Утром я проснулась рано. Первые лучи только начинали согревать комнату, разгоняя ночную прохладу. Я встала не сразу, а некоторое время лежала, рассматривая черные подпалины, когда-то оставленные свечой на занавесях балдахина. Я думала о вчерашнем вечере, о непонятных ощущениях, нахлынувших на меня, о чуждом и совершенно безразличном ко мне Дамьяне.

И все же мне хотелось гнать от себя мрачные мысли. Меня ждало столько неизведанного! Сейчас я могла лишь изучать и наслаждаться каждой минутой проведенной в Китчестере. Только это было главным. И еще дед! Он пригласил меня сюда, он хотел меня видеть. Во мне теплилась надежда, что я ему искренне нужна. Я должна верить этому. Все остальные ничего не значили.

Я позвонила. Пришла женщина в белоснежном накрахмаленном фартуке и таком же чепце. Она принесла кувшин с теплой водой, который занесла в туалетную комнатку. Быстро умывшись и убрав волосы вверх, закалов их шпильками, я надела синюю суконную юбку с небольшим турнюром, легкую блузу в бело-синюю полоску и на ноги серые прюнелевые туфли.

Как объяснила служанка, когда я стала расспрашивать ее, завтракали в любое время с половины восьмого до десяти. Еду брали в кастрюльках и блюдах, стоящих на сервантах. Чтобы не пришлось вторично разогревать, кастрюльки ставились в глубокие чугунные емкости с решеткой, в которые клали немного угля для поддержания тепла.

Несмотря на то, что время было около восьми, за столом напротив друг друга сидели Дамьян и Джессика. Я обратила внимание на равнодушный и слегка презрительный взгляд, которым Дамьян удостаивал ее. Джессика тоже замечала этот взгляд, но ее реакция была неоднозначна. Что изображало ее лицо — досаду, злость, разочарование или даже ненависть?

Дамьян развернулся ко мне всем торсом, поставив локоть на спинку стула и подперев рукой голову, уставился на меня. А Джессика приняла загадочно-обиженный вид, дав понять, что я своим вторжением в их тет-а-тет нарушила чрезвычайно личный разговор.

— Доброе утро, — сказала я и почувствовала, что мой голос трещит, как яичная скорлупа под пальцами мисс Рассел. Закрыв рот ладонью, я кашлянула и пересекла комнату, подойдя к сервантам. Дамьян все еще смотрел на меня. Моя спина начала предательски изнывать, чувствуя его пристальный взгляд.

— Ты рано! — вместо приветствия отозвалась Джессика, очистив яйцо и намазывая на тонкий кусочек хлеба масло, — Не терпится обследовать будущие владения?

— Это мой обычный режим.

— Ах, да, школьные привычки.

Проигнорировав эту поддёвку, я изучила содержимое кастрюлек. И хотя мне было все равно чем завтракать, я долго копошилась у серванта, накладывая в натертое до блеска оловянную тарелку еду. Спина нещадно горела, как будто Дамьян решил прожечь во мне дыру. Я чувствовала, что он смотрит на меня. И не могла заставить себя развернуться, отойти от серванта и сесть за стол рядом с ним. Там я уже не смогу спрятать горевшее лицо.

Положив на блюдце вареную фасоль, яйцо и нарезанные помидоры, я все-таки повернулась и, к моему изумлению увидела, что Дамьян вовсе не занят созерцанием моей персоны. С правой стороны от него лежала сложенная в четверть газета, которую я заметила только сейчас, он склонился к ней и, приподняв верхний лист ладонью, читал. Я почувствовала себя полной дурой. Надо как-то умерить воображение, а то мое поведение становится просто абсурдным!

За столом никто не разговаривал. Когда Джессика пила чай, доложили, что коляска ждет ее.

— Не понимаю — нетерпеливо сказала она, отодвигая блюдце с разломленным кусочком кекса и чашку чая, — что за срочность с этим письмом. Леди Редлифф могла вполне дождаться почтальона, а не посылать меня в Солсбери.

— Может быть, там какие-то изменения в связи с собранием попечителей, — предположила я.

На это Джессика грубо фыркнула и поднялась.

— Вот уж дудки! Далось ей это собрание. Просто старушенция не упустит лишний раз показать свой скверный характер. Надеюсь, я там не задержусь.

Зато у тебя самый ангельский характер, хмыкнула я про себя, наблюдая, как, направляясь к выходу, Джессика раскрыла сумочку и вынула оттуда серебряный портсигар. Зажав его в длинных пальцах, она махнула нам, а точнее Дамьяну, и скрылась за дверью. Через пару минут вышел и он сам. За все время Дамьян не проронил ни слова. Когда он проходил мимо, я обратила внимания, что из завернутого голенища сапога опять торчит рукоять хлыста, обвитая кожаными лоскутами. Он когда-нибудь расстается с ним? Даже с утра хлыст уже при нем! Не удивлюсь, если он кладет его под подушку на ночь.

Дедушкину комнату я отыскала довольно быстро. Ничего не изменилось с тех пор, как я побывала здесь в прошлом году. Все та же скудная обстановка. Правда медвежья шкура у камина была основательно подпалена и зияла черными проплешинами. Дед был уже одет в привычный зеленый сюртук и заканчивал завтрак. Он уминал горячую булочку, запивая ее покрывшимся перламутровой пленкой чаем. На подносе высилась внушительная горка скорлупы, и я ужаснулась, представив, сколько могло быть яиц. Заметив мой нахмуренный взгляд, дед расхохотался, но тут же поперхнулся и закашлялся.

— Вы хотя бы прожевали, а потом уж давали волю эмоциям! — пожурила я его.

Я постучала его по спине, и когда он откашлялся, села в кресло-качалку. С багровым лицом и слезящимися глазами, согнутый пополам, он выглядел таким беспомощным. Мне захотелось вдруг защитить его и заботиться, как о малом ребенке. Я усмехнулась про себя, если бы старик сейчас знал, какие мысли приходят мне в голову, он бы обрушил на меня все мыслимые и немыслимые проклятия. Разве можно сравнивать графа Китчестера с малым дитем? Я развеселилась. Дед, уже придя в себя и опять накинувшись на булочку, заметил мое оживление.

