Проезжая мимо мостика, где мы обычно проводили с графом наши встречи, я вдруг увидела его самого. Он сидел на своей любимой скамеечке и пыхтел трубкой, подставляя утреннему солнцу морщинистое лицо.

— Что вы здесь делаете, граф! — крикнула я ему, махнув рукой и пришпорив Дамми. — Вам надо быть в теплой постели и лелеять свой прострел. А не холодить косточки на ветру у воды.

— К дьяволу! — пыхнул старик клубом дыма и закашлялся.

— Вы специально поджидали меня. Я угадала? Знали, что я приеду сюда.

— Угу, — кивнул граф и указал трубкой на место рядом с собой. — Давненько мы тут не сидели, укрывшись от всех назойливых взглядов.

Я спрыгнула, привязала Дамми к дереву и села на траву у ног старика. Дед пыхтел, а я любовалась бликами солнца на воде, в которых прыгали и резвились длинноногие водомерки.

— В следующий раз придешь сюда с альбомом, — внезапно сказал дед. — Хочу, чтобы ты опять нарисовала замок. Теперь ты должна по-другому видеть его.

Через небольшую паузу он осторожно заметил:

— Ты так проникновенно говорила о Китчестере. Уверен, ты изменила свое решение!

— Вы ошибаетесь.

— Ты еще не распрощалась со своим капризом, упрямая девчонка!

— Это не каприз, граф! Я не понимаю, почему вы вдруг хотите пойти на такой неразумный шаг. Вы поете дифирамбы Китчестеру и уверяете, что все делаете во благо замку, хотя сами понимаете, что Дамьян был бы куда лучшим владельцем, чем я! Скажите честно, почему вы настаиваете? И не пичкайте меня разговорами о долге. Для вас самого это всего лишь возвышенная чепуха, которой можно пренебрегать, если она противоречит вашим интересам.

Старик улыбнулся, и его улыбка мне не очень понравилась. Как будто он слишком многое принимал как должное, как будто считал, что я в любом случае приму его сторону и что если он достаточно выждет, я стану на его точку зрения.

— Так надо, Роби! И прими это… Да, я могу аннулировать документы, где восстанавливаю в правах сына, и все останется так, как было все эти двадцать лет. У меня не будет сына, не будет законной внучки и не будет наследника! Тогда я усыновлю Дамьяна и напишу завещание на него. Но…это не то, чего я хочу! Я буду ждать твоего согласия сколько угодно, до самой смерти, если на то пошло. Я должен искупить свою роковую ошибку и то, что слишком долго не признавал ее. Я знаю, как сделаю это! Когда-нибудь ты скажешь "спасибо" за то, что я был терпелив и настойчив.

Что-то странное звучало в его словах, какое-то скрытое лукавство непонятное мне. Мне это не нравилось. Не зная, что задумал дед, я стала настороженно относиться к его словам. От старика можно было ожидать любой выходки!

Я легла на траву, перевернувшись на живот и подставив руки под подбородок, устремила взор на замок. Как я вижу Китчестер? В одном граф прав, сейчас я вижу его совсем по-другому, чем в те дни. Тогда он был для меня чем-то нереальным, дивным видением на ничем непримечательном английском лугу. Сейчас же… Мои чувства были противоречивы.

Замок меня околдовывал. И тревожил. Днем меня все очаровывало в нем, захватывало даже то, что я нередко терялась в лабиринтах комнат и коридоров и долго плутала, пытаясь найти дорогу. Но в сумерки, стоило мне остаться одной, я, стыдно в этом признаться, начинала поминутно озираться и оглядываться. А в последнее время мне стало казаться, что я слышу у себя за спиной тихие, шелестящие шаги, подкрадывающеся ко мне. Мне чудилось, что меня толкают в какой-то опасный водоворот, который поднялся на поверхность с моим появлением в замке. Даже стены могли в любой момент сдавить меня и заключить в прохладном мраке, словно в тюрьму. Я встряхнула головой, отгоняя эти мысли. Ничто не удерживало меня. Я была абсолютно свободна и могла уйти отсюда, когда пожелаю. Было глупо чувствовать, как по спине ползут мурашки, будто я должна была чего-то бояться в Китчестере.

В конюшне я увидела Дамьяна. Вместе с Леми он чистил Соловья. Точнее мальчишка стоял перед мордой жеребца, кормил его яблоками и самозабвенно о чем-то лопотал. А Дамьян натирая замшей лошадиный бок, с серьезным видом слушал его, вставляя краткие замечания, приводившие Леми в состояние бурного экстаза, и он лопотал с еще большим энтузиазмом. Заметив меня, мальчик замахал мне, но остался на месте, важно просовывая между крупными зубами коня кусок яблока. Кучер сидел на ящике у стола и точил нож, при моем появлении он поднялся и поклонился. Конюха не было видно, наверно поэтому, Леми так спокойно вертелся возле Дамьяна.

