Докажите? Митч задохнулся от подобного предложения. Доказать ей? С какой стати? Кэррол сверлила его прищуренными глазами, повторяя вызов. Доказать Чарли? К черту Чарли! Но когда он отбросил мысленно Чарли, в его голове словно рассеялся туман, и он понял, что она предлагает ему доказать это самому себе.

— Так как? — спросила Кэррол.

— Я думаю, — ответил Митч.

Но о чем здесь было размышлять? Либо он имеет проблемы с сексом, либо не имеет. А он их не имел. И если какая-нибудь соблазнительная женщина — вот эта соблазнительная женщина — поживет в его доме несколько дней и это станет доказательством того, что у него нет проблем, то почему бы не согласиться?

Митч уже четыре ночи и три дня обходился без секса. Невелика жертва. Это так же просто, как оседлать Ночной Костер. Митч вспомнил, как жеребец не любит, когда его седлают, и усмехнулся. Даже еще проще. Это он переживет.

Но его беспокоило то, что он чувствовал себя загнанным в угол. Не важно, что он пошел на это ограничение сам. Он заслуживал наказания за то, что уложил в постель дочь одного из их лучших клиентов. Это было неэтично. Не важно, что Сьюзи сама бегала за ним. Он мог бы выстоять против ее домогательств, если бы не выпил пива на одну кружку больше нормы. Однако это не значит, что он какой-то там алкоголик, а тем более — сексоголик.

Проклятие, он был всего лишь здоровый мужчина с вполне здоровым аппетитом. И в этом нет ничего противоестественного. Он способен выстоять против соблазнов, которые предлагало ее соблазнительное тело, как бы при этом ни ныла его плоть. Не поддаться воздействию провокационных запахов, которые проникли, кажется, во все закоулки его дома. Он способен подавить в себе желание уложить ее в постель из сочувствия, какую бы душещипательную историю она ему ни рассказала. Трахать женщину из сострадания и жалости — это не его стиль.

Она топнула ногой.

— В чем дело, Боханна? Или вы не джентльмен, чтобы быть верным своему слову?

— Я джентльмен. — Митч одарил ее медленной, самоуверенной улыбкой. Он докажет это всем и каждому. — Ладно, можете остаться на пару дней. Могу даже преподать вам урок верховой езды. Даже два, если переживете первый.

Кэррол просияла, словно ребенок в канун Рождества.

— И водные лыжи будут тоже?

Митч кивнул, хотя мысль о том, что она предстанет перед ним в купальнике, привела его в большее возбуждение, чем он хотел бы себе признаться.

— Но я не собираюсь брать за все это плату. Мне не нужны ваши деньги.

Выигрыш пари будет достаточной компенсацией.

— Мне тоже в скором будущем деньги не понадобятся.

Митч посмотрел на нее с подозрением. Неужто ее печальная повесть о неминуемой смерти — правда? Действительно ли она настолько больна, как о том заявляет? На вид она была совершенно здоровой. Впрочем, нечего гадать, ложь так или иначе все равно откроется.

— В таком случае оставьте их кому-нибудь. Составьте завещание.

— Я уже сделала это несколько лет назад. — Она обхватила себя руками за плечи и потерла их.

Несколько лет назад? Это его поразило. Ей едва ли было более двадцати пяти. Он уже дожил до тридцати, но не удосужился составить завещание. Он не слишком задумывался о своем будущем, о своей смерти. Он подавил в себе желание насмешливо отреагировать на ее слова. Составление завещания означает, что человек собирается умереть. Митч намерен был жить, жить долго и упорно. Неужели эта женщина всегда знала, что умрет молодой? Или она просто ненормальная?

— Если вы не возьмете деньги за уроки, то как быть с оплатой за стол и проживание? Я ведь не приглашенный гость.

Стол и проживание? Он представлял это так, что сидит за столом напротив нее. Проживание означает, что он спит в другой комнате. У него потекли слюнки: это будет дьявольское испытание. Митч посмотрел на озеро, затем снова на Кэррол.

— Мне не нужно сдавать комнаты. И у меня достаточно еды. Возьмете себе то, что вам понравится. Я обедаю с друзьями в городе и не вернусь раньше полуночи.

Это была ложь. Что он делает — убегает? Ему нет необходимости прятаться от нее, находиться от нее как можно дальше. Что это докажет? Впрочем, это не имеет значения. Он соврал и теперь связан этой ложью. Митч схватил ключи от машины и зашагал к выходу.