— Что ты там бормочешь, Роби?

— Я? Что вы, вам показалось.

— Да ну, — он сощурился. — Уже осмотрела Китчестер?

— Нет, конечно. Когда бы мне.

— Так чего ты тут расселась?! — граф деланно рассердился.

— А вы не видите, с вами разговариваю.

Старик открыл, было, рот, чтобы сказать еще что-нибудь эдакое, но осекся и махнул рукой.

— Ладно, я ведь тебя не тороплю. Теперь, когда ты в Китчестере, и мне спокойнее. Если хочешь сидеть со старой галошей — сиди. Мне только радость. Хотя пошла бы да делом занялась. А то восседаешь рядом со мной, как у смертного одра!

Он лукавил, так как сам вчера шепнул мне, чтобы я приходила с самого утра. В десять часов миссис Стоун принесла чай, видимо, дед заранее сообщил на кухню, чтобы приносили на двоих. Он расспрашивал меня о том времени, что мы не виделись. И я рассказала ему, что собираюсь преподавать. Деда сообщение совсем не порадовало, как я ожидала. На его лице появилось упрямое выражение, будто он решил, во что бы то ни стало не принимать новость всерьез.

— Ты уже дала согласие? Ну ничего, можно его и забрать.

— Нет, не дала! Но даже если бы и согласилась, то не отказалась бы.

— Щенячий вздор! Вот что это такое! — разгорячился он. — Сдалась тебе эта чертова академия! Хочешь стать очередной высушенной воблой, суфражисткой со взором надзирателя над отрядом девиц! Я не желаю, чтобы моя внучка, плесневела в подобном заведении. Тебе там ничего не светит, кроме смертельной скуки!

— Можно подумать, что я заживо замурую себя в склепе! Это отличное предложение для меня. Мне кажется, у меня есть призвание и эта работа мне по душе.

— Нет! Это твои фантазии, Роби. А реальность — Китчестер! Ты не можешь его бросить. Ты моя наследница. У тебя есть обязательства и ответственность перед Китчестером и всем родом!

— Но я не соглашалась быть наследницей…

— Мне не нужно твое согласие! И ты знаешь это. Я не собираюсь отдавать Китчестер в чужие руки, пусть и умелые! Документы подписаны. Пока я не объявил об этом. Еще слишком рано. Но ты обязана сделать все, чтобы быстрее вникнуть в дела и посвятить свою жизнь Китчестеру. Хранить, беречь его и возродить! Он — смысл всего!

— Для вас! Но не для меня.

— Одумайся, что ты говоришь! Ты им уже восхищаешься. А когда узнаешь его…

— Восхищаюсь, да! — прервала я его. — Но не больна им, не боготворю его и…(не приношу ему в жертву свою жизнь и детей, хотелось крикнуть мне)…Я не приложение к родовому замку. Я хочу, чтобы центром моей жизни была я сама, а не груда камней с богатой историей.

Мои слова позабавили старика. Он расхохотался, широко раскрыв рот. Разъярившись еще больше от этого смеха, я вскочила с кресла-качалки и направилась к двери, заявив, что уезжаю. Но дед оказался проворнее, чем могло позволить ему старческое тело. Отставив поднос с едой, он одним махом перепрыгнул через всю кровать и подскочил ко мне, схватив за руку.

— Роби, Роби… ты права. А я тороплю события и командую, будто вправе распоряжаться тобой. Привык своеволить и буянить, когда не по моему. Прости безмозглого индюка!

— Ох, вы и хитрюга, граф! — рассмеялась я, отмечая слишком уж взволнованное лицо. И хотя его волнение было не совсем наиграно, в душе дед, действительно, испугался, что я могу уехать, сейчас же он разыгрывал отменный спектакль, пытаясь задобрить меня.

— Пусть все идет, как идет. Привыкни к Китчестеру, изучи дела, а там посмотрим…Уверен, в конце концов, ты согласишься со мной. В тебе есть моя кровь! И она не подведет меня… А если же нет, то документы можно всегда переписать!

Я понимала, он специально успокаивает меня. А сам думает иначе. Он не уступит, как не уступил и моему отцу. Но я кивнула ему, показав, что принимаю предложение. Да, во мне течет его кровь. А значит, я была не менее упряма, чем он сам. И я тоже не собиралась уступать. Ведь если бы не трагедия, я бы не переселилась к своей тете. А графу Китчестеру пришлось бы сделать наследником Дамьяна. Так почему же не пойти на это сейчас. Дамьяну замок требовался гораздо больше, чем мне. А главное у него были все шансы возродить Китчестер, о чем так мечтал старик. Поэтому я не могла понять, почему же дед так настаивает, чтобы наследником была я.

Через некоторое время, старик меня шутливо прогнал. Ему не терпелось, чтобы я поскорее приступила к осмотру. Уходя, я все-таки дерзко заметила.

— Если вы будете мной недовольны, сразу скажите. Тетя Гризельда будет в большом восторге, если я тут не задержусь.

Старик понял мой намек.

— Я не могу тебе приказывать и держать тебя силой. Но, думаю, ты и сама не захочешь уехать отсюда, пока не будет удовлетворено твое любопытство.

В некотором расстройстве я вышла из дедушкиной комнаты. У нас еще никогда не было размолвок. Дед всегда говорил, что одобрит любой мой выбор. А тут выясняется, что он уже давным-давно решил все за меня. И хотя я негодовала по этому поводу, меня предательским червячком грызло сомнение, а так ли я против отведенной мне стариком роли?

Когда я начала осматривать замок, червячок сомнения разросся в настоящего змея искусителя. Любуясь комнатами и бродя по лабиринтам галерей и переходов, меня не отпускала мысль, что я могу стать хозяйкой всему этому великолепию.

Одного дня было не достаточно, чтобы все осмотреть. Настолько замок был огромен. Казалось, здесь нет преграды между прошлым и настоящим. Даже мебель не менялась веками, и трудно было отделаться от мысли, что и сотни лет назад, когда в доме звучали другие голоса и шаги, и длинные тени других людей падали на эти стены, все тут выглядело точно так же.

