После ужина, когда мы перешли в гостиную, я села в большое кресло у камина и притворилась, что все мое внимание поглощено корзинкой с рукоделием. Но, несмотря на усердное шитье, ничто не ускользало от моего внимания – ни надутое лицо Крэма, который листал "Харперз уикли", ни Сент-Клер, который, развалившись в кресле, делал вид, что слушает болтовню Женевьевы, а сам не сводил немигающего взгляда с ее отца.

Однако не они помогли мне подтвердить мою догадку, а Старая Мадам. До меня это дошло после того, как я заметила, что она нервно оборачивается при каждом порыве ветра, пугливо смотрит на входную дверь и ее обычный самодовольный вид куда-то делся. Более того, я с большим удивлением поняла, что она пытается всячески умилостивить меня. Она дружелюбно справилась о моей поездке в Саванну, что раньше звучало не так сердечно. Не утомила ли она меня? Удалось ли мне продать урожай? И когда я сообщила ей, что все прошло вполне успешно, она удавила меня еще больше:

– Вы очень умная женщина, мадемуазель, – сказала она.

Я слишком хорошо знала, как она расчетлива и алчна, и этот внезапный порыв восхищения показался мне подозрительным.

– Неужели умная? – Моя иголка застыла в воздухе. – Я никогда не считала себя слишком умной, мадам.

– Что вы, что вы, – настойчиво и торопливо проговорила она, – вы очень умны, мадемуазель; ведь для вас нет безвыходных положений. Вы всегда найдете способ контролировать ситуацию.

Ее поведение и слова настолько отличались от ее обычного высокомерного и снисходительного тона, что я была в замешательстве.

Даже после того как Марго укатила ее коляску, а я продолжала штопать у камина, игнорируя раздраженные взгляды, что бросала в мою сторону Женевьева, явно считая меня здесь лишней, я не могла забыть умоляющих глаз старухи. Поэтому я не удивилась, когда немного погодя в зале опять появилась Марго и, уловив мой взгляд, поманила меня. Уложив рукоделие в корзинку, я поднялась с вялыми пожеланиями доброй ночи, получив в ответ еще более небрежные пожелания, вышла из комнаты и отправилась за ней через узкий коридор, который сворачивал направо и вел в комнату Старой Мадам. Пропустив меня вперед, она открыла дверь комнаты и, когда я вошла, сама удалилась, тихо затворив дверь.

Я подошла к постели Старой Мадам:

– Вы хотели меня видеть, мадам?

С трудом приподнявшись, она оперлась на локоть и взглянула на меня:

– Мадемуазель, нам надо говорить потише.

Я понизила голос:

– Хорошо, мадам.

Тяжело дыша, она приподнялась еще и с мольбой в глазах смотрела на меня:

– Мадемуазель, вы говорите, что продали рис и хлопок?

– Да, мадам.

– И привезли с собой деньги на выплату жалованья?

– Конечно. Вы ведь знаете, что я должна расплатиться с неграми. Они уже и так заждались.

Ее беспокойная ручка поймала меня за пальцы:

– Вы должны отдать их моему сыну, мадемуазель.

– Вашему сыну?

– Он в опасности, мадемуазель, в серьезной опасности. Эти деньги могут спасти его. Вы должны отдать их ему сегодня же.

– Но я не могу, мадам. Ведь это деньги негров. Они не мои и не вашего сына.

Она откинулась на подушки, повернув голову, будто от острой боли. Но я заметила, как изменилось ее лицо, как коварная искра промелькнула в глазах, она снова села.

– Вы такая умная, мадемуазель. Вы придумаете, как спасти моего сына? – Не слишком чистыми пальцами она снова вцепилась в мою руку.

– Что ему угрожает, мадам?

Она поманила меня, и я села на кровать подле нее.

– Ему угрожает тюрьма, мадемуазель. Марго слышала их разговор в гостиной. Он женился на вас, когда вы были никто, и дал вам имя Ле Гранд. Теперь вы должны спасти его. Он не должен сесть в тюрьму.

Я прервала ее жаркий монолог:

– Мадам, может быть, вы объясните подробнее.

– Да, да. – Она стиснула крошечные дряблые ручки. – Он приехал вчера вечером, мадемуазель, во время ужина. И остался на ужин. Он был так вежлив, так обаятелен. Тогда я не знала, зачем он приехал.

Я перебила ее:

– О ком вы говорите, мадам?

– Да тот самый мистер Хиббард. Помните, он однажды приезжал к вам, мадемуазель?

– Да, да, я помню. И что же дальше?

– Он был такой учтивый, такой очаровательный вначале. Пока мистер Крэм с Женевьевой не ушли наверх и они не остались в гостиной вдвоем, он и мой сын. Марго относила им бренди и услышала из зала их разговор. – Ее голос упал почти до шепота.

