В конце 1979 года наш спецназ взял дворец Амина, сам Амин при штурме погиб. Так началась война в Афганистане, продолжавшаяся до 1986 года. Соединенные Штаты Америки тогда объявили нам бойкот, страны-сателлиты поддержали, и даже их спортсмены не поехали к нам на Олимпиаду. Канада была в числе этих стран.

Еще до тех событий Эдо Найланд прислал нам письмо с приглашением поработать в 1981 году в университете штата Альберта (в городе Эдмонтоне). Однако в связи с бойкотом было запрещено приглашать советских ученых для совместной работы. Мы решили, что приглашение аннулировано.

Но не тут-то было. Эдо, этот здоровенный канадец, неплохо относился к нашей стране. По образованию математик, он неоднократно бывал в нашем институте. Мы в то время занимались разработкой принципиально нового метода виброзондирования, и нам требовалось довольно много компьютерного времени на мощных машинах. Узнав о нашей проблеме, Найланд сказал, что пригласит нас поработать в университете, где он был профессором и пользовался вполне заслуженным авторитетом. Так вот, он объяснил все это директору университета Джорджу Каммингу, и тот, не мудрствуя лукаво, написал премьер-министру Трюдо письмо, в котором и изложил ситуацию. Премьер-министр Канады дал добро, и мы, то есть я и Володя Маркушевич, прилетели в Монреаль.

Заполнив в иммиграционном бюро кучу бумажек, мы узнали, что работать нам придется на штатных единицах, а значит, как и все канадцы, мы должны платить налоги. Так из моей зарплаты в восемьсот канадских долларов (это была лаборантская ставка) будут вычитать около двухсот в качестве налога. На руки же я получу около шестисот канадских долларов. Когда же, прилетев в Эдмонтон, мы выяснили, что плата за роскошный отель составит с каждого по четыреста долларов, я спросил у Найланда, можно ли хоть отель подешевле найти. Шепотом он мне ответил, что нельзя даже номер сменить в этом же отеле. Я понял, что это спецслужбы, и плетью обуха не перешибешь.

На следующий день мы знакомились с университетом. Все было стандартно, но одна деталь привлекала внимание. После работы сотрудники не бежали домой, а шли в клуб – кто-то на пару минут, а кто-то на несколько часов. Но в клубе должны были побывать все сотрудники факультета. Здесь без ограничения предлагали пиво, закуску, а если была необходимость, то и другое спиртное. В конце месяца бармен подавал счет на каждого сотрудника в бухгалтерию, необходимая сумма удерживалась из зарплаты, и все начиналось с чистого листа.

Найланд пояснил мне, что поскольку в течение дня работники не могут общаться, то клуб дает им возможность поговорить с нужными людьми. Мы как сотрудники факультета должны были подчиняться общим правилам. Мы вынуждены были ходить в клуб.

Позже мне пришлось выезжать на север штата Альберта для работы на месторождении твердой нефти. Сейсмическими методами отслеживался ее фронт горения. В его ближней зоне бурились скважины, из которых выкачивалась горячая, выплавившаяся из песка нефть.

Штат Альберта находится на севере Канады, поэтому зимой, в декабре, морозы стояли ниже сорока градусов по Цельсию, и сейсмометры, примерзая к почве, обеспечивали с ней прекрасный контакт, что служило гарантией получения хороших записей. Запись велась цифровыми станциями на специальные кассеты с магнитной пленкой. Эти кассеты затем вставлялись в компьютер, в котором и производилась обработка цифрового сигнала.

В 1981 году в СССР мало кто умел работать с цифровой сейсмической станцией. Я освоил ее, однако в нашей стране такая техника пока не производилась, а купить ее за рубежом не позволяло эмбарго.

Эмбарго не давало возможности и Аэрофлоту летать в США. Чтобы попасть в Нью-Йорк, надо было сначала лететь в Монреаль с посадкой на Ньюфаундленских островах, а из Монреаля местной авиакомпанией добираться до Нью-Йорка.

Так мы летели в США в одном самолете с Самантой Смит. Эта 12-летняя девчушка была большим другом СССР. Она очень уверенно отвечала на вопросы журналистов на пресс-конференции в аэропорту Монреаля. К сожалению, в следующем году она погибла в США при аварии маленького частного самолета.

Тем же рейсом с нами в Соединенные Штаты летел Булат Окуджава. Это был довольно крупный мужчина. Он сидел непосредственно передо мной и до конца полета не снимал с себя кожаного пальто, хотя в самолете было жарко. Перелет был довольно долгим, но ни с кем из соседей он не разговаривал: может, был болен, а может, из гордости.

Саша Городницкий после заходов в канадские порты написал песню с такими словами:

Не знаю, как насчет русских, а украинцев в Канаде было очень много. Часто можно было услышать смесь из украинского и английского языков типа: «Михась, кликай чилдренят, нехай воны поланчуюць» (Михаил, зови детей, пусть они пообедают). В Эдмонтоне есть магазин украинской книги, но из-за отсутствия спроса нет русского книжного.

В США я познакомился с Виктором Камкиным, имевшим в крупных городах сеть магазинов русской книги. Он торговал книгами, издаваемыми в СССР. В нашей стране существовала странная система, при которой книги наиболее популярных писателей, таких как М. Булгаков, В. Быков, В. Шукшин и других, издавались только для заграницы. В СССР эти книги были доступны тем, кто входил в специальные списки, а именно членам Политбюро и ЦК КПСС, академикам и некоторым другим категориям граждан. Большинство же жителей страны могли достать их по безумным ценам лишь на черном рынке. Еще можно было привезти книги из-за границы. Таможня их беспрепятственно пропускала, ведь изданы они были в СССР.

Ладно, вернемся в Канаду. В России зимой мужчины ходили в ушанках. Америка и Канада отличались тем, что многие люди зимой не носили шапок. На мой вопрос об этом Маркушевич пояснил мне, что поскольку американцы передвигаются в основном на машинах, зимние шапки им не нужны.

Наш отель находился на другом берегу реки Саскачеван. Эта река пропилила в слагающих породах огромное ущелье, через которое на высоте 100–150 метров был переброшен не имеющий внизу ни одной опоры автомобильный мост. Длина моста была порядка 200 метров, и ежедневно мы переходили через него по пешеходной дорожке. Вдоль ущелья дул холодный пронизывающий ветер, от которого не спасали ни дубленка, ни меховая шапка. Зимой в этих краях температура не поднималась выше –20–30 градусов Цельсия. Поэтому представьте мое изумление, когда в один из таких дней я увидел, как навстречу нам по мосту в распахнутой куртке идет улыбающийся негр. И, самое главное, он был без шапки. Теория Маркушевича рухнула. Позже эта мода пришла и в Россию. Но и сегодня я не понимаю, как можно ходить в мороз без шапки.

Зимой 1982 года меня вдруг посетила какая-то странная болезнь. Врачи терялись в догадках и не могли поставить диагноз, поэтому прописывали мало помогавшие витамины и общеукрепляющие. Жены Камминга и Найланда привозили мне в отель разные вкусные вещи. Лежал я в отдельной спальне, но есть ничего не хотелось, была слабость, болело все тело, при этом все органы по результатам анализов и приборных исследований были в нормальном состоянии.

Мы были вынуждены уехать. По дороге в аэропорт мне стало лучше, в самолете почти хорошо, а по прилете в Москву все следы этой странной болезни исчезли. Можно сделать совсем уж фантастическое предположение, что канадские спецслужбы хотели, чтобы мы вернулись в СССР, и против меня было использовано какое-то электронное оружие. В пользу этой версии говорит и тот факт, что однажды, работая один в лаборатории, я вдруг неожиданно увидел на соседнем столе стопку военных журналов с грифом «Совершенно секретно». Я к ним не притронулся, и назавтра они исчезли. Сейчас, когда видишь, как издеваются над нашими спортсменами, выезжающими на Олимпиаду в Рио-де-Жанейро, понимаешь, как это плохо, когда политика вмешивается в науку, в спорт и вообще куда угодно.