ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ:
ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ
1
Дикки и Боллз вернулись из рейса к Клайду Нэйлу около 10 вечера той же ночью. Они возвращались из Кентукки довольные и счастливые, но их хорошее настроение было вызвано не тем, что они заработали большую кучу денег за рейс, а тем, что они знали, что завтра в это же время они раздобудут столько разного добра в доме Крафтера, что им вообще уже не придётся никогда работать. У них не было возможности узнать, что самая главная актуализация их жизни вот-вот произойдёт на самом деле, они даже не знали, что такое актуализация. Они ненадолго остановились у дома Дикки попить пива, а потом вернулись на дорогу. Это была ночь полной луны, цветущей над их головами. Лунный свет покрыл мокрой пылью извилистый асфальт, как при раннем морозе. В конце концов, Дикки нарушил тишину, когда Эль Камино понеслась вперёд.
— Как думаешь, во сколько нам лучше заявиться к Крафтеру?
— Я думаю, луше всего будет в полночь, — сказал Боллз, — мне нравится это время. Ведьмин час.
— Уже десять, чем займёмся следующие два часа?
Боллз потер руки друг о друга.
— Может, опрокинем пару пива в перекрёстке? Что скажешь на это, Дикки?
Дикки кивнул и продолжил путь дальше. Для него это звучало круто.
— А почему бы и нет? После перевозки незаконных алкогольных жидкостей через границу штата и расправой над невинной девушкой... Было самое время для Миллера.
Внимательные читатели, вероятно, помнят Иду — несчастную и беременную девушку с харч-вечеринки Клайда Нэйла, и им, вероятно, будет интересно, что же с ней случилось в конце-то концов (хотя и менее внимательные читатели или, скажем так, читатели, которые не очень-то и сильно вникают в запутанную структуру повествования, их, возможно, тоже волнует, что же с ней случилось дальше), но, как я уже написал раньше, бедную Иду утащил голую и почти в бессознательном состоянии Боллз в лес, до того, как он с Дикки поехал отвозить груз в Кентукки. В конце концов, она назвала Боллза мудаком, и это было чертовски неосмотрительно с её стороны так называть его. Таким образом Дикки съехал с дороги в лес, который здесь был повсюду. Боллз не терял времени зря и сковал руки Иды пластиковыми наручниками за ближайшем деревом, а её ноги он приковал ими же к колышкам от палатки, тем самым разлвинув её ноги в разные стороны. Обнаженная девушка была теперь потрясающим зрелищем для любого практикующегося социопата; белая блестящая кожа под каплями холодного пота, чёрные лобковые волосы, торчащие из-под пятимесячного беременного живота. Боллз ещё раз присосался к каждой груди, наслаждаясь вкусом молока с оттенком самогона.
— Чёрт возьми, вкусно-то как! Дикки, ты просто обязан попробовать! Я отвечаю тебе, ты ничего подобного в жизни не пробовал!
Неохотно, впрочем, как и всегда, Дикки отказался, но нашёл происходящее достаточно привлекательным, чтобы достать свой член и начать мастурбировать. Между тем Боллзу уже и самому надоело высасывать молоко из её грудей, и ему захотелось хорошо и по-старомодному оттрахать её сиськи, но, увы, её живот был слишком большим и не позволял принять ему удобное положение. Лицо Дикки исказилось, живот скрутило, он дважды хмыкнул и выпустил обильную струю семени себе на штаны и ботинки. Это был приятный оргазм для Дикки. Он выжал последние капли спермы из члена, стряхнул его, вытер рукой, которую тут же вытер о свою майку с логотипом рок группы “Убийца” и посмотрел на Боллза.
— Чувак! Надо закругляться с этим дерьмом! Пора уже ехать!
— Подожди минутку, Дикки, её живот мешает мне потрахаться и я хочу сдуть его немного...
Видите ли, в то время, пока Дикки дрочил, Боллз пошёл в машину, чтобы взять ручную дрель Сопли Маккалли, которую он спёр и которой он так эффективно воспользовался пару дней назад. Когда Ида сосредоточила первый ошеломленный взгляд на инструменте, она принялась кричать так громко, что каждая птица в четверти мили взлетела с дерева.
Боллз был возбуждён.
— Знаешь, ты могла бы всего этого избежать, если бы просто отсосала нам, а теперь я хочу кайфануть по-полному. — После этих слов он опустился на колени и упёр конец 8-миллиметрового сверла в пупок Иды, начал медленно поворачивать ручку...
Её крики сменялись то ужасающими воплями, то раздражающими завываниями, когда она смотрела на действия садиста. Боллз крутил дрель специально медленно, чтобы насладиться моментом, и через пару минут сверло опустилось в плоть до патрона...
— Видишь, что происходит с теми, кто меня оскорбляет!
Ида вздрогнула, выгнув спину, как будто хотела сделать лесенку. Только одна тоненькая линия крови выступила из раны, стекая по одной стороне дрожащего живота, когда Боллз медленно доставал сверло обратно.
— Святые угодники! Дикки, зырь сюда!
Влагалище Иды расширилось, а затем извергло пятимесячную кровавую кашу прямо на землю между её ног. Боллз весело посмотрел на блестящую груду плоти, пуповины и плацентарной массы. Боллз стащил с себя джинсы, оседлал вибрирующую грудь Иды и приступил к выполнению своего желания...
Что касается Иды и её ребёнка — это был мальчик! Их трупы остались лежать в лесу, ожидая, когда их съедят ночные хищники, которые наверняка пришли на запах крови.
Вы спросите, а как же оргазм Боллза? Он оказался восхитительным. Но эти события уже давно позади, в 10 часов вечера единственное, о чём мог думать Боллз, было ограбление дома Крафтера и всё то добро, которое они оттуда вынесут в скором времени. Это, конечно, были не только наличные деньги и драгоценности, но и бесценная антикварная мебель, старинные картины и скульптуры — настоящая сокровищница.
— Ебать меня и моего дохлого старика! — Выругался Боллз и в гневе хлопнул Дикки по ноге.
— Что случилось, чувак?
— Я совсем забыл! Нам нужен проклятый грузовик, чтобы вывезти всё барахло Крафтера.
Дикки почесал голову.
— Э... Да, я думал, мы загрузим всё в багажник, а сверху натянем брезент...
— Не, не, не, Дикки. Там в доме доругущая мебель, Таулер рассказывал, там всякие статуи, вазы и прочая подобная хрень.
— Может, ну её нахрен, Боллз? Заберём драгоценности и серебро? Мне кажется, мебель — это уже проблемно.
Боллз покачал головой.
— Дикки, ты что и правда не понимаешь? Это не просто мебель. Это антиквариат, за который нам горы бабла дадут.
— Хорошо, чувак, но черт возьми. Где мы собираемся найти такую тачку в это время?
Боллз сказал вслух, когда они заехали на заднюю часть парковки Перекрёстка... Они оба, удивлённые своему везению, уставились на красный пикап с присоединенным к нему домом на колёсах сзади.
— Дикки, остановись прямо рядом с пикапом... Я присоединю этот фургон к нашему фаркопу...
««—»»
Мне было стыдно за парня в белой рубашке. Луд наслаждался разговором с этим человеком, даже и не знаю, что теперь с ним делать...
Но Оле Луд знал, что он что-нибудь придумает, что поможет этому человеку найти своё истинное предназначение в жизни. Луд, наконец, получил свой заказ (который, кстати, состоял из пятидесяти процентов говяжьего фарша, а остальное — из опоссума и белок), и теперь пришло время вернуться в Мэриленд и вернуться к своей работе, которую он делал во имя Бога. Он раcплатился наличными и вышел через заднюю дверь с упаковкой бургеров.
"Ну разве это не происки злых сил?" — Подумал Луд, остановившись на месте. Его чертов красный пикап стоял на месте, а фургон, прицепленный к нему, отсутствовал. Луд не был сильно расстроен, поскольку фургон не мог вывести на него.
"Хотел бы я увидеть лицо воришки, когда он откроет дверь." — Подумал он, сел в свой грузовик и уехал.
2
Это что, сон? Писатель не был в этом уверен, он качался и подпрыгивал, лёжа в удушливой темноте. Он чувствовал запах чего-то гнилостного, это точно был смрад разложения... Сквозь затуманенное сознание писатель боролся с путами на руках и лодыжках и пытался звать на помощь, но издавал лишь приглушенные хлюпающие звуки через кляп во рту. Он считал свою символическую функцию во сне: он — человеческая интеллектуальная единица, натягивающаяся на структуры натуралистической среды. Не могу двигаться, ничего не вижу, не могу говорить. Боже мой, я как голодный художник Кафки! Моя свободоволя подавлена!
Отсюда и его порыв к поиску актуализации. Во сне писатель был живым символом. Что, конечно, было полным дерьмом. Ради Бога, в этом не было никакой философской символики. За объективными истинами не было никакого смысла. Не было никакого писателя в мире сна. Он лежал связанный на заднем сидении украденного грузовика, он был связан в бессознательном состоянии психопатом, который через несколько лет будет назван полицией Мистер Торс. Этого, однако, он ещё никак не мог узнать, и он не мог знать того, что его и проститутку Кору уже во второй раз за вечер похитили ещё два психопата по имени Трит Боллз Корнер и Ричард Дикки Кодил.
3
— Чёрт, — жаловался Дикки на светофоре возле съезда на губернаторский мост. — Что это за чертов запах?
Боллз высунул голову из окна машины и понюхал воздух. Его лицо сморщилось в гримасе отвращения.
— Бля, Дикки. Будь я проклят, мне кажется, вонь идёт из фургона.
— Нет, на вряд ли, я думаю, олень где-то помер в лесу, и интересно, а что в фургоне?
Сигнал светофора изменился, и Дикки повернул машину на лесную дорогу, которая, казалось, уходила круто вниз, как обрыв.
— Хрен его знает, вроде, когда я его перецеплял, не скажу, что он казался тяжёлым, — сказал Боллз и снова понюхал воздух, — но это не имеет никакого значения, что в нём. Мы всё выбросим у Крафтера, чтобы освободить место для того, что мы там спиздим.
— Да, — довольным голосом согласился Дикки.
Узкая дорога могла быть абстрактным пищеводом, который заглатывал их в темноту, которая сгущалась с каждым проеханным метром. Ночь поглощала их. Боллз почесал промежность, пока Дикки не смотрел. Воспоминания о вкручивании ручной дрели в живот беременной девушки возбуждали его. Мне придётся сделать это снова, сказал он себе. Долбить беременных полумёртвых цыпочек гораздо приятней, чем трахаться просто так.
— Дикки, я жду не дождусь уже, чтобы заценить барахло Крафтера, далеко ещё до его дома?
Машина замедлилась при завершении вопроса Боллза. Фары осветили едва заметный поворот, за которым находился почтовый ящик, усыпанный дырками от картечи. "Э. Крафтер" — указывала маленькая табличка сверху.
Дикки усмехнулся.
— Вот мы и приехали, брат.
Они медленно пробирались через узкую дорожку, с обеих её сторон которой находился густой лес. Наконец, они выехали на большую поляну, в середине которой на холме находился старинный особняк. Дикки подогнал машину к входной двери, а затем заглушил машину. Дом стоял, как узкая трехэтажная руина, которая выглядела так, будто могла в любой момент упасть. Краска уже давно пооблупливалась с дощатых стен, показывая выветрившееся серое дерево под ней. Крыльцо, если вы хотите так его назвать, рухнуло, по всей видимости, много лет назад, в то время как колоны, которые его держали, висели обломанные в воздухе, кое-как держась за разбитый парапет. Многие деревья вокруг дома были корявыми и чересчур искривленными и казались мертвыми.
Боллз покачал головой.
— Господи, чувак, это место делает хижину моего отца похожей на грёбаный особняк Плэйбоя. Ну и помойка.
— Судя по всему, там уже много лет никто не живёт. По ходу, Таулер наебал тебя, чувак.
— Блин, Дикки, Таулер был честным малым. У него не было причин меня так наёбывать.
— Эх, я даже и не знаю, что и думать, пойдём посмотрим, что там внутри?
Они оба выбрались из машины и пошли к чудовищному дому. Луна светилась болезненно-желтым цветом прямо над ним.
Боллз передал Дикки фонарик.
— Раз мы уже здесь, то, я думаю, всё равно надо посмотреть, что там и как.
— Согласен, — сказал Дикки как всегда не слишком уверенно.
Боллз посмотрел через плечо.
— О, но давай сначала выкинем всё из фургона.
— Хорошая идея, чувак.
Когда Боллз открыл незапертую, на их удивление, дверь фургона...
— Чёрт возьми! Дикки, я был прав, вонь шла отсюда! — Смрад ударил Боллза по лицу, как слезоточивый газ. — Пахнет хуже, чем дырка той тёлки у Маккалли...
Первое, что они заметили, была женская нога, лежащая прямо у двери. Боллз схватил её, ожидая вытащить мертвую женщину. Вместо этого он вытащил отрезанную ногу. После этого они вдвоём вытащили две отрубленные руки и вторую ногу. Все конечности уже начали разлагаться.
— Что это за ёбанное дерьмо, Боллз! — Кричал Дикки. — Какое-то сраное издевательство.
Гневная тирада Дикки остановилась, когда он посветил фонариком в заднюю часть фургона.
— Боллз, тут не только руки и ноги.
— Что там ещё за дерьмо, чувак?
— Похоже, три трупа.
Боллз посветил своим фонариком и сделал такой же вывод. Две женщины и мужчина, оказалось, двое из них были связаны, с кляпами во рту. Боллз вздохнул, набрав полную грудь зловония, и вытащил первую женщину на улицу за лодыжки.
— Эту можно оттрахать, Дикки, — крикнул он.
Тело плюхнулось на землю. Брюнетка лет двадцати, она была бы красавицей... Если бы она не была мертва несколько часов. Её кожа приобрела оттенок испорченного крема, а её кисти и ступни стали фиолетово-чёрными. Боллз задрал её майку, чтобы полюбоваться её сиськами и синими сосками просто для поднятия настроения.
— Чувак, мне чертовски интересно, что, чёрт возьми, всё это значит.
— Похоже, мы украли не тот фургон, — предположил Дикки. — Чёрт, я думал, он будит забит всяким хламом, а не мертвыми телами.
— Не совсем мертвыми, — послышался из темноты заднего отсека приглушенный голос.
Дикки с Боллзом чуть не обдристались от страха.
— Чёрт возьми! — Прокричал Дикки и бросился к выходу, попутно споткнувшись и приземлившись на Боллза.
Боллз перевернулся и посветил фонариком, который он благополучно не выронил. Мужчина в белой рубашке и очках вяло крутился на полу, его запястья и лодыжки были связанны верёвкой. Ему удалось наполовину вытолкнуть кляп языком. Боллз поднёс руку и вытащил его кляп.
— Слава Богу! — Хрипел мужчина.
— Ты выглядишь знакомо, — заметил Дикки.
— Да, точняк, — добавил Боллз, — ты же тот чувак, что тусуется в Перекрёстке. Бармен сказал, что ты знаменитый писатель.
Писатель кивнул, лицо его озарилось улыбкой.
— Да, да, я тот писатель, и спасибо, что спасли нас.
— Нас?
— Здесь ещё есть женщина. Я думаю, она всё ещё жива.
Боллз осмотрелся и увидел в углу ещё одно тело.
— Чёрт! Дикки, да это же Кора! Все сорок с чем-то её килограмм извивались на грязном полу, словно она червяк какой-то.
Боллз достал её кляп.
— Боллз! Дикки! Вы спасли нас от того психа! — Пронзительно зазвенел её голос в темноте фургона.
Боллз, Дикки и писатель одновременно вздрогнули от тенора её голоса. Провести ногтями по доске было бы менее раздражающим.
— Какого ещё психа? — Поинтересовался Боллз.
— Какой-то старый философ-психопат по имени Луд, — сказал писатель. — Он вырубил нас на парковке за баром, а затем затащил в этот фургон. Но... Насколько я помню, эта калымага была подсоединена к красному пикапу.
— Так и было, пока мы его не приватизировали, — сказал Дикки.
Писатель поинтересовался:
— Вы что? Украли его?
— Мы спёрли его, чтобы обнести этот дом, — сказал Боллз и указал на старый дом за своей спиной. — Но, глядя сейчас на эту помойку, что-то я сомневаюсь, что там есть что спереть.
Писатель молча пару минут разглядывал дом Крафтера.
— Хорошая идея, — сказал писатель.
— Поясни? — спросил Боллз.
— Ты когда-нибудь читал "Украденное письмо" Эдгара Аллана По?
— Нет.
Писатель нахмурился.
— Мораль истории заключается в том, что вещи наибольшей ценности могут быть эффектно спрятаны на виду. Этот дом пример тому.
— Вы насчёт этого? — Спросил Дикки, явно сомневаясь его словам.
— Со стороны, действительно, он похож на заброшенную халупу. Но, ребята, вы обратили внимание на окна? Они выглядят совершенно новыми. Зачем кому-то устанавливать новые окна в развалившемся, нежилом здании?
Боллз и Дикки переглянулись, а затем перерезали оковы на лодыжках Коры и писателя. Они помогли им подняться на ноги, и теперь уже все направились к покосившемуся дому.
— Чёрт, Боллз, а у писателя охрененное зрение, будь я проклят, — сказал Дикки, рассматривая новое окно при свете фанарика. — Оно точно абсолютно новое, — Он прищурился, читая надпись в углу, — какая-то фирма лексан.
Писатель поправил его.
— Это не компания, это композитный материал, пуленепробиваемое стекло, другими словами. Оно неразрушимо, что ещё более любопытно. Это очень дорогой материал. Владелец этого дома, очевидно, хочет, чтобы люди думали, что внутри нечего взять, но устанавливает такие окна, чтобы быть уверенным, что внутрь точно никто не заберётся.
Боллз пробормотал:
— Пуленепробиваемое, говоришь?
Писатель и все остальные отскочили назад, когда Боллз достал свой револьвер из-за пазухи.
— Нет ничего, что не продырявит мой дружок.
Раздался выстрел...
Все подпрыгнули от шума выстрела, Кора завизжала ещё более раздражающее, чем чуть раньше до этого.
— Чёрт, — пробормотал Дикки, рассматривая оконное стекло. Пуля едва оцарапала поверхность.
— Да, мужик, похоже, ты был прав, — признался Боллз.
Кора снова завизжала...
— Оу, потише, девочка! Я не хочу оглохнуть! — Крикнул в ответ Боллз.
— Смотри! Там лицо пыритса на нас из того окна!
Они подошли медленно и осторожно к тому окну. Боллз направил в него луч света фонарика.
— Кора, там нет никакого лица. Это...
— Бюст, — закончил фразу писатель.
— Бюст? — Усмехнулся Дикки. — Ты имеешь в виду сиськи?
— Нет-нет... Все занавески в каждом окне дома были задёрнуты, но в этом был пропущен пробел, и в нём действительно было видно мраморное лицо. — А не заморачивайся, парень, — сказал писатель, — считай это статуей головы. — Он вплотную заглянул в окно. Некоторое время разглядывал бюст, повернулся и сказал. — Кажется, это итальянский мрамор. Очень дорогой.
— Ебать меня в сраку! — Обрадовался Боллз. — Слышал, Дикки, Таулер не наебал меня!
Писатель продолжил.
— Но ещё любопытней медная плита под бюстом. На ней написано "Филлип Марканд, 1674-1728." Маркиз, если я правильно помню, был известным французским медиумом, который, по слухам, мог общаться с мёртвыми.
Боллз, Дикки и Кора разинули рты и уставились на него.
— И это, смотрите вот здесь, — и писатель повёл их по ступенькам на разрушенное крыльцо.
— Я почти не заметил этого из-за разбитых экранов. Посветите туда своим фонариком, пожалуйста, — попросил он Боллза.
Боллз сделал, как его и попросили, и почти ахнул. Над входной дверью был полукруг из витражного стекла.
— Вы видите лицо?
Все прищурились.
— Ну, чёрт возьми, если он не прав. — Сказала Кора.
Мозаика образовала лик, под которым витиеватыми буквами писалось "Александр Сетон."
— Кто он такой, чёрт возьми? — Спросил Боллз.
— Самый печально известный из всех алхимиков, — пояснил писатель, — в 1604 году Сетон, как говорят, превратил свинец в золото.
— Пиздёж, — усмехнулся Боллз, но после ещё одного взгляда на лицо головоломки, он отвернулся.
Писатель улыбнулся.
— Похоже, дом, что вы выбрали для ограбления, парни, принадлежит оккультисту.
— Оккультизм? — Спросил Дикки с удивлением в голосе. — Ты имеешь в виду, поклонение дьяволу и все такое?
— К чёрту это всё, давайте свалим отсюда! — Снова завизжала Кора. — Боллз. Ну же! Развяжи мне руки!
— Я был бы признателен за то же самое, — сказал писатель.
— Постойте тут пока, — приказал Боллз и отвёл Дикки в сторону, чтобы его не слышали.
Лицо Дикки было белым от стресса.
— Чёрт, чёрт, чувак, это пиздец какой-то же.
— Расскажи мне об этом, Дикки. Мы спиздили ёбаный фургон, в котором было два человека, которые могут с лёгкостью нас опознать.
— А этот ёбаный дом, чувак? Тот парень сказал, что, по ходу, хозяин сатанист! Они же режут младенцев и жгут людей на кострах! Надо сваливать отсюда, пока не поздно!
Боллз шумно вдохнул и закатил глаза.
— Боже, Дикки, ты же сам слышал этого чувака, одна статуя, по его словам, стоит огромных денег! И кто его знает, что ещё есть там!
— Да, чувак, но чёрт... — Дикки бросил беспокойный взгляд на крыльцо. — Что мы будем делать с этими двумя?
— Я думаю, что мы вежливо попросим их помочь нам, а потом завалим.
4
Писатель, к своему удивлению, обнаружил, что он совершенно не нервничал. Дело в том, что по величайшей случайности он был похищен двумя деревенскими воришками в процессе осуществления подготовки к более крупному преступлению. Следовательно, его будущее выглядело довольно печальным, поскольку, скорее всего, как только их ограбление будет завершено, у этих двух оболтусов не останется другого выбора, кроме как избавиться от него. Его единственным сожалением было то, что он так и не закончит "Мусор белой готики"...
— Эти два кретина убьют нас, — прошептала ему Кора.
— Поверьте мне, мисс. Даже самые краткие размышления показали мне эту вероятность.
— Знаешь, у меня есть сводная сестра, она живёт в южной Дакоте, где метамфетамин продают повсюду, и он там дешёвый. Она звала меня к себе на прошлой неделе, и я даже не знаю, почему, но я не поехала к ней. — Кора оглянулась, и вздохнула, её плечи опали. — Как я бы хотела поехать к ней.
— Давайте посмотрим на это, как на стакан, который наполовину полон, а не пуст, мисс, — посоветовал писатель.
— Чё, бля? Какой ещё стакан?
Писатель покачал головой.
— Давай не будем терять надежду. Возможно, мы сможем выбраться из этого.
Тощая девушка нахмурилась.
— Что мы будем делать?
— Мне кажется логичным, что до тех пор, пока мы делаем себя полезными для них, мы продлеваем свою жизнь, и в то время... У нас может появиться возможность сбежать.
— О, чувак, я чертовски надеюсь на это, потому что, если я не достану кристаллы в ближайшее время, мне пиздец...
Её комментарий шокировал писателя.
— Ээ... Надеюсь, этого не случится.
Пока писатель пытался придумать возможное решение их проблемы, его внимание что-то привлекло: дверной молоток. Он был установлен на богатой деревянной двери, сам он был сделан из овальной потускневшей бронзы с изображением угрюмого лица. У него было только два глаза, ни рта, никаких других особенностей. Он сразу же рассмотрел в этом потенциальный литературный символ: человеческие черты, размытые развращенной вселенной, оставившей его безмолвным.
Экзистенциальная маска...
— И кто был тот старикан, который нас вырубил на парковке?
— Старик из бара, его зовут Луд, и он профессор кафедры философии, если вы можете в это поверить.
— Чего профессионал?
— Тссс. Вон они идут.
Тот, которого звали Дикки, тащился по ступенькам крыльца с каменным выражением лица, в то время как тот, которого звали Боллзом... Пришёл с длинным толстым бревном.
— Отойди в сторону, писатель. Я вынесу эту дверь за два удара.
Сорок ударов и огромной матерной тиррады спустя дверь, наконец, треснула посередине, и Боллз выбил ногой ту часть, где был замок. Писателя передёрнуло, когда он заметил пучки засаленных волос, торчащих из подмышек Коры.
— Боже! — Кричал Дикки. — Да из чего же была сделана эта дверь! Чувак, ты сделал это!
— Я ж сказал, что наебну её, — молвил Боллз и сел на крыльцо, чтобы отдохнуть после столь тяжёлой физической нагрузки.
— Опять же обман внешнего вида, — предположил писатель, — дверь безопасности в доме, который выглядит, как помойка. — Писатель посмотрел на Боллза, — возможно, вы захотите прислушаться к моему совету.
— Что ты хочешь сказать, мужик?
Писатель пожал пличами.
— Дорогие окна и такая же дорогая дверь. Мне кажется, у хозяина могут быть и другие меры предосторожности.
— Вы имеете в виду охранника или что-то типа того? — Предположил Дикки.
— Да и другие контрмеры.
Боллз достал пистолет.
— Вот вам мои контрмеры. Теперь... Внутрь. Сначала вы двое.
Писатель и Кора зашли внутрь, Дикки и Боллз подсвечивали им путь фонариками. Один из них щелкнул выключателем на стене, но ничего не произошло.
— Чёрт. Крафтер, должно быть, отключил электричество.
Лучи фонарей пересекали богато украшенное фойе и гостиную, выхватывая кусочки статуй и бюстов, с картин на них смотрели задумчивые лица, словно осуждающие незваных гостей.
— До усрачки жуткое место! — Скулила Кора. — И мне нужен мет!
— Заткнись, — сказал ей Боллз.
— Тут много свечей, — заметил писатель, — только посмотрите, сколько здесь настенных бра.
— Проклятье! — Выругался Боллз. — Я забыл зажигалку в машине.
— У меня тоже нет, — признался Дикки.
Писатель вздохнул с надеждой.
— Ну, так уж получилось, что у меня есть, мистер Боллз. Я был бы у тебя в вечном долгу, если бы ты разрезал мои верёвки на руках. Естественно, я даю вам слово, что не попытаюсь сбежать. И я мог бы зажечь все эти свечи и, если честно, сэр... — Плечи писателя опустились. — Умираю, как хочу курить.
Очевидно, Боллзу понравилось, что его называют Мистер и Сэр. Он достал свой нож и разрезал верёвку писателя.
— Я вам безмерно благодарен.
Боллз ухмыльнулся, снова демонстрируя пистолет.
— Выкинешь какое-нибудь дерьмо, и я проделаю дыру в твоей спине больше, чем голова Дикки.
Писатель кивнул.
— Я не заставлю вас пожалеть о вашей доверчивости.
— Мне нравится, как он говорит, да, Дикки? — Сказал Боллз.
— Чертовски верно. Должно быть, учился в колледже.
— В Гарварде, — пояснил писатель, — это не просто какой-нибудь колледж. — Он закурил сигарету, затем зажёг свечи в роскошной комнате.
— Отпустите меня, пожалуйста! — Умоляла Кора. Она прыгала вверх и вниз, стоя спиной к Боллзу. — Пожалуйста, мистер Боллз, сэр! Ну пожалуйста!
— Заткни хлебало, — рявкнул Боллз, — и перестань ныть, иначе я буду сидеть на твоей морде и срать тебе в рот, пока я буду долбить дырки в твоём животе своей ручной дрелью.
Дикки невнятно рассмеялся.
Как только писатель зажег с десяток или около того свечей, все с благоговением осматривали гостиную.
Кто-то сказал:
— Чур, моё!
Темнота комнаты, освещённая свечами, казалась живой и блестящей. Несколько люстр висели над головами, ловя свет, в то время как с полок блестели разноцветные кристаллы. Многие подсвечники были из серебра и золота, большая часть мебели была инкрустирована драгоценными камнями. Даже некоторые из иранских ковров были расшиты множеством драгоценных камней.
— Это настоящая сокровищница, — прошептал Дикки. — Всё как Таулер и сказал...
Даже Кора ошеломленно смотрела на все богатства в комнате.
— Это дом богатейшего человека, — сказал писатель. — Он настоящий коллекционер. — Он наклонился, чтобы осмотреть стол Уильяма Мэри и стулья из редкого дерева. Многие изделия были изготовлены из инкрустированного сатина, красного дерева и тика. Столики и вазы были украшены неоклассическими мотивами и изящными узорами ручной резьбы. Серпантинный диван, место которого должно было быть в музее, стоял в середине комнаты, а вдоль стен были натянуты крошечные колокольчики для слуг.
— Большая часть мебели сделана Хэпплуайтом и Шератоном. Только в этой комнате целое состояние, — а затем писатель осмотрел остальные бюсты и картины. — Хммм.
— Что ещё, писатель? — Спросил Боллз.
— Прямо как на улице. Александр Сетон и Филлип Маркард. Два разных портрета Калиостро, один маркиз де Сад, бюсты Людвига фландрского и Кристофа воколая, всё это известные практики оккультного искусства: сатанизм, чёрная магия, колдовство.
Боллз нахмурился, когда услышал очередной громкий скулёж со стороны Коры.
— Ребята, давайте убираться отсюда! Это место похоже на дом с привидениями.
Боллз ткнул пальцем в её сторону.
— Кора! Твою мать! Если ты скажешь ещё хотя бы одно слово, я врежу тебе по члено-сосу!
— Но!
Бац!
Кулак Боллза ударил Кору прямо по губам. Она завизжала, как свинья и пошатнулась.
— В следующий раз получишь по-настоящему!
Большое бледное лицо Дикки огляделось с явным опасением.
— Это место довольно жуткое, Боллз.
— И ты туда же? — Удивился Боллз. — Мне плевать на сатанистов на кучке картин. Давайте работать, а ты... — Он потянулся к Коре. — Закрой уже, наконец, своё ебало и помогай.
Кора лежала ошеломленная и окровавленная у подножия камина. Она упала туда с руками за спину, но затем Боллз схватил её за волосы и поднял на ноги. Кора снова завизжала.
— Думаю, мы должны проверить остальные комнаты на этом этаже, а потом посмотрим, что там наверху.
— И на заднем дворе тоже, — сказал писатель, выглядывая из сильно задрапированного окна. — Похоже, там гараж и жутко выглядящее кладбище...
— Чего? Кладбище? — Пробормотал Дикки.
— Меня не волнует ни кладбище, ни жуткий дом. Всё, что мне нужно — вычистить этом дом, пока не рассвело. Дикки, ты и писатель идите на улицу и осмотритесь, что там за гараж.
Девушка захныкала, когда Боллз больно ущипнул её за сосок. — а мы с киской проверим, что там внизу.
Кора открыла рот, чтобы возразить, но передумала.
— Пойдём, писатель, — сказал Дикки и толкнул его к выходу.
Они оба вышли в темноту. Свет луны был таким ярким, что фонари им были не нужны.
"Вот мой шанс, — понял писатель. — Я могу отделать этого невежду фонариком и бежать в горы," — но потом он рассмеялся. "Да кого я обманываю? Я писатель. У писателей нет таких яиц..."
— Так ты писатель, да? Что пишешь? Книги или какое-то бульварное дерьмо?
Писатель дал свой фирменный ответ:
— Я умозрительный писатель. Я описываю узнаваемые современные проблемы с демонстрацией экзистенционального состояния. Аллегорическая символика, как её ещё называют, уходящяя корнями в различные философские темы.
Дикки одобрительно кивнул.
— Вот что я подумал. Я однажды читал книгу. Нас заставили в школе. Хотя книжонка была премерзская и чертовски глупая. Она была о дебиле, который наблюдал за мячами для гольфа или что-то типа того.
Писатель почти завыл.
— Авессалом, Авессалом!
Они пробирались сквозь покосившиеся надгробия, некоторые были с грубо выгравированными датами, начинающиеся с конца 1700-х годов. В задней части двора рядом с лесом находилось новое большое здание, похожее на гараж.
— Может быть, у Крафтера есть куча причудливых автомобилей в этом гараже, — предположил Дикки.
— Возможно. Но что ты знаешь об этом человеке, Крафтере?
— Ничего. Просто он какой-то старый богатый чудак, который держит полный дом дорогущего барахла.
— Я бы не назвал его просто старым чудаком, — писатель посмотрел на Дикки, — он старый чудак, который также является учеником чёрных искусств.
Дикки промолчал. Когда заухала сова, он вздрогнул. Гараж оказался не заперт. Они оба вошли, светя фонариками. Никаких машин в нём не было, но была газонокосилка, различные инструменты и дюжина баллонов с жидким пропаном.
— Проверь ту бочку там, — приказал Дикки в слабой попытке власти. — Вдруг там золото или драгоценности.
Писатель процитировал первое послание Тимофея и снял крышку с бочки, обнаружив, что она под завязку забита.
— Ни золота, ни драгоценностей, мистер Дикки. Только соль...
— Соль? В натуре?
— И не поваренная, к тому же, — попробовал её писатель.
— На кой хер старому лысухую нужна бочка с солью?
— Я не знаю, что вам сказать на это. И здесь довольно много газовых баллонов. Но я нигде не вижу здесь гриля.
Потом писатель заглянул в металлическую банку.
— Что там? Драгоценности?
Писатель покачал головой.
— Мёртвые лягушки, мистер Дикки.
Дикки выхватил её и засунул в неё почти свой нос, чтобы лучше разглядеть содержимое. В банке было полно окаменевших лягушек. Писатель заметил ещё одну странную аномалию — похоже, что их лапки были отрезаны. А потом их просто бросили здесь умирать.
— Чёрт...
Другая банка была полная сушеных тритонов, и у всех не было глаз.
— Глаза тритона, лапки лягушки, — эхом отозвался голос писателя в темноте.
— Мужик, это просто пиздец какой-то. Мы уходим отсюда сейчас же! — Сказал Дикки с дрожью в голосе.
На улице писатель предложил осмотреть могилы. — На кой хрен?
— Я обнаружил несоответствие.
— Чего ещё?
Писатель улыбнулся и подошёл к одной из могил.
— Как любопытно... Наполовину вырытая яма?
Действительно, в непосредственной близости они обнаружили несколько траншей примерно в фут длиной и около шести футов в глубину.
— Что это такое?
— Это неосвященное кладбище, мистер Дикки.
— Чёрт...
— Я обратил внимание, что надгробия в этой области датируются 17 или 1800 годами, но это...
Это не были надгробные плиты, это был просто залитый цемент в могилу, на котором кто-то написал имя и дату пальцами.
— Когда-то преступников хоронили на неосвящённой земле. Потом приходили родственники, заливали табби и делали надпись. Посмотрите на эту надпись. Старые каракули на цементе гласили: "Элизабет-1689".
Писатель посмотрел на Дикки.
— Я должен поправить себя, обычные преступники и ведьмы.
— Твою мать...
— Или колдуны. Любой обвиняемый в связи с дьяволом.
— Вы хотите сказать, это кладбище ведьм и чернокнижников? — Спросил Дикки.
— Похоже на то. И... Что за чёрт... — Писатель отошёл на несколько метров к краю полесья. Он направил фонарик вниз. Из земли торчало обугленное распятие.
— Крест, — заметил Дикки.
— Здесь он не один... — Писатель посветил фонариком в обе стороны.
Кресты уходили за видимость света и пересекали каждые шесть футов.
— Это похоже на забор... Из крестов... Или барьер...
— Если Крафтер сатанист, почему кресты торчат не вверх ногами? — Сделал удивительный вывод Дикки.
Но писатель не ответил, потому что заметил кое-что ещё.
— Как тебе это нравится?
Дикки опустил глаза.
— Что это такое? Песок на линии?
— Эта линия из соли, мистер Дикки. Давайте пройдём по ней.
Опустив фонарики вниз, они пошли за линией соли, которая была непрерывной только до крестов. Через несколько минут они вышли к передней части дома и увидели, как соль и кресты уходили дальше.
— Соль и кресты полностью окружают участок, — сказал писатель. Он опустил фонарь на подъездную дорожку, которую тоже пересекала соль. — Вот это уже интересно.
— Я ничего не понимаю.
— Древняя метафизика, мистер Дикки. Соль когда-то была более ценной, чем золото, и в конце концов она стала любимой составляющей в алхимии, гаданиях и заклятиях.
