68

16 июля 2003 года. 51 сантиметр. 3248 граммов.

Я всегда посмеивался над людьми, которые в своих объявлениях о рождении сообщают как важнейшую информацию длину и вес новорождённого. Как будто они не ребёнка родили на свет, а рыбу выудили.

Теперь я делаю точно так же. Я так горд его пятьюдесятью одним сантиметром, как спортсмен гордится олимпийским рекордом, а вес 3248 граммов я бы внёс в Книгу рекордов Гиннеса.

При этом я знаю, конечно: у нас абсолютно нормальный, средний ребёнок. В одной только этой больнице за истекшие сутки родилось четверо таких. Но из всех нормальных, средних детей он – самый красивый и неповторимый.

Сразу после рождения совершенно автоматически проверяют, всё ли у малыша действительно в порядке. Так же, как при получении нового компьютера распаковываешь его и первым делом смотришь комплектность, все ли кабели и разъёмы к нему прилагаются.

Они приложили всё. Абсолютно первоклассный продукт.

Когда он впервые взглянул на свет божий, он не заплакал. Даже когда акушерка шлёпнула его по попе, он только обиженно квакнул. Как будто хотел пожаловаться на недостойное обращение.

Когда она сунула мне моего сына в руки, я не смел до него дотронуться. Ведь знаешь, что новорождённый – маленький, но знаешь это лишь теоретически. Что младенец может быть такой крошечный – и всё-таки при этом уже готовый человек, об этом я и понятия не имел. Я никогда не осознавал, как сложно устроена ушная раковина, пока не увидел её в этом миниатюрном издании.

Я не из тех людей, которые показывают свои чувства, Хелене меня уже не раз упрекала в этом, но слёзы у меня так и полились. Ей было не лучше моего, но в то же время сияние на её лице не поддавалось описанию. Лицо ещё бледное и измученное напряжением родов, но совершенно счастливое. Не удивительно, что мадонне с младенцем поклоняются.

51 сантиметр. 3248 граммов. Голубые глаза. Но это может ещё измениться, сказала акушерка. Она говорит, почти все дети при рождении имеют голубые глаза. Цвет волос тоже ещё неопределённый. Сейчас он белокурый, волосы гораздо светлее, чем у любого другого в наших семьях. Самые первые волосики выпадут, как мне объяснили, а то, что появится потом, может иметь совсем другой цвет.

Но в настоящий момент всё выглядит так, будто аист принёс его не тем родителям.

69

Йонас.

Имя пока что ему не подходит. Слишком взрослое для такого маленького создания. До такого имени ещё надо дорасти.

Наш Йонас.

Мы с Хелене решили, что никогда не будем разговаривать с ним на младенческом языке, чтобы ему потом не пришлось второй раз учить каждое слово, сперва «гав-гав», а потом «собака». Но когда видишь его кукольное личико, то понимаешь, как трудно будет придерживаться такого намерения. Я догадываюсь, что ещё множество вещей мы в итоге будем делать совсем не так, как предполагали.

Новые родители – это бета-тестеры. Всегда потом оказывается, что программы функционируют не так, как должны были.

Хелене была возмущена моим сравнением. Я, дескать, испорчен моей профессией, а наш сын вовсе никакой не компьютер. Я без возражений с ней согласился, хотя нахожу сравнение не таким уж плохим. Такой только что родившийся младенец действительно в чём-то похож на новенький компьютер, в него только что инсталлирована операционная система, а блок памяти совершенно пустой. Но Хелене слишком слаба для дискуссии. Рожать детей – физическая перегрузка. Мужчины бы вообще этого не выдержали. Если бы детей приходилось рожать нам, человечество уже давно бы вымерло.

Всё это было особенно тревожно, потому что роды у Хелене начались, естественно, в тот момент, когда я был у нашего клиента на другом конце города. Если мне придёт извещение о штрафе за превышение скорости, я пошлю в полицию копию свидетельства о рождении.

По дороге в больницу (Макс её отвозила туда) лопнул плодный пузырь, и поначалу, конечно, была объявлена тревога. Но когда они добрались до больницы, всё снова было под контролем. И люди там отнеслись к этому совершенно спокойно. Я спрашиваю себя, то ли их действительно ничем не удивишь, то ли это лишь поза, что бы успокоить будущих родителей. Когда меня вызывают к клиенту, у которого полетела система, я ведь тоже разыгрываю из себе гуру, даже если ни малейшего понятия не имею, в чём кроется ошибка.

Хелене была очень храброй. И у неё всё прошло быстрее, чем мы ожидали. Ведь часто слышишь, что первые роды могут тянуться бесконечно, но с Ионасом был совсем не тот случай. Акушерка сказала: ей показалось, будто малыш рвался на свет божий словно бы в нетерпении. Естественно, это чепуха, но Хелене ужасно горда этим и рассказывает всем своим посетителям.

70

Макс притащила Хелене целую сумку всяких безделушек. Обе сообща в них рылись и беспрерывно хихикали. Женщины умеют быть ужасно глупыми. Макс подарила мне эту записную книжку, очень милый жест, если учесть, что мы с ней друг друга недолюбливаем. «Записывай всё, что переживёшь со своим малышом, – сказала она. – Чтобы потом мог перечитать про счастливые дни, когда доживёшь до неотвратимого кризиса среднего возраста». Не понимаю, зачем ей всё время так умничать только оттого, что она изучает психологию.

Но идея с дневником хорошая. Конечно, было бы практичнее всё, что ты хочешь сохранить, просто вбивать в один файл, но кто знает, будет ли через два десятка лет такой компьютер, который сможет читать вордовские файлы. Кроме того, мне нравится представление, что когда-нибудь потом я вручу эти воспоминания в руки Йонасу. Может, в день его восемнадцатилетия. Когда он будет получать аттестат зрелости. Форвардом, забивающим голы на молодёжном чемпионате Европы U21, он, естественно, тоже будет. С тех пор, как он здесь, я живу только будущим, и оно прекрасно.

А картинку на обложке можно ведь и заклеить. Пара птичек, кормящих своих птенцов в гнезде – это всё-таки слишком пошло. Надеюсь, что у моего сына вкус будет получше.

Итак, дневниковая запись номер один:

Когда Хелене впервые поднесла Йонаса к груди, он скривил лицо в гримасу отвращения, как будто такой вид пропитания был совсем не по нему. Мы оба рассмеялись. Как старик, которому не по вкусу его черносливы.

(Чтобы Ты правильно понял, когда будешь читать это в Твои восемнадцать лет: разумеется, я знаю, что это недовольство мы только приписали Твоему лицу. Все груднички выглядят как старцы, забывшие свои вставные челюсти на ночном столике. Эта мысль нас просто позабавила. Я хотел сделать фото Твоей сморщенной мины, но пока доставал свой мобильник, этого выражения лица уже как не бывало).

Зато мне удался другой снимок. Моя мама, из которой наверняка получится великолепная бабушка, собственноручно связала для Йонаса ползунки. Но вязальщица из неё никудышная, такой и была всегда и загубила хорошую вещь, одна нога получилась короче другой. Кроме того, ей не хватило шерсти, пришлось докупить, а нужного цвета она уже не нашла. Но мы всё равно напялили эти ползунки на Йонаса («Но больше никогда!» – говорит Хелене, глядя мне через плечо), и на фото он получился как ряженый для карнавала. Особенно комично серьёзное лицо, которое он при этом делает.

Мама вообще не обиделась, что мы смеялись над её подарком. А на внука не могла нарадоваться.

71

Иностранные слова – опасное дело. Сегодня во второй половине дня в палату вошёл мужчина в белом халате, представившись «ординатором педиатрии». Поскольку я такого слова никогда не слышал, я сейчас же подумал о дурной болезни. Но педиатр оказался обыкновенным детским врачом.

Он обследовал Йонаса с головы до пяток, и всё оказалось в наилучшем виде. Только одна мелочь, о которой мы не должны тревожиться: кажется, Йонас не может разжать левый кулачок. Это какая-то судорога. Нам это вообще не бросилось в глаза, потому что у него обе руки сжаты в кулачки. Это у всех младенцев в первые дни так, объяснил нам врач, у них сильный хватательный рефлекс, унаследованный, вероятно, от наших предков-обезьян, у которых новорождённым приходится крепко держаться за шерсть матери. Теоретически ребёнок мог бы висеть, держась за бельевую верёвку, и не упал бы. Но кто ж будет это проверять, разве что садист.

У Йонаса, по его мнению, этот рефлекс очень сильно выражен. Самое позднее через несколько дней или недель это пройдёт само по себе.

С тех пор, как он обратил на это наше внимание, мы, естественно, всё время поглядываем на левый кулачок Йонаса. Он и впрямь выглядит так, будто он в нём что-то держит.

Когда я рассказал об этом на работе (я по такому случаю угощал, так положено), у Федерико тут же нашёлся подходящий анекдот про семью карманных воришек: их сын тоже явился на свет с зажатым кулачком, прихватив с собой обручальное кольцо акушерки. Вот такие у меня весёлые коллеги, хахаха.

Петерман дал мне без всякой моей просьбы два дня – таким тоном, в котором отчётливо звучало: «Но потом будь добр вовремя быть на месте!» Пожалуй, нельзя быть одновременно оголтелым трудоголиком и милым человеком.

Вечером я чуть не до полуночи оставался в палате Хелене. К счастью, здесь нестрого следят за временем посещения. Говорили мы не так много. Ионас лежит в переносной люльке у постели Хелене, и мы просто слушали, как он дышит. Лучшей музыки я и представить себе не могу.

Я всё ещё не привык к тому, что мы теперь уже не пара, а семья.

Завтра закончится блаженный покой. Приезжают родители Хелен. Но хотя бы на сей раз не привезут с собой своего слюнявого пса. В этом пункте я был категоричен. Этот зверь не появится вблизи моего сына. Я, в конце концов, несу свою ответственность как новоиспечённый отец.

72

Свежеиспечённые дед и бабка могли бы выказать и больше радости. Но они ведь оба – учителя и больше ничего не могут, кроме как выставлять оценки. Йонас, судя по их минам, заслуживает не больше четвёрки с минусом. Не хотел бы я оказаться на месте их учеников.

Не слишком ли он слабенький, на полном серьёзе спросила моя почтенная почти-что-тёща. Мой сын не слабенький! Может, он должен был встать и сплясать для них хип-хоп?

Я знаю, что сердиться бессмысленно. Они таковы, каковы уж есть. Но и Леонардо да Винчи бы тоже не порадовался, показав кому-нибудь свеженаписанную Мону Лизу и услышав при этом: «Ачто, нельзя было в её улыбке хоть немного приоткрыть зубы?»

От меня они, естественно, ожидали, что я для них всё организую, а когда я это сделал, они были недовольны результатом. Номер в отеле, заказанный мной, оказался для них шумноват, матрацы мягковаты, а апельсиновый сок на завтрак и вовсе не свежевыжат. С моей мамой они сверхлюбезны, но настолько свысока, что просто в глаза бросается: они-то птицы высокого полёта, с высшим образованием, а мама всю свою жизнь всего лишь скромная служащая. К счастью, приехали они ненадолго, их бедный пёс в приюте для животных несчастлив и скучает. Они говорят об этом с такой укоризной, как будто я живодёр по профессии.

Насчёт имени Йонас они тоже морщили нос.

Хелене уж должна бы знать своих родителей, но слишком всерьёз приняла их «слабенького» и тут же впала в беспокойство. Она вообще постоянно в тревоге, такого я за ней не знал. Например: Йонас мало кричит, ей бы радоваться, что дитя не причиняет неудобств, а она давай задумываться, всё ли у него в порядке с лёгкими, нет ли родовой травмы. Было смешно: в тот же миг, как она об этом заговорила, Йонас принялся вопить во всё горло. Как будто он просто забыл это делать, а тут вдруг вспомнил.

То, что она всё видит в чёрном цвете, определённо связано с её усталостью. Но я приписываю вину и всем тем книгам по беременности и родам, которые она прочитала. Естественно, в них описаны все случаи патологий. И ей теперь мерещится, что она замечает симптомы то одной патологии, то другой.

Детский врач – извините: педиатр – попытался её успокоить. Мол, нет никаких причин для тревоги. Наш Йонас совершенно нормальный ребёнок.

Луж самый хорошенький из всех – это однозначно.

73

Сегодня Хелене плакала часами, и я не мог её утешить. В конце концов она приняла снотворное, а завтра ей, надеюсь, станет лучше.

Мне её ужасно жаль. Она ревела, что плохая мать и что Гном это тоже чувствует. Что он никогда не будет её любить, она знает, никогда в жизни; и что между ними стоит стена, отторжение, которое ей не преодолеть. Разумеется, она только воображает себе это, но именно потому, что это лишь воображение, её и невозможно переубедить.

Госпожа д-р Штеенбек полагает, что для тревоги нет причин, настроение проистекает не от истинных проблем, а из-за гормональной перестройки. Послеродовая депрессия.

Гормоны ли, не гормоны, а Гному не на пользу, если мать срывается в такую эмоциональную яму. Когда Хелене наконец заснула, я взял его на руки и качал. Иногда он посреди сна раскрывает глаза – и тогда в его лице появляется что-то вроде разочарования, хотя это скорее всего боли в животике. Может, поэтому Хелене и пришла в голову такая безумная идея, что дитя её отторгает.

Семимудрых нашихя в тот вечер спровадил. (Хелене не любит, когда я так называю её родителей, но я считаю, что определение им очень подходит). Они отправились в концерт. Естественно, билеты им должен был организовать я. Ведь мне же больше нечего делать.

Потом мама помогала мне сделать последние приготовления в квартире. Детскую кроватку можно складывать, а для начала мы поставили её в нашей спальне. К ребёнку придётся вставать каждые пару часов, и практичнее, чтоб было недалеко. Пока что Ионас очень спокойный младенец, но было бы чудом, если бы так оставалось надолго.

Коллеги на работе (Федерико это организовал) подарили нам подвеску для детской кроватки. Если потянуть за шнур, она не только двигается, но и играет музыку. «Guten Abend, gut Nacht». Хелене хотя и говорит, что я ничего не понимаю в музыке, но эту мелодию я всё-таки узнал.

Я немного нервничаю (Ты будешь над этим смеяться, когда в восемнадцать лет прочитаешь эти строчки) в моей новой роли. Что-то вроде волнения перед выходом на сцену. Хочется всё сделать правильно, и всё время тебя от чего-нибудь предостерегают. Если верить всему, что Хелене вычитала в умных книжках от Макс, то обеспечить ребёнку пожизненную травму может поистинё всё что угодно.

Было бы гораздо практичнее, если бы дети рождались уже взрослыми. Или хотя бы в том возрасте, когда с ними можно говорить.

74

В последний день в больнице произошло такое, что я обязательно должен записать, чтобы когда-нибудь потом мы все вместе смогли посмеяться над этим. Я веселился как молочник, нарисованный на молочном фургоне, хотя, разумеется, делал вид, что мне очень стыдно.

Я пообещал семимудрым отвезти их на вокзал. Ведь они не могут себе позволить такси, бедные. Мать Хелене уже стояла в пальто и демонстративно поглядывала то и дело на часы. Но я – перед тем как сыграть роль шофёра – должен был ещё раз перепеленать Йонаса. Пока Хелене ещё не вполне встала на ноги, это была моя обязанность. Ну, руки у меня и правда не самые ловкие в мире (это у меня от мамы), однако это не повод, чтобы Луизе встала над душой и комментировала каждое моё неверное движение. Если она так же обращается со своими учениками, как со спутником жизни её дочери, то я даже представить не в силах, чтобы кто-нибудь выбрал её в любимые учительницы. Правда, эта избранность может значить для неё не так много.

(Дорогой Йонас, она – Твоя бабушка, может быть, она баловала тебя все эти восемнадцать лет на всю катушку, и ты любишь её горячо и искренне. Я даже надеюсь, что так оно и есть. Тогда и ко мне она наверняка стала благожелательнее. Но пока что мне кажется, что она путает меня со своей собакой и хочет научить меня становиться перед ней на задние лапы).

Так или иначе; в какой-то момент я так разнервничался; что сказал: «Тогда сделай это сама!» Чего; вероятно; она и хотела от меня добиться. Она тут же приступила к делу с таким высокомерным выражением на лице: мол; я профи; а ты новичок. Ионас лежал на спине; и когда она его обнажила; он её описал. Да попал точно в цель: прямо в лицо. Удивительно; что такой маленький младенец оказался способен пустить такую сильную струю.

Я сохранял полную серьёзность и ставлю себе это в большую заслугу. Кое-кто получал Оскара и за куда меньшие актёрские достижения. Петер; мой будущий тесть; тактично отвернулся; чтобы его жена не застукала его за усмешкой. А то бы она записала ему выговор в классный журнал. Обычно они оба чёрствые как сухари.

Сама она; конечно; сделала вид; что не придаёт делу трагизма; а что ей ещё оставалось. Но с этого момента она была молчалива. По дороге на вокзал ни разу не высказалась насчёт моего стиля вождения. Уже за одно это Йонас заслуживает награды.

Я знаю; это некрасиво с моей стороны; но я как-то не огорчён тем; что они живут от нас так далеко.

75

Наконец-то свершилось: мне разрешили забрать Хелене и Йонаса домой. Фанфары и барабанная дробь!

Но сперва пришлось побегать по больнице; подписывая в разных кабинетах какие-то бумаги. Как будто я что-то купил на строительном рынке – и на кассе мне пропечатывают гарантийное свидетельство. Притом что мы совсем не собираемся обменивать Йонаса по гарантии; хахаха.

Когда покидаешь клинику с младенцем на руках; в этом есть что-то торжественное. Все встречные тебе улыбаются. Одна пожилая женщина; что стояла у выхода со своей капельницей и жадно курила, даже попросила у меня разрешения дотронуться до Ионаса – мол, это принесёт ей счастье. Я предпочёл бы ей этого не позволять, кто знает, какая у неё болезнь, но это было бы совсем невежливо. И она осторожно приложилась к нему кончиками пальцев.

Цветочные композиции, которые нам присылали в больницу, мы оставили там. Они и так всё время стояли в холле, потому что Хелене плохо переносит ароматы цветов. Кажется, бывает не только токсикоз беременности, но и токсикоз послеродовой. Я попросил медсестру отдать цветы тем, к кому никто не приходит.

Четыре дня назад я подруливал к больнице с лихостью Михаэля Шумахера. А теперь, по пути домой, меня мог бы обогнать любой дедушка на ископаемой модели. Так осторожно я не ездил ни разу за всю мою жизнь. Сзади мне сигналили, потому что я тормозил перед каждым перекрёстком, чьё бы там ни было преимущество движения. Но ведь я вёз бесценный груз. Хелене сидела на заднем сиденье, держа Йонаса на руках. Вообще-то, ему полагалось быть пристёгнутым к детскому креслу, но у меня ещё руки не дошли купить его. Очень уж много всего нужно было сделать в последние дни. Но я хотя бы наскоро заскочил на автомойку и пропылесосил салон внутри ради гигиены перед тем, как забирать их из больницы.

В нашем районе иногда по десять минут приходится колесить по округе в поисках места для парковки. А на сей раз свободное место оказалось прямо перед домом. Люди знают, что они должны Йонасу.

