В настоящем издании произведения Левитова печатаются в хронологическом порядке. Автографы его сочинений не сохранились, и точное время их написания в большинстве случаев неизвестно. Но, за редким исключением, Левитов сразу отдавал в печать все, что выходило из-под его пера, порой не успевая обработать и даже завершить начатое (как это было с его романом).
Он публиковался во многих газетах и журналах самого разного направления. Чаще других его печатали журналы «Русская речь» — в 1861 году, «Зритель» и «Развлечение» — в 1862 году, «Северная пчела» — в 1863 году, «Искра» — в 1864 году.
При жизни писателя вышло несколько сборников его сочинений:
«Степные очерки», т. I. СПб., 1865; т. II. СПб., 1866, и т. III. М., 1867.
«Степные очерки», изд. 2-е, исправленное и дополненное, кн. 1 и 2. М., 1874.
«Московские норы и трущобы». Собрали М. А. Воронов и А. И. Левитов, тт. I и II. СПб., 1866. Авторство каждого в этом издании не обозначено. В 1869 году «Московские норы я трущобы» вышли вторым изданием в одном томе и содержали только произведения Левитова. В 1875 году этот сборник (3-е издание) вышел под названием «Жизнь московских закоулков. Очерки и рассказы А. И. Левитова».
«Горе сёл, дорог и городов. Повести, рассказы, очерки и картины А. И. Левитова». М., 1874.
После смерти писателя вышли три его собрания сочинений.
Полное собрание сочинений А. И. Левитова, т. I и II. М., 1884. Первому тому в этом издании предпослана пространная статья о жизни Левитова, написанная его другом и биографом писателем Ф. Д, Нефедовым (в том же 1884 году она была выпущена отдельным оттиском).
Полное собрание сочинений А. И. Левитова, т. I–IV. СПб., 1905 (вступительная статья В. А. Никольского).
Собрание сочинений А. И. Левитова, т. I–VIII. Изд-во «Просвещение», 1911.
Из советских изданий наиболее полным является двухтомник: А. И. Левитов. Сочинения, т. 1 и 2. М.—Л., «Асаdemia», 1932–1933 (редакция, статья и комментарии И. С. Ежова), и однотомник: А. И. Левитов. Сочинения в одном томе. М., Гослитиздат, 1956 (вступительная статья и примечания Н. И. Соколова, подготовка текста Н. С. Лебедева и Н. И. Соколова).
В настоящем издании тексты печатаются по последним прижизненным изданиям писателя с исправлением опечаток по ранним публикациям.
ЦЕЛОВАЛЬНИЧИХА
(Из дорожных воспоминаний)
Печатается по изданию: «Степные очерки», т. III. М., 1867, с. 48–113. Впервые опубликовано в газете «Русская речь», 1861, №№ 26 и 27, с подзаголовком «Очерки из народной жизни».
В сентябре 1860 года (уже работая в Москве секретарем редакции «Русского вестника») Левитов пишет сестре: «Дорога моя в Москву была совершенно счастлива… Ноги страшно болели, впрочем, на дороге встретил я в селе Зарайского уезда девушку-целовальницу, которая послужила мне поводом написать повесть: „Целовальница“, которая скоро будет печататься» (Нефедов, с. LXXVIII).
СТЕПНАЯ ДОРОГА НОЧЬЮ
Печатается по изданию: «Степные очерки», изд. 2-е, кн. 1. М., 1874, с. 53–79. Впервые опубликовано в газете «Русская речь», 1861, №№ 65 и 66 под заглавием «Проезжая степная дорога. Ночь (Очерк)». Включался в другие прижизненные сборники: «Степные очерки», т. I. СПб., 1865 (под первоначальным заглавием) и в книгу: А. Левитов. Соседи. Степные очерки. СПб., 1868.
ПОГИБШЕЕ, НО МИЛОЕ СОЗДАНИЕ
Печатается по изданию: «Жизнь московских закоулков. Очерки и рассказы А. И. Левитова». Изд. 3-е, М., 1875, с. 222–263. Впервые опубликовано в журнале «Зритель», 1862, №№ 16 и 17, под заглавием «Из московских нравов. Совершенно погибшее, но весьма милое создание». Подпись: Иван Сизой.
Стр. 91–92. Кто не имеет тени, тот не должен выходить на солнце… Передо мной заходили фантастические приключения Петра Шлемиля… — Иван Сизой вспоминает героя романа немецкого писателя Адельберта Шамиссо (1781–1838) «Удивительная история Петра Шлемиля», который продал дьяволу свою тень (душу) и стал отверженным среди людей. По ассоциации и контрасту в представлении Ивана Сизого обитатели Марьиной слободки имеют «неоправданно длинные тени» потому, что они не растратили свои души.
НАСУПРОТИВ!..
Печатается по изданию: «Степные очерки», 2-е изд., кн. 2. М., 1874, с. 151–179.
Впервые опубликовано в журнале «Развлечение», 1862, №№ 23 и 24, под заглавием «Дорожный очерк (Степные нравы)». Входил также в состав первого издания «Степных очерков», т. III. М., 1867, под первоначальным названием.
Для каждого из этих изданий автор редактировал текст.
Плеханов, делавший пометки на полях сочинений Левитова (в изд. 1884 года), отчеркнул начало второй главы и строки, следующие ниже: «Иду я — и со мною вместе идет безотвязная дума о мысленном убожестве этой прекрасной стороны…» и т. д., написав: «Отношение Aufklдrer'а» (то есть просветителя) («Литературное наследие Г. В. Плеханова», сб. VI. М., Соцэкгиз, 1938, с. 239).
Ниже, против слов: «Вы бы их, сударь, по суслам-то заехали без разговору, небойсь бы всякий пустил» (стр. 109 наст, изд.) — Плеханов написал: «Дикости противополагается добровольное холопство» (там же).
СТЕПНАЯ ДОРОГА ДНЕМ
Печатается по изданию: «Степные очерки», изд. 2-е, кн. 1, М., 1874, с. 80–147. Впервые опубликовано в журнале «Зритель», 1862, №№ 24, 25, 26, 27, под заглавием «Степная дорога». Перепечатывалось в первом издании «Степных очерков», т. I. СПб., 1865, под первоначальным названием и с подзаголовком «День».
РАСПРАВА
Печатается по изданию: «Степные очерки», изд. 2-е, кн. 1, М., 1874, с. 33–52. Впервые опубликовано в журнале «Зритель», 1862, № 44, под заглавием «Мирской суд».
«КРЫМ»
Печатается по изданию: «Жизнь московских закоулков», изд. 3-е. М., 1875, с. 110–145. Впервые опубликовано в журнале «Зритель», 1862, №№ 47 и 48. Подпись: Иван Сизой.
МОЯ ФАМИЛИЯ
(Из воспоминаний временнообязанного)
Печатается по изданию: «Горе сёл, дорог и городов». М., 1874, с. 73–97. Впервые опубликовано в журнале «Якорь», 1863, № 3, под заглавием: «Лирические воспоминания Ивана Сизого. 1. Мои старики», с подписью: Иван Сизой. В переработанном виде напечатано в газете «Неделя», 1868, №№ 7 и 8, под заглавием: «Моя фамилия (Старый рассказ)».
Г. В. Плеханов в своем разборе первого тома сочинений Левитова (1884 года) написал о герое этого очерка: «Легко понять, как вырастает озлобление и как поэзия будущего („Zukunftstaats“) необходима для устранения этого озлобления». Он отмечал присутствие в очерке «психологии классовой борьбы и ненависти» («Литературное наследие. Г. В. Плеханова». М., Соцэкгиз, 1938, с. 239 и 240).
САПОЖНИК ШКУРЛАН
Печатается по изданию: «Степные очерки», изд. 2-е, кн. 1. М., 1874, с. 343–355. Впервые опубликовано в журнале «Развлечение», 1863, № 5, с подзаголовком «Степной очерк».
МОСКОВСКИЕ «КОМНАТЫ СНЕБИЛЬЮ»
Печатается по сборнику «Жизнь московских закоулков», изд. 3-е. 1875, с. 12–109. Впервые опубликовано в журнале «Библиотека для чтения», 1863, №№ 7, 8, 9.
Очерк перепечатывался также в первом и втором изданиях сборника «Московские норы и трущобы». СПб., 1866 и СПб., 1869.
НРАВЫ МОСКОВСКИХ ДЕВСТВЕННЫХ УЛИЦ
Печатается по изданию: «Жизнь московских закоулков», изд. 3-е. М., 1875, с. 294–324. Впервые опубликовано в журнале «Московские губернские ведомости», 1864 (неофициальная часть), №№ 4 и 5, за подписью Иван Сизой, с подзаголовком «Очерки» и эпиграфом:
Перепечатывалось также в прижизненных сборниках: «Московские норы и трущобы», т. II. СПб., 1866; «Московские норы и трущобы», изд. 2-е. Спб., 1869.
При переизданиях очерк подвергся незначительной переработке.
БАБУШКА МАСЛИХА
Печатается по изданию: «Степные очерки», изд. 2-е, кн. 1. М., 1874, с. 292–313. Впервые опубликовано в «Современнике», 1864, № 8 с подзаголовком «Степные нравы».
В обоих изданиях «Степных очерков» перепечатывалось без существенной переработки.
ГАЗЕТА В СЕЛЕ
Печатается по изданию: «Степные очерки», изд. 2-е, кн. 2. М., 1874, с. 180–200. Впервые опубликовано в журнале «Будильник», 1865, №№ 6 и 7, под заглавием «Газета (Степные нравы)».
БЕСПЕЧАЛЬНЫЙ НАРОД
(Шоссейные типы, картины и сцены)
Печатается по изданию: «Горе сёл, дорог и городов». М., 1874, с. 263–338. Впервые опубликовано в журнале «Дело», 1869, №№ 1 и 2.
ПЕТЕРБУРГСКИЙ СЛУЧАЙ (Очерк)
Печатается по изданию: «Горе сёл, дорог и городов». М., 1874, с. 341–393. Впервые опубликовано в журнале «Дело», 1869, № 10.
Один из наиболее автобиографических очерков Левитова. Прообразом семинариста Василия Западова явился друг Левитова Я. Е. Соколов.
После опубликования очерка в журнале «Библиограф» (1869, № 2, ноябрь) появилась заметка (без подписи), в которой высоко оценивался этот очерк.
ГОВОРЯЩАЯ ОБЕЗЬЯНА
(Эпизод из романа «Сны и факты»)
Впервые опубликовано в журнале «Свет», 1879, № 11, с. 274–291. В настоящем издании печатается по этому тексту.
В мае 1870 года Левитов сообщал своему другу: «Теперь пишу большой роман, — написал листов семь. Остается бездна, но к зиме он кончен будет. Называться будет, кажется, „Сны и факты“, а может быть: „Затихшая буря“, — верно еще не знаю» (Нефедов, с. СXII).
Он собирается публиковать роман в «Вестнике Европы», но обстоятельства не дают завершить работу, и Левитов «берет первые главы, соединяет их в нечто целое» и отсылает в журнал (т а м жe, с. СXV). В письме редактору «Вестника Европы» М. М. Стасюлевичу он пишет 5 октября 1870 года: «Рекомендую Вашему вниманию прилагаемую при письме главу. Этот эпизод назван „Говорящей обезьяной“, потому что человек, выведенный в первой главе, в момент его сумасшествия, за отсутствием людей, покупает обезьяну, которая говорит ему вещи, совершенно его удовлетворяющие и потому дающие ему возможность умереть более или менее счастливо. Очерк этот будет большой (до 6 листов), и, опасаясь, что начало его Вам не понравится, я прошу Вас в возможно скором времени уведомить меня, — угодно ли Вам будет, судя по началу, его продолжение. К 15 ноября я не дальше 1 декабря я его кончу и вышлю. Вторая глава уже почти готова» («М. М. Стасюлевич и его современники в их переписке», т. V. СПб., 1913, с. 249).
Через неделю (13 октября} Левитов отправил еще одно письмо М. М. Стасюлевичу, в котором извиняется за несовершенство посланного отрывка и излагает план всего романа.
«Длиннота монологов 1-й главы меня глубоко озабочивала. Я хотел в ней представить человека крепкого и физически и морально, который сам сознает неизбежность своего сумасшествия и причины этой неизбежности. Я хотел было оживить длинноту этих монологов частыми входами в комнату к молодому человеку сестры и матери, — и, поступая с этою целью, я испачкал много бумаги и увидел, что я ошибся. Сестра и мать своим присутствием всегда выводили этого человека, готового отдать душу, чтобы никого, никогда и ничем не обеспокоить (это одно из оснований очерка), из его мира мыслей и воспоминаний на действительную почву — и, следовательно, сумасшествия не получалось. И вот я решился послать главу с ее длинными, характеризующими, впрочем, сумасшествие, монологами, жертвуя беллетристической формой нескольким мыслям, которые иногда показываются в монологах, к сожалению, только слишком маскированные.
Пославши главу и долго думав об ней, я пришел к убеждению, что ее монотонность оживить можно, что я и сделаю в оставшейся у меня черновой. Я впущу к молодому человеку лица, воображаемые им, и заставлю его говорить с ними, злиться на них и т. д., все равно как бы с лицами действительными.
Меня не затруднит никакая переправка, потому что я помню, как вы сказали мне однажды: не спешите.
2-я глава заключается в спокойной и, так сказать, эпической характеристике свойств, с которыми он родился и воспитывался, в его раннем понимании окружавших его вещей, в раннем противоборстве своей обстановке и в рисовке обстановки. Тот город и тот человек, к которому он писал, так и останутся в темноте, — как они сами, так и причины, заставившие молодого человека жить в северном городке и сдружиться там с кем-то. Главное в этой главе будет следующее: испуганный и измученный до последней степени и до осязательной ясности представлениями, роящимися в заболевшей пьянством (это еще один из мотивов очерка) голове, молодой человек, наконец, поступается всем, что составляло его главный жизненный интерес, и уступает своей матери, которая упрашивает его идти к дяде-генералу и просить у него службы. Она говорит ему: о чем ты беспокоишься, Николушка, — я решительно не понимаю! Что тебе за дело до людей? Ведь они для тебя ничего не сделали. Съезди ты к дяде, — он мне давно говорил об этом. Кстати и предлог для поездки есть — получишь награду за покойника-отца, выданную после его смерти. Дядя потому и не выдает ее, что ты у него не бываешь. Больной еще, молодой человек думает: в самом деле, что мне они? Есть из-за чего биться и страдать так? Вообще он сдается, но больной.
Этой главы у меня написано много; но теперь я оторвусь от ней для исправления первой.
В 3-й главе он едет к генералу — и тут между ними происходит сцена, которая окончательно их рассоривает: как люди воспитанные, вслух они говорят друг другу всевозможные любезности, а внутри их, как у людей сметливых, ведется разговор другого сорта: по жестам, по улыбкам они видят, что отношений их не примирит ничто, что все в них радикально-противоположно. Злой выходит от дяди молодой человек и на него, и на свою слабость, которая заставила его пойти к нему. Тут следуют маленькие главки, описывающие предметы, которые раздражают его все больше, это 4-я, трактир Доминика, куда он, пересиливши свою злость и притворяясь равнодушным, зашел с одним приятелем по университету, зная, что он шпион. (Я это слово как-нибудь замажу).
5. Встреча на Невском с женщиной, которая стала негодяйкой и которой он некогда отдал все, что только мог отдать.
6. Уже по дороге домой в одном переулке, где по преимуществу живет самая рабочая бедность, он встречает мужика, который тащит золоченую киоту от иконы на грязном обрывке веревки. За ним идет мальчик — и плачет. Художник останавливает мальчика вопросом: о чем ты плачешь? Мальчик говорит: тятенька бога продал — и меня послал с мужиком на Апраксин расчет за него получить. Нам есть нечего.
Смеется этому художник и говорит: ну теперь дошло до того, что уж и бога продали — и молиться некому, — и идет с мальчиком к его отцу. Тут он спускается в самые глубокие приюты бедности, с которою, с неприметною постепенностью, и начинает оргировать. Разные типы бедности, их понимания, совершенно противоположные его пониманиям, все больше и больше его раздражавшие и заставлявшие пьянствовать. Наконец в самый разгар оргии на двор приходит шарманщик, русский, шельма страшная, и у него-то художник покупает обезьяну, вообразивши, что она — именно тот человек, которого ему недоставало. Свои собственные грезы почти в бесчувственном состоянии он принял за окончательное разрешение обезьяной всех своих мучительных вопросов.
Эпилог: ранним утром он уже лежал на Петергофском шоссе, в грязной канаве, разутый и раздетый, — одна рука у него еще в перчатке, как осталась от визита к дяде. Картина шоссе. Пропасть народа и экипажей. Все эти шоссейные толпы в его голове представляются чем-то стройным и необыкновенно согласным, обязанным своею стройностью и своим согласием тому другу, которого он вчера приобрел.
Почти совсем умирая, он при виде масс, увеличенных его воображением, радостно хохочет, хлопает в ладоши, кричит: браво! И громко, в бреду, поет что-то…
Многие из шоссейной публики, остановившись, безучастно смотрят на его странности, стараясь между тем разобрать, что именно он поет; но оказывается, что песня не на нашенском языке.
Какой-то молодец подхватил обезьяну к себе на руки и, выждавши, когда народу посвалило, стащил с художника последний сапог…
Вот и вся история в ее программе. Извините, что я затрудняю вас ею, но мне хотелось заранее вас с ней познакомить. Надобно думать, что я сумею сделать ее настолько гладкою, что ее некоторые, слишком неприкрытые, странности никому не покажутся чересчур резкими… При некоторой опытности это достигается…» («М. М. Стасюлевич и его современники в их переписке», т. V, с. 250–252).
Несмотря на глубокую продуманность плана и сюжетных линий, роман остался ненаписанным.
Но из сохранившихся отрывков видна не только автобиографическая основа (мотивы северной ссылки; трагедия художника, не имеющего сил воплотить свой важнейший творческий замысел, и т. д.), в них прослеживаются те «несколько мыслей», о которых Левитов упоминает в письме М. М. Стасюлевичу: размышления о буржуазной цивилизации (см. вступительную статью), о падении общественной нравственности (Видоки и Иуды «деспотически царствуют теперь в наших нравах»), о цинизме приспособленчества.
В планах мелькает повторяющийся у Левитова сюжет встречи с женщиной, бывшей когда-то дорогим ему человеком и оказавшейся на дне жизни.
Намечались в романе и другие близкие Левитову темы, воплощенные им в очерках о московских нищих, в рассказе «Крым» и др. — в частности «разные типы бедности, их понимания, совершенно противоположные его пониманиям».
НЕ К РУКЕ
(Шоссейный очерк)
Печатается по тексту «Ремесленной газеты», 1874, № 10, (с. 235–238) и № 13 (с. 308–309), где и было впервые напечатано.
В прижизненные сборники не включался.
ВСЕЯДНЫЕ
(Картины подмосковной дачной жизни)
Печатается по тексту журнала «Будильник», 1876, № 46, с. 3–5; № 47 с. 3–5 и № 48, с. 3–5; 1877, № 19 с. 3–4; № 20, с. 3–4.
Это последнее произведение Левитова осталось незавершенным. В примечании от редакции при публикации последнего отрывка сказано: «На этом и обрывается манускрипт „Всеядных“… Окончание очерка осталось тайной его талантливого автора, безвременно сошедшего в могилу».
Нумерация последних двух глав проставлена издателями.
Златовратский вспоминал: «Вплоть до отправления его в клинику он работал, уже кашляя кровью, над своим очерком „Всеядные“, оставшимся немного неоконченным… Можете себе представить, каково было его положение и наше удивление, когда этот труд, писанный при таких возмутительных условиях, на который возлагалась надежда на приобретение лекарств и перемену квартиры, — потерпел крушение: издатель, в журнале которого было начато печатание этого очерка, заявил письменно, что продолжение этого труда по каким-то причинам не будет напечатано! Александр Иванович не выдержал и тотчас же, накинув свой плед, поехал к издателю… На дворе был мороз, вьюга… Он вернулся разбитый вконец, уничтоженный последним ударом злой судьбы, которая так неустанно преследовала его и так верно поразила в заключение…» (Н. Златовратский. Воспоминания. М., ГИХЛ, 1956, с. 302).