Весной 1963 года мать Патрика неудачно упала, сломала шейку бедра и вскоре скончалась от легочной эмболии. Потрясенный Патрик вернулся после похорон на работу и, к собственному изумлению, был принят без лишних сантиментов. Мадам заявила, что перемены пойдут ему на пользу и что вскоре они уезжают в путешествие – их ждут Швейцария, Германия и Франция. Как и после смерти мужа и сына, Хелену охватила лихорадка путешествий, потому что, по ее мнению, только работа и путешествия помогают справиться с утратой. И хотя была зима, не сезон для показа модных коллекций, они отправились в Европу.

Патрик был настроен враждебно, но Мадам, не переставая, повторяла, что он должен ее слушаться. Когда они приехали в Париж, там бушевала эпидемия гриппа, и ослабленный переживаниями молодой человек тут же заболел. Почти неделю он провел в тяжелом состоянии в своем номере в лихорадочном жару. Мадам не решалась навещать его. Она поселилась в номере, который обычно занимал князь, и ни разу не зашла проведать его. Правда, каждый день она присылала Патрику с Эжени бульон и тонну документов, которые у него не было сил прочесть.

Хелена ненавидела болеть, а еще больше не любила, когда болел кто-то из близких. Как только она узнала, что температура спала, она тут же вызвала его к себе. Мизансцена была совершенна: растрепанные волосы, небрежный макияж, одежда в беспорядке… она притворялась, что наспех пишет какое-то письмо, разложив бумаги на столике для бриджа, который служил ей письменным столом. Патрик молчал, а Хелена разразилась упреками. «Богом клянусь, вы бесполезное существо, бесполезное как для меня, так и для вас самих! Посмотрите, сколько мне приходится делать совсем одной, пока вы спите сутки напролет! В ваши-то годы! Вы просто слабак, ничтожество!»

Патрик не мог ничего ответить, потому что в горле у него стоял комок и слезы подступали к глазам. Он повернулся, ушел в свой номер, бросился на кровать и разрыдался, как ребенок. Ее оскорбления звенели в ушах. «Ничтожество, вы ни на что не годитесь, вы ничтожество!» У него снова началась лихорадка, он дрожал с головы до ног. Было уже поздно, и ни один доктор не принимал вызов. В конце концов, он поехал на такси в Американский госпиталь в Нейи. Дежурный врач определил не только грипп, но и все симптомы сильнейшей депрессии.

Мадам Рубинштейн ни разу не навестила своего секретаря и даже никого не послала справиться о нем. Возмущенный Патрик уже окрестил эту безжалостную женщину чудовищем эгоизма. Он не понимал, что она была до смерти напугана состоянием здоровья своего секретаря, который стал ей близким другом, но была абсолютно неспособна показать это.

Доктор посоветовал Патрику уехать, выразив ей все возможные сожаления, но избегая при этом встречи. Он написал Мадам письмо, в котором объяснял причину отъезда, и не сообщал, куда едет. Сначала он подумывал о Марракеше, но понял, что у него не хватит денег. Ему пришел на помощь друг, модельер Жан Дессе. Он забрал его из больницы, отвез в аэропорт и, прощаясь, сунул конверт с деньгами. «Здесь меньше, чем стоит одно мое платье, – смеясь, сказал он. – Поезжайте, отдадите потом».

Патрик улетел в Марокко и поселился в гостинице «Мамуния». Целых два дня он не выходил из комнаты – спал и заставлял себя есть. После сорока восьми часов полного отдыха он почувствовал себя немного лучше и решил спуститься пообедать в ресторан гостиницы. Там он встретил старинных друзей – Нину Мдивани и ее мужа Тони Хервуда.

Семью грузинской княгини Нины Мдивани преследовал рок. После того как она покинула Россию вместе со своими отважными братьями и матерью, женщиной хрупкой и робкой, ее жизнь стала напоминать приключенческий роман. Братья удачно женились, но богатые жены их бросили, и оба они погибли один за другим в результате странных несчастных случаев. Устояла только Нина. Когда Патрик познакомился с ней (Нина была старинной подругой мадам Рубинштейн), он попытался разузнать у нее что-нибудь про князя Гуриели. Она ответила: «Дорогой мой, в Грузии, чтобы стать князем, достаточно иметь шесть баранов».