— Вы не собираетесь обуться?

Митч остановился и посмотрел на свои ноги. В самом деле, он был босой. Кровь прилила к его шее. Он пожал плечами, тряхнул головой и, изобразив улыбку, сказал:

— Оставил их возле другой двери.

Повернувшись, он направился по коридору к передней двери. Ботинки, которые он оставил в прихожей, предназначались для конюшни, а выходные туфли находились наверху, в гардеробной. Но он ни за что не пойдет за ними, пусть ему и будет до чертиков неудобно таскать на ногах часов восемь эти тяжелые башмаки.

— Прежде чем уйти, вы не покажете мне мою комнату? — спросила Кэррол. — Я хотела бы внести чемодан и распаковаться, может быть, немного вздремнуть до обеда.

— Это на втором этаже, вторая дверь направо. — Митч снова остановился и посмотрел через плечо. — Вам помочь донести чемодан?

— Нет, я справлюсь сама, но спасибо за предложение.

Он кивнул и не смог удержаться от того, чтобы не бросить жадный взгляд на ее голые длинные ноги.

— Первый урок верховой езды у нас будет утром. Надеюсь, вы захватили для этого подходящую одежду.

Митч проснулся с головной болью после чрезмерных возлияний, ноги болели от долгого пребывания в тяжелых ботинках, настроение было ужасное. Он знал только один способ поправить самочувствие и, чертыхаясь, отправился в ванную. Приняв продолжительный холодный душ, он обмотал полотенце вокруг талии и намылил лицо. И в этот момент дверь в его персональную ванную комнату открылась.

На пороге появилась Кэррол — ангел с копной рыжих волос. На ней был прозрачный халатик, который не скрывал ни одной выпуклости ее тела — тела, которое способно свести мужчину с ума.

— Привет, — сказала она голосом, который словно задел его нервные окончания. Ее намерения были столь же очевидны и коварны, как и намерения самого дьявола.

Митча пронзило вожделение. Он был не в силах противодействовать естественной реакции своего тела и не мог отвести взгляд от обольстительного зрелища. Она надвигалась на него, прозрачный халатик шевелился, развевался, дразняще обнажал плотные бедра и темный треугольник на стыке между ними. Она взялась за его полотенце, и это ее прикосновение вывело Митча из состояния оцепенения.

— О нет, не надо! — Он схватил ее за руки и отвел от себя.

Кэррол посмотрела на обмотанное вокруг талии полотенце, затем подняла глаза на его лицо и усмехнулась.

— Но ведь ты хочешь меня.

Спрятать доказательство справедливости ее слов было невозможно.

— Может, это так и есть, но я не собираюсь проигрывать пари. Иди оденься.

Кэррол подняла руку, чтобы развязать халатик сверху, у декольте.

— Но я хочу принять душ.

Деликатно, но крепко Митч сжал ее за плечи, развернул, проводил к дверям и подтолкнул в коридор:

— Видишь — вон там гостевая ванная. Можешь ею воспользоваться.

Митч вернулся в свою ванную, громко хлопнул дверью и запер ее за собой. Затем снова принял холодный душ, побрился, оделся и направился вниз даже в более плохом настроении, чем был в первую минуту после пробуждения.

Почувствовав едва ощутимый запах ее духов, Митч вздрогнул, и его настроение упало еще на один пункт. Кэррол его опередила, уже приготовила кофе и находилась на веранде. Рядом с ней он увидел кружку и тарелку с наполовину съеденным бананом.

— Доброе утро, — пробормотал он, подходя к маленькому столику и видя, что его чашка до краев полна кофе.

— О, доброе утро! — прощебетала Кэррол таким тоном, словно перед этим ничего не происходило в ванной. На ней были новые джинсы, плотно обтягивающие бедра, и пестрая клетчатая рубашка, застегнутая лишь наполовину. Вздымающиеся холмики грудей с белоснежной ложбинкой удерживала на месте кружевная полоска цвета морской волны. Митч с трудом отвел взгляд от предлагаемого ему зрелища. Настроение его еще более упало.

— Как спалось? — любезно спросила она.

— Отлично, — отрезал он.

Спал он мерзко: слишком много было пива и связанных с ней фантазий. Очень большое желание — и никакого удовлетворения.

