Мы говорим, что боимся смерти, но мы, скорее, имеем в виду страдания, ведущие к смерти: это страх умирания. В свою очередь, этот страх, очевидно, является страхом оказаться в ситуации, которую мы не контролируем, когда наши ресурсы будут на исходе, а тело – сломлено страданием. Однако этот страх – один из немногих, с которыми можно справиться реальными средствами. За последние несколько лет наука обезболивания заметно шагнула вперёд. Теперь, благодаря крайне успешному применению терапии препаратами сульфата морфина (продолжительное вливание морфина сульфата в дозах, в точности соответствующих – оттитрованных – потребностям пациента; в Канаде это называется «добровольным обезболиванием»), человеку обычно может быть обеспечена практически безболезненная кончина. Титруя дозу препарата в соответствии с пиками и спадами боли пациента, опытный врач может всего за пару дней подобрать дозу и частоту приёма блокирующего боль препарата так, чтобы они отвечали индивидуальным потребностям человека. Благодаря этому люди могут сохранять открытость и сознательность на протяжении последних драгоценных недель, не ощущая заторможенности или рассеянности из-за ночных кошмаров, вызванных слишком большими дозами препаратов, но и не чувствуя себя разбитыми, измождёнными и напуганными из-за слишком малых его доз. Пациентам больше не приходится корчиться на мокрых простынях, из последних сил пытаясь вытерпеть четырёхчасовой промежуток между инъекциями обезболивающего препарата. В более продвинутых клиниках развитых стран лекарства предоставляют по запросу. Или, что ещё лучше, имеется болевой протокол, настолько основательный, что медработники лучше пациента знают, когда могут потребоваться болеутоляющие средства. Даже для тех людей, которые благоразумно предпочитают умереть дома, существует устройство, устанавливаемое рядом с кроватью, автоматически управляющее приёмом препаратов сульфата морфина, которое способно увеличить вероятность того, что их последние дни будут наполнены любовью и цельностью присутствия. Если не считать редких случаев поражения нервной системы – в этих ситуациях при попытке согласовать приём лекарств с тяжёлыми приступами боли, которые пациенты испытывают при движении, человек неизбежно теряет сознание, – терапия препаратами сульфата морфина радикально изменила характер ухода людей. Умирание и унизительные страдания – отныне вовсе не обязательно синонимы.

С другой стороны, надо отметить, что неразумно рассчитывать на безболезненную смерть, поскольку зачастую восходящий дух, покидающий трепещущее тело, причиняет ему некоторый дискомфорт.

К счастью, нам приходится рассчитывать не только на внешние средства для утоления телесной боли. Мы обладаем огромными ресурсами для того, чтобы справляться с неприятными ощущениями с помощью внутренних средств. Расслабляя болезненную область и сосредотачивая на ней внимание, мы постепенно развиваем способность к доверию и действию на основании собственного врождённого таланта к исцелению. Таким образом в нас раскрывается чутьё, настолько тонкое и изобретательное, как того требует наша боль. Так нам напоминают о необходимости проявить сострадание и непосредственно исследовать то, чего мы столь долго стремились избежать. Так мы не изолируемся от части тела, испытывающей неприятные ощущения, но принимаем её в своё сердце – чтобы освободиться от сопротивления, усиливающего страдание.

Хотя мне доводилось видеть, что некоторые люди – как будто без всякой подготовки – на своём смертном одре раскрывались, подобно прекрасным экзотическим цветам, на такое развитие событий рассчитывать не стоит. Изучив такие ситуации спонтанного раскрытия, вы в большинстве случаев обнаружите, что многие из этих людей прожили жизнь в достаточной степени осознанно, и обладали, по меньшей мере, изрядной толикой добродетели. Мне также доводилось видеть, как люди, давным-давно отвернувшиеся от Бога, умирали в благодати. Честно говоря, нет ничего прекраснее, чем атеист с открытым сердцем. Умирая, атеисты не используют это мгновение, чтобы выторговать себе на небесном застолье лучшее место; в сущности, они могут даже не верить, что для них готовят пир. Они не копят «добродетели». Они просто улыбаются от переполненности сердца. Они проявляют доброту без определённой причины; они просто полны любви.

Мы обретаем такие ресурсы, постоянно возвращаясь к внимательному сердцу и вырабатывая способность справляться с дисбалансом, тянущим нас назад и возникающим из-за нашего косного сопротивления. Мы прекращаем любой ценой (какой бы она ни была) избегать своей боли. Мы принимаемся за дело, для которого – по словам Будды – мы были рождены, понимая, что избавление от страдания – самая сложная работа, которую нам предстоит совершить.

Понимание собственных реакций на физическую боль в существенной мере раскрывает то, как мы относимся к жизни в целом. Боль способствует возникновению горя. Она выносит на поверхность беспокойство, которое давно подавлялось, и ворох нерешённых проблем. Однако когда речь идёт об отпускании страдания, связанного с болью, – это легче сказать, чем сделать. Боль – это данность жизни. Если у вас есть тело и ум, вы будете испытывать боль. Однако страдание – это, скорее, реакция, а не ответ на ментальный и физический дискомфорт.

Если, скажем, вы вешаете картину в гостиной и нечаянно ударяете по пальцу молотком, какой будет ваша незамедлительная реакция? Останетесь ли вы на какое-то время наедине с этой болью, наполнив её мягкостью и направляя на неё сострадательное внимание? Или вы поступите так, как легко привыкли поступать: отнесётесь к своей боли с гневом и даже ненавистью, наполните её напряжённостью, усилите связанный с ней дискомфорт и чувство беспомощности, так и не приняв её в сердце?

