Я родился в штате Огайо, в городе Бристольвилле, расположенном на пересечении двух автострад в пятнадцати километрах от большого города Уоррена, известного своими сталелитейным и автомобильным заводами. Я помню, как в детстве мы гордились тем, что в нашем городке были гастроном, парк, гостиница с пивным баром (к которому я боялся подходить даже близко), медпункт и мой любимый магазинчик «Димерс», расположенный при заправочной станции. Мужчины заходили в «Димерс», чтобы обсудить, как сыграла или сыграет школьная баскетбольная команда. Когда папа заправлялся бензином, я мог купить себе стаканчик мороженого и последний выпуск детского юмористического журнала с картинками.

Мы жили на 45-й улице, километра за полтора к северу от центральной площади. Под деревьями рядом с домом папа смастерил для меня песочницу, и каждой весной мы засыпали в нее новый белый песок. На большом дубе за домом висели качели. Я помню, как иногда, сидя на качелях, я любил смотреть вверх на длинные веревки и слушать, как они скрипят, когда я раскачивался взад и вперед, шоркая ногами по узкой полоске земли, черневшей посреди зеленой лужайки. Я часто сидел на качелях и ждал, когда папа вернется с работы на сталелитейном заводе, или когда мою сестру Элуизу привезет со школы большой желтый автобус.

Однажды летом я катался на трехколесном велосипеде в нижнем этаже нашего дома. Мой «мотор» рычал, и я изо всех сил крутил педали. Я носился на велосипеде взад и вперед, пролетая через дверной проем и мимо нашей уродливой печки. С каждым поворотом я становился смелее и смелее, набирая все большую скорость. Пронесясь мимо бочки с углем, я вырвался на финишную прямую. Колеса заскрипели при развороте у яркого луча, пробивавшегося сквозь закопченное окно, и я с триумфом прорвался через дверной проем под восклицания и аплодисменты воображаемых болельщиков.

Мир взрослых остался за стенами дома и я, предоставленный самому себе, был поглощен своей игрой. Вдруг я почувствовал, что должен остановиться и замолчать. Я слез с велосипеда и замер.

У меня было такое же чувство, как бывало, когда молилась мама, только ее рядом не было. Но я знал, что со мной в комнате был Иисус Христос, и я склонил голову в почтении.

В тот момент я почувствовал вину за свои детские провинности и понял, что должен попросить у Иисуса прощения. Некоторое время я молчал, а затем сказал: «Дорогой Иисус, прости меня, пожалуйста». В тот же миг я почувствовал, как мое сердце переполнилось радостью, а из глаз полились слезы. «Спасибо», — прошептал я, осознав, что все мои грехи прощены.

Присутствие Иисуса было настолько реально, что долгое время я не мог пошевелиться. Я боялся натолкнуться на Него, но в моем чувстве благоговения и восхищения не было страха. В сердце был совершенный покой. Через некоторое время я почувствовал, что могу двигаться.

— Мам, — позвал я, направляясь к кухне.

— Да, Дэйви, — отозвалась она. Когда я вошел, мама стояла у раковины, обернувшись ко мне и вытирая руки полотенцем. Она устремила на меня нежные голубые глаза, с улыбкой ожидая моих слов.

Я не знал, как объяснить все то, что со мной только что произошло, но так как мама никогда не смеялась ни над чем, что я ей рассказывал, я начал.

— Здесь только что был Иисус, — сказал я.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она.

— Ну, просто Он сюда приходил, — ответил я.

— И что?—спросила мама, ожидая продолжения.

— Мне стало стыдно, и я попросил у Него прощения, — продолжил я. — Мам, Он просто пришел, и я попросил прощения, и Он меня простил. А потом я сказал Ему: «Спасибо».

Мама крепко прижала меня к себе и поцеловала в лоб, как будто бы в том, что я ей рассказал, не было ничего необычного.

