Энтони проснулся быстро. Это была старая армейская привычка, от которой он так и не смог избавиться. Каждое утро приходил в сознание мгновенно, все его органы чувств тут же включались в работу, ум сразу же начинал приводить в порядок получаемые ощущения.

Сейчас он лежал на соломенном тюфяке в сырой, провонявшей плесенью тюремной камере. Спина была изранена, нога болела, но он был полон необычайного удовлетворения, согревающего его изнутри и снаружи. Заслуга в этом, несомненно, принадлежала ощущению, пересиливающему все прочие чувства: ощущению доверчиво прижимающейся к его боку Софии.

Открыв глаза, он осторожно, чтобы не побеспокоить ее, перевернулся. Он ничего не видел, света не было. Их свечи давным-давно погасли, но своим внутренним взором он по-прежнему видел все так же ясно, как будто комната была залита солнцем. Ее кожа подобна белому фарфору, только, в отличие от него, она теплая. Ее лицо успокоено сном, золотистые волосы нимбом раскинулись вокруг головы. С ее губ уже сошла припухлость от поцелуев, но их темно-розовая спелость всегда будет искушать его отбросить разум, честь, все что угодно, пока она принадлежит ему.

Вчера вечером он собирался не поддаваться ей. Его целью было соблазнять ее, но не до конца. Но теперь, когда дело сделано, он ни о чем не жалел. Да и правда, как он мог сожалеть о чем-то настолько прекрасном, что буквально его потрясло?

Она в его руках была подобна живому пламени. Он всегда знал, что, когда ему наконец удастся ослабить ее железное самообладание, он будет удивлен ее страстностью. Но этой ночью он был больше чем удивлен. Оглушен – такое слово будет точнее. Изумлен. Восхищен.

Она была невероятна.

Он любит ее.

Энтони склонился, собираясь коснуться ее лба легким поцелуем, когда вдруг до него дошла вся полнота последней его мысли.

Он любит ее.

Он обмер.

Он любит ее?

Его рука задрожала, и он вдруг повалился назад на тюфяк. Ну конечно. Как же он этого не понимал раньше? Он говорил себе, что хочет жениться на ней из-за ее благородной родословной, аристократических манер, а также из-за чертового пари. Из-за того, что она стала бы прекрасным приобретением для его дипломатической карьеры. Из чувства благодарности за то, что она приходила к нему во время его выздоровления. Из-за того, что он давно подозревал за ее сдержанной внешностью кипучую страстность, что сулило их супружеской жизни наслаждения на брачном ложе. Потому что он считал ее прекрасной и удивительной, и…

Любовь?

Об этом он даже не задумывался.

Он лежал рядом с женщиной, на которой он женится, и вдруг осознал, что обожает ее.

Эта мысль была настолько поразительной, буквально сногсшибательной, что ему трудно было в нее поверить.

Энтони сильнее прижал к себе Софию. Ему хотелось рассказать ей об этом, не терпелось поскорее поделиться с ней этой новостью. Но нужные слова не приходили. Эта мысль была для него слишком новой, чувство – слишком могучим, чтобы его выразить. Он найдет возможность рассказать ей о нем. Это будет особая, романтическая минута, и он откроется перед ней. А пока ему достаточно просто держать ее в своих объятия ощущать ее роскошное тело, прижавшееся к нему.

Он любит ее. Улыбаясь сам себе, Энтони заснул.

София просыпалась долго, тело ее было преисполнено неги, мысли затуманены пьянящей удовлетворенностью, которая, казалось, сочилась изо всех ее пор.

Она была счастлива.

Это чувство было таким странным, что она заставила себя пробудиться до конца и прислушаться к нему. Когда ее сознание прояснилось достаточно, чтобы вернулась способность рассуждать, ее мысли тут же затопили чувства: и те, что приходили из памяти, и те, что она испытывала сейчас.

Она лежала обнаженная. И хотя она испытывала мелкие неудобства, по большому счету ей было уютно и тепло в объятиях мужчины. В объятиях Энтони. В комнате было совершенно темно, но вечером горели свечи, когда они вдвоем…

От этого воспоминания все ее тело бросило в жар, ее вчерашнее поведение одновременно и возбуждало, и ужасало ее.