— Не хочешь к нам присоединиться? — пряча улыбку, спросил Дамьян, скосив глаза на рыжего паренька и подмигнув мне.

— Думаю, вас и двоих на одного Соловья хватает! — промолвила я, но все же подошла послушать, о чем таком самозабвенном разглагольствует Леми.

— Ты знаешь, оказывается наш мистер Стоун, — Дамьян чуть поклонился мальчишке, чем привел того в шоковое состояние, — намерен в будущем стать самым лучшим конюхом! И это еще не все, он хочет учиться тренировать лошадей и в будущем работать ни где-нибудь, а в самих королевских конюшнях! Устремленный сорванец, не находишь? В нем не только интерес к делу, но и отличное понимание… э-э… предмета…

— А вам правда-правда интересно? — подняв на собеседника умоляющие глаза, выдавил рыжий паренек, не в силах совладеть со счастьем от собственной значимости в глазах этого приятнейшего человека.

— Ну разумеется, — без колебания отозвался Дамьян. Это утверждение окончательно лишило Леми способности выражать вслух свои мысли, и он блаженно засопел, устремляя победные взоры на кучера, который к несчастью, не разделял мнения мистера Клифера и оттого не выразил какого-либо достойного уважения к успеху мальчика.

Я вышла из конюшни, размышляя о той новой стороне, что открылась мне в Дамьяне. Когда он говорил о Леми, я ощутила в его словах искорку гордости за мальчика, и это поразило меня. Он не смеялся, не издевался, а самым серьезным образом восхищался маленьким, дерзким, но смышленым пареньком. Однако уже вечером, это светлое впечатление, что вызвало во мне его отношение к мальчику, померкло, уступив место горькому разочарованию.

Еще не было полуночи, когда я решила сходить в библиотеку и взять новую книгу. Свифта я закончила, а те книги, что привезла с собой из Сильвер-Белла, были зачитаны до дыр и сейчас лежали на дне сундука. Для моего таинственного визитера, который с завидной регулярностью подкрадывался к моей двери по ночам, время было еще раннее. Сегодня я решила, что не струшу, возьму себя в руки и в тот момент, когда он будет стоять у двери, распахну ее, встретив лицом к лицу. Эта личность меня очень интересовала. Кто и зачем играет со мной в эти непонятные игры? Что ему надо от меня? Ведь неспроста он каждую ночь совершает вылазки к моей комнате!

Накинув халат, а сверху шаль, я взяла подсвечник, весьма удобный — с высоким стеклянным колпачком, защищавшим огонек от сквозняка, и вышла в коридор. Я быстро пересекла узкую тропинку между башнями, войдя в главный дом и, преодолев множество коридоров, оказалась в библиотеке. В первый момент я не обратила внимания, что из настольной лампы, которая была занавешена то ли покрывалом, то ли шалью, отбрасывая неясное пятно на темно-зеленые портьеры, мерно струился мягкий таинственный свет. Я подошла к книжному шкафу, к тому, где стоял Свифт, и, встав на цыпочки, засунула книгу на полку. Раздумывая над тем, что почитать, я двинулась вдоль ряда шкафов, ведя пальцами по книжным переплетам. И вдруг я увидела их!

