Большинство людей из тех многих сотен, которые на наших глазах восстанавливали целостность, как в процессе исцеления тела, так и исцеляясь в смерти, доверялись какому-то своему собственному, уникальному чутью, которое помогало им нащупывать путь в ситуации своего индивидуального несчастья. В самых успешных случаях исцеления – физического, душевного и духовного – по нашим наблюдениям, у людей словно присутствовало определённое доверие к себе, позволявшее им не зависеть от предписанных методов и приёмов. Всех этих людей отличало одинаковое отношение к неприятным ощущениям – они воспринимали их не как проклятие или наказание, но, скорее, как урок, почти как инициацию.
Очистив восприятие, они прекращали анализировать свою болезнь, задаваться вопросами «Почему?» и «Зачем?», которые удерживают нас на поверхности ума, и непосредственно соприкасались с самим явлением. Они смотрели поверх известных банальностей о причине болезни, чувствуя, что подобные сверхупрощения часто бьют мимо цели. Эти люди не принимали исцеление «из вторых рук», но сами непосредственно в нём участвовали, понимая, что необходимо творчески подойти к делу, чтобы адаптировать избранные методы лечения к их конкретным нуждам.
Хотя им, как и всем нам, давно внушили мифы о происхождении болезней, начиная с мифа о том, что болезнь является Божьей карой, до пугливых объяснений болезни с позиции влияния причинно-следственного закона кармы, действий и их последствий, вплоть до различных – часто неправильно понимаемых – «целостных подходов», которые говорят о бытии в терминах старой психологической привязанности, – эти люди не принимали за Луну палец, указывающий на неё. Они видели, что появление старых цепляний не повод для осуждения, но шанс исцелиться.
Они больше не анализировали болезнь. Замечая старые привязанности, они не страдали из-за того, что эти привязанности являются причинами других явлений, но просто продолжали отпускать всё, что могло проявиться. Они проникали внутрь «затвердевшего внешнего круга мысли», как выразился один пациент, который формировался вокруг болезни, чтобы вынести из него некий урок. Они прекращали думать о своей жизни и непосредственно входили в исцеление. Понимая, насколько глубоко исцеление способно проникнуть в ум и тело, когда перестаёшь жить, задаваясь вопросом «Почему я испытываю гнев?» и спрашивая вместо этого «Что такое гнев?», они обнаружили корень проблемы. Эти люди спрашивали не «Почему я болен?», но «Что такое болезнь?» Не «Почему я испытываю боль?», но «Что такое боль?» Они выросли из таких популярных «холистических» банальностей, как «ты ответствен за свою болезнь», уточнив это утверждение и раскрыв его более глубокую истину: мы не столько ответственны за свою болезнь, сколько перед своей болезнью.
Они поняли, что чувство ответственности за свою болезнь, вменённое себе чувство вины и пробуждают оценивающий ум. Но если мы ответственны перед своей болью, перед своими ранами, это значит, что мы способны непосредственно с ними взаимодействовать, способны откликаться, а не чувствовать себя вынужденными реагировать. Мысль, что мы ответственны за болезнь, может удерживать нас на поверхности, в старом уме, пробуждая стыд и отчаяние и тем самым препятствуя исцелению. Быть ответственным перед болезнью – значит впускать в себя исцеление, откликаться на болезнь из сердца, а не реагировать на неё из ума.
Я был свидетелем того, как многие люди, полагавшие, будто они ответственны за свою болезнь, умирали в сильных страданиях, чувствуя, что потерпели неудачу в жизни, поскольку не смогли исцелиться. Они чувствовали такое сильное отвращение к себе и всему миру, что едва могли сказать слова прощания или с любовью прикоснуться к чему-либо в окружающем мире. На самом деле они вводили себя в состояние стресса, который препятствует исцелению и усиливает болезненные ощущения, при этом препятствия на пути к сердцу служили для них путеводной нитью к дальнейшим областям. С другой стороны, мы наблюдали немало людей, ощущавших себя ответственными перед своей болезнью, которые умерли с предельно открытым сердцем, явно были способны принимать мгновение таким, какое оно есть. Чувствуя, какой потенциал скрыт в практике ненасилия, они с чуткостью приняли самих себя и с состраданием сделали следующий шаг. Эти люди относились к своим страданиям без осуждения, но с ненасильственным вниманием, в котором все порождения жизни воспринимались с уважением.
Осуждение взращивает скованность, которая вносит напряжение в исцеление. Милосердие и внимание взращивают мудрость, способную отыскать свой собственный путь из затруднений.
Некоторые люди говорили, что их рак – это гнев, накопившийся в печени, или «урок из прошлой жизни», что это проявление непроработанных привязанностей в застывшей форме (в виде опухолей, к примеру), но на этом они не останавливались. Относясь к болезни с позиции глубокого неведения, они усваивали заложенный в ней урок, что помогало им продвинуться ближе к цели. Они понимали, что полуправда особенно опасна, если «проглатывать» её целиком. Они не пытались удерживать болезнь в рамках разумности и порядка, как бы контролируя её, чтобы поверхностно «понять». Эти люди осознавали, что даже иллюзия того, будто мы знаем истоки болезни, – учитывая все уроки, ради усвоения которых мы пришли в этот мир, также может быть знаком нашей «гордыни всезнания», как выразился один пациент. Помня, что есть множество примеров людей, которые прожили образцовую жизнь, лишённую напряжения и привязанности и которые тем не менее страдали от телесных недугов, такие пациенты ещё глубже открывались неведению.
Один наш друг и врач, на визитной карточке которого – до того, как он заболел раком, значилось «практикующий врач-холист» (англ. holistic practitioner), называл многих своих коллег, которые предлагали людям подобную полуправду «полуцелыми» (англ. half-holes). По его мнению, необходимо избавиться от всех подобных представлений о причинах болезней, чтобы можно было взаимодействовать с раком напрямую. По его словам, он смог излечиться от своего заболевания, «поднявшись над полуправдой других людей к самому существу проблемы». В поисках исцеления он доверился своей собственной интуиции.
Мне бы хотелось привести некоторые высказывания этого человека, сделанные несколько лет спустя: «Я привык называть себя практикующим врачом-холистом, но нельзя сказать, чтобы я сам был особенно целостным. Я отделял от себя очень многое, так что моя жизнь была раздроблена на множество мелких частей. В офисе я был врачом, но когда я возвращался домой, казалось, я сам нуждаюсь в серьёзном лечении. Я как бы пытался принудить себя к целостности с помощью диет, семинаров и тому подобных вещей. Но всё это я совершал в своей голове. Я постоянно размышлял о том, как я это делаю, вместо того, чтобы просто делать. Затем, когда я заболел раком, представление о том, будто я сам сотворил свою болезнь, будто я довёл себя до этого – то, чему я раньше учил очень многих своих клиентов, заставило меня ощутить почти убийственную беспомощность. Действительно, я чувствовал ответственность за свою болезнь и был очень плохого мнения о себе, поскольку сам не мог излечиться. Я применял все известные мне методы, чтобы избавиться от заболевания, но всё было без толку. Я участвовал как в личной, так и в групповой терапии. Я участвовал в семинарах по повышению уверенности в себе и освобождению от гнева. Я придерживался особой диеты. Однако все эти средства, казалось, почти не помогали – конечно, я был уже не в такой яме, как прежде, но всё ещё медленно двигался в направлении смерти. Тогда я увидел, что участвую в войне. Все эти представления заставляли меня ещё больше возненавидеть себя и свой рак. Я почувствовал себя таким лицемером и неудачником. Однако вот что я понял: все эти идеи о том, что я ответствен за мою болезнь, просто отравляли меня гневом и ненавистью к себе. Я чувствовал себя беспомощным; я чувствовал, что думаю и чувствую неправильно, раз породил свою болезнь, но не могу её излечить. Моя жизнь была полна напряжения и „правильных поступков“; я был живым лишь наполовину. Однако затем я увидел, насколько ужасным было моё отношение к себе, и стал наполнять свои опухоли любовью и прощением. И вот, спустя пару месяцев их и след простыл! Тогда я впервые стал полноценным участником своего исцеления. Я просто учился быть внимательным, любить и прощать. Я перестал думать о себе и начал быть собой. Благодаря этой болезни я научился тому, к чему я ни разу не прикоснулся за десять лет своей практики. Трудно поверить, что я был настолько поверхностным, настолько самоуверенным, чтобы говорить пациентам, будто у них есть выбор – жить или умереть, и что решение зависит исключительно от них. Я понимаю, что если бы я выбрал смерть, это во многом ограничило бы мою способность к исцелению, однако я также довольно ясно сознаю, что, хотя выбор в пользу жизни мог бы повлиять на исход дела, он, безусловно, не определяет его полностью. Я попросил прощения у тех, кого вводил в заблуждение, не проверяя очень многие теории на собственном опыте. Однако рак всё перевернул. Благодаря ему мой „холизм“ гораздо больше стал напоминать подлинную целостность. Прошло семь лет с тех пор, как мне сообщили, что я умру, но сегодня я чувствую себя живее, чем когда-либо прежде. Честно говоря, думаю, что если бы не рак, то сейчас я не был бы жив».
Даже такие популярные в наши дни идеи, как «мы сами выбираем, жить нам или умереть», можно воспринимать на гораздо более глубоком уровне, чтобы не способствовать «половинчатой целостности», на которую так быстро начинает ориентироваться ум, променивая истину на девизы в духе тех, что красуются на бамперах автомобилей.
Этот трюизм, изначально благонамеренный, многих сбивает с толку, порождая своеобразное осуждение: как будто те, кто умер, могли намеренно покинуть нас, «выбрав смерть»; он вызывает ощущение, что им не удалось сохранить в себе искру жизни. А вместе с этим возникает ложное чувство праведности: как будто те, кто излечился физически, просто «выбрали жизнь», однако всё гораздо сложнее. Я слишком часто наблюдал, как умирают люди, всем сердцем стремившиеся к жизни, что не может не противоречить подобным утверждениям, будто их смерть была уходом от жизни. Я наблюдал, как в процессе умирания сердце этих людей исцелялось, открываясь навстречу жизни, а умерев, они даровали исцеление всем, кто был им близок. Я наблюдал, как травмировали подобные утверждения людей, которые изо всех сил стремились излечиться от рака, СПИДа, болезней сердца, генетических отклонений, и чей организм не испытывал физического исцеления, я видел, как эти люди умирали, злясь на жизнь и на себя за то, что не обладали нужной «одарённостью».
Я наблюдал, как замечания в духе «ты ответствен за свою болезнь» или «ты выбираешь, жить тебе или умереть», препятствуют исцелению и приводят к тому, что поток, ведущий в сердце, иссякает из-за страха и самоосуждения. В восстановительных центрах я видел немало женщин, девяностолетних вдов, прикованных к инвалидным коляскам, чьи мужья умерли десять лет тому назад и которые каждый день молились о смерти и постепенно утрачивали веру в милосердие Бога, поскольку смерть не приходила; они были убеждены, что всё, что нужно, чтобы умереть, – это выбрать смерть.
Подобно тому, как каждый миг является перекрёстком, где мы выбираем – двигаться ли к новому уму либо вяло погружаться обратно в старый ум, также, очевидно, выбор в пользу жизни или смерти влияет на течение болезни, но не определяет её исхода. Выбор в пользу жизни означает развитие качеств открытости и исследовательского интереса. «Жить мне или умереть?» – это вопрос старого ума, забывшего о своей сущностной целостности как в теле, так и за его пределами.
Ум слишком легко цепляется за ответы. Это похоже на то, как если бы вы пытались понять истинную природу фруктов, участвуя в детской игре «поймай яблоко ртом». С широко открытым ртом и вспотевшим лицом, хватаясь за всё, что мелькает на поверхности, мы собираем многочисленные едва надкушенные фрукты с отметинами от зубов, которые, сваленные в кучу, гниют у нас за спиной. Мы стоим, разинув рот, в ожидании большего. Совсем другое дело – сесть с яблоком в руке, самостоятельно пощупать и рассмотреть его, почувствовать его запах, ощутить, как сладко хрустит этот фрукт на зубах вопрошающего, – самостоятельно его распробовать – в непосредственном восприятии пережить яблоко. Нужно понять, что тонна случайным образом собранных фруктов не позволит нам так хорошо понять природу фруктов, как одно-единственное яблоко, которое мы съедим целиком. Все яблоки содержатся в одном яблоке. Эта метафора отражает различие между исследованием, изучением сущности вещи, и анализом, изучением причин вещей (из-за которого в старом уме почти сразу возникает чувство собственной «несчастности»).
Итак, можно видеть, что наш выбор влияет на характер болезни, но не всегда – на её наличие. Мы можем прямо сейчас решить, что будем переживать жизнь во всей полноте. Нам не нужно дожидаться, как, кажется, делают многие, смертельного диагноза, чтобы дать себе разрешение жить. Мы можем прямо сейчас, в моменте «именно так», исследовать старый ум и отказаться от полуправды, которая загромождает тропы, ведущие к целостности. Мы можем прямо сейчас решить, что будем с милосердием изучать свои повседневные страдания, обретая собственное понимание того, как стресс влияет на чувство дискофморта, как сопротивление усиливает боль. Мы можем прямо сейчас решить исследовать боль и принимать уроки, которые она несёт в себе. Мы можем прямо сейчас решить, что отныне будем ощущать себя живыми, исследуя свой страх, чтобы этот ужас растворился как можно быстрее. Мы можем сейчас принять решение, что будем жить, ценя возможность обретения исцеления в смерти.
