Поэзия в переводах А.И. Гитовича

Ли Бо

 

(в переводах А. И. Гитовича)

 

Смотрю на водопад в горах Лушань

[1]

За сизой дымкою вдали Горит закат, Гляжу на горные хребты, На водопад. Летит он с облачных высот Сквозь горный лес И кажется: то Млечный Путь Упал с небес.

 

В горах Лушань смотрю на юго-восток, на пик Пяти Стариков

[2]

Смотрю на пик Пяти Стариков [3] , На Лушань, на юго-восток. Он поднимается в небеса, Как золотой цветок. С него я видел бы все кругом И всем любоваться мог… Вот тут бы жить и окончить мне Последнюю из дорог.

 

Храм на вершине горы

[4]

На горной вершине Ночую в покинутом храме. К мерцающим звездам Могу прикоснуться рукой. Боюсь разговаривать громко: Земными словами Я жителей неба Не смею тревожить покой

 

Летним днем в горах

Так жарко мне Лень веером взмахнуть. Но дотяну до ночи Как-нибудь. Давно я сбросил Все свои одежды Сосновый ветер Льется мне на грудь.

 

Навещаю отшельника на горе Дайтянь, но не застаю его

[5]

Собаки лают, И шумит вода, И персики Дождем орошены. В лесу Оленей встретишь иногда, А колокол Не слышен с вышины. За сизой дымкой Высится бамбук, И водопад Повис среди вершин… Кто скажет мне, Куда ушел мой друг? У старых сосен Я стою один.

 

О том, как Юань Дань-цю жил отшельником в горах

[6]

В восточных горах Он выстроил дом Крошечный Среди скал. С весны он лежал В лесу пустом И даже днем Не вставал. И ручейка Он слышал звон И песенки Ветерка. Ни дрязг и ни ссор Не ведал он И жить бы ему Века.

 

Слушаю, как монах Цзюнь из Шу играет на лютне

[7]

С дивной лютней Меня навещает мой друг, Вот с вершины Эмэя [8] Спускается он. И услышал я первый Томительный звук Словно дальних деревьев Таинственный стон. [9] И звенел, По камням пробегая, ручей, И покрытые инеем Колокола [10] Мне звучали В тумане осенних ночей. Я, старик, не заметил, Как ночь подошла.

 

Весенним днем брожу у ручья Лофутань

[11]

Один, в горах, Я напеваю песню, Здесь, наконец, Не встречу я людей. Все круче склоны, Скалы все отвесней, Бреду в ущелье, Где течет ручей. И облака Над кручами клубятся, Цветы сияют В дымке золотой. Я долго мог бы Ими любоваться Но скоро вечер, И пора домой.

 

Зимним днем возвращаюсь к своему старому жилищу в горах

С глаз моих утомленных Еще не смахнул я слезы, Еще не смахнул я пыли С чиновничьего убора. Единственную тропинку Давно опутали лозы, В высоком и чистом небе Сияют снежные горы. Листья уже опали, Земля звенит под ногою, И облака застыли Так же, как вся природа. Густо бамбук разросся Порослью молодою, А старое дерево сгнило, Свалилось в речную воду. Откуда-то из деревни Собака бежит и лает, Мох покрывает стены, Пыльный, пепельно-рыжий. Из развалившейся кухни Гляжу — фазан вылетает, И старая обезьяна Плачет на ветхой крыше. На оголенных ветках Молча расселись птицы, Легла звериная тропка Возле знакомой ели. Книги перебираю Моль на них шевелится, Седая мышь выбегает Из-под моей постели. Надо правильно жить мне Может быть, мудрым буду? Думаю о природе, Жизни и человеке. Если опять придется Мне уходить отсюда Лучше уйду в могилу, Сгину в земле навеки.

 

Одиноко сижу в горах Цзинтиншань

[12]

Плывут облака Отдыхать после знойного дня, Стремительных птиц Улетела последняя стая. Гляжу я на горы, И горы глядят на меня, И долго глядим мы, Друг другу не надоедая.

 

Глядя на гору Айвы

[13]

Едва проснусь И вижу я уже: Гора Айвы. И так — весь день-деньской, Немудрено, Что «кисло» на душе: Гора Айвы Всегда передо мной.

 

Рано утром выезжаю из замка Боди

[14]

Я покинул Боди [15] Что стоит средь цветных облаков, Проплывем по реке мы До вечера тысячу ли [16] . Не успел отзвучать еще Крик обезьян с берегов [17] А уж челн миновал Сотни гор, что темнели вдали.

 

Ночью, причалив у скалы Нючжу, вспоминаю древнее

[18]

У скалы Нючжу я оставил челн, Ночь блистает во всей красе. И любуюсь я лунным сиянием волн, Только нет генерала Се. Ведь и я бы мог стихи прочитать, Да меня не услышит он… И попусту ночь проходит опять, И листья роняет клен.

 

Белая цапля

Вижу белую цаплю На тихой осенней реке; Словно иней, слетела И плавает там, вдалеке. Загрустила душа моя, Сердце — в глубокой тоске. Одиноко стою На песчаном пустом островке.

 

Стихи о Чистой реке

[19]

Очищается сердце мое Здесь, на Чистой реке; Цвет воды ее дивной Иной, чем у тысячи рек. Разрешите спросить Про Синьань, что течет вдалеке: [20] Так ли камешек каждый Там видит на дне человек? Отраженья людей, Словно в зеркале светлом, видны, Отражения птиц Как на ширме рисунок цветной. И лишь крик обезьян, [21] Вечерами, среди тишины, Угнетает прохожих, Бредущих под ясной луной.

 

Брожу у родника Цинлэнцзюань у Наньяна

[22]

Мне жаль, что солнце В дымке золотой Уже склонилось Низко над водой. И свет его Течет за родником, И путник Снова вспоминает дом. Напрасно Песни распевал я тут Умолкнув, слышу: Тополя поют.

 

Струящиеся воды

В струящейся воде Осенняя луна. На южном озере [23] Покой и тишина. И лотос хочет мне Сказать о чем-то грустном, Чтоб грустью и моя Душа была полна.

 

Осенью поднимаюсь на северную башню Се Тяо в Сюаньчэне

[24]

Как на картине, Громоздятся горы И в небо лучезарное Глядят. И два потока Окружают город, И два моста, Как радуги, висят. Платан застыл, От холода тоскуя, Листва горит Во всей своей красе. Те, кто взойдут На башню городскую, Се Тяо вспомнят Неизбежно все.

 

Лиловая глициния

Цветы лиловой дымкой обвивают Ствол дерева, достигшего небес, Они особо хороши весною И дерево украсило весь лес. Листва скрывает птиц поющих стаю, И ароматный легкий ветерок Красавицу внезапно остановит, Хотя б на миг — на самый краткий срок.

 

Сосна у южной веранды

[25]

У южной веранды Растет молодая сосна, Крепки ее ветки И хвоя густая пышна. Вершина ее Под летящим звенит ветерком, Звенит непрерывно, Как музыка, ночью и днем. В тени, на корнях, Зеленеет, курчавится мох, И цвет ее игл Словно темно-лиловый дымок. Расти ей, красавице, Годы расти и века, Покамест вершиной Она не пронзит облака.

 

Жду

За кувшином вина Я послал в деревенский кабак, Но слуга почему-то Пропал — задержался в пути. На холмах на закате Горит расцветающий мак, И уж самое время, Чтоб рюмку к губам поднести. Потихоньку б я пил, У восточного сидя окна, И вечерняя иволга Пела бы мне за окном. Ветерок прилетел бы, И с ним — захмелев от вина Утомленному путнику Было б нескучно вдвоем.

 

Среди чужих

Прекрасен крепкий аромат Ланьлинского вина. [26] Им чаша яшмовая вновь, Как янтарем, полна. И если гостя напоит Хозяин допьяна Не разберу: своя ли здесь, Чужая ль сторона.

 

Под луной одиноко пью

[27]

I

Среди цветов поставил я Кувшин в тиши ночной И одиноко пью вино, И друга нет со мной. Но в собутыльники луну Позвал я в добрый час, И тень свою я пригласил И трое стало нас. Но разве, — спрашиваю я, Умеет пить луна? И тень, хотя всегда за мной Последует она? А тень с луной не разделить, И я в тиши ночной Согласен с ними пировать, Хоть до весны самой. Я начинаю петь — и в такт Колышется луна, Пляшу — и пляшет тень моя, Бесшумна и длинна. Нам было весело, пока Хмелели мы втроем. А захмелели — разошлись, Кто как — своим путем. И снова в жизни одному Мне предстоит брести До встречи — той, что между звезд, У Млечного Пути.

II

О, если б небеса, мой друг, Не возлюбили бы вино Скажи: Созвездье Винных Звезд [28] Могло ли быть вознесено? О, если б древняя земля Вино не стала бы любить Скажи: Источник Винный [29] мог По ней волну свою струить? А раз и небо, и земля Так любят честное вино То собутыльникам моим Стыдиться было бы грешно. Мне говорили, что вино Святые пили без конца, Что чарка крепкого вина Была отрадой мудреца. Но коль святые мудрецы Всегда стремились пить вино Зачем стремиться в небеса? Мы здесь напьемся — все равно. Три кубка дайте мне сейчас И я пойду в далекий путь. А дайте доу [30] выпить мне Сольюсь с природой как-нибудь. И если ты, мой друг, найдешь Очарование в вине Перед ханжами помолчи Те не поймут: расскажешь мне. Развлекаюсь Я за чашей вина Не заметил совсем темноты, Опадая во сне, Мне осыпали платье цветы. Захмелевший, бреду По луне, отраженной в потоке. Птицы в гнезда летят, А людей не увидишь здесь ты… Провожу ночь с другом Забыли мы Про старые печали Сто чарок Жажду утолят едва ли, Ночь благосклонна К дружеским беседам, А при такой луне И сон неведом, Пока нам не покажутся, Усталым, Земля — постелью, Небо — одеялом. С отшельником пью в горах Мы выпиваем вместе Я и ты, Нас окружают Горные цветы. Вторая чарка, И восьмая чарка, И так мы пьем До самой темноты. И, захмелев, Уже хочу я спать; А ты — иди. Потом придешь опять: Под утро Лютню принесешь с собою, А с лютнею Приятней выпивать.