— Заклинания, — с некоторым трепетом произнёс Дикки.
— Как мне кажется, этот мистер Крафтер намеренно закрыл свою собственность двумя мощными тотемными символами.
— Тотемными? — Спросил Дикки.
— Чтобы ответить на ваш предыдущий вопрос, я думаю, что кресты не перевернуты по причине того, что солью и распятием Крафтер пытается что-то удержать.
Дикки сделал ещё одно проницательное замечание.
— Магическая изгородь?
Писатель кивнул, впечатлённый.
— Думаю, да.
— Чтобы плохие создания не попали внутрь?
Писатель закурил ещё одну сигарету, выдохнул дым из носа и посмотрел на огромное количество соли и крестов.
— Кресты обращены в сторону дома, мистер Дикки. Таким образом, казалось бы, намерения Крафтера как раз противоположны. Он хочет, чтобы, как вы варазились, плохие создания не вышли наружу. — А затем они оба медленно повернули свои головы обратно к дому.
««—»»
— Мы будем богачами, чувак! — Радостно причитал Боллз, когда писатель и бледный, как мел, Дикки вернулись внутрь. Боллз уже отнёс ко входу несколько полных коробок золотых и серебряных украшений и столовых приборов. — Чувак, у него одна только столовая этим добром набита.
— Круто, — пытался казаться взволнованным Дикки.
Боллз уловил неуверенный тон друга.
— Господи, да что с вами, мужики?
— Ну, ничего. Просто немного стрёмно снаружи.
— Здание окружено оккультным барьером, — деловито заявил писатель, — у Крафтера, очевидно, есть некоторые откровенно ритуальные убеждения.
— Не знаю, о чём чешет этот хрен, но мне всё равно, — сказал Боллз. — А теперь тащи свою задницу сюда, писатель, пока я не начал её пинать. Найди, во что складывать барахло и давай уже помогай нам.
— А где Кора? — Спросил Дикки.
Боллз указал в другую часть комнаты, где при свете свечей можно было увидеть лежащую без сознания Кору.
— Ударил её слишком сильно в прошлый раз, она попыталась сбежать. Да и толку от неё всё равно никакого.
Они несколько раз загрузили фургон ценностями из столовой и всякими дорогими предметами, попадающимися им по пути, пока писатель не предложил:
— Может, стоит проверить и остальную часть дома? Поскольку вы, джентльмены, воры, было бы более эффективно сначала определить самую ценную добычу. И это только первая причина.
Боллз спросил, неся серебряный поднос:
— Хорошо, это первая, какая вторая?
— Ну ... Господа, все без всяких сомнений уже заметили что дом абсолютно пустой...
Боллз и Дикки обменялись взглядами, и затем Боллз усмехнулся.
— Да, мужик, здесь больше никого нет, мой приятель Бад Таулер сказал, что старикан живёт один.
— А наверняка ли это знает мистер Таулер? Вдруг сейчас наверху кто-то звонит в полицию?
Боллз покачал головой.
— Слушай, Крафтер не женат, и у него нет ни детей, ни родственников. Я точно знаю, что в этом доме больше никого нет.
Именно тогда довольно громко наверху щелкнул телевизор. — Это новости CNN, — слышался женский голос, — с вами Линн Рассел, сегодня я вам расскажу самые важные новости со всех уголков нашей страны. В Милуоки, штат Висконсин, сегодня серийный убийца Джеффри Дамер был привлечен к ответственности по шести пунктам обвинениям в убийствах первой степени...
Боллз потянул двух мужчин в сторону, в тусклый зал рядом с дверью, на которой был крест. Теперь и внутри крест, размышлял писатель. Крафтер явно не христианин, так зачем ему вешать крест на эту дверь? Боллз и Дикки этим нисколько не заинтересовались. Их лица устрашающе светились при свете свечей.
— Говорите тише, — прошептал Боллз, — наверху кто-то смотрит грёбаный ящик. Кто бы это ни был... Мы избавимся от него и закончим работу.
— Но кто там наверху? — Прошептал Дикки, прижавшись поближе к Боллзу. Ответов он не получил.
Всё это время писатель думал: "Как телевизор может быть включён, когда отключено электричество?" Но он не высказал своё наблюдение.
— Дружище, Таулер облажался, — съязвил Дикки. — Крафтер, похоже, не поехал в никакую Испанию. Наверное, он сейчас сидит, заперевшись наверху, и ждёт полицию.
У стены стоял стэнд из красного дерева, инкрустированный блестящими аметистами, а сверху на нём стоял телефон. Писатель поднял трубку и приложил её к уху.
— Молчит, сигнала нет. Крафтер, скорей всего, отправился в поездку и выключил телефон. Так что тот, кто наверху, не мог никому позвонить.
— Отличная работа, — сказал Боллз.
Он пробрался на цыпочках через просторную гостиную и сел на Кору. Он ударил её по лицу несколько раз, пока она не пришла в себя, затем прижал лодонь к её губам.
— Тссс. Ни слова. В доме наверху есть кто-то ещё...
Он помог ей подняться и отвел обратно в холл. Возражения Коры были жалобным шепотом.
— Кто-то ещё есть в этом грёбаном доме? Ты издеваешься надо мной! Мы должны убираться отсюда! Немедленно!
— Единственное, куда кто-то пойдёт — это только наверх, — сказал Боллз, — так что давай, двигай жопой.
— Моя жопа никуда не пойдёт, — заявила Кора.
— Послушай, дорогая, давай заключим сделку с тобой. Нам нужно знать, с чем мы имеем дело, так что иди наверх и взгляни, кто там, а потом спускайся обратно. Сделаешь это, и я развяжу твои руки и отпущу тебя. — Затем Боллз приподнял брови. — А если ты откажешься, я отрежу тебе голову и выебу её в рот, а потом отрежу твою манду и подотру ей задницу после того, как похезаю на твой труп.
Писатель рассмеялся.
— Не совсем дружелюбная альтернатива...
— Заткнись, — рявкнул Боллз, достал нож и уставился на Кору.
Кора вздохнула.
— Не стоило мне предлагать отсосать тому старику в баре. — После она моргнула, вздохнула и очень медленно начала подниматься по ступенькам, покрытым пухлым ковром.
Они обратили внимание, что телеканал сменился. CNN выключился, а затем раздался голос какого-то человека с немецким акцентом, говорящий:
— Но... У этой комнаты есть и другие качества. В 1436 году именно здесь принцу и принцессе фон Харт перерезали горло, пока они спали.
Раздался женский голос:
— Им перерезали горло?
— Да, мадам, это было в 1436 году. Вы меня извините, пожалуйста... — Ответил мужской голос с немецким акцентом. Потом канал переключился на бейсбольную игру.
— Дэвид только что пробежал следующую базу янки! Ещё одно потрясающее приобретение Джорджа Штейнбреннера, ребята! После этого начался рекламный ролик.
—... недоступный в магазинах! Звоните прямо сейчас, партия ограничена! Получите совершенно новую систему сбережения еды "Термо-запаковщик" всего за 49.95 долларов! Писатель закрыл глаза Затем телевизор выключился.
Кору поймал неизвестный?
Боллз вытащил пистолет, и Дикки очень смело предложил:
— Чёрт возьми, давай просто оставим её, Боллз. Мы можем свалить отсюда, пока она наверху.
— Ни за что, Дикки. Ты видел добро в этом доме? Мы никуда не пойдём, пока всё отсюда не вынесем.
Они остались стоять неподвижно, ожидая развязки ситуации. Где-то тикали часы. Писатель снова заметил за собой уже другую дверь с крестом и не долго думая открыл её. Литая лестница уходила вниз в темноту, и ужасный смрад окутал их.
— Чёрт, что за вонь? — Спросил Боллз.
— Идёт оттуда, предположительно, из подвала, — сказал писатель.
Дикки увидел крест.
— Бля, мистер писатель, смотрите, такой же, как те на улице!
— Похоже, Крафтер, оккультист... Он использует кресты как некий защитный символ.
Боллз посмотрел на писателя напуганным взглядом.
— Закрой эту чертову дверь. Эта вонь выводит меня из себя.
Писатель тихонько прикрыл дверь, а затем вернулся, чтобы прислушаться к звукам сверху. Затем... Послышались крадущиеся шаги со стороны ковровой лестницы. Кора зашла в коридор. Она выглядела перепуганной.
— Ну, что там? — Спросил Боллз. — Ты видела кого-нибудь наверху?
— Там девушка, странно выглядящяя, — просветила их наркоманка-проститутка.
— Девушка? Странно выглядящяя? Что ты имеешь в виду?
— Она чёрная, — сказала Кора.
— Ты хочешь сказать, что она черномазая? — Предположил Дикки.
— Может, это горничная Крафтера, — сказал Боллз.
Писатель нахмурился.
— Нет, нет, — настаивала Кора, — я же говорю вам, она полностью чёрная, как будто её покрасили чёрной краской. И она голая.
Боллз вздохнул.
— Голая баба, покрашенная в чёрный цвет, да? Чёрт, чего ещё можно ожидать от наркоманки? У тебя глюки, дурочка!
— Черта с два! — Возразила Кора, слишком громко. — Она как будто окрашена в чёрный цвет, с неё стекало что-то мокрое и блестящее. И я точно видела, что она не негруха. Она чёрная, как сама ночь, как дорожная смола, и она лежала на большой пушистой кровати, чёрт вас возьми.
— А что она делала? — Спросил Боллз.
— Она мастурбировала. Я увидела, как она этим занимается, когда заглянула в комнату. Мне показалось, как будто она в себя кулак засунула.
Боллз нахмурился.
— Дрочащая баба, покрашенная в чёрный цвет... Кора, ты что, под кайфом? Ты, наверное, сосала так много членов, что у тебя уже мозги от спермы засохли.
— Если ты мне не веришь, иди и посмотри сам! — Возразила она. — Но сначала выполни свою часть сделки! Развяжи меня, и я свалю отсюда!
— Конечно, детка... — Боллз снова ударил Кору, и она рухнула.
Боллз мотнул головой в сторону лестницы.
— Дикки, иди наверх и позаботься об этом. Не знаю, чёрт возьми, о чем она говорила, но я действительно думаю, что там цыпочка. Так что иди и свяжи её.
У Дикки отвисла челюсть.
— Чувак, зачем мне это?
— Потому что я тебе сказал, или ты уже и нигритосок боишься?
— Нет, но... Там темно, и...
— Просто иди туда и сделай, как я тебе сказал.
Глаза Дикки уставились на писателя.
— Пошли его!
— Чёрт, Дикки, он же писатель, а писатели все слабаки. Так что тащи свою жирную задницу наверх.
— Эммм, я извиняюсь, что перебиваю, но не все писатели слабаки. Например, Эрнест Хемингуэй был боксером, комбатом в гражданской войне, в Испании — профессиональным матадором. А Джон Ирвинг читал Шекспира и Перси Шелли в деревенских пабах, а когда посетители смеялись над ним, он из них всю дурь выбивал!
Боллз посмотрел на него и рявкнул:
— Заткнись уже там! Дикки, давай, иди же, делай, что говорю.
— Но, Боллз...
— Будь мужиком, чёрт тебя подери! — Затем Боллз пнул его.
— Иду, иду! — Простонал Дикки и потащился к лестнице.
— И поторопись с этим. Я не хочу торчать здесь всю ночь.
Дикки неохотно исчез наверху лестницы.
Боллз подтолкнул писателя.
— Пойдём, чувак, потаскаем награбленное.
5
Это несправедливо, подумал Дикки. Это должен был быть писатель... Свет его фонарика пересек холл и уткнулся в противоположную комнату, Дикки выключил его судорожными руками, когда заметил клин света в зазоре приоткрытой двери. Дикки опустился на четвереньки на лестничную площадку так тихо, как только мог неуклюжий толстый деревенщина, а затем направился к двери. Часы продолжали где-то тикать, но вместе с ними он услышал стоны, или, по крайней мере, ему так показалось.
Может быть, Кора была права? Может быть, там действительно мастурбирует голая женщина? Он до сих пор не придумал, что с ней делать... Он решил просто ворваться в комнату с криками и воплями и вырубить её, если у него, конечно, получится.
Дикки был монументальным трусом, но он хотел, чтобы Боллз гордился им. "Я докажу ему, что у меня тоже есть яйца!" — Сказал он себе. Но прежде чем он набрался смелости ворваться в комнату, из неё донёсся тихий, распутный, женский голос:
— Входите, молодой человек, и возьмите меня...
Теперь Дикки не знал, что ему делать, он был нешуточно озадачен. Он не был уверен, что услышал голос, ему казалось, что он звучал у него в голове. Как такое может быть?
— Дай мне свою молодость... Окропи меня своим семенем...
Дикки замер у двери.
— Я чувствую твой страх, человек... Я чувствую запах твоей спермы...
Дикки не осознавал этого, но странное бормотание в его голове вогнало его в транс. Затем, как толстый зомби, он толкнул дверь и вошёл. Свет лампы ослепил его, он был слишком яркий и жаркий для настольной лампы, и, конечно, его загипнотизированное сознание не могло понять, откуда взялся свет в обесточенном доме.
— Я мать ночи и королева лабиринта, тень, поднимающаяся с кровати, — сообщила она ему. — Моя пизда пульсирует в такт твоему гнилому сердцу, твоя бездушная похоть и моё зло должны слиться воедино...
"Странная горничная," — подумало затуманенное сознание Дикки, но потом он увидел, что он ошибся. Женщина поднялась с высокой кровати с балдахином, она была невообразимой красоты, она была красивее, чем любая девушка из порножурналов Дикки. Её большие аппетитные груди, как две дыни, были украшены торчащими сосками. Длинные чёрные волосы спускались по гладкой коже к безволосому лобку, темному и блестящему, как шоколадная глазурь, а плоский живот, казалось, дрожал вокруг аккуратного пупка. Да, это было самое красивое тело, которое ему приходилось когда-либо видеть, за исключением одной причуды: она была чёрной и блестящей, как свежеуложенный гудрон. Дикки больше чувствовал, чем видел, её лицо. Её глаза, такие же чёрные, как и все остальное её тело, излучали черноту и вселенское зло.
— Прошло много веков с тех пор, как моя адская утроба поглощала человеческое семя, — снова зазвучал её голос в его голове.
Когда она осторожно двинулась с кровати через комнату, электрическая лампа на эдвардианской тумбочке начала тускнеть, когда это произошло, то казалось, что её чернота светится сама по себе, как будто она была не из плоти и крови, а из электрофицированной тьмы.
— Мне нужно насытить свой голод. — Её гладкая рука, горячая и холодная одновременно, указала на жирное лицо Дикки.
Он начал рыдать, как маленькая девочка, и без колебаний сбросил свой комбинезон, что бы показать свой маленький пульсирующий член.
— Окажи мне услугу, человек, — звучал голос в его голове, — пусть моё ночное лоно станет последним вместилищем твоего члена.
Как показалось Дикки, он медленно поплыл назад, на пол, словно левитируя, пока полностью не лёг на спину, его эрегированный пенис торчал вверх, как грибок. Когда чёрная женщина вздохнула, ему показалось, что стены начали изгибаться. Её половые губы раздвинулись сами собой, а затем она села прямо на пах Дикки. Его твёрдый пенис вошёл в неё без каких-либо помех. Это потустороннее сношение породило впредь незнакомые для него ощущения, которые Дикки никогда бы не испытал в жизни.
Он испытывал много сексуальных утех: насиловал шестнадцатилетнюю соседскую девку, трахал корову в зад, совокуплялся со своим дядей, мастурбировал тысячи раз, но это... Это было что-то абсолютно новое и неизведанное...
Его мозг был готов разорваться от столь насыщенного спектра ощущений: это было похоже на сотню мокрых, горячих языков, обволакивающих его пенис одновременно. Когда он взглянул на свою загадочную любовницу, то он увидел её колыхающуюся грудь, из кончиков которой текла чёрная жидкость.
— Меня зовут Пасифая...
Её грудь опустилась на его лицо, пачкая рот чёрной горькой жидкостью, и она прижалась к нему плотнее, обеспечив себе более глубокое проникновение.
— Заполни меня, наполни меня до краев...
Мощный, просто ошеломляющий оргазм охватил Дикки, ему показалось, что из него льёт, как из брандспойта. Оргазм не стихал, а, наоборот, увеличивался, это было, как если бы он ссал после девятой банки пива, только вместо мочи была бы сперма. Его пухлое тело продолжало дрожать и консультировать под незнакомкой, продолжая наполнять её лоно своей спермой. В конце концов, он мельком заглянул вблизи ей в глаза, но увидел в них только чёрные пустые глазницы, в которых можно было узреть охваченный дымом и огнём город, который полыхал под красным небом и чёрным серпом луны, и когда её губы разжались, чтобы выпустить последний блаженный вздох, Дикки увидел только сверкающую чёрную бездну. Чёрные вязкие слюни текли у неё изо рта и капали на его лицо. Её леденяще-обжигающие руки легли ему на грудь и...
Она швырнула его, как будто он весил не больше соломенной куклы. Он столкнулся со стеной. Картина женщины по имени Элизабет Батори упала и ударила его по голове.
Ошеломленный и обезумевший от страха Дикки обмарался и посмотрел на...
Теперь она лежала на спине с широко расставленными в стороны ногами и жёстко мастурбировала. Влажные громкие щёлкающие звуки заполнили комнату, когда её чёрные пальцы исчезали внутри её лона. Её вздохи безумного удовольствия заполнили комнату, Дикки показалось, что они осязаемые, словно они бетелесные духи, бродящие во мраке ада...
"Господи!" — Подумал Дикки и принялся натягивать свои штаны, размазывая по рукам и ногам свои же фикалии. Когда он их всё-таки натянул, то заметил фонарик, лежащий рядом с ним. Он взял его и посветил на таинственную женщину...
Отчаянная мастурбация продолжалась, весь кулак исчезал в её влагалище, она долбила себя, словно отбойным молотком. В момент, когда она получила свой оргазм, её таз напрягся, она вытащила свою руку из отвратительного влагалища, затем её опухшая чёрная вульва сморщилась, как губы у старухи, и начала выплёвывать длинные нити какой-то вязкой жидкости.
"Что это льётся из неё?" — Пытался понять шокированный Дикки. Поток из её влагалища не останавливался, пока возле её ног не собралась большая блестящая лужа. Тело женщины ещё раз дрогнуло и замерло.
— Теперь я снова могу умереть, — раздался её голос. — Снова, снова и снова...