Узнав у слуг, что Джессика уже вернулась из Солсбери, но находится у леди Редлифф, я не сильно расстроилась. В одиночестве я осмотрела большую часть дома, лишь изредка натыкаясь на служанок, спешащих по поручениям.

Начала я с гостиной. Отсюда узкий коридор вывел меня в музыкальную комнату. Старинный клавикорд, хрупкая арфа под льняным чехлом и пианино, царственно возвышавшееся на низком подиуме. По его черной поверхности вилась позолоченная роспись. На передней стенке гордо сияли изящные латунные подсвечники, а между ними красовались закрученные буквы вензеля. Яркий свет играл на полированной, вкусно пахнущей канифолью поверхности инструмента. Не удержавшись, я подняла тяжелую крышку и, едва касаясь, провела кончиками пальцев по белой веренице клавиш. Мелодичный перелив, словно накатившая волна, разлился по комнате. Для старого пианино звучание вышло ясным и стройным. В доме кто-то очень любил музыку!

Выйдя из музыкальной комнаты, я прошла темный переход, и, спустившись по лестнице, попала в библиотеку. Здесь было светло и тихо. К арочным окнам с темно-зелеными портьерами подступал благоухающий сад. Алые розы, прислонившись к стеклу, беззастенчиво всматривались вглубь комнаты, словно желали проникнуть за прозрачную преграду.

Мне подумалось, что тут хранятся бесценные сокровища. До потолка возвышались резные шкафы, заставленные книгами в тисненых переплетах. Их было бесчисленное множество! И я уже представляла себе, как с упоением буду перебирать книгу за книгой, наслаждаясь пленительным шуршанием страниц. Закрыв глаза, я благоговейно вслушивалась в безмятежную тишину. Здесь царил покой, окутанный неповторимым книжным запахом, запахом старины.

На стенах висели охотничьи трофеи. Казалось, оскаленные морды зверей ревностно стерегут доверенные им сокровища. У окна располагались мягкий диван, столик из красного дерева, стулья и кресла с необычными подлокотниками, вырезанными в форме застывших в прыжке львов.

Судя по обстановке, здесь отдыхали. Но прямо из библиотеки можно попасть в рабочий кабинет. Первое, что мне бросилось в глаза, когда я ступила туда, была высоченная стопка бумаг и папок на массивном ореховом столе. Именно про эти бумаги спрашивал вчера дед у Дамьяна и именно их мне придется изучать! Я моментально сникла, представив себе эту удручающую картину. Как же мне претили все эти расходные книги и отчеты! И в особенности то, что дед настаивает на их изучении, истово веря, что у меня, в конце концов, возникнет непреодолимое желание владеть замком.

В памяти всплыла наша сегодняшняя ссора, его неумолимое упрямство и возмутительный эгоизм. Ну почему он так уверен, что я должна разделить с ним его фанатичное поклонение Китчестеру? Граф уже пытался навязать замок и рабскую любовь к нему своему сыну. И только разрушил жизнь — и себе, и сыну!

Чтобы избавиться от угнетающих мыслей, я поспешила покинуть кабинет и через портретную галерею спустилась в пиршественный зал. Самую древнюю часть замка. Когда-то здесь был земляной пол и голые каменные стены. Я живо представила, как шумные, разгоряченные весельем и брагой рыцари пировали за уставленным яствами столом, а в громадном полыхающем камине жарилась на вертеле кабанья туша, распространяя по всему залу опьяняющий мясной аромат. Краснолицый толстый повар обильно поливал тушу таким же красным, как и его лицо, соусом с кислым запахом домашнего вина. А два его помощника подкладывали в огонь ольховые поленья и медленно поворачивали вертел.

Мое воображение сыграло со мной злую шутку. Я так отчетливо представила себе эту картину, что мой нос нетерпеливо задергался, готовый уловить и вдохнуть терпкий, дурманящий аромат жареного мяса. А живот, протестуя против такой ужасной пытки, заурчал.

Я вынула из крохотного карманчика, спрятанного в складках юбки, часики. Уже подходило время обеда. И если я не потороплюсь, то вновь опоздаю. Как же мне не хотелось встречаться с родственниками! Однако я не собиралась давать миссис Редлифф лишний повод, чтобы отчитать меня и насладиться своею властью надо мной. Развеявшись несколько минут в саду среди густых душистых роз, я вернулась в дом и поднялась в свою комнату. Там я освежила лицо и причесала волосы. На переодевание времени уже не было. В коридоре я встретила Жаннин, как всегда, радушно улыбающуюся и словно мурлыкающую от переполнявшего ее радостного настроения.

— Ах, ты тут! — взмахнула она руками. — А я думала ты у старика или где-нибудь по дому бродишь. Ну, как замок? Уже все посмотрела?

— Только начала…

— Была на башнях? Там такой вид! Вся долина, как на ладони, и ближайшие деревни видны, и лес до самого горизонта. Только там все прогнило. Как и везде! Будь осторожна, если захочешь подняться. Еще сходи к крепостным стенам. Там башни крепче.

— Хорошо, спасибо, — еле успела вставить я.

— А как спалось? Кровать то у тебя какая огромная, а перина мягкая, пуховая, утонуть можно. В такой перине только младенческим сном спать, — и, не сделав паузы, настороженно спросила, подозрительно скосившись на меня. — Как спала? Ничего не слышала?

— Вы о привидении? — уточнила я. — Да вроде бы нет. Даже как-то обидно, что за всю ночь никто ни разу не завыл, не застонал и не загремел цепями у меня под дверью.

Жаннин хмыкнула и отвернулась. Когда подходили к гостиной, она предложила после обеда показать мне кухни и служебные помещения.

В этот раз в гостиной присутствовали все кроме Дамьяна. Завидев меня, дед подал команду рассаживаться и отодвинул для меня стул, стоявший справа от него. Леди Редлиф нахмурилась, но граф усадил меня и, опередив готовые сорваться с ее губ слова, воскликнул:

— Нора, побойся бога! Сама же вчера изъявила желание, чтобы тут сидела Найтингейл.

