События, которые я собираюсь описать, случились на грани средних веков и нового времени. Средние века тем и отличаются, что для очень многих восстаний, завоеваний, оппозиционных движений религия становилась удобным знаменем. Случалось это и в древности, особенно у евреев. Случается и в наши дни. Но в средние века это было делом самым обычным — в раннее средневековье арабы завоевали половину мира под девизом: «Вера Магомета распространяется мечом!» А в конце средних веков современник Хмельницкого, Кромвель, вел свои войска на английского короля под пуританскими лозунгами.

В марксистской литературе говорили о «религиозных одеждах» или «религиозном флере» того или иного события (но вообще-то эту тему старались не развивать). Между тем все тут довольно легко объяснимо. В любом массовом движении принимают участие широкие слои населения. Тут недостаточно горсти отпетых головорезов, не верящих ни в Бога, ни в черта, хотя с этих людей иной раз все и начинается. Для массового движения нужен массовый человек. А такой человек вовсе не претендует на роль злодея или мятежника, захватчика или грабителя. А когда он выступает в защиту истинной веры, тут все в порядке — и совесть спокойна, и агрессивные инстинкты рационализированы.

Так вот, Речь Посполитая, как я уже отмечал, была, по-видимому, самым веротерпимым государством средневековой Европы.

Польский король мог, разумеется, быть только католиком. И если на королевский престол выбирали иноземного принца-протестанта, он должен был принять католичество. Но остальным католицизм не навязывали, по крайней мере, не было грубого принуждения.

«Польша гордилась и имела право гордиться, что нет в мире страны, где бы так ценилась свобода совести, мысли, слова и дела» — это слова украинско-русского историка Костомарова, Польшу не любившего (и евреев тоже).

А вот слова польского государственного деятеля конца XVI века Замойского. Он говорил православным: «Я католик и отдал бы половину жизни за то, чтобы и вы были католиками, но отдам всю свою жизнь за ваши права и свободу, если бы вас стали насильно принуждать быть католиками». Звучит прекрасно. И это были не пустые слова.

Значительное православное население впервые появилось в Польше еще в XIV веке (то есть до объединения с Литвой), во времена Казимира Великого, когда были присоединены западноукраинские земли. Казимир подтвердил свободу веры для православных.

После объединения с Литвой в новоиспеченной Речи Посполитой православное население оказалось многочисленным и еще во второй половине XVI века вовсе не только плебейским. Магнатские владения православных Острожских или Вишневецких были не меньше, если не больше, чем владения католиков — литовских Радзивиллов или Санег. Или же поляков Потоцких, Замойских и т. д. Кстати, в имениях православных магнатов служило много евреев. Была и довольно многочисленная православная шляхта. Князь Константин Острожский на рубеже XVI-XVII веков считался признанным главой православных, покровителем православного духовенства. У себя в Остроге (а тогда это был значительный город, где жило много евреев) он организовал кружок православных литераторов, основал типографию. Там плодотворно работал в конце XVI века знаменитый в России Иван Федоров, русский первопечатник, в России, однако, не прижившийся и ушедший в терпимую ко всем Речь Посполитую. Князь открыл ряд православных школ, лучшую из них — у себя в Остроге. Там преподавали и светские науки, для чего были приглашены учителя-протестанты (не католики!). Кстати, в этой школе учился Сагайдачный (см. дальше). На рубеже XVI–XVII веков прославленная острожская православная школа вполне мирно сосуществовала с не менее прославленной тамошней ешивой.

Но с конца XVI века православное дворянство стало исчезать, особенно быстро этот процесс пошел в первой половине XVII века. Это явление связывают с деятельностью иезуитов. С конца XVI века знаменитый орден начинает активно действовать в Речи Посполитой. Целью иезуитов было вернуть в католичество протестантов (их в то время развелось довольно много) и распространить свет католической веры на православных. Для этого они, за редким исключением, не употребляли насилия. Не в их правилах это было, да и невозможно в веротерпимой стране. Их главным оружием стали школы (как и в других странах). В православных районах иезуиты основали десятки школ, а в Вильнюсе даже университет. Школы их имели два достоинства. Во-первых, они были бесплатными. Получая щедрые пожертвования во всем мире, орден мог не брать регулярной платы за учебу. (Родители, если хотели, могли приносить добровольные дары деньгами или продуктами.) Для небогатой шляхты это было важно. Во-вторых, иезуитские школы по тому времени были бесспорно хороши, что признавал даже враг иезуитов и большой знаток тогдашней педагогики Ян Амос Каменский. Из этих школ люди выходили прилично образованными. Особенно ценилось знание латыни. Это тогда был признак культурного человека, как, скажем, в XIX веке — знание французского языка. Знание латыни было важно не только для продолжения образования (это делали уже немногие), но и для общения с иностранцами, а также в самой многонациональной Речи Посполитой. Латынь выполняла тогда роль международного языка. И для карьеры знание латыни считалось важным. В школы охотно принимали всех, и родителей православных (или протестантов) заверяли, что не будут побуждать детей к переходу в католичество. И не принуждали. Говорили, что все христианские веры равны между собой, а уж православная не менее древняя, чем католическая. Но… при умело поставленном воспитании очень многие дети выносили из этих школ мнение о превосходстве католицизма.