Комната погрузилась в кромешную тьму и на мгновение наполнилась звуком, похожим на сотню гремучих змей. Она лежала на полу с застывшими глазами и вывалевшимся языком изо рта. Женщина была мертва. Дикки вытер о штанину измазанные руки в фекалиях, взял фонарик и посветил на то, что извергло из себя лоно мёртвой женщины. То, что он увидел, показалось ему несколькими литрами спермы, перемешанными с мочой, и в этом всём копошились тысячи опарышей. Тело женщины начало растворяться в воздухе, пока полностью не исчезло. Дикки подорвался с места и побежал прочь из комнаты, его штаны снова свалились, но он на это не обратил внимание.
6
Писатель с Боллзом застыли с коробками в руках, когда Дикки слетел вниз по лестнице и приземлился у их ног.
— Ты поймал её? — Спросил Боллз.
— Я...
Боллз ухмыльнулся, когда заметил спущенные штаны Дикки и его вялый член, измазанный в чем-то коричневом.
— Какого хрена ты там делал? Что сней? Ты поймал её? — Продолжал сыпать вопросами Боллз.
— Бля, ты не поверишь мне, чувак, что там произошло, Кора была права, там действительно была голая баба, так что я...
— Что ты? — Кричал уже Боллз.
— Я трахнул её...
Боллз нахмурился.
— И когда я кончил, она, она, она..
— Господи, Дикки, да что она?
Глаза Дикки наполнились слезами.
— Она исчезла, чувак.
— Чёрт возьми!
— Я клянусь тебе, Боллз! Она лежала на ковре, из её киски текла молофья ручьём!
— Молофья ручьём! Из киски! — Орал Боллз в ярости. — Да что ты вообще мелешь?
Дикки чуть успокоился.
— Ну, похоже, это была моя сперма, и, возможно, она обоссалась, господи, чувак, а ещё в этом дерьме копошились черви!
Боллз смотрел на друга, как на сумасшедшего.
Писатель подумал: "Что за чертовщину он несёт?"
— Писатель? — Сказал Боллз, не обарачиваясь.
— Иди наверх и посмотри, о чем говорит этот придурок. Чёрт, это всё становится проклятой занозой в заднице!
— О, чувак, я вспомнил, она сказала мне своё имя! — Сказал Дикки.
— Да? — Огрызнулся Боллз. — Дай угадаю. Жирняшка?
— Нет, чувак... Пасифая, — выпалил Дикки.
— Пасифая, да? Ты ещё тупее, чем та шлюха с волосатыми подмышками. — Взгляд Боллза вонзился в писателя, — иди, писака, пока я из этого жирного куска дерьма всю дурь не выбил.
Но писатель был ошеломлен. То имя, которое упомянул Дикки... Пасифая.
— Иди! — Боллз достал нож. — Иди же, чего ждёшь!
— Как пожелаете, мистер Боллз, — и после этих слов писатель поднялся по ступенькам.
Пасифая, думал он, поднимаясь. Греческая мифология. Он кратко вспомнил телефонный разговор с Нэнси, ранее упомянутый ею ребёнок с головой быка не казался теперь ему такой глупостью. Но откуда такому деревенщине, как Дикки, знать это имя? У писателя не было ответов. Его рука соскользнула с перил, когда он двинулся от лестничной площадки на второй этаж. Темнота, казалось, сгущалась по мере его продвижения по коридору. На одной из дверей он увидел печать люцифера, выгравированные три шестёрки прямо в дереве. Также он увидел множество картин, написанных маслом, одна из них больше других вызвала его интерес. На ней были изображены рогатые демоны, запечатавшие гробницу христову на Голгофе. Писателю это показалось забавным. Он был материалистом. Но, несмотря на фанатизм Крафтера, писатель счёл довольно-таки странным, как человек мог заполнить замаскированный дом бесценным антиквариатом, бюстами, и картинами, но при этом не иметь ни одной книжной полки. Крафтер был, конечно, оккультист, это и так уже было ясно, притом с большими деньгами, и он просто обязан был иметь настоящую библиотеку, полную редких оккультных книг. Но он ничего подобного не видел с тех пор, как они вошли в дом возможно, наверху... Первая комната, в которую он зашёл, оказалась спальня, про которую говорил Дикки. Свет фонаря показал ему убранства, которые ничуть не уступали остальному дому, мини-музей, за исключением телевизора, который стоял — писатель поморщился — на подлинном столике Роберта Гиллоу из бразильского палисандра, которому было более трехсот лет.
Интересно, где Крафтер берет все свои деньги? Но потом писатель рассмеялся — возможно, он заключил сделку с дьяволом. В комнате пахло отвратительно и виной этому была не кучка экскрементов, наваленная рядом с упавшей картиной, в воздухе было что-то ещё. Это точно был запах разлагаемого мяса, смешанный с чем-то мускусным. Никакой женщины в комнате не было и в помине, хотя простыни одеяла были скомканы. Затем он посветил сказочной красоты ковёр ручной работы и с удивлением обнаружил вышеупомянутое извержение Дикки. Казалось, это был чёрный желатин, перемешанный с гелеподобной субстанцией. Писатель был озадачен. Интересно, что это за вещество? И откуда оно взялось? Желатиновая лужа на ковре переливалась при тусклом свете. Писатель обратил внимание, что никаких червей в ней не было.
Наконец-то! Книга! Он увидел маленький столик у противоположной стены, на нём она и лежала. Писателя заинтриговала обложка "Злые Монстры" М. Бари, гласила она. По позвоночнику писателя пробежались мурашки, когда он открыл первую страницу, на ней был год, когда её напечатали, Лондон, 1787.
— Злые, да? — Писатель громко рассмеялся, но, тем не менее, книгу в карман он засунул. Вероятно, она стоит каких-то денег... Он развернулся, чтобы уйти, но остановился у двери, когда случайно свет фонарика задел ковёр.
"Как странно..." — Подумал он. Раннее бесформенная чёрная масса приобрела явные очертания пятиконечной звезды. Писатель сфокусировал свой взгляд на ней и увидел, как все углы вытянулись...
— Знаете, что? — Сказал он сам себе. — Не думаю, что мне это мерещится, и похоже, они и вправду двигаются, — и с этими словами он бросился бежать вниз к Боллзу и Дикки.
— Ну? Что там? — Спросил Боллз.
Писатель закурил сигарету.
— Есть хорошие новости и плохие. Хорошая новость в том, что никакой чёрной женщины нет.
— Я же говорил тебе, чувак, что её там больше нет!
— Она что испарилась, как ёбаное привидение! — Взбесился Дикки. — Насрала на пол и исчезла!
Писатель посмотрел на Боллза.
— Я согласен, по крайней мере, с последним заявлением Дикки.
Боллз посмотрел на него явно испуганный.
— На полу действительно есть некое вещество, которое я идентифицировать не смог и тем более объяснить природу его появления.
— А я говорил! — Снова вмешался Дикки, — эта моя молофья, смешанная с каким-то чёрным дерьмом из пизды той бабы! Когда я кончил, вся эта херня просто брызнула из неё!
— Чёрт, — прошептал Боллз, — я даже и не знаю, кому из вас верить, мне надо самому всё это увидеть. Но до того, как Боллз пошёл к лестнице, его остановил писатель.
— Мистер Боллз? Я думаю, что мы можем и дальше всю ночь бегать по этой лестнице, но ответов на наши вопросы так и не найдём. Тем не менее, я должен вам сказать, что у меня есть догадка... Что есть более вероятное место в этом доме, где мы можем найти ответы на интересующие нас вопросы.
— Где? — Спросил Боллз.
Писатель указал на подвал.
— Там воняет хуже, чем у козла под хвостом, но почему бы и нет. Хорошо, — сказал Боллз, — Дикки, приведи Кору в сознание и тащи её задницу с нами.
Писатель шёл впереди, пытаясь привыкнуть к гнилому аромату, спускаясь по литым ступенькам вниз. Боллз сдерживал за его спиной рвотные позывы. Дикки тоже плёлся в низ, только Кору он не смог привести в сознание и поэтому просто тащил её за собой. Внизу вонь усилилась. Фонарики освещали силуэты странных дверей и столов, и да! Полок с книгами. Писатель достал зажигалку, чтобы зажечь многочисленные свечи, а затем...
Дикки, Боллз и писатель уставились на одно и то же.
— Не удивительно, что здесь так воняет, — пробормотал Боллз.
— Боже правый! — Воскликнул Дикки и в замешательстве уронил Кору на цементный пол.
— Это место больше похоже на храм, чем на подвал, — отметил писатель, — и как уместно... Жертвенный храм.
Три стены комнаты были украшены дорическими столбами, пусть и короткими, а между ними висели шесть металлических клеток. Как раз в одной из них и была причина их беспокойства. Труп обнаженной женщины. Только писатель осмелился подойти. От пупка до горла был сделан глубокий разрез, разделяющий две вялые груди цвета овсянки. Пара хирургических ретракторов осталась прямо в ней, что заставило разрез быть открытым, подобно двойным дверям, дающим ход к сердцу. Стоит сказать, что полость была пуста.
— Вот это я называю веселушка, — сказал Боллз со страхом в голосе.
— Похоже, там чего-то не хватает, — заметил Дикки.
— Сердца, — сказал писатель, а затем осветил различные области комнаты. — Судя по этому крематорию и той старой книге о тефромантии, я бы сказал, что эта несчастная была ритуально принесена в жертву. Смотрите, видите этот пепел? — Писатель указал на кучку пепла под одной из деревянных дверей. — Тефромантия — это оккультная наука, которая использует пепел жертв для различных тёмных искусств, также включающая в себя воплощение.
— Ты хочешь сказать, что Крафтер увлекается этим сатанинским дерьмом? — Спросил Боллз, не совсем понимая, что происходит.
— Ну, у этого человека точно есть хобби.
Дикки пялился на труп девушки.
— Что это было за умное слово, которое ты только что сказал?
— Воплощение? Это означает сделать плоть, другими словами, Крафтер совершил тефроманический ритуал, чтобы вызвать дух или призвать демона...
Боллз и Дикки замолчали. Писатель закурил ещё одну сигарету и внимательно осмотрел несчастную.
Женщину подвесили на дверь с помощью железного крюка, продетого ей в челюсть прямо под подбородком. Под её ногами была огромная лужа крови, стекающая из разреза по её бледным целлюлитным ногам. Кровь уже свернулась и засохла. Её ноги и голени были темно-синими.
— Я бы сказал, что она умерла день, может, два тому назад, — оценил писатель. — Разложение тела ещё не началось, и я хочу ещё добавить, что она не первая, кого постигла такая участь в этой комнате. Теперь он светил на пол. Перед каждой из шести деревянных дверей в причудливой комнате также были пятна от засохшей крови. Писатель толкнул дверь, к которой было подвешена девушка. За ней ничего не оказалось, кроме кирпичной кладки.
— Какого хера это значит? — Спросил Боллз. — Если Крафтер замутил этот дьявольский ритуал, чтобы вызвать демона, то врата в ад должны же быть за этой дверью, а не за стенкой? Правильно же?
Писатель усмехнулся.
— Пока ритуал будет активным, то и врата — открытыми, но это только всё в уме Крафтера. Не существует ни адских врат, ни демонов, мистер Боллз.
— Да?
— Давайте не будем увлекаться, джентльмены. Крафтер — оккультный фанатик. Он считает себя слугой дьявола, служа ему таким образом. Но на самом деле это понятие ничем не отличается от того, что кто-то потирает кроличью лапку на удачу или избегает трещин на тротуаре. Это суеверие. Крафтер, вероятно, верит, что он на самом деле вызывает демонов или что-то ещё, но на самом деле это просто ересь.
Дикки прищурился.
— Ересь?
— Да что за ересь такая? — Спросил Боллз.
Писатель закатил глаза.
— Это чушь собачья, джентльмены! Оккультных наук не существует. Они не работают. Но такие люди, как Крафтер, в это свято верят.
— Вот как, — молвил Боллз, гладя свою козлиную бородку.
— Но если всё это дерьмо и небылицы, — затараторил Дикки, — тогда как объяснить появление чёрной цыпочки наверху, которую я трахнул, и она ещё нагадила на пол из своей киски! Разве это был не демон?
— Нет, мистер Дикки, — уверил его писатель. — Она была галлюцинацией. Кариолитический газ от этого трупа заставил вас и Кору увидеть женщину, а меня он заставил увидеть растущую звезду на полу в той же комнате. Позвольте мне выразиться предельно ясно. Вы вообще слышали когда нибудь об Иммануиле Канте?
Дикки и Боллз смущённо затрясли головами в знак отрицания.
Задал глупый вопрос... подумал писатель.
— Кант был величайшем философом на свете. Он опровергал всякую философию и тем самым доказал, что человечество должно было быть создано высшим существом — Богом, другими словами. Он доказал это с помощью математических теорем. Единственная сущность, которая может существовать вне человека, и есть Бог. Здесь нет места ни для чего другого, включая Дьявола, демонов ада и так далее. Чтобы Бог и Дьявол существовали одновременно, человеческая воля должна быть телеологической, а мы знаем, что этого не может быть. Потому что это всё математика.
Лицо Боллза выглядело озадаченным и растерянным.
— Значит, бог — это не что иное, как куча чисел?
— В некотором смысле, да. Он существует с помощью бесконечного уравнения, которое создало всё, и Бог является началом этого уравнения. Понятно?
— Нет, — Боллз и Дикки ответили одновременно.
Писатель выдохнул дым от сигареты.
— Послушайте, и поверьте мне, парни. Крафтер не призывал сюда демонов, он просто думает, что призвал их.
— Тогда что написано на табличке над дверью, где подвешена мертвая цыпочка? — Спросил Боллз.
Писатель прищурился.
— О, я этого не заметил, — он посветил своим фонарём на табличку и посмотрел. Над дверью прямо в стене была вмонтирована медная пластина, на которой было выгравировано несколько греческих букв. Писатель сделал исключения от использования ненормативной лексики. — Твою мать...
— Что там? — Нетерпеливо спросил Боллз.
— Греческий... — Ты знаешь греческий?
Писатель снова закатил глаза.
— Конечно.
— Тогда что там, чёрт возьми, написано?
После недолгой паузы писатель сказал им:
— Пасифая...
««—»»
Писатель пытался оценить ситуацию. Дикки сказал, что ту черную женщину звали Пасифаей. Разве он мог такое придумать? Эти двое тупее дохлой белки, они-то, наверно, и читать толком не умеют, не то чтобы знать греческую мифологию. Все же он должен был спросить.
— Джентльмены, если позволите. Вы знакомы с легендой о Тесее и минотавре?
Боллз и Дикки уставились на него непонимающими взглядами.
— Я так и думал. — Писатель сел за стол, полный книг и инструментов. — Я пытаюсь понять, как Дикки мог услышать имя Пасифая наверху раньше, чем мы спустились сюда. Итак, когда вы, джентльмены, были детьми, в школе вы изучали греческую мифологию?
— Писатель, — начал честно рассказывать Боллз, — когда мы были детьми, мы трескали родительскую самогонку и подглядывали за девочками в туалете, когда они откладывали личинку. Так что мы не учили никакого греческого дерьма.
— Это про Геркулеса? — Рискнул спросить Дикки.
— Эврика! — Писатель сложил ладони вместе. — Это греческая мифология. Она рассказывает, что тысячи лет назад великий бог Посейдон подарил Миносу, царю Крита, великолепного белого быка, а жену Миноса... Привлёк этот бык, и она решила заняться с ним сексом.
Дикки уставился на него с раскрытым ртом. Боллз выглядел слегка озадаченно.
— Цыпочка трахнула быка, ты хочешь сказать?
— Вообще-то, да, мистер Боллз. Женщина возлегла с быком, который должен был быть принесен в жертву богам. И это случилось не по воле Посейдона. Жена Миноса позже родила продукт своего аберрантного союза: ужасное существо, сильнее самого Геракла, существо по имени Минотавр. Этот зверь был во всех отношениях демоном. Он обладал телом человека и головой быка. — Затем писатель взглянул на Боллза и Дикки для пущего эффекта.
Боллз ударил кулаком по столу.
— Что ты тянешь твою мать! К чему весь этот трёп про ебанного быка!
Писатель улыбнулся.
— Королевская жена была женщиной невыразимой красоты, и звали её Пасифая...
Гнев Боллза сменился озадаченностью.
— Именно так она мне и сказала перед тем, как трахнула меня и растворилась воздухе, — пояснил Дикки.
— Да, да, я помню, — отрезал писатель его пересказ, — я просто пытаюсь найти объяснение этому.
Боллз весело улыбнулся.
— Итак, на этот раз вместо того, чтобы ебстись с быком, она трахнула Дикки?
Дикки тоже засмеялся.
— Чувак, у меня был такой кончун, что я себе в штаны нагадил! — Дикки хотел дать Боллзу пять, но тот не ответил ему взаимностью. Дикки посмотрел на свою ладошку и с проклятьями принялся тереть её о штанину.
— Джентльмены, пожалуйста. Мне кажется, что у нас здесь некоторые проблемы, и нам надо решать их как-то. — Писатель указал на подвешенный труп с разорванной грудью. — Оккультные увлечения Крафтера, очевидно, имеют очень экстремальный характер и независимо от того, верите вы в оккультизм или нет, здесь было совершено убийство. Нашим самым логичным планом действия будет уйти отсюда немедленно. Если нас поймают в этом доме, или увидят прохожие где-нибудь поблизости, нас могут обвинить в этом убийстве.
Дикки ответил на слова писателя самым нелогичным вопросом.
— Так, а что это была за хрень, вылившаяся из дырки Пасифаи на пол?
Писатель потер виски.
— Вы упускаете мою мысль, мистер Дикки. Я не верю, что Пасифая когда-либо была в той комнате.
— Но Дикки говорит, что кинул ей палку, и Кора её тоже видела, — сказал Боллз.
— Я так же не верю, что на том ковре была какая-либо слизь, или что бы оно там ни было.
Лицо Боллза посуровело.
— Но ты сказал, что видел это своими собственными глазами!
— Нет, я сказал, что считаю, что всё, что мы там видели, было галлюцинацией, — заверил писатель, — стрессовая ситуация, зловещий дом, непредвиденные обстоятельства, плюс пары человеческого разложения. Я считаю, что все эти элементы суммировались и вызвали у нас своего рода коллективные галлюцинации, так сказать. — Он ущипнул себя за подбородок. — Единственное, что я не могу понять, откуда Дикки узнал имя Пасифаи, когда он не знает греческую мифологию...
— Тогда, может быть, ты ошибаешься, — предположил Боллз.- Может быть, это была не галлюцинация. Может быть, все это реально, может, эти дьявольские ритуалы Крафтера работают. И что странно, все видели какое-то дьявольское дерьмо в этом доме, кроме меня...
— Ах, вы использовали свои способности дедуктивного мышления, — восторженно сказал писатель, — поэтому?
Боллз потер руки вместе.
— Думаю, пришло время мне подняться наверх и самому всё проверить...
7
Боллз уверенным шагом шёл наверх. Чего мне бояться? Какую-то сумасшедшую черномазую суку? Кучу дерьма Дикки на полу? Ручка пистолета в одной руке, фонарик в другой, Боллз отражал своё внутренниее состояние — я ничего не боюсь. Он вскрикнул, когда поднялся по лестнице и увидел перед собой фигуру, которая оказалась декоративным доспехом.
— Чёрт... — Он закрыл за собой дверь в подвал, и почему-то почувствовал себя не в своей тарелке при виде висящего на ней креста. Свет свечей играл на стенах, и на мгновение ему показалось, что их тени формируют лица...
Но он знал, что этого не может быть. Когда он посмотрел на лестницу, ведущую на второй этаж, бездонная чёрная пустота смотрела на него.
— Не будь таким слабаком! — Приказал он себе, похлопав дулом пистолета по ноге, и начал подниматься по ступенькам. Доски под ковром скрипели, как смеющиеся старухи. Каждый шаг вверх давался ему намного тяжелее предыдущего. Фонарик светил во тьму, когда он, перепуганный, поднялся на второй этаж. Он услышал какой-то стук и был уже готов обмочиться, но потом понял, что это стучало его собственное сердце. Он зашёл в первую комнату и пробежался светом фонаря по всем углам. В комнате воняло гавном, это Дикки постарался, знал он. Он увидел причудливую кровать, стоящую у стены со скомканными простынями, потом он посветил вниз и замер. Там была жуткого вида слизь в форме пятиконечной звезды...
И она двигалась. Казалось, что каждая её конечность удлинялась. Однако, что бы это ни было, Боллз не воспринял это как угрозу. Пустая трата времени. Мы должны вычистить хату...
Недовольный и раздраженный он проверил другие комнаты, которые были похожи на первую, старинная мебель, картины и тому подобное. К черту всё. Пора возвращаться к работе. Он вернулся к лестнице, но остановился. Что-то странное заставило его задуматься... И он снова заглянул в первую комнату...
Грязь с пола начала подниматься, в два столбца с разных сторон, образуя подобия ног. Смутное туманно-зелёное свечение заполнило комнату, лампы на стенах начали бешено мерцать, воздух наполнился необъяснимым статическим электричеством. Разумеетьсяг, Боллз не мог знать, что это явление происходило из потока смертельной энергии, переносящейся на землю из глубин ада. Вскоре масса веретенообразной формы стала вертикальной и приблизилась к шести футам в высоту. Боллз не мог знать, что стал свидетелем пара-плоскостной трансформации. Он просто стоял и смотрел, как безликая фигура начала преобразовываться перед его глазами. Какофония звуков наполнила комнату. Часы, которые он слышал ранее, теперь, казалось, тикали в десять раз быстрее, все это время сущность перед ним росла в высоту и ширину и преобразовывала всё больше деталей, пока...
Дыхание Боллза застряло в груди. Перед ним стояла высокая, красивая, обнажённая женщина с большими грудями. Её кожа была алебастрово-белой и сияла чистотой. И последняя деталь — у этой женщины была бычья голова. Её чёрные волосы спускались по мускулистой шее и спадали на плечи. У неё были зелёные глаза, как подсвеченные изумруды, которые блестели в маленьких круглых глазницах. Но из всего этого существа, этого чудовищного гибрида самой примечательной особенностью была пара длинных изогнутых рогов, прорастающих из её головы. Она стояла несколько мгновений, непонимающе уставившись на Боллза. Затем её нежные белые руки принялись ласкать лоно. Большой и указательный пальцы придавили набухший розовый сосок, затем её рука скользнула вниз по плоскому животу к лобку. Она снова посмотрела на Боллза, фыркнула и мотнула головой. Боллз вышел из оцепенения достаточно быстро, чтобы закричать, обоссаться и выскочить назад в холл, захлопнув за собой дверь. Сразу после этого послышался громкий удар в дверь, и из неё появились два отверстия, через которые торчали кончики рогов существа.
Боллз направил пистолет на дверь и разрядил весь барабан в неё. Шесть пулевых отверстий осталось в центре двери, прямо между пробитыми точками от рогов. Боллз стоял с широко раскрытыми глазами в последовавшей тишине, отмахиваясь от пороховых газов. В следующей момент дверь взорвалась, разлетаясь на сотни осколков, и существо перешагнуло через порог, фыркнуло и огляделось. У Боллза было полсекунды, чтобы заметить шесть пулевых отверстий в стене спальни, а затем он побежал вниз по лестнице так быстро, как никогда не бегал в своей жизни.
8
Во время отсутствия Боллза Кора всё так же лежала на полу без сознания, в то время как Дикки бродил по странной комнате с книжными полками, дорическими колоннами и старыми дверями. Писатель продолжал курить, рассматривая стопку очень древних книг, лежавшую на столе. Каждая секунда, что проходила, казалась им минутами. Дикки продолжал смотреть на потолок.
— Почему он так долго?
— Расслабьтесь, мистер Дикки. Кажется, он довольно решительный человек.
— Но что, если... Что, если чёрная женщина вернулась и теперь трахает Боллза?
— У меня есть полная уверенность, что это не так.
Дикки пытался найти что-нибудь, чтобы отвлечься.
— Что это за книги?
— Это действительно очень интересные книги, мистер Дикки, — сказал писатель, — им сотни лет, и это ещё одно доказательство преданности Крафтера сатанинскому делу. Было несколько томов, которые Крафтер, очевидно, снял с полок для проведения ритуала, которым он занимался.
Также там была и пожелтевшая рукопись, которую сейчас писатель перелистывал.
— Эта книжка самая интересная из всех. Это рукописные заметки известного астролога и оккультного коллекционера по имени Доктор Джон Ди. Очевидно, он оставил эти послания между маем и декабрём 1582 года. Он собирал ритуальные техники из разных источников для собственного использования. Вот, например, один отрывок. Писатель указал на пожелтевший лист пергамента. — Это было переведено из старой книги, которая, как полагают, больше не существует, она называлась Magnum Maleficarum, первоначально написанная на старой латыни. Скопированный здесь отрывок описывает надлежащее использование древесины эйбона.
— Никогда о таком не слышал.
— Это не он, мистер Дикки. Это тип кондиционирования дерева, и вы, может быть, удивитесь, когда я объясню, что здесь написано. Он рассказывает о том, как деревянные доски могут быть ритуально использованы для ритуалов на неосвященном кладбище, которое служит последним пристанищем для упокоения осужденных ведьм.
— Кладбище, мы видели его снаружи! Там же могилы были наполовину вырыты, — сделал умозаключение Дикки.
— Именно поэтому эти шесть дверей и сделаны из досок, взятых с гробов. Каждая такая доска должна была пролежать в земле 666 дней. Эта рукопись довольно лаконична. Ди называет эти двери Талисманской уздечкой.
— Чёйто?
— Подумай об этом таким образом. Каждая дверь волшебная, мистер Дикки. Они были ритуально заряжены оккультной силой, чтобы открыть проход в преисподнюю. И когда будет проведён надлежащий ритуал... То этот барьер, уздечка, опускается, и дверь откроется в предопределенное сверхъестественное царство. — Глаза писателя показали на труп, свисающий с крюка. — Снижение этого барьера, конечно, должно быть связано с человеческими жертвами. В общем, перед отездом Крафтер провёл такой обряд, я полагаю.
Дикки прошептал, широко раскрыв глаза:
— Он открыл дверь в какое-то место, полное демонов...
— Место, да, очевидно, связанное с проклятой демонессой Пасифаей. Бросив вызов Посейдону и влюбившись в своё собственное адское дитя, Минотавра, она была навечно проклята.
— Так вот как чёрная цыпочка попала сюда, через эту дверь, — сказал Дикки.
— Да, Крафтер в это верит. Но не я, и ты тоже не должен в это верить. Это всё часть его сумасшествия. Хотя это действительно интересно. Мы были поражены тем, как он оставил свой дом, полный сокровищ, практически незащищенным. Возможно, он думал, что вызвав Пасифаю, она послужит ему охраной...
— Но а что, если скажем, что всё это правда, — настаивал Дикки, — и что эта Пасифая вышла из двери, на которой Крафтер убил девушку... А что насчёт других дверей? Там написано что-нибудь в бумагах?
— Не в них, а в этом, — а затем писатель поднял очень старую книгу с металлическими петлями и выцветшей золотой позолотой. — The Incarnologie Daemorium, переведенная на английский язык в 1839 году преподобным Монтегю Томасом Александром в Уэльсе. Автор её — довольно зловещий парень, которого звали Граф Мишель Лемуан Виллирмос, который был сожжен на костре в Сент-Клоде, Франции, в 1680 году за использование чёрной магии и растление малолетних. Сообщается, что он был литоманцем, то есть практиковал чёрную магию через камни. Если вы посмотрите внимательно, краеугольный камень каждой двери чуть выше каждой латунной пластины, и смотрите, они все установлены с разными камнями. Дикки всмотрелся и действительно заметил крошечные камушки разных цветов, прикрепленные к каждому блоку.
— Что это за дерьмо — рубины, бриллианты?
— Боюсь, что нет, мистер Дикки. Это полудрагоценные камни, такие как аметист, оникс, гален, кварц — они не имеют денежную ценность, но для литоманса это источник магии.
Далее писатель указал на странную одежду, похожую на халат, висящую в открытом шкафу. Он выглядел сшитым из чёрной мелочной ткани, но одеяние ослепляло, ибо в её ткань были вшиты сотни полудрагоценных камней.
— Несомненно, Крафтер носил эту тунику во время обряда... Все маги и колдуны, практикующие чёрное исскуство, носили такие плащи.
— Вау, волшебный пидьжмак! — Выкрикнул удивленный Дикки.
— Он самый, — писатель вернулся к Daemorium Incarnologie. — Виллирмоз был самым известным колдуном чёрной магии, и в этом бесценном гримуаре он конкретно идентифицирует каждую из шести сверхъестественных областей, к которым он якобы мог получить доступ. Дверь, которую мы уже идентифицировали, это область Пасифаи. Дверь, что рядом, открывает вход существу из доисламского фольклора, известное как Гуль, ну, чтобы тебе было более понятно, это упырь. Третья дверь? Ликантроп, также известный, как оборотень. Четвёртая дверь открывает проход в царство Носферату, или вампира. Пятая — Кхмок, это азиатская версия зомби, которая предшествует вуду на тысячи лет. И, наконец, шестая прячет за собой существо, с которым я до этого был незнаком, нечто, что зовётся Сперматогойлом, которое, согласно этой книге, родом прямиком из ада. — Писатель поднял брови. — Я понятия не имею, что это может быть такое, но я могу предположить, что оно связано со спермой.
Дикки передёрнуло.
— Ты имеешь в виду мужские сопли? Спермак? Молофью?
Писатель улыбнулся.
— Да, Дикки, молофью...
Дикки почесал свисающий пивной живот, а затем спросил явно подозрительно у писателя:
— Откуда ты столько знаешь обо всём этом дьявольском дерьме?
— Только из нескольких курсов истории метафизики, которые я взял в колледже. По сути это ничем не отличается от обычного фольклора, мы не изучаем его, не потому что верим в него, мы изучаем его, чтобы проанализировать аспект нашего интеллектуального развития. До того, как человечество стало достаточно умным, чтобы мыслить рационально, мы придумывали истории и суеверия, чтобы объяснить вещи о нашем существовании, которые мы не понимали. Это всё довольно глупо, и делает нашу расу похожей на кучу скоморохов.
— Ну, не знаю даже, — сомневался Дикки.
— Неважно...
Стон раздался из-за угла. Кора пришла в себя. Она моргнула, покачала головой, приподнялась и села к стене.
— Сука! Этот ублюдок опять меня вырубил?
— Конечно, вырубил, Кора, — сказал ей Дикки. — Боллзу не нравится, когда цыпочки слишком много галдят.
— Ублюдок, — пробормотала она, — где он сейчас?
— Наверху, пошёл осмотреться.
Только сейчас всем надоедающая проститутка заметила вонь.
— Чёрт, пахнет, как... — И тогда она завопила, когда увидела мертвую женщину, подвешенную к двери.
Дикки и писатель стиснули зубы и закрыли уши ладонями.
— Что это за ебанина! Подземелье ужасов, что это?
— Современный эквивалент, можно сказать, — ответил писатель.
— Что здесь происходит? — Умоляла она. — Я не могу этого вынести! Дикки, пожалуйста! Развяжи мне руки!
Дикки хмыкнул:
— Чёрт, Кора, извини, но я не могу этого сделать.
— Почему?
— Блин, ну ты понимаешь же, Боллз не на шутку разозлится.
— Да пошёл он! — Она плюнула в Дикки.
— Отпустите меня! На кой хер вы держите меня связанной! Эта вонь убивает меня! Давайте свалим отсюда уже! Пожалуйста...
— Потерпи ещё чуть-чуть, Боллз скоро придёт и отпустит тебя.
Девушка начала рыдать.
— Она безобидна, мистер Дикки, — сказал писатель, — я думаю, её можно развязать.
— Ты что! Боллз взбесится тогда.
Теперь она начала умолять с новой силой:
— Дикки! Дикки! Отпусти меня, я позволю вам трахнуть меня...
— О, это хорошее предложение, но нет...
— Смотри, смотри, — а потом она ловко стянула шорты до середины бёдер, — просто взгляни на мою прекрасную киску, и тогда ты будешь сам меня умолять! Только посмотри на неё! Разве это не восхитительно выглядящая пизда?
Дикки и писателя чуть не вырвало при виде её гениталий.
— Блин, Кора, это самое уродливое, что я когда либо видел! — Жаловался Дикки. — Как будто две дохлые крысы прилипли друг к другу. Никогда не показывай это дерьмо людям.
— Ну тогда... Как насчёт моей сраки? Только взгляни на неё! — А потом она повернулась и загнулась, открыв свою голую задницу. На этот раз Дикки блеванул. Ягодицы Коры напряглись, открыв анус, который больше походил на сгусток стальной шерсти... С красным отверстием внутри него, усыпанным гнойными, воспалившимися прыщами.
Дикки завопил, как резаный:
— Твою мать! Надень обратно шорты, или я убью тебя! Ты испортила моё сексуальное хотение на год!
Кора упала на пол, рыдая. Писатель вздохнул с облегчением, что ему не пришлось больше смотреть на эту страшную щель.
— Бьюс об заклад, она не так много зарабатывает, как проститутка...
Кора рыдала ещё несколько минут, натягивая шотры обратно, но в конце концов её глаза вернулись к бледному трупу на двери. Она уставилась на него, разинув рот.
— Мой ёбанный рот, я знаю эту суку...
— Да? — Сказал Дикки.
— Да, я часто видела её, когда работала на стоянке для грузовиков. Однажды ночью она отмудохала меня за то, что я брала меньше денег, чем она... Сука.
Дикки засмеялся.
— Значит, она тоже шлюха?
На этот раз писатель присмотрелся внимательнее.
— Учитывая очевидные героиновые дорожки на её руках и татуировки с сексуальным посылом, можно с уверенностью сказать, что она не церковный органист.
— Но что, чёрт возьми, случилось с этой грязной шлюхой? — Спросила Кора.
Теперь Дикки был достаточно подкован и с гордостью сообщил ей:
— Колдун-пердун принёс её в жертву дьяволу, чтобы в наш мир могли войти демоны. Вот откуда взялась эта чёрная цыпочка наверху.
Писатель снова поморщился.
— На самом деле, мистер Дикки, это суеверный бред Крафтера. Я уверяю вас, что ни один демон не входил в эту дверь, и не было никакой чёрной женщины, всё, что мы видели, было общей галлюцинацией!
Затем сверху раздались выстрелы: Бам-бам-бам-бам-бам-бам!
Кора завизжала. Писатель снова стиснул зубы.
Дикки обоссался и закричал:
— Боллз в кого-то шмаляет!
Послышались безумно быстрые шаги, гремящие вниз, затем раздался стук кулаков в дверь.
— Диииккииии! Открой эту чертову дверь!
Дикки застыл на месте, а писатель помчался вверх по ступенькам подвала и открыл дверь, ошизевший от страха Боллз ворвался внутрь и полетел кубарем вниз по лестнице. За секунду или две до того, как писатель закрыл дверь, его глаза смотрели в освещённую свечами гостиную, где, как ему показалось, он увидел бледный обнаженный женский силуэт. Он рассмотрел большую грудь, плоский подтянутый живот, а ещё лысый толстенький, красивый лобок и вот только вместо женской головы была голова чёрного ангусского быка с рогами. Писатель захлопнул и запер дверь в тот момент, как на неё обрушился сильный удар, дверь содрогнулась, но выдержала, и в тот же момент он услышал животный вой... Писатель сбежал по лестнице и тотчас же закурил.
Дикки помогал Боллзу подняться и выглядел таким же потрясенным, как и писатель.
— Боллз, — воскликнул Дикки, — в кого ты шмалял?
— Я стрелял, стрелял в неё! — Кричал Боллз. — Я всадил в неё весь барабан! Чувак, я видел отверстия от пуль в стенке за ней...
Писатель сел и глубоко вздохнул.
— Господин Боллз. Что именно вы видели наверху?
— Держу пари, что это чёрная цыпочка вернулась, — сказал Дикки, — это ведь она вернулась, не так ли?
Боллз посмотрел на своего друга с удивлением.
— Нет, Дикки. Это была белая цыпочка с...
— Головой быка? — Спросил писатель.
— Вы тоже её видели?
— Да, — сказал писатель и выпустил сигаретный дым. — Я видел голову быка на женском теле, так что я думаю, что это Минотавра. — Он покачал головой, убежденный в своей решимости. — Но, как и прежде, я настаиваю, это была галлюцинация. Нечеловеческий вой снова раздался сверху, сотрясая дом.