 

С кубком в руке вопрошаю луну

С тех пор, как явилась в небе луна Сколько прошло лет? Отставив кубок, спрошу ее Может быть, даст ответ. Никогда не взберешься ты на луну, Что сияет во тьме ночной. А луна — куда бы ты ни пошел Последует за тобой. Как летящее зеркало, заблестит У дворца Бессмертных она. И сразу тогда исчезает мгла Туманная пелена. Ты увидишь, как восходит луна На закате, в вечерний час. А придет рассвет — не заметишь ты, Что уже ее свет погас. Белый заяц на ней лекарство толчет, [31] И сменяет зиму весна. И Чан Э [32] в одиночестве там живет И вечно так жить должна. Мы не можем теперь увидеть, друзья, Луну древнейших времен. Но предкам нашим светила она, Выплыв на небосклон. Умирают в мире люди всегда Бессмертных нет среди нас, Но все они любовались луной, Как я любуюсь сейчас. Я хочу, чтобы в эти часы, когда Я слагаю стихи за вином, Отражался сияющий свет луны В золоченом кубке моем.

 

За вином

Говорю я тебе: От вина отказаться нельзя, Ветерок прилетел И смеется над, трезвым, тобой. Погляди, как деревья Давнишние наши друзья, Раскрывая цветы, Наклонились над теплой травой. А в кустарнике иволга Песни лепечет свои, В золотые бокалы Глядит золотая луна. Тем, кто только вчера Малолетними были детьми, Тем сегодня, мой друг, Побелила виски седина. И терновник растет В знаменитых покоях дворца. [33] На Великой террасе [34] Олени резвятся весь день. Где цари и вельможи? Лишь время не знает конца, И на пыльные стены Вечерняя падает тень. Все мы смертны. Ужели Тебя не прельщает вино? Вспомни, друг мой, о предках Их нету на свете давно.

 

Экспромт

Подымаю меч И рублю ручей [35] Но течет он Еще быстрей. Подымаю кубок, И пью до дна А тоска Все так же сильна.

 

Проводы друга

Там, где синие горы За северной стали стеной, Воды белой реки Огибают наш город с востока. На речном берегу Предстоит нам расстаться с тобой, Одинокий твой парус Умчится далеко-далеко. Словно легкое облачко, Ветер тебя понесет. Для меня ты — как солнце, Ужели же время заката? Я рукою машу тебе Вот уже лодка плывет. Конь мой жалобно ржет Помнит: ездил на нем ты когда-то.

 

Прощаюсь с другом у беседки Омовения Ног

[36]

У той дороги, Что ведет в Гушу, [37] С тобою, друг, В беседке я сижу. Колодец С незапамятных времен Здесь каменной оградой Обнесен. Здесь женщины, С базара возвратясь, Смывают с ног своих И пыль и грязь. Отсюда Коль на остров [38] поглядишь Увидишь: Белый там растет камыш… …Я голову Поспешно отверну, Чтоб ты не видел Слов моих волну.

 

Провожаю друга, отправляющегося путешествовать в ущелья

[39]

Любуемся мы, Как цветы озаряет рассвет. И все же грустим: Наступает разлука опять. Здесь вместе с тобою Немало мы прожили лет. Но в разные стороны Нам суждено уезжать. Скитаясь в ущельях, Услышишь ты крик обезьян, [40] Я стану в горах Любоваться весенней луной. Так выпьем по чарке Ты молод, мой друг, и не пьян: Не зря я сравнил тебя С вечнозеленой сосной [41] .

 

Провожаю гостя, возвращающегося в У

[42]

Тихий дождик окончился. Выпито наше вино. Без тебя мне осталось Сидеть одному у воды На речном перекате, С вечнозеленой сосной. И под парусом лодка твоя По реке полетела. Много будет тебе на пути Испытаний дано, А вернешься домой И слоняться там станешь без дела. Здесь, на острове нашем, Уже расцветают цветы, И плакучие ивы Листву над рекою склонили.

 

Провожаю Юань Мин-фу, назначенного начальником в Чанцзян

[43]

Ивы зелены [44] Мы расстаемся весной, За вином расстаемся, За чаркой хмельной. И по древней дороге Ты с лютней пойдешь Через сотни ущелий, Бросающих в дрожь. Здесь деревья Под теплым цветут ветерком, А туда ты пойдешь Под осенним дождем. Но в Чанцзяне Наступит зато благодать И собаки там будут Не лаять, а спать. [45]

 

Беседка Лаолао

[46]

Здесь душу ранит Самое названье И тем, кто провожает, И гостям. Но ветер, Зная горечь расставанья, Все не дает Зазеленеть ветвям. [47]

 

Посвящаю Мэн Хао-жаню

[48]

Я учителя Мэн Почитаю навек. Будет жить его слава Во веки веков. С юных лет Он карьеру презрел и отверг Среди сосен он спит И среди облаков. [49] Он бывает Божественно пьян под луной, Не желая служить Заблудился в цветах. Он — гора. Мы склоняемся перед горой. Перед ликом его Мы лишь пепел и прах.

 

Шутя, преподношу моему другу Ду Фу

[50]

На вершине горы, Где зеленые высятся ели, В знойный солнечный полдень Случайно я встретил Ду Фу. Разрешите спросить: Почему вы, мой друг, похудели Неужели так трудно Слагать за строфою строфу?

 

Провожаю Ду Фу на востоке округа Лу у горы Шимэнь

[51]

Мы перед разлукой Хмельны уже несколько дней, Не раз поднимались По склонам до горных вершин. Когда же мы встретимся Снова, по воле своей, И снова откупорим Наш золоченый кувшин? Осенние волны Печальная гонит река, [52] Гора бирюзовою Кажется издалека. [53] Нам в разные стороны Велено ехать судьбой Последние кубки Сейчас осушаем с тобой.

 

Посылаю Ду Фу из Шацю

[54]

В конце концов для чего Я прибыл, мой друг, сюда? В безделье слоняюсь здесь, И некому мне помочь. Без друга и без семьи Скучаю, как никогда, А сосны скрипят, скрипят По-зимнему, день и ночь. Луское пью вино, [55] Но пей его хоть весь день Не опьяняет оно: Слабое, милый друг. И сердце полно тоской, И, словно река Вэнь [56] , Безудержно, день и ночь Стремится к тебе — на юг.

 

Шутя, посвящаю Чжэн Яню, начальнику уезда Лиян

[57]

Тао — начальник уезда Изо дня в день был пьян, Так что не замечал он Осень или весна. Разбитую свою лютню Слушал, как сквозь туман, Сквозь головную косынку Вино он цедил спьяна. Лежал под окном у дома Беспечный поэт седой, Себя называл человеком Древнейших времен земли. …Когда я к тебе приеду Осенью или весной, Надеюсь, что мы напьемся В славном уезде Ли.

 

Жене

[58]

Весь долгий год

Я пьяный, как обычно.

Так — день за днем.

И все признать должны,

Что мы по сути дела

Не отличны

От Чжоу Цзэ

И от его жены.

 

Воспеваю гранатовое дерево, растущее под восточным окном моей соседки

[60]

У соседки моей Под восточным окном Разгорелись гранаты В луче золотом. Пусть коралл отразится В зеленой воде Но ему не сравниться с гранатом Нигде. Столь душистых ветвей Не отыщешь вовек К ним прелестные птицы Летят на ночлег. Как хотел бы я стать Хоть одной из ветвей, Чтоб касаться одежды Соседки моей. Пусть я знаю, Что нет мне надежды теперь, Но я все же гляжу На закрытую дверь.

 

Импровизация о хмельной красотке князя У-вана

[61]

Ветерок шелестит, Над ночными ветвями струясь. На террасе Гусу Веселится подвыпивший князь. А красотка Си Ши Танцевать попыталась, хмельная, Но уже засмеялась, На ложе из яшмы склонясь.

 

Оплакиваю славного сюаньчэнского винодела, старика Цзи

[62]

Ты, старый друг, Ушел в загробный мир, Где, верно, Гонишь ты вино опять. Там — нет Ли Бо, И кто устроит пир? Кому вино Ты станешь продавать?

 

Торговый гость

Торговый гость На джонке вдаль умчится, Шумит под ветром Быстрая вода. Его сравню я С перелетной птицей: Вот он исчез Не видно и следа.

 

Девушка из Сычуани

[63]

Быстрее реки этой [64] Люди еще не нашли: По ней не плывут, А летят, как стрела, корабли. К десятой луне Проплывет он три тысячи ли [65] И скоро ль вернется К просторам родимой земли?

 

Думы тихой ночью

У самой моей постели Легла от луны дорожка. А может быть, это иней? Я сам хорошо не знаю. Я голову поднимаю Гляжу на луну в окошко, Я голову опускаю И родину вспоминаю.

 

Весенней ночью в Лояне слышу флейту

[66]

Слышу: яшмовой флейты музыка, Окруженная темнотой. Пролетая, как ветры вешние, Наполняет Лоян ночной. Слышу «Сломанных ив» [67] мелодию, Грустью полную и тоской… Как я чувствую в этой песенке Нашу родину — сад родной!

 

В Сюаньчэне любуюсь цветами

[68]

Как часто я слушал Кукушек лесных кукованье, Теперь — в Сюаньчэне [69] Гляжу на «кукушкин цветок» [70] . А вскрикнет кукушка И рвется душа от страданья, Я трижды вздыхаю И молча гляжу на восток.

 

Вспоминаю горы Востока

[71]

В горах Востока [72] Не был я давно, Там розовых цветов Полным-полно. Луна вдали Плывет над облаками, А в чье она Опустится окно? [73]

 

Песни «Осеннего берега»

[74]

I

Не с осенью ли схож «Осенний берег»? Он повергает странника В печаль, И кто ее поймет, И кто измерит, Когда с горы Он долго смотрит вдаль? Он смотрит В направлении Чанъаня [75] , Внизу течет И пенится вода. Он спрашивает В горе и страданье: «Ты вспомнишь обо мне Хоть иногда? Возьми же слез моих волну С собой И унеси их к другу В край родной».

II

Здесь всю ночь Тоскуют обезьяны Станет белой Желтая гора [76] . И река шумит Во мгле туманной, Сердце мне Тревожа до утра. Я хочу И не могу уехать, Долго ль мне еще Томиться тут? Посмеяться бы Хоть горьким смехом Но лишь слезы Из очей бегут.

III

Я здесь совсем еще Недолго прожил, Но в зеркало Однажды посмотрел И вижу: Волосы мои похожи На белый снег Или на белый мел.

IV

Здесь обезьянки В заводи речной, Похожие На белые снежинки, Играют С отраженною луной И корчат ей Гримасы и ужимки.

V

Гостем я проживаю А мысли мои как в тумане. Через силу гляжу на цветы А болеет душа. Хоть и горы, и реки Здесь выглядят словно в Яньсяне [77] , Но подуют ветра И как будто я снова в Чанша [78] .

VI

Зажгло и землю и небо Горнов жаркое пламя, [79] Красные искры смешались С темно-лиловым дымом. Поет меднолицый парень И песня летит над нами, И ветер ее разносит По далям необозримым.

 

С «Осеннего берега» посылаю жене

Нету отдыха мне Никогда и нигде Путь все дальше ведет От родимого края. Перебрался я в лодку, Живу на воде, И расстроился снова, Письмо посылая. Не дано нам с тобою Скитаться вдвоем, Ты на севере, Я — на томительном юге. С той поры, Как семью я покинул и дом, Что я знаю — три года О милой супруге? Побледнело лицо, На висках седина Как вернуть бы Твою молодую улыбку? Гость однажды приехал, Хмельной от вина, И в руках он держал «Пятицветную рыбку» [80] . Прочитал я Парчовые знаки твои, И казалось, Что иероглифы рыдают. Сотни рек, сотни гор Преградили пути, Но желанья и мысли У нас совпадают.

 

Подношу Сыма Пэю

[81]

Цвет перьев зимородка [82] Цвет наряда Красавицы, Что в зале танцевала. Кого по красоте Поставлю рядом? Одну луну И не смущусь нимало. За грацию, За красоту такую Ее все дамы Дружно поносили И государь Изгнал ее, тоскуя, Он, клевете поверивший В бессилье. [83] И вот красавица Живет в унынье, Совсем изнемогая От печали. К соседям Не заглядывает ныне, Сидит за прялкой Целыми ночами. Но пусть она Работает напрасно И не следит, как прежде, За собою И все-таки Она еще прекрасна: Таких немного встретишь Под луною. Вот так и я, мой государь, В печали Боюсь: Надежды сбудутся едва ли.

 

При виде снега в местности Хуайхай

Здесь северный снег Пролетает средь облачной мглы И, следуя ветру, Несется за берег морской. Деревья у моря, Как ранней весною, белы, [85] Прибрежный песок Белоснежной покрыт пеленой. С рекою Яньси [86] Вдохновенье связало меня, Где Лянского князя Пиры [87] , что пригрезились мне? Инчжунская песня [88] Плыла там, по струнам звеня. Я песню окончил И снова грущу в тишине. [89]

 

На закате солнца вспоминаю Шаньчжун

[90]

Дождь кончился, И в дымке голубой Открылось небо Дивной чистоты. Восточный ветер Обнялся с весной И раскрывает Юные цветы. Но опадут цветы Уйдет весна. И человек Начнет вздыхать опять. Хотел бы я Все испытать сполна И философский камень [91] Отыскать.

 

Без названия

И ясному солнцу, И светлой луне В мире Покоя нет. И люди Не могут жить в тишине, А жить им Немного лет. Гора Пэнлай [92] Среди вод морских Высится, Говорят. Там, в рощах Нефритовых и золотых Плоды, Как огонь, горят. Съешь один И не будешь седым, А молодым Навек. Хотел бы уйти я В небесный дым, Измученный Человек.

 

Стихи о краткости жизни

День промелькнет Он короток, конечно, Но и столетье Улетит в простор. Когда простерлось небо В бесконечность? Десятки тысяч кальп [93] Прошло с тех пор. И локоны у феи Поседели [94] То иней времени Оставил след. Владыка Взор остановил на деве И хохот слышен Миллионы лет. [95] Остановить бы Шестерых драконов [96] И привязать их К дереву Фусан [97] , Потом, Небесный Ковш [98] Вином наполнив, Поить — чтоб каждый Намертво был пьян. [99] Хочу ли Знатным и богатым быть? Нет! Время я хочу остановить.

 

Увидев цветок, называемый «белоголовым стариком»

[100]

У деревенских Глиняных домов Бреду уныло По земле суровой, И на лугу, Средь полевых цветов, Гляжу — растет «Старик белоголовый». Как в зеркало, Смотрю я на цветок: Так на него Виски мои похожи. Тоска. Ужели Этот карлик мог Мои печали старые Умножить?

 

Ссылаемый в Елан, пишу о подсолнечнике

[101]

Я стыжусь: ведь подсолнечник Так защищает себя [102] А вот я не умею, И снова скитаться мне надо. Если все же когда-нибудь Буду помилован я, То, вернувшись, займусь Лишь цветами любимого сада.

 

Поднявшись на Фениксовую террасу у Цзиньпина

[103]

Когда-то бывали фениксы здесь, Теперь — терраса пуста, И только река [104] , как прежде, течет, Стремительна и чиста. И возле дворца [105] , что был знаменит, Тропинка видна едва. И там, где гремели всю ночь пиры, [106] Курганы, цветы, трава. И речной поток у подножья гор Проносится, полный сил, Здесь остров Белой Цапли [107] его Надвое разделил. Я знаю, что солнце могут закрыть Плывущие облака: [108] Давно уж Чанъаня не вижу я И гложет меня тоска.

 

Су У

[109]

Десять лет он у варваров Прожил в жестоком плену, Но сумел сохранить Доверительный знак государев. Белый гусь столько раз Пролетал, возвещая весну, Но письма не принес А скрывался, крылами ударив. Пас овец он — Су У В чужедальнем и диком краю, Там, в горах и степях, Тосковал он о родине милой. Ел он снег, проклиная И голод, и долю свою, Пил он воду из ям, Если летняя жажда томила. А когда, получивший свободу, Он тронулся в путь, Обернулся на север И вспомнил снега и морозы, Вспомнил нищенский пир, Где склонился он другу на грудь, И заплакали оба И в кровь превращалися слезы.

 

По ту сторону границы

[110]

I

Пятый месяц, а снег На Тяньшане бел, Нет цветов Среди белизны. Зря о «сломанных ивах» [111] Солдат запел Далеко еще До весны. Утром бьет барабан Значит в бой пора, Ночью спим, На седла склонясь. Но не зря наш меч Висит у бедра: Будет мертв Лоуланьский князь [112] .

II

Император войска Посылает на север пустыни, Чтоб враги не грозили Поить в наших реках коней. Сколько битв предстоит нам, И сколько их было доныне, Но любовь наша к родине Крепче всего и сильней. Нету пресной воды Только снег у холодного моря. На могильных курганах Ночуем, сметая песок. О, когда ж, наконец, Разобьем мы врага на просторе, Чтобы каждый из воинов Лег бы — и выспаться мог!

III

Мчатся кони, Быстрые, как ветер, Мы несемся Сотни храбрецов, С родиной прощаясь, В лунном свете, Чтоб сразить «Небесных гордецов» [113] . Но когда Мы кончим бой погоней И последний враг Падет, сражен, Красоваться будет В Павильоне [114] Хо Великолепный [115] . Только он!

IV

Приграничные варвары С гор в наступленье пошли И выводят солдат Из печальных китайских домов Командиры роздали «Тигровые знаки» [116] свои Значит вновь воевать нам Средь желтых и мерзлых песков. Словно лук, изогнулась Плывущая в небе луна, Белый иней блестит На поверхности наших мечей. К пограничной заставе Нескоро вернусь я, жена, Не вздыхай понапрасну И слез понапрасну не лей.

V

Сигнальные огни Пронзили даль, И небо Над дворцами засияло. С мечом в руке Поднялся государь Крылатого Он вспомнил генерала. [117] И тучи Опустились с вышины. И барабан Гремит у горной кручи. И я, солдат, Пойду в огонь войны, Чтобы рассеять Грозовые тучи.

 

Тоска о муже

Уехал мой муж далеко, далеко На белом своем коне, И тучи песка обвевают его В холодной чужой стране. Как вынесу тяжкие времена?.. Мысли мои о нем, Они все печальнее, все грустней И горестней с каждым днем. Летят осенние светлячки У моего окна, И терем от инея заблестел, И тихо плывет луна. Последние листья роняет утун [118] Совсем обнажился сад. И ветви под резким ветром в ночи Качаются и трещат. А я, одинокая, только о нем Думаю ночи и дни. И слезы льются из глаз моих Напрасно льются они.