Мама по своему обыкновению тайком прикрепила к двери нашей квартиры табличку с аистом, несущим в клюве свёрток с младенцем. Хотела как лучше, но жуткий китч. Через пару дней мы тактично позволим этой табличке исчезнуть. Или повесим её в детскую комнату.

Когда мы вошли в квартиру, был по-настоящему торжественный момент. Начиналась новая глава нашей жизни.

Когда Хелене потом выйдет за меня замуж, я и её внесу в дом на руках.

76

Первая ночь втроём была совсем не такой, как я себе представлял. Я ждал бессонницы и беспокойства, но проспал бы всё на свете, если бы Хелене не вставала посмотреть на Ионаса. Притом что тот мирно посапывал себе. Не издав ни звука, пока в шесть часов она не поднесла его к груди.

В свой первый день дома он только раз по-настоящему покричал.

Это было, когда я привёл в движение подвеску над его кроватью – и механизм замурлыкал свою песенку. Тут он заорал как резаный. Я хотел тут же остановить музыку, но конструкция этого не предусматривала. Пришлось беспощадно выслушать всю мелодию до конца.

Наутро я из чистого любопытства попробовал включить подвеску ещё раз. С тем же эффектом. Как только потянешь за шнур, Ионас начинает орать. Не знаю, то ли он боится эту подвеску или так не любит «Guten Abend, gut Nacht». Мы теперь сняли эту штуку с кроватки.

Но это пока что единственные случаи, с которыми Ионас был не согласен. Кажется, он и впрямь очень спокойный ребёнок.

(Когда Ты будешь это читать, пубертатная пора у Тебя уже останется позади, но о миролюбии ещё и речи не будет. Скорее всего, Ты годами будешь лишать нас сна слишком громкой музыкой. Будут ли ещё слушать рэп через восемнадцать лет? Или ты будешь находить мои любимые саунды такими же старомодными, каким я нахожу битловский фанатизм последнего поколения? Предвкушаю то время, когда мы с тобой сможем обсуждать такие вещи. Или спорить о них.)

Депрессия Хелене ещё не совсем прошла. Она всё ещё слишком тонкокожая и может выйти из себя из-за мелочи. Мама принесла нам вчера кастрюльку своего знаменитого гуляша, и я нашёл это очень милым с её стороны. Но Хелене только рассердилась. Мол, это неосмотрительно, и маме не мешало бы знать, что кормящим матерям не следует есть ничего острого, чтобы не навредить малышу. К счастью, моя мама не воспринимает такие вещи трагически.

Сегодня я разогрел гуляш для себя, и самое интересное было то, что Йонас среагировал на запах. Не то чтобы он улыбнулся, в этом возрасте они ещё не умеют это делать, но впечатление было такое, что он наслаждается ароматом. Я по глупости спросил шутки ради, не дать ли ему попробовать кусочек, но Хелене не нашла это забавным.

Я стараюсь разгрузить её, в чём только могу. Но это не так много, я просто недостаточно бываю дома. Я подал заявление на отпуск за свой счёт, но на работе как раз отсутствуют двое, и на остальных приходился дел выше крыши. Но на следующей неделе уже удастся.

77

Сегодня я впервые на целый день оставался один с Йонасом. Макс похитила Хелене, «чтобы снова её как следует побаловать». Конечно, это мило с её стороны, но она всегда говорит такие вещи с критическим подтекстом. Как будто хочет намекнуть, что я не слишком заботлив по отношению к её подруге. Обе отправились в хаммам – куда Хелене никогда не удавалось заманить меня. Чтобы меня там растирали чужие руки – нет уж, это не для меня.

Хелене сцедила молоко и в деталях объяснила мне, как его потом разогревать. Когда речь идёт о младенце, женщины считают всех мужчин идиотами.

Йонас не был для меня обременителен. Вот только моя музыка ему не подошла. Из-за Тупака Шакура он начал орать и перестал, только когда я его выключил. Может, что-то и есть в заверениях Хелен, что младенец ещё в утробе слышит музыку – и ему можно привить определённые предпочтения. Во время беременности я ей это позволял делать, потому что не верил в её теории. Но если теперь мне придётся подолгу выслушивать эту классическую тягомотину, то мне надо запасаться терпением.

Тогда я обошёлся без музыки. Надевать наушники мне не хотелось, чтобы не пропустить момент, если с Ионасом что-то случится. Но ничего с ним не стряслось. «Он спокойный», – говорит мама. Кроме того, ему уже десять дней, и он практически уже взрослый.

Потом он поспал – он много спит, днём тоже – и в это время я писал в дневник.

После обеда была хорошая погода, и мы с ним ходили гулять. При этом я сделал интересное открытие: такая коляска с милым младенцем внутри была бы идеальной наживкой для привлечения женщин. В парке я заводил разговоры с несколькими юными матерями, и одна из них была чёрт знает какхороша. Будь я холостяком, я бы регулярно навязывался соседям в бебиситтеры, уезжал бы с коляской и вскрывал бы и осваивал целые месторождения.

(Чтобы у Тебя не сложилось превратное впечатление об отце, восемнадцатилетний Ионас: это я написал в шутку).

В парке случился один забавный момент: Ионас зевал и при этом – разумеется, по чистой случайности – сделал движение рукой к лицу. Одна из этих юных мамочек увидела это и сказала: «Смотрите, он рот прикрывает рукой». И я – с самой непроницаемой миной: «Прививать ребёнку правила хорошего тона никогда не рано». Она хотя и засмеялась, но по ней было видно, что она не вполне уверена в моей шутке.

78

Кажется, больница продаёт агентам адреса новоиспечённых родителей. Едва Хелене успела вернуться домой, как почтовый ящик уже забили проспектами и рекламными письмами – насчёт подгузников, детского питания и тому подобного. Поток не ослабел и по сей день.

Больше всего я ненавижу когда в таком письме ктебе обращаются по имени, впечатанном в стандартное письмо синими чернилами, как будто оно вписано от руки. Как будто не видно невооружённым глазом, что всё изготовлено компьютером. (В большинстве случаев они используют шрифт Lucida Handwriting – видимо, самый любимый у рекламщиков.)

Вчера даже почтальон, с которым прежде я не обменялся ни единым словом, поздравил меня с рождением ребёнка. Когда я его спросил, откуда он знает, он засмеялся и сказал: «Когда по какому-то адресу приносишь все эти бесплатные образцы, нетрудно догадаться, что в это окно залетел аист».

Мы получаем также пробные экземпляры журналов для молодых родителей, будущих подписчиков. Вот это вот всё. Я их не читаю, ведь статьи в них пишутся только для того, чтобы заполнить и обратную сторону рекламных объявлений. Но одна идея, на которую я там наткнулся, показалась мне и впрямь хорошей. Они зафиксировали целый день грудного младенца, фотографируя его каждые пятнадцать минут – от пробуждения до засыпания. Это подтолкнуло меня к тому, чтобы проделать то же самое с Ионасом. Такую серию, подумал я, потом наверняка будет интереснее смотреть, чем отдельные снимки. Но результатом я остался недоволен.

На снимках из журнала малыш от кадра к кадру выглядел по-разному – то весёлым, то грустным, то сонным. Я подозреваю, что снимки были сделаны в течение более продолжительного времени, а не в один день. Я имею в виду: кто же переодевает младенца по десять раз на дню? Чистый показ мод на ползунки. Может, это и было целью эксперимента. Поглядев на эти картинки, человек должен был бежать в магазин детских товаров и опустошать там полки.

Но самое большое различие было в другом. На моих снимках у Йонаса было всегда одно и то же выражение лица, немного удручённое, как будто он был недоволен тем, что его родили в этот мир.

Когда я обратил на это внимание Хелене, она среагировала обиженно, как будто я обвинил Йонаса в чём-то негативном. Но достаточно было только взглянуть на эти снимки. Одно и то же выражение лица. Раньше мне это не бросалось в глаза.

Я, разумеется, знаю, что в этом возрасте груднички ещё не умеют улыбаться. Но неужели наш сын всегда будет так мрачно смотреть на мир?

79

Может быть, мне следует начать новую карьеру. Кажется, я от природы одарён для профессии целителя-экстрасенса.

Хелене настаивала, чтобы я остриг Йонасу ногти. Она где-то прочитала (возможно, в одном из этих журналов), что груднички легко могут поцарапать себе лицо. Я хотя и не видел такой опасности, его ноготки были всё ещё крошечными, но когда речь идёт о Йонасе, лучше ей не возражать.

Я немножко играл в этот маникюр и был при этом чрезвычайно осторожен. Рядом с таким крохотным тельцем даже маникюрные ножницы выглядели опасным орудием убийства. «Обработать» я мог, естественно, лишь пальчики правой руки, поскольку левую Йонас держал по-прежнему зажатой в кулачок.

(Если в восемнадцать лет Ты решишь стать профессиональным боксёром – сверхтяжёлого веса, разумеется – Ты сможешь рассказывать репортёрам, что начал тренироваться ещё в колыбели. См. вклеенное фото).

Остригать там было действительно почти нечего. А поскольку меня так растрогали его маленькие кулачки, я гладил его по тыльной стороне ладони и наговаривал ему, как обычно разговаривают с младенцами, не ожидая от них понимания. «Какие у тебя хорошенькие две ладошеньки, – повторял я ему, – две чудесные ладошеньки». Что-то в этом роде. К моему изумлению его судорожно сжатые пальчики медленно распрямились – впервые с его рождения. На пару секунд его ладонь целиком раскрылась. Я тотчас позвал Хелене, но пока она пришла, он уже снова стиснул кулачок. Правда, теперь мы знаем, что в принципе всё в порядке.

Кстати, о разговоре с грудничками: вечером у нас была Макс, и мы обсуждали, действительно ли «мама» – первое, что говорит малыш. Вроде бы это слово одинаково звучит на всех языках. Хелене сказала, что это логично, в конце концов мать – самый близкий человек для ребёнка. Макс, которая иногда бывает разумна не по годам, была другого мнения. Родителям только кажется, что дети это «говорят»; «мама» вообще не слово, а лишь звук, который возникает сам по себе, когда дети открывают и закрывают рот. Может, она и права, но лучше бы придержала свою мудрость при себе. Теперь Хелене, когда впервые услышит от сына «мама», уже не сможет этому как следует порадоваться.

Я проглотил своё критическое замечание. Хелене ввела в нашем доме правило, которое гласит: Max can do no wrong.

После того, как мы поговорили, я заметил, что Ионас как будто проверяет теорию Макс на практике. Он открывал и закрывал ротик, издавая при этом звук. С некоторым приложением фантазии это действительно воспринималось на слух как «мама».

80

(Знаешь, кем Ты будешь, юноша? Тут и на профориентацию не ходи, я уже всё заранее знаю со вчерашнего вечера. Ты будешь бизнесменом. Тебе осталось выбрать только отрасль).

Вчера был мамин день рождения, и мы его достойно отпраздновали. Со всеми прибамбасами, которые она так любит: белая скатерть, хрустальные рюмки, свечи. Всё как в лучших домах.

У меня в голове не укладывается, что ей пошёл седьмой десяток.

Про собственную мать просто невозможно себе представить, что она стареет.

Хелене приготовила лазанью из лосося и шпината, это её фирменное блюдо, а я запасся бутылкой Moscato d’Asti, лучше которого для мамы ничего нет. Разумеется, она опять рассказала историю, как она во время свадебного путешествия в Венецию напилась этим вином допьяна и на обратном пути в отель чуть не свалилась в канал. На мой вкус этот напиток сладковат, но поскольку Хелене из-за грудного вскармливания пьёт только минеральную воду, мне перепало его в изобилии. А мама, как всегда, захмелела с одного бокала.

Поскольку мы так приятно расшалились, то стали на пауэрбуке играть в шуточную игру, программу которой написал Федерико. У него особый талант – с огромными затратами изобретать бессмысленные вещи. И на этот раз его выдумка – чистая шалось, но страшно весёлая. Проделка называется «гороскоп профессий». Вводишь дату рождения и пол – и программа говорит тебе, для какой профессии ты наиболее пригоден. Разумеется, всё выпадает через генератор случайных чисел, но однажды выпавшие ответы сохраняются, чтобы потом на туже дату выдать тот же ответ.

Маме выпала профессия модистки, что особенно комично после её мастерства с вязаными ползунками. Хелене суждено стать физиком-атомщиком, а мне была предложена карьера пилота. Так и вижу себя сходящим по трапу, две хорошенькие стюардессы эскортом справа и слева. Но самым большим успехом пользовалась профессия, предложенная матери Хелене: укротительница тигров.

А Ионасу быть бизнесменом. Практично, тогда он сможет кормить своих родителей в старости. Он, кстати, блаженно проспал всё это время, хотя мы вели себя очень шумно.

Я записываю всё это не потому, что считаю важным, а потому что так наслаждался этим вечером. С тех пор, как у нас появился Йонас, что-то в нашей жизни изменилось. Не то чтобы мы с Хелене перед этим подолгу грызлись, но с тех пор, как мы втроём, всё стало ещё гармоничнее. Мы теперь настоящая семья.

81

По поводу гармонии: я получил от Хелене хороший нагоняй – и может, даже заслуженно. Хотя включил телевизор не так уж и громко.

Я снова не мог уснуть. С тех пор, как я не хожу на работу, я совсем не устаю к вечеру. И пусть мне никто не рассказывает, как трудно ухаживать за грудным ребёнком. Может, потом и будет труднее, когда Йонас начнёт ползать по квартире – и придётся постоянно следить за тем, чтобы он не сунул какую-нибудь шпильку в розетку. Но сейчас? Когда на работе одновременно два клиента на проводе с разными проблемами, то стресс десятикратный. Я сказал по телефону Федерико: «Золотая рыбка в аквариуме потребовала бы больше ухода, чем такой ребёнок». По моему недосмотру Хелене это услышала. Такие высказывания она не находит остроумными.

Но это и в самом деле так. Я, конечно, не могу судить, каково бывает другим родителям. Если ребёнок крикливый и не даёт спать, тогда это ад, понятное дело. Но Йонас в этом отношении прямо-таки предупредителен и кричит только когда действительно наступает острая нужда. Если, например, памперс уже полный, и он хочет, чтоб его поменяли, тогда он коротко поскулит, подождёт, поскулит ещё раз, и только если после этого никто не подходит, он поднимает крик. Как будто хочет сказать: «Я пытался вежливо, но если не действует, я вам устрою скандал». Иные клиенты ещё и намного неприятнее.

Такой ребёнок, не умеющий пока ни ходить, ни ползать, имеет ещё одно дополнительное преимущество. По крайней мере, у Йонаса так. Можно положить его на софу или отнести куда-нибудь в переноске и поставить – и можно на какое-то время о нём забыть. Минут пятнадцать он будет спокойно лежать. И если потом завозится, забеспокоится, тоже не будет большой сцены. Достаточно перенести его в другое место. Тольно не оставлять там надолго, ему становится скучно.

Он действительно необременителен. В сравнении с лихорадкой на работе я сейчас как будто в отпуске. Федерико прямо-таки впал в зависть и собирается поговорить со своей нынешней подругой, не захочет ли она тоже родить ребёнка.

Но если быть честным: время хотя и приятное, но скучноватое.

(Чтобы Ты не думал, что Твой отец не интересовался деталями Твоего развития: дневник Твоих ежедневных изменений взялась вести Хелене. После моей неудавшейся попытки фотографирует Тебя теперь тоже она. Когда я в своё время купил пауэрбук, она мне устроила сцену, обвиняя в расточительстве, а теперь сама использует его как носитель для фотографий, и мне самому он почти не попадает в руки. Моцарт был прав: La donna è mobile.)

(Мама читает то, что я пишу, и сказала, что это никакой не Моцарт, а Верди. За классику у нас отвечает Хелене).

82

Минувшей ночью произошло вот что:

Как я уже сказал, я не мог заснуть и вскоре после полуночи выкрался из постели.

(Кстати: на четвёртом месяце Хелене начала храпеть, и эта лесопилка не прекратилась и по сей день. Это какой-то побочный эффект, про который не говорится ни в одном справочнике).

Я устроился в гостиной и вставил DVD. Новейшую пиратскую копию сериала, только что показанного в США. Не знаю, где Федерико так быстро раздобывает такие вещи. Звук я сделал минимальный, насколько вообще возможно. Когда действующие лица что-то говорили тихо, я вообще терял нить диалога. (Я и так-то не очень много ухватываю по-американски). Хотя Хелене меня потом и упрекала, громко вообще не было. Любой прохожий на улице под окнами разговаривает со своим приятелем громче. И вот доказательство: сама же она не проснулась, хотя у нее чуткий сон.

Пока Йонас не разревелся, да так отчаянно, как я от него ещё никогда не слышал. Соседи могли подумать, что мы его обварили кипятком, никак не меньше. И долго не мог успокоиться. Плотно зажмурил глаза, лицо побагровело, того и гляди задохнётся. Он кричал и кричал.

Подействовало только одно: Хелене поставила CD с классической музыкой, которую всегда слушала во время беременности, и от музыки он постепенно унялся. Если просто не от измождения.

Не знаю, что с ним было. Разве возможно, чтобы ребёнку в его возрасте снились кошмары?

Телевизор не мог быть этому причиной, хотя дверь была и открыта. Но Хелене всё равно обвиняла меня – и, разумеется, сериал, который она и без того не могла терпеть. Она так разъярилась, что вынула DVD из дисковода и вышвырнула в окно. Я даже не пытался сбегать и подобрать его, по нему уже штук двадцать машин проехалось.

Мало того, что я совсем не чувствовал себя виноватым, рёв начался во время самой интересной сцены. Агент сидит в машине рядом с подозреваемым и пытается заставить того говорить. Он грозит, что забьёт ему в горло платок – и тот задохнётся. Хотелось бы знать, сделал он это в конце концов или нет. В этом сериале («24», с Кифером Сазерлендом, если Ты хочешь точно знать) всего можно ожидать. Хелене ненавидит такие истории, считает их слишком жестокими.

Надо будет попросить Федерико, чтоб сделал мне ещё одну копию.

83

Раньше я всегда смеялся, когда такой лягушонок в своей коляске что-нибудь квакал, а его мать уверяла, что хорошо понимает всё; что он хотел сказать. Тогда я насмехался: мол, ясное дело, он не просто беспорядочно машет ручонками, а использует язык флажной сигнализации, только без флажков. Крик – он и есть крик, так я тогда думал, и если родители извлекают из него какой-то смысл, то разве что в порядке самовнушения.

Но теперь я далеко не уверен в этом. Йонас плачет очень по-разному, и я умею отличать один плач от другого.

Можно было бы составить даже словарь плача. Справочник по умению реветь, хахаха.

Первым делом есть вежливое сообщение, мол, пожалуйста, будьте так любезны, наденьте на меня свежий памперс. Это не настоящий плач, а лишь нежное похныкивание. Прежде всего, когда кто-нибудь пришёл в гости, и он этак деликатно напоминает, что ему неудобно находиться при этом в обгаженном подгузнике.