– Он сказал моему сыну, что ему нужны деньги. "Даю вам тридцать шесть часов, – сказал он, – или вы отправитесь в тюрьму". – Она вцепилась в меня взглядом:

– Мадемуазель, двадцать четыре часа уже прошло. Я молча сидела возле нее и пыталась собрать нити всех событий, что произошли здесь за эти сутки, и связать их в узор. Он уже вырисовывался довольно четко. Сент-Клер задумал добыть денег продажей Семи Очагов, сделка вот-вот состоится; тут появляется Хиббард, требуя денег немедленно и, конечно, угрожая раскрыть тайну смерти Лорели, прекрасно понимая, как уязвимо положение Сент-Клера при Крэмах. И Сент-Клер вынужден разыгрывать перед Крэмами гостеприимного хозяина, а над его головой уже нависла катастрофа, поскольку взять денег для возврата Хиббарду ему неоткуда. Я чуть не расхохоталась. Его же собственная интрига погубила Сент-Клера.

Но я не засмеялась. Дело в том, что меня тут же осенила мысль, от которой мне стало не до смеха. Мои деньги! Я положила их в ящик своего стола. Может быть, как раз сейчас, пока я сижу здесь, он уже в моей комнате…

Я вскочила:

– Мадам…

– Да, мадемуазель?

– Этот человек, Хиббард. Где он сейчас? Он вернулся в Саванну?

– Нет, нет. Я плохо соображаю.

Я схватила ее за плечо и встряхнула:

– Где он, мадам?

– Он ожидает в Дэриене в гостинице "Магнолия". Марго слышала, как он сказал моему сыну: "Через тридцать шесть часов я вернусь".

Я направилась к двери, а ее голос догнал меня:

– Вы ведь придумаете что-нибудь, мадемуазель? Не оборачиваясь, я бросила в ответ:

– Да, да. Обязательно придумаю.

Войдя в свою комнату, первым делом я хотела побыстрее проверить ящик моего стола, куда я положила деньги, и, когда я открыла его, мои опасения, что Сент-Клер взял их, пока я находилась у Старой Мадам, рассеялись. Пока они были на месте, но я поняла, что рано или поздно Сент-Клер явится и потребует их. "Я должна спрятать их от него", – сказала я себе. Не потому, что я боялась. Мне гарантией служило – при этой мысли я усмехнулась – присутствие Крэма и его дочери. Стоило мне только крикнуть, и планы Сент-Клера развеются в пыль. Не потому, что я боялась за деньги, я должна их спрятать. От этих денег сейчас зависело все будущее Сент-Клера. Если Хиббард не получит их, я не сомневалась в том, что он тут же разнесет по городу свои страшные подозрения, чтобы наказать того, кто не вернул ему долг; я почти видела в красках последствия этого жуткого обвинения… этот Крэм, багровый и близкий к апоплексическому удару от того, что его втянули в такую историю… его безмозглая дочка отшатывается от того самого мужчины, которого мечтала заполучить, и оба оставляют в покое то место, которым так хотели завладеть; оставляют его, а вместе с ними и Сент-Клера, – оставляют его нам с Дэвидом и Рупертом.

"Но я не должна стоять куклой, – напомнила я себе, – стоять и представлять себе желанные картины. Я должна все подготовить для того, что собиралась делать". Тихонько я разбудила Тиб, дремавшую на койке у кроватки Дэвида, и, когда она проснулась настолько, что могла соображать, сказала, что мне надо уйти на какое-то время и чтобы она последила за детьми.

Она, как всегда, послушно кивнула и снова легла, и через секунду я поняла по ее ровному дыханию, что она опять заснула. Затем, двигаясь как можно тише, я достала из шкафа свой черный плащ и, поглядывая на яростную бурю за окном, укуталась в него. Потом, спрятав под плащом пакет с деньгами, бесшумно, как приведение, прошла через зал к заднему крыльцу и спустилась по ступенькам, ведущим в сад.

Гроза бушевала, но меня это не могло остановить; наоборот, порывы ветра и яростный ливень словно наполняли меня своей бешеной силой. Мысль о том, что Сент-Клер обнаружит мое отсутствие, что я не успею положить деньги в Дэриенский банк, пугала меня гораздо больше, чем ночная гроза.

Я бежала по узкой вьющейся тропинке, которая сначала вела к негритянским хижинам, а затем сворачивала в сторону Черного Берега, где жил Руа, к которому я и направлялась. Руа оседлает Сан-Фуа и отвезет меня на берег реки, а когда на рассвете заработает перевоз Джо, я переберусь на ту сторону и в девять часов, когда открываются банки в Дэриене, смогу положить в него деньги. Только тогда я буду в безопасности.

Пробираясь к Черному Берегу, я вспомнила рассказы о привидении, но меня это не пугало. Это все суеверные сказки. Наверняка, заметив мою фигуру, бродящую по полю в грозовую ночь, завтра же негры разнесут весть о том, что призрак теперь разгуливает совсем открыто. И эта история окажется такой же правдивой, как и все предыдущие, которые они нашептывали друг другу. Так что, дойдя до леса, я не умирала от страха, хотя и вздрагивала при виде корявых сучьев, которые ветер сбивал на землю, а когда переходила по шаткому мостику через ручей, думала, что вот сейчас увижу громадные чешуйчатые хвосты и злобно горящие глаза аллигаторов на берегу. Но я не видела ничего, кроме ночной тьмы.

На другом берегу ручья я совсем осмелела. Еще немного, и я увижу его домик. Через пять минут он возник в ночи пятном, еще более черным, чем сама ночь. И наконец – а я так была измотана ветром и дождем, что была на пределе человеческих сил я подбежала к двери и, толкнув ее, обнаружила, что она не заперта. Держась за стену, чтобы не упасть без сил, я стала подниматься по узким ступенькам к следующей двери, и тут раздался глухой звук шагов надо мной, и дверь отворилась.

– Кто здесь? – послышался резкий голос Руа.

– Руа, это я, Эстер, – отозвалась я.

– Эстер, – его голос был полон изумления, затем вдруг стал опять настороженным, – Что случилось? Сент что-нибудь…

Его теплая рука нашла в темноте мою, и он втянул меня в комнату, в которой было темно и лишь горели поленья в камине. Руа поспешил к нему, подбросил в самую середину еще одно толстое полено и раздул пламя посильнее.

– Иди сюда, Эстер. Поближе к огню. А пока я одеваюсь, рассказывай.

Стоя возле огня, глядя на полыхающие дрова, я поведала ему обо всем, что произошло за эти два дня с тех пор, как мы расстались на пристани Дэриена, и, рассказывая, сама удивлялась, что прошло всего лишь двое суток. Руа оделся в темном углу, где стояла его кровать и куда свет от камина не доставал, затем подошел к камину и, облокотившись на него, выслушал меня до конца. При свете я заметила, что он смотрел на меня чуть насмешливо и вызывающе. И в конце, когда я вынула из-под плаща пакет с деньгами и сказала ему, что они не должны попасть в руки Сент-Клера, он удивленно поднял брови.

– Понятно, – сказал он, и сначала меня обманула мягкая задумчивость его голоса. – Если Сент не уплатит в срок, Хиббард упрячет его за решетку.

– Да, – заверила я его, – продажа Семи Очагов провалится.

Он смотрел на меня при свете от камина и вдруг засмеялся. Это был тихий смех, но какой-то отталкивающий, будто с этим смехом он выплеснул на меня всю горечь и досаду.

– Гореть твоей душе в аду, Эстер, – проговорил он спокойно, и в голосе его было больше презрения, чем гнева, – за то, что ты такая алчная стерва. – Он снова рассмеялся. – Почему же ты не пойдешь до конца? Ты говоришь, что Хиббард в Дэриене – ну так заключи с ним сделку. Тогда можешь быть уверена, что Сент отправится в тюрьму.

Я растерянно смотрела на него, никак не ожидала я такого сарказма и презрения.

– Значит, Руа, мне надо понимать так, что ты не хочешь, чтобы Сент попал в тюрьму. – Теперь уже засмеялась я. – И с чего это вдруг в тебе пробудилась жалость к Сент-Клеру?

– Жалость к Сенту, – рассмеялся он. – Он заслужил все, что ему грозит. Но, черт побери, Эстер, тебе лучше подумать о Руперте и о своем мальчике. Почему тебе просто не оставить Сента, это благоразумнее, чем придумывать ему наказания и носиться с ними в ночи.

Я порывисто подошла к нему и положила руку ему на плечо:

Ты что, не понимаешь, Руа? Ведь тогда развестись будет гораздо проще.

Я ощутила, как напряглась его рука под моей ладонью, прежде чем он отошел от меня. И я снова удивилась. Это был другой Руа, не тот, какого я знала до сих пор. Строгий, посуровевший, постаревший Руа. Его глаза, которые всегда смотрели на меня с такой радостной нежностью, теперь были прищурены и глядели холодно, почти с ненавистью; и я вдруг поняла, что что-то драгоценное разбилось и исчезло.

Я снова подошла к нему и стала рядом с ним у камина:

– Руа, разве ты не знаешь, зачем я это делаю? Я хочу, чтобы у нас были и Семь Очагов, и мы друг у друга!

Его рот презрительно искривился:

– Не рассказывай мне этой сказки, Эстер. Я понимаю, зачем тебе все это. – Его голос упал. – Слишком хорошо понимаю. Как я был глуп, что не понял раньше.

– Не понял чего?

Он скрестил руки на груди и пристально посмотрел на меня.

– Того, что Эстер Сноу, которую я полюбил, не существует. Я придумал ее себе, потому что в тот вечер в лавке Мак-Крэкина она показалась мне свежей и чистой как весна. – Он усмехнулся. – Теперь я знаю, что весеннюю воду легко замутить.

Я слушала эти тихие слова с ужасом, которого не испытывала никогда в жизни. Я смотрела на Руа, на его худое смуглое лицо, в глаза, которые так манили меня, и хотела закричать, что я люблю его, что я не такая, какой кажусь ему теперь. Но не смогла; не было времени. Я должна бежать к реке.

– Ты довезешь меня до реки на Сан-Фуа? – спросила я.

Сложив руки на груди, он тихо сказал:

– Нет, Эстер.

– Ладно. Мне надо идти.

Я укуталась в свой промокший плащ и пошла к двери. Но у выхода я обернулась, раздираемая сомнениями и необходимостью действовать. Стоило ли то, что я собиралась сделать, такой дорогой цены? Ведь я потеряю Руа. Но не могла я взять и распрощаться со всем, что заработано с таким трудом. Руа должен понять.

Я взялась за ручку двери и посмотрела на него:

– Руа.

Он не отвечал и продолжал стоять, насмешливо глядя на меня из глубины освещенной камином комнаты. Я вышла и закрыла за собой дверь.

