После чая Синтия, извинившись, отправилась к себе, чтобы распаковать веши. Не успела она начать, как в комнату вошли Элизабет и Энджелин.

— Ну и ну! — вскрикнула Кет, увидев, как Синтия вытаскивает из сундука темно-синее бархатное платье с лнфом в красно-зеленую клетку и такой же верхней юбкой. — Какое восхитительное платье!

— Нет, ты на это посмотри! — ахнула Энджи, увидев черный шелковый халат и пеньюар. — Тия, это же просто неприлично! Вещи почти прозрачные, да еще и без рукавов! А какое декольте, ужас! Наверняка они стоили целого состояния.

— Не представляю, сколько они стоили, их купил Роберто, — пожала плечами Синтия.

Энджелин от удивления открыла рот:

— Роберто?! Но это так… смело! Джентльмен не должен дарить леди такие вещи.

Синтия подмигнула Бет, и обе девушки картинно уставились в потолок.

— Но я никогда не говорила, что Роберто — джентльмен, а я — леди.

— Но разумеется, он джентльмен, — возмутилась Энджи. — Ведь он же граф!

— Думай что хочешь, Тыквочка.

— Да. Ты — самая настоящая леди, — уверенно произнесла Энджи. — Только почему-то хочешь уверить нас, что это не так. Но мы-то знаем: с тобой все в порядке.

— Ох, моя дорогая, невинная Энджелин! Постарайся остаться такой же, сестричка, — вымолвила Синтия, обнимая девушку.

Энджелин удивленно спросила:

— Неужели ты хочешь сказать, что вы с графом были… близки?

— Господи, Энджи, до чего же ты наивна! — вскричала Синтия. — Объясни ей все, Бет.

— Ну почему я должна объяснять? — возмутилась Бет. — Это ведь у тебя богатый опыт, а не у меня. — Бет похлопала по кровати рядом с собой. — Иди-ка сюда, Энджи, присядь.

Отбросив пеньюар, из-за которого разгорелся спор, Синтия присоединилась к сестрам. Девушки уселись по-турецки, расположившись кружком.

Откашлявшись, Бет начала:

— Видишь ли, Энджи, если бы мама была жива, она бы обо всем тебе рассказала сама.

— Я прекрасно понимаю, какие отношения бывают у мужчин и женщин, — возмущенно проговорила Энджелин. — Думаю, именно это ты и хочешь мне объяснить.

— Не сердись, пожалуйста. Просто старшая сестра хочет сказать тебе нечто важное, — вмешалась Синтия.

— Знаешь, Энджи, я тебя не спрашивала, но уверена, что ты уже целовалась, — заявила Бет. Девушка покраснела до корней волос.

— Разумеется, — пробормотала она.

— Ну-у… А что было дальше? — поинтересовалась Синтия.

— Что значит — дальше? — подозрительно спросила Энджелин.

— Дальше — это более смелые ласки, поглаживание и так далее, — объяснила Бет.

— Как-то раз мы с Джеми Скинером катались на санках, и он погладил меня под… накидкой, — призналась Энджелин.

— Ну и ну! — усмехнулась Синтия. — Я всегда подозревала, что Джеми Скинер — озорник.

— Тия, успокойся! — строго проговорила Бет, едва сдерживая смех. — И предупреждаю, если ты не прекратишь улыбаться, как Чеширский кот из «Алисы в Стране чудес», я заставлю тебя все объяснять ей. Итак, Энджи, где же Джеми погладил тебя?

— Я же сказала — под накидкой!

— Нет, я спрашиваю, какое место он тебе погладил? — терпеливо продолжала Бет.

— Мою грудь.

— Вот это да! Ну и тип! — воскликнула Синтия. — И ты позволила ему?!

— Нет, конечно, — пожала плечами Энджи. — Это же неприлично.

— Да брось ты эти разговоры о приличии, — отмахнулась Синтия. — Ты лучше скажи, понравилось ли тебе? Хотелось ли, чтобы он продолжал ласки?

— Не знаю, — окончательно смутилась Энджелин. — Я сразу остановила его и не знаю, понравилось мне это или нет.

— Это как еда, дорогая, — объяснила Синтия. — Ты не поймешь, какова она на вкус, пока не попробуешь ее.