— Я чувствую себя лучше, чем все последние недели. Должно быть, причина в горном воздухе. Как только я поднялась с постели, сразу поняла, что это будет один из моих лучших дней.

Итак, она намерена продолжить этот фарс, пренебрежительно подумал Митч, стараясь не смотреть на роскошные груди, которые так и лезли в глаза. Искушение — так называлась эта игра, и Митч был намерен одержать в ней верх. Он сделал большой глоток горячего кофе и обжег язык и горло. Ничто не сможет заставить его проиграть пари.

— Кажется, опять будет жаркий день.

— Да. — Она посмотрела на него из-под густых ресниц, и этот взгляд был одновременно и невинным, и обольстительным.

Он улыбнулся ей.

— Не забудь солнцезащитный козырек и застегни рубашку, иначе ты можешь здорово сжечь себе грудь.

Кэррол вздрогнула, словно ее ударили, щеки порозовели, однако она не сделала попытки застегнуть широко распахнутый ворот рубашки. Митч выразительно посмотрел на ее груди, впервые обратив внимание на гусиную кожу на ее теле. Как она могла замерзнуть, когда солнце льет на нее прямые лучи? На Митче была легкая хлопковая рубашка, и он уже чувствовал, как припекает солнце.

Была ли она действительно больна? В самом ли деле умирала? Митч сел рядом с ней, размышляя, насколько далеко она пойдет, чтобы убедить его. Бусинки пота выступили у него на верхней губе, а тем временем Кэррол сидела, обхватив ладонями чашку с горячим кофе, словно они у нее замерзли. Впервые у него зародилось сомнение, и он решил, что последует совету Кэррол и поговорит с Терри Куинн, ее работодательницей в библиотеке Мизулы.

Вокруг жимолости, цветущей возле веранды, с жужжанием летали пчелы. Кэррол подняла на Митча глаза — и моментально соблазнительница куда-то подевалась, на ее лице было написано неподдельное удивление.

— Почему неизбежная смерть помогла мне понять, какое удовольствие можно получить от чашки доброго кофе, от свежего банана, от созерцания красоты горного озера, небесной синевы, изумрудной воды, позолоченных осенью деревьев?

У Митча не было на это ответа, он воспринимал все эти вещи как данность. Как все. Такова человеческая натура. Он сделал еще глоток кофе, смакуя его вкус. Взглянул на небо и на озеро, отметив удивительный контраст между прозрачной голубизной и плотной нефритовой гладью. Затем устроился рядом с Кэррол поудобнее, словно теперь между ними возникла более тесная связь.

— Должен сказать, что жизнь основательно подминает большинство из нас. Оставляет слишком мало либо вообще не оставляет времени для того, чтобы насладиться красотой природы. Щедрыми дарами, которые совсем рядом.

Кэррол смотрела на его руки и пальцы так, словно ощущала их прикосновение к себе. Она провела языком по губам. Пульс у Митча слегка участился.

Над озером прокричала птица. Крик был громкий, пронзительный. Кэррол вопросительно посмотрела на Митча.

— Это скопа. Кличет своего дружка.

Кэррол кивнула, но ничего не сказала, и некоторое время они сидели в благожелательном молчании, как два старинных друга, которые знают, что будут делиться своими мыслями и впечатлениями по крайней мере еще лет пятьдесят, а сейчас самый момент помолчать и поразмышлять. Митч никогда не чувствовал себя так свободно и спокойно в присутствии женщин. Ощущение было странное. И приятное.

Даже слишком приятное.

Он допил кофе и встал.

— Если мы собираемся учиться верховой езде, лучше это делать, пока высок уровень энергии.

Кэррол поднялась и увидела, как его зеленые глаза ощупали ее фигуру взглядом, в котором читалось откровенное вожделение. По ее телу пробежала волна озноба. Проигнорировав желание обхватить себя руками и застегнуть рубашку, она расправила плечи.

— Нравится то, что видишь? — спросила она.

Но он уже больше не любовался ее грудями. Взгляд его остановился на ее ногах. Митч нахмурился.

— Ты не привезла ботинки?

— Н-нет, я… — Она не ожидала, что ей понадобится так много одежды. Она захватила лишь то, что годится для обольщения: прозрачные трусики, кружевные лифчики, чулки в сетку, белоснежную ажурную ночную рубашку, платье в обтяжку… И еще то, что было на ней. Она посмотрела на свои теннисные туфли. — А что в них не так?