Рассвет застал меня на берегу реки, откуда я следила за плотом Джо, который качался на воде, без конца отклоняясь от своего курса, и долговязому Джо приходилось тяжело, каждый раз возвращая его на место. Его пассажиры – негры с плантаций, ночевавшие в Дэриене, – вцепились в доски плота, уверенные, что следующей же волной их сметет в пенную реку.

Я тоже вцепилась в пол, когда Джо отправился обратно к Дэриену, и всматривалась в береговую линию на той стороне, к которой мы продвигались с таким трудом. Дождь на время прекратился. И, вцепившись в плот, на рассвете, посреди реки, я вспомнила другую грозу, когда дождь также прекратился на время и тяжелые тучи плыли по небу, обещая пролиться еще более жутким ливнем. Это было в ту ночь, когда я, завязав тонкую голубую ленточку на шее Лорели, подошла к окну и выглянула в ночь. Теперь я вспомнила, как темная тень сорвалась с дерева и взметнулась обратно вверх, уже держа в когтях бессильно болтающуюся жертву.

Какой спокойной и уверенной была я в ту ночь! Между ней и сегодняшним утром уже лежало столько невероятных и мрачных событий. И я не знала – даже сейчас, – куда они приведут. Но вот что я знала наверняка: Сент-Клер ненавидит меня и всеми силами хочет от меня избавиться, Таун желает мне зла, и теперь Руа. Руа, когда-то любивший и веривший мне, теперь, наверное, тоже ненавидит. Меня вдруг охватило такое отчаяние. Я видела себя окруженной со всех сторон волнами и течениями, неуправляемыми, как речные воды в шторм, и, как шторм, готовыми погубить меня и отомстить. И если до сих пор я была уверена в своей победе над Сент-Клером, то в тот рассветный час я эту уверенность потеряла.

"Нет, – сказала я себе, – это всего лишь нервы. Разве можно трусить в такой момент, когда мужество необходимо мне, как никогда. Разве непонятно, что уже сам страх таит в себе поражение. Что победа будет за мной, если я превозмогу свое отчаяние. Но что еще могла я сделать, – спрашивала я себя. – Может быть, правда, надо пойти в "Магнолию", как с иронией предлагал Руа, и заплатить Хиббарду долг Сент-Клера при условии, что он расскажет все, что ему известно о смерти Лорели. Тогда Сент-Клер не посмеет перечить мне под угрозой разоблачения. И я смогу контролировать его".

Однако, даже когда еще плот только мучительно боролся с волнами под угрюмым небом, я уже, наверное, знала, как знаю теперь, что Сент-Клер ни за что не подчинится мне. Но тогда я не хотела допускать и мысли об этом. И вот я решила отправиться сначала в "Магнолию" к мистеру Хиббарду. У меня еще оставалось много времени до открытия банка.

Когда плот наконец добрался до берега, я вручила Джо положенную за перевоз монету и отправилась на площадь. Повсюду были видны следы ночной бури – огромные ветви деревьев валялись на земле, улицы были засыпаны мокрым песком, а на пристани рыбачьи суденышки, которые должны бы уже быть на реке, оставались крепко привязанными у причалов.

Хотя дождя не было, я знала, что он должен обрушиться с новой силой, потому что небо над Дэриеном нависло ужасающее. Никогда такого не видела. Оно было темным от бегущих по нему туч, которые собирались в чудовищные горы и затягивали все пространство до самого горизонта. Оно темнело с каждой минутой, а ветер, всю ночь носившийся с бешеным ревом, затих и зловеще притаился.

Там и тут, пока шла по спящим еще улицам, я замечала, что двери опасливо открывались, но тут же плотно прикрывались, словно жители готовились к налету стихии. Дэриен казался намертво уснувшим городом, по которому я шла, завернувшись в плащ и прижав к себе пакет с деньгами, к гостинице "Магнолия", и наконец очутилась возле нее, толкнула тяжелую дверь и оказалась в вестибюле.

Тут не было никого, кроме тощего молодого клерка, который зевал за стойкой, служившей ему и столом, и который при моем появлении выпрямился на стуле и подозрительно уставился на меня. Мой промокший насквозь плащ, с которого вода стекала на чистый пол; мои волосы, прилипшие к лицу, весь мой растерзанный и измученный вид не могли не вызвать подозрения. Но я слишком устала, чтобы приводить себя в порядок.

– Что вам угодно? – огрызнулся он, когда я подошла и облокотилась о стойку.

– Скажите, мистер Хиббард остановился здесь?

Он бросил на меня пронзительный взгляд, потом с официальной чопорностью достал книгу записей, и грубый палец заскользил по страницам. Затем он поднял на меня глаза:

– Мистер Хиббард остановился у нас.

– Мне надо увидеть его.

Его взгляд устремился к часам на стене:

– Сейчас только семь часов. Зачем он вам нужен так рано?

Он принял меня за бродягу, и это взбесило меня. Какой-то неотесанный мужлан, а надулся от важности как индюк. Я хлопнула ладонью по стойке.

– Не собираюсь отчитываться перед вами, молодой человек. Скажите мистеру Хиббарду, что его хочет видеть миссис Сент-Клер Ле Гранд. И немедленно.