Леди Редлифф холодно кивнула и заявила:

— Только потому, что вчера тут сидел этот выскочка! — сделав выразительную паузу, она добавила, тщательно подбирая слова. — Я не против, если на это место ты посадишь ее. Назови ее наследницей, и она займет его по праву! Ты не можешь упрекнуть меня в том, что я хочу услышать официальное объявление, а не пространные намеки. Если в завещании будет стоять имя этого проходимца, этого ничтожества, я не вынесу этого!

— Я бы на твоем месте так не беспокоился. Едва ли столь легкое неудобство окажется для тебя летальным, сестрица. У тебя здоровье, как у шотландского горца!

— И все же, несмотря на твои похвалы моему здоровью, я хотела бы обезопасить себя от неприятных сюрпризов в будущем. Так это она?

Было заметно, что старик все больше раздражается. Все еще стоя за спинкой стула, он вперил гневный взор в Элеонору.

— По-твоему я завтра в могилу слягу?! — свирепо вскричал он. — Всем так не терпится узнать, что же будет после моей смерти! Кому же достанется главный приз! Такое чувство, что я скачу тут как надоедливая блоха, от которой все только и жаждут избавиться. Увы, у меня нет никакого желания поткать вам. Я еще не наскакался! Зачем раньше времени готовить себе похороны? Невинные родственнички грешили и за менее значимое наследство, чем Китчестер!

Щеки Элеоноры покрылись красными пятнами.

— Дорогой мой, ты хотя бы из любезности к своей любящей сестре мог бы не делать таких нелепых замечаний, — чопорно вымолвила она.

— И то верно. Ты настолько любяща, сестрица, что подобные замечания и впрямь кажутся смехотворными. — С притворной нежностью, граф растянул губы в улыбке. — Постараюсь быть любезным, хотя это насилие над моими чувствами!

Леди Редлифф на миг остолбенела, но тут же взяла себя в руки. Ее гордо расправленные плечи оттопырились назад еще сильнее, принимая подобие величественной осанки и демонстрируя окружающим наивысшую степень достоинства. Она обдала графа таким взглядом, от которого он тут же должен был примерзнуть к месту аккуратным сугробом и обрасти сосульками. Но вместо этого несносный старикашка расхохотался во все горло. А затем внезапно подпрыгнул, хлопнул в ладоши, притопнул ногой и резко крутанулся, завершив фортель шутовским поклоном в сторону Элеоноры. Та сидела каменным изваянием, не в силах пошевельнуться от обуревавшего ее всепоглощающего гнева. Лишь ярко-бело лицо, ставшее такого же цвета, как и ее парик с пучками мелких буклей, выглядывавших из-под крохотной шляпки, выдавало ее состояние.

— Твои выходки чудовищны, — процедила она, едва сдерживаясь, — Человек благородный не позволит ничего подобного! Это поведение слабоумного! Безумца! После такого я сомневаюсь в твоем здравомыслии, Лемуэл! Боюсь, что и в тебе есть червоточина. Ты такой же как…

— Хватит! — приказал граф, угрожающе возвысив голос и, расстегнув нижние пуговицы на извечном зеленом сюртуке, занял место во главе стола. Элеонора замолчала, с непроницаемым видом уставившись в пространство.

— Гривз! — в следующую секунду взревел старик. — Что ты там копошишься! Из-за твоей нерасторопности мы здесь до ужина проторчим!

Все это время ни я, ни кто-либо из присутствующих не покушался прервать их словесный поединок. Правда, лишь некоторые из нас с интересом следили за происходящим.

Склонившись и выставив вперед изящное ухо, с еле заметной улыбочкой Джессика, жадно впитывала каждое слово, будто смаковала весьма неприличный анекдотец. С неменьшей жадностью Жаннин взирала на сервант, где стояли дымящиеся блюда и кастрюльки. Стараясь высмотреть их содержимое, она вся извертелась, вытягивая короткую шею, и вряд ли до нее доходил смысл тех любезностей, коими обменивались граф и Элеонора. Впрочем, мистер Уолтер, занятый очередным поэтическим шедевром, также был далек от их банальной семейной ссоры. В его плешивой голове рождались и расцветали в своем великолепии непревзойденные рифмы и ослепительные метафоры, достойные в веках прославлять имя гениальнейшего из поэтов.

Для полковника Ферджиса Редлиффа этот день выдался не самым удачным в плане добычи. К несчастью, он был трезв и пребывал в состоянии глубокой отрешенности. Собственные тяготы заботили полковника гораздо больше, чем раздраженные голоса, болезненно раздававшиеся в мозгу. Скрючившись и подперев нетвердыми руками голову, он осоловелыми глазами сверлил пустой бокал, уповая волшебством взгляда заполнить его спасительной жидкостью. Никому не было дела до терзавшей его адской мигрени! Так же как и до него самого. Даже слуги не проявляли должного почтения и, обслуживая его, особо не церемонились. Наблюдая за тщетными попытками полковника донести до рта овощное рагу, я чувствовала жалость и, к стыду своему, некоторую брезгливость. Когда-то этот человек с гордостью и достоинством носил военный мундир и защищал честь Англии. А теперь от былой славы остались лишь нечеткие воспоминания, жалкими обрывками всплывавшие в пьяном бреду.

Но больше всех мое внимание привлекала Эллен Уолтер. Я очень обрадовалась, вновь увидев ее. Хотя женщина выглядела уставшей и еще более изнуренной, чем я помнила, при моем появление в гостиной она оживилась, приподняв в приветствии тонкую руку, и тепло улыбнулась мне. Ласковая улыбка осветила ее лицо, но тут же погасла под суровым взглядом Элеоноры.

Я заметила, что при первых гневливых нотках в голосе матери Эллен, сидевшая рядом с ней, одеревенела. Сцепив руки на коленях, она замерла и при малейшем повороте головы леди Редлифф сильно вздрагивала, как измученная укусами оводов лошадь. Только когда миссис Гривз, подхлестнутая нелицеприятными замечаниями деда, засуетилась, раскладывая еду, Эллен очнулась от оцепенения и вздохнула. От меня не укрылось, промелькнувшее в глазах облегчение, что гнев матери обошел ее стороной. Я была возмущена ее страхом перед высокомерной старухой. В этот момент она напомнила мне Сибил, когда та, живя с Пешенсами, находилась под жестоким гнетом, испытывая постоянный ужас от мысли навлечь на себя их недовольство.

