Фантина села на кровать и потянула высокий ворот своей ночной сорочки – белоснежной, с кружевами, – в которой она чувствовала себя куклой в витрине магазина. Добавить безжизненную улыбку, и какой-нибудь покупатель обязательно ее приобретет. А если она никому не будет нужна, ее вышвырнут на помойку.

Но она отказывалась даже думать о такой вероятности.

Фантина откинулась на подушку и стала размышлять о будущем. Она любит его, ну и что? Маркус не имеет на ее счет никаких намерений. Отлично. Потому что, как сказала она сама, а теперь повторила и его мать, она никогда не станет его любовницей. Это человек, по-видимому, еще не задумывался о браке, а если учитывать обстоятельства, то других вариантов для нее не существовало. Ее с Маркусом ничего не связывает.

Больше ничего.

Фантина вымученно улыбнулась, пытаясь убедить себя, что даже рада этому. Но если этой цели – сделать ее своей любовницей – Маркус не достиг, ему удалось нечто совершенно иное. Он напомнил ей, каково жить без постоянной борьбы за выживание. Она поняла, что ей очень нравится, когда обед горячий, а комнаты теплые. Ей нравятся красивые вещи и мягкая постель. И она хочет жить с удобствами.

Она готова идти на компромисс, чтобы и в дальнейшем иметь теплую постель, вкусную еду и чистое белье. И продолжать кормить Безымянного с мальчишками. Пусть она и отказалась быть любовницей Маркуса, но теперь начала подумывать о том, чтобы выйти замуж без любви за другого мужчину. Особенно если она выберет в мужья человека, которого сможет терпеть, который, возможно, даже будет ей нравиться.

На ум тут же пришел Эдвин Томпсон. Он был высокий, с короткими каштановыми волосами и серьезными карими глазами. Вежлив, умен, и после трех чаепитий и ужина в его компании она чувствовала себя довольно непринужденно. Может быть, она могла бы выйти за него.

А может, и нет. В конце концов, кроме Маркуса, Томпсон являлся единственным знакомым джентльменом, вполне подходящим ей. Однако впереди было еще полтора месяца балов и приемов, на которых она наверняка встретит потенциальных мужей. И она, без сомнений, выберет одного из них.

Собравшись с мыслями, Фантина приняла решение – выйти в свет и провести сезон вовсе не ради поисков мужа. Она намеревалась вычислить Фиксу. Но она ведь способная девочка, так что, несомненно, сумеет выполнить задание отца и заодно найти себе мужа. В конце концов, именно об этом и мечтал Пенуорти.

И она тоже об этом мечтала.

Особенно сейчас, когда Маркус больше не будет вмешиваться в ее жизнь и будоражить ее своими поцелуями. Его мать выразилась предельно ясно и даже велела ему уехать из Лондона. Он не будет отвлекать Фантину, и у нее появится возможность встречаться с мужчинами из высшего общества. И, по всей вероятности, очень скоро у нее не будет отбоя от кавалеров.

В глубине души ее продолжало коробить от одной этой мысли. Последние десять лет она смеялась над аристократическим происхождением прямо в лицо Пенуорти. Издевалась над ним, утверждая, что будет жить не по его, а по собственным правилам.

Но одна мысль о возвращении в трущобы, о том, что снова придется воровать ради куска хлеба и мерзнуть, заставила ее понять, какого дурака она сваляла. Жизнь требует компромиссов. Не стоит цепляться за принципы, когда единственное, что они тебе дают, – это пустой желудок и холодный очаг.

Она устала. И стала взрослой.

И как ужасно осознавать, что твой отец оказался прав! Пора свить уютное гнездышко с мужем. Лучше так, чем умереть с голоду. И если раньше Фантина считала, что брак – это та же проституция, правда, с единственным клиентом и в рамках приличия, то теперь начала думать, что Луиза права. У таких, как она, нет другого выхода.

В голове эхом раздались слова Маркуса: «Никаких намерений у меня нет».

Фантина тяжело вздохнула и, свернувшись калачиком, расплакалась.

* * *

– Выглядите изумительно. Просто восхитительно! Лотти, у тебя отличный вкус. Это шелковое платье цвета красного вина – идеально. Оно придает волосам красноватый оттенок. А белая верхняя кружевная юбка должным образом подчеркивает скромность девушки, которая первый раз выходит в свет. Идеально, детка. Вы само совершенство.

Фантина кивнула, как кивала, не переставая, последний час.