Они занимались любовью с упоительным распутством.

Она отдалась ему. Она обменяла свою мечту о свободе всего на одну ночь счастья в его объятиях. Но какого счастья! Она и представить себе не могла, что любовь может быть столь потрясающей, таить в себе столько всего чудесного и сладостного.

Однако наступило утро, и от содеянного прошлой ночью у нее перехватывало дыхание. Они занимались любовью. Она опозорена. Ей не остается ничего другого, кроме как выйти за него замуж. И в этом замужестве она лишится всего.

Ее внезапно охватила дрожь, она слезла с кровати и принялась лихорадочно искать свою одежду. Ее сердце мучительно билось в груди. Энтони… Нет, майор. Она должна думать о нем отстраненно. Майор сел на кровати. Она не видела его, но услышала его приглушенный вздох и скрип кровати, когда он зашевелился.

– София!

– Не зажигайте свечу! – вскрикнула она.

– Но…

– Не зажигайте!

Она стояла на четвереньках, пытаясь нащупать свою одежду, но нигде не могла ее найти. Нигде!

– Ну где же моя одежда? – воскликнула она.

– Вот здесь, – раздался его голос из пустоты. – Прямо возле кровати.

София двинулась к кровати и больно ударилась ногой. Майор, несомненно, ругнулся бы из-за посыпавшихся из глаз иск внезапной боли, но она лишь стиснула зубы.

– София, с вами все в порядке?

Ее лица коснулась рука, и она мгновенно отпрянула. Ночью он трогал ее с такой нежностью, проделывал с ее телом таки, восхитительные вещи… София решительно пресекла свои необузданные мысли. Она не может вспоминать все то, что он делал, если хочет быть свободной. Она не будет вспоминать.

– София, – окликнул он ее тревожным голосом, – что случилось?

– Н-ничего, – выдохнула она, наконец каким-то чудом нащупав свое платье. – Я просто ударилась ногой о… об…

Она даже не могла выговорить столь простое слово.

– Кровать?

– Да.

София услышала, как он снова зашевелился, и отползла подальше от него, прижимая платье к груди. Он прикасался к ней ночью. Он ее целовал.

– Давайте я зажгу свечу. У нас осталось несколько неиспользованных.

– Нет!

Ее возглас эхом облетел комнату и, вернувшись к ней, постепенно затих, оставив тишину – еще более оглушающую, чем до этого.

Она сделала глубокий вдох.

– Прошу вас, дайте мне сначала одеться.

– Но, милая, я видел вас всю этой ночью.

Его голос, в котором была слышна обида, затих.

Не зная, что сказать, она не стала нарушать тишину. Не знала даже, что думать. Прошлая ночь была… Была… Она была великолепна, и даже более того. Но София не могла отделаться от ощущения, что сдалась, отдала майору все. Себе она не оставила ничего, кроме бесконечных лет, которые она проведет в качестве его жены, следуя за ним по миру, как собачка. Хуже того, он мог оставить ее в Англии – смотреть в окно и считать часы до его возвращения.

София быстро натянула платье, громко зашелестев тканью в кромешной тишине.

– Теперь вы одеты и выглядите прилично? – спросил майор с сарказмом в голосе.

– Да.

– Замечательно.

Она услышала звук чиркающей спички, затем увидела огонек разгоревшейся свечки и в ее теплом свете – стоящего майора. Бесстыдно обнаженного.

– Майор!

– Ночью вы называли меня Энтони.

София тяжело сглотнула, не в силах отвести взгляд от его великолепного тела.

Шагнув к ней, он взял ее подбородок и приподнял, заставляя взглянуть ему в глаза.

– София, в чем дело? Почему вы так себя ведете?

– Я… я…

Что она могла сказать?

– Вы плачете!

Она почувствовала, как он стер слезу с ее щеки, но она, хоть умри, не могла понять, откуда взялись эти слезы. Она никогда не плакала.

– Ах…

Почему ей не приходило в голову ничего осмысленного?

– Вам больно?

Она заморгала, гадая, что он имеет в виду. Затем она вспомнила мимолетную боль прошлой ночью, когда ее девственность перестала существовать.

– Нет-нет, со мной все в порядке.

– Но тогда…

– Пожалуйста, прошу вас, не надо. Мне нужно подумать.

