2 ноября, 2014 г.

Не знаю, зачем я написал дату, ведь речь пойдет не о сегодняшнем дне. Впрочем, если того требуют правила ведения дневника, то это не важно.

Примерно год назад произошло событие, которое изменило всю мою жизнь. Я убил человека. Он был инвалидом. Первый раз я встретил его в парке в сопровождении старушки лет шестидесяти. Она везла его в инвалидной коляске и что-то ему рассказывала, а он лишь отстраненно корчился, совершал непонятные дерганые пируэты руками и засовывал большой палец за щеку. Лишь потом я разузнал в интернете, что это был детский церебральный паралич. Люди с такой болезнью живут с нарушенной нервной системой. Они не могут контролировать свои действия и речь. Соответственно, не могут ходить и вообще вряд ли понимают, что происходит вокруг.

В прошлом году осень началась достаточно поздно. Помню, я зашел в полюбившийся мне недавно парк с искусственными прудами и каналами, заполненными гогочущими утками. Опавшие листья только начинали преть, и в таких местах витал неповторимый запах осени, который держится, как правило, всего несколько недель, пока не наступают морозы. Я присел на скамейку, чтобы прочувствовать всю атмосферу. Обычно это помогает мне заставить мозг размышлять о смысле жизни, боге и других важных вещах. Но, как вы догадались, наслаждение природой прервал тот инвалид. Я не мог не обратить на него внимание. Мои мысли плавно перетекли от высоких тем мироздания в бурное русло размышлений на темы, которые обычно стараются не поднимать в шумных веселых компаниях, благополучных семьях. Да, даже наедине с собой, люди не осмеливаются думать об инвалидах и о том, как к ним относиться. Помню, что первая эмоция, которую вызвал этот инвалид – сочувствие. Мне стало его очень жаль. Казалось, что он мучается, но по правде, невозможно было понять, что он чувствует и есть ли в его голове хоть какие-нибудь мысли. Если и вправду нет, то какой смысл поддерживать его существование? Пожалуй, лучший вариант, который был у него – это эвтаназия бы сделать ему эвтаназию, пока было не поздно. Тогда, естественно, потребовалось бы согласие больного. Но если человек не осознает, что болен или что похож на овощ? Что тогда?

Я смотрел, как его укатывают все дальше, нервные постанывания становились все тише, потом и вовсе исчезли под навесом зыбкого осеннего воздуха. Весь оставшийся вечер, где-то внутри, меня зудело некомфортное чувство незавершенности. Но на утро, как обычно, все прошло.

Примерно через две недели я встретил его снова. Я вернулся в тот парк, чтобы снова с головой погрузиться в цвета и запахи осени. Аромат погибающих листьев значительно обнищал. Воздух наполнился нотками гнили. Листья почернели.

Он ехал во все той же скрипучей коляске, в сопровождении все той же старушки. Я практически забыл о прошлой «встрече». Но когда увидел его вновь, град вопросов возобновил штурм моего мозга. Что если он мечтает о смерти, каждый день думает о ней? Наверно хуже может быть только, если он со всем смирился. Я понял, что не найду душевного покоя, пока этот «человек» жив. Как показывает опыт, если что-то, на самом деле волнующее меня, выходит из-под моего контроля, то моя жизнь превращается в кошмар. А что если он мечтает, чтобы кто-нибудь подошел к нему, достал пистолет из-за пояса и пустил ему пулю в лоб? Зря я тогда об этом подумал. Навязчивые мысли могут погубить любого человека. Хоть я и осознавал, что это типичная навязчивая идея. Но подумав один раз, перестать думать об этом я уже не мог. Я не мог спать, осознавая, что существует хоть малейшая вероятность, того, что инвалид живет мыслями о смерти. Только я мог пресечь эту несправедливость… Только я…

В этот раз я решил проследить за ним. Мне было необходимо побыть в его косвенном обществе хотя бы еще немного. Мои размышления казались очень важными, будто кто-то внимательно слушал меня. «Вдруг, там за поворотом, он встанет с коляски отряхнется и со своей пожилой теткой зальется смехом, приговаривая: „Как мы их, а!“, „Ты видела их лица?“». Но этого не произошло… Может быть, мне было необходимо удостовериться, что он и вправду болен. Может быть, на самом деле, мне не хотелось вдруг осознать, что это я ненормальный. Ведь я уже в серьез начал подумывать об убийстве этого человека. В любом случае я не мог тогда его отпустить, вед мы могли больше не встретиться. И что тогда? Как мне с этим жить?

Под властью бурных, но депрессивных мыслей, я не заметил, как мы постепенно покинули парк и, пройдя сквозь несколько узких улочек, подошли к ветхому пятиэтажному жилому зданию. Теперь я знал, где он живет. Как я тогда думал, дело оставалось за малым: зайти и убить. Но, как обычно бывает, под властью амбиций все выглядят предельно уверенными, но как только настает время действовать, возникают проблемы. И таких проблем у меня оказалось немало. К примеру, мне предстояло решить, как его убить и чем, как попасть в квартиру и когда это сделать.

Я начал с того, что приходил после учебы в тот двор. Сидел на скамейке неподалеку от подъезда, читал книгу (для вида), отмечал время, когда они выходили на прогулку в парк. Собственно, только туда они и ходили вместе. В основном сидели дома. Несколько раз я заметил ту старушку у одного из окон, так что вычислить номер квартиры не составило труда (я знал расположение квартир в таких домах, это были типичные дома советской застройки годов эдак восьмидесятых). Так же я узнал, что раз в три-четыре дня женщина ходит в продуктовый магазин. Одна. Соответственно, инвалид остается в квартире тоже один. Дорога до магазина и обратно вместе с закупкой товара занимала в среднем час. Идеально. Это было то, что нужно. Одного часа для банального действия мне бы хватило с головой. Всю полезную информацию, я фиксировал. Все мысли, идеи, факты. Я их записывал в телефон. Решил не использовать для этого блокнот и ручку. Посудите сами, как подозрительно выглядит человек, который сидит во дворе на скамейке и постоянно, что-то записывает в блокнот. Если не подозрительно, то по крайней мере странно. А теперь представьте человека, который постоянно достает телефон из кармана и набирает какой-то текст. Это скорее будет похоже на общение через смс или соц. Сети.

Итак, я примерно понял, «где» и «когда». Оставалось решить, «чем». Я выбрал для этого пистолет. Да, да, да. Я понимаю, что это слишком попсово и пошло. Но я не думаю, что у меня тогда был особый выбор. Да и мучить его лишний раз не хотелось. В его случае – быстрая и безболезненная смерть – это идеальное завершение его мучительной жизни. Но раздобыть пистолет – проще сказать, чем сделать. Верно? Нет, как оказалось в современном мире, сделать это не так сложно, чем, скажем, лет тридцать назад.

Я залез в интернет, чтобы разузнать о нелегальной покупке оружия. Конечно, я и раньше слышал о таком, но никогда не вдавался в подробности. Однажды, брат рассказывал мне как покупал галлюциногенные таблетки в так называемой – зашифрованной сети «Tor». Как пишут, действия в такой сети, невозможно отследить. Такой вариант отлично подходит для людей, занимающихся «темными делишками», тем более в свете популярных, в последнее время, слухах о том, что злые дядьки из ФСБ могут отслеживать каждое наше движение через интернет и сотовую связь. Хотя я в это не сильно верю, точнее в то, что кому-нибудь вдруг понадобится узнать побольше о жизни обычного студента. Это скорее касалось разнообразных «шишек» из правительства – важных политических деятелей, имеющих большое влияние на обычных людей. Людей «под прицелом» – тех, кто уже был уличен в совершении преступлений. Я к счастью к таким не относился. Но все же стоило подстраховаться. Не думаю, что покупка оружия на черном интернет-рынке входит в список невинных проступков.

В общем, я нашел список запрещенных интернет сайтов. Может быть, правильно говорить – «зашифрованных». К моему удивлению возможности сети «Tor» оказались куда шире, чем я ожидал. Помимо купли-продажи наркотиков и оружия, вы можете приобрести детскую порнографию, даже заказать детскую порнографию. Это не сложно представить. Вы платите деньги, и некий «дядя» или «тетя» идет к ребенку того пола и возраста, какого вы хотите, и делает с ними то, что вы хотите, при этом все записывая на камеру. Дальше – хуже. Существуют сайты по продаже людей, в том числе детей, в том числе рабство, в том числе сексуальное. Подробно на этом останавливаться не буду, если вас вдруг это заинтересовало, можете зайти сами и полюбопытствовать. Лишь назову еще несколько возможностей. Существуют сайты фашистских сообществ, террористических организаций и организаций заказных убийств, сообществ педофилов, купли и продажи наркотиков. Так же можно обучиться нелегальному заработку – мошенничеству в интернете и по телефону и считыванию данных банковских карт. Да, и у интернета есть темная сторона.

Я заказал себе небольшой пистолет. Оплатив заказ, я стал дожидаться посылок. Так как по условиям пистолет разбирают на мельчайшие детали и отправляют отдельными посылками. Получив их, мне оставалось собрать все в единое орудие смерти. Ну, с этим проблем не было, в интернете имеется множество инструкций по сборке и разборке оружия.

Пока мне шли детали пистолета, я занялся другой важной задачей в своей «операции». Мне необходимо было раздобыть ключ от входной двери в квартиру. Конечно, были и другие способы проникновения. Я мог бы взломать/сломать замок, или просто ворваться в квартиру и убить обоих. Но тогда мне не хотелось этого делать, ведь у меня была идея, которой я следовал, я должен был «избавить от мучений». Да и вообще это было слишком рискованно. Поэтому я не придумал ничего лучше, чем на время выкрасть ключи и сделать слепки. Для этого нужно было придумать способ, как раздобыть ключи. Я говорю именно «ключи», потому что видел, как женщина открывала домофонную дверь в подъезд, при этом она достала из сумки небольшую связку ключей. Следовательно, придется делать слепки всех ключей. Да, не удивляйтесь, именно «слепки». Конечно, я бы мог их просто украсть, но вовремя осознал вот что. Первое – когда женщина обнаружит пропажу ключей, она, возможно, вызовет спасателей или еще кого-нибудь. Сколько времени пройдет, прежде чем они смогут открыть дверь? Вдруг с инвалидом что-нибудь произойдет за это время? Не хватало, чтобы он умер раньше. Ну да, возможно, так было бы проще. Но я должен был убить его сам, ведь я зашел уже так далеко. Второе о чем я подумал – когда приедет МЧС, то они, скорее всего, сломают замок. Это при условии, что запасных ключей больше нет, например, у соседей или родных, а вероятность этого очень большая. Затем это повлечет установку нового замка, и, следовательно, это сделает украденные ключи бесполезными. Поэтому передо мной стояла задача незаметно выкрасть их сделать слепок и также незаметно вернуть на место. По факту мне нужно было раздобыть её сумку всего на пару минут. Значит, мне нужно было узнать место, где она могла оставить свою сумку без присмотра. Вариантов было не много. А точнее всего один…

Я проследил за женщиной, когда она в очередной раз пошла в магазин за продуктами. В супермаркете она положила сумку в камеру хранения, под ключ. В шкафчик под номером 23, что был в пятом ряду снизу и в третьем ряду сверху соответственно. Я окинул взглядом все камеры хранения. В каждом ряду оказалось по 5 шкафчиков, рядов было 7. Конечно, я не был экстрасенсом и не мог предугадать, в какой из шкафов она положит свою сумку в следующий раз. Но и изготавливать 35 ключей мне тоже совсем не хотелось. Поэтому я решил проследить за её походами в магазин еще несколько раз. Оказалось, она всегда ставила свою сумку, то в 4, то в 5, то в 6 ряд снизу. Преимущественно в 5. Но рисковать я не мог, так что мне предстояло сделать 15 слепков уникальных ключей соответствующих ящикам с номерами от 16 до 30. Благо ключи находились в общем доступе. Вопрос лишь был во времени. Чтобы не вызывать подозрений, я делал по пять слепков в день за несколько походов в магазин. Брал ключ, ходил по магазину, незаметно «делал дело» (для этого я купил несколько упаковок обычного пластилина), покупал какую-нибудь шоколадку и уходил. Через час возвращался и совершал всю процедуру заново. Так же, чтобы не вызывать подозрений, я расплачивался через разные кассы. Тут мне повезло, их оказалось тоже 5. 1 ключ – 1 продавец – 1 день. Так что я не встречался с одним продавцом лицом к лицу больше одного раза в день. Идеальная схема. Надеюсь, ваши мозги еще не закипели? Я знаю, это занимает много времени, но безопасность того стоит. Как видите, я помешан на своей безопасности и свожу все риски к нулю. Быть может, благодаря этой одержимости меня все еще не посадили в тюрьму, да и вряд ли я вообще когда-нибудь туда попаду.

Через три дня, когда я завершил делать слепки, мне предстояло изготовить ключи. Я нашел в интернете несколько людей, которые без проблем и лишних вопросов могут сделать ключи из слепков. Согласен, звучит как-то легкомысленно. Но они занимались этим по почте и делали все анонимно, меня это вполне устраивало. Я разослал слепки и стал ждать ключи.

Не успел я расслабиться, как мое сознание пронзила очередная беспокойная мысль. Впилась в мой мозг, как беспощадный паразит, и не отпускала – соответственно, требовала действия. О, эти навязчивые идеи, в одних случаях они могут погубить человека, а в других помогают выжить. Нет, все же я не параноик. Представьте, женщина находится рядом с ним двадцать четыре часа в сутки, гуляет с ним, ухаживает, моет, кормит, а потом настает время сходить за продуктами. Сможет ли она оставить его одного? На два часа, на час, на полчаса, не важно… Появляется огромная вероятность, что в это время он находится дома не один. Возможно, женщина оставляет с ним соседку. Я ведь этого не знаю, так что я решил это выяснить. Когда наступил очередной «продуктовый» день, я пришел в подъезд и стал ждать ухода женщины из квартиры, сидя на ступеньках на пол этажа выше. Чтобы не вызвать подозрений у жителей дома я придумал простую схему: если какой-либо человек поднимался вверх по лестнице, то я спускался вниз навстречу, якобы уходил из подъезда; если человек выходил из квартиры и спускался вниз, то я шел вверх навстречу, будто шел домой или в гости, потом когда «опасность» миновала я возвращался на место. Да, есть еще и третий вариант: допустим, жилец проходит мимо меня второй раз – спустился, чтобы покурить или поднялся, чтобы взять деньги – потом возвращается, тогда я определенно вызвал бы подозрение. В итоге при расследовании убийства, обязательно будут расспрашивать всех жильцов и тогда обязательно вспомнят меня, как «какого-то подозрительного типа ошивающегося тут», составят фоторобот, и мне конец. Но мне повезло – мимо меня прошли всего три жильца. Первой была симпатичная девушка лет шестнадцати. Она даже не взглянула на меня, потому что была вся сосредоточена на своем телефоне, а в ушах были вставлены крохотные наушники, из которых доносился звук похожий на журчание воды. Мне кажется, она меня даже не заметила. Оно и к лучшему. Второй оказалась очень дряхлая старушка, с ней было все чуточку сложнее. Она медленно спускалась по лестнице, будто проверяла каждую ступеньку на прочность. Так что я стоял на несколько этажей выше в «зоне риска». Третьим был мужчина лет тридцати, он взбирался по лестнице, как опытный подъездный «ступеньколаз», в пять шагов, минуя целый пролет. Поравнявшись со мной, он кинул в мою сторону суровый взгляд и так же резво помчался дальше. Не думаю, что эта суровость во взгляде была как-то связана с личной неприязнью. Мысли его, казалось, витали где-то далеко, может быть с неверной женой, или ленивыми детьми, или зудящим геморроем. Люди порой готовы злиться на все, что угодно, при этом срываясь на окружающих. В общем, на этот риск я пошел весьма оправдано, ведь я подтвердил, что инвалид на целый час остается абсолютно один.

Получив по почте новенькие ключи, я в очередной раз отправился за пожилой женщиной-сиделкой в магазин. Она положила сумку в шкафчик под номером 21, что находился в 5 ряду, если считать снизу, собственно, как я и планировал. Когда женщина скрылась между прилавками, плотно набитыми всякими не нужными товарами, я достал из кармана связку небольших серебряных ключиков. Каждый ключ был помечен соответствующим номером, бумажкой и скотчем, и предварительно расположен по порядку. Ключ гладко прошел в скважину и так же беспрепятственно отварил замок. «Хорошая работа, ключник!». Внутри лежала средних размеров женская сумка, черного цвета, хотя было не очень похоже, что она женская. Думаю, женщина не сильно заморачивалась при её выборе. Мне это было только на руку. Согласитесь, со стороны выглядело бы странно, если бы я копошился в ярко зеленой маленькой сумочке. Хотя, кого я обманываю, чего только не увидишь в нашем сошедшем с ума современном мире. Но, поверьте, женская зеленая сумка, ну никак бы не подошла к моему образу. Тогда я старался одевать только то, что не бросается в глаза – черные и серые тона. Поэтому, когда я увидел достаточно обычную сумку так близко, на душе стало спокойней и мои движения выглядели более решительными. Я хорошо умею контролировать свой мозг. И вот вам секрет – нужно просто убедить себя, что эта сумка твоя, ну, или, по крайней мере, сделать вид, что она твоя. Сыграть в игру со своим разумом, и ни в коем случае не думать, что все это серьезно, ведь малейшая загвоздка может разрушить всю состроенную за эти недели пирамиду. Ладно, про борьбу со своим разумом и страхами чуть попозже.

Точным движением я извлек сумку и подошел к столу, где обычно покупатели раскладывают свои товары, и проверяют чеки. К моему облегчению, там стояла лишь дряхлая старушка лет ста. Она тщательно вглядывалась в каждую цифру на длиннющем чеке и что-то бормотала, вряд ли она что-нибудь понимала. Я плюхнул сумку на стол и уверенно расстегнул молнию. Старушка не обратила на это внимания. И для кого я стараюсь. Ключи отыскать оказалось совсем не сложно. В сумке, кроме связки, лежал старенький сотовый телефон, газета и еще какие-то бумажки. Я вынул из кармана своей куртки, подготовленные маленькие брикетики темно-зеленого пластилина, и принялся «снимать пробы». Я делал это достаточно быстро, потому что предварительно отрепетировал движения на своих ключах, дома. Было всего восемь слепков, поэтому, когда я изготовил их все, то также легко бросил ключи в сумку, закрыл молнию, поставил сумку в шкафчик под номером 21 и запер его ключом. Больше в этом магазине меня ничего не держало. Напоследок я окинул взглядом торговый зал, женщина так и не появилась. Но только я собрался уйти, как мой взгляд остановился на старушке у стола. Я про неё совсем забыл. Она стояла, сгорбившись на том же месте, и испытующе уставилась на меня. Я словно парализованный стоял и смотрел на неё в ответ, абсолютно не зная, что делать. Может подойти и дать ей денег, сказать, чего она ничего не видела, или спросить, что она так смотрит на меня, или просто убежать и забыть про женщину и инвалида, может любезно предложить ей помочь дойти до дома, а потом пришить её в подъезде, разнести ей голову чем-нибудь потяжелее. В корзине, что стояла рядом с ней, я уже присмотрел банку консервированных ананасов, примерно представил её вес, и силу, с которой буду бить. Но тут бабулька моргнула, также отрешенно перевела свой взгляд на чек и принялась что-то бормотать. Я почувствовал, как мои зрачки медленно сузились, а кровь отступила от висков. Вряд ли она что-нибудь понимала…

Наконец я смог покинуть этот чертов магазин. Больше я в него не возвращался, да и вряд ли уже когда-нибудь вернусь. Да же в этот район я больше, думаю, не зайду. Потому что первое – он находится слишком далеко от моего дома (следовательно, просто так ходить сюда мне нет нужды), второе – совершать убийства в одних и тех же местах против моих правил. О правилах я тоже обязательно остановлюсь, но чуть позже.

 

3 ноября, 2014 г.

Не думал, что рассказ о моем первом убийстве так затянется. Сейчас утро нового дня и я продолжаю повествование о событии, произошедшем в прошлом году.

Итак, настал «судный день» к этому времени я получил по почте свежеизготовленные ключи от квартиры инвалида, и у меня уже был полностью собран пистолет и имелись патроны (они тоже пришли по почте).

Я пришел во двор за полчаса до предполагаемого ухода женщины и принялся за псевдо-чтение Сэлинджера и, быть может, книга интересная, но вряд ли я когда-нибудь прочту её, ведь впредь она мне будет напоминать об этом дне. А читая книгу, я предпочитаю полностью абстрагироваться от обыденных мыслей, чтобы погрузиться в неё полностью, прочувствовать атмосферу и понять смысл.

Ровно по расписанию в четверг в шестнадцать часов, женщина вышла на улицу, абсолютно не изменившись, ни в лице, не в одежде, том же мятом пальто и с той же черной сумкой унисекс. Я подождал пару минут, пока она скроется за углом дома и двинулся к подъезду. Ключа от домофона у меня не было, поэтому я подождал, пока кто-нибудь выйдет и откроет дверь. Мне «помог» в этом деле мальчик лет шести, он с большим усердием, облокотившись о дверь, сдвигал её с места сантиметр за сантиметром. Конечно, я ему помог. На что он ответил скромным: «спасибо», и, поправив шапку, побежал в сторону магазина, сжимая в маленьком кулачке несколько денежных купюр. Я проскользнул в подъезд и поднялся на третий этаж, где находилась квартира инвалида. Потом подошел к двери и достал из сумки связку ключей. К этому замку мог подойти лишь один ключ из воссозданной связки. Кстати, я сильно протупил, сделав все ключи. А ведь нужно было просто осмотреть замок, выбрать из связки всего один, который мог бы подходить, и сделать всего один слепок. Это бы в девять раз снизило расходы на изготовление ключей, уменьшило бы время пребывания в магазине с чужой сумкой и в итоге снизило бы общие риски. Ну да ладно, что сделано, то сделано. Я вставил ключ в замочную скважину и несколько раз повернул. Никаких препятствий все как по маслу. Вы подумаете, я почувствовал облегчение в тот момент? Нет, я почувствовал непередаваемую тревогу. Не став медлить, я шагнул в квартиру и быстро закрыл за собой дверь. Попав в чужой темный коридор, меня окончательно одолело смятение и неуверенность и напала дрожь. Меня правда трясло не на шутку, вдруг стало как-то холодно и захотелось спать. До этого все, что я делал, чтобы попасть в квартиру, готовился, обдумывал, планировал, следил за женщиной, крал ключи, делал слепки. Все это казалось, какой-то нереальной шпионской игрой, казалось чем-то увлекательным. Но в чужой квартире я вдруг протрезвел, все стало очень даже реальным, я вдруг стал себя убеждать, что больше ничего не должен делать, что я победил, я смог, мне все по плечу. Не все… Конечно, оставалось еще кое-что. Самое главное… Я медленно ступал по темному пустому коридору, в котором буквально не было ничего. На крючках не висела одежда, из обуви стояла лишь одна пара потрепанных кроссовок, там даже не было зеркала. Лишь голые стены, пол и потолок. В квартире пахло чем-то несвежим, будто там жили не инвалид со старушкой, а две дюжины кошек. Также в квартире было очень душно, воздух был мучительно затхлым, казалось, квартиру не проветривали лет десять. В конце длинного коридора слева виднелась открытая дверь, из которой вырывались лучи света и был слышен тихий шорох. Я медленно ступал, чтобы не потревожить кого-нибудь, но не успел дойти до дверного проема как из-за него неожиданно стали раздаваться нелепые стоны. Может быть, он меня услышал или почувствовал, не знаю… Никто не знает, и не узнает. Тут я решил не медлить. Чего я боюсь? Это всего лишь неадекватный инвалид. Я вошел в комнату, такую же пустую, как и коридор, в ней находились лишь диван, телевизор на тумбочке, стол и люстра. Посреди комнаты на коляске сидел инвалид с припущенными штанами и какими-то странными движениями тер свой набухший член, который безжизненно лежал на правой ноге. Этого я никак не ожидал. Его взгляд отрешенно гулял по комнате, правая (свободная рука) скрючена в запястье, а большой палец как полагается, находился за щекой. Я вынул из сумки пистолет, подошел к инвалиду и сказал:

– Эй…

Он оставил свой член в покое. Его дерганья стали более беспокойными, он вынул палец изо рта, и стал нервно стонать. Мне даже на секунду показалось, что он пытается посмотреть на меня. Я перезарядил пистолет и ткнул инвалиду в висок под углом по направлению сверху вниз. Моя рука тряслась, я все еще не был полностью уверен. Признаюсь, мне было страшно, передо мной сидел какой-никакой, но все же живой человек. Но у него не было шансов, как бы мне не было его жалко. Я нерешительно надавил на курок. Но он не поддавался, я надавил на него сильнее, но все тщетно. Я повернул пистолет тыльной стороной и увидел, что забыл снять с предохранителя.

– Твою мать, – разозлившись на себя, произнес я. Можно простить, первый раз все-таки. Я переключил рычажок на «активный режим». И поставил пистолет в исходное положение – к виску инвалида. Но в этот момент у меня появилась другая идея, я обошел инвалида и присел на корточки перед ним. Затем засунул пистолет поглубже в его рот, раздвинув дулом челюсти, покрытые кривыми и пожелтевшими зубами. В нос ударил тухлый запах. Инвалид начал беспокойно дергаться, но я напряг руку и выстрелил. Грохот оказался сильнее, чем я ожидал. Меня оглушило. Голова инвалида дернулась, изо рта и ноздрей хлынули струи темной крови. Тело обмякло, сгорбившись, на кресле. Я увидел его раскуроченный затылок – месиво из мозгов и крови – по краям виднелись осколки черепа.

Ладно, надо было уходить. Находится в «обществе» трупа инвалида-мастурбатора мне больше не хотелось. Я положил пистолет в сумку, подобрал гильзу и тоже закинул туда же. Не знаю зачем, но насмотревшись голливудских фильмов про сыщиков, которые чуть ли не по пердежу двухчасовой давности могут вычислить, сколько волос на голове у преступника, я не мог не сделать этого. Потом я понял, что мне нужно изготовить маску, чтобы выйти из квартиры. Как ни странно, я мыслил очень ясно, даже не смотря на то, что я только что совершил первое убийство. Я понимал, что выстрел был слишком громким и соседи, возможно, слышали его. Так что мне нужно было скрыть свое лицо, чтобы покинуть квартиру. Быть может они стоят в подъезде и любопытствуют, что же такое прогремело в квартире невинного инвалида. В мою голову влетела идея, как стрела в яблоко, взять шапку и натянуть поверх лица. Шапка, тут точно была, так как в парке инвалид был именно в ней. Я быстрым шагом прошел в коридор и включил свет, шапка лежала на тумбочке, под которой стояла пара злосчастных кроссовок. Я взял её и прошел обратно в комнату в поисках ножниц. Я нашел их на столе в универсальном пенале, среди карандашей и ручек. Я вырезал два отверстия для глаз. Смахнул вырезанные кусочки ткани в сумку, туда же бросил использованные ножницы и натянул шапку на лоб. Затем направился в коридор – мне нужно было покинуть квартиру как можно быстрее, пока не вернулась старушка. Перед этим я еще раз взглянул на инвалида. Вся его одежда, живот, член были измазаны кровью. Казалось, он еще больше обмяк. Кровь продолжала литься изо рта, но уже с меньшим энтузиазмом. Я натянул шапку на лицо, и поровнял вырезанные дырки с глазами. Потом подошел к входной двери и заглянул в зрачок, никого не было. Наконец я почувствовал облегчение, потом вышел за дверь, и закрыл её своим ключом. Потом спустился на первый этаж и выглянул из-за входной двери в подъезд, когда убедился, что там тоже никого нет, стянул шапку и запихнул в сумку. После этого я не торопясь пошел в сторону дома, не оглядываясь, не выдавая себя, делая вид, что ничего не произошло, но мои мысли еще долго находились в этой квартире.

Вернувшись домой, я зашел в свою комнату, сел на кровать и замер. Так, в полной обездвиженности я просидел часа два, изредка переводя взгляд от окна, где уже наступили сумерки, на картину Сальвадора Дали «Молодая девственница, предающаяся содомскому греху при помощи рогов собственного целомудрия», висящую на противоположной стене и обратно. Картина была повешена лет пять назад, во время зарождающихся и бушующих во мне протестующих началах. Но все уже давно угасло и давно пора было её снять, но я пока не решил чем можно будет заполнить «пустоту» на стене. В моей голове постоянно проигрывалась сцена, как старушка возвращается домой, заходит в квартиру, замечает подозрительно странное отсутствие прежних звуков – шорохов и стонов, которые обычно издает инвалид. Осторожно идет по длинному коридору, зовя его по имени. Представлял, как в её душе нарастает тревога, потом женщина заходит в комнату, дверь в которую все так же приоткрыта, и видит мертвого, бледного, сгорбившегося инвалида, за которым ухаживала до неприличия много лет. Но дальше в моем воображении история разветвлялась на неисчислимое количество исходов. Сначала я представил самое банальное – как женщина в ужасе кричит, может, теряет сознание, но скорее всего, бежит к телефону и звонит в полицию. Может быть, обезумев, выбегает из квартиры и начинает звать на помощь. Но вот загвоздка, все это при условии, что она хороший человек, абсолютно ко всем ситуациям в жизни подходит с великодушием и подлинным милосердием. Но мы-то с вами живем в реальном мире. Пойдем дальше. Также популярным вариантом в моих размышлениях было самоубийство. Женщина, не выдержав потерю, пошла на кухню, взяла нож и перерезала себе вены или взяла веревку или провод и, закрепив понадежней на потолке, повесилась. Это весьма вероятно, если посмотреть на тот образ жизни, который она вела с инвалидом. Скорее всего, у неё и правда никого, кроме него не было. И потеряв последнее, ради чего она цеплялась за жизнь, могла решить свести счеты с жизнью. Так же она могла бы мыслить более трезво. Пойти к соседке – поплакаться. После похорон погрузиться в глубокую депрессию, но в итоге выйти из неё и продолжить жить, как ни в чем не бывало, но уже в свое удовольствие. Завести мужчину, может даже выйти замуж. А почему бы и нет? Может подсознательно, я и стремился к такому исходу, когда спускал курок. Но напомню, мы с вами реалисты, и должны понимать, что это не все варианты. Как вы думаете тяжело ухаживать за таким инвалидом? Который даже не может с вами общаться, который срет и ссыт под себя. Думаю, среднестатистический человек, собрав всю волю в кулак, продержится не больше недели. А если, этот инвалид ваш родственник? Будьте честны с собой. Не больше года, а то и нескольких месяцев. Потом, как я думаю, таких просто сдают в определенные организации, где за ними ухаживают неравнодушные волонтеры. Итак, следующий вариант развития событий основан на ненависти и усталости. Самый невинный – при обнаружении мертвого инвалида, женщина делает все стандартные процедуры, потом, когда труп увозят, садится на диван и наслаждается тишиной, периодически облегченно выдыхая воздух. В этот момент она благодарит, если не бога, то того кто это сделал. Еще один вариант возможен при условии, что она крайне ненавидела инвалида и до того устала за ним приглядывать и катать по вечерам в парке, что сама готова была его пристрелить. Но каковы шансы у шестидесятилетней тетки продумать все также тщательно как я? Хотя если бы она даже разрезала его труп на меленькие кусочки, вынесла из квартиры и сожгла где-нибудь за гаражами, никто бы этого не заметил. Инвалидов вообще в народе принято не замечать. Приглядитесь, как прохожие усердно стараются не смотреть на колясочников. На их уродства, маленькие отсохшие ножки, непропорционально большие головы, странные движения. Еще более не приличным будет расспрашивать об очевидном исходе в жизни инвалида. Никто не полюбопытствует, что с ним случилось, потому что всем и так это понятно. Скорее все они будут даже рады, потому что впредь не нужно будет усердствовать – стараться делать равнодушный взгляд, как будто все в порядке, проходя мимо инвалида. Кому вообще хочется жить в подъезде с «чудом-юдом»? Как объяснять своим детям странные поведения этого «дяди»? Одним лишь выстрелом я решил многие проблемы многих, в том числе и инвалида. Хотя после его смерти, жителям придется еще больше усердствовать. Нужно будет в присутствии женщины-сиделки, имя которой, кстати, вряд ли кто-нибудь знал, строить кислую, сочувствующую гримасу. Хотя, очевидно, всем насрать.