— Нет каблуков. Нога не сможет держаться в стремени. Тебе нечем будет за него зацепиться, и ты приземлишься на свою очаровательную попку.

— Я не думала, что ты это заметишь, — поддразнила его Кэррол.

— Я не слепой. — Он склонил голову набок. — Просто стараюсь не обращать внимания.

— А ты можешь сделать исключение… хотя бы на сей раз? — Кэррол шагнула к нему. — А через день или два снова будешь не обращать внимания.

— Нет. — Он отступил назад и еще сильнее нахмурился. — У тебя есть туфли на каблуках?

Вряд ли он имел в виду красные туфли-лодочки на высоком каблуке, которые лежали у нее в чемодане.

— Нет! — покачала она головой. — Наверное, мне придется купить что-нибудь подходящее в Калиспелле или в Пол-соне.

— Какой у тебя размер?

— Седьмой, а что?

— В гардеробной есть несколько пар ботинок, думаю, что-нибудь может подойти. Подбери подходящие и приходи ко мне на конюшню. А я пока оседлаю тебе лошадь. И застегни рубашку. Я не хочу, чтобы рабочие на конюшне набросились на тебя.

Через десять минут Кэррол обулась в жесткие голубые ботинки седьмого размера. Она не знала, какая из его многочисленных женщин оставила их здесь, собираясь вернуться на следующий день и снова надеть. Впрочем, это не имело значения — она не была ревнивой. Она была благодарной.

Митч стоял у небольшого загона рядом с конюшней. Высокий и поджарый, он разговаривал с гнедой лошадью, привязанной к перекладине. Одетый в линялые, плотно сидящие джинсы, пыльные ковбойские ботинки и черную поношенную шляпу, он, казалось, сошел со страниц романа Луи Л'Амура. У Кэррол вдруг учащенно заколотилось сердце.

— Это старина Падре, — представил Митч лошадь. — Он мерин. Очень дружелюбный парень. Погладь его по гриве — пусть привыкнет к твоему прикосновению, запаху, голосу.

Стоя между Митчем и мерином, Кэррол вновь испытала невероятное чувство восторга. Казалось, всепоглощающее чувство радости накрыло ее подобно тому, как приливная волна накрывает человека.

Мерин обнюхал Кэррол и подтолкнул ее к Митчу. Соприкосновение с ним породило у Кэррол чувственное желание, и она засмеялась от смущения. Митч помог ей восстановить равновесие и отступить назад. Кэррол улыбнулась ему.

Благоговейный трепет в ее глазах затронул какие-то глубинные струны в душе Митча. Она находит радость в том, что он всю свою жизнь воспринимает как само собой разумеющееся. В том, что общается с лошадью, в красоте окружающей природы. Это вызвало в нем уважение к ней, и ему захотелось пересмотреть собственный взгляд на жизнь. Он не осознавал раньше, насколько счастлив, — а ведь счастье даже в том, что ты жив и что-то делаешь. Она была совершенно необыкновенная женщина. И в этот момент Митч вдруг подумал, что, если Кэррол Сидни действительно умрет, он станет тосковать по ней.

— Как мне взобраться на него? — спросила она.

— Садиться надо всегда с левой стороны.

— С левой от меня или от лошади?

— Ты становишься лицом к лошади с ее левого бока и ставишь левую ногу в стремя.

Потребовалось две попытки, прежде чем Кэррол сумела поднять ногу достаточно высоко, чтобы продеть ее в стремя. Мышцы бедра и ягодиц застонали в немом протесте.

— Держи оба повода левой рукой и используй ту же левую руку для того, чтобы держаться за шею. Правой рукой держись за луку седла.

Говоря это, Митч придерживал своими большими теплыми руками холодные маленькие руки Кэррол, отчего по ее телу прокатились чувственные волны.

Если Митч испытывал те же самые ощущения, то он это не показывал.

— Теперь поезжай. И с каждым шагом немного подпрыгивай в седле.

Кэррол взяла поводья в одну руку и положила ее на шею лошади. Крепко ухватившись за луку седла, она уселась верхом. Падре тихонько пошел.

— Нет! Стоп, лошадка!

— Натяни поводья потуже, — подсказал Митч.