Когда мы с Хелене оба дома, он предпочитает, чтоб подгузник ему менял я. Если Хелене всё же пытается сделать это сама, он отбивается и протестует во всё горло. Можно было бы назвать это плач номер два. Странно при этом, что когда она с ним одна, то, по её словам, он вполне миролюбиво доверяет ей проделывать над собой эту гигиену. Но меня тогда точно не должно быть в квартире. Однажды мы попытались его провести, когда ему опять понадобилось, и я вышел в другую комнату, то есть «меня не было». Но не тут-то было, его не проведёшь, он кипятился до тех пор, пока я не подошёл. Мой сын не дурак.

Третий вид плача – ясное сообщение: «Мне не подходит то, что вы сейчас делаете». Он тогда производит поистине истошный вой, хуже любой садовой воздуходувки для уборки листьев, и выдерживает тон до тех пор, пока мы не догадаемся, что же не по нраву его величеству. Как только неудобство устраняется, он моментально утихает. Этот же метод он применяет и тогда, когда играет музыка, которая ему не нравится. Я поначалу не хотел верить, но Хелене была права: у него есть чёткие предпочтения. Кажется, её теория о дородовом музыкальном воспитании не так уж и ошибочна. Она со всей серьёзностью утверждает, что из всех композиторов ему больше всего нравится Моцарт, а скрипку он слушает охотнее, чем фортепьяно. Но так недолго приписать крику и много лишнего.

По-настоящему отчаянно – как, собственно и ожидаешь от грудного младенца – он вопил лишь один раз, во время той истории, о которой я уже писал, с поздним просмотром сериала «24». Я и сейчас не думаю, что ему помешал звук телевизора. Боль ему причинило что-то другое.

84

Мама стареет. Хотя: рассеянной она была всегда. Она из тех людей, которые сдвинут очки на лоб и потом ищут их по всему дому. Такое с ней тоже бывало.

(Дорогой юноша, мне ужасно интересно, как же ты будешь называть мою мать. Бабушка? Мама-старшая? Она не хочет, чтобы мы приучали тебя к какому-то конкретному обращению. «Это должно прийти само», говорит она).

Сегодня она пошла с Йонасом гулять в парк, и действительно так случилось, что на обратном пути она не могла найти дорогу домой. Ну, положим, это не её район, но обратный путь, проделанный с коляской, всё-таки через два часа найти можно? Может, частично и я виноват в этом. Я объяснил ей мой личный укороченный путь к парку, всегда дворами, а это оказалось непросто запомнить. Зато на этой внутренней тропе можно избежать автомобильного движения, за исключением Европейской аллеи, которую приходится пересекать.

От нашего дома до парка у неё, вроде бы, всё получилось, но на обратном пути она сбилась с курса. В прошлом году я подарил ей мобильник, но ей даже в голову не пришло позвонить нам. Эта техника для неё сложновата, по её словам.

Мы договаривались, что они вернутся самое позднее в семнадцать часов. Когда спустя час их всё ещё не было, Хелене запаниковала. Она уже собиралась звонить в полицию и объявлять в розыск маму и Гнома. Я её насилу отговорил.

Прикатили они около семи часов, когда давно миновало время кормления Йонаса, а Хелене старается соблюдать в этом режим.

(В других семьях детям дают грудь, когда они кричат. С Йонасом бы это не прошло. Он плачет так мало, что при таком методе уже умер бы от голода. Вот и сегодня: если он и проголодался из-за опоздания, он не выдал себя ни звуком).

Мама, как водится, вообще не испытывала никакого раскаяния, а рассказывала нам про свои блуждания как про большое весёлое приключение. Свернув в каком-то месте не направо, а налево – или наоборот, – она перестала понимать, где находится и в какую сторону идти, но спрашивать дорогу ни у кого не хотела из принципа. «А то ещё подумают: вот старая тётка с Альцгеймером». Она проплутала ещё какое-то время, «а потом мне стал показывать дорогу Йонас». Она шла просто наугад, рассказывала она со всей серьёзностью, и на каждой развилке смотрела на лицо Йонаса. Если он кривил рожу, она шла в другом направлении. И в какой-то момент – разумеется, по чистой случайности – действительно очутилась у нашего дома.

Выдумка, конечно. Но милая.

85

Йонас стремительно растёт. Он прибавил после рождения уже два с половиной килограмма и вытянулся на шесть сантиметров. Вчера вечером мы первый раз отсортировывали те одёжки, из которых он уже вырос. Пожалуй, в следующем году это станет регулярной акцией.

У Хелене при этом было очень торжественное настроение. Крошечные рукавички, которые на него надевали в первые дни, она решила сохранить как реликвию и прибрала в старую жестяную коробку из-под печенья, куда собирает свои личные раритеты и куда мне запрещено заглядывать под страхом смерти. Я спросил, не хранятся ли там у неё мои любовные письма, а она заявила, что я их ей никогда и не писал. Когда я запротестовал, она мне объяснила, что это были не любовные письма, а загребуще-экскаваторные. Как славно, что её депрессия окончательно прошла и она снова может быть такой же дурашливой, как до беременности.

Кстати, о рукавичках: проблема с левой кистью Йонаса тоже прошла или почти прошла. Он больше не стискивает кулачок, и на первый взгляд не увидишь разницы между левой и правой ладонями. Но если ему нужно что-нибудь взять, а он уже действительно пытается всё хватать, то он берёт всегда правой рукой. Так что левшой ему уже не бывать.

Зато, правда, он и не бизнесмен, а мафиози.

Два дня назад у нас был Федерико – с официальным визитом, чтобы, наконец, взглянуть на Йонаса, но также и со служебной миссией. Он должен был уговорить меня раньше выйти из родительского отпуска и уже на будущей неделе приступить к работе. Петерман нацелился на нового крупного клиента, а они и так там едва управляются с работой. Я не сказал ни да, ни нет, но в принципе я почти ничего не имею против, мы и так не могли бы позволить себе слишком долгий неоплачиваемый отпуск. Правда, это означало бы, что нам придётся на полдня отдавать Йонаса в ясли, а это опять же стоит денег. Если вообще найдётся ясельное место. Посмотрим.

Федерико хотя и вырос здесь, но по-прежнему ощущает себя итальянцем. Он рассказал нам о старинном обычае на Сицилии: грудному младенцу кладут в колыбель нож и распятие. Если он схватит первым нож, то быть ему мафиози, если распятие – то быть ему священником. Других профессий там у них, видимо, нет. Хелене нашла эту затею дурацкой, но мы всё-таки проделали эксперимент – разумеется, с закрытым, безопасным карманным ножом.

Ответ был однозначным. Мой сын будет преступником.

С другой стороны: не так уж и велика разница между бизнесменом и мафиози.

86

Это я написал как-то, что Йонас спокойный ребёнок? Беру свои слова обратно.

Наступило время делать ему первую прививку и мы вдвоём повезли его к детскому врачу. Совсем не обязательно было ехать вдвоём, но поскольку в первый раз, мы уж отправились в полном составе.

(Позднее мы наверняка будем ностальгически вспоминать о временах, когда всё было в первый раз).

Йонасу должны были сделать какую-то шестизначную прививку, что звучит грозно, но, кажется, совершенно не опасно. В целом она делается в три приёма, только с интервалами в четыре недели.

Мы прикрепились – по рекомендации госпожи д-ра Штеенбек – к одному очень милому детскому врачу, пожилому господину, каким представляешь себе семейного доктора: седые волосы (ну ладно, остатки седых волос, полукругом вокруг лысины) и очки, которые постоянно сползают у него на нос. На мой вкус, он говорит слишком уж как дядюшка-сказочник, – но его маленькими пациентами такой тон воспринимается определённо хорошо.

Только не Йонасом.

Приём хорошо организован, ждать в очереди не приходится, надо явиться к тому времени, которое назначено. Секретарша на приёме – чистый дракон, зато у неё всё под контролем.

Итак, Йонаса раздели и обследовали. Всё оказалось в лучшем виде, никаких проблем. «Если бы все малыши были такие здоровые, – сказал врач, – я остался бы без работы». Эту шутку он наверняка использовал уже тысячу раз.

Йонас храбро претерпел всю процедуру осмотра. Пока дело не дошло до прививки. Хелене держала его на руках, врач вытянул из ампулы сыворотку в шприц (если сыворотка тут верное слово) и сказал своим преувеличенно дед-морозовским тоном: «Так, а теперь дядя доктор сделает укольчик».

После чего Йонас начал бесноваться как минимум так же безобразно, как в ту ночь, если не хуже. Он дрыгал руками и ногами, а из-за дикого крика не мог дышать. Об уколе нечего было и думать. Поначалу я пытался его держать, но он отбивался так отчаянно, что я отступил. Не хотел же я сломать ему руку.

Потом врач вышел – вероятно, для того, что успокоить других родителей из-за нашего рёва. Как только он вышел, Ионас утихомирился, но когда доктор вернулся, террор тут же был возобновлён.

Потом мы полчаса ждали в соседней комнате, и в конце концов прививку вместо врача сделала приёмная секретарша. От неё Йонас вообще не отбивался, а от самого укола даже не скривился.

Хелене говорит, что нам надо сменить доктора.

87

Перечитывая последние страницы, я заметил, что слишком много пишу о маленьких кризисах Йонаса и слишком мало о его позитивном развитии. Я хочу наверстать это сегодня, как раз в его третий день рождения. (Естественно, я имею в виду третий месяц).

Что он подрос и набрал вес, это ясно. Ежедневным маленьким продвижениям в этом направлении я не могу придавать такой важности, как это делает Хелен. Если детские весы, которые мы взяли напрокат в аптеке, показывают на двадцать граммов меньше, чем накануне, она сейчас же думает о самых страшных болезнях. При этом и слепому видно, что Йонас – совершенно здоровое дитя. Он тренирован что твой мастер спорта международного класса.

(Если Ты в свои восемнадцать лет окажешься спортсменом-рекордсменом, я нисколько не удивлюсь).

Он уже умеет переворачиваться со спины на живот. И тогда начинается его любимое упражнение: поднимать голову в положении лёжа на животе. Жалко, что это упражнение пока не входит в олимпийские виды спорта. Он может заниматься им дольше всего. Вытянет голову вверх и держит, пока она не упадёт от усталости, затем пауза на пару секунд – и следующая попытка. И так двадцать раз подряд. Однажды я считал, и он проделал это двадцать три раза, пока не заснул в полном изнеможении. Я уверен, он не успокоится, пока не доведёт свой результат до двух дюжин.

Он смотрит на тебя уже совсем иначе, чем ещё месяц назад. В первые недели он немного косил, что-то не ладилось с точной фокусировкой глаз. (Они остаются голубыми, тогда как волосы потемнели). Теперь Йонас разглядывает человека уже совершенно осознанно, делая при этом очень серьёзное лицо, как будто ему совсем не нравится то, что он видит. Иногда такой маленький ребёнок действительно забавный.

Он уже делает первые попытки речи. По крайней мере издаёт звуки. При этом, правда, никого не должно быть с ним в комнате, иначе он сразу «смолкает». Как будто ему стыдно, что он не умеет говорить.

Однажды я сказал это, когда у нас была Макс, и эта великая психологии», естественно, должна была меня тут же осадить. Дескать, это не имеет ничего общего с речью. И вообще: если такому маленькому ребёнку приписывать взрослый способ поведения, то это плохо скажется на межпоколенческом взаимодействии. Она это любит – ввернуть что-нибудь чванливое. Наверное, каждое утро настрагивает себе в мюсли страницу из словаря.

В принципе она права. Разумеется, такой грудничок функционирует по другим правилам, чем взрослый. Но когда-нибудь она за своё умничанье получит межпоколенческий пинок под зад.

88

Ещё одна маленькая странность, для которой и Макс не знает психологического объяснения. Бывает ли нечто такое, как «избирательная водобоязнь»? Пока мы его купали в пластиковом корытце, Йонас явно наслаждался, плещась в воде. Всякий раз мирно лежал у меня на руке, и когда я поливал водой его круглый животик, он блаженно смеялся.

Но когда я потом впервые попробовал выкупать его в нашей красивой старой ванне, он сопротивлялся что было сил, так сильно дрыгал руками и ногами, что мне пришлось отказаться от этого купания. Причину для этого я не могу обнаружить. Вода той же температуры (37 градусов, Хелене всегда точна), и я держал его так же надёжно, как всегда. Про взрослого я бы сказал: когда-то он пережил в ванне что-то нехорошее.

С тех пор он упорствует в отказе, хотя в своей розовенькой ванночке ему уже тесно. Ничто не может его отвлечь от этого страха, даже разноцветные пластиковые уточки.

Хелене соответственно нервничала, когда впервые пошла с ним на плаванье для младенцев в бассейн. Она знала, что встретит там пару знакомых с курсов подготовки к родам, а среди женщин всегда царит невысказанная конкуренция. Каждая хочет иметь самое спокойное, самое милое, самое развитое дитя – это немного похоже на то, как коллеги задаются друг перед другом, у кого машина быстрее разгоняется с нуля до ста километров в час.

Она не хотела бы, чтоб у неё были там дополнительные заботы. Но потом она мне с гордостью рассказала, что Йонас вёл себя как образцовый мальчик. Кажется, в воде ему исключительно понравилось – поскольку там была не ванна.

Больше всего Хелене гордилась тем, что Йонас не дал себя вовлечь в заразительный общий рёв, когда потом в гардеробе один из грудничков заревел – и все остальные заревели ему в унисон. Йонас один сохранял спокойствие и лишь удивлённо озирался.

Я рассказал об этом на работе (да, я поддался на уговоры), и Федерико, разумеется, не преминул высказаться как истинный мачо: «Я бы тоже озирался, если бы вокруг меня стояли сплошь молодые женщины в нижнем белье». Он, конечно, придурок, но самого симпатичного сорта.

Дописано два дня спустя: Я нашёл решение проблемы. Когда я сам сажусь с ним в ванну Йонас не возражает против ванны. Буду пожалуй, самым чистым отцом в мировой истории.

89

Не только в отношении ежедневного купания, но и в остальных вещах Йонас имеет вполне выраженные предпочтения и отторжения. Например, если его носят в «кенгуру», он хочет сидеть в нём непременно лицом наружу, чтобы видеть окружающее. И он не любит, когда его называют Гномом. Должно быть, ему неприятно что-то в звучании этого слова. Если мы всё равно его произносим, он кривится, как будто мы накормили его уксусом, а то и начинает плакать. Как ни произноси, это не играет роли, он действительно возражает против самого слова. Это странно в его возрасте, когда ребёнок воспринимает только интонацию, но совершенно точно ещё не понимает отдельные слова. Однажды он разревелся даже в гостиной только потому, что мы на кухне в это время говорили о нём и при этом назвали его Гномом. Конечно, это могло быть и случайностью. Ведь в такого маленького ребёнка не заглянешь.

Его величество хочет, чтобы его называли по имени. Да сколько угодно, пока он не настаивает на том, чтобы я обращался к нему «господин Йонас».

И в игрушках он очень упрям. Родители Хелене прислали для него мишку, изготовленного по их заказу одной кукольницей, которую они увидели по телевизору. Он называется «Mr. Teddy», и он в галстуке. И впрямь вещь, мягкая и всё такое. Наверное, жутко дорогая. Но Йонас наказал его презрением. Когда мы в первый раз положили мишку ему в кроватку, он на него по смотр ел чуточку, а потом – это казалось демонстративным – повернулся к нему спиной. С тех пор больше не удостаивает мишку взглядом. (Поворачиваться, кстати, он умеет уже очень хорошо. Йонас-вентилятор).

Родителям Хелене мы, конечно, по телефону рассказали, что Йонас горячо любит их подарок. Они действительно приложили к этому много усилий, и коли уж они сделали в кои-то веки что-то хорошее, мы не станем портить им радость.

До сих пор пока мы не нашли ничего, что могло бы надолго заинтересовать Йонаса. Он сноб. Кладёшь ему новую игрушку, погремушку там или что-то в этом роде, он её исследует, совершенно по-научному, ага, возьмёт, встряхнёт, погремит – и на этом дело кончено. Второй раз он её уже не берёт. Только если сам возьмёшь и поднесёшь ему, он может милостиво снизойти к ней. Как будто хочет оказать любезность.

Иногда я думаю, что у нас странный ребёнок. Но так думают, наверное, все родители о своих отпрысках.

Макс, которая всё должна психологизировать, утверждает, что у Йонаса слишком короткий период внимания. Я считаю, что это чепуха. Он просто пока не нашёл то, что ему нужно.

90

Или всё-таки нашёл? Я думаю, он пойдёт по моим стопам и станет айтишником, как его отец. У нас на работе его сразу примут, там от него все в восторге.

Дело было так:

Хелене устроилась в модный бутик на 40 % ставки. Не потому, что там так уж хорошо платят, а потому что дома у неё уже крыша едет. Поэтому Йонаса теперь раз в неделю нянчит моя мама, а ещё два раза мы отдаём его на полдня в ясли. В этом отношении нам повезло: рядом с домом открыли новые ясли, их ведут две молодые женщины, и очереди к ним ещё не образовалось. Обе прямо-таки в восторге от Йонаса, мол, такого лёгкого в уходе ребёнка у них вообще никогда не было.

До вчерашнего дня наш график действовал бесперебойно. Но потом в свежеотремонтированных яслях случилось что-то с водоснабжением – должно быть, при ремонте что-то не так подключили. Мама не могла нас выручить, потому что вывихнула руку на гимнастике для пожилых. По её словам это произошло на сальто, но я не верю ни одному её слову. Видимо, неловко потянулась при переодевании.

И в какой-то момент не нашлось никого, кто мог бы понянчиться, а Хелене – что я хорошо понимаю – не хотела на новом месте в первый же месяц отпрашиваться. И я недолго думая взял Йонаса с собой на работу.

Петерман был явно не в восторге, но раз уж он взялся изображать страшно современного деятеля и «мы тут все одна семья», не нашёл чего возразить. Кроме: «Ну, если он нам не остановит всю работу».

Йонас не остановил работу. Напротив, он вёл себя как ангел. Ни разу не вякнул. Ни разу – против обыкновения – даже не дал знать, что памперс у него полный. В какой-то момент только запах послужил сигналом. Федерико непременно хотел взять процедуру на себя. Со своим итальянским чувством семьи он был готов сразу усыновить Йонаса. Может, взять его в крёстные отцы (не в мафиозном смысле, хахаха), хотя мы не собирались крестить Йонаса.

Контора наша – не самое тихое место на свете. Без конца звонит телефон, разговоры тоже ведутся отнюдь не шёпотом. Но это, казалось, ничуть не мешало Йонасу. Верх детской коляски я установил на столик-каталку, там он и лежал всё время и таращился на те два монитора, которые были в его поле зрения. Видимо, его завораживало, что там всё время что-то менялось и двигалось; это было ему вместо подвижной игрушки. Но я, конечно, утверждал, что его заинтересовали наши программы. А Петерману я сказал: «Вот это и называется поддержкой подрастающей смены». Он даже не улыбнулся. Совершенно лишён чувства юмора.

91

Макс невозможна. Хелене хоть и посмеивается над тем, что произошло, но я полагаю, что есть вещи, которые делать нельзя.

С мещанством, в котором они обе меня упрекают, это вообще никак не связано. Только с самым обыкновенным понятием о приличиях.

(Если из-за этой истории Тебе в восемнадцать лет придётся лечь на кушетку у психоаналитика, счёт пошли Максу).