Вряд ли бы он хотел так жить, если б хотя бы на минуту прозрел, и смог бы посмотреть на себя со стороны. Я думаю, он бы постарался за эту минуту найти что-нибудь острое и перерезать себе горло или воткнуть в сердце. Можно сказать, я прочел его мысли и просто помог.

Вечером, я включил новости по телевизору. Конечно, так быстро они состряпать материал не могли. Но не полюбопытствовать я не мог. Было интересно, что они скажут об этом. Ведь убийство достаточно необычное. Застрелен недееспособный инвалид. Кому он мог помешать? Как и ожидалось – ничего. На следующий день я тоже проверил вечерние новости – ничего. Не поверив, заглянул в интернет – тоже ничего. В принципе. И так изо дня в день. Представляете, по телевизору, по местным новостям они так и не показали сюжет про мое первое убийство. Ни одного упоминания, ни в одной сводке. А знаете почему? Потому что они побоялись шумихи, которая могла бы подняться из-за этого. Побоялись того, что это начнут обсуждать во всех уголках страны, во всех квартирах. Появятся те, кто «за» и те, кто «против». Это означает, что придется поднять вопрос о целесообразности принудительной эвтаназии. И есть вероятность, что те, кто «за» победят в этом споре. Тогда весь мир бесповоротно изменится. Люди станут чуточку злее. Ровно, как экономисты содрогаются от изменения уровня инфляции или безработицы на пол процента, так и мир изменится от принятия лишь одного аморального закона. А пока… А пока они решили умолчать о произошедшем. И это означает, что они признали мой поступок правильным. Ведь пока они молчат, я не могу думать иначе.

Не хочу, чтобы вы думали, что я приверженец эвтаназии или считаю себя, в некотором смысле, санитаром, который очищает город от «нечисти». Это не так. Мне абсолютно плевать на этого инвалида, по крайней мере, сейчас, спустя два года, когда я пишу этот дневник. Я лишь помню те ощущения, ту душевную боль. Но, по правде говоря, первым мог оказаться любой, не обязательно инвалид, им мог оказаться ребенок или старик, может быть перекаченный мужик, или симпатичная девушка. Это было не важно. Важен был лишь факт убийства. Хотя, может быть, я просто себя обманываю.

 

5 ноября, 2014 г.

Извините, за мою бестактность. Я только сегодня понял, что, наверное, вам интересно узнать, что я за «фрукт». Кто такой, чем занимаюсь, чем живу. Поэтому расскажу немного о себе.

Меня зовут Стас. Согласен, эта информация не первой важности. Но вот интересный факт: я ненавижу свое имя. Конечно, в первую очередь из-за той злосчастной рифмы, Стас-пидарас. Не представляю, в каком маринаде должны быть вымочены мозги родителей, которые так называют своих детей. Но если провести небольшую логическую цепочку, то правда получается, что в СССР секса не было. О каком сексе может идти речь, если молодые родители даже толикой своего мозга не могут представить, что имя Стас может быть созвучно с каким-нибудь пошлым ругательством. Говоря «секс», я имею виду качественный секс, в который могут входить хотя бы начальные проявления извращения, привносящие в сношение чувственность, оригинальность. Говоря «секс», я не имею ввиду половой акт, происходящий раз в год, под витающей атмосферой отвращения, в надежде на скорейшее зачатие ребенка, которого можно будет назвать потом Стас или Антон, чтобы отомстить, за те ужасы, что он заставил их сотворить друг с другом.

Сейчас мне 23 года. И я считаю, что это лучший возраст. Все кто младше, слюнтяи и молокососы, которые, как правило, не могут сделать ничего серьезного в своей жизни. Но даже если у них что-то и получается, то все на это смотрят скептически, или проявляют явное недовольство, покрывая скрытое чувство зависти. Ведь если такой зависти позволить завладеть своим разумом, то можно сойти с ума, или спиться в итоге.

Кстати, об алкоголизме, человек с которым я живу, является ярким примером слабохарактерной личности, который, не достигнув ничего в своей жизни, находит успокоение на дне бутылки. Я с ним практически не разговариваю, потому что, приходя домой, я застаю его обычно лежащим на полу кухни в луже блевотины или разлитого пива, да и вообще я предпочитаю вести беседу с трезвыми людьми. Кстати, этот человек мой отец. Иногда конечно бывают просветы, он пытается играть роль «внимательного папочки», не пьет несколько дней, спрашивает, как дела на учебе и вообще. Все бы ничего, но я хорошо знаю своего отца и по глазам вижу, что ему глубоко наплевать. Самое обидное, что я с возрастом все больше начинаю походить на него. Хотя, я считаю преимуществом то, что я понял это в таком возрасте. Ведь мой отец, явно не понимает, что он копия уже своего отца. И продолжая в том же духе. Он скорее всего кончит, как мой дед. Словит инфаркт, сидя на засраном толчке, не понимая, что происходит вокруг, потому что печень отказалась работать, так как в неё была вшита «торпеда», а пить все равно хотелось. Поэтому я максимально ограничиваю себя в алкоголе, получаю образование. Даже, когда замечаю, как моя реакция на что-либо походит на реакцию отца, то пытаюсь исправить это, меняя мимику. Но против природы ведь не попрешь, верно?

Учусь я в университете кино и телевидения на менеджера. Прежде чем плевать в книгу и выдирать эту страницу и вытирать ею свою задницу (а ведь обычно люди так и реагируют, слыша, что человек учится на менеджера), прошу меня выслушать. Да, я понимаю, что университет не ахти, хотя и звучит довольно круто, и специальность, всем понятно, фикция. Хочется сказать в пользу менеджеров, что это пристанище, отщепенцев и маргиналов. И вовсе не нужно воспринимать это как оскорбление. Маргинал (слово выглядит устрашающе) – это лишь человек, который не заполняет некоторую «ячейку», в общей «системе», не занимает какую-то должность, не несет пользу обществу. Я бы сказал, что это человек, который все еще ищет себя. По крайней мере, у меня именно так. Я пришел в этот университет, потому что без ума от мира кино. Конечно, хотел бы снимать свое, по крайней мере, есть уйма идей. И это реально благополучно сказалось, на развитии моей творческой личности. Помимо пристрастия к фотографии, во мне развиваются киноведческие начала, хотя и в университете мы почти не проходим ничего, про кино, но общая атмосфера оказывает большое влияние на меня. Ладно, все это – вода.

Расскажу о внешности. Я достаточно привлекательный молодой человек. Ростом примерно сто восемьдесят сантиметров. С густой темно коричневой шевелюрой зачесанной на бок, как сейчас модно. Ровным носом, красивыми глазами и выразительными бровями. В общем, в лице меня все устраивает, как и в теле. Мне не нужно ходить в спортзал или сидеть на протеиновой диете, чтобы выглядеть хорошо. Может быть, я слегка худоват, но мне это даже нравится. Очень не хочется иметь лишний вес в виде жира или ненужных мышц. С девушками у меня проблем никогда не было. Но долгосрочных отношений я не имел. В моем характере есть одна не объяснимая особенность – я не могу быть с человеком более двух месяцев подряд. Все начинается прекрасно, цветочно-букетный период проходит очень стремительно. Так же и период от знакомства до первого секса, наверное, слишком короткий. Сразу начинаются, какие-то проблемы, обязательства. Мне становится вдруг не интересно с этой девушкой, даже секс наскучивает. Потом она начинает меня раздражать, появляются первые проявления ненависти. И мне не остается ничего, кроме как прекратить отношения, и перестать общаться. В принципе. Но больше всего меня расстраивает то, что такой порядок развития событий относится не только к девушкам, но и к друзьям и даже родным. От этого я ощущаю недостаток общения. Я стараюсь, работаю над собой, но ничего не выходит. Спустя несколько месяцев, люди с которыми я живу, общаюсь, начинают вызывать у меня отвращение, становятся в моих глазах слишком нудными и глупыми. Хотя, может, это я страдаю занудством?

Вы, конечно же, ждете, когда я начну говорить на более открытые темы. Расскажу о тайных желаниях, извращениях, грешках. Ведь, как я понимаю, перед книгой сейчас сидит искушенный читатель, который после второго абзаца, где я заявил, что убил инвалида, не закрыл книгу, не облил её бензином и не поджег. Который также не боится признаться себе, что периодически мастурбирует, смазывая член или вагину подсолнечным маслом, или чувствует возбуждение при виде подтянутой попки уже достаточно зрелой четырнадцатилетней соседки, потом бежит домой, чтобы поскорее ублажить себя. Если это про вас или вы, по крайней мере, можете признаться в этом или хотя бы допустить такое. То гордитесь, что вы честны с собой, и не занимаетесь самообманом. Кстати, по отношению к мастурбации всех людей можно разделить на два лагеря. Первый, этот те, кто боятся признаться, что мастурбируют, краснеют и смущаются, когда их об этом спрашивают, пытаются высказать резко негативное отношение, если вдруг уже зашла тема об этом. Или, не дай бог, и правда никогда этого не делали. И второй, тех, кто спокойно в этом могут признаться. Ну ладно, хотя бы употребив немного алкоголя. Нет, я не говорю о сборищах ненормальных и незнакомых друг другу людей, которые могут спокойно обсуждать, как дрочили пару часов назад, на фотографии новоиспеченной несовершенно летней голливудской дивы. Но я считаю, что сексуальные игры со своим половым органом – будь то вагина или пенис – являются неотъемлемой частью развития и взросления ребенка.

Я живу в Санкт-Петербурге. Переехал я сюда, год назад, когда поступал в университет. Поселился в квартире, которую снимает мой отец, который в свою очередь переехал в Питер, в моменты «прояснений» и вспышек амбиций, появляющихся у него периодически, как я уже сказал. Вообще моя родина находится на Урале. Но провинция удушающе действует на молодежь. Все оттуда стараются уехать, как только выпадает возможность. Потому что остаться учится там – означает остаться там навсегда. По крайней мере, все выпускники себя в этом усердно убеждают. Если откинуть глупые детские рвения, пожить сполна, вдали от навязчивых родителей, вскинуть все «за» и «против», то выходит – куда выгодней остаться в маленьком и спокойном городке, где количество преступлений и риск быть изнасилованным ночью в переулке сводится к нулю, и где у тебя будет гарантированная высокооплачиваемая работа градостроительного предприятия. Но вы не представляете, как становится тошно жить в маленьком городишке, где все тебя знают. Особенно мне, как человеку, который не может терпеть общество отдельных личностей больше чем несколько месяцев. Начинаешь выходить на улицу все реже, а когда выходишь, то бредешь, как по минному полю, сворачиваешь в узкие малолюдные улочки, чтобы снизить риск встречи со старыми знакомыми, которые с завидной правдоподобностью умеют натягивать на свои лица лживые улыбочки. Такие люди умудряются спросить как у тебя дела, после долгой истории или нескольких историй о счастливой жизни или её аспектах, покупки, любви. Хочется, чтобы в этот момент в кармане чудесным образом появился массивный шипованный кастет, чтобы врезать им по челюсти и снять эту мерзкую псевдо-улыбку с лица.

Как я уже писал выше – я люблю смотреть кино. Поэтому в завершении хотелось бы написать мнение или, позволите, рецензию на недавно просмотренный фильм «Охота». Мне очень понравился этот фильм с точки зрения психологии. Совершенно обычный мужик лет сорока, по имени Лукас, живет в небольшом датском городке, работает в детском саду. Все в его жизни развивается относительно хорошо. Пока одна из подопечных девочек из детского сада, по имени Клара, не заявляет другой воспитательнице, что: «у Лукаса есть „пиписька“ и она торчит прямо вверх». Воспитательница, конечно, не может промолчать и рассказывает об этом остальным. С этого момента размеренная жизнь Лукаса рушится под натиском ненависти жителей городка. Но это достаточно попсово, потому что режиссер заставляет зрителя смотреть, как гг (здесь и дальше «главный герой») справляется с нападками бывших друзей и коллег, и пытается сохранять рассудок от сюрпризов жизни. То есть мы знаем, что он не совершал ничего такого, не показывал свою «пипиську» маленькой девочке. От этого фильм становится чуть скучнее, чем мог бы быть. Но это почти незаметно под профессиональной работой режиссера, оператора, и монтажеров и конечно. Интереснее получилось бы, если бы режиссер поставил большой знак вопроса над тем, что же произошло с той девочкой на самом деле. Показывал ли он, все таки, свою «пипиську» или нет. Тогда зритель бы изнывал от неопределенности, то вставая на сторону Лукаса, то на сторону обвинителей.

Но это еще не все, потому что я буквально вычленил в этом фильме мораль, которую никто кроме меня узреть, пожалуй, не сможет. Итак, я вдруг понял, что общество может существовать в пяти ярко выраженных формах по отношению к педофилии. «Идеальное (утопическое)» – в котором нет похоти и разврата. В головах у людей в принципе не может возникнуть мысль о совращении детей и тому подобное. Люди в таком обществе, скорее всего, скучны и неинтересны. В одежде преобладает серый цвет. «Хорошее» – в котором иногда возникают случаи извращения на детьми, но обществом такие вещи презираются и считаются непристойными. Такие случаи единичны во всем мире. И преступая закон в этом направлении, следует высшая степень наказания – смертная казнь, или пожизненное заключение. «Реалистичное» – в котором, также, происходят редкие вспышки педофилии, но всегда подвергаются обсуждению и вердикты по таким делам не ясны, как и размытый процесс наказания. Люди по большей степени стараются не разговаривать на эту тему в повседневности. Так как боятся, что может оказаться, что близкий им человек – извращенец. «Плохое» – в котором люди полностью игнорируют такое явление, как педофилия. Что-то схожее с употребление наркотиков или курением в наши дни. Вроде бы правительством и совершаются какие-то поползновения в сторону пресечения этого, но, в общем, всем наплевать. «Опустившееся (развращенное)» – в котором акты сексуального насилия над детьми поощряются, являются обыденными. Такой склад общества, конечно, сложно представить в современном мире. Но в средневековье, к примеру, я думаю, это допускали. По крайней мере, в нижних кастах. Так в каком обществе мы, по-вашему, находимся? Сложно ответить с ходу, не правда ли?

 

10 ноября, 2014 г.

Желание убить еще раз появилось у меня совершенно неожиданно. Хочу признаться, что это дело затягивает не на шутку. Помню, я тогда стоял в очереди в кабинку в пункте приема оплаты жилищных услуг. Понимаю, сложнова-то звучит. Прошло около двух месяцев, после убийства инвалида. И буря в душе почти утихла. Но, мне кажется, именно в такой «буре» я тогда больше всего нуждался. Передо мной в очереди стояла дряхлая старушенция, она как раз расплачивалась по счетам, положив квитанцию на стол слева от себя. Поэтому я отчетливо видел её точный адрес. Улицу, дом, квартиру. Эти цифры врезались мне в память. Так же я запомнил её фамилию и инициалы: Петрова Т. В. Злостные шестеренки тут же завертелись в голове, и я не мог просто проигнорировать это. Закончив, бабушка развернулась и ушла прочь, но я успел подробно запомнить все детали её сморщенного лица, чтобы проще было узнать её, когда я наведаюсь во двор – наблюдать. Но, честно говоря, все старушки на одно лицо, поэтому единственное чего я боялся, это потерять свою «цель» в обилии других развалюх.

На следующий день, я, подчиненный страстному желанию совершить еще одно убийство, пришел по адресу, который хорошо запомнил. Но, быть может, мне хотелось не столько лишить человека жизни, сколько пройти все этапы еще раз – подготовка, планирование, проникновение, свершение, исчезновение. Но на этот раз, все этапы были видоизменены. Ведь, если совершать похожие преступления по однообразным «схемам», то рано или поздно меня поймают.

Несколько дней подряд с утра до вечера я наблюдал за старушкой. Точней за стариками, потому что, как оказалось, она живет не одна, а со своим, возможно – мужем, возможно – просто сожителем, таким же дряхлым старичком. Как я и ожидал, образ жизни, который вела эта «сладкая парочка» был очень размеренным и рутинным. Из дома они всегда выходили вдвоем. Не знаю куда, я за ними не следил. Мне важно было знать – когда и насколько они уходят. А еще важнее – когда они находятся дома. Потому что, мне требовалось, чтобы они находились дома, когда я наведаюсь. За четыре дня наблюдений в составленном мною повседневном графике ничего не изменилось. Весь день до вечера, они находились дома, потом в семнадцать часов выходили гулять и неторопливой старческой походкой, молча, отправлялись в «увлекательное путешествие». Внешне они очень подходили друг другу. Он был немногим выше нее. Оба слегка располневшие и с одинаково отстраненным выражением глаз и обвисшим лицом. Будто им сделали липосакцию лица, а растянувшаяся кожа провисла, образовав дугообразные морщины. В общем, в период наблюдений я узнал, что мне можно было, не волнуясь, стучать к ним в дверь с 12:00 до 17:00. Больше мне, по сути, о них знать ничего не требовалось.

Дальше все зависело только от меня. Но в этот раз я хотел, чтобы «жертвы» впустили меня в свою квартиру добровольно. Для этого, очевидно, мне нужно было кем-нибудь прикинуться. Полицейским – банально и пошло, продающим пылесосы – ненадежно. Проводящим соц. опросы? Уже лучше. Представителем пенсионного фонда, опрашивающем пенсионеров о нюансах получаемой пенсии и возможном её увеличении? Гениально! Оставалось лишь проработать эту идею в мелочах. Во-первых, я купил одежду, которая могла больше походить на корпоративную форму бедолаг, шастающих по квартирам и получающих за это копейки. В дешевом магазине мужских костюмов я купил себе строгие синие брюки, строгий черный ремень, белую рубашку с короткими рукавами и галстук под цвет штанов. Я подумал, что так будет более деинициативно, то есть человек, который сам покупает себе одежду, не может так выглядеть, а значит это не просто одежда, а, скорее всего, рабочая форма. Со школы размер ноги у меня не изменился, поэтому я достал свои школьные туфли и отполировал их кремом и тряпкой до блеска. Еще я купил себе очки со строгой и тонкой черной оправой, без корректирующих линз, вместо которых были вставлены обычные стекла, так как со зрением у меня все в порядке. Потом я сходил в канцелярский магазин и приобрел там бейджик на прищепке, для крепежа на внешнем кармане рубашки, новую ручку, красивую папку с твердым дном, чтобы писать на весу, если потребуется, и большими серебристыми кольцами для закрепления бумаги. Так же купил небольшой пластиковый дипломат с защелкой, для хранения бумаги формата А4. Но само собой он предназначался не для этого.

Вернувшись домой, я спрятал все «добро» под кровать и принялся изготавливать поддельные бланки и документы несуществующей организации. В первую очередь я создал в Word-е главный документ, подтверждающий официальность организации и существование пенсионного фонда вообще – лицензию. Сверху большими буквами: «Пенсионный фонд „Надежда“». Да согласен, слишком дешево, звучит. Но думаю, дешево звучит лишь для нас – молодых. Ниже: «Номер государственной лицензии: ВР-7489—5006 (2013 г.)». Еще ниже: «Пенсионный фонд „Надежда“ основан в 1980 году, за тридцатилетний период, нашими клиентами стали миллионы россиян. Мы обещаем надежность и безопасность в хранении ваших средств, предоставляем страхование вкладов и своевременную выплату». В самом низу: «Директор: Кудряшов Андрей Валерьевич», и подпись от руки на четверть страницы, как полагается. Под подписью три синие печати «залезающие» друг на друга, напечатанные на бумаге предварительно. Печать государственного образца, печать организации, печать директора. Все печати я создал в Word-e, благо я во всем этом неплохо разбираюсь. И могу создать печать на компьютере, которую невозможно будет отличить от настоящей. Хотя с чем сравнивать, если и «настоящей» не существует. Весь текст был выполнен в черном цвете, чтобы отвлечь от прочтения и попытки понять смысл, и привлечь внимание к печатям, которые были выполнены весьма искусно – синим цветом, и при виде которых отпадало всякое подозрение.

Дальше я напечатал бланк опроса. Какие вопросы обычно интересуют пенсионные фонды? Здесь пришлось пофантазировать. Вопрос №1: «Вас устраивает ваша пенсия?». Вопрос №2: «Вы уже используете услуги какого-либо пенсионного фонда?». Вопрос №3: «Если да, то какого именно?». Вопрос №4: «Если нет, то хотели бы воспользоваться услугами пенс. фонда?». Вопрос №5: «Если хотели бы, то воспользовались бы услугами нашего пенс. фонда». Вопрос №6: «Если не хотели бы, то почему? Указать причины». Ниже: «Укажите свои ФИО». Ниже: «Укажите свой телефон, чтобы мы смогли связаться с вами в случае необходимости». В самом низу – три «печати» и подпись «директора». Сейчас люди, которые имели дело с пенсионными фондами, или состоят в них, скорее всего, в недоумении спрашивают: «Что за бред?». Но так как я, никогда не имел дело с такими организациями и все это полная фикция, то мне можно сделать поблажку. Итак, я напечатал тридцать бланков, два из которых заполнил разным почерком. И прицепил их к новокупленной папке поверх чистых.

Затем напечатал вкладыш для бейджика. Сверху: псевдологотип фирмы в виде летящей ласточки внутри круга и название «Пенсионный фонд „Надежда“». Ниже: «Старший консультант: Петров В. П.». Потом вырезал напечатанную бумажечку и вставил в бейдж.

Весь оставшийся вечер и весь следующий день я репетировал, как буду вести себя и задавать вопросы. Оттачивал дикцию, заучивал фразы и предложения, отрабатывал мимику. В процессе интенсивных репетиций перед зеркалом я осознал, в своем роде, некоторую истину. Если вы пытаетесь попасть в чужую квартиру, то, скорее всего, ваш взгляд будет прикован в процессе разговора к «жертве», чтобы зацепится за её эмоции, реакции, и вследствие использовать их. Но это может выдать вас. Вы должны редко смотреть на «жертву» и быть, например, заняты каким-нибудь делом, что-то отмечать на бумаге, постоянно проговаривать якобы заученную фразу, и обязательно делать это без интереса, весь ваш вид должен показывать, что вы не хотите попасть в квартиру. Ведь вам этого не нужно, это увеличит рабочий день, и вы, скорее всего, вернетесь домой позже. Вы должны убедить «жертву», что ей необходимо вас впустить, должны дойти до того момента, когда «жертва» сменит скептический тон на более мягкий и дружелюбный – лишь бы вы зашли. Но мои «цели» старики, с ними все немного проще, они вряд ли откажутся от незапланированного общения, им это должно быть только в радость.

Итак, на следующий день – после «репетиционного» – у меня уже все было готово. На подготовку от начала до конца у меня ушло не больше недели. Очевидно, я расту, если сравненивать с подготовкой к первому убийству. Перед выходом из дома, я оделся в прилежного соц. работника, причесался (пожалуй, первый раз лет за пять) сложил все бумаги в дипломат, туда же положил пистолет с глушителем (ах, да, совсем забыл – тогда я приобрел глушитель для пистолета в интернете. После первого убийства, я не мог этого не сделать. Мне не хотелось, чтобы весь дом снова услышал «подозрительные громыхания». В прошлый раз мне повезло, но уповать на удачу постоянно не стоило), также положил черную рубашку для перемаскировки, перчатки и захватил с собой перочинный ножик, который раскладывался от нажатия кнопки. И выдвинулся в путь.

Я пришел к квартире, примерно к часу дня, после среднестатистического по России обеденного перерыва, так как это был будний день. Таким образом, я минимизировал риски, потому что в это время в доме находилось наименьшее количество людей. Можно сказать, их почти не было. Дети в детских садах и школах, родители на работе, сытые и довольные. Остаются лишь старики, но они меня не особо беспокоили. Хотя, по степени маразма, паранойи и тревоги им нет равных. Любой шум от соседей они могут воспринять как что-то ненормальное. Вызвать скорую или не дай бог полицию. Тогда мне уже точно не отвертеться.

Подойдя к входной двери в квартиру, я надел очки и прицепил бейджик к карману рубашки. Затем постучал в дверь и принялся действовать по четко отрепетированной схеме. Дверь открыла уже знакомая мне бабушка. Ее плотное тело облегал синий халат, на ноги были надеты пошарканные тапки, а волосы собраны в хвост. Я нахмурился и повернулся к двери квартиры напротив, потом снова на открытую дверь, постоянно посматривая на бланки и делая вид, что не понимаю в правильную ли дверь я постучал. Мне важно было, чтобы она заговорила со мной первая. И мне не пришлось долго ждать.

– Здравствуйте, что вы хотели? – я взглянул на её лицо и уловил в мутных глазах волнение. Но не подумайте, что все выходило из-под моего контроля. Нет. Её волнение объяснялось тем, что она понимала, что перед ней стоит какой-то важный человек, возможно даже гос. служащий. Потом я достал из кармана ручку, щелкнул, вызволив стержень, перевел взгляд на бланк и спросил.

– Петрова, Т-э, В-э? – Я произнес фамилию слегка неуверенно, будто читаю её первый раз, и нарочно выделил инициалы, тыча ручкой в буквы, которых на самом деле там не было. Я сказал это по памяти. Потом, приподняв одну бровь, резко взглянул на старушку.

– Да, да, это я… – с явным нетерпением произнесла бабушка.

– Хорошо, я обхожу всех пенсионеров в вашем доме, провожу опрос по поводу вашей пенсии, устраивает ли она вас. – Я продемонстрировал два уже заполненных бланка, чтобы удостоверить собеседницу, что говорю правду и, собственно, чтобы она не теряла нить моего рассказа. Старушку это явно заинтересовало. – Я представляю организацию «Пенсионный фонд „Надежда“». – Из-за незаполненных бланков я вытянул «официальный» документ с печатями, и протянул бабушке. Она внимательно на него посмотрела, но в руки брать не стала, видимо, так, хотела выразить уважение или не показаться типичной недоверчивой и ворчливой старушкой. Но в любом случае, как бы там ни было, она уже была у меня на крючке. Она мне доверяла. Итак, если весы равновесия в отношениях незнакомых людей, сместились в сторону доверия, то я решил, либо уровнять их, либо окончательно сдвинуть в мою пользу. Главное не перестараться и продолжать делать важный вид.

– Так, давайте пройдем к вам на кухню и заполним несколько бланков.

Старушка раскрыла дверь пошире и молча указала рукой в прихожую. «Да!». Я вошел внутрь. В квартире пахло старой мебелью. Такой запах мне больше нравился, нежели запах только что отделанных квартир под евро-ремонт. Также я почувствовал запах дыма дешевых сигарет типа «Примы» или «Балтимора». Я снял отполированные туфли и направился в кухню, старушка следовали за мной. Мы подошли к кухонному столу, возле которого стояло два стула, один возле стены, другой примерно посередине кухни. Старушка видимо, по привычке хотела сесть на тот, что у стены, но я пресек это.

– Садитесь сюда, – сказал я решительно, указав на стул в середине кухни. Старушка, пожалуй, не собиралась возвращать инициативу хозяйки квартиры. Потому что сразу подчинилась моему «приказу». Я сел напротив неё и продолжил. – Прежде, чем мы начнем, я должен узнать, ваш муж тоже дома? – Я снова взглянул на пустой бланк и сказал. – Просто у меня, тут, информация, что вы живете не одна.

– Да, мой муж в соседней комнате, через стену.

– Хорошо, мне с ним тоже хотелось бы поговорить. – их даже не пришлось убеждать проходить тест по отдельности.

Она устало выдохнула и уткнула взгляд в пол.

– Если у вас это, конечно, получится, – я не понял её намека. Но решил не акцентироваться на этом. Быть может у них в семье не все в порядке, может, он её бьет, может, они давно не разговаривают, может быть, он просто сложный человек.

– Вот бланк, тут просто нужно ответить на поставленные вопросы, – я протянул ей бланк с пустыми графами и свою ручку и принялся ждать, от меня уже почти ничего не зависело. По плану мне нужно было, чтобы она меня о чем-нибудь спросила – непонятный вопрос, например.

– Хорошо, – она молча и уверено принялась отвечать на вопросы, я видел, как их становилось все меньше, и когда подумал, что уже ничего не получится, как она неожиданно спросила:

– А в шестом вопросе можно не указывать причину?

– Где, покажите? – я встал со своего стула и обошел её сзади, затем наклонился, так, что мое лицо оказалось на уровне её головы. – Напишите, просто, что не нуждаетесь в наших услугах.