Не знаю, мой резкий тон или имя вызвали такую перемену в его поведении, но это произвело впечатление. Официальная надменность сменилась угрюмым любопытством. Он еще раз окинул меня взглядом и, пробормотав: "Сейчас кого-нибудь пошлю" – исчез за задней дверью.

Я села на одно из трех кресел, украшавших холл, и, не обращая внимания на обстановку – удивительно, как я запомнила, что там еще была чахлая пальма и начищенные до блеска пепельницы, – немного привела себя в порядок. Я выжала свой плащ и пригладила волосы зная, что даже мой внешний вид Хиббард может истолковать как-нибудь себе на пользу.

Когда он явился, я обрадовалась, что сделала это: он был разодет так, словно только что вышел от портного; но бессмысленная улыбочка и холодные голубые глаза остались такими же, какими я запомнила их с нашей прошлой встречи.

– Миссис Ле Грандж, – поклонился он мне. – Это большой, так сказать, сюрприз. Чему обязан такой честью.

Я встала – в ответ слегка поклонилась ему:

– Я хотела бы поговорить с вами об одном деле. Он смотрел на меня, и я вдруг подумала, что он может отказаться от беседы со мной. Но он не сделал этого. Он спросил:

– Это касается, так сказать, одного финансового вопроса, миссис Ле Гранд.

– Да.

Он развел своими пухлыми ручками.

– Ну что ж? – сказал он ласково и выжидательно. Но я не собиралась обсуждать свои дела в этом холле, прекрасно понимая, что клерк, усердно занятый чем-то за своей стойкой, уже навострил уши. Кивнув на него, я проговорила:

– Мне надо поговорить с вами с глазу на глаз.

Он сразу же опомнился.

– Конечно, миссис Ле Гранд. – Он подумал, затем снова поклонился: – Я собираюсь позавтракать, не присоединитесь ли ко мне?

Прежде чем я успела отказаться, он мягко предупредил меня:

– В столовой обычно в этот час никого не бывает. Как я понял, вы хотите поговорить "с глазу на глаз", миссис Ле Гранд.

Я прошла за ним в столовую, довольно приятное помещение с окнами на реку. Покрытые белыми скатертями столы и потрескивающее бревно в камине создавали впечатление уютного комфорта. Из-за стены доносились голоса и звяканье посуды, там шли приготовления к завтраку. Аромат кофе и жареной ветчины соблазнительно плавал в воздухе, и, как только мы вошли, из задней дверцы появился негр в белом сюртуке, словно по сигналу.

Мы сели за столик возле камина, и мистер Хиббард, несмотря на мои возражения, заказал внушительный завтрак на двоих. Сделав это, он сложил свои детские ручки и посмотрел на меня.

– Слушаю вас, миссис Ле Гранд. Я наклонилась к нему через стол:

– Мистер Хиббард, недавно вы обратились ко мне по поводу денег, что занимал у вас мой муж.

– Да, миссис Ле Гранд. Я отлично помню этот визит. – Он усмехнулся, и эта усмешка сказала мне красноречивее слов, что я именно помнит он об этом визите, то есть неучтивость, с которой я его приняла.

Но я притворилась, что не заметила этой усмешки. Вместо этого я спокойно сказала:

– Мистер Хиббард, он вернул вам долг?

– Вернул? – Его глаза посмотрели на меня еще жестче, чем всегда. Затем мягко, очень мягко он сказал:

– А почему вы спрашиваете об этом, миссис Ле Гранд?

– Потому что я одолжила мистеру Ле Гранду деньги из состояния его сына именно на уплату этого долга.

Он замер, и лицо его так окаменело, что мне даже стало не по себе. Не напрасно ли я затеяла это все? Но хотя он ничего не отвечал, я увидела, как краска гнева медленно поднялась от шеи и залила его лицо, а костяшки пухлых пальчиков побелели. И я успокоилась.

Наконец он медленно произнес:

– Он не вернул мне ни цента. Более того, он одолжил у меня еще столько же. – Губы его вытянулись в нитку. – Он выставил меня на приличную сумму.

Я наклонилась еще поближе к нему:

– Он никогда не отдаст вам эти деньги.

– Ничего подобного! Еще как отдаст.

– Каким образом? У него ничего нет.

– Он получит деньги после продажи вашего урожая. Я знаю о ваших успехах.

– А вы представляете, какая сумма причитается ему?

– Он дал мне понять, что довольно значительная.

– Вы сделали большую глупость, что поверили ему.

Он снова покраснел:

– Ну, нет, я не такой дурак. Иногда приходится раскошелиться, чтобы получить свои деньги обратно, но я получу их.

Его уверенность встревожила меня. Только бы узнать у него все, только бы убедить его объединиться со мной. Может быть, я уговорю его, если пообещаю вернуть долги…

– Мистер Хиббард, сколько мой муж вам должен?

– Ну, скажем, около десяти тысяч долларов.

Я откинулась на спинку стула в изумлении.

– Десять тысяч! – Я рассмеялась. – После вычета расходов на его содержание доля Сент-Клера от выручки за урожай будет очень далека от этой суммы.

По его напряженному лицу я поняла, что он вновь разозлился, и это было понятно. Сент-Клер обошелся с ним очень дурно, не заплатив ему, когда деньги на это у него были. Я решила, что это сыграет мне на руку. Чтобы свести счеты с Сент-Клером, он, может быть, согласится союзничать со мной.