София быстро от него отвернулась, собираясь уйти прочь по проходу, но он схватил ее за руку, крепко сжав запястье.

– Не убегайте от меня, София. Пожалуйста, не сегодня.

– Но…

– Не этим утром.

В его твердом голосе слышалась боль, которую она уловила, даже несмотря на суматоху в собственных чувствах. Вздохнув, она кивнула, и он медленно ее отпустил.

Они так и стояли, глядя друг на друга. Она словно окаменела. Казалось, от малейшего движения она рассыплется на кусочки, так она была напряжена. А он, все еще нагой, как будто изготовился к бою – немедленно атаковать или защищаться.

В эту напряженную тишину ворвался шум сверху. София подняла голову, устремив взгляд к потолку, откуда доносился звук шаркающих и переминающихся ног.

Скоро они придут за нами, – сказал майор удивительно равнодушным тоном.

Она кивнула.

– Я… я полагаю, вы им скажете, что мы должны пожениться.

– Да, – ответил он, подняв подбородок будто в ожидании ее протестов.

София сглотнула, и что-то в ней надломилось. Как будто чрезмерно сжатая пружина наконец лопнула, оставляя ее без опоры. Ее колени вдруг ослабели, но он тут же оказался рядом, помогая ей присесть на край кровати.

– Тогда мы поженимся, – сказала она безучастно. – Я не могу отказаться. После этой ночи не могу.

Она прижала ладонь к губам, вспоминая, затем неожиданно пожала плечами.

– Вы сами говорили, что нет другого способа сохранить хотя бы видимость моей респектабельности.

София подняла на него глаза, почти все ее чувства улетучились. Она заметила, что его зубы стиснуты от злости. Только сейчас она осознала, что он не сел рядом с ней на кровать. Возвышаясь над ней, он сверлил ее взглядом, как будто она была воплощением зла.

– Майор!

– Меня зовут Энтони, – процедил он сквозь зубы.

Она кивнула.

– Энтони, значит.

Опустившись перед ней на колени, он заглянул ей в лицо.

– Почему вы этому так сопротивляетесь, София? Почему брак со мной вам кажется такой ужасной долей? Вы не были несчастны в моих объятиях. Этой ночью…

– Я знаю, что мы делали этой ночью, – перебила она его.

– Тогда почему вы так огорчены? Из-за моей ноги? Я вам отвратителен?

София замотала головой, и с ее губ стали слетать слова помимо ее воли:

– Вы ничуть не отвратительны. Даже сгорая от лихорадки, на пороге смерти вы были самым привлекательным мужчиной из всех, которых я только встречала в жизни.

– Тогда в чем же дело?

Она опустила взгляд на свои руки, сомневаясь, сможет ли она объяснить.

– Вы отняли у меня право решать в этом вопросе. Я отказала вам с самого начала…

– Вы дали свое согласие в госпитале! – прервал он ее.

– Я облегчала страдания умирающему. Я и подумать не могла, что вы выздоровеете. А потом, когда я вам все объяснила, вы вторглись в мой дом в качестве дворецкого. Я снова вам отказала, и мы в конце концов очутились в тюрьме.

– Это благодаря вам, – резко возразил он.

– Да, в этом есть и моя вина. Но вы знали с первой минуты вашего появления в Стаффордшире, что я не хочу выходить за вас. И тем не менее я здесь. Несмотря на мои намерения, вот-вот буду помолвлена. Это как раз то, чего я боялась.

– Чего? Выйти замуж за человека, который…

Он внезапно замолчал, и она могла лишь гадать, что он собирался сказать. Но потом он закончил мысль:

– Который будет заботиться о вас, лелеять вас всю оставшуюся жизнь?

– Человека, который лишил меня права решать, чтобы то ни было. Который принимает решения за меня и принуждав меня следовать им, невзирая на то, нравятся они мне или нет. И потом…

Она замолкла.

– И потом что? – потребовал он ответа.

София больше ничего не сказала, но он продолжил за нее, точно угадав ее мысли:

– Вы по-прежнему думаете, что я вас брошу. Вы думаете, что наскучите мне и я вас оставлю в одиночестве. Этой ночью вы мне доверяли.

Она отвела взгляд в сторону, ее щеки запылали от стыда.