И, как только она отвлеклась написанием ответа на финальный вопрос, настал тот момент, которого я так ждал. Идеальное положение, все произошло, как нельзя лучше. Мое сердце разогналось до невероятной скорости, и я почувствовал, как зрачки резко расширились, практически раздвинув белки. Не мешкая, я достал нож из кармана, нажал на кнопку, и острое лезвие вылетело по дуге из «ножен». Потом ловким движением переложил нож в противоположное положение, так, что «исток» лезвия находился у мизинца. Затем обхватил рот старухи ладонью и крепко прижал к своему животу так, чтобы она не смогла сказать, ни слова, а точнее, позвать своего мужа. У меня было всего две секунды. Я полагаю именно столько нужно человеку, чтобы в его ошеломленный мозг пришла первая дельная мысль о том, что нужно делать дальше. Я взмахнул рукой и беспощадно воткнул нож в шею старухи, он вошел по самую рукоять. Длина лезвия была, наверно, сантиметров десять, поэтому, я думаю, оно пробило обе стенки горла, что, скорее всего, уже привело бы к смерти. Но мне не стоило рисковать, и вообще хотелось поскорее с ней закончить. Тут у старушки сработал болевой рефлекс, она вцепилась в мою руку и попыталась что-то выкрикнуть, но раздался лишь булькающий стон. Я вложил всю силу в левую руку, которая держала голову, и не дал ей вырваться. Потом, я вынул нож из шеи, и с размахом воткнул в область, где должно находиться сердце. Но я не был уверен, поэтому нанес еще один удар ниже на пару сантиметров. Потом, я вынул нож и снова поменял его положение в руке так, чтобы лезвие исходило теперь от большого пальца и, наметив более мягкий и провалистый промежуток на шее, надавил лезвием, будто пытался разрезать неподдающийся кусок мяса, возможно содержащий кость. Затем несколько раз провел лезвием по шее, оно, на мое удивление, быстро и глубоко зашло в плоть, примерно сантиметров на пять. К этому времени, между пальцами, сомкнутыми на её рту, и из ноздрей вырывались кровавые пузыри. Бабушка продолжала стонать и брыкаться, била меня кулаками по руке, ногам и телу, пыталась в шматках своего мяса разыскать нож. Но все тщетно. Ногами она чуть не разнесла в клочья стол. Я испугался, что все может выйти из под контроля, что её муж наведается на кухню, чтобы узнать, что за странные звуки оттуда исходят. Но этого не произошло. Наконец, я вынул лезвие, и на пол хлынула темная кровь. Рука, прижимающая голову, начала уставать. Но и движения старухи постепенно становились все слабее. Подождав еще тридцать секунд, после того, как она перестала подавать признаки жизни. Я разомкнул свою «смертельную хватку» и безжизненное тело старухи распласталось на полу, в луже собственной крови. Я осмотрел себя. Отлично. Кровь на одежду не попала. Только носки были насквозь пропитаны ею. Потому что я стоял посреди новообразованной лужи. Главное – одежда в порядке, ведь мне еще нужно было возвращаться домой.

Медлить было нельзя. В соседней комнате, находился её муж, которого мне тоже нужно было убить. И желательно поскорее, потому что, я не знал, чем он занимается. Может уже вызвал полицию, и заперся на балконе. Может, снял со стены старое охотничье ружье, зарядил его и сел напротив двери в комнату, чтобы выждать момент, когда я войду и выстрелить в меня первым. Но с самого «вторжения» в квартиру, я не слышал ни звука из соседней комнаты. Вообще, согласитесь, это довольно странно, когда муж полностью игнорирует процесс убийства своей жены. Я перешагнул труп и подошел к дипломату, который стоял на полу возле «моего» стула. Потом достал оттуда пистолет с уже прикрученным глушителем, и перевел предохранитель в режим «огонь» (больше я не повторяю старых ошибок). Я вышел в коридор и подошел к плотно закрытой двери в комнату. Прислушался, за дверью был еле слышен звук работающего телевизора. Прислонившись к стене, я медленно повернул ручку и подтолкнул дверь. Она со скрипом буквально провалилась в задымленную комнату. Поначалу я не мог ничего разглядеть, окна были занавешены плотными шторами, поэтому в комнате было еще и темно. Вместо телевизора я видел лишь размытые цветные мерцания. Старик, как я предполагал, должен был находиться где-то напротив этих мерцаний. Возможно, он уснул, когда курил, сигарета упала на ковер из синтетики и задымила комнату. Ну да ладно, теории я строить горазд. Могло произойти что угодно. Я подождал, пока дым немного рассеелся и, убедившись, что старик сидит в кресле напротив телевизора, я зашел внутрь, выставив перед собой пистолет. Пистолет выглядел внушительно из-за глушителя. Да и вообще я чувствовал себя, героем криминального шпионского фильма. Бесшумной походкой я подошел к старику и поднес дуло пистолета к его голове, остановившись в паре сантиметров от его затылка. Затем вытянул шею, чтобы проверить, спит ли он, но его глаза были открыты, а во рту он держал курительную трубку и как-то вдумчиво смотрел на экран телевизора. Вообще, как бы я ни старался, звуки я все-таки издавал, шарканья носков о ковер, трение штанин друг о друга. Он должен был меня заметить. Что-то с ним определенно было не так. Может он глухой? Но как он тогда смотрит телевизор?

– Вы – уже? – спросил он совершенно спокойным голосом, выну изо рта трубку и положив её на небольшое журнальный столик, что стоял рядом. От неожиданности я отдернул пистолет и спрятал за спиной. Знаю, я жалок. Все-таки, я пришел его убить. Правильной реакцией было бы сразу выстрелить ему в голову. Но, может быть, это было любопытство. Ведь узнать, что он думает куда интересней, чем просто пустить ему пулю в затылок.

– Вы уже нашли её? – он по-прежнему пялился в телевизор, втягивая дым из трубки и пробуждая яркое сияние угольков табака. Но по голосу было понятно, что он говорит на полном серьезе. Я тогда думал: «Что он несет? Кого я должен был найти? Возможно он меня с кем-нибудь путает».

Тут он повернулся ко мне, посмотрел как-то пронзительно и продолжил:

– Детектив… – Он сделал небольшую паузу, видимо, чтобы вернуть меня в реальность. А по факту, получается, хотел втянуть в пучину затуманенного разума. Ведь я нихрена не детектив. – Вы нашли её? – Он поднялся с кресла и повернулся ко мне, потом обратил внимание на руку, которую я прятал за спиной, но не придал этому значение. – Уже прошло шесть дней, с момента её исчезновения. Я понимаю, что нужно готовиться к худшему, но прошу, не сдавайтесь, хотя бы найдите тех, кто это сделал. – Нет, ну он точно двинутый. Хотя, его речь, дикция, мимика были подлинными. А ложь я могу распознать в считанные секунды. Я подумал, что это может быть болезнь Альцгеймера, или что-нибудь подобное. Он явно не разделял границу реальности и подсознания.

– У вас же есть её фотография?

Я рефлекторно покачал головой в знак отрицания, и старик, подойдя к шкафу, принялся выдвигать один ящик за другим, разглядывая содержимое. Он остановился на самом нижнем, потом достал небольшую черно-белую карточку и вплотную подошел ко мне.

– Вот, – он продемонстрировал мне фотографию, которая была сделана, пожалуй, полвека назад. На ней была изображена маленькая девочка лет пяти. Старик, наверное, думал, что ему сейчас лет тридцать. Он засунул фотографию в нагрудный карман моей рубашки, и грустно отвел глаза. – Только, пожалуйста, верните мне её, я очень люблю эту фотографию.

– Эй,– я привлек его внимание, – я только что прикончил твою жену, перерезал ей горло, как свинье на скотобойне.

Зрачки старика молниеносно расширились, я резким движением достал пистолет из-за спины и приставил к обвисшему, морщинистому подбородку, потом спустил курок. В комнате раздался странный звук, похожий на треск ломающейся доски. Я был разочарован, потому что ждал более мягкого и «смазанного» звука, как в голливудских фильмах. Старик запрокинул голову и безжизненно свалился на пол, но перед этим он проехался своим подбородком по моей белоснежной рубашке, и на ней расплылось красное кровяное пятно. Плевать, я все равно бы её никогда больше не надел.

После этого, я сходил на кухню, чтобы надеть перчатки, которые были приготовлены в дипломате. Я собирался обыскать квартиру на предмет денег. Хотя для этого не обязательно надевать перчатки. Многие сейчас выпучили глаза или вдруг воскликнули: «Но, как же отпечатки?!». Суть в том, что это миф голливудских фильмов. Потому что вычислить человека по отпечаткам можно, только если они есть в полиции. А оказаться они там могут, только при условии, что ты либо служил в армии, либо состоишь на государственной службе, либо уже попадался в руки правоохранительных органов, либо еще что-то. Но важен лишь факт снятия отпечатков. И я был уверен, что мои – нигде не зарегистрированы. Таким образом, единственное, что они могли сделать, это связать убийство инвалида и семьи стариков вместе, и заявить, что это сделал один и тот же человек. Хоть это и не особо бы подпортило мне жизнь, я решил не рисковать и подстраховаться, надев перчатки. Вообще мне не очень хотелось обыскивать эту квартиру, но мне нужно было возместить затраты на подготовку к убийствам. Я надеялся, что в этой квартире, как и в квартире любых стариков обязательно должны быть спрятаны накопления. Я начал с коридора, и нашел там две тысячи, лежащие в кошельке, в сумке старухи. Затем перешел в комнату и стал заглядывать во все шкафы и ящики, копаться в одежде, трясти книги одну за другой, но ничего не нашел.

Когда я заканчивал «обыск», то услышал, как дверь в квартиру открылась, и следом захлопнулась. Теперь кто-то еще находился в квартире. «Черт, черт, черт!». Впервые что-то пошло не по моему плану. Морально я, конечно, к этому готовился, но, как только это произошло в жизни, меня начало трясти, как при первом убийстве. Я услышал, как нежданный гость снял обувь.

– Мааам, пааап, вы дома? – из прихожей донесся голос женщины лет сорока пяти. Я замешкался – это было единственной ошибкой, которую я тогда совершил. Я стоял, замерев, в комнате и прокручивал сотни вариантов развития событий, мой мозг работал на пределе, но, признаюсь, я запаниковал. Мой окровавленный нож, лежал на кухонном столе, там же я оставил пистолет, когда пошел одевать перчатки. Как я мог быть таким непредусмотрительным? Прошло секунд десять, хотя, казалось, что я стою в комнате уже не меньше часа, мои ноги предательски отказывались двигаться, было лживое ощущение, что они затекли. Из кухни раздался пронзительный крик. Он пронесся сквозь меня. Комната вокруг меня становилась все больше, а я все меньше. Голова начинала кружиться. Я чувствовал, как все начинает разваливаться. Я был похож на человека, на глазах которого разрушали «творение», которое он создавал очень долгое время. Скорее всего, соседи услышали ужасный крик. Может быть, они сразу вызвали полицию. Вероятно, полиция уже выехала. «Меня поймают?Не сегодня!» – подумал я. Потом раздались осторожные шаги по коридору, сопровождающиеся всхлипами и истерическим плачем. «Ясно, она идет проверить, жив ли отец». Две секунды на размышление, планирование и действие. Я встал за приоткрытую дверь, благо, мои габариты позволяли это сделать, и принялся ждать. Ждать оставалось не долго. Тут же в комнату зашла женщина. Она была гораздо худее своих родителей, и от этого мне стало намного легче. Я вряд ли смог бы справиться с «бегемотом». Она стояла посреди комнаты возле трупа своего отца и закрывала обеими руками рот, как бы запрещая себе кричать и плакать, возможно, это была сильная женщина. И вряд ли кто-нибудь смог бы удержать свои слезы при виде такого. Её прямые рыжие волосы тряслись, выдавая тряску всего тела. Сквозь плотный замок ладоней все же вырывались слабые всхлипы и стоны. Но все это было не важно, так как преимущество уже находилось на моей стороне – я находился к пистолету ближе, чем она. Я сорвался с места и со всей силы толкнул женщину в спину. Она, запнувшись о труп своего отца, с грохотом свалилась на пол. Этого я уже не видел, потому что мчался на кухню за пистолетом. Тот преданно лежал на углу стола. Я схватил его и проверил положение предохранителя. Затем, выставив перед собой, я побежал обратно в комнату. Женщина все еще пыталась подняться, видимо ударилась головой и потеряла ориентацию. Следом, увидев меня и пистолет, прекратила всякие попытки. Местами её лицо было измазано в крови и выражало отчаяние и страх.

– За что?.. – спросила она дрожащим голосом. На секунду я замешкал, задумавшись над вопросом. Попытался понять – «за что». Потом состроив недовольную гримасу, я прицелился и сказал:

– А должна быть причина? – в след за словами, из пистолета вылетела пуля. И попала прямиком в лоб женщины. Та, тут же упала на спину замертво, а её ноги по-прежнему оставались согнуты в коленках. Мне нельзя было медлить. Я не знал, слышал ли кто-нибудь крик этой женщины или «треск» моего пистолета. Я спешно пошел на кухню, к своему «спасительному» дипломату. Затем стянул с себя окровавленную белую рубашку (расстегивать пуговицы, не было времени), и надел свежую – черную. Дальше бросил пистолет и нож в дипломат, туда же закинул окровавленную рубашку и галстук, бланки, псевдо-документы, красивую папку, ручку, очки, две гильзы, которые перед этим поднял в задымленной комнате. Еще раз проверил, не забыл ли я чего, взъерошил прилизанные волосы, схватит дипломат под мышку и направился в коридор. Там я отыскал ключи от квартиры. Мне нужно было закрыть за собой дверь. Потому что если полиция и выехала, то пусть она провозится еще немного с дверью, или позвонив пару раз, забьет, решив, что вызов ложный. Я заглянул в зрачок в двери. В подъезде никого не было. Мне это значительно упростило жизнь. Нет, правда. Я вдруг почувствовал, что в моей жизни все не так плохо, сразу появился оптимизм. Я вышел за дверь и закрыл её на ключ, затем в спешке ушел домой. Ни полиции, ни службы спасения, ни бушующих бабусек по пути я не увидел. Видимо мой план прийти в послеобеденный перерыв в будний день – сработал, не считая свалившейся на меня из неоткуда той женщины.

Я не стал интересоваться, последствиями того дня ни по телевизору, ни в интернете. Мне бы пошло это во вред. Скорее всего, я бы стал зависим от популярности. Думаю, это главная ошибка других убийц. Не стоит мотивировать свои преступления желанием попасть в телевизор. Ведь, как и любой другой наркотик, популярность вызывает привыкание. Тогда мне, возможно, захочется совершать все более и более грандиозные и массовые убийства. И я постепенно отойду от продумываний деталей, к более общим аспектам. Что, скорее всего, приведет к моей поимке. Поэтому я решил исключить, постубийственные действия, полностью игнорировать всю информацию о моих преступлениях, и продолжать жить привычным распорядком. Ведь, как бы вы там не думали, я – совершенно обычный человек. Я хочу слушать музыку, смотреть фильмы, общаться с друзьями, заниматься сексом…

«А должна быть причина?»

 

19 октября, 2014 г.

Вчера у меня был день траура. Мой любимый кот скончался. Хотя, говорить «любимый», наверное, не правильно, ведь он у меня был всего один. Но все это не важно, потому что он умер.

Я вернулся поздно вечером с учебы. Отец как всегда бухой спал на кухне, положив голову на обставленный полупустыми банками пива стол. Кот меня не встретил, что уже показалось странным. Я прошел в свою комнату и увидел его. Поначалу, я думал, что он спит. Но кот не обратил на меня никакого внимания, а слух у него был очень острый. Я подошел к нему и пихнул ногой. Все было понятно. Мое сердце пронзила грусть. Ведь он был, чуть ли не единственным существом, которое я любил по-настоящему. В этой квартире уж точно. Думаю, и я был единственным, кого он любил. Поэтому именно мне полагалось его захоронить. Я положил его толстенькое тельце в пакет. Не подумайте ничего такого, можно сказать, я оторвал для него частичку себя. Это был мой любимый пакет. Затем взял на балконе лопату, оделся и вышел на улицу.

За гаражами, возле которых стоял мой дом, теснился небольшой пустырь. Для захоронения такое место подходило идеально. Поэтому я сразу направился туда. Были уже поздние сумерки, но света еще хватало, чтобы видеть куда наступаешь. Несколько раз я случайно ударил пакет о какие-то штуковины, торчащие из земли. От каждого такого удара внутри меня все сжималось. Я будто хотел сказать коту: «Извини». Забавно, ведь он был уже мертвый. Я свернул с тропинки и несколько метров прошел по низкой пожелтевшей траве и остановился у одинокого кустарника. Затем, положил пакет на пол и принялся копать. Мне понадобилось сделать всего лишь десять капков, чтобы вырыть ямку нужной глубины и ширины. Я обвернул остатком пакета тельце кота и опустил в ямку. Следом набросал сверху земли и примял лопатой. Такой вот обряд погребения. Вам может показаться, что я делал это хладнокровно, но, на самом деле, мое сердце сжималось от печали. Мне стало очень одиноко. И жалко его. Я вдруг понял, что он был тоже одинок. Ведь, небудь меня, он, скорее всего, валялся бы сейчас в урне у подъезда. И в будущем я буду единственным, кто о нем будет вспоминать. Не это ли самое печальное в смерти?

Сегодня мне удалось застать дома еще «живого» отца. Он встретил меня вопросом, который произнес заплетающимся языком:

– Где кот?

– Сдох.

– Когда?

– Вчера.

Он отвел глаза. И пробормотал что-то, пожав плечами, будто спрашивая сам у себя: «Почему я об этом не знаю».

Вот такой насыщенный диалог был произнесен в память о моем покойном коте. Больше мы к этой теме не возвращались. Как и к любой другой.

Ему было четырнадцать лет. Его звали Пряником. Его окрас был черно белый. Он любил, когда его чешут за ушком. Он был очень придирчив к еде. Он был очень предан. Он спал всегда рядом со мной. Он любил играть с веревочками. Он любил есть бабочек. Он был самым милым котом на свете. Он был…

 

24 ноября, 2014 г.

Примерно полтора года назад я вдруг почувствовал нехватку секса в своей жизни. Поэтому я стал подыскивать варианты. Мастурбировать мне уже, честное слово, надоело. Не скажу, что я устал. Просто это так однообразно и скучно и никакой чувственности. Тем более, как мне показалось, на члене стали образовываться потертости. Смешно звучит, но это правда.

Самый верный способ завести знакомство для секса, без лишних телодвижений – это зайти в интернет на сайт знакомств и заявить «хочу трахаться!». Я почти так и сделал. Я нашел сайт знакомств и зарегистрировался на нем. Потом принялся заполнять анкету. Как всегда выдумывая факты о себе. Хотя фактов требовалось немного – имя, город, ориентация (кого желаешь найти: «ж», «м», «ж+м», «ж+ж», даже «м+м»), год рождения, цель знакомства. Меня звали Павел Меньшов, двадцать три года, ищу «ж», ладно, еще – «ж+ж», а вдруг? Цель знакомства – так как мне хотелось побыстрей, так что – секс. Затем приступил к загрузке фотографий. Когда я выбрал пару тройку приличных фотографий, то увидел маленькую, еле заметную ссылку на возможность загрузки «интимных» фотографий, этот сайт был достаточно продуманным, поэтому, как меня уверяли, мои интимные фотографии увидят только люди, которые так же выложили свои интимные фотографии. Я подумал, а почему бы и нет? Если честно, стесняться мне не чего. Я никогда не комплексовал своими «габаритами». Даже гордился размером своего члена. По крайней мере, до этого телки не жаловались. Потом взял машинку для стрижки волос и побрил лобок и яйца насадкой 3 миллиметра. Не знаю, как вы к этому относитесь, но я считаю это, во-первых – удобным, во-вторых – гигиеничным, в-третьих – красивым и аккуратным. Да и вообще, не секрет, короткая «стрижка» визуально увеличивает «размер». Дальше взял фотоаппарат и сделал несколько снимков с разных ракурсов – эдакое селфи члена. Главное, чтобы фото было без лица, и член стоял, а с этим у меня проблем не было. Потом я отобрал фотки на компьютере и загрузил на сайт. Теперь оставалось ждать. Ну, не то что бы ждать – мне как раз нужно было идти на учебу.

Через пять часов, вернувшись домой, я первым делом проверил почту на сайте. Три новых сообщения! Но моя радость оборвалась, когда я увидел от кого они пришли. Это были мужики лет сорока, которые зарегистрировались на сайте под женскими именами, с фотографиями, где они были накрашены и одеты в платья, стринги и чулки. Зрелище отвратительное. В основном они хвалили мою «палку», «петушка», «богатыря». Я проигнорировал их.

На следующее утро все то же самое, только сообщений стало больше. Но одно привлекло мое внимание. В нем парень приглашал меня встретиться. Все, вроде бы, достаточно посредственно. Но парню был двадцать один год, на фото не было, ни красных стринг, ни кружевных лифчиков, ни чулок, ни нелепо размазанной помады. На аватарке была совершенно обычная фотография. Я никогда не был гомофобом и он почему-то вызывал уважение, поэтому я решил ему ответить:

«Извини, я больше по девчонкам»

Тут же прилетел ответ:

«Почему так неуверенно? Я же предлагаю просто встретиться. Сегодня у меня свободный вечер, решил найти спутника, а эти старые извращенцы до того достали, что я готов просто пообщаться»

Я не мог не согласиться:

«Да, и как только таких земля носит»

«Ну так, как? Встретимся?»

«Ну, я вообще-то здесь, не ради общения зарегистрировался, это видно по фотографиям, и ты мне не ради болтовни написал»

«Фотки, конечно, впечатляют. Но ты тоже все еще продолжаешь со мной общаться. А мог бы просто послать. Значит, тебя это заинтересовало»

«Да, признаюсь, я не прочь попробовать. Но у меня нет опыта»

«Ну, это не проблема. У меня есть опыт. Я помогу и подскажу»

«Короче, в жопу любезности, я просто хочу потрахаться»

«Ок, без проблем чувак, запоминай адрес»

Вы, возможно, сейчас скажете, что я латентный гомосексуалист, пидарас, гомик, раз решил заняться сексом с этим пареньком. Нет, я по-прежнему люблю – как бы сейчас сказали альфачи-передовики – киски, упругие сиськи, глубокие чавкающие вагины. Просто это ведь так интересно – попробовать что-то новое. Да и по общению он был вполне адекватным человеком. Не то чтобы я мог ему довериться, но отвращения он у меня не вызывал – это уже хорошо. Еще он был моложе меня, а мне это было важно, чтобы понять, что это я буду его трахать, а не он меня. В нетерпении я быстро собрался и выдвинулся по адресу.

Дверь открыл молодой человек, примерно, моего роста и телосложения. Лицо выглядело так же свежо, как и на фотографии, что меня уже радовало. Я слышал, что на сайтах предоставляющих услуги «экскорта», уродливые шлюхи (толстые, прыщавые, кривые) часто выкладывают не свои фотографии, это увеличивает приток клиентов, тем более, такой бедолага, проделав большой путь или прождав несколько часов времени в предвкушении, уже не может терпеть. И, увидев «крокодилину», соглашается на секс, лишь бы удовлетворить свои неотложные потребности.

– Привет! Заходи! – он мило улыбнулся. Эта улыбка, возможно, втянула в пучину гомосятины многих слабовольных парнишек. Но я точно знал, зачем пришел, поэтому стал играть свою роль. Я так же мило улыбнулся в ответ и вошел. В квартире пахло так, будто тут только что пролили ведро духов или эфирного масла. Квартира была пропитана терпкими запахами, многие из которых мой нос не в силах был различить. Но я точно был уверен, что там присутствовал бергамот. Это был мой любимый запах. Чай со вкусом бергамота, я пил каждый день, поэтому не мог обознаться. Я с наслаждением вдохнул полной грудью и на выдохе протяжно произнес.

– Бергамот…

– Удивлен, что ты заметил. Это аромо-лампа. В последнее время я пристрастился к ней – расслабляет и снимает стресс.

Я воодушевленно взглянул на него и сказал:

– Да! я уже чувствую эффект!

– Это хорошо, проходи.

Он провел меня в яркую комнату. Мой взгляд сразу привлекли зажженные свечи. Нет, это выглядело совсем не пошло. Они как-то ненавязчиво стояли по периметру. «Ах ты, маленький гаденышь, тщательно подготовился».

— Дай угадаю, свечи тоже ароматические?

Он довольно закивал головой.

Комната была помимо всего прочего очень уютная. Маленькое окошко, за которым уже давно зашло солнце. Угловой диван у стены (который видимо также служил и кроватью) рядом небольшой журнальный столик, заставленный фруктами, бутылкой вина и двумя прозрачными бокалами. Вот это было очень пошло. Я поморщился. Он видимо сразу это заметил и поспешил оправдаться.

– Это для того чтобы разговор пошел. Ну, и не только разговор. – Потом указал на диван, приглашая меня сесть, а сам подошел к небольшому «музыкальному центру» и включил тихую музыку. Это оказался techno-minimal. Такая музыка похожа на мерное сердцебиение, со временем ты перестаешь обращать на неё внимание, но ритм в действиях и мыслях сохраняется. И сел на диван и поставил сумку, с которой я пришел, рядом.

– И как ты умудряешься делать все то, что мне нравится?

Он удивленно посмотрел на меня, но я сумел разглядеть в его глазах чувство полного спокойствия и удовлетворения, смешанное с предвкушением.

– Но я же еще ничего еще не сделал. И, поверь, ты у меня далеко не первый и я знаю, как обращаться с новичками, – он специально выделил интонацией слово «новичками», чтобы помочь мне успокоиться. Но я был совершенно спокоен.

Потом мы распили бутылку вина, разговаривая друг с другом, на разные отдаленные темы. Пустые, можно сказать. Я был полностью расслаблен, мне нравилось там все – атмосфера, обстановка, запахи, конечно. Даже он – мой гомосексуальный собеседник. Мне с ним было очень легко общаться. Вообще он был отличным человеком. Я думаю, мы могли бы с ним подружиться. И сейчас, сидя за написанием дневника, я понимаю, что отлично провел время тогда.

– Итак, Стас, расскажи мне о себе, – его язык заметно заплетался. Он сидел напротив меня, держал в правой руке бокал, наполовину заполненный красным вином, левую руку положил поверх спинки дивана и внимательно смотрел на меня. Но мне никак нельзя было касаться этой темы. Все, что он знал обо мне – это мое имя и возраст. Я хотел, чтобы все так и осталось. Но опьяненный мозг безудержно требовал пойти на риск. Я был готов даже рассказать ему про те убийства, которые совершил. В итоге, обуздав мысли, я сказал:

– Давай я тебе лучше расскажу одну историю, – у меня всегда было припасено несколько интересных историй на случай, если скучающие люди просят рассказать что-нибудь веселое. – Жил был одинокий и бедный человек, который очень хотел умереть, но не был уверен, сможет ли сделать это сам. Он изо дня в день пытался покончить с собой, а точнее пытался утопиться в ванной. Он надеялся, что желание поскорей покинуть этот мир будет намного сильнее страха смерти. Но каждый раз он выныривал в последнюю секунду, едва не захлебнувшись, откашливаясь и проклиная себя. Так он делал, каждый божий день. Пару раз у него это чуть не получилось, но его во время доставляли в реанимацию. Спустя год тщетных попыток он вдруг заметил, что задерживая дыхание, слишком долго находится под водой. Как оказалось потом, он поставил новый рекорд по времени задержки дыхания под водой. Таким образом, к нему пришли мировая слава, деньги и, конечно же, любовь.

Взгляд моего слушателя (Извините, что я пишу так неопределенно, просто я, честно, не помню, как его звали) уткнулся в пол, потом он с запозданием почувствовал, что я закончил рассказ, и поднял голову.

– Чувак, это же чертовски грустная история.

Такой реакции, я еще никогда не слышал.

– Это почему же?

– Ну, получается, ему пришлось пройти через тако-о-ое, – он вознес указательный палец левой руки вверх, – я не думаю, что это того стоило. Каждый раз, когда он будет смотреть на жену и деньги, он будет видеть те несчетные попытки самоубийства.

– Да, думаю, ты прав.

Поняв, что разговор заходит в тупик, и мы уже давно сидим без «дела», а я начинаю скучать, паренек придвинулся ко мне ближе и поцеловал в губы. Как бы мне не было тогда противно, я сделал вид, что не против, и поцеловал его в ответ, потом медленно отпрянул и слегка надавил руками на его плечи вниз, намекая прямо – на минет. Он расстегнул ширинку на моих штанах и ловким движением стянул их, потом стянул трусы, оголив мой крупный член, который, кстати, уже находился в «боевой» готовности и был моей гордостью. Размеры, весьма порадовали паренька. Он снял футболку, оголив свой бритый, возможно эпилированый торс, взял мой толстый член в руку и приблизился ртом к чуть раскрытой головке, на кончике которой блестела естественная смазка, выделившаяся от долгого воздержания и внезапного возбуждения. Он высунул свой тонкий язык изо рта и нежно провел по уретре, тем самым слизав смазку. Потом, почавкал губами, закрыв глаза, будто пробовал экзотическое блюдо. Следом он полностью обволок губами фиолетовую головку и пристально посмотрел мне в глаза. Это вернуло мое сознание на землю, ведь я вспомнил, что мне сосет парень, от чего мне сделалось не по себе. Он сразу заметил мою реакцию и отвел взгляд, остановившись на лобке. Сразу было видно, что он очень опытный в таких делах, потому что он тут же отвлек мое внимание, снова окуная меня в нежные потоки наслаждения. Я откинулся на спинку дивана, не препятствуя его сладостным прикосновениям. Вытягивая шею, он погружал мой член все глубже себе в рот. Я понимал, что размеры моего «богатыря» не позволят поглотить его полностью. Но меня ждал сюрприз, когда я почувствовал, как головка уперлась в слизистую стенку рта, то он начал глотать, как обычно просят глотать трубку с камерой, когда делают фгдс, чтобы посмотреть состояние пищевода. Это дало ему преимущество в пару сантиметров и моя головка, изогнувшись, стала погружаться в глотку. Кажется, она достала до голосовых связок. В этот момент парень подавился и резко вынул член изо рта, чтобы отдышаться и откашляться. Я ничего не сказал, полагаясь на опытность паренька. Жидкость, в состав которой входили его слюна и мои выделения – смазка и частично сперма – стекали по его подбородку и по моему члену. Тонкие, провисающие ниточки густой прозрачной слизи, тянулись от его губ и заканчивались на, уже красной, головке моего члена. Жаждая закончить «дело», я обхватил его затылок ладонью и притянул его лицо ближе к члену. Он понимающе улыбнулся, снова взял член в руку и поднял вверх, слизывая липкую жидкость по всей длине. Он остановился у подножия головки и круговыми движениями, кончиком языка стал водить вокруг неё, будто вычищая там все. Потом поднялся до уздечки и, совершенно невероятными движениями языка – будто на самом деле теребил клитор – чуть не довел меня до оргазма. Но я решительным движением насадил его голову на член, поставив головку между гланд, она разбухла до предела, ей там было явно тесно. Он понял, что дело подходит к концу и стал усердными движениями головы, взад-вперед, похожими на движения головы голубя при ходьбе, водить член по рту, перебрасывая его то на правую щеку, то на левую, опуская под язык, засовывая дальше гланд. И, за секунду до, я снова обхватил его затылок и крепко насадил голову на член так, что яйца прижались к подбородку. От неожиданности он подавился и, не рассчитав дыхательный ритм, запаниковал, вцепившись в мои ноги. Он пытался отпрянуть, но мое желание было гораздо сильнее. Сокращения его глотки, рвотные позывы довели дело до конца, моя головка находилась в раю. Я вскинул голову и закатил глаза. Член стал интенсивно сокращаться где-то снизу, и я не удержался от стона. Теплая сперма хлынула в его рот. Я буквально чувствовал, как мои яйца опустошаются. Спермы было столько, что она потекла через край рта паренька, я даже подумал, что он может захлебнуться, поэтому решил освободить его голову от крепкого объятья и дать отдышаться. Он резко отпрянул, из его рта хлынул поток спермы. Он принялся кашлять и сплевывать оставшиеся сгустки белой жидкости, его лицо и глаза покраснели, а вены на лбу раздулись.