Во мне вспыхнула твердая решимость хоть как-то защитить Эллен. Я считала себя способной противостоять деспотизму Элеоноры. По крайней мере, до этого мне удавалось держать ее на расстояние и считаться со мной. И хотя старуха всячески пыталась верховодить мной и указывать на мое "невесомое" положение, сама же она понимала, что не имеет надо мной никакой власти.

В Эллен же я надеялась обрести хорошего друга. Она единственная в этом доме, кроме деда, разумеется, была по-настоящему рада моему присутствию. И если бы не мать, то выказала бы мне гораздо больше теплоты и расположения. В ее запавших глазах, сдержанно посматривавших на меня, светилась искренняя сердечность. И я от всей души была благодарна ей за эту поддержку, которую не смогли сдержать ни суровость леди Редлифф, ни ее собственные страхи.

Обмен взаимными любезностями привел графа в приподнятое настроение. Аппетитно пахнущее содержимое тарелки не отвлекло старика от приятной его сердцу баталии. По его сверкающим глазкам и довольном прищуре, я поняла, что дед не прочь продолжить поединок. Что он и сделал. Засучив рукава и переплетя пальцы, старик хрустнул костяшками, после чего, с бахвальством сообщил нам, что сестрица, однако, разочаровала его, сдавшись практически без боя, словно желторотик, ненароком оконфузившийся под грозным взглядом генерала.

— И вообще, какое вам дело до моего наследства! — следом воскликнул он, не дав Элеоноре и рта раскрыть, а затем, тыкнув в ее сторону вилкой, зло гаркнул, — Хрен вам, а не Китчестер!

— Но, дорогой Лемуэл, я вовсе не претендую… — начала, было, леди Редлифф, но старик раздраженно треснул по столу, прервав ее неуместные оправдания.

— Черта с два! А то ты не метила получить поместье, если я не обзаведусь наследником! — в горячности дед резко взмахнул рукой, и кусочек тушеной печенки, не удержавшись от такого непристойного обращения на зубцах вилки, угодил прямо в перламутровое крыло жемчужной стрекозы, сидевшей на гофрированном воротнике его собеседницы.

— Только не выходи из себя снова, — потребовал граф с устрашающей любезностью, глядя на сочащийся соком кусочек печени, оказавшийся после соприкосновения с брошью на бархатном платье Элеоноры. — Ты понятия не имеешь, какой становится твоя каменная физиономия, когда ты пытаешься держать себя в руках, а не сорваться в припадке ярости.

К чести леди Редлифф, ее многострадальное самообладание выдержало эту постыдную экзекуцию. С ледяной невозмутимостью она стряхнула салфеткой злосчастный кусочек с колен и тоном нетерпящим возражений произнесла:

— Ты стал слишком стар, чтобы демонстрировать в обществе хорошие манеры! Графу Китчестеру не простительна подобная оплошность.

Не дожидаясь ответа, он поднялась, слишком небрежно бросив на стол салфетку, и та накрахмаленным краешком попала в тарелку, прилипнув к нетронутой горке рагу. Уже в дверях Элеонора приказала мисс Рассел следовать за ней, вспомнив о необходимости написать уйму сверхважной корреспонденции. Уверенная в покорности своего секретаря, она вышла за дверь, так и не обернувшись. Джессика же, закатив к потолку глаза, расторопно просеменила следом за ней.

Торжественное отступление Элеоноры граф сопроводил весьма колким смешком, который, к моему неприятному удивлению, поддержала Жаннин. Все это время она усердно опустошала свою тарелку, куда и Джудит, и миссис Гривз не уставали подкладывать внушительные порции добавки. И я была уверенна, что она не замечает ничего вокруг. Но как оказалось, интересы Жаннин простирались далеко за пределы ее желудка. Она не только осмыслила всю словесную дуэль, но и поторопилась обсудить ее, откровенно заявив, что полностью поддерживает графа Китчестера и надеется, что он сделает достойный выбор наследника.

— Еще бы это было не так! — елейно отозвался дед. — Только не надо так сладкоголосить! Твоя прыть никак не поможет Дамьяну! А наоборот может оказаться той ложкой дегтя, из-за которой провоняет вся бочка с медом.

Миссис Клифер, будучи не в силах подыскать слова для адекватного ответа, нашла убежище в потоке слез, между всхлипываниями жалуясь на несправедливость судьбы. Но если она думала смягчить стариковское сердце подобной тактикой, то допустила очередную ошибку. При виде текущих по полным щекам соленых водопадов, граф сморщился и бессердечно заметил:

— Тебе ли жаловаться на судьбу? Вот кому бы это не помешало, так твоему сыну, которого судьба одарила такой бестолковой матерью. Глядишь, Господь сжалится над ним и ниспошлет тебе хотя бы крупицу мозгов!

После того как граф бесцеремонно высказался, Жаннин вдруг позабыла, что должна заливаться слезами, и хлопающими глазами уставилась на меня, будто это я позволила себе в ее адрес нелестное, но довольно правдивое замечание.

— Дядя, вы слишком суровы к бедняжке Жаннин, — мягко произнесла Эллен, вытаскивая из рукава платья батистовый голубой платочек и передавая ей. Мне вдруг подумалось, что для пухлого носа миссис Клифер платочек будет слегка маловат. Эта мысль оказалась заразительной, так как печальные глаза Эллен на краткий миг задержались на этой выдающейся части лица Жаннин и тут же опустились, пытаясь скрыть неловкие смешинки.

В первый момент я думала, граф ответит ей также обидной грубостью. Но старик только громко крякнул, откинувшись на стуле, и похлопал себя по животу, выражая крайнюю степень довольства. Потом потянулся и невнятно пробормотал, что "глоток свежего табачного дымка" взбодрит его после сытного обеда. Он предложил мне прогуляться в саду, но я не желала вновь начинать разговор о моем будущем, какой, судя по упрямому блеску в глазах, дед был намерен завести. Как и леди Редлифф, граф терпеть не мог неизвестности, особенно, когда решение зависело от другого человека, и сам он не мог его контролировать. Из-за этого он только еще больше раздражался и вспыхивал при малейшем недовольстве.

