Хотя Хелена стала американской гражданкой благодаря браку с Эдвардом Титусом, для нацистов она оставалась всего лишь польской еврейкой. И супруги Гуриели покидают Париж. После двухнедельного путешествия Мадам и князь приехали в Нью-Йорк. «Прибывая ночью из Европы, еще не достигнув Сэнди Хука и ярких огней Нью-Йорка, вы заметите справа слабое красноватое свечение: Кони-Айленд. Здесь нужно любоваться летним Нью-Йорком», – писал Поль Моран. Но Хелене было не до поэзии. Вновь ей пришлось все покинуть – оставить немецким оккупантам особняк в Сент-Оноре, дом на набережной Бетюн и даже мельницу в Комбе.
Некоторые ее друзья и даже члены семьи подверглись депортации. Она избежала ее и хотела действовать. Хелена обратилась к президенту Рузвельту с вопросом, что можно сделать. «Вы так влияете на американских женщин, – ответил он, – что найти способ противостоять нацизму – ваша личная задача». Она поняла его ответ и принялась за работу.
Мадам отдавала все силы развитию американской компании. Чтобы спасти своих близких от холокоста, разными путями ей удалось вывезти в Соединенные Штаты многих родственников. Семья сплотилась как никогда. Многие из них занимали важные посты в разных филиалах фирмы.
За исключением Цески, Манки, Стеллы и Малы, которые уже успешно работали в Мельбурне, Лондоне, Париже и Соединенных Штатах, ее близкие до тех пор мало участвовали в ее делах. К тому времени Рой и Гораций стали взрослыми и давно закончили учебу. Рою был тридцать один год, а Горацию – двадцать девять. Хелена настаивала, чтобы они вошли в дело. Гораций, любивший искусство и литературу, противился, но в конце концов неохотно согласился. А вот Рой с головой окунулся в работу и возглавлял многие ветви компании Хелены Рубинштейн вплоть до смерти матери.
Оскар Колин и его сестра Мала, ее племянники, тоже играли в компании важную роль. Мале уже ничего не нужно было доказывать, а Оскар, несмотря на недавнюю неопытность, стал не только президентом совета директоров компании «Helena Rubinstein USA», но занимал ведущие посты в административных советах многих филиалов. Но в то время он вступил в армию и ушел на войну.
* * *
В 1940 году Мадам попросила Малу возглавить сеть салонов «Хелена Рубинштейн» в Соединенных Штатах, которые работали уже практически во всех крупных городах. Эти роскошные салоны красоты пользовались огромным успехом. Устроено там все было с безупречным вкусом: красивая мебель, прекрасное оборудование, работали отлично подготовленные специалисты… Это были настоящие храмы красоты для женщин, у которых было время, а главное, средства пользоваться всем этим. Клиентки салона были богаты, очень богаты. Некоторые женщины посещали салон каждый день для прохождения сеансов массажа тела и лица, занимались индивидуальными курсами гимнастики, ходили на маникюр и педикюр, к визажисту и парикмахеру.
Мала понимала, что их салоны работают для привилегированной публики и что американки среднего достатка не могут себе позволить ходить туда. Она решила организовать специальные курсы, на которых женщины обучались бы методикам ухода за собой и основным правилам макияжа и умели бы все делать сами. «Курсы красоты» были по карману женщинам даже с самым скромным достатком. Надо сказать, идея Малы стала особенно популярна благодаря войне. На заводах мужчин заменяли женщины, вынужденные оставить спокойную тихую жизнь дома и искать работу. Мала отправилась в специальную командировку по заводам и разным конторам, чтобы привлечь на эти занятия работавших там женщин. Спрос был огромный: мысли об уходе за собой хоть как-то отвлекали от суровых условий новой жизни. «Некоторым пришлось первый раз за многие годы добиваться положения в обществе и разрешать сложные жизненные ситуации… как мужчинам», – вспоминала Мала. Она организовывала семинары в авиационных ангарах, военных заводах, судостроительных верфях, офисах и собирала команду, которая бы занималась проведением занятий по всей стране.
Наконец, Мала организовала подобные курсы и в своих салонах – там обучали женщин уходу за собой с головы до пят, даже в условиях нехватки времени и денег. Эти «волшебные курсы» очень быстро стали популярны. «Классы» были все время полны женщинами и девушками всех сословий, и успехи учениц были просто поразительны. На курсах обучали ухаживать за волосами и правильно пользоваться косметикой, а также постановке голоса, диетам, гимнастике и искусству одеваться. В это неспокойное время Мала полностью выполнила наказ президента Рузвельта. Многие женщины потом говорили, что эти курсы и были той моральной поддержкой, которая спасала их в самое тяжелое время.
Мала по-своему поддерживала и мужчин. Многие раненые, отправленные лечиться на родину, подвергались восстановительной хирургии – иногда необходимы были многочисленные операции. Приходилось использовать макияж, чтобы скрыть шрамы и рубцы, если больному предстояло показаться родным до окончания лечения. Солдату было спокойнее сознавать, что можно замаскировать раны и не травмировать близких.
Для этих целей требовался специальный макияж. Первый раз, когда Мала попала в палату, где лежали совершенно обезображенные молодые люди, сердце у нее чуть не остановилось. На подгибающихся ногах она подошла ближе и подумала о своем младшем брате Оскаре, который тоже сражался в Европе. Мала тут же взяла себя в руки и решила не сдаваться. Пострадавшим нужны помощь и поддержка, а не горючие слезы и тем более жалость. «Это были мужественные люди. Пока я делала им макияж, многие из них шутили по поводу своего “нового” лица. Чувство юмора часто является признаком сильного характера».
Пока Мала занималась всем этим, Мадам тоже работала не покладая рук. Однако новости приходили плохие. В начале войны она узнала, что ее лондонский салон на Графтон-стрит полностью разрушен в бомбежку. Несколько месяцев спустя погибла ее сестра Регина, мать Малы и Оскара. Ну и самое худшее: первым ушел добровольцем на фронт Рой, а через несколько дней – Гораций.
* * *
И снова, как всегда, ее спасала работа. Новую идею ей подсказал муж, князь Гуриели. В конце 1940 года Арчил объявил, что настало время заняться внешностью мужчин. Хелена полностью разделяла его мнение. Американцы с их вечной стрижкой ежиком, бесформенными белыми рубашками и неизбежным темным костюмом казались ей старомодными.
Князь и княгиня открыли новое дело в маленьком здании по адресу 16 Ист на 55-й улице. Так появился Дом мужской моды The House of Gourielli for Men. На первом этаже в маленьком бутике продавались вещи из Италии и Англии – пуловеры, галстуки, носки и другие аксессуары мужского гардероба. На втором этаже находился парикмахерский зал, где клиентам помогали подобрать не только краску для седых волос, но и (это держалось в большой тайне!) – парик или накладные волосы. Посетителям предлагалось много новинок, например специально подобранные для них освежающие, легкие или слегка пряные одеколоны и косметические средства. Настоящей революцией в мире мужчин стал особый набор – средства по уходу за лицом и кислородный аппарат, позволявшие гулякам привести себя в порядок после бессонной ночи!
В соседнем зале находился маленький ресторан, в котором обслуживали клиентов, забежавших перекусить во время обеденного перерыва. Телетайп позволял деловым людям следить за биржевым курсом на Уолл-стрит, пока они были у парикмахера или делали маникюр.
В приемном зале ожидавшие своего мастера клиенты не скучали – на столиках лежали английские и французские журналы, предлагались легкие закуски… В салоне работали четыре парикмахера-брадобрея: два англичанина, грек и итальянец.
Интерьер был таким же роскошным, как и в салонах для женщин: элегантная мебель, мраморные раковины, ковры в серых и синих тонах и спокойная музыка… Вся обстановка располагала к покою и отдыху. Здесь можно было увидеть всех известных людей того времени. Популярный американский актер Тони Кертис, постоянный клиент, регулярно приходил стричься и делать маникюр. The Gourielli Men’s Shop стал первым в мире косметическим салоном для мужчин.
Компания The House of Gourielli была совершенно независима от Helena Rubinstein Inc. Идея для того времени была слишком смелой, и мужчины еще не были готовы проходить косметические процедуры по уходу за лицом и телом. Возможно, она и не рассчитывала на большую прибыль от нового предприятия? Хелена Гуриели создала несколько косметических линий для женщин, включая декоративную косметику, которые вышли под торговым знаком The House of Gourielli. У товаров для мужчин и для женщин этой марки был одинаковый дизайн, в их рекламе упоминался один и тот же диетический продукт – Вита Вафли, активным элементом которого был кислород.
* * *
Князь и княгиня Гуриели поселились в здании на Парк-авеню, где купили квартиру, в конце 1941 года. «За буханку хлеба», – говорила Хелена. Прежде чем сделать это, они осмотрели много квартир – их конечно же интересовал последний этаж. Однажды княгиня нашла настоящую диковину: около тридцати старомодных комнат, располагающихся на трех этажах. Ансамбль ей очень понравился, но через несколько дней после подписания договора позвонила ее агент по недвижимости, «очаровательная и честная» женщина.
– Сожалею, но вы не сможете купить эту квартиру.
– Почему?
Бедная женщина не решалась продолжить, и Мадам рассердилась:
– Не глупите, рассказывайте!
– В этом доме не позволяется жить евреям.
Ах вот как?! Ну нет, этот номер не пройдет! В таком случае она покупает весь этот дом! Мадам не привыкла к такому обращению.
Наконец, князь и княгиня Гуриели остановили свой выбор на триплексе по адресу 65-я улица на Парк-авеню, расположенном в одном из тех гигантских зданий, архитектура которых представляет собой странную смесь стиля Ренессанс и конца двадцатых годов. Конечно же, квартира находилась на самом верху – они выбрали четырнадцатый этаж. При входе было очень много зелени: банановые деревья, каучук, азалии и другие экзотические растения занимали все пространство между тремя большими французскими окнами, как на картинах Дуанье Руссо.
Князь и княгиня часто устраивали там приемы. Как и их дома в Париже и Лондоне, нью-йоркское жилище было обставлено роскошной мебелью, стены украшали миниатюры и витрины с греческими статуэтками и произведениями африканского искусства, повсюду висели картины знаменитых художников. Мебель из темного индонезийского дерева была покрашена в белый цвет. Мраморные бюсты, каждый на специальной подставке, красиво выделялись на фоне белых стен.
Раздвижное окно столовой выходило на террасу, с которой открывался вид на Парк-авеню. Пол там был из белого мрамора, стулья обиты белой кожей, а рядом с камином почти всю стену занимал барельеф работы Эли Надельман. В гостиной висели прекрасные полотна импрессионистов, художников парижской школы и других мастеров. Одну из стен украшал огромный гобелен по эскизу Пикассо, а рядом – два маленьких по эскизам Руо 1935 года, сделанные в мастерской Мари Кюттоли. Мебель была в основном американская, времен королевы Виктории, работы Белтера. И наконец, целую стену занимала коллекция скульптур из Африки и Океании.
В маленькой комнате, прилегающей к спальне Мадам, the chintz room, находились рисунки в стиле американского примитивного искусства, там же были две витрины, в которых стояли очень ценные мексиканские и южноамериканские статуэтки из серебра. На камине располагались украшения из венецианского стекла, а люстра, тоже из венецианского стекла, была самым ярким пятном в комнате. В этой chintz room князь и княгиня часто устраивали настоящие марафоны по игре в бридж, во время которых обсуждали дела. Хелена никогда не забывала о делах.
* * *
Во все конторы и салоны на Пятой авеню Мадам нанимала сотни сотрудников. Завод на Лонг-Айленде предоставлял работу огромному количеству людей. К этому надо прибавить Салон Гуриели, магазины в Бостоне, Чикаго и Сан-Франциско. У Мадам была привычка называть всех своих секретарш малышками, несмотря на возраст, – так было легче скрыть, что она не помнит их имен. Но если «малышка» попадала в опалу, она тут же переименовывалась в «пустышку».
Хелена любила выбрать себе протеже, которого или которую с воодушевлением расхваливала руководству. Она выделяла им отдельный кабинет, приходила навестить, справлялась о делах и настроении. А потом наступал момент, когда она вдруг не могла их больше видеть. Мадам никогда сама не увольняла людей из суеверия, поэтому начальник кадровой службы должен был проявить деликатность и уволить нежелательную особу.
Но вот как-то раз одна из протеже взбунтовалась. Хелена, как всегда, неожиданно невзлюбила эту «чудесную женщину». Представьте же ее удивление, когда на следующий день, после того как она намекнула начальнику кадровой службы, что сотрудницу надо выставить вон, «чудесная женщина» как ни в чем не бывало вновь сидела за своим столом! Бывшая протеже упрямо отказывалась покинуть рабочее место и, несмотря на распоряжения начальника, приходила каждое утро на работу. Заданий ей больше не давали, поэтому она, удобно расположившись в кресле, весь день читала газеты. Хелена впала в ярость: «Эта кляча все еще здесь!» Вне себя от гнева, она приказала вынести всю мебель из ее кабинета. Больше о «чудесной женщине» не слышали.
В Нью-Йорке, как, впрочем, и везде, Мадам вечно забывала фамилии своих коллег и сотрудников. Гарольд Вейлл, многие годы работавший личным адвокатом Хелены, был известен как «молодой адвокат». Джером Леванд, администратор американской компании, назывался «надежный» – он служил вечным козлом отпущения, которого Мадам постоянно бранила. Другим она тоже давала прозвища: например, Джорджа Каролла, директора по продажам, называла «продавцом»; свою старую подругу, фотографа Эми Блейсделл, которая отвечала за связи с прессой, – «рекламной дамой», а в моменты дурного настроения – «толстухой». Директор по экспорту Ричард Огенблик был в числе фаворитов, и она звала его в зависимости от расположения духа или «польским адвокатом», или «Большим Синьором». Мечтатель Огенблик был очень рассеян; он был романтиком с экстравагантным вкусом. Годами он сопровождал Мадам в ее бесчисленных путешествиях по всему миру. Она заставляла его играть в бридж, и ради нее он даже усмирял свою страсть хорошо поесть и выкурить дорогую сигару. Хелена очень ценила его преданность. «Он знает гораздо больше, чем показывает. К тому же он безупречно честен», – говорила о нем Мадам.
Эти годы были для Франции временем утрат и лишений. Крупные предприниматели начиная с лета 1940 года были согласны на переговоры, чтобы защитить свои интересы от немецкого империализма. А вот с прессой было сложнее. Некоторые газеты соглашались сотрудничать, другие закрывались нацистами. Журналы и газеты неполитической направленности выживали с трудом. Французский Vogue во время оккупации перестал издаваться, тогда как Vogue USA продолжал выходить, и там было много рекламы продукции марки «Хелена Рубинштейн».
Участие в войне Соединенных Штатов выражалось в следующем. С началом войны в сентябре 1940 года был возобновлен обязательный призыв (к тому же сохранялась и контрактная армия). Но закон о защите безопасности Соединенных Штатов касался, в основном, материальной помощи странам, участвующим в войне против Германии, и не предполагал военных действий с американской стороны. Но с 1941 года американские женщины стали готовиться к тому, что война все-таки затронет и Америку: они обучались обращаться с парашютом, азбуке Морзе и телеграфным кодам, ориентированию, навыкам оказания первой медицинской помощи, записывались на курсы пилотажа. В случае войны на американской земле женщины хотели быть максимально полезны своей стране.
Воздушно-морская атака японцев почти полностью разбила тихоокеанский американский флот при Пёрл-Харборе 7 декабря 1941 года, и это поражение стало шоком для всей страны. Соединенные Штаты вступили в войну. И все же обстановка там была намного легче: продолжали выходить газеты, салоны красоты были по-прежнему открыты, и Хелена все так же могла себе позволить удовлетворять свою ненасытную страсть к современному искусству.
Именно в это время Сальвадор Дали стал знаменит в Соединенных Штатах. Нигде не описывается, как именно Хелена с ним познакомилась. Вполне возможно, что это случилось в Париже – они оба бывали на приемах у одних и тех же людей, например у графини де Полиньяк или у Миси Серт. Но не исключено, что это произошло в Нью-Йорке.
Для Дали все началось с визита человека в белом костюме, который купил у него картину, названную «Постоянство памяти». Человека звали Жюльен Леви, а картина стала позже известна как «Текучие часы». Впоследствии Жюльен Леви признался, что считал произведение Дали экстраординарным, но антиобщественным и совершенно непригодным к продаже. Он говорил еще, что купил картину исключительно для собственного удовольствия. Ему не хватило проницательности: картина покупалась и продавалась множество раз и в конце концов попала в Музей современного искусства в Нью-Йорке. Благодаря Жюльену Леви Сальвадора Дали узнала вся Америка. Он предложил художнику устроить выставку в своей галерее.
Первый приезд Дали в Нью-Йорк в тридцатых годах казался настоящей катастрофой. У него совершенно не было денег, но он отплыл в Америку со своей женой Галой. Его первое впечатление от Нью-Йорка было совсем не так поэтично, как у Поля Морана: «Я вышел на палубу и сразу увидел весь Нью-Йорк, серо-зелено-белый, похожий на огромный кусок готического рокфора. Я люблю рокфор и воскликнул: “Нью-Йорк приветствует меня!” И я в свою очередь поприветствовал этот поистине космической величины город».
Дали был приглашен на несколько cocktail-parties, где познакомился со многими известными ньюйоркцами. Выставка у Жюльена Леви прошла с большим успехом, и большинство картин нашли своих покупателей, и в их числе – Хелена Рубинштейн, ставшая его восторженной поклонницей. Дали считал тем не менее, что пресса, хотя и безоговорочно восторгалась его необыкновенным воображением, была к нему слишком агрессивна.
Второй приезд в Нью-Йорк в 1941 году стал, по словам самого Дали, официальным началом славы. Все картины раскупились прямо в галерее в первый же день вернисажа, а портрет художника, сделанный фотографом Маном Рэем, украшал обложку журнала Time Magazine. Подпись гласила: «Сюрреалист Сальвадор Дали: кипарис, архиепископ и облачко перьев вылетают в окно». Получив журнал, Дали сначала не понял, каким тиражом он выходит, и только потом ему стало ясно, что о нем читает вся Америка. «Я был необыкновенно популярен. Меня останавливали на улице и просили автограф. Мне приходили письма из самых отдаленных уголков Соединенных Штатов. На меня лился дождь из необыкновенных заказов и предложений», – рассказывал он.
Когда Дали приезжал в Нью-Йорк, он часто бывал у своей подруги Каресс Кросби, богатой, немного экстравагантной американки. Он познакомился с ней во Франции на приеме, который она устраивала у себя в загородном доме в Эрменонвиле. Хелена тоже сблизилась с художником и приобрела множество его картин, а в 1943 году он написал ее портрет. Дали был уже очень известен своими причудами, и до этого случая он не желал писать портреты в Соединенных Штатах.
За два года до описываемых событий, в 1941 году, когда он приехал в Нью-Йорк на большую ретроспективу своих работ, Хелена доверила ему оформление одной из комнат в своей квартире, служившей гостевой спальней. Композицию фресок, занимавшую три стены комнаты, Дали назвал «Фантастическим пейзажем». В центре каждого панно была изображена пустыня и фантастические образы, отражавшие его видение реальности. Племянница Хелены Лилит Крудовска, которая спала в этой комнате, рассказывала, что ей там постоянно снились кошмары.
* * *
Дела привели Хелену в Латинскую Америку. Впервые она побывала там еще в 1938 году, но приехав еще раз в 1941-м, увидела Мехико и была поражена мексиканским народным творчеством. Это увлечение она пронесла через всю жизнь. В то время все это можно было купить за несколько песо, а десяток лет спустя, когда это искусство вошло в моду, каждый предмет ее коллекции стоил уже тысячи долларов.
Тогда она познакомилась с Фридой Кало и Диего Риверой. Мадам впервые встретилась с Фридой Кало на одной из ее первых выставок в 1938 году в галерее Жюльена Леви в Нью-Йорке. Когда Хелена приехала в Мексику в 1941 году, Диего и Фрида собирались пожениться второй раз после того, как разошлись двумя годами ранее. Есть много фотографий Хелены в мастерской Диего Риверы вместе с ними. Несомненно, общение с этими художниками положило начало, а впоследствии питало ее увлечение мексиканским народным искусством.
Наконец настал долгожданный день капитуляции немецких войск во Второй мировой войне. В день, когда была объявлена победа, Мадам обзвонила все нью-йоркские туристические агентства, пытаясь тут же купить билет на первый самолет в Европу. Наконец, ей удалось достать место на корабле Liberty Ship, перевозившем солдат.