В хижине стало совсем светло, когда Алешка проснулся.
Под самой стенкой неслышно, чуть раскрыв рот, посапывал Валерка, изредка почмокивал губами и стонал, тогда Ураган поднимал голову и внимательно смотрел на спящего.
Несколько минут Алешка лежал неподвижно, соображая, где он и что с ним. Но, увидев Урагана, Валерку, вспомнил все. Ураган смотрел прямо в глаза, будто хотел что-то сказать. На боку у него запеклись две узкие рваные раны — следы волчьих клыков. Наверно, и волку не поздоровилось — вон какие у собаки лапы и зубы, надо думать, не слабенькие.
— Ураган! — Алешка погладил его. — Ты побудь здесь, а я за водой схожу. Ладно? Валерка пусть спит.
Ураган вильнул хвостом и остался лежать на месте.
Неслышно ступая, Алешка вышел и прислонился к стене — так ослепительно светило солнце и так вдруг закружилась голова. Сел на влажную траву, росой обмыл лицо. Потом встал, чтобы идти, но небо вдруг медленно поехало вниз, а земля… двинулась из-под ног, деревья тоже стали клониться и падать все влево, влево.
Алешка не мог понять, что с ним. Он мог упасть и, боясь этого, медленно опустился на коленки и лег на бок.
Сквозь зеленые иглы сосен проступала ослепительная синева неба, она была настолько чистой и синей, что на глаза набегали слезы.
Прямо над головой на ветке сидела малиновка, она любопытно посматривала на лежащего мальчика, косила глазом, потом ее что-то испугало, и она улетела. На той же ветке появилась белка, закачалась, будто на качелях, в зубах у нее темной медью сверкнула сосновая шишка. Белка тут же пропала, словно и не было ее совсем.
Алешка почувствовал, как засосало под ложечкой. И тогда же в двух шагах от себя увидел веточку черники и на ней три еще не созревшие ягоды, подполз ближе, сорвал их и, не разжевав, проглотил. Тошнота понемногу проходила, сосны перестали кружиться, небо стало на свое обычное место.
Алешка встал, сделал несколько шагов и снова чуть не споткнулся — под ноги попала большая суковатая палка. Он подумал, что с палкой идти легче, нагнулся и поднял ее. В самом деле, легче. Так и пошел, опираясь на нее, еле слышно позванивая котелком.
Озеро за подлеском открывалось с бугорка, на нем рассыпалась водяная гречиха, плавали кувшинки лилий. Вот бы дойти туда, посмотреть, что там, за озером. Может быть, ягоды есть, грибы? Но дойдет ли он туда теперь? Слишком далеко. А вот и родник. Алешка напился, набрал воды в котелок. Когда встал, чтобы возвращаться, в десяти метрах от родника увидел серый шерстяной носок; он был уже старый, поношенный, но ходить в нем еще можно, и Алешка запихал его в карман — пригодится. Отдохнув немного, отправился в обратный путь.
Пока Валерка спит, он согреет воду. А потом… потом он подумает, чем заняться… Алешка не раз видел, как мама готовила. Однажды он попросил ее рассказать, как делаются кисель и щи. Мама рассмеялась: «Поваром стать собираешься?» Он ответил: «Не поваром, а моряком, моряку все надо уметь». Мама внимательно посмотрела на Алешку и рассказала, даже показала, как варят кисель, как приготовляют суп, как пекут шаньги. Если бы нашлась капуста, он бы сейчас такие щи соорудил. Но где в лесу достанешь капусту? Не стоит и думать об этом. Хорошо бы суп сварить. Но из чего? Разве вместо круп гвоздь какой-нибудь бросить в котелок, как тот солдат из сказки? Гвоздь… А если… Нет, ничего, наверно, не получится. Зиганшин и его товарищи могли, они настоящие моряки, а они с Валеркой не смогут, наверно.
Издали Алешка увидел Урагана, он лежал у порога и, как видно, поджидал его. Ураган взвизгнул и метнулся навстречу. Вместе они возвратились в хижину.
Валерка, оказывается, уже проснулся. Увидев брата, привстал на локте, старался заглянуть в котелок:
— Принес?
— Да… Сейчас нагрею… И еще погляди. — Алешка вытащил из кармана серый шерстяной носок.
— Носок?
— Нашел… Иду, а он лежит… Надень его — ноге будет теплее.