Они были почти у самого окна, скрытые столом и опрокинутыми стульями. Против воли, будто меня что-то неудержимо тянуло, я приблизилась к столу. Они не замечали меня, да и вряд ли им было дело до того, что творится вокруг. Боясь дышать, я не сводила с них глаз. Ослепительная мысль молнией пронзила меня — что я тут делаю?! Господи, что я тут делаю! Зажав рот рукой, боясь, что слова, полные отвращения к себе, вырвутся из меня, словно бешенные псы, сорвавшиеся с цепи, я стала осторожно отступать. И в этот момент взгляд мой упал на лицо девушки. Все это время оно было в тени, и я не могла разглядеть его, теперь же, когда я отступала, неяркий свет от лампы упал на нее. И я замерла, опешив. Широко раскрытые глаза Джудит, а это была именно она, а не Джессика, как я думала, уставились на меня. Они кричали, вопили, умоляли меня! С ошеломляющей явственностью я поняла, что происходит в этой комнате! Руки Дамьяна шарили по телу девушки, без усилий разрывая плотную ткань платья. И в следующий миг остервенелая, слепая ненависть обуяла меня. Не знаю, как, каким-то чудом, я заметила на столе брошенную куртку, а на ней — его излюбленный хлыст. Инстинктивно, совершенно не соображая, что делаю, я схватила его. Истертая кожа будто обожгла пальцы. Я ненавидела этот хлыст точно так же, как ненавидела его хозяина. Всей душой! Ненависть сдавила грудь. И я, вскрикнув, ударила…Ярость настолько сильная охватила меня, что из глаз брызнули злые слезы, а рука не дрожала, нанося удар за ударом. Прежде чем Дамьян вскочил на ноги, я с каким-то торжествующим злорадством успела заметить, как на его светлой льняной рубашке проступили красные полосы. Зарычав, он бросился ко мне, вырвал хлыст, оставляя на ладонях жгучие следы содранной кожи, и замахнулся на меня. Удар пришелся на плечо. Но не такой сильный, как можно было ожидать. Он замахнулся вновь, но я не отступила, не сделала попытки закрыться. Безумно долгий миг мы прожигали друг друга уничтожающим взглядом. Но вот, отбросив хлыст, Дамьян хрипло расхохотался. Он был пьян. Я с омерзением взглянула на него. Все отдала бы, чтобы в этот миг у меня в руках оказалась шпага! С каким бы превеликим наслаждением я проткнула его черное сердце!

— Мисс, мисс… — с усилием я перевела взгляд на Джудит. Я вдруг осознала, что совсем забыла о ней. Девушка стояла, ссутулившись, сцепив руки и прижав их под подбородком. На ее распухшем от слез лице читался мучительный стыд. Она со страхом косилась на Дамьяна и пыталась выдавить из себя какие-то слова. Я вспомнила, как неоднократно замечала, что она боится его. С удивившим меня хладнокровием я произнесла:

— Джудит, мне кажется, в это время ты должна быть в постели?

— Мисс Сноу, — пролепетала девушка, трясясь как осиновый лист, — прошу вас, не думайте обо мне плохо! Прошу вас…

— Она пришла по моему вызову! — процедил Дамьян. — Тебя что-то еще интересует?

Я раньше не предполагала, до чего может дойти его самоуверенность. Есть ли предел бесстыдства для бессовестного человека?

— Нет! Меня больше ничего не интересует! Пойдем Джудит, я провожу тебя. В такое позднее время опасно ходить одной, особенно по двору. Можно напороться на множество препятствий!

— А вы, мисс Сноу не боитесь, возвращаясь обратно, ненароком напороться на те же самые препятствия, от которых вы так рьяно пытаетесь уберечь Джудит?

— Нет, не боюсь, мистер Клифер. Препятствия не имеют нахальную привычку становиться у меня на пути, потому как я весьма напористый человек, и смогу преодолеть их любым способом, даже не страшась запятнать свою репутацию. Идем, Джудит…

— Иди, Джудит! — почти ласково приказал Дамьян и, вперив в меня смоляные глаза, заволоченные пьяной дымкой, вкрадчиво произнес — Мисс Сноу задержится…Мне не терпится услышать от нее, что же это за способ расправы с препятствием, каким благовоспитанная леди может запятнать репутацию. В моем представлении такой губительный для юной девицы способ отнюдь не избавляет ее от препятствия, а наоборот делает его все больше непреодолимым.

— К сожалению, я не могу удовлетворить ваше любопытство, мистер Клифер, — невозмутимо отозвалась я. — Сегодня я очень устала, и мне не терпится подняться в свою комнату.

— А мне, золотко, не терпится удовлетворить… свое разыгравшееся любопытство и услышать, а может быть и увидеть, этот заинтриговавший меня способ.

— Вы пьяны! Вам следует проспаться, а не загружать свой мозг всякими ненужными вам знаниями! Пойдем, Джудит…

Я развернулась и сделала шаг к двери.

— Джудит, ты пойдешь одна!

— Она пойдет со мной! — требовательно отрезала я

Он замолк, не сводя жестокого, исподлобья, взгляда с трясущейся в ужасе девушки.

— Джудит, — зловеще прошелестел он едва слышно. Неприкрытая угроза таилась в его глазах.

— Простите, простите, мисс Сноу… Я… я должна… — она с силой вытерла глаза ладонями и, подобрав подол юбки, бросилась к двери. Через мгновение ее ботинки громыхали по коридору.