 

Луна над горной заставой

[119]

Над горами Тяньшань Золотая восходит луна, И плывет в облаках Беспредельных, как море, она. Резкий ветер, пронесшийся Сотни и тысячи ли [120] , Дует здесь, на заставе, От родины нашей вдали. Здесь, над Ханьской дорогою [121] , Горы нависли в упор, Гунны здесь проходили К озерной воде Кукунор. И по этой дороге Бойцы уходили в поход, Но домой не вернулись, Как ныне никто не придет. Те, кто временно здесь, Да и весь гарнизон городской Все горюют о родине, Глядя на север с тоской. Эту ночь я опять Проведу в кабачке за вином, Чтоб забыться на время Не думать о доме родном.

 

Бой южнее Великой стены

[122]

Мы не забыли Прошлогодний бой, Бой, отгремевший За Саньган-рекой [123] . А ныне снова В бой ушли полки, Чтоб драться В русле высохшей реки. [124] Уже бойцов Омыл морской простор, [125] Пасутся кони Средь Небесных гор, [126] Бойцы шагали Десять тысяч ли [127] , И все же — полумертвые Дошли. Для гуннов бой Как пахарю пахать: Белеют кости На полях опять. Давно ушли Эпохи циньской дни, [128] А все горят Сигнальные огни. [129] Всю ночь Сигнальные огни горят, И за отрядом В бой идет отряд. Но, как и раньше, Кончен ратный труд, И кони, Сбросив мертвецов, бегут. И коршуны Пируют день и ночь Нет никого, Чтобы прогнать их прочь. Степные травы Пыльные лежат. А полководец Кто он, без солдат? Лишь в крайности Оружье надо брать, Так мудрецы Нам говорят опять.

 

Путешествие при северном ветре

[130]

За воротами Холода [131] Властвует грозный дракон; Свечи — вместо зубов, Пасть откроет — и светится он. Ни луны и ни солнца Туда не доходят лучи, Только северный ветер Свистит, свирепея в ночи. Только снежная вьюга Бушует недели подряд, И громадные хлопья На древнюю башню летят. Я тоскую о муже, Воюющем в диком краю, Не смеюсь я, как прежде, И песен теперь не пою. Мне осталось стоять у калитки И думать одной: Жив ли мой господин Далеко — за Великой стеной. Взял он меч, чтоб дракона Сразить — и рассеять туман. Мне оставил на память Обтянутый кожей колчан. Две стрелы с опереньем Оставил он мне заодно, Но они паутиной и пылью Покрылись давно. Для чего эти стрелы, Колчан, что висит на стене, Если ты, господин, Никогда не вернешься ко мне? Не могу я смотреть На подарок, врученный тобой. Я сожгла твой подарок, И пеплом он стал и золой. Можно Желтую реку Смирить, укрепив берега, Но труднее брести Сквозь туманы, пургу и снега.

 

Думы о муже, ушедшем воевать далеко на границу

Когда, господин мой, Прощались мы в прошлом году То помнишь, как бабочки В южном порхали саду… А ныне гляжу, Вспоминая тебя, господин, На горы, на снег Подпирающих небо вершин. А до Юйгуани [132] , Наверно, три тысячи ли И как бы мне сделать, Чтоб письма отсюда дошли?

 

Ветка ивы

[133]

Смотри, как ветви ивы Гладят воду Они склоняются Под ветерком. Они свежи, как снег, Среди природы И, теплые, Дрожат перед окном. А там красавица Сидит тоскливо, Глядит на север, На простор долин, И вот Она срывает ветку ивы И посылает — мысленно В Лунтин [134] .

 

Осенние мысли

С террасы нашей на Яньчжи [135] Гляжу сквозь желтый листопад: Тебя увидеть я хочу Но зря глаза мои глядят. Над морем [136] тают облака Они к тебе не доплывут. Уже и осень подошла, А мне — одной томиться тут. Отряды варваров степных Опять готовятся в поход, Ни с чем вернулся наш посол К заставе Яшмовых ворот. [137] Ужели ханьские бойцы [138] Не возвратятся на восток? Ужели надо мне жалеть О том, что сорван был цветок? [139]

 

«Цзые»

[140]

весенняя

Кто у нас не слыхал О красавице нежной Ло Фу [141] ? Как однажды она Обрывала с деревьев листву? Белоснежные руки Сияли в зеленых ветвях. И полдневное солнце Горело у ней на щеках. «Сударь! незачем тут Останавливать быстрых коней Мне пора уходить, Накормить шелковичных червей».

 

«Цзые» летняя

Зеркальное озеро [142] На сто раскинулось ли [143] , И лотосы тихо Открыли бутоны свои. Красавица [144] с лодки Цветы собирает легко, А люди досадуют Озеро невелико: Уплыла красавица, И не видать за холмом, Как входит она, Равнодушная, в княжеский дом.

 

«Цзые» осенняя

Уже над городом Чанъань [145] Сияет круглая луна. Но всюду слышен стук вальков, [146] И женщины не знают сна. Осенний ветер во дворах Всю ночь свистеть не устает. И помыслы мои летят К заставе Яшмовых ворот. [147] Когда же, варваров смирив, Утихнет долголетний бой? Когда домой придут войска И муж мой встретится со мной?

 

«Цзые» зимняя

На рассвете гонец Отправляется в дальний поход. Подбиваю я ватой одежду Всю ночь напролет. А замерзшие пальцы Дрожат, продевая иглу. Ножниц не удержать И все время они на полу. Но одежду для мужа В далекий отправлю я путь Может быть, до Линьтао [148] Ее довезут как-нибудь?

 

Осенние чувства

Сколько дней мы в разлуке, Мой друг дорогой, Дикий рис уже вырос У наших ворот. И цикада Уж свыклась с осенней порой, Но от холода плачет Всю ночь напролет. Огоньки светляков Потушила роса, В белом инее Ветви ползучие лоз. Вот и я Рукавом закрываю глаза. Плачу, друг дорогой, И не выплачу слез.

 

О тех, кто далеко

I

Теперь живу К востоку от Чунлина [149] , А господин Он у реки Ханьцзян [150] . На сотни ли [151] В цветах лежат долины Я б вытоптала Всю траву полян. С тех пор как мы Объятия разжали, С тех пор трава, Как осенью, низка, А осень нас Соединит едва ли. Чем ближе вечер Тем острей тоска. О, если б встретиться! Как я хочу, Одежды сбросив, Потушить свечу!

II

На луском шелку, [152] Знаменитом своей белизной, Письмо написала я воину Тушью цветной, Пусть к дальнему морю [153] , В холодный и горестный край, Его отнесет Покровитель любви — попугай. Письмо небольшое Немного в нем знаков и строк, Но полон значения Самый ничтожный значок. И воин получит письмо И сломает печать, И слезы польются Он их не сумеет сдержать. А выльются слезы, Что так непрерывно текли, Он вспомнит: меж нами Не сотни, а тысячи ли. За каждую строчку, За милый сердечный привет Готов заплатить он По тысяче звонких монет.

III

Когда красавица здесь жила Цветами был полон зал. Теперь красавицы больше нет Это Ли Бо сказал. На ложе, расшитые шелком цветным, Одежды ее лежат. Три года лежат без хозяйки они, Но жив ее аромат. Неповторимый жив аромат, И будет он жить всегда. Хотя хозяйки уж больше нет. Напрасно идут года. И теперь я думаю только о ней. А желтые листья летят, И капли жестокой белой росы Покрыли осенний сад.

 

Стихи о большой плотине

[154]

Плотина Возле города Санъяна [155] Там светлая Проносится река. Весна. А все ж Глаза мои туманны, Когда гляжу На юг, на облака. И ветер Оказался бессердечным: Рассеял Все мечты мои и сны. И нет того, Кого люблю навечно, И писем нет Из дальней стороны.

 

Весенние думы

У вас еще зеленеют едва Побеги юной травы, А у нас уже тополь ветви склонил, Тяжелые от листвы. Когда ты подумаешь, государь, О дальнем ко мне пути, У меня, наверное, в этот день Разорвется сердце в груди. Весенний ветер [156]   я не зову Он не знаком со мной, Зачем же в ночи проникает он Под газовый полог мой?

 

Ночной крик ворона

[157]

Опять прокаркал Черный ворон тут В ветвях он хочет Отыскать приют. Вдова склонилась Над станком своим Там синий шелк Струится, словно дым. Она вздыхает И глядит во тьму: Опять одной Ей ночевать в дому.

 

Песня обиженной красавицы

[158]

Узнав о том, что одна из наложниц императора в Чанъане была отпущена из дворца и выдана замуж за простого человека, один мой друг просил меня написать от лица этой женщины «Песню обиженной красавицы».

Когда я входила в ханьский дворец [159] , Мне было пятнадцать лет И молодое мое лицо Сияло, как маков цвет. И восхищался мной государь Яшмовой красотой, Когда я прислуживала ему За ширмою золотой. Когда я сбрасывала в ночи Пену одежд своих, Он обнимал меня, государь, Словно весенний вихрь. И разве могла я думать тогда О женщине Чжао Фэй-янь [160] ? Но ненависть вместо любви пришла, И ласку сменила брань. И стала так глубока печаль, Так горести велики, Что, словно в заморозки траву, Иней покрыл виски. И ясное утро такое пришло, Когда опустилась мгла, И стали немыслимо тяжелы Мирские мои дела. И драгоценную шубу свою Обменяла я на вино, И с одежды спорола драконов я, И было мне все равно. О душевном холоде и тоске Говорить невозможно мне Для тебя, государь, я лютню беру И пою в ночной тишине. Но разрывается грудь моя, За струною рвется струна. И душа болит, и сердце болит В смятенье живу одна.

 

Тоска у яшмовых ступеней

[161]

Ступени из яшмы Давно от росы холодны. Как влажен чулок мой! Как осени ночи длинны! Вернувшись домой, Опускаю я полог хрустальный И вижу — сквозь полог Сияние бледной луны.

 

Горечь

Цветку подобна новая жена, Хотя бы и достойная любви. Я — старая — на яшму похожу И не скрываю помыслы свои. Цветок непостоянен. Непрочна Его любви блистающая нить. Но яшмовое сердце никогда Не сможет разлюбить иль изменить. И я была когда-то молодой, Но, постаревшая, живу одна. А ты увидишь: время пролетит И станет старой новая жена. Не забывай же о царице Чэнь [162] , Той, что была любимою женой, Ее покои в Золотом дворце Покрыты паутиною седой.

 

Печаль

За яшмовою шторою Одна Красавица Томится у окна. Я вижу влажный блеск В очах печальных Кто ведает, О ком грустит она?

 

Чанганьские мотивы

I

Еще не носила прически я Играла я у ворот. И рвала цветы у себя в саду, Смотрела, как сад цветет. На палочке мой муженек верхом Скакал, не жалея сил, Он в гости ко мне приезжал тогда И сливы мне приносил. Мы были детьми в деревне Чангань [163] , Не знающими труда. И, вместе играя по целым дням, Не ссорились никогда.

II

Он стал моим мужем, — а было мне Четырнадцать лет тогда, И я отворачивала лицо, Пылавшее от стыда. Я отворачивала лицо, Пряча его во тьму, Тысячу раз он звал меня, Но я не пришла к нему. Я расправила брови в пятнадцать лет, Забыла про детский страх Впервые подумав: хочу делить С тобой и пепел, и прах. [164] Да буду я вечно хранить завет «Обнимающего устой» [165] , И да не допустит меня судьба На башне стоять одной! [166] Шестнадцать лет мне теперь — и ты Уехал на долгий срок, Далеко, туда, где в ущелье Цюйтан [167] Кипит между скал поток. Тебе не подняться вверх по Янцзы Даже к пятой луне. И только тоскливый вой обезьян Слышишь ты в тишине.

III

У нашего дома твоих следов Давно уже не видать, Они зеленым мхом поросли Появятся ли опять? Густо разросся зеленый мох И след закрывает твой. Осенний ветер весь день в саду Опавшей шуршит листвой. Восьмая луна — тускнеет все, Даже бабочек цвет. Вот они парочками летят, И я им гляжу вослед. Осенние бабочки! Так и я Горюю перед зимой О том, что стареет мое лицо И блекнет румянец мой.

IV

Но, рано ли, поздно ли, наконец, Вернешься ты из Саньба. Пошли мне известье, что едешь ты, Что смилостивилась судьба. Пошли — и я выйду тебя встречать, Благословив небеса, Хоть тысячу ли я пройду пешком, До самого Чанфынса.

Ссылки

[1] Горы Лушань в современной провинции Цзянси славятся своей живописностью. Здесь в эпоху династии Тан (618–907) было много храмов, монастырей и скитов отшельников.

[1] Стихотворение написано в 726 г. (Дата написания здесь и дальше дается по вышедшей в 1958 г. в пекинском «Издательстве писателей» работе литературоведа Чжань Ина «Ли Бо шивэнь си нянь», устанавливающей датировку около 700 стихотворений Ли Бо.)

[2] Стихотворение написано в 726 г.

[3] пик Пяти Стариков — находится к юго-востоку от главной вершины гор Лушань, на территории современной провинции Цзянси.

[4] Храм на вершине горы.  — По преданию, это стихотворение Ли Бо якобы написал на стене горного храма Фэндинсы, находившегося в области Цичжоу, на территории современной провинции Хубэй.

[5] Навещаю отшельника на горе Дайтянь, но не застаю его — гора Дайтянь или Дакан находится на территории современной провинции Сычуань.

[5] Стихотворение написано в 719 году, когда девятнадцатилетний поэт отправился странствовать по родной провинции и подолгу жил в горах, дружа с отшельниками.

[6] Юань Дань-цю — известный даоский алхимик, живший отшельником на горе Хуашань в современной провинции Шэньси. Император Сюаньцзун (712–756), увлекавшийся даосизмом, высоко ценил и почитал его, неоднократно приглашал ко двору для бесед и выслушивал его поучения. Ли Бо связывала с Юань Дань-цю крепкая дружба. Многие стихотворения поэта посвящены этому отшельнику.

[6] Стихотворение написано в 734 г.

[7] Шу — древнее название современной провинции Сычуань.

[7] Стихотворение написано в 753 г.

[8] Эмэй — гора в современной провинции Сычуань. На ней были расположены храмы и скиты отшельников.

[9] Дальних деревьев таинственный стон — здесь содержится намек на предание о Юй Бо-я, древнем мастере игры на лютне, жившем в эпоху «Борющихся царств» (481–221 гг. до н. э.). Юй Бо-я играл на лютне для своего друга Чжун Цзы-ци, который прекрасно понимал музыку и всегда узнавал, что именно музыкант хотел выразить звуками, — будь то шум леса в горах или журчанье текущих струй. Когда Чжун Цзы-ци умер, Юй Бо-я разбил лютню, считая, что теперь уже не для кого играть, и навсегда забросил свое высокое искусство.

[10] Покрытые инеем колокола — согласно легенде, на сказочной горе Фэншань было девять колоколов, которые сами начинали звучать, когда на них оседал иней.

[11] Лофутань — ручей в современной провинции Шэньси, названный по имени Ло Фу — целомудренной красавицы ханьских времен (подробнее о ней см. примечание к стих. «Цзые весенняя»).

[11] Стихотворение написано в 745 г.

[12] горы Цзинтиншань (иначе Чжаотиншань), знаменитые красотой пейзажей, находятся в современной провинции Аньхуэй, недалеко от Сюаньчэна. Когда поэт Се Тяо (464–499), талант которого Ли Бо и его современники оценивали очень высоко, был губернатором в Сюаньчэне, он часто любовался пейзажами, поднявшись на Цзинтиншань. См. также примечание к стихотворению «Осенью поднимаюсь на северную башню Се Тяо в Сюаньчэне».

[12] Стихотворение написано в 759 г.

[13] гора Айвы (Мугуашань)  — в Китае есть две горы с этим названием: одна в провинции Аньхуэй, другая — в провинции Хунань. Ли Бо бывал и тут, и там, так что неизвестно, о которой из них идет речь. У айвы терпкий и кислый плод, и у поэта «кисло на душе» оттого, что он день за днем вынужден смотреть на эту «Айву» и не может уехать.

[13] Стихотворение написано в 754 г.

[14] Стихотворение написано в 725 г.

[15] Боди или Бодичэн — старинная крепость в горах на высоком берегу реки Янцзыцзян к востоку от Куйчжоу, в современной провинции Сычуань. Ниже начинается район трех знаменитых ущелий, где течение реки становится стремительно быстрым.

[16] ли — мера длины, равная приблизительно 0,5 км.

[17] Не успел отзвучать еще крик обезьян — т. е. очень скоро, так как обезьяны, в большом количестве водившиеся по берегам Янцзыцзяна в районе ущелий, подымают особенно яростные крики на рассвете.

[18] Ночью, причалив у скалы Нючжу, вспоминаю древнее — скала Нючжу находится на берегу Янцзыцзяна в провинции Аньхуэй. В эпоху династии Цзинь (265–419) Се Шан, начальник гарнизона бывшей здесь крепости, услышал, как Юань Хун, тогда еще никому не известный поэт, лунной ночью в одиночестве читал здесь вслух свои стихи. Генерал призвал его, милостиво беседовал с ним и похвалил его стихи, чем и положил начало его известности.

[18] Стихотворение написано в 739 г.

[19] Чистая река (Цинси)  — в современной провинции Аньхуэй; получила это название благодаря прозрачности своих вод.

[19] Стихотворение написано в 754 г.

[20] Синьань (цзян)  — тоже знаменитая чистотой и прозрачностью вод река в той же провинции Аньхуэй.

[21] крик обезьян — в китайской поэзии всегда ассоциируется с глубокой тоской.

[22] Цинлэнцзюань — буквально «чистый и холодный родник».

[22] Наньян — город на территории современной провинции Хэнань.

[22] Стихотворение написано в 740 г.

[23] Южное озеро — т. е. озеро к югу от того места, где находился поэт. В Китае ориентация по странам света гораздо распространеннее, чем у нас. Там, например, не скажут: «идите направо» или «налево», а, в зависимости от реальной обстановки, «идите на север» или «на запад». Отсюда часто горы, озера, деревни, веранды, даже окна в доме, называются северными, южными, восточными или западными.

[24] Се Тяо (464–499) — известный поэт. Был губернатором в Сюаньчэне, когда по его приказанию была выстроена башня в северной части стены города. Ли Бо высоко ценил талант Се Тяо и, естественно, встречая во время своих странствий места, связанные с его памятью, стремился посетить их.

[24] Сюанъчэн — город на территории современной провинции Аньхуэй.

[24] Стихотворение написано в 753 г.

[25] Сосна у южной веранды — сосна является символом долголетия, а шум ветра в ее кроне, похожий на музыку, — частый мотив у китайских поэтов.

[25] Стихотворение написано в 736 г.

[26] ланьлинское вино — знаменитое вино, изготовлявшееся в Ланьлине, на территории современной провинции Шаньдун.

[27] Стихотворение написано в 744 г.

[28] созвездие Винных Звезд — три звезды (Цзю-ци) в правом южном углу созвездия Большой Медведицы.

[29] источник винный — источник в уезде Цзюшоань (буквально: «Винный источник») провинции Ганьсу, вода в котором, по свидетельству древних книг, имеет вкус вина.

[30] доу — мера объема, равная приблизительно 10 л, а также название сосуда для вина.

[31] белый заяц. — По китайским повериям, на луне белый заяц толчет в ступе порошок бессмертия.

[32] Чан Э — жена легендарного Хоу И, знаменитого стрелка из лука. Она украла у мужа эликсир бессмертия, подаренный ему богами, и бежала на луну. Став бессмертной, Чан Э тоскует на луне в одиночестве.

[33] Знаменитые покои дворца — речь идет о дворце Ши Ху, племянника Лэ, князя царства Позднее — Чжао (одного из царств, существовавших на территории Китая в V–III вв. до н. э.). После смерти Лэ, Ши Ху, отстранив законного наследника Хуна, завладел престолом и провозгласил себя правителем. В этом дворце он задавал пиры своим приближенным. Знаменитый маг того времени Фо Ту-чэн предсказал, что скоро этот дворец зарастет терновником. Так и случилось: после смерти Ши Ху род его иссяк и царство погибло.

[34] великая терраса — речь идет о террасе Гусу, построенной для торжественных пиров в эпоху «Борющихся царств» (V–III вв. до н. э.) У-ваном, князем царства У, после его победы над царством Юэ. Однако вскоре У-ван забросил воинские дела, увлекшись любовными утехами, и был свергнут с престола.

[35] Выражение «рассекать воду в ручье (реке) мечом» — метафора, показывающая бесполезность какого-либо действия, невозможность остановить что-либо.

[36] Стихотворение написано в 726 г.

[37] Гушу — местность на территории современной провинции Аньхуэй.

[38] остров — имеется в виду остров Белой Цапли на реке Янцзыцзян к западу от Нанкина.

[39] ущелья — три знаменитых ущелья в верхнем течении реки Янцзыцзян.

[40] крик обезьян — в районе ущелий много обезьян. Крик обезьян в китайской поэзии ассоциируется с безысходной тоской.

[41] сосна — символ вечности.

[42] У — Ли Бо имеет в виду те места, где за много веков до его рождения находилось древнее царство У (территория нынешних провинций Цзянсу и Аньхуэй).

[43] Юань Мин-фу — видимо, приятель поэта, подробности о нем неизвестны.

[43] Чанцзян — уезд, находившийся в современной провинции Сычуань.

[44] ивы зелены — при разлуке было принято отламывать веточку ивы и давать уезжающему на память. Поэтому ивы в поэзии обычно встречаются в стихах, описывающих прощание, печаль в разлуке и тоску по отсутствующим.

[45] не лаять, а спать — поэт выражает уверенность, что его друг будет хорошо управлять вверенным ему уездом и там отныне будет царить полное спокойствие.

[46] беседка Лаолао — буквально «Беседка удрученных» находилась на горе Лаолаошань, на территории современной провинции Цзянсу, в пятнадцати ли к югу от уездного города Цзяннин. Она являлась традиционным местом расставания — уезжающих друзей было принято провожать до этой беседки.

[46] Стихотворение написано в 749 г.

[47] не даст зазеленеть ветвям — подразумеваются ветви ивы; если бы ивы зазеленели, то от них, как это было принято, друзья при расставании отламывали бы на память по ветке, и тогда горечь расставания была бы еще острее.

[48] Мэн Хао-жань (689–740) — известный поэт, старший современник и друг Ли Бо.

[48] Стихотворение написано в 739 г.

[49] Среди сосен он спит и среди облаков — то есть ведет жизнь отшельника.

[50] Ду Фу (712–770) — великий китайский поэт, современник и друг Ли Бо. Хотя оба поэта уже давно хорошо знали и высоко ценили талант друг друга, встретились они впервые лишь в 745 г. в Лояне. Несмотря на разницу лет, темпераментов, характеров, Ду Фу и Ли Бо быстро сблизились, и между ними завязалась дружба, становившаяся со временем все крепче и продолжавшаяся до самой смерти Ли Бо. Эта дружба воспета обоими поэтами в целом ряде стихотворных посланий друг к другу, иногда шутливых, как данное стихотворение, но всегда теплых и проникнутых глубоким чувством привязанности и взаимного уважения.

[50] Из Лояна они вместе совершили путешествие по Хуанхэ, посетили провинцию Шаньдун. Через полгода, когда Ду Фу нужно было возвращаться в столицу, им пришлось расстаться и, как оказалось, навсегда.

[51] гора Шимэнь — в северо-восточной части уезда Цзюйфу, на территории современной провинции Шаньдун. В глубокой древности на Шаньдунском полуострове находилось царство, а затем округ Лу.

[51] Стихотворение написано Ли Бо в 746 г. при расставании с молодым Ду Фу, возвращавшимся из путешествия по Шаньдуну в столицу Чанъань.

[52] осенние волны печальная гонит река — имеется в виду река Сышуй в провинции Шаньдун, протекающая через уезд Цзюйфу.

[53] гора бирюзовою кажется издалека.  — Имеется в виду гора Цулай на юго-востоке уезда Тайань в провинции Шаньдун.

[54] Шацю — местность на территории современной провинции Шаньдун.

[54] Стихотворение написано в 746 г.

[55] луское вино — вино шаньдунских виноделов. Название происходит от древнего царства Лу, находившегося на территории современной провинции Шаньдун.

[56] река Вэнь — протекает через Шацю, течет на юг и впадает в реку Цзишуй.

[57] Шутя, посвящаю Чжэн Яню, начальнику уезда Лиян. — Тао — знаменитый поэт Тао Юань-мин, иначе Тао Цянь (365–427). Тао Цянь, так же как и Чжэн Янь, знакомый Ли Бо, был начальником уезда, но не Лиян, а Лили. На этом сходстве и построена шутка Ли Бо.

[57] Стихотворение написано в 754 г.

[58] Это шуточное стихотворение Ли Бо написал в 727 г., в год своей женитьбы.

[59] Чжоу Цзэ — главный жрец верховного государственного культа времен Поздней Ханьской династии (25-220) прославился тем, что 359 дней в году (по лунному календарю в году 360 дней) был крайне воздержан — не пил вина и не прикасался к своей жене. Раз в год он разрешал себе все, но, увы, в этот день бывал совершенно пьян.

[60] Воспеваю гранатовое дерево, растущее под восточным окном моей соседки.  — Это стихотворение написано в 737 г., когда Ли Бо находился в Дунлу, в современной провинции Шаньдун.

[61] князь У-ван — князь царства У, по имени Фу Ча (ум. в 474 г. до н. э.). Он с успехом боролся с соседним княжеством Юэ. Князь последнего, по совету своего министра Фань Ли, прислал в гарем У-вана бесподобную красавицу Си Ши. У-ван увлекся ею, и в то время когда он предавался с нею любовным утехам, его войска были разбиты, а сам он свергнут.

[61] Здесь под У-ваном подразумевается знакомый Ли Бо, губернатор Луцзяна (в современной провинции Аньхуэй). Место его пиршества в шутку сравнивается с террасой Гусу, в свое время построенной для пиров князем У-ваном после одной из его побед над врагами, а его наложница — с вышеупомянутой красавицей Си Ши.

[61] Стихотворение написано в 748 г.

[62] Сюаньчэн — город на территории современной провинции Аньхуэй.

[62] Стихотворение написано Ли Бо в 761 году, за несколько месяцев до смерти.

[63] Стихотворение написано в 725 г.

[64] быстрее реки этой — имеется в виду река Янцзыцзян.

[65] проплывет он три тысячи ли — видимо, имеется в виду возлюбленный этой девушки, торговый гость, разъезжающий на джонке по своим делам.

[66] Лоян — ныне г. Лоян в провинции Хэнань. Одна из двух столиц Ханского Китая, так называемая Восточная столица, в отличие от Чанъаня — Западной столицы.

[67] « Сломанные ивы » — название грустной мелодии на тему о разлуке, популярной в эпоху Тан. Об обычае дарить при расставании ветки ивы см. примечание к стихотворению «Провожаю Юань Мин-фу, назначенного начальником в Чанцзян».

[68] Стихотворение написано в 755 г.

[69] Сюаньчэн — город в современной провинции Аньхуэй.

[70] « кукушкин цветок » — рододендрон. Любуясь им в Сюаньчэне, поэт вспоминает далекие родные места, где часто в лесу слушал кукушек.

[71] Стихотворение написано в 744 г.

[72] горы Востока (Дуншань)  — в современной провинции Чжэцзян, знамениты своими пейзажами. Здесь долгие годы жил не у дел известный поэт, впоследствии крупный сановник, Се Ань (320–385). Окруженный гетерами, он задавал здесь пиры и наслаждался красотами природы, в частности пышными зарослями роз.

[73] а в чье она опустится окно — автор хочет сказать, что Се Ань давно умер, и даже от дома его не осталось и следа.

[74] Песни «Осеннего берега», — «Осенний берег» (Цюпу) — местность на территории современной провинции Аньхуэй у реки Янцзыцзян, знаменитая своими пейзажами.

[74] Этот цикл стихотворений написан в 754 г.

[75] Чанъань — первая из двух столиц Танской империи, так называемая Западная столица, ныне город Сиань в провинции Шэньси.

[76] Желтая гора (Хуаншань)  — на территории современной провинции Аньхуэй. Она «станет белой», т. е. поседеет, от печального вопля обезьян.

[77] Яньсянь — город на территории нынешней провинции Чжэцзян.

[78] Чанша — главный город в современной провинции Хунань. Район Чанша славится своими красотами, как-то: озеро Дунтин, близлежащие горы и т. д.

[79] горнов жаркое пламя — В Цюпу во время Танской династии плавили серебро и медь.

[80] « пятицветная рыбка » — образное название письма.