— Глюк! Да? Тогда что это, чёрт возьми, было!
— Я утверждаю именно это. Мы все оказались в жутких обстоятельствах, — он указал на жертвенный труп и развёл руками, — всё это усиливает силу внушения и создаёт режим множественных галлюцинаций.
— Ай, да ты, блять, дерьмо-то ты собачье! — Завопил Боллз. — Ты ёбанный мудак, который утверждает, что нет никакого дьявола или демонов, что Бог — кусок математики! Ну, я скажу тебе одну вещь, писатель. Эта штука наверху выглядит, как ёбанный демон.
— Если это был демон, Мистер Боллз, то почему он не сломал дверь и не спустился сюда?
— Из-за креста на двери, придурок! — Ответил Боллз.
Писатель не мог придумать никаких аргументов. По его мнению, его экзистенциальная актуализация теперь встретила самою большую проблему. Он думал о главном герое Сартра в "Стене", который столкнулся с подобной проблемой, представ перед расстрельной командой...
— Я докажу вам, невежам, что Бог — это единственное сверхъестественное существо, которое может существовать! — И затем писатель решительно направился к ступенькам, ведущим из подвала.
— Чувак, дай ему пистолет, — крикнул Дикки.
— Толку от него, я разрядил в неё барабан, и её даже не оцарапало.
— Спасибо, но мне не понадобится пистолет, мистер Боллз, и мне не будет толку от любых средств защиты, потому что я уверен, что наверху нет ничего, от чего мне нужно было бы защищаться. Все, что есть наверху, это плод нашего воображения, которое никому не навредит.
Боллз ухмыльнулся.
— Эта большеголовая сучка прибьёт твою ученую задницу к стене своими рогами. Болван.
— Не уходите! Останьтесь, — завизжала Кора.
Писатель поморщился, затем пошёл по ступенькам.
"Только вера может спасти меня сейчас,"- подумал он, перекрестился и улыбнулся. Он отодвинул щеколду на двери и смело распахнул её. Он вышел, повернулся, затем, не колеблясь, вошёл в гостиную, освещённую мерцанием свечей.
Минотавра стояла в противоположном углу. Нити соплей полетели во все стороны, когда она дернула своей большой головой в его сторону. Писатель заставил себя посмотреть, заставил свой взгляд медленно устремиться вверх по провокационному телосложению существа, а затем остановил его на звериной рогатой голове.
— Ты не воплощение демонического потомства, — орал писатель, — ты просто галлюцинация. Тебя не может быть, чтобы в тебя поверить, нужно отвергнуть всё, во что я верю. Нет силы большей, чем сила правды!
Писатель закрыл глаза. Сплошное недоумение последовало дальше: адское фырканье, нечестивый рёв, топот ног по полу... и боль. Писатель открыл глаза, как только существо врезалось в него, заставив дом содрогнуться. Рога прошли прямо под его подмышками и пригвоздили к стене. От силы удара штукатурка осыпалась с потолка, картины посрывались со стен, и бюсты попадали на пол. Писатель обильно помочился в штаны и пукнул с подливкой, и он не мог быть уверен, но ему показалось, что бычья морда улыбалась ему во время удара. Крикнув, он поднял руки, выскользнул из роговых скоб и побежал, всхлипывая, обратно к двери подвала. За спиной он услышал, как Минотавра вырывает рога из стены, снова фыркает и с адским криком бежит за ним. Писатель влетел в чёрный пролет и захлопнул за собой дверь.
Все волосы на его теле встали дыбом, когда существо взвыло перед дверью. Больше удрученный, чем испуганный, он спустился по ступенькам. Боллз, Дикки и Кора все смотрели на него.
— Наверное... Иммануил Кант ошибался, — признал писатель. Он опустился на стул. — И, кажется, я обделался...
— Не расстраивайся, — засмеялся Боллз, — я тоже навалял.
— И я нахезал, — признался Дикки.
— Что мы будем делать? — Спросила Кора. — Эта штука не выпустит нас отсюда!
— Мы могли бы подождать, пока Крафтер вернётся, — пробормотал Дикки.
— Господи, у вас есть мозги? — Заметил Боллз. — Он вернётся через неделю, и все, что он, сделает, так это принесёт нас в жертву сатане!
— Но разве эта штука наверху не убьет его, когда он войдёт в дом? — Спросила Кора.
— Скорее всего, нет, — сказал писатель, — в демоническом воплощении, в которое я теперь верю, призванное не может навредить призывателю. Минотавра родилась от Пасифаи.
— Пасифая, — пробормотал Боллз, пытаясь вспомнить хронологию событий, — Крафтер вызвал её сюда из ада, убив ту толстуху на двери?
— На данный момент у меня нет другого выбора, кроме как сказать да, — заключил писатель.
— Потом она трахнула Дикки и нагадила на пол из киски Диккиной молофьей и чёрт пойми каким ещё дерьмом, из которого потом и вылезла эта рогатая сука?
Писатель кивнул головой в знак согласия.
— О, это был охеренный кончун, мужики! — Вставил Дикки. — Чертовски хороший, да, лучший, так и было!
— Заткнись, — сказал Боллз. Теперь он смотрел на несчастную покойницу. — Неужели вся эта хрень из-за того, что Крафтер прихреначил её уродливую задницу к двери.
— Совершенно верно, используя ритуальные инструкции, найденные в этих книгах, и совершив особый ритуальный призыв, известный, как тефромантия.
— Чёрт, а это точно? — Он насадил её на выбранную дверь, удалил её сердце с помощью этих кусачек и хирургических ретракторов, после положил его в этот крематорий и превратил в пепел. После этого он осыпал пеплом камни транца над дверью, а затем...
Владения Пасифаи в аду были открыты достаточно долго, чтобы она выбралась.
Дикки поднял нос. Кора хмыкнула. Писатель закурил ещё одну сигарету, Боллз уставился в точку, о чем-то думая...
— Мужик, ты говоришь, что если вызвать что-то из этих дверей, то оно не навредит вызвовшему?
— Вы думаете, что, если мы сделаем свой собственный призыв, мы могли бы использовать то, что мы вызвали, чтобы убить Минотавру...
— Да! Эта наш гребаный билет из этого проклятого места! У Крафтера получилось, и у нас должно! — Радостно тараторил Боллз.
Писатель усмехнулся, выпустив дым из носа.
— Мистер Боллз, процесс потребует, чтобы один из нас был принесён в жертву...
Наступило тяжёлое молчание Очень медленно Боллз и Дикки перевели свои взгляды на Кору. Писатель подумал: "О, боже мой..."
Кора грызла ногти на руках.
— Какого хрена пялитесь на меня, деревенщины?
Боллз пожал плечами.
— Ну, видишь ли, Дикки — мой друг, писатель — башковитый мужик, а ты на кой хрен нам, Кора? К тому же, я смотрю, от тебя толку, как от коровьего хуя...
— Отпусти меня, ублюдок! — Завопила она.
Кулак Боллза в очередной раз остановил протесты Коры. Она снова вырубилась.
— Это убийство, — напомнил им писатель, — преступление.
— Похоже, что меня это волнует? — Ответил Боллз. — Мужик, мы просто вызовем нашего собственного демона, а потом сможем выбраться отсюда и уйти с чертовски хорошим уловом!
— Ехха! Верно сказано, Боллз! — Завопил возбуждённый Дикки.
Писатель пытался придумать любую идею, чтобы сорвать их план.
— Тефромантия требует человеческого пепла, поэтому у Крафтера есть собственный крематорий. Скорей всего, он даже не будет работать при отключенном питании.
Крошечная интуиция Дикки подсказала ему.
— Но эта штука работает на газу, так же? Мы же видели газовые балоны снаружи.
Боллз поднял защитную крышку, покрутил вентиль и нажал кнопку розжига...
Конфорка загорелась от всплеска пропана.
— Поверь, писатель! — Боллз крутанул ручку до максимума, — похоже, мы готовы к собственному Дерьмонерическому ритуалу!
9
Писатель чувствовал себя в конечном счёте ответственным за их действия. По крайней мере, её мучения и боль от пристрастий к наркотическим веществам подошли к концу. Боллзу не нужны были какие-либо инструкции, он и Дикки подняли бессознательное тело Коры и насадили её подбородок на торчащий крюк из двери. Глаза наркоманки широко раскрылись, когда его конец вышел чуть ниже левого глаза. Потом из её рта пошла пенная кровь.
Боллз посмотрел сначала на ещё живую Кору, потом на писателя.
— Она должна быть голой?
— В этих книгах точно не указывается, — сказал писатель, сдерживая нахлынувшую тошноту. — Но голые жертвы предпочтительнее, я думаю. Нагота порождает похоть, а похоть оскорбляет Бога. Поощряя тем самым демонический источник сил, вы как бы выражаете дань уважения ему, предлагая голую жертву.
Боллз разрезал майку Коры и нахмурился, когда увидел нечто похожее на две женские груди.
— Чёрт. Я видел комочки теста в блинах больше, чем её сиськи. Надеюсь, её задница выглядит лучше, чем эти маленькие кожные мешочки на месте сисек!
— Не надейся, чувак, — уверил его Дикки.
Боллз стянул её обрезанные шорты с запачканных калом и мочой ног.
— Ооххх! Ты, должно быть, издеваешься надо мной! — Он выл от вида гениталий подвешенной наркоманки. — Что это за дерьмо такое? Её пиздень выглядит, как раздавленный опоссум на дороге!
Ни писатель, ни Дикки не повернули головы в этот раз. Выражение лица Боллза прояснилось, когда он взял большой инструмент, похожий на садовый секатор.
— Как тебе нравится? — Спросил он, повертев инструментом перед заплаканными глазами Коры, и без промедления воткнул нижнюю лопасть резца ей в живот и толкнул его.
Треск! Треск! Треск!
Боллз начал распарывать брюхо Коры от нижней части живота к шее. Тёмная, кишащая болезнями кровь лилась из ужасающей раны.
— Давай посмотрим... Дикки, принеси мне эту металлическую рамку, правильно же, писатель?
Писатель вздохнул.
— Да, нужно расширить грудную полость, чтобы получить доступ к сердцу.
Боллз догадался интуитивно. Он воткнул штыри ретрактора в разрез, затем повернул каждую из двух ручек. Каждый кривошип делил отрубленную грудную клетку на части. Боллз извлёк грудную клетку и руками вывалил розово-черные лёгкие, чтобы добраться до сокращающегося мышечного мешка.
— Дикки, зырь, оно белое! Писатель, я всегда думал, что сердце красное!
Писатель с ужасом сообщил:
— Белая масса на самом деле является перикардом, который окружает сердце. Боюсь, вам придётся вырезать и то, и другое.
Сердце всё ещё едва билось. Боллз схватил его и дёрнул, затем с удивительной тонкостью разорвал дугу аорты острым, как бритва, ножом. После этого шлейф крови толщиной в дюйм вылетел и ударил Дикки прямо в лицо.
— Чёрт! Боллз!
— О, — конечно, Боллз хихикнул. — Прости, Дикки. Не глотай её кровь. Она по-любому спидозная.
Дикки плевался, отчаянно вытирая кровь с лица, в то время как Боллз вытащил сердце, разорвав легочный ствол, верхнюю и нижнюю полые вены и все другие мясистые соединения. Кора висела по прежнему с открытыми, но уже ничего не выражающими глазами. Её мочевой пузырь опорожнился, как будто у беременной отошли воды.
— Надеюсь, хоть она не насрёт, — раздражённо сказал Дикки.
— Нет, конечно, чувак, она же питалась одной спермой. А как все знают, сперма не превращается в дерьмо!
Писатель побледнел.
Боллз повернулся с отрубленным сердцем в красной руке.
— Так, что мне теперь делать...
— Положите сердце в тигель, затем положите его в крематорий, — бубнил писатель, — используйте щипцы. Там, наверне, около 2000 градусов.
Боллз последовал инструкции и открыл люк крематория. Жар наполнил комнату. Тень Боллза двигалась по стене, когда он поместил тигель внутрь, снял щипцы и закрыл люк. Он вытер руки о туловище трупа Коры. Затем подошёл к двери, на которой висел её труп и открыл её. Дверной проём был забит кирпичами.
— Демон должен быть прямо сейчас?
— Нет, нет мистер Боллз, — поправил его писатель, — в тефромантии сердце сначала должно быть обращено в пепел, затем пепел должен быть высыпан на драгоценные камни в двери. Потребуется какое-то время, чтобы сердце сгорело. О, и раз мы уже занялись этим, я думаю, вам стоит надеть эту мантию.
— Чё за манду надеть? — Не понял его Боллз.
— Вот это, — сказал Дикки и схватил усыпанный камнями халат, — это волшебная куртка, которую должны носить колдуны.
Боллз нацепил на себя мантию, сотни полудрагоценных камней заблестели на нём, как диско-шары.
— Круто! Посмотрите на меня, я настоящий колдун!
Дикки хмыкнул:
— Ты больше похож на педика с Огненного острова.
— Заткнись! — Рявкнул Боллз и обратился к писателю.
— Я что-то не подумал, какого демона мы вызываем?
— Дверь, на которую вы подвесили Кору, согласно металлической табличке над ней, указывает, что якобы она открывает проход во владения демона Сперматогойл.
Боллз не понял его.
— Что это за хрень ещё такая?
Писатель пожал плечами.
— Так написано в книге и на медной табличке. Я понятия не имею, что это такое, — и после того, как он ответил, писатель задумался. Неужели нечто действительно войдёт в эту дверь? Нет, не может такого быть. Даже после всего того, что он сегодня видел, он не мог в такое поверить...
— Как его правильно называть? — Спросил Боллз, — спермяк?
— Сперматогойл, — повторил писатель, — я могу только предположить, но, возможно, это какой-то демон плодородия.
— А будет ли он достаточно крутым, чтобы отделать ту рогатую суку наверху?
— Мистер Дикки, мы можем только надеяться на это...
Боллз гладил свою козлиную бородку.
— Писатель, мне нужно читать какое-нибудь магическое дерьмо?
Раздался ещё один усталый вздох.
— Я всего лишь писатель, а не колдун. Я не знаю. Но обычно в таких случаях действительно используют молитвы, читают заклинания и поют гимны дьяволу... Но ничего подобного не упоминается в заметках Крафтера.
— Так, и что нам остаётся, просто сидеть и ждать? — Как только это сказал Боллз, жара в комнате выросла, что только ухудшило зловоние смерти от первого трупа. Все трое сидели, вспотев, ерзали на своих местах и постукивали ногами. Никто из них не обращал внимания на громкие шаги и фырканье минотавры наверху. Время от времени можно было услышать грохот и звон разбиваемых ваз, когда она что-то переворачивала. Её шаги раздавались по всему этажу от двери подвала и в другие комнаты.
Писатель предположил, что так она даёт им шанс и хочет выманить. Через час Боллз проверил тигель.
— Похоже, готово! Дикки, хочешь попробовать?
— Теперь аккуратно высыпи пепел на табличку над дверью, — посоветовал писатель, — вам придётся дать остыть пеплу, прежде чем вы сможете приступить к остальному.
Боллз взял щипцы и сделал, как ему было велено. Он осторожно вывалил пепел и сказал:
— Дикки, положи руку на пепел и посмотри, остыл ли он.
— Иди в задницу, Боллз!
Боллз хихикнул.
— Знаете, мне нравится это колдунье дерьмо, может, заведу себе такое хобби.
— В старые времена, — сказал писатель, — вас сожгли бы заживо или выпотрошмли бы за такие слова. Черная магия считалась худшим преступлением, которое мог совершить человек. Хуже, чем убийство, хуже, чем изнасилование и растление малолетних.
— Да? Ну этим всем я уже занимался, так почему бы и не заняться этим тоже?
В конце концов, пепел остыл наощупь.
— Писатель! Теперь всё, что мне нужно сделать, это высыпать пепел на дверь?
— Над замковым камнем в арке.
— С моей стороны?
— Конечно!
Боллз схватил горсть пепла, а затем принялся посыпать им драгоценный камень над трупом Коры.
— Что дальше?
Писатель пожал плечами.
— Попробуй открыть дверью.
Боллз взял железный засов двери и глубоко вздохнул... Дикки сильно дрожал, писатель смотрел с уверенностью, что за дверью ничего не будет, кроме кирпичной стены. Боллз медленно потянул защелку, и старая дверь распахнулась сама по себе. Челюсть писателя отвисла. Кирпичной стены за дверью уже не было, на её месте был чёрный провал. Яркий зеленовато-желтый туман медленно начал вплывать в комнату, неся с собой какое-то странное влажное тепло. Какофония звуков резко наполнила комнату: ветер, безумный скрежет металла, тысячи криков... Писатель, Боллз и Дикки стояли неподвижно и пребывали в шоке. Ещё один шум стало слышно намного ближе.
"Шаги?" — Подумал писатель. Раздалась серия мокрых, шлёпающих ударов. Боллз стоял ближе всего к открытой двери. Его глаза расширились, когда он увидел, что приближается к двери, ошеломленный, он медленно отступил назад.
— Чуваки, вы не поверите, что идёт...
Странная тень пересекла пол, когда гигантская масса мускулистой плоти вошла в комнату. Оно обладало голыми руками и ногами, которые можно было бы охарактеризовать, как животные, а не человеческие: толстые, длинные, с большим количеством мышц, чем у человека, висящие руки с волосатыми костяшками пальцев, босые ступни напоминали ноги то ли слона, то ли бегемота. Руки были соединены на ногах, и именно оттуда начиналось мясистое тело существа. Ни туловища, ни грудной клетки, не было ничего, что можно было бы назвать средней секцией. Вместо этого тело твари было эрекцией человеческого пениса длиной в метр и восемь дюймов.
— Это и есть тот самый демон? — Спросил Дикки, не веря своим глазам.
Боллз казался больше сердитым, чем напуганным.
— У демона должны быть рога и острый хвост! Это дерьмо — не демон! Это гигантский хуй на ножках!
По правде, огромный стояк с руками и ногами также имел и лицо... Длинные щелевидные глаза моргнули, смотря на них: под красными глазами находился торчащий, похожий на сосновую шишку, нос. Рот они не увидели, но стоит сказать, где было это лицо: на вершине свисающей мошонки, в которую были помещены два яичка размером с дыни. Большой сморщенный мешок мошонки был полон длинных засаленных чёрных волос.
