К концу Средних веков стало очевидно, что Среди-земное море более не центр мировой экономической жизни. Многое вызвало упадок, в том числе описанное мной пиратство. Имел значение и окончательный развал экономики южных присредиземноморских областей Испании после изгнания морисков (крещеных арабов) в начале XVII века. Мориски восприняли это как трагедию. А мараны, уже настроившиеся на эмиграцию, наоборот, воспользовались случаем и старались затесаться в толпу высылаемых. Но все это было не главное. Главное было смещение мировых торговых путей, вызванное великими географическими открытиями. Действие этого фактора медленно, но верно нарастало. Пути эти вернутся на Средиземное море в XIX веке, с открытием Суэцкого канала, уничтожением пиратства, освоением Россией причерноморских степей. Но пока что надвигался упадок. И он очень ощущался в Италии — еще недавно самой развитой стране мира. Тут сказывались и дополнительные факторы — разорение в ходе «Итальянских войн» (длительные войны между Францией и Испанией на итальянской территории), захват части страны Испанией, бесконечная борьба с турками, сокращение паломничества в Рим из-за распространения протестантизма. На фоне общего явного упадка бросалась в глаза устойчивость Венеции. Это государство, страдавшее от всех вышеперечисленных факторов не меньше (если не больше) остальной Италии, сумело перестроить свою экономику и приспособиться к новой реальности. Много тут чего можно было бы рассказать, но мы ограничимся одной областью — перестройкой венецианской торговли.

В старое доброе время на первом плане была торговля экзотическими товарами Востока, подвозимыми к портам Леванта (Восточное Средиземноморье) верблюжьими караванами. В первую очередь, это были пряности, закупаемые венецианцами у мусульманских купцов и расходившиеся из Венеции по всему западному христианскому миру. Более прозаические товары, типа соли, кож, воска и т. д. тоже, конечно, имели значение, но были не на первом плане. Однако, как мы знаем, уже в первой половине XVI века торговля пряностями стала переходить к Лиссабону и Антверпену. И чем дольше, тем больше этот выгодный и важный тогда бизнес отходил от Средиземного моря. Надо было перестраивать торговлю на более простые товары, тем более что рост городов и промышленности подымал на них спрос. Как мы все знаем, перестройка — дело очень непростое. И в том, что Венеция смогла ее осуществить, большую, а может, и решающую роль сыграли евреи. Жили евреи в Венеции издавна, знали времена получше и похуже, но нас интересует конец XVI века. В это время евреи Венеции делились на две группы. Во-первых, сефарды. Они жили в «новом гетто». Они нас и будут интересовать. А еще были ашкеназы. Они жили в «старом гетто», были гораздо беднее и занимались традиционными занятиями центральноевропейских евреев — ростовщичеством и торговлей старьем. Нас они сейчас не интересуют.

Итак, венецианские сефарды. Их тоже делили на «левантини» и «понетини». «Левантини» — это те сефарды, которые с Пиренеев переселились в Левант — Восточное Средиземноморье (или это сделали их предки). Потом они по каким-то причинам (обычно деловым) переехали в Венецию. «Понетини» — это те сефарды, которые переселились в город на островах прямо с Пиренеев в эпоху изгнания. В обеих этих группах, по-видимому, были и мараны, вернувшиеся в иудаизм, но это не афишировалось, особенно после истории, которая приключилась с Иосифом Наси и его семьей. Среди сефардов были и крупные коммерсанты, которые вели энергичную внешнюю торговлю. Духовная жизнь евреев Венеции была интенсивной, но не это сейчас наша тема, а дела торговые. Само слово «гетто», кстати, родилось в Венеции, когда евреям выделили остров, где до этого были литейные мастерские, по-итальянски — «гетто».

Итак, около середины XVI века в Венеции начали понимать важность освоения балканского рынка, то есть западных районов Балканского полуострова. Места эти в конце Средних веков были довольно отсталыми и находились далеко от крупных городов типа Салоник и Стамбула (эти города лежат на востоке Балкан). А вот Венеция была гораздо ближе к балканской глубинке, к Боснии например. Так что надо было открыть рынок Западных Балкан для венецианских товаров и организовать там закупку сырья. Но гладко было на бумаге. Во-первых, там властвовали турки. Во-вторых, не было ни хорошего порта, ни дорожной сети.