Дело было так: Поскольку неисправность с водоснабжением в яслях всё ещё не устранили, а мама по-прежнему была не в строю, Йонаса на полдня взяла на себя Макс. Вообще-то она должна была с ним гулять, так мы договорились, но она пристроилась посидеть в уличном кафе. Против этого я ничего не имею, Йонас любит бывать в гуще народа. Он коммуникабельный.

И вот, пьёт она свой кофе или, скорее всего, насколько я её знаю, свой просекко, как вдруг туда является её старый знакомый и подсаживается к ней. Когда я пишу «старый», в случае Макс это означает, естественно, «молодой», а «знакомый» в её случае почти всегда означает «любовник». Она способна влюбиться за пять секунд – чтобы через пару дней жаловаться, обливаясь слезами, что он оказался не тем, кого она сочла бы мужчиной своей жизни. Она чемпионка мира по One-Night-Stands.

(Почему это, собственно, называется One-Night-Stand? Ведь при этом не стоят).

Итак, они поболтали, нашли друг друга всё ещё симпатичными и пришли к решению, что будет ошибкой после первого раза не попытать счастья друг с другом второй раз. После чего решили тут же догнаться. Прямо среди бела дня, бебиситтер, не бебиситтер.

Я знаю, какая у Макс квартира. Она однажды забыла у нас свой рюкзак с ключом от квартиры, и Хелене отправила меня отвезти ей вещи. Это студенческая комнатушка с крохотной кухонной нишей. Единственным местом, куда они могли поставить верх коляски с Йонасом, был маленький уголок для отдыха совсем рядом со спальной софой. То есть ему пришлось слышать и видеть, как Макс с её типом праздновали примирение.

Макс сама рассказала нам эту историю, ещё и гордясь своим приключением. Да и Хелене в этой истории ничего не казалось вопиющим, вот что меня больше всего удивило. Вообще-то, из нас двоих она более правильная, но на сей раз была целиком на стороне подруги. Обе женщины сочли моё возмущение ужасно старомодным. Дескать, такой маленький ребёнок ещё ничего не заметит и не запомнит из того, что происходит рядом с ним в кровати. Может, так оно и есть, но я всё равно считаю, что такие вещи недопустимы. И если они находят моё мнение обывательским, что ж, значит, я обыватель.

Единственное моё утешение: через несколько дней Макс столкнулась с тем фактом, что новейший мужчина всей её жизни опять пересталу неё объявляться. Что ж, счастливого разочарования!

92

К четвёртому дню рождения (мы всё ещё празднуем каждый месяц) мама принесла для Йонаса подарок, CD со старыми детскими песенками. «Все мои уточки», «Лис, ты гуся украл» и всё такое. Чем совсем ему не угодила. Что, пожалуй, не связано с тем, что запись ужасно китчевая, с елейным синтезатором и «драм машиной» из времён паровых двигателей. Не знаю, то ли фирма пластинок действительно считает это подходящим для детей, то ли хотела обойтись чем подешевле. Ну, неважно.

Йонас один раз вытерпел эту музыку, но когда мама хотела повторить, он обеспечил себе покой рёвом номер три. Дальнейших попыток мы не делали. Если его величество чего-то не хочет, то он не хочет.

Возможно, мама имела бы у Йонаса больший успех со сказками на CD. Не то чтобы он при этом что-то понимал, но всё, что вокруг него говорится, оказывает на него успокоительное действие. Это обнаружили и обе воспитательницы из яслей.

(Одну из них зовут Лукреция Хэфеле. Так что для Йонаса мы выбрали ещё достаточно разумное имя).

После неприятностей с водоснабжением они там в яслях сделали перестановку. Для совсем маленьких, которые ещё не ползают, есть отдельное помещение, где старшие им не мешают.

Хелене и мне перестановка понравилась, вот только Йонас разошёлся во мнении со своими родителями. Не знаю, в чём причина, но новая обстановка ему не подошла. Как только его туда приносят, он устраивает большой террор, пока его кроватку не переставят в другое место. Кажется, он терпеть не может своих ровесников. По крайней мере, долго ноет. При его-то спокойном нраве.

Воспитательницы в конце концов методом проб и ошибок нашли, что лучше всего он чувствует себя, когда его кроватка стоит в их бытовке. Правда, лишь в том случае, когда там включено радио.

(Наверное, мне со временем придётся объяснять Тебе, что такое вообще радио. Через восемнадцать лет информацию будут получать, пожалуй, из совсем других источников. А музыку и подавно).

Заслышав голоса из репродуктора, Йонас быстро успокаивается. Классическую музыку он тоже воспринимает одобрительно. Они для него просто ставят Радио Германии – и он тогда лежит себе часами и слушает.

Это принесло ему первое прозвище в его жизни. Они называют его «Новостной наркоман».

93

Семимудрые снова почтили нас своим посещением. Просто у учителей слишком много отпусков и каникул. Они были у нас проездом в Гамбург, на выставку, «которую нельзя не посмотреть». В переводе на понятный язык: только такой бескультурный невежа, как их будущий зять, может пропустить такое. Чудо, что они не захватили с собой на выставку своего пса. Он бы мог носить за ними каталог. А теперь он наверняка сидит печальный в приюте для животных и объясняет другим собакам разницу между барокко и рококо.

Мать Хелене обладает особым талантом в кратчайшее время разгонять меня до ста восьмидесяти. На своём домашнем компьютере она только что обнаружила Гугл и хотела мне объяснить, как функционирует поисковик. Моё замечание, что я по восемь часов в день занимаюсь именно этим, она тактично пропустила мимо ушей.

(Если Ты в своём 2021 году сочтёшь, что это всё лишнее для дневника, потому что речь должна идти только о Тебе, то я должен Тебе сказать: не будь так нетерпелив, мой сын. Дойдёт черёд и до Тебя).

Луизе (во мне всё восстаёт против того, чтобы называть её по имени) основательно, как ей присуще, подготовилась к посещению внука и во время поездки на поезде штудировала книгу о фазах развития детей в раннем возрасте. Разумеется, она должна была немедленно проверить по Йонасу, насколько корректно он помещается в заданный диапазон. Под девизом: если он не выдержит экзамен, то придётся оставить его на второй четвёртый месяц.

В книге было написано, что дети в этом возрасте любят играть в «ку-ку, я тут» и находят очень забавным, когда набрасывают им на голову платок, а потом снова его сдёргивают. Она тут же принялась за дело, платок сверху, платок убрать, ку-ку! Согласно теории Йонас в этот момент должен заливаться счастливым смехом. Но он этого не делал. И на второй, и на третьей, и на тридцать седьмой попытке он лишь смотрел на неё с серьёзной миной. И действительно, если спросить, кто тут взрослый – маленький ребёнок, лежащий совершенно спокойно, или седовласая женщина, которая то и дело выкрикивала лихорадочное «ку-ку! ку-ку!»

Семимудрые после этого провели педагогическую конференцию и пришли к заключению, что дитя, которое так мало смеётся, отстаёт в своём развитии, и его надо немедленно вести к детскому психологу. В ответ на это Йонас принялся смеяться взрослым смехом и никак не мог остановиться. Его так трясло, что он срыгнул целую волну молока. Жаль, в это время он был на руках у меня, а не у Луизе. Я уверен, она бы ему за это дала дополнительное задание.

94

Разумеется, ужинали они у нас. Хелене за несколько дней до этого продумывала и заново передумывала меню, как будто речь шла не о семейном приглашении, а о смотринах. В конце концов, она опять остановилась на лазанье. По крайней мере, лазанья ей всегда хорошо удаётся.

Но напряжения, которые возникли за этим ужином, не имели отношения к еде. То была разборка между Луизе и мамой, и я – хотя и неохотно – должен признать: верх одержала Луизе.

Мама, настолько же приверженная китчу, как Луизе искусству, нашла в какой-то китайской лавке безумный ползунковый костюмчик, который тут же купила. Должен признать, эту вещь не назовёшь образцом вкуса, но ведь и предназначена она была не для того, чтобы завоевать гран при на неделе высокой моды, а чтобы немного позабавить людей. Костюмчик был сделан в виде шкуры павиана, с пришитой сзади красной задницей, а к нему полагался ещё капюшон с обезьяньими ушами. «Вообще-то, это задумано для хеллоуина, – сказала мама, – но к тому времени он уже из него вырастет».

Разумеется, она тут же хотела примерить этот маскарадный костюм на Йонаса, но Луизе высказала свои возражения в своём лучшем учительском тоне. Её внук не кукла, объяснила она, и нечего его наряжать просто ради смеха и удовольствия. На что мама ответила: «Но мой внук обладает чувством юмора». Мой будущий тесть изучал при этом кончики своих ногтей. Он предпочитал устраниться из таких дебатов.

Мама не спорила, она действовала. Когда Луизе была на кухне, помогая Хелене приготовить ужин (или объясняя, что Хелене делает неправильно), мама с Йонасом скрылась в детской комнате. Когда она снова вышла, на руках у неё была самая милая обезьянка на свете.

(Смотри фото. Предупреждение юноше: несли Ты не будешь скромным и послушным, я покажу эти снимки твоим приятелям. И тогда Тебе конец).

Луизе поджала губы, приняв такое выражение, каким, наверное, приводит в страх и трепет каждый класс, и сказала: «Позвольте на минуточку?» Схватила Йонаса и зашагала с ним в холл, где висит большое гардеробное зеркало. Встала перед ним так, чтобы Йонас мог хорошо себя видеть, и спросила: «Ты действительно хочешь так выглядеть?»

Разумеется, Йонас начал бушевать не оттого, что не понравился себе в этом костюме. Его испугал агрессивный тон бабушки. Но факт тот, что успокоился он только после того, как с него сняли этот костюмчик. Один-ноль в пользу Луизе.

Это был не самый уютный вечер. Хотя лазанья была вкусная.

95

Иногда то особенное, что непременно хочется запомнить, могло состоять в том, что не происходило ничего особенного. Или происходило без всяких сцен и волнений.

Итак, я должен записать, что у Йонаса показался первый зубик. Он такой забавный с этим одиноким резцом на нижней челюсти. (Смотри фото). Непривычно в этом было лишь то, что мы с Хелене даже не заметили, как это случилось. В каждом справочнике для родителей написано, что когда режутся зубы, бывают боли и даже температура, и мы готовились именно к этому. Даже запаслись гелем, снижающим боль. Но у Йонаса ничего такого не было. Единственная боль была у Хелене, потому что он укусил её при кормлении. Только тут мы и увидели.

Либо Йонас счастливчик и вырастит свои зубы без осложнений, либо он беспримерно храбрый. Госпожа д-р Фейдт говорит, чтоб я не питал иллюзий. Что у младенца не может быть никакой храбрости, для этого он должен быть намного взрослее. Если грудничку больно, сказала она, то он плачет.

(Госпожа д-р Фейдт – наш новый детский врач, она немного суховата в своей манере, но, как мне кажется, действительно профессиональна. Не делает ничего лишнего, в отличие от её предшественника. От неё Ионас и прививки принимает).

В связи с первым зубом мой храбрый сын плакал только раз. И то была чистая случайность.

Мне опять пришлось взять его с собой на работу, и там я гордо продемонстрировал последнее достижение Йонаса. Федерико, естественно, не преминул пошутить. Он спросил меня: «Ну что, ты добился от него признания?» Я вообще не понял, о чём он. На что Федерико, у которого действительно превратное представление о юморе, добавил: «Иначе для чего ты выбил ему все зубы?»

Коллеги засмеялись, только Йонасу эта шутка, судя по всему, не показалась весёлой. Он пустился в протестный рёв – такой, что стены шатались. Не знаю, что это с ним было. Пожалуй, ему не понравилось, что кто-то обидел его новый зуб.

Петерман, кстати, среагировал на шум совсем не так, как можно было ожидать. Никаких «так дело не пойдёт» или «если ты не можешь успокоить своего сына, то оставляй его дома». Он выказал исключительное миролюбие и даже предложил мне – если Йонасу нужен покой – использовать комнату для переговоров в качестве детской.

Я не мог объяснить этот внезапный приступ благодушия. Петерман и чадолюбие – это сочетается как телеведущий Томас Готтшальк и обет молчания. На следующий день я получил объяснение этому: Петерман в настоящее время не может рисковать ни одним сотрудником.

96

Петерман – авантюрист. Он добыл нового клиента, который нашей конторе, вообще-то, не по зубам. Федеральная продовольственная торговая сеть, у которой только в нашем городе полдюжины филиалов. Должно быть, он обошёл всех конкурентов, сбив цену, ничем другим я не могу себе объяснить, как он добился такого заказа. Правда, пока мы только примериваемся, проходим испытание, можно сказать. Но если выдержим проверку, то станем играть пусть и не в высшей лиге, но уже и не в дворовой команде. Нам придётся увеличить штат не меньше, чем на трёх человек, а айтишники всегда в дефиците. Понадобится нам и больше места.

Петерман хочет выделить этот заказ в спецотдел и намекнул мне, что я могу этот отдел возглавить. Что означало бы как минимум на триста марок в месяц больше. (Сто пятьдесят евро. Надо мне уже привыкать мыслить в новой валюте). Это обещание не того рода, чтоб его неисполнение можно было оспорить в суде, но перспектива радует. Если всё сложится, то я уже не приму от Хелене никаких отговорок. Она будет немилосердно и беспощадно взята замуж.

Петерман был бы не Петерман, если бы такие хорошие перспективы не использовал для того, чтобы выжать из своих людей ещё больше, чем раньше. Вчера вечером Хелене с Макс отправились в кино (мне никогда не понять, что женщины находят в Хью Гранте), а я оставался на родительском дежурстве. Йонас только уснул, как у меня зазвонил мобильник. Мой шеф в таких случаях не отвлекается на такие мелочи, как извинение за помеху или вопрос, готов ли ты, несмотря на поздний вечер, сыграть пожарную команду. Он в таких вещах жёсток «по-американски», как он это называет. В одном из филиалов система заказов не подключается к центральному серверу, и я должен срочно разрулить эту неполадку. То, что бебиситтера в такой час не наколдуешь – это не его вопрос. «Вот тебе случай доказать, что подходишь для ответственной должности», – сказал он. Таков уж Петерман: пряников чуть-чуть, а кнута от всей души.

Хотя я был зол, но шанс на повышение заработка выпадает не каждый день. И я снова поднял Йонаса из кроватки, одел его потеплее, засунул его в «кенгуру» (лицом вперёд, разумеется) и пустился с ним в путь. К счастью, моего сына такими неожиданностями не удивишь. Хоть и считается, что маленьким детям нужен твёрдый распорядок дня, но у Йонаса, кажется, всё наоборот. Он любит разнообразие. Во всяком случае, он без протестов дал пристегнуть себя к детскому креслу и всю поездку с интересом смотрел в окно. Даже музыка, которую я поставил, ему не мешала. А ведь обычно он не принимает рэп.

97

Не хотел бы я состоять на службе у нашего нового большого клиента. Условия там чертовски неприятные – уже из-за одного скользящего графика. Они открываются в девять утра и закрываются ночью в десять. Когда я приехал, то с трудом нашёл место припарковаться, несмотря на поздний час. Торговля идёт полным ходом. Я не понимаю, почему люди не могут всё купить в течение дня.

Фасад – фирменный знак этой сети – оформлен как в казино: светящееся наименование сети, а под ним неоновая стрела, указывающая на вход. Йонас был очарован этим световым эффектом, смотрел во все глаза и совсем не был сонлив.

Моя спасательная акция была недолгой, и причиной этому – в порядке исключения – был не мой технический гений, хахаха. У нас на работе мы называем это «проблема ТК» – Тупой Клиент. Так уж оно есть: источник самых больших ошибок расположен в тридцати сантиметрах от монитора. У них в фирме, чтобы залогиниться, надо ввести код филиала, а потом код сотрудника, у каждого свой. Если спутаешь последовательность кодов, система ко всеобщей неожиданности объявляет: «Доступ невозможен». Они могли бы это и сами заметить, но Петерман заключил аккордный договор на обслуживание, и им не стоит ни цента, когда они вызывают нас. И из-за этого я вырвал Йонаса из сна.

Но он, кажется, не был на меня в обиде. За всё то время, что мы пробыли там, он не пикнул ни разу. И когда возвращались к машине, он всё время поворачивал голову к той мигающей стреле. Этот эффект восхитил его так, будто это был целый фейерверк.

Как назло, фильм оказался коротким, и Хелене была уже дома, когда я вернулся. Хью Грант уже не тот: она была в дурном настроении. Гроза, которая на меня обрушилась, имела силу урагана. Я в спешке не сообразил написать ей записку и объяснить наше отсутствие, и когда она вернулась и нашла кроватку Йонаса пустой, в голову ей полезли истории одна страшнее другой. Внезапная смертельная болезнь, которая заставила меня мгновенно везти его в больницу – это был ещё самый щадящий сценарий. Дескать, я полный идиот, неизлечимый трудоголик, никуда не годный отец и самый пренебрежительный партнёр, какой когда-либо доставался женщине. Короче: это был не идеальный момент для брачного предложения.

Жаль, что Йонас ещё не умеет говорить. А то бы он вступился за меня и объяснил Хелене, что получил истинное удовольствие от ночной вылазки и от неонового фейерверка. Вреда ему это не причинило никакого. Со счастливой улыбкой на лице он быстро заснул.

98

Федерико между тем стал моим лучшим приятелем. Когда в обеденный перерыв мы заглатываем свои сэндвичи (до настоящего обеда дело доходит редко), мы беседуем с ним о самых интимных вещах. Сегодня я пожаловался ему, что Хелене до сох пор не определилась со сроком бракосочетания, и он мне объяснил, что я не на том пароходе к ней подъезжаю, если пытаюсь убедить логическими аргументами. «Женщина и логика – две вещи несовместные, – сказал он. – Ты должен обращаться к их чувству».

Даже если я вычеркну половину из того, что он рассказывает о своих успехах в дамском мире, всё равно я должен без всякой зависти признать, что он понимает в женщинах больше, чем я. Если судить по масштабу завоеваний. Я не успеваю запомнить имя его актуальной подруги, как у него уже следующая. «Женщины – это расходный материал», вот его кредо. В этом смысле он мог бы как репетитор давать дополнительные уроки Казанове.

И хотя у меня совсем другое представление о том, как должны выглядеть отношения, но в одном пункте он прав. Мы с Хелене настолько срослись с тех пор, как у нас появился Йонас, что я, наверное, в своём постоянном настаивании на браке недостаточно чётко дал ей понять, что хочу этого не из практических соображений, а потому что люблю её. «Об этом женщине говори хоть каждый день, она всё равно не наслушается досыта, – считает Федерико. – И лучше всего такое объяснение звучит с применением некторого китча».

И вот я сегодня купил DVD с «Music of the Heart» – только ради названия, самого фильма я не знаю. Сам диск вынул, а кольцо, которое хотел надеть Хелене на палец ещё в больнице, завернул в шёлковую бумагу и вставил в футляр. Завернул в блестящую плёнку и перевязал красивой ленточкой. И приложил розу с длинным стеблем. Я ждал, когда уснёт Йонас, а потом встал перед ней на колени и вручил подарок.