Лирическое отступление

В сущности, это не такой уж большой фокус. Во времена массового приезда русских евреев в Израиль в начале 90-х годов многие нерелигиозные родители посылали детей в религиозные школы, соблазнившись льготами по части оплаты и рассказами о том, что там дети не употребляют наркотики, не хулиганят и т. д. А потом нередко происходили семейные драмы, когда дети начинали требовать дома соблюдения еврейских религиозных законов.

А вот свидетельство израильского интеллектуала, детство которого прошло в Тунисе, находившемся тогда под французским протекторатом. В то время в Тунисе не было ни одной светской европейской школы для девочек. Там вообще, в отличие от Алжира, не много было французов. И те местные евреи, что хотели дать дочерям европейское образование, вынуждены были отдавать их в монастырские школы. При этом монашки обещали, что к изучению закона божьего евреек принуждать не будут. И обещание свое держали. Но подружки-соученицы рассказывали девочкам-еврейкам захватывающие истории о святых мученицах. И интерес к христианству пробуждался. А скандалы, возникавшие по этому поводу дома, оказывались только хорошей иллюстрацией к описаниям страданий святых жен и дев за веру.

Добавим к этому, что блеск европейской культуры доходил до украинцев и белорусов в польской упаковке (то есть в основном в католической), что поляки часто ехидно указывали православным на то, что они по церковной линии подчинены Константинопольскому патриарху, которого утверждает, а когда хочет, то и снимает турецкий султан-мусульманин.

К тому же хотя об этом и не говорили открыто, но все знали, что католик на практике имеет некоторые преимущества. На Украине были, например, люди, упорно утверждавшие, что они шляхтичи (к таковым принадлежала, кстати, и семья Хмельницкого). Сеймы, однако, не спешили с их «нобилитацией» — признанием дворянского достоинства (см. главу II), если они были православными. У католиков дело шло быстрее. Можно было бы привести и другие примеры.

По всему по этому православное дворянство стало быстро таять. Когда ловили добычу покрупнее, иезуиты сил не жалели — поступали в видные семьи домашними учителями, возили потом своих питомцев в Европу, особенно в Рим, и практически всегда добивались своей цели. Для люда помельче, чтобы ускорить дело, готовы были терпеть даже сохранение старых обычаев, требуя лишь подчинения Папе Римскому.

В 1596 году была заключена Брестская уния — часть православных епископов признала власть Папы Римского. Так возникла униатская церковь. Но далеко не все православные признали ее. И в конце концов польскому правительству пришлось смириться с тем, что существуют две православные церкви. Одна из них — греко-католическая или униатская — «бедная родственница католицизма» — подчинялась Риму, а вторая — греко-православная — противостояла ему. Униатская церковь сохранила старую православную обрядность, привычную прихожанам. Именно поэтому она стала опасной для греко-православия. Чтобы избежать путаницы, я далее буду говорить «униаты» и «православные». Они не ладили друг с другом.

Лирическое отступление

Теперь, чтобы продолжить разговор о религиозной ситуации в Восточной Европе, бросим взгляд на Москву, забежав немного вперед.

Очень скоро после начала хмельнитчины в России с огромной энергией проводят религиозную реформу. Царь Алексей Михайлович, отец Петра Первого, и патриарх Никон приводят русское богослужение в соответствие с греческой обрядностью. До этого времени обрядовая сторона русского богослужения заметно отличалась от греческого. Но по греческому образцу построено было богослужение всего остального православного мира, в том числе украинское. (Еврейские летописцы времен хмельнитчины даже называли восставших украинцев «отродье греческое», так как повстанцы шли в бой под греко-православным знаменем.)

Религиозная реформа встретила сопротивление на Руси, но в конце концов была принята большинством населения. Консервативные элементы, не принявшие новшеств Никона и вообще не любившие новинок, стали называться староверами. Они оказались на положении нелюбимого, а часто и гонимого, меньшинства. Менее всего русские власти были склонны терпеть инакомыслие. Мы еще вернемся к староверам в связи с еврейским вопросом.

Если случится у меня православный читатель, то прошу у него прощения за мой цинизм. Но нет у меня сомнения, что реформа Никона была, по меньшей мере, ускорена политическими причинами. В Москве, еще допетровской, просыпались уже имперские амбиции, поумерившиеся было в Смутное время. И там хорошо понимали важность религиозной унификации в империи.

Реформа Никона облегчила русскому царю присоединение единоверной Украины. Но с униатами Россия не была единоверна. А потому, захватывая земли Речи Посполитой (мы еще дальше забегаем вперед), русские власти всячески, кнутом и пряником, побуждали униатов вернуться в греческое православие. В итоге униатство широко распространилось только на западных украинских землях, в Российскую империю не вошедших. При разделе Речи Посполитой в конце XVIII века эти земли достались католикам Габсбургам (Австрия). Только там и только в новое время униатство стало постепенно религией широких украинских масс.

Неисповедимы пути Господни! Когда-то православные украинцы считали униатов предателями своего народа, но прошли века, и изменилась ситуация — против России греко-православная церковь не могла возглавить оппозицию. Католицизм украинскому национальному движению тоже, конечно, не подходил: он был религией и знаменем старого врага — поляка. А вот униатство подошло на роль национальной церкви — и не русская религия, и не польская! К началу XX века это стало ясно: в Западной Украине, где господствовало униатство, возник украинский национализм, направленный против России. Его носители называли себя «мазепинцами» по имени гетмана Мазепы, мечтавшего с помощью шведов создать независимую Украину во времена Петра Первого.

Австрийские власти «мазепинцам» покровительствовали. Вообще, австрийцам удалось свершить чудо — на их стороне в Первую мировую войну сражались против России и польские, и украинские националисты. В начале той войны русские ненадолго заняли Западную Украину, и на униатское духовенство обрушились преследования, пожалуй, покруче, чем на евреев.

А простой западно-украинский люд русские власти, как обычно, призывали перейти в православие. После войны не стало Австро-Венгрии, и землями этими овладела возродившаяся Польша. И ее власть для неполяков была пожестче австрийской! Теперь политику Вены, относительно мягкую и гибкую, в былых австрийских владениях, в частности в Западной Украине, многие вспоминали с сожалением. И Вена еще в 20-е годы стала важным центром украинской политической эмиграции. В 1938 году Австрия была присоединена к Германии, и секретные службы Третьего рейха воспользовались сложившейся ситуацией, обласкав украинских националистов. А затем началась во всем мире кровавая карусель, которая в Западной Украине имела свои особенности, в частности, необычайно высокий процент гибели евреев. Погибло их более 97 %, потери польско-украинского населения составили 10 %. Но это отдельная тема. Тут я отсылаю читателя к книге Э. Ионеса «Евреи Львова в годы Второй мировой войны и Катастрофы», вышедшей в русском переводе в 1999 году.

В 1944 году в Восточную Галицию (Западная Украина) надолго пришла Советская власть. И Сталин, продолжая имперскую политику русских царей, прихлопнул униатскую церковь. Для проформы был созван послушный коммунистам собор — съезд церковных иерархов. Там и приняли постановление о запрете униатства. Всем униатам на территории СССР приказано было перейти в православие. Какие-то украинские униаты оказались в соседней Словакии. Как только там захватили власть коммунисты, униатам приказали перейти в католицизм — он господствует в Словакии. Католицизм для Советской власти был хуже православия, так как он управлялся из неподвластного Сталину Рима. Но для данного случая сошел и католицизм, лишь бы не национальная украинская церковь, тоже, кстати, связанная с Римом. А строптивых униатских монахов и священников, не пожелавших отречься от своей веры, еще в 1944 году отправили в заключение, как и в 1914 году. Только теперь, 30 лет спустя, действовали круче. Советская власть была хуже царской: из царских тюрем униатское духовенство смогло вернуться к своей пастве через несколько лет, а вот из советских они уже редко возвращались. Однако в украинской диаспоре эта церковь сохранилась и теперь восстановлена в независимой Украине. Остается еще отметить, что преследовавшиеся униаты евреям обычно не сочувствовали и, более того, были настроены антисемитски. Но бывали и исключения. В страшные гитлеровские времена в униатских монастырях скрывали 100–150 евреев, некоторые полагают, что и больше [20] .

Итак, в конце средних веков верхи украинского общества все более полонизировались — магнаты переходили в католичество, шляхта — в католичество или униатство. Средние слои и низы, однако, держались. Вскоре после смерти Константина Острожского его потомки перешли в католицизм, и знаменитой православной школе в Остроге пришел конец. Но на смену ей в Киеве организовали православную академию. В других городах православные мещане объединялись в братства, содержавшие на свои средства школы и типографии. Но все-таки все эти заведения явно уступали во всех отношениях соответствующим католическим. Полонизация продвигалась.

Подведем итог. В середине XVII века все магнаты «ополячились». Большинство шляхтичей тоже были либо католиками, либо униатами. Православной шляхты оставалось немного, а низы-то оставались православными! Их дети в иезуитские школы обычно не ходили.

Такая ситуация — всегда взрывоопасная: общая религия смягчает противоречия, а когда низы и верхи принадлежат к разным конфессиям — жди беды! На Украине в середине XVII века над православным «хлопом» стоял пан — католик или униат — и его прислужник — жид. Религиозное знамя для восстания готово. Это было ясно и некоторым современникам. Еврейский хронист Натан Ганновер считал данную причину главной в возникновении хмельнитчины.