Стихи в переводе Сергея Торопцева

Ли Бо

Уходит ввысь Цзинтинская гора

 

 

Неподалеку от Сюаньчэна малой каплей Земли приютилась очаровательная тихая горушка Цзинтин (ее высота всего 286 м), по которой любили бродить и Се Тяо в 5 веке (а позже Мэн Хаожань и Ван Вэй), и Ли Бо в 8-м. Только вряд ли мы сумеем заметить нашего поэта, он скорее всего утонул в зеленой глуши, отстранясь от людей, погрузившись в себя, к чему обычно и стремился здесь, на Цзинтин. Тихо и пусто вокруг, ни птиц, ни тучки, ни спутников. Он один. Он одинок. Осенним вечером 753 года он написал тут стихотворение, которое так и называется «Одиноко сижу в горах Цзинтин». Через тысячу с лишним лет трепетные потомки на этом склоне построят один из мемориалов Ли Бо с памятником у въезда, садом камней у подножия и небольшим павильоном, который назовут «Павильон одиночества Ли Бо». И мы с Вами посидим тут, вспоминая, какими простыми штрихами поэт передал свое одиночество в суетном мире движения и благость покоя наедине с недвижной горой. В ХХ1 в. чужеродной вставкой торчит ретрансляционная башня. Впрочем, сейчас, в 8 в., ее еще нет. И без нее смотрится как-то гармоничней. А гармония завершает мир цельностью.

 

Одиноко сижу на склоне Цзинтин

Последних птиц не стало в вышине, И сиро тучка на покой слетела. Лишь мы с горой остались в тишине — Друг друга видеть нам не надоело.

753 г.

 

Гуляя в Цзинтинских горах, посылаю историографу Цую

Уходит ввысь Цзинтинская гора, Я здесь живу, как завещал поэт В стихах, как будто созданных вчера, Хотя его уже столетья нет [296] . Всхожу по тропам в чистоту луны, Внизу у городской стены — Циншань [297] , Там только стайки уточек видны, Крича, напиться из реки спешат. Споткнулись Вы на жизненном пути, Но Вы — Журавль в снегу на Яотай [298] ! Над Одиноким облако летит, И сердце — с ним, в заоблачную даль. Ко мне Вы заходили в скромный дом, Мы насыщались смехом и ботвой [299] … Мир обдал нас осенним холодком, Так зябко, если друга нет со мной. У пояса — в сверканье яшмы меч, Мы с верой не расстанемся легко! Возможно ли такими пренебречь?! Нам с Вами место — среди облаков [300] .

753 г.

Это стихотворение можно было бы поставить в другой раздел — ведь оно насыщено воспоминаниями о родном крае Шу с его знаменитой горой Эмэй — Крутобровой. И все же — написано оно где-то в районе Сюаньчэна, быть может, на горе Цзинтин, чьи скромные пейзажи сплелись с ностальгическими картинами прошлого, и далеко не ясно, иней какой осени лег на колокола, заставив их пропеть мелодию, улетавшую к облакам. И куда они плывут, эти облака?

 

Слушаю, как монах Цзюнь из Шу играет на цинь

Цинь звонкоголосый сжимаетмонах, Пришедший с самой Крутобровой горы, И вот для меня зазвучала струна — Чу! Шепот сосны в переливах игры. Потоками звуков омыта душа, Откликнулся колокол издалека. Гора погружается в ночь не спеша, И, мрак нагнетая, плывут облака.

753 г.

 

Подношу архивариусу Доу свои мысли о былом,

возникшие, когда с горы Цзинтин я смотрел на юг

С Цзинтинских склонов я смотрел на юг — В небесных взгляд мой растворялся далях. Пять-шесть святых здесь появились вдруг И, говорят, не раз затем бывали: Журчит ручей Цинь Гао [305] между скал, На той вон круче — место Магутаня [306] , Гора Линъян, куда Дракон летал, Сосна — с нее Журавль воззвал к Цзыаню [307] . Кто оперен — тот время покорил, Витает с Фениксами на просторе, Небесный свод лежит у этих крыл, Волною дыбятся четыре моря [308] … Мирское все оставив позади, Настигну ль их за облачною гранью?! Наш век — сто лет, и я — на полпути, А дальше все сокрыл туман бескрайний. Уже не вижу вкуса в пище я, Встречаю вздохом суету дневную. Уйти бы за Цзымином в те края, Где выплавлю Пилюлю Золотую [309] !

753 г.

 

Направляясь из Лянъюань к горе Цзинтин, встретил Хуэй-гуна,

мы вместе погуляли и поговорили о красотах горы Линъян,

в связи с чем и подношу ему это стихотворение

Принес меня осенний ветер На пожелтевшие луга, В пути красивых гор не встретил И не смотрел на облака. Но только лишь минуешь Реку [313] — Летят листы в лицо с ветвей, Цзинтин чарует человека Простою чистотой своей. Пронизаны ущелья светом, И горы выстроились в ряд, Я встретил У и Ши, одетых Так, словно здесь Небесный град [314] , В пространствах сих народ чудесен, Средь вод и трав исполнен тайн, Хуэй-гун особенно известен, Он освящает этот край. Сметая пыль в высокой зале, Витийствует, и мнится мне — Под тонкой кистью горы встали Изящной рифмой на стене [315] . Пустынничества скрыты смыслы, Красу Линъян живописал. Свод неба над ручьем немыслим, В воде дрожит луны овал. Два пика, Каменный и Желтый, Кто смог столь близко водрузить? Журавль не прилетает долго, Цзыань во тьме пути не зрит [316] . Или в стране не стало места Для птиц, слетающих с небес? Уходят кручи в неизвестность Сквозь плотный облачный навес. Не лучше ль взять дорожный посох, Уйти в наполненность пустот? Нам и луну достичь непросто, И тех, кто в памяти живет. Мы свидимся ль, почтенный старец, На тропках горного леска? Письмо труда Вам не составит, Зато развеется тоска.

753 г.

 

В вечерний час, провожая гостя до маленькой горушки к северу от Цзинтин, встретил историографа Цуя, и мы поднялись вместе

Мы с гостем шли к Беседке Се. Вас встретив, выпить захотели, На лошадей, куражась, сев, На склон Циншань, смеясь, взлетели. Летите, кони, на Чанъань… Но запад скрыл последний лучик. Столица в сотнях ли… Туман… Дорогу преградили тучи.

753 г.

 

Посылаю господину Чжун Цзюню из монастыря Линъюань

в округе Сюаньчжоу

На тумане белых туч над Цзинтин Словно выписан зеленый утун [318] , И в зерцале мелких речек у стен Неземную вижу я высоту. Обитают здесь Драконы, Слоны [319] , Цзюнь почтенный — он велик среди них За Рекою его рифмы слышны, Ветр несет их до просторов морских. Ваши чувства — круг луны на воде, Ваши мысли — жемчуга меж камней. Не Чжи Дунь [320] ли мне вдруг встретился здесь, Чтоб открылась суть Не-Сущего [321] мне?

753 г.

 

Вместе с наньлинским Чан Цзаньфу посещаем гору Усун

Мне вспомнился Аньши [324] , плывущий к морю, Поймал он ветер, в рифму пел с волной, От мира отрешаясь на просторе, За рамки бытия уйдя душой, Душа открылась таинствам природы, Покоя безмятежности полна. Здесь ощутил я что-то в этом роде И поднялся по склону, взяв вина. С годами к старине мы тяготеем — Вот я и навестил сей дивный склон: Непостижимой чистотой овеян, Чарует больше, чем Вочжоу [325] , [326] он, Шумят ветра, щебечут в гроте птицы, И морось, словно осенью, мягка, Ручей, рыча, к подножию стремится, Как в Трех ущельях Вечная Река. Цветок небесный мы нарисовали И долго любовались им вдвоем. Ах, если б здесь пожить в Драконьем зале [327] ! — Мне душу укрепил бы этот дом.

755 г.

 

На горе Усун подношу стихотворение наньлинскому Чан Цзаньфу

Лишь в орхидее — истинность цветка, А истинное дерево — сосна, Душист цветок во тьме у родника, Сосна зимой — все так же зелена. Нужна взаимопомощь и крепка, Когда вокруг бушует дикий цвет. Так, рядышком клюют два петушка, Два Феникса одну избрали ветвь — Там блеск жемчужин, а не грязь песка, Жемчужина с жемчужиной дружны, Так странник, что пришел издалека, — Ему советы мудрые нужны. Коль не поддержат люди чужака — В иные дали уведут пути. Царям служить — опасность велика, И канцлер Юй бежал в ночи с Вэй Ци; Смерть в море — это гордость моряка, Когда настигла весть: Тянь Хэн убит [328] . Жизнь мудреца всегда была горька, Но на века не будет он забыт. У Вас душа — она моей близка, Так дайте мне хоть толику тепла, Мир пуст и молчалив, моя тоска Мне не дает прозреть свои пути. Возьму свой меч, дорога далека, Про дом родной мне ветер шелестит.

755 г.

 

Ночую в доме бабушки Сюнь у горы Усун

Эту ночь я провел под горой В тишине, пустоте и печали, Тяжко в поле осенней порой, Сжатый рис разбирают ночами, За столом при полночной луне Предложили овсяную кашу… Застыдился я — вспомнилась мне Та голодная, мывшая пряжу [329] .

755 г.

 

На горе Усун в Наньлине прощаюсь

с седьмым сыном

[330]

бабушки Сюнь

Вы — Сюнь, который на Иншуй живал [331] , Отважный Сюй с иншуйских берегов [332] , Придворный летописец бы назвал Вас одного — собраньем мудрецов. Бывает, яшма кроется в пыли, А орхидея сохнет до весны. Пусть между нами десять тысяч ли  — Мы чистотою душ съединены.

755 г.

 

Провожаю Инь Шу к горе Усун

Сей южный край невыразимо мил, В ветрах вы воспарите там душой. Поскольку Инь Чжунвэнь [334] давно почил, Один Инь Шу слепит нас чистотой. На горный склон со жбанчиком вина Под «Песнь о белых тучках» [335] Вы пришли, С небес к Вам опускается луна С высот огромных в десять тысяч ли . Вы чашу предлагаете луне, Но луч скользнет — и уж не виден он. Расстанемся мы с Вами завтра, мне Останется лишь этот грустный склон.

755 г.

 

Похмельное четверостишие на горе Тунгуань

Как хорошо на Тунгуань хмелеть

За веком век! Отсюда не уйду,

И в танце закружусь, и буду петь,

И рукавом с Земли Усун смету.

755 г.