Мы проживаем жизнь, делая вид, что мы реальны. Из каждого охраняемого угла нам говорят, что мы должны быть «добропорядочными гражданами», достойными людьми. Мы чувствуем облегчение, замечая, что никого, по всей видимости, не заботит, что мы едва существуем, что мы – лишь одна-другая мысль, лишь какие-то чувства, проплывающие сквозь нас, останки выцветших воспоминаний, покалывания в кончиках пальцев, зачарованность противоречивыми желаниями и убеждениями. Мы смело продолжаем разыгрывать роль, изумляясь, что никто не разоблачает нашей уловки. Изображая личность, которая по нашим представлениям является «добропорядочной», мы просто не знаем, что думать, и хватаемся за намёки других участников действа. Все другие люди кажутся нам гораздо более реальными, чем мы сами, и из самого сердца нашей обусловленности, полной противоречий, мы задаёмся вопросом: сможет ли этот спутанный клубок предстать перед лицом смерти, а уж тем более – иного мира.

Мы боимся, что недостаточно реальны, чтобы умереть, и потому начинаем исследовать, что собой на самом деле представляет жизнь. Мы обращаем взор внутрь, подобно полному новичку, ничего не воспринимающему как данность и видящему всё словно впервые, мы вступаем в поток сознания, чтобы понять, кто ответственен за все эти мысли и кто за всем наблюдает.

Подобно идеальному учёному, обладающему «несведущим» умом, не имея никаких предубеждений, открытые любым возможностям, совершенно обнажённые перед истиной, мы исследуем всё происходящее. Одно из первых убеждений, с которым мы сталкиваемся, таково: мы воображаем, будто умрём, единственно по той причине, что мы уверены в своём рождении. Но мы не можем доверять информации из вторых рук! Нам нужно выяснить всё собственноручно. Были ли мы рождены? Или рождён был лишь сосуд, в котором временно пребывает наша вечность? Что на самом деле родилось? И кто умирает?

Когда мы вглядываемся в содержимое сознания, на основе которого определяем себя, то обнаруживаем, что всё здесь достаточно быстротечно. Любая когда-либо возникшая у нас мысль появляется, развивается и исчезает. Всё внутри сознания непрестанно умирает и вновь рождается. Одна мысль растворяется в другой. Одно чувство развивается в другое. Будто нет ничего постоянного, всё уже находится в процессе умирания. И находясь в самом сердце такого непостоянства, мы задаёмся вопросом, существует ли нечто достаточно «реальное», что пережило бы смерть.

Жизнь длится всего лишь миг. Затем наступает следующий миг и исчезает в потоке. Мы живём от мгновения к мгновению, никогда не зная, что произойдёт дальше. Но затем во всём этом нечто привлекает наше внимание. Мы понимаем, что каждое переживание нашей жизни было и остаётся преходящим, кроме одного. Что существует неизменная открытость, в которой пребывают все изменения. Как мы могли совершенно не заметить чего-то столь очевидного? Каждый миг мы сознавали, что сознаём: будь то позавчера, на уровне сердца или нутра, что бы при этом ни происходило, всегда остаётся нечто одно, неизменное. Остаётся непреходящее чувство самого бытия. Не бытия «тем» или «этим», но «таковость», в которой наше драгоценное «то» или «это» неизбежно исчезает. В сущности, это основополагающее чувство бытия присутствует настолько, насколько присутствуем мы сами, и не меняется от рождения до смерти. Это непрестанный гул бытия, звучащий в наших бренных клетках. Когда мы прямо обращаем взор на это чувство таковости, когда мы входим в него, когда мы спокойно в нём пребываем, то обнаруживаем, что оно бесконечно. Если мы спросим себя, можно ли обнаружить у этого чувства бытия начало или конец, родилось ли оно когда-то и способно ли умереть, мы сможем ответить только, что ранее нам сообщали неверные сведения о бессмертной природе нашей сущности, что «слух о нашей смерти был сильно преувеличен», как выразился бы Гекльберри Финн.

Не пытайтесь дать этому имя: так вы лишь положите начало священной войне. Поэтому некоторые зовут его Неименуемым. Это чистое внимание, существующее до начала движения сознания. Это пространство между мыслями. Это океан, в котором плывёт наш крошечный пузырёк. Это бесформенность, от которой зависит форма, то бессмертное, что снова и снова умирает – только чтобы бы доказать, что не умрёт никогда.

Нас научили, что для существования мы нуждаемся в нашем теле, но всё обстоит как раз наоборот. Когда наша истинная сущность покидает самость, которой мы себя считали, тело поникает и мгновенно начинает представлять собой проблему, от которой надо избавиться. Это основной принцип естественного сохранения, в процессе которого отбрасывается оболочка, а содержимое вновь пускается в оборот.

Всё, что может умереть, умрёт. То, что не способно умереть, не умрёт. Поймите, как можно извлечь для себя уроки из всех этих граней бытия и вместить целое в сердце, полное заботы и служения. То, что преходяще, привлекает сострадание. То, что вечно, даёт мудрость.

Что заставляет вас думать, что вы были рождены, и что заставляет вас думать, что вы умрёте? Внимательно наблюдайте за такими мыслями и отмечайте необъятность, в которой они разворачиваются.

Мы потеряли разум в поисках устойчивого центра, но его нет. Наш центр – это ширь пространства. Ничто не умирает, и не за что держаться.