– Мистер Хиббард, – заговорила я быстро и решительно, – мы с вами в одной лодке. Сент-Клер с обоими обошелся отвратительно. Почему бы нам – вам и мне – не договориться кое о чем.

Он прищурился:

– И что же вы предлагаете?

– Я выплачу вам все долги моего мужа. – Когда я произнесла эти слова, тысячи вопросов сразу промелькнули в моем сознании. Где я достану такую уйму денег? Это поглотит весь годовой доход и доход от продажи леса – но, как бы то ни было, я должна их достать. Я смотрела на него. Его глаза уставились в детские ручки, и я почти слышала, как щелкает у него в голове от подсчетов, но меня это воодушевило. По крайней мере он не отверг мою идею полностью и сразу.

Затем он поднял глаза на меня:

– Я прекрасно понимаю, миссис Ле Гранд, что взамен вы чего-то хотите от меня, так сказать, возмещения расходов. Я прав.

– Совершенно правы, – прямо ответила я ему.

– Там что же вам от меня нужно?

– Послушайте, мистер Хиббард, – медленно проговорила я, – вы и я прекрасно понимаем друг друга, – и, сказав это, я с удивлением осознала, что это правда; мы прекрасно понимали друг друга. – Сент-Клер Ле Гранд обманул нас обоих. У вас он взял огромные деньги, не имея возможности вернуть их. А когда у него появилась эта возможность, он прикарманил их, хотя они по праву принадлежали вам. Со мной он обошелся не лучше. Я тяжким трудом подняла Семь Очагов, вернула поместью возможность приносить доход. И он теперь хочет продать его. Он мягко перебил меня:

– А вам не хочется, чтобы это случилось.

– Этого не должно случиться. Ради своего ребенка я должна предотвратить это.

– И вы думаете, что я смогу помочь вам в этом?

– Да. У вас есть кое-какие сведения.

Мы сидели, скрестив наши взгляды, и я видела, что у него в глазах блеснуло нечто похожее на ликование. Позади него в окне сверкнула желтая молния и осветила землю в зловещей тишине. Бессознательно я отметила про себя, что предстоит новая гроза, но сейчас для меня ничто не имело значения, кроме того, что скажет Хиббард.

Когда он проговорил: "Миссис Ле Гранд", то, хотя он говорил и тихим голосом, я почувствовала, как он напряжен.

– Да, мистер Хиббард.

– Вы упоминали о так называемых сведениях о вашем муже, которые есть у меня. Только что это за сведения?

– Это то, что я бы хотела узнать от вас.

– И в обмен на эти так называемые сведения вы оплатите долги Ле Гранда?

– Совершенно верно.

Он поджал губы, и его жирное личико стало похожим на гримасу шкодливого мальчишки:

– А если я скажу вам, что у меня нет таких сведений?

– Я знаю, что это неправда. Вы сами говорили в тот день в Семи Очагах. Вы называли это "необычным соглашением". И позавчера вы явились в Семь Очагов, угрожая моему мужу тюрьмой.

Бессмысленная улыбочка снова замаячила передо мной, а жесткие голубые глаза загорелись:

– И все же я повторяю, что у меня нет никаких сведений.

Я только смотрела на него, не веря своим ушам.

– А даже если бы они у меня и были, – он говорил так вкрадчиво, так льстиво, – почему вы решили, что я с их помощью стану помогать вам?

– Да из-за денег, – откровенно ответила я. Он усмехнулся мне в лицо:

– Я получу свои деньги. Но вам помогать не стану, миссис Ле Гранд. Раньше я бы согласился, но вам это было ни к чему. Тогда вы держались гордо и независимо. Сейчас у вас, кажется, поубавилось гордости, не так ли?

Его твердые голубые глаза и крепко сжатые губы ясно говорили о том, с каким удовольствием он отказывает мне, как тешит он свое самолюбие, которое я так оскорбила в тот день в Семи Очагах, и я поняла, что не смогу уговорить его. Тут я была бессильна. Поэтому я тут же встала, но не смогла на прощание удержаться от ответного выстрела:

– Наверное, мне придается обратиться к властям. И пусть они добудут информацию, которую вы отказались дать мне.

Он тоже поднялся и нагнулся ко мне через стол:

– Вам лучше поостеречься, прежде чем обращаться к ним, миссис Ле Гранд.

Я презрительно посмотрела на него:

– Вот как? Но вас я не боюсь.

Он тяжело оперся на стол и жесткими голубыми глазами посмотрел на меня, как разозленный кот:

– И все же говорю вам, берегитесь. О вас ходит достаточно неприглядных слухов. Власти могут задать вам несколько вопросов и о вашем сегодняшнем визите ко мне. Порядочная женщина не станет так страстно запихивать своего мужа в тюрьму. – Он выдержал паузу. – Да вам и не удастся это сделать. Сент-Клер Ле Гранд обводил вокруг пальца и не таких, как вы.