– И помните, главное – не испачкать юбку в грязи. Иначе это будет катастрофа. Жаль, что у вас такие короткие волосы. Это платье их идеально оттеняет. Но, несмотря на их длину, я полагаю, получилась очаровательная прическа.

– Да, миледи.

– И помните – больше двух раз с одним и тем же партнером танцевать не положено.

– Мама! – вмешалась Лотти. – Фантина все это знает.

– А что за историю мы будем всем рассказывать? Наверное, скажем, что Фантина не только племянница Пенуорти, но еще и приятельница моей доброй знакомой. Так сказать, приятельница соседки моей соседки.

– Она прекрасно все знает.

Обе женщины повернулись и пристально взглянули на Фантину.

– Я все помню, – послушно ответила она.

– Бог мой, – продолжала леди Анна, – я должна еще сама одеться. Не волнуйтесь, Фантина. Вы будете обворожительной.

– Да, миледи.

Леди Анна секунду раздумывала, а потом поспешила к себе в спальню. Осталась одна Лотти, которая едва заметно хмурилась.

– Фантина… – с тревогой в голосе произнесла Лотти.

– Все в порядке. Честно. Вы и ваша мать были необычайно добры. Я хорошо усвоила уроки. Клянусь, вам не придется за меня краснеть.

Лотти еще сильнее нахмурилась и стала размахивать веером.

– Ты неправильно меня поняла. Я знаю, что ты будешь вести себя идеально. Но все равно волнуюсь.

Фантина обернулась. От продолжительного стояния разболелись ноги, но она не решалась садиться, опасаясь, что помнет бальное платье. Она бросила на собеседницу мрачный взгляд.

– Не понимаю.

– Пропади оно все пропадом! – воскликнула Лотти, падая на кровать и совершенно не заботясь о том, что помнет платье. – Ты только посмотри на себя!

Фантина опустила глаза, недоумевая, что же она сделала не так.

– Не на платье! А на себя!

Лотти вскочила, развернула Фантину к зеркалу. Ее лицо покрывала бледность, что считалось модным в высшем свете, подведенные глаза казались большими и темными, выражение лица – невозмутимым. Словом, Фантина выглядела как любая барышня, первый раз выходящая в свет.

– Когда Маркус впервые привел тебя на мой порог, щеки у тебя были розовыми, глаза блестели, а сама ты, казалось, вдыхала жизнь во все, что тебя окружало. А сейчас… – Лотти покачала головой. – Не знаю, что я с тобой сделала. Вчера и сегодня весь день ты словно марионетка.

Фантина прикусила губу. Неужели ее мысли написаны у нее на лице?

– Это мама виновата? – допытывалась Лотти. – Она тебя напугала?

Фантина резко обернулась.

– Нет, нет, что вы! Вы и ваша мать невероятно добры ко мне! Просто леди Анна привыкла брать бразды правления в свои руки и…

Лотти глубокомысленно кивнула, как будто именно такого ответа и ожидала. Потом встала с кровати, скрестила руки на груди и так укоризненно посмотрела на нее, что Фантина опять засомневалась, все ли в порядке с платьем.

– Я так и думала. Отлично, Фантина, мне-то ты можешь признаться. И что мой распутный братец сделал на этот раз?

– Маркус?

– Разумеется, Маркус. Если виной всему не бал, не мама, не я, то, следовательно, это Маркус.

– Лотти, бог мой! – воскликнула Фантина. – Мир не вращается вокруг вашего брата. Существует много поводов, по которым я могу расстроиться. И они не имеют никакого отношения к Маркусу!

– Отлично, тогда назови их!

Фантина всплеснула руками, отвернулась и от Лотти, и от своего отражения в зеркале. Именно в это мгновение она увидела того единственного мужчину, мысли о котором тщетно пыталась отогнать последние двадцать четыре часа.

Маркус.

Красив, как всегда. Она и раньше видела его в бальном наряде: в черном фраке и панталонах, с одной-единственной бриллиантовой булавкой, которая сверкала так же ярко, как и его глаза.

Все, как и раньше, не считая того, что на этот раз он стоял в дверях ее спальни и на его лице читалась страсть, которая настолько обжигала ее, что у нее, казалось, вскипела кровь.

– А ты что здесь делаешь? – воскликнула Лотти. – Разве мама не отослала тебя в Шотландию?

– Я не всегда еду туда, куда посылает меня матушка.

– Поэтому ты решил явиться сюда, чтобы нарушить покой Фантины именно в тот момент, когда он ей больше всего необходим. Признаться, мой дорогой братец, я думала…

– Довольно, Лотти, – перебил ее Маркус, не сводя глаз с Фантины. – Вы с мамой не сможете удержать меня вдали от Фантины, как бы ни старались. Почему бы просто не смириться с неотвратимым и не уйти достойно, а?