Я без промедления последовала за ней. Но в отличие от Джудит, не могла спастись бегством. Пытаясь совладеть с собой, не показать пожиравший изнутри меня страх, я как можно непринужденней зашагала к двери. За спиной стояла гробовая тишина. "Слишком тихо…слишком тихо…" — накатывало волной страха. Страх раскачивал тяжко бьющееся сердце, мешал идти, острыми молоточками бил под коленки. Он разрастался, гулким колоколом отдаваясь в груди. Как же долго, бесконечно долго я иду! И вдруг, когда между мной и дверью оставалось всего несколько шагов, за спиной раздался неистовый рев. Звериный, бешенный рев! Немой ужас сковал меня. Я обернулась. В лице Дамьяна не было ничего человеческого. Леденящий оскал перекосил его. Он сорвался с места и ринулся ко мне, яростно отшвырнув попавшийся на его пути стул. Бессознательно я проследила, как стул летит через комнату, как врезается в шкаф, как оттуда с грохотом сыплются на пол книги.

Одним громадным прыжком я преодолела расстояние до двери и стала дергать ее, молясь успеть выскользнуть, пока он не схватил меня. Но дверь не поддавалась! Джудит закрыла нас! Закрыла меня с этим зверем! Я в ужасе закричала. Лишь потом я поняла, что дергала дверь на себя, вместо того, чтобы распахнуть ее от себя. Но понимание это пришло позже, сейчас же я судорожно дергала, пытаясь спастись. Но чуда не случилось. Я ощутила, как его руки обхватывают меня, одним рывком отдергивают от двери, разворачивают, словно безвольную куклу, и с силой придавливают к стене.

— Ты не посмеешь! — выкрикнула я. Но его рука в следующий миг накрыла мой затылок, впиваясь пальцами в волосы, и притянула к себе.

— Значит, не посмею? — хрипло рявкнул он, переводя пылающий яростью взгляд на мои судорожно сжатые губы. Даже сейчас, когда пишу эти строки, вновь оживают чувства, вырвавшиеся из ниоткуда, завладевшие мной, лишившие воли. Я чувствовала себя совершенно бессильной перед ним.

— Посмею, соловей… — прорычал он, и губы, тонкие, жесткие, ненавистные губы прижались к моим. Он целовал неистово, беспощадно, словно против воли, словно на пределе, словно человек, достигший глубин отчаяния, которому некуда деваться.

Его руки все сильнее обхватывали меня, дыхания не хватало. Он долго, бесконечно долго целовал меня и наслаждался моими бесполезными попытками освободиться, яростными нечленораздельными криками. Будто решил проучить меня, указать настоящее место, и я ненавидела его за это, ненавидела все больше, потому что он знал, как целуют женщин, и смог пробудить во мне странные, дремавшие до сих пор ощущения.

У меня получилось высвободить руку, и я что есть мочи вцепилась ему в волосы. Он вскрикнул и, чуть не сломав запястье, вывернул мою руку за спину, вновь прижал к себе.

Я стала извиваться, пытаясь вырваться, не сводя с него глаз, в надежде, что он прочтет в них отвращение, но Дамьян только издевательски скривил губы.

— Давай дергайся, это только заводит меня…

Намеренно непристойный смысл его слов заставил меня оцепенеть. Я почувствовала его горьковатое от алкоголя дыхание.

— Не надо, — выдохнула я. — Прошу…прошу тебя!

Долю секунды я думала, что Дамьян расхохочется мне в лицо. Но он вдруг склонил голову и на краткий миг прижался к моей шее.

— Ведьма… — услышала я глухой шепот, а затем он сказал громко и насмешливо — Ну, раз птичка просит…

Его руки разжались, и он отступил. Я втянула воздух, чувствуя пьянящую свободу, но в то же время непонятое, до конца неощутимое разочарование кольнуло сердце, как будто я поняла, что не хочу убегать, не хочу скрываться, и это открытие было таким пугающим. Никогда, никогда я не испытывала ничего подобного, словно сам демон завладел мной.

Глядя на него сквозь дымку растрепавшихся волос, я принялась яростно тереть рот тыльной стороной ладони, чтобы как-то извести, изгнать те чувства, что всколыхнулись во мне. Но все это было пустой бравадой. Я сделала шаг, чтобы уйти, но его нога резко уперлась в стену, преграждая путь. Значит, я все еще в его власти!

— Ты ведешь себя несколько… бесцеремонно, — я постаралась произнести слова ледяным тоном, но все, что получилось — это жалобное сипение.

— А что еще ожидать при таком воспитании, как у меня? Но довольно обо мне. Ты представляешь собой гораздо больший интерес.

— Неужели для тебя кто-то более интересен, чем ты сам?