Первый раз Нина Мдивани вышла замуж за американского миллионера. Супруги развелись, и вторым ее мужем стал один из сыновей Конан Дойла. Затем у нее случился роман с секретарем мужа: его Патрик и встретил с ней в Марокко. Они были странной парой: Тони Хервуд был молодым тощим брюнетом, а Нина, мало того что была на несколько лет старше нового мужа, еще и сильно располнела в последние годы из-за проблем со щитовидной железой. Патрик вспоминал, что она ходила почти на носочках, очень грациозно… Переезжала из отеля в отель, почти уже слепая, грузная, но все еще обладающая шармом и неистощимым обаянием, и только ее стройные ноги и маленькие ступни могли теперь натолкнуть на мысль, что когда-то она была стройна и хороша.

По примеру княгини Гуриели, Нина Мдивани одевалась у Баленсиаги, Диора, Ива Сен-Лорана. Вокруг сильно напудренной шеи она носила роскошные крупные ожерелья.

Встретив Патрика, Нина поразилась тому, как ужасно он выглядит. Рассказав о перенесенном гриппе, молодой человек признался ей, что страдает от депрессии и недавно пережил серьезный нервный срыв. «Ага, значит наш “калькулятор” и вас доконал?»

У Нины всегда было в запасе несколько прозвищ для Хелены. Сначала «королева крема», потом «адская машина», а в тот раз – «калькулятор».

Княгиня Мдивани предложила Патрику пожить у нее. Она все устроит, а подруге пошлет телеграмму, в которой все объяснит, чтобы та не волновалась. Хелена же, так и не поняв, что произошло, писала каждый день своему секретарю, настаивая на том, чтобы он поскорее вернулся к работе.

Но чаша его терпения была переполнена. Патрик не мог забыть, как она с ним обращалась. Например, когда Эльза Максвелл пригласила его в круиз по греческим островам, организованный Ставросом Ниархосом, известным греческим магнатом, Мадам сказала ему резко: «Ваша жизнь – сплошной отпуск!» Он вспоминал утомительные путешествия, в которых он должен был быть всегда «под рукой». Она же никогда не выказывала ему ни жалости, ни сочувствия, ни благодарности, ни даже намека на удовлетворенность его работой. Он принял решение вернуться в Париж, где она его ждала, и положить на стол мадам Рубинштейн заявление об уходе.

И тут наконец Хелена почувствовала недоброе. Она посылала Патрику письма, лично ею написанные от руки. Иногда почерк становился почти нечитабельным, но все равно было понятно, что она скучает и старается как может выразить свою привязанность к нему. Патрик уже мечтал жить свободно и никому не служить, а Хелена писала: «Мой дорогой Патрик, я просто убита тем, что не повидала вас до отъезда. Когда горничная Маргарита сказала мне, что я была с вами жестока, я чуть не упала в обморок. Уверяю вас, заклинаю памятью покойной матери поверить, что ваше благополучие мне дороже всего на свете. Я не умею этого показать, потому что всю жизнь была одна. Я не умею выражать свои чувства». В постскриптуме говорилось: «Я бы хотела послать вам денег. Но поскольку вас здесь нет и некому открыть сейф, я не могу этого сделать».

Патрик оставался непреклонен, и письма от Мадам продолжали приходить. Он отвечал ей вежливо, но отчужденно. Она писала, что страдает и не выходит из дома, потому что (сочувствие или дипломатия) тоже страдает от депрессии! Она бесконечно повторяла ему, что очень переживает от одной только мысли, что его состояние связано с ней, и решила поехать в Канны, чтобы солнце помогло ей избавиться от депрессии. Из Канн она продолжала писать Патрику: «Я бы хотела, чтобы вы постарались забыть наши разногласия, знайте, что я люблю вас, как мать. Мать, которая вас потеряла!»

Патрик начал оттаивать, ему стало жаль старую даму. Нина отрезвила его. «Все это блеф. Не двигайтесь никуда, пока она не пришлет вам денег». Все было напрасно, Хелена выиграла битву. Патрик уже смирился с тем, что уйти от нее не удастся, и даже радовался своему возвращению. Он приехал в Париж накануне ее приезда из Канн. Эжени и Маргарита встретили его очень тепло и уверили, что Мадам была «в ужасном состоянии». Они советовали ей помириться с ним на любых условиях и что он, мол, ей очень нужен.

На следующий день Патрик поехал встречать Хелену в аэропорт. Быстрым движением руки она оборвала всякие попытки сентиментальных разговоров, и больше они никогда не говорили о своей «двойной депрессии». До самой ее смерти, случившейся через два года после этого эпизода, их отношения оставались неизменными: преданный сотрудник и требовательный патрон. И все-таки она стала внимательней, чаще спрашивала его мнения и заботилась о нем с нежностью. Возможно, Патрик заменил в сердце суровой старой дамы Горация, любимого сына…