Боллз сел в недоумении.
— Это самая глупая штука, которую я когда-либо видел!
— Это хуй на ножках, — пробормотал Дикки. — Чёрт возьми, как это дерьмо замочит минотавриху наверху?
Писатель курил и смотрел на Сперматогойла.
— Возможно, вы и правы, но у нас нет другого выбора, кроме как проверить.
Тьма медленно рассеялась в дверном приёме, и кирпичи заполнили проход. Между тем Сперматогойл забавно огляделся и удивлённо уставился на троих мужчин. Писатель рискнул предположить:
— Возможно, мы так же курьёзно выглядим для него, как и он для нас.
Толстые ноги неуклюже засокращались вверх-вниз, когда существо пошло по комнате. Существо взглянуло на лежащие книги на столе, потом повернулось к Боллзу в его сверкающем одиянии. Сперматогойл поклонился.
— Это знак почтения, — сказал писатель, — он благодарит вас за то, что вы вызволили его из ада.
Боллз уставился на монстра.
— Ну, бля, добро пожаловать на землю, членоголовый...
Нездоровое любопытство заставило писателя приглядеться к отвратительному существу. Огромных размеров эрегированный член покачивался из стороны в сторону, вены толщиной с садовый шланг пульсировали по всему туловищу. Капюшон крайней плоти плотно прилегал к кончику, но затем мускулистые руки потянулись вверх и оттянули её вниз, вдоль туловища, открывая макушку, как у лысой головы. Только у этой головы была огромная отвратительная прорезь посередине.
— О, чувак! — Пожаловался Боллз. Звериные руки опустились вниз и начали таким же образом подниматься наверх...
— Он сам себе дрочит! — Удивился Дикки.
Писатель закурил ещё одну сигарету и вздохнул. По мере того, как поглаживание продолжалось, мошонка начала втягиваться. Ноги монстра подогнулись, а руки ускорили свой темп, и ещё через несколько мгновений существо закатило свои глаза в явном волнении. Когда скорость рук достигла максимальной скорости, существо опустило свой половой орган к полу и...
— О, Господи! — Воскликнул Боллз. Отверстие в головке расширилось, как пустая глазница, и оттуда хлынула дюжина густых, шаровидных сперматозоидов. Когда кульминация оргазма завершилась, на полу растекалась огромная дрожащая, желеобразная лужа семени.
— Заебись, — пробормотал Боллз.
Тварь вновь обрела самообладание, отступила назад и снова поклонилась Боллзу.
— Действуйте снисходительно, — предложил писатель.
— Чего?
— Скажите спасибо. В своём акте мастурбации он отдаёт дань уважения вам. Он предлагает вам подарок, мистер Боллз. Дар его адского семени.
Боллз косо посмотрел на писателя.
— Ты говоришь мне, что я должен сказать спасибо гигантскому хрену за то, что он кончил на пол?
— Он должен знать, что угодил своему хозяину, так он будет служить более эффективно.
Боллз обратил ухмыляющийся взгляд на Сперматогойла.
— Спасибо! Чело-хуй...
Зверь кивнул головой.
— И хоть он и не выглядит грозным противником против Минотавры, — продолжил писатель, — мы понятия не имеем, какой силой он обладает, но, я полагаю, он будет выполнять все ваши приказы.
Боллз смотрел прямо в алые глаза монстра.
— Видишь ли, дружок, я бы хотел, скажем так, посмотреть, на что ты способен, будь любезен, покажи нам свои демонические силы.
Мускулистые руки и ноги существа напряглись, а затем он наклонился и зачерпнул горсть спермы с пола. Вещество было похоже на человеческое семя, только на много плотнее. Монстр подошёл к двери, где висела пухлая растерзанная проститутка. Сперматогойл растер горсть спермы между ног мёртвой женщины.
— Фу, гадость, — сказал Дикки. — Он втёр спермяк в дырку мёртвой цыпочки!
— Чёрт, у меня тоже есть такая суперсила, — протестовал Боллз.
— Будьте терпеливы, — заметил писатель.
Теперь кончиком пальца Сперматогойл написал невидимое слово на животе мёртвой женщины, как бы рисуя пальцем, только спермой вместо краски.
— Несомненно, каббалистическая надпись, — предположил писатель.
Затем существо отступило и смотрело. Живот мёртвой девушки начал раздуваться.
— Труп! Труп! Залетел, — шокированно вопил Дикки.
Живот мёртвой проститутки продолжал расширяться, татуировка любовного органа увеличивалась, пока полностью не деформировалась. Из мертвого влагалища хлынула отвратительно пахнущая жидкость...
Затем резко живот сдулся и выдавил что-то коричневое на пол...
— Жмур родил ребёнка! — Не унимался вопить Дикки.
— Чувак, это не ребёнок, — перебил его Боллз, — похоже на гигантский кусок гомна...
Писатель собрал всю свою смелость и поднял странный коричневый предмет, вытер руками какую-то послеродовую слизь.
— Не может быть, — а затем он разломал объект руками. И показал его всем.
— Я так и думал. Это буханка чёрного хлеба, — молвил Боллз.
— Вкусного? — Спросил Дикки.
Боллз и писатель уставились на него.
— Чтоооо? Я голодный, — оправдался Дикки.
— Долбанная булка хлеба? И это должно было впечатлить меня? Чёрт! Сперман! В этом нет ничего крутого, покажи настоящию магию.
Сперматогойл, казалось, почувствовал недовольство своего хозяина. Он втёр ещё одну горсть спермы мёртвой женщине, вывел ещё одно слово на её животе..
— О, чёрт! Он снова обрюхатил сучку! — Воскликнул Дикки с набитым черным хлебом ртом.
Предыдущий процесс повторился, живот распух, и всё по новой... Но на этот раз на пол упало что-то более существенное, это была отрубленная человеческая голова.
— Как тебе такое волшебство? — Спросил писатель.
Дикки проглотил очередной кусок хлеба и сказал:
— Жаль, голову не съешь.
На этот раз Боллз оказался удивлённым. Он подтолкнул голову ботинком и повернул её лицом вверх. Глаза головы были открыты от ярости, а губы шевелились в возбуждении.
— Это не просто голова какого-то чувака, — признался Боллз шёпотом, — это жбан моего мертвого папочки...
В комнате воцарилась тишина.
— Она живая, — пробормотал Дикки, тем самым выронив последний кусок хлеба изо рта. — Она, вроде, что-то говорит, только почему-то не слышно ничего.
— Из-за отсутствия голосовых связок, — предположил писатель.
— Никогда не любил этого придурка, — сказал Боллз и поднял мёртвую голову за скользкие волосы, — всё своё детство я только и слышал, как он называл меня мудаком, говнюком и белым мусором...
Он открыл дверцу крематория. Губы головы безмолвно кричали: "Мудак! Дерьмо ебаное! Белый мусор!" А затем Боллз кинул голову в крематорий и закрыл люк.
— Это было изумительно! — Дикки аплодировал.
— Смотрите. Сперматогойл же не закончил своё магическо-дьявольское представление, — отметил писатель.
Сперматогойл поднял толстый палец чтобы привлечь внимание Боллза, затем он снова зачерпнул сперму с пола, но только на этот гораздо больше.
— Что он мутит? — Спросил Боллз.
— Продолжает демонстрацию, которую вы требовали, — предположил писатель.
Зверь подошёл к трупу Коры. Скользкие влажные звуки наполнили комнату, когда монстр принялся натирать тело мёртвой женщины спермой с ног до головы, пока она не засветилась, как ёлочная игрушка. Он снова начертил на ней какое-то невидимое оккультное слово, но на этот раз на лбу. И...
Глаза Коры медленно открылись и начали двигаться...
— Я не могу в это поверить, — причитал удивлённый Дикки, — настоящий спермовоскреситель!
— Треклятый монстр оживил Кору, — кричал Боллз.
Тощие руки Коры поднялись вперёд, как у лунатика, и она начала вяло извиваться на крюке, который проходил через её подбородок и выходил под глазом. Её губы слабо зашевелились, и прозвучал ужасающий голос, словно из могилы:
— Как метааа хочетсяяяя...
Писатель был ошеломлён тем, что он видел только что своими собственными глазами.
— Мистер Боллз, вас это впечатлило? — Спросил он.
— Да, — неохотно, но Боллз согласился, — я думаю, чтобы сделать всё это, нужно знать хорошо своё дело.
— Я бы сказал, что наш эрегированный друг — метафизик, — похвалил его писатель, — но сейчас... Думаю, пришло время выпустить его на Минотавру.
Потолок затрясся, когда она завыла наверху.
— До сих пор писатель был прав насчёт всего, — заметил Дикки.
Боллз ехидно кивнул.
— И лучше бы он был прав и сейчас... Потому что если он ошибётся, то будет следующим, кого я завалю.
Писатель проглотил это.
Боллз подошёл прямо к Сперматогойлу.
— Я хочу, чтобы ты пошёл наверх и отдрючил там минетаврессу.
— Минотавру, — поправил его писатель.
Сперматогойл поклонился, повинуясь, затем повернулся и со чпокающими звуками пошёл вверх по ступенькам.
Писатель, Боллз и Дикки с беспокойством смотрели друг на друга, писатель первый нарушил тишину:
— Джентльмены. Я думаю, что это то, что мы не имеем права пропустить.
Писатель побрёл следом за Сперматогойлом по кирпичной лестнице. Боллз и Дикки переглянулись и пошли за ним. Они слышали злобное фырканье через дверь.
"Господи, я иду за гигантским членом, который собрался сразиться с минотаврой, — думал писатель, — сам Хемингуэй не мог мечтать о таком приключении даже."
Сперматогойл без колебаний открыл дверь и направился прямо в зал на своих больших, растопыренных ногах. Свет свечей, как светящаяся завеса, двигался по стенам. Большая часть первого этажа превратилась в развалины, минотавра вымещала свою злость на окружающих предметах. Сладострастный демон стоял в другом конце зала, её идеальная грудь вздымалась, глаза в её бычьей голове напряглись в том, что, по мнению писателя, могло быть только страхом. С такими рогами, он задавался вопросом, почему эта штука боится смешного гигантского пениса на двух ножках?
Сперматогойл опять принялся дрочить, его мускулистые руки вздымали слоноподобное тело... Минотавра заревела, сопли полетели во все стороны, потом она развернулась и побежала прочь из комнаты. Сперматогойл медленно последовал за ней на сокращающихся ножках, как на пружинках, попутно дроча своё тело. В заднем зале раздавались удары и рев животного. Когда они втроем заглянули туда, то поразились увиденному. Минотавра, съёжившись в ужасе, сидела в углу. Руки Сперматогойла гладили его быстрее и быстрее...
— Я думаю, что мы станем свидетелями помазания, подобное которому ещё божий свет не видел. — Сказал писатель.
То, что произошло дальше, не имело никакого отношения ни к земле, ни к Богу. Члено-демон вздрогнул, вены выделились под его крайней плотью, а затем произошло его второе бесчеловечное семяизвержение. На этот раз сморщенную дырочку поверх его головки словно рвало от столь массивного спермовыделения. Первая струя забрызгала морду и голову Минотавры, в то время как последующие струи окропили и побежали по безупречному телосложению, пока она не была коконирована в толстых, липких, вонючих, полупрозрачных помоях.
Весь дом дрожал от вопля минотавры, её слезящиеся глаза были полны ужаса, она бросила последний плачевный протяжный вой и обмякла, замерев в безобидном ознобе. Тем временем Спермотогойл написал пальцем сверхъественный эероглиф на её животе...
— Чёрт! — Воскликнул Дикки.
— Вот это я называю кончун! — Добавил Боллз, светя фонариком на дрожащее, покрытое спермой тело.
— Она мертва?
— Не думаю, — предположил писатель. — Семя Сперматогойла, кажется, погрузило Минотавру в коматозное состояние. Я могу только предположить, что слово, написанное нашим союзником на её животе, какое-то заклинание паралича.
Сперматогойл отступил, затем поклонился Боллзу в почтении. Незаконно рождённая дочь Пасифаи стала безобидной. Писатель воспользовался моментом для метафизического высказывания.
— Окончательное аллегорическое противостояние между мужчиной и женщиной: мужественность против плодородия. Понятно, что в области оккультизма абстракции, такие как символизм, столь же конкретны и объективны, как и физические в нашей области. Понятия представлены разумными сущностями.
— Поэтому конча мистера члена урыла рогатую суку? — Спросил Дикки в замешательстве.
— Без сомнения, Мистер Дикки.
Боллз посмотрел на писателя напуганным взглядом.
— Это самая тупая вещь, которую я когда-либо слышал!
Писатель закурил сигорету и пожал плечами.
— Как по мне, звучит вполне неплохо...
Боллз открыл входную дверь.
— Ты отлично справился, — сказал он смехотворному двуногому половому органу. — Иди погуляй на улице. Ты заслужил этого.
В восторге Сперматогойл прыгнул в дверной проём и исчез в сумраке ночи.
— Что теперь, чуваки? — Спросил Дикки.
— Закончим грузить барахло Крафтера, я думаю. — Подытожил Боллз.
— Ночь великих приключений, — прокомментировал писатель.
Боллз почесал бородку, смотря на Минотавру.
— Чёрт, чуваки...
— Предложения, мистер Боллз?
— Дикки, сгоняй в машину и принеси несколько наручников своего дяди.
— Нахрена?
— Господи! Чувак, просто тащи их сюда...
Дикки неуклюже вышел за дверь и через мгновение вернулся с пластиковыми наручниками. Теперь Боллз расхаживал по освещённой свечами комнате, потирая руки.
— Я знаю, что стоит гораздо больше всего этого дерьма вместе взятого!
— И что же, Боллз? — Спросил Дикки, отливая в венецианскую вазу.
— Она! — И Боллз указал на парализованную Минотавру. Он быстро надел наручники на лодыжки и запястья существа. — Мы станем миллионерами!
— Да?
— Чёрт, Дикки! Включи свои мозги! Мы продадим эту сиськастую сучку цирку, или зоопарку, или ещё кому-нибудь, мы заработаем состояние на ней!
— Отличное предложение, — сказал писатель, — или, может быть, можно сделать свою собственную выставку, путешествуя из города в город, зарабатывая на билетах для публики. Я подозреваю, что люди будут готовы выложить горы денег, чтобы увидеть такое существо.
— Да! — Обрадовался Боллз. — Знаешь что, писатель? Ты нам с Дикки так нравишься, что мы сделаем тебя своим партнёром!
— Моя благодарность не знает границ, мистер Боллз, — сказал писатель и вежливо поклонился.
— Давайте, парни! Оттащим бычью башку в фургон!
Втроём они подняли измазанное спермой тело и понесли в фургон. На улице писатель увидел гоняющегося за белкой среди могил Сперматогойла.
Они положили тело в фургон и пошли к Эль Камино. Дикки сел за руль, пока писатель протискивался к Боллзу. Двигатель заревел, разорвав ночную тишину, затем Дикки отпустил сцепление и выехал из передних ворот. Автомобиль проехал пару метров и...
— Дерьмо! — Выругался Дикки.
Машина остановилась, как будто врезалась в невидимую стену. Боллз посмотрел на своего друга.
— Только не говори мне, что ты наебнул коробку!
Дикки пытался ехать вперёд, но колёса крутились на месте.
— Я знаю, в чём проблема, — сказал писатель, — поваренная соль.
— Соль? — Не понял Боллз.
— Мы видели её с мистером Дикки немного раньше. Весь периметр окружен линией колдовской соли, которую Крафтер использовал, как магический барьер против адских порождений. Она действует, как силовое поле, так сказать. Поэтому машина и остановилась, когда мы пересекли черту, она остановила Минотавру.
— Господи! Что нам теперь делать? — Жаловался Боллз.
— Мистер Дикки? Сдайте чуть назад, пожалуйста. Я сейчас вернусь. — Затем писатель вышел из машины, и, когда она отъехала от солевой черты, он встал на колени и оттолкнул соль руками. — Попробуйте проехать, — крикнул он.
Автомобиль проехал мимо ворот, не встретив никаких сверхъестественных преград. Писатель быстро собрал соль обратно и прыгнул в машину.
— Можно ехать, — объявил писатель. Дикки проехал несколько метров и остановился.
— Минутку... Что насчёт членоголового?
Они все посмотрели через плечо и увидели, что Спермотогойл продолжал резвиться на кладбище. Он мастурбировал себя при свете луны, покачиваясь при этом в разные стороны.
— Чёрт, интересно, ему не надоедает дрочить всё время? — Спросил Дикки. — Может, нам стоит взять его с собой? А что, таким образом, у нас будет два монстра в нашем дорожном шоу.
Боллз, казалось бы, обдумывал эту перспективу.
— Не, нафиг, хватит с меня этого дурацкого члено-нога.
— Да, конечно, — согласился Дикки. — Но я бы хотел увидеть выражение лица Крафтера, когда он вернётся домой.
Боллз расмеялся.
— Ага, он приедет домой, а у него во дворе дрочащий хуй на ножках.
Дикки засмеялся.
Писатель продолжал смотреть в заднее окно, когда они ехали по переулку. Теперь Сперматогойл обильно эякулировал на одну из неосвящённых могил. Просочится ли адское семя сквозь почву, чтобы воскресить проклятый труп внизу? Писатель предпочёл не думать об этом...
««—»»
Автомобиль мчался по извилистым, усаженным деревьями дорогам, освещая путь светом фар. Они были на обратной дороге в Люнтвилль.
— Так как мы замутим наше фрик-шоу? — Поднял этот вопрос Дикки.
— Чёрт, Дикки, я не знаю. — Боллз посмотрел на писателя. — Чувак, ты единственный, у кого из нас есть мозги. И спасибо тебе за всё.
— О, я уверен, что с хорошим бизнес-планом мы начнём зарабатывать деньги в ближайшее время. Просто дайте мне провести небольшое маркетинговое исследование, найти расписание карнавалов ну и всё такое
— Чего найти?
Писатель улыбнулся.
— Представьте это мне, господа.
Конечно, у писателя не было намерения начинать цирковой бизнес. "Я прозаик, а не зазывала." Он просто соглашался с их планом, пока не подвернётся возможность сбежать от этих двух тупиц и вернуться к своей работе...
Затем Дикки почесал затылок.
— Эээ, я вот ещё что хотел спросить. Что будет, если это секретное заклинание члено-демона развеется на Минетавре?
Писатель задумался, да, это действительно хороший вопрос.
— Я не могу сказать с какой-либо уверенностью, но вы, ребята, похоже, достаточно сильно её связали. Кроме того, я бы предположил, что двери фургона довольно прочные.
— Господи, чувак, не будь таким ссыклом. Дикки, эти пластиковые наручники ничуть не хуже обычных. Даже если магия Мумбо-Джамбо хера пройдёт, эта сука в жизнь не разорвёт их.
Дикки, казалось бы, успокоился, но потом его лицо снова стало обеспокоенным в тусклом свете приборной панели.
— Чёрт, мужики, у нас бенз закончился...
Боллз посмотрел на друга в недоумении.
— Что у тебя с башкой, Дикки? Как можно было забыть заправиться перед делом?
— Чувак, извини меня. Я был так взволнован, что совершенно об этом забыл.
— Господи, Дикки, у буханки хлеба, который ты стрескал дома у Крафтера, мозгов было больше, чем у тебя! Мы даже ещё полпути не проехали.
— Расслабьтесь, джентльмены, — вмешался писатель, — вон там заправка.
"Крик-Сити Эксон, — гласил светящийся знак. — Открыто 24 часа!"
Дикки остановился.
— Чёрт, я оставил деньги Клайда Нэйла дома. У тебя есть деньги?
Боллз засунул руки в карманы джинсов.
— Чёрт, у меня тоже ничего нет. — Он толкнул писателя локтем в бок. — Чувак, только не говори, что ты тоже на мели.
Писатель проверил карманы и пояс на щиколотке.
— Боюсь, я потратил последние деньги в баре...
— Чёрт!
— Господа, у меня есть кредитка.
— Давай, давай!
— Чуваки, возьмите ещё пива и чипсы, — крикнул им Дикки из окна. — И диетические батончики Мистер Пибб. Конечно Дикки произнёс "диетические" как "диарейные".
Боллз и писатель подошли к колонке, но табличка на ней сказала им: после 10 вечера сначала оплата. Когда они вошли в ярко освещённый мини-маркет, раздался звонок. Боллз пошёл сразу брать чипсы с полок вместе с упаковками пива. Глаза писателя скользнули по журнальной стойке, состоящей в основном из журналов с такими именами, как "Попки Мамок!", "Бабкины секреты!", "Весёлая камшот-вечеринка у Джоуи!" Затем он заметил вращающуюся стойку с книгами в мягкой обложке, он начал просматривать и их названия. "Порка Сатаны нацистских монахинь в аду", "Похотливые лесбиянки в кровавом лагере каннибалов". Писатель чуть не крикнул от радости, когда увидел одну из своих книг "Красное Признание" рядом с книгой под названием "Вторжение космических деревенских пышек".
Он посмотрел через плечо, затем быстро положил свою книгу на верхнюю часть стойки.
— Чем могу помочь? — Спросил мрачный, заспанный прыщавый молодой человек за пуленепробиваемым стеклом.
— Да, пожалуйста. Мы бы хотели заправиться на первой колонке. — И затем писатель просунул кредитную карту через прорезь в окне, — и ещё, мой друг берет кое-какие закуски.
Мальчик прогнал карточку через автомат и вернул её обратно.
— Можете заправляться прямо сейчас.
— Спасибо тебе.
Писатель вышел на улицу в холодную ночь, вспоминая свои сегодняшние злоключения. Он взял пистолет и вставил его в лючок бензобака, затем нажал на ручку, но ничего не произошло. Он посмотрел на колонку, на крошечном экране читалось: см. Кассир. Писатель пошёл обратно внутрь. Боллз стоял у журнальной стойки, листая глянцевый журнал со странным названием "Без ума от долбёжки!"
— Эй, писатель? Вы любите долбить кисок?
Писатель попал в тупик.
— Да, конечно... А почему вы спрашиваете?
— Зацени, — и затем Боллз показал ему страницу в журнале.
Голая женщина ухмылялась через плечо, её руки раздвинули превосходные ягодицы. Под ней лежала другая девушка и ей стекала большая капля спермы в рот из ануса первой. Лицо писателя покраснело от отвращения, и он быстро пошёл обратно к кассиру.
— Кажется, у меня проблемы с колонкой, — сказал он ему.
— Да, она тупит, когда оплачивают картой...
Боллз выкрикнул:
— Господи, чувак, можно с этим что-нибудь сделать, мы торопимся!
— Не волнуйтесь, это постоянно происходит. Просто подождите несколько минут, а затем снова попробуйте заправиться.
Технология, подумал писатель и снова вышел на улицу. Он ждал, прислонившись к машине и уставившись на фургон. Никто не поверит, что там внутри... Если бы он был более наблюдательным, он бы заметил освещенный знак всего в квартале вниз по дороге, полицейского участка Крик-сити, но было и что-то ещё, о чем он не знал... Карта, которую он дал прыщавому продавцу, была на имя Реджинальда Хильдерна, и это имя не было именем писателя.
Боллз вышел на улицу, улыбаясь.
— Эта штука уже работает?
Писатель снова нажал ручку пистолета. Ничего не произошло.
— Пока нет, но я уверен, что скоро заработает...
10
Сержант Каммингс громко застонал и потянулся на стуле, когда зазвонил телефон, он поднял его ещё до конца первого звонка.
— Сержант Каммингс, полиция крик-ситКрик-сити, — ответил он.
— Эй, Стью? — Раздался мужской голос в трубке, — это Корки, из Эксон.
— Что случилось, Корки?
— Только что был парень, который пытался оплатить покупки электронной картой, я проверил её, и она числится утерянной или украденной.
Стью мрачно выдохнул.
— И это всё? Он сбежал с карточкой?
— Нет, нет я сказал им, что колонка тупит...
— Хорошая мысль, Корки. Молодчина, я скоро буду.
Стью повесил трубку и выбежал из участка. Он сел в машину и поехал с выключеными фарами вниз по улице к заправке...
Он припарковался рядом с Эль Камино 69 года с фургоном, прицепленным к ней. Чертовски хорошая машина, подумал Стью. Когда он вышел из полицейской машины, то увидел двух парней, прислонившихся к чёрной машине, с тревогой смотрящих на него. Стью направился к ним, освободив кобуру на поясе. Усталый мужчина в белой рубашке стоял рядом с молодым парнем с длинными волосами, козлиной бородкой и шляпой Джона Дира.
— Добрый вечер, офицер, — поздоровался мужчина в белой рубашке. — Что-то не так?
— Это ты скажи мне, — сказал Стью, — держите руки на виду и не делайте резких движений. — Он посмотрел тяжёлым взглядом на парня с козлиной бородкой. — Скажи своему приятелю выйти из машины. Медленно.
Неказистый толстячок вылез из машины.
— З-з-з-здравствуйте, офицер, мы-мы-мы не сделали ничего плохого.
Стью показал взглядом руку на кобуре.
— Это твоя машина?
— Да, сэр, моя.
— Что произойдёт, если я проверю номера?
— Ничего, сэр. У все документы в порядке...
Стью окинул взглядом всех троих.
— Кто из вас использовал украденную кредитку?
Как ни странно, оба парня посмотрели на белую рубашку.
— Я не воровал, — прошептал писатель.
— Говорите быстро, парни, если мне покажется, что вы увиливаете, я арестую вас троих!
— Сэр, произошла ошибка, — сказал писатель, — это я использовал кредитку. Затем он посмотрел на полицейского с озадаченным видом и вздохнул. — Я расскажу, что произошло, офицер. Около месяца назад я нашёл мужской бумажник на парковке магазина в Люнтвелле и вернул его хозяину. Это был человек в Роллс-Ройсе, он даже дал мне 100 долларов в качестве награды за возврат кошелька. И после он уехал, а я только потом заметил, что одна из карт выпала...
— И с тех пор вы используете её, — сказал Стью.
— О, нет, офицер. Я хотел позвонить в кредитную фирму на следующий день, и сказать, что нашёл карту, но я забыл.
Стью смерил его взглядом.
— И я должен этому поверить?
— Уверяю вас, господин офицер. Я ни в малейшей степени не увиливаю.
— Уклоняешься от прямых ответов? — Стью уставился на длинноволосого и толстяка. — Вы двое выглядите, как местные, — потом он посмотрел на белую рубашку. — А ты похож на школьного учителя. Вы трое знаете друг друга?
— На самом деле, не совсем, — снова начал говорить писатель, — я шёл домой сегодня вечером от дамы, а эти джентльмены любезно предложили меня подвезти, и в знак благодарности я хотел заправить им машину.
— А заплатить, значит, вы хотели украденной картой?
— Нет, что вы, сэр, — сказал он,- я намеревался использовать свою карту, но использовал эту по ошибке. — Он поднял и показал карту, — это та карта, о которой я намеревался сообщить.
— Но забыли об этом?
— Так и есть, сэр.
Стью снова посмотрел на молодых парней.
— Является ли это правдой?
— Да, сэр... — Ответил парень с козлиной бородкой, — мы просто хотели подвезти человека.
— На самом деле мы его не знаем, — сказал толстячок, — мы просто хотели сделать доброе дело.
— Не расскажешь мне, что в фургоне?
— Просто старая мебель и вещи, офицер, я переезжаю в дом моего папы, он находится вниз по дороге, — сказал парень с бородкой.
— Ты, — сказал Стью парню в белой рубашке. — Повернись и руки за спину.
Он взял кредитку, быстро обыскал его и надел наручники на писателя.
— Парни, вы свободны, — сказал он деревенщинам, — и повернулся к белой рубашке, но остановился, чтобы посмотреть на отъезжающий чёрный Эль-Камино.
Стью подошёл к белой рубашке и вытащил маленькую очень старую книгу из заднего кармана мужчины. Он растерянно посмотрел на название.
— Злые монстры? Лондон 1787? Что это такое?
— Это гримуар, офицер, раз уж вы спросили. К вашему сведению, я выпускник Гарварда, и одна из моих специальностей — антикварная литература. Я также ещё и писатель, издающийся на национальном уровне. Возможно, вы слышали обо мне. Меня зовут...
— Просто садись в машину, — сказал Стью и подтолкнул мужчину вперёд. — Мне придётся арестовать вас за кредитку. Когда мы приедем в участок, я зачитаю вам ваши права и дам листок бумаги, на котором вы подпишете, что понимаете свои права.
— Я не против, сэр, — сказал мужчина довольно весело.
Стью закурил сигарету.
— Итак, что у меня есть? Выпускник Гарварда с двухсотлетней книгой в кармане, тусующийся с двумя деревенщинами на заправке в два часа ночи?
Как ни странно, белая рубашка ничуть не выглядел испуганным.
— Ну, раз в тюрьму, так в тюрьму...
— Да? А ты знаешь, что тебя могут посадить на несколько лет?
Мужчина улыбнулся в зеркало заднего вида.
— Возможно, это моё предназначение. Весь опыт — это жизнь, офицер, и вся жизнь — это опыт, и весь мною полученный опыт я опишу в своём романе. В своей книге я подниму вопрос, насколько сильна сила истины? Я не против опыта ареста, потому что меня никогда раньше не арестовывали. Это то, о чём я могу позже написать... По правде говоря, и я уверен, что буду оправдан, как только поговорю с судьёй. А что касается тех двух, то я представляю, как сомнительно выглядело наше трио. Но как писатель, я учусь у всех.
Стью надоела эта болтовня.
— Думаю, на этой ноте я напомню вам, что у вас есть право хранить молчание.
— Конечно, но последнее, если позволите, в ответ на ваш вопрос. Разве не возможно, что люди, хорошие они или плохие, могут быть символами чего-то другого, чего-то более эзотерического, даже даэдального? Почти как персонажи в художественном произведении, дошедшем до нас между строк. Ты можешь только надеяться, что это достойная работа! Видите ли, я писатель, но в более глубоком смысле я провидец. Чего я хочу больше всего на свете, так это увидеть. И увы, сегодня я многое повидал, и за это я выражаю огромную благодарность... Богу.
— Вы принимаете наркотики? Смотрите, если вам вдруг станет плохо, то дайте мне знать заранее.
— Единственное лекарство, которое я принимаю, сэр, вполне законно.
— Да? Это ещё какое?
— Ирония...
Стью ухмыльнулся, направляясь в участок.
— Я думаю, что ты странный, и ты действуешь мне на нервы. Мне нужно, чтобы ты замолчал. Белая рубашка больше ничего не говорил, но довольная улыбка так и не покидала его лица.
Кортни, диспетчер, подняла встревоженные глаза, когда Стью мягко ввёл мужчину в участок.
— Так-так, что мы имеем, — сказала женщина. — Стью, он не похож на преступника.
— Я писатель, — сказал мужчина.
—Заткнись, — приказал Стью, — и присаживайтесь.
— Что он сделал?
— Своровал кредитку и хотел купить на неё бензин.
Белая рубашка открыл рот, чтобы возразить, но Стью указал на него пальцем, и он закрыл рот.
Кортни пристально смотрела на задержанного.
— Я могла видеть вас раньше по телевизору?
Белая рубашка просиял.
— Да! Конечно! В прошлом году у меня брали интервью о моём последнем романе "Новая Американская Трагедия."
Стью уставился на писателя.
— Этот парень — известный писатель, Стью.
— На самом деле, не известный в популярном смысле, но критикам нравлюсь. — Перебил женщину писатель. — Раймонд Карвер также не был очень популярным, тем не менее он остаётся, возможно, Величайшим американским прозаиком века, ответом современности, скажем, Шервуду Андерсону.
— Заткнись, — снова сказал ему Стью. Он потёр виски. Может, этот парень не несёт чушь? Стью посмотрел прямо на него. — Какого чёрта писателю делать в Рэднеклэнде?
— Я нахожусь здесь в поисках странствующих истин, офицер.
Стью и Кортни уставились на него. Мужчина сидел молча, когда Стью написал отчёт об аресте на пишущей машинке, но прежде чем он начал задавать предварительные вопросы, в кабинет заглянула Кортни.
— Э-э, Стью?
— Да? — Проворчал он.
— Я хочу тебе кое-что сказать...
Стью нахмурился и перевёл взгляд на неё.
— Что? Она выглядела застенчивой и держала в руках конверт.
— Это...
"Сержанту Стьюарту Каммингсу из Ричмондского отделения бюро по алкоголизму, табаку и огнестрельному оружию...
— Кстати, о табаке, — опять перебил писатель, — ничего, если я закурю?
— Замолчи, — закричал Стью, но при этом продолжал пристально смотреть на Кортни. А затем он направился к женщине забрать письмо. Но она не отдала его ему.
— Стью, не сердись, но...
— Но что?
— Извини, пожалуйста, мне было очень любопытно... Я открыла его...
Лицо Стью покраснело.
— Ты не имела права!
Её широкое персиково-кремовое лицо расплылось в улыбке.
— Они наняли тебя, Стью...
Стью вырвал письмо, прочитал его и вскочил. Его стул отлетел и ударился о стену.
— Наконец-то я избавился от этого сраного городишка! — Он подбежал к Кортни и поцеловал её.
— Я счастлива за тебя, — сказала женщина.
— Спасибо, Кортни!
Писатель с тёплой улыбкой сказал:
— Поздравляю, офицер. Я уверен, что вы будете образцовым федеральным агентом, и я разделяю вашу радость.
Стью уставился на писателя.
— Ты! Встань живо!
Писатель так и сделал, Стью снял с него наручники.
— Иди!
Писатель повернулся:
— Большое, большое спасибо, офицер...
Стью поднял кулак в воздух и сделал протяжный крик, достойный любого рэднека по эту сторону Миссисипи.
— Кортни? Дай мне ключ от кабинета шефа! У него там бутылка Джека, и я уверен, что мы с тобой сегодня чертовски повеселимся!
Писатель закурил сигарету и тихо покинул полицейский участок.
11
— Чувак, мы должны избавиться от фургона! — Паниковал Дикки, он лихорадочно шурудил руками в карманах и вытащил мелочь. — У меня семь центов! Сколько у тебя?
— Трахни меня лошадь, на которой ехала моя мама! — Орал Боллз, обыскивая свои карманы. — Чёрт! Смотри! Два четвертоака на полу! — Этого достаточно, чтобы вытащить нас отсюда!
Боллз выбежал, заплатил и закачал бензина на пятьдесят семь центов. Дикки выехал со стоянки.
— Я не могу поверить в это дерьмо, чувак! Но мы должны избавиться в ближайшем лесу от фургона! Можешь себе только представить, что было бы, если коп открыл эту чёртову дверь!
— Притормози коней, чувак, я думаю, нам не о чем беспокоиться.
Дикки притормозил, уставившись на Боллза.
— Что ты имеешь в виду? Писака сдаст нас копам!
Боллз гладил бородку.
— Нет, Дикки, держу пари, что не сдаст...
— Мы похитили его, чувак, и мы собирались грохнуть его! Мы заставили его помочь нам ограбить дом, а он ещё был свидетелем, как мы заебашили Кору! Господи, чувак, нам светит смертная казнь!
— Этого не будет, Дикки.
— Почему ты это так решил?
— Потому что, если бы писатель хотел нас засучить, он бы сделал это прям на заправке. Он бы сказал ему, что в фургоне и запел, как канарейка, и о доме Крафтера, и обо всём остальном. Но он ничего такого не сделал и к тому же он отмазал нас.
Дикки, кажется, начинал соглашаться с другом.
— Вместо этого он взял кредитку и позволил себя арестовать, чтобы мы смогли уйти.
— Ну... Да. — Медленно сказал Дикки. — Пожалуй, ты прав.
— Знаешь, Дикки, хоть писатель и ссыкло, но он свой парень.
Вдруг внезапный звук заставил их вздрогнуть.
— Ты только что наехал на что-то? — Спросил Боллз.
— Не, мужик, — Дикки оглянулся, — звук был со спины. — Наверное, что-то свалилось в фургоне.
— Останови машину...
Дикки прижал машину к обочине и вырубил двигатель. Они оба вышли и побежали к фургону. Они смотрели, пялились и в конце концов упали на задницы. Дверь фургона была выломана изнутри, её стальная защёлка была согнута. В фургоне не было никаких признаков Минотавры.
— Волшебное заклинание спермы, должно быть, исчезло! — Воскликнул Дикки.
Позади них в лесу они услышали пронзительный злобный рёв, который довольно-таки быстро удалился от них.
— Вот и сбежал наш мильён, — сказал Боллз, держа руки на бедрах.
