хорошо побегал, пропотел… Кстати, это — очень хорошая дезинтоксикация… Не всем, правда, это можно…

— Для сердца опасно, — вспомнил Борис.

— Да, но я-то для восполнения потери воды и электролитов потом минеральную воду пил и панангин принимал, а ещё: травяной чай, ну и аспирин — для улучшения гемодинамики… Короче, умотался капитально, но дня за три, по сути, восстановился… почти… Потом оказалось, что одна мразь из «гадюшника» меня где-то увидела и донесла на меня директору, а тот, в свою очередь, попытался приписать мне «нарушение режима» и опротестовать больничный… Холуи, которые «директорскую задницу лижут», в год по два-три раза на больничном бывают; а мне один раз за четыре года — нельзя!

— «Лизал» бы тоже — и тебе было бы можно, — усмехнулся Борис.

— Щас!.. Разбежался!

— Да ладно, Лёха, не обижайся… Понимаю я.

— Может, тебе надо было попробовать как-то всё объяснить своему начальству? — предположил Тимофей.

— Не вижу смысла объяснять что-либо людям, которые, просто в силу собственной подлости, пытаются «выдавливать» из своего, с позволения сказать, «коллектива» всех неугодных, — возразил Алексей. — К тому же, их ведь раздражает, если кто-то поступает не так, как они. Они считают, что если болеешь — значит: обязан лежать и «умирать»; а если активно сам за себя борешься — это для них — «дикость».

— А тебе, значит, надо «По-другому, то есть — не как все», — цитируя Высоцкого, Борис несколько раз кивнул, будто в такт мелодии.

— А это, кстати, — страшные слова для них, — заметил Алексей, — ведь они, когда кого-то не понимают — подсознательно чувствуют своё скудоумие, свою ничтожность, а это — их бесит; любой человек, «смеющий своё суждение иметь», воспринимается ими как угроза их холуйскому «благополучию».

— Ты был уверен, что твоя методика и мне подойдёт, или на авось действовал? — осторожно спросил Борис, будто опасаясь услышать в ответ что-то страшное.

— Вообще-то, вам обоим моя методика подходит больше, чем мне; да и воспользоваться ею вы смогли лучше, чем я.

— Потому, что оба оказались в, так сказать, «безвыходном» положении?

— Да, Боря, похоже, что так, — ответил Алексей задумчиво и как-то неохотно, будто решая попутно продолжать ли говорить на эту тему, или увести разговор хоть немного в сторону. — Однако, своей-то я эту методику, пожалуй, не могу считать, поскольку знаю, что её и другие в той или иной форме используют; отец мой, в частности, тоже к чему-то подобному пришёл — чисто интуитивно, не имея медицинского образования… Я, кстати, никогда своего отца не видел больным — это за всю-то жизнь! Он до сих пор каждую зиму на лыжах ходит, а летом — бегает и в саду работает.

— Он, похоже, умеет не раскисать, держит себя в руках, — подхватил Борис. — Доводилось мне с твоим отцом по работе встречаться… Иваныч — очень терпеливый и спокойный, — не как ты.

— Это — я-то не спокойный?! — «возмутился» Алексей, хватая Бориса левой рукой за рубаху и замахиваясь правой.

Все трое громко рассмеялись.

— Я вот всё невольно сравниваю Стаса Брусятина с Тимофеем, — решился вдруг поведать о своих наблюдениях Борис.

— Что тут сравнивать?! — перебил Алексей. — Стасик — размазня и лентяй, паразитирующий на окружающих, считающий, что все обязаны с ним нянчиться; а Тимофей — просто работает над собой, да ещё и другим помогает.

Борис одобрительно закивал и, поправляя на себе рубаху, помятую Алексеем, продолжил свою мысль:

— У меня ощущение такое, будто Кто-то преднамеренно показывает мне, да и не только мне, разные примеры людей; при этом от одних хочется убежать подальше, а у других хочется чему-то поучиться.

— У него новая работа располагает к философским размышлениям, — пояснил Алексей, обращаясь к Тимофею. — Правда, если без шуток, — полностью согласен.

 

***

Придя на очередную тренировку, Алексей застал во дворе лишь Сергея.

— Привет… Где остальные?

Сергей кивнул в ответ и сухо бросил:

— Нет никого.

— Ждёшь всех?

— У меня тут ещё кое-какие «недоделки», — ответил Сергей и указал на, торчащую из-за колодца, морду Фрэда.

— Опять «недоделки»… А почему он спрятался и здороваться не выходит?

— А ты позови.

Алексей позвал, но Фрэд лишь слегка заскулил и остался на месте.

— Что это с ним? — удивился Алексей.

— Упражнение такое… Давай посмотрим, что будет дальше, — сказал Сергей и вытянул руку в сторону Фрэда.

Собачья морда полностью скрылась за колодцем.

Сергей подошёл ближе, протянул что-то Фрэду и сказал:

— Ладно, пока хватит, молодец; иди поздоровайся.

Фрэд радостно выскочил из-за колодца, подбежал к Алексею и протянул лапу.

— Чудеса какие-то! — восхитился Алексей, приветствуя пса.

— Чудес не бывает, — возразил Сергей, — есть просто определённые методики дрессировки. К тому же, с ним, явно, уже кто-то работал раньше.

— Ну да, — согласился Алексей. — Тимка его, вроде, куда-то водил ещё до этой вашей дурацкой командировки.

«Опять лишнее ляпнул», — успел подумать Алексей и обернулся на скрип калитки. Появление Тимофея и Бориса показалось ему весьма своевременным.

— С пробежки? — догадался Алексей.

— Ой, зря я на это согласился! — застонал Борис. — Я, вроде, в клуб мазохистов не записывался!.. Бегали вверх по этой «полудохлой» реке; там, оказывается, хорошие родники сохранились… Надо будет как-нибудь ещё сбегать.

— Ты сам себя слышишь, когда говоришь? — спросил Алексей с иронией.

— Ты же понял.

— Понял, — согласился Алексей.

— Вообще-то, я сегодня, действительно, плохо соображаю, — самокритично заметил Борис и тут же принялся объяснять:

— Медицинский осмотр сегодня проходил… Только недавно с Тимофеем ходили, а теперь вот — с работы опять погнали…

— Ты же недавно проходил — при устройстве на работу…

— Вот и я о том же… «Дурдом»!.. Терпеть не могу ходить по этим отвратительным кабинетам… Вот зачем всё это нужно, да ещё так часто?!

— Зачем это нужно? — Алексей сделал вид, что задумался. — А зачем в этой стране все глупости делаются?.. Вероятно — затем, чтоб людям жизнь мёдом не казалась.

— Вот, вот, — согласился Борис. — Тем более, что с детьми я не контактирую; а заразы какой-нибудь они и сами могут нанести побольше, чем все сотрудники вместе взятые.

Фрэд вдруг завилял хвостом и поспешил к калитке.

— Похоже, Катя идёт, — сказал Алексей, наблюдая за поведением пса.

Не более чем через четверть минуты предположение подтвердилось.

Вяло поздоровавшись, Катя принялась трепать за уши Фрэда.

— Ты что это такая мрачная? — осторожно поинтересовался Алексей.

— Да Крыса «докапывается» до всего — «задолбала», тварь подлая!

Фрэд насторожился.

— Да не про тебя я, — успокойся! — обратилась Катя к псу, вновь потрепала его за уши, после чего, немного подумав, добавила:

— Вообще-то, ты, конечно, тоже — тварь, но ты — тварь Божья; а я сейчас — про другую говорю.

— Это ты с практики что ли? — спросил Борис.

— Ну да.

— Разве там у вас не Лёха «командует»?

— Лёха — не у нас; Лёха — у старших курсов, да и не командует он, а только проверяет и консультирует… У нас — сама заместитель директора по практическому обучению… Кстати, Борь, не знаешь, как отчество у матери Иисуса Христа?

— Иакимовна, кажется… А тебе зачем?

— Молитву буду составлять, — со вздохом ответила Катя и направилась в дом.

— Видать, совсем плохо дело, — предположил Борис, проводив Катю взглядом.

Тем временем, подозвав Фрэда, Сергей что-то рассказывал Тимофею о дрессировке.

— Ну вот!.. — расстроился Борис. — Тимофей обещал мне какие-то уловки для освобождения от захватов показать.

— Я, вообще-то, в этом тоже немного разбираюсь, — напомнил Алексей.

Тренировка во дворе быстро утомила Бориса: сказывалась и жара, и усталость от пробежки. Решив сделать небольшую передышку, он, недовольно покачивая головой, понаблюдал за ходом дрессировки Фрэда, после чего и вовсе предложил Алексею зайти в дом.

Почувствовав прохладу в сенях, оба вздохнули с облегчением.

— И охота им на жаре над собакой измываться! — проворчал Борис, проходя в кухню.

— Тихо! — насторожился вдруг Алексей.

Хотя в кухне больше никого не было, но со стороны икон доносился чей-то тихий голос.

— «Глюк», — полушёпотом сказал Борис.

— Сразу у обоих? — возразил Алексей и, подходя к иконам, указал пальцем на какой-то предмет.

— А голос, вроде, Катин, — догадался Борис.

— И диктофон — тоже её, — добавил Алексей. — Она на него лекции записывает.

Взяв диктофон, Алексей положил его на стол и прислушался.

— Это — что, молитва такая? — удивился Борис.

— Тебе-то, вроде, — лучше знать, — напомнил Алексей. — Я в таких делах не разбираюсь.

Борис сел на скамейку и, продолжая слушать, улыбнулся.

Из диктофона доносилось: «…сотрудники сами сан-эпид-режим нарушают; а эта тварь, пользуясь тем, что мне перед ней оправдываться противно, на меня всё валит, — прикинь, Господи!..»

Тихо скрипнула и открылась дверь; едва Алексей успел выключить и спрятать под стол диктофон, как в кухню вошла Катя. Постояв немного у двери и осмотревшись, она медленно приблизилась, ткнула пальцем в сторону икон и спросила:

— Диктофончик где?

Алексей положил диктофон на стол и поспешно сказал:

— Ты извини, но, похоже, ты что-то не так делаешь.

— Я уже знаю, — ответила Катя, забирая диктофон. — Мне Зоя Ивановна всё уже объяснила… Пойду опять к ней.

— И жалко её, и смешно, — со вздохом заметил Борис, когда Катя вышла, — а как помочь — не знаю.

— Зоя Ивановна, возможно, подскажет что-нибудь.

— Отец Николай иногда посмеивался над теми, кто приносил ему списки своих родственников, — вспомнил вдруг Борис.

— При чём тут это? — не понял Алексей.

— Одни на священника свои заботы пытаются переложить, другие — на диктофон.

— А мне почему-то всегда казалось, что священники — люди исключительно серьёзные.

— Не знаю о других; а вот отец Николай довольно часто шутил, как-то даже сказал, что излишняя серьёзность — прямой путь к унынию… Иногда он рассказывал всякие забавные истории. Я, пожалуй, ни чуть не удивился бы, если б узнал, что теперь он кому-то рассказывает те истории, которые происходили при мне.

— Тоже «забавные»?

— Да, да… Думаешь, что там был один сплошной «мрак»?.. Вовсе нет… «Прикольных» ситуаций — тоже хватало. К примеру, художник, который храм разрисовывал, узнав от отца Николая, что главной целью христианина является спасение, добавил к оформлению храма лозунг: «Спасайся, кто может!»

— Что ему за это было?

— Ничего… Лозунг этот довольно долго висел; начальство, правда, возмущалось, но отец Николай только улыбался и отшучивался как-нибудь.

— Разве это — не считается кощунством? — удивился Алексей.

— Даже и не знаю, чем это следует считать, после того как насмотрелся на всякие чудачества… Зачем, к примеру, отец Николай крестов вокруг зоны понаставил?..

— Зачем?

— Не знаю… Мне, честно говоря, это — глупостью казалось, тем более, что один из крестов он устанавливал с риском для жизни — на утёсе над старым карьером; нас-то он не пустил — сам полез… Я Петьке говорю: «Давай пока из орешника носилки сделаем», он мне: «Зачем?» Я отвечаю: «Сейчас батюшка с утёса навернётся, — понесём к медикам», «Нет, — говорит, — не навернётся», «Почему?» — спрашиваю. «Он, — говорит, — перед тем как лезть молитву прочитал и перекрестился».

— Ну да, тогда и никакой страховки не надо, — добавил Алексей.

Уловив иронию, Борис сделал паузу, а потом сказал:

— Зря ты язвить пытаешься… Похоже, что иногда, действительно, что-то срабатывает… Вот как-то отец Николай за нами на спортивную площадку пришёл… Петька тогда раз пять подряд не смог мячом в кольцо попасть; а когда отец Николай попробовал, перекрестившись, да пошептав что-то, мяч все три раза попал в кольцо… Петька тогда «прикалывался»: «Так, — говорит, — не честно!.. Перекрестившись-то любой дурак попадёт», сам, правда, больше пробовать не стал.

— Что-то мы, однако, заболтались… Надо бы тренировку продолжать, — напомнил Алексей.

— Может, хватит на сегодня?.. Я после этой гадкой поликлиники прямо как выжатый: сил, кажется, совсем не осталось.

— Знакомая ситуация, — понимающе кивая, произнёс Алексей. — Отечественная медицина и здорового человека в больного превращает, по крайней мере, та её часть, которая — для простых людей… Видел бы ты, какими замученными возвращаются пациенты из поездок на всевозможные консультации в областной больнице!

— Похоже, что болеть в этой стране — нельзя.

— Нельзя, — подтвердил Алексей. — Надо стараться вести здоровый образ жизни… У нас ведь к простым людям хорошо относятся и от всех болезней излечивают только в одном месте — в телевизоре. В реальной же жизни если, к примеру, пожилой человек получает перелом бедра — это «смертный приговор», пожалуй, в большинстве случаев.

— Странно как-то, — удивился Борис. — Разве нельзя чем-то помочь?

— Вообще-то можно; но когда я несколько раз пытался пристроить таких пациентов в стационар, горе-руководители на меня смотрели как на врага, посягающего на самое «святое» — отчётность… Для наших организаторов здравоохранения статистика, похоже, важнее чем человеческие жизни; они, видимо, считают, что пусть лучше люди дома потихоньку «загибаются» в мучениях, чем если вдруг в стационаре повысятся показатели смертности… С онкологическими больными — такая же ситуация… Короче, я — за здоровый и безопасный образ жизни; надеюсь, что и тебя убедил.

— Можешь не сомневаться, — подтвердил Борис.

— Да, чуть не забыл, — спохватился Алексей, — я недавно для Тимки дрова заказал. Сможешь в субботу помочь разгружать?

— Ты бы хоть заранее говорил… У меня в субботу дневная смена…

— Ладно, забудь; сам справлюсь; а возможно, что Семёныч поможет, или кто-нибудь из ментов.

— Ты в дальнейшем-то согласовывай со мной подобные планы, — попросил Борис.

— Твои бы нынешние слова на Кошкин диктофон, да к тебе в прошлогоднюю осень.

— Всё течёт, всё изменяется, — глубокомысленно заметил Борис.

Вскоре вернулась Катя.

— Помощь получила? — поинтересовался Алексей.

— Да, — ответила Катя, устраиваясь на сундуке. — Теперь даже самой смешно… А её рассуждения «о терпении скорбей» и о положительной роли плохих людей мне, вроде, почему-то уже знакомы.

— Не могу сказать, что я тебя понял, — сознался Алексей, — однако помню, что во многих других ситуациях ты и так довольно хорошо держалась… Если нынешняя ситуация чем-то и отличается от других, — это вовсе не значит, что к ней надо приспосабливаться как-то по-другому.

— А я, вроде, понял, — вмешался Борис. — Наверное, Зоя Ивановна разъяснила тебе что-то вроде того, что все те «твари», которые создают тебе неприятности, — всего лишь «слепые орудия» в про…

— Да, да! — оживилась Катя, перебивая Бориса. — Именно так она и сказала; короче, получается, что все гадости, которые с нами происходят, при разумном к ним отношении, можно игнорировать, а иногда — даже использовать как бы для тренировки.

— Тебе, вроде, и раньше это было знакомо, — заметил Алексей. — Ну да ладно.

— Да, чуть не забыла, — спохватилась Катя, обращаясь к Алексею. — Ты в курсе, что тебя вчера повсюду искали?

— Да, да, знаю… Тот журналист, который в «шарагу» на показушные учения приходил, похоже, «раскопал» что-то, — в итоге: на главного областного «эмчеэсэсовца» уголовное дело завели; а вчера «проверяльщиков» прислали…

— А что «проверяльщики»?

— Злые как черти… Вместо того, чтоб что-то проверять — на меня накинулись; похоже, «крайним» хотят сделать.

— И что теперь будет?

— Не знаю. Гадать не буду; подожду, понаблюдаю, как они «бесятся»; дальше — видно будет… На завтра, кстати, к директору зачем-то вызывают с утра.

— И мне тоже завтра в «шарагу» надо зачем-то, — вспомнила Катя. — Значит, вместе пойдём.

 

***

Утром Катя зашла к Алексею.

— Я, кажется, знаю, зачем наш курс собирают, — сообщила она с порога. — Лариса говорит, что их гоняли кровь сдавать. Они там, кстати, скандал устроили: спиртное с собой принесли.

— Сотрудников — тоже заставляли, — сказал Алексей, направляясь к выходу. — Я сначала промолчал, потом — просто отказался идти в автобус.

— Надо же!.. Даже в автобусе возят! — удивлённо воскликнула Катя, уже спускаясь по лестнице.

— С автобусом — и показуха «ярче» получается, и меньше вероятность, что кто-нибудь сбежит… А то, что после спиртного кровь нельзя сдавать, — это я студентам подсказал.

Катя рассмеялась, а потом сказала:

— Ну вот!.. Вдруг нас сегодня тоже погонят; а я как раз сегодня трезвая!.. Мог бы заранее предупредить!

— Со всей этой суетой как-то упустил из виду.

— Да ладно!.. Шучу я.

Во дворе Алексей заметил, насаженную на ветку, пивную бутылку и, предвидя действия своей спутницы, попытался оттеснить Катю на противоположную сторону дорожки; попытка эта успехом не увенчалась: сопротивляясь, Катя вцепилась в руку Алексея и, слегка подпрыгнув, взмахнула ногой. Увидев, что, висевшая на высоте около двух метров, бутылка превратилась в кучу осколков, Алексей недовольно покачал головой.

— Давай-ка «завязывай» с этим уличным «тамэсивари» во избежание неприятностей, — попросил Алексей.

— Хорошо ведь получилось! — возразила Катя.

— Удар-то хороший, но последствия…

— А знаешь, почему так хорошо получилось? — перебила Катя, прыгая рядом с Алексеем и дёргая его за руку.

— Почему? — послушно спросил Алексей.

— А я представила себе, будто это — не бутылка, а рожа Басюковой.

— На такой-то высоте?! — возразил Алексей. — Даже у Элеоноры Вольфовны физиономия, пожалуй, чуток пониже расположена.

Катя принялась рассказывать Алексею о мотивации, настрое и установках, но вдруг вскрикнула и отпустила руку Алексея со словами:

— Вот сволочь, блин, скотина!

— Ты кого это так? — удивился Алексей.

— Комара!.. Сейчас лапы ему оторву…

— И табличку на него с надписью: «Так будет с каждым, кто укусит Катю Кошкину!» — добавил Алексей.

То и дело поглядывая на часы, Алексей торопился. Видя это, Катя вскоре сказала:

— Ладно, иди вперёд… За одно и «тварей» чтоб не злить.

Придя в училище, Алексей сразу взял из своего кабинета, нужные ему по работе, бумаги и направился в кабинет директора.

«А гадюшник-то уже весь, похоже, собрался», — подумал он, проходя в кабинет и сдержанно здороваясь.

— Раз уж и Алексей Георгиевич «соизволили», — начнём, пожалуй, — процедил директор.

Не вникая во вступительное пустословие, Алексей углубился в изучение содержания бумаг, принесённых с собой, отвлекаясь, однако, то и дело на собственные, не имеющие отношения к работе, размышления.

 

***

По пути на тренировку, не смотря на жару, Алексей решил сделать пробежку, желая хорошенько встряхнуться и очиститься от той отвратительной смеси лицемерия, зависти и страха, в которую ему невольно пришлось окунуться утром и которая, как ему казалось, продолжала его преследовать. Вскоре он догнал Бориса.

— Привет… У тебя сегодня разве нет смены?

Борис поздоровался и напомнил:

— Я же тебе говорил, что у меня в субботу дневная смена.

— Ах да, вспомнил.

— На родники сбегаем?

— Хорошо бы; а-то я сегодня, кстати сказать, будто в выгребной яме побывал.

Во дворе Катя уже играла с Фрэдом.

— О!.. Привет! — произнесла она, удивлённо взглянув на Бориса. — Ты разве не работаешь сегодня?

— Завтра я работаю — в день, — ответил Борис недовольно, но сдержанно.

— А нас сегодня возили кровь сдавать, — объявила Катя. — Зря они это сделали!.. Я там такое учудила!.. Прямо перед каким-то начальством.

Алексей и Борис молча глядели на Катю в ожидании продолжения рассказа.

— Там кому-то плохо стало, — продолжила Катя, убедившись, что её внимательно слушают. — Я думаю: «Чем я хуже?» Вижу, что у них там, вроде, чистенько, — взяла, да и «кувыркнулась» с той штуковины, на которую они всех укладывают…

— Не ушиблась? — забеспокоился Борис.

— Щас!.. Буду я ушибаться — ещё чего не хватало!.. Подстраховалась правой рукой, левой — голову прикрыла; ноги, правда, обо что-то зацепились, но так — даже «прикольнее» получилось… Слышу: все вокруг суетятся, какой-то начальник ругает то своих, то наших… Короче, вытащили меня из-за этой штуковины, унесли, дали какую-то гадость понюхать, — я — давай руками махать; потом я на какой-то кушетке устроилась и даже задремала… Когда вся «канитель» закончилась, Носова нас в холе собрала и как начала на нас орать!.. Нам-то её «припадки» привычны, а посторонним-то, видимо, — вообще дико… В общем, она упомянула и про то, что ты отказался кровь сдавать, и про Ларису, и ещё про некоторых… Оказалось, что даже парни с нашего курса прямо туда пиво принесли, да там и выпили.

Выслушав Катю, Борис недовольно покачал головой и сказал:

— Ну вы «медики», блин!.. Я вот сдавал кровь, когда надо было.

— Да ты на Катю погляди! — парировал Алексей. — Откуда в ней кровь?! Утром последнюю комар выпил.

Катя как-то сразу вся сжалась, от чего стала казаться ещё меньше, и жалобно посмотрела на Бориса снизу вверх.

— Пожалуй, да, — «согласился» Борис, — крови в таком «Катёнке», наверняка, нет.

— А я — кровь дважды сдавал, — продолжил Алексей. — Первый раз — в армии, — чтоб от «муштры» отдохнуть; а второй раз сдавал — в институте — по «принудиловке»… Ну а в здешней «шараге» — уж очень противно что-либо делать ради директорского авторитета… Приказы я даже в армии не выполнял, а приспосабливался к ним, тут же — и подавно исполнять как приказы то, что может быть только добровольным, — не собираюсь.

— Вот выгонят тебя, — будем вместе детский сад сторожить, — подвёл итог разговора Борис.

 

***

Отпуск Алексей начал с помощи Игорю Семёновичу в восстановлении сарая.

— Ну вот, сараи починим и, похоже, что на этом недоделки наши закончатся, — заявил он, приступая к работе.

— Э нет, — возразил, появившийся откуда-то Борис.

— Привет!.. Ты откуда взялся? — удивился Алексей.

— Пришёл к Тимофею, — он меня и послал… Ну, в смысле, сюда послал… Не забудь, что в компьютере у тебя самая главная «недоделка» скоро год как «висит» на самом видном месте.

— Это он о чём? — вмешался Игорь Семёнович.

— Да вот хотел кое-какие электронные книги скачать по христианскому учению, да всё никак не соберусь.

— Так ведь у Ивановны таких книг полно, — сообщил Игорь Семёнович.

— Как-то неудобно к ней обращаться, — замялся Алексей.

— Может, ты просто подсознательно боишься, что твои дальневосточные представления о Пути «пошатнутся»? — предположил Борис.

— Думаю, что оснований для подобных опасений нет, — возразил Алексей. — Переосмысливать своё мировоззрение иногда нужно; тогда как упёртость и фанатизм — подталкивают к ошибкам, а-то и вовсе заводят в тупик.

 

***

Работа с самого начала пошла хорошо. Когда во второй половине дня пошёл дождь, пришла Катя.

— Вы тут не слишком увлеклись?.. Вас, вообще-то, ждут! — начала она издали.

— Неужели Тимка общую тренировку затеял? — удивился Алексей.

Катя отрицательно покачала головой и ответила:

— Вовсе нет… Зоя Ивановна всех за стол приглашает; вас, кстати, Игорь Семёнович, — индивидуально, а-то вы всякий раз «отлыниваете».

— Ладно, — согласился Игорь Семёнович. — Вы идите, а я — позже подойду… может быть.

Не желая мокнуть под дождём, Катя поспешила обратно.

Вскоре дождь усилился.

— Прямо как чувствовала, что сильнее польёт, — заметил Борис.

— Кошки чувствуют погоду, — попытался сострить Алексей.

Никак не отреагировав на шутку, Борис направился вслед за Катей, жестом предложив Алексею сделать то же самое.

 

***

Встретив на крыльце Зою Ивановну, Катя доложила о выполнении поручения и принялась жаловаться на Игоря Семёновича.

Алексей и Борис, пробежав через огороды, тоже остановились на крыльце. Теперь можно было любоваться дождём, не рискуя окончательно промокнуть.

Дождь быстро заливал двор; вода пенилась многочисленными пузырями и, образуя множество ручейков, стекала в канаву.

Будто испугавшись дождя, Фрэд вдруг выскочил из конуры и бросился к крыльцу. Добежав, он интенсивно отряхнулся, вынудив всех расступиться, после чего осмотрелся, слегка помахивая хвостом, будто извиняясь.

— Видать, вода в конуру попала, — предположила Зоя Ивановна.

— Да, — согласился Алексей. — Низковато она расположена, — подставку надо делать… Сделаем, Борь?

Борис не ответил. Опираясь левой рукой о макивару, он смотрел куда-то вдаль, вспоминая колокольню тюремной церквушки, отца Николая, а так же множество других подобных дождей из своего прошлого.

— В избу-то проходите, — предложила Зоя Ивановна.

Алексей открыл дверь, пропуская вперёд Катю, однако Фрэд проскочил первым, едва не сбив её с ног, чем несколько развеселил всех присутствующих.

— Хреново тебя Серёга воспитывает, — заявила Катя, обращаясь к псу, — даже элементарного этикета не привил.

— То ли дело — кошки, — добавил Алексей, — все четыре — воспитаны просто идеально.

— Вообще-то, у нас — это природное, — уточнила Катя, уже догадавшись, что сама она должна была пропустить вперёд Зою Ивановну.

 

***

Игорь Семёнович пришёл, когда все уже сидели за столом.

— Соизволили всё-таки! — обрадовалась Катя, но, встретив сразу несколько укоризненных взглядов, продолжать не стала.

Сосед поставил на стол винную бутылку и поспешно пояснил:

— Это — настой на травах, — именно настой, а не настойка, — совсем без спирта, но, правда, с сахаром. Могу потом рецепт рассказать, если понравится.

Распробовав напиток, Катя попыталась сразу узнать состав, но, получив уклончивый ответ, решила сменить тему.

— Почему Пашка с Виталькой не приходят? — спросила она.

— Вообще-то, Павел — капитан милиции, — невозмутимо и медлительно напомнил Игорь Семёнович, — а ты, в лучшем случае, — через два года будешь младшим сержантом запаса медицинской службы… Понимаешь, к чему я клоню?

— Да ну вас! — недовольно фыркнула Катя, решив, что выбор собеседника оказался крайне неудачным.

Борис слегка улыбнулся, затем, желая отвлечь Катю, спросил:

— Как твоя практика?.. Обошлось?

Катя кивнула, а потом сказала:

— А ведь это — своего рода тренировка; надо только спокойно ко всему относиться.

Радуясь такому ответу, Борис несколько раз кивнул, потом хотел было что-то сказать, но в этот момент Алексей обратился к Тимофею:

— Кстати, Тим, у тебя гитара где?

— В комнату занёс — пытался повспоминать кое-что… Тебе принести?

— Если можно.

Тимофей ушёл за гитарой, Алексей же попытался объяснить своё намерение очередной шуткой:

— Борьке не нравится, как я играю, — щас буду ему «нервы выматывать».

— Ну, ну, давай, — согласился Борис.

Тем временем Тимофей уже принёс Алексею гитару.

Поперебирав струны, Алексей слегка перенастроил инструмент и начал медленно проговаривать текст, постепенно находя нужный ритм и вырисовывая мелодию:

Где та жизни красота?..

«Режет» жизнь как бритва…

Понимаю я вполне — это не по мне:

Недоделки, суета, Кошкина молитва,

Пусть забавная, но мне ясная вполне…

Тварей много развелось

Ну совсем не Божиих;

Донимают холуи и другая мразь…

Много видеть довелось поневоле рожи их, —

Будто окунала жизнь с головою в грязь.

Я «жизнь» такую — не люблю!..

Зачем мне эта «битва»?!

Возможность пулю получить — почти как на войне…

Вновь: недоделки, суета и Кошкина молитва,

Вполне серьёзная и мне понятная вполне.

Дали самодурам власть…

Эти уж научат!..

Чтобы злость свою сорвать — запретят дышать;

Даже Кошку, подлецы, пробуют замучить,

Но свободно мыслящим — трудно помешать…

Если зол холуйский зам

И глядит сурово,

Обещает кучу бед гнусный паразит, —

Всё же не бывать слезам, ты себе дай слово

Не вникать в безумный бред, — пусть себе грозит.

Кто-то сам не может жить

И другим мешает…

Если пыль летит в лицо, — прикрывай глаза.

Донимает паразит, но не понимает,

Что нашедших верный Путь сбить с Пути нельзя.

 

Когда от последствий пожара уже не осталось и следа, а восстановительные работы близились к завершению, появились Павел и Виталий. Поздоровавшись, Павел начал с объяснений:

— Вы уж извините, что так получилось… Пришлось Витальку по специалистам повозить… Не прошли для него бесследно наши «приключения».

Около десяти минут Алексей расспрашивал Павла, пытаясь уяснить суть ситуации и понять, может ли он чем-то помочь.

— Психика — сложная штука, — подвёл итог Павел, видя затруднения Алексея. — Уже и рука у меня давно зажила, а с Виталькой — придётся ещё поработать.

— Да, да, — согласился Алексей задумчиво, но потом уверенно добавил:

— Думаю, что если он привыкнет работать над собой, то обязательно восстановится. Надо бы ему составить индивидуальный комплекс с элементами психотренинга.

 

***

Когда все включились в работу, Алексей вдруг остановился и, немного поразмыслив, сказал:

— Совсем забыл про конуру. Пойду-ка я, пожалуй, а вы тут и без меня управитесь.

Он долго выбирал подходящие доски, потом, стараясь не разбудить пса, примерял их к конуре, размечал, отпиливал лишнее, вновь примерял. Когда, частично соединив детали подставки, Алексей приподнял переднюю сторону конуры, Фрэд проснулся и выглянул.

— Да спи ты, — обратился к псу Алексей и осторожно надавил на собачий лоб.

Когда Алексей приподнял с помощью лома противоположную сторону, Фрэд всё-таки выскочил и принялся внимательно наблюдать за ходом работы, то и дело мешаясь под ногами. Тем временем, закрепив подставку и добившись устойчивости сооружения, Алексей собрал обрезки досок и вновь обратился к Фрэду:

— Принимай работу!

Пёс осторожно приблизился, но внутрь заходить не стал.

— Залезай, — предложил Алексей, указывая на вход в конуру.

— Да оставь ты его, — раздался с крыльца голос Зои Ивановны. — Сам потом залезет… Пойдём-ка в дом.

В кухне уже сидели Тимофей и Борис.

— Где остальные? — поинтересовался Алексей, вымыв руки.

— Катя пришла — рассказывает Витальке про психотренинг; а Павел — что-то обсуждает с Игорем Семёновичем, — сообщил Борис.

В этот момент дверь открылась, — вошёл Игорь Семёнович; явно, чем-то обеспокоенный, он сразу обратился к Алексею:

— Лёш, там Катя Витальке какую-то белиберду внушает… Не навредит?

Алексей отрицательно покачал головой и сказал:

— Нет… Она этот психотренинг знает не только в теории. Он ей самой многократно помогал… А кто ей рассказать-то успел?

— Сам Виталька и успел… Она сразу взялась его поучать. Хотел я воспрепятствовать, но Павел не позволил.

— Всё будет нормально, — устало проговорил Алексей.

Зоя Ивановна поспешила отвлечь соседа, пригласив его за стол, после чего перевела разговор на другую тему:

— Посмотрела я сегодня, как Алексей с досками управляется и надумала попросить…

— Сделаю всё, что смогу, — поспешно, но всё так же устало заверил Алексей.

— Гроб мне нужен, — продолжила Зоя Ивановна.

Алексей молча прислонился к стене.

— Не нравятся мне современные гробы, — пояснила Зоя Ивановна, — в них покойник как карандаш в стакане болтается… А те, что для «жуликов» делают — вообще срамота одна, да и дорого.

Алексей продолжал сидеть с отсутствующим видом.

— Сделаем, — осторожно ответил вместо Алексея Борис, затем, выдержав паузу, обратился к Алексею:

— Лёш, ты что?.. Здравомыслящие люди к смерти заранее готовятся и не боятся её.

— Да, да, — опомнился Алексей, — сделаем… Меня не из-за этого «заклинило»… Недавно племянница двоюродная погибла в автокатастрофе… Я с ней, вообще-то, даже не общался совсем, однако жалко когда такие молодые гибнут… А ещё чуть раньше — дед умер. Он мне, правда, не родной был; родной-то — ещё на войне погиб…

Возникшую после объяснений Алексея, паузу прервал Игорь Семёнович:

— Ты не волнуйся, Ивановна… Будет тебе и гроб хороший, и лежать будешь не на здешнем кладбище, а рядом с сестрой — это я тебе точно обещаю.

 

***

Тщательно проинструктировав Виталия, Катя помогла ему удобно устроиться для медитации, после чего сразу отошла и села на скамейку рядом с Павлом.

— Почему у тебя отец такой злой? — спросила она почти сразу.

— Он не злой вовсе, просто — старый уже, — возразил Павел.

— Зоя Ивановна-то — ещё старше, а общаться с ней — легко.

Павел вынужден был согласиться, однако, немного поразмыслив, сказал:

— Зою Ивановну, вероятно, религия выручает; а у отца, похоже, такого «убежища» нет.

— А у тебя? — поинтересовалась Катя.

— Мне как-то не до этого, — постоянно чем-то занят; повседневная суета затягивает… Отец, видимо, так же жил, ну а когда его на пенсию выгнали, — затосковал, одно время даже выпивать начал. Пытались отвлекать его поездками на охоту и на рыбалку… Охотник из него, правда, — никакой…

Павел задумался, а потом вдруг сменил тему:

— Ты уверена, что Виталию это поможет?

— Да, — уверенно заявила Катя. — На собственном опыте убедилась, что помогает.

— Почему же Алексей не решился что-либо сразу посоветовать?

— Не знаю… Вообще-то мне он рассказывал о психотренинге несколько дней, а Тимофею — несколько раз при мне рассказывал немного по-другому.

— Индивидуальный подход? — догадался Павел.

— Видимо, — согласилась Катя. — А он, кстати, часто говорит, что все люди — разные.

 

***

Решив исполнить обещание до окончания отпуска, Алексей купил хорошие доски, принёс их домой, разложил на балконе и взялся за разметку. Снизу доносилась отвратительная музыка.

Не желая слушать пульсирующий шум, Алексей вынес на балкон магнитолу и принялся включать то радио «Шансон», то запись на кассете, исключая, однако, те промежутки времени, когда шум внизу затихал. Вскоре раздался звонок, а потом и стук в дверь.

Взглянув в дверной глазок, Алексей открывать не стал, а продолжил работу, взявшись за сверление отверстий под шурупы.

Во второй половине дня, перетянув заготовки верёвкой и захватив их с собой, Алексей отправился на тренировку.

Он пришёл раньше остальных и, встретив во дворе Зою Ивановну, сразу обратился к ней, кратко изложив свои соображения о том, каким, по его мнению, должен быть гроб. Получив одобрение, Алексей решил, что вполне может ещё минут сорок поработать.

Борис пришёл откуда-то со стороны огорода и сразу взялся помогать Алексею, однако быстро убедился, что лишь мешает ему.

— Дома размечал? — спросил он, оглядывая доски.

Алексей кивнул и попытался сопоставить заготовки, придерживая их руками и ногой.

— Помочь? — спросил Борис.

Алексей отрицательно покачал головой.

— Мог бы меня позвать помогать размечать; да и сюда всё нести легче было бы вдвоём, — заметил Борис.

— Уж ты с моими соседями разобрался бы, — проворчал Алексей, продолжая свою работу.

— Случилось что-то? — насторожился Борис.

— Нет… Ублюдки какие-то поселились этажом ниже…

— И что? — не понял Борис.

— «Долбиловку» свою поганую чуть ли не каждый день включают, а иногда — и ночью тоже; да и вонь табачная поднимается от них ко мне на балкон.

Борис понял, но всё-таки решил уточнить:

— «Долбиловкой» ты называешь современную дискотечную музыку?

— Не думаю, что эту мерзость можно назвать музыкой, — возразил Алексей. — Это, пожалуй, — просто набор пульсирующих низкочастотных шумов, предназначенный для превращения людей в дебилов.

— Я слышал, что такие шумы ухудшают структуру воды, — вспомнил Борис.

— Да, но не только, — подхватил Алексей. — Низкочастотные шумы разрушают клеточные структуры органов и тканей организма, значительно повышают вероятность возникновения злокачественных опухолей, нарушают эмбриогенез…

— Эмбрио… что?

— Уроды у этих «дебилов» могут рождаться, — пояснил Алексей.

— Но это ведь — и на окружающих влияет… Защищаться-то можно как-нибудь?.. Может, надо уши затыкать?

Алексей отрицательно покачал головой, отметил что-то карандашом на доске, после чего ответил:

— Эта гадость действует не только через уши и психику, но и непосредственно на все ткани организма, вызывая на клеточном уровне что-то вроде вибрационной болезни, которая бывает у тех, кто работает с отбойным молотком и другой подобной техникой… Лично я для самозащиты включаю достаточно громко нормальную музыку, — чтоб и заглушать «долбиловку» и, главное, промежутки в её пульсации сглаживать…

— Промежутки?.. — удивился Борис.

— Наличие промежутков мешает организму защищаться от вредных шумов, — пояснил Алексей.

— Странно…

— Не странно вовсе… Просто организм так «тупо» устроен, что расценивает каждый промежуток как полное прекращение шума и полностью снимает защиту, — тут-то ему «оплеуха» и прилетает.

— Понятно… Буду теперь дома в таких случаях включать шансон. Жаль только, что он в последнее время «опоскудился», опустился почти до уровня «попсы»… Не весь ещё, правда, слава Богу.

— У меня нормальный есть на кассетах… Могу дать, — предложил Алексей.

— Учту… Хотя, у меня, вроде, тоже где-то несколько кассет валяется; а Высоцкий — есть ещё на диске и на видео.

— Высоцкий — это самое подходящее средство против любой пакости, — уверенно заметил Алексей, часто кивая, но пытаясь в то же время не очень отвлекаться от работы.

Сопоставив в очередной раз заготовки, он отпилил от одной из досок угол, отказавшись в очередной раз от помощи Бориса, после чего продолжил разговор:

— Кстати, что интересно: мерзавцев, похоже, приличная музыка раздражает… «Урод» снизу уже несколько раз приходил мне дверь долбить.

— А ты?

— Не стал открывать.

— Я бы не удержался.

— Борь, дома — это ведь не на улице… Да и на улице тоже — старайся не связываться ни с какой мразью… Ты вот если видишь, что дерьмо на дороге лежит, — не распинываешь ведь его, а обходишь.

— Это ты весьма удачно сравнил, — одобрил Борис, улыбнувшись.

— Похоже, что сегодня больше никто не придёт, — предположил Алексей, продолжая свою работу.

— Вообще-то, пришли уже, — возразил Борис. — Мы из-за Виталия через соседский двор пошли, — ему к деду зачем-то надо было; а Катя — сказала, что хочет попробовать помириться с Семёнычем.

Борис замолчал, Алексей же, желая узнать что-нибудь ещё, вскоре прервал паузу:

— Я-то думал, что я первым пришёл.

— Ты, действительно, первым пришёл, — заверил Борис. — Точно, точно, — мы тебя издали видели; не сомневайся.

— Ах вот, значит, как!.. — Алексей хотел что-то добавить, но потерял мысль и замолчал.

— Я вот думаю, — сменил вдруг тему Борис, — это — должно противоречить твоему представлению о Пути, — он указал на доски и вопросительно взглянул на Алексея.

— Нет, — ответил тот, не задумываясь, — не противоречит.

— Но ведь всё когда-то заканчивается — вот этим, — Борис вновь указал на доски.

— Заканчивается? — возразил Алексей. — Думаю, что ты так не считаешь.

— Я-то не считаю, — согласился Борис.

— А я не считаю допустимым для себя слепо верить в поповские сказки, — продолжил Алексей, — но доводы убеждённых атеистов кажутся мне ещё более дикими — значит: вопрос этот остаётся для меня открытым; к тому же, постоянная работа над собой — уж точно лучше, чем, к примеру, скотский образ жизни моих новых соседей.

Мысленно одобрив рассуждения Алексея, Борис несколько раз кивнул и уже собирался внести собственные поправки и дополнения, но в этот момент со стороны огорода пришли Катя и Виталий.

— На тренировку надо переключаться, — нехотя проговорил Алексей, продолжая, однако, заниматься досками.

— Что же ты ему не помогаешь? — издали спросила Катя, обращаясь к Борису.

— Ему поможешь, как же! — парировал Борис.

— Да знаю я, знаю, — созналась Катя, попутно здороваясь с Фрэдом, — всегда всё сам делает.

— Что ты, в самом деле? — обратился Борис к Алексею.

— Да ладно тебе, — отмахнулся Алексей. — Не надо пытаться меня перевоспитывать… Меня даже отец с матерью в сад с собой стараются не брать из-за того, что я всё по-своему делаю.

— «На свой необычный манер-р-р», — процитировала Катя Высоцкого с явной издёвкой.

— Давай-ка, Лёха, ты в другой раз продолжишь; а пока уберём доски, — предложил Борис и, вопросительно поглядывая на Алексея, принялся собирать доски.

— А зачем эти досочки? — спросила вдруг Катя.

Не желая отвечать, Алексей взял несколько досок и направился к сараю.

— Спроси у Зои Ивановны, — сказал Борис, чуть помявшись.

Всю тренировку Алексей отработал с Виталием, обучая его активной медитации и работе с энергией.

Следующий день прошёл так же как предыдущий, но в отсутствии Бориса, в связи с чем Катя сначала пыталась отвлечь Тимофея от его индивидуальной тренировки, но, не добившись в этом успеха, ушла к Зое Ивановне и долго беседовала с ней.

Когда вновь пришёл Борис, доски были уже частично скреплены. Понаблюдав за работой Алексея, Борис спросил:

— Тебе обрезки досок зачем-то понадобятся?

— Только крупные, — ответил Алексей.

— Что если я из мелких сделаю крест?.. Прибьём его на крышку.

— Делай, — согласился Алексей. — Только не прибьём, а на шурупы посадим — для надёжности.

— Взявшись за работу, Борис вскоре заметил:

— Похоже, что если всё делать на совесть, — мы до конца лета точно провозимся.

— Да, — согласился Алексей, — но я надеюсь, что это «изделие» понадобится ещё не скоро.

— Будем надеяться, — поддержал Борис. — Правда, я другое имел в виду: похоже, что ты так и не соберёшься поизучать литературу по христианству.

— Надеюсь, что возьмусь когда-нибудь, — возразил Алексей, — тем более, что мне и самому иногда кажется, что за «сказками» кроется что-то ещё; к тому же, в дальневосточных учениях, явно, ощущается какая-то недостаточность, — не хватает в них чего-то.

— А я, пожалуй, даже рад, что не «увяз» в них в своё время, — сознался Борис, — а спорт — как бы «придержал» меня…

— Да, да, только далеко в сторону увёл, а так — всё нормально, — заметил Алексей с подчёркнутой иронией.

Борис недовольно покачал головой и, меняя тему, спросил:

— А чем это Тимофей последнее время занимается так усердно?

— Похоже, что нашёл что-то полезное для себя то ли в книгах, то ли в интернете, — предположил Алексей. — А мне он об этом не рассказывал, да я и не лезу с вопросами.

— Катя говорит, что сунулась было, даже в какие-то его бумаги заглянула, но он её тут же «отфутболил», правда аккуратно.

— И теперь она опять донимает Зою Ивановну, — попытался продолжить мысль Бориса Алексей.

— Я не об этом, — возразил Борис. — То, что Катя с Зоей Ивановной общается — это, думаю, совсем не плохо, даже наоборот; а вот то, что Катя успела заметить у Тимофея, — почему-то наводит меня на мысли об оккультизме.

Алексей усмехнулся, но, заметив, что Борис серьёзен, сказал:

— Брось!.. Не изготавливает же он, в самом деле, какие-нибудь даосские пилюли или что-то подобное… Так можно многие дальневосточные практики, а особенно — ритуалы, к оккультизму отнести… Тимофей просто развивает свою собственную систему, исходя из своих потребностей, из своей ситуации.

Закончив говорить, Алексей вдруг вспомнил свой разговор с Тимофеем около тайника; воспоминания эти заставили Алексея усомниться в правильности собственных слов, высказать же свои сомнения он не решился.

 

***

Как и предполагал Борис, гроб был готов только к осени. Завершать работу пришлось Борису, поскольку Алексей, начиная с предпоследней недели августа, целыми днями пропадал в училище, начав ещё до окончания отпуска подготовку к новому учебному году, и лишь изредка посещал тренировки по вечерам.

С сентября реже стала появляться и Катя. Более месяца потребовалось ей, чтобы вновь втянуться в учёбу. Даже во время перерывов она что-нибудь читала, стараясь ничего не упускать, но однажды всё-таки заглянула в кабинет к Алексею в промежутке между лекциями. Она вошла, осторожно озираясь и ступая совершенно бесшумно.

— «Твари» где? — спросила она тихо.

— Жрут, похоже, — ответил Алексей.

— Тебя на свои посиделки не зовут?

— Иногда зовут, но я не хожу… Когда первый год тут работал, было как-то неудобно отказываться; а потом — так опротивели, что мне уже давно проще отказаться, чем пойти.

— Понимаю, — согласилась Катя. — Представляю себе их, мягко говоря, лица за столом… Тьфу!.. А меня наши послали к тебе на «переговоры» — говорят, что ты задаёшь слишком много.

— Меньше — нельзя, — сказал Алексей, будто оправдываясь, — иначе программа в учебный год «не влезет».

— Так и передам, — не собираясь упорствовать, заявила Катя, затем осторожно подошла к двери, выглянула, опять направилась к Алексею, спрашивая на ходу:

— На тренировку-то пойдёшь сегодня?

— Сомневаюсь, — протянул Алексей, откидываясь на спинку стула.

Его задумчиво-угрюмый вид насторожил Катю.

Видя в её взгляде вопрос, Алексей продолжил:

— Надо ещё в «травматологию» сходить, попытаться бабушку пристроить… Почти уверен, что не возьмут, но попробовать надо.

— Какую бабушку? — спросила Катя.

— Мою бабушку… Угораздило её дома на ровном месте упасть и ногу сломать.

— Почему вдруг не возьмут? — удивилась Катя.

Алексей тяжело вздохнул и пояснил:

— Знаю я эту систему… Для медицинского начальства отчётность важна, а на людей им наплевать… Для пожилого человека в этой стране перелом шейки бедра — это, чаще всего, «смертный приговор». В стационаре, разумеется, шансов на выздоровление значительно больше, но если не получится — значит: повысится показатель смертности; поэтому медицинские начальники считают, что пусть уж старики лучше дома умирают, на это же и подчинённых настраивают… Вот так… Если вдруг до старости доживёшь — не вздумай падать.

— Может, к тому времени что-нибудь изменится…

— Что изменится?.. Власть нам новую с другой планеты пришлют?

 

***

На тренировку Алексей всё-таки пришёл, чуть опоздав.

Во дворе Катя что-то объясняла Борису, попутно отбирая у него нож. Зафиксировав болевым приёмом руку, она метнула нож в деревянный щит, из которого уже торчали два ножа, отвёртка и топор.

— Ну что?.. Получилось? — обратилась она к Алексею, продолжая удерживать руку Бориса.

Алексей отрицательно покачал головой.

— Вот уроды! — воскликнула Катя и, вытягивая Бориса за руку, пристукнула его сверху, вынуждая опуститься на корточки.

— Я-то тут при чём?! — попытался сострить Борис, но, оглянувшись на Алексея, понял, что ему не до шуток.

— Это — ещё не все плохие новости, — предупредил Алексей, обращаясь к Кате.

Отпустив руку Бориса, Катя застыла в ожидании.

— Ты Русалкину знала? — спросил Алексей.

— Анитку-то?.. Знаю.

— Некролог на «шараге» повесили.

— Только отучилась и…

— Да, да…

— Причина-то в чём?

— Да всё в том же…

— В чём?

— В наплевательском отношении к людям… Ей же нельзя было в «гнойной хирургии» практику проходить, а её заставили… У неё из-за хронического заболевания иммунная система была ослаблена. Директор и заместитель по практике, естественно, об этом знали, однако «засунули» её туда, где самая опасная внутрибольничная инфекция…

— Как же она смогла «шарагу» окончить?

— Вероятно, первое время организм справлялся, но потом…

— Сепсис? — догадалась Катя.

— Похоже на то.

— Похоже, что директору училища надо бы длительный тюремный срок отбывать, а не людьми руководить.

— Слышал я, вроде, сегодня от кого-то, что мать Аниты собирается заявление в суд подавать… Толку-то!.. Когда городом управляет какая-то полумафиозная группировка, — на справедливый суд надеяться, явно, не приходится… Раньше надо было думать; правда, не представляю, что можно было сделать.

— Если бы ты что-то предложил, — они, наверняка, только ещё какую-нибудь пакость подстроили бы… Разве, пожалуй, что со студентами можно было попробовать договориться о замене на «чистое» отделение или на «травму»…

— Мымкинские стукачи, как нарочно, именно там оказались… Предлагали им меняться; они, естественно, — отказались; да и Анита не хотела с ними связываться, зная, что Мымкина им за их гнусные услуги даже «выбивает» повышенные оценки путём шантажа преподавателей.

— Дикость какая! — не удержался Борис. — Такое, правда, возможно?!

— Я тоже удивился, когда она, предъявив свои требования, пригрозила навредить некоторым студентам и безошибочно перечислила всех тех, которых я считаю наилучшими по личностным качествам.

Тем временем Катя направилась к щиту и уже хотела извлечь из него нож, но вдруг повернулась и сказала:

— Надо бы на этот щит фотографии всей нашей администрации повесить.

— Хорошая идея, — согласился Алексей.

 

***

Ранним утром Катя и Алексей бежали в сторону спортивной площадки ближайшей школы.

— Хорошо, что и мне и тебе сегодня только ко второй «паре», — рассуждала Катя, — можно не спешить…

Забегая вперёд, она продолжала что-то говорить, однако для Алексея её слова сливались с шорохом листьев, попадающих то и дело под ноги. Когда Катя вдруг остановилась у рекламного щита, Алексей заподозрил неладное; опасение подтвердилось незамедлительно: сделав разворот в прыжке, Катя взмахнула ногой, — щит повалился и плюхнулся в лужу.

— И зачем?.. — поинтересовался Алексей, пробегая мимо.

— Это же — к «выборам», — попыталась оправдаться Катя. — Я эти рожи терпеть не могу… Сейчас нагло врут, обещания дают, которые выполнять не собираются; а потом — всё будет так же плохо как и раньше, если не хуже.

— Не в этом же дело, — возразил Алексей. — Неприятности могут возникнуть, если кто-нибудь увидит твои выходки.

— Ага!.. Щас!.. Во-первых — ещё темно; во-вторых — «прицепиться» могут только менты, но их здесь нет; а всем остальным и на «выборы», и на эту агитацию — на-пле-вать!

— И тем не менее, на мой взгляд, крушить всё на своём пути не следует.

— Может, мне ещё вернуться и ту «пакость» обратно поставить?! — выпалила Катя и вновь убежала вперёд.

Калитку спортивной площадки Катя открыла, не останавливаясь, с помощью прямого удара ногой в прыжке, от чего та гулко ударилась о забор и вернулась обратно, закрывшись перед Алексеем.

— Хватит буянить, — вяло попросил Алексей, подумывая уже, что добром это не кончится.

Немного поразмыслив и решив избавить спутницу от избытка энергии, Алексей спросил:

— Упражнение будем делать?

— Давай… А какое? — с готовностью отозвалась Катя.

— О-оч-чень полезное, — двусмысленно ответил Алексей и, жестом подозвав Катю ближе, продолжил:

— Бьёшь «лоу-кики» голенью, «маваси-гери» по верхнему и по среднему уровням — тоже голенью, плюс — кулаками по корпусу, а так же постоянно имеешь в виду, что можешь получить любой ответ.

Кивнув, Катя принялась выполнять упражнение, смысл которого отчасти поняла, когда стала натыкаться на «вяжущие» блоки Алексея и почувствовала, что, во избежание захвата, должна двигаться достаточно проворно. Работа в таком режиме утомила её довольно быстро; заметив это, Алексей предложил сделать перерыв и заполнить его упражнениями на растяжку, после чего вернуться к основному упражнению. В результате нескольких повторов Катя вымоталась так, что на обратном пути уже едва поспевала за Алексеем, который, опасаясь опоздать на лекцию то и дело просил её поторопиться.

 

***

Он уже собирался начать лекцию, когда в аудиторию вошла Носова и, накричав, по своему обыкновению, на студентов, объявила, что первые десять минут придётся уделить встрече с кандидатом в депутаты.

Косо взглянув на кандидата, Алексей собрал свои бумаги и, не оборачиваясь, медленно поплёлся на последний ряд, где были свободные места. Даже не пытаясь слушать речь кандидата, он просмотрел свои записи, сделав несколько поправок, проверил сообщения, поступившие на мобильный телефон, составил и отправил ответы, после чего принялся наблюдать за студентами.

Обещанные десять минут уже грозили превратиться в четверть часа. Студенты дремали, разговаривали между собой, читали, копались в мобильных телефонах. Носова, продолжая стоять у двери, гневно грозила то одному, то другому и что-то шептала.

Когда, минут через двадцать, кандидат, сопровождаемый Носовой, удалился и Алексей получил возможность вернуться на своё место, он вновь разложил свои бумаги и сказал:

— Теперь, когда бессмысленный «трёп» наконец-то закончился, продолжим тему, начатую на прошлой лекции…

 

***

Навязчивая агитация продолжилась и во время обеденного перерыва. Проигнорировав, навязываемое администрацией, мероприятие, Алексей предпочёл слегка перекусить перед очередной лекцией.

После четвёртой «пары» к Алексею прибежала Катя и, едва переступив порог кабинета, спросила:

— Слышал, что в субботу в «Кимэ» Медянкин приезжает?

— Какой ещё Медянкин? — ответил Алексей вопросом на вопрос.

— «Прикалываешься»?.. Анатолий Медянкин — пятый дан — семинар будет проводить, надо полагать, что-нибудь дельное покажет… Я — обязательно приду, хотя, возможно, что и опоздаю… Ты пойдёшь?

— Подумаю, — вяло отозвался Алексей.

— Когда подумаешь?.. Суббота-то — уже завтра!.. Срочно начинай думать!

Алексей вяло кивнул. В этот момент дверь открылась и в кабинет вошла Носова.

— Кошкина!.. Ты не слишком зачастила в этот кабинет?! — гневно воскликнула она.

Желая всё-таки обязательно убедить Алексея посетить семинар, Катя, встретившись с ним взглядом, выразительно постучала пальцем по своему левому виску и тихо скомандовала:

— «Адзюмэ».

— «Осс», — согласился Алексей, сделав замедленный кивок, похожий на ритуальный поклон.

Проходя мимо Носовой, Катя брезгливо поморщилась и отвернулась.

— Алексей Георгиевич! — раздражённо обратилась Носова. — Вы в обед не соизволили появиться, поэтому сообщаю вам индивидуально, что через пять минут все собираемся в кабинете директора.

Желая не нарываться на очередную неприятность, Алексей поспешил выполнить указание.

В кабинете директора были ещё не все. Куда-то торопливо ушла Носова, вернувшись же, сообщила:

— Егоров задерживается, а Мымкина и Карданова — уже идут.

— Подождём, — распорядился директор.

Решив воспользоваться подходящим моментом, Басюкова, фальшиво улыбаясь, обратилась к Носовой, пытаясь изобразить восторг:

— Как вам этот костюм идёт!

Уже слышавший от студентов мнение, что новый костюм «идёт» Носовой «как корове седло», Алексей не выдержал и подхватил:

— Да! Цвет такой оригинальный!.. Как у дорожных рабочих… Вам бы ещё шпалу на плечо.

Раздались боязливые смешки. Сотрудники испуганно переглянулись в ожидании реакции директора.

«Жаль, что Егоров ещё не пришёл, — сейчас заржал бы опять как конь», — подумал Алексей.

— Как бы вам не пришлось в ближайшее время на шпалы переключиться! — раздражённо парировала Носова.

«Тоже верно, — размышлял Алексей, — молча надо сидеть и не высовываться — вот, действительно, разумная мысль».

Вскоре все собрались. Директор, как обычно, начал долгую и бессмысленную вступительную речь. «Разумная мысль» продержалась в уме Алексея не долго…

 

***

Семинар, действительно, оказался интересным.

Алексей, конечно же, знал Медянкина, поскольку когда-то тренировался в его группе.

Катя, вопреки своим опасениям, не опоздала, а пришла даже раньше начала семинара, при этом была удивлена, встретив в зале не только Алексея, но так же Тимофея и Бориса.

Общей разминки почти не было. Под руководством Медянкина тренировка с самого начала пошла интенсивно и насыщенно.

Когда Медянкин в очередной раз предложил поменяться партнёрами, Алексей увидел, приближающегося к нему, Брусятина. На физиономии Стаса сияла широченная улыбка. Он, явно, собирался что-то сказать; но Алексей, предпочитая не портить себе настроение, прошёл мимо и, расположившись на краю татами, принялся наблюдать за работой остальных, мысленно анализируя их действия.

Тем временем Медянкин обратил внимание на Катю и, приостановив тренировку, сказал:

— Вот, кстати, у девушки весьма оригинальная манера движений, что, однако не мешает ей соблюдать правило «центральной линии», при этом и движения экономны, и концентрация всегда присутствует — в полном соответствии с названием вашего клуба. Полагаю, что всем не мешало бы взять на заметку эти особенности.

Подозвав Катю, он попросил её встать в боевую стойку.

— В самую, самую «страшную»? — спросила Катя, маскируя иронию напускной наивностью.

Стойка «испуганного котёнка» вызвала в зале взрыв смеха.

— Гэ-гэ-гэ! — раздалось совсем рядом с Алексеем.

Алексей поднялся с татами и, отойдя подальше от Стаса, выбрал новое место для наблюдения.

Медянкин несколько минут пытался добиться от Кати, нужных ему, движений, однако вынужден был, в конце концов, отказаться от своей затеи и переключиться на собственные разъяснения.

Заметив Алексея, Катя направилась к нему.

— И где же твой «кошачий» стиль? — спросил Алексей.

— Не я же семинар провожу, чтоб свои секреты раскрывать, — заявила Катя. — Я сюда за чужими секретами пришла.

После окончания семинара, подозвав Алексея, Катю и Бориса, Тимофей предложил:

— Давайте-ка завтра повторим всё, что сегодня изучали — чтоб не забыть.

Все трое согласились.

— А завтра — нет тренировки, — раздался рядом гнусавый голос Брусятина.

Ответа не последовало.

 

***

На следующий день, направляясь к Тимофею, Борис застал перед калиткой странного, мрачного вида и, явно, не вполне трезвого мужчину в мятой форме милицейского майора. Мужчина старательно давил на кнопку неисправного звонка, опираясь для устойчивости на стойку ворот.

— Мужик, тебе чего тут надо?! Заблудился?! — поинтересовался Борис, приближаясь к дому.

— А Тимофея… — начал было незнакомец.

— Нет здесь никакого Тимофея… Иди отсюда! — перебил Борис, открывая калитку.

«Починить, может, им звонок?» — подумал Борис, входя во двор, и собрался уже поздороваться с, бегущим на встречу, Фрэдом; но Фрэд вдруг сместился чуть в сторону и, глядя мимо Бориса, грозно зарычал. Оглянувшись, Борис увидел, что «помятый» майор приоткрыл калитку и собирается войти.

— Э, мужик, ты что-то не понял?! Пошёл вон отсюда! — потребовал вновь Борис и для большей убедительности сделал шаг в сторону калитки.

— Да что ты мне сделаешь?! — пробормотал весьма уверенно майор и, войдя во двор, сместился влево, встав на фоне ворот.

— Ты что, дурак, хочешь, чтоб тебя пёс порвал?! — спросил Борис, несколько озадаченный наглостью визитёра.

— Этот — не порвёт… Вижу, что не обучен, — тихо, но уверенно заявил майор.

Фрэд, будто споря с майором, громко и как-то свирепо залаял.

— На кого это он так злобно? — спросил, только что пришедший, Алексей, едва открыв калитку.

Борис молча указал взглядом на майора.

— Это ещё что за «чудо»? — удивился Алексей.

— Какой-то Тимофей ему нужен, — сообщил Борис.

Алексей вновь открыл калитку и, указывая майору направление, проговорил:

— Давай, капитан, проваливай!.. Адресом ты «с пьяных глаз» ошибся.

Майор, пожав плечами, чуть отошёл от ворот и, вероятно, ушёл бы, но тут с крыльца донёсся голос Зои Ивановны:

— Опять явился, паршивец!.. Быстро убирайся, пока я к соседу за ружьём не пошла!

— Зоя Ивановна, здравствуйте… Позвольте с Тимофеем поговорить, — попросил майор.

— Обойдёшься, пакостник! — возразила Зоя Ивановна, а затем, обращаясь уже к Алексею и Борису, добавила:

— Константин — это — Чернилов… Фамилия-то — в аккурат подходящая: как явится, — так у нас «чёрная полоса», — всякий раз Тимку на глупости подбивает… Уже оба ведь — калеки, а всё не ймётся!

Калитка, ведущая в огород, вдруг распахнулась, — во двор вошёл Игорь Семёнович с ружьём на плече.

— Соседа с ружьём вызывали?! — спросил он громко и тут же направился к воротам, обращаясь на ходу к майору:

— Обещал же я тебе, Костя, что убью, если ещё заявишься!.. Вот и свидетели имеются — подтвердят факт самообороны.

— Ворота попортит, — забеспокоился Алексей и, потянув мимоходом Бориса за руку, добавил:

— Пойдём-ка — щит принесём.

Подхватив, многократно повреждённый различными предметами, щит, они поставили его за спиной майора. Сбегав в сарай, Алексей принёс старую плёнку от парника и, расстилая её под щитом, деловито проговорил:

— Вот в это труп-то и завернём.

Сняв ружьё с плеча, Игорь Семёнович прицелился.

Майор стоял, обречённо опустив руки и слегка пошатываясь.

Прогремел выстрел. Пуля вонзилась в щит сантиметров на двадцать выше левого плеча майора. «Расстреливаемый» даже не вздрогнул, лишь лицо его вдруг стало каким-то сосредоточенным и грустным.

На крыльцо вышел Тимофей; он даже не успел спросить, что происходит, когда майор, вынув из кармана кителя какие-то фотографии, протянул их в его сторону. Тимофей обвёл взглядом всех присутствующих, будто извиняясь, опустил голову и направился к майору. Он просмотрел фотографии так быстро, будто они были ему хорошо знакомы.

— Поговорить бы, — обессиленно произнёс майор, продолжая пошатываться.

— Ладно, пойдём в дом, — согласился Тимофей, но, направившись было к дому, будто наткнулся на какую-то преграду.

После нескольких секунд напряжённой тишины, хорошо понимая настроение окружающих, Тимофей изменил решение.

— Нет… На скамейку пойдём — за ворота, — сказал он уверенно.

Пропустив вперёд майора, Тимофей вышел, продолжая чувствовать на себе укоризненные взгляды.

— Может, обойдётся на этот раз, — проговорил Игорь Семёнович, подходя к крыльцу.

Вскоре пришла Катя. Она вошла во двор осторожно, будто опасаясь нарушить тишину, осмотревшись, обнаружила, что щит для метания ножей находится не на своём месте, нашла в нём и даже ощупала отверстие от пули, молча покачала головой, дотронулась до лба Фрэда, приветствуя пса таким образом, и остановилась посреди двора в тревожном ожидании.

Тимофей вернулся довольно быстро и, опустив голову, молча прошёл в дом.

— Как же «обойдётся»! — наконец-то ответила Зоя Ивановна. — Если бы не этот бестолковый, возможно, что Тимофей и в Чечню-то не поехал бы…

Она хотела сказать что-то ещё, но лишь махнула рукой и отвернулась, облокотившись на перила крыльца.

— Странно… Мне-то казалось, что Шестобитов им эту идиотскую командировку организовал, — прошептал Алексей, обращаясь к Борису.

Борис пожал плечами и, чуть поразмыслив, ответил почти в полный голос неуверенным вопросом:

— Может, ещё успеем догнать и морду набить?

На этот раз пожал плечами Алексей; сосед же отрицательно покачал головой и сделал останавливающий жест рукой.

— Чего ждём?! — спросил Тимофей, неожиданно вернувшись.

Стараясь выглядеть бодрым, он широко открыл дверь и, почти втолкнув в сени Алексея, а потом и Бориса, добавил:

— Нам ещё весь вчерашний семинар повторять… Переодевайтесь, разминайтесь; а я — сейчас подойду.

Закрыв дверь и прислонившись спиной к перилам крыльца, он взглянул на соседа и уверенно сказал:

— Всё в порядке, — точно вам говорю… Не придёт он больше — он обещал.

— Ты его помнишь? — настороженно спросил Игорь Семёнович.

— Смутно, — ответил Тимофей.

— Не связывайся с ним, — очень тебя прошу, — устало проговорил сосед и направился через огороды домой.

— Щит-от потом убери с ребятами от ворот, — сказала спокойным тоном Зоя Ивановна и вошла в дом.

Теперь Тимофею осталось лишь урегулировать отношения с Фрэдом и включиться в тренировку.

Тренировка, действительно, стала повторением субботнего семинара, восторги от которого, однако, несколько уменьшились, а отдельные техники были, при более тщательном рассмотрении, единодушно признаны вычурными и пригодными лишь для показухи. Разбор семинара так затянулся, что Зоя Ивановна забеспокоилась и сама вошла в комнату-додзё, чтоб пригласить всех к столу. Уговаривать никого не пришлось.

Разговор о семинаре поначалу продолжился и за столом. Вскоре, однако, постепенно сник Алексей; явно, чем-то расстроенный, он становился всё более задумчивым и мрачным, что не ускользнуло от внимания Тимофея.

— Что-то случилось? — спросил он, обращаясь к Алексею.

Только теперь насторожился и Борис, однако, взглянув несколько раз то на Алексея, то на Тимофея, так ничего и не понял.

Понаблюдав за ситуацией, Катя поставила вопрос более конкретно:

— В «шараге» что-нибудь?.. На собрании в пятницу донимали?

— Угадала, — отозвался Алексей, вяло кивая. — Правда, сам я несколько раз сорвался… Сначала, вообще, просто сглупил: сострить догадался по поводу нового наряда Носовой.

— Зря, зря, — согласилась Катя. — Она — злопамятная… Теперь жди какой-нибудь пакости… А дальше что было?

— А дальше было директорское распоряжение о том, чтоб сегодня все пришли утром на избирательные участки, проголосовали за правящую группировку и сразу же доложили директору по телефону об исполнении.

— Ну ты и… — начала было Катя.

— Ну я и не сдержался — сказал всё, что об этом думаю: сказал, что в соответствии с законом выборы должны быть добровольными, а не принудительными, сказал, что голосую я всегда не за антинародную власть, а против неё, сказал, что отчитываться не собираюсь, поскольку не обязан это делать… Ещё, вроде, что-то сказал… Директор, как обычно, сразу бледными и красными пятнами покрылся; так и казалось, что вот-вот из ушей пар пойдёт… А сегодня на избирательном участке взял я бланк для жалобы, да и вписал в него то, что сейчас рассказал.

Катя постучала пальцем по своему виску и сказала:

— Толку-то что?! Директор, как всегда, «отвертится»; а вот твою жалобу ему, наверняка, покажут — значит: жди неприятностей.

— Зря ты так, Лёш, — подключился Борис. — Меня вот директорша тоже предупредила, чтоб проголосовал и доложил… Ну и что?! Я же знаю, куда галочку ставить… Пусть попробуют проверить!

— Да понимаю я всё… Знаю, что и отец у меня голосует, как велено, и отчитывается; а я вот так — не могу, не могу потому, что противно, до омерзения противно, до ненависти…

— Да ладно, Лёха, забудь, — «проехали»; ну выгонят, — ну будем вместе детский сад охранять, — делов-то!

— Правильно Боря говорит, — наплюнь, — поддержала Зоя Ивановна.

 

***

Несколько дней Тимофея не покидала какая-то смутная тревога, сопровождаемая чувством вины. Попытки выяснить что-либо о Константине у Зои Ивановны успехом не увенчались, а потому, выбрав удобный момент, Тимофей отправился за разъяснениями к соседу.

Используя погожие осенние дни, Игорь Семёнович приводил в порядок свой огород. Издали заметив Тимофея и ответив на приветствие, он сам завёл разговор на, интересующую того, тему:

— А я ждал, что ты придёшь, правда, не думал, что столько дней вытерпишь… Хочешь всю правду про Константина узнать?

— Верно, — подтвердил Тимофей, — хочу.

— Всего я, разумеется, знать не могу; но вот ведь что интересно: всего за два месяца до вашей командировки Константин вернулся из Чечни с ранением, едва отлежался — и вновь поехал — вместе с вами… Тебе это — странным не кажется?

— Да, — согласился Тимофей, — странновато.

— Перед поездкой вашей он так же сюда приходил… Я и тогда его гнать пытался, даже убить грозился.

— Значит, вы что-то знали?..

— Естественно… Он ведь сначала-то Пашку моего уговаривал ехать; тот, разумеется, отказался… Похоже, что Чернилов как-то всё это дело через начальство «продавил», — вот и пошла у них тайная «битва» с Шестобитовым; а жертвами этой «грызни» стали: ты, да те ребята, которые домой в «ящиках» вернулись… Теперь-то чего он от тебя хочет?

— Говорит, что спасать кого-то надо, работу какую-то доделывать.

— На самом живого места нет, а всё спасать кого-то рвётся, — проворчал Игорь Семёнович, ловко орудуя граблями.

— Что-то Павла давно не видно, — сказал Тимофей как бы невзначай.

— Видимо, на службе занят, устаёт, — принялся рассуждать сосед, не отрываясь от работы, но вдруг остановился и, оперевшись на грабли, сказал:

— Ладно, вру… Я виноват: настоял, чтоб Виталькой всё-таки нормальные специалисты занимались… Только Екатерине не говори, а-то она, похоже, и так на меня обижается… Кстати, Павел говорил, что звонил тебе — приглашал на какой-то праздник.

— Да-а ну их! — протянул Тимофей, махнув рукой. — Какое-то торжественное мероприятие наметили на ближайшее воскресенье… Ну куда я попрусь?.. Неудобно… К тому же Павел просил в форме явиться.

— И что? — удивился Игорь Семёнович.

— Я ведь не помню почти никого; боюсь, что меня будут узнавать, а я — нет.

— Глупости какие!.. Я Пашку попрошу, — будет на какое-то время твоим личным «гидом»… Вдобавок сможешь порасспрашивать его про Чернилова.

Тимофей задумался. Упускать такую возможность не хотелось, тем более, что Павел мог не появиться ещё долго.

— Ладно, — уговорили, — согласился Тимофей. — Только вы обязательно с ним переговорите.

— Могу прямо при тебе ему позвонить… Пошли в дом, — позвал Игорь Семёнович и, прислонив грабли к ближайшему кусту смородины, зашагал в сторону крыльца.

 

***

В воскресенье утром прошёл небольшой дождь, потом тучи частично рассеялись и на востоке выглянуло солнце.

Отработав свою индивидуальную утреннюю тренировку и позавтракав, Тимофей отыскал свою форму и принялся приводить её в порядок. Когда пришли Алексей и Борис, Тимофей извинился и сказал, что скоро должен уйти.

— А это — зачем? — удивлённо спросил Алексей, указывая на форму.

— Павел зовёт на какое-то торжественное мероприятие… Думаю, что надо сходить.

— Зачем? — вновь удивился Алексей.

— Может, польза какая-нибудь будет, — рассуждала, не отрываясь от своих дел, Зоя Ивановна. — Пусть сходит.

— Сомневаюсь, что польза будет, — отозвался Алексей, устраиваясь на скамейке. — Денег, пожалуй, по любому — не дадут.

— Хоть друзей повидает, — продолжила Зоя Ивановна.

— Тогда, похоже, ему надо не в «ментовку» сходить, а на кладбище, — горько сиронизировал Алексей.

— Хорошая мысль, — согласилась Зоя Ивановна, сделав вид, будто не заметила иронии.

Тем временем Тимофей решил примерить китель и, вглядываясь в зеркало, спросил:

— Нормально?

Походив рядом с Тимофеем и осмотрев его со всех сторон, Борис усмехнулся, после чего, делая вид, будто пытается смахнуть звёздочки, проговорил:

— Пиджак как пиджак, только вот «пакость» какая-то прилипла.

— Где? — не понял Тимофей и ещё пристальнее вгляделся в зеркало.

Алексей, не желая поддерживать выходку Бориса, недовольно покачал головой и сказал:

— Не надо, Боря… Для нас с тобой это — «пакость», а для них — все эти «побрякушки», похоже, что-то значат… Нам с тобой этого, видимо, никогда не понять, однако и глумиться, пожалуй, не следует… А ты, Тимка, перестань в зеркало-то всматриваться, — всё у тебя нормально.

 

***

Катя шла, не торопясь, и радовалась погожему дню; она даже решила сделать небольшой крюк по окраине, но, едва миновав мост, почти столкнулась с Юлей.

— Привет, Юла!.. Гуляешь? — весело поинтересовалась она.

Юля вяло кивнула и так же вяло поздоровалась.

— Если ни чем не занята, может, вместе прогуляемся? — осторожно спросила Катя, надеясь попытаться улучшить Юлино настроение.

Юля пожала плечами, но, впрочем, всем своим видом показывала, что готова следовать за Катей.

— Пойдём, пойдём! — подбодрила Катя. — Я тебя с хорошими людьми познакомлю.

Катино опасение — за то, что Юля не захочет идти к незнакомым людям, не подтвердилось: Юля послушно шла рядом, слушая Катину болтовню и даже изредка улыбаясь.

Открыв калитку, Катя постаралась войти одновременно с Юлей, а потом сделала несколько быстрых шагов вперёд — на встречу Фрэду. Предосторожность оказалась излишней: пёс приветливо завилял хвостом и протянул Кате лапу.

— Знакомься, это — Юля, — сказала Катя, указывая на спутницу правой рукой, левой же на всякий случай придерживая пса.

Чуть помедлив, Юля приблизилась и, протянув руку, сказала:

— Здравствуй, собачка.

Фрэд принялся махать хвостом ещё более интенсивно и вновь протянул лапу.

— Ну надо же! — удивилась Катя. — Можно подумать, что вы хорошо знакомы, но давно не виделись… Ладненько, пойдём дальше.

Когда они вошли в кухню, Тимофей уже собирался уходить.

— Прикольно! — воскликнула Катя с порога и, повертевшись около Тимофея, добавила:

— Сколько звёздочек!.. Даже больше чем у Серёги.

— Катя, Катя, — укоризненно заговорила Зоя Ивановна, — девочку у порога оставила; сама — скачешь как дикая… Познакомь её со всеми.

— Ах да! — спохватилась Катя. — Это — Юля; её ещё Юлой называют — потому, что она вертится как юла.

Едва заметно улыбнувшись, Юля кивнула и поздоровалась.

— Это — Зоя Ивановна, — продолжила Катя.

Она хотела что-то добавить, но, не найдя нужных слов, вновь приблизилась к Тимофею и, указывая на него через плечо, сказала:

— Тимофей — раньше в милиции работал; вероятно, теперь у него эта одежда — что-то вроде домашней пижамы, — как у Жеглова.

Юля вновь улыбнулась.

— Я ухожу… — начал было Тимофей, но Катя деловито отстранила его и направилась к Борису со словами:

— Это — Борис; он у нас — самый большой и сильный, поэтому — я на нём удары отрабатываю; остальные — меня боятся.

Дважды ткнув Бориса кулаком в плечо, Катя продвинулась в сторону Алексея и, указав на него рукой, продолжила:

— Это… Ах да!.. Лёшку-то ты знаешь!

— Да, да, — отозвалась Юля. — А вот пёсика во дворе ты мне так и не представила.

— Фрэд, — поспешил ответить вместо Кати Борис.

Видя, что Юля продолжает стоять у порога, и желая чем-нибудь её занять, Алексей указал Кате в сторону дивана и сказал:

— С кошками ещё не познакомила.

— Точно! — спохватилась Катя.

Знакомство с кошками несколько затянулось и позволило Юле почувствовать себя вполне комфортно.

Пообещав долго не задерживаться, Тимофей направился к выходу.

— Тим, возьми-ка трость с собой, — посоветовал Алексей.

— Зачем? — спросил Тимофей, несколько удивившись такому предложению.

— Для солидности, — сострил Борис.

— Возьми, возьми, — поддержала Зоя Ивановна.

Пожав плечами и нехотя взяв трость, Тимофей вышел.

Поиграв с кошками, Юля вновь загрустила, вяло наблюдая, как Катя вертится около Зои Ивановны. Видя это, а так же отчётливо осознавая, что тренировка, явно, в очередной раз сорвалась, Алексей предложил Юле «экскурсию» по дому, а так же по двору и огороду.

Катя и Борис остались помогать Зое Ивановне по хозяйству и донимать её вопросами.

Прогулку по двору и огороду пришлось прервать из-за, вновь пошедшего, дождя.

— Надо было Тимофею-то зонт вместо трости дать, — сказал Алексей, входя вслед за Юлей в кухню.

— Дождь пошёл?! — удивилась Зоя Ивановна. — Быстро погода меняется.

— Вроде, не сильный, — сказал Борис, взглянув в окно.

Попросив у Алексея бумагу и ручку, Юля устроилась за столом и начала что-то быстро записывать, покачивая головой в такт воображаемой мелодии.

— Может, тебе Тимкину гитару дать? — спросил Алексей.

Юля часто закивала, не отрываясь от своих записей, а получив в руки инструмент, сразу принялась выводить какую-то мелодию.

— Опять что-то грустное, — заметила Катя. — Из-за дождя — не иначе… Или… А не на вас ли, кстати, вчера Носова орала так, что «сотрясалась» вся «шарага»?

Юля несколько раз кивнула, не отрываясь от своего творчества, а потом уточнила:

— Не столько на нас, сколько — на меня.

— То-то ты такая мрачная… А из-за чего орала?

— Я предложила всем пойти и показания дать по поводу смерти Аниты Русалкиной, сказать, что считаем виновными директора и заместителей, ну и попутно рассказать обо всех их злоупотреблениях.

— А эта мразь услышала, — догадалась Катя.

— Да… Пообещала «выкинуть» меня из «шараги».

— Пугает, — вмешался Алексей. — Старайся не давать поводов для «наездов», учись так, чтоб не смогли «завалить»… У вас, к тому же, курс дружный — значит: не решатся отчислить без явных нарушений с твоей стороны.

— Буду стараться, — согласилась Юля.

Перечитав текст и сделав несколько поправок, Юля отложила лист и ручку в сторону.

— Закончила? — поинтересовалась Катя. — Может, исполнишь?

Окинув взглядом присутствующих и решив, что возражающих нет, Юля вновь начала перебирать струны и запела:

Ну это ж надо так случиться!..

Не повезло…

Там, где хотят добру учиться, —

— Там правит зло,

Там могут жизнь чужую просто

Взять — растоптать

И приказать после погоста

Не сметь роптать…

И всё же с губ слетела фраза

Про боль, про «грязь»…

И вот стою перед «заразой»

В который раз…

Уроки учишь, учишь, учишь,

Но вновь — «облом»…

Сказала «тварь» мне: «Ты не получишь

Теперь диплом».

Ну что же, что же, что же, что же?..

Стою — молчу…

Сказать о том, что душу гложет

Я не хочу…

Я не скажу, что мне бы, мне бы —

— Фаворский Свет!..

Зачем свинье смотреть на небо?

Там корма нет…

И там не ждут тех, кто умеет

«Зады лизать»…

Давить бы их — всех, кто посмеет

Повыползать…

Но лезут, лезут, лезут, лезут

Туда, — где «трон»,

И даже словом эту «нежить»

Гляди — не тронь!..

Но разве ж кто-то цену знает

Моим словам?..

А «нечисть» лезет… Нет, — шагает

По головам.

 

***

Попав под дождь, будучи уже почти рядом со зданием милиции, Тимофей вдруг почувствовал боль в левой ноге и захромал. «Неужели на изменение погоды начинаю реагировать?» — подумал он, заходя под навес автобусной остановки, чтоб окончательно не промокнуть. Долго ждать не пришлось: сильный дождь шёл не более минуты. Когда дождь ослаб, Тимофей продолжил свой путь, взглянув предварительно на часы и убедившись, что теперь уже точно не опоздает. «Догадывался, похоже, Лёшка, а напрямую не сказал», — пронеслось в уме у Тимофея, когда боль в ноге вновь дала о себе знать. Остаток пути он прошёл прогулочным шагом, преодолевая боль, но с удовольствием вдыхая прохладный осенний воздух. Тимофей был несколько удивлён, когда на крыльце его встретили какие-то совершенно незнакомые люди и зачем-то помогли подняться по лестнице, приветствуя как хорошего приятеля.

Павел, едва выглядывая из-за двери, показываться не спешил; однако Тимофей, окинув взглядом присутствующих, быстро его заметил и направился к нему, сдержанно кивая в ответ на многочисленные приветствия. Поздоровавшись, они прошли в хол.

— Давай-ка я тебе тут всё напомню, — предложил Павел.

Вспомнив обещание Игоря Семёновича, Тимофей слегка улыбнулся и кивнул, после чего пошёл рядом с Павлом, слушая его рассказ о планировке здания и расположении кабинетов.

— Что это ты сегодня с тростью? — спросил вдруг Павел.

— Лёшка посоветовал взять — будто знал, что у меня нога разболится.

— А вот и зал… Помнишь, как Алексей нам тут лекцию читал по оказанию медицинской помощи?

Тимофей отрицательно покачал головой.

— Ему ещё тогда многие собирались вопросы задать, но ты его куда-то «утащил»… Может, зал помнишь?

Тимофей вошёл в зал и, осмотревшись, сказал:

— Не помню… А людей почему так мало?

— Вероятно, придут скоро и остальные, — предположил Павел, пожимая плечами. — С пунктуальностью у нас плоховато… Давай-ка посидим тут и подождём.

— Хитришь?.. Ты от разговора-то не увиливай… Подождать мы можем и вон там — у окна, где никого нет… В зал-то все по любому мимо нас пойдут.

— Звонил мне отец по поводу вашего разговора, — нехотя заговорил Павел, направляясь к окну.

— Ну вот и расскажи сразу всё самое главное, — попросил Тимофей.

— Разглашение этой информации грозит мне большими неприятностями… Ну да ладно… Хочешь знать, что влечёт Чернилова обратно в Чечню?

Тимофей молча кивнул.

— Имеется «закрытая» информация о том, что наркоторговцы и другие бандиты беспрепятственно возят свой «товар», прикрываясь заложниками. Чернилов, считая, что заложники — это, пропавшие ранее, наши сотрудники, по собственной инициативе взялся расследовать это дело — в результате: сорвал спецоперацию ФСБ, да и сам был серьёзно ранен.

— Такое впечатление, будто твой отец об этом уже знал, когда со мной разговаривал.

— Навёл, похоже, справки через бывших сослуживцев.

— Неужели ФСБшники могут так вот запросто делиться подобной информацией? — удивился Тимофей.

— Вероятно, предостеречь решили, когда узнали, что Чернилов меня пытается во что-то втянуть… К тому же, у них из-за Чернилова, на сколько мне известно, двое пропали и один погиб.

— Получается, что у кого-то могли появиться основания возненавидеть Чернилова? — предположил Тимофей.

— Возможно, — согласился Павел, — а значит, если он опять что-нибудь затевает, то врагов у него может оказаться предостаточно. Не вздумай на что-либо соглашаться! С дураком свяжешься — всем только хуже будет.

— Я уже отказался; в его «бредни» — даже вникать не стал. Правда, он мне кое-какие фотографии показал; они-то мне покоя и не дают…

Видя, что сотрудники активно устремились в зал, Павел решил, что задерживаться более не следует и жестом позвал Тимофея за собой, спросив в то же время:

— Узнал кого-то на фотографиях?

— Нет, однако впечатление осталось такое, будто всех тех людей я уже многократно видел, но видел… как во сне.

 

***

Торжественное мероприятие интереса у Тимофея не вызвало; углубившись в собственные размышления, он лишь благодаря подсказке Павла понял, что его вызывают для вручения грамоты.

Когда и Павел потерял к происходящему всякий интерес, занявшись изучением чего-то в своей записной книжке, Тимофей осторожно спросил:

— Может, сбежим?

— И то верно, — тут же согласился Павел и, поддерживая зачем-то Тимофея, помог ему пробраться к выходу.

— Почему такую «бумажку» только мне дали? — спросил Тимофей, когда Павел закрыл за собой дверь зала.

— А ты на дату-то посмотри… Редко заходишь.

— Ах да, действительно, — согласился Тимофей, — дата-то — «древняя»… «Приятно», однако, что «не зря» повоевал… Прямо не знаю, что бы я без этой «бумажонки» делал!.. Ты, кстати, не оставишь её у себя в кабинете?.. Не знаю, куда её засунуть.

— Давай-ка лучше, я тебя вместе с этой грамотой попробую домой доставить на служебной машине, пока начальство не видит.

Быстро с кем-то договорившись, Павел вывел Тимофея через другую дверь и сказал:

— Похоже, что придётся немного подождать.

Тимофей кивнул и тут же спросил:

— Неужели такое может продолжаться столь долго? Больше года ведь уже…

— Ты о чём?.. Ах да… Верно — значительно больше года… Думаю, что заложники — хорошее прикрытие и для тех, и для других.

— И для «других»?

— Ну да… Неужели ты думаешь, что Шестобитов — один такой… был… С тех пор, как он получил по заслугам, наркотиков в городе и области меньше не стало.

— Я вот думаю: а вдруг Чернилов-то всё-таки сможет чего-то добиться?

— Будучи на службе — не смог; ну а теперь, когда его «выкинули» на пенсию, да ещё и с инвалидностью, — тем более не сможет.

— А если он, к примеру, обратится в средства массовой информации?

— А доказательства?.. Над ним просто посмеются, а потом «прихлопнут» где-нибудь под видом несчастного случая… Такая информация, пусть даже в виде слухов, опасна не столько для бандитов и «оборотней», сколько для нашего руководства всех уровней…

— Для их, так называемой, «чести мундира» и карьеры?

— Вот, вот, — подтвердил Павел, увлекая Тимофея в, заехавший прямо на тротуар, милицейский УАЗик.

 

***

В первых числах ноября погода окончательно испортилась: дождь и мокрый снег, сменяя друг друга, создавали слякоть.

Воскресным утром, уходя со смены, Борис в очередной раз не смог дозвониться к Алексею и решил позвонить Кате. Короткий разговор помог ему слегка прояснить ситуацию. Попрощавшись со сменщиком, Борис вышел за ворота и, подняв воротник, быстро зашагал по тёмной улице.

Дверь квартиры Алексея открыла Катя.

— Подожди, подожди, — быстро проговорила она, потом помогла Борису снять куртку и встряхнула её за дверью.

— Боишься, что лужа натечёт?.. Лёха-то где?

— Не шуми… Кепку давай.

— Да я уж сам, — возразил Борис, стряхивая воду с кепки.

Когда Катя наконец-то позволила Борису пройти, он увидел, что Алексей сидит за компьютером и что-то читает. Присмотревшись к тексту и поздоровавшись с Алексеем, Борис несколько удивлённо произнёс:

— Ну надо же!.. Наконец-то… Начал-таки читать.

— Не шуми, — вновь попросила Катя и, усадив Бориса за стол, спросила:

— Завтракать будешь?

Борис кивнул в ответ и тихо сказал:

— Что-то вы у Тимофея давно не были… Я всё хожу, хожу; а вас всё нет и нет… Тимофей-то в последнее время — мрачный какой-то… Павел пару раз приходил, но без Витальки… А вы-то что же?..

— Я звонила Тимофею, — принялась оправдываться Катя, — сказала, что немного переждём эту слякоть… Ты-то как через такую грязищу пробираешься?

— Да, вроде, нормально, — ответил Борис, пожимая плечами.

— Новая работа не надоела ещё?.. Тяжело там в такую погоду?

— Нормальная работа, — не жалуюсь; платят, правда, мало; но мне вполне хватает.

— А у нас что-то всё плохо: в «шараге» «твари» «лютуют»… Юлька с подругами догадались купить в магазине «приколов» дерьмо бутафорское и Носовой под дверь кабинета положили… Слышал бы ты, как она орала!.. Мы думали, что «шарага» рухнет от её воплей… Теперь опять «тиранят» всех подряд.

— Суда-то не было? — спросил Борис.

Катя отрицательно покачала головой и сказала:

— «Отвертелась» как-то наша администрация; отделались, так сказать, «лёгким испугом».

Понимающе кивая, Борис вдруг вспомнил, что не мог дозвониться к Алексею, и спросил:

— Что с телефоном-то у Лёшки?

— Не знаю… Подожди-ка, — ответила Катя и принялась искать телефон Алексея.

Борис опять взглянул на монитор компьютера, будто желая убедиться, что не ошибся.

— Прикинь!.. Валяется разряженный!.. Я его на зарядку поставила, — сообщила вскоре Катя и продолжила собирать на стол.

— Давно он за православие-то взялся? — поинтересовался Борис.

Катя пожала плечами и тихо ответила:

— Бабушка у него умерла недавно, — вот он и взялся.

Очередной порыв ветра ударил в оконное стекло струями дождя. Борис слегка отодвинул штору и несколько секунд молча вглядывался в хмурое осеннее небо.

— Он заранее знал, что она скоро умрёт, — продолжила Катя. — Говорит, что смерть, так сказать, словно «забывала» надолго о его родственниках, а потом будто «вспомнила» и «выхватила» одного за другим — троих.

Борис продолжал молчать. Его мысли, «всплывая» в виде множества образов, переплетались, объединяясь в какие-то тоскливые картины.

Катя принялась разливать чай и, наполнив две чашки, спросила:

— Лёш, тебе налить?

Алексей кивнул.

— Ну наконец-то! — обрадовалась Катя и тут же пояснила для Бориса:

— Совсем есть перестал; всё что-то читает, читает… Вчера — тоже читал… Я вчера нашла у него в холодильнике полный пакет кефира, «готовый взорваться».

— Можно выпечку какую-нибудь сделать, — сказал Борис, вернувшись к реальности.

— Ага, щас!.. Выкинула я его — в мусоропровод отнесла, когда уходила.

— Зря… Я бы сейчас манник испёк.

— Ты думаешь, что в этом доме можно найти манку?!. Во наивность!

— Я предлагал ей использовать тот пакет в качестве взрывного устройства, — заговорил наконец-то Алексей, оторвавшись от компьютера и придвинув к себе чашку.

— Да, да, — подтвердила Катя, — чтоб «шарагу» взорвать.

— Тебя, кстати, ещё не гонят с работы за твою «избыточную активность» на «выборах»? — поинтересовался Борис.

— «Прессуют» по мере сил и возможностей; однако психологически им меня не «выдавить», как это они с другими проделывают.

— Значит, подстроят какую-нибудь пакость, — продолжила мысль Алексея Катя.

Отпив немного из чашки, Алексей потянулся за гитарой, объясняя одновременно свои намерения:

— Я тут недавно шансон слушал, потом кое-что насочинял, связав две темы воедино.

— Давай, давай, — со вздохом проговорил Борис, вновь всматриваясь в струи дождя и ожидая в очередной раз услышать какую-нибудь несуразицу.

— Да знаю, что плохо получается, — сознался Алексей, заметив реакцию Бориса.

Он довольно долго перебирал струны, даже не пытаясь сыграть хоть что-то похожее на мелодию, но, видя ожидание Кати и Бориса, будто преодолевая какой-то барьер, начал проговаривать текст:

Не знаю в чём причина, чья вина,

Что край родной — одна большая зона;

А коль душа вольна — не обойдёшься без вина,

Коль дух свободен — то не без шансона…

К тому же, в городишке этом маленьком

Все на виду — и сами виноваты…

Да вон жена начальника-мента

С обрюзгшим докторишкой хамоватым —

— Уединились в дальний кабинет;

Им дела нет, что время-то — рабочее

И что давно известен их секрет

Кроме мента — уже почти всем прочим…

Начальству своевременно «лизнут» —

И, значит, нагоняя не получат;

А если вот с занятия студенты улизнут —

— Это почти-что «криминальный» случай…

Пьют пиво бестолково и «балдеют» под «попсу»…

Не доросли студенты до высокого…

Я им на их аллею диск Талькова принесу,

Или кассету с песнями Высоцкого;

Хоть знаю я: найдутся те, что завтра донесут, —

— И «зашипят» начальницы фригидные,

В своей озлобленности не вникая суть,

Предъявят обвинения обидные:

Мол «ты, такой-сякой!..»

А сами — на работе пьют!..

Мол «обнаглел, уже почти-что спился!..»

Во всё носы суют; дождутся — подтолкнут

Того, кто хоть немного оступился…

И пусть — как в старой песне: есть подкова на стене,

А счастья нет — наверное, украли…

Но «есть покой и воля»; а ещё известен мне

Шансон, свободный от гнилой «морали»,

Звучит он из наушников, из окон, из машин, —

— И «поднимается душа с колен»…

Сильнее всех известных для уныния причин

Шансон над городом «Эн»,

Шансон над городом «Эн»,

Шансон над городом «Эн».

— Вот ты это у себя в «шараге» исполни, — точно, пожалуй, будешь вместе со мной детский сад сторожить, — проворчал Борис, едва дождавшись окончания песни.

— А я и не сомневаюсь, — уверенно заявил Алексей, намереваясь продолжить испытывать терпение Бориса. — Я даже нашёл кое-что у Владимира Асмолова и слегка переделал, чтоб было как бы ко мне обращено; вот послушай:

На тебя гляжу я, Лёха,

Снова думая о том,

Что ты можешь кончить очень плохо;

Так не будь же дураком!..

Что ж ты «пасть» разинул красную?

Ну чему так рад?.. Скажи!

Неужели ж ты за гласность

Хочешь голову сложить?..

Анонимки «отменили», Лёха,

Чтобы знать наверняка

Точный адрес и фамилию,

И приметы дурака.

Ты же лезешь сам на ясность

С вековым упорством пня

И несёшь ты эту гласность,

Как фонарь средь бела дня…

Знать, конечно, все б хотели:

Кто — враги, а кто — друзья;

Но, чтоб быть всегда при деле,

Выдавать себя нельзя…

Ты бы брал пример хотя бы

С комментаторов, браток;

Это — был бы для тебя бы

Назидательный урок…

Комментаторы с улыбкой

Выдают сегодня то,

Что вчера ещё под пыткой

Не промолвил бы никто;

В то же время там, где надо —

— И «подмажут» и «лизнут»;

А не то с высокого оклада

Их убрали б в пять минут.

Возмущайся до икоты

И кричи до хрипоты

О явлениях природы

И о ценах на болты;

Но не трогай лиц, сидящих

У корнила, потому,

Что корнило это их кормило

Много лет и учило, что к чему.

Все они «стоят за гласность»

Твердокаменной стеной;

Им уже предельно ясно,

Как разделаться с тобой…

Критикуя бестолково,

Ты рискуешь очень многим, брат!..

Не застрелят, как Талькова, —

— Так по штату сократят.

Думал ты, что можно драться,

Если «рыло не в пуху»…

Там найдут, к чему придраться,

Раз уж имя на слуху.

Погляди на эти рожи, —

— Сразу пыл сойдёт с лица…

А ведь эти рожи тоже

Перестраиваются.

А ведь эти рожи — тоже

Перестраиваются!

— Точно, точно, — согласился Борис. — Вот, вроде, уже столько лет прошло со времён, так называемой, «перестройки», а всё так же актуально. Жаль только, что сам Владимир Асмолов эту песню больше не исполняет; у него это — как-то лучше получалось.

Решив подкорректировать направление разговора, высказалась и Катя:

— Если «рожи — тоже перестраиваются», в смысле — приспосабливаются, может, и тебе пора начать как-то более гибко адаптироваться?

— Вроде, действительно, надо бы, — согласился было Алексей, но тут же продолжил в прямо противоположном направлении:

— Надо бы, но не получается… Есть у холуёв и лицемеров безотказные приёмчики, которые выявляют «неугодных», смеющих «своё суждение иметь», на все сто процентов… Не понимаете?.. Они — очень хорошо чувствуют, когда кто-то не заискивает, не стремится угодить, не выполняет команду «фас», данную начальством, — не принимает, в общем, их паскудные правила… Ну как, к примеру, я могу участвовать в их совместных пьянках по поводу огромного количества праздников?.. Не могу… А для них эти «мероприятия» — не только возможность польстить начальству, но и критерий, позволяющий делить людей на «своих» и «чужих»… Я для них «своим», слава Богу, никогда не стану; себе самому изменять — не могу, да и не хочу.

— Хре-но-во, — протянула Катя и, серьёзно взглянув на Алексея, выдвинула, как ей казалось, самый веский аргумент:

— Но ты ведь должен ещё меня доучить!

— Постараюсь, — вяло пообещал Алексей.

Наступила пауза, заполненная лишь шумом дождя.

— Скучно, наверное, Тимофею там одному, — прервал общее молчание Борис.

— Одному?! — возмутилась Катя. — Там же кроме него ещё и Зоя Ивановна, и Фрэд, и кошки!

Борис и Алексей рассмеялись.

— Можно ещё Семёныча на чай позвать, — добавил Алексей, продолжая улыбаться.

— Вот вам бы только «ржать»! — проговорила Катя, сделав вид, будто обиделась. — Дождь, кстати, ослаб; домой надо бежать, пока опять не усилился.

 

***

В очередной раз засидевшись на работе до наступления сумерок, Алексей наконец-то собрался уходить, когда позвонил Борис.

— Лёш, забеги ко мне на работу минут хоть на десять, когда домой пойдёшь, — попросил он.

Сделав небольшую пробежку, Алексей застал Бориса за работой у ворот детского сада.

— Совсем «задолбали», — начал он, то ли жалуясь, то ли оправдываясь. — Каждый день почти целиком уходит на всякую «хрень»… Перед кем-то очередную показуху с курсовыми собираются устраивать.

— А я вот сейчас снег немного погребу, потом всё позакрываю, возьму мат из спортивного зала, да и устроюсь спать где-нибудь около батареи; ну а потом — два дня свободен.

— Хорошо тебе.

— Не жалуюсь… Я вот, помнится, как-то предположил, что Тимофею скучно одному — похоже, однако, что ошибался…

— А если без загадок?

— Он тренируется с такой интенсивностью и с такой чёткой направленностью, что возникает ощущение, будто он к войне готовится.

— Значит, всё в порядке?

Борис отрицательно покачал головой и продолжил:

— Ты, кажется, не понял… Раньше он всё больше своим здоровьем занимался; а теперь — его тренировки приобрели явную боевую направленность… Семёныч — тоже беспокоится: говорит, что Тимофей его уже несколько раз уговаривал выехать из города пострелять; при этом — стреляет, явно не для развлечения: всякие трудности себе искусственно создаёт…

— Опасаешься, что тому придурочному майору всё-таки удалось Тимофея на какую-то авантюру сагитировать?

Борис пожал плечами и, переминаясь с ноги на ногу, ответил:

— Не знаю, что и думать, однако хотелось бы исключить возможность новых «приключений». У нас с ними и так уже явный перебор.

— Подключаться надо к Тимкиным тренировкам; тогда, пожалуй, и разберёмся в его планах; правда, пока у меня нет такой возможности.

— А в выходные как же? — спросил Борис.

— Вот принесут студенты черновики курсовых — и буду я все выходные их проверять.

Борис недовольно покачал головой и спросил:

— Зачем, Лёха, нужна такая работа, от которой на жизнь времени не остаётся?

— Эта работа вполне могла бы быть довольно хорошей, если бы не патологические амбиции директора, да не «гадюшник», собранный им из подхалимов, готовых ему во всём угождать.

— Ты, помнится, говорил, что они уже почти всех неугодных выжили… Может, пора и тебе уходить?

— Куда?!. Да и Кошка сказала, что я должен её доучить.

— Давно её не видел… Не замучили её ещё?

— Пытаются… У неё для таких случаев своя защитная тактика имеется — называется: «Катёнок-зомби» — по сути, вариант активной медитации.

— Что же летом-то — у неё этой тактики ещё не было?

— Была… Срыв тогда у неё случился, вероятно… Найти Путь — мало, надо ещё держаться Пути, а это — часто бывает довольно трудно.

 

***

Только перед новым годом Алексею удалось вернуться к тренировкам. Довольно быстро втянувшись, он решил составить новый план занятий и вскоре предложил превратить короткие новогодние каникулы в одну длинную тренировку, начав её рано утром первого числа. Возражений не было; Борис и Катя согласились сразу, Тимофей же, чуть помедлив, лишь высказал сожаление, что и у Сергея, и у Павла в этот период будет много дежурств.

Тренировку начали втроём. Борис появился только после десяти часов, когда было решено устроить перерыв на завтрак; поздоровавшись и поздравив всех с новым годом, он начал было оправдываться, но потом вдруг сказал:

— Вообще-то нормальные люди новый год празднуют.

— Если десятидневная пьянка — это норма, то я предпочитаю быть «ненормальным», — парировал Алексей.

— А ты что же, значит, праздновал на смене? — спросила Катя.

— Вообще-то, спал, — сознался Борис.

— Правильно, правильно, — одобрила Зоя Ивановна, — незачем «бесовские» праздники отмечать; вот Рождество — надо будет отметить.

Катя и Борис одобрительно закивали, Алексей же лишь пожал плечами. Никак не отреагировал Тимофей; закончив завтракать раньше всех, он собрал ножи и даже несколько старых стальных вилок, после чего, желая поторопить остальных, сказал:

— И так, пожалуй, приступим к освоению метательного оружия.

— Отдохнуть-то надо немного! — возмутилась Катя, опережая Бориса, который только начал наливать себе чай и, услышав призыв Тимофея, едва не уронил чашку, порываясь что-то возразить.

— «Метатели», мне потом за вами ножи по всему двору собирать не придётся? — с явной иронией спросила Зоя Ивановна.

— Чего это вдруг? — удивилась Катя.

— Прошлой зимой нож в цветник улетел — пролежал под снегом до весны; только в апреле нашла его заржавевшим, — напомнила Зоя Ивановна.

— Серёга его так бросил, — стала объяснять Катя. — У него руки «неправильно приделаны»… Сегодня-то его нет.

Выбрав из нескольких, лежавших перед Тимофеем, ножей один, Катя лёгким движением запустила его в стену.

— Не надо стены портить, попросила Зоя Ивановна.

— Она попала туда, где по бревну трещина идёт, — попытался оправдать Катю Алексей.

— И всё-таки — не надо, — спокойно повторила просьбу Зоя Ивановна.

Тимофей вышел пораньше; когда остальные последовали его примеру, на крыльце уже лежали не только ножи и вилки, но так же: серпы, топоры, крупные гвозди, отвёртки, стамески, металлические пластины различной формы и размеров, вилы и даже две штыковые лопаты.

Увидев, торчащие из будки, лапы Фрэда, Катя попросила подождать и побежала к собачьему жилищу со словами:

— Собаченька, вылезай!.. Сейчас тут опасно будет: может что-нибудь по башке прилететь.

Постучав по будке, она, не дожидаясь ответа, потащила сонного Фрэда за лапы, приговаривая:

— Пойдём-ка в сени; отогреешься там, выспишься нормально.

Поскольку передние лапы Катя так и не отпустила, а лишь перехватилась и развернулась, псу оставалось только перебирать задними вплоть до своей подстилки в сенях.

Всё, что происходило далее, фактически, свелось к соревнованию между Катей и Тимофеем. Алексей и Борис ограничили своё участие минимальной помощью и наблюдением. Постепенно усложняя упражнения, Тимофей всё больше приводил Катю в замешательство. Массивный деревянный щит то и дело сотрясался так, будто по нему били кувалдой.

— И как тебе это? — тихо спросил Борис, приблизившись к Алексею. — Вроде, уж слишком сурово.

— Да, — согласился Алексей, — жестковато.

— Давайте-ка, чтоб никто не бездельничал, объединим метание с техниками отбора оружия и с контрприёмами, — предложил вдруг Тимофей. — Каждый — по очереди работает против троих.

Обезоруживание и противодействие обезоруживанию выполняли с предельной осторожностью — получалось медленно.

— Руки замерзают, — пожаловался вскоре Алексей.

— Да, да, — присоединилась Катя. — Давайте-ка заканчивать.

— Можно в помещении повторить всё с макетами на нормальной скорости, — сказал Борис.

— Правильно, — поддержал Алексей. — А после обеда хорошо бы начать просматривать видео с семинаров.

Уже во время обеда Алексей принёс и положил на скамейку несколько видеокассет и дисков, предложив Тимофею выбирать, и аккуратно отстранил Катю, не допустив тем самым её участия в выборе.

— Поешьте, поешьте сначала, — поддержала Зоя Ивановна, неверно поняв жест Алексея относительно Кати.

Когда, пообедав, Тимофей отправился готовить аппаратуру, а Зоя Ивановна ушла в свою комнату, Алексей взял два диска, отложенные Тимофеем и, недовольно покачивая головой, прочитал названия.

— Ну что? — поинтересовался Борис.

— Всё самое боевое и выбрал, — проговорил, будто размышляя вслух, Алексей. — Может, просто откровенно поговорить с ним?

— Ну давай, пожалуй, так и сделаем, — согласился Борис.

— Вы о чём? — спросила Катя, убирая со стола посуду.

— Сейчас узнаешь, — ответил Алексей.

Когда Тимофей вернулся, Алексей рассказал ему о предположениях, сделанных им и Борисом.

— Мои ближайшие планы — это весенний семинар по одному из боевых направлений, — начал Тимофей, не задумываясь, так, будто заранее был готов к подобному разговору. — Я, кстати, открыл для вас на компьютере то, что успел «накопать» на эту тему… Посмотрите — возможно, тоже захотите поехать.

— Ха!.. Весной!.. Этак меня точно из «шараги» «вышибут»! — мгновенно отреагировала Катя.

— Могу сказать то же самое, — усмехнувшись, заявил Алексей.

— А я, пожалуй, съездил бы, — мечтательно протянул Борис. — Вот только надо относительно графика дежурств заранее договориться на работе.

Вскоре все четверо уже сидели перед компьютером, обсуждая варианты, после чего, целенаправленно просмотрев несколько отрывков видеозаписи, принялись вносить изменения в, составленный Алексеем, план.

В последующие дни план тренировок исправляли ещё несколько раз, руководствуясь, в основном, предложениями Тимофея.

 

***

На празднование Рождества Катя решила вновь позвать Юлю, что и сделала, убедившись предварительно, что Зоя Ивановна и Тимофей не против. Правильность этого решения стала совершенно очевидной, когда оказалось, что Столетовы и Сергей не придут, а Тимофей и Алексей, не признающие любые праздники вообще, явно, присутствовали за столом лишь для того, чтоб не огорчать Зою Ивановну. По очереди исполняя песни под гитару, Юля и Борис достаточно успешно создавали праздничное настроение; Тимофея, однако, долго удерживать за столом не удалось. Когда вслед за Тимофеем из-за стола вышел и Алексей, Катя принялась расспрашивать Зою Ивановну о Рождестве.

— Сама, значит, так и не почитала, — укоризненно заметила Зоя Ивановна.

— Времени не хватает, — со вздохом ответила Катя.

— А Лёха что-то читает ещё? — поинтересовался Борис.

— Наши курсовые он читает…

— Понятно, — огорчённо заключил Борис. — Зря, выходит, я понадеялся, что он основательно тогда взялся.

— Возьмётся, возьмётся ещё, — уверенно сказала Зоя Ивановна.

— Да?.. — удивился Борис.

— Сам ведь знаешь, какими путями люди к Истине приходят.

 

***

С окончанием праздничных дней для Тимофея и Бориса мало что изменилось. Тренироваться теперь приходилось, как правило вдвоём. Катя и Алексей стали приходить значительно реже, жалуясь всякий раз на загруженность в училище.

Администрация училища старательно готовилась к приезду какого-то высокого начальства: директор лично распределял вопросы, которые сотрудники должны были задать, следил за «правильностью» формулировок, а так же за тоном, которым сотрудники говорили во время репетиций. Всё это не могло не вызывать отвращения у Алексея, который так же вынужден был присутствовать при подготовке к предстоящей показухе.

Мероприятие, к которому так тщательно готовились, состоялось в конце января. Столь отвратительного коллективного лицемерия Алексею ранее видеть не доводилось. Когда «представление» окончилось, он направился в свой кабинет. Встретив у самого кабинета Катю и Юлю, Алексей впустил их, сам же, заходя следом, оглянулся, после чего прикрыл дверь.

— Ну что там? — спросила Катя.

— Пообещали директору служебную машину с водителем, — ответил Алексей.

— А нам? — спросила Юля, изображая наивность.

— Догадайся.

Юля сложила два кукиша и, предъявив их Алексею, спросила:

— Да?

— Какая ты догадливая! — «восхитился» Алексей.

— Личная машина — не слишком ли «жирно» для этого «упыря»?! — проговорила Юля, интонацией подчёркивая своё возмущение.

— Служебная, — поправил Алексей.

— Какая, на хрен, разница?!

— Пожалуй, что в данном случае, действительно, — никакой, — согласился Алексей.

— Видел, что тебе у нас аж две лекции на субботу поставили? — спросила Катя.

— И у нас — одну, — добавила Юля.

— Ну надо же! — возмутился Алексей. — Думал, что хорошо февраль начинается — со свободной субботы… «Умотался» за последние две недели — надеялся отдохнуть.

— Сам же говорил, что тут надо несколько раз в день в расписание заглядывать, поскольку его могут несколько раз за день изменить, — напомнила Катя.

— Да, да, — согласился Алексей, чуть заметно кивая.

Исправив расписание в своём блокноте, он вдруг обратился к Юле:

— Ты, кстати, директора-то «упырём» не называй, — вдруг услышит кто-нибудь… Я как-то имел неосторожность ляпнуть нечто подобное, правда, в отношении Носовой, — сам потом не рад был.

— И что же такого вы ей сказали? — поинтересовалась Юля.

— Они тут рядом иногда «барахолку» устраивают…

— Знаем, знаем — видели многократно… Какое они право имеют этой торговлей заниматься в учебном заведении?!

— Это у нас тут прав никаких нет; а как они свои «права» «зарабатывают», я сегодня уже «полюбовался» в очередной раз… Смотреть противно на их лицемерие… Ну вот, а тогда… а я ещё только начинал тут работать… увидел я эту «барахолку» — «обалдел» от такого безобразия, прошёл сюда — в кабинет; а Носова — «заваливает» следом, будто здесь примерочная, и спрашивает про какую-то «тряпку»: «Хорошо сидит?.. Как вам кажется?» Ну я и «ляпнул», не подумав: «А вы что же в зеркале-то уже не отражаетесь?»

— «Прикольно», что у нас этот «гадюшник» одинаковые ассоциации вызывает! — заметила Юля, усмехнувшись.

— Да, да, действительно, «прикольно», — вмешалась Катя, — но вот повыгоняют вас за вашу неосторожность, — с кем я тут тогда останусь?!. А ты, кстати, сам же говорил: «Если пыль летит в лицо, — прикрывай глаза!»

— Вообще-то, я имел в виду немного другое; хотя, пожалуй, можно понимать эту фразу и несколько шире.

— А я вот посоветоваться с тобой хочу, — сменила тему Катя. — Как думаешь, что если мы в воскресенье кое-какие вопросы Зое Ивановне позадаём?.. Не утомим мы её?

— Трудно сказать, — пожимая плечами, начал Алексей. — Для меня, к примеру, общаться с вами — одно удовольствие.

— А не общаться — другое, — сострила Юля.

— Нет, — возразил Алексей, покачивая головой. — Люди — все разные… Я вот, кажется, могу сколько угодно болтать с вами, или с Тимофеем, или с Борисом, короче, с теми людьми, которые не принадлежат к числу тех «вампиров», о которых мы только что говорили.

 

К субботе Алексей чувствовал себя на столько вялым, что даже старался нигде не садиться, чтоб не заснуть. В промежутке между лекциями он, к тому же, почувствовал боль в левом голеностопном суставе и, решив осмотреть ногу, обнаружил, что лодыжки почти полностью сглажены отёком. К окончанию последней лекции боль в ноге казалась невыносимой. Отправившись домой, он с трудом доковылял до аптеки и, купив сразу два обезболивающих препарата, похромал дальше. Наиболее утомительным ему показался отрезок пути через двор к подъезду; а подъём по лестнице вызвал такое усиление боли, что Алексей предпочёл воспользоваться лифтом, в который не заглядывал уже несколько лет.

Оказавшись дома, он принял таблетку и, осмотрев ногу, убедился, что область голеностопного сустава стала выглядеть ещё хуже.

Зазвучавшая вдруг, мелодия песни «Человек и кошка» безусловно указывала на то, что мобильный телефон, вопреки обыкновению, остался в кармане куртки.

— Что ж ты так долго не отвечаешь? — начала было Катя, услышав наконец-то голос Алексея.

Выслушав рассказ Алексея, Катя уже через час была у него.

— Сам-то что думаешь? — спросила она, взглянув на его опухшую ногу.

— Похоже, что гемартроз: и характер боли на это указывает, и кровоподтёк небольшой на стопу спустился, и симптом флуктуации — явный.

— С чего бы это?.. На тренировках ты уже недели две, наверное, не был… Может, на улице где-нибудь оступился и подвернул стопу?

Алексей отрицательно покачал головой и высказал собственное предположение:

— Похоже, что сосуд лопнул из-за долгого пребывания на ногах.

— При чём тут сустав?

— В полости сустава давление понижено. Если рядом скопилась кровь — куда она будет двигаться?

— В направлении наименьшего сопротивления… А суставная сумка разве её не удержит?

— «Прохудилась», значит, суставная сумка… Может, хватит патогенез-то разбирать?!

Поняв, что думать надо в другом направлении, Катя спросила:

— Если бы ты работал в больнице и к тебе бы обратился пациент с гемартрозом, что бы ты стал делать?

— В разных случаях по-разному приходилось поступать… Пункцию сустава делал в таких случаях, как сейчас у меня…

— Ну вот! — обрадовалась Катя. — Делай.

— Думал я уже об этом… Кому-нибудь другому — это легко делать, а себе — пожалуй, что не решусь.

— Ты же уже делал сам себе операции!.. А вспомни, как я тебе какую-то занозу из спины вытаскивала без какой-либо анестезии!

— Ну ты сравнила!.. Тогда всё было на поверхности; а тут — в сустав надо лезть.

— У нас же один преподаватель на «скорой» работает! — вспомнила Катя.

— И что?

— Позвоним ему… Он-то ведь, надо полагать, умеет эту пункцию делать… Вроде, записан у меня его номер телефона…

Не найдя номер в своём мобильном телефоне, Катя взялась за блокнот и вскоре сказала:

— Нашла… Семицветов Евгений Петрович… Его, кстати, все хвалят; ни единого плохого слова о нём не слышала.

— То-то он в нашем «гадюшнике» почти не появляется.

— А зачем ему?! У него основная работа — в «скорой»… Ты только сам ему позвони, а про меня — не говори.

Семицветов оказался на дежурстве; он сразу же согласился приехать, что и сделал на столько быстро, что Катя едва успела собрать свои вещи и спрятаться в кухне. Осмотрев ногу Алексея, Семицветов тоже пришёл к выводу, что нужно пунктировать сустав, однако делать это на дому отказался категорически и стал настаивать на поездке в стационар.

После короткого спора, не чувствуя уверенности в чём-либо, Алексей решил ничего не предпринимать и хотя бы сутки просто понаблюдать за состоянием сустава.

— Напрасно, напрасно, — Возражал Семицветов. — Знаете же, что жидкость «организуется», — будет ограничение подвижности сустава… Если в ближайшие часы передумаете — звоните, — приеду.

Внимательно подслушивая разговор из кухни, Катя несколько раз порывалась было вмешаться, но так и не решилась.

— Зря ты не поехал, — заявила она, вернувшись из кухни сразу после ухода Семицветова.

— Да ну!.. Может, завтра уже всё пройдёт.

— Сам ведь знаешь, что не пройдёт…

Проуговаривав Алексея более часа и исчерпав все возможные доводы, Катя ушла, продолжив, однако, общение посредством сообщений на мобильный телефон.

Многократно прибегая к помощи таблеток, Алексей, тем не менее, почти не спал ночью, днём же решил, что в понедельник пойдёт в поликлинику, позвонив предварительно в училище.

Выполнить намеченное оказалось не так-то просто: от ходьбы и стояния в очередях боль в ноге вновь существенно усилилась; однако, полученный в итоге, больничный лист давал надежду на, необходимый для выздоровления, отдых.

На обратном пути Алексей зашёл на несколько минут к матери, а подходя к своему дому, был несколько удивлён, застав перед подъездом Тимофея и Бориса. После обмена приветствиями и короткого разговора Тимофей предложил Алексею свою трость.

— Нет, нет, — возразил Алексей, — не надо… Вы, что называется, будто сговорились: минут двадцать назад мать мне тоже предлагала бабушкину палку… Больничный мне в поликлинике дали — вот и ладно: есть возможность отлежаться дня два; надеюсь, что больше ничего и не потребуется.

 

***

Вечером пришла Катя.

— Ты ногу-то внизу не держи, — сказала она, закрывая дверь.

Алексей шутку понял, но всё-таки спросил:

— Это как?

— Вот так, — ответила Катя, подняв ногу над головой и, задержавшись в этой, почти балетной, позиции, спросила:

— Сделали тебе пункцию?

— Я только в поликлинике был; там пункцию делать отказались, но сделали бесполезную рентгенограмму и выдали больничный.

Видя, что Катя продолжает стоять с поднятой ногой, Алексей сделал то же самое.

— Вот, вот, — одобрила Катя, — так и прыгай, тогда и отёк быстро спадёт, и кровоподтёк рассосётся.

 

***

Дни шли, однако нога у Алексея продолжала болеть, хотя и не так мучительно, как раньше. В среду больничный лист продлили до пятницы. Видя, что отёк уменьшается, а прикосновения к области голеностопного сустава уже не так болезненны, Алексей начал делать самомассаж с мазями и осторожно разрабатывать ногу без нагрузки. «Нормально, — думал он. — В пятницу надо закрывать больничный, да и выходить, иначе потом совсем в работе увязну».

В пятницу, выходя из поликлиники, Алексей подумал, что хорошо было бы заменить старый, пропахший мазью боксёрский бинт на новый, и направился в спортивный магазин.

Он уже подходил к дому, когда боль в ноге вновь существенно усилилась. «Только этого не хватало!» — подумал он и, едва переступив порог квартиры, осмотрел ногу. Ситуация казалась удручающей: болезненность при пальпации и отёчность вернулись.

«И что же делать?.. Идти обратно в поликлинику?» — думал он. Время ещё позволяло это сделать, однако терпеть боль ещё часа два ему не хотелось. К тому же, длительная ходьба, явно, грозила усугублением ситуации. «Завтра — рабочая суббота, — размышлял Алексей, — у меня должно быть всего одно занятие, которое вполне можно отменить». С этой мыслью он позвонил в училище и, как ему показалось, легко договорился об отмене занятия.

 

***

Понедельник принёс Алексею не только улучшение самочувствия, но и сюрприз, наигнуснейший за всё время его работы в училище.

Вызов к директору не показался ему чем-то особенным, однако не более чем через десять минут Алексей уже считал, что до этого дня ещё в полной мере не знал, что такое — подлость.

 

***

Катя зашла в кабинет к Алексею только после занятий. Увиденное несколько удивило и насторожило её.

— Почему у тебя шкаф опустел? — спросила она.

— Книги пришлось сдать в библиотеку.

— Зачем?

— Выгоняют.

— Как?! Ты же на больничном был! — удивилась Катя.

— Сглупил немного: в пятницу сам же попросил больничный закрыть, а нога — опять разболелась; я, дурак, решил, что можно просто попросить, чтоб субботнее занятие отменили — будто забыл с кем дело имею…

— И что? — не поняла Катя.

— Пообещали отменить, а сегодня утром — суют мне для ознакомления акт о моём «прогуле», заверенный подписями всей администрации «шараги».

— Когда они все подписать-то успели? В субботу их тут, вообще-то, не было.

— Давно, видимо, ждали подходящего случая — вот и подсуетились, пока я из-за боли бдительность потерял… Знаешь ведь, как в бою бывает: забываешь на секунду о защите — получаешь удар.

— Довольно подло, однако.

— В первый момент мне это — вообще какой-то дикостью показалось, а потом, поразмыслив, понял, что для них это — в порядке вещей.

— Надо же в суд подавать!

Алексей отрицательно покачал головой и, чуть помедлив, продолжил:

— Я тоже сначала подумал, что буду подавать в суд; так директору сразу и сказал…

— А он?

— Он сделал вид, будто задумался; хотя, похоже, что всё уже было решено заранее; а потом сказал, что согласен на мой уход «по собственному желанию», ну и «нагородил» ещё чего-то, чтоб мне стало ясно, что суда он не боится.

— Получается, что у него ещё подлости хватило намекнуть, что если их за смерть Аниты не стали судить, то за противозаконное увольнение — тем более судить не будут?!

Алексей кивнул и продолжил:

— Похоже на то; хотя, возможно, что в этом был ещё и намёк на тот случай, когда я уже подавал на него в суд за незаконный выговор.

Походив по кабинету и отпустив несколько ругательных слов в адрес администрации училища, Катя вновь подошла к Алексею и спросила:

— А почему в один день-то?.. Они уже замену тебе нашли?

— Нет, конечно, — ответил Алексей, иронично усмехнувшись. — Думаю, что наплевать им на замену; им важно от очередного неугодного избавиться… Короче, получается всё примерно как в песне у Сергея Погорелова: «И каждого такое ожидает, кто не приучен задницы лизать…»

— «А кто лизал, на гору залезая, — мечтает всех за это наказать», — продолжила Катя.

— Вот, вот!.. А ваше обучение — это для них не цель, а лишь одно из средств для удовлетворения их патологических амбиций.

— Это — не новость, — заметила Катя.

— Ещё такой «прикол» случился во время всего этого паскудства… — вспомнил вдруг Алексей и усмехнулся.

— Что ещё?

— Мымкина вдруг «нарисовалась» и стала рассказывать, что видела, как я в пятницу в спортивный магазин заходил… Я-то, действительно, заходил туда, чтоб новый боксёрский бинт купить. Бинтом этим у меня сейчас нога забинтована.

— Боксёрский бинт — узенький, он значительно удобней аптечного.

— Тебе-то понятно, а они — по-другому истолковали…

— «Симулянт!» — проговорила Катя, изменив голос и пытаясь копировать директорскую интонацию.

— У Александра Дольского в одной песне есть такие слова: «Но споткнёшься, — тот час ухитряются пнуть; это — высшая рабская радость».

— Это из песни про холуёв?.. Да, да, точно!.. «И опасней чумы, и страшнее войны холуи беспросветные эти»… Ой, а к Мымкиной-то это, правда, очень подходит; она, по любому, «страшнее ядерной войны».

— А удобнее всего за собственную ущербность «отыгрываться» — на тех, кто по какой-либо причине в данный момент не способен защищаться.

Видя, что Алексей перебирает какие-то бумаги, Катя спросила:

— Может, я могу чем-то помочь?

— Можешь рвать бумаги и складывать в мусорку, — сказал Алексей, указывая на самую большую стопку.

Едва взявшись кромсать бумаги и складывать их в корзину, Катя вдруг спросила:

— А эту гадость для чего хранил?

— Фотографии?.. Они несколько лет под бумагами пролежали… Подожди-ка, не рви их.

— Передумал?.. Решил на память оставить? — с лёгкой ироничной издёвкой спросила Катя.

Покачав отрицательно головой и чуть помедлив, Алексей ответил уклончиво:

— Кажется, знаю, как их можно использовать.

Отложив фотографии, Катя расправилась с несколькими копиями директорских приказов и, обнаружив под ними грамоту, углубилась в её изучение, после чего сказала:

— Это я рвать не буду.

— Почему? — удивился Алексей.

— Тут про тебя написано.

— И что?.. Её же здесь выдали — в «шараге»… Не буду же я хранить грамоту в память об этом «гадюшнике».

— И всё-таки рвать я её не стану, — уверенно заявила Катя.

— Ладно, давай, — сам порву, — сказал Алексей и, взяв грамоту, порвал её на мелкие клочки, которые тут же отправил вслед за остальным мусором.

 

***

Тимофей и Борис готовились к поездке на семинар так, будто им предстояла не учёба, а экзамен. Оба считали, что получить от семинара максимальную пользу можно лишь будучи в наилучшей форме. При всём этом, собрав обширную информацию о предстоящих семинарах, сделать окончательный выбор они никак не могли; Бориса это обстоятельство несколько озадачивало, тогда как Тимофей относился к этому спокойно.

В один из февральских дней, когда, отдежурив очередную смену, Борис пришёл к Тимофею, тот встретил его, будучи в приподнятом настроении, и сразу позвал к компьютеру.

— Изучай, — сказал он, открыв для Бориса файл.

Информация показалась Борису очень интересной; сонливость, оставшаяся после дежурства, моментально исчезла, будто уступив место новым мыслям, порождающим множество вопросов.

Тимофей на вопросы отвечать не спешил, предложив вместо этого приступить к тренировке, начав её с короткой пробежки.

Продвигаясь вдоль реки в сторону леса, они всё-таки не смогли удержаться от разговора и, выбрав место для разминочных упражнений, проговорили довольно долго. Обратно бежали молча.

Борис едва не наткнулся на Тимофея, когда тот вдруг остановился и, сделав предупредительный жест, прислушался. Борис осмотрелся. Вокруг было тихо, ветер едва заметно шевелил ветви деревьев, солнце начинало пригревать почти по-весеннему. Только увидев, что Тимофей продолжил путь, Борис решился спросить:

— Что случилось-то?

— Похоже, что Лёха пришёл, — последовал ответ.

— С чего ты взял? — удивился Борис. — До дома-то ещё — бежать и бежать!

— Ножи кто-то в щит бросает, — пояснил Тимофей. — Для Кати — ещё слишком рано, а Лёха — вполне мог прийти.

Борис прислушался, но услышать что-либо так и не смог. «Ладно, — подумал он, — если ко мне чёрт являлся, то уж после тяжёлого ранения-то и не такое, видимо, может мерещиться. Когда добежим — напоминать не буду, чтоб не огорчался, когда увидит, что во дворе никого нет». Рассуждая подобным образом, он вдруг ясно услышал характерный стук.

Миновав калитку, оба остановились, увидев странную картину: щит был сдвинут в сторону бани и увешан фотографиями.

Уже заметив вошедших, Алексей всё-таки запустил в щит последние три ножа, после чего повернулся и поздоровался.

Ответив на приветствие, Тимофей лишь покачал головой и прошёл в дом.

— Не боишься, что «обратно прилетит»? — спросил Борис.

Алексей пожал плечами и ответил невпопад:

— От будки я щит отодвинул; да и до меня — достаточно далеко.

— Я не об этом… Ты же понял.

— А я без злости бросаю.

— Да, да — вижу я, — проворчал Борис, подходя ближе к щиту и вглядываясь в фотографии. — То-то все попадания — точно в глаза и в лоб… Фотографии-то — сам на компьютере увеличил?

— Естественно… Не в фото-ателье же эти рожи нести… А-то, может, им всем «овалы» надо было заказать?

— Бросай, Лёха, ты это занятие!

— Ладно; ты только ножи подай, а сам отойди, — буду бросать.

Борис махнул рукой, плюнул, ножи подавать не стал и ушёл в дом следом за Тимофеем.

— Обойдётся всё, — сказал Тимофей, встретившись взглядом с Борисом. — Давай-ка обедом займёмся.

— Время-то! — удивился Борис, взглянув на часы.

— Время — на разговоры ушло, — напомнил Тимофей.

— Лёшку-то звать?

Тимофей пожал плечами, не зная, что ответить, потом немного подумал и сказал:

— Пойду, понаблюдаю за ним с крыльца — там и решу, что с ним делать.

Долго наблюдать не пришлось. Дождавшись момента, когда все ножи в очередной раз вонзились в фотографии, Тимофей позвал Алексея в дом, заверив, что тот сможет вернуться к своему «высокоинтеллектуальному занятию» сразу после обеда.

Войдя в кухню, Алексей осмотрелся и удивлённо спросил:

— А как же Зоя Ивановна?

— Ты на часы-то глянь, — недовольно буркнул Борис. — Не хватало ещё, чтоб она нас тут ждала.

Обедать начали молча, однако уже минут через пять, испытывая неловкость за свой тон, Борис, стараясь говорить дружелюбно, спросил:

— Искал работу-то?

Алексей молча кивнул, потом, дожевав, ответил:

— Ищу… Сегодня решил отдохнуть немного, а-то нога опять разболелась.

— Хорошо отдыхаешь! — начал было опять Борис, но, опомнившись, продолжать не стал.

— Местные СМИ твердят, что врачей в городе не хватает, — напомнил Тимофей, пытаясь сгладить оплошность Бориса.

— Народу «мозги пудрят», — возразил Алексей. — Надо же как-то оправдываться за плохое медицинское обслуживание «рядовых» горожан… Думаю, что в действительности ситуация выглядит иначе… Я вот в несколько мест уже «сунулся»; но повсюду такие «препоны» установлены, что, похоже, в профессию вернуться — уже не получится. Если, вроде бы, совсем ещё недавно для трудоустройства достаточно было иметь диплом и свидетельство о прохождении интернатуры, то теперь надо чуть ли не заново учиться.

— Как же так?! — удивился Борис.

— Требуют специализацию на любую должность проходить где-то в другом городе аж четыре месяца, сертификат получать — это тоже далеко не один день и не здесь; это — ещё не вся «морока»… Разумеется, всё это — совсем не бесплатно.

— Это — чтоб потом получать такие же «гроши», как те, что тебе платили в поликлинике?

— Очевидно, именно так; однако у них для этого имеется «благородное» объяснение: всё это, оказывается, делается «в интересах пациентов»… То-то люди бегут от такой «заботы», если, разумеется, деньги есть, из государственных лечебных заведений в частные клиники…

— Но в частных-то клиниках — тоже врачи работают, — заметил Борис.

— Да, да… Узнавал я, интересовался… Похоже, что там — что-то вроде мафии, так сказать, круг «своих», «гребущих» деньги при тесном взаимодействии с медицинским начальством всех уровней.

Понимающе кивая, Борис попытался продолжить мысль Алексея:

— Если это так, то могут ли они быть заинтересованы в поддержке бесплатного государственного здравоохранения?

— Вот и я о том же, — согласился Алексей. — Думаю, что преднамеренно ухудшая государственное здравоохранение, людей целенаправленно «гонят» в платные клиники, где на них наживается медицинская «элита»; ну а таких как я просто «выдавливают» из профессии; а ведь, так сказать, неплатёжеспособных пациентов — и вовсе «выдавливают» из жизни… Разве будет какой-нибудь высокопоставленный медицинский «хапуга» всерьёз беспокоиться о ком-то вроде моей бабушки?

— Зачем же обязательное медицинское страхование вводили? — неуверенно спросил Борис.

— Вероятно, для того, чтоб «прокручивать» деньги в банках и «снимать навар», — предположил Алексей.

На минуту Борис задумался; ситуация, обрисованная Алексеем, казалась ему удручающе мрачной. Продолжать такой разговор Борису не хотелось; желая перевести беседу в более практичное русло, он спросил:

— А что в центре занятости говорят?

— На учёт поставили и сказали, чтоб сам работу искал…

— Катя пришла, — сказал вдруг Тимофей.

Алексей прислушался, пожал плечами и, отрицательно покачивая головой, сказал:

— Не слышу.

— Пришла, пришла, — подтвердил Борис, утвердительно кивая, хотя сам тоже не слышал ничего, что могло бы свидетельствовать о приходе Кати.

Ожидание длилось минуты три; потом, действительно, пришла Катя. Поздоровавшись, она выложила на подоконник очередной пакетик с кормом для кошек, после чего устроилась на сундуке и заговорила, обращаясь к Алексею:

— Я-то думаю: «Зачем ему эти старые фотографии?!» Надо будет их потом на кладбище закопать.

— И ты туда же! — возмутился Борис.

— Хватит вам уже, — попросил Тимофей, потом взглянул на Бориса и спросил:

— Может, расскажем им про семинар?

— Решили наконец-то, куда ехать? — спросил Алексей.

— Вроде, решили, — ответил Борис.

— И куда?

— К Самуилу Карпенко.

— С ума сошли?.. Это — к тому, который ещё спецназ тренирует?.. Кто ж вас туда пустит?

— Время у нас ещё есть… Разберёмся, — тихо, но уверенно проговорил Тимофей.

— Может, и ты с нами? — осторожно спросил Борис.

— Сомневаюсь, — замялся Алексей. — Если ногу разработать успею — подумаю.

Взглянув на Алексея так, будто он в чём-то провинился, Катя протянула с явным укором в интонации:

— Заклинило-таки сустав?

— Слегка.

— Врёшь?.. Сам же недавно рассказывал про какого-то пациента, у которого анкилоз развился…

— Тот пациент — алкаш. Меня с ним сравнивать не надо; я же понимаю, что если имеется проблема — значит: с ней надо работать.

 

Разговор о предстоящей поездке, казалось, подстегнул Алексея, добавив ему целеустремлённости. Превозмогая боль, он разрабатывал ногу, втирал в область голеностопного сустава мази, делал самомассаж, а уже к середине марта решился выбраться на пробежку вместе с Тимофеем и Борисом.

— Вы меня не ждите, если отстану, — предупредил он сразу, как только все трое вышли за калитку.

Тимофей ждать и не собирался; с первых же шагов он начал придерживаться темпа, нужного ему самому; Борис же, существенно отставая от Тимофея, периодически оглядывался.

Пробежка давалась Алексею с трудом: левая стопа упорно становилась на носок, будто оберегая голеностопный сустав. Алексей сначала снизил темп, а потом и вовсе перешёл на ходьбу, стараясь внимательно отслеживать правильность каждого шага; добившись нужного контроля над движениями, он побежал вновь, превозмогая боль. Проделав эту процедуру несколько раз, Алексей окончательно выбился из сил, потому, увидев, что Тимофей и Борис, прервав пробежку, взялись за разминочные упражнения, тоже остановился и, выбрав подходящее дерево, поднял левую ногу на нижнюю ветку. По мере оттока венозной крови от стопы боль в ноге медленно уменьшалась. К тому времени, когда Алексей наконец-то смог начать делать полноценные упражнения на растяжку, Тимофей и Борис уже двинулись в обратном направлении; Алексей последовал их примеру, вновь концентрируя внимание на правильности движений в суставе. Сразу после возвращения в дом, с трудом преодолев оба порога, он вновь занялся растяжкой, используя для этой цели лестницу, прислонённую к печке.

Побыв несколько минут в комнате-додзё и не дождавшись Алексея, Борис вернулся в кухню.

— Что планируешь на сегодняшнюю тренировку? — поинтересовался он.

— «Йоко-гери» по жёсткой макиваре, — ответил Алексей.

— Больной-то ногой?! — удивился Борис. — Шутишь?

Алексей отрицательно покачал головой.

 

***

Дальнейшие тренировки Алексея разнообразием не отличались: он всё так же предпочитал отрабатывать удары ребром стопы и вертикальную растяжку, часто использовал для проработки голеностопных суставов порог, несколько раз парился в бане, где, подняв ногу на лестницу, простукивал её то кулаком, то ребром ладони.

Когда Тимофей узнал точную дату начала семинара, оказалось, что времени всё ещё остаётся довольно много. Скорректировав свои планы, все трое взялись за тренировки с ещё большим усердием. Катя приходила редко и всякий раз жаловалась на «драконовские» порядки в училище.

За несколько дней до отъезда, когда Алексей в очередной раз высказал свои сомнения в правильности выбора семинара, Тимофей достал из своей тетради три, похожих на открытки, листа и, встретив вопросительные взгляды Алексея и Бориса, сказал:

— Смотрите.

— Приглашения на семинар?! — удивился Алексей.

— Но как?! — присоединился Борис.

— Элементарно… — начал было Тимофей, но, вдруг передумав шутить, сознался:

— Честно говоря, сам точно не знаю; такое впечатление, что либо Пашка каким-то образом посодействовал, либо Семёныч — через свои старые связи… Не думаю, что на мой запрос могли так отреагировать.

 

***

День отъезда начинался в оживлённой суете, однако, когда Игорь Семёнович, заранее пообещавший подвезти до вокзала, подогнал машину к воротам, все уже были готовы выходить.

Зоя Ивановна, сказав наспех несколько напутственных слов, вышла провожать на крыльцо.

— Фрэд что-то беспокоится, — заметил Борис.

— Чувствует, что Тимофей уезжает, — отозвался Алексей, направляясь к калитке.

Остановившись на несколько секунд, Борис оглянулся. «Тоскливо как-то», — подумал он, окинув взглядом двор.

— Борь! — позвал Алексей. — Семёныч ждёт.

До вокзала ехали молча; Тимофей был на чём-то сосредоточен, тогда как и Алексей, и Борис испытывали какую-то смутную тревожность. Уже в поезде ощущение тоски охватило всех троих.

— Впечатление такое, будто едем на три года, а не на три дня, — высказался первым Алексей.

— Да, — согласился Борис. — Мне что-то всё ещё лицо Зои Ивановны видится… Кажется, за всю жизнь не видел такого светлого лица.

— Катя обещала заглянуть к ней завтра, — зачем-то напомнил Алексей.

— Это — полезное общение, — подхватил Борис, поняв слова Алексея по-своему. — Зоя Ивановна чему-то постепенно учит, при этом — не навязывает ничего… Что-то подобное я замечал и при общении с отцом Николаем… Странно как-то, что она Тимофею своё мировоззрение не привила.

Тимофей хотя и прислушивался к разговору, но сам продолжал молчать.

 

***

День медленно угасал. Спать не хотелось. Разговор периодически возобновлялся, но, хотя темы и менялись, настроение у всех троих оставалось неизменным. Ночь пролетела незаметно.

— Давайте-ка ещё раз повторим, как добираться будем, — предложил Алексей рано утром.

Тимофей и Борис согласились. Обсуждение вопросов ориентирования на местности продолжилось вплоть до выхода из вагона, однако, как вскоре выяснилось, оказалось излишним.

Они не успели даже отойти от вагона, когда, к удивлению всех троих, к Тимофею подошёл высокий худощавый молодой человек и спросил:

— Анцигин Тимофей Сергеевич?

— Да, — ответил Тимофей, насторожившись так, будто его собирались арестовать.

— Лейтенант Самсонов, — представился долговязый, зачем-то предъявил Тимофею удостоверение и добавил:

— Мне поручено вас встретить. Идёмте.

Тимофей последовал за лейтенантом, но тут же, будто оправдываясь, сказал:

— Я — не один.

— Я знаю, — ответил лейтенант, не оборачиваясь. — Отвезу всех троих прямо в наш клуб.

Чёрная «Волга» лейтенанта, ожидавшая перед зданием вокзала, на фоне множества иномарок выглядела жутким старьём.

— Давно не ездил в таких «роскошных» автомобилях, — тихо проговорил Борис, усаживаясь на заднее сиденье рядом с Алексеем.

— Напрасно иронизируете, Борис Борисович, — сказал лейтенант, не оборачиваясь. — Машина в отличном состоянии.

Борис усмехнулся.

— Лучше дорогу запоминай, чем язвить, — прошептал Алексей.

— Не беспокойтесь, Алексей Георгиевич, — тут же отреагировал Самсонов. — Думаю, что и обратно на вокзал я вас доставлю.

Передав свою сумку Алексею и расположившись на переднем сидении, Тимофей пристегнул ремень безопасности, после чего на несколько секунд прикрыл ладонями глаза.

— Последствия ранения? — догадался лейтенант.

— Да, да, — ответил Тимофей, будто опомнившись, открывая в то же время окно.

— Вот это вы зря, товарищ капитан… Поедем быстро, — продует.

Тимофей послушно закрыл окно и спросил:

— Давно отучился?

— Чуть меньше года, — ответил лейтенант.

— Отличник? — вновь спросил Тимофей.

— Так точно, — последовал ответ.

— Чёрный пояс?

— Осс.

— Всегда такой официальный?

— Никак нет.

— Тогда давай как-нибудь по-простому: на «ты» и по именам.

— Валентин, — представился лейтенант. — Правда, друзья Самсоном называют… Мне моё имя, честно говоря, не нравится… А вы… Ты как догадался про то, что отличник и про чёрный пояс?

— На лбу у тебя «прочитал» и на руках.

Лейтенант понимающе закивал и впервые с момента знакомства улыбнулся.

Машина быстро бежала по почти пустым улицам.

— Хорошо идёт… И двигатель почти не слышно, — заметил Борис.

— Хорошо, что раннее утро, — отозвался Валентин, вероятно расслышав лишь первую часть фразы. — Надо успеть пока «пробок» нет.

Алексей и Борис, не смотря на обещание лейтенанта, внимательно смотрели по сторонам, стараясь запоминать названия улиц и наиболее приметные объекты.

 

***

Расположенное рядом с двумя дворами с одной стороны и довольно большим парком — с другой, здание клуба казалось ещё более ветхим, чем машина лейтенанта. «Руины», — подумал Борис, но от каких-либо высказываний на этот раз удержался.

Внутреннее содержание клуба оказалось полной противоположностью его наружности.

— Мы приезжих, как правило, прямо в клубе размещаем, — сообщил Валентин. — Условия, правда, не как в гостинице; зато сэкономите и время, и деньги. Я вам сейчас всё тут покажу и помогу устроиться.

После весьма скудного завтрака и полуторачасового отдыха, как и предписывал план семинара, началась утренняя тренировка. Проводил тренировку сам Самсон, извинившись предварительно за отсутствие тренера и пообещав, что в дальнейшем будет много интересного. Обещания начали сбываться почти сразу. После ритуала приветствия, короткой медитации и разминки Самсонов показал довольно интересные приёмы с яварой. Эта короткая, едва заметная в его руке, палочка оказывалась весьма полезной в самых разнообразных ситуациях.

— Всё ещё болит? — спросил украдкой Борис, заметив повязку на левой ноге Алексея.

Алексей кивнул, но тут же добавил:

— Нормально уже… почти.

 

***

Обеденный перерыв существенно затянулся. Самсонов несколько раз кому-то звонил и занимал время разговорами, поглядывая на часы. Кто-то предположил, что Карпенко может и не приехать.

— Самуил Степанович задерживается, но приехать обещал обязательно, — попытался успокоить недовольных Валентин.

— Что случилось-то, Самсон?.. Со Степанычем всё в порядке? — спросил кто-то из местных, желая, вероятно большей ясности.

— Инга, похоже, опять куда-то «вляпалась», — нехотя ответил Валентин. — Скоро, думаю, прибудут… Давайте-ка начинать тренировку.

Появление в зале Карпенко не столько заметили, сколько почувствовали все сразу. Его строгий, хотя и без галстука, костюм, казалось, не имел к додзё никакого отношения. Рядом с Карпенко семенила худощавая светловолосая девушка, путавшаяся в завязках своей ослепительно белой куртки и пытавшаяся на ходу что-то объяснять. Карпенко несколько раз останавливался и, размахивая поясом, который держал в правой руке, обрушивал на свою спутницу потоки ругани, от чего та моментально умолкала и опускала взгляд.

Оказавшись рядом с зеркалами и портретами мастеров, Карпенко, вновь махнув поясом, обратился к собравшимся:

— Сэйза!.. Я прошу прощения за опоздание… Вчера вечером у Инги Анатольевны какие-то «шакалы» пытались сумку отобрать; поэтому сегодня — мне пришлось вызволять её из милиции.

— Нападавших-то удалось поймать? — озабоченно спросил кто-то из присутствующих.

— А чего их ловить?! — удивился Карпенко и вновь гневно взглянул на Ингу.

Девушка, до этого несколько раз пытавшаяся осторожно забрать пояс, опять виновато опустила глаза.

— Ловить никого не пришлось, — продолжил Карпенко. — Все четверо рядком на газоне лежали; а эта — на скамейке сидела около них… Ментов зачем-то дождалась! — Карпенко всплеснул руками и шёпотом выругался.

Инга вновь попыталась ухватиться за пояс, но опять не успела.

— Ладно… К этому вопросу мы ещё вернёмся; а пока — начинай тренировку, — распорядился Карпенко и, швырнув в Ингу пояс, направился к выходу.

Испуганно взглянув на уходящего тренера, девушка быстро повязала свой чёрный пояс с тремя жёлтыми полосками и осмотрелась. Теперь это был уже совершенно другой взгляд. Голос её зазвучал спокойно и ровно, направляя ход тренировки в нужное русло.

Когда, переодевшись, Карпенко вернулся в зал, разминка уже была завершена, начиналась основная часть тренировки.

 

***

Дальнейшие тренировки пошли без сбоев. Самсонов почему-то старался держаться рядом с Тимофеем и всячески опекал его, хотя Тимофей в этом, явно, не нуждался и более всего стремился к общению с Карпенко. Алексей предпочитал донимать вопросами Ингу. Свободного времени едва хватало на то, чтобы сделать записи и зарисовки в тетрадях. Три дня пролетели незаметно.

Самсонов сдержал обещание. Подогнав машину к самому входу, он попросил подождать и вошёл в здание клуба.

— Видимо, сын какого-то большого начальника, — предположил Борис.

— Не похоже, — возразил Тимофей.

— Почему? — удивился Борис.

— Большие начальники своим детям иномарки покупают, — вмешался Алексей. — Да и скромный он какой-то, не заносчивый, совсем не похож на тех, которые с детства привыкли жить на всём готовом.

Вернувшись, Самсонов открыл капот и наклонился над двигателем.

— Сломалось что-то? — поинтересовался Борис.

— Всё нормально, — возразил Валентин. — Машина, конечно, действительно, старая… Она мне от отца осталась.

— Зря Борька над машиной «прикалывался», — прошептал еле слышно Алексей, обращаясь к Тимофею.

Тимофей кивнул и приблизился к Самсонову, будто надеясь услышать что-то ещё.

— Помнишь майора Самсонова? — спросил у Тимофея Валентин.

Тимофей нахмурился, сосредоточившись на обрывках воспоминаний.

— Амнезия у него после ранения, — тихо сказал Алексей, успев к тому времени обойти Самсонова и расположиться между ним и Борисом.

Самсонов понимающе закивал, будто извиняясь, и, выдержав паузу, сказал:

— Отец погиб около двух лет назад… Он когда-то дружил с Карпенко; теперь вот Карпенко меня опекает… Неудобно, вроде, а отказываться от его помощи — ещё более неудобно…

— Ты, похоже, тоже ему помогаешь, — заметил Алексей.

— Стараюсь помогать, — согласился Валентин. — Машина в порядке, — можно ехать.

 

***

Поезд отправлялся поздно вечером. Попрощавшись с Самсоновым и устроившись в вагоне, все трое вернулись к обсуждению семинара, сверяя записи и рисунки в тетрадях, после чего договорились основательно проработать всё в ближайшие две-три недели. Спать легли только во втором часу ночи.

Утро выдалось пасмурным и дождливым.

— Быстро погода меняется, — заметил Алексей.

— Да, да, — нехотя протянул Борис, будто не желая отвлекаться от собственных мыслей, которые, однако, чем-то тяготили его. — А вчера-то Пасха была.

— Я и не знал, — отозвался Алексей.

— Тебе, вроде, и без разницы, — предположил Борис.

— Не отмечаю я праздники — смысла в этом не вижу.

Тяжело поднявшись с полки, Тимофей начал делать простенькие упражнения.

— Лежал бы ещё, — посоветовал Борис. — Нам ещё — ехать и ехать.

— Тонус пропадает, — спина начинает болеть, — пояснил Тимофей.

— Простукать? — спросил Алексей.

Тимофей кивнул, но тут же уточнил:

— Не откажусь, но если подниматься не хочешь, — обойдусь.

Поднявшись, Алексей принялся простукивать локтем правой руки спину Тимофея, стараясь не попадать по позвоночнику, потом предложил ещё несколько упражнений.

Борису вставать не хотелось. Вытянувшись на верхней полке и изогнувшись так, чтоб можно было смотреть в окно, он вглядывался то в струи дождя, то в пасмурное небо, то в деревья и строения, проплывающие мимо. Различные события из прошлого то и дело возникали перед его мысленным взором, усиливая тоску.

Откуда-то из глубины вагона послышался не очень громкий, но отвратительно-навязчивый ритм псевдомузыки.

— Ну надо же! — моментально отреагировал Алексей. — Даже в дороге не могут без этой гадости обойтись.

— Надо пойти, разобраться, — с иронией проговорил Борис, выходя из заторможенного состояния.

Уже успевший сосредоточиться на записях в тетради, Тимофей взглянул сначала на Бориса, потом на Алексея и спросил:

— Вы о чём?

— «Долбиловку» какие-то выродки «гоняют», — ответил Алексей.

— Почему именно «выродки»?

— Такая, с позволения сказать, «музыка» — это один из признаков вырождения народа.

— Конец света не за горами, — вяло съязвил Борис.

— Подобные низкочастотные шумы возникают при стихийных бедствиях. Все живые существа, способные двигаться, немедленно «сваливают» подальше от их источника; если же кто-то получает от такого шума удовольствие — это явная патология, признак работы программы, направленной на самоуничтожение.

— А давайте-ка будем завтракать, — предложил Борис, не желая продолжать слушать нудные разъяснения Алексея, — а там, глядишь, и приедем уже; тем более, что пообедать нам сегодня, по всей вероятности, не удастся.

Предложение Бориса было единодушно одобрено. Сопровождаемый разговорами, завтрак существенно затянулся. Только когда со стола было уже всё убрано, Алексей взглянул на часы и, покачав головой, полез за мобильным телефоном, объясняя попутно свои действия:

— Катя просила сообщение послать часа за полтора до прибытия.

— Она, пожалуй, на занятиях, — предположил Борис. — Понедельник, однако, сегодня.

— Просила — значит: надо сообщить, — возразил Алексей, набирая текст.

 

Катя прибежала к вокзалу, когда поезд уже отходил. Взгляд её быстро скользнул по толпе и тут же наткнулся на фигуру Алексея.

— Привет, привет, — радостно защебетала она, подбегая.

— Привет!.. Разве занятия уже закончились? — удивился Алексей.

— У нас сейчас в больнице занятие… Я отпросилась у Семицветова.

— Стоило ли рисковать?.. Ты же знаешь их методы… Вот донесёт кто-нибудь, — будут неприятности и тебе, и Семицветову.

— Да ладно тебе! — отмахнулась Катя. — Обойдётся… Не бояться же теперь всего, в самом деле.

— Ты с нами?

— Нет, это вы со мной — будете ждать Игоря Семёновича. Он вот-вот должен подъехать.

— Вообще-то, мы не хотели его беспокоить, — вмешался Борис.

— Он сам мне сказал, чтоб я ему позвонила, как только получу сообщение, — заявила Катя в своё оправдание.

— Как там Зоя Ивановна?.. Была у неё? — спросил Борис.

— И в пятницу вечером была, и в субботу вечером была… Пасху вот она почему-то решила без меня отмечать. Похоже, что надоела я ей за два вечера… Правда, она мне так много всего интересного рассказала!.. А вы-то как?.. С Карпенко-то пообщались?.. Какой он?.. По телевизору он выглядит каким-то грубым.

— Да, — подтвердил Алексей, — действительно, грубоват, иногда — даже слишком: может на татами «притопать» в ботинках, случается, что матерится во время тренировки; зато и в технике очень хорошо разбирается, и в тактике, и в СФП; при этом нагружает сильно, но не перегружает; кажется, будто каждого насквозь видит.

— Там, кстати, и помимо самого Карпенко было на что посмотреть, — начал было Борис.

— Да, да, — подхватил Алексей. — Приходил его первый тренер — старый уже, а такие «чудеса» вытворяет, что молодым за ним не угнаться. Правда, на словах-то всё не пересказать; мы уже запланировали повторение всего материала семинара недели на две-три, вот тогда-то, думаю, всё тебе и расскажем, и покажем.

— По танто-дзюцу интересный тренер приходил, — вспомнил Борис. — Он — тоже уже пожилой, но держится так хорошо, что там кто-то даже «прикололся», будто он паспорт подделал…

— Методику он уникальную показал, — Продолжил за Бориса Алексей, — но это — тоже на тренировках разберём; а сейчас…

Покопавшись в сумке, Алексей вынул книгу и протянул её Кате.

— Это — мне?! — удивилась Катя.

Алексей кивнул.

— Спасибо, — ответила Катя. — Правда, книги Самуила Карпенко и здесь продаются, но…

— Ты книгу-то открой, — перебил Алексей.

Катя открыла книгу и, улыбаясь, прочитала, звенящим от восторга, голосом:

— «Кате Кошкиной от Инги Сапсановой с наилучшими пожеланиями!»

Продолжая улыбаться, Катя спрятала книгу в свою сумку и спросила:

— Это, правда, она подписала?.. Она там была?

— Фотографии же есть, — напомнил Борис.

Алексей тут же извлёк из сумки несколько фотографий и отдал их Кате.

— Внешне, вроде, на Ларису похожа, — сказала Катя, рассматривая фотографии.

— Да; а вот личностными качествами — совсем не похожа… Лариса — свободолюбивая, умная; а Инга — тренеру безропотно во всём подчиняется… Перед нашим приездом — на неё какие-то скоты на улице напали; а она, вместо того, чтоб уйти, ментов ждать осталась.

— Глупо, — согласилась Катя. — Я — всегда ухожу.

— Хорошо хоть, что не убила ни одного; а-то — не отпустили бы.

— А вот и Семёныч, — заметил Борис, успев в то же время удивиться тому, что Тимофей начал двигаться в сторону машины ещё до того, как она появилась из-за поворота.

В пути Алексей продолжил рассказывать Кате о семинаре:

— Карпенко не столько вёл семинар, сколько контролировал… Как-то раз заставил всех отжиматься на пальцах, а сам — засёк зачем-то время, ориентируясь на Ингу. В итоге: за какой-то промежуток времени у неё получилось количество отжиманий — где-то далеко за сотню, к тому же, кстати, — исключительно с прямыми пальцами и с опорой только на одну ногу.

— А вы-то справились?

— Я — нет: «выдохся» где-то на восьмом десятке; Борис — вроде, тоже. До конца, похоже, только Тимофей продержался, да ещё тот парень, который нас на машине возил.

Борис, общавшийся до этого с Тимофеем и Игорем Семёновичем, повернувшись к Кате и Алексею, сказал:

— Все сразу к Тимофею едем. Не возражаете?

Возражений, естественно, не было.

Когда ехать оставалось не более пяти минут, Катя осторожно ткнула Алексея в бок и взглядом указала на Тимофея, который сидел, оперевшись локтями о колени; руки его прикрывали глаза и виски.

— Плохо, видимо, себя чувствует, — предположил Алексей. — У него ещё в поезде спина начала болеть… Думаю, что дня за два-три вернётся в привычный режим, — тогда и самочувствие улучшится.

Ругая, размокшую от дождя, грунтовую дорогу, Игорь Семёнович остановил машину около своих ворот и, будто извиняясь, сказал:

— Пятиться не хочу. Вы идите, а я машину поставлю и забегу к вам.

Выскочив из машины, Катя быстро добежала до калитки, но, не сумев её открыть, сказала:

— Закрыто… Закрыто изнутри.

Убедившись, что калитка, действительно, закрыта, Алексей отдал свою сумку Борису и, взявшись за верхние торцы заборных досок, подтянулся и заглянул во двор.

Всё было как обычно, только Фрэд одиноко сидел посреди двора и уныло смотрел куда-то мимо Алексея.

Сделав выход силой как на турнике, Алексей перелез через забор и, отодвинув засов, открыл калитку, впустив во двор остальных. Увидев Фрэда, Катя поспешила к нему и обеспокоенно сказала:

— Заболел что ли?

Тимофей медленно прошёл мимо и, выронив на крыльце сумку, осторожно потянул за дверную ручку, предполагая, что дверь окажется закрытой. Дверь, однако же, поддалась. Обернувшись, Тимофей молча взглянул на Алексея. Ещё не представляя, что следует делать, Алексей прошёл в сени и, осмотревшись, заглянул в кухню, после чего, обернувшись, попросил:

— Борь, осмотри по-быстрому додзё и чердак.

Тем временем Тимофей приоткрыл дверь комнаты Зои Ивановны и, опустив обессиленно голову, вновь ждал Алексея. Внимательно посмотрев на Тимофея, Алексей приблизился и, придерживая дверь, осторожно переступил через порог; в тот же миг ему вдруг всё стало понятно. Заглянув за штору, он всё-таки сначала прошёл дальше и, быстро осмотревшись, вернулся туда, где за шторой на настиле из досок лежала Зоя Ивановна.

Опустившись на высокий порог и прислонившись спиной к дверному косяку, Тимофей молча ждал.

— Умерла несколько часов назад, — сообщил Алексей.

Тимофей продолжал сидеть всё так же неподвижно.

Катя услышала слова Алексея, как только вошла в сени; вбежав тут же в комнату, она, вероятно, упала бы, но Алексей вовремя подхватил её под оба локтя и слегка развернул влево.

Игорь Семёнович пришёл со стороны огорода, когда Борис, окончив осмотр дома, спускался с чердака. Когда, едва начав разговор, оба подошли к комнате, Алексею пришлось повторить печальное сообщение и для них. Мгновенно помрачнев, Игорь Семёнович опёрся о косяк, после чего сел на порог, переступив через него, но не решившись двигаться дальше. Вытянув руку, он слегка отодвинул штору и, взглянув за неё, тяжело вздохнул.

Пробравшись между Тимофеем и Игорем Семёновичем, Борис осторожно взял, висевшую на руках Алексея, Катю, унёс её в кухню и сразу вернулся. Алексей к этому моменту решил повторно осмотреть комнату; внимательно посмотрев на закрытую печную заслонку, он присел и заглянул в печку, после чего, жестом подозвав Бориса, прошёл дальше в комнату и, указав на открытые церковные книги и подсвечники, покрытые воском, тихо сказал:

— Посмотри… Я-то в этом не разбираюсь.

Взглянув на иконы, Борис перекрестился и взялся за изучение обстановки. Не желая мешать, Алексей отошёл, постоял с минуту, размышляя, и направился к Игорю Семёновичу.

— Может, Павлу надо позвонить? — проговорил он неуверенно, присев на корточки.

— Да, да, — засуетился Игорь Семёнович. — Надо Павлу позвонить, да и не только Павлу.

Он поднялся так тяжело, что Алексею пришлось его поддержать.

— Может, мне с вами пойти? — спросил Алексей.

— Нет, нет, не надо, — уверенно возразил Игорь Семёнович и, пошатываясь, зашагал к выходу.

Покачав головой, Алексей всё-таки пошёл следом и остановился лишь на крыльце, решив, что помощь его, явно, не понадобится.

Фрэд всё так же сидел посреди двора. Алексей подошёл, погладил пса, постоял немного рядом и вновь вернулся в комнату.

— Ну что? — спросил он Бориса.

— Давай-ка потом поговорим. Я ещё и сам толком сообразить не могу, что к чему.

— А Катю куда подевал?

— На диван в кухне положил — рядом с остальными кошками.

— Пойдёмте-ка на крыльцо, — предложил Алексей и, не дожидаясь ответа, взял Тимофея под руку и, дотащив его до входной двери, усадил на порог там, потом заглянул в кухню и, убедившись, что с Катей всё в порядке, вышел на крыльцо.

 

***

Игорь Семёнович вернулся довольно быстро и, едва ступив на крыльцо, сказал:

— Всем позвонил, обо всём договорился. Один день нам на сборы и на формальности; а послезавтра ночью — выезжаем в Кукарку… Павел обещал отпроситься с работы; Витальку — с собой берёт… Думаю, что втроём мы вполне управимся… Ты, Тимофей, можешь не ехать; короче, сам решай.

— Поеду, — тихо, но уверенно сказал Тимофей.

— Я-то теперь без работы остался, — напомнил Алексей, — вполне могу тоже поехать… Места у вас в машине — более чем достаточно.

— Мне, когда на семинар отпрашивался, предлагали взять неделю от отпуска, — теперь-то я её и возьму, — уверенно заявил Борис.

Приготовления начали незамедлительно. Ближе к вечеру пришёл Сергей; он принёс с собой тонкий металлический трос и, протянув его от крыльца до противоположной стороны двора, закрепил высоко над будкой Фрэда; к тросу прикрепил металлический поводок, второй конец которого пристегнул к ошейнику пса.

— Зачем?! — возмутилась Катя.

Она уже давно сидела на крыльце, но, глядя куда-то в пустоту, никого не замечала, а потому далеко не сразу поняла, чем занят Сергей.

— Стресс у него, — пояснил Сергей. — Неизвестно ещё, что он будет делать, когда машина отъедет; может, например, убежать и потеряться… Кроме того, надо же тут всё кому-то сторожить… Так-то будет хоть немного похож на цепного пса.

Борис, вернувшись откуда-то, поздоровался с Сергеем и прошёл в дом. Вскоре вышел Алексей, почти волоча две сумки.

— Пойдём-ка, провожу тебя домой, — обратился он к Кате, закинув обе сумки на плечо и протянув ей руку.

 

***

Во вторник утром Катя с трудом заставила себя частично сделать свою утреннюю тренировку. Завтракать не хотелось. Одна за другой позвонили Юля и Лариса, а потом встретили Катю у подъезда. «Лёшка попросил», — подумала Катя, но промолчала.

В училище Юля и Лариса так же периодически появлялись около Кати, осторожно пытаясь занять её разговорами.

Когда, впервые получив сразу две «двойки» за один учебный день, Катя собиралась уходить, в коридоре появился высокий полноватый парень. Коридор быстро опустел.

— Директорский водитель, — прошептала Лариса и, попытавшись оттащить Катю в сторону, добавила:

— Ко всем подряд пристаёт.

Катя и не думала отходить, хотя реакцию окружающих успела заметить. Водитель, действительно, начал приставать и даже распускать руки, за что тут же получил несколько ударов и свалился прямо к ногам, откуда-то появившейся, Носовой.

— Кошкина!.. Совсем уже озверела?! — взревела Носова, едва успев отскочить.

— Он первым полез! — сурово ответила за Катю Юля, взглянув на Носову с ненавистью.

— Он ко всем пристаёт! — так же жёстко сказала Лариса.

Пока водитель корчился на полу, вокруг начиналась суета: под робкие одобрительные возгласы студентов и громоподобный крик Носовой забегали сотрудники, теряясь в догадках о том, как можно угодить начальству в сложившейся ситуации. Неизвестно, как могли бы развиваться события дальше, но в это время в здание училища вошёл Сергей. Увидев человека в милицейской форме, все расступились.

— Ну вот уже и милиция! — обрадовалась Носова.

— Арестуйте её, товарищ старший лейтенант! — обратилась Лариса к Сергею, указывая на Катю. — А мы — свидетели.

Не вникая в суть происходящего, Сергей молча взял Катю за руку и повёл к выходу. Лариса и Юля поспешили удалиться следом.

— Павел у ППСников машину попросил, — сказал Сергей уже на улице.

— Так быстро?! — удивилась Юля, не поняв, что именно произошло.

— Это — случайность, — догадалась Лариса.

— Домой? — спросил Сергей.

Катя отрицательно покачала головой и сказала:

— К Фрэду.

— Поехали на Речную, — попросил Сергей водителя, устраиваясь рядом.

— Сейчас с собачкой тебя познакомим, — сказала Юля, обращаясь к Ларисе.

Лариса одобрительно закивала, но тут же, подавшись вперёд, слегка задела Сергея и спросила:

— Не навредит тебе Носова через своего мужа?.. Как думаешь?

— Так, значит, это жена майора Носова там так дико орала, — сказал Сергей с усмешкой. — Не завидую я ему… Сам-то Носов, вроде, мужик нормальный; говорят, правда, что гульнуть любит…

— Не удивительно, — при такой-то жене, — моментально отреагировала Юля.

— Что бы он сделал, если бы узнал, что жена изменяет ему с одним врачом? — как бы размышляя вслух, проговорила Лариса.

— Не знаю, не знаю, — отозвался Сергей, вновь усмехнувшись.

— Значит, надо сделать так, чтоб он узнал, — продолжила свою мысль Лариса.

— Нет, нет, — возразил Сергей. — Сплетни распускать я не буду.

— «Чистая правда когда-нибудь восторжествует, если проделает то же, что грязная ложь», — пропела Юля.

— Думаю, что Высоцкий имел в виду нечто иное, — вновь возразил Сергей, покачивая головой.

— Вообще-то, да, — согласилась Юля. — «Мир лежит во зле», — значит: правда не восторжествует никогда.

Сергей пожал плечами и, обернувшись, посмотрел на Катю.

Катя всю дорогу молчала; только когда машина остановилась около ворот, она поблагодарила водителя и попросила подруг не шуметь во дворе и в доме.

Фрэд всё так же сидел посреди двора. С цепью он казался ещё более унылым. Увидев вошедших, он вяло поднялся, вильнул хвостом, подал лапу Ларисе, потом вновь сел, устремив печальный взгляд к окнам комнаты Зои Ивановны. Катя, присев рядом с псом, несколько секунд смотрела в том же направлении, будто забыв про подруг. Пошептавшись с Ларисой, Юля дотронулась до Кати и предложила войти в дом.

Все три кошки хотя и сидели у двери, но в сени пройти не пожелали. Катя направилась к комнате, осторожно открыла дверь и остановилась у порога. Запах свечей и ладана напомнил ей церковь, но теперь она чувствовала себя совершенно по-другому.

Гроб с телом Зои Ивановны стоял посреди комнаты на трёх табуретках. Хотя от двери он был виден лишь частично, но и этого оказалось достаточно для того, чтоб, почувствовав головокружение, Катя ухватилась за косяк. Лариса переступила через порог, но взглянув на Катю, тоже остановилась. Юля медленно прошла в комнату, долго стояла там, потом направилась обратно, прошла мимо неподвижных Ларисы и Кати дальше по коридору, после чего вошла в кухню; она почти сразу заметила Бориса, дремавшего на скамейке под иконами, и, приблизившись, спросила:

— Свечки есть ещё?

— Ночью поедем… Выспаться пытаюсь заранее, — пробормотал Борис, едва приподнявшись.

— Свечки есть ещё? — повторила Юля.

Борис вновь приподнялся, потом встал коленями на скамейку и, достав из-за нижнего ряда икон несколько свечей, подал их Юле.

Вернувшись в комнату и поставив новые свечи взамен догоревших, Юля вышла, пригласив жестом Ларису и Катю следовать за собой.

— Надо бы по домам идти, — сказала она, оказавшись на крыльце.

— Да, да, — согласилась Катя. — Идите.

— А ты?

— Я тут хочу остаться.

— Завтра опять «двоек» наполучаешь, — предупредила Лариса.

— Ерунда… Исправлю потом.

После ухода Юли и Ларисы, не желая что-либо делать, Катя долго сидела на крыльце, глядя на Фрэда, потом задремала. Во сне её куда-то звал Алексей, но она понимала, что спит, а потому — не шла.

— Может, пусть поспит? — спросил Борис.

— Холодно становится, — возразил Алексей, — замёрзнет.

Борис осторожно поднял Катю и унёс в кухню.

 

***

Поздний ужин собрал всех вместе; только Катя всё ещё спала на диване, периодически вздрагивая и шевеля губами.

— Выезжаем часа в три ночи, — начал Игорь Семёнович, — таким образом, в пути будем как раз в то время, когда на дороге нет всей той «шпаны», которая, как водится, создаёт аварийные ситуации.

— Сможете так долго за рулём находиться? — спросил Алексей.

— А Павел на что?.. Будем меняться… Да, вот ещё, — продолжил Игорь Семёнович, — могилу придётся копать самим. Лопаты я взял, доски и верёвки — тоже.

— Всё сделаем, — заверил Алексей.

— Со священником договорились? — спросил Борис.

— Да… Всё будет — как положено.

Разговор то затихал, то опять возобновлялся; обсуждение деталей предстоящей поездки постепенно сменилось воспоминаниями. Борис несколько раз уходил в комнату Зои Ивановны и ставил новые свечи взамен догоревших.

Катя проснулась только в первом часу ночи. Ей тут же предложили еду и чай. Почти не поев, она покормила кошек и попыталась накормить Фрэда.

Когда со стола всё было убрано, Борис предложил на оставшееся время перенести гроб с телом усопшей в кухню, что и было сделано сразу без чьих-либо возражений. Огоньки свечей и лампады заменили на время электрическое освещение. Все долго стояли молча. Лишь когда свечи уже догорали, Игорь Семёнович, будто боясь нарушить тишину, еле слышно сказал:

— Пора… Пойду, загоню машину прямо во двор… Готовьтесь выносить.

Фрэд во дворе едва заметно скулил. Теперь он глядел прямо на входную дверь. Когда приблизился Сергей, пёс стал скулить громче и несколько привстал, однако Сергей обхватил его и, пытаясь успокоить, принялся с ним разговаривать. Тем временем во двор въехал УАЗик.

Когда дверь открылась, пёс забился и завыл, но вскоре обессиленно опустил голову на руку Сергея, продолжая лишь тихо скулить.

Гроб выносили осторожно и медленно. Катя прижалась к перилам крыльца, будто опасаясь, что может помешать, потом села на крыльцо, продолжая сопровождать гроб взглядом вплоть до его установки в салоне УАЗика. Откуда-то появились все три кошки и расположились позади Кати.

Закрыв заднюю дверцу УАЗика, Тимофей отозвал в сторону Павла.

— Может, не надо Виталия с собой брать?.. От школы отстанет, да и вообще, — проговорил он так, будто совершенно не надеялся на положительный ответ.

— Я бы и рад не брать, но отец настаивает, да и сам Виталий хочет ехать, — возразил Павел.

Тимофей обессиленно опустился на крыльцо и взглянул на Алексея так, что тот почувствовал необходимость подойти и присесть рядом.

— Предчувствие плохое, — заговорил Тимофей, — кажется, будто опасность какая-то угрожает Виталию и Борису, — вроде, с водой что-то связано; а там ведь — две реки.

— Я понял… Постараюсь не упускать их из виду, — заверил Алексей.

 

***

Когда УАЗик тронулся с места, Фрэд вновь дёрнулся и завыл. Успокоить пса удалось только к рассвету, когда он наконец-то согласился попить воды, от еды же вновь отказался и залез в будку.

— Оставим ему еду перед будкой? — спросила Катя.

— Да… Правда, птицы могут растащить… Вечером забегу после службы — попробую покормить его чем-нибудь.

Катя тяжело вздохнула и сказала:

— Я тоже только вечером смогу прийти… Как же он тут один-то весь день будет?

— Павел ППСников попросил наблюдать за домами. Буду с ними связываться периодически; а если понадобится, — сам приеду… Замок на калитку вешать не будем, чтоб не привлекать внимание всяких проходимцев, — изнутри закроем… Через забор-то сможешь перелезть, если понадобится?

— Естественно, — заверила Катя.

 

***

Микроавтобус быстро бежал по трассе. Павел то и дело заглядывал в карту, а когда сам был за рулём — просил следить за дорогой Бориса и Алексея.

— Перестраховывается, — ворчал Игорь Семёнович. — Я эту дорогу наизусть знаю.

Тимофей всю дорогу сидел с отсутствующим выражением лица, часто закрывал глаза но не спал. Во время редких коротких остановок Алексей чуть ли не силой вытаскивал Тимофея из машины и заставлял его делать упражнения для поддержания мышечного тонуса.

После двенадцати часов пути, увидев какие-то, только ему одному известные, особенности местности, Игорь Семёнович объявил:

— Ну вот и к Кукарке подъезжаем.

Уже минут через пять он, подобно экскурсоводу, коротко рассказывал о различных строениях, мелькавших за окнами.

— Красиво здесь, — заметил Борис. — Здания — старинные, аккуратные.

— Да, — согласился Алексей. — Не то, что отвратительные многоэтажные «муравейники» в Новошураленске.

Снизив скорость Игорь Семёнович то и дело смотрел по сторонам, возможно, вспоминая что-то из своего прошлого.

Когда дорога пошла под уклон, внизу показался небольшой мост с деревянными перилами; старинные дома из красного кирпича остались позади, теперь из окон можно было видеть множество построек деревенского типа.

Проехав по мосту, УАЗик свернул вправо — на грунтовую дорогу.

— Полноводье уже заканчивается, — заметил Игорь Семёнович. — Когда снег обильно тает, речушка иногда так разливается, что даже эта дорога частично оказывается под водой.

Алексей и Борис слушали молча, но когда Игорь Семёнович оглядывался, старательно кивали, глядя на него, понимая, что все его комментарии предназначены именно для них.

Пробежав по грунтовке не более пятисот метров, машина остановилась. Взглянув на окна, находящегося рядом, дома, Игорь Семёнович немного подождал и начал сдавать назад, поворачивая и направляя УАЗик во двор дома через, открытые кем-то, ворота.

Светловолосая женщина средних лет сдержанно поздоровалась с приехавшими, после чего заговорила с Игорем Семёновичем.

Борис, выбравшись из автомобиля, осмотрелся и, сделав несколько шагов по двору, обратился к Алексею:

— Сходство-то какое!.. Будто обратно вернулись.

— Да, — согласился Алексей. — Макивары вот только на крыльце нет, да брусьев Тимкиных.

— Ещё будки нет, да и собаки не видно… Фрэду, наверное, очень тяжело сейчас…

— Кошки — другой окраски, — заметил Алексей. — Только двух вижу.

— Это — коты, — сказал Виталий, услышав рассуждения Алексея. — Тот, который посветлее — Пушок, а более тёмный — Бусик.

Окончив разговор, подошёл Игорь Семёнович.

— В дороге немного перекусили — значит: обедать не будем, — распорядился он.

Никто не возражал. Тимофей и Павел молча подошли ближе.

— Татьяна говорит, что могилу копать даже не начинали, — продолжил Игорь Семёнович.

— Идёмте копать, — предложил Павел.

— Нет, нет, — возразил Игорь Семёнович. — Оставайся здесь, осмотри и приведи в порядок машину; а Тимофей и Виталий будут тебе и Татьяне во всём помогать… Алексей и Борис, пойдёте со мной на кладбище; я клеёнку понесу, а вы — берите лопаты и доски.

Взяв лопаты и доски, Алексей и Борис направились к воротам, однако, оказавшись на дороге, остановились.

— Направо, направо, — подсказал Игорь Семёнович, догоняя.

— А ну, как Пашка до подполковника дослужится, — как тогда командовать им будете? — проговорил Алексей, пытаясь завязать разговор.

— Не дослужится, — возразил Игорь Семёнович.

— Это — почему же? — удивился Алексей.

— А он — так же, как и я: что думает — то и говорит… Начальство таких не жалует.

— О да! — согласился Алексей. — Уж в этом-то я убедился.

Борис шёл молча; он прислушивался к разговору, но всё более возвращался к собственным переживаниям. Первым поднявшись на, возвышающуюся над грунтовкой, асфальтовую дорогу, он, не меняя направления, чуть не прошёл дальше.

— Нет, нет!.. Наискось тут, — предупредил Игорь Семёнович. — В гору дальше будем подниматься. Там, на возвышенности, и кладбище, и церковь; а когда-то очень давно, ещё до большевицкого государственного переворота, был монастырь…

Заинтересовавшись, Борис принялся задавать вопросы. Разговор оборвался лишь на вершине холма, откуда открывался вид на место слияния двух рек и на большой мост вдали. Засмотревшись на большую реку с пологим противоположным берегом, Борис едва не забыл перекреститься перед белыми воротами, выполненными в виде арки, увенчанной тремя иконами овальной формы.

— Подождите-ка тут немного, — попросил Игорь Семёнович, остановившись около скамейки. — Пойду, с настоятелем переговорю.

— Не возражаешь, если я быстренько в храм сбегаю? — обратился к Алексею Борис, положив на скамейку лопату и доски.

— Давай только так, чтоб Семёнычу ждать не пришлось, когда вернётся, — согласился Алексей.

Ждать долго не пришлось. Минут через пять все трое уже шли в сопровождении священника в сторону кладбища, огороженного невысоким забором из красного кирпича. Увидев в верхней части арки, заменяющей собой ворота, небольшой прямоугольник с иконой Спасителя, Борис остановился и перекрестился; то же самое сделал и священник; тогда как и Игорь Семёнович, и Алексей прошли, не обратив ни малейшего внимания на действия своих спутников.

— Налево дальше, — сказал Игорь Семёнович, указывая Алексею на узенькую тропинку.

Миновав арку и оказавшись под высокими берёзами, Борис осмотрелся и спросил, указывая на кресты с правой стороны:

— Там могилы монахов?

— Нет, нет, — возразил священник. — Монахи похоронены сразу за храмом… Зоя Ивановна любила туда ходить; приезжала, правда, редко…

Священник хотел сказать что-то ещё, однако на узкой тропинке продолжать разговор было затруднительно; Борис, к тому же, всё больше отставал, погружаясь в свои мысли.

Остановившись перед старым невысоким крестом, Игорь Семёнович пытался что-то рассмотреть.

— Позвольте, — обратился священник к Алексею и, взяв у него лопату, направился к кресту.

Осмотревшись, он очертил лопатой прямоугольник и сказал:

— Вот тут место для неё оставлено… Давно уже здесь не хоронят; однако предшественник мой говорил, что эти сёстры должны быть рядом и вблизи храма… Их родители и брат — поблизости где-то похоронены.

Вернув Алексею лопату, священник добавил:

— Отслужим завтра, как положено; платить — не надо.

Поблагодарив священника и попрощавшись с ним, Игорь Семёнович чуть выждал и сказал:

— Я ведь, дурак старый, с ним сразу о деньгах заговорил…

— И что? — не понял Алексей.

— Зою Ивановну и её сестру тут помнят, на церковных службах поминают…

Видя вопросительные взгляды Алексея и Бориса, Игорь Семёнович пояснил:

— Во времена гонений на церковь, говорят, бывало, что в их доме тайком церковные обряды проводили.

Борис молча кивнул и начал копать, Алексей последовал его примеру. Оба то и дело поглядывали на Игоря Семёновича, ожидая продолжения, но, так и не дождавшись, сосредоточились на работе. Аккуратно складывая грунт в проходах между могилами, они, тем не менее, старались работать быстро; по мере углубления, однако, копать вдвоём становилось всё более затруднительно.

— Давайте-ка стенки немного укрепим досками, — предложил Игорь Семёнович.

Борис лишь пожал плечами, перестав копать; Алексей же, выбравшись из ямы, быстро подобрал доски, подходящие по длине.

— Не спускайся обратно-то, — попросил Борис. — Я уж тут сам; а ты — землю отгребай подальше от края.

Укрепив стенки и достаточно углубив могилу, Борис решил сгладить неровности, но вдруг насторожился и аккуратно постучал лопатой, прислушиваясь.

— Соседний гроб, похоже, задел, — сообщил он.

— Всё, всё, хватит, — распорядился Игорь Семёнович, посмотрев вниз. — Вылезай.

Прикрыв могилу клеёнкой и двумя досками, все трое двинулись обратно.

 

***

Возвращаясь из училища, Катя торопилась; она решила не заходить домой, поскольку знала, что еды и для Фрэда, и для кошек достаточно. Приближаясь к воротам, она увидела незнакомого мужчину, устроившегося на скамейке около дома. Незнакомец опирался локтями на колени; голова его бессильно свисала.

«Пьянь какая-то», — подумала Катя и, сдвинув сумку к спине, осторожно полезла через забор.

— Ты куда это?! Ну-ка постой! — сказал вдруг незнакомец тихо, но довольно сурово.

Закрепившись на заборе, Катя оглянулась и сразу узнала мужчину.

— Что же вы сегодня не в форме?.. Опять к Тимофею пришли? — спросила она.

Мужчина, вероятно, тоже узнав Катю, ответил:

— В тот день я на выборах подрабатывал… Пенсии-то не хватает.

— На пьянку?

— Верно, верно, на неё проклятую.

— А вы меня тоже разве узнали? — поинтересовалась Катя, продолжая балансировать на заборе.

— Узнал… Некоторые профессиональные навыки так сразу и не пропьёшь… Вы тогда через калитку заходили, когда мы тут сидели с Тимофеем.

— А теперь вот калитка закрыта, а Тимофей появится ещё не скоро… Вы его не ждите.

Чернилов внимательно посмотрел на Катю и спросил:

— Зоя Ивановна умерла?

Катя не отвечала; она долго смотрела, не мигая, будто сквозь Чернилова, не желая даже думать, и лишь слегка покачивалась автоматически, сохраняя равновесие.

— Я слышал, как пёс выл, — пояснил майор.

Продолжая молчать, Катя медленно кивнула и, сделав паузу, сказала:

— Вы уходите.

