Маркус пытался усидеть на месте в небольшой гостиной в доме сестры. Прошла неделя, вероятно, самая длинная неделя в его жизни, но он держался в стороне. Лотти настояла на том, что Фантине будет проще, если Маркус постарается ни во что не вмешиваться, поэтому усилием воли он заставлял себя находиться подальше от них. Но он постоянно думал о Фантине. Даже поиски таинственного Фиксы не помогали отвлечь его от этих мыслей.

Как она поживает? Ненавидит его за то, что бросил ее? Не слишком ли Лотти строга с ней? Или наоборот? В голове роились вопросы, требующие немедленных ответов.

Дверь гостиной распахнулась, Маркус резко обернулся.

Дворецкий Фицхью подал чай. Маркус выругался и вновь отвернулся к окну. Боже мой, неужели женщины не могут не опаздывать? Лотти четко сказала: приходи к чаю. Чай подают в четыре. Уже четыре, а ее все нет. Он ударил перчатками о ладонь.

– Боже мой, братец, ты похож на разъяренного медведя.

Маркус обернулся, тут же посмотрел поверх головы сестры, вглубь коридора.

Там никого не было. Никакой Фантины.

– Где она? Ей объяснили, что это ты настояла на том, чтобы я не приезжал? Она понимает, что это не моя затея?

– Маркус! Держи себя в руках! – И тут глаза Шарлотты округлились от удивления. – Даже не предполагала, что мне придется говорить тебе об этом. Маркус, я-то думала, что ты изменился.

Пробормотав ругательство, от которого у его сестры покраснели уши, он бесцеремонно плюхнулся в кресло.

– Расскажи мне, что здесь произошло за минувшую неделю.

Лотти грациозно опустилась в стоящее рядом кресло, аккуратно разлила чай.

– А что, по-твоему, могло случиться? К нам приходили на примерку платьев, мы брали уроки танцев, хороших манер, занимались французским, ездили за покупками и знакомились в основными правилами, которые, как я полагала, известны всем. Ты, например, знал, что она понятия не имеет, что такое устрицы и что с ними делать?

Маркус принял из рук сестры чашку с чаем и тут же отставил ее в сторону.

– Да, да, мог бы и догадаться. Но как она жила? Она счастлива? И где она вообще?

– Бог мой! Она наверху, учится делать реверансы. Ты увидишь Фантину на ее первом балу, не раньше.

Маркус заскрежетал зубами, но Лотти оставалась непреклонной.

– У меня слишком мало времени, чтобы привести ее в форму, Маркус, и я не хочу, чтобы ты нарушил ее душевное равновесие. Ей многому еще придется научиться.

Маркус что-то заворчал прямо в чашку; умом он понимал мудрое решение сестры и соглашался с ее требованием не отвлекать Фантину, но, тем не менее, продолжал негодовать. В конце концов он с кислой миной повернулся к сестре и спросил:

– Но она счастлива? Ты ей сказала, почему я не приезжаю?

Лотти кивнула.

– Я ей все объяснила, и, по-моему, она правильно меня поняла. Выглядит она счастливой. Одному богу известно, как ее обожают слуги. Кажется, она всегда находит для них нужные слова.

Маркус вздохнул, несколько ободренный.

– А как ее манеры? Многому еще придется научиться?

– Не просто научиться. Эти вещи должны войти у нее в привычку. Нельзя, чтобы она постоянно переходила на кокни, когда выходит из себя. Хотя должна заметить, что она довольно мило управилась с мистером Томпсоном.

Маркус расправил плечи, почти с мольбой глядя на сестру.

– Мистером Томпсоном? Мистером Эдвином Томпсоном, сыном барона Томпсона из Бирмингема? Его она принимает, а меня нет?

Лотти нахмурилась и поставила чашку на стол.

– Он всего лишь заходил поговорить с Кристофером. Ты же знаешь, что мы соседи, наши усадьбы граничат друг с другом.

Маркус отмахнулся от предысторий.

– Помню-помню, но что случилось?