– Вау… Ну, ты даешь… – он смотрел в пол и восстанавливал дыхание. Я в наслаждении смотрел на свой член, он медленно сдувался. Произошедшее нисколько не сбило темп паренька и желание продолжить. Отдышавшись, он поднялся с колен и снял с себя штаны с трусами одним движением, подставив свой набухший кривой член. Он определенно был меньше моего, но зато на нем, как и на остальных частях тела полностью отсутствовали волосы. Даже на яйцах.

– Теперь ты, – он придвинул член максимально близко к моему лицу. От него пахло свежестью и апельсиновым ароматом. Если бы у меня были закрыты глаза, я бы вряд ли догадался, что перед моим лицом мужской половой орган. Да, этот паренек основательно подготовился. Но я знал, что не собирался сегодня сосать член или давать засунуть его в задницу.

– Давай, я сначала отимею тебя сзади.

– Вот ты ненасытный, – произнес он удивленно, но явно был не против.

– Ты же помнишь, что у меня с парнем первый раз, сделай уступку.

Он одобряюще кивнул и забрался на диван, встав в позу «раком» так, что его очко оказалось на уровне моего лица. Хочу заметить, это было далеко не худшее очко, которое я видел в своей жизни. «Глаз» не был «шоколадным», не знаю как, но задница была полностью отбелена. На ней так же не было ни единого волоска. Но мой «опустошенный» член и не собирался вставать – прошло еще слишком мало времени.

– Возьми смазку, там, за диваном, – он указал на небольшую тумбу, заставленную разными банками. Я взял первую попавшуюся, так же подтянул сумку ближе к себе. Потом посмотрел на очко и сказал себе: «Я должен это сделать». Выдавив немного маслянистой прозрачной жидкости на ладонь, я погрузил два пальца правой руки в смазку, поднес их белоснежному аналу, и стал «смазывать» дырку круговыми движениями.

– И внутри тоже.

Я медленно просунул средний палец примерно на половину и он хлюпая беспрепятственно проник внутрь. Парень с наслаждением промычал. Я чувствовал пальцем, как сокращаются мышцы его прямой кишки, а анальное кольцо затягивает палец глубже. Он определенно тащился от того, что я делаю.

– С нетерпением жду, когда ты засунешь своего богатыря, – признаюсь, мне и правда хотелось вставить свой член. Чувство сексуального желания постепенно возвращалось. Эти гомосеки делают все, чтобы твои естественные желания стали тебя предавать. В любом случае его зад выглядел намного аппетитнее зада большинства телок, которые у меня были. Они, наверно считали, что если имеют одну дырку, то за второй ухаживать не надо. Я продолжал и продолжал вынимать и засовывать палец в его анус, тоже получая от этого удовольствие, слишком все это было необычно. Каждый раз, когда я высовывал палец, я даже видел выворачивающуюся розоватую стенку его прямой кишки, от этого парень дергал подтянутыми «булками» сжимая анус. Видимо, я ему иногда делал больно, но ему это нравилось, так как он лишь негромко постанывал. Я даже не мог представить, как мой крупный член, который был раз в десять толще пальца, мог влезть в такое узкое отверстие. Раньше мне не приходилось заниматься с девушкой анальным сексом, моя бывшая почему-то была настоятельно против, даже не разрешала вставлять палец во время секса. В общем, все было достаточно сухо и обыденно, мне однозначно этого не хватало. Может, поэтому мы расстались. Я против скучного секса. Мой член снова стал наливаться кровью и набухать. Мне непременно хотелось попробовать, но я совладал с желаниями.

– У меня есть сюрприз. Я принес одну игрушку, можно попробую на тебе.

Он повернулся, вернул на место закатанные глаза, облизал засохшие губы и торопливо произнес:

– Да, конечно, делай что хочешь, только не останавливайся.

Когда парень отвернулся я достал из сумки пистолет… …Ага! Как я вас провел! Вы же не думаели, что я пришел туда только ради гомо-минета? Нет, я все тщательно спланировал заранее, и никакого недостатка секса у меня не было, тогда мне вполне хватало мастурбации. Просто мне хотелось описать это убийство с интригой, как в зарубежных детективах. Конечно, я долго наблюдал за ним, прежде чем прийти в его квартиру. Но все началось с регистрации на сайте знакомств. Нужно было найти тот, где можно было быстро и без проблем удалить свой аккаунт. Дальше следовало зарегистрироваться на таком сайте. Но и здесь все не так просто. Сделать это на своем компьютере я не мог. Если полиция и фсб имеют доступ данным интернет провайдеров, а, уверяю вас, они имеют. То рано или поздно они вышли бы на нашу квартиру и мне настал бы конец. Если бы я был самоубийцей-авантюристом я может быть так и поступил, хотя проще прийти в местное отделение и заявить: «Я убийца».

В общем, я пошел на железнодорожный вокзал, в зону отдыха, где стояли компьютеры (за определенную плату можно использовать их для выхода в интернет). Они находились вне зоны слежения камер, меня это вполне устраивало. Ведь у провайдеров можно узнать не только где ты зарегистрировался на сайте, но и когда. После регистрации я стал выискивать жертву. Сделать это оказалось не сложно. В России геев, к моему удивлению, водится немало. Моей целью стал двадцатилетний парень, вполне симпатичный, то, что мне и нужно было. Ведь я и вправду с самого начала надеялся получить от него минет. Дальше я стал делать то, что уже не плохо умел – следить и изучать. Только в этот раз я делал все через интернет. Скопировав ссылку на аккаунт жертвы, я отдал её для взлома хакерам, которые предлагали свои услуги, через уже знакомую нам сеть Tor. В тот же день я получил полный доступ к переписке паренька. А это – многочисленные назначения «свиданий» и их обсуждение. Их было слишком много. Если честно – мне даже столько не требовалось. Еще несколько дней я возвращался на вокзал и читал его сообщения, срисовывая факты. Чем они на «свиданиях» занимаются, в каких позах, сколько раз? Когда его родители уходят из дома, когда возвращаются? Как долго проходят «свидания», что они пьют, едят, смотрят ли телевизор, курит ли он? Любит ли прибегать к насилию в сексе, предпочитает доминировать или подчиняться? Мне нужно было знать все до мелочей, чтобы не ждать от него сюрпризов. Конечно, я мог бы задать эти вопросы напрямую, но их столько, что это скорее вызвало бы подозрение. Итак, взвесив все «за» и «против» и сопоставив риски, я, наконец, написал ему, и мы встретились…

На пистолете не было глушителя, я знал, что он мне сегодня не понадобится. Я вынул палец из ануса и облил пистолет смазкой. Затем плавно ввел пистолет в, уже ставшую румяной от интенсивного трения, дырку до самого курка. Парень резко сжал свои «булки» и воскликнул:

– Черт! Какой холодный! Что это? – он повернулся, но шансов увидеть – что это – у него не было, – Первый раз, чувствую в своей жопе такой необычный ствол.

Как иронично – он почти угадал. Но, видимо, говоря «ствол», он имел в виду фалло-имитатор, то есть резиновый член разнообразных размеров, форм и толщины. Когда он расслабил задницу, я продолжил высовывать и засовывать пистолет. Мне это нравилось, я слушал чавканье смазки и женственные стоны паренька. К этому времени мой член уже стоял колом. Не знаю, как я только нашел силы совладать с желанием вынуть пистолет и вставить свой член. Но я вовремя напомнил себе – зачем сюда пришел.

– У меня есть еще одна история.

– Ты что издеваешься? Долой истории, давай трахаться! – он продолжал покачиваться на коленях взад вперед, насаживая на себя дуло пистолета, в такт движениям моей руки. Но я проигнорировал его недовольство.

– Есть один парень, – как только я начал рассказ, паренек выдохнул и покачал головой, но я продолжил, – как-то он пришел в квартиру к инвалиду, болеющему детским церебральным параличом, и застрелил его, потом воспользовавшись доверием стариков, проник в их квартиру, – я сделал последнюю паузу, – и тоже пристрелил их. – Взад-вперед, взад-вперед. – Но как-то раз ему стало совсем скучно и он пришел в дом к педику и засунул ему в жопу пистолет.

Он замер, очевидно, сообразив, что этот человек я. Чавканья и хлюпанья прекратились. Возможно, в его голову ворвалась мысль, что нужно бежать, возможно, что нужно попытаться со мной поговорить. Но прежде, чем он смог приказать своим мышцам выйти из ступора и попытаться что-то сделать, я несколько раз нажал на курок. Раздались три глухих выстрела – очень необычный звук, хочу заметить – будто взрыв петарды в животе. Я стрелял под разными углами, чтобы задеть большее количество органов. Все пули остались внутри. Парень резко отскочил на полметра, вырвав пистолет из моей руки, и свалился на живот, корчась от боли. Подождав, когда он перестанет дергаться, я подошел, чтобы вынуть «ствол». От спазма анального отверстия пистолет застрял. Я несколько раз потянул за него, но он не поддавался. Я уперся ногой о ягодицу, обхватил двумя руками пистолет и рывком выдрал его из кожаного отверстия. Вместе с ним из ануса вырвался поток крови вперемешку с говном. Отвратительное зрелище, если честно.

Одевшись и натянув на руки перчатки, я включил компьютер, который стоял на столе в той же комнате, потом зашел на сайт знакомств под аккаунтом гомика и удалил недавнюю переписку со мной, следом удалил и аккаунт. Возможно, создатели сайта могут без проблем восстановить удаленное, но так мне было спокойнее. Потом в мою голову вселилась дьявольская мысль. Я посмотрел на обнаженный труп гомосексуалиста, потом на компьютер, потом опять на труп и сказал себе: «А почему бы и нет?». Я взял его телефон и сделал несколько фотографий по типу «селфи». Я хотел получить именно «селфи», а от мертвого человека добиться этого очень сложно. Я перевернул тело, по задумке требовалось, чтобы член попал в кадр. Он оказался так же измазан в крови, думаю, он опорожнился перед смертью месивом из пробитого мочевого пузыря. Так следующая составляющая «селфи» – улыбка. Мне вспомнился фильм «Темный рыцарь», про Бетмена и знаменитая фраза Джокера: «Чего ты такой серьезный?». Я разрезал щеки от края губ до ушей. Ну и конечно же взгляд. Но, к сожалению, в данном случае он отсутствовал вообще. Я оттягивал каждое веко паренька по отделности и плавно их срезал. Получилось хуже, чем я думал, теперь глаза не соответствовали «улыбке». Его взгляд был похож на взгляд бешеного быка. Я оттянул губы и срезал их тоже. Да, так лучше. Хоть и жутковато, но, по крайней мере, гармонично. Я взял его телефон и сделал несколько фото. Расположив голову и тело так, чтобы выглядело будто он лежит голый на диване и фотографирует себя сверху вниз, чтобы в кадр вошло все тело. Потом загрузил фотографии на комп. и зайдя на его страницу «Вконтакте» (к счастью все пароли в браузере были сохранены), поставил на аватарку ту, что получилась лучше и подписал «Отыхаю :3». Сегодня все двести его друзей увидят это.

Я не псих. Просто мне пришла такая идея в голову. А если это произошло, то остановиться я уже не мог. Тем более, какая разница, если он уже умер? Ему-то все равно. А то, что он умер, все бы и так узнали рано или поздно.

Не прошло и пары дней, как мое убийство взорвало интернет. По социальным сетям гуляла фотография того паренька. Но, к сожалению, самые интересные места были «замазаны» – рот, глаза, член и пятна крови. Люди, писали панические сообщения, типа «на охоту вышел маньяк двадцать первого века!», «будте осторожней!», и всякая лабуда в том же духе. Меня все это не волновало. Если вы думаете, что идея делать «селфи» людей, которых я убил, заразила меня, потому что вызвала такую популярность, то вы ошибаетесь. Я слишком сильно верен своим правилам. Через несколько недель паника спала. Потом произошло то, чего я совсем не ожидал. Особо «одаренные» «тп» – думаю, эта аббривиатура в расшифровке не нуждается – превратили этот инцидент в мейнстрим. Они делали в некотором смысле косплей моей фотографии: полное копирование всего что было в кадре, делали себе художественный макияж в виде отрезанных век и губ и выкладывали это на своих страницах. Приписывая хештег: #некроселфи. Ну и как после этого не разочароваться в людях? Через какое-то время я просто перестал заходить в интернет. Кроме как желания купить шестистволку или самурайский меч и пойти крошить утколицых у меня не появилось. Это, конечно, заманчивая идея, но мне так подставляться было нельзя. В общем, я уже не уверен правильно ли я сделал тогда, выложив фотографию. В любом случае, так делать я уже точно не собирался.

 

1 декабря, 2014 г.

В ознаменование начала нового месяца, я решил, наконец, записать основные правила, которыми руководствуюсь при совершении убийств. Правила, соблюдая которые я остаюсь не пойманным и по сей день. Раньше они, были сокрыты в моей голове, но настала пора явить их миру. Систематизировать и раскрыть все нюансы. Чтобы вы – мои юные маньяки и маньячки – могли ими пользоваться и, соответственно, спать спокойно, после очередного злодеяния. Или вы – мои тупорылые следователи и детективы – прочитав их, наконец, вынете головы из задниц и начнете расследовать убийства, или предотвращать их. Хотя если честно, вам это все равно не поможет, я имею в виду правила, а не высовывание головы из задницы. Потому что моя система отшлифована до идеала. Так что как ни старайтесь я, да, именно «я», из любой ситуации выйду победителем.

Итак:

1. Не вызывать подозрений у людей (посторонних, прохожих, «нежертв») дό совершения убийства. Если не получилось выполнить это правило прекратить любые попытки совершить преступление и забыть про жертву.

Даже если потрачено много сил и времени на подготовку. Сюда входит: слежка за «жертвой», сбор любой информации, подготовка места преступления. Все это следует делать искусно и незаметно. И, конечно, не допускаются такие глупости, как вывалившийся пистолет из штанины в день убийства перед толпой зевак. Догадайтесь, на кого падет подозрение.

Так же, следует проработать пути отхода, если вы вдруг перед самым «свершением» передумали делать это. Всякое бывает – что-то идет не по плану или просто пропало желание. Нужно быть превосходным лжецом, чтобы появиться и уйти так, чтобы о вас навсегда забыли. И если это качество не врожденное, то придется долго и упорно работать.

2. Не идти на непреднамеренный риск.

Не иди на любой риск, если он тщательно не взвешен и не обдуман перед совершением преступления, в стадии планирования. Конечно, вы скажите, риск есть всегда. Да что тут, мы все-таки говорим об убийствах людей. Это опьяняет, ты чувствуешь абсолютную власть над людьми, которых собираешься лишить жизни. Но, как и при действии алкоголя, вам кажется, что все нипочем. Но это не так. Вам придется смириться, что все убийства, которые вы совершите в жизни будут очень пресными. Зашел, «замочил», ушел. Любой выход «за рамки» является риском, необдуманным и глупым («#некроселфи» не в счет, признаю, я ступил).

3. Не совершать два или более убийства подряд в одном и том же месте или районе.

Здесь не имеется в виду, что зайдя, например, в квартиру с толпой китайцев, можно убить только одного, а остальных придется оставить. Нет, в первую очередь. После совершения убийства, в каком-либо доме, на какой-либо улице, в каком-либо районе, не стоит приходить на место преступления в принципе. Как бы вам не хотелось посмотреть «что будет дальше», не делайте этого. Мало ли, за домом следят и вычисляют всех подозрительных лиц ошивающихся в округе. Во-вторых, конечно, будет краем тупости, прийти «на дело» в тот же дом. Я думаю, полиция будет на чеку, и при малейшем шорохе они быстро примчатся на место преступления – вы даже среагировать не успеете.

4. Не совершать однотипных убийств. Чтобы исключить личный почерк убийств.

Чем больше вы совершаете однообразных убийств, тем больше появляется моментов, особенностей, по которым можно вычислить, что сделали это именно вы. Это также увеличит вероятность того, что вас могут поймать. К примеру, облегчить работу следователям могут такие факты: незамысловатая выборкажертв (вы убиваете только стариков, детей, женщин, животных и т. д.), способ убийства (допустим, вы всегда душите жертву (значит у вас сильные руки), травите ядом (значит у вас есть свободный доступ к химическим веществам)), орудие убийства. Все это значительно сужает круг поисков. Также ни в коем случае, нельзя оставлять наводящие знаки или метки, фишки или сувениры, кровавые надписи на стенах и т. д. Я понимаю, что это «доставляет», но не стоит облегчать работу «недалеким».

5.1. Не иметь личных мотивов при совершении убийств (выгода).

Я понимаю, что это очень заманчиво, убить человека и забрать его деньги. Если убийство произошло в квартире, то и ценные вещи, драгоценности, технику. Но, как правило, люди, мотивирующие свои убийства выгодой, скорее всего, на этом не остановятся. Все их последующие жертвы становятся все богаче. Это значительно сужает круг людей «под прицелом». И, как вы уже догадались, увеличивает риск быть пойманным.

5.2. Не вкладывать свои чувства в убийство (ненависть, месть, правосудие)

Возможно, это самый сложный пункт. У всех была ситуация в жизни, когда очень хочется, чтобы какой-нибудь человек умер. Причин этому может быть множество: ссора, предательство, сведение счетов. Думаю, даже самые добродушные и миролюбивые товарищи, злились на какого-нибудь человека и представляли, как берут тесак и отрубают ему голову. Думать о таком нормально – главное не воплощать эти мысли в реальность. Даже если вы все тщательно продумали, все риски свели к нулю, вас очень просто можно будет вычислить по мотивам. Тем более, если ссора была публичной. Дальше последует допрос, не знаю как вы, но я уверен, что расколюсь через десять минут. Так что мне никак нельзя попадать на допрос. Тем более есть еще детектор лжи, которого, как я думаю, обмануть неопытному человеку практически невозможно.

6. Не убивать человека, с которым знаком лично или косвенно.

Это правило является производным из предыдущего, по большей степени. Но в данном случае личные мотивы и чувства необязательны. Быть может, вы просто хорошо знаете «жертву», конечно, это значительно упростит процесс сбора информации, но на этом положительные стороны заканчиваются. Если даже у вас нет мотивов убить этого человека – вы с ним были знакомы – значит, вы находитесь зоне риска. Вы никоим образом не должны быть связаны с жертвой. Даже если она знакомая знакомого.

7. Все убийства совершать только в одиночку, никого не посвящать в свои дела.

Даже очень близких людей, даже тех, кому вы доверяете больше себя. Здесь чистая математика: если вы работаете в паре, то шансы, что вас поймают, увеличиваются ровно вдвое. Кроме риска предательства, здесь есть риски споров и конфликтов, в том числе и во время убийства. Оно вам надо? Я бы не мог спасть спокойно, зная, что где-то есть маньяк – копия меня, он знает, скольких я убил, где и когда. Эта информация стоит жизни. Я бы наверно попытался убить его. А вдруг он думает о том же и уже поджидает меня в темной кухне с топором? Так ведь можно сойти с ума.

8. В случае если что-то идет не по плану (после убийства) :

В основном здесь имеются, незапланированные «гости», свидетели, внезапно нагрянувшая полиция, запачканная кровью одежда, травмы, даже пожар.

8.А. Всегда иметь План «Б».

Продумывать все возможные выходы из-под контроля ситуаций и их моментальное решение.

8.Б. Если появляется свидетель постараться устранить его.

Лучше, конечно, до этого не доводить. Если убийство происходит в квартире, закрывать дверь на внутренний замок, если его нет, то вставить ключ в замочную скважину. Но если все таки не удалось избежать появления свидетеля, то непоколебимо убить его, даже если это ребенок. Я думаю, не нужно объяснять зачем это делается.

8.В. Если свидетелей слишком много – приложить все усилия чтобы скрыться.

Если у вас не хватает воли порешить толпу невинных зевак, или банально – нет такой возможности (не хватает пуль) – то лучше потратить, те скудные минуты, которые у вас есть после того как вас заметили, на то чтобы «смыться». Как можно быстрей и как можно дальше. Чем нерационально использовать время, на размышления как выйти из такой ситуации – просто бегите. А, как известно, если ничего не предпринимать, то со временем зевак становится только больше.

8.Г.Если нет возможности скрыться – убить себя.

Я намеренно поставил этот пункт последним, потому что самоубийство – это самая крайняя мера. Да, возможно, это слишком радикальная мера и, возможно, она касается только меня, но я не собираюсь гнить в тюрьме за всех убитых мной людей. Тем более их столько, что хватит на несколько пожизненных сроков. А я, никак не подхожу для тюремной жизни, с моей внешность меня сразу попытаются сделать петухом и, если я буду против, то, скорее всего, мне воткнут заточку в печень, где-нибудь в душе или на прогулке по зоне. Так что – куда проще сразу пустить себе пулю в голову.

Вот так, восемь золотых правил. Если вы собрались убивать людей, лучше бы вам их запомнить. Выгравируйте их на стене в своей комнате, нататуируйте на своей необъятной заднице, хотя так вы их быстро забудете. Я не могу обещать, что, следуя им, вы никогда не попадетесь. Нужно еще, помимо прочего, иметь качественные мозги. В общем, это ваше дело следовать моим правилам или нет.

Говорят: «Правила существуют, чтобы их нарушать».

 

3 декабря, 2014 г.

Шли дни, недели, месяцы. Я совершал одно убийство за другим. Их было столько, что я стал забывать многие детали. В сравнении с первыми тремя убийствами, эти не занимали в моем сердце никакого места. Пустое, тупое действие, не приносящее удовольствия. Отсутствие адреналина, экстаза досаждало меня. Казалось, что я потерял хватку. Но на самом деле я просто привык, эмоционально одеревенел. Единственное, что мне хочется сделать, это вернуться в прошлое, вернуть «невинность», чтобы снова испытать те ощущения, мандраж, тряску, неуверенность, страх, при совершении первого убийства.

Однажды, я проходил мимо детской площадки. Там играли порядком двадцати или тридцати маленьких детишек. Они визжали, носились по площадке, играли в ляпы, катались на каруселях. Их родители сидели на скамейках по кайме площадки и сонно наблюдали за своими отпрысками. Проходя мимо, я вдруг подумал: «Вот оно, мне это под силу». Самое заманчивое, было в том, что мне не пришлось собирать информацию. Вот она площадка – дети всегда бегают по ней, кроме ночи. Единственный вопрос в оружии и месте, откуда я буду стрелять. Облюбованная мною сеть Tor помогла в добычи полуавтоматической винтовки. Потом я задался вопросом как её переносить на улице. В голову пришла штампованная мысль – завернуть винтовку в ковер. Так я и сделал. Но, знаете, в мыслях, как всегда, все намного проще. Винтовка сама по себе весила достаточно, чтобы устать, прежде чем я дойду до места преступления. Но ковер… Здесь меня ждал неприятный сюрприз. Ковер я взял дома, кажется, он был старше меня, и никогда не чистился. Выйдя из дома, я понял, что меня ждет очень трудный день, ведь я уже устал. Но моей выносливости стоит поставить памятник, мне все-таки удалось дотащить этот десятитонный кусок ткани до места назначения. Детишки, казалось, и не уходили домой. Я знал, что сегодня здесь их станет на дюжину меньше. Площадка находилась в «бетонной коробке». Так я назвал этот странный жилой комплекс. Ужасней места для жилья я не встречал. Весь двор изрыт и в котлованах, понятно, это временно, но дома расположены ровным прямоугольником площадью примерно два футбольных поля. Поэтому я и обратил внимание на этот двор. Эхо здесь должно распространяться хаотично – так, что невозможно определить, где источник звука. Возможно, я бы и лишил жизни с десяток детишек или убил их всех, но произошел неприятный конфуз. Я уже начал подыскивать место, откуда буду стрелять, для этого мне нужно было разыскать подъезд с открытым чердаком. Подхожу я, значит, к первому подъезду, буквально волоча за собой ковер, как вдруг из него вываливается винтовка, не полностью, стал виден приклад до самого курка. Этого хватило, чтобы старик, сидящий на скамье у подъезда, заметил её. Мне очень повезло, что он сразу перевел эту ситуацию на шутку. Он растянулся в беззубой улыбке, указал на приклад, и сказал, чтоб я не светил ружьем. Потом рассказал, что сам так делал в молодости. Я состроил смущающееся лицо девочки-целочки, вызвал искусственный румянец, и, засунув винтовку обратно быстро «смылся». Да, мне определенно нужно вручить оскар. Но если бы торчащий приклад вызвал волнение у старика, то я, конечно, успокоил бы его, проводил до квартиры, а там воткнул бы нож в темя, чтоб наверняка. От свидетелей нужно избавляться – это правда.

В тот же день мне пришлось выкинуть винтовку в реку, а ковер тщательно выхлопать и почистить, чтобы не вызывать подозрение у отца об отсутствии ковра целый день

Вспомнил еще одно интересное «дело». Когда мне надоело ходить по квартирам, я стал искать возможность убить кого-нибудь в необычном месте, не считая детей, играющих на площадке. Проведя несколько часов в интернете, я нашел просто превосходный вариант – экскурсии в подземелья Петербурга. Здесь были учтены все требующиеся условия: я остаюсь с жертвами один на один, никаких свидетелей, и самое главное – вылазки в подземелья нелегальны, поэтому, скорее всего, нигде не регистрируются. До «похода» я не встречался с группой, не приходил на первичный инструктаж. До последнего момента я держал свою личность в тайне, мотивируя это тем, что я забочусь о своей репутации, так как такие экскурсии незаконны, я не хотел попасть в «неприятную» историю и иметь дело с полицией. Под «подземельем» понимался заброшенный тонель метрополитена. Этим меня вряд ли можно было удивить. Мне было важно, что экскурсия проходит глубоко под землей и подальше от возможных свидетелей.

На «дело», я взял с собой пистолет с двумя обоймами, нож и фонарик. В моей «группе» оказалось две девушки, два парня, не считая меня и один экскурсовод. Мы спустились под землю через вентиляцию, ключ у которой был у экскурсовода – вот так заботятся о безопасности граждан в нашей стране. Любой террорист может сюда зайти и заминировать линию. А что, хорошая идея! Шучу, лично мне, важно видеть своими глазами лица жертв и их смерть. Пройдя несколько узких коридорчиков и тоннелей, мы вышли на рельсы. Вся экскурсия заключалась в прогулке до металлических дверей, заслоняющих тоннель и созерцании гнилых проводов и ржавых рельс. Всю дорогу, которая составила без малого двадцать минут, со мной никто не разговаривал. Парни громко что-то обсуждали, девчонки застенчиво шептались позади них, а я плелся в хвосте, сжимая в правом кармане пистолет и освещая себе путь фонариком и размышляя, когда уже мы зайдем в долгожданный тупик. Экскурсия мне не понравилась, смотреть было не на что, никаких обещанных острых ощущений я не испытал, никакого адреналина. Дойдя, наконец, до заграждения, выполненного из массивных металлических листов желтоватого цвета, все облегченно выдохнули. Девчонки сбросили сумки и вещи которые несли с собой и все вместе пошли пощупать заграждение. Я достал пистолет из кармана, который находился в боевой готовности с самого начала похода, приставил фонарик к рукоятке и принялся выпускать пули практически без разбора, главное, чтобы они попадали в тела. Из-за полной изоляции и ровных стен, звуки выстрелов звучали в разы громче. Первый оглушил меня до звона в ушах, но это не помешало мне продолжить убивать. Так, все мои спутники лежали, на полу, кто-то еще стонал или дергался в конвульсиях, выплевывая порции крови. Кроме одной. Я попал ей в плечо, она стояла дрожа, зажав сочащуюся рану рукой. Её лицо уже успело промокнуть под слезами. Но это была смелая девушка, так как ей хватило смелости заговорить со мной:

– Пожалуйста, не убивай меня.

Нацелив дуло на её ровную фигуру, я на секунду замешкал, оглядывая ровные формы. Она – миниатюрная, милая блондинка – выставила окровавленную ладошку перед собой, защищая себя от будущего выстрела. У меня возникло непреодолимое сексуально желание. Тем более я уже несколько дней не кончал.

– Секс.

Она быстро закивала.

– Трахну тебя и ты свободна. Снимай.

Она дрожащими руками стянула свои голубые джинсы. Удалось ей сделать это с трудом, потому что они плотно обтягивали её тонкое тело. Она посмотрела на меня, я покивал пистолетом, указывая, что следует снять и трусики. Закрыв глаза, она на выдохе спустила белоснежные трусики и отбросила ногой в сторону. Между ног у неё было полностью выбрито, возможно, это даже эпиляция. Так она выглядела ещё моложе, лет на четырнадцать. Я попросил снять и верхнюю одежду, чтобы дополнить образ маленькой грудью. Моему члену уже некуда было расти, все пространство трусов было занято, и я вынул его на свободу. Девушка все равно его не видела, я светил ей прямо в лицо. Она морщилась и с ужасом прикрывала свою маленькую щелку.

– Встань раком.

Она повернулась и спустилась на колени.

– Прогнись.

Она выполняла все покорно в надежде выжить. Когда она изящно прогнула свою тонкую спину и её идеальной формы «булки» невольно раздвинулись, оголив её узкую розоватую щелку. Не нужно быть гинекологом, чтобы с первого взгляда понять, что она девственница, тем более с краю виднелась белая пленочка плевры.

– Смажь её слюной.

Она оторвала одну ладошку от земли и сухо плюнула на нее, потом поднесла к своей промежности, и дрожащей рукой нанесла пузырчатые слюни, перемешанные с грязью, на вагину.

– Дурочка, ну что ты делаешь.

Она отдернула руку, и правда не понимая, что делает. Я прильнул два пальца к её щелке и отчистил все от грязи и мелких камушков. Её «губы» оказались невероятно гладкими и ровными. Мой член отказывался ждать, поэтому я схватил одной рукой девушку за тонкое бедро, а второй за член, чтобы направлять его. Потом притянул её поближе и надавил головкой на девственную плеву. Раздался болезненный стон. Я сразу понял, что это будет не просто. Потом поставив член в нужное положение, я обхватил её бедра покрепче обеими руками и, вложив больше усилий, надавил на неё. По тоннелю пронесся истошный крик. Член сильно изогнулся, прежде чем ему удалось проскочить внутрь. По «расщелине» потекла струйка крови, но меня это не остановило – я принялся двигать бедрами с нарастающим темпом. Мой член очень плотно окутывала молодая плоть, движения были затрудненными, дырка была еще не разработана похотью и частым сексом. Девочка была миниатюрной, поэтому это дало мне возможность без особых неудобств обхватить её за маленькие плечи и продолжить наносить сокрушающие «удары», сопровождающиеся шлепками. Я насаживал её на себя все сильнее, вводя член все глубже. Но все это продолжалось не больше полутора минут. Её узкое влагалище не позволяло находиться в нем долго. Я почувствовал прилив чего-то неизбежного и прекрасного в паху, обхватил её шею обеими руками и натянул так, что мне показалось, что головка внутри неё сложилась пополам. Вырвался очередной крик, пронесшийся эхом по тоннелю. Я основательно опорожнил яйца внутрь этой прелестной девушки и вынул член. Но тут меня ждал неприятный сюрприз. Член был полностью измазан в крови.