Когда граф Китчестер оставил нас, Эллен заметно расслабилась и даже позволила себе положить десерт — маленькую порцию сливового суфле.

— На самом деле дядя не всегда такой…хм…неприятный, как сегодня — пробормотала она, разминая серебряной ложечкой бледно-лиловую мяготь.

— Ага, иногда он намного грубее, — вставила Жаннин, мощно сморкаясь в платочек.

— Кхм, кхм… — непроизвольно вырвалось у миссис Уолтер следом за оглушившими нас звуками. Она закрыла рот кончиками пальцев, то ли пряча улыбку, то ли в ужасе.

— Что, что, воробушек? — встрепенулся от записной книжки мистер Уолтер. Приподняв низко склоненную к столу голову с жиденькой сероватой растительностью, он озадачено поискал глазами жену и, наткнувшись на нее, некоторое время удивленно всматривался, словно процесс узнавания проходил чрезвычайно медленно.

— Тебе что-то необходимо? — спросил он с почти вымученной заботливостью, сквозь которую отчетливо просачивалось досадное раздражение. Если его жене и было что-то необходимо в этот момент, то после такой не в меру заботливости, всякая нужда в этом как-то сама собой отпала.

— Нет, — сухо отозвалась Эллен, не отрывая глаз от суфле. Она так и не попробовала его, а продолжала разминать, превратив лакомство в неприглядную кашицу. — Не беспокойся.

Едва ли ее муж утруждал себя этим трудоемким и неудобным чувством. Поспешно отвернувшись от жены, так и не удосужившись изобразить на своем лице хотя бы видимость интереса к ней, он вновь склонился над записной книжкой. С нежностью, достойной любовника, его пальцы пробежали по лощеным страничкам, выискивая неисписанный листочек.

— Горячность дяди из-за повышенной нервозности, — сказала Эллен, возвращаясь к прерванному разговору. — Ему предстоит тяжелый выбор. И потому он весь на нервах.

— Не скрою, — улыбаясь, заметила я, — благодаря его вспыльчивости, я испытала немало приятных минут, наблюдая за сменой эмоций на лице леди Редлифф.

Эллен не поддержала моей шутки. И я поздно поняла, что для нее самой это были тягостные минуты страха, когда она в напряжении ждала, что гнев матери может обрушиться на нее.

— Не понимаю, почему этот выбор тяжелый, — вмешалась Жаннин. — Мой мальчик тут уже несколько лет батрачит! И считает этот замок своим домом. И потом старикашка сам говорил, что Дамьян — это лучшее что он мог пожелать для Китчестера.

— Было, Жаннин, до появления дорогой Найтингейл.

— Но он может его усыновить, как и хотел! — вскричала миссис Клифер, едва сдерживая готовые политься вновь слезы. — Просто, теперь мы ему стали бесполезны, и он хочет избавиться от нас как от использованной вещи. А если он нас выгонит, то куда мы пойдем? На улицу!

— Ну что ты. Ты все слишком утрируешь, — промолвила Эллен, глядя, как Жаннин промокает глаза платочком, уже ранее использованным по другому назначению. — Ни дядюшка, ни кто-либо другой никогда вас не выгонит. Здесь ваш дом. И не принимай все так близко к сердцу. От этого случаются сердечные расстройства.

Слушая их разговор, мне вдруг захотелось признаться.

— Я не хочу этого наследства. И уже неоднократно заявляла об этот деду.

— Найтингейл, правильно ли я расслышала? — Эллен непонимающе смотрела на меня. — Ты не можешь отказаться от наследования.

— О, — тут же встрепенулась Жаннин, — значит, я могу… Дамьян может рассчитывать на то, что он будет владельцем всего этого?

Я замялась, уже сожалея о том, что не сдержалась. Зачем мне надо было болтать про это? Мне было неловко от того, что я поставила себя в такую глупую ситуацию.

— Если честно, дед не намерен следовать моим желаниям. Он заявил, что не хочет оставлять замок в чужих руках. А Дамьян, даже усыновленный, будет чужаком, как выразился граф.

— Но он вовсе не чужак! — пробормотала Эллен еле слышно. В ней уже чувствовалась усталость и, казалось, что она насильно заставляет себя сидеть здесь и произносить слова. — Он гораздо ближе и роднее к Китчестеру, чем многие из нас. В нем дух Китчестеров.

— Вот-вот, дух! — поддержала ее миссис Клифер, многозначительно подняв палец.

— Уверена, граф и сам это знает. Не думаю, что он ослеплен родственными обязательствами. Он должен видеть, что Дамьян гораздо полезнее в роли хозяина, чем я.

— Тогда почему же он остановил свой выбор на тебе? Ты права, дядя не стал бы выбирать то, что принесет меньшую пользу для Китчестера.

— Я не знаю, — развела я руками. — Правда, граф клятвенно пообещал мне, что если в конце своего пребывания здесь, я все еще буду настаивать на своем отказе, то он впишет в завещание Дамьяна. Дед хитрит. Он почему-то уверен, что замок заставит меня изменить решение.

— А это возможно?

— Надеюсь, что нет, — ответила я чуть дрогнувшим голосом, вспомнив, как, осматривая комнаты, представляла себя хозяйкой всего этого великолепия.

Это не укрылось от Эллен. Она внимательно взглянула на меня и понимающе кивнула.

— Дядюшка всегда отличался умением предугадывать события, — шутливо заметила она. Затем с усилием подняв руку, прижала два пальца к виску. — Мне лучше лечь в постель, пока сквозняки не добрались до моих слабых бронхов. Вы знаете, Найтингейл, в этих старинных домах гуляют порой такие смертоносные сквозняки, от которых легко подхватить простуду и в считанные дни отдать Господу нашему душу. Они беспощадны ко всем… особенно к детям.

Она поднялась, опираясь руками на столешницу и сняв со спинки стула шаль, укуталась в нее. Глубоко запавшие глаза задумчиво остановились на полковнике Редлиффе. Но я знала, что она не видит его скрючившейся фигуры. Ее скорбные мысли были совсем далеко отсюда.