Получилось неплохо. Она, правда, меня высмеяла, но вместе с тем была тронута, это было по ней заметно. «Дурачок ты», – сказала она, что звучало не очень романтично, но произнесла она это с таким теплом. Не так уж и неправ Федерико. Китч уместен.

«Да я хочу, хочу за тебя замуж, глупенький, – сказала Хелене под конец, но назвать точную дату всё ещё никак не хотела. – Не раньше, чем откормлю Гнома грудью», – это было ещё самое точное, что я мог из неё вытянуть. Теперь мне остаётся только надеяться, что Йонас, который и вообще во всём чуточку опережает других детей, уже скоро перейдёт на копчёную колбасу.

99

Кстати, что касается копчёной колбасы и картошки-фри: в части питания у Ионаса уже вполне ясные предпочтения. Хелене никак не может принять это за правду, но явно заметно, что ему больше нравится кормиться из бутылочки, чем из её груди. И ему больше нравится, когда кормлю его я. Точно также, как он больше любит, чтобы памперсы ему менял тоже я. Мне кажется, он ярко выраженный папенькин сынок.

Правда, Макс, которая иногда воображает, что мы ангажировали её в качестве нашего личного психотерапевта, утверждает, что мне это только кажется. «Типично мужская иллюзия доминантности», – вот какое выражение она употребила. Но я то и дело наблюдаю: при смене памперсов и при кормлении Ионас однозначно предпочитает моё «обслуживание». А при одевании наоборот предпочитает Хелене. Я думаю, причина кроется в том, что у неё более ловкие руки.

Иногда мне и самому хотелось бы, чтоб было наоборот. (Когда Ты это читаешь, взрослый Ионас, не сочти меня, пожалуйста, диким отцом, бросающим своих детей!) После долгого рабочего дня я предпочёл бы заниматься чем-то более приятным, чем соскребать с малышовой задницы продукты его пищеварения. Но с другой стороны мне, разумеется, льстит его предпочтение. Ведь мы, мужчины, лучше понимаем друг друга.

Мы уже очень осторожно делаем первые эксперименты с твёрдой пищей, если кашу можно назвать твёрдой пищей. Йонас, кажется, не в восторге от этого. Первую ложку он сейчас же вытолкал изо рта языком, скривившись. Я тогда сам попробовал эту кашу, и она оказалась вполне ничего. Пресная, конечно, каким и должно быть детское питание. Я-то могу его понять, я бы тоже не был в восторге от размазни. Но скоро он к ней привык и послушно глотает её, пусть и с выражением покорности на лице, как будто говоря: «Ну ладно, коль нельзя иначе…» Интересно будет посмотреть, что будет, когда ему можно станет есть всё. Наверное, пару лет он захочет питаться только картошкой-фри с кетчупом, как это и бывает у детей.

В этой связи мне пришло в голову ещё кое-что: он не толкает в рот и не жуёт всё, что подвернётся, как можно было бы ожидать в его возрасте. Мы купили ему – после того, как у него вылез первый зуб – кольцо для кусания, но он его даже не опробовал. Новые предметы он обследует без любопытства, а просто рассматривает их некоторое время, а потом просто забывает про них. Иногда у меня складывается впечатление (я знаю, это сейчас звучит по-идиотски, но так может показаться), что ему просто скучен окружающий мир. Но не можем же мы ему каждый день организовывать сенсации.

100

Йонас спас маме жизнь. Хотя она и утверждает, что я превеличиваю, говоря так, однако без него история могла бы иметь плохие последствия.

Дело было так: мама забрала его у нас, как обычно по средам во второй половине дня, и хотела, вообще-то, погулять с ним в парке (дорогу она теперь знает), но, будучи рассеянной, взяла к нам с собой из дому футляр для очков, но без очков. У неё двое разных очков – одни для близкого расстояния, другие – для улицы. С бифокальными очками она могла бы облегчить себе жизнь, но с этим у неё также, как с мобильником: нет доверия всем этим «новомодным штучкам». И вместо парка ей пришлось поехать к себе домой за очками, и там она упала. Споткнулась о табурет, говорит она, но после того, как у неё был несчастный случай на гимнастике для пожилых, я уже начинаю за неё тревожиться. Может, это какой-то вид перебоев, при которых она, сама того не замечая, на миг теряет сознание. В больнице у неё ничего такого не нашли, но по тому, что у мамы тут же установился её радостный тон, можно предположить, что они обследовали её недостаточно основательно. Я уже не вполне уверен, можно ли ей вообще доверять Йонаса.

Но в чём бы ни была причина, мама упала, да так неудачно, что ударилась головой о край стола. Было сильное кровотечение. Такое бывает при ссадинах, сказали ей в больнице, и в этом нет ничего опасного. Но мама была без сознания, и никто не знает, что бы могло случиться, если бы не среагировал Йонас.

(У Тебя нет причин для мании величия, юноша. Ты не выбрался из детской коляски и не наложил своей бабушке профессиональную повязку. Но кричал Ты не переставая до тех пор, пока не явилась помощь).

У маминой соседки есть ключ от её квартиры (обе взаимно поливают друг у друга комнатные растения), и когда детский плач не прекращался, она побежала в соседнюю квартиру посмотреть, в чём дело. Увидела маму в крови и без сознания и тут же вызвала скорую помощь.

Мама очнулась ещё на носилках и хотела с них тут же спрыгнуть. Дескать, она чувствует себя хорошо, и вообще, ей надо нянчиться с внуком. Такая уж она. Но они всё-таки отвезли её в больницу. Рану пришлось зашивать. То, что она была без сознания, никого не насторожило. Вот если бы у мамы болела голова или были приступы головокружения, тогда бы это могло означать сотрясение мозга. Но у неё не было ни того, ни другого. Ещё раз повезло.

Но я остаюсь в тревоге. Если такое случится ещё раз, я буду настаивать на том, чтобы она показалась специалисту. Не всякий раз Йонас окажется рядом, чтобы позвать на помощь.

101

У мамы снова всё в порядке – так она утверждает. Я нахожу, что она слишком часто говорит об этом, чтобы казаться убедительной. О несчастном случае она говорит так небрежно, будто просто набила шишку, а без сознания лежала на полу совсем недолго. «Споткнуться может кто угодно», – говорит она.

Но я-то вижу что она с тех пор стала двигаться иначе, осторожнее. На лестнице держится за перила, чего раньше никогда не делала. Но с ней нельзя об этом заговаривать, иначе она выходит из себя. Мы с Хелене беспокоимся за неё.

Странно, что мама всерьёз верит, будто может обвести меня вокруг пальца. Но я знаю её слишком хорошо, и всякая перемена в ней мне сразу заметна. Когда она утверждает, что у неё всё блестяще, меня это убеждает так же мало, как дружелюбие Петермана. Людям всегда кажется, что они могут кого-то обмануть, притом что актёры они никудышные. Им надо брать пример с Ионаса. Он таков, каков есть, без всякого притворства. И если ему что-то не подходит, он протестует во всё горло, но чаще всего он всем доволен.

Мама и раньше была от него в восторге, а после его спасательной акции (в которой, по её словам, не было никакой необходимости) она любит его ещё больше. Я осторожно пытался намекнуть, не будет ли лучше, если мы и по средам будем отдавать его в ясли, чтобы разгрузить её, но она расплакалась. Мама, которая вообще никогда не плачет! Я не посмел настаивать на этом, но когда она снова забрала его на полдня, мы с Хелене были как на углях. Но всё прошло хорошо, и она вернулась с ним очень пунктуально.

И тем не менее: надо спросить себя, сколько ещё это продлится. С ним ведь уже не так просто. Во-первых, он прибавляет в весе (последний раз было уже 7520 граммов), и если маме придётся его поднимать, нагрузка для неё будет очень большой. И с него в последнее время глаз нельзя спускать. Потому что он уже ползает и всё исследует. Госпожа д-р Фейдт удивилась, как рано он к этому приступил. Другие дети начинают ползать месяца на два и даже на три позже, сказала она. Но Йонас у нас с первого дня был по части движения Энерджайзер.

Вероятно, скоро он начнёт всё тянуть вниз, чтобы исследовать. Пока что он этого не делает. Мама рассказывала, что он долго сидел на полу перед её книжным стеллажом, ничего не трогая. По её словам это выглядело так, будто он изучает названия книг. Жаль, что она не сделала фото. Мы смогли бы потом дорого продать его прессе, когда он получит в Стокгольме свою первую Нобелевскую премию.

102

Мамин несчастный случай имел ещё одно последствие, которое осчастливило меня. Хелене наконец согласилась, чтобы мы назначили день свадьбы!

Это было ошеломительно. Ионас уже спал, а мы с Хелене вместе мыли посуду. Или, чтобы не показывать себя лучше, чем я есть: Хелене мыла, а я составлял ей компанию. Мы говорили о маме и о том, как всё организовать, если у неё действительно окажется что-то серьёзное. И тут Хелене вдруг и говорит: «Нам не следует слишком затягивать с женитьбой. Будет жаль, если она не успеет порадоваться нашей свадьбе». Вот так просто. Про «сперва откормлю грудью» больше и речи не было.

Должно быть, от неожиданности (и от радости, естественно) я среагировал слишком бурно, так что Ионас проснулся. Но не заплакал, а лишь издал этот булькающий звук, который он производит, когда что-то доставляет ему удовольствие, что-то промежуточное между смехом и удушьем. Федерико говорит, он смеётся как инопланетянин, который пытается имитировать людей. Возможно, он увидел во сне что-то приятное и потом сразу же снова уснул.

Мы полночи проговорили про свадьбу, и оказалось, что Хелене, которая, казалось бы, никогда ничего не хотела слышать об этом, имеет на неё совершенно точные планы – кстати, превышающие наши возможности. У неё в голове уже сложился список гостей, и он гораздо длиннее, чем я себе представлял. Она уже знает, где должен состояться ужин, и это, осторожно выражаясь, не самый дешёвый ресторан города. Однажды мы выпили в «Метрополе» по бокалу вина и выложили за это сумму, за которую в любом другом месте приносят целую бутылку. «Женятся один раз в жизни», – говорит Хелене. Мне остаётся лишь надеяться, что наш новый большой клиент не сорвётся с крючка и Петерман действительно повысит меня в должности.

Но мне плевать, сколько это будет стоить! Если Хелене захочет свадебный торт высотой в сто метров, она его получит.

В свидетельницы себе Хелене хочет взять Макс. Вероятно, та и в ЗАГСе будет объяснять мне, как фатально может повлиять на хрупкую мужскую душу заключение брака, но я так счастлив, что нахожу симпатичной даже Макс. (А это много значит!) Быть моим свидетелем я, пожалуй, попрошу Федерико. В такие торжественные моменты хорошо, чтобы рядом был человек, с которым можно перекинуться шуткой.

Естественно, Йонас обязательно должен присутствовать при том, как его родители официально скажут своё ДА. Разбрасывать лепестки роз для него, пожалуй, ещё сложновато, но ради праздника я надену на него памперс с рисунком в цветочек.

103

Бывают неожиданности, от которых я бы лучше отказался. Едва Хелене успела позвонить по телефону и рассказать о запланированной свадьбе, как семимудрые сели в поезд и прибыли. «Нам хотелось поздравить наших дорогих детей лично!» Детей? Неужто я должен теперь называть Луизе «мутти»? Да я лучше от свадьбы откажусь.

(Когда Ты это прочитаешь, Ты наверняка сочтёшь своего отца ужасным склочником. Но читай дальше, и Ты заметишь, что у меня есть причина быть сердитым. И это связано в первую очередь с Тобой).

Поскольку они привезли с собой – сюрприз! – своего пса, а это монстр, рядом с которым бульдог кажется декоративной собачкой. Впервые увидев его, я навеки испортил отношения с этими двумя, потому что спросил, что за помесь у этой дворняги. Это не помесь, а чистопородный ирландский волкодав, и они страшно горды, что раньше с такими зверями ходили охотиться на волка и медведя. По моему же мнению такая исполинская собака в домике на одну семью приблизительно так же осмысленна, как если купить себе полноприводный «лэндровер», чтобы ездить на нём к почтовому ящику. Но ведь в захолустье семимудрых волки и медведи просто кишмя кишат.

Зовут животинку Цербер. Образованные.

Хелене как раз ушла за покупками, когда эти трое, не предупредив, возникли перед дверью. Едва я открыл, как милый пёсик сиганул внутрь квартиры. И прямиком к детской комнате, где Йонас ползал по полу. Я от ужаса чуть не наделал в штаны, а пропетое Луизой «Да он не кусается!» как-то меня не успокоило. Я схватил в гардеробе зонт и ринулся за собакой – защитить моего сына от дикого зверя.

Но защищать не пришлось. Картина мне открылась невероятная: собака образцово сидела на задних лапах, а напротив неё сидел Йонас, совершенно расслабленно. Оба лишь смотрели друг на друга. Если Йонас двигался, животное поворачивало голову как загипнотизированное. Если бы я не видел это своими глазами, я бы не поверил.

Петер схватил Цербера за ошейник и хотел его оттащить. Но такого слона не просто оттащить прочь, если он этого не хочет. Только когда Йонас от него отвернулся, собака дала себя увести и привязать в прихожей.

Луизе очень гордо сказала: «Видишь, я же говорила, он ничего не сделает». Но даже если Цербер в собачьей школе был лучшим учеником, я всё же думаю, что это Йонас инстинктивно повёл себя правильно. Что бы это ни было. Или причина была в том, что он просто не боялся.

Говорят, собаки это чувствуют.

104

Петер и Луизе хотели пригласить нас в дорогой ресторан отпраздновать такой день, но из-за Цербера ничего не вышло. Какую-нибудь декоративную собачку, может, и можно было взять с собой в приличное заведение, но не такого телёнка.

Решили сымпровизировать стол у нас дома в составе семьи и свидетелей бракосочетания. И получился (я должен признаться: к мо ему удивлению) удачный вечер. Федерико и Макс взяли на себя приготовление еды и удалились на кухню. Всё время мы слышали оттуда хихиканье. Мне оставалось только надеяться, что там ничего такого не завяжется. Федерико мне слишком дорог для этого.

Мама, которая может быть очень ловкой в таких делах (если захочет!), обвела Луизе вокруг пальца, разыграв из себя маленькую глупышку и попросив о помощи. Дескать, она не может отличить Мане от Моне, и не поможет ли ей в этом её новая родственница. Что было, разумеется, чистым притворством. Мама интересуется живописью приблизительно также сильно, как я сплетнями о знаменитостях. Но Луизе предоставилась возможность поучать, а лакомее этого для неё ничего нет.

В это время Петер завёл со мной разговор «по-мужски». Он хочет взять на себя все расходы по празднованию свадьбы. Вот бывают ещё на свете чудеса и знамения! Сперва я для проформы немного повозражал, а потом дал себя уговорить. Одной заботой меньше.

За столом нас было восемь человек. Ионас просто не хотел спать, и мы посадили его в новый высокий детский стульчик и позволили ему первый раз сидеть со всеми за столом. Цербер лежал рядом с его стульчиком на полу и всё время смотрел на него снизу вверх. Это выглядело так, будто он охраняет его, но может быть, просто ждал, что ему перепадёт что-нибудь съестное. Но ничего не перепало.

Ионасу, конечно, не досталось спагетти с морскими черенками, в которые Федерико с Макс всадили несколько тонн чеснока, но банку детского питания он умял. Кстати, у него развилась в последнее время новая застольная причуда: он не хочет есть из баночки, её содержимое должно быть вылито в тарелку, не знаю, почему. Он тогда сам держит в руке ложку и не шлёпает ею по жидкой кашке, как можно было бы ожидать, а пытается осторожно поднести её ко рту. У него пока не получается, но по нему заметно, что он старается. Даже Луизе, которая обычно всегда находит, за что покритиковать, была впечатлена.

Вообще был очень приятный вечер. Семимудрые даже вызвались помыть посуду, вот уж этого я действительно никак не мог ожидать. Вообще-то, они всё-таки очень милые люди.

105

Я долго не делал записей, просто не было времени. Последние недели был адскими. Нет, не так, вообще-то они были райскими. Но в сутках по-прежнему всего двадцать четыре часа.

Крупный заказ подтверждён, пока что на один год. И Петерман сдержал своё обещание и доверил мне всю эту часть – с приличной прибавкой в зарплате. На сто восемьдесят евро в месяц больше. При этом, конечно, он не мог не извлечь из рукава фокус: поскольку я вхожу в основной кадровый состав, я больше не могу рассчитывать на сверхурочные. Но в целом всё равно выходит больше.

(Будет ли ещё в 2021 году евро? Петер твёрдо убеждён, что эта валюта долго не продержится).

Хелене с одной стороны рада, что у нас на счёте прибавка, с другой стороны огорчается, что я больше почти ни одного вечера не провожу дома. Но работа сама по себе не делается, и пока что у нас не всё отлажено. Управление логистикой ведётся на древнем Коболе, а заказы – на Яве. Значит, требуется совмещение…

(Ладно, отставим все эти технические подробности. Тебя это уже вряд ли будет интересовать).

Больше всего Хелене досадует на то, что у меня нет времени обсуждать с ней детали свадьбы. Тут уж она действительно начинает мелочиться и готова обговаривать каждую деталь по пять раз. Если я потом говорю, что мне всё равно, в какой лавке заказывать цветы, она обижается.

Меня сердит нечто другое: что я слишком мало бываю с Иона-сом. Он сильно прогрессирует. Самые первые его шаги я пропустил из-за работы, а пошёл он гораздо раньше, чем мы ожидали. В одиннадцать месяцев! Госпожа д-р Фейдт считает, что он ребёнок раннего развития, но опыт показывает, что это выравнивается со временем. Раннее развитие или не раннее развитие, а просто доставляет радость смотреть, как он идёт по квартире вразвалочку. Всё, что он делает, он делает с огромной серьёзностью и выражением решимости, что вообще не сочетается с его младенческим личиком. Иногда я не могу удержаться от смеха, хотя Макс с применением множества иностранных слов объяснила мне, какой тяжёлый психологический вред можно нанести этим смехом маленькому ребёнку.

Она права в одном: Йонас не любит, когда над ним смеются. Он тогда смотрит на тебя с такой очаровательной злостью, что просто берёшь его на руки и начинаешь тискать. Поначалу он всегда вырывается, но через пару секунд всё-таки начинает улыбаться. «Из чистой вежливости», говорит Макс. Но что она может понимать в маленьких детях?

106

Йонас – маленький отважный парень. Когда он падает при своих попытках ходить, то не плачет – или плачет не сразу. Такое впечатление, что он всякий раз должен сперва обдумать свою реакцию. Только если хочешь его утешить, он начинает реветь, как будто ему напомнили, что он имеет право пожаловаться.

И ещё кое-что забавное я пронаблюдал, причём слово «пронаблюдал» я упоминаю буквально. Ведь некоторые вещи он делает только тогда, когда думает, что его никто не видит. Например, когда пытается пройти от своей кроватки до двери и при этом спотыкается, то он не просто поднимается на ноги и идёт дальше, а ползёт к исходному пункту своего пути – и ещё раз с боем берёт весь отрезок. Он упрям, или, если говорить позитивно: добивается того, что задумал. Макс предсказывает, что мы с ним ещё натерпимся, когда он войдёт в возраст строптивости.

Хотя Хелене не находит это хорошим, но Йонас настолько умеет занять себя сам, что я его иногда просто беру с собой, когда я на родительском дежурстве, а на работе разражается кризис. Там он играет не с кубиками, как другие дети, а с компьютером.

(Честное слово, мой сын. Так Ты делал в своём юном возрасте! «Раннее развитие» – это было сказано про Тебя правильно).

Неофициальный крёстный отец Ионаса Федерико написал специально для него маленькую программу и инсталлировал её в старенький комп. Когда Йонас колотит по клавиатуре, по экрану двигаются разноцветные формы. Гном может заниматься этим очень долго. На фото, которое я сделал, он выглядит как маленький профессор.

Как правило, работать он не мешает. Только однажды он без видимых причин разревелся – когда меня вызвали из-за проблемы на месте и я хотел на каких-то полчаса оставить его на Федерико. Но тот не мог его успокоить, и мне ничего не оставалось, как взять его с собой к нашему клиенту. Стоило нам сесть в машину, как Йонас вполне успокоился.

На сей раз меня вызвали в другой филиал, но снаружи они все выглядят одинаково. Световая реклама с названием фирмы и большой стрелой в дневное время не мигает, но всё равно Йонас казался зачарованным ею. Я рассказал об этом директору филиала, и он подарил Йонасу маленькую модель входа в магазин, изготовленную, видимо, когда-то в рекламных целях. С настоящим миганием светодиодных ламп. Йонас до конца дня не выпускал эту штуку из рук, и нам даже пришлось позволить ему взять её с собой в кроватку. Правда, Хелене настояла на том, чтобы я вынул кнопочный блок. Она боялась, что ночью он выпадет, Йонас сунет его в рот и подавится. Не знаю, что его привлекло в этой дурацкой модели.

107

Вот уже несколько дней Йонас плохо спит, что ему совершенно не свойственно. В кроватке беспокойно ворочается, и когда на него ни посмотришь, глаза у него открыты. Иногда я беру его на руки и немного ношу его, и он даже задрёмывает, но стоит его снова вернуть в кроватку, как всё начинается с начала. Если он и засыпает на несколько минут, то исключительно от усталости. Что-то у него не в порядке, но мы не понимаем, что бы это могло быть. Вряд ли что-то плохое, ведь нет такого впечатления, что у него что-то болит. По крайней мере, он не плачет. Может, ему снятся плохие сны?

Хелене, которая при каждом кашле Йонаса сейчас же предполагает худшее, разумеется, тревожится. Мы договорились, что каждый из нас получает по одному свободному вечеру в неделю, чтобы сходить куда-нибудь, а другой в это время присматривает за Йонасом. У Хелене это обычно программа с Макс, тогда как я в свои свободные вечера чаще всего опять оказываюсь на работе. Вот такой уж я любитель развлечений! Сегодня Макс купила билеты на целую кино-ночь, где будут подряд три серии «Крёстного отца». Я хотя и не понимаю, зачем идти в кино, если можно удобно посмотреть всё на DVD, но раз уж это доставляет им такое удовольствие… В последний момент Хелене было передумала и хотела остаться дома – на случай, если вдруг что-то с Йонасом, но я её всё-таки убедил, что вполне способен и сам позаботиться о сыне.

Киносеанс длился до двух часов ночи, а я взял себе работу домой, в надежде на спокойный – в виде исключения – вечер. Йонас быстро уснул, и полчаса я действительно мог что-то делать. Мне давно уже стало ясно, почему заказ получили мы, а не другая, более крупная фирма. Другие, пожалуй, лучше, чем Петерман, поняли, насколько здесь тупиковая ситуация и сколько сил надо приложить, чтобы хоть как-то держать систему в рабочем состоянии. А может, он и заметил это, но сумма оборота была для него важнее. Так или иначе, всё время приходится импровизировать, и пока сутки длятся всего двадцать четыре часа, с этим не справиться.

Всего полчаса, самое большее, было у меня для себя, и тут Йонас опять проснулся. На сей раз не помогло и укачивание, и я в отчаянии разогрел ему бутылочку молока и посадил его рядом с собой в его высокий стульчик. Он не пил, а всё время смотрел на экран как загипнотизированный. Казалось, что-то его заворожило. Почти целый час он сидел так, потом у него всё-таки слиплись глаза. Теперь он спит, а я надеюсь, что на сей раз это продлится дольше. До того, как Хелене вернётся из своей длинной мафиозной ночи, я хотел бы успеть ещё кое-что сделать. Завтра воскресенье, и мы сможем поваляться в постели немного дольше.

108

Йонас в детской больнице, с позавчерашнего дня. Сейчас вечер, и Хелене у него. Мы сменяем друг друга по возможности.

Всё-таки это оказалось нечто серьёзное, даже очень серьёзное. Мы корили себя, что слишком поздно обратились к врачу. Нарушение его сна на самом деле было симптомом опасной болезни. Шансы на выздоровление хотя и хорошие, как говорит лечащий врач, но опасность ещё не ликвидирована.

Какое-то время его мучили сильные боли, это, пожалуй, и было причиной, по которой он не мог спать. Но он никогда не плакал, поэтому мы долго не реагировали. И вовсе не из-за ушей мы пошли с ним к госпоже д-ру Фейдт, и вовсе не из-за его бессонницы. Мы заметили, что при попытках стоять он вдруг в какой-то момент не может удержаться на ногах – и это после того, как раньше ему это хорошо удавалось. Даже если он мог за что-то держаться, он всё равно снова и снова терял равновесие и падал. Я поначалу не находил это трагичным, ведь маленькие дети нетвёрдо стоят на ногах. Я даже делал дурацкие замечания по поводу его неустойчивости: «Кажется, он берёт пример с моей мамы».

Когда-то, уже с большим опозданием, мы всё-таки пошли с ним к детскому врачу. Она быстро обнаружила, что это никак не связано с детской неустойчивостью, свойственной его возрасту. «У вашего сына приступы головокружения», – сказала она.

Потом оказалось, что Ионас пережил сильное воспаление среднего уха, причём запущенное, то есть уже давно. Другие дети кричат ночами напролёт, когда у них такое, потому что это очень больно. Но он – настоящий маленький герой. Если бы мы обнаружили это раньше, можно было бы вылечить это антибиотиками или каким-нибудь ибупрофеном. (Я посмотрел соответствующие сайты и теперь знаю все профессиональные выражения). Но оттого что мы ничего не заметили, к этому добавился мастоидит, а он, как я узнал из интернета, может в худшем случае привести к воспалению мозговой оболочки. Но про это я не рассказал Хелене. Она и без того корит себя.

И это не всё. Теперь ядовитые вещества проникли в среднее ухо, и это (к счастью, как можно теперь сказать) вызвало нарушения равновесия. Только поэтому мы вообще что-то заметили. Теперь он получает сильные медикаменты, потому что в худшем случае лабиринтит, как это называется, надолго мог повредить возможности слуха.

И всё только потому, что Ионас не плачет, когда ему больно.

109

Теперь Йонас уже пять дней в клинике. Из-за этого у меня сегодня был скандал с Петерманом, который хотел мне вынести выговор за то; что я столько времени провожу с сыном. Я сказал ему что если его это не устраивает; то пусть засунет свою лавочку куда подальше; мне Йонас во много раз дороже горячо любимого Большого клиента. До него; кажется, дошло, какие у него будут проблемы, если я уйду. Федерико хотя и взял на себя часть моей работы, но он младше меня, и Кобол для него – чужой язык.

Йонаса так жалко, когда он лежит, такой бледный и печальный, с трубкой на сгибе руки. Так и сделал бы ему что-то хорошее, но нечего, кроме как сидеть у его постели и сострадать. Был бы он на пару лет старше, можно было бы принести ему подарки, книжку с картинками или что-то особенно вкусное, но для всего этого он слишком мал. Мама вырезала из разноцветного картона буквы «СКОРОГО ВЫЗДОРОВЛЕНИЯ» и смастерила из них мобиль. Теперь он висит над его кроватью, но у меня такое впечатление, что он его даже не заметил.

В детской клинике двери палат как правило раскрыты. Чтобы маленькие пациенты не чувствовали себя так одиноко, объяснили нам. Если заглянуть, проходя мимо, повсюду видны куклы или мягкие игрушки, которые приносят детям в больницу, чтобы около них было хоть что-то родное. Для Йонаса мы принесли того мишку ручной работы, но мишка теперь сидит на стуле в углу, как нежеланный посетитель, которого хотелось бы поскорее выпроводить. Иногда Йонас действительно странный ребёнок. Самая красивая мягкая игрушка, какую можно купить за деньги, его не интересует, а дешёвый рекламный подарок из пластика он любит больше всего. Дурацкий фасад магазина с мигающим фирменным знаком можно выставить разве что на ночной столик. Нет, он должен лежать у него в кровати, и в основном он крепко держит его обеими руками.

Даже врачи теперь поняли, что надо ему оставить эту игрушку.

В первый визит медсестра хотела у него эту штуку отнять, чтобы врач мог удобнее приставить стетоскоп, и Ионас защищался изо всех сил, кричал и барахтался. Теперь они оставляют ему эту игрушку даже при обследовании.

С сегодняшнего дня ему уже полегче. Врачи говорят, что уже взяли воспаление под контроль и что, пожалуй, не останется никаких осложнений. Но их тревожит, что он при такой сильной боли в ушах не пикнул. Они опасаются, что такая нечувствительность может указывать на какую-то глубинную проблему, и хотят провести несколько специальных тестов.

110

Сегодня произошло нечто действительно комическое. Вообще-то подло, что мы можем над этим потешаться, но мы с Хелене давно так не смеялись. Это, конечно, от облегчения, что Ионас уже на пути к выздоровлению.

Дело было так: у них здесь в детской клинике есть один волонтёр, который ходит из палаты в палату и развлекает маленьких пациентов – под девизом: «Смех способствует излечению». Он называет себя д-р Аугуст Думм, и о нём даже писали в газете. В жизни он скромный молодой человек, которого можно приглашать на детские дни рождения в качестве волшебника и аниматора, умеющего из длинных воздушных шариков делать фигурки животных и всё такое.

Вообще-то он опекает детей от четырёх лет, но врачи послали его к Ионасу, чтобы он играючи оттестировал его реакции. Он спросил у нас, не будем ли мы иметь что-нибудь против, и мы оба сразу согласились. Почему бы нет? Йонас всегда любил разнообразие.

Итак, пришёл клоун, в белом халате и с красным картонным носом. Свой реквизит он принёс в старом врачебном чемоданчике. Сначала он попробовал марионеточного Петрушку с колокольчиком на колпачке. Колокольчик звенел, когда Петрушка тряс головой. «Обычно малыши сразу хватаются за него», – объяснил он нам. Йонас – нет. Он только смотрел на Петрушку – с таким выражением, будто хотел сказать: «Чего хочет этот странный господин?»

Д-р Думм пытался гримасничать, пытался прятаться и вновь появляться – и с другими детскими играми. У него был стетоскоп, из которого он мог выдувать мыльные пузыри. Йонас за всё время даже не улыбнулся. Было видно, как клоун из-за этого всё больше сердился и становился суетливее. Для комика, наверное, нет ничего хуже, чем когда его шутки не доходят, даже если публика состоит из одного даже не годовалого ребёнка. Он, правда, пытался это скрыть, но к концу так разволновался, что споткнулся о подножие капельницы и шлёпнулся на задницу. И самое подлое было то, что тут-то Йонас и просиял во всё лицо. Едва клоунский доктор выбежал вон, расхохотались и мы с Хелене. И никак не могли успокоиться.

Я потом встретил его чуть позже в холле, и он сделал вид, что ужасно занят и даже не узнал меня. Возможно, ему было просто стыдно.

Интересно, что он расскажет о Йонасе врачам.

111

Завтра Йонаса выпишут. Выписали бы и сегодня, он уже в хорошей форме, но они там в клинике хотят ещё провести с ним пару тестов насчёт его способности чувствовать. Их зачаровало, как это он никому не дал знать о своём воспалении среднего уха. Особенно после того, как мы им рассказали, что с его первым зубом было то же самое.

Сам я не присутствовал при обследовании. Теперь, когда Йонасу легче, мне многое нужно навёрстывать на работе, и я не хочу давать Петерману повода для склоки. Но Хелене присутствовала и всё мне рассказала. Должно быть, это похоже на бенчмарк-тест, очень точно прописанные действия, чтобы результаты (в данном случае реакции) можно было сравнить с данными нормы. Хелене рассказала, что тестировать пришли трое: лечащий врач, его ассистентка и медсестра. Ассистентка держала в руках список и зачитывала пункт за пунктом, что делать и какова при этом нормальная реакция. Что-то вроде: «Лёгкое прикосновение к подошве, ступня отдёргивается». То, что с ним проделывали, становилось от шага к шагу всё жёстче, а в конце они должны были сделать ему больно. В ходе всей процедуры Йонас сидел на коленях у Хелене.

Обследование не принесло результата, или не принесло того результата, который объяснил бы «храбрость» Йонаса при боли. Что бы они с ним ни делали, его реакции всякий раз оказывались совершенно нормальными, то есть именно такими, какие стояли в таблице. Например, когда ассистентка говорила: «Ущипнуть за плечо, ребёнок кричит», после этого врач щипал, и Йонас кричал. Поначалу Хелене было не по себе, ей казалось, что нашего сына подвергнут пыткам, но со временем это стало забавлять её, потому что Йонас делал в точности то, чего от него ожидали. «Как будто он всё понимал», сказала Хелене.

Родители ведь всегда хотят, чтобы их дитя было особенным, но в данном случае я рад, что Йонас оказался совершенно средним. И всё равно он храбрый малыш. Последним пунктом исследования был укол иголкой. Тут он, правда, заплакал, как они и ожидали, но он тут же смолк.

Они обещали Хелене, что скопируют для нас результат обследования. Я хочу вклеить его сюда.

(Чтобы сунуть его Тебе под нос, если Ты в восемнадцать лет будешь о себе много воображать. Теперь это написано чёрным по белому: Ты абсолютно средний).

Завтра мы, наконец, снова втроём.

112

В почтовом ящике сегодня лежала рекламная листовка, на которой мой сердечно любимый Большой клиент рекламировал ряд скидочных акций. (Я записываю это не потому, что Тебя может когда-то интересовать, как мало денег мог стоить восемнадцать лет назад, а точнее, семнадцать лет и два месяца назад фунт куриной грудки. Эта листовка попала в дневник совсем по другой причине. Во-первых, потому что она привела меня в ярость. И во-вторых, из-за Тебя).

Ведь известно уже, что ни одному слову рекламы верить нельзя, и всегда нужно вычитать половину из того, что утверждает реклама. Но это задевает по-особенному, когда речь идёт о вещах, которые касаются тебя самого. В листовке было напечатано: «Всегда свежие товары благодаря нашей самой современной компьютерной системе заказов». Я уже много недель бьюсь над этой системой заказов, и она современна приблизительно как граммофон с раструбом. Древняя программа, которую всякий раз кто-нибудь в чём-то усовершенствует, но она не становится от этого лучше. Наоборот. Было бы в десять раз целесообразнее, а в перспективе и дешевле начать с нуля и разработать для них что-то новое. Но нет, они хотят непременно сохранить своего слепого альпиниста. (Это сравнение придумал Федерико. Слепой альпинист – гарантированное падение).

Но собственно интересно нечто другое: на передней странице листовки было изображение типового фасада с надписью и стрелой. Я думаю, они должны запатентовать этот дизайн. Безумным было то, что Ионас его тотчас узнал. Притом что картинка есть нечто совсем другое, чем эта пластиковая модель, которую он по какой-то причине таклюбит. Он сидел на своём слуле, ая скармливал ему ложкой его ужин. Листовка лежала на кухонном столе, потому что я хотел показать её Хелене. Йонас её обнаружил, и с этого момента еда вообще перестала его интересовать. (В чём я могу его понять. Я нахожу, что все эти кашки очень скучные на вкус).

Он потянулся руками, как он всегда делает, желая что-то схватить, но я не сразу сообразил, чего он хочет. Сперва я протянул ему ложку, потом его чашку с Микки-маусом, но оба раза это было не то, и он уже выказывал нетерпение. Иногда, когда желания его величества угадывают не тотчас, то складывается впечатление: если бы он уже умел говорить, он бы тебя обругал. Наконец он получил свою листовку, схватил её обеими руками и долгое время штудировал благоговейно, словно Луизе – Мане. (Или Моне. Я так же мало различаю их, как и мама). Я сделал фото, и на нём он выглядит так, будто умеет читать.

(Если потом Тебя спросят, что было Твоим первым чтением, можешь ответить: «125 граммов колбасы из телячьей печени за 59 центов»).

113

Нашему сыну год! Я не могу опомниться, как быстро пролетело время! Йонас теперь ростом 79 сантиметров и весит десять кило. И может ходить, причём словечко «может» немножко преувеличено. На самом деле лучше всего ему удаются падения. Но он хочет это мочь, а у человека с такой упрямой головой, как у него, намерение – уже почти результат.

Разумеется, мы достойно отпраздновали это событие. Хелене смастерила что-то вроде шоколадного пирога сплошь из ингредиентов, пригодных для детского питания. Результатом была скорее каша, но Йонасу она понравилась, и это был, в конце концов, его день рождения. Свечу в этот пирог воткнуть не получалось, и я смонтировал её на тарелке. Йонас, кажется, и сам уже знал, чего от него ждут, и потушил её с первого захода.

Мама, в безумных сюрпризах которой никогда нельзя быть уверенным, принесла настольную бомбу, начинённую бумажными головными уборами, – для которой Йонас действительно ещё маловат. Хелене не хотела допустить, чтобы эту бомбу подожгли, из страха, что её взрыв может напугать ребёнка, но если уж маме что-то придёт в голову, она от этого не отступится. Возможно, свою упрямую голову Йонас унаследовал именно от неё. Бомба взорвалась потом совсем без шума, и он с интересом смотрел, как разлетались эти головные уборы.

К счастью, мы никого не пригласили (кроме крёстного Федерико, но тот отговорился чем-то неотменяемым и не смог прийти), ибо мама, разумеется, настояла на том, чтобы каждый надел по такой шапке. Боюсь, мы все выглядели смешными. Мама водрузила себе на голову какое-то бесформенное чёрное сооружение, которое, пожалуй, должно было изображать цилиндр, Хелене – что-то вроде лыжной шапки, а я – шлем викинга. Йонасу мама сперва примерила колпак придворного шута, но ему это совсем не подошло. И клоунскую шляпу он тут же сорвал с головы. Тогда мы выложили перед ним на стол все головные уборы и предложили выбрать. Он целенаправленно схватил военную фуражку, и мама надела её ему на голову. Я сделал фото, на котором Йонас, с фуражкой на голове, как раз поднёс пальцы ко лбу. Это выглядело так, будто он салютировал. Я вклеиваю это фото сюда. Наш сын, маленький солдат!

На следующий день я показал фото Федерико, и он тут же заверил, что фуражка – это предзнаменование, и Йонас рано или поздно попадёт в Бундесвер. Но он уже предсказывал ему будущее бизнесмена и мафиози. Может, дадим Йонасу повременить с выбором професии, пока он не перестанет пачкать подгузники.

114

Годовалого Йонаса вызвали к д-ру Фейдт на регулярный осмотр (всё снова в полном порядке), и ей бросилось в глаза, что он может на чем-то сосредоточиваться дольше, чем его ровесники. Какое там «короткий период внимания»! В комнате ожидания стояла игра, в которой колодки разной формы надо всовывать в соответствующие отверстия: четырехугольное, овальное, круглое и так далее. Большинство детей его возраста, по её словам, могут попасть одной или двумя колодками, а потом отвлекаются и теряют интерес. Ионас все шесть колодок вставил в нужные отверстия, потом достал их и начал сначала. Правильно распределить их не составляло для него проблемы, он прилагал усилия только к координации движений. Это выглядело так, будто он играет лишь для того, чтобы тренировать свою ловкость. По части одарённости он явно пошёл в меня. (Хахаха).

Он уже понимает отдельные слова. Если, к примеру, сказать что-нибудь про еду, он тут же отправляется – то ползком, то пешком – на кухню. (Прожорлив он тоже в меня, говорит Хелене). Иногда он даже пытается самостоятельно взобраться на свой стул, что ему, естественно, пока не удаётся. При этом еда ему как бы не особенно и нравится. Мы перепробовали уже весь его ассортимент детского питания и не нашли ничего, что бы нам понравилось. Его величеству нравится только то, что ему пока нельзя. Он предпочёл бы есть всё из моей тарелки, но я не могу ему это позволить. Не пожалел бы для него ничего, но мою еду он просто пока не сможет переварить.

Есть слова, которые он понимает очень хорошо, но ни за что не хочет их слышать. Самое худшее для него – «спать». Стоит кому-то его произнести, как Ионас забивается в дальний угол комнаты в надежде, что там его не найдут. Однажды он забрался в платяной шкаф, дверца была открыта. Он предпочёл бы вообще не спать, даже если у него от усталости слипаются глаза. Как будто он боится что-то пропустить.

Иногда даже страшно становится, как хорошо он понимает, о чём идёт речь. Недавно я сказал Хелене после ужина, что хотел бы ещё полчаса поработать, и Йонас тут же заковылял к письменному столу, на котором стоит мой лэптоп. Он любит сидеть около меня, когда я занят за компьютером, и смотреть, что я делаю. Может быть, он ждёт, что на экране завертятся те разноцветные формы, как в той программе, что для него написал его крёстный.

То же самое и с телевизором. Когда мы что-нибудь смотрим, он хочет сидеть между нами на софе и тоже смотреть. Не хватает только пакетика с орешками – а то был бы идеальный телезритель. Ведь телевизионщики всегда хотят залучить к экранам молодую публику.

115

«Новостной наркоман» и впрямь подходящее прозвище для Йонаса. Он предпочитает ежедневные обзоры и сходные новостные передачи. Это как-то связано с голосами в этих передачах. Актёрские голоса в телепередачах интересуют его гораздо меньше.

(Жаль, что в восемнадцать уже не вспомнить свой первый год жизни. А то бы Ты сейчас объяснил, на чём было основано Твоё предпочтение).

Я думаю, для Йонаса телевизор – что-то вроде радио. Он равнодушен к картинкам. Хелене считает, что он видит на картинках лишь цветные формы, а в этом программы крёстного Федерико куда как разнообразнее. Но голоса зачаровывают его, он явно умеет их различать, и некоторые из них, кажется, по-настоящему любит. Например, есть один журналист, не помню его имя, он всё делает с таким серьёзным лицом; когда он появляется в передаче, Йонас непременно хочет слушать, хотя, разумеется, не понимает ни слова. Этот голос его будто гипнотизирует. Как только он на экране, так Йонас непременно хочет сидеть рядом и «слушать». И попробуй только переключиться!

Пару дней назад это опять случилось. Я смотрел – или мы смотрели вместе – дискуссионную передачу про эту историю в Абу-Грейбе, но в какой-то момент мне надоели все эти самозваные эксперты, которые с торжественной миной изрекают комментарии, хотя имеют об этом не больше понятия, чем любой читатель газет.

(Тебе название Абу-Грейб ничего не скажет. Это была тюрьма в Ираке, где американские солдаты пытали арестованных).

Итак, я переключился, но не угодил этим Ионасу! Я лишил его любимого голоса, и он бурно запротестовал. (Рёв номер три). Он даже пытался отнять у меня пульт. Как-то он, видимо, понимал, что тут присутствует какая-то взаимосвязь. Я, наконец, уступил его воле и снова переключился назад. На других каналах всё равно не было ничего интересного.

Чтобы посмотреть, действительно ли Йонаса так завораживает голос, я проделал маленький эксперимент. Я записал передачу с тем журналистом (надо будет и впрямь посмотреть, как его зовут) и включил Йонасу без картинки. И действительно: он все пятнадцать минут просидел на софе, исполненный внимания (или загипнотизированный).

Хелене в этот день пришла домой поздно, и я хотел гордо продемонстрировать ей мой эксперимент. Но второй раз это вообще не сработало. Йонас лишь ненадолго прислушался – и потерял интерес. Типичный «эффект присутствия», я это знаю и по работе. Как только хочешь кому-то показать, как это действует, так оно уже и не действует.

116

Когда Федерико недавно был у нас, он сделал снимок Йонаса, который сидел на полу и играл своей моделью магазина. Это фото он, не спросясь у нас, отправил на конкурс. И выиграл купон на покупку в сумме 250 евро.

Он был страшно горд своим успехом и вообще не мог понять, почему мы с Хелене не были в восторге от этого. Во-первых, потому, что фото Йонаса теперь должно появиться в рекламном объявлении, а на это действительно потребовалось бы наше разрешение, а во-вторых, потому что это был конкурс нашего Большого клиента. В глазах Петермана это могло выглядеть так, будто я замутил какое-то закулисное мошенничество. С другой стороны: если я теперь воспротивлюсь и скажу категоричное нет, у клиента тоже сложится неблагоприятное впечатление. Поэтому мы решили пустить дело на самотёк в надежде, что оно никому не бросится в глаза. Ведь рекламное объявление появится один-единственный раз.

(И Тебе, выросший Йонас, доставит удовольствие видеть, как Ты в столь юном возрасте уже публиковался в газете).

Рекламная кампания, каждую неделю с другой персоной, функционирует так: покупатели посылают свои фотографии, их монтируют для объявления на фоне фасада супермаркета со стрелой, и над ним стоит слоган: ЭТО Я. Название фирмы, конечно, громадными буквами, а имя покупателя – мелкими, так что возникает впечатление, что он себя целиком идентифицирует с магазином. Ну, реклама. Я уверен, агентство огребло кучу денег за эту находку. «Мы все большая семья», вот что это должно означать. При этом я убеждён, что в акции участвуют и многие другие люди, которые не являются покупателями этой сети и хотят лишь выиграть купон на покупку. Или воображают, что станут знамениты только оттого, что их фото однажды будет напечатано на газетной бумаге.

Я-то полагаю, что лучше бы они инвестировали свои деньги в разумные компьютерные программы, чем в такие рекламные кампании, или хотя бы позаботились о том, чтобы их свиные котлеты не были настолько насыщены водой, что на сковороде они всякий раз сжимаются до миниатюрного издания. Но если объявление с Йонасом потом появится, мы всё равно вставим его в рамку и повесим на стену.

Федерико мучила совесть, что он не поговорил с нами заранее, и он предложил передать нам купон. Но этого я, разумеется, тоже не захотел. Мы сошлись на том, что на часть своего выиграша он накупит продуктов для деликатесного ужина и пригласит нас. В конце концов, он увлечённый повар-любитель.

«Ты ведь не будешь ничего иметь против, если будет кто-то ещё? – спросил он. Кого он при этом имел в виду, он не хотел говорить. И так было даже лучше, а то бы я, пожалуй, тут же отказался от нашей договорённости.

117

Я до сих пор не пришёл в себя от неожиданности. Если процитировать Гёте, то: «Где упала любовь, там трава не растёт».

(Да, Йонас, я знаю, что эта цитата не из Гёте. Должно быть, это расхожая шутка).

(Что Ты, конечно, знаешь. Пока Тебе исполнится восемнадцать, ты успеешь услышать от меня это изречение ещё сто раз).

Но я ведь хотел записать то, что произошло вчера: когда мы явились втроём, дверь нам открыл вовсе не Федерико. А Макс! На ней был повязан кухонный фартук, и она приветствовала нас с такой церемонной вежливостью, как будто она была хозяйкой, пригласившей нас в гости. «Мы, к сожалению, ещё не вполне управились с ужином, – сказала она. – Пожалуйста, устраивайтесь удобно. Мы уже скоро». Этот тон домохозяйки, который ей вообще не подходит, она выдерживала потом весь вечер. В каждой второй фразе, которую она говорила, появлялось слово «мы». Она походила на супругу-собственницу, которая демонстративно убирает пушинку с пиджака своего мужа.

Федерико живёт не в холостяцкой каморке, как можно было бы ожидать от такого крутого типа, а занимает вполне традиционную меблированную четырёхкомнатную квартиру, тяжёлая дубовая стенка и всё такое. Эта квартира досталась ему после смерти родителей, и с тех пор он едва ли что-нибудь менял в обстановке. Если бы не гигантский плазменный телевизор, здесь можно было бы чувствовать себя отброшенными на двадцать лет назад. Насколько я его знаю, это никак не связано с ностальгией, просто у него никогда не было времени присмотреть себе новую мебель. Когда после рабочего дня он приходит домой, то предпочитает ещё пару часов посидеть за лэптопом и повозиться с программами. Если, конечно, не занят походом в бар, чтобы снять себе очередное женское существо.

Хотя: дело выглядит так, что в этом отношении у него что-то изменилось. Совместное приготовление еды тогда у нас явно имело тяжёлые последствия. Как нарочно он и Макс! Оба весь вечер так назойливо ворковали друг с другом, что я не мог по-настоящему насладиться едой, притом что Федерико действительно первоклассный повар. Он наколдовал четыре смены блюд, а в конце тирамису – да такое вкусное, что я пропустил мимо ушей протест Хелен и скормил Йонасу пару ложек. Федерико был очевидно горд тем, что нам всё так понравилось. Невзирая на кухонный фартук, я не мог представить, что Макс так уж много ему помогла. До сих пор она знала лишь один рецепт: берёшь мужика и позволяешь ему пригласить тебя в дорогой ресторан.

Федерико, кстати, называет её не Макс, а Майя. Мне она никогда не называла своего настоящего имени.

118

Хелене действительно следовало бы предупредить меня. Она уже давно знала про них двоих, но клятвенно пообещала подруге ничего мне не рассказывать. Макс боялась, что я попытаюсь разлучить их с Фредерико. Что, у меня действительно такой мерзкий характер?

Пожалуй, мне придётся привыкнуть, хотя бы ненадолго, что у Йонаса теперь есть не только крёстный, но и крёстная. Хотя я не могу себе представить, что у них это надолго. У неё ещё никакие отношения не продержались дольше пары дней (или ночей), а уж он всегда был одиночкой со сменной ответной стороной.

(Когда Тебе будет восемнадцать, никто и понятия не будет иметь, что это такое – одиночка. Но я с удовольствием объясню Тебе доисторические выражения из времён Твоих родителей).

Федерико во всяком случае убеждён, что нашёл в лице Макс превосходную женщину. Он мне признался в этом на обеденном перерыве – да так смущённо, что поперхнулся своим сэндвичем. Прежде всего, сказал он, его удивляет её интеллект. Или что уж он там за него принимает, когда она забрасывает его иностранными словами из последней лекции. Боже мой! Неужели такой знаток женщин мог и впрямь пойматься на удочку этой Зигмунды Фрейд. Я бы пожелал ему что-нибудь менее сложное.

С другой стороны, что она в нём находит, мне куда более понятно. Федерико действительно симпатичный человек, и с юмором. После всех мух-однодневок, что до сих пор резвились в её постели, он должен казаться ей ответом на все её молитвы.

По моему мнению они совсем не подходят друг другу. Но, может, считает Хелене, именно это и может сработать. Противоположности притягиваются, или, как в их случае, оттягиваются. Если в итоге, как я предсказываю, из этого ничего не выйдет – Макс-то уже привыкла к разочарованиям в своей личной жизни. А Федерико легко найдёт себе другую.

Пока что он верит, что Макс и он созданы друг для друга самим небом. Кончится ещё и тем, что мне придётся быть у них свидетелем на свадьбе. И это было бы, как Хелене теперь цитирует после той долгой кино-ночи, «предложение, от которого я не смогу отказаться».

Она считает, что как хорошие друзья мы должны бы достойно отпраздновать новое партнёрство и могли бы одновременно отблагодарить их за их приглашение. Это была бы и хорошая возможность, считает она, провести разведку в Метрополе перед тем как мы окончательно решим, праздновать ли там нашу свадьбу. И в четверг мы идём.

119

Наш свадебный обед мы закажем где-нибудь в другом месте. Мы только что вернулись из Метрополя, и я всё ещё зол как чёрт. Но Йонас заслуживает медали.

Я посмотрел на их сайте, когда они открываются вечером, и заказал столик на пятерых на самое раннее время, поскольку, естественно, Йонаса мы брали с собой. Во-первых, беби-ситтера трудно найти, а во-вторых, после его болезни мы неохотно выпускаем его из поля зрения. Когда мы пришли ровно в 18:30, мы были ещё единственными посетителями. Для такого снобистского ресторана, как я понял сегодня, это середина второй половины дня. Тогда я не понимаю, почему они вообще уже открылись. Но с ребёнком, которому по-хорошему вскоре уже пора спать, прийти позднее не получится.

К тому же они ещё и не хотели пускать нас с Йонасом. Метрдотель, олух в полосатых штанах, этак свысока объяснил нам, что сюда не принято приходить с младенцами. При этом слово «младенцы» у него звучало как «тараканы». Потом он всё же смилостивился и провёл нас к нашему столу. Детского стула у них, разумеется, не было, так что мы по очереди держали Йонаса на коленях. И когда Хелене попросила у этого задавалы мисочку и ложку для принесённой готовой кашки Йонаса, то он принёс их с демонстративным неудовольствием. На серебряном подносе, но с лицом как у тухлой селёдки. Собственно, тут бы нам следовало встать и уйти, но всегда не хочется устраивать сцену. Глупо, конечно.

В меню всё было написано по-французски, без перевода. Видимо, они хотели тем самым сказать: «Мы здесь не для тех посетителей, которые не знают иностранных языков». Но общими силами мы как-то одолели это. Я предоставил Федерико выбор вина, и он выбрал итальянское, которое выжимали, вероятно, не из винограда, а из бриллиантов. Ничем другим я не могу объяснить его цену. Сам Федерико почти и не пил его. Он и Макс были заняты лишь друг другом и весь вечер держались за ручки.

Еда была вкусная, тут ничего не скажешь, разве что вместо трёх разных вилок к ней следовало положить лупу. При всей изысканности хотелось бы всё же и поесть.

Йонас вёл себя образцово, гораздо лучше, чем пекинесе, которого принесла одна женщина за соседним столом и который всё время тявкал. Господин метрдотель (он ещё не видел, какие заслуженно скудные чаевые я ему оставил) хотел на прощанье к нам подольститься своим «какой чудный ребёнок» и тому подобным заливным. Он попытался ущипнуть Йонаса за щёку, но тот его укусил – со всей силой своих нескольких зубиков.

Золотая медаль, это как минимум!

120

(Дорогой Йонас, я знаю, вообще-то этот дневник только для того и существует, чтобы писать о Тебе. Но я полагаю, со временем Тебе захочется узнать, как поженились твои родители. Даже если сам Ты при этом был лишь статистом. Если я заблуждаюсь и Тебя это вообще не интересует, можешь спокойно пролистнуть эти страницы).

(Не пролистнул? Хорошо, тогда читай дальше).

Подали заявление в ЗАГС. Там всё проходит очень бюрократично и по-деловому, никакой торжественности, как будто пришёл погасить налог на собаку. Я думаю, они сберегают большие слова для самой процедуры бракосочетания. Такое странное чувство, когда выходишь из ратуши и знаешь: теперь это официально. После этого мы сразу выпили за это по бокалу просекко.

Великий день наступит через два месяца, но мы уже погрязли в приготовлениях. Иногда мне кажется, будто мы не свадьбу планируем, а государственный приём всех коронованных глав Европы. И ещё парочки заокеанских. Приглашения ещё даже не разосланы, но вчера Хелене хотела обсудить со мной даже рассадку за праздничным столом. (Примечаешь, Йонас? Это будет не просто ужин и даже не торжественный ужин, a Diner с одной п, и это не ошибка, а французское написание. После того, как мы вычеркнули Метрополь, Хелене остановила выбор на зале Lingot d’or, что по-немецки означает «золотой слиток». Видимо, название происходит от цен, которые они там дерут. Но поскольку расходы берут на себя её родители, мне незачем придираться).

Хелене одно время даже раздумывала, не устроить ли венчание в церкви – не потому, что вдруг стала религиозна, а просто ради всех этих прибамбасов. С длинным белым шлейфом плыть к алтарю под органные звуки Свадебного марша Мендельсона, это бы ей понравилось. К счастью, она тут же отказалась от этой мысли. Не обязательно же всё доводить до абсурда.

Мы уже давно сошлись на том, что белое свадебное платье ради одного-единственного дня – это деньги, выброшенные на ветер. Но Макс всё равно постоянно притаскивает какие-то глянцевые журнальчики с модой для невест. Я думаю, она расценивает наш праздник как генеральную репетицию её собственной свадьбы. Федерико, правда, ещё не сделал ей предложения, но этого уже недолго ждать. Ну что ж, он уже взрослый и может сам решать, что для него правильно.

Как справедливо сказал Гете, «Где упала любовь, там!..» Ну, Ты знаешь.

(Поверь мне, Йонас: женитьба труднее, чем выпускной экзамен и сдача на права в один день. И всё равно, я ещё ничему так не радовался).

121

Родители – не разумные существа. Сегодня мы выходили в город, чтобы выбрать обручальные кольца, а домой вернулись с детской кроваткой.

Я ведь уже однажды покупал для Хелене кольцо, но не угадал с размером. Она теперь носит его на цепочке на шее, и когда-нибудь оно, наверное, упокоится в жестяной банке из-под печенья с её памятными сокровищами. Итак, мы с ней отправились вдвоём и собирались, собственно, к ювелиру. Собственно.

Йонас уже снова подрос («Вы его дрожжами, что ли, кормите?» – говорит моя мама), и ему срочно нужна детская коляска большего размера. И Хелене предложила мне по пути в город быстренько заглянуть в детский секонд-хенд, не будет ли там чего-нибудь приемлемого по цене. Новенькую коляску покупать мы не хотим. При ценах, которые за них просят, у них должны быть позолоченные спицы.

Дешёвой косяски там не оказалось, зато стояла детская кровать – нет, не просто детская кровать, а детская кровать кроватей. Резные ножки в форме слонов, сидящих на попе как в цирке, да ещё и решётка вокруг кровати крепилась на слонах. Товар не фабричный, а штучный. Кому-то когда-то – наверняка кому-то с большими деньгами – её сделали на заказ. И продавалась она теперь совсем не дорого. «Никак не можем её сбыть, – сказала продавщица. – Люди думают только о гигиене, а вся эта резьба, конечно, пылеуло витель».