И в довершение всего, на Адриатическом море «пошаливали» «ускоки» — особый сорт пиратов. Нечто среднее между казаками (запорожскими или донскими) и классическими гангстерами. Уникальное явление позднесредневековой Адриатики. Начало этому явлению положили христиане — выходцы с Балкан, бежавшие от турецкого гнета. В бесчисленных бухтах Далмации — восточного побережья Адриатики они завели флотилии легких судов и начали морскую партизанскую войну с турками. Теоретически они считали себя подданными венских Габсбургов. Практически были самостоятельны. Вскоре к ним набежало много разного рода авантюристов. И они начали настоящий пиратский промысел, нападая и на суда турецких купцов, когда те стояли в венецианских гаванях. Такие набеги турки и использовали, между прочим, как повод к Кипрской войне — венецианцы должны были отвечать за безопасность в своих портах. Говорят, были ускоки добрыми католиками, считали себя чем-то вроде крестоносцев. Теоретически они грабили только мусульман и евреев. Но чем дальше, тем чаще страдали от них и суда христиан венецианцев. Всегда можно было подбросить какую-нибудь вещь «нехристианского» происхождения, заявить, что судно обслуживает неверных и… слухи о них ходили страшные. Но в то же время говорили, что у них в Вене сильные и небескорыстные покровители. А в венецианских гаванях всюду есть свои осведомители, не бесплатно поставляющие ускокам нужную им информацию. Захваченных ускоками сокровищ хватало и на взятки, и на легенды о спрятанных ими кладах. А были и такие, которые вели с ускоками тайный бизнес — скупали краденую добычу. Кажется невероятным, что 1500–2000 бандитов могли противостоять флотам двух первоклассных морских держав — Турции и Венеции. Но фокус был в том, что Адриатическое побережье Балкан идеально подходило для их деятельности — там масса мелких бухт и островков. Многие, наверное, ездили туда отдыхать. Но можно и глянуть на карту, чтобы убедиться в этом. В этом морском лабиринте их трудно было ловить, тем более что они могли перетаскивать свои легкие суда из залива в залив и по суше. В общем, были они проблемой. Но есть люди, которых никакие преграды не пугают. Времена Кипрской войны были, конечно, тяжелыми для евреев Венеции — венецианцы знали о роли Иосифа Наси в разжигании этой войны, столь неудачной для Венеции. Многие евреи были арестованы по обвинению в шпионаже в пользу турок, вообще заговорили об изгнании всех евреев из Венеции. Но до этого не дошло. И когда наступил мир и жизнь снова вошла в привычную колею, сефардский еврей, Даниэль Родригес, «еврейский консул», то есть светский глава общины, от имени сефардской еврейской общины обратился к властям Венеции с детально разработанным планом освоения Балканского рынка, причем основную работу взял на себя. Он брался договориться с турецкими властями, построить порт в Сплите и сеть дорог и мостов к нему. Последнее — совместно с турецкими властями. Сплит был тогда захолустным маленьким городком, находившимся под властью Венеции. Он лежит на Адриатическом побережье Балкан. Родригес (или Родриго, как его тоже называли) собирался возместить свои расходы из торговых пошлин и был уверен в успехе своего проекта, если в Сплите разрешат свободно селиться еврейским купцам — это сразу придаст размах торговле. И турецкие власти при этом в накладе не останутся — им тоже пойдет часть доходов от пошлин. Вообще, сефардские евреи умели ладить с турками. Знали, что там, где государственные соображения не подействуют, подействует взятка.

Проект Родригеса был хорошо продуман, а венецианский правящий класс славился своей мудростью. Инстанция, которая занималась внешней торговлей, называлась: «Пятеро мудрецов по торговым делам». Эта инстанция быстро дала положительный ответ. Затем началось обсуждение в сенате. Возражения против проекта были двух сортов. Во-первых — ускоки. Во-вторых — то, что проект еврейский, а значит — гадость по определению. Но сенат его все-таки утвердил. Но опять же, «гладко было на бумаге». Проведение в жизнь огромного проекта потребовало много сил и нервов. Родригес преодолел все, и в конце XVI века большой порт в Сплите стал реальностью. И сразу стал ясен полный успех этого дела. Родригес на старости лет успел порадоваться и получить награды от венецианского правительства. А дальше, в XVII веке, пошло еще лучше. Ибо ускоки — а они действительно мешали — наконец надоели и Габсбургам. Слишком много они вызвали дипломатических осложнений. И их переселили в начале 20-х годов XVII века подальше от моря. Венецианско-турецкие войны, которые и дальше регулярно происходили, были менее вредны для торговли — прерывалась она лишь на время военных действий.