– Эй.

Она повернулась, её лицо было залито слезами. Она периодически всхлипывала потрясенная произошедшим.

– Ты наследила, вылежи все, чтоб было чисто.

Она покорно подползла на коленях к моему члену.

– Вылежишь все начисто, отпущу, – соврал я, не сводя бледные пронзительные лучи с её ровного лица. Она потрясла головой, как бы повинуясь мне и, вытянув шею, стала слизывать все. Потом погрузила член в свой теплый рот и принялась, причмокивая, в прямом смысле высасывать из него что-то. Потом дрожа и неуверенно стала выделывать странные пируэты языком у себя во рту. Видимо, хотела удивить меня. «Первый раз». Я вынул член из её рта, отойдя на несколько шагов, поднял пистолет и выстрелил в лоб. Очередной оглушительный грохот и измельченные мозги покрыли рельсы.

Возвращаясь обратно, я встретил двух парней примерно моего возраста, возможно, они тоже были на экскурсии. Не важно. Увидев их, я понял, что они не выйдут отсюда живыми. Отпусти я их, они обнаружили бы тела и очевидно догадались бы, кто это сделал. Обменявшись со мной несколькими словами о «невероятно интересной» экскурсии они пошли дальше, а я вдогонку одарил их головы почетными пулями покорителей подземелья. Мне всегда было жаль таких людей, ведь они были не запланированными жертвами. Убив их, у меня обычно портилось настроение на целый день. Но тогда я еще заблудился в этих проклятых тоннелях. Где-то час бродил вдоль рельс, заглядывая в каждый закоулок. Прошел, примерно час, прежде чем я нашел нужный поворот и выбрался на свободу.

В общем, это было, пожалуй, самое запоминающееся убийство за тот скучный и рутинный промежуток времени. Признаюсь, все было настолько плохо, что я даже подумывал перестать заниматься этим. А что? Вы представляете наркомана, который употреблял бы героин, который не приносил бы ему удовольствия. Никакого кайфа. Только действие. Я понимаю, что нельзя мотивировать совершение убийств получением некоего удовольствия, но ощущение бездумной пустоты, как от рефлекторного действия – например, выпитого стакана воды – никуда не годится. Мой мозг требует испытывать банальное удовлетворение. Такое же, какое чувствует художник, завершив свое творение, в которое он вложил много сил и времени.

5 декабря, 2014 года

Но все изменилось. Когда я заприметил одну молодую семью. Прекрасная, красивая жена. Серьезный, статный муж. И, самое главное, маленькие дети. Лет пять шесть на мой опытный взгляд. До этого момента, мне так и не выпала возможность лишить жизни ребенка. А тут сразу двое. Симпатичная белокурая девчушка похожая на маму, и грузный сын – жиртрест.

Я сидел на скамейке в парке, который находился на краю города. Да, тот самый парк, откуда, собственно и начался мой путь убийцы. Прошло уже достаточно времени, чтобы я мог вернуться сюда и по-ностальгировать. Ровно год тому назад я неуверенно следовал за жертвой и еще не осознавал, что во мне течет кровь настоящего маньяка. А теперь я волчьим взглядом смотрел на семью. Было уже поздно что-либо менять. Я пытался, как некоторые пытаются бросить курить или пить. Изнывают, собственно, в непреодолимом желании. Так и я. Любой человек в любом месте, мог вдруг стать моей будущей жертвой. Вербовка происходит моментально, а дальше я лишь преданно повинуюсь своим инстинктам. Это наркотик, только он не вреден и не разрушает организм. Как бы мне не было жаль жертву, потребность в убийствах я ставил выше остальных. Это была моя первичная потребность, если хотите.

Еще, сама сложность всей будущей «операции» мне казалась очень заманчивой. Ведь, я просто задыхался от однообразности убийств. Мне требовалось «освежиться». А молодая семья подходила для этого идеально. Сами подумайте, сколько у них дел? Сходить за продуктами, отвезти – привезти детей из садика, сходить в кино, посещение больниц, по малейшему поводу, магазины одежды, поход в гости, прогулки. Как правило, жизнь в молодых семьях, да еще и с детьми, как говорится, кипит. Тем более я хотел побольше насладиться осенью – на улице. Это было мое любимое время года. Невероятная атмосфера безысходности. Когда погода сдается под натиском наступающей зимы. Что-то в этом есть. Лишение жизни, пожалуй. Да, природу лишает жизни холод.

Скамейки были расположены по обе стороны тропинки, засыпанной мелким гравием. На противоположной скамье сидел алкоголик и не сводил с меня глаз. Это был мужик лет пятидесяти пяти, обросший, грязный, в протертых до дыр джинсах и куртке, в одной руке он держал зажженную дымящуюся сигарету, а в другой бутылку пива или портвейна обволоченную в бумажный пакет. Еще от него невыносимо воняло нечистотами. Он скорее был похож на бомжа и сразу напомнил мне отца. Такие люди всегда вызывали у меня чувство отвращения. Слабые, перед малейшей проблемой в жизни сдуваются и бегут к бутылке, чтобы притупить чувство тревоги. Он продолжал сверлить меня пустым взглядом. Таких ублюдков можно было крошить без зазрения совести, но я помнил одно из золотых правил: «никакой мотивации». Постепенно он отвел взгляд и отхлебнул пойла из бутылки, выполненной из зеленоватого мутного стекла. Долбаный алкоголик.

Я последовал за семьей, как делал это десятки раз раньше. Они ходили по парку кругами, останавливаясь у ярко желтых опавших листьев клена, чтобы сделать несколько семейных фотографий. Дети носились по полянке, пиная листья, иногда поднимали целые охапки с пола и подбрасывали вверх, кружась. «Да они просто рождены, чтобы фотографироваться для «Инстаграмма». Вот оно, подрастающее интернет-поколение. Скоро у всех подростков будут получаться до тошноты идеальные фотографии. И что тогда? Появится тенденция на некрасивые фотографии? Чтобы выделялись все морщины на лице? Или фотография была размыта на столько, чтобы не было понятно, что на ней вообще изображено? Хотя все эти навязчивые шумы, искажения телефонных «широкоугольных» объективов, которые меняют форму лица и головы до неузнаваемости – не это ли фото-аппокалипсис? Размышляя на эти и другие вопросы, я наслаждался осенью. Её запахами и цветами, её температурой и влажностью. И конечно следовал за жертвами. Дети все не унимались, они бегали вокруг родителей и играли в ляпы. Их неисчерпаемой энергии может позавидовать любой взрослый человек. Да что тут, даже я им завидую.

Мы неторопливо дошли до их подъезда. Они жили в девятиэтажном доме, который находился буквально в двухстах метрах от парка. Оставалось узнать только номер квартиры. Ну, это сделать было не сложно. Нужно было выждать момент в процессе наблюдения и сбора информации, и когда один из их семейки будет возвращаться домой и не захочет открывать домофонную дверь ключом, то сам того не осознавая выдаст эту информацию и засветит ярко-красными цифрами номер квартиры. Останется лишь пройти мимо и подсмотреть. Но если вам уж совсем лень или боитесь рисковать, то можно взять с собой маленький и длиннофокусный бинокль.

В книжном магазине я купил себе роман побольше, для псевдо чтения на лавочке во дворе дома. Так же купил небольшой блокнотик. Строчить на телефоне надоело, тем более черная панель не сочеталась с белоснежной бумагой. По крайней мере, это бросалось в глаза, и соответственно могло привлечь лишнее внимание. Эта замена оказалась очень эффективной, я работал в удвоенном темпе. Писать карандашом получалось намного быстрее, чем тыкать по кривому сенсору. Телефон, также, мог разрядиться в самый неподходящий момент, а карандаша мне бы хватило еще на двадцать убийств, не меньше.

В один из рутинных дней наблюдений за семьей пошел первый снег, предвещающий скорый приход зимы. Огромные хлопья медленно опускались на землю. Снег тяжело навис над головой, перекрасив небо в равномерно-серое полотно. Семья, конечно, не могла пропустить такое событие. Они навеселе вывалились из подъезда, и тут же побежали лепить первые снежки. Я открыл книгу и перевернул страницу в блокноте: «Суббота. 14:37. Прогулка всей семьей». Не успел я зафиксировать событие, как ко мне на скамейку подсела девушка. Я резко захлопнул книгу и положил подальше от незнакомки, потом перевел взгляд на стену дома и попытался состроить умное, задумчивое лицо. Но у меня это не получилось, я видел краем глаза, как она пристально смотрит на меня. «Чего надо этой сучке?». Я повернулся к ней лицом и растянулся в извиняющиеся улыбке девственника. Эта девушка, оказалась невероятно красивой. Она радостно смотрела на меня, но в тоже время по-простому – без приторности. В её глазах гуляли огоньки. Улыбка оголяла ровные белые зубы и тянулась до миниатюрных раздвоенных клыков. Мне всегда нравилась такая особенность зубов. Её темные густые волосы свободно спадали на узкие плечи. Меня особенно привлекали её узкие плечи, придающие любой девушке больше женственности. Идеально подобранная одежда, выделяла все прелести её фигуры. Модное серое полупальто плотно сидело на её тонком теле. Подул ветер, она мило нахмурилась, оттого что волосы заиграли на её лице. Потом поднесла миниатюрную ладошку, окутанную в черную шерстяную перчатку, к лицу и пристроила волосы на место, оголив румянец на щеках и снова явив миру свою завораживающую улыбку.

– Ты шпион? – её голос прозвучал как перезвон водопада маленьких кристалликов. Но я почувствовал, как моя стеклянная пирамида, еще не обросшая мясом, треснула. Вы скажите, какие же мерзкие сантименты я тут пишу? Но это же очевидно, я тогда влюбился. Влюбился с первого взгляда. Она внимательно смотрела на меня карими глазами, искусно подведенными косметикой. Я молчал.

– Я давно тебя заметила, увидела из окна. Я живу там. – Она показала на противоположный дом, куда-то на верхние этажи. Я не спускал глаз с её лица. «Что ей нужно?». – Ты сидишь тут каждый день читаешь книгу, хотя я уже не уверена читаешь ли ты её. Когда я подошла сзади, ты что-то записывал в блокнот. – Она широко улыбнулась, потом продолжила, – И вообще, ты выбрал очень неподходящее время года для уличного чтения. Сейчас же жутко холодно.

По-моему, я ни разу не моргнул. Я чувствовал, как от моей хрупкой стеклянной пирамиды начали отваливаться целые куски и разбиваться о беспощадный мраморный пол. Помню, как во мне боролись три начала: «Любить», «Забыть», «Убить». С одной стороны, я еще не встречал столь обаятельную, красивую и открытую девушку. Казалось, ей было плевать шпион я, или маньяк-убийца, или просто застенчивый симпотяжка. Большая часть меня не хотела отпускать её. Ведь отпустить – значит забыть. Но был еще один вариант – убить. То, что она знала обо мне, уже было достаточно, чтобы завести её в подъезд и свернуть ей шею. Но любовь ведь побеждает зло. Она может растопить сердце даже самого матерого маньяка. Любовь, все-таки, «спасает мир», ну, или хотя бы молодую семью.

– Ты что немой? – она не освобождала свое лицо от улыбки.

– Нет. – «Блин, увалень, и это все, что ты смог выдавить?».

– Что ты читаешь?

Я так плотно погряз в своих мыслях, что напрочь забыл название и автора книги. Я повернул голову на сто восемьдесят градусов и посмотрел на книгу, лежащую возле моих ног. Она уже успела покрыться тонким слоем снега, так что я ничего не мог разглядеть. Я перевернул книгу и не успел прочитать название, как услышал с другой стороны скамейки бархатное восклицание:

– Ага! Я так и думала! Ты её даже не читал! Ты шпион!

Мне ничего не оставалось, кроме как сказать правду. Ведь, невообразимая истина, в которую трудно поверить, бывает лучше любой лжи.

– Если я скажу правду, мне придется тебя убить.

Она громко рассмеялась, привлекши внимание почти всех членов молодой семьи. Потом заметив, что на неё с любопытством смотрят незнакомые люди, прикрыла рот рукой и застенчиво посмотрела на меня. Как же завораживающе двигалась эта девушка. Гармония движений в сочетании с невероятной милостью – убойная смесь.

– Не делай этого – я тебе ещё пригожусь. – О, как же она была права.

– И для чего же? – Я сделал вид, что не понимаю её флирта. Она сделала вид, что не заметила моего непонимания.

– Для секса, например, – я не ожидал, что она так прямо об этом скажет и так сразу. Представьте, подсаживается к вам, значит, симпатичная девушка и через три минуты пустого общения заявляет, что хочет секса. Это очень странно согласитесь. Я, конечно, понимаю, что на дворе двадцать первый век, и всякие ухаживания это удел неуверенных в себе и партнере людей. Ведь, когда ты встречаешь сексуального человека, почему бы не пойти и тут же не потрахаться с ним. Мир бы стал проще, честно. Думаю тогда на лавочке это и происходило. Стирались все границы морали и традиций, которые создавались тысячелетиями. Но внезапность заявления, все-таки меня огорошила.

– Ты что, какая-нибудь озабоченная извращенка-нимфоманка?

– А если так, то это плохо? – Нет, не плохо. Это просто замечательно! Это же мечта любого мужчины. Начиная от пятнадцатилетнего подростка, заканчивая семидесяти пяти летним стариком. Но если нимфоманка говорит вам «Пойдем», а вы её отвечаете «нет», то вы, скорее всего, фригидный импотент. Извините меня, но это так. Какой здоровый мужик откажется от чувственного секса с ненасытной, молодой, красивой, стройной девушкой?

– Нет.

Кивнув, она повернулась к семье, которая уже заканчивала лепить снеговика. Её грудь мерно вздымалась, вдыхая холодный воздух. Изо рта так же неторопливо выплывали клубы еле заметного пара. Её губы расплылись в довольной улыбке. Черт побери, она зацепила меня, она держала всю ситуацию под своим контролем. Я был не в силах отвести от неё взгляд. Сколько раз она проделывала это с другими парнями? Не важно. Я был готов подчиняться ей. Она снова повернула голову и ласково посмотрела на меня.

– Меня, кстати, зовут Ева.

– Ага, а меня Адам.

– Нет, серьезно, меня зовут Ева.

Этим она добила меня. Не заметив в её голосе ни намека на шутку, я чуть не кончил.

 

9 декабря, 2014 г.

Было примерно часов одиннадцать утра. Мы нежились в кровати, после хорошего утреннего секса. За окном тяжело падал снег. Такой же, как при нашем знакомстве. Секс с Евой был сказочным. По крайней мере – свободным. Она многое позволяла, без каких либо обсуждений. В сексе она была очень чувственной, реагировала на каждое мое прикосновение. А тело… Совершенней я и не видел. С чистым, ровным, чуть смугловатым цветом кожи. Абсолютно во всех местах без исключения. Возможно, она ходит в солярий, возможно голая. Я лежал, не веря своему счастью. Её голова покоилась у меня на груди, она иногда поднимала брови и внимательно поглядывала на меня. Поначалу с непривычки я пытался реагировать на каждый такой взгляд, кривя лицо, строя разные гримасы. Но потом эта глупость прошла. Я перестал корчить рожицы. Она стала смотреть на меня реже.

Я взял пульт, который лежал на тумбочке, буквально, у головы и включил телевизор, сразу попав на канал новостей: «Число жертв смертельного вируса Эбола в странах Западной Африки выросло до 4551 человек, около 8,9 тысяч инфицированы». Я читал в интернете, что семь процентов населения планеты имеют антитела к этому вирусу, то есть, что бы вы ни делали, они не смогут заразиться. Сейчас в мире примерно семь миллиардов человек, поэтому при возможной массовой эпидемии, когда каждому заболевшему не смогут оказать должное внимание, в живых останется около полумиллиона. Согласитесь, это отличая возможность «очистить» мир. А что если в мозг одного из этих полумиллионов ворвалась столь губительная навязчивая идея? Да даже я при должном рвении смог бы устроить апокалипсис. Вы только представьте, как это просто – раздобыть вирус, допустим, слетав в Африку. Или посетить европейскую клинику, где лечат больных Эболой. Говорят, сейчас в США разыскивают всех пассажиров самолета, на котором летела одна из зараженных. А что, если я опережу их и соберу бациллы первый. И это самые простые способы. Ведь можно ограбить хранилище со смертельными вирусами. И я сейчас говорю не о вооруженном вторжении, а о вторжении путем махинаций. Можно устроиться на работу в лабораторию и получить хотя бы малейший доступ к вирусу. Либо пойти в университет на медицинский, а дальше на специализацию вирусологом, написать дипломную работу или диссертацию на тему лихорадки Эбола. Потом стать ведущим специалистом в этой области и получишь полный доступ к хранилищам. А далее столько возможных вариантов, сколько позволяет вам ваше воображение. Зараженные письма, прямое распыление вируса на заполоненных людьми улицах города. А представьте, что есть такие организации, вербующие детей еще в школе, оплачивающие их образование, и выплачивающие большие гонорары, чтобы те молчали и в дальнейшем по первому приказу, могли достать любой образец любого вируса. Ну как, страшно? Мне нет. Я уже свыкся с мыслью, что могу умереть в любую минуту. Даже прямо сейчас в квартиру может ворваться толпа омоновцев. Быть может они уже давно вышли на мой след и лишь ждут подходящего момента, чтобы «повязать» меня. Я не слежу за расследованиями – так мне живется спокойней. Лучше прожить несколько лет в гармонии и равновесии, чем всю жизнь в страхе. Мой пистолет всегда наготове, и обычно не находится дальше нескольких метров то меня. Так что если меня потревожат суровые «дядьки» правосудия или я почувствую явную угрозу, то без колебаний пущу себе пулю в висок.

А вообще, если бы я хотел очистить этот мир от грязи, то скорее всего сжег бы весь алкоголь, и перерезал бы всем алкоголикам глотки. Поверьте, жить бы стало гораздо проще. Две огромные проблемы, которые поддерживают друг друга на протяжении нескольких веков, канули бы в лету. Нет алкоголя, нет риска появления новых алкоголиков. Нет алкоголиков – исчезает рынок сбыта алкоголя. Ну а пока этого не случилось или мне не пришла подобная навязчивая идея в голову, я лежу в уютной кровати со своей любимой девушкой, и смотрю по телевизору на страдания чужой страны. Что может быть лучше? Только если…

– Знаешь, что я понял в жизни, – я смотрел в потолок, и размышлял на свои любимые вечные темы о жизни.

– Что? – Она посмотрела на меня сверху вниз, не отрывая головы от моей груди.

– Я понял, что почти каждый человек на планете, не совершает две важные вещи, которые могли бы кардинально изменить его отношение к миру и развить мировоззрение в нужном направлении. Также позволить немного отслоить и отдалить веру от человека. А это уверенный шаг к победе над религией.

– Ты о чем? – она состроила тупой, непонимающий взгляд. Я усмехнулся.

– Ну, ты подумай. Что, почти каждому человеку, не удастся сделать в жизни. Никогда.

Она нахмурила гладкие, ровные брови и опустила глаза. Поняв, что бессмысленно ждать, я продолжил:

– Полет в космос.

Она снова подняла взгляд на меня, но посмотрела мимо моих глаз, продолжая размышлять.

– Мало кому удастся в этой жизни полететь в космос. Можно сказать – только избранным. Ты только представь, что это «путешествие» так же доступно, как и полет в Турцию на отпуск. Представляешь, как бы это повлияло на наш мир в целом? Я думаю, верующих людей стало бы, как минимум, вдвое меньше. Мне кажется, когда находишься там, и видишь планету со стороны, всю её округлость, беззащитность, и относительную миниатюрность, понимаешь что мир не такой уж сказочный. Планета кажется невероятно маленькой. А кто такие тогда мы? Я тебе отвечу, мы никому не нужные существа. – Я взглянул на неё, она внимательно слушала, не сводя с меня глаз, я обожал её за это. Я мог говорить что угодно, сколько угодно и когда угодно, а она всегда слушала, не перебивая. Это редкое качество. – Потом ты смотришь в другую сторону и видишь лишь пустоту. Тьму, полость, вакуум, сквозь который прорываются лучи большой звезды. На земле ведь не так. Куда не глянь – на триста шестьдесят градусов – везде эта навязчивая планета. Даже если посмотришь вверх, то увидишь лишь слои атмосферы, которые своим «ходом» тебе никогда не преодолеть. Куда не пойдешь, везде тебя будет безысходно притягивать гравитация к тошнотворного цвета земле. – Я выдохнул, затягиваясь в глубокие пучины депрессивных размышлений. Но моя любовь вытянула меня. Разбудила. Впрыснула ярких красок в душу своим нежным голосом:

– А второе?

Настал тот момент – «все или ничего». Пистолет лежал в ящике с чистыми трусами, на случай если что-то пойдет не так. Отца не было дома. Я был готов. Плевать на правила. Я их создал, значит, только мне можно ими пренебрегать. Тем более, я уже совершил достаточное количество убийств, чтобы позволить себе это. Конечно, привыкать к таким привилегиям не стоит. Но любовь… Ради любви попробовать стоило.

– Убийство человека.

Она взглянула на меня с легким непониманием, но явной уверенностью, что я сейчас все поясню.

– Что? Ты думаешь, что я это только что придумал? Можно сказать это мантра, это истина. Отрицать это, значит лгать себе. В лишении жизни человека есть что-то таинственное. Когда человек, замертво падает перед тобой и превращается в груду гниющего мяса и костей, ты понимаешь, что там – после смерти – ничего нет. И человек – не есть душа, а есть – огромное количество клеток управляемых электрическими посылами мозга. Вот только в отличии от полета в космос, возможность совершить убийство не зависит от огромных денег или неповторимой выносливости твоего организма. Это может сделать каждый здесь и сейчас.

– Откуда ты знаешь все эти подробности про смерть человека?

– А что ты думаешь, я делал, там во дворе? Как ты сказала – я шпион. Я собирал информацию о людях, которых потом собирался убить. Но ты мне, можно сказать, помешала.

Она расхохоталась, так же как и тогда на скамейке. Возможно, она хотела высмеять то, что я сказал, но как бы она не старалась, её смех был милее сотни пищащих котят. Она поднялась с кровати и подошла к окну. Она была полностью голая, я не мог отвезти взгляда от тонкой шеи, плавно переходящей в узкие плечи. О, как же я любил её узкие плечи.

– Не хочешь, не верь.

Она снова посмотрела на меня игривыми глазами. Странно, но это взбесило меня. Я только что, буквально, открыл ей душу. Она единственная, кому я рассказал о том, чем занимаюсь в свободное время. А она лишь смеётся мне в лицо. Хоть и невероятно мило. Необъяснимым рвением я встал с кровати, подошел к шкафу с одеждой и выдвинул ящик с трусами, поверх которых лежал небольшой пистолет. Ох, сколько жизней он отнял. Я взял пистолет, поднял вверх, поджав губы, и увидел, как расширились зрачки Евы, в её глазах вспыхнули огоньки. Это был тот самый, единственный благополучный исход, один из многих тысяч различных исходов. Она могла запаниковать, сбежать, закричать, ударить меня, выхватить пистолет, выброситься в окно и т. д. Но у неё вспыхнули огоньки. Я все понял. Она моя. Та самая недостающая часть меня, идентичная мне, жаждущая убивать людей.

– Он настоящий? – Ева подошла как можно ближе ко мне, не сводя взгляда с пистолета.

– Конечно, – я протянул ей пистолет. Он был не заряжен, так что волноваться было не о чем. Она обхватила своей тонкой кистью рукоятку пистолета и взвесила его в воздухе, что, вероятно, означало, что он ей показался тяжелым. Потом выставила перед собой на вытянутых руках, повторяя всем знакомые движения голливудских боевиков. Как же она выглядела сексуально с этим пистолетом. Я заметил, что её дыхание сильно участилось.

– Это возбуждает. – Она посмотрела, на меня голодными глазами. Я не собирался на этом останавливаться. Забрав у Евы пистолет, я повернулся к ящику с трусами, запустил руку поглубже и вынул обойму, заполненную блестящими золотистыми пулями. Потом снова повернулся к обнаженной Еве и демонстративно, уверенным движением загнал обойму в пистолет. Потом также технично передернул ствол, и легким движением большого пальца переключил рычаг предохранителя, на режим «огонь». Затем медленно приблизил пистолет к Еве, и приставил к подбородку.

– Вот это – возбуждает. – Она смотрела на меня испытующе из-под лобья. Я буквально слышал, как сильно бьется её сердце. Теперь она была полностью в моей власти. Я грубо надавил дулом пистолета на её шею, и Ева послушно поддалась мне, отступив назад. Тут же, уловив ход моих мыслей, она осторожно повернулась и забралась на кровать, встав в колено локтевую позу и раздвинув ноги. Она сделала это настолько изящно и покорно, что мой член сразу очнулся. Она прогнулась как потягивающаяся кошка, выставив на обозрение гладкую вагину.

– Нет, – властно приказал я.

Она сразу поняла, что ей делать – без каких либо пояснений. Ловко поменяв позу, Ева спрыгнула на край кровати и, схватив меня за бедра, придвинула ближе к лицу, так что член оказался в паре сантиметров от губ. Она перевела взгляд на пистолет, который был по-прежнему на неё нацелен и, закрыв глаза, медленно поглотила член, широко раскрыв рот. Её изящные скулы, казались еще меньше на фоне массивного члена. Сложно было понять, как он вообще помещался в её рту. Она принялась громко чавкать и стонать, как это делают девушки в азиатском порно. Но этого было не достаточно, как бы она не старалась, все это выглядело пресно. Я положил пистолет на тумбочку, обхватил ее голову обеими руками, и всадил член поглубже. Потом представив, что член находится в вагине, просто принялся двигать бедрами и иметь её в рот. Поначалу она старалась мне подыгрывать, двигала шеей в такт, лавировала языком. Но мои движения были беспощадны. Поняв, что я так собираюсь кончить, она перестала помогать мне, и расслабила все мышцы. Теперь её рот был просто дыркой в лице. Я смотрел на неё. А она, закрыв глаза, покорно ждала финала. Вены на её шее вздыбились, а щеки надувались и сдувались в такт моим движениям. Я почувствовал, что уже вот-вот кончу и схватил её за волосы, насаживая голову навстречу движениям бедер. Она совсем не сопротивлялась. Я запрокинул голову и почувствовал, как теплая сперма стала заполнять её рот. Когда член закончил плеваться, я высунул его и опустил взгляд на Еву. От неожиданности, я почувствовал, как пульс ударил в голову. Она воспользовалась тем, что я отвлекся. В правой руке она держала пистолет, а левой вытирала губы, проглатывая сперму. Черт, вот я дурак. Как я мог быть таким нерасторопным? Хотя, очевидно, все это было сексуальной игрой. Она отодвинулась на середину кровати и раздвинула полусогнутые ровные ножки, потом облокотилась на локти и поманила пистолетом, как будто подзывая меня. Но отдавать ей инициативу я не собирался. Я встал на колени у края кровати, схватил за ноги и рывком притянул себе. Когда её ноги оказались в подвешенном состоянии, я агрессивно, без прелюдий, впился в её намокшую вагину, сразу приступив к интенсивному обсасыванию клитора. Все её мышцы внезапно отключились от наслаждения, рука с пистолетом опустилась на кровать, локти подкосились, и она свалилась на спину, ноги тоже обмякли, частично закрыв доступ к щелке. Так дело не пойдет. Я закинул её ноги к ушам, ровная вагина снова обнажилась, раскрывшись как цветок. Я засунул средний и указательный пальцы в нежное отверстие, а большим пальцем принялся теребить круговыми движениями клитор. Потом принялся судорожно дергать всей рукой. Из глубин влагалища раздавались хлюпанья и чавканья. Ева эротично стонала. Я вложил больше силы в руку. Ей это нравилось. Я двигал рукой так интенсивно, что её тело стало вздыматься. Внезапно она затряслась, словно в эпилептическом припадке. Пресс и вагина стали сокращаться. Ева судорожно застонала. Я вынул пальцы, и увидел, как из неё потекла тонкая прозрачная струйка. Она кончила. Она лежала еще около минуты неподвижно, вероятно, наслаждаясь моментом. Потом подняла пистолет, который по-прежнему томился в её объятиях и спросила:

– Так зачем тебе пистолет? – её голос звучал очень серьезно.

– Что? Ты ещё не поняла? – можно было продолжить, Ева была сдобрена сексуальным удовлетворением.

Она пожала плечами.

– Я же тебе рассказывал про полет в космос и убийства. Я собираюсь совершить второе действие. – Я решил не открывать все карты сразу, и не рассказывать ей, что я заядлый маньяк. Лучше строить из себя слегка неуверенного человека, собирающегося убить в первый раз.

Ева закатила глаза и снова плюхнулась на спину, недовольно выдохнув.

– Не веришь. Как ты думаешь, что я делал в том дворе? – Она проигнорировала мой вопрос. – Ты права. Я шпионил. Собирал информацию о семье, которая как раз играла тогда во дворе.

Ева снова приподнялась, оперевшись на локти.

– Ну, допустим… И ты просто пойдешь и замочишь их? – она намеренно сказала именно «замочишь». Я понял, что это сарказм.

– Да, но я хочу, чтобы мы сделали это вместе. Ты мне поможешь? – почти отчаявшись произнес я.

Она развела руки, в одной из которых находился безжизненно свисающий пистолет, и потрясла головой. Как бы показывая, что шутка уже не смешная.

Плевать, она поймет. Поймет со временем…

– Да…

Я уже и не ожидал услышать от неё согласие. Она выглядела раздраженной, но постепенно её недовольное лицо сменилось злостной гримасой, и она произнесла с завидным энтузиазмом:

– Да, пойдем и замочим этих подонков, – я не ожидал такой резкой перемены. Но попытаться, как-то объяснить это не представлялось возможным. В груди я почувствовал теплые любовные позывы. Мой мозг тонул в наслаждении и понимании что это все-таки свершилось. Вы скажете, золотые правила? В жопу золотые правила! Я их породил, я их и уничтожу. Правила – для начинающих имбицилов. Для неуверенных маньяков, которым требуется держаться какой-нибудь системы.