— Не слушай ее, Энджи, она опять умничает, — перебила сестру Бет, стараясь держаться серьезно. — Ты была абсолютно права, остановив Джеми. Но мужчины отличаются от мальчиков.

— Vive la difference! — провозгласила Синтия. Нахмурившись, Бет продолжала:

— Иногда поцелуй… возбуждает мужчину больше, чем женщину. Даже этот мальчишка Джеми Скинер мог не сдержаться. Я права, Тия?

— Ты полагаешь, Джеми Скинер — еще мальчишка? Сомневаюсь.

— Тия! — укоризненно простонала Бет.

— Ну хорошо, я буду серьезной. Да, ты права. Но если женщина любит мужчину, она тоже может потерять над собой контроль, Энджи.

— Это случилось с тобой и графом Челлини, Тия? — серьезно спросила Энджелин.

— Да, Энджи. Я полюбила Роберто, и мы собирались обвенчаться. До знакомства с ним я часто кокетничала с мужчинами, но Роберто — единственный мужчина, с кем я была физически близка.

— Ох, Тия, как это печально, — вздохнула Энджи. — Я имею в виду, печально то, что ты рассталась с ним.

— Такие вещи часто случаются, — пожала плечами Синтия. — Но ты приобретаешь опыт и становишься мудрее, поверь мне! Однако ты сильно рискуешь, отдавая мужчине свое сердце.

— Стало быть, я никогда не буду рисковать, — заявила Энджелин. — Свое сердце и… девственность я сохраню навсегда!

Синтия расхохоталась.

— Господи, нет! Иначе ты умрешь от любопытства. — Схватив подушку, она бросила се в сестру.

Энджи перехватила подушку на лету и бросила ее назад, но Синтия успела пригнуться, и подушка попала в Бет. Бет бросила се в Синтию, Синтия — в Энджи.

Сестры, смеясь, устроили настоящий бой подушками, как часто делали в детстве.

Перед обедом девушки полчаса посидели с отцом. Когда они собрались уходить, Синтия сказала, что немного задержится. Некоторое время она задумчиво смотрела на отца, а потом с нежностью погладила его щеку.

— Я люблю тебя, папочка, — прошептала она и на цыпочках вышла из комнаты.

Сестры ждали ее за дверью, и в столовую они спустились вместе. Элизабет села во главе стола, справа от нее занял место Чарльз Рейберн, нотариус Маккензи, а слева — Дэйв Кинкейд. Энджелин сидела рядом с Чарльзом Рейберном, Пит Гиффорд — на другом конце стола. Синтии пришлось сесть рядом с Дэйвом.

— Ты хорошо выглядишь, Гифф, — обратилась Синтия к управляющему ранчо. Она впервые увидела его после приезда. — Готова биться об заклад, что все девчонки на тридцать пять миль вокруг сохнут по тебе.

По лицу Гиффорда расползлась широкая улыбка:

— Тебя все еще интересует моя личная жизнь, а? Я рад, что ты снова дома, Тия.

Гифф был на семь лет старше Синтии. Его отец тоже был управляющим Маккензи, и Гифф в детстве дружил с сестрами. Когда умерла их мать, сочувствие и понимание Гиффа помогло им пережить горечь утраты. Когда Синтии было четырнадцать, она по-детски влюбилась в Гиффа, но с возрастом влюбленность прошла, и молодой человек стал ей почти братом. Теплыми воспоминаниями об их дружбе Синтия очень дорожила.

Теперь, когда Гиффу исполнилось тридцать, красота его несколько огрубела: лицо, словно высеченное из камня, обветрилось и загорело, но голубые глаза и светлые волосы оставались такими же, как прежде, а высокая поджарая фигура свидетельствовала о том, что он часто ездит верхом.

Два года назад Бак Гиффорд умер, и его сын, которого мужчины любили и знали как хорошего работника ранчо, с легкостью занял место отца. В Раунд-Хаусе Гифф знал каждый дюйм. Местные жители шутили, что без его ведома в усадьбе ни теленок замычать не может, ни змея проползти. Многие владельцы ранчо пытались переманить парня к себе, но его преданность семейству Маккензи была поистине беспредельной.

За обедом Синтия отчаянно флиртовала с Гиффом. Тот не обращал на ее заигрывания должного внимания, но ей доставляло удовольствие, что они раздражают Дэйва Кинкейда.

После обеда Гифф поспешно ушел проведать кобылу, у которой были трудные роды. Энджелин вызвалась ему помочь. Элизабет с Рейберном отправились в библиотеку, а Дэйв тихо исчез.

Заскучав, Синтия вышла из дома, прислонилась к колонне и посмотрела на небо. Все вокруг дышало спокойствием, а звезды были такими близкими — казалось, стоит протянуть руку, и достанешь их. Говорят, в такие мгновения надо загадывать желания, и они с сестрами часто делали это в детстве.

Закрыв глаза, Синтия прошептала:

— Звездочка первая, звездочка ясная, светишь высоко ты в небе, прекрасная. Пусть же на сердце тоска успокоится, и то, что загадала я, исполнится.

Затем Синтия прочитала молитву за отца, повернулась, чтобы пойти в дом, но вдруг увидела тлеющий в темноте огонек сигареты.

— Кто здесь?

Из тени вышел Дэйв Кинкейд.

— Извините, если я напугал вас, мисс Маккензи, — проговорил он.

— Я совсем не испугалась, просто думала, что здесь никого нет. — Девушка подошла к Дэйву. — Кажется, мы договорились отбросить формальности, Дэйв.

— Что-то я не помню, чтобы мы с вами о чем-то договаривались, мисс Маккензи.

Синтия засмеялась, чтобы скрыть раздражение.

— По-моему, вы чересчур обидчивы, Дэйв. Вас обманула какая-нибудь дама? Или я вам не нравлюсь? — Она шагнула к молодому человеку. — Я бы и сама покурила.

— Вам не повезло, леди. Я попросил у Гиффа только одну сигарету. — От звука его голоса, такого же медленного и ленивого, как колечки дыма, летавшие над его головой, по спине Синтии побежали мурашки.

Девушка приблизилась к Дэйву и смело заглянула ему в глаза. В сумеречном полумраке они казались шоколадными, таинственными и непроницаемыми. Синтия стояла так близко от Дэйва, что ощущала запах мыла для бритья и чувствовала исходящее от него тепло.

— Что ж, тогда вам придется поделиться, Кинкейд. — Вытащив сигарету из его рта, Синтия глубоко затянулась, а затем сунула ее обратно ему в губы.

— Мои знакомые леди не курят, мисс Маккензи, — сказал Дэйв.

— Звучит не слишком обнадеживающе, — пожала плечами Синтия. — Скука, да и только.

— Думаю, вам не стоит тратить время на общение со мной, потому что я — скучный человек.

— Ни за что не поверю в это, Дэйв. Уверена, у вас есть какие-нибудь пороки.

— Пороки — это роскошь, на которую у меня нет времени, мисс Син. Я редко курю, пью или… — Он замолчал, глубоко затягиваясь.

— Или — что, Кинкейд?

— И не играю, мисс Маккензи, — добавил он, выпустив несколько колец дыма.

— Ведь я не об этом спросила, Дэйв, — прерывистым шепотом проговорила Синтия.

Кинкейд презрительно покачал головой:

— Похоже, к мужчинам вы относитесь как к рыбе в пруду, леди? Вы думаете, что достаточно бросить в воду приманку, и мы у вас на крючке.

— Совершенно верно, Кинкейд, — усмехнулась Синтия. — Вот только иногда на удочку, к сожалению, попадаются жабы.

— Ну вот, приманка оказалась более привлекательной, чем то, что я вижу сейчас перед собой. — Вытащив сигарету изо рта, он сунул ее в рот Синтии тем же жестом, что и она. — Наслаждайтесь дымом, мисс Маккензи. — И он направился в дом.

Губы девушки тронула насмешливая улыбка.

— Ох, Кинкейд, если бы мы были в другом месте и в другое время… — Затянувшись, она щелчком отбросила сигарету и пошла к себе.

Разбуженная громким стуком в дверь, Синтия задрожала: у нее появилось нехорошее предчувствие.

— Скорее, мисс Маккензи, ваш отец… — крикнула сиделка.

— Иду! Иду! — ответила девушка, выбираясь из постели и накидывая халат.

Но халат был слишком тонок и прозрачен, поэтому она стала судорожно рыться в вещах, желая найