Её звали Элейн. Казалось, её волосы наэлектризовала какая-то жуткая энергия. В подвальной темноте они напоминали лучики солнца. Грэхэм предположил, что источник этой энергии — предвкушение. Предвкушение чего-то жуткого.

Того, что связано со столом.

Он допил своё пиво и поставил бутылку на древний паровой котёл, стоящий за музыкальным проигрывателем пластинок «Philco». До чего же странное местечко. Его владелец, коллекционер всякого барахла, на днях умер. Грэхэм вернулся к делу.

— Твое увлечение столом… Это интригующе.

— О, у меня свои заскоки, — захихикала Элейн. В смехе послышались непристойные нотки, очень дополняющие её образ. — Ну, что я могу сказать? Последний парень бросил меня, сказав, что для него я слишком извращенка. Можешь себе такое представить, чтобы парень говорил такое?

Говорил такое ей?

Грэхэм мог. Особенно после их беседы в «Перекрестке», довольно таки популярной забегаловке, набитой всяким отребьем. Элейн и там выделялась из толпы, несмотря на её простоватый язык и манеры.

— Ну, и откуда же этот стол для вскрытия? — спросил он вместо ответа.

— Не для вскрытия, а для «диссекции», — поправила она. Набухшие соски выдавали её возбуждение. — Из пригорода Роксеттера. Там был монастырь, но его закрыли, а потом снова открыли, потому что понадобилась дополнительная лаборатория для медицинского университета. Пару лет назад…

Она замолчала, бросив рассказ на полуслове. Её внимание привлёк пыльный металлический стол в прихожей. Поверхность стола была запачкана большими пятнами цвета ржавчины. Пятнами запёкшейся крови. Странно, что никто их не оттёр.

— Старик Хэлм купил его на полицейском аукционе и поставил сюда вместе со всем этим хламом. У него была огромнейшая коллекция мусора, и каждая вещь имела собственную историю.

Грэхэм наблюдал за ней чуть поодаль. Лунное сияние из окна, находящегося на уровне глаз, обрисовывало её склонившийся над столом соблазнительный силуэт. Она приложила руку к металлу, как к какой-то святыне, окутанной магией.

— Старик купил его на полицейском аукционе?! — ужаснулся Грэхэм.

— Мда, после случившегося полиция изъяла стол из университета в качестве улики. Отпечатков на нём не нашли, и в конце концов стол ушёл с молотка. Такие аукционы проводятся каждый год — в основном машины наркодельцов, их вещички, прихваченные копами во время рейдов. Мне кажется, полиция думала, что университет захочет получить стол обратно, но старик их опередил. Он велел им даже не утруждать себя чисткой стола. Чёртов псих.

Как по мне, так это ты больная на всю голову, Элейн, — подумал про себя Грэхэм и улыбнулся.

— И-и-и?

Она не слышала его. Она уставилась на стол, водя пальцем вверх и вниз по сточному жёлобу вокруг дренажного отверстия. Она испустила долгий горячий вздох. Грэхэм не был уверен, но подумал, что пальцем другой руки она водит по промежности в своих обрезанных джинсах. Со спины казалось, будто бы её бёдра напряглись.

Да она и впрямь чокнутая.

Стол пробуждал в ней то, что танцоры из труппы «Chippendales» пробуждают в любой нормальной женщине. Грэхэм прочистил горло и легонько толкнул её локтем.

— Ты спецом меня накручиваешь? Что там дальше в этой истории со столом, Элейн?

— Ох-ох, — пробормотала она, выходя из оцепенения. — Прости, я… — она прижала руки к своему сладостному телу, её игривые ноги расслабились. — Кто-то… кто-то похитил одну из студенток-медиков, изнасиловал, убил, а… а потом расчленил её.

— И это… — Что? — Это…

— Это меня заводит, — eе голос понизился, стал хриплым от жара. — Это сводит меня с ума. Я одна из тех, о которых ты читал или видел на «Шоу Джерри Спрингера». Я пишу письма в камеру смертников, я коллекционирую вещи убийц, я была на могиле Эда Гейна, побывала в квартире Джеффри Дамера, я даже купила на «eBay» рисунок Уэйна Гэйси, — она пожала плечами, — это… это мой фетиш. Дерьмо! Да я же ведь… я же ведь была психологом, для этого есть какой-то специальный термин.

Тьма и сияние луны казалось оживали от её дыхания.

— «Эротопатический тотем», — вспомнила она, несмотря на овладевшую ей похоть. — Физический объект, вызывающий аномальное сексуальное возбуждение.

Грэхэм не сказал ни слова.

Её плечи поникли.

— Я… Я облегчаю тебе задачу. Большинство парней этого не выдерживают. Можешь уйти прямо сейчас, я всё пойму.

— Разве я ухожу?

Грэхэм остался стоять, глядя на ее силуэт. Теперь её горячее дыхание сменилось вздохом облегчения. То, что она сделала дальше, показалось бы грязным, будь на её месте, кто угодно другой. Она выскользнула из маечки и шорт — и это казалось безупречным аспектом динамики, интеграцией момента. Раздеваясь, она не спеша продолжила:

— Ну-у-у, а ты, что расскажешь, Грэхэм? Ты хотел перепихнуться, поэтому зашел в бар и увидел меня?

— Ну, всё это было не совсем в таком порядке, — ответил он. — Я пошёл в бар, увидел тебя и вот…

Она улыбнулась в темноте и села на стол, снова хихикнула, а затем сказала:

— И ты был твёрдо уверен, что знаешь, чего я хочу? Знаю, мне не нужно говорить это, но я всё-таки скажу, потому что… потому что это заводит меня ещё больше.

— Ну, скажи это, — произнёс Грэхэм.

— Я хочу, чтобы ты выебал меня на том самом столе, на котором ту девушку изнасиловали, убили и расчленили…

— М-м-м, всё было не в таком порядке… — повторил он.

Грэхэм был силён, а она нет. Он быстро достал пластиковый пакет из заднего кармана, вытащил тряпочку, пропитанную диэтиловым эфиром, и прижал к её лицу.

— Не-е-е-ет, — прошептал Грэхэм снова, за несколько мгновений до того, как она потеряла сознание. Он хотел, чтобы она услышала его. — Всё было не в таком порядке… — сказал он, а затем полез в другой карман и достал небольшой пенал со скальпелями.

перевод: Амет Кемалидинов