– Они не подонки, просто им не повезло.

Она поднялась с кровати и подошла ближе, держа в пистолет в безжизненно висящей руке. Потом прижалась ко мне обнаженным телом ко мне – я почувствовал прикосновение её бархатной кожи – и издала звук похожий на урчание довольной кошки. Потом поднялась на носочки и шепнула на ухо:

– Сделаем это…

 

18 октября, 2014 г.

Вообще я редко знакомлюсь с парнями на улице. Даже не заговариваю с ними первая. Но в тот день у меня было прекрасное настроение – я наконец-то вышла в долгожданный отпуск. А еще это завораживающее явление погоды, которое бывает только один раз в год. Первый снег. Он все равно растает, едва коснувшись земли, но ощущение наступающей зимы останется. А что для вас зима? Для меня это новый год, запах мандаринов, который по одному желанию может возникнуть в голове. Хруст снега под ногами. Извечно желтые, от света уличных ламп, снежные ночи. Серебряные светящиеся елочки и снежинки, приделанные к фонарным столбам на главной улице. Гирлянды. Зима, конечно, это мороз. Приятные покалывания на щеках. Покрытые инеем ресницы. Тяжелая одежда, плотная мягкая обувь и от того невероятно удобная. Снеговики, внезапно восставшие из-под земли на каждой улице и в каждом дворе. Зима – это многочасовые битвы снежками, пока не околеют пальцы. Грозные полуметровые сосульки. Зима – это катание на коньках в канун нового года под романтичную музыку из фильма «Реальная любовь». Море счастливых улыбок детей и влюбленных вокруг. Зима – это фейерверк. Когда твои руки онемели от холода, и ты не можешь зажечь спичку, чтобы «пальнуть». Зима – это белый цвет. Поход в лес, что бы прокатиться на лыжах или санках с крутой горки. Зимний лес неповторимо красив, поверьте. Зима – это долгожданный приход домой и кружка горячего чая. Зима – это когда за окном минус тридцать пять, и ты готов признаться в любви своим горячим батареям. И эта тонкая стеклянная грань – окно – которое тебя отделяет от другого измерения. Ты смотришь туда, в темноту, где проблескивают падающие снежинки, и не можешь поверить, что все это реально. Зима – это домашний уют. Вы его никогда так не прочувствуете, как зимой. Квартира становится любимой, маленькой берлогой, которая, не требуя ничего взамен, спасает вас от холода. Зима – это смерть… На улицах пронизанных холодом, нет ничего живого. Растений, насекомых, животных, птиц. В особо морозные дни на улице не встретишь и человека.

Первый раз я увидела его из окна, днями тремя ранее. Он одиноко сидел на скамейке и читал книгу. Это так мило. Хоть и странно. Ладно, если бы на улице было лето, а дома читать очень душно. Но осенью? Что могло его заставить выйти из дома с книгой? Причин может быть много, конечно. Но тот факт, что он читает, уже меня впечатлил. Сейчас все – от маленьких детей до дряхлых стариков – сидят в интернете, смотрят глупые фильмы, и вскоре вообще забудут, как выглядят книги. Но он – незнакомец – каждый день, вечером, возвращался на эту скамейку и читал… Я, стоя у подоконника, могла смотреть часами, как он неподвижно сидит на скамейке. Он даже ни разу не разговаривал по телефону за все время. Не нужно быть гением, чтобы понять, что он очень одинок. Так, в один особо морозный осенний день, вдруг пошел снег, который и придал мне смелости подойти и заговорить с ним. Издалека казалось, что он водит карандашом по книге, возможно, отмечает важные места. Но, подойдя ближе, оказалось, что он пишет что-то в блокноте. Когда я подсела к нему, он испугался и подпрыгнул на месте, захлопнув книгу и отложив её в сторону. Вся эта его неуверенность, пугливость, странная привычка читать на морозе – померкли, когда я увидела его лицо. Он не повернулся ко мне, но даже профиля было достаточно. Заостренные черты лица, широкий подбородок, который бывает у фотомоделей в эротических журналах. Я сразу представила его голым. Будто он полностью раздет и его мускулы обмазанные маслом блестят в свете студийных ламп. Он полностью голый, а пенис прикрывает маленьким полотенчиком. Полотенчико для интриги, я-то понимала, что там крупный агрегат. Я сразу представила его форму и размер, и как он скользит внутри меня. Моя киска намокла и сердце заколотилось. Если он невероятно одинокий, то мне очень повезло и этого красавчика можно совратить одним лишь словом «секс». Как же мне повезло! Он повернулся и невинно улыбнулся. Боже, он девственник. Кисочка, держись. Лишь бы пальто не промокло насквозь. Я заметила, что он разглядывает меня. Хороший знак, я решила начать с шутки:

– Ты шпион! – я произнесла это как можно более соблазнительно. Но он продолжал молчать и практически не моргал. Не страшно, для девственника это нормально. Но отпускать такого красавчика я не собиралась. Я сказала, что видела его раньше из окна. Он продолжал молчать.

– Ты немой?

– Нет.

Хорошо, лед тронулся.

– Что ты читаешь?

Он настолько растерялся, что забыл, какую книгу читал. Чтобы не завести разговор в тупик, я решила «добить» шутку.

– Ага! Я так и думала! Ты шпион!

– Если я скажу тебе правду, мне придется тебя убить. – Он произнес это достаточно серьезно. Что бы это не значило, я громко и показушно рассмеялась. Так, что на меня обратили внимание прохожие. Это уже меня рассмешило по-настоящему. Какая же я дура, настолько хочу секса, что приходится выстраивать такие махинации. Я продолжила навязчивый флирт:

– Не надо, я тебе еще пригожусь.

– Для чего? – я поняла, что это шанс. Если получится – круто. Не получится – просто встану и уйду. Вряд ли это хоть как-то повлияет на мое эго.

– Для секса. – Да! Я сказала это! Представляете? И не зря сказала. Оказалось он такой же озабоченный как и я. Он просто хорошо шифровался тогда на скамейке. Все получилось, как я и представляла. Красивое рельефное тело. А пенис… Пенис, если честно даже чуть больше чем требуется. Но меня это возбуждает ещё больше. От него были приятные болевые ощущения в киске, которые создавали эффект легкого садо-мазо. Секс у нас был хороший. Хороший – не то слово. Замечательный! Я давно искала себе партнера-извращенца. Он многое пробует. А я ему все позволяю. Вот. Хочет анал – пожалуйста, минет – окей. Хотя иногда он забывается и становится немного грубоват. Как вот совсем недавно я чуть было не задохнулась от его напористого минета. Хотя минетом это назвать сложно, он просто трахал меня в рот. Жестко трахал. Но если честно, мне это даже нравится. Пусть лучше он будет жестким и беспощадным в сексе, чем неуверенной тряпкой.

У него есть пистолет! Девочки, вы даже не представляете, как это возбуждает. Когда он приставляет пистолет к моей голове и заставляет сосать. Наручники, хлысты, ролевые игры? Выкиньте все это из своей головы. Пистолет – вот путь к самому незабываемому оргазму в вашей жизни.

Он много говорит. Порой я даже не могу уловить ход его мыслей. Возможно он даже с придурью. Но разве это важно, когда он является настоящей секс машиной воплоти? Какая разница, что у него в голове? Как я поняла, он тащится от преследования разных людей и от сбора о них всяческой информации. Может быть он просто помешан на фильме «Одиннадцать друзей Оушена»? Не знаю… Но недавно он заявил, что хочет убить кого-то, что это его вселенский план по формированию правильного мировоззрения. Бла-бла-бла. Он попросил меня помочь в подготовке к убийству. По началу меня взбесила эта глупость. Иногда он словно ребенок. Пиф-паф, стрелялки, убийства. Но потом я решила подыграть ему. Это же так интересно. Самый невероятный секс в моей жизни с ним я уже испытала. Быть может, он откроет еще несколько интересных неизведанных мне миров? Подумаешь, поиграем немного в киллеров. Ну а как еще развлекаться в современном мире? Пожалуй, я его даже понимаю. Секс у нас и так частый. Компьютерные игры? Хобби? Путешествия? Скукота! Будем играть в «убивашки». Да и вряд ли этот симпотяжка может обидеть кого-нибудь. Нет, я не считаю, что он слабохарактерная тряпка или бесхребетная нюня. Он выглядит вполне мужественным и сильным. Но каждый раз, когда он пытается говорить серьезно о причинении кому-нибудь зла, в его глазах появляется усмешка. Такая – невинная. Я, конечно, не психолог, но распознать когда человек шутит, а когда говорит серьезно, могу с одного лишь взгляда. Хотя иногда он заходит слишком далеко, подробно рассказывая кого и как убьет. Я решила не требовать объяснений, а просто подчиняться. Мне стало интересно, как далеко он может зайти в своих игрищах.

Нашей «целью» должна стать молодая семья, что живет в доме напротив. Милая такая семейка. На вопрос: «Почему именно они?», Стас, ничего вразумительного ответить не смог. Он сказал, что не может это контролировать, это происходит внезапно. Он видит человека и понимает, что должен его убить. Но ведь нужна мотивация. Даже для самого незначительного дела – всегда должен быть мотив, не правда ли? А вообще, если подумать, это нормально, когда ты придумываешь хорошую основную игру, то придумывать «пред» и «пост» истории продумывать необязательно. Да, что-то мудрено написала. Ну вот например, некоторые компьютерные игры типа Quake или Counter-Strike, всем интересны своим закольцованным сюжетом. Ты заходишь в игру и на протяжении нескольких часов просто убиваешь противников, без мотивации, просто ради удовольствия. Возможно, у этих игр есть сюжет, или предыстория. Но мало кто, я думаю, этим интересовался. А зачем? Это лишняя информация, если сам процесс доставляет много удовольствия. Я думаю, что так же и у Стаса в голове. Он любит лишь шпионить, собирать информацию о «жертвах» – так он их называет. Но, получается, это абсолютно невинное занятие, если за ним ничего не следует. Ну ладно… Самые матерые скептики и трусихи, наверное, по-прежнему не доверяли бы ему. Мол, а вдруг он все-таки убийца, все дела. Но вы подумайте. Убийцы, на свободе не гуляют. Если бы он совершил хоть одно преступление в своей жизни, то его бы тут же поймали, и он сейчас сидел бы в тюрьме. Все-таки сейчас двадцать первый век на дворе, как ни как. 2014 год! Есть такие понятия, как отпечатки пальцев, ДНК, камеры наблюдения, да и вообще много всего веселого, что не позволяет маньякам совершать больше одного преступления, может быть, за редким исключением.

Хм, и зачем я все это пишу? Вообще я завела дневник по совету Стаса. Он говорит, что это ему помогает разобраться в себе. Похоже он прав. Раньше я размышляла обо всем поверхностно. Несколько скользких фактов и мнений, впитанных из телевизора. И все – ты чувствуешь себя специалистом в этой области. Но это, конечно, не так. Благодаря дневнику я глубже проникаю в суть вещей и окружающих меня проблем.

Сегодня – наш последний подготовительный день. Завтра – «на дело»!!! Ха-ха-ха. Я чувствую себя как режиссер драматического театра. А нет, режиссер у нас Стас, а я актриса. Главное действующее лицо. Мерзнуть на улице и таскаться всюду за членами семьи от меня не требовалось. Стас до нашего знакомства собрал всю нужную информацию. Теперь следовало разработать план «проникновения». Семья оказалась очень набожной, а точнее инициатива ходить по церквям исходила от отца. Это стало нашей отправной точкой. Стас тут же выдал гениальную идею – прикинуться свидетелями Иеговы. Мы пошли с ним в магазин и по-накупили всякой христианской, скромной одежды. Стас купил безвкусный костюм, который будет к месту, разве что в какой-нибудь глухой деревеньке. А я приобрела, полностью закрытое черное платье в мелкий белый горошек и серый узорчатый платок, строгие туфли, которые я, кстати, до этого не носила, у меня уже были. Ну вот, пригодились! Стас сказал, что моя основная задача – это продумать образ. Сделать все как можно реалистичней, а обо всем остальном он сам позаботится, тут он имел в виду «расправу». Какой же он у меня все-таки забавный.

Сегодня вечером была «генеральная репетиция». Мы полностью переоделись в свои новые образы. Я стерла всю косметику с лица и собрала волосы на затылке, сконструировав прическу в стиле шиньон. Когда мы подошли к зеркалу, я пришла в восторг. Можно было прямо сейчас выйти из дома и пойти на киностудию «Ленфильм» и участвовать в съемках фильма, о второй мировой войне, например, и никто бы не заметил прибавления в актерском составе. Стас побрился и причесал волосы, закинув их назад. Причесывался он редко, поэтому когда я увидела его открытый лоб, то на секунду растерялась. Уж очень он непривычно выглядел, да еще этот махровый пиджак. Он был похож на лондонского мафиози из тридцатых годов. Это просто гениально! Но как оказалось это еще не все. Он подготовился куда тщательней. Он заказал в интернете стопку разнообразных брошюр, на которых был изображен Иисус под броскими лозунгами, в смысл которых, я, честно, не вникала. Еще несколько переделанных библий: «Священное писание. Перевод нового мира». И распечатал слова, которые я должна произносить, после того как нам откроют дверь. Хотя, не думаю, что до этого дойдет. У меня осталось мало времени. Сейчас ночь, а я все еще пишу, это дело и правда очень затягивает. Да в общем-то ничего сложного в моей роли нет, просто нужно изображать очень набожную, скромную девушку. И как Стас говорит – использовать любую возможность, чтобы проникнуть к ним в квартиру, но не силой – словами и харизмой. Вот он у меня дурачок. Я постепенно начинаю вживаться в роль маньячки махинаторши. Ладно, завтра важный и очень интересный день.

А если серьезно, я впервые ощущаю себя счастливой. Вот пишу это и плачу. Ведь истинное счастье выражается не радостью и улыбкой, нет, истинное счастье можно передать лишь слезами. Сначала твое тело поражает невероятное событие. Твоя грудь вздымается, ты не можешь дышать. Примерно такие ощущения испытываешь при встречном ветре. Вспышка, тепло, музыка, радуга, скрипка. Потом твоя душа сжимается с непривычки. Ты – черствый кусок сердитого и деревянного человека, обиженный на весь мир – вдруг начинаешь чувствовать невероятную легкость внутри. Тело все еще опустошено – словно из раздувшегося тюбика выдавлена гниль. «Нет! Постойте! Мне столько не нужно!». Твоя озлобленность все ещё не оставляет тебя, а заставляет думать что это – несправедливость. Потом твой разум начинает отскакивать от одной зеркальной стенки черепа к другой, будто случайно проникший лучик. Ты начинаешь захлебываться, но тебе не страшно, ты уже поняла – все будет хорошо. Тут, ты вспоминаешь все беды и тревоги, которые испытал за жизнь. Твоя душа, разорванная в клочья, вмиг заживает, и воздух становится невероятно сладким. Ты хватаешься за лицо, чтоб не проронить ни капли. Но поздно – ты уже рыдаешь. Умирающая гордыня говорит: «Остановись! Объясни им!». Ты глушишь её позывы медовым привкусом счастья и говоришь: «Нет, сегодня я ребенок и я счастлива!».

Вот так.

Пока, дневник!

 

10 октября, 2014 г.

Теперь от меня пахнет как от куска говна. Да и выгляжу я, честно говоря, не лучше. Все покатилось к чертям после того как я узнал, что мой сын умер. Точнее, примерно год назад ко мне домой позвонили из отделения полиции, кажется, и сообщили, что нашли его мертвым. Мы с женой, конечно, были к этому готовы. Не раз обсуждали, и понимали, что однажды зазвонит телефон, и незнакомый голос в трубке сообщит страшное известие. Будет это медсестра скорой помощи, работник из морга, спасатель, пожарный, полицейский, или сиделка баба Маша – не важно. Да, неважно, когда человек умирает, того кто сообщил об этом обычно не награждают орденом почета, даже не хлопают по плечу. Но голос в трубке не остановился на этом. Буквально каждое последующее слово все сильнее давило мне на плечи, проверяя на прочность ноги. Воздух становился все тяжелей, легкие не справлялись с такой нагрузкой. Я начал задыхаться. Мне сообщили, что он не просто умер – его убили. Застрелили в голову. Я просто не поверил этим словам. Я подумал, что это, должно быть, какая-то ошибка. Остатки здравого ума продолжали бороться с реальностью, но тело сдалось. Через несколько секунд после ошеломительной новости я сидел на холодном полу. Я не знаю, сколько прошло времени, прежде чем мне удалось вернуть контроль над собой. В телефонной трубке, что я сжимал в руке, лежащей на полу, раздавались короткие гудки. Вера стояла рядом и прижимала ладони к лицу, закрывая нос и рот. Она ошибочно думала, что все поняла. Это сложно описать. Очень не простая ситуация. Мы, повторюсь, не раз обсуждали дальнейшую судьбу сына. Исход, понятно, был один. И конечно мы – каждый – как могли, готовили себя. Поэтому, она стояла рядом, на её лице была нарисована печаль, грусть, жалость. Всем видом она пыталась показать, что ей плохо, она думала, что он просто умер. Но мне было хуже, я знал, что она ошибается. Поэтому, скорее, она была ошеломлена уже не смертью сына, а моей реакцией на эту новость. Ведь, как предполагалось, сильнее в этой ситуации должен быть я. Но дальше так и было. Вообще, если честно, я так часто думал о возможной смерти сына, что мне казалось, когда наступит тот день, я не буду достаточно убедителен в своих эмоциях. Да, к сожалению, именно «убедителен», потому что мне пришлось бы убеждать всех, что я сожалею о его гибели. Возможно, вам этого никогда не понять. Но огромное эмоциональное истощение вызывают размышления о смерти собственного ребенка. Сколько слез было пролито… Столько, надеюсь, вы и за всю жизнь не прольете. Сколько времени я провел в размышлениях. Сложно об этом писать, но я сотни раз его хоронил. Сотни раз целовал в мертвый лоб. В итоге мне было все сложнее навещать его. Сложно смотреть в глаза заведомо мертвому человеку.

Вера – моя жена – настояла снять для него комнату. Мы наняли пожилую сиделку – бабу Машу, шестидесяти пяти лет, которая ухаживала за сыном двадцать четыре часа в сутки. Проще сказать – жила с ним. Она давно вышла на пенсию, и ей нужно было чем-то заниматься. Она сразу согласилась, потому что оклад был более чем привлекательный. Это была наша с Верой своеобразная дань сыну. Не поймите меня не правильно, какое-то время он жил с нами. Достаточно продолжительное время. Но это очень тяжело. Физически и эмоционально. Нам нужно было работать, а уход за сыном занимал все время. Денег по инвалидности платили очень мало. Выходов было два, отдать его в организацию волонтеров. Либо нанять сиделку. Волонтеры для нас были достаточно размытым понятием. Кто за ним будет ухаживать? Когда? Как много времени будут уделять ему? Так что мы остановились на втором варианте, тем более баба Маша была не чужой женщиной. Она родственница жены по линии матери. Не знаю, как это называется. Троюродная тетя наверно. Она уже до этого виделась с сыном. Хотя сам бог знает, помнит ли он её. Кстати, нам, как родителям, достался сын с самым сложным недугом, лишающим нас возможности даже общаться. Так что нам на протяжении всей его жизни приходилось убеждать себя, что он нас слышит и понимает. Но, по правде говоря, я в этом не уверен. Разговор с ним подобен разговору со стеной. В общем, как мне кажется, мы даже какое-то время были счастливы, когда жили отдельно от него. Хотя, что такое счастье? Для кого-то куча денег и крутая тачка, а для меня возможность работать и иметь по вечерам хотя бы час свободного времени, чтобы провести его наедине с собой в тишине, просто подумать или посмотреть фильм.

Первым делом, после ошеломительной новости, я подумал про бабу Машу. Что с ней? Жива ли она? Если да, то она должна знать – все. Может быть, это она сделала? Но такие мысли были лишь тщетной попыткой отвлечься. Конечно, я не мог представить эту милую старушенцию с пистолетом. Да еще и совершающую такое. Я позвонил на работу. Как же мне не хотелось упоминать это – я работаю в полиции. Я думал, что мне это поможет. Информация должна стекаться ко мне со всех уголков, расследование должно идти в несколько раз быстрее. Но я ошибался.

Оказалось, моего сына обнаружила именно баба Маша. Её тогда сразу повезли в полицию, чтобы допросить и держали там весь следующий день. Когда я примчался в местное отделение, меня к ней даже не пустили, даже подлиная ксива и звание майор не помогли мне. Прошел день, прежде чем её выпустили. Когда она вышла из маленькой комнатки, на ней не было и лица. Сухие, морщинистые губы и глаза, безжизненные волосы. Кажется, за тот день она постарела еще лет на десять. Я поднялся с кушетки, на которой провел в ожидании полдня, и спросил у старушки:

– Что произошло?

Она печально посмотрела на меня иссушенными глазами. Возможно, в камере допроса она потеряла возможность плакать – навсегда. Она разомкнула слипшиеся губы и попыталась что-то сказать, но раздался лишь слабый хрип и её рот снова захлопнулся. Я постарался держать себя в руках.

– Вы видели, кто его… – я на секунду замешкался, – убил? – Произносить эти слова было по-прежнему очень тяжело. Она отрицательно покачала головой и опустила глаза, превратившись в маленький, старенький, сутулый холмик. Стыдно… Как потом оказалось, она пошла в магазин за продуктами, одна, как делала это постоянно. Ничего необычного. Но вернувшись домой, обнаружила его склонившегося в инвалидном кресле над лужей крови. Затылок был раскурочен, а пол и стена позади него запачканы кровавыми брызгами. Она сказала, что возможно он мог убить себя сам. Но это, конечно, была не правда. Нет, Тетя Маша не врала. Она сама не понимала что говорит. Её руки тряслись, а взгляд умолял простить. Это был защитный рефлекс. Она понимала, что ей светит. Адвокат сказал, что мне бы следовало подать в суд иск на бабу Машу, так как в контракте об уходе за сыном оговаривалось, что она должна находиться рядом с ним все двадцать четыре часа в сутки. И как бы там ни было, если она его не убивала, то оставила одно, нарушив тем самым контракт, что уже возлагает не неё ответственность. Собственно, это конечно, абсурд, но баба Маша была единственной и последней подозреваемой, но, получается, и виноватой в смерти моего сына. Подавать в суд я на неё не стал. Мне требовалось оставаться трезвым и понимать всю сложность ситуации. Обвинить старушку конечно проще всего. Но я далеко не глуп и лгать себе не собирался. Убит инвалид. Кто мог это сделать? У кого рука подымится на такое?

Шли дни. Расследование не продвигалось. Хоть и меня пытались ограничить от хода дела, так как я близкий родственник, и обычно эмоционально заинтересованные в таких делах не приветствуются. Но у меня все же были друзья в полиции, которые и «шептали» некоторую информацию о расследовании. Но, слушая что они говорят, лучше мне от неё не становилось. Замок во входной двери был цел. Без каких либо следов взлома. Это означает, что убийца вошел туда добровольно. Но как это возможно? Мой сын не мог открыть дверь. ДЦП так сковало его движения и рассудок, что он не мог даже сам надеть на себя трусы. Не говоря уже о более сложных задачах. Открыть дверь он не мог – однозначно. Но, похоже, мне никто не верит, якобы объяснить проникновение по-другому невозможно. Ключи баба Маша не теряла, они всегда находились при ней. Запасные ключи есть только у нас с женой. Тут настал еще один тяжелый этап в нашей жизни. Меня и жену по очереди вызывали на допрос. Спрашивали, где мы были в тот день, чем занимались. Определенно было понятно, что они внесли нас в список подозреваемых. У них не оставалось другого выхода. Я, как мог, справлялся с этой напастью – продолжал сохранять рассудок, и понимал, чтобы они не говорили, я знаю правду. Даже если возможно нащупать какие-то мотивы. Я этого не делал. Вера конечно тоже. Она, кстати, находилась в полной прострации с того дня. Почти не разговаривала, пила какие-то таблетки. Я надеялся, что это пройдет…

Второй факт, который мне удалось разузнать о смерти сына – это то, что в квартире ничего не было украдено. Последняя лазейка, последняя надежда превратилась в пепел. Из квартиры ничего не было украдено… Хотя там красть было нечего. Но обычно, отчаянные грабители, попавшие в такую ситуацию, начинают брать все, что попадется под руку. Разную мелочевку, одежду, домашний телефон, возможно еду. Так они пытаются удовлетворить свои воровские потребности. Если не нашел ничего ценного, то хотя бы ушел не с пустыми руками. Баба Маша жила скромно. А сыну, сами понимаете, мало что в жизни было нужно. Если вообще хоть что-то было нужно. Получается, если это был не грабитель, то он целенаправленно пришел к моему сыну. Я не глуп, я все прекрасно понимаю. Двадцать первый век, всюду, как, огни на новогодней елке вспыхивают организации по борьбе за права человека. Сложно об этом писать. Но возможно моим сыном «занялись» именно такие выродки, которые считают, что инвалиды, как мой сын, страдают и не могут сами сделать то, что им так хочется – убить себя. Возможно, они правы. Но когда это случается в твоей семье, эти высказывания, мысли сразу становятся клоунадой и ребячеством. Как можно решать за человека, тем более своего родного сына – жить ему или умереть. Конечно, я знал о таком понятии как «эвтаназия». И как-то даже общались с женой на эту тему. Но она сразу дала понять, что против этого и вообще против обсуждения таких вещей. Но мысль о возможных «борцах за права» пришла мне в голову, к сожалению, не первому. Я обратился в полицию, там со мной пообщались какие-то люди из администрации. Настоятельно просили не разглашать что-либо из расследования, не обращаться в телевидение, газеты, в прессу, в общем. Тут же пришло письмо из правительства с соболезнованиями и уведомление о выплате денег – «компенсации». Ублюдки. Они решили от нас просто откупиться. Вы наверно полагаете, что после такого выпада я восстал против всего гнилого мира. Нет. Я, конечно, осознавал, чем это пахнет. Они не хотели создавать резонанс в обществе. Ни какому нормальному государству не нужны массовые обсуждения о проблеме лишения больных людей возможности самостоятельно решать хотят они жить или нет. Плевать. Я все равно не собирался устраивать цирк из смерти моего сына. Мне вообще ни с кем это обсуждать не хотелось. Еще не хватало, чтобы об этом говорили на всех телеканалах страны. Превращать смерть человека, в популярность, трафик, а затем и деньги – вот все что они могут. А найти решение… Возможно, в этом случае решение никогда не найдется.

Еще одна проблема заключалась в сборе улик. Как мне сообщили, никаких следов не обнаружилось, кроме отпечатков. Но толку от них никакого. «Пустые» отпечатки, то есть в базе их не было, да и вообще нигде не было. Этот ненормальный совершил преступление в первый раз. Извините, но я отказываюсь думать, что это сделала женщина. Загадок вокруг убийства становилось все больше, шансов узнать, кто это сделал все меньше. Я как матерый реалист понял, что это, скорей всего, никогда не произойдет.

Похоронили мы его на городском кладбище. Почти никто не пришел. Хотя чего я ждал? У него почти никого и не было. Да и большинство людей всеми силами пытаются не замечать инвалидов. Тем более их смерти. Лежа в деревянном гробу, он выглядел, весьма не плохо. По крайней мере, он был таким спокойным и умиротворенным, каким я его еще никогда не видел. Странное ощущение в душе. Я похоронил сына, которого никогда не знал. Он ни разу не сказал мне ни слова, ни разу не посмотрел мне в глаза. Кем он был? О чем он думал? Любил ли меня? Любил ли я его? Кто его убил? Кто?

В тот день я решил, что не желаю быть погребенным в землю. Настолько отвратительным оказался этот обряд. Возможно, во всем виновата паршивая осенняя погода. Но впечатление осталось – его не смыть ничем. Даже алкоголем. Мы прибыли на кладбище, сопровождая гроб. Был сильный дождь. По всему периметру были вырыты ямы. Заранее. К сожалению, это невозможно остановить. Люди не знают, что сегодня умрут, не знают, что для них уже вырыта яма. Но в тот день было много грязи. После недолгих прощальных обрядов гроб опустили в сырую яму заполненную водой сантиметров на тридцать. Потом «бравые» ребята принялись махать лопатами, забрасывая гроб землей. Та лишь с противным хлюпаньем погружалась под воду. Быдло-землекопы в процессе травили анекдоты и громко бесцеремонно смеялись. «Что здесь происходит?». Похоже, что кто-то надругается над чьей-то могилой, я просто прохожу мимо и думаю: «Как же все это плохо, как же мерзко, со мной такого не будет». Конечно, не будет, в тот день я решил, что хочу быть сожжен. «Так что же здесь происходит?». Я вам отвечу – просто хоронят моего сына.

 

12 октября, 2014 г.

Так для нашей «семьи», если все еще так можно было сказать, в чем я не уверен, наступили черные дни. Расследование зашло в тупик. Единственный сын лежал под землей. Так что же хорошего осталось? Как найти силы, чтобы продолжать жить? Говорят, в жизни случается говно. Бывают неудачи, падения, но мне не повезло конкретно.

Вера практически не разговаривала. А о чем нам говорить? Обсуждать смерть сына? Ни я, ни она – этого не перенесем. Говорить о политике, погоде, обсуждать фильмы? Все это меркнет перед тем, что произошло. Стараться шутить, радоваться, веселиться, улыбаться? Серьезно?.. Не думаю, что это возможно. Не думаю, что мышцы моего лица помнят, что такое улыбка. Не уверен, что легкие помнят, что такое смех. Но выход есть. Слава богу, в мире существует алкоголь. Пиво, водка, коньяк, и еще много всего. Я стал много выпивать. По выходным, в будни. После работы, перед работой… Остановиться не возможно. Когда я пьян, мне не становится легче, это не помогает забыть о случившемся, нет. Мне становится проще жить с этим. Душу по прежнему пилят скрипки, сжимая что-то в горле, но все же под градусом «хватка» мягче. Все больше времени я проводил в пабах, в обществе таких же бедолаг, как и я. Домой возвращался за полночь. Вера уже спала. Не знаю, замечала ли она что я пьян. Не знаю, что она думала по этому поводу. Она превратилась для меня в призрак, бродящий по дому. С работы она уволилась, поэтому целыми днями находилась в четырех стенах – лежала в кровати. На улицу выходить отказывалась, перестала готовить. Поэтому мне приходилось кумекать на кухне с утра – перед работой – с бутылочкой пива. Обычно это был омлет или поджаренная картошка. Да, именно «поджаренная». У меня никогда не получалась картошка с золотистой корочкой или хрустящая. Всегда только черная. В магазине к гарниру я брал палку вареной колбасы. Вот тебе – питайся, жена. Я старался, как мог. Я, выходит, тогда за ней ухаживал, помогал справиться с депрессией. Но все оказалось тщетно.