– Высокомерная до невозможности свинья! – Это вырвалось у Фантины и напугало всех, включая и ее саму.

Лотти пристально взглянула на девушку.

– Впервые за день ты проявила хоть какие-то чувства.

– В таком случае я останусь, – заявил Маркус, – и посмотрю, каких еще чудес я смогу добиться.

Фантина открыла было рот, чтобы ответить отказом, но не успела. Ее опередила Лотти.

– Она примет тебя в библиотеке, – сказала Шарлотта и решительно захлопнула дверь перед носом Маркуса.

– Но… – начала Фантина и запнулась.

Лотти обернулась, на ее лице читалось материнское участие.

– Нет, Фантина. Теперь я скажу. – Лотти шагнула вперед, взяла руки Фантины в свои, усадила девушку на кровать. – Ты в него влюбилась.

Если секунду назад щеки Фантины пылали, то сейчас внезапно стали холодными и покрылись липким потом.

– Господи, только не упади в обморок!

Фантина замерла, обидевшись до глубины души.

– Я никогда не падаю в обморок!

– Разумеется. Прошу прощения. Господи, я так неловко веду этот разговор.

Фантина закрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями. Но земля, казалось, уходила из-под ног, все происходило слишком быстро.

– Лотти…

– Нет, прошу, не говори ничего. Как бы ты это ни отрицала, ответ написан у тебя на лице.

Фантина открыла глаза. Черт побери, она выдала себя! Еще раз глубоко вздохнув, Фантина отогнала свои мысли, подавила необузданные чувства. И огромным усилием воли сменила тему разговора.

– Я собираюсь на свой первый бал. Думаю только о нем. И я очень рада.

– Хорошо. Отлично. – Было видно, что Лотти тоже нелегко дается этот разговор, но вскоре она успокоилась. – Послушай меня внимательно. Маркуса тянет к тебе, но если он до сих пор не попросил у тебя руки, то он не сделает этого никогда. И дело не в твоем происхождении. Если бы он действительно тебя любил, то наверняка вынес бы все, даже необходимость оказаться на низших ступенях общества. Но он не предложил тебе выйти за него замуж. А это свидетельствует о том, что он… что ты тронула его… причинное место. Но не его сердце.

Фантина отвернулась, стиснула зубы, чтобы не сказать в ответ что-нибудь обидное. Лотти ничего нового не сообщила ей. Она лишь констатировала факт, заявила о том, что весь день мучило саму Фантину. Но услышать это от постороннего человека…

Невыносимо больно.

– Прости, – мягко извинилась Лотти и нежно пожала руки Фантины. – Не хотела, чтобы это прозвучало так оскорбительно, но ты должна знать правду. Если хочешь взять все от выхода в свет, нельзя остаток…

– Знаю. Лотти, я решила найти мужа. Достойного человека. – Фантина подняла голову, радуясь тому, что голос ее звучит твердо и решительно.

Наградой ей была улыбка Лотти.

– Вот и чудесно! Ты найдешь себе отличную пару! Наверняка станешь графиней, не меньше. Я в этом просто уверена.

Фантина покачала головой, с каждой секундой ее решимость крепла.

– Это моя мать придавала значение титулам. Я – нет. Я просто хочу найти порядочного человека. Ни больше, ни меньше. И этого мне довольно. Откровенно говоря, я подумывала о мистере Томпсоне…

Лотти улыбнулась, потянула Фантину за руки, чтобы она встала.

– Хороший выбор, но не спеши. Уверена, что познакомлю тебя с десятком прекрасных мужчин. – Она подалась вперед, в ее голосе слышались веселые нотки. – Особое внимание обращу на порядочных и богатых.

Фантина подняла голову, впервые глядя на Лотти как на подругу.

И эта мысль ее поразила. Никогда раньше у нее не было подруги-ровесницы. Лотти от нее ничего не было нужно: ни еды, ни денег. Ничего – только бы она была счастлива. О таком писали в романах, а романам она не доверяла. Но в это мгновение эта дружба была для нее ценнее всех мужей Англии. И, поддавшись внезапному порыву, Фантина бросилась ее обнимать.

Объятие вышло неловким – никогда раньше она не обнимала женщину. Она боялась ее крепко прижимать, чтобы не помять платье. Но Лотти, казалось, не обращала на это внимания. Она с радостью обняла Фантину в ответ, и та почувствовала одновременно и моральную поддержку, и смущение.

– Лотти… – начала она, не зная, что сказать.

– Перестань, – прошептала ее подруга. – Иди, если мы не поторопимся, сюда влетит мама с новой порцией наставлений.

Фантина кивнула, понимая, на что намекает Лотти. Когда Лотти наклонилась, чтобы оправить юбку, Фантина сделала то же самое. Вскоре Лотти объявила, что они обе готовы, но вдруг заколебалась.

– Ты уверена, что хочешь видеть Маркуса? – спросила она.

– Я уже начала понимать, что мои желания не имеют никакого значения для твоего брата. Он делает только то, что сам пожелает, и убеждает себя, что я хочу именно этого.

Лотти улыбнулась.

– Ладно. Ты увидела в нем изъян. Продолжай искать. У него много недостатков.

Впервые за день Фантина почувствовала, как ее губы растягиваются в улыбке.

– Десятки – нисколько в этом не сомневаюсь.

– По меньшей мере, – ответила Лотти.

* * *

Маркус мерил шагами небольшую библиотеку – четыре широких шага туда, четыре обратно. Он восемьдесят семь раз пересек комнату, прежде чем услышал шаги на лестнице. Почему они так долго? Не важно. Время не имеет значения, если он наконец ее увидит.

Он остановился и, расслабившись, присел на стол. Но сидеть было неудобно – край стола давил на ягодицы. Поэтому он опять встал, раздумывая, где же ему встать. Может быть, у окна?

Маркус подошел к окну.

Нет, вечернее солнце слепило ему глаза. Он не хотел, чтобы что-нибудь мешало ему видеть, не хотел, чтобы она увидела полосы света и тени на его лице. У бара будет лучше.

Он опять пошел в другой угол комнаты.

Нет, так она наверняка подумает, что он бесконечно пьет коньяк. Хотя сейчас ему не помешало бы выпить. Встать рядом с искушением – не очень умная мысль.

Следует держаться подальше от спиртного. Но куда встать?

Он сделал шаг. Не мог же он стоять посреди комнаты как изваяние. Может быть… Дверь со скрипом распахнулась, он резко обернулся.

Господи, какая она красивая! Он видел ее, когда она была наверху. Но сейчас Фантина чуть выше держала голову, движения были грациозными, роскошное темно-красное шелковое платье оттеняло ее темные волосы и глаза.

Он онемел от изумления. Ничего общего между этой богиней и грязным пострелом Крысой и даже развязной подавальщицей Фанни из трактира не было. А может, и было, потому что все они – это Фантина, его изменчивая, очаровательная, прелестная Фантина.

– Ты еще никогда так изумительно не выглядела, – хрипло произнес он.

– Спасибо, милорд. – Даже ее голос пьянил – благородный и мягкий, как коньяк, которого так хотелось глотнуть всего несколько минут назад. Но теперь он хотел только Фантину.

– У меня кружится голова.

Он заметил, как она поморщилась от этих слов, только не мог понять почему. Какова бы ни была причина, нужно исправлять положение. Порывшись в кармане, Маркус вытащил небрежно завернутую коробочку. Он мысленно застонал, глядя на эту неумелую упаковку, и разозлился на продавца, который лениво заворачивал коробочку в бумагу, и в результате Маркус попытался упаковать все сам.

Не стоило этого делать. Казалось, что бумагу помял ребенок.

– Я… я принес тебе подарок, – сказал он. – Надеюсь, тебе понравится. Я пытался лично его завернуть, но, как видишь, оказался не очень в этом силен. Прошу прощения…

– Спасибо, милорд. Невероятно мило с вашей стороны.

– Даже не думай о том, что принять подарок – неприлично. Это всего лишь знак внимания. Это в обычае у некоторых джентльменов, хотя, предполагаю, у тебя не слишком много поклонников. Надеюсь, сегодня ты будешь иметь оглушительный успех… Я говорю глупости. Конечно, ты получишь много таких подарков. Мне следовало преподнести тебе украшение. Но моя мать наверняка заставила бы тебя его вернуть, а я…

– Спасибо, милорд, – твердо повторила она, и улыбка едва тронула ее губы. – Не могла бы я теперь посмотреть подарок?

– Что? Ах да! – Он и не заметил, как мертвой хваткой вцепился в коробочку. Почему все с Фантиной идет наперекосяк? – Держи, – испытывая неловкость, поспешно произнес он. – Надеюсь, тебе понравится.

Она открыла коробочку. Он знал, что внутри нет ничего особенного.

Но Маркус, увидев этот флакончик, подумал о ней. Потом несколько часов выбирал духи, чтобы его наполнить. У него была масса других дел, но, тем не менее, он потратил целый день, выискивая аромат, достойный Фантины.

– Это духи, – неизвестно зачем сказал он, когда она достала флакончик из обитой бархатом коробочки. Она поднесла элегантный хрусталь к свету, провела пальцем по острым крыльям хрустальной птички на пробке флакона.

– Это ты, – негромко произнес он. – Сегодня ты только начинаешь набирать высоту. Ты будешь великолепна. – Он вложил в эти слова всю душу.

– Какая красота.

– Ты как-то упомянула, что твоя мама всегда пахла по-особенному. Надеюсь, аромат тебе понравится. – Он хотел чего-то сладкого, но вместо этого пленился экзотическим ароматом. Нежным, проникающим сквозь мужскую броню и неожиданно наполняющим – больше мужчина не может думать ни о чем и ни о ком другом.

– Изумительный аромат, – сказала Фантина, и он подумал, что она не лукавит. Голос ее звучал совершенно серьезно. Но, с другой стороны… – Буду сегодня пахнуть этими духами и думать о тебе.

Она деликатно коснулась своих запястий и безупречного изгиба шеи. Он зачарованно наблюдал за ней, вспоминая прикосновение ее рук к своей груди, запах и вкус ее тела, когда он целовал ее шею.

Он сглотнул.

– Должно быть, я схожу с ума, – негромко признался Маркус. – Я мог бы владеть тобой безраздельно, но отдаю своей сестре и матери. Они не позволяют мне с тобой видеться и сегодня представят свету. Очень скоро у тебя не останется ни времени для меня, ни воспоминаний о мгновениях, проведенных вместе со мной.

Она серьезно посмотрела на него своими невероятно огромными глазами.

– Я бы никогда не смогла забыть тебя, Маркус. Ты стал неотъемлемой частью моей жизни, и я всегда буду помнить тебя. Но мне кажется, что твои родные правы. Тебе следует уехать из Лондона.

Он улыбался, следя за движением ее губ, пока она говорила. Какого идеального цвета они: темно-красные, созданные для поцелуев. Совершенной формы: не слишком полные, не слишком тонкие. Боже мой, он сам себя уговаривает! Ведет себя, как дурак! Что она только что сказала?

Он прокручивал в голове ее слова, на этот раз вдумываясь в смысл сказанного. От потрясения к нему тут же вернулось умение мыслить здраво.

– Что ты сказала?

Она отошла от него, и он заметил, что движения у нее уже не такие плавные, как ему показалось сначала. На самом деле она нервничала, словно пытаясь увеличить между ними дистанцию.

– Когда я смотрю на тебя… Нет, когда ты смотришь на меня, я вижу то, что видишь ты.

– Прошу прощения? – Он протянул к ней руку, но она обернулась, посмотрела ему в лицо, как много раз до этого момента.

– Когда ты смотришь на меня, то видишь любовницу. Шлюху.

Он изумленно отпрянул.

– Что за чушь!

– Стал бы ты искать уединения с любой другой дебютанткой? Стал бы дежурить у ее двери или лезть в окно?

– Нет, конечно! Но ты же не просто дебютантка…

– Вот именно. Я для тебя – всего лишь добыча, трофей в идиотской охоте за любовницей. Когда ты смотришь на меня, видишь не девушку, которая выходит в свет, а некую удивительную смесь Крысы и Фанни – разве они достойны уважения?

Он нахмурился, не в силах ее понять.

– Я вижу только тебя.

– А я не хочу, чтобы ты видел меня! – отрезала она. – Разве я смогу быть дебютанткой, если ты будешь постоянно заглядывать мне через плечо и напоминать, что я всего лишь уличная крыса?

– Но ты не…

– Вот именно! Однако ты смотришь на меня, как будто я и есть она! Относишься ко мне так, как будто я такая!

Он взял ее руки в свои, притянул Фантину к себе.

– Послушай меня, Фантина. Не знаю, что это – нервы или чепуха, которую тебе внушила моя мать, но на самом деле все не так. Я устроил твой выход в свет. Господи, я оплатил его. Ты не можешь вот так отмахнуться от меня, словно я пустое место.

Он прижал ее крепче, ожидая, что она обмякнет в его объятиях. Ждать пришлось пару секунд. Она прильнула к нему всем телом, его кровь вскипела, когда он коснулся губами ее губ.

Их поцелуй вышел пьянящим, темным, мощным. Он навис над ней, она обхватила его руками, выгнула спину.

– Мы предназначены друг для друга, Фантина!

Бум!

Маркус поднял голову, вздрогнув от грохота ударившейся о стену двери. Заморгал, чтобы исчез стоящий перед глазами туман, разглядел величественные фигуры сестры и матери.

– Маркус! Отойди от нее!

Он послушался. Сделал шаг назад. Но его рука продолжала лежать на плече девушки. На этот раз его родные поняли, что он не откажется от Фантины.

Мать шагнула вперед.

– Я просто возмущена…

– Нет…

Это вмешалась Фантина, и Маркус невольно улыбнулся ее холодному тону. Все присутствующие в комнате тотчас же замолчали. Он расслабился, ожидая, что она объяснит его семье истинное положение дел. Ее они послушают.

– Спасибо за заботу, Лотти, леди Анна, в этом случае решение должна принять я сама, а не вы.

– Но…

– Прошу вас, леди Анна. Еще пару минут.

Его мать досадливо поджала губы, но Лотти кивнула и ободряюще улыбнулась Фантине.

– Пошли, мама. Фантина сама все уладит.

– Но…

– Пожалуйста, – взмолилась Фантина, и леди Анна в конце концов вынуждены была уступить.

– Пять минут, – сказала она. – Я буду смотреть на часы.

– Пять минут, – эхом ответил Маркус, изобразив поклон. Потом шагнул к двери и плотно закрыл ее за своими настырными родственницами. Услышав обнадеживающий стук, он повернулся, чтобы получить в награду поцелуй Фантины. Но она ушла в другой угол комнаты.

– Я же говорила тебе, – негромко произнесла она.

Маркус недоуменно уставился на девушку.

– Прошу прощения?

– Как я могу вести себя достойно, как леди, если ты постоянно обращаешься со мной как со своей любовницей?

Он тут же возразил:

– Я никогда не обращался с тобой…

– Значит, ты частенько целуешь женщин против их воли в библиотеке их опекунш?

– Ты не очень-то сопротивлялась! – возразил он.

– Конечно, не сопротивлялась! – ответила она запальчиво. – Тебе достаточно прикоснуться ко мне – и я вся в твоей власти! Боже мой, Маркус, ты каждый раз показываешь свою власть надо мной. Но это совсем не означает, что я хочу этого.

– Я никогда тебя ни к чему не принуждал, – стоял он на своем. Но уже не так уверенно. Неужели он действительно имеет на нее такое поразительное влияние? Как трогательно!

– Черт! – протянула она на кокни. – Ты этого желаешь, голубчик? Потрогать мои сиськи? Чтобы я раздвинула ноги? Что ж, давай. – Она дернула лиф платья.

– Фантина! Прекрати немедленно!

– Тогда в чем дело, Маркус? Я твоя шлюха или леди?

Он нахмурился, подошел к ней, посмотрел прямо ей в лицо.

– Ты можешь быть кем пожелаешь. Я же обещал, что не буду тебя принуждать, и держу свое слов.

– Маркус, я хочу быть леди. Хочу выйти в свет, танцевать в красивом платье, чтобы джентльмены относились ко мне с уважением. – Ее голос едва заметно дрожал. Его поразила сила ее желания. – Это мой день, Маркус. Об этом мечтала моя мама. И теперь я понимаю, что тоже этого хочу. Почему ты хочешь все растоптать?

Он отшатнулся.

– Не хочу я ничего топтать! Именно благодаря мне это вообще стало возможным.

– Тем не менее ты продолжаешь предъявлять на меня свои права. Ведешь меня в темную библиотеку, целуешь, напоминаешь, что ты за все заплатил. Разве это не свидетельствует о том, Маркус, что ты относишься ко мне, как к шлюхе?

Он сглотнул, наконец до него дошел смысл ее слов. Неужели все это время он обращался с ней, как с куртизанкой? Он всего лишь хотел быть с ней. Говорить с ней. Показать, как…

Как что? Как чудесно быть любовницей аристократа? Тогда бы он запер ее в крошечной комнате, приставил служанку, осыпал драгоценностями, пока она бы не уступила. Но он же так не поступил. А привез ее к своей сестре, чтобы сделать из нее настоящую леди. Однако он тут же попытался ее соблазнить.

Бог мой, она права. Если он хочет, чтобы она вышла в свет, ему нужно относиться к ней как к благородной женщине, со всеми вытекающими отсюда ограничениями и условностями.

– Я хочу, чтобы ты была тем, кем захочешь, – медленно произнес он. – Хочу, чтобы ты сама избрала свой жизненный путь.

– Докажи, – с вызовом бросила Фантина. – Уезжай из Лондона. Позволь мне насладиться сезоном, и посмотрим, что будет.

Он покачал головой.

– Я хочу быть твоим провожатым. Слишком много опасностей…

– Твоя сестра и мать отлично справятся с этой задачей.

Маркус стиснул зубы. Конечно, справятся.

– А как же Фикса…

– Ты уже уступил мне расследование.

Да, правда.

– А Балласт? Может быть, мне стоит дождаться, пока Вобла напишет отцу?

– Письмо Воблы изменит лишь отношение Балласта к тебе. Он все равно захочет получить мою голову.

– В таком случае…

– Но я с ним справлюсь. До этого много лет справлялась и в будущем справлюсь.

Маркус замолчал. Доводы иссякли. Она права. Нельзя ожидать от нее, что она станет леди, если относиться к ней, как к куртизанке. Это нечестно. По отношению к ним обоим.

Он с мольбой посмотрел на Фантину.

– Неужели ты не видишь, что я просто хочу быть рядом с тобой? Не могу удержаться и не целовать тебя, – признался Маркус, испугавшись, что говорит неправду. – Я могу молча сопровождать тебя. Только не гони меня. Неделя, когда я не видел тебя, стала для меня мукой. – Он шагнул вперед, жалея, что не может подобрать слова, чтобы выразить свои чувства. – Я хочу от тебя гораздо большего, не только твое тело. Я хочу…

– Мою душу.

Мысленно он сопротивлялся этому предположению, но в глубине души понимал, что она права. Он хотел заполучить ее душу. Ее тело, ум, сердце. Ее душу. Маркус не желал задумываться о том, что им движет. Не мог поверить, что уже отдал ей свое сердце, поэтому будет справедливо, если она отдаст свое в ответ. Бесполезно отрицать очевидное.

– Если я тебе небезразлична, – безжалостно продолжала она, – позволь мне найти свой путь. Одной.

Маркус отвернулся, неожиданно стало нечем дышать. Она понятия не имела, как ее слова ранили его. Нет, видимо, догадалась, потому что уже через секунду оказалась рядом с ним.

– Маркус! – в ужасе воскликнула Фантина.

Она схватила его за руку и заметила, что он дрожит.

Как странно, что именно сейчас, именно эти слова преследовали его.

Фантина усадила его в кресло, он не сопротивлялся и молча устроился рядом с ней. И хотя ее прикосновение было словно бальзам на раны, голос девушки звучал требовательно:

– Маркус, что случилось? Почему ты так побледнел?

Он не хотел отвечать, но слова вырвались помимо его воли.

– Так говорил Джеффри. Мой брат. Именно эти слова.

Она нахмурилась, пытаясь припомнить, что же такого сказала, но Маркус после довольно продолжительной паузы сам повторил их, вспомнив о своем самом страшном кошмаре.

– Если я тебе небезразличен, позволь мне найти свой путь. Одному.

Господи, как эти слова жгли его! Он закрыл глаза, жалея, что не может так легко отмахнуться от воспоминаний.

– Мы оба понимали, что это необходимо. Один из нас должен был остаться, второму следовало вернуться в Англию с информацией. Мы оба понимали… – Он сглотнул, вспоминая вкус пыли на языке, ледяной холод, проникающий в душу. Он чувствовал, как замерз. Как был неподвижен и беспомощен.

– Но выбирал ты, – прошептала сидящая рядом Фантина. – Ты сказал, чтобы он шел один.

Маркус покачал головой.

– Нет, выбирал он. Я не мог. Слишком опасно. Я хотел, чтобы мы остались вместе, но он настоял. Мог ли он стать мужчиной при постоянной опеке со стороны брата? – Боже! Маркус застонал, боль была нестерпимой. – Нам следовало остаться вместе. И он был бы жив.

– Но ты сделал выбор, – повторила Фантина. – Поставил долг и служение Англии выше своего брата. И он из-за этого погиб.

Он посмотрел на нее, увидел на ее лице страх и понял, что она, должно быть, уже не раз повторяла про себя эти слова. Но это была неправда.

– Джеффри хотел рискнуть. Видит бог, я думал, что он будет в безопасности. – Маркус запнулся, потом повторил последние слова: – Я думал, он будет в безопасности.

Она молчала и просто сидела с побелевшим лицом. Не в силах справиться с искушением, он прижался к ее похолодевшему телу. Ему так нужно было ощутить прикосновение ее кожи, ее дыхание, смешанное с его дыханием. Ее жизнь – это часть его жизни.