И вот так получилось, что мы уже не пошли к ювелиру, а вернулись домой, чтобы поехать в магазин на машине. К счастью, кроватка была разборной, иначе бы она не поместилась, даже если сложить заднее сиденье.

Выглядит сказочно! Его величество теперь владеет самой роскошной комнатой в нашей квартире. (То, что мы с Хелене всего лишь его лакеи, давно ясно). Йонас обследовал новую кровать, кажется, остался ею доволен, и ему даже как-то удалось на неё взобраться. Но когда я навесил переднюю решётку, он впал в панику. Он тряс эту решётку как арестант, решившийся на побег. И как вопил! Он ведь нечасто это делает, но если уж начнёт, то шатаются стены. Я убрал эту решётку, и он быстро успокоился.

Теперь у нас проблема: без решётки он может ночью упасть с кровати, но как только мы пытаемся вернуть её на место, снова начинается протест. Хелене нашла, наконец, Соломоново решение: решётку убрать, а на пол перед кроваткой класть матрац, чтобы он не ушибся, если упадёт. Ничего не случится. И я могу его понять. Я бы тоже не хотел сидеть арестантом за решёткой.

122

Обручальные кольца мы всё-таки выбрали. Йонаса брали с собой, и в магазине у него случился приступ смеха. Я ведь уже писал однажды?

Дело было так: иногда, не то чтобы часто, но случается так, что он начинает смеяться без видимой причины и никак не может остановиться. Однажды (но это я тогда отметил) это случилось, когда у нас в гостях были Луизе и Петер, и он громко хохоча срыгнул мне на пуловер целую порцию полупереваренного молока. Кажется, в такие моменты ему действительно очень весело – как другим детям, когда их щекочешь или подкидываешь в воздух.

Итак, мы были в магазине, Йонас в коляске. А я до этого даже понятия не имел, сколько видов таких колец есть на свете! Продавец, пожилой господин благородного вида, настаивал на том, что кольца эти следует называть не брачными, а венчальными, но звучит это как «печальные». (Когда я рассказал об этом Федерико, тот выпалил: «Печальные, конечно»). Хелене особенно понравилась двуцветная модель – из жёлтого и белого золота, а я бы предпочёл что-то совсем простое.

(Отгадай с трёх раз, почти уже взрослый Йонас, кто в итоге добился своего. Если Ты ставил на мою победу, должен Тебе сказать: что касается отношений между мужчиной и женщиной, Тебе предстоит ещё многому учиться).

Пока мы выбирали – то или это, – мы немного переговаривались с продавцом. Я спросил его, не кажется ли ему странным, что жених и невеста являются выбирать брачные кольца (пардон, венчальные) с ребёнком. Он ответил, что в последние годы это стало почти обычной практикой и что он находит это правильным. Не прожив вместе несколько лет, не можешь знать, подходите ли вы друг другу. А жениться «вслепую» – это он находит чуть ли даже не аморальным.

Это и был тот самый момент, когда Ионас начал смеяться. Сперва я подумал, что он чем-то поперхнулся, но то было однозначно веселье. Как будто ему только что рассказали самый смешной в мире анекдот. Пришлось довольно долго ждать, когда он успокоится. К счастью, со времени его последней бутылочки прошло уже изрядно времени, иначе бы в магазинчике получилось наводнение. После приступа смеха началась икота.

Продавец, кстати, действительно оказался благородным человеком. Он всё это время делал вид, будто ничего не заметил.

Мы с Хелене до сих пор не знаем, что же вызывает у Йонаса эти приступы. В этот раз тоже не было никакого повода – по крайней мере, такого, который бы мы заметили. Может, мама и права – и просто у него весёлый характер.

123

Федерико утверждает, что я превращаюсь в подкаблучника. Кто бы говорил, его-то самого Макс прочно держит на поводке! (Нет, уже не Макс. Теперь она хочет, чтобы и я называл её Майя).

Ну разумеется, я стараюсь выполнять желания Хелене. И нахожу это вполне естественным. В конце концов, мы же хотим провести остаток жизни вместе.

Для исполнения её нового желания мне потребовалось проделать много организационной работы. Но я всё организовал. Когда мы станем совершенно официально женаты, размечталась она, я бы хотела, чтобы мы уехали на пару дней куда-нибудь вдвоём. «Но без Йонаса, иначе это никакое не свадебное путешествие». Она совершенно права, у нас уже давно не было достаточно времени, чтобы просто побыть вдвоём. Петерман без возражений согласился дать мне отпуск. Он стал необычайно вежлив с тех пор, как ему стало понятно, насколько он во мне нуждается. Проблема была совсем в другом: найти кого-то, кому мы могли бы доверить на неделю Йонаса.

Мама сразу предложила себя (и по такому случаю в сотый раз повторила мне историю собственного свадебного путешествия в Венецию), но при её рассянности я не знал бы ни минуты покоя. И кроме того: а вдруг она снова в какой-то момент потеряет сознание? Конечно, я не мог сказать ей об этом прямо и пытался говорить вокруг да около, но она это всё же заметила и обиделась. Она просто не хочет признать, что стареет.

У Луизе и Петера на это время как раз приходятся каникулы (иногда у меня складывается впечатление, что у них всегда каникулы), и Хелене спросила их, не смогут ли они после свадьбы остаться на несколько дней и понянчиться с Йонасом. Они даже сказали ДА, но с такими НО, что это можно было понять только как НЕТ. Вообще-то я рад, что с ними не сложилось. Такую воспитательную тупость, какой можно было при этом ожидать, я бы лучше не стал навязывать своему сыну.

В конце концов Федерико и Макс, Федерико и Майя, предложили нам в качестве свадебного подарка неделю бебиситтерства. Они всё это время будут жить в нашей квартире, Йонаса по утрам отводить в ясли, а под вечер забирать. Не то чтобы это так уж мне понравилось – особенно при мысли, как они в нашей спальне будет изображать супружескую пару, – но лучшего решения мне в голову не пришло. А несколько дней вдвоём с Хелене – это представление было очень заманчивым.

Хелене хочет поехать в Тоскану. Я, правда, боюсь, что мне тогда придётся осматривать одну историческую церковь за другой (иногда в ней сильно проглядывает образовательное рвение её родителей), но если это сделает её счастливой… Может, я и в самом деле подкаблучник.

Впервые с рождения Йонаса провести целую неделю без него. Эта мысль кажется мне даже более волнующей, чем сама свадьба.

124

В яслях Ионас теперь в группе ползунков, но своими ровесниками совсем не интересуется. Куда интереснее ему соседнее помещение, где беснуются трёх-четырёхлетние. Однако ползунки там нежелательны, потому что старшие могут в своей беготне налететь и сбить маленького с ног. Кроме того, у них там валяется много травмоопасных для малыша игрушек. Но если уж Ионас взял себе что-то в голову, мы убеждаемся в этом всякий раз, то его уже ничем не остановишь. Стоит воспитательницам на минутку отвлечься – и он уже там, у главного ясельного аттракциона: клетки с двумя морскими свинками.

Я подозреваю, что животных там вообще не должно быть. При служебной проверке они, вероятно, получат выговор – из-за бацилл и всего такого. Но дети, в первую очередь старшие, в восторге от животных и предпочли бы гладить их целый день напролёт. Им бы там следовало ввести правило, что гладить может только тот, кто особенно хорошо себя вёл. Маленькие проявляют меньше интереса. За исключением Ионаса.

Он ползёт (или шагает, это он умеет всё лучше) прямиком к клетке. Лукреция не сразу заметила, что это никак не связано с морскими свинками. Животные ему безразличны, его интересует нечто другое. Рядом с клеткой всегда лежит наготове стопка газет, которыми выстилают дно клетки, когда животные загадили уже всё старое, а гадят они, вообще-то, беспрерывно. На эту бумагу Йонас и нацелен. Он вытягивает газету, разворачивает её на полу и ложится на неё животом. То ли она напоминает ему домашнюю кроватку. Никогда не узнать, что творится в голове у малыша.

Поначалу они у него всякий раз отнимали газету. Боялись, что он потащит её в рот, да и вообще старая газета не такой уж гигиенический предмет. Но он так долго с рёвом протестовал против этого, пока они не сдались. А он и не думал жевать эту газету. Он просто лежит на ней, но не так, будто хочет улечься на ней спать, а опираясь на локти. Воспитательницы говорят, что не видели такого ни у одного из своих питомцев. Но Ионас редко ведёт себя так, как все остальные. Он совершенно особый ребёнок.

Дописано: Макс / Майя как раз была у нас, когда я рассказывал Хелене эту историю, и она меня высмеяла. По её мнению, все родители считают своих детей необычными и приписывают своим отпрыскам тайные способности, которыми те вовсе не обладают. Может быть, она и права, но разве обязательно было это говорить?

125

Майя может всё что угодно объяснить через психологию, например, вчера, когда у Йонаса опять случился приступ смеха. На сей раз, кажется, для этого была конкретная причина, но она нам объяснила, что две эти вещи никак не связаны, и тут же процитировала – без этого у неё не бывает – психоаналитика по имени Жак Лакан, который исследовал, с какого возраста дети узнают свой собственный портрет. (Раньше я это имя никогда не слышал, и мне пришлось подглядывать в интернете, как оно пишется).

Дело было так: ни свет ни заря, мы ещё были в постели, позвонила мама, чтобы сообщить нам, что объявление с фотографией Йонаса напечатано. Они публикуют их всегда по субботам. Она была взволнована и в своём подъезде собрала уже все экземпляры газеты, чтобы хвастаться ими перед подругами. Я встал с постели и тоже достал из ящика бесплатную газету. И должен признать: выглядит это не так плохо.

Не то чтобы эта история меня осчастливила, но Федерико сделал действительно хороший снимок. Чтобы добиться нужного угла зрения, ему пришлось лечь на пол. Йонас сидит на полу и играет с моделью входа в магазин, которую он так любит. И позади него они вмонтировали тот же самый фирменный вход. Выглядит действительно очень хорошо, прежде всего потому, что у Йонаса при этом милое и серьёзное лицо. Я очень даже могу понять, почему они выбрали это фото для своей рекламы.

Хелене, которая организована лучше, чем я, уже раздобыла рамочку, и под стеклом объявление стало выглядеть уже почти как произведение искусства. Тогда она взяла Йонаса из кровати (и без решётки он оттуда ни разу не выпал) и показала ему его портрет. «Это ты, Йонас, – сказала она. – Ну, как ты себе нравишься?»

Йонас уставился на своё фото – с таким лицом, будто он глазам своим не верит, а потом начал смеяться. Это могло даже испугать, когда он не мог остановиться. Его сотрясало, он хватал ртом воздух, лицо наливалось кровью. Когда он потом, наконец, успокоился, он был в полном изнеможении.

Я-то думаю, что он узнал свой портрет и нашёл очень комичным, что их теперь – двое. Хелене сомневалась. С зеркальным отражением, которое двигается вместе с ним, это ещё можно себе представить, говорила она, но от такого объявления? Майя, конечно, с ней соглашалась и тут же прочитала доклад о том, почему дети в таком возрасте ещё не могут узнавать себя на портрете. Моим единственным утешением при таком всезнайстве было то, что Йонас тут же снова начал смеяться.

126

Сегодня произошла одна неприятность.

Нет, я хочу быть честным: она не только произошла, а виноват в ней был я. К счастью Хелене ничего не заметила. А то бы, я думаю, тут же отменила свадьбу.

В вечерней программе по телевизору показали документальный фильм об этих пытках в Абу-Грейбе, и несколько фотографий, которые они показали, были поистине ужасны. Там была, например, та солдатка, с виду вполне нормальная, она таскала за собой на собачьем поводке голого арестанта. Другой солдат стоял, улыбаясь и подняв большой палец, позади трупа. На нём были светлоголубые резиновые перчатки, какие Хелене использует для мытья посуды. Но самой худшей картинкой из них, я считаю, был мужчина в чём-то вроде пончо, стоящий на ящике. Лица его не видно, на голову надет капюшон, как у ку-клукс-клана, а на пальцах и на пенисе закреплены электроды. Руки он раскинул так, будто его распяли.

Документальный фильм был снят почти как детектив, с драматической музыкой и всё такое, и фотографии они показывали очень подробно. Собственно, на такое вообще нельзя смотреть, они и предостережение вставили: «Следующую передачу нельзя смотреть детям до шестнадцати лет», но странно то, что такие брутальные снимки, совершенно отталкивающие, вместе с тем обладают чем-то притягательным. Почему-то (не знаю даже, как это сформулировать) из-за своей жестокости они какие-то ненастоящие, как в компьютерной игре, где тоже постоянно происходят ужасные вещи, но оттого что это игра, их не назовёшь серьёзными.

(Сорри, большой Ионас, это не может служить объяснением. Я сам не знаю точно, что творилось у меня в голове).

Но то, что я должен здесь записать, нечто другое. Когда я пялился на экран как загипнотизированный, у меня возникло чувство, что я не один. И действительно: Ионас стоял рядом со мной и казался точно так же заворожённым ужасными картинками, как и я. Должно быть, он выбрался из кроватки, и я даже не услышал, когда он ко мне подошёл, так я был сосредоточен.

Я, разумеется, тут же выключил телевизор и отнёс Ионаса в кровать. Не думаю, что эти картинки нанесли ему какой-то вред. В его возрасте картинки ещё невозможно правильно опознать. Однако я предпочёл не говорить об этом Хелене, она бы страшно разволновалась.

Если эти ночные подъёмы войдут у него в привычку, придётся снова установить на кроватку решётку или придумать какое-то новое решение.

127

Я должен себе признаться: я злорадный человек. Между Федерико и Майей случилась первая большая ссора, и моей спонтанной реакцией была радость. Мысль, что они станут парой, просто никак мне не подходила. Хотя я, разумеется, знаю, что это не моё дело.

Ссора произошла из-за Йонаса. Хелене настаивает на том, чтобы я для свадьбы купил себе новый костюм, в моём старом добром тёмном, по её словам, я выгляжу как на похоронах. И мне пришлось провести половину субботы в магазинах одежды – занятие, которое мне совсем не нравится. Но женятся (к счастью) только раз.

Федерико и Майя взяли Йонаса на эти полдня на себя, что называется, в порядке тренировки. Она забрала его у нас, и они должны были встретиться с Федерико в городе. (Что хотя бы доказывает, что она не окончательно поселилась у него. Это успокаивает). Федерико опоздал – должно быть, засиделся над своей программой и забыл поглядывать на часы, а Майя с Йонасом долго ждали его в кондитерской. Это было не так уж и плохо, Йонаса можно брать с собой куда угодно, он, вообще-то, всегда спокойный. Он бродил там от одного столика к другому, что никому там не мешало. Я знаю это кафе, большинство посетителей там – старые дамы, и они наверняка находили его не менее сладким, чем куски торта со взбитыми сливками, которые они там поедали. Майя зачиталась книгой – и вдруг обнаружила, что Йонаса нет. Они обыскали там всю лавочку, включая туалеты, он исчез бесследно.

До слишком большой паники дело не дошло, потому что в этот момент вошёл Федерико, неся Йонаса на руках. Он увидел его на улице! Йонас стоял у витрины и разглядывал выкладку. И это в возрасте одного года и неполных трёх месяцев.

Мы объяснили себе дело так: когда какая-то старая дама покидала кондитерскую, Йонас увязался следом за ней в открытую дверь. Может, он принял её за мою маму. А люди, наверное, думали, что она его бабушка, поэтому никто не нашёл в этом ничего примечательного.

Федерико чуть не стёр Майю в порошок. По крайней мере, я ещё никогда не видел её такой перепуганной. Мне даже стало жаль её. И я даже удержался от колкости, мол, нет ли у неё психологического объяснения своей невнимательности.

Хелене хотела тут же отменить наш отпуск или взять Ионаса с собой в Италию. Но Федерико дал страшную клятву, что он целиком и полностью берёт ответственность на себя, пока мы не вернёмся. А на него-то всегда можно положиться.

(Маленькая загадка Тебе, юноша: что там была за витрина, которая так тебя заинтересовала? Выкладка компьютерного магазина! Ты идёшь по моим следам).

128

Это будет последняя запись на некоторое время. В пятницу мы женимся, в первой половине дня ЗАГС, а вечером торжественный ужин. Почти шестьдесят гостей, а если послушать Хелене, так нам следовало пригласить ещё столько же! Я даже не знал, что у нас так много друзей и родни.

А в субботу, аллилуйя, мы летим во Флоренцию. Я боюсь, что на борт самолёт мы поднимемся в сильном похмелье.

Мы с Хелене вместе обдумали все детали путешествия, но после приземления её будет ждать большой сюрприз! Я суну водителю такси бумажку с адресом отеля, и это будет совсем не тот отель, который мы нашли по каталогу. Такая мысль пришла в голову той, от кого я никак не ожидал такого милого жеста.

(Дорогой взрослый Йонас, в этом дневнике записано несколько весьма язвительных замечаний о Твоей бабушке Луизе. Сим я торжественно отрекаюсь от них!)

Я мог бы поспорить, что она не знает, где я работаю, но две недели назад она позвонила мне на работу и попросила зачитать ей список отелей, которые мы забронировали (три ночи во Флоренции, две ночи в Пизе, одна ночь в Сиене). После этого она для начала прочитала мне нотацию в своём лучшем учительском тоне: мол, всё это неплохо для туристов, но никак не для свадебного путешествия. И потом во Флоренции за свой счёт забронировала для нас нечто другое! Одно только название звучит как в сказке: «Palazzo Tolomei»! Исторический дворец, и у нас там будет свадебный сьют! У Хелене глаза на лоб полезут!

Я только что обратил внимание, что никогда в жизни не использовал такое количество восклицательных знаков. Вот в таком уж я восклицательном настроении!!!!! Все люди так добры к нам!!!!! Луизе сделала нам такой крутой подарок, и даже Петерман поразил меня в положительном смысле. Он вызвал меня к себе в кабинет и в своём обычном лихорадочном тоне сообщил, что он был не против того, чтобы поучаствовать в коллективном сборе денег на общий свадебный подарок, но ведь как правило при этом покупают какие-то бесполезные вещи, низачем не нужные одаряемым. Я уж было озадачился, к чему он мне это рассказывает, но тут он, якобы весь погружённый в какие-то бумаги, добавил: «Вместо этого я распорядился перевести тебе свадебный бонус в размере пятисот евро». Я думаю, ему с непривычки было неудобно сделать в кои-то веки и что-то хорошее.

И мама тоже кое-что придумала. У неё есть одна подруга портниха, и она заказала ей костюм для Йонаса, «чтобы на твоей свадьбе он тоже выглядел прилично». Настоящий тёмный костюм, только в уменьшенном масштабе. И к костюму сорочка с притороченным к ней галстуком. В среду он был, как обычно, у неё, и когда она привезла его вечером, он был в этом наряде. Я от удивления не мог произнести ни слова, когда его увидел. Чего только не сделает костюмирование! Йонас настоящий маленький взрослый.