– Теперь я считаю себя распутницей.

Эти слова она сказала себе, но его они уязвили, подобно удару. Она взглянула на него, желая, чтобы он ее понял.

– Я не держу на вас зла, – сказала она. – Вы правильно говорите, я сама создала себе неприятности. Теперь мне придется иметь дело с последствиями.

– Сами заварили эту кашу, сами должны расхлебывать? – сухо спросил он, поднимаясь на ноги.

Она ощутила, как ее щеки залились краской.

– Да, в общем.

– То есть вы рассматриваете брак со мной как наказание. София глубоко вздохнула.

– Вы придаете моим словам смысл, который я не подразумевала.

– Да неужели?

Она ясно различала раздражение в его голосе, но при этом ей нечего было ему возразить. Он втянул ее в эту ситуацию и теперь ей некуда было деваться.

Она отвела взгляд в сторону.

– София, – сказал он бесстрастным, жестким тоном, и в каждом его слове звучали повелительные интонации, – я никогда не навязывался женщинам.

– Я ничего подобного не говорила…

– И уж точно я не стану жениться на невесте, которая этого не хочет.

– Но…

– Выслушайте меня!

София послушно закрыла рот.

– Спрашиваю вас в последний раз. Забудьте пока тревоги о вашей репутации, о людях наверху, обо всем. Просто загляните себе в сердце. Вы хотите за меня замуж?

– Нет.

Ответ слетел с ее губ мгновенно, непроизвольно, прежде чем София успела его остановить или прислушаться к голосу в ее сердце, который говорил совершенно противоположное. А когда она услышала свой ответ, было уже поздно.

– Что ж, ладно.

Майор решительно отошел в сторону и стал натягивать брюки с армейской четкостью в движениях.

– Майор?

– Не волнуйтесь, София, больше я вас не побеспокою.

– Но…

Резко обернувшись, он злобно сверкнул на нее глазами в полумраке подвала.

– Я же сказал, не волнуйтесь. Я обо всем позабочусь.

Сказав это, он внезапно нагнулся и подхватил с пола пустую бутылку из-под бренди и поднял ее, словно дубину.

София ахнула, гадая, что он собирается сделать. Она не отшатнулась, понимая, что ей он ничего плохого не сделает, даже тогда, когда он с силой ударил бутылку о край кровати. Она вздрогнула от оглушительного звука, наполнившего маленькую комнату. Но даже он полностью не заглушил шум, доносящийся сверху.

– Скоро за нами придут, – напомнил он отрывисто.

София кивнула, не сводя глаз с бутылки в его руке.

– Что вы собираетесь с этим делать?

Глядя ей прямо в глаза, он обратил острые края к себе. София медленно поднялась, ничего не понимая и тревожась. На лице его застыло решительное выражение, как будто он к чему-то себя готовил. Затем, вызывая у нее ужас, майор быстро полоснул острием по своей груди. Из раны хлынула кровь, ярко красная даже в тусклом свете пламени свечи.

– Энтони!

Она подскочила к нему, подхватывая юбки, чтобы закрыть кровоточащую рану.

– Нет! – твердо сказал он и, взяв ее за руки, грубо оттолкнул. – Пусть течет.

– Но…

В ее глазах защипало от подступивших слез.

Он глубоко вдохнул, и она глядела, как рубаха пропитывается алым вокруг раны. София закусила губу. Было физически мучительно видеть его страдания и не иметь возможности помочь ему, прикоснуться к нему.

– Прошу вас, – прошептала она. – Вы истекаете кровью.

– Да, – согласился он.

Затем неожиданно вложил ей в ладонь горлышко бутылки.

– Держите крепко, как будто от этого зависит ваше спасение.

– Энтони…

Их перебил другой голос, окликнув из соседнего помещение.

– Выходите наверх, вы, двое. Мы все вас тут ждем.

Это был констебль, пришедший, чтобы вывести их наверх.

Быстрее, чем София могла ожидать, старик обогнул угол их комнатушки, и возможность поговорить без посторонних была упущена.

– Майор, – прошептала она.

– Заберите меня отсюда, – бросил он констеблю. – Подальше от этой чертовки.

София прикусила губу, чтобы не разрыдаться. Если яд в его голосе вдруг материализовался бы, его хватило бы, чтобы отравить весь Стаффордшир, а так он уязвил, видимо, лишь ее. Она взглянула на майора, но он уже повернулся к ней спиной.

И тогда она сделала то единственное, что могла, то, что всегда делала, когда ей было больно. Она просто закрыла свое сознание перед страданием, выпрямила спину и взглянула на мир сквозь ледяную стену.

Она стала Снежной Королевой.

Майор стал подниматься вверх по лестнице, констебль и София последовали за ним. Она была вынуждена наблюдать, как он хромал, почти волок свою больную ногу, прижимая руку к кровоточащей груди. Она не знала, действительно ли он так страдает, или только преувеличивает свои увечья ради какого-то хитрого замысла. Но каковы бы ни были причины, она все равно ничего поделать с этим не могла.

Он ясно дал ей понять, что ей вообще не следует ничего ему говорить.

Софии не стоило удивляться непристойным высказываниям, которые посыпались на нее, когда они вошли в переднюю барона, но она удивилась. Почему этим людям было столько дела до нее? Боже праведный, в помещение набилось даже больше народу, чем накануне! И на этот раз женщин было не меньше, чем мужчин.

Их с Энтони отвели на то же место, где они стояли вчера к плотном кругу улюлюкающих зевак. София приободрилась, сразу же увидев среди них тетю Агату, стоявшую почти с краю толпы в лавандовом одеянии со множеством лент. Но тут же огорчилась, заметив, что пожилая родственница выглядит бледной и обеспокоенной, что она практически изодрала в клочья свой любимый кружевной платок. И все же тетушка нашла в себе силы поддержать ее улыбкой, на которую София постаралась ответить.

А потом все происходило как будто с кем-то другим, и София была всего лишь отстраненным зрителем, наблюдающим за представлением.

– Ну, майор, – неожиданно пророкотал барон. – Вы пришли к какому-нибудь решению? Вы женитесь на леди?

– Ни в коем случае! – сказал майор настолько громко, чтобы его было слышно в самых удаленных углах комнаты.

Затем он выпрямился, позволяя барону увидеть свою окровавленную грудь и руку.

На секунду воцарилась тишина изумления, а затем толпа разразилась шумом; казалось, что раздавались тысячи спорящих, смеющихся и клянущих их обоих голосов. Барон, стоя перед ни ми, явно опешил.

– Но… но… – заикаясь, начал он. – Но она леди, а вы провели с ней ночь!

Энтони шагнул вперед и, обернувшись к собравшимся, да возможность всем рассмотреть его залитую кровью рубаху.

– И что я с этого получил? Она отгоняла меня этой черт вой разбитой бутылкой. А утром, когда я думал захватить ее врасплох, она порезала меня!

В ответ толпа оглушительно взревела. Женщины высказывали Софии одобрение, в то время как мужчины истошно хохотали над его конфузом. София вспомнила о том, что до сих пор сжимает в руке осколок бутылки, только тогда, когда заметила множество направленных на нее взглядов. Она швырнула бы обломок на пол там же, но одного взгляда, брошенного вокруг было достаточно, чтобы София решила этого не делать. Некоторые из собравшихся были в бешенстве.

– Майор армии его величества не смог заправить бабе? – язвительно крикнул мужчина справа от Софии.

Энтони ощетинился, раздраженно шагнув вперед.

– Эта ведьма к себе и близко не подпускает. Целый батальон гусар не совладал бы с ней.

Толпа взорвалась после его слов, но София лишь поежилась от насмешки в его голосе. Теперь его задумка стала ей ясна. Энтони отчаянно пытался спасти ее респектабельность. Она сказала ему, что не желает выходить за него замуж, и теперь он делал все, что было в его силах, чтобы дать ей такую возможность ценой своей собственной чести и репутации.

Это ее невероятно растрогало.

И все же она ничего не смогла сделать, чтобы выразить ему свою благодарность, и лишь продолжала стоять и сжимать бутылочное горлышко в кулаке посреди беснующейся толпы. Тем временем барон шагнул вперед и, схватив Энтони за руку, заговорил:

– Вы хотите сказать, что леди по-прежнему чиста?

– Чище, чем ключевая вода! – зло бросил майор.