Кэррол попробовала. Однако мерин продолжал идти. Кэррол запрыгала в седле.

— Стоп, лошадка, стоп!

Митч поравнялся с Кэррол, обхватил ее руки с поводьями.

— Нужно говорить «тпру», а не «стоп». Тпру, Падре!

Щеки у нее горели, мышцы болели, казалось, что связки сейчас порвутся.

— Ладно, попробуй снова. — Чувствовалось, что он с трудом сдерживает смех. Кэррол

бросила на него сердитый взгляд. — Помни, что поводья нужно держать натянутыми.

Она сделала глубокий вдох, мысленно представила последовательность действий и сделала новую попытку.

— Теперь немного подпрыгни.

Кэррол изо всех сил пыталась подняться в стременах, однако все ее попытки заканчивались неудачей. У нее не хватало сил и сноровки, чтобы это сделать. Когда ею овладело отчаяние, сильные руки легли ей на ягодицы и слегка подтолкнули. Однако это только напугало Кэррол. Она вскрикнула, выпустила поводья и свалилась в объятия Митча.

Митч прижал ее к себе. Она весила всего ничего, однако то, что он держал в объятиях женщину, мгновенно пробудило его мужское тело. Проклятие, он хотел ее. Не отдавая себе отчета в том, что делает, он прижался губами к ее губам, его язык проник ей в рот.

Кэррол почувствовала, что в отношении ее рта совершается насилие, но ей хотелось большего. Это было как вершина айсберга, как залог и обещание чего-то гораздо более значительного.

Митч прижимал ее к себе — податливую, жаждущую женщину, что ему доводилось делать частенько, однако в этот раз что-то было иначе, что-то, чего он не мог определить и объяснить. Но он хотел большего. Хотел настолько, что у него все болело от желания, все ныло и пульсировало.

Нет, черт возьми! Нет и нет! Митч поставил Кэррол на ноги и отстранился от нее. Грудь его тяжело вздымалась, он жадно хватал ртом воздух.

— Это… — Слова не шли, он сделал вдох и попробовал начать снова: — Это…

Он хотел сказать: «Это не повторится», однако в конце концов отказался от попытки выговорить заготовленную фразу и вместо нее произнес:

— Этого достаточно на сегодня.

— Нет! — Кэррол, казалось, недоумевала. — Я в самом деле хочу ездить. Прошу тебя.

— Никаких игр больше?

— Обещаю.

— О'кей.

Ослабевшая от наката желания Кэррол с трудом вставила ногу в стремя. На сей раз, почувствовав его ладонь на своих ягодицах, она закрыла глаза, заставив себя сконцентрироваться на том, что ей нужно сделать. Она поднялась, перекинула ногу через седло и опустилась в него с такой силой, что, кажется, набила себе на ягодицах синяки.

— Просунь другую ногу в стремя и привстань, — скомандовал Митч. Она повиновалась, и Митч отрегулировал высоту стремени.

— У меня такое ощущение, будто я делаю шпагат. Так и должно быть?

Митч засмеялся:

— Да. Но как только почувствуешь, что больше тебе невмоготу, скажи — и мы остановимся.

Однако Кэррол не собиралась останавливаться. Каждый нерв ее дрожал от возбуждения, мышцы болели, но это было приятно. Каждая клеточка ее тела жила и наслаждалась полнотой жизни.

— Я провожу тебя вокруг загона, чтобы ты почувствовала под собой лошадь. Держись за луку седла.

Кэррол ухватилась за нее обеими руками. Когда лошадь тронулась, Кэррол закачалась из стороны в сторону и удовлетворенно улыбнулась. Однако вскоре она завладела поводьями и под руководством Митча стала управлять лошадью.

Однако, когда Митч помог Кэррол слезть с Падре, ей показалось, что ноги у нее сейчас подогнутся и она рухнет на землю.

— Я теперь никогда не смогу нормально ходить, — пожаловалась она.

— Лучшее средство от этого — заняться любовью… — Митч оборвал себя, сам не понимая, как это у него вырвалось. — Горячая ванна поможет снять все болевые ощущения.

— Ты присоединишься ко мне? — По всей видимости, она не пропустила мимо ушей оброненную им фразу и решила этим воспользоваться.

Митч хмыкнул и покачал головой:

— Мне нужно сделать телефонный звонок.