Если попытаться дать единое определение исцелению – то это сострадательное и осознанное принятие той ментальной и физической боли, от которой мы со страхом и осуждением отстраняемся. Ничто не позволяет нам настолько полно приготовиться к смерти, как принятие этих ещё не пережитых сторон собственной жизни.

Нам не обязательно умирать поверженными и сокрушёнными смертью, чувствуя себя проигравшими, разочарованными, переполненными сожалением. Можно умереть мирно, почти не ощущая боли, даже в этот последний миг не переставая учиться, оставаясь исполненными благодарности.

Время от время мы представляем, что наша смерть будет непредсказуемой – даже внезапной и жестокой. Или вздрагиваем, непроизвольно представляя себе собственную плоть, измождённую за месяцы страданий, из-за чего наше тело стало тюрьмой, из которой мы жаждем освободиться, а ум превратился в бурный водоворот конфликта и сопротивления. Страх говорит, что мы никогда не станем способными к умиранию, и уж тем более – к смерти. Он убеждает нас, что нам не удастся благословенно отдаться смерти, что нас ждёт провал. Однако у нашей внутренней мудрости больше понимания. Она не ждёт. Она уже сейчас отдаётся жизни. Благодаря ей мы учимся умиранию, отрекаясь от роскоши собственного страдания. Она превосходит себя, чтобы себя обрести.

Итак, как мы видим, наши страхи перед смертью усиливаются боязнью тяжёлого конца. При этом боязнь эта больше напоминает страх падения, в то время как страх смерти – это трепет приземления. В смерти мы «падаем» вверх. Или, словами Уолта Уитмена, «мы движемся ввысь и вперёд, и смерть – не то, что кто-то себе представляет, она счастливее!» Умирание – достояние тела. Смерть – достояние сердца. Неизменно умирайте так, как и следует – телом. Пусть смерть не затрагивает вашего тела. Умирание относится к смерти так же, как рождение – к жизни. В каждом случае события, предшествующие жизни или смерти, выглядят единственной возможной реальностью, и в каждом случае они влекут за собой следующий удивительный поворот. Один учитель так описывает это: «Мы отпадаем от благодати в благодать». Следующее мгновение, к которому мы привязываемся – это ад; следующее мгновение, которое мы отпускаем – рай. Умирание, как и рождение, начинается в теле и завершается в сердце.

Созерцание страха

Признавайте свой страх, даже когда возникает лишь намёк на него. Отмечайте его как «страх». Если вы заметили, что ум пребывает в страхе, разматывая свою жуткую пряжу, отмечайте это состояние как «боязнь».

Различие между страхом и боязнью – такое же, как между свободой и связанностью. Страх возникает без предупреждения. Временами страх убеждён, что защищает вас, и иногда это действительно так. Однако гораздо чаще страх возникает из-за воображаемых тигров или воображаемого «я», которое будто бы могут проглотить. Страх – это глубоко обусловленная, непроизвольная реакция на любые переживания, связанные с физической или эмоциональной незащищённостью.

Чем больше мы открываемся страху, тем лучше узнаём сопутствующие ему телесные и ментальные схемы, и тем быстрее можем замечать даже малейшие его проявления, скажем, пульсацию энергии прямо за пупком – ещё до того, как с языка слетит первое заклятие, с ним связанное.

Мы встречаемся со страхом в момент его зарождения, когда, по всей видимости, ещё существует возможность выбора. Мы наблюдаем за страхом, когда он ещё совсем мал, позволяя ему выйти на поверхность, в последний раз горделиво и тяжело вздохнуть, а затем раствориться – что произойдёт в силу его естественного непостоянства.

Ниже приводится практика созерцания свойств и последствий страха. Выполняйте её каждый раз, когда замечаете, что возникает страх. Цель этой практики – не в подавлении страха, совсем наоборот, поскольку необходимо дать страху возможность свободно проявить себя, чтобы изучить его в естественных условиях.

Не убегайте от страха.

Расслабьте живот и мягко направьте туда внимание.

Устанавливайте связь со страхом, а не отстраняйтесь от него.

Исследуйте физические и ментальные проявления, сопутствующие этому состоянию ума.

Откуда вам известно, что это состояние ума является страхом?

Каковы его свойства?

Определите телесные проявления, связанные со страхом.

Что происходит в районе живота, сфинктера, позвоночника, в руках, в больших пальцах ног?

Что происходит с языком во рту?

Загнут ли он к нёбу?

Или он направлен вперёд, к зубам? Придавлен вниз?

Позвольте тому сценарию, который из-за страха запечатлевается в теле, постепенно проявляться, как проявляется фотография в проявочном помещении.

Пусть выявится характер телесных напряжений и нечувствительности в тех или иных местах, чтобы их можно было более тщательно изучить.

Сосредоточьтесь на изменениях, происходящих в уме.

Страх – это непрестанно меняющийся процесс проживания горя.

Отмечайте многочисленные состояния ума, нарушающие течение этого замысловатого процесса.

Наблюдайте, как то, что мгновение назад было робким любопытством, обращается в тревогу, затем в недоверие, а затем в избегание и сомнение.

В беспомощность и чувство неполноценности.

В агрессию и гордость, а затем снова в тревогу.

Пусть страх пребывает и начнёт растворяться в открытости, возникающей благодаря расслаблению живота.

Пусть он возникает и исчезает. В страхе нет ничего, чего стоит бояться.

Искреннее исследование страха приводит к бесстрашию, которое стремится даже не к устранению страха – но к тому, чтобы обрести открытость и свободу.