— В данный момент, как это для тебя ни удивительно, да! — он вдруг пристально посмотрел мне в глаза. — Признайся, что испытываешь ко мне больше, чем простое проявление дружелюбия?

— Решил, что взял надо мной верх? — в запальчивости воскликнула я. — Так ты добиваешься своих гнусных побед?! Бедные девушки…

— Заткнись, Найтингейл! — грозно прошипел он, приблизившись вновь. Мой гнев и страх забавляли его. — Восхитительная уверенность в себе! Рвешься в бой, а саму всю трясет от страха. Только не кричи слишком громко. Библиотека хоть и далеко от жилых комнат, нас могут услышать. И тогда твоей драгоценной репутации, действительно, конец…Ну же, признайся я небезразличен тебе…глубоко небезразличен.

— Нас могли услышать еще тогда, когда ты ревел, как затравленный вепрь, не удосуживаясь сбавить тон. Так что сейчас смешно беспокоиться об этом. Пропусти меня, мне…

— Не юли, птичка… Когда прекратишь сопротивляться? Ты сама знаешь — мы созданы друг для друга! Я понял это еще в тот день, когда ты, как слабоумная, ринулась спасать девчонку. Ты поразила меня тогда. Поразила…нет, в тот день ты убила меня. Я поклялся, любым способом завладеть тобой…Да, не вздрагивай так! Если б мне нужно было только твое тело — я уже давным-давно насытился, а, возможно, и пресытился тобой. Но, нет — мне нужна ты! Вся!… Или ты думаешь, я не слышу недоверчивости ко мне, думаешь, не чувствую, что любые мои слова тебе кажутся неискренними. Ты уверена, будто я играю с тобой. Это все вздор. Я честен с тобой! Я говорю то, что у меня на душе. У тебя талант заставлять раскрывать перед тобой душу.

— А когда ты узнал, что я внучка графа Китчестера, то ты, наверняка, поразился еще сильнее!

Он осклабился.

— Я не отрицаю, мне нужен Китчестер. Я буду удовлетворен вдвойне, получив и тебя, и замок. Мы поженимся, хочешь ты этого или нет! Но надеюсь, к тому времени ты будешь хотеть этого, так же сильно, как я. Впрочем, уже сейчас достаточно одного поцелуя, чтобы ты сдалась и забыла всю свою чопорную холодность. Кстати, у тебя есть еще время посопротивляться, поиграть со мной, если тебе так этого хочется. Меня забавляет твое…трепыхание. Свадьбу я хочу пышную и будет она тогда, когда я встану на ноги и смогу обеспечить стабильным доходом Китчестер и нас…

— Свадьбы не будет! Никакой! Никогда! — воскликнула я в сердцах. — Неужто ты думаешь, что я смогу выйти за тебя после всего, что ты творишь…Зная, о твоих гнусных, омерзительных поступках…Что ты за человек, когда спокойно можешь брать девушку силой и оставаться бесстрастным к ее мольбам!

— Ее никто не принуждал, она сама пришла!

— Не принуждал?! Вздор, я видела вас. Это было насилие в самой вопиющей форме.

— Если тебе угодно, — кротко ответил он. — Только повторяю, она сама пришла. Девчонка знала, что ее здесь ожидает, и все же пришла. Почему я должен отказываться от того, что мне так покорно преподнесли?

Он откровенно разглядывал меня и был до отвращения уверен в себе.

— И потом, не верю, что ты такой тугодум и не сообразишь, что я никогда не выйду замуж за того, кто видит во мне наследство…к тому же только предполагаемое, а не меня саму. Тебе нужен Китчестер, а не я! Забирай его, а меня оставь в покое. Я отказалась от замка! Сколько раз уже можно повторять это! Ты же мне ненавистен, я презираю тебя, презираю твое бездушие, твою жестокость, твое высокомерие, твой цинизм, с которым ты смотришь на жизнь.

— Надо же, сколько впечатляющих достоинств ты во мне разглядела! — ехидно пошипел он.

— …Никто, ни один человек, даже твоя собственная мать, не может вызвать в тебе по-настоящему искреннюю любовь! Я вообще сомневаюсь, есть ли…

— Не криви душу, маленькая лицемерка. Ты же знаешь, что есть… — глаза его блестели, их выражения я не могла понять. Целая гамма чувств — страсть, ярость, ирония, лукавство, удовольствие. Удовольствие того рода, которое испытывает кошка, забавляясь с мышью.

Не нужно было говорить все это, но так долго копившиеся эмоции вырвались наружу, и я ничего не смогла поделать с собой. На мгновение Дамьян затаил дыхание, и я приготовилась к гневному отпору — от него исходила волна едва сдерживаемой ярости, и, зная бешеный характер этого человека, я должна была бы испугаться. Но Дамьяну, не в пример мне, удалось сдержаться.

— Больше нам не о чем говорить, не так ли? Пока…Я не отступлюсь, Найтингейл! Пойдем, я провожу тебя, в такое позднее время опасно ходить одной, — бесстрастно повторил он мои слова и протянул руку, но я проигнорировала ее, больше боясь прикоснуться к нему.

— Спасибо, справлюсь сама, — по-детски огрызнулась я, чувствуя, что голос все еще дрожит.

Не теряя времени, я проскользнула мимо него и вылетела в коридор. Я вихрем промчалась по лестницам и коридорам и ворвалась в свою комнату. Первым делом я ополоснула лицо ледяной водой, пытаясь смыть горький вкус его поцелуя и унять охвативший меня жар. Вскоре волнение утихло, и хотя руки все еще тряслись, чувствовала я себя уже гораздо спокойнее.

Лежа в постели я никак не могла перестать думать о нем и о том, что случилось.

Этот человек завораживал и притягивал. Сколько бы я ни отвергала своих чувств, пытаясь сохранить хотя бы каплю достоинства, в душе я понимала, что действительно питаю к нему гораздо большее, чем простое проявление дружелюбия. Истина была мучительной, но я не могла больше бежать от нее. Не могла больше лицемерить! Я хотела быть с ним! Хотела — несмотря на то, что знала, какой он. И вот сейчас, когда Дамьян так манил меня за собой, мне предстояло дать ответ на жизненно важный вопрос: добивается он меня или Китчестер? Ответить, конечно, можно было бы, что добивается он и того, и другого, кстати, он и сам не отрицал этого. Но суть была в другом: действительно ли он любил меня? Или — в его сердце был лишь Китчестер! Я должна умерить свой пыл. Я прекрасно сознавала его намерения и должна быть осторожна! Он видел себя соблазнителем; я же считала себя женщиной, которая, даже впав в искушение, не собирается отбросить гордость настолько, чтобы забыть о достоинстве и потерять голову.

Засыпая, мне вдруг пришло в голову, что мой ночной гость так и не появился. И хотя мои мысли были заняты Дамьяном, шелестевшие за дверью шаги я бы услышала. Это навело меня на определенные подозрения…

В течение следующих дней Дамьян как будто преследовал меня. Этого невозможно было избежать. Куда бы я ни направлялась, везде оказывался он. Он смотрел на меня с легкой усмешкой, как бы говоря: "Бесполезно пытаться бежать. Ты же знаешь, что никогда не сможешь от меня скрыться". Иногда на короткое время он уезжал по делам, я радовалась этому и в то же время постоянно бросала взгляд на часы, ожидая его приезда. Атмосфера в доме накалялась. Каждый час, проведенный с ним в доме, казалось, был чреват опасностью. И все же я чувствовала, что живу жизнью вдвое более насыщенной, чем обычно.

Для дневных прогулок я стала выбирать такое время, когда была точно уверена, что Дамьян работает в теплицах или же уехал. Я твердо решила разобраться со своими мыслями. А делать это лучше в одиночестве, а не под прицелом пронзительных, всепонимающих глаз.

Погода в эти дни была унылая, как и мое настроение. Холодный дождь начинал лить с утра, радуя нас лишь короткими перерывами. Небо нависло так низко, и чудилось, будто деревья своими разлапистыми верхушками рвут тучи, закрывшие рассеянный диск солнца, который вот-вот скатится на землю. Целый день стоял плотный туман, и лишь яркие цветы — мальвы у дороги, вдовушки среди полей и розы в саду — радужными пятнами выделялись в туманной серости.

В один из дней, когда дождь на время утих, дав небольшую передышку своему усердию, я была в своей комнате. Беспокойные мысли заполняли голову. За окнами свистел ветер. Я прижала нос к стеклу и, стараясь отвлечься, разглядывала очертания конюшни, но видела лишь, как в тумане мерцает желтый фонарь над входом. "Могу ли я верить Дамьяну?" — вновь и вновь задавала вопрос. Как сочетать холодный расчет убийства с огнем в его глазах, когда он говорил о своих чувствах ко мне? Здравая сторона моей натуры, возмущалась, и заявляла, что этот огонь предназначался вовсе не мне — а Китчестеру! Но как же хотелось верить…

Комната давила на меня, хотелось подставить лицо холодному, пронизывающему ветру. Не могу больше оставаться тут! Выйдя из замка, я пересекла сад и пошла к крепостной стене туда, где высилась одна из сторожевых башен. Мне нравилось забираться на самый верх и, остановившись у края зубчатого парапета, обиталища вечно пребывавших на страже воронов и летучих мышей, осматривать окрестности.

Направляясь по дорожке между домами, я вдруг ясно ощутила, что за мной кто-то идет. Иногда слышался стук камешка под чьей-то ногой, иногда — поскрипывание гальки. Я обернулась, но так как кругом были дома и заборчики, за которые можно без труда спрятаться, я никого не увидела. Мне стало не по себе. Глупости! Это какой-нибудь здешний житель. Но обычно они приветствовали меня, а не шли бессловесно за мной. И все же я ускорила шаг.

Недалеко от конюшни бегали дети, играя в прятки. Туман располагал к игре. Они визжали от восторга, когда водивший проходил совсем рядом с тем, кто прятался, ничего не заметив в тумане. Мелькнули рыжие патлы Леми Стоуна. Он помахал мне, окликнув как "леди Найтингейл", и, подбоченясь, хвастливо оглядел друзей.

Через пару минут я подошла к башне. Стоя у входа, я прислушалась. Но никаких шагов или подозрительных звуков не наблюдалось. Опять я фантазирую. Я стала слишком трусливой, шутливо пристыдила я себя. Наверх вела винтовая лестница с веревочными перилами. Из всех башен — эта была самая сохранившаяся. Деревянный настил здесь еще держался, а не грозился провалиться от одного лишь дуновения ветра. Внизу в стены были вбиты крюки, полностью проржавевшие от времени, и можно было представить, как когда-то здесь висело оружие. Винтовая лестница вела на самый верх, под крышей она сужалась, и крутой подъем выводил на площадку. А сбоку от подъема находилась каморка, куда прятались стражники в непогоду. Она была очень низкой, и, осматривая ее впервые, мне приходилось нагибать голову.

Я поднималась, слушая завывания ветра. Вспомнилось, как дед, когда мы пришли сюда первый раз, рассказывал историю о благочестивой жене графа, которая, согрешив с любовником, не выдержала тяжести греха и бросилась вниз с башни. Только старик, рассказывая, все время путался и никак не мог решить — то ли жена сама спрыгнула, то ли ее сбросил оскорбленный муж; и случилось ли это здесь или в какой другой башне… За давностью лет такие мелочи забываются.

Лестницы были очень крутыми, и на полпути я остановилась, чтобы перевести дыхание. Странно, что жена графа не осталась бродить по замку в качестве таинственной "белой леди", третировавшей последующие поколения Китчестеров своим жалостливым видом, как обычно бывает в старинных легендах. Хотя она прекрасно подходила на эту роль. И все же, по словам деда, после наступления темноты никто не поднимается на сторожевые башни, и даже стараются не ходить мимо них. Мало ли, что может привидеться! Может быть, ни одна бедная женушка распрощалась со своей бренной жизнью, падая с древних стен.

Как бы то ни было, сейчас стоял день, а не ночь. Но всё же, меня охватил какой-то суеверный трепет. Я представила, как измученная отчаянием женщина поднималась по этим крутым лестницам, держа в руках хрупкую свечу, и метущийся танец огонька разбрасывал по стенам зловещие, алчущие душевных тревог тени. Захваченная этой мрачной картиной, мне вдруг почудилось, что я слышу звук ее шагов на ступеньках, тихое поскрипывание досок под ногами. Мне даже показалось, будто внизу кто-то есть…

Тряхнув головой, я отогнала нелепые фантазии, и стала торопливо подниматься наверх. Наконец, я добралась до конца лестницы. Дощатый подъем вел на площадку. А справа от него была каморка. Покосившаяся дверь едва держалась на петлях и поскрипывала. В большие щели между неровными досками, изъеденными жучками и почерневшими от сырости, слабо пробивался дневной свет из узкого стрельчатого оконца.

Я вышла на площадку и подошла к парапету. Ершистый ветер тут же сорвал с головы капюшон и принялся играть с плащом, раздувая его, как парус, за моей спиной. На миг я закрыла глаза, вдыхая пьянящий аромат омытого дождем, туманного луга. Ни леса, ни деревни не было видно — все утопало в тяжелой, клубящейся пелене тумана, который не могли развеять даже самые сильные порывы ветра.

И снова раздались шаги. Едва уловимо заскрипели ступени. Я прислушалась… Все тихо. "Воображение", — сказала я себе. Или нет?

— Кто здесь? — крикнула я.

