Валерка так устал, что, опустившись на мягкие еловые ветки, мгновенно уснул.

Спал он неслышно, казалось, что он и не спит вовсе, а притворяется, ресницы — белесые, редковатые — чуть подрагивают, а сухие, в пятнышках черничного сока губы шевелятся. Но Алешка знал: брат спит по-настоящему, и решил не будить его до возвращения отца; он отошел подальше, осторожно наломал пушистых веток, сложил их рядом с Валеркой и прилег тоже.

Лес наполняли необычные звуки, и Алешка не мог из-за этого уснуть; он лежал лицом вверх, положив руки под голову, и слушал. Вот запела, как в дудочку задудела, пичужка, откликнулась другая, только голосок у нее иной — разливистей, звонче, потом в этот хор влился новый голос — побасистей. Красиво как! Лес шумел протяжно и легко, словно дышал, гудели верхушки сосен, они чуть-чуть колыхались, хотя ветра совершенно не было, а солнце золотило и плавило их, и казалось: еще секунда — и в густую траву потечет расплавленное золото и затопит все вокруг.

Алешка закрывает глаза — и шум становится гуще, каждая ветка поет. А может быть, Алешке все это кажется? Кто это? Не отец ли возвращается? Алешка приподнялся, чтобы посмотреть. На поляну села большая птица. Лебедь! Так близко лебедя он никогда не видел.

Вот здорово! Хорошо бы и Валерка посмотрел лебедя, но жаль будить его. Алешка во все глаза смотрит на птицу, очень белую и очень красивую, а та вдруг, взмахнув крыльями, легко взлетела над поляной и бесшумно уплыла в небо. Птица летела против солнца, и смотреть на нее было трудно: слепило глаза. Она становилась все меньше и меньше, пока совсем не исчезла.

— Гули-гули! — позвал Алешка, как звал голубей.

— Ты чего? — спросил Валерка, проснувшись.

— Лебедь улетел.

— Лебедь? — Валерка совсем проснулся. — Что же ты меня не позвал? Я бы тоже посмотрел.

— Ты спал.

— И совсем я не спал… Я папаньку видел. Он звал нас. А его… волки не пускали. Стояли на дороге и не пускали.

— Да это ж сон… Привиделось тебе, — насмешливо хмыкнул Алешка.

— И ничего не привиделось.

Валерка неуверенно осмотрелся. Вокруг поляны стоял темный, притаившийся лес. Кто знает, что там, за этими соснами? Может, и в самом деле волки? Не лучше ли уйти, пока не поздно, уйти и поискать дорогу? Чего же сидеть и ждать? А ночь надвигается. Со всех сторон ползут полосатые тени. Колышутся кусты, как живые, протягивают ветви.

Валерка поспешно встал:

— Пойдем.

— А папаня?

— Папка, наверно, сам заблудился.

— Мы должны ждать, он вернется.

— А я пойду. Не хочу тут сидеть. Уже ночь скоро.

— Ну и что? Посидим. Когда я с вожатой в поход ходил, не то еще было.

— Не буду я тут сидеть. Пойду папаню встречать.

Валерка подобрал большую ветку, обдергал на ней листья и, оглядываясь на шевелившиеся кусты, пошел.

— Валерка!

Валерка не ответил. Он знал, что делает: Алешка не заставит его сидеть на поляне, а одного не пустит и, значит, тоже пойдет с ним.

— Погоди! Корзинку возьмем и воду. Пить захочется.

Алешка взял корзинку с ягодами, вложил туда узелок с недоеденной рыбой, бутылку с водой, потом вернулся, схватил Валеркину куртку, набросил на плечо.

Шли братья молча: Алешка с корзиной и курткой на руке, Валерка с палочкой.

Когда отошли на довольно большое расстояние от поляны, им вдруг почудилось: кто-то кричит. Они остановились, прислушались: лес угрюмо молчал. И вдруг снова прокатилось призывное «а-а-а», и снова все стихло.

— Валерка, знаешь что, — Алешку встревожило это подозрительное эхо, — я залезу на дерево и посмотрю, правильно мы идем или нет. Хочешь, и ты полезай.

— Не могу я… нога.

— Ладно, сиди.

Выбрав сосну повыше, Алешка проворно взобрался на нее. Валерка, задрав голову вверх, смотрел на брата:

— Ну что?

— Сейчас.

Ухватившись за большой сук, Алешка внимательно осматривал лес. Вокруг на многие километры простиралось зеленое густое море. Далеко-далеко лесная кромка сливалась с горизонтом, образуя одну сплошную черную линию. Хоть бы след селения, хоть бы дымок какой-нибудь — нигде ничего.

В стороне, противоположной от солнца, Алешка увидел громадную тучу. Она медленно надвигалась, и было очевидно: не пройдет и часа, как все небо станет темным. Если запад там, где багровое солнце нацепилось на зеленые пики леса, подумал Алешка, то, само собою разумеется, север справа от него, а раз так, то все ясно. Алешка отчетливо вспомнил, как учитель Петр Никодимыч учил определять по солнцу, где север, а где юг, вспомнились даже его глуховатый голос и смешная привычка подергивать себя за правое ухо… «Хорошо, я знаю, как идти, — шептал Алешка. — Наш Белозерск на севере, потому что лес, если идти от поселка, на юге». Он пожалел: зачем послушал Валерку и оставил поляну? Но что случилось, то случилось.

Алешка слез с дерева.

— Везде лес… И знаешь что, Лерка, пойдем лучше на ту поляну, где мы сидели… Папаня туда, наверно, придет…

На этот раз Валерка ничего не возразил: он очень устал, и хотелось верить, что там, на поляне, их ждет отец.