Мне не оставалось ничего, как быстро отвернуться и, обойдя столики, направиться к выходу, что вел в вестибюль. Я проиграла, и мой провал вызвал к жизни все мои прежние страхи. Удастся ли мне что-то сделать? Я сомневалась. И моя жизнь в Семи Очагах промелькнула передо мной, словно освещенная вспышкой молнии. Мне снова пришлось трудиться и огорчаться, снова пришлось бороться. Но я поняла, что воевала с тенью Сент-Клера, обрекая при этом все свои усилия на поражение с самого начала, и ни разу я не сразилась с реальным Сент-Клером. И последние слова Хиббарда звенели в моем мозгу как похоронный звон: "Он обвел вокруг пальца и не таких, как вы". Я вдруг поняла, что это правда. Мне никогда не одолеть Сент-Клера – и все-таки я должна, должна это сделать.

Проходя по вестибюлю, я взглянула на часы. Не было еще и восьми. Значит, до открытия банка еще целый час. Но где же мне провести это время? Раньше я могла бы зайти к Флоре Мак-Крэкин, но теперь это невозможно, а об ожидании в холле "Магнолии" под любопытными взглядами клерка, где я могла еще раз столкнуться с Хиббардом, нечего было и думать. И все-таки мне надо было куда-то пойти.

Открыв дверь, я ступила на улицу и остановилась, потрясенная открывшейся мне картиной. Желтые вспышки молний, что я видела через окна столовой, освещали небо неземным светом, и тишина была почти невыносимая. Представшая перед моими глазами мокрая от дождя улица с закрытыми наглухо ставнями была абсолютно безжизненной. Ни один лист не дрожал, ни одного человека не было на площади.

Во всем этом сверхъестественно тихом мире, окутанном каким-то пугающим сном, я была единственной живой душой.

И в этот момент, оглядевшись по сторонам в поисках какого-нибудь убежища, я увидела Сент-Клера. Он стоял, прислонившись к стене "Магнолии", закутанный в длинный плащ, и смотрел на меня страшно, и в глазах его была решимость, внушающая ужас.

Я стояла окаменев, когда он подошел ко мне, и вдруг испугалась. Это была реальность, и реальность была страшнее любого кошмарного сна.

Я съежилась на корме лодки, когда мы плыли вниз по Проливу под небом невиданного желтого цвета, и смотрела, как он работает веслами, и ненавидела его бледное лицо и руки, такие белые на фоне мокрого дерева. Ненавидела его и желала ему смерти, всей душой отчаянно хотела его смерти. Он так просто отобрал у меня деньги, как у ребенка, а у меня не было ни воли, ни сил сопротивляться. Я подумала, что могла бы сделать что-то. Могла бы закричать, позвать на помощь, колотить в двери жителей Дэриена; но вспомнила, что они обо мне думают, и не закричала. Я также хотела вернуться в "Магнолию", но там был Хиббард. И я не сделала ничего. Я позволила ему взять деньги, позволила ему своей бледной рукой схватить меня за плечо и привести к этой лодке. Теперь я сидела как слабоумная, словно моя воля, столкнувшись с чем-то таким, чего не могла понять и не могла вынести, уступила и поспешила улететь, оставив меня в оцепенении.

"Но это безумие, – сказала я себе, – а мне, как никогда в жизни, сейчас нужен холодный рассудок, ведь лодка качалась как скорлупка на угрюмых речных волнах". Но не волн я боялась, а Сент-Клера, который, даже раскачиваясь за веслами, не переставал смотреть на меня с той страшной решимостью в глазах, а лицо его своей мертвенной неподвижностью говорило о том, что он готов на все. Я понимала, что стоило ему сделать одно резкое движение в лодке, и он избавится от меня навсегда, моя смерть мод водой станет всего лишь еще одним несчастным случаем во время грозы. Как будто издалека я услышала голос Руперта: "И всегда во время шторма кто-нибудь тонет; если у кого-то хватит ума выйти на лодке, то – раз! – и она непременно перевернется".

Но, думая об этом, я себя уговаривала. Осторожнее, как бы этот дьявольский, проникающий в душу взгляд не понял, о чем мои мысли. Я перевела свой взгляд на берег, напрасно надеясь увидеть другую лодку или еще одну живую душу, но никого не было вокруг. Только пустынная линия берега и катящиеся под шафрановым небом волны. И Сент-Клер, который, хотя и работал веслами, казалось, сидел неподвижно и горящими, безумными глазами смотрел на меня.

Если бы он заговорил! Если бы я могла заговорить – о грозе, о надежно спрятанном рисе и хлопке, о чем-нибудь обыденном и нормальном, чтобы унять этот безумный блеск его глаз; но я не могла, и, отчаявшись от своего безволия, я думала, как оно бессмысленно, это отчаяние. Но даже если бы я и заговорила, он бы не услышал меня.

Но тут надежда, которую я уже похоронила, вдруг ожила. Мы подъезжали к тому месту, где надо было поворачивать лодку, чтобы попасть в канал, подъезжали к дому. И ничего не случилось. Может быть, если я буду сидеть так же тихо и неподвижно, ничего и не случится.

Но теперь изменилось небо. Желтый свет мелькнул еще раз среди черных туч, но тишину разорвал ветер, который взвыл и яростно начал разгонять волны. Лодка раскачивалась и танцевала на воде, временами чуть не переворачиваясь; и Сент-Клеру пришлось усиленно сбивать волны, которые поднимались все выше и выше по мере того, как усиливался ветер.