— Я буду молиться за тебя, дорогая Найтингейл, — через какое-то время произнесла Эллен, — чтобы ты поскорее приняла верное решение. Уверена, и матушка, и дядя поддержат меня.

Подобный поворот не понравился Жаннин и, когда миссис Уолтер, сопровождаемая своим мужем, скрылась за дверью, она нетерпеливо затараторила:

— Не слушай ее! Они все против нас. Выскочки и прихлебатели! Вот как они нас называют. Вот увидишь, и тебя не минует эта участь. Кто ты для них? Никто. Какая-то непонятная внучка, свалившаяся как ком снега на голову. Это сейчас они радуются тебе, уговаривают принять, словно ценный дар, замок. А только затем, чтобы избавиться от нас. Они боятся Дмьяна! Да, да. Боятся, что он приберет все их никчемное владение и будет единолично хозяйничать. А их задвинет на задний план. Сами то живут, словно паразиты. Нещадно эксплуатируют его…

Эту тему миссис Клифер не оставила и потом, когда мы пошли осматривать служебные помещения. Приобщив к делу все свои немногочисленные актерские таланты, коими она владела хоть и не блестяще, но терпимо, Жаннин уговаривала меня ни в коем случае не менять своего решения и категорически отказываться от наследства. Она убеждала меня в катастрофических последствиях, если я стушуюсь и подчинюсь желанию графа, а также сообщила, что безгранично верит в мою твердость характера.

Я героически выстояла под напором ее страстного многословия, находя спасение в осмотре кухни и прилегающей к ней столовой, прачечной с сушильнями, кладовых и хозяйственных помещений. Временами, она прерывалась, чтобы представить меня слугам и вкратце рассказать о том, куда мы попали. Судя по тем фактам, которые она доводила до моего сведения, Жаннин неплохо разбиралась в хозяйстве и, приняв на себя обязанности экономки, отлично справлялась.

В половине пятого я с облегчением распрощалась с ней и, устав от сумеречных коридоров и душных помещений, решила выйти в сад. Мне еще предстояло осмотреть внутренний двор и прилегающие постройки, посетить оранжереи и совершить объезд по графским землям. Даже сам замок я еще не видела целиком! Но у меня уже не было сил! Сейчас мне больше всего хотелось взять книгу и посидеть в беседке, скрывшись от всех за ажурными стенками, увитыми зарослями ползучего плюща. Мне потребовалось четверть часа, чтобы найти в библиотеке книгу. Я взяла Джонатана Свифта и его "Путешествия". Как символично, размышляла я, выходя в сад. Я чувствовала себя Гулливером, заброшенным стихией в неизведанный мир. Как будто я проживала самое авантюрное приключение, в котором могли случиться со мной необыкновенные, а порой и совершенно немыслимые вещи. Этот замок, люди, интриги, в центре которых я оказалась, будоражили меня, заставляя смотреть на мир другими глазами.

В беседке стояла прохладная тень и густой аромат зелени. На полу у основания стенок высились крохотные кучки опилок, оставшиеся от жуков-короедов. А прямо со стен и крыши, выбив сгнившие дощечки, внутрь беседки свисали длинные щупальца плюща. Вокруг нее расползлись бесформенные заросли роз. Как хорошо тут! Увлекшись книгой и наслаждаясь спокойствием, я просидела так до самого вечера. Только когда солнце склонилось к горизонту, а глаза заныли от напряжения, устав всматриваться в нечеткие буквы, я побрела в дом.

За ужином леди Редлифф была спокойна и величава, словно и не было никакого разлада с братом. Граф же походил на того озорного, смешного человечка, каким я знала его во время наших встреч у речки. Он вовсю шутил и заразительно смеялся. Правда, никто кроме меня и Джессики его не поддерживал. В переменках между анекдотами, дед обсуждал вполне серьезную тему — предстоящее торжество по случаю пятидесятилетнего царствования королевы Виктории.

Ко мне Элеонора обращалась приветливо. В останавливавшемся порой на мне внимательном взгляде, я замечала, хотя в бликах свечей могло и чудиться, слабый намек на одобрение. Оно проявилось открыто, когда Элеонора усмотрела на моей груди серебряного соловья. Большая любительница украшений, леди Редлифф тут же попросила отстегнуть его, чтобы осмотреть голубоватые аметисты. Поднеся брошь к свече, она долго любовалась переливами и мерцанием камней. Так долго, что у меня возникли сомнения в ее невинном любовании.

Когда я уже опрометчиво поздравляла себя с приятно проведенным вечером, произошел инцидент. А началось все с полковника Редлиффа, сидевшего на том же самом месте, что и в обед, и в точно такой же скрюченной позе, пребывая все в том же состоянии глубокой отрешенности, отчего создавалось впечатление, будто он и вовсе не покидал свой стул, намертво прилипнув к нему. Так вот, полковник внезапно вскочил, задев локтем бокал и опрокинув его на пол, и вскричал, грозя, разносившей в этот момент чай миссис Гривз кулаками.

— Ах, вы чумазые твари! Варвары! Только посмейте осквернить своим грязными лапами мой красный мундир!

— Сядь, Ферджис! — негромко приказала Элеонора, но полковник и не подумал подчиниться. Наоборот, откуда-то в нем появилась прыть, достаточно бойкая, чтобы подвигнуть его на резвые передвижения по комнате, то ли участвуя в воображаемой погоне, то ли спасаясь бегством от грязнолапых "варваров".

— Матерь божья! Да их как тараканов! Индийские гниды! — он высокопарно выругался, демонстрируя великолепное владение, как английским языком, так и хинди. — Молитесь своим божкам! Только они не спасут вас от наших мушкетов!

— Сиде-еть! — скомандовала леди Редлифф, и угроза, прозвучавшая в ее голосе, умудрилась-таки проникнуть в воспаленный мозг ее мужа. Он не рискнул испытывать терпение жены и смиренно опустился на стул, вновь скрючившись и зажав голову в тисках ладоней.

Миссис Гривз, опасливо обходя буяна разлила чай. Джессика же уверила всех, что всегда считала полковника темпераментным мужчиной, не обделенным цветистым воображением. Эту тему хотела развить Жаннин, так как темпераментные мужчины были ее тайной слабостью. Но старуха оборвала ее на полуслове:

— Кстати, о молитвах… Милочка, — обратилась она ко мне, — ты уже была в семейной часовне?

