Казаки, особенно «сечевые», действовали оперативнее польских регулярных войск при перехвате татарских набегов. Тут следует отметить, что вооружены казаки были много лучше татар — огнестрельное оружие имели все и владели им хорошо. Умели драться в конном и пешем строю, быстро сооружали вагенбурги — крепости из походных возов. Пушек у татар, как правило, не было, вагенбург был для них непреодолим. Очень скоро военная слава казаков разнеслась по Европе.
Лирическое отступление
Лучшей конницей в тогдашнее время (XVII век) считались польские гусары — тяжелая панцирная «крылатая» конница (ее часто в кино показывают). Она состояла из шляхтичей, скакавших на великолепных конях, в латах, к которым сзади крепились крылья. Крылья были не просто украшением. Во время атаки перья (орлиные, гусиные и т. п.) начинали трещать. Свои кони были привычны, а вражеские — пугались. И еще поднимавшиеся над головой крылья мешали накинуть на всадника аркан. Всадники имели длинные шестиметровые пики [24] .
Для иллюстрации исключительных качеств польских гусар приведу один эпизод времен польского нашествия на Россию (1610 год, Смутное время). Польское войско под командованием гетмана Жолкевского атаковало под селом Клушино объединенные русско-шведские силы, превосходившие поляков по численности в несколько раз. (Следует учесть, что все это происходило до Густава-Адольфа (см. далее), то есть шведское войско еще не было той эталонной армией, которой восхищался весь мир.) В ходе этого сражения и произошел интересующий нас эпизод. Находившийся на русской службе отряд отборных англо-французских конных стрелков сшибся с польскими гусарами примерно равной численности. Нимало не смутившись стрельбой англо-французов, как ураган обрушились гусары на врага с холодным оружием, мигом смяли неприятеля и погнали перед собой прямо на русский лагерь… После этого сражения Жолкевский победителем вошел в Москву, а слава польских гусар разнеслась по Европе.
Удар этой конницы был неотразим, в чем убедились и турки, и русские, и шведы, и немцы. Но это при условии, что местность подходила, что враг не обходил их с фланга или не нападал с тыла, и т. д. А все эти условия на войне не всегда можно было соблюсти. И несмотря на славу польских гусар, когда разгорелась Тридцатилетняя война (1618–1648), друзья-католики просили польского короля прислать на помощь не их, а именно казаков.
Однако самое поразительное — морские успехи казаков. Некоторые современники даже прямо писали, что на море они сильнее, чем на суше.
Если не ожидалось татарского набега (то есть когда он только что произошел), казаки сами шли в набег.
Из Сечи по Днепру спускались в Черное море на своих челнах. Это были знаменитые запорожские «чайки» — плоскодонные суда, метров 25 длиною, метра 4 шириною. Их особенностью были рули на корме и на носу, чтобы не тратить времени на развороты. На каждой стороне было 10–15 гребцов. А всего на «чайке» было от 50 до 70 казаков. Были и легкие пушки. Десятки таких челнов, на которых могли двинуться в большой набег тысячи казаков, выходили в Черное море, бывшее тогда турецким озером. Случались и совместные набеги донских и запорожских казаков. Не так уж велико Черное море, до любого его города доходили казаки. Турция была на вершине могущества, но с казачьими набегами справиться не могла. Обычно казаки подходили внезапно, ночью, и цветущая местность обращались в пепелище. Случалось, внезапной атакой захватывали они довольно значительные города — Синоп, Трапезунд, Варну (Болгария была тогда турецкой). Даже окрестности Стамбула страдали. Во время этих набегов доставалось и христианским подданным султана и крымского хана (близкий Крым грабили особенно часто). Грабили армян, греков (православных, как и казаки) и вообще всех, кто подвернется. Но христиан без нужды убивали редко.
Если удавалось тогда сильному турецкому флоту казаков перехватить, начинался морской бой. Турки старались использовать преимущества своей более тяжелой корабельной артиллерии. Казаки же стремительно шли на сближение и брали врага на абордаж. Поэтому и на море они предпочитали сражаться ночью. После боя хвастаться турецким морякам обычно было нечем, хотя случалось всякое и на суше, и на море А устье Днепра мелководно. Там могли проходить «чайки», но не турецкие корабли, если они пытались за ними гнаться.
Все это, конечно, происходило летом — зимой тогда редко воевали, особенно на море и особенно казаки. Для них неблагоприятен был не только штормовой, но и просто свежий ветер. Их легкие беспалубные гребные суда, быстрые и верткие, наиболее эффективно атаковали врага в тихую погоду. При мало-мальски серьезном ветре «чайки» начинало захлестывать волнами, и они теряли свое главное преимущество — быстроходность. Тяжелым большим кораблям, составлявшим главную силу турецкого флота, такой не очень сильный ветер мог быть только полезен, если был попутным. Так что в ветреную погоду преимущество турок в артиллерии становилось фактором серьезным. А так как тихая погода обычно бывает летом, то только тогда и плавали казачьи флотилии по Черному морю в поисках добычи и славы.
Лирическое отступление
Был случай, когда «чайки» появились и на Балтике. Речь Посполитая в 30-е годы XVII века боролась там со шведами. Обе стороны до этого были сильны лишь на суше, а теперь срочно создавали военный флот. Тогда и вспомнили поляки о казаках, и те не подвели. Их небольшие суда без особого труда доставили на Балтику [26] . И они там себя хорошо показали.
Эти морские набеги казаков очень обостряли отношения Речи Посполитой и Османской империи, тогда очень сильной. Из Стамбула шли жалобы и угрозы. Поляки отвечали, что казаки — люди дикие, им не подвластные, и, в свою очередь, жаловались на татарские набеги. Однако эти отписки не всегда помогали. Положение могло обостриться очень некстати. И это сильно беспокоило Варшаву.
Нарастали и другие противоречия — в казаки уходило все больше людей, а они были нужны панам в хозяйстве.
Казаки считали себя защитниками православия, а шла «полонизация» Украины — переход дворян в католичество рассматривался как «ополячивание». С конца XVI века усиливающееся казачество привлекает к себе внимание европейской дипломатии, особенно венской. Габсбурги провоцируют казаков на войну против турок в своих интересах, не считаясь с мнением Польши, что злило поляков. Словом, взаимное недовольство росло. С первыми вспышками казацких волнений полякам удалось справиться. Но понимали в Варшаве, что проблема нарастает.
С конца XVI века начинаются попытки как-то организовать эту анархическую силу и привести ее к послушанию. Завели регулярное казачье войско. Включенные в него казаки имели официальный статус, даже должны были получать жалованье, как польские военные. Их внесли в войсковой список — реестр. Таких организованных казаков называли «реестровыми». Их было максимум 6 тысяч человек. Остальных приказано было считать не казаками, а хлопами (крестьянами). Но это легче было сказать, чем сделать. Казаков реально было в несколько раз больше, чем в реестре, все они были вооружены и обстреляны. Так что много надо было применить силы для проведения в жизнь такого решения. А этого никто и не думал делать — казаки были нужны, и еще как! Войны шли часто, и само польское правительство призывало казаков под знамена, не думая ни о каких реестрах. В 1621 году казаки под командованием Сагайдачного буквально спасли Польшу, которой угрожало турецкое нашествие. Причем одна польская армия была уже разбита наголову. С трудом собирали новую. Спасение тогда пришло от казаков. 40 тысяч казаков Сагайдачного (какой уж тут реестр!) соединились с 35 тысячами поляков. Турецкая армия насчитывала 200 тысяч человек. Но христиане устояли. Причем даже польские историки признают, что в той победе большую роль сыграли казаки и лично Сагайдачный. А было это под Хотином (в том месте позднее турок били еще дважды). Вся Речь Посполитая славила тогда казаков. Сагайдачный воспользовался этим для улучшения позиций православного духовенства и создания условий для роста православного образования. Вскоре он умер, видимо, от полученной под Хотином раны. Украинцы, насколько мне известно, чтят его больше, чем Хмельницкого, ибо Сагайдачный не был «москальским запроданцем».
И в других войнах того времени, в том числе и против России, украинские казаки принимали активнейшее участие. И было их куда больше 6 тысяч. С другой стороны, в условиях вечно пустой казны реестровые казаки далеко не всегда получали положенное им жалованье. Так что разница между реестровыми и нереестровыми казаками была весьма условна. Пока что Польша получала от казаков много больше пользы, чем вреда (даже учитывая казацкие восстания до хмельнитчины, о которых я еще упомяну). Роль казачьих войск в армии Речи Посполитой возрастала. Привлекали их высокая боеспособность, мобильность, неприхотливость. И обходились они дешево — нереестровым казакам в невоенное время никакого жалованья не полагалось. Но у каждой медали две стороны…
И был человек, уже тогда разглядевший, что в казаках не только спасение Речи Посполитой — в них и скорая погибель ее! Это один из самых блестящих людей того времени — шведский король Густав II Адольф. Современники называли его «Северным львом». А историки считают «отцом современного военного искусства», так как он заложил основы тактики взаимодействия пехоты, кавалерии, артиллерии и службы тыла. Он сделал Швецию на целый век великой державой. Воевал он и с поляками. Видел казаков в деле. Высоко их ценил. Но шведский король был не только лихим рубакой, голова у него тоже хорошо варила. И вот что он понял.
Речь Посполитая сильна, только пока казаки заодно с поляками. Но это единство очень непрочное. Оно легко может рухнуть — и тогда конец польскому величию. Он прямо рекомендовал московскому царю этим заняться. Ибо сам Густав-Адольф торопился в Германию принять участие в Тридцатилетней войне. А русским, с которыми он тогда дружил против Польши, это было сподручнее, чем кому-нибудь, — они близки к украинцам по происхождению, религии и географически. Сам король не дожил до свершения своих пророчеств — погиб в Германии. Но после его смерти все сбылось.
В заключение этой главы я отмечу, что до хмельнитчины евреи вели дела и с казаками. Скупали добычу. А уж в кредите казаки нуждались больше, чем любое другое сословие. В теории казак, вернувшись из похода, должен был все пропить весьма быстро и потом всю зиму жить в кредит в счет будущей добычи. Не все казаки поступали так. Наш старый знакомый Тарас Бульба был человеком достаточно богатым. Но тех, кто все пропивал, хватало. А дальше он пил в кредит, мало думая о жене и детях, если таковые имелись. И кредит этот давал ему жид-корчмарь. «Не на то казак пьет, что есть, а на то, что будет» — гласила украинская пословица. Называли эту казацкую голь «сиромахами» — бродячими волками. А к лету такому казаку снова нужен был кредит — экипироваться в поход. Если же поход на Черное море оказывался неудачным, то, как пишет украинский историк Кулиш, «казаки оказывались в неоплатном долгу у жидов и армян» (что, возможно, сыграло свою роль в трагедии хмельнитчины).