Возможно, эта борьба со стихией ослабила напряжение, которым он был охвачен, а может быть, это только придало ему новых сил; но он заговорил. И я, которая только что мечтала о том, чтобы он сказал что-нибудь, теперь я мечтала, чтобы он замолчал, потому что его бесстрастный голос был мертв, а ярко горящие глаза ни на секунду не отрывались от меня.

– Думала, что ты такая ловкая, да? Но, оказывается, это не так.

– Не понимаю, о чем вы!

– Отлично понимаешь… – Он помолчал, пережидая, когда лодка, поднятая волной, снова выпрямится. – Я с самого начала видел это. Я увидел, что ты извиваешься, как похотливая кошка, чтобы получить свое. – Змеиная улыбка мелькнула на его лице и пропала. – Но ты ничего не получишь. А теперь, – яростный блеск в глазах потух, они стали узкими, как у зверя перед прыжком, – теперь будешь делать то, что я скажу.

Я не отвечала – не смела. Потому что в его искаженном лице, в напряженно стиснувших весла руках и во всем теле было что-то, что наводило на меня ужас; и он видел, что я его боюсь.

– Испугалась? А лодку перевернуть так просто – и ты уже под водой.

Да, это я понимала, как понимала и то, что лучше сидеть молча. Но его издевательский тон, насмехающиеся глаза вывели меня из благоразумного молчания.

– Не посмеешь, – презрительно ответила я. – Тебе не вывернуться на этот раз, как удалось выкрутиться с Бобом Кингстоном – и Лорели.

Его голос перекрыл мои слова:

– И не из такого можно выкрутиться, когда у власти ублюдочные янки. Стоит только немного раскошелиться. А завтра у меня будет денег, сколько угодно.

Хотя мое положение сейчас было опасно, но луч надежды, что блеснул при слове "завтра", согрел мое сердце. Он сказал "завтра". Значит, Семь Очагов еще не проданы. Может быть…

Он по-своему истолковал выражение моего вдруг просветлевшего лица.

– Могу заверить, что если ты думаешь, я позволю тебе извлечь из этих денег какую-то выгоду, то ты полная дура.

– Не нужны мне твои деньги.

Он засмеялся над этими словами жутким беззвучным смехом, в безрадостном смехе этом слышалось лишь безумие.

– Не нужны деньги? – повторил он. – Да ты душу за них продашь, жадная тварь. – Смех прекратился так же внезапно, как гаснет в комнате свет. – Но тебе ничего не достанется. Завтра я выставлю тебя с твоим грязным щенком так же, как ты выгнала Таун, без гроша в кармане.

Я медленно проговорила, забыв от гнева свой страх и забыв об осторожности:

– Если ты это сделаешь, я всем поведаю о твоем позоре, о твоих извращенных пристрастиях. Я расскажу всем, как ты украл деньги у Сесили, как убил Боба Кингстона и Лорели…

Я говорила злобно и решительно, но вдруг осеклась. Его лицо стало мертвенно-бледным и исказилось до неузнаваемости, я вцепилась в борта лодки и отпрянула назад, так как он аккуратно положил весла и, невзирая на сильную качку, поднялся во весь рост и шагнул ко мне, вытянув бледные руки.

Когда же я, отодвигаясь назад, смотрела в его посиневшее лицо и уже почти чувствовала, как его белые пальцы дотянулись до моего горла, слишком высокая волна подхватила, закружила лодку как лист и снова бросила ее вниз. Я увидела, как зашатался, Сент-Клер, хватая руками воздух, и как его тело тяжело шлепнулось в воду. Все еще отодвигаясь назад, цепляясь за борт лодки, я видела, как вода сомкнулась над ним.

Лодка крутилась и могла вот-вот перевернуться, и воля вернула меня к действию. Ползком я добралась до весел. Тут я увидела, как он вновь появился над водой, лицо было обращено ко мне, руки тянулись к лодке, но нас разделяло слишком большое для этого пространство.

Его глаза повелительно смотрели на меня над водой?

– "Греби сюда, – нетерпеливо заорал он. – Греби в мою сторону.

Я машинально схватилась за весла. Несколько энергичных движений веслами – и я подплыву к нему. Но я не торопилась ему на помощь. Быстрее же, дура, – снова крикнул он. Но, пораженная внезапной мыслью, я сидела не двигаясь и смотрела на него, а в голове у меня вертелось: "Зачем спасать его? Спаси – и завтра ты с Дэвидом окажешься бездомной…"

Но даже на расстоянии, которое увеличивалось по мере того, как лодку относило от него все дальше и все ближе к берегу, он читал мои мысли. И теперь он опять скомандовал, абсолютно уверенный, что я подчинюсь ему:

– А я говорю, греби ко мне.

Но я так и не двинулась. Я только смотрела на него, и, догадавшись, что от меня он помощи не дождется, он попытался плыть, но сильной волной его отбросило назад. И тогда, поняв все, он издал жуткий вопль, этот нечеловеческий крик звенел в моих ушах, как крик рассвирепевшего зверя; и я сидела и смотрела, как его лицо снова исчезло под водой. Когда я поняла, что больше оно не появится, то взялась за весла и направила лодку в канал.