— Нет, леди Редлифф. Я осмотрела только часть дома.

— Как непростительно с твоей стороны не почтить молитвой умерших! — возмутилась она.

Я опешила от внезапной атаки. Но мельком уловила, как дед нервно засуетился.

— Завтра я первым делом пойду туда. Мне действительно нужно было сразу побывать там.

— Уж потрудись, милочка.

— Завтра с утреца, — громко заговорил дед, — выберем тебе какую-нибудь клячу…Когда еще Дамьян появиться в Китчестере! Не сидеть же тебе без лошади! А после ленча можешь и в часовню наведаться.

Я обрадовалась перспективе получить лошадь. Даже если это будет кляча, все равно я буду счастлива. Мне еще с Академии полюбились утренние прогулки, когда мы с Софи и другими девушками устраивали безрассудные скачки. Я представила, как мы мчались, обгоняя друг друга, навстречу нам несся соленый ветер, обдавая лицо колючими морскими каплями…

— Найтингейл! Ты знаешь, где часовня?

Странный вопрос. Ей должно быть известно, что я не имею ни малейшего представления, где в этом громадном с множеством пристроек замке часовня.

— Не беспокойтесь, леди Редлифф. Я найду.

— Я не хочу, чтобы ты часами бродила, как заблудший дух, по замку в поисках маленькой часовни. Эллен тебя проводит!

— В этом нет необходимости… — начала я, но замолчала, заметив лицо Эллен. По нему расползалась мертвенная бледность. Она подняла руку к горлу и судорожно сжала его.

— Я? — выдохнула она прерывисто, с ужасом глядя на мать.

— Да, ты, — с ударением отчеканила Элеонора.

— Нет, нет… я не могу… — пролепетала Эллен. — Там сквозняки, сырость. Вы же знаете, как они губительны, матушка. Я там быстро хирею и заболеваю, потом лежу пластом и не могу пошевелиться от мучившего меня кашля и мигрени. Я итак хожу туда по воскресеньям…

— Не будь такой дурой, Эллен, — безжалостно процедила та. — Твои отговорки смехотворны и никого не обманут. Все знают, чего ты боишься! Пора кончать с этими беспочвенными и совершенно идиотскими страхами! Пора взрослеть, милая моя. Или ты до самой смерти будешь строить из себя немощную больную.

— Но моя астма… — пролепетала Эллен, все еще сжимая рукой горло, а другой, стиснув платок в сведенных судорогах пальцах.

— Господи Боже ты мой, возьми себя в руки! Вспомни, что ты, как-никак, леди, а не бочонок скисшей простокваши. На тебя смотреть тошно!

— Вам нет нужды заставлять миссис Уолтер, — резко вмешалась я, не скрывая негодование. — Я и сама вполне способна отыскать часовню и помолиться, если вы непременно настаиваете на этом. Кроме того, позволю себе неучтивость и замечу, что и вам надлежало бы вспомнить о том, что вы тоже леди, а не брюзгливый сапожник, который часами сквернословит и распекает все, что ему попадется под руку — от детей до расползшейся кожаной подошвы.

За столом раздался громовой раскат графского хохота. А Джессика не смущаясь своей нанимательницы, сделала мне замечание.

— Мисс Сноу, в этом доме не позволяют себе быть неучтивыми. Этого здесь не терпят.

Испепелив меня взглядом, леди Элеонора вежливо обратилась к Джессике, прозрачно намекнув на ее довольно шаткое положение в этом доме.

— Мисс Рассел вы с таким рвением исполняете свои обязанности, что даже умудряетесь отвечать за меня. Такое усердие обычно приводит к переутомлению. Мне будет жаль, если вы попросите отпуск для восстановления сил.

Удовлетворившись невнятным извинением со стороны секретаря, Элеонора вновь все внимание переключила на дочь.

— Я же тебя не на эшафот отправляю! Ты только проводишь туда Найтингейл. И все. И потом тебе нечего бояться, с тобой же будет эта боевая девица. У нее достаточно здравого ума и твердости, чтобы не поддаваться панике, если вдруг перед вами предстанет привидение.

При слове "привидение" Эллен рывком, удивительном при ее слабости, вскочила на ноги. Она поднялась таким странным, неестественным движением, словно какая-то сила вопреки ее собственной воле повлекла ее вверх.

— Хорошо, мама! Я это сделаю. Я провожу Найтингейл в часовню! — выдавила она сквозь душившие горло спазмы. И стащив со стула шаль, бросилась из комнаты, зажав ладонью рот, чтобы не разрыдаться прямо тут, на глазах своей матери.

— Зря ты так, Нора, — неодобрительно покачал головой дед. — Она вон при тебе какая пришибленная. От горя тронулась. А тут еще ты изводишь.

— Должен же кто-то растормошить ее, довести до ее замутненной болезнями и прочими вымыслами сознания, что так жить нельзя. Она сама стала похожа на привидение! При взгляде на нее у меня мурашки по коже. Ее вид утомляет. И согласись, дорогой Лемуэл, так больше не может продолжаться. Возможно, энергичность Найтингейл как-то подействует на нее.

Я не принимала участие в их разговоре. Во мне кипел гнев и я чувствовала себя отвратительно, будто это меня подвергли унижениям и, растоптав в грязи, бросили на растерзание голодным волкам. Если в самом начале ужина я готова была попытаться заключить мир с леди Редлифф, то теперь она была мне неприятна до коликов. И хотя, по ее словам, она действовала из добрых побуждений, ее инквизиторские методы были возмутительны. Я не в силах была досидеть до конца ужина и, как ни в чем не бывало, поддерживать беседу. Извинившись, я ушла к себе в комнату. Здесь меня ждал Гулливер и его новое назначение на пост шута в королевстве гигантов Бробдингнеге. Уж лучше читать о шутовстве на страницах книг, чем самой выступать в этой роли, развлекая толпу вечно-недовольных драконов, готовых в наказание сожрать все, что вызывает у них чувство дискомфорта.