Итак, Московия и Украина были теперь заодно. Но произошла и другая перемена, для поляков благоприятная — Крым перешел на их сторону. Говорили, что в результате какой-то гаремной истории. Какая-то украинка, угнанная татарами, попала в гарем хана. Как я уже говорил, татары не думали воздерживаться от разорения союзной Украины. И вот, мстя хану за все, эта дама сумела отравить Ислам-Гирея III. Но этим она только ухудшила положение Украины — новый хан, брат покойного Махмет-Гирей, придерживался иной политической ориентации. Он заключил официальный союз с поляками. Вместо ненадежного союзника, от которого, однако, пользы было больше, чем вреда, украинцы получили яростного врага. Впрочем, вряд ли тут дело было только в гаремной истории. Крымские ханы считали основой своей политики поддержание равновесия между Речью Посполитой и Россией. Обе стороны в такой ситуации перед ними заискивали. И каждая не жалела денег, стремясь направить крымский набег на другую. Теперь же в Крыму было ясно — появление на театре военных действий как минимум стотысячной свежей русской армии может решительно склонить чашу весов, ведь Польша так и не выбралась из кризиса хмельнитчины. Так как русские развертывали свои силы медленно и главное внимание, на первых порах, уделяли осаде Смоленска, то непосредственно на Украине польско-татарские силы смогли перейти в наступление. Разгорелись яростные бои. Русские и украинские историки обвиняют поляков в великой жестокости и славят храбро сражавшегося с ними Богуна (кстати, он был одним из противников объединения с Россией, и польские дипломаты пытались стравить его с Хмельницким, но это не удалось). С польской стороны в этих боях все более выдвигался Стефан Чернецкий. Он не уступал покойному Вишневецкому ни в военных дарованиях, ни в жестокости (но, как мы увидим дальше, он, в отличие от Иеремии Вишневецкого, не оставил у евреев доброй памяти о себе).

Между тем русские войска в конце концов взяли Смоленск и начали решительное наступление в Белоруссии (тогда это считалась Литва). Города, включая Вильно (Вильнюс), древнюю столицу Литвы, сдавались без боя. Евреи обычно успевали бежать, спасая жизни, но не имущество.

Но бывали и отступления от этого правила. В Могилеве евреи рискнули остаться под русской властью. Русское командование побуждало их уехать, но они не спешили. Надеялись, что или русские помягчеют, или поляки вернутся. И дождались гибели. Когда летом 1655 года польско-литовские войска действительно приблизились, русское начальство в лице воеводы Поклонского категорически потребовало, чтобы евреи срочно покинули город, обещая даже дать охрану, которая проводит их до района расположения войск Речи Посполитой. Евреи вышли, не чуя беды — до сих пор русские войска, в отличие от казаков Хмельницкого, особой жестокостью не отличались. Тут их всех и перебили. А то ведь могли бы попрятаться в городе и дожили бы до прихода польско-литовских войск. Отряды украинских казаков Хмельницкого тоже действовали в Литве (то есть в основном на территории нынешней Белоруссии). Иногда совместно со своими русскими союзниками, чаще — отдельно. И много лили еврейской крови, когда евреи не успевали бежать. Наибольшее число жертв оказалось в Гомеле. Там казаки вырезали почти все еврейское население, почти две тысячи человек. Спаслись немногие, принявшие для вида православие.

Неожиданно благополучно сложилась судьба евреев Витебска. Они очень активно участвовали в обороне города от русских и казачьих войск — храбро сражались в боях, работали на строительстве укреплений и т. д. Когда после четырнадцатинедельной осады город пал, воевода Шереметьев, правда, собрал с евреев особую контрибуцию «для угощения казаков», но все-таки не истребил их. С ними обошлись как с военнопленными — угнали в Россию вместе с поляками. И после окончания войны (в 1667 году) те, кто выжил (а таких было немало), вернулись.

Лирическое отступление

Известно, что какие-то евреи, уведенные в плен в Россию, крестились и остались там. И пошли от них некоторые русские дворянские роды. Солженицын в своей книге «Двести лет вместе» пишет, что некоторые из этих евреев поселились на Дону и от них пошло около десятка казачьих фамилий. Если и так, то этих людей все-таки немного. Но бытуют смутные предания о более ранних и более массовых иудейских корнях донского казачества.

Хазары? — Донские степи были когда-то под властью хазарского каганата, пока в X веке их не захватили печенеги.

Жидовствующие? — Существовала в XV веке (то есть более чем за 150 лет до хмельнитчины) на Руси такая секта, чья вера была «сильно заражена иудаизмом». Возможно, толчком к возникновению ереси стали контакты приезжавших из Литвы в Новгород евреев с тогдашними русскими интеллектуалами. Но вопрос этот спорный. Во всяком случае дальнейшее распространение этого учения происходило без евреев — они тогда на Руси не жили. Сектанты не признавали Иисуса Христа Сыном Божиим, учили, что мессия (машиах) еще не пришел, соблюдали субботу, презирали кресты и иконы. Все это не помешало широкому распространению ереси в крупнейших тогдашних русских городах Москве и Новгороде. В том числе и в тогдашних русских верхах. В начале XVI века их все-таки разгромили. Одних сожгли, другие бежали. Те, кто бежал в Литву, где было много евреев, приняли там иудаизм. Но вполне возможно, что часть их бежала в малозаселенные тогда донские земли или скрылась в других местах.

Как бы там ни было, но, несмотря на то, что в новейшее время донские казаки и евреи в огромном большинстве братских чувств друг к другу не питали, «жидовствующие» казаки встречались (и далеко не только казаки). Но доказать их прямую связь со средневековыми сектантами пока не удалось. Следует, однако, учесть, что мы практически ничего не знаем ни о каких сектантах на Руси до наступления относительно либерального царствования Екатерины II. Они скрывались, ибо очень легко было лишиться головы. Забегая далеко вперед, отмечу, что в дальнейшем вера этих людей часто эволюционировала в направлении официального принятия иудаизма, несмотря на ярость Николая I и его репрессии против них.

А вообще, о происхождении донских казаков есть много разных версий, легенд и преданий.

Вернемся в XVII век. Большой еврейский квартал в Вильно опустел и полностью сгорел. Может, его подожгли, а скорее всего, он сгорел от «копеечной свечи» (согласно русской поговорке: «От копеечной свечи Москва сгорела» — город опустел в 1812 году перед вступлением французских войск и сгорел — тушить было некому). Православное население встречало русских с радостью. Положение Речи Посполитой ухудшалось с каждым днем. И тут летом 1655 года на поляков обрушилась новая беда.