– Ничего! Он остался на чай. И Фантина была само очарование. – Маркус заметил, как у сестры на лице заиграла улыбка. – Откровенно говоря, похоже, он увлекся Фантиной. Да будет тебе известно, в Лондоне он ищет себе жену. Я уже начинаю подумывать, что они с Фантиной могли бы стать хорошей парой.

– Господи, Лотти! – задохнулся от возмущения Маркус. – Она здесь всего неделю, а ты уже ведешь ее к алтарю!

Улыбка его сестры стала еще шире.

– К алтарю ее поведу не я, а мистер Томпсон.

Маркус нетерпеливо заерзал, едва не перевернув чашку.

– Слишком рано думать о мистере Томпсоне, – отрезал он. – Пусть съездит на балы, посетит приемы…

– Разумеется, посетит! – улыбнулась Шарлотта. – Я всего лишь заметила, что мистеру Томпсону она очень понравилась. И он ей тоже, если уж говорить откровенно. Он еще дважды заходил на чай, а завтра мы пригласили его на ужин. Нет, ты не можешь прийти, – заявила она еще до того, как он задал свой вопрос. – Мне кажется, ты не в том настроении, чтобы присутствовать на этом ужине.

Маркус хотел съязвить, но придержал язык. Лотти и так слишком часто сносит его плохое настроение – нельзя и дальше пользоваться ее добротой. Но мистер Томпсон! Лично он против этого человека ничего не имел. В действительности Томпсон являлся образчиком истинного англичанина, честного, с высокими моральными принципами.

– Он просто не пара Фантине, – проворчал Маркус.

Он даже не понял, что произнес это вслух, пока сестра не прервала его размышления, негромко напомнив:

– По-моему, это Фантине решать, разве нет?

Маркус поджал губы, не желая ввязываться в перепалку. В ответ он встал с кресла, подошел к холодной каминной решетке.

– А как у нее с танцами, умением держать себя и тому подобное? Она делает успехи?

Маркус оглянулся, увидел, как Лотти несколько настороженно пожала плечами.

– Она взялась за учебу как одержимая.

– Значит, у нее все хорошо? Она учится.

Лотти вздохнула.

– Она не сводит с меня глаз и учится при этом одному Богу известно чему. Клянусь тебе, она копирует меня даже во сне.

Маркус кивнул, осторожно наблюдая за выражением лица своей сестры.

– Но это же к лучшему, разве нет?

– Конечно, – медленно произнесла она. – Меня очень радует ее прогресс. – Но тон, каким это было сказано, свидетельствовал об ином.

– Лотти, скажи мне, в чем дело?

Она ответила не сразу, и Маркус вынужден был подождать, пока она отхлебнет чая. Наконец Шарлотта поставила чашку на стол.

– Понимаешь, мы с Фантиной практически не разлучаемся. И тем не менее я все равно ничего о ней не знаю. – Она потянулась за чайным пирожным, отложила его назад, стала разминать оставшиеся на пальцах крошки. – Маркус, она принялась за учебу как женщина, которая учит новую роль. Ее поведение стало образцовым, но я не знаю, насколько оно стало частью ее натуры. – Она нахмурилась, чувствуя неловкость. – Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Мне кажется, понимаю, – вздохнул он. – Манеры Фантины, как и все остальное в ней, похожи на платье, которое она натягивает, а потом с легкостью снимает. За ними нет человека.

– Вот именно!

Маркус сделал несколько шагов по комнате, оказался перед креслом, в котором сидел, и вновь неуклюже устроился в нем.

– Мне слишком хорошо известно, в каком неуютном положении ты оказалась. Ты хочешь узнать о ней больше, проникнуть в ее тайны, понять, кто она на самом деле…

– Ты все правильно понимаешь!

– Еще бы! – Он взял чашку и задумчиво уставился в темную жидкость. – К сожалению, Фантина нелегко открывается окружающим. Даже собственный отец не очень хорошо ее знает.

Лотти подалась вперед, добавила немного горячей воды в его чашку. И заговорила ровным голосом:

– А кто ее отец? Почему он не представит ее свету? Фантина никогда ничего не говорила о своей семье.

Маркус покачал головой

– И я не могу. Но частично удовлетворю твое любопытство: она благородного происхождения, но отец не может ее представить обществу. Так сложились обстоятельства.

– Значит, незаконнорожденная. Этого я и боялась, – призналась Лотти.

Маркус затаил дыхание. Его семья может быть довольно чопорной в своих суждениях. Неужели Лотти готова разорвать их договоренность? И у нее было на это право, но секунды проходили в молчании, и Маркус начал по-настоящему тревожиться.

Наконец он заерзал в кресле, чтобы иметь возможность дотянуться до ее руки в искренней мольбе, если в этом будет нужда.

– Лотти!

– А? Ой! Не бойся ты так. Я всего лишь пыталась угадать, кто ее отец. У нее такие необычные черты лица, но мне кажется, что она унаследовала их от матери.

– Так ты выведешь ее в свет?

– Конечно! – Лотти подарила брату озорную улыбку. – Признаюсь тебе, самая заветная мечта сестры – видеть, как мучится ее брат. А ты, мой дорогой братец, действительно выглядишь сейчас измученным. Боже мой, я не видела тебя таким встревоженным с тех пор, как ты под стол ходил.

– Я не встревожен! – ответил Маркус, решительно положив руку на подлокотник. Потом ему захотелось чаю, но за чашкой нужно было потянуться и для этого переставить ноги. И когда он попробовал поставить чашку на колено, она наклонилась, и он…

От смеха сестры Маркус смутился так, что у него покраснели уши. В конце концов он поставил чашку назад на стол и попытался – крайне безуспешно – сохранять серьезность.

– Знаешь ли, Лотти, может быть, ты и привыкла к таким пустякам, как выводить в свет дебютанток, но я раньше никогда этого не делал. Почему-то это действует мне на нервы.

– Ясно, – ответила Лотти, в ее голосе все еще слышались веселые нотки. – Знаешь, дорогой братец, – добавила она уже серьезнее, – ты должен прекратить свои ночные встречи с Фантиной. Помимо того что сама ситуация выглядит непристойно, так еще и твоя подопечная оборвала весь плющ под окном. Вид крайне неприглядный, пусть и с тыльной стороны дома.

Если раньше Маркус ерзал, то теперь неожиданно замер в кресле.

– Полуночные встречи?

– Нет, ты меня не проведешь. Я знаю, что каждую ночь она выбирается из дома через окно. К кому еще она может бегать, если не к тебе?

– Ну да! К кому же еще! – сухо ответил он. В голове роилась масса мыслей.

Лотти тут же отреагировала на тон брата.

– Ты хочешь сказать, что ты с ней не встречаешься?

Он покачал головой.

– Я не видел ее целую неделю.

– Боже мой, я думала, она встречается с тобой. Я даже дала ей ключ и сказала, что она может пользоваться входной дверью. Необязательно лазать через окно, рискуя свернуть себе шею.

Маркус, неожиданно встревожившись, встал с кресла.

– И ты ей в этом безрассудстве потакаешь?

– Я правда думала, что она видится с тобой! Ей было непросто в эти дни, я рассчитывала на твое здравомыслие, на то, что ты не обидишь бедную девочку. Мне даже в голову не приходило…

– Значит, она встречалась с кем-то другим?

– Но с кем?

Маркус быстро зашагал по комнате, обдумывая возможные варианты.

– Это не любовник, – решительно ответил он. – Фантина не могла столь быстро найти себе любовника.

– Не будь в этом так уверен, дорогой братец, – возразила Лотти. – Она довольно привлекательна и, несомненно, нравится мужчинам.

Маркус стиснул зубы, его одолевали мрачные мысли.

– Ты, конечно, права. Но тем не менее… – Он покачал головой. – От этого не легче. Мне придется за ней проследить. – Маркус повернулся лицом к сестре. – Она сбегает каждую ночь?

Лотти кивнула.

– Похоже на то.

– Отлично.

– Нет, – отрезала она, – ничего отличного в этом нет. Я подумывала о том, чтобы завтра вечером отправиться на наш первый прием. Мама вот-вот вернется, она поможет мне поддержать Фантину. – Шарлотта сердито взглянула на брата. – Маркус, я ей помогу, но не забывай, что отвечаешь за нее ты. Чем бы она по ночам ни занималась, ты должен прекратить это, причем немедленно.

– Можешь мне поверить, – ответил он, – я не намерен позволять продолжаться подобному безобразию.

Его сестра удовлетворенно кивнула.

– Если бы ты еще что-то сделал с ее аппетитом.

Маркус изумленно поднял бровь.

– У нее хороший аппетит? Разве это плохо?

– Но… Клянусь, она ест за десятерых. На прошлой неделе повару пришлось еще трижды ходить на рынок. Трижды! И все равно она остается тонкой как тростинка. Я ничего не понимаю.

Он тоже не понимал и, нахмурившись, смотрел в чашку.

– К утру я постараюсь обо всем узнать.

* * *

Маркус переминался с ноги на ногу, стоя у стены дома. Выругался, когда прядь волос зацепилась за грубый кирпич. Он презирал эту сторону работы шпиона – несколько часов кряду стоять в темноте в неудобной позе. Ноги распухли, брюки промокли насквозь – а на улице, несмотря на приближение весны, стоял дикий холод.

Но хуже всего были растущие подозрения, что Фантина заметила его присутствие и решила отложить свою полуночную вылазку. Или, что еще хуже, успела от него ускользнуть.

Нужно было уходить. Возвращаться домой к камину и коньяку. Но Маркус продолжал стоять под ее окном, гадая, рассеются ли тучи, скрывающие почти полную луну. Даже в сумерках он видел, как порван плющ под окнами Фантины. Кто-то явно взбирался и выбирался из ее спальни, и Маркус был исполнен решимости выяснить, кто же это.

Послышался глухой звук. Негромкий, как будто на землю упало что-то мягкое. Потом выбросили веревку и показался самый прекрасный зад в плотно облегающих панталонах. Конечно, из окна, спиной к улице, спускалась Фантина. Через плечо у нее висела огромная холщовая сумка, которая сильно ударяла Фантину в бок.

Зрелище было изумительным. Пока она спускалась, громоздкая сумка заставляла ее изгибаться в самых причудливых позах. И Маркус застыл на месте, наблюдая за ней. Очнувшись, он поспешно бросился к стене, напрочь забыв об осторожности и едва не наступив на сброшенный на землю мешок. Перепрыгнув через него, он встал рядом с Фантиной.

К счастью, она была настолько занята самим процессом и так увлеченно ругалась из-за этой странной сумки, что не услышала его. Поэтому, когда она наконец спрыгнула на землю, Маркус легко заключил ее в объятия.

– Черт возьми! – прорычал он. – Я вижу, как грабят дом моей сестры! Полицию позвать?

Фантина напряглась, приготовившись дать отпор, но, услышав его голос, расслабилась, дразнящее прижалась спиной к его груди.

– Маркус! Ты меня напугал!

– Нет уж! – произнес он, разворачивая ее лицом к себе и прижимая спиной к стене. – Не буду я вызывать полицию, – продолжил он. – Сам тебя накажу.

Он заметил, как округлились ее глаза, как она насторожилась, услышав его охрипший голос. И ее вины в этом не было. Он боялся не меньше Фантины. Но за последний час его обуяла необъяснимая злость. Он, лорд Чедвик, будущий граф, по нескольку часов ждет в темном переулке уличную девку, у которой не хватило ума воспользоваться представившейся ей возможностью.

Поэтому, когда она бесцеремонно упала ему в объятия, у него возникло желание наказать ее – совсем немного – за удар по самолюбию. А может быть, ему просто захотелось обнять ее. Прижать к своей груди. Жарко притиснуть к промежности.

– Марк… – Она не успела договорить, как он поцелуем запечатал ей рот.

Поцелуй был страстным и горячим, и, хотя вначале губы ее были твердыми и неподатливыми, вскоре она обмякла. А уже в следующее мгновение отвечала на его поцелуй. Чем больше он ее хотел, тем больше она сопротивлялась, но не всерьез, а принимая его ласки и требуя от него продолжения.

Она прижалась к нему, и он застонал. Он просунул руку под сумкой и, накрыв ладонью ее грудь, ущипнул за сосок. Она обхватила его торс. На ней была рубашка из какой-то грубой ткани, которую он легко мог порвать, но ему было все равно. Он задрал рубашку, скользнул под нее обеими руками, стал ощупывать и изучать ее с жадностью первооткрывателя.

Она сама расстегнула рубашку, и Маркус увидел ее обнаженное тело в серебристом свете луны. Потом Фантина выгнулась в его объятиях, ее руки заскользили по широкой спине Маркуса, и наконец она обхватила руками его бедра и прижала к себе. Он не мог сдержаться и дернулся ей навстречу, раз и еще раз, и в этом движении было столько же страсти, сколько и безысходности. Слишком много одежды их разделяло, да еще эта чертова сумка била его по локтю, как будто пытаясь оттолкнуть.

– Фантина, я хочу тебя, – выдохнул он, отчаянно пытаясь собраться с мыслями. – Боже мой, ты нужна мне. – Он опустился перед ней на одно колено и стал целовать ее грудь, ласкать сосок – ее дыхание стало громким, тяжелым и прерывистым.

Она двинула рукой, и сумка ударила Маркуса по голове. Послышался какой-то треск, но он почти не обратил на это внимание. Он раздраженно убрал сумку, опять вернулся к груди, руками «вылепливая» ее нежную плоть.

Он почувствовал, как она раздвинула колени, и позволил своим рукам скользнуть ниже, к лону.

Бум! Опять сумка ударила его в висок. Он раздраженно потянул за веревку, но Фантина крепко обмотала ее вокруг себя. Если он станет ее срывать, то рискует задушить Фантину веревкой. Но возиться с узлом было некогда, да и, откровенно говоря, у него хватало терпения только на ее тело, которое продолжало соблазнительно извиваться.

Он нагнулся, чтобы опять прильнуть к ее груди.

Бум! На это раз ударило что-то мокрое.

– Фантина, – выдохнул Маркус, отодвигая сумку.

Шлеп! Она еще сильнее ударила его в висок.

– Что за черт…

В ответ на его возмущение снова последовал удар сумкой. Он отпрянул, вытирая со лба что-то липкое.

– Маркус! – низким и хриплым голосом, похожим на зов сирены, произнесла Фантина; несмотря на явную страстность, Маркус уловил и нотки смущения.

– Что, черт побери, в этом мешке? Неужели нельзя снять его?

– В мешке? – Она выпрямилась, оторвалась от стены, чтобы осмотреть «драчливую» сумку. – Ой! Ты яйца разбил. Черт, Маркус, они испачкали всю сумку.

– Я разбил яйца! – воскликнул он, безуспешно пытаясь вытереть липкие руки о кирпичную стену. – Не я положил яйца в эту нелепую сумку! Я весь в яйцах! Сними наконец эту проклятую сумку!

Она повернула к нему лицо, и даже в серебристом свете луны было видно, что оно пылает негодованием.

– И что мне теперь делать? Мне так нужны были эти яйца!

– Ты уже не сможешь их съесть, – с жаром возразил он. – Они все на мне! Мое пальто безнадежно испорчено!

– Твое пальто? Какое мне дело до твоего пальто. Яйца…

– К черту яйца!

– К черту твое пальто!

Они смерили друг друга взглядом, от досады и злости черты их лиц посуровели.

Но неожиданно Маркус засмеялся. Это был не заливистый смех, а скорее фырканье – он смотрел на липкую массу на своих руках и тихо смеялся. Фантина отвернулась, но он заметил, как она сжимала губы, чтобы не улыбнуться. Этого хватило, чтобы его смешок перерос в громкий хохот.

– Т-с-с, – поспешно стала успокаивать она, хотя у самой пробивался смех. – Мы разбудим всех соседей.

– Ну и пусть! – воскликнул Маркус, который был уже не в силах сдерживаться.

– Тихо! – увещевала она. – Пострадает твоя репутация.

Хохот прекратился, слышалось только негромкое хихиканье.

– И с каких это пор тебя волнует моя репутация?

– С тех самых пор, как твоя семья стала содействовать моему выходу в свет!

Он выпрямился, хотя в крови продолжало бурлить веселье.

– Неужели твой выход в свет настолько для тебя важен?

Она кивнула – резко опустила подбородок, улыбка угасла.

– Хорошо. Тогда возвращайся в дом со своей нелепой сумкой с разбитыми яйцами и больше не выходи.

– Но…

– Ступай!

Он не ожидал, что она послушается. Фантина не была бы Фантиной, если бы не стала спорить. Но она удивила его. Она с улыбкой стянула с плеча сумку и тяжело уронила ее Маркусу на ногу.

– Отлично. Пожалуйста, передай это Безымянному. Спасибо, что взял на себя эту обязанность. И бараний бок не забудь. – Она кивнула на мешок, который продолжал лежать посреди улицы. Потом вздохнула и стала взбираться по стене.

– Что? Фантина!

Она замерла в полуметре над землей.

– Да?

Он не знал, что сказать. Страсть притупилась, ее немного охладил их внезапный взрыв смеха, но эротическое напряжение осталось. Ей нужно уходить, пока он не уступил своим основным инстинктам.

– Маркус!

– Угу! – откликнулся он, гадая, что же хотел сказать ей. В итоге его взгляд упал на тяжелый мешок. – Ты каждую ночь носишь еду Безымянному?

Она пожала плечами – на удивление грациозное движение, учитывая, что она продолжала висеть, держась за веревку.

– Ему и остальным мальчишкам. Но Лотти говорит, что скоро я буду по вечерам занята. Я решила запасти им побольше еды. – Она помолчала. – Я еще велела им разузнать, что слышно о Фиксе и Уилберфорсе, но они ничего не выяснили.

Он кивнул.

– Мои попытки тоже не увенчались успехом. – Он закинул сумку на спину, поморщился от ее тяжести. – Ладно, – простонал он. – Ложись спать.

Она нахмурилась. Он четко увидел ее недовольство. Фантина ловко спрыгнула на землю.

– Ты же не понесешь это сам?

– Почему?

– Конечно нет. Ты…

– Слишком высокомерен? Слишком заносчив?

– Да.

– Что ж, – усмехнулся он. – Ты, Фантина, изменила меня. Или у меня наступило некое душевное помешательство. – Он пошел прочь, она бросилась за ним, подняла мешок с бараниной, который он забыл.

– Но ты же не знаешь, куда нужно идти.

– Надеюсь, Безымянный сам меня найдет.

– Но…

Он резко остановился, повернулся к ней лицом.

– Фантина, я привез тебя к своей сестре, чтобы защитить. Балласт все еще жаждет заполучить твою голову, а Херди…

– Херди мне нечего бояться. Он пока еще не говорил с Фиксой.

Маркус запнулся, сердито сдвинул брови.

– Откуда ты знаешь? – Он со страхом представил, что она встречалась с этим головорезом с глазу на глаз.

– От мальчишек, – решительно ответила она. – Они утверждают, что пока Херди занимается в трущобах своими обычными делами.

Маркус кивнул, отчасти воспрянув духом.

– И тем не менее Балласт будет следить за твоими помощниками, включая Безымянного и Луизу.

– И за тобой тоже.

Он улыбнулся, уловив нотки тревоги в ее голосе.

– Спасибо за заботу. – Маркус протянул руку к Фантине и коснулся выбившейся пряди. Лотти сотворила чудеса с копной коротких волос Фантины, и теперь они выглядели чертовски соблазнительно. – А сейчас возвращайся в свою комнату. Леди не должны разгуливать по ночам.

Он скрестил руки на груди, наблюдая, как на ее лице отражается борьба мятежного характера и покорности. В конце концов победил разум.

– Хорошо, – негромко произнесла Фантина. Она с удивительным проворством взобралась по веревке и в мгновение ока исчезла в комнате.

Он не стал совершать ошибку и сразу уходить. А подождал в темноте еще минут десять. Поэтому увидел, как в недрах комнаты исчезла ее веревка, услышал, как скрипнула кровать, когда она на нее укладывалась. Он не был уверен, что расслышал этот звук, но воображение нарисовало еще и картинку лежащей в постели Фантины.

Наконец он решительно сосредоточился на выполнении задания, жалея, что не может так же легко отделаться от своих мыслей.

Он не сразу сообразил, на что согласился. Святые Небеса, неужели он, будущий граф, посреди ночи собрался отнести в трущобы полную сумку разбитых яиц и липкой еды, предназначенной для ватаги уличных мальчишек? Невероятно! Но он взвалил сумку и мешок с проклятым куском баранины и потащился к экипажу, осознавая, что действительно изменился.

И Маркус не мог однозначно сказать, нравится ему это или нет.

– Отвези меня к трактиру, расположенному в доме, где живет Фантина, Джейкоб, – уныло приказал он и небрежно бросил сумку и баранину на пол своей кареты.

– Милорд…

– Буду разыгрывать из себя Леди Щедрость и кормить посреди ночи ватагу голодных ребятишек.

– Разумеется, милорд, – спокойно ответил кучер, как будто пэры только и занимаются подобными вещами.

Маркус забрался в экипаж, достал пистолеты, проверил, заряжены ли они. Возможно, со стороны Безымянного и его компании бояться нечего, но оставался еще Балласт. Пока Вобла ни строчки отцу не написал, поэтому Балласт до сих пор жаждет отомстить и Маркусу, и Фантине. Больше Маркус не намеревался навещать заднюю комнату портового паба.

Он как раз закончил проверять пистолеты, когда почувствовал, что экипаж немного осел. Он бы не заметил этого, если бы не думал о Фантине и уличных бродягах, о том, чему она научилась в детстве. Но он думал именно об этом, и в памяти возникли образы детей, катающихся на запятках экипажей.

Фантина не стала бы… Конечно, стала.

Несмотря на то что карета продолжала ехать, Маркус распахнул дверцу и заорал, глядя назад:

– Фантина!

Никто ему не ответил, раздавался только голос Джейкоба, ласково управляющего лошадьми.

– Фантина, забирайся сюда, или я силком втащу тебя за волосы!

На этот раз в ответ на его слова из-за угла кареты показалось ангельское личико, которое могло очаровать любого.

– Ты меня зовешь, дорогуша? – поинтересовалась Фантина со своим уличным акцентом.

– Фантина! – воскликнул он, скорее возмущенно, чем сердито. – Я пытаюсь спасти тебе жизнь.

– Не мою надо спасать.

Маркус вздохнул.

– Почему у меня такое чувство, что мы постоянно спорим об одном и том же, но все тщетно?

Фантина пожала плечами.

– Не могу знать. Может быть, потому, что ты немного туповат?

Он даже не стал отвечать ей и просто окликнул кучера:

– Джейкоб, разворачивай. Я должен отвезти негодяйку домой.

– Не утруждайся, Джейкоб! – крикнула Фантина, весело соскакивая с запяток. – Я и без вашей помощи отнесу это Безымянному.

Маркус тоже выпрыгнул из кареты и мгновенно схватил ее за руку.

– Тебе нельзя бродить одной по ночным лондонским улицам. – Но, уже произнося эти слова, он осознавал, насколько смешно они звучат. Конечно, она могла бродить по этим улицам – ведь столько лет бродила. Положа руку на сердце, он вынужден был признать: если Фантина решила рисковать жизнью, удержать ее от этого было возможно, только если заковать в цепи. Да и цепи вряд ли бы удержали.

– Хорошо. – Он махнул в сторону кареты. – Садись. Лучше держать тебя на виду.

– Спасибочки, – поблагодарила она со счастливой улыбкой. – Защитить тебя намного легче, если мы вместе.

Он открыл было рот, чтобы сказать что-то язвительное, но промолчал. Она намеренно провоцирует его.

– Просто садись, – пробормотал он, – пока я тебя не задушил.

– Благодарю, сэр, – любезно ответила она светским тоном. – Так приятно путешествовать с таким милым и воспитанным джентльменом.

Он бы задушил ее, если бы не приглушенный смешок Джейкоба. Этот смех не положил конец кровожадным мыслям, роившимся у Маркуса в голове, но напомнил ему, что его собственный кучер станет свидетелем каждого мерзкого поступка, который он совершит.

Тем не менее Маркус сдержался и задумался о мести. Он прекрасно знал, как поступит…