Женя решилась поехать домой. Но вначале нужно было закончить все неотложные дела. Невозможно ведь, в самом деле, вдруг взять и уехать, бросив массу нерешенных проблем на Пашу. Одному ему не справиться. Рыбы осталось еще часа на два ударного труда, потом надо будет в икорный цех заглянуть, убедиться, что там все в порядке. Несмотря на то, что технолог и икорный мастер надежные, проверенные, контроль все равно нужен. И еще с поварихой нужно поговорить, выяснить, какие продукты купить и чем работников кормить. И не мешало бы с бухгалтером плотно посидеть, посмотреть бумаги.

Кстати, а какой сегодня день? Дни недели, неотличимые друг от друга, стремительно неслись, словно рыба на нерест, наползая друг на друга, ненадолго выталкивая на поверхность очередные сутки. Сегодня воскресенье, обычный рабочий день. Или воскресенье было вчера? Ну конечно, оно незаметно уступило место понедельнику и уплыло. Женя вспомнила, что именно в понедельник она должна была отвезти пробы икры на анализ, иначе бдительные бактериологи не выдадут сертификат на продукцию. Это дело серьезное. С многочисленными государственными организациями Антоновы старались все необходимые дела решать вовремя, чтобы не возникали лишние неприятности. Их и без того хватало.

Конусы яркого света прожекторов, освещавших рабочую площадку, постепенно размывались, уступая рассвету. Над горизонтом вначале намеком, а затем все более усиливаясь, поплыли пурпурные волны, растворяясь в заливе. Красные потоки захватили небо, отражаясь в море, словно вода, омывающая потрошеную рыбу, доплыла до края земли. Из моря внезапно вынырнуло солнце и разогнало алые всполохи, вернув серо-голубой пастельный тон и небу, и морю. Прожекторы, утратив значительность, какое-то время бесполезно светили, смешивая свой искусственный свет с солнечными лучами, но солнце окончательно победило, и прожекторы выключили.

В утреннем свете лица рыбообработчиков выглядели бледными, утомленными бессонной ночью. Ночная смена выпала в этот раз студентам, приехавшим с материка в надежде на хороший заработок. Женя и Павел из года в год заключали договоры со студенческими путинными отрядами, и все шло более-менее нормально. Но в этот раз студенты попались неудачные, нытью и капризам не было конца. Они то потихоньку отлынивали от работы, двигаясь словно сонные мухи, то откровенно нарушали незыблемый сухой закон, введенный для всех без исключения, контрабандой притаскивая из поселкового ларька ящики с пивом. Женя устала с ними ругаться, но упорно продолжала борьбу с нарушителями трудовой дисциплины, угрожая штрафными санкциями.

Другая смена, из сезонных рабочих, тоже была не вполне морально устойчивой по отношению к выпивке. Правда, боясь потерять временную, но хорошо оплачиваемую работу, рабочие хотя бы видимость приличий соблюдали и в нетрезвом виде старались на глаза не попадаться.

Среди них периодически встречались ушлые пройдохи, стремящиеся поправить свое нестабильное материальное положение откровенным воровством, припрятывая пару-тройку мешков рыбы в укромном месте в надежде вывезти их тайком, обманув бдительность охранников. Но обычно неудачники попадались на одном из этапов хищения. Таких коммерсантов Антоновы безжалостно увольняли, невзирая на искренние заверения в том, что это был один-единственный раз, и клятвенные обещания никогда-никогда больше не обманывать хозяйское доверие. Такие жестокие меры были вполне оправданы невозможностью допустить, чтобы вынянченное, выстраданное, потом и кровью доставшееся производство растащили по кускам.

В первые годы неопытные Женя и Павел из-за стремления временных работников тащить все, что плохо лежит, несли значительные убытки, но потом, наученные горьким опытом, ввели в штат двух охранников и обзавелись сторожевыми собаками.

Одна из них, кавказская овчарка Грета, должна была со дня на день ощениться. Вспомнив об этом, Женя пошла проведать свою любимицу. Грета лежала в клетке на боку, а под ее животом, путаясь в густой светло-кремовой шерсти, копошились новорожденные комочки. Они слепо тыкались в теплый материнский живот в поисках капель молока. Грета, услышав Женины шаги, приоткрыла глаза. В ее взгляде были усталость от великого труда рождения новой жизни и всепоглощающая нежность к своим беспомощным детям. Словно собака понимала значение события и испытывала чувства, свойственные любой матери.

— Один, два, три… — раздался за спиной Жени голос мужа.

— Четыре, — закончила подсчет щенков Женя. — Такие хорошенькие! Интересно, кто из них мальчики, а кто девочки?

— Пока не будем их трогать, а то Грета волнуется. Пусть привыкает. Нужно сказать Васильичу, чтобы кормил ее получше, иначе молока на всех не хватит, — озабоченно произнес Павел.

— Скажи сам, — попросила Женя. — Я хочу с утра пробы в лабораторию отвезти, а потом домой заскочить. Ничего, если я задержусь до вечера? Или до утра… Устала я что-то…

Павел недоверчиво посмотрел на жену. Не в ее привычках было жаловаться на усталость, тем более в самые горячие дни.

— Ты не заболела? — встревожился он.

— Ничего я не заболела, — буркнула Женя, и тут же устыдилась своего тона. Словно Павел виноват в том, что ее раздражает любая мелочь — от общения с кем бы то ни было до запахов.

— Все нормально, Паша. Не обращай внимания. Я постараюсь долго не задерживаться, — примирительно сказала она и потерлась щекой о плечо мужа, стараясь загладить свою вспышку.

— Да я же ничего не говорю. Надо — так поезжай. Справлюсь как-нибудь. Правда, я хотел к рыбакам смотаться. Придется до завтра отложить.

— Ты вчера ездил. Что они, грудные дети? Если что — бригадир разберется. В общем, договорились. Я только к икорщикам быстренько забегу и поеду.

Быстренько забежать в икорный цех было сложно: сначала Жене пришлось вместо резиновых сапог и одежды, облепленных рыбьей чешуей, надеть белый халат и тапочки, а волосы покрыть косынкой. Это правило, одно из многих по соблюдению санитарных норм, вплоть до расписанной по часам работы бактерицидных ламп, соблюдалось неукоснительно. В противном случае можно было загубить драгоценную икру — основной источник доходов. Ради икры, собственно, и все труды десятков людей — рыбаков, водителей, рыбообработчиков, рабочих и элиты производства: икорных мастера и технолога.

В цехе все было в порядке. Ни одна комиссия не придерется.

Икра мерцала, возвышаясь над емкостью рубиновой горой, сложенной миллионами одинаковых блестящих маленьких сфер. Икринки, наполненные клейкой массой, были покрыты гладкой оболочкой и скользили под рукой, рассыпаясь полупрозрачными бусинками.

Солнечный луч из окна упал на мерцающую гору, и икринки верхнего слоя вспыхнули, переливаясь неуловимыми оттенками — от янтарно-оранжевого до пурпурно-алого. Словно россыпь драгоценных камней из сказочного сундука сокровищ.

Да икра и была, по сути, сундуком сокровищ: в ней скрывались будущая хорошая квартира, новая машина, плата за обучение Мишки в институте — словом, нормальная обеспеченная жизнь.