[81] Сыма — начальник военного приказа при генерал-губернаторе.

[82] цвет перьев зимородка — бирюзово-лазоревый цвет.

[83] В этом стихотворении Ли Бо, описывая брошенную фаворитку, рассказывает о себе: он тоже когда-то пользовался расположением государя, но потом по навету своих врагов был изгнан из столицы.

[84] Фу Ай — друг Ли Бо, находившийся на севере, в то время как поэт жил в местности Хуайхай, на юго-востоке Китая между рекой Хуай и морем, где снег — редкость.

[85] деревья… белы — от выпавшего снега.

[86] река Яньси — на территории современной провинции Чжэцзян. Когда-то отшельник Ван Цзы-ю, проснувшись в снежную ночь, стал пить вино и читать стихи. Потом, вспомнив о своем друге Дай Ань-дао, жившем на берегу реки Яньси, он тут же ночью сел в лодку и поехал навестить друга. Подъехав к его дому, он внезапно вернулся, не повидав Дай Ань-дао. Когда отшельника спросили, почему он так поступил, Ван Цзы-ю ответил, что поехал, побуждаемый вдохновением, но на полпути вдохновение внезапно покинуло его.

[87] лянского князя пиры — в древности во время снегопада на этих пирах, в садах князя удела Лян, поэт Сыма Сян-жу (11 в. до н. э.) с друзьями пил вино и писал стихи.

[88] Инчжунская песня , в которой также речь идет о «белом снеге ранней весной», написана в древности поэтом Сун Юй'ем (ок. 300 г. до н. э.).

[89] Обращение поэта к ряду примеров из древности создает следующий подтекст стихотворения: в эту снежную ночь мне вспоминается, как друзья в такой же снегопад пили вино и слагали стихи, и у меня возникает желание немедленно навестить тебя, мой друг. Если бы мы были вместе, как бы мы сейчас наслаждались! Но, увы, мы так далеко друг от друга, и ничего нельзя поделать. Грустя, я сложил эту песню, навеянную снегопадом, и посылаю ее тебе.

[89] Стихотворение написано в 747 г.

[90] Шаньчжун — буквально: «Междугорье», родные места Ли Бо в гористой Сычуани.

[91] философский камень — киноварь. Даоские алхимики считали, что из нее можно добывать золото, изготовлять пилюли бессмертия и т. д.

[92] гора Пэнлай — даоский рай; по повериям древних китайцев, находится на одном из островов, расположенных в Восточном море против берегов Китая. Вера в существование этого рая была так крепка, что, например, при императоре Цинь Ши-хуанди (221–210 гг. до н. э.) были даже снаряжены экспедиции для розыска этой обители блаженных.

[93] кальпа (инд.) — буддийский термин, означающий огромный период времени.

[94] локоны у феи поседели — здесь речь идет о фее Магу, которая, по преданию, живет так долго, что видела, как море трижды превращалось в поросшие тутовыми деревьями равнины, а затем опять сады сменялись морем.

[95] хохот слышен миллионы лет — речь идет о Небесном владыке — даосском верховном божестве, которое, увидев как-то Яшмовую деву, прислужницу богини фэй Сиванму, расхохотался; этот хохот слышен до сих пор в грохоте грома.

[96] остановить бы шестерых драконов — согласно легенде, шестеркой драконов запряжена колесница солнца, которой правит Си Хо.

[97] дерево Фусан — растет якобы в далеком Восточном море; из него выходит солнце.

[98] Небесный Ковш — созвездие Большой Медведицы.

[99] поить — чтобы каждый намертво был пьян — то есть, чтобы пьяные драконы не могли дальше везти колесницу солнца и таким образом время остановилось бы.

[100] « белоголовый старик» — цветок, имеющий на стебле белые, как будто седые волоски, отчего и произошло его китайское название.

[101] Елан — город на крайнем юго-западе Китая, в современной провинции Гуйчжоу.

[101] В 755 г. наместник северо-восточных областей генерал Ань Лу-шань поднял мятеж и скоро захватил обе столицы. Император Сюаньцзун бежал в Сычуань и там отказался от престола в пользу своего сына, взошедшего на трон под именем Суцзуна. Перед бегством Сюаньцзун приказал принцу Линю, своему шестнадцатому сыну, защищать от мятежников юго-восточные области страны. Линь поднял народ на борьбу с мятежниками. Ли Бо, которому было уже 56 лет, не мог оставаться в стороне в это трагическое для его родины время и примкнул к лагерю принца, в ставке которого он прослужил около трех месяцев. Но новый император Суцзун, опасаясь, что его брат Линь попытается захватить власть, приказал ему удалиться в Сычуань, к отцу. Линь не подчинился, и Суцзун отправил против него войска. Принц и многие его приверженцы были схвачены и казнены. Ли Бо бежал, но вскоре был арестован и тоже приговорен к смертной казни. Его спасло вмешательство главнокомандующего императорской армии Го Цзы-и, которому Ли Бо оказал когда-то большую услугу. По ходатайству Го Цзы-и смертную казнь Ли Бо заменили пожизненной ссылкой в Елан. Не доехав до места ссылки, поэт попал под общую амнистию, объявленную в связи с окончательной ликвидацией мятежа Ань Лу-шаня.

[101] Стихотворение написано в 759 г.

[102] подсолнечник так защищает себя — то есть защищает свой ствол от солнца, поворачиваясь к нему цветком и прикрывая свои стебли листьями.

[103] Поднявшись на Фениксовую террасу у Цзиньлина.  — Фениксовая терраса была построена на берегу реки Янцзыцзян у Цзиньлина (ныне Нанкина) в эпоху Южных и Северных династий (386–589).

[103] Стихотворение написано в 761 г. за несколько месяцев до смерти поэта.

[104] река — река Янцзыцзян.

[105] дворец — речь идет о дворце императора царства У Дади (222–251) в Цзиньлине.

[106] гремели всю ночь пиры — Цзиньлин был столицей во времена Восточной династии Цзинь (317–419), и жизнь там била ключом.

[107] остров Белой Цапли — остров на реке Янцзыцзян западнее Цзиньлина.

[108] солнце могут закрыть плывущие облака — то есть злонамеренные чиновники окружают императора, как облака солнце. Поэтому, говорит поэт, мне не видать Чанъаня, где живет император, окруженный ненавидящими меня придворными.

[109] Су У  — в 100 г. до н. э. Су У был послан ханьским императором У-ди к племени сюнну в качестве посла. Там он был предательски схвачен и брошен в темницу, где его морили голодом и жаждой, добиваясь измены родине. Когда же шаньюй (вождь сюнну) убедился, что Су У не удастся склонить к измене, его сослали навечно — «пока бараны не станут ягниться» — далеко на север, в район озера Байкал, где он много лет пас овец. При ханьском императоре Чжао-ди (87–74 гг. до н. э.) отношения Китая с сюнну наладились, и новый китайский посол потребовал освобождения Су У, но ему ответили, что тот умер. Через несколько лет в те места прибыл другой китайский посол. К нему ночью тайно пробрался человек из бывшей свиты Су У и рассказал о судьбе последнего. На следующий день посол, по совету этого человека, заявил шаньюйю, что китайцам известно все о Су У из письма, которое тот, якобы, привязал к лапке перелетного гуся, по счастливой случайности сбитого стрелою самого китайского императора. Пораженный шаньюй признался, что сообщение о смерти Су У было ложью, и распорядился освободить его и отпустить в Китай. Когда Су У уезжал, его провожал старый друг Ли Лин, в свое время командовавший китайскими войсками в по- ходе против сюнну и после проигранного сражения оказавшийся у них в плену. Ли Лин дал прощальный обед Су У, на котором восхвалял непреклонную верность последнего и горевал, что сам не может вернуться вместе с ним на родину, о чем и написал стихотворение, частично использованное Ли Бо.

[110] По ту сторону границы . — Цикл посвящен походам танских генералов Гэ Шу-лина и Ань Лу-шаня против туфаней и хуэйхэ в годы правления Кайюань (713–714) и Тяньбао (742–755).

[110] Стихотворения под названием «По ту сторону границы», «В поход за стены» и т. д. неоднократно писались и до Ли Бо, начиная с ханьского Ли Янь-няня. Однако обычно такие стихотворения описывали главным образом трудности походов, ужасы боев, тоску солдат по дому. У Ли Бо же в этом цикле рядом с протестом против захватнических войн, гибели людей во славу императора и генералов ярко звучит патриотическая тема призыва защищать свою родину против бесчинствующих на границах варваров.

[111] « сломанные ивы » — название популярной в эпоху Тан мелодии. Ивы — символ разлуки.

[112] лоуланьский князь — в эпоху Хань (206 г. до н. э. — 220 г. н. э.) князь страны Лоулань, находившейся на территории современной провинции Синьцзян, в угоду сюнну убивал китайских послов. Знаменитый ханьский генерал Хо Гуан в 77 г. до н. э. послал в страну Лоулань некоего Цзе Цзи, приказав ему убить лоуланьского князя, что тот и сделал. Слова Ли Бо «будет мертв лоуланьский князь» употреблены здесь в значении «варвары будут разбиты».

[113] « небесные гордецы » — варвары: туфани, хусцы, сюнну и пр.

[114] Павильон — ханьский император Сюань-ди (73–49 гг. до н. э.) велел повесить в Цилиневом павильоне (цилинь — единорог, мифическое животное, приносящее счастье) портреты своих двенадцати генералов-победителей во главе с знаменитым Хо Гуаном, воздав им этим особую честь.

[115] Хо Великолепный — генерал Хо Цюй-бин, он же Хо Пяо-яо, брат упомянутого выше Хо Гуана и сам знаменитый ханьский генерал, неоднократно водивший свои войска против северо-западных варваров. На самом деле в Цилиневом павильоне был увековечен не Хо Великолепный, а его брат Хо Гуан, и Ли Бо, видимо, нарочно относит эти почести к Хо Великолепному, как бы подчеркивая свою мысль о том, что война каждому генералу несет почести, а простым воинам безвестную смерть.

[116] « тигровые знаки » — бронзовые или бамбуковые пластинки с выгравированным на них изображением тигра. Знаки разрезались на две части и служили как бы паролем и отзывом.

[117] крылатый генерал — генерал Ли Гуан (II в. до н. э.), китайский полководец периода династии Западная Хань, не раз одерживавший победы над племенем сюнну, в ужасе прозвавшим его «летающим, крылатым генералом». В 119 г. до н. э. он разбил сюнну, но, не сумев захватить их вождя, покончил жизнь самоубийством.

[118] утун — платан, павлония.

[119] Это стихотворение написано в стиле старинных песен юэфу, откуда заимствовано и название, и тема.

[119] Стихотворение датируется 741 г.

[120] ли — мера длины, равная приблизительно 0,5 км.

[121] Ханьская дорога — дорога у горы Байдэн, на территории нынешней провинции Шаньси. Здесь ханьский император Гаоцзу (206–195 гг. до н. э.) был окружен войсками сюнну и чуть не погиб.

[121] Упоминая о походе ханьского императора Гаоцзу, Ли Бо на самом деле выражает здесь свое отношение к тяготам военной службы в далеких окраинных гарнизонах в правление Сюаньцзуна (712–755).

[122] Это стихотворение, как и следующее, тоже выдержано в стиле песен юэфу, откуда заимствованы и название (по-китайски названия обоих стихотворений одинаковы), и тема.

[122] Датируется 747 годом.

[123] Саньган — река на территории современной провинции Шэньси. В этой строфе говорится о бое, который вел с варварскими племенами в районе реки Саньган танский полководец Ван Чжун-сы в 742 г.

[124] русло высохшей реки — русло реки Цунхэ на территории современной провинции Синьцзян. В 747 г. другой танский полководец Гао Сянь-чжи шел с боями по руслу этой реки.

[125] морской простор — видимо, речь идет о большом озере — озере Кукунор, а может быть, об Аральском море.

[126] Небесные горы — горы Тяньшань в провинции Ганьсу.

[127] ли — мера длины, равная приблизительно 0,5 км.

[128] эпохи циньской дни — эпоха царствования Циньской династии (246–207 гг. до н. э.). В эту эпоху была начата постройка Великой Китайской стены для защиты Китая от набегов с севера.

[129] сигнальные огни — зажигались в связи с нашествием варваров на Китай, быстро передавая весть об этом от границы к столице.

[130] Стихотворение написано в стиле песен юэфу под этим названием. Например, поэт V в. Бао Чжао в своем «Путешествии при северном ветре» рассказывает о гибели путников, застигнутых снежной метелью, поднятой северным ветром. В стихотворении же Ли Бо говорится о тоске жены по мужу, ушедшему воевать далеко на север.

[130] Стихотворение написано в 752 г.

[131] ворота Холода (Ханьмэнь)  — ворота, отделяющие Китай от места пребывания священного дракона, жившего, согласно древней легенде, на крайнем севере, куда не достигают лучи солнца. Длина дракона равнялась тысяче ли, ног у него не было, а лицо было, как у человека. Во рту у него вместо зубов были свечи, и, когда он раскрывал пасть и глаза, свечи освещали все кругом; когда же закрывал — наступал полный мрак.

[132] Юйгуань (или Юймэньгуань ) — «Застава Яшмовых ворот» — пограничная застава на северо-западе Китая в уезде Дуньхуан провинции Ганьсу. Через эту заставу проходил путь из Китая на территорию северо-западных варварских племен.

[133] Ветка ивы — символ разлуки и сопутствующей ей тоски. См. примечание к стихотворению «Провожаю Юань Мин-фу, назначенного в Чанцзян».

[134] Лунтин — местность на территории современной Внутренней Монголии. Здесь находилась ставка хана племени сюнну.

[135] Яньчжи — гора в провинции Шэньси, в окрестностях Чанъаня.

[136] море — имеется в виду озеро Цинхай (Кукунор).

[137] застава Яшмовых ворот — пограничная застава.

[138] ханьские бойцы — то есть китайские бойцы. Название династии Хань, правившей Китаем с 206 г. до н. э. по 220 г. н. э. и сыгравшей огромную роль в истории Китая, издавна стало нарицательным в смысле «китайский».

[139] сорван был цветок — то есть: «я вышла замуж за тебя».

[140] « Цзые » — буквально: «полночь» — название песенного жанра эпохи династии Цзинь (265–420 гг.), созданного, если верить традиции, поэтессой Цзы-е. В основе этого жанра лежат народные песни удела У, находившегося на территории нынешних провинций Цзянсу и Чжэцзян.

[141] Ло Фу — красавица, героиня известной древней поэмы «Туты на меже». Проезжий знатный вельможа пытался ухаживать за ней, но был решительно отвергнут женщиной, хранившей верность мужу.

[141] Стихотворение посвящено той же теме, что и упомянутая поэма.

[142] Зеркальное озеро — искусственное озеро, созданное по приказу Ма Чжэня, губернатора области Гуйцзи (в современной провинции Цзянсу) в 130 г. н. э. как водохранилище для орошения окрестных полей в засушливые годы.

[143] ли — мера длины, равная приблизительно 0,5 км.

[144] красавица — в оригинале она уподобляется знаменитой Си Ши, гаремной красавице князя царства Юэ, подаренной последним князю соперничавшего с ним царства У (см. также примечание к стихотворению «Импровизация о хмельной красотке князя У-вана»). Благодаря этому уподоблению в последней строке и жилище красавицы именуется «княжеским домом».

[145] Чанъань — столица Танской империи, ныне город Сиань в провинции Шэньси.

[146] стук вальков — при стирке женщины расстилают белье на плоских камнях и колотят вальками.

[147] застава Яшмовых ворот — пограничная застава, см. примечание к стихотворению «Думы о муже, ушедшем воевать далеко на границу».

[148] Линьтао — селение на западных границах танского Китая, в современной провинции Ганьсу. Здесь пролегал путь на запад и стоял гарнизон.

[149] Чунлин — местность в современной провинции Хубэй.

[150] река Ханьцзян — в современной провинции Шэньси.

[151] ли — мера длины, равная приблизительно 0,5 км.

[152] луский шелк — шелк, изготовленный в Лу, как называлось в древности царство, а потом область, находившаяся на территории современной провинции Шаньдун.

[153] дальнее море — речь идет об озере Цинхай (иначе Кукунор), которое по-китайски именуется «морем» (хай).

[154] Стихотворение написано на тему старинных песен юэфу под этим же названием. Датируется 734 г.

[155] Сянъян — город в современной провинции Хубэй, на берегу реки Хань.

[156] весенний ветер — ветер, навевающий любовные грезы.

[157] Ночной крик ворона — по поверию, ворон каркает ночью, когда потеряет свою пару.

[157] Стихотворение написано в стиле старинных песен юэфу под этим же названием. Датируется 743 г.

[158] Стихотворение написано в 744 г.

[159] ханьский дворец — дворец императоров ханьской династии (206 г. до н. э. — 220 г. н. э.). Упоминая о ханьском дворце, Ли Бо переносит современные ему события в древность.

[160] Чжао Фэй-янь — знаменитая красавица — танцовщица и гетера (I в. до н. э.). Фэй-янь — буквально: «летящая ласточка» — ее прозвище которое она получила за бесподобную грацию. Будучи столичной гетерой, Фэй-янь привлекла внимание императора Чэн-ди, взявшего ее в наложницы. Постепенно оттеснив всех других обитательниц императорского гарема (в частности поэтессу Бань Цзе-юй), она, наконец, стала императрицей. После смерти Чэн-ди в 6 г. до н. э. Чжао Фэй-янь покончила жизнь самоубийством из-за интриг жены нового императора Ай-ди. В этом стихотворении автор вспоминает Чжао Фэй-янь в период ее расцвета, и ее имя звучит как синоним слов «удачливая соперница».

[161] Тоска у яшмовых ступеней.  — Стихотворение написано от лица красавицы из императорского гарема, утратившей милость своего государя и напрасно ожидающей ночью его прихода.

[162] царица Чэнь — любимая жена ханьского императора У-ди (140-87 гг. до н. э.); покинутая им ради нового увлечения, она была переселена из покоев Золотого дворца во дворец Чанмэнгун. Так и ты, — говорит поэт устами старой, покинутой жены, — когда-нибудь разлюбишь новую жену, и ее покои будут так же заброшены.

[163] Чангань — деревня на территории нынешней провинции Цзянсу. В этом стихотворении Ли Бо использовал местные народные мотивы.

[164] делить… и пепел и прах — то есть делить все трудности и горести жизни.

[165] завет «обнимающего устой» — образное выражение, означающее обет верности до самой смерти. По преданию, в глубокой древности некто по имени Бэй Шэн назначил своей возлюбленной свидание у моста. Женщина все не приходила, а вода стала внезапно прибывать. Но Бэй Шэн оставался на месте и, верный своему слову, погиб, ухватившись за один из устоев моста. Отсюда и произошло приведенное выше выражение.

[166] на башне стоять одной — в древности жена одного человека, уехавшего в дальние края, взошла на башню и стала там ожидать возвращения мужа. Она проглядела все глаза, но муж не возвращался, и в конце концов женщина окаменела.

[167] ущелье Цюйтан — в верхнем течении реки Янцзыцзян. Весной, когда река разливается и течение в узких местах становится особенно стремительным, плыть здесь против течения невозможно.

FB2Library.Elements.CiteItem

Содержание