— Да, да, — задумчиво протянул майор, тяжело вздохнув, — сейчас пойду.

Спрыгнув с забора во двор, Катя направилась к Фрэду. Пёс привстал и, чуть подавшись вперёд, положил голову на Катину руку, но уже через несколько секунд посмотрел направо и несколько раз вильнул хвостом.

— Серёга что ли идёт? — спросила Катя.

Фрэд вновь завилял хвостом.

— Ладно, пойду калитку открывать.

Когда Катя отодвигала засов, из-за забора донёсся голос Сергея:

— Ты что тут делаешь?! Тебе же ясно сказали, чтоб не приходил больше!

Открыв калитку, Катя увидела, что Сергей, схватив майора за одежду, поднимает его со скамейки.

— Полегче, лейтенант, полегче! — возмутился майор.

— Старший лейтенант, — поправил Сергей.

— Поздравляю… Давно повысили? — поинтересовался Чернилов, пытаясь освободиться от рук Сергея.

Почувствовав сопротивление, Сергей накрыл левой рукой обе руки Чернилова и, захватив его левую кисть, тут же ударил правым локтем в голову, после чего завёл его руку за спину и поволок непрошенного гостя от дома, приговаривая попутно:

— Ты мне зубы не заговаривай!.. В поздравлениях твоих я не нуждаюсь; а здесь — чтоб я тебя больше не видел!

Дождавшись возвращения Сергея, Катя, слегка повеселев, принялась комментировать увиденное:

— Ужасно, ужасно!.. Где же ты видел, чтоб так делали «удэ-гарами»?!

— Какими ещё «горами»? — ответил Сергей вопросом на вопрос, проходя во двор.

— Техника, которую ты сейчас использовал — это «удэ-гарами». Гляди, как она выполняется: выводишь из равновесия, используешь вес тела противника…

Комментируя свои действия, Катя дважды закружила Сергея вокруг себя, легко выводя его из равновесия и без усилия выворачивая его руку.

— Да ладно тебе!.. Это же — обычный загиб руки за спину, — попытался оправдаться Сергей, — типичный милицейский приём.

— Это — можно делать легко и изящно, — возразила Катя, — а у тебя получилось — ужасно грубо и не эстетично.

— Зато надёжно, больно и практично, — отрезал Сергей.

Пока Катя кормила кошек и Фрэда, Сергей обошёл оба дома и оба двора, всё внимательно осмотрев, вернувшись же, сказал:

— Всё, вроде, в порядке… Я тут ночевать останусь, а ты — иди домой; завтра забегай, если время будет.

— Ладно, — согласилась Катя. — Действительно, надо идти уроки учить; а-то «двоек» уже «нахватала», — теперь исправлять придётся.

Она уже хотела уходить, однако, вдруг задумавшись, проговорила, будто размышляя вслух:

— Может, зря ты Чернилова-то так грубо прогнал?.. Когда я пришла, мне в какой-то момент показалось, будто он дом охраняет.

— Тимофея он хочет в какую-то авантюру втянуть, — возразил Сергей. — Гнать его надо отсюда, если опять заявится.

— Разве можно так вот легко взять и втянуть человека во что-либо? — удивилась Катя.

— Если мы все, не задумываясь, поехали выручать Виталия, то уж Тимофей-то едва ли откажется поучаствовать в спасении бывших коллег, каким бы безнадёжным не было такое мероприятие… Из-за этого майора, кстати, уже люди погибли; потакать такому дураку — значит: способствовать ещё чьей-то гибели.

 

***

Утром Борис и Алексей вновь пришли на кладбище. Убрав доски и клеёнку, они осмотрели могилу и немного подровняли края.

— У Ольги Ивановны-то даже фотографии нет на кресте, — сокрушённо заметил Борис, — да и верхняя половина надписи почти полностью стёрлась.

— Семёныч говорил, что родственники хотят большой памятник сделать — один на обе могилы, — сообщил Алексей, вспомнив недавний разговор.

Вскоре пришёл Виталий.

— Борис Борисович, на отпевание пойдёте? — спросил он.

Борис кивнул и быстрым шагом направился в сторону церкви.

— А меня, значит, не зовут? — спросил Алексей.

Виталий пожал плечами и начал было оправдываться:

— Дед сказал…

— Да ладно, — перебил Алексей. — Всё правильно… Разбирается твой дед в людях… Ты сейчас обратно вернись; а когда гроб понесут, позови меня, чтоб я Тимофея подменил.

Виталий сразу отправился обратно, а минут через двадцать прибежал вновь и позвал Алексея, оставшись вместо него у могилы.

Оказавшись около Тимофея, Алексей подменять его передумал, однако постарался взять на себя большую часть нагрузки, хотя гроб и не казался ему тяжёлым. Проходя поворот, Алексей оглянулся. Позади шли малочисленные родственники и ещё какие-то весьма пожилые люди. На узкой тропинке движение существенно замедлилось, процессия растянулась. Только у самой могилы, когда гроб поставили прямо на тропинку и в последний раз открыли, люди получили возможность подходить ближе, но долго не задерживались, уступая место друг другу. Когда отошёл и Тимофей, Алексей вернул крышку на место. Гроб опустили в могилу на верёвках; закапывали медленно, осторожно бросая комки земли по краям. Когда крышка гроба была уже полностью покрыта землёй и работа пошла более интенсивно, Игорь Семёнович подошёл к Алексею и сказал:

— Что-то Тимофей, похоже, совсем плох… Давай-ка мы его отсюда заберём; а ребята тут и без нас закончат.

Тимофей, действительно, был бледен и едва держался на ногах. Поддерживаемый Игорем Семёновичем и Алексеем, он, казалось, вообще не воспринимал действительность. Только у двери УАЗика, отстранив сопровождающих, Тимофей прикрыл глаза руками и, постояв несколько секунд, почти самостоятельно забрался в машину.

Пока, старательно объезжая ухабы, Игорь Семёнович медленно вёл автомобиль по направлению к дому, Алексей пытался улучшить самочувствие Тимофея при помощи нашатырного спирта, взятого из аптечки. Татьяна, хотя и сидела рядом, поглядывала на Тимофея с опаской, вероятно, не зная, что делать и не вполне понимая, что с ним происходит.

Оказавшись во дворе дома, Тимофей устроился на крыльце и долго сидел, глядя куда-то в пустоту. Алексей находился рядом, но что-либо предпринимать более не пытался, считая, что Тимофею требуется лишь отдых.

— Где все? — спросил вдруг Тимофей.

— Придут, видимо, скоро, — ответил Алексей, решив не упоминать про кладбище.

— Ты же обещал мне, что не оставишь Виталия и Бориса, — напомнил Тимофей. — Беги к ним.

Пожав плечами, но не желая вступать в спор, Алексей коротко рассказал Игорю Семёновичу про «Тимкину прихоть».

Посмотрев в сторону Тимофея, Игорь Семёнович немного подумал и не вполне уверенно сказал:

— Ладно, сходи, прогуляйся… Присмотрю я за Тимофеем. Ему, похоже, просто отдохнуть надо хорошенько.

— Да, — согласился Алексей. — Хуже ему, вроде, не должно стать.

Направляясь к воротам, он ещё раз оглянулся, потом вышел и вновь пошёл в сторону кладбища, всё больше испытывая какое-то смутное беспокойство. Прошагав не более ста метров, Алексей вдруг вспомнил, что Тимофей просил бежать. Разволновавшись ещё больше, он перешёл на бег, вспомнив вдруг почему-то свой разговор с Тимофеем около погреба и решив, что «прихоть» — вовсе не прихоть, а что-то другое — то, что он не способен понять, но от чего не вправе отмахнуться. Привыкший мыслить рационально, Алексей решил, что просто не будет думать, пока не выполнит просьбу Тимофея. Ему оставалось пробежать через церковный двор, а потом несколько десятков метров по кладбищу, но оклик Павла, донёсшийся вдруг со стороны храма, заставил его обернуться.

Павел сидел на скамейке и о чём-то беседовал со священником. Лопаты, а так же клеёнка и несколько досок, обвязанных верёвками, лежали рядом.

— Виталий и Борис где? — спросил Алексей, подбегая.

— Виталька решил Борису реку показать, — сообщил Павел. — Я решил с ними не ходить — устал что-то и от поездки, и на службе…

— Бежим! — перебил Алексей, хватая Павла за руку.

— Куда?! — удивился Павел, нехотя поднимаясь со скамейки.

— К реке, — ответил Алексей, продолжая тянуть Павла за руку.

— А это? — Павел указал на лопаты.

— Потом.

— Я приберу пока, — пообещал священник, почувствовав, вероятно, встревоженность Алексея. — Заберёте на обратном пути.

Жестом предложив Павлу следовать за ним, Алексей вновь побежал.

— Не туда!.. Не туда же — не через кладбище! — крикнул Павел, устремляясь в нужном направлении.

Алексей последовал за Павлом.

— Что случилось-то? — спросил Павел на бегу.

— Тимке всякая чушь мерещится, — начал неуверенно Алексей. — Короче, он считает, что Виталию и Борису что-то угрожает.

— Если «чушь мерещится» — значит: надо бежать, — сиронизировал Павел, не рискуя, однако, игнорировать сомнительное сообщение.

Выбирая наиболее короткий путь, Павел сбежал с дороги, идущей вдоль церковной ограды, на тропинку, ведущую вниз с холма к месту слияния рек. Обогнув несколько частных домов и дворов, они увидели ближний берег и, идущего по нему, Бориса. Виталий стоял чуть подальше, рассматривая что-то вдали.

— Ну вот — всё в порядке! — радостно сказал Павел и, улыбнувшись, оглянулся, взглянув на Алексея.

Алексей, не разделяя радости Павла, молча указал рукой туда же, куда смотрел Виталий: под крутым склоном, где беззаботно резвились дети, явно, наблюдалось какое-то движение камней и кустарника.

— Оползень! — догадался Павел.

— Бежим! — сказал Алексей и устремился вперёд.

Глинистый слой почвы, вероятно, подмытый большой водой, скользил вниз с нарастающей скоростью. Виталий подбежал первым; прокричав что-то детям, он успел предупредить и поддержать двоих, потом выхватил третьего уже из воды, передал подоспевшему Борису, сам же, наступив на скользкую глину, заскользил вниз.

Понимая, что удержаться на глинистом слое не получится, Борис пробежал чуть дальше и вошёл в воду. Хотя вода казалась ледяной, а намокшая одежда сковывала движения, он всё-таки сумел перехватить Виталия и сделал шаг к берегу, но устоять не смог.

Подбежавший Павел уже готов был броситься в воду.

— Не прыгай!.. Не успеешь! — прокричал Алексей, пробегая дальше.

Он видел, как Борис, ухватившись за прибрежный кустарник, пытался вытолкнуть Виталия, и, подбежав, перегнулся через куст, ухватив Виталия за воротник. В тот же момент ветки оборвались; Борис, теперь уже один, вновь начал удаляться, будучи не в силах справиться с быстрым холодным потоком.

Не надеясь на прочность одежды Виталия, Алексей боялся пошевелиться. Павел быстро спустился в воду и, подхватив Виталия под руку, потянул вверх.

— Беги! — сказал он Алексею. — Я тут сам управлюсь.

 

***

Внимательно всматриваясь в бурлящий поток, Алексей бежал, стараясь изо всех сил. Небольшие изгибы реки давали слабую надежду на то, что Борис мог где-то зацепиться. Взобравшись на небольшую горку и едва не свалившись в воду, Алексей почувствовал усиление боли в левой ноге, успел удивиться тому, как быстро сбилось дыхание, но, торопливо осмотревшись с возвышенности, вновь сделал рывок, увидев поваленную берёзу, застрявшую на отмели. За это дерево Борис вполне мог зацепиться.

«Мог зацепиться!.. Мог зацепиться!» — пульсировало в сознании Алексея. Бориса видно не было; надежда таяла с каждым шагом. Алексей уже решил, что надо войти в воду и обследовать дерево, когда вдруг заметил между ветвей руку. В развилке из крупных ветвей Борис уже не держался, а просто висел, готовый вот-вот сорваться.

Быстро двигаясь вдоль ствола, Алексей приближался к Борису. Идти становилось всё труднее, однако медлить он опасался; когда оставалось чуть более метра, Алексей вдруг оступился и, вероятно, был бы унесён потоком, но, взмахнув рукой, успел ухватиться за ствол. Подтянувшись, он с трудом нащупал ногами дно и оттолкнулся; левую ногу вновь пронзила боль, однако теперь Алексей был уже совсем рядом с Борисом. Стараясь сохранять устойчивость, Алексей поставил ноги пошире, чуть присел, едва не скрывшись под водой, и осторожно взвалил Бориса на себя.

Обратный путь казался мучительно долгим и невыносимо тяжёлым. Теперь Алексей старался идти предельно аккуратно, сохраняя достаточно низкую стойку, обеспечивающую устойчивость, а так же максимальный контакт со стволом спасительной берёзы. Постепенное уменьшение глубины выявило новую трудность: сил у Алексея не хватало, а опираясь на ствол, он опасался, что дерево вот-вот унесёт потоком вместе с ними.

Плеск воды, который вдруг послышался со стороны берега, сомнений не оставлял.

— Осторожно!.. Осторожно! — захрипел Алексей из последних сил. — Не спеши!.. Дно — опасное… Не хватало ещё…

Договаривать необходимости не было, поскольку Павел, подхватив Бориса, уже помогал тащить его к берегу. Теперь Алексей едва поспевал, сосредоточившись на том, чтоб не упасть.

Уже на берегу он всё-таки упал, но тут же потянулся к Борису, пытаясь прощупать у него пульс на сонной артерии. Пульса не было. Надеясь, что пальцы, онемев от холода, просто утратили чувствительность, Алексей прислонился ухом к грудной клетке Бориса, после чего, отрицательно покачав головой, приподнялся и, стараясь вложить в движение вес собственного тела, ударил ладонью в нижнюю часть грудины.

— Из вод-д-ды выт-т-тащ-щил, чтоб на б-б-берегу убить? — проговорил, стуча зубами, Павел, ещё не вполне понимая, что происходит.

Тем временем Алексей вновь попытался прослушать сердце Бориса, после чего, облегчённо вздохнув, хотел было встать, но, поняв, что ноги его не слушаются, принялся, не поднимаясь, поворачивать Бориса на бок. Из груди Бориса вырвался клокочущий хрип.

— Помочь? — спросил Павел.

Алексей кивнул.

Когда Бориса перевернули лицом вниз и приподняли, из его рта и носа полилась вода, затем последовал хрипяще-клокочущий кашель.

Видя, что Борис уже самостоятельно опирается на локти и колени, Алексей попытался простукать его грудную клетку, но вдруг понял, что не в состоянии это сделать.

— Надо же!.. Совсем сил не осталось, — прошептал он.

Павел принялся осторожно постукивать Бориса по спине, одновременно глядя туда, где по берегу шёл Виталий.

— Просил же я его там подождать, — проговорил он недовольно.

— Хол-л-лодно, видимо, ему, — предположил Алексей, тоже начиная стучать зубами.

— Вид-д-дел бы ты это! — проговорил вдруг Борис, глядя прямо на Алексея.

— Да вид-д-дел я, вид-д-дел, — отозвался Алексей, пытаясь онемевшими пальцами расстегнуть мокрую одежду.

Борис вновь закашлялся и, обессиленно махнув рукой и покачав головой, прохрипел:

— Д-да не о т-том я.

Желая как-то справиться с холодом, Алексей попытался выполнить несколько отжиманий, опираясь на ладони и колени, подбадривая себя сдавленным криком; почувствовав сильное головокружение, он едва успел повернуть голову, чтоб не разбить лицо при падении, но, быстро очнувшись, повторил упражнение. Борис, глядя на Алексея, принялся делать то же самое, но опять закашлялся.

Виталий, пробежав остаток пути, тоже начал отжиматься.

Через несколько минут все четверо уже активно выжимали одежду и делали различные упражнения, пытаясь проработать все мышцы и ускорить кровообращение.

— Будем считать, что у нас сегодня тренировка на выносливость, — проговорил Алексей, почувствовав себя несколько лучше.

Почти согревшись, но продолжая периодически закашливаться, Борис устремил взгляд куда-то вверх, будто пытаясь что-то отыскать чуть левее и значительно выше, ставшей спасительной для него, берёзы. Ему вдруг показалось, что всё, произошедшее с ним за последние час-полтора — сон, который вот-вот забудется так же, как обычно забываются сны. Борис перевёл взгляд на Алексея и, убедившись, что тот готов его выслушать, сказал:

— Лёш, ты не понял меня… Я видел откуда-то сверху, как ты бежал и как меня вытаскивал…

— Ну вот!.. Я, значит, тут «из кожи лез», вытаскивая его; а он, оказывается, «откуда-то сверху» всё видел — и не помог!

Все четверо рассмеялись; Борис же от смеха вновь закашлялся и, выразительно махнув рукой в сторону Алексея, опять принялся отжиматься.

— Бежать надо, пока опять не замёрзли, — сказал Алексей.

— Прямо так? — удивился Виталий.

— Частично оденемся.

В мокрой одежде опять стало холодней, но пробежка помогла согреться на столько, что вскоре все четверо позволили себе снизить темп и даже вести на бегу беседу.

— Что ещё видел? — осторожно спросил Алексей, опасаясь, что мог обидеть Бориса недавней шуткой, и надеясь загладить свою вину.

— Круги, вроде того, из которого ко мне чёрт приходил, но светлые.

— Самих-то чертей на этот раз хоть не было?

— Чертей — не было; но всё-таки — я был не один… Я и чувствовал-то себя как-то по-другому, и видел, как не странно, всё вокруг одновременно, хотя и мог сосредоточиться на чём-либо по своему желанию.

— Не поворачиваясь что ли ?

— Я — как шар был… Зачем шару поворачиваться?!. Вокруг меня другие такие же шары были; а от них — какое-то тепло исходило, доброе тепло… У меня такое ощущение, будто одним из этих шаров была Зоя Ивановна, другим — её сестра, третьим — мой отец, а остальные… остальные — не знаю кто, но тоже добрые.

— А потом?

— А потом — ты мне зачем-то так больно долбанул по грудине, что я чуть не помер от боли!.. До сих пор, кстати, болит.

— «Обломал», значит, тебе кайф… Ну извини… Может, вернёшься, да повторишь «заплыв»?.. Только за берёзу больше не цепляйся.

— А я, вообще-то, и не цеплялся.

— Да я еле оторвал тебя от неё!

— Нет, нет… Мне показалось, что кто-то вытолкнул меня на эту берёзу.

— Может, поток воды?

— Может, и поток, но не воды, а, кажется, будто, не иначе, как энергии какой-то…

Борису хотелось продолжить рассказ, но он вновь закашлялся. Дышать становилось тяжело. Усталость, усилившаяся от бега в мокрой одежде и обуви, так же вынуждала бежать молча.

 

***

Игорь Семёнович занимался машиной, вероятно, опасаясь возможных неисправностей в пути. Он подозвал Алексея сразу, как только тот появился во дворе.

— Лёш, ты бы разобрался с Тимофеем!.. Он тут у нас часа полтора назад свалился… Хотели даже «скорую» вызывать, но он очнулся и сказал, что тебя хочет дождаться.

— Не трясло его? — спросил Алексей.

— Подёргался немного.

Тимофей всё так же сидел на крыльце. Удивляясь его бледности и вялости, Алексей прощупал пульс, одновременно заглядывая в глаза.

— Высунь-ка язык, — попросил он, водя рукой перед глазами Тимофея.

Тимофей приоткрыл рот и лишь слегка выдвинул язык.

— На эпилептика ты, слава Богу, не похож, — рассуждал вслух Алексей, — инсульта у тебя — тоже, явно, нет; выглядишь, однако, так, будто тебя выжали как лимон.

— Самих вас, похоже, выжимать надо, — вяло заговорил Тимофей. — Отогреться бы вам, да поесть… Рановато вы купальный сезон открыли.

 

***

Очередной учебный день мало чем отличался от предыдущего. Занятия в училище казались Кате лишь фоном; мысли вертелись вокруг того, что её, действительно, волновало. Рискуя нарваться на новые неприятности, она даже сбежала с какого-то собрания, ни чуть не сомневаясь в правильности этого поступка.

Катя очень удивилась, когда, подходя к дому Тимофея, вновь увидела майора Чернилова. Заметив его ещё издали, она даже всплеснула руками и, отчётливо вспомнив наставления Сергея, ускорила шаг, решительно направляясь прямиком к Чернилову.

Чернилов опять сидел на скамейке около дома. На этот раз под его левым глазом «красовался» довольно крупный синяк.

— Здравствуйте, — поздоровался он первым.

— Здравствуйте, — ответила Катя. — Вас вообще-то велено гнать отсюда.

— Будете гнать? — спросил Чернилов, усмехнувшись.

— Буду, — уверенно ответила Катя.

— И как же вы это себе представляете? — поинтересовался Чернилов.

— Просто «разукрашу» так, что мало не покажется, — пообещала Катя. — Синяком на этот раз не отделаетесь.

Чернилов полез в карман, но, увидев, что Катя тут же приблизилась, улыбнулся, показал ей пустые руки, после чего, отодвинув полу пиджака, двумя пальцами вынул блокнот, вырвал страницу и, написав на ней несколько цифр, протянул Кате, пояснив:

— Номер моего телефона — на всякий случай.

Проводив взглядом майора, Катя убрала листок в сумку и, переждав нескольких прохожих, полезла через забор.

 

***

Отогревшись у печки и подсушив к вечеру одежду, Алексей вышел на крыльцо; постояв несколько минут, он не мог не обратить внимание на Виталия, который зачем-то внимательно осматривал двери сараев и кладовок. Удивившись такому странному занятию, Алексей приблизился и спросил:

— Ищешь что-то?

— Дед сказал, что в одной из дверей сидит револьверная пуля ещё со времён гражданской войны, — ответил Виталий.

«Нашёл Семёныч занятие для внука!» — мысленно усмехнулся Алексей, вслух же спросил:

— Сам-то он где?

Виталий пожал плечами и сказал:

— Ушёл куда-то… Мне про пулю рассказал, видимо, для того, чтоб я за ним не увязался, а сам — за ворота.

«К родственникам, вероятно, ушёл, — думал Алексей. — Странно… Почему Виталия с собой не взял?.. Да и Пашка почему-то на печке спит вместо того, чтоб к родне сходить…»

— Нашёл! — обрадовался вдруг Виталий.

Алексей подошёл ближе и увидел, что Виталий пытается ковырять ногтем какую-то округлость на двери.

— Гвоздём попробуй, — посоветовал Алексей, но тут же подумал: «обычный сучок в доске».

Быстро сбегав в кладовку, Виталий принёс большой гвоздь и продолжил своё занятие.

— Похоже на свинец, — сказал он, сделав несколько царапин.

— Странно… Неужели этим доскам уже около ста лет? — удивился Алексей.

— Петли-то — кованые, гвозди и задвижки — тоже, — поведал о своих наблюдениях Виталий.

— А нынче всё так делают, что если за десять лет не полностью развалится — значит: уже «хорошо».

Виталий попытался ковырнуть гвоздём поглубже, но отвлёкся на скрип калитки; обернувшись, он тут же замахал рукой, пытаясь привлечь внимание деда.

— Отдыхали бы лучше!.. В три часа ночи поедем, а вы и выспаться не успеете, — заворчал Игорь Семёнович, забрасывая в салон УАЗика, принесённые им, лопаты.

— Я нашёл, — сказал Виталий.

— Что нашёл?

— Как что?! — удивился Виталий и ткнул гвоздём в дверь. — Пулю нашёл… Ты же сам говорил…

Осмотрев место, указанное Виталием, Игорь Семёнович немного постоял молча, а потом задумчиво проговорил:

— Ты её не вытаскивай… Нехорошо будет, если после нас выбоина в двери останется.

— Здесь всё так похоже… — осторожно начал было Алексей.

— Да, да, — согласился Игорь Семёнович и направился к дому, уклоняясь от разговора. — Так уж Сергею Сергеевичу захотелось.

— Не любит он об этом говорить, — сказал Виталий, пытаясь объяснить поведение деда. — Вспоминать, видимо, не хочет о чём-то.

 

***

Ужинать сели поздно. Родственники Тимофея приглашали всех приезжать в гости, хотя и не настаивали на этом, разговаривали сдержанно, будто чего-то опасаясь. Тимофей был всё так же вял, потому разговор за него поддерживал в основном Игорь Семёнович.

Взгляд Бориса периодически тянулся к старинным иконам и будто тонул в каком-то ином пространстве, в котором причудливо переплетались и времена, и судьбы, и места, и события, и что-то ещё — неведомое и манящее своей необыкновенной чистотой и таинственностью. Это что-то обволакивало и успокаивало; горница вдруг поплыла и наклонилась, наваливаясь на Бориса и прислоняя его спиной к стене около окна. Теперь он будто спал с открытыми глазами; его неподвижный затуманенный взор почему-то охватывал сразу всё помещение, в котором помимо самого Бориса теперь оставались только Тимофей и Алексей, которые сидели в одинаковых позах, но Тимофей расположился в углу — прямо под иконами и будто был охвачен лунным светом, хотя это и было невозможно, а потому вызывало у Бориса лёгкое удивление.

Алексей сидел на сундуке, поджав ноги и положив руки на колени; он немного пошатывался, но, всякий раз быстро восстанавливая равновесие, продолжал свою глубокую медитацию; в какой-то момент он всё-таки потерял равновесие и, едва не упав с сундука, посмотрел на часы, долго разглядывал в темноте стрелки, потом начал медленно двигаться, разминая затёкшие ноги.

«Надо же! — уже в который раз пронеслось в уме у Бориса. — Как всё похоже!.. Только диванчика нет, на котором обычно кошки спят».

Алексей медленно двигался по опустевшей горнице, перейдя от пассивной медитации к активной. Его плавные движения действовали на Бориса убаюкивающе и, вероятно, погрузили бы его в крепкий сон, но прикосновение к плечу и голос Игоря Семёновича вернули его к реальности. Послушно поднявшись, Борис взглянул на часы и, дотянувшись до Тимофея, слегка похлопал его по руке.

Будто следуя примеру Алексея, Тимофей тоже начал было с упражнений, однако быстро убедился, что достаточного восстановления сил отдых не принёс.