Однажды, я пришел домой, как всегда, пьяный в хлам. Не знаю, как мне удалось открыть дверь ключом. Наверно, это сноровка, которую приобретают все алкоголики. Я всегда открывал дверь сам – Вера вряд ли бы мне открыла. Беспросветные, беспощадные черные тучи сгустились над нами. Пожалуй, мы к тому моменту друг друга ненавидели. Она меня за алкоголизм, я – её за молчание. Так вот, я зашел в квартиру и с порога заметил лежащую на полу кухни женщину. Точнее она лежала в дверном проеме между кухней и прихожей. С обеих сторон от неё виднелись большие гладкие лужи темной крови, в которых отражался тусклый свет кухонной лампы. В мой неадекватный мозг стали впрыгивать всякие мысли и носиться там как ураган. Усмирить их и поразмыслить хотя бы пять секунд не предоставлялось возможным. Облокачиваясь о стену, шатаясь, я прошел на кухню. Глаза взять под контроль тоже было не возможно. По голове беспощадно будто били веслом. Нет, не больно. Невозможно было сфокусироваться, все вокруг плясало в страшном танце – «вертолетило», как говорят. Я даже не мог разглядеть её лица. Секунда, и я уже стою на коленях в луже крови. Плевать. Кто это? Я максимально приблизился глазами к её лицу. Давай же! Хотя бы какая-то знакомая часть лица. Кто это? Уши, губы, нос? Глаза… Это была Вера. Крайний стук сердца, был ошеломительным и пригнал в мозг изрядное количество адреналина, немного прояснив разум. Я взглянул на её руки. Полностью искромсаны, вдоль и поперек. Предусмотрительно… Черт! Так, телефон! Я, промахиваясь, нажимая не на те кнопки, раза с пятого все-таки смог набрать номер скорой помощи. Ответил смутный голос, я пробормотал адрес вялым языком, что-то услышал в ответ. Концентрировать своё внимание на случившемся больше не удавалось, алкоголь вновь победоносно вторгся в мой разум. Я облокотился о стену и стал разглядывать кухню. Смотреть на жену не было сил. Я не знал, жива ли она. Я не хотел знать. Вдруг она умерла? Я перевел беспокойный взгляд на кухонный стол, там была палка вареной колбасы. Виден был разрез, идущий примерно до середины. Похоже, она собиралась отрезать кусочек. Она собиралась есть мою еду… Сердце немного оттаяло. Я перевел взгляд на окровавленный нож, лежащий рядом с колбасой. Она передумала…

Смутно помню, как приехала скорая, не знаю, сколько времени прошло с моего звонка. Мужики в белых халатах вынесли её на носилках и положили в машину, я вроде бы пытался им помочь. Хорошо что я плохо это помню, мне определенно было бы стыдно. Ясно помню лишь с того момента, как зашел к ней в палату она лежала с перебинтованными руками и красными от слез глазами. Она не была рада мне. Скорей всего она не была рада, что вообще очнулась. Я принес ей апельсины, сел рядом. Мы долго молчали, не в силах что-либо сказать друг другу. И почему в нашей жизни происходят только такие события, которые не хочется потом обсуждать? Но так продолжаться не могло:

– Не делай этого больше… Я не хочу тебя потерять, – о господи, что я несу?! Неужели я верю, что это поможет? Насколько длинная борода у этой фразы? Я жалок – мне нечего сказать жене-самоубийце… Я лишь сухо подытожил – Все наладится…

Вера брезгливо перевернулась на бок, выставив передо мной свою давно уже не женственную спину. Она так и не сказала мне ни слова. Она так и не посмотрела мне в глаза. Через неделю её выписали, назначили пить кучу разных таблеток, антидепрессантов, вручили направление к психологу, которое она, как ни странно, проигнорировала. Таблетки вроде ей помогали, иногда она даже улыбалась. Не знаю, искренней ли была улыбка, или это все действие лекарств, но я надеялся, что пилюли помогут ей. Я ошибался.

Как-то я вернулся домой после работы. Был почти трезвый, после Вериной выходки я старался пить меньше, насколько у меня это получалось. Жена лежала в кровати. От этой химии она стала сонной. Я понимал это, поэтому решил её не беспокоить. Пошел на кухню добивать водкой остаток дня. Прошло несколько часов. В квартире по-прежнему было подозрительно тихо. Я пошел проведать жену, она лежала в том же положении – на боку – отвернувшись к окну. Я обошел кровать и увидел её неестественно бледное лицо, бледные, бескровные губы. Я пощупал пульс на шее. Тишина… Что она с собой сотворила на этот раз? Я отбросил одеяло. Руки по-прежнему были закутаны в белоснежные бинты без пятнышка крови. Потом я выдвинул ящик тумбочки, что стояла у кровати, там жена хранила таблетки. Все баночки оказались пустыми. Она проглотила все таблетки, что у неё были, без разбора. Дура… Я позвонил в скорую помощь. В этот раз я был достаточно трезвым, чтобы набрать номер с первого раза. Все повторилось снова. Только в этот раз не было смысла ехать за ней, покупать апельсины, которые она очень любила, сидеть у кушетки и ждать, когда она откроет глаза. Теперь не нужно было придумывать, что сказать, чтобы убедить её не убивать себя, не нужно было с утра пережаривать картофель (быть может, я это делал специально) и покупать палку вареной колбасы. Она умерла. Быть может, она была еще жива, когда я пришел домой. Быть может, мне стоило сказать ей привет и дождаться ответа. Быть может, я пил на кухне водку и ждал, когда она умрет…

В этот раз на похоронах было на одного человека меньше. Грустно. Прошло полгода со смерти моего сына. Противная осень сменилась мерзкой весной. Могил на кладбище прибавилось. Ее положили в деревянный гроб и опустили в подготовленную яму. Хм, как предсказуемо. Теперь она лежала в двадцати метрах от сына. Их разделяли четыре ряда человеческих тел. И только я во всей это процессии, пожалуй, изменился. За полгода гравитация меня нещадно потрепала. Я так и чувствовал, как кожа сползает с моего лица, так же незаметно, как сближаются материки и так же быстро.

И вот я остался один. Что может быть хуже? Я бы не расстроился, если бы мне было десять лет, двадцать лет, двадцать пять. Даже в тридцать лет все еще можно изменить. Но пятьдесят… За полгода я превратился из прилежного офицера полиции в заблудшего алкоголика. Я перестал ходить на работу, редко мылся, ел от случая к случаю. Питался в основном хычинами и чебуреками за тридцать пять рублей. Общался с местными алкашами, которые обосновались неподалеку от моего дома. В основном неплохие ребята. Они меня понимают.

Позвонили с работы, сказали, что уволили меня, просили прийти и сдать удостоверение и табельное оружие. Я это требование, конечно, проигнорировал. Сдать свой пистолет? Они, верно, смеются надо мной. У человека умер сын и жена, а вы просите отдать пистолет? Возможно, это мой единственный шанс быстро и безболезненно уйти из жизни. А что, нужно же поставить точку в этой «счастливой» истории. Я решил, что лучше пущу себе пулю в голову, чем отдам пистолет. В общем, когда они сами пришли ко мне домой, чтобы забрать оружие, я сказал, что потерял его. Мне можно было поверить, вряд ли они тогда узнали своего бывшего коллегу – весь в лохмотьях, грязный и вонючий. Они решили все-таки проверить. Зашли в пустую квартиру, от многого я избавился – алкоголь нужнее. Конечно, они ничего не нашли, я его спрятал. В бочке унитаза думаете? Нет. Там они проверили в первую очередь. Когда они ушли, я достал пистолет из упаковки с пельменями, что лежали в морозилке. Теперь у меня было все что нужно: пистолет и восемь патронов. Хотя для самоубийства мне понадобился бы всего один. Несколько раз я почти решался и приставлял пистолет к голове. Но спустить курок так и не осмелился. И как это получилось у моей жены? Как можно взять нож и начать резать свою плоть? Я ничтожество. Я даже не способен на самоубийство… Говорят, что самое простое это убить себя, таким образом уйти от всех жизненных проблем. Жить сложнее. Но почему я тогда не могу спустить этот чертов курок? Преодолеть указательным пальцем всего пару сантиметров. Два сантиметра… Для меня это бесконечно длинный путь. Я вернул пистолет в морозилку – быть может, ему там и место.

 

14 октября, 2014 г.

Два месяца назад у меня закончились все деньги. В квартире за неуплату отключили свет и воду. Я не мылся почти два месяца. Хотя меня это не особо волновало. Я превратился в настоящего бомжа – шарил по помойкам, в поисках еды, одежды и чего-нибудь ценного. Иногда мне везло, я находил недоеденную пиццу или чуть заплесневелый хлеб. Но поисками еды я занимался редко, когда мне становилось совсем худо – когда руки начинали трястись без повода, туманился разум, и я периодически терял сознание. Но главное в жизни, точнее в существовании, было найти деньги на алкоголь и напиваться до того, пока не свалишься в беспамятстве, неважно где, главное забыться. День прошел – и ладно. Потом я приноровился зарабатывать деньги в метро, попрошайничая в переходах между станциями. Людей там было много, и я прекрасно помнил, как раньше проходил мимо таких бедолаг и ссыпал всю мелочь. Как же я ненавидел мелочь тогда. Но как же я обожаю мелочь сейчас. К концу дня выходила неплохая сумма. Хватало примерно на литровую бутылку водки, которую я глушил в тот же вечер. Этого достаточно чтобы забыться и спокойно уснуть. Обычно – в квартире на голом полу, не доползая до кровати. Часто – в коридоре, на кухне. Один раз я сел посрать на унитаз, но, так и не закончив начатое, уснул и просидел на нем всю ночь. Когда я очнулся, то просто встал с унитаза, надел штаны и пошел в метро на «работу». Подмываться? Не получится, воды же нет. И на туалетную бумагу тратиться я не собирался – лишние расходы. Тем более за ночь все засохло и по пути в метро само постепенно отвалилось и выпало через штанину.

Было очень жаркое лето, я постоянно потел, поэтому вся моя одежда засалилась и покрылась солевыми разводами. От меня невыносимо воняло как от куска говна. Но если честно – я свыкся с запахом. А прохожие нет. Шло время, мелочи кидали все меньше. Их можно понять, ведь подойти ко мне было практически не возможно. Теперь люди не жалели меня, а, скорее всего, презирали. А за что им платить мне? За испорченное настроение на весь оставшийся день из-за моего «ошеломительного» запаха? Меня стали чаще выгонять из метро. Потом стали узнавать на каждой станции и останавливать до того, как я успевал проскользнуть к эскалатору. Теперь я мог заниматься попрошайничеством только на улице. Я начал курить. И почему я не делал этого раньше? Сигареты тоже помогают расслабиться. Но вместе с алкоголем получается не лучшее сочетание. Я стал просыпаться в луже собственной блевотины. Хотя в моей рвоте не было ничего отвратительно, я почти не ел, поэтому вытекали только остатки переваренного алкоголя. Лужу можно было не вытирать. Когда я возвращался домой, вся рвота высыхала, оставляя после себя тонкую корку на полу. Наступала осень, на улице становилось все холоднее. В моей квартире не было отопления, но была водка – это лучше.

Две недели назад исполнился ровно год со смерти моего сына. Не знаю, что обычно делают в этом случае. Но я почувствовал, что обязан помянуть его. И, собрав последние деньги, пошел в магазин, что бы купить дешевый портвейн. Извини сын, на большее у меня денег не хватило. Я зашел в парк на окраине города, где по рассказам сиделки бабы Маши они с моим сыном часто гуляли по вечерам. Я прошел подальше, вглубь парка, чтобы не мозолить глаза посетителям и сел на скамейку, открыв бутылку портвейна из мутного зеленого стекла, завернутую в бумажный пакет. Первый глоток прошел весьма удачно, я почувствовал тепло в животе. Мне стало проще. Проще жить с этим. Ах да, нужно же помянуть сына… Я попробовал вспомнить что-нибудь хорошее. Но ничего не пришло на ум. Ведь мы с ним никогда не разговаривали. Как мне вообще жить с этим? Я же должен его любить, чтобы помнить… Тогда я просто представил, как мимо проезжает инвалидная коляска, скрепя колесами. В кресле сидит дергающийся силуэт. Черт, я стал забывать его лицо… Еще глоток. Меня отвлек детский смех. Господи, какой приятный звук. Оказалось, неподалеку какая-то семья весело фотографировалась на фоне ярко желтых опавших листьев. Они выглядели очень счастливыми, а я был счастлив за них. Дети весело носились по полянке, подбрасывая лисья вверх, мальчик и девочка лет пяти. Я посмотрел на мальчика. Представил, что это мой сын. Подумал, что его уже больше нет. Помянул. Потом зажег сигарету, мне захотелось перекрыть дымом вонь, которая исходила от меня. Вот, посмотри сын, каким ничтожеством я стал. А кто-то тебя убил. Ни за что. Прости, что я не смог найти того кто это сделал. Твоя мать умерла. Прости, что не уберег её от этого. Прости, что стал ничтожеством.

Я перевел взгляд на скамейку, которая была расположена прямо напротив меня, с другой стороны тропинки. На ней сидел молодой парень, он мне сразу чем-то напомнил моего сына. Хотя кого я обманываю? Теперь в каждом мальчике я вижу сына. Но этот выглядел, кончено, намного лучше. Красивый, опрятный, не дергался и не стонал, пуская слюни. Каждый отец может только мечтать о таком сыне. Если он, конечно, не является ярким и типичным представителем современной молодежи, живущей на всем готовом, не знающей проблем, наглеющей на пустом месте, если ему не раздавать поучительные подзатыльники. Да, видимо он именно такой. Вы посморите на него. Сколько ему? Двадцать, двадцать один? А одет лучше, чем я раз в сто. Небось, в правом кармане томится навороченный телефон, стоящий одну мою бывшую зарплату, а в другой звенят ключи от новенькой иномарки. Долбаная молодежь… Стало как то мерзко. Эй, ты, молодой, проживи хоть день моей жизнью! Почувствуй, как это оказаться на самом дне! Кишка тонка, конечно. Мой мозг постепенно обволакивал портвейн. Я сделал еще один глоток, и вдруг меня парализовала мысль. Как же я не заметил? Я смотрел так широко, что не вдавался в детали. Все время, что я на него смотрел, он не сводил взгляда с молодой семьи, что радовалась жизни, играя с листьями. Я взглянул на него повнимательней, насколько, собственно, представлялось возможным. Взгляд парня показался мне, каким-то… Каким-то… Не знаю, как описать. Животным что ли. Каким-то хищным, ненормальным, в общем. Уж точно он не наслаждался их счастьем и беззаботностью. Он будто… Охотился… Потом он повернулся ко мне, заметив, что я не свожу с него взгляд. Но и после я решил не отводить глаза. Что ты мне можешь противопоставить малец? Посмотри мне в глаза, загляни в мою душу. Видишь что там. Гниль? Гной? Нет, пустота. Постепенно его звериный взгляд сменился отвращением. Понимаю… Если не можешь ничего противопоставить оппоненту, то перестань признавать его своим оппонентом. Пора было промочить горло. Я отвел взгляд и сделал пару глотков, шелестя бумагой в которую была обернута бутылка, потом докурил сигарету и пульнул бычок в урну. Промазал. Последний глоток и затяжка не доставили мне удовольствия. Я выдохся.

Сладкий детский голос, который последние двадцать минут грел мне ухо, стал затихать и отдаляться. Видимо семья решила сменить общество холодных и безжизненный листьев на теплый очаг и направилась домой. Не успел я это приметить как парень, сидящий напротив, встал и медленно побрел за ними. Что это? Мой мозг окончательно проснулся от весеннего дурмана. Я даже удивился тому, насколько отчетливо услышал свои мысли. Наконец я прозрел, прекратил относиться ко всему, что окружает меня, с безразличием, как делал это последние полгода. Когда парень отдалился метров на пятьдесят я встал со скамейки и последовал за ним. Объяснить мой поступок было не возможно. Я подчинялся необъяснимому рвению и мотивации. Я чувствовал, как через протертые дыры в джинсах проникает холодный воздух, волосы на ногах вздыбились, но мне было все равно – у меня появилась цель. Здесь было явно что-то не так, и я должен был узнать что именно. Он следит за ними. Зачем? Я еще мог понять, когда он сидел на скамейке и плотоядно посматривал, возможно, на маленькую девочку. Эдакий пассивный маньяк-педофил. Сейчас, я думаю, каждый второй им является. Но зачем преследовать семью – этого я понять не мог. В моем сердце заиграла какая-то размытая надежда. А что если… А вдруг он… Убийца… Боже, мой… Мой мозг пронзила невероятная мысль. Каждая клетка моего гнилого организма завибрировала. Пульс бешено колотился, кровь большими объемами гуляла по телу, беспощадно ударяясь о виски. Земля стала уходить из-под ног. Стой! Нет! Только не сейчас… Через несколько секунд мне удалось вернуть контроль над телом и обуздать мысли. Мы вышли из парка и завернули во дворы. Оказалось семья жила совсем не далеко, буквально в нескольких сотнях метров от парка. Они неторопливо забрели в первый подъезд многоквартирного дома, а парень просто прошел мимо, будто ни в чем не бывало. Я не собирался отпускать его вот так. Возможно он… Возможно, именно он убил моего сына. А как еще объяснить тот факт, что он сейчас следил за семьей? Зачем ему это нужно? В мой мозг залетали навязчивые мысли, возможно, я преувеличиваю, рано делаю выводы, возможно даже я не прав. Но у меня появилась надежда. Если это он, то я обязан отомстить за смерть сына и жены, во что бы то ни стало. Думаю, правда на моей стороне. Я слышал, что убийцам свойственно возвращаться на место преступления. Даже спустя год. Возможно, мне просто повезло, приди я на час позже или раньше, то не встретил бы его. Если это так, то сам бог велит мне разобраться с ним.

Я продолжал преследовать его, минуя повороты и многочисленные светофоры, преодолевая одну за другой станции метро. Я ехал с ним в одном вагоне, я стоял в тридцати сантиметрах от него. Как же мне хотелось перерезать ему глотку – мой опьяневший мозг выходил из-под контроля, и я чуть было не поддался животным инстинктам – кровожадности и мести. Спустя час мы, наконец, пришли к его дому. Он оказался на другом конце города. Под жаждой мести и бурных размышлений я совсем не замечал усталости. Я решил не спешить. Время расправы еще придет, я знаю. К тому же, насколько бы неприятна была мысль, что я нашел убийцу своего сына, мне следовало удостовериться, что он – убийца. Он как минимум должен был вернуться во двор семьи. Ну, или сделать что-нибудь незаконное. В любом случае, теперь он у меня на мушке. Теперь я знаю, где живет этот ублюдок.

 

16 октября, 2014 г.

Конечно, сначала мне нужно было получить его признание или сделать проще – поймать с поличным – а уже потом вершить правосудие. «Вершить правосудие», да кого я обманываю? Я просто его убью. Если он и правда собирается что-то сделать с семьей, я предотвращу это. Последние две недели я почти не пью. Это позволило мне сконцентрироваться на написании дневника и слежке за парнем. Я настолько был увлечен идеей мести, что переночевал в подъезде, следя за квартирой, в которую вошел парень. Вычислить её было не сложно. После того, как парень зашел в подъезд, я отсчитал десять секунд, которых хватило бы, чтобы спустить лифт, и последовал за ним. Затем, когда лифт пришел в движение я поднимался по лестнице параллельно ему. И когда он остановился, то выждал на пол этажа ниже, незаметно выглядывая из-под груды бетонных ступенек. Я расположился у запаянного мусоропровода, так, что при необходимости я мог быстро спрятаться за него. Прошел примерно час. Я начал постепенно проваливаться в сон, не смотря на холодный бетон под задницей. Мое спокойствие нарушил поддатый мужик, который зашел в туже квартиру, что и парень. В руке он держал черный «звенящий» пакет. Это был звук ударяющихся друг о друга стеклянных пивных бутылок. Уж его-то я ни с чем не спутаю.

Через два часа мужик уже с бόльшим трудом, буквально, вывалился из квартиры, вызвал лифт и спустился вниз. Заблудшая душа. Я решил, что мне стоит проследить за ним. Возможно, мне удастся, что-нибудь разузнать об этом странном парне. Тем более, тогда было примерно два часа ночи, и, я думаю, беспокоиться о нем мне уже не стоило. В ночном супермаркете, который находится невдалеке от дома, мужик купил мини-пак пива, состоящий из четырех алюминиевых банок. Затем пошел во двор, сел на скамейку и открыл первую банку. Раздался знакомый хруст алюминия и короткий пшик выходящего углекислого газа. Мужик выглядел очень одиноким и потерянным, думаю, ему нужна была компания, поэтому я решил подойти и заговорить.

– Тяжелый день, дружище? – беспроигрышный вариант.

– День… Неделя… Год… Жизнь… В ж-жопу…

Я понял, что стаж у этого алкоголика гораздо больше, чем у меня. И тараканов в голове, возможно, тоже. Я протянул руку. Мужик даже не взглянул на меня, но, как будто прочитав мои мысли, тут же подал неоткрытую банку пива. Хруст. Пшик. Глоток. По пищеводу прошла знакомая теплая волна.

– От меня ушла жена, – я решил не уточнять как именно и куда именно.

– Ала… Алано… Аланоги… Аналогично, – с трудом вымолвил бедолага. – Шлюхи. Они все – шлюхи! Двадцать лет! В ж-жопу…

За пару объемных глотков он добил банку, открыл новую, и прильнул к ней губами.

– Сын тоже теперь с ней, – не врал я. Пора было переходить к разведке. – А у тебя есть дети?

Он отпрянул от банки и взглянул на узкое и острое отверстие.

– Да, сын. Стаска. Этот придурок. – Да уж, не у одного меня проблемы с детьми.

– Учится, работает?

– Честно? – Он, наконец, взглянул на меня мутными глазами. – Не знаю. Мы с ним почти не разговариваем. Не получается… – он снова опустил голову и посмотрел на банку пива. – Постоянно пропадает где-то. Ж-жопа.

Он смял руками вторую банку. Удивительно, как он умудрялся так быстро заливать в себя пойло. Потом высвободил из полиэтилена последнюю банку, сунул подмышку и, не обращая на меня внимания, не попрощавшись, поднялся со скамейки и, шатаясь, побрел к подъезду. Спустя две минуты я тоже вернулся в подъезд и примостился к знакомому мусоропроводу. Так всю ночь и следующее утро я находился в непосредственной близости от квартиры. Иногда выходил на улицу покурить. Я предпочитаю вдыхать свежий воздух, после того как прогоняю нежный дым через легкие.

Днем следующего дня парень, наконец, покинул квартиру. Я снова последовал за ним. Через час подтвердились мои подозрения. Как и ожидалось, он пришел к дому семьи. Парень сел на скамейку перед подъездом дома, куда вчера зашла семья достал книгу и, открыв, положил поверх неё блокнот. Я расположился примерно в сорока метрах позади него за негустыми кустами, на скамейке у подъезда дома стоящего перпендикулярно первому. Примерно через полчаса вышла женщина с детьми. Сладкий детский голосок возродил в памяти приятные образы из парка, и я понял, что это были они. Я перевел взгляд на парня, он что-то пометил в блокноте. Все! Для меня это был переломный момент. Тогда я понял, что больше не сомневаюсь и серьезность моих намерений окрепла. Он собирал о них информацию. Он следил за ними. Но и я следил за ними. Так что этой семье можно было ни о чем не беспокоиться. Конечно, я бы мог предупредить их о том, что за ними следит какой-то подозрительный тип. Но тогда это лишило бы меня возможности поймать его с поличным. А я чисто морально в этом очень нуждался. Представьте, если я сейчас подойду и выстрелю ему в голову, тогда, возможно, спасу многим жизнь. Но не окажется ли этот выстрел в голову – выстрелом в пустоту? Утолю ли я жажду мести? Это вряд ли. Кого я убью? Настоящего маньяка? Или психа со странными причудами, который видит свой смысл жизни в слежке за людьми? Единственная возможность вырваться из этого сгустка мучительных вопросов – продолжить следить за парнем и дождаться, когда тот решит навестить семью, последовать за ним и убить.

Несколько дней назад к парню подсела симпатичная девушка, примерно его возраста. Возможно они «работают» вдвоем или действуют сообща. Плевать. Если понадобится, я убью обоих.

Затем парень перестал приходить во двор. На следующий день я не застал его у дома молодой семьи, и через день тоже. Я понял, что уже скоро… Уже скоро свершится.

От безделья стало сложно себя контролировать. Поэтому, чтобы не пить, я начал писать дневник. Теперь я каждый день сижу во дворе с раннего утра и до поздней ночи и делаю записи о себе и своей жизни. Быть может, кто-нибудь, когда-нибудь их прочтет и сможет меня понять. Надеюсь, к тому времени, этот ублюдок уже будет мертв, а мой сын отмщен.

Благо погода замечательная. Она позволяет мне находиться целый день на улице. Мне лишь нужно не прозевать момент. Кстати, в тот день, когда парень перестал приходить к дому, я достал табельный пистолет из морозилки. И с тех пор таскаю его с собой. Не знаю готов ли я… Время идет мучительно долго. Я все чаще думаю о сыне и жене. Душу снова разрывает на куски от вселенской несправедливости.

Главное не пить… Главное не пить… Главное не пить…

Ах, ты ж… Я совсем забыл… Мне же еще нужен глушитель на пистолет. Я хочу все сделать по-тихому. Еще не хватало, чтобы из-за этого поддонка я сел в тюрьму. Ладно, что-нибудь придумаю.

 

13 декабря, 2014 г.

Когда настал день убийства, мы были полностью готовы. Поразительно, как быстро Ева вписалась в роль моей помощницы. Она во всем слушалась меня и выполняла любые просьбы. В этот раз я подумал, что мы можем прикинуться свидетелями Иеговы. Однажды я следил за отцом семейства, когда собирал информацию о перемещениях семьи, и увидел, как он зашел в церковь. Если он зашел туда, не для того чтобы купить святой воды или небольшую икону для пожилой матери, то, скорей всего, он набожный человек, а если глава семьи искренне верит в бога, то и все остальные члены семьи, возможно, тоже. Вообще о свидетелях Иеговы я знал мало. Обычно, когда они оказывались у порога квартиры, я не выслушав и двух слов, залапывал перед ними дверь. Они выглядели убого и скучно. Не знаю, как верующие относятся к таким «энтузиастам», но судя по высказываниям в интернете, их не очень-то и любят. Но попробовать стоило. Тем более не было смысла придумывать другой образ, ведь мне предстояло «проникнуть» в квартиру не к неадекватному инвалиду или ополоумевшим старикам. То была молодая семья, и человек из пенсионного фонда или проводящий соц. опросы и блуждающий по квартирам без предварительного официального оповещения, мог вызвать подозрение. Тем более всевозможные образы – сантехник, электрик, продавец пылесосов – подходят только для одного человека. А со мной была Ева. Она должна пройти боевое крещение, чтобы я без сомнений смог доверять ей и рассказывать о свершенных убийствах и всех амбициях направленных в будущее. Поэтому следовало придумать два амплуа, чтобы в следующем убийстве могли участвовать мы оба.

Образ. Это было не сложно. У меня же была Ева. Конечно, без неё я бы провозился с покупкой одежды на много дольше, но мы уложились за один поход в магазин. Как она уверяла: «Чтобы нам поверили, нужно купить шмотки в дешевом магазине». Она завела меня в магазин мужских костюмов, я выбрал первый попавшийся, и как мне кажется идеально подходящий под образ «божьего одуванчика». Такой деревенский костюм, выполненный из плотной ткани. Мне только не хватало гопо-кепки, розочки за ухом и соломинки во рту. Получился бы – «первый парень на деревне». Ева, конечно, не удержалась и купила себе модное платье. Идеальное сочетание, скромности и стиля. У нормального человека такое платье возродит в мозгу потаенные сексуальные желания. Так сказать: «в тихом омуте черти водятся». Ведь любой опытный извращенец знает, что самый невероятный, чувственный и безудержный секс, может быть только со скромняжками.

Оружие. Здесь ничего нового. На дело я взял пистолет с двумя полными обоймами, надеясь, все-таки, управиться одной, и глушителем. Так же я положил в сумку нож – мою палочку выручалочку. Хочешь убить тихо – бери нож. Экономишь на патронах – бери нож. Любишь ковыряться в человеческой плоти, и наблюдать, как из неё вытекает кровь – бери нож. Хотя мне больше подходил первый вариант.

Пистолет и подозрительная мафиозная одежда – это конечно не все. Иеговисты с пустыми руками по домам не ходят. Я как всегда обратился к неисчерпаемому Граалю – интернету – и раздобыл несколько макетов брошюрок-буклетов, которые иногда раздают на улицах эти «псевдо-религиозные зомби». И распечатал тридцать экземпляров на домашнем принтере, благо он у меня был цветным. Получилось очень даже убедительно. Так же я зашел на сайт мирового сообщества Иеговистов и заказал «исправленные на новый лад» – как они их называют – Библии. Как оказалось, заказать можно было несколько десятков таких книжонок, и абсолютно бесплатно. Все это было очень странно. Вроде: «Берите сколько хотите, главное пропагандируйте нашу религию». Желания разбираться во всех нюансах у меня не было. Вообще я атеист и горжусь своим полностью сформированным мировоззрением. Я преодолел все стадии отвержения существования бога. Начиная ошеломительным отрицанием того что его нет, заканчивая безумной ненавистью по отношению к религии и ко всем людям, которые по непонятным причинам продолжают верить. Но истинную ценность для меня несет факт принятия религии такой, какая она есть, подавление ненависти и спокойное анализирование доводов, в итоге признание религии, как одну из главных проблем общества. К примеру, я полностью отрицаю методы «Пуси Райот», и вообще любую агрессию в сторону церкви и отдельных верующих. Конечно, снести все церкви, соборы, храмы разом – это очень быстрый и радикальный метод, но, я думаю, не достаточно эффективный. Это как принятие сухого закона. Люди не перестанут верить, а будут делать это подпольно. Возрастет уровень преступности, и появится вероятность гражданской войны. «А что тогда делать?», – спросите вы. Правда в том, что самый эффективный метод, получается самым долгим. Прежде всего, нужно начать с детей. Перестать, навязчиво водить их в церкви, преподавать православные предметы в школах, насильно крестить их в возрасте двух лет. А поступить более демократично – дать свободу выбора в сознательном возрасте, лет, примерно, с двенадцати. И я повторюсь, сделать это максимально демократично – это означает, что даже атеистам не следует навязывать детям факт, что бога нет, что религия – опиум. Будем честны с собой и с детьми, и все встанет на свои места. Но пройдет не меньше сотни лет, прежде чем станут заметны первые результаты. Ну а как вы хотели? Справиться с проблемой мирового масштаба можно только таким способом. Так же следует быть максимально толерантными и уважать чувства верующих. Нельзя опускаться до злобы, агрессии, и градации. Не выказывать пренебрежения к верующим людям. И вступать в бессмысленные религиозные споры. Нужно просто игнорировать религию и главное – уберечь своих детей от нее.