Тишина. Пугающая тишина. Нет, я не одна в этой башне! Я была уверена в этом. Я отступила в угол и застыла, не сводя глаз с проема. Кто-то поднимался по ступеням. Кто-то медленно, крадучись шел за мной следом. Почему он не откликается? Я позвала вновь. И вновь тишина. Если его намерения чисты, разве он пугал бы меня, разве молчал? Тут я вспомнила о загадочных визитах к моей комнате, о шелестевших у моей двери шагах и осознала, что тот, кто сейчас поднимается в башне и мой ночной гость — один и тот же человек. И, теперь я была абсолютно уверна, человек, который хочет навредить мне.

— Кто вы, отзовитесь!

Но в ответ лишь мучительное безмолвие. Шаги раздались совсем рядом. Слышно было, как под тяжестью человека прогнулся дощатый настил. Меня охватила паника. Я уговаривала себя, что бояться нечего, что это кто-то…свой. И с чего вдруг я забеспокоилась? С чего вдруг эти глупые, совершенно идиотские, необъяснимые мысли, что меня хотят убить?! Вздор, бред, чепуха…И все же я стояла, прижавшись спиной к холодному камню, и молилась о чуде. Иногда мне кажется, что за нами и впрямь приглядывает ангел-хранитель, готовый прийти на помощь в минутут отчаяния.

Внизу у самой башни раздался гвалт ребячьих голосов. Судорожно бросившись к парапету, я перегнулась через край, вцепившись в камень рками, и закричала, что есть мочи:

— Леми, Леми Стоун!

— Я здесь, леди! — отозвался мальчишка.

Сердце бешено колотилось. Руки скользили. Это его шанс! Ему стоит только выскочить и перевернуть меня через парапет! Я отпрянула и вжалась в стену, уставившись в проход.

— Леми, поднимайтесь на башню. Все! Все поднимайтесь!

Что я им скажу, когда они придут?! Что испугалась шагов? Что меня вдруг одолели какие-то смутные предчувствия? Но ведь человек так и не появился. Если он ничего не имел за душой, он бы вышел. Он бы вышел!

Мне казалось, что прошла целая вечность, прежде чем я услышала у входа на площадку шумные, веселые голоса. Дети гурьбой вывалились из проема и тут же разбежались в разные стороны, встав у края и осматривая открывшийся вид.

— Вы…вы никого не видели, когда поднимались? — осторожно спросила я Леми.

— Нет, леди… А здесь здорово! Отец не разрешает сюда подниматься. Да и никому не разрешают. Но с вами то можно! Ведь можно же? И нас не наругают?

— Нет, не наругают, — поспешно сказала я, занятая своими мыслями. Мальчишка говорит, что никого не видел. Но человек был! Кто-то же поднимался по лестнице. Куда он делся? Не растворился же в воздухе. И тут я подумала о двери. Ну конечно, каморка! Он скрылся там. Вряд ли сейчас он рискнет выходить из башни. Мы можем заметить его. Значит, он будет сидеть там до тех пор, пока я не уйду. А мне хотелось этого больше всего на свете.

— Ну что, — сказала я громко, обращаясь к детям, — предлагаю совершить набег на кухню в Китчестере. В такой промозглый день, наверняка хочется чего-нибудь вкусного. Миссис Гривз найдет, чем вас угостить!

Детские личики засветились широкими улыбками, и ребятня восторженно загалдела, предвкушая самое упоительное приключение, какое они когда-либо могли себе вообразить.

— Но нам туда нельзя… — послышался тоненький голосок. — Ужасный граф украдет нас!

— Пусть только попробует! Мы с Леми надаем ему таких тумаков, что он навек отучиться пакостить! — весело сказала я. Меня переполняло чувство облегчения.

Выходя с площадки, я невольно взглянула на покосившую дверь. И запнулась, чуть не упав. Меня пробрал холод. Все мои страхи оправдались! За дверью кто-то прятался! В щелях меж кривых досок явственно виднелись очертания человека. Он притаился. Следит сейчас за мной. Я как завороженная смотрела на дверь. А что если подойти и распахнуть. Вот так просто — взять и распахнуть. Кто бы там ни был — я должна знать, кто это! Бояться мне нечего, он не посмеет ничего сделать, когда тут целая ватага детей. Бояться нечего…Я сделала шаг, другой…

— Леди, леди — ворвался в мое сознание звонкий голос Леми Стоуна, — чего вы там возитесь? Вы же обещали отвести нас на кухню и угостить чем-нибудь…вкусню-ю-ющим, помните?

Я нехотя оторвала взгляд от двери и начала спускаться, улыбаясь.

— Помню, помню. Будет тебе что-нибудь вкусню-ю-ющее!