– Как ты не понимаешь! – прошептал он, прижимаясь к ее щеке. – Если я уеду и с тобой что-то случится, вновь повторится история с Джеффри. Я себе никогда не прощу. Прошу тебя, Фантина, позволь мне остаться.

Он чувствовал, как она дрожит всем телом, чувствовал, как в ней идет внутренняя борьба. Наконец буря эмоций стихла, и она расслабилась, медленно отстранилась от него. Он робко улыбнулся. Он выиграл. Он не собирался использовать свое откровение как оружие в споре с ней, признание просто слетело с губ. И, глядя в ее блестящие глаза, он увидел, что она все поняла. По ее пристальному взгляду он осознал: она приняла правду.

– Ты правильно поступил, – прошептала Фантина, и по тому, как она до онемения сжала его пальцы, Маркус догадался, чего ей это стоило. – Я винила во всем тебя, думала, что ты намеренно послал брата на смерть. Но это не так. Это был его выбор. – Она сглотнула. – Ты правильно поступил. Его смерть не на твоей совести.

Она прикрыла глаза, по щеке скользнула одинокая слеза, и Маркус нежно вытер ее большим пальцем. И сердце его наполнилось невероятной легкостью. Она права. Джеффри сам сделал свой выбор, и хотя Маркус всегда будет скорбеть о потере брата, груз вины спал с его плеч в ту секунду, когда Фантина простила его. Маркус испугался ее власти над его чувствами, но в то же время осознал, что ни одной живой душе он бы не доверил такую сокровенную тайну. Только Фантине.

– Значит, ты позволишь мне остаться? – спросил он, целуя след от слезы. – Позволишь остаться с тобой в Лондоне?

Когда она коснулась его лица, решительно отстранившись от него, он уже знал ответ. Знал и, если бы Господь даровал ему силы, не дал бы ей и рта раскрыть.

Но сил у него не осталось, и ее слова прозвучали с неизбежностью выстрела:

– Маркус, ты должен уехать. Должен позволить мне самой сделать выбор. Самой.

– Но, – прошептал он, не желая мириться с неотвратимым. – Что, если…

– Тогда это будет моей ошибкой, – перебила она. – Моим выбором. Ты не должен из-за него страдать.

Как будто можно заставить солнце не всходить по утрам!

– Я этого не переживу, – выдохнул он. Еще одной смерти. Только не смерти Фантины.

– Клянусь, я не умру. – И впервые она сама его поцеловала. Не потому, что он обхаживал ее, дразнил или умолял, а потому что сама так решила. Решила попробовать вкус его губ, коснуться их и наконец позволить ему проникнуть вглубь ее рта.

Он с жадностью принял предложенное, пытаясь прикипеть к ней всем телом, но когда они перестали целоваться, Маркус понял, что проиграл. В этом поцелуе чувствовалась любовь, которую она ему дарила. Его душу переполняло не просто счастье, а ощущение чуда. И он понимал, что больше никогда не испытает этой радости, если не сделает так, как она просит, если не позволит ей найти себя. Без него.

– Утром я уеду. – Он понятия не имел, как смог произнести эти слова. Но они продолжали литься, несмотря на то, что от волнения перехватило горло. Но сейчас, когда речь шла о ее желаниях, его собственные желания не имели никакого значения. – Крис уже отправился в свой клуб, поэтому сегодня вечером вас буду сопровождать я. После этого, клянусь честью, я уеду.

Фантина колебалась, ее глаза потемнели от охвативших ее чувств.

– Спасибо, – в конце концов прошептала она.

Он кивнул, потом замер в глубоком поклоне, достойным самой английской королевы. Он подставил руку, предлагая проводить ее из комнаты, но она отклонила предложение, поспешно покачав головой. И отошла к камину, подальше от него. Он любовался ею, ее гордой осанкой, правильными чертами лица, даже вздернутым подбородком – она как будто бросала вызов всему миру.

Еще никогда Фантина не выглядела такой прекрасной. И такой далекой.

Он должен ее отпустить. Он это понимал. Это благородный поступок.

Стиснув зубы, Маркус открыл для нее дверь библиотеки. Он едва успел повернуться, а она уже проскользнула мимо него, поспешно покинув комнату и намеренно постаравшись не коснуться его. Даже краешком своего платья.

Но он уловил запах ее духов.

Еще долго после ухода Фантины в воздухе висел ее аромат. Маркус, закрыв глаза, глубоко вдохнул, чтобы запомнить этот запах.

Насыщенный. Темный. Экзотический.

Запах его Фантины.

Хороший выбор, хороший подарок. И последнее, что у него от нее останется.