София вздрогнула. Внутренне. Внешне она лишь расправила плечи. Она поняла его намерения, но это не уменьшало боли, которую ей причиняли его слова. Она никогда не желала быть Снежной Королевой, но почему-то всегда ею становилась.

– Ладно, – проворчал барон, когда страсти улеглись. – Тогда, полагаю, делу конец. Вы можете идти, леди София, – добавил он и поклонился в некотором смущении.

София не знала, что на это ответить. Она все еще находилась в оцепенении из-за всего произошедшего, чтобы все это осознать. Но тут к ней подошла тетя Агата, окутывая ее всей массой своих лент и оборок, и София уткнулась в нее лицом.

– Тетя Агата, – прошептала она, сама не зная, рыдает она или вопиет о помощи.

– Тише, дорогая. Позже со всем этим разберемся. А сейчас идем.

Однако они не могли выйти, пока остальные присутствующие не дали им такой возможности, а они явно не спешили этого делать. Софии приходилось стоять как вкопанной, выслушивая, как один за другим грубые мужланы похабно высказываются в ее адрес.

– Да она холодная, как сиська ведьмы!

– Ага, – хохотнула женщина, – отказать такому, как он! Пусть приходит ко мне в постель, когда захочет!

София слышала эти слова, словно они доносились издалека, как бессмысленный шепот, не имеющий к ней никакого отношения. Ей оставалось лишь неподвижно стоять с отчужденным выражением лица и полной достоинства осанкой. Все кончено. Скоро все завершится.

Но какая-то часть ее сознания все воспринимала. Эта часть сознания все слышала и вспоминала похожие слова, выражающие те же мысли, только в более вежливой форме. Насмешки, которые она слышала в Лондоне по поводу своей холодности и бессердечности. Насчет ледяной ведьмы, которую лучше оста вить в покое.

Она надеялась сбежать от этих слов, но они ее преследовали. Так же, как преследовал ее майор.

Она не могла убежать. Никто не убежит.

За исключением одной ночи, одной восхитительной ночи, когда она жила в полную силу, была необычайно счастлива. Ночи, которую она провела в объятиях Энтони.

Но теперь все было позади и не осталось ничего. У нее не было идей, как спасти себя. Не было обряда, чтобы искупить свою ошибку. Не было человека, который бы ее любил. И она сделала единственное, что могла.

Впервые в жизни она заставила себя потерять сознание.

Энтони слышал насмешки. Да и как он мог их не слышать? Он продолжал притворяться обиженным, отвергнутым ухажером. Эту роль играть было несложно, поскольку он действительно был отвергнут.

Он говорил себе, что сделал все возможное, чтобы завоевать эту девушку. Он сделал все, что по силам человеческому существу, и тем не менее получил отказ. Некоторые события не угодны провидению, и его женитьба на Софии Ратберн, видимо, из их числа.

Так он себе говорил.

Но воспоминания о прошедшей ночи огнем пылали в его сознании. Он вспоминал ее страстные поцелуи, ее жар, ее несомненное вожделение. Она не была к нему безразлична. Не могла быть.

И все же была.

Он проиграл. И к тому же потерял тысячу гиней и дипломатическую должность в Индии. Энтони стиснул зубы. Пора было возвращаться в Лондон. Там он сможет спокойно зализать свои раны, возможно, даже сохранить карьеру. Нет сомнений, там найдется какая-нибудь невыразительная девушка, на которой он женится, а затем отправится в Индию.

Без Софии.

Эта мысль, как штыком, ранила его глубоко и мучительно.

А потом он услышал это. Лишь одно из множества мерзких замечаний, но именно оно врезалось в его сознание.

– Подождем пару месяцев и тогда увидим, насколько она чиста. Ее живот округлится, помяните мои слова.

Живот Софии округлится от его ребенка?

Эта мысль была и восхитительной, и ужасающей в одно и то же время. Он обернулся к Софии, гадая, услышала ли она эти слова. Он заметил ее неестественную бледность, выпрямленную спину и надменное выражение лица. О чем она думала? Была ли она так же взволнована, как и он, мыслью о том, что понесла его ребенка?

Ему не пришлось долго ждать ответа. Буквально через несколько мгновений после слов женщины София упала в обморок.