— Ладно.
С трудом Валерка натянул на больную ногу носок. Алешка между тем, присев возле печурки, сложил в ней полешки аккуратным столбиком, поставил и укрепил сверху котелок с водой.
— Сейчас закипит… Попьем.
— А… грибы искал?
— Смотрел… Нет их нигде… Может, дальше сходить?
Валерка сделал испуганные глаза:
— Не ходи, Лешка… заблудишься…
Валерка беспокоился о нем, Алешке, о себе же ничего не говорил, моргал пушистыми ресницами, пошмыгивал носом. Голова его на тонкой шее чуть-чуть дрожала, и кожа за ушами стала желтой, как у старика.
Вдруг послышался вздох. Это Ураган. Положив лохматую голову на лапы, он неотрывно смотрел на ребят.
— Что ты, Ураган? — спросил Алешка и погладил собаку. Подбросил несколько полешек, огонь вспыхнул ярче, языки пламени выпрыгивали из печурки, норовя опалить больную ногу Валерки.
— Отодвинься, я помогу тебе… И может, перевяжем?
— Давай.
Алешка осторожно снял носок и, чтобы не причинить боли, стал аккуратно разматывать потемневшую тряпицу. Процедура развязывания длилась долго, но Валерка все это время не произнес ни единого слова, что очень удивило Алешку. Наконец нога развязана.
— Во! Смотри!
Алешка радовался больше Валерки. В самом деле, нога стала мягче, а нарыв прорвался.
— Теперь мы снова положим подорожник, и он все вытянет. Посиди так, а я схожу принесу свежего.
Алешка вышел. Прошло немного времени, и он вернулся с темно-зелеными листьями подорожника; отмыв их горячей водой, приложил к ноге. Потом завязал и поверх повязки натянул носок.
— Порядок!
Между тем вода в котелке закипела, и Алешка палочкой достал его из печурки и поставил у порога.
— Пусть стынет.
Пока кипяток остывал, ребята сидели молча. Потом по очереди пили из кружки горячую воду. Валерка пил, вытянув губы дудочкой, Алешка хлебал громко, с шумом, вытирал влажный лоб рукавом, втягивал носом воздух и снова хлебал.
Кончив с чаепитием — ягод не было, и пришлось этим ограничиться, — Алешка помог Валерке выбраться на порог.
Щурясь от солнца, Валерка сказал:
— Будем ожидать охотников. Кто первый увидит!..
Алешка молча кивнул: ожидать так ожидать. В душе он уже не надеялся, что охотники найдут их в заброшенной лесной избушке. Надо самим думать, как выбраться из таежного плена. Самим… Нечего надеяться на охотников. Теперь он вспомнил, что хлеб был черствым, как камень, и такая же рыба. Значит, охотники здесь были очень давно, может, зимой еще. Алешка понял это раньше Валерки, но не хотел об этом говорить. Валерка надеется и пусть, так лучше, и он повторял за Валеркой, что охотники должны прийти, может быть, сегодня к вечеру или завтра, а послезавтра обязательно.
— Лешка, а можно… есть желуди? — спросил Валерка, укладываясь на бок у порога так, чтобы видеть кусочек поляны и зеленую тропку, ведущую на пригорок.
Алешка задумчиво покачал головой:
— Можно, но их здесь нет.
— Нет, — вздохнул Валерка.
Алешка внимательно посмотрел на Валерку. Какой он стал худой! Запавшие глаза и щеки, тонкая шея, на которой, казалось, еле держалась непомерно большая голова, Белые волосы прилипли к вискам. Руки как спички. И он, Алешка, такой стал. Сегодня, когда он брал воду в источнике, увидал себя — и не узнал. Из расстегнутой рубахи торчала плоская грудь, нос будто клюв.
Валерке есть хочется. Ему тоже. Полкружки ягод на день, да еще на двоих, — не попрыгаешь. Поэтому и сосет под ложечкой не переставая.
«А что, если сварить ботинки? Как Зиганшин и товарищи его…» — Алешка уставился на ботинки, стоявшие у порога. Валерка перехватил взгляд, спросил:
— Ты почему на них смотришь?
— Так… Думаю…
— О чем?
— Как сварить их.
— А ты… сумел бы?
Алешка взял ботинки и пошел к столу:
— Попробую.