Недавно на одном семинаре присутствовала женщина, страдавшая от рака на поздней стадии; она обвиняла во всём себя, поскольку была убеждена, что сама создаёт свою реальность. «Если я создаю свою реальность, я создала и этот рак. Но я не могу исцелиться от него. Я не та личность, которой себя считала. Неудивительно, что я больна». Кажется, её поверхностное понимание болезни и самоосуждение не позволяли ей исцелиться. Когда я задал ей вопрос о том, является ли она единственным творцом своей реальности, она опешила от смущения и беспомощности, а затем её лицо постепенно озарилось улыбкой, и она сказала: «Нет, думаю, на самом деле нет. Но уверена, что влияю на свою реальность больше других». Каким-то странным образом ложно истолкованные теории о том, что мы создаём свою реальность, лишали её веры и доверия себе, а не наполняли уверенностью – что, вероятно, изначально было их целью. В «незнающем» доверии, открываясь себе всё глубже и глубже, она поднялась над своим прежним пониманием и глубоко погрузилась в исследование вопросов о том, что такое «я», что значит «создавать» и что такое «реальность». Через некоторое время она сказала мне: «Знаете, возможно, идея о том, что я создаю свою реальность, является не столько заблуждением, сколько загадкой о том, что же такое „я“. Чем глубже я погружаюсь, тем больше это „я“ начинает напоминать целую вселенную, которая творится из самой себя. Вероятно, я воспринимала это утверждение, исходя из слишком субъективной точки зрения». Теперь, больше не пытаясь защититься от болезни мыслью «я создаю свою реальность», она погрузилась в изучение вопроса о том, кто является создателем и кто умирает. Она стала более открыта будущему, что бы её там ни ожидало.
Несколько лет назад один врач рассказал нам историю о своей пациентке, которая «из кожи вон лезла, чтобы избавиться от рака, чего у неё никак не получалось». Хотя она применяла самые современные методы самым идеальным образом, рак прогрессировал настолько, что, по всей видимости, она находилась на грани смерти. Решив отправиться в свой «последний отпуск», она поехала к западному побережью Тихого океана, чтобы некоторое время провести на пляжах Южной Калифорнии. Во время своей поездки она встретилась с известным целителем, который за два сеанса исцеления наложением рук полностью избавил её от боли и от рака. Через две недели она покончила с собой. Вылечившись от рака, она сказала своему другу, что если исцелиться настолько легко, то она, должно быть, совершенно бездарный человек. «Я действительно заслуживаю того, чтобы умереть». Все эти идеи, которая она усвоила, – идеи о том, что она ответственна за свою болезнь и когда-то прежде не «выбрала жизнь», привели её в глубокое отчаяние и лишили веры в силы своей личности.
Лучшие целители, которых я знаю, обычно говорят, что не делают ничего сами, «что всё в руках Господа». Они возвращают личности, которую исцеляют, чувство собственной силы. Они не вдохновляют человека становиться «жертвой исцеления» – ведь вряд ли они стали бы побуждать его становиться «жертвой болезни». Они побуждают человека осознать, что он от рождения обладает правом на исцеление, что исцеление происходит, когда мы разрываем круг собственной зацикленности и позволяем исчезнуть разделённости между умом и сердцем.
Рамакришна, великий индийский святой, говорил, что у Бога вызывают смех две вещи – когда святой говорит: «Я исцелил их» и когда ссорящиеся влюблённые говорят «Между нами нет ничего общего!»
Как выразился наш друг-врач, «не будьте полуцелыми». Всё, что мы знаем, можно постичь на более глубоком уровне. Исцеление не знает границ.
Наша «наполовину сердечная» целостность отчасти напоминает мне историю о человеке, который однажды днём, сидя в кресле, заметил, как река выходит из берегов и начинает затоплять его дом. Забравшись на стул, он наблюдает, как поднимается уровень воды вокруг. Мимо проплывают два его соседа в лодке, предлагая ему спасение от опасности. «Нет, я не сяду к вам в лодку. Бог меня спасёт!» – отвечает он, отмахиваясь от них. Продолжая наблюдать за тем, как поднимается вода, он забирается на второй этаж своего дома. Его со всех сторон окружает плавающая мебель, когда мимо его дома проходит резиновая шлюпка, управляемая служащими из управления шерифа.
«Забирайся к нам!» – умоляют они его.
Однако, качнув головой, он отворачивается от них со словами: «Нет, я не нуждаюсь в вашей помощи. Бог меня спасёт!»
Часом позже, когда он сидит уже на коньке крыши и вода достаёт ему до середины груди, над ним появляется вертолёт, из него спускают лестницу, настаивая, чтобы он забрался внутрь.
«Нет, мне не нужна ваша помощь, – отвечает он, – Бог меня спасёт!»
Вода продолжает подниматься, и этот человек тонет… Оказавшись в небесных сферах, он довольно бесцеремонно подходит к Творцу и интересуется: «Где же ты был, когда я так нуждался в тебе?!»
Тогда Бог спокойно склоняет к нему голову и говорит: «Что ж, сначала я послал к тебе лодку, затем – резиновую шлюпку и, наконец, вертолёт».
Видя во всём Бога и осознавая, что во всём есть развитие, мы поднимаемся над идеями о «Боге» или «развитии» и открываемся таковости, которую эти слова едва ли могут описать. Так наше исцеление вырывается из «окаменевшего внешнего круга мысли» и переживается как вкус чистого бытия.