— Я очень рада, Дэйви, — ласково сказала мама.

Осень принесла много радостных впечатлений, потому что я пошел в первый класс. Когда большой желтый автобус остановился у нашего дома в самый первый день, мне казалось, что его огоньки мигали: «Быстрей... быстрей». Мы попрощались с двухлетней сестрой Виолеттой, и Элуиза, взяв меня за руку, помогла мне перейти через дорогу. Мы обошли сияющий бампер автобуса, поднялись по ступенькам и, пройдя вглубь, уселись на одном из гладких кожаных сидений. Я прижимал к себе все свои сокровища, которые нес с собой в школу в мой первый день. Я очень гордился своей оранжевой коробкой с цветными карандашами и новым пеналом с ковбоем на крышке, внутри которого красовалась новенькая ручка.

Я ерзал на сиденьи, стараясь усесться повыше, чтобы лучше видеть все, что мелькало за окнами автобуса. Водитель закрыл двери, и мы поехали. «Накоиец-то, — думал я, — я еду в школу».

Вскоре зима снежными хлопьями припорошила красоту осенних листьев. Раскрашивание картинок для мамы и изучение алфавита сменились захватывающей игрой в снежки.

Незаметно подошло время рождественских праздников. Наш дом наполнился ароматом свежей выпечки и звуками рождественских песен. Мы с особым волнением ожидали подарков, и наше нетерпение росло с каждым днем.

«Что мне подарят в этом году?» — задавал я себе вопрос, наблюдая за тем, как под нашей нарядно украшенной елкой постепенно увеличивалась груда красиво упакованных подарков.

И хотя казалось, что рождественское утро так никогда и не наступит, этот миг наконец настал. Я с сестрами, соскочив с постелей, наперегонки бросились к подаркам. Я очень быстро нашел все подарки, на которых было написано мое имя. Отодвигая в сторону пакеты поменьше, я бросился разворачивать самый большой подарок. В жизни я не видел такой красивой игрушечной машины — это был сияющий белый автомобиль с открывающимся верхом и настоящими зеркальцами, белыми покрышками на колесах и красными сиденьями. Когда я разгонял машину на полу и отпускал ее, она мчалась с завораживающим звуком «вр-р-р». Хотя другие подарки мне тоже нравились, ни один из них не мог сравниться с моей новой машиной.

В школе, в первый день после рождественских каникул, наша учительница, миссис Браун, попросила рассказать, что нам подарили на Рождество. Я сразу же поднял руку, стараясь держать ее как можно выше. Мне так хотелось похвастаться своими подарками, но больше всего — своей заветной машиной. Однако миссис Браун решила спрашивать по рядам, так что мне пришлось дожидаться своей очереди.

В первом ряду у окна, за четвертой партой, сидел мальчик по имени Альберт. Когда подошла его очередь, миссис Браун спросила: «Альберт, а что тебе подарили на Рождество?». Альберт ничего не ответил, и миссис Браун пришлось спросить его еще раз.

В конце концов Альберт поднял коробку с шестью цветными карандашами за десять центов и запинаясь ответил:

— Коробку карандашей.

— А что еще тебе подарили? — спросила миссис Браун.

— Больше ничего, — пробормотал Альберт. Его лицо залилось краской.

Я подумал обо всех тех игрушках, которые мне подарили на праздник, и о том, как мне нравилось с ними играть. Я был настолько поражен, что Альберту подарили такой маленький подарок, что у меня пропало всякое желание рассказывать о куче своих подарков. Если честно, я обрадовался, когда моя очередь была уже позади.

Целый день мысли об Альберте не выходили у меня из головы, я просто не мог думать ни о чем другом. Этот мальчик всегда ходил в школу в одной и той же потрепанной одежде, которую не мешало бы постирать и погладить. У Альберта было больное веко, и лицо его часто бывало неумытым. Мне особенно бросалось в глаза то, что у Альберта грязные уши, потому что моя мама всегда очень тщательно проверяла уши у меня. «Мама у него, наверное, уши никогда не проверяет», — часто думал я. Альберт был не таким смышленым мальчиком, как большинство детей в классе, и поэтому его часто дразнили и смеялись над ним. Мне было очень жаль Альберта.