Нет, у меня не так много заморочек в голове, как вам кажется. Просто многие и многие часы размышлений на разнообразные «высокие» темы, дают о себе знать. Так что, как вы понимаете, прикинуться свидетелем Иеговы мне не доставляло и труда.

Самое главное для меня было, чтобы вся семья находилась дома. Я выбрал воскресенье, полдень – за два часа до предполагаемого похода на прогулку или какое-нибудь мероприятие. В будни заходить к ним не было смысла, дети обычно прозябали в садике, и воссоединялась семья только поздно вечером. Но вечером, все соседи, очевидно, тоже находятся дома и при каком-либо подозрительном шуме, был очень велик шанс, что кто-нибудь вызовет полицию или придет проведать все ли в порядке. Тем более в воскресенье днем, что бы вы ни думали, все находятся где угодно, но только не дома. Любой человек пытается использовать этот день на максимум – сделать как можно больше дел, сходить в гости, кино, театр, заплатить коммуналку, починить машину, съездить на дачу, просто погулять. Не важно. А если человек предпочитает провести свой выходной, лежа на диване, смотря телевизор, то он очень ленивый. И, следовательно, если такой человек услышит подозрительный грохот, шорох, крик через стену, то, скорее всего даже не удосужится разузнать, что там случилось и просто переключит канал. В общем, я, конечно, как всегда все продумал.

Перед выходом из дома я причесался, а Еву заставил стереть весь макияж, хоть отсутствие туши и помады на её лице не делали её краше, я все-таки решил, что так будет более естественно и прилежно. Так же, не отходя от традиций, я сразу снабдил пистолет обоймой, передернул затвор, снял с предохранителя, прикрутил глушитель и в готовом виде положил его в сумку. Мне нужно было знать, что я могу воспользоваться им мгновенно. Тем более был большой риск выхода из под контроля ситуации – все-таки мы собирались проникнуть в квартиру к четырем вполне адекватным людям, хоть и двое из них дети.

Ева в тот день выглядела очень уверенно и можно сказать навеселе, что меня конечно радовало. И даже удивило, потому что я, похоже, волновался гораздо сильнее, чем она, хоть и не подавал вида. Я, конечно, не раз думал о её поведении и реакции на предложение убить людей и понимал, что это выглядит очень странно и как-то неправдоподобно. Но ведь я не мог ей сказать «нет». После раскрытия своих планов, есть всего два пути – либо она остается со мной навсегда, либо мне придется навсегда расстаться с ней, а ей навсегда расстаться с жизнью.

Погода была замечательная для середины осени. Во многих районах России уже выпал снег. А мне, выходя из квартиры, конечно, не верилось в это. Дул теплый ветер, поднимая с земли мой любимый запах опавших прелых листьев. Я вдохнул полной грудью нежный осенний воздух. Такая приятная атмосфера на улице приободрила меня – ничто не предвещало беды. Мы уверенно зашагали к метро, держа в руках пакеты с брошюрами и Библиями. Нам предстояло примерно час добираться до квартиры жертв. Но с Евой это время пролетело незаметно. Она много говорила о своей работе, о подружках, о родителях, о пустом в общем. Часто смеялась. Мне было легко с ней. Одной улыбкой она могла разверзнуть тучи в моей душе и развеять любые сомнения. Что я делаю? Иду убивать молодую счастливую семью. Правильно ли это? Может быть, я сам сегодня умру? Не важно, ведь со мной Ева.

И так, мы подошли к двери в квартиру. Медлить было нельзя. Любой человек, вышедший из соседней квартиры, мог все испортить. И как бы мне этого не хотелось, если бы появился свидетель, нам пришлось бы немедленно покинуть этот дом навсегда. Мы последний раз проверили свои прически и то, как сидит одежда, достали брошюры и книги из пакетов. Я поправил пистолет в сумке и поставил в такое положение, чтобы можно было его быстро вытащить и тут же использовать. Лицо Евы выражало явное нетерпение. Я особо не придавал этому значения. Последний раз подумал, что все же это как-то странно и ненавязчиво кулаком постучал в железную дверь.

Спустя несколько секунд послышались щелчки замка, дверь чуть приоткрылась внутрь квартиры, и из-за неё выглянуло милое лицо. Это была жена. Она нахмурила ровные брови и прищурилась. Возможно, у неё были проблемы со зрением, а может быть, она просто нам не доверяла. Поняв, что она не собирается нас приветствовать, я решил начать разговор первый, пока все не принялось рушиться.

– Добрый день! Мы бы хотели с вами поговорить о боге, – я сказал это как можно более спокойно и по-воздушному легко. Так же как говорят психологи при гипнозе. Женщина закатила глаза и принялась закрывать дверь, что-то бормоча под нос. В последнюю секунду я выхватил из рук Евы буклеты и помаячил перед лицом женщины.

– Нет, спасибо, не надо, – наконец я услышал что-то внятное от неё, прежде чем перед нами захлопнулась дверь. Странно, но, похоже, именно тогда я впервые ощутил, то чувство, когда говорят: «словно насрали в душу». Я взглянул на Еву, она выглядела очень спокойной. Потом, поджав губы, утишающе улыбнулась и произнесла:

– Ну, значит не судьба, пойдем. – «Что? сдалась? Не может быть! Столько энтузиазма и амбиций при подготовке и тут просто сдалась!?» Я еле сдерживался, чтобы не вышибить ногой в дверь. «Нет, мы попадем сегодня в эту квартиру, вот увидишь, Ева!». Я снова ненавязчиво постучался, пытаясь не переусердствовать. В такт моим ударам по подъезду разносился объемный звук, исходящий от полой железной двери. Не успел я опустить руку, как дверь снова приоткрылась, но на этот раз с большей скоростью и агрессией. Следом появилось грозное лицо. Это был муж. Он бросил злобный взгляд на меня, потом на Еву. На Еве он задержался на пол секунды дольше. Я был прав на счет платья. Возможно, за доли секунды он представил, как имеет её в двадцати разных позах, а она, конечно, не сопротивлялась и получала от этого удовольствия. «Ах ты похотливый сукин сын! А ведь у тебя такая красивая жена, чего тебе не хватает?». Потом он снова перевел взгляд на меня, вернув чувство некомфорта.

– Добрый день! Как мы уже сказали той милой женщине, которая возможно является вашей женой. – «Нельзя выдавать себя». – Мы бы хотели поговорить с вами о боге. – Чтобы второй раз подряд не потерпеть фиаско, я сразу же сунул ему под нос брошюры и Библию. Но это видимо его не убедило. Он решительным движением руки раскрыл дверь до предела так, что она с грохотом ударилась о внутреннюю стену. Потом массивной кистью схватил меня за плечо и затянул в прихожую. Следом, достаточно ловко для своих габаритов схватил Еву за тоненькую ручку и так же агрессивно «пригласил» внутрь и захлопнул за нами дверь. Такая реакция на предложение поговорить о боге стала для меня неожиданной. Мы вчетвером стояли в прихожей. Я, стоял в центре, планировал и прикидывал свои дальнейшие возможные действия. Грозный мужик, орал мне что-то на ухо заплевывая лицо. Жена, стояла позади могучей спины мужа и умоляла его остановиться. И Ева… Ева, пыталась объяснить, что все это недоразумение и шутка. «Как же я разочарован… Неужели она и правда думает, что это какая-то игра? Неужели она могла усомниться в моей серьезности?». Не важно. Уже не важно. Кажется я единственный, кто понимал, что на самом деле там происходило. Конечно, у меня и было двоякое чувство, что я проник в чужую квартиру, хоть и с помощью агрессии, но все равно было ощущение, что злодей – не я. Вернувшись из глубин размышлений, я сконцентрировался на словах мужика.

– Вы – долбанные сектанты – хватит шастать по нашему подъезду! Ваши убеждения не имеют ничего общего с религией! Это чистое лжесвидетельство! Посмотрите на себя. Еще дети, а уже с промытыми мозгами. Не дай бог, я увижу вас еще раз, сверну все эти бумажечки в трубочку, – он швырнул мне их в лицо, – и засуну, сам знаешь куда!

– Юра, не надо, прошу! – женщина кричала и истерически била ладошками по могучей спине мужа. Он, кажется, её даже не замечал.

– Послушайте, я вам говорю – это шутка, просто неудачная! Мы здесь не должны находиться. Можно мы просто уйдем!? – Еву, кажется, он тоже не замечал. – Стас, скажи им!

Я молчал и прикидывал всевозможные развития событий. Черт, слишком много людей вокруг, и все практически бесконтрольно что-то кричат. Так. Ева. Жена. Муж. Дети… Где дети?! Из-за криков у меня не было возможности понять дома ли они. Хотя вряд ли они могли в воскресенье днем быть вне дома без родителей. Мужчина с силой схватил меня за плечо так, что я почувствовал резкую боль, и стал меня трясти. Все начало выходить из-под контроля и я понял, что пора действовать. Грубым движением я вырвался из рук наглого «святоши», отошел на несколько шагов назад, упершись спиной в стену, и молниеносным, отточенным до мастерства движением вынул пистолет из сумки и направил на крупное тело мужика. Наконец, у меня появилось время разглядеть его. Только тогда я заметил, что он был одет очень по-домашнему, на нем была лишь майка, из которой небрежно торчали жесткие волосы, растущие на груди, и семейные трусы. В его глазах гуляло непонимание и, конечно, шок. Тут жена выглянула из-за спины мужа, на его фоне она казалась такой миниатюрной, и, увидев чрезмерно продолговатый от глушителя пистолет, выпучила глаза и глубоко вздохнув, схватилась за рот, чтобы не закричать.

– Так, тихо. – Я подхватил её мысли. – Пистолет уже заряжен и снят с предохранителя. Любое ваше неподчинение или лишнее движение и вы получите пулю в лоб. – «Зачем я вообще распинаюсь?». Конечно, мне было проще выпустить несколько пуль, и поскорее закончить с этим. Но только не здесь – я находился в не выгодном положении. Вокруг меня стояли люди. И если бы кто-нибудь решил взбунтоваться я, скорее всего, потерпел бы поражение. Я посмотрел на Еву, она полностью копировала движения жены. Её тонкие ручки были прижаты ко рту, а глаза пристально смотрели на пистолет. Поразительно насколько похожей бывает реакция у женщин в экстремальных ситуациях.

– Теперь медленно пройдите на кухню, – в первую минуту мне было не о чем волноваться, они находились в шоке и их мозг окутывал страх, поэтому они вряд ли обдумывали план как обезоружить меня. – Помните, если мне хоть что-то не понравится, то я вынесу вам мозги. Не заставляйте меня делать это, – я говорил это монотонно и спокойно, чтобы случайно не разбудить в них агрессию.

Муж и жена, повинуясь моим требованиям, прошли в яркую просторную кухню, где шкварчала кипящее масло на сковородке. В воздухе витал запах пряного жареного мяса. Теперь перед нами находилось расстояние примерно четыре метра. Внутри меня прокатилась волна облегчения. Я взглянул на Еву, которая по-прежнему стояла возле меня. Она посмотрела в ответ мокрыми глазами, и, не моргая, опустила руки, вокруг её рта и на щеках остались бледные силуэты от пальцев.

– Ты… ты это серьезно, Стас? – её голос дрожал.

– Конечно серьезно, и я хочу, чтобы ты мне помогла.

Ева медленно повернулась и дрожащими руками попыталась открыть дверь, вероятно, что бы сбежать. Я опустил голову и выдохнул, окончательно разочаровавшись в любимой. Потом взглянул на семейную пару, они молча смотрели на меня исподлобья, надеясь, наверно, что Ева попытается переубедить меня и мы мирно уйдем восвояси. Но такого случиться явно не могло. Я отвел пистолет от мужа с женой и приставил к голове Евы, не сводя глаз с супругов.

– Иди на кухню… – Я заметил, как напряглись тонкие изящные мышцы на её шее, и замерло дыхание.

– Ты не сделаешь этого. Мы же любим друг друга, – она говорила это, обращаясь к железной двери.

– Не сегодня. Иди на кухню! – Я схватил её за тонкую шею – в голове возникли картинки, как я имею её сзади – и втолкнул в кухню так, что она приземлилась на объемное пузо мужика. Теперь они все были у меня на мушке. Отлично.

– Сядьте на табуретки вдоль стены, – они выполнили приказ, благо табуреток хватало, даже одна была лишней. Муж сел справа, жена посередине, а Ева слева возле кухонного стола. Так было безопасней, мне было важно, чтобы они все находились навиду, тем более, если кто-нибудь решил бы на меня напасть, то табуретка только добавляла мне несколько секунд, и вероятность, что я успел бы среагировать, становилась выше. И так, церемониться с ними я конечно не собирался. Единственное что меня тогда беспокоило, это дети. Где они? Почему их не слышно? Я направлял пистолет то на жену, то на мужа.

– Дети сейчас дома? – супруги беспокойно переглянулись, жена зарыдала, сразу выдав себя такой реакцией. Еще это означало, что к ней вернулись чувства, она отошла от шока и теперь понимала, что происходит. – Нет смысла меня обманывать, я знаю, что у вас маленький сын и дочка. Позовите их сюда.

– Прошу тебя, не делай этого. Умоляю. – Невероятно как быстро покраснело и покрылось слезами лицо матери. Мне стало её жалко. Я слишком долго с ними вожусь. Еще не хватало, чтобы во мне проснулось милосердие.

– Послушайте, нас больше, если мы одновременно побежим, то сможем увалить его на пол, обезвредить и спасти детей! – Зря он это сказал, я даже разочаровался в его глупости. Я отставил одну ногу назад, чтобы не свалиться, если внезапно кто-нибудь на меня нападет.

– Это что бунт? – Я усмехнулся. – А если я убью тебя первым, то ваша компашка революционеров лишиться лидера, и что тогда? – говоря это, я довольно размахивал пистолетом. Я смотрел на них сверху вниз, вытянув подбородок вперед, подняв брови, и наслаждался собой и властью над незнакомыми людьми.

Внезапно глава семьи поднял табуретку, схватив за середину ножки, и швырнул в мою сторону. Его сила позволяла сделать это достаточно ловко, и никто кроме меня не успел среагировать. Но как бы он ни старался, я был готов к такому выпаду. Поэтому пока массивный предмет летел в меня, я успел два раза спустить курок. Пули прошли сквозь табуретку, от чего она слегка закрутилась прежде чем врезаться в эффектный блок, который я успел поставить свободной рукой, и буквально отбросил табуретку сторону. Она с грохотом врезалась в железную дверь и упала на пол. Я почувствовал, как руку пронзила боль, но меня сразу отвлекли хрипы мужика. Обе пули попали ему в грудь. Он отчаянно глотал ртом воздух и выглядел как выброшенная на сушу рыба. Изо рта потекли темные струйки. Женщины безумными глазами смотрели на раненого мужика, будто задержав дыхание. Как же забавно, они делали все синхронно. Но муж оказался крепким орешком. Он тяжело поднялся с табуретки и, медленно передвигая ногами, пошел в мою сторону. «А это уже интересно, хоть какое-то разнообразие». Очевидно, две пули для его громадного тела оказалось мало. Я поровнял дуло глушителя с его головой и, в тот момент, когда он переносил вес с одной ноги на другую, нажал на курок. Прозвучал знакомый треск. Этот звук для меня стал музыкой. Стену покрыли кровавые брызги. «Искусство». Крупная туша рухнула на пол прямо перед ногами жены. Та, прижала ладони к ушам, широко раскрыла рот и попыталась закричать, но сбившееся от повторного шока дыхание этого не позволяло. Она задыхалась. С Евой все было немного хуже. Она как-то абстрагировалась от происходящего, не проявляла никаких эмоций и просто смотрела перед собой, не моргая и заметно подергиваясь. Мне кажется, я испортил ей психику. Я понимал, что она уже не в игре. Но вот если бы она тогда успокоилась и помогла мне, я думаю, что смог бы её простить. Жена принялась покачиваться на табуретке прямо над телом своего мужа. Черт, она начинает сходить с ума. Я слышал, что такие движения свойственны шизофреникам и другим психически больным. Когда она сложилась пополам на стуле, прижав грудь к коленкам, все ещё сжимая голову руками, я подошел ближе и выстрелил ей в затылок. Суп из мозгов и крови, хлынул на пол и на тело мужа, забрызгав мне ботинки, возможно, я разворотил ей все лицо. Ну, разве я не был милосердным, когда пустил ей пулю в голову? Зачем ей мучиться?

Ева даже не удосужилась взглянуть, как я убил женщину. Это неуважение. Я нагнулся к ней и заглянул в глаза.

– Ты в порядке, Ева? – Она моргнула, кажется, первый раз за все время, не сводя глаз со стены. Я повернул голову в сторону, куда она смотрела, но ничего кроме скучной плитки, покрывающей стены кухни, не увидел.

– Слушай, я не понимаю. Ты же согласилась мне помочь.

Я заметил, как мышцы на её шее напряглись, а ноздри раздулись.

– Глупо так сидеть, молчать, либо ты мне поможешь, либо… – я подождал секунду – «Да что же с ней?» — я махнул на неё рукой, и развернулся, – плевать, нужно найти детей.

Когда я дошел до коридора, Ева внезапно вскочила, подбежала ко мне, упала на колени и крепко обхватила мою ногу.

– Прошу тебя, Стас, не делай этого. Прошу тебя, прошу тебя прошу тебя, прошу тебя, прошу тебя… – она повторяла это снова и снова. Я, недоумевая, смотрел на неё сверху вниз как на рабыню, целующую мне ноги. Не подумайте чего, просто было очень похоже.

– Да что с тобой? Я еще могу понять ту мамашу, но они, же не твои дети. Чего ты переживаешь?

– Прошу тебя, не надо, прошу тебя, прошу тебя…

Абсолютно бессмысленная трата времени. Я любил эту девушку, даже когда она умоляла меня, унижалась, воткнувшись лицом мне в лодыжку. Я любил её, даже когда понял, что потеряю навсегда. Я любил её даже когда направил пистолет на голову. И когда выпускал одну за другой пули, пока не начали раздаваться щелчки, оповещающие, что кончились патроны. Я навсегда запомнил её последний вздох, и как её тело безжизненно обмякло, повалившись на пол.

Я еле высвободил ногу от крепкой, буквально посмертной хватки Евы, поменял пустую обойму в пистолете на полную и направился в дальнюю комнату, минуя гостиную. В моем распоряжении было достаточно времени. С начала нашего проникновения, особо громких и подозрительных звуков, а самое главное криков, не было, и значит – беспокоиться было не о чем. Я медленно приоткрыл дверь и зашел в классическую детскую комнату – яркую, разноцветную. Весь пол был завален игрушками. У стены стояли две детские кровати. На противоположной стороне теснился большой шкаф. Я сразу обратил внимание, что выхода на балкон в этой комнате нет. Это хорошо, потому что в противном случае дети могли бы позвать кого-нибудь на помощь. Комната оказалась пустой. Но это же дети. Вспомните себя, как просто было спрятаться в самых невероятных местах. По крайней мере, мой зоркий глаз сразу же приметил три-четыре таких места. Я подошел к кровати, которая стояла ближе ко мне и, нагнувшись, задрал радужное покрывало. Вдоль кровати на полу лежал мальчик и с ужасом смотрел на меня. «Ну что поделать, это неизбежно». Я схватил его за лодыжку, примерно там, где начинался носок, и вытащил на середину комнаты. Мальчик был одет в синие шорты и белую рубашку с коротким рукавом. Сам он был очень бледный, возможно, тоже был в шоке. Но я, все же, проявил милосердие и не стал показывать ему окровавленные трупы родителей. Потом я подошел ко второй кровати. И что бы вы думали – под ней лежала маленькая девочка. Готов поспорить каждый прятался именно под своей кроватью – это неизбежно, это инстинкт. Случись что – каждый человек побежит домой, или туда, где ему было комфортнее всего в жизни. Таким же грубым движением я вытащил девочку из-под кровати и посадил рядом с братом. Она была одета в зеленый сарафан, и когда я её вытаскивал, он задрался, оголив её маленькие белые трусики, которые обтягивали по-детски ровные, еще не сформировавшиеся складки влагалища. Но я не падок на детей, тем более с моими «размерами» тут и думать не о чем. Дети сидели на полу боком ко мне и беззвучно рыдали, широко раскрывая рот. По их милым румяным щечкам текли слезы. Я подошел ближе и, передернув затвор пистолета, направил дуло на голову девочки. «Пускай ты будешь первой». Она с ужасом взглянула на меня. В её глазах я прочитал животный страх и человеческую истерику. «Ну зачем мне их мучить? Какие мысли у них проносятся сейчас в голове? Все равно их жизнь испорчена, вряд ли они когда-нибудь оправятся от этого. Их всегда будут преследовать «призраки прошлого». Поэтому…». Я медленно надавил на курок. Но тут раздался страшный звук – жуткое дребезжание из прихожей, которое буквально разорвало мою идиллию и спокойствие в клочья. По телу пронеслась волна страха, оставляя за собой лишь холодный пот, и болезненно ударила в сердце. Потом на секунду тишина. Я убрал палец с курка. И снова этот кислый звук, который буквально пронизывал мою голову сотнями вибрирующих иголок и сводил меня с ума. Звук утих. Из прихожей раздался грубый стук о железную дверь. Мое сердце разогналось до скорости света. Я взглянул на детей – они, кажется, дублировали мое выражение лица.

– Вы кому-нибудь звонили? – почти шепотом произнес я. Они потрясли своими маленькими головками. – Не врите! Вы кого-нибудь ждете? – «Пожалуйста… пожалуйста, ответьте „да“!». Они снова покрутили головами. «Черт, черт, черт! Это очень плохо. Неужели соседи все-таки услышали подозрительные звуки и вызвали полицию? Все? Это конец? А может, дети все же врут, может они позвонили бабушке, например?От них сейчас не добьешься правды». Я, медленно перебирая ноги, рысью пошел в коридор, но прежде приказал детям – «Молчать» – приставив указательный палец к губам. «Иначе пристрелю» – я состроил из пальцев пистолет, как все это делали в детстве, изображая ковбоев, и сделал вид, что стреляю из него. Кажется, они меня поняли. Хотя это было не важно. Я понимал, что если за дверью стоит толпа полицейских, то жить мне оставалось недолго. «Хрена с два они меня возьмут». Я попытался сконцентрироваться и не падать духом. «Так, я сотни раз думал о таком исходе, я должен приставить пистолет к голове и застрелиться». Но сначала мне нужно было, конечно, убедиться, что за дверью стояла полиция. Я прошел по коридору до трупа Евы, вокруг неё уже образовалась большая лужа крови. Её тело лежало напротив входа в гостиную. Я подумал, что здесь самое выгодное место в данной ситуации. Я встал в дверной проём спиной в гостиную и, повернув голову к входной двери, приставил пистолет к виску. В железную дверь что-то с грохотом прилетело. «Черт, они пытаются выломать её! Все, это конец! Они пришли за мной!». Удар, еще один. «Ладно, если там всего один или двое полицейских, я попытаюсь отстреляться». Удар. Внутренний замок начал поддаваться. «Но, если толпа вооруженных омоновцев в бронежилетах, то сразу пущу себе пулю в голову». Удар. Замок с треском сломался, и дверь настежь распахнулась. На пороге стоял потрепанный мужчина, который тяжело дышал. В нос врезался тухлый запах. Тут же включилась моя фотографическая память, и я узнал в этом незнакомце… «Черт!». Бомжа из парка. «Какого хрена?». В правой руке он держал пистолет на дуло, которого была надета и плотно примотана пластиковая бутылка. Я на секунду замешкался, по-прежнему держа дуло у виска и не понимая, что происходит. Но мужик оказался собраннее – он первый поднял пистолет, я увидел дно бутылки и сразу понял, что это своеобразный глушитель, но, если честно, относился к нему скептически – вряд ли простая бутылка может решить проблему громкого взрыва пороха. Не успел я закончить мысль, как бомж сделал два выстрела. Звук от первого был весьма обнадеживающим – вся энергия выстрела пришлась внутрь бутылки, и прозвучал глухой хлопок, будто в бутылке взорвали петарду. Но после того как первая пуля пробила дно бутылки, грохот от второго выстрела пронесся с полной силой по квартире и вырвался через распахнутую дверь в подъезд. «Черт, этого мне ещё не хватало», – конечно, я подумал об этом, несколькими секундами позже – первая пуля попала в косяк дверного проема, покрыв мое лицо деревянными щепками, а вторая влетела в левое плечо. Энергией пули, но возможно от болевого рефлекса, меня резко развернуло и вкинуло в гостиную. Не отвлекаясь на сочащуюся кровь из плеча, я окинул взглядом комнату, и сразу приметил единственное кресло стоящее не вплотную со стеной. Буквально два широких шага и я оказался в другом конце гостиной, ловкий кувырок через спинку кресла и вот я снова в более выгодном положении, но в этот раз мне удалось включить мозги, прежде чем прозвучали очередные выстрелы. Конечно, кресло не абы что – не бетонная стена – но для дезориентации, которая поможет мне выиграть лишнюю секунду времени, пойдет. Только я оказался на полу, как в комнату залетел бомж. Его заметно занесло на повороте. «Да ладно!? Он пьяный!». Я понял, что его состояние может дать мне еще пару секунд привилегии. В этот раз я не мог позволить ему атаковать первым, поэтому резко привстал на корточках, одновременно высовывая голову и пистолет, и сразу заметив цель, принялся беспощадно давить на курок. Печень. Легкое. Легкое. Плечо. Трахея. Одна мимо. Прежде чем упасть бомж успел взметнуть пистолет и выпустить несколько пуль в мою сторону. Две из них попали в кресло, пробив его насквозь, одна зацепила мою ногу, пройдя в паре сантиметров от кости в районе левого бедра (это я узнал позже). Бомж рухнул на пол рядом с телом Евы, и продолжал жать на курок, пока не кончились патроны. Каждый выстрел был настолько громким, что, казалось, мне по голове бьют кувалдой. Я слышал беспощадное эхо, носившееся по подъезду. Все начало разрушаться. Боль сковывала мои движения и туманила разум. Я поднялся, ухватившись здоровой рукой о кресло и, оперевшись на здоровую ногу. «Черт!». Я, хромая, с короткими передышками дошел до прихожей и закрыл железную дверь, конечно, дела были хуже не куда, но лишние свидетели не к чему, тем более прямо из подъезда были видны трупы, лежащие в коридоре. «Так, если кто-нибудь успел вызвать полицию, то у меня есть минуты три, не больше». Я решительно развернулся и посмотрел на приоткрытую дверь в детскую комнату. Боль снова дала о себе знать, активно пульсируя в ноге и плече. Я прижал пистолет ребром к плечу и похромал вдоль коридора. Когда я зашел в знакомую красочную комнату, детей в ней не было. «Тупорылые дети, вы лишь тратите мое время!». Я с трудом нагнулся и заглянул под кровати, детей там не было. Я заметил, как на пол из моего плеча капала кровь. «Плевать, так, где еще?». Я подошел к широкому шкафу-купе и отодвинул жалюзи, под завесой многочисленных разноцветных рубашек и платьев я увидел две пары детских ножек. Затем раздвинул одежду в стороны, мое лицо искривилось, я на секунду забыл, что ранен в плечо, и, стиснув зубы, сказал:

– Вылезайте.

Они продолжали, молча стоять и смотреть глазами, все также наполненными ужасом и страхом. Уже с меньшей любовью я хватал каждого за руку и вышвыривал из шкафа так, что они с грохотом падали на пол. Дети наконец не выдержали – раздался дуэт истерического рева.

– Кому вы звонили? Что за бомж? Ваш знакомый? Дядька, который решает все проблемы семьи? – Для шокированных детей это были слишком сложные вопросы. «Плевать». Кто это был – вопрос не первостепенной важности. Но человеческие чувства – гнев и ненависть пытались овладеть мной.

– Смотрите это все из-за вашей глупости, – я продемонстрировал им свои раны. Похоже, дети не обращали на меня внимание.

– Как вы хотите умереть? – «Брось, Стас – сейчас, и не секундой позже». Я убрал пистолет с раненого плеча, боль запульсировала с большей силой, и прицелился в голову сидящей на попе девочке. Выстрел. Пуля пронеслась через голову и измельченные кусочки мозга и костей черепа покрыли белый ковер позади неё. Мальчик широко раскрыл рот и посмотрел на сестру, упавшую на бок перед ним. Я перевел пистолет на голову мальчика. Щелчок. «Черт!». Щелчок. «Этого еще мне не хватало!».

– Похоже, тебе не повезло, парень… – Я болезненно повалился перед ним на колени достал из кармана складной нож и, нажав на кнопку-затвор, вызволил лезвие. Затем, не щадя силы, сквозь боль толкнул мальчика локтем в грудь. Он резко шлепнулся на спину, звучно ударившись затылком, о пол. Я, не дав ему очухаться, взмахнул рукой и всадил нож в шею до самой рукоятки. Шея была настолько тонкой, что лезвие прошло насквозь. Мальчик стал извиваться и из его рта вырвался жуткий булькающий вопль. Я попытался продолжить движение ножом, чтобы сделать рану шире, но нож не поддавался, возможно, мешал кадык или позвонок. Я выдернул нож, и из шеи принялась хлестать кровь, заливая лицо мальчику и мою руку. Мне захотелось быстрей прекратить его мучения. Я поставил нож параллельно полу – длины лезвия хватало… – затем надавил им посильнее на шею и принялся резать. Вперед – назад, вперед– назад. Будто кусок жесткой говядины. Лезвие быстро исчезло в плоти, и вскоре отделило одну часть тела от другой. Хрипы прекратились. Кровь по-прежнему выпрыскивалась, пульсируя, из шеи. Я с трудом поднялся на ноги. Лицо мальчика выражало замерший ужас. Мне стало не по себе от его мертвячьего взгляда. Я пнул голову подальше от себя, она легко покатилась по полу, потом по ковру, иногда подскакивая на носу и оставляя за собой кровавый след.

Я неторопливо брел по узким улочкам, пытаясь скрыть хромоту. Левый ботинок хлюпал при каждом неловком шаге – он был доверху заполнен моей кровью. Поверх пиджака я надел тяжелую черную кожаную куртку, которую позаимствовал в прихожей. Я еще долго буду помнить эту квартиру. Куртка была мне велика, но помогла скрыть испачканную одежду и сочащуюся кровь из плеча, но я по-прежнему чувствовал, что она стекала по руке, и видел, как кровавые капли падали на мокрый асфальт и тут же исчезали. Неожиданно пошел снег. Крупные хлопья покрывали мои плечи. «Так, сегодня я убил шесть человек». Если вы спросите: «Зачем ты занимаешься этим?». Я вам отвечу: «Просто потому что могу».