В тот вечер, после того как мы с мамой помолились, склонившись у моей кровати, я забрался в постель и уютно устроился под теплым одеялом, но уснуть я не мог. Мне снова вспомнились печальное лицо Альберта и его коробка карандашей. После моей первой встречи с Иисусом я часто с Ним разговаривал, когда оставался один. В ту ночь я завел разговор об Альберте: «Иисус, а что будет с Альбертом? У него ничего нет. Иисус, Ты должен помочь Альберту».

В моей голове быстро возник ответ:

— Давид, а может быть ты сам можешь помочь Альберту?

— Я? Но что я могу сделать? — смутился я. Затем меня осенила мысль. Я понял, что мне нужно сделать: подарить Альберту одну из моих игрушек. Это обрадует и Иисуса, и Альберта.

Я перебрал все свои игрушки одну за другой и в конце концов выбрал маленького пластмассового ковбоя на лошади. Я сказал: «Иисус, я отдам Альберту одного из моих ковбоев».

Я замер в ожидании похвалы, но в ответ ничего не услышал. Наконец прозвучал вопрос:

— А почему бы тебе не отдать ему свою лучшую игрушку?

— Мою самую лучшую игрушку? — повторил я. Я точно знал, какую игрушку Он имеет в виду — мой самый любимый, заветный белый автомобиль.

— Но как, как я могу с ним расстаться?— думал я. Я так любил с ним играть. Это была машина моей мечты, и я всегда обращался с ней особенно бережно.

Затем я снова задумался обо всем, что у меня было, и о том, чего у Альберта не было. Я представлял, как сильно Альберт обрадуется такой машине.

В конце концов я сказал: «Ну ладно, я отдам Альберту свою самую лучшую игрушку».

Я знал, что прежде мне нужно поговорить с мамой и спросить у нее разрешения подарить Альберту мою машину. Я тихонько слез с кровати и вышел в зал. Мама сидела в большом мягком кресле. Когда я вошел в комнату, она вопросительно подняла глаза, удивившись, что я еще не сплю.

— Мамочка, — сказал я, — я только что разговаривал с Иисусом, и Он хочет, чтобы я отдал Альберту свою самую лучшую игрушку.

Затем я рассказал маме об Альберте и о том, что произошло в тот день в школе.

Когда я закончил, мама сказала:

— Ты знаешь, Дэйви, что если ты отдашь свою лучшую игрушку Альберту, ты уже не сможешь забрать ее обратно через неделю или две, и мы не сможем купить тебе новую машину вместо этой? Поэтому, Дэйви, пойди и еще раз поговори с Иисусом, чтобы быть абсолютно уверенным в том, что Он тебе сказал.

— Хорошо, мама, — сказал я и отправился обратно в свою комнату. Я забрался под одеяло, широко открыл глаза и сказал:

— Иисус, мама сказала, что я должен с Тобой еще раз поговорить насчет Альберта, чтобы быть абсолютно уверенным, что Ты хочешь, чтобы я отдал ему свою самую лучшую игрушку.

Я услышал:

— Да.

— Спасибо! — воскликнул я, спрыгнул с постели и помчался в зал.

— Мам, — сказал я, — я уверен, что Иисус хочет, чтобы я отдал Альберту свою машину. Пожалуйста, можно я ее ему подарю?

— Конечно, сынок, — ответила мама, — ты можешь подарить ему свою машину. Завтра утром я помогу тебе ее упаковать.

Моя мама посвятила меня Богу еще до моего рождения и постоянно за меня молилась. Если она когда и была удивлена тем, что я ей рассказывал, она очень мудро держала эти мысли при себе. Поэтому взаимоотношения с Богом стали естественной и неотъемлемой частью моей жизни.

На следующее утро я проснулся с радостным предвкушением. Хотя мысль о предстоящем расставании с машиной меня несколько омрачала, я ликовал при мысли о том, как сильно удивится Альберт. Мама нашла зеленую картонную коробку из-под помидоров с ручкой посередине, и мы положили в нее машину.

По дороге в школу я думал, как и когда я отдам Альберту свой подарок. Я решил, что лучше всего будет отдать Альберту машину в конце дня. Альберта было легко провести, и я боялся, что кто-нибудь выманит у него игрушку, если я отдам ее ему раньше. С одной стороны, мне не терпелось сделать ему подарок, и я никак не мог дождаться конца занятий, но, с другой стороны, я еще целый день мог любоваться своей машиной и играть с ней на переменах. Весь день все ребята в классе восхищались моим автомобилем.

Когда прозвенел последний звонок с урока, мы должны были взять свои пальто и построиться. Я взял коробку и в последний раз взглянул на свою любимую игрушку. Затем подошел к Альберту.

— Альберт, — сказал я, — у меня для тебя есть подарок. Я хочу подарить тебе свою машину.

Альберт посмотрел на меня с недоверием.

— Вот, возьми. Это тебе, — сказал я, протягивая ему игрушку. Но он все еще боялся взять ее в руки. Вместо этого он попятился и повернулся боком, пристально рассматривая машину.

— Это честно тебе, Альберт, — повторил я. Мне хотелось, чтобы он поверил, что я не пытаюсь сыграть с ним жестокую шутку. Очень осторожно он протянул руку к коробке, все еще ожидая, что я отдерну ее обратно. И только когда он уже держал коробку обеими руками, огромная улыбка озарила его лицо. Он не знал что сказать.

Одноклассники, которые стояли недалеко от нас, начали переговариваться между собой.

— Давид отдал свою машину Альберту, — сообщил один из них. Они обступили нас, рассматривая сверкающую машину в руках Альберта.

Хорошенькая, красиво одетая Карен сказала: «Давид, ну почему ты не подарил машину мне?».

«Зачем ей, у которой все есть, нужен подарок Альберта?» — думал я. Ее слова расстроили меня.

Опасаясь, как бы кто не попробовал отобрать у Альберта машину, я стоял рядом с ним.

Когда подошла наша учительница и спросила, почему мы до сих пор не построились, кто-то сказал: «Давид отдал Альберту свою новую машину».

Она посмотрела на коробку в руках Альберта. Затем, помолчав, спросила:

— Давид, ты правда отдал Альберту свою машину?

— Да, миссис Браун, — ответил я.

— А тебе мама разрешила?

— Да, миссис Браун.

— Это точно?— спросила она еще раз.

Я был в отчаянии. Я знал — она подозревает меня в том, что я говорю неправду, поэтому со всей искренностью, на которую я только был способен, сказал:

— Да, миссис Браун. Я спросил у мамы разрешения, и она позволила мне подарить машину Альберту.

— Ну хорошо, — медленно произнесла она. Я знал — у нее все еще оставались сомнения, и поэтому очень обрадовался, что она не забрала у Альберта мой подарок.

Мы все надели пальто и построились, ожидая, когда нам скажут, что подъехал наш автобус. Услышав: «Номер один», я открыл дверь, затем остановился и оглянулся назад. Альберт стоял, прижимая к груди свое новое сокровище, его глаза горели, и на лице красовалась широкая улыбка.

Вдруг я почувствовал, как меня охватило глубокое чувство счастья, и на глаза навернулись слезы. Я крепко сжал губы и заморгал. Я даже не подозревал, какое большое счастье — делиться тем, что у тебя есть. Я поблагодарил Иисуса и прошептал: «Иисус, Альберт счастлив. Я так рад, что подарил ему свою машину». Спускаясь по бетонным школьным ступенькам, я молился: «Иисус, пожалуйста, не позволь никому отобрать машину у Альберта».

Наша семья неизменно посещала церковь в городе Уоррене, где пастором был мистер Калдвелл. Его единственный сын Ноэль стал моим самым лучшим другом и моим идеалом. Поскольку мне было всего лишь девять лет, а ему — целых двенадцать, я всегда смотрел на него с особым восхищением. В других обстоятельствах разница в возрасте могла помешать дружбе, но в нашем случае этого не произошло.

Ноэль был глубоко верующим подростком и преданно служил Господу. Он научил меня мечтать. Мы проводили часы, мечтая и давая обещания друг другу — совсем не пустячные обещания. Данные нами обеты были проверены временем и честью. Мы пообещали быть вместе во время всех самых важных событий в жизни друг друга, чего бы нам это ни стоило. Даже после того как семья Калдвеллов переехала в другой город, мы с Ноэлем остались лучшими друзьями.

Когда мне исполнилось четырнадцать лет, моим подарком на Рождество стал билет до Колумбии, города в штате Южная Каролина, где в то время нес служение пастор Калдвелл. Мне очень хотелось увидеться с Ноэлем, и за несколько недель до Рождества я попросил родителей вместо подарков купить мне билет на автобус туда и обратно. И хотя это было довольно накладно для нашей семьи, родители согласились. Я трепетал в ожидании рождественских каникул и первого самостоятельного путешествия.

Наконец наступил день моего отъезда. Папа довез меня до автовокзала и помог мне купить билет.

Заходя в автобус, я повернулся и сказал: «Большое спасибо, папа». Он кивнул головой, и двери автобуса закрылись.

Я устроился на мягком автобусном сиденьи и стал прислушиваться к равномерному шуршанию набирающих скорость колес. Когда возбужденность, охватившая меня в начале моего более чем тысячекилометрового путешествия, улеглась, я стал смотреть по сторонам и погрузился в свои мысли.

Глядя, как за окном мелькают фермы и деревенские пейзажи, я размышлял: «Кем я буду, когда вырасту? Может быть бизнесменом?». Мимо автобуса, мигая красными огнями, пронеслась патрульная машина, и я подумал: «А как насчет работы в полиции? Или, может быть, я стану моряком, как тот молодой человек, который сидит впереди меня; морская форма ему очень к лицу».

Я поудобнее устроился на сиденьи, рассматривая живописное здание церкви с белым шпилем, мимо которого мы проезжали, и подумал об отце Ноэля. «Нет, я не смог бы стать проповедником, — думал я. —Для такого дела нужно особое призвание от Бога. Кроме того, все, что требует учебы в колледже, — для меня исключено».

Придя к такому заключению, я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, чтобы вздремнуть.

Проснувшись, я подкрепился бутербродами и сельдереем, которые собрала в дорогу мама, а потом принялся разглядывать окружающих. За окном пролетали километры, перемежаясь с промежуточными автостанциями, заправками и магазинчиками. Справившись с последним печеньем, я заметил, что начало смеркаться, и вскоре уснул.

На следующее утро я доехал до станции назначения, взял чемодан и, пройдя несколько кварталов, увидел церковь пастора Калдвелла. Я открыл дверь и вошел внутрь.

«О-о, Давид! — радостно загудел своим низким голосом пастор Калдвелл. — Как я рад тебя видеть!» Он крепко обнял меня и сказал: «Я сейчас позову Ноэля. Он будет вне себя от радости».

Вскоре Ноэль стоял передо мной.

— Привет, старина! — воскликнул Ноэль. — Как здорово, что ты приехал!

— Ноэль, ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть, — ответил я.

Он забрал у меня из рук большой чемодан, и мы направились к нему домой, что было совсем недалеко. Часы летели за разговорами, мы рассказывали друг другу обо всех своих новостях и вспоминали старые добрые времена. Позже он познакомил меня с одной милой девушкой, но я был слишком застенчив и стеснялся с ней разговаривать. «В любом случае, Южная Каролина слишком далеко от Огайо», — рассудил я.

В воскресенье мы пошли в церковь, но пастор Калдвелл не проповедовал. В тот день он уступил место молодому выпускнику Колумбийского библейского колледжа. Слушая его, я отметил, что для своего возраста он проповедует очень хорошо. «Кажется, его желание служить Богу горячо и искренне», — отметил я про себя.

Мы с Ноэлем сидели на одном из задних рядов слева, и я погрузился в свои мысли. Я вспомнил старые добрые времена, когда мы так же вместе сидели в церкви с благочестивым видом, но при этом, тайком сцепив руки, мерялись, у кого сильнее хватка. Помню, как мы сидели не шелохнувшись, несмотря на то, что наши суставы постепенно белели, пока в конце концов один из нас не сдавался. Я думал и о бесконечных часах, проведенных в разговорах и беззаботном веселье, которые мы с Ноэлем так любили, и о том, как часто мы ходили на рыбалку, но так никогда ничего и не поймали.

Наконец я собрал свои разбредшиеся мысли и, вернувшись к реальности, стал слушать молодого студен та, проповедь которого подходила к концу. Именно в тот момент со мной стало происходить что-то необычное. Я почувствовал особенное присутствие Бога. В последние мгновения проповеди и последующего благословения мною овладело глубокое и непоколебимое сознание того, что мне, Давиду Лезебери, предстоит стать служителем.

Поскольку такие мгновения слишком сокровенны для того, чтобы о них с кем-нибудь говорить, я ничего никому не сказал. Каким именно было мое призвание и где мне предстояло быть, я не знал, но то, что Бог призвал меня к служению, я знал абсолютно точно.

Мой визит в Южную Каролину закончился слишком быстро. И хотя мне было очень грустно расставаться с другом, когда я сел в автобус, мои мысли почти сразу же устремились к тому, что произошло в церкви пастора Калдвелла. Всю дорогу домой я думал о своем призвании к служению. «Как быстро все это случилось», — изумлялся я. Но я четко осознавал Божье призвание и был в нем уверен, и это чувство уверенности, которое дал мне Бог, было для меня, как теплое пальто в суровую зимнюю стужу.

Следующим летом Ноэль закончил школу. Вскоре после этого я узнал, что в феврале он собирается жениться. Я очень обрадовался предстоящей свадьбе — это означало, что я снова увижу Ноэля. Ведь мы еще подростками пообещали быть вместе на всех важных событиях в жизни друг друга, чего бы нам это ни стоило, и потому я знал, что буду приглашен на свадьбу.

Период между поездкой к Ноэлю на Рождество и новостью о его свадьбе был для меня очень непростым — я пережил несколько сильных разочарований во взрослых верующих. Поэтому приглашение на свадьбу к моему верному другу было для меня особенно важным. Я знал, что уж он-то меня не предаст.

Нетерпеливо я проверял почту каждый день, будучи абсолютно уверенным, что приглашение обязательно придет. Но проходил день за днем, а его все не было. За два дня до свадьбы я в очередной раз направился к почтовому ящику и вытащил письма. Я быстро просмотрел всю почту — письма, счета, газеты, и мое сердце наполнилось отчаяньем. Приглашения не было. Подумав, что я, наверное, его просто не заметил, я внимательно просмотрел почту еще раз. Нет, я ничего не пропустил. Приглашения действительно не было. У меня не осталось ни малейшей надежды попасть на свадьбу к другу.

Совершенно разбитый и очень злой, я вошел в дом, швырнул почту на стол и отправился к себе в спальню, изо всех сил хлопнув дверью.

— Ну все, с меня хватит! — воскликнул я. — Мой самый лучший друг меня предал!

Затем, обращаясь к Богу, я выкрикнул: «Боже, если все верующие такие, я не хочу иметь ничего общего ни с ними, ни с Тобой. Убирайся вон из моей жизни. Ты мне не нужен. Убирайся вон и оставь меня в покое!».

Произнеся свою речь, я со всей своей обидой и злостью забрался под одеяло. На удивление, я сразу же уснул.

Той ночью мне приснилась комната Ноэля. Солнечные лучи, проникавшие через окно, заливали всю комнату светом, и я увидел Ноэля, склонившегося у кровати. Он тихо молился. Казалось, он совсем не изменился с того времени, как я гостил у него: высокий, лицо в веснушках, темные волосы спадают на лоб. Но, когда я присмотрелся, мне показалось, что он повзрослел. Он почему-то выглядел сильнее. Я видел, что на его лицо легла тень тревоги.

Я внимательно прислушался к словам его молитвы и вскоре понял, что он молится обо мне.

Проснувшись, я почувствовал, что восхитительное и чудесное присутствие Господа Иисуса Христа наполняет мою комнату.

Но при мысли о своей невероятной наглости мне сразу же захотелось провалиться сквозь землю. Тихо я сказал: «О, Иисус, пожалуйста, прости меня за мою невообразимую глупость. Пожалуйста, прости меня, мне очень за себя стыдно».

Надолго я замер в ожидании перед Ним, наполняясь Его силой и принимая Его прощение. Я совершил ужасную ошибку, позволив себе сосредоточить внимание на людях, которые служат Христу, а не на Нем Самом. Когда люди предали меня, я подумал, что Бог каким-то образом тоже меня предал. Этот случай стал для меня хорошим уроком и научил меня тому, что я всегда должен прежде всего смотреть на Христа, а не на людей. Эта простая истина внесла равновесие в мою жизнь. На протяжении всей моей жизни она помогала мне любить людей и доверять им, даже если они подводили меня.

В день свадьбы Ноэля я попросил у родителей разрешения позвонить Ноэлю в Южную Каролину, чтобы поздравить его. И хотя это был практически запрещенный дорогой междугородний звонок, они знали, как это важно было для меня, поэтому дали свое согласие.

Оператор набрала номер семьи Калдвилл, и Ноэль поднял трубку.

«Привет, Ноэль. Это Давид», — пробормотал я запинаясь. Я не знал что сказать. Я просто хотел, чтобы он знал, что я его люблю и доверяю ему, но в глубине души я до сих пор не мог понять, почему он не пригласил меня на такое важное событие в своей жизни.

Не успел я сказать еще что-нибудь, как Ноэль воскликнул: «Давид, почему ты не ответил на мое письмо? Я надеялся, что ты сможешь приехать ко мне на свадьбу. Я до последнего ждал от тебя ответа. Только вчера мне пришлось попросить другого человека занять твое место».

Затем он продолжил: «Мы же всегда обещали быть вместе на всех важных событиях в жизни друг друга. Я написал тебе еще в декабре».

Бормоча в ответ какие-то извинения, я залился краской смущения. Затем я поздравил его и его невесту и повесил трубку.

Заново переворошив связку старой рождественской почты, я откопал письмо от Ноэля. «Как я мог быть таким тупым?— спрашивал я себя. — Почему я раньше не просмотрел повнимательнее почту, почему я не позвонил ему раньше?»

Тот вечер стал поворотным моментом в моей жизни. Я снова мог любить и доверять людям. Бог не предавал меня. Это я предал Бога. Когда Он простил меня, Его любовь переполнила мое сердце. Мне хотелось рассказать о Его любви другим ребятам, хотя передо мной стоял еще один большой вопрос, ответа на который я не знал: «Разве может Бог действовать через такого обыкновенного парня, как я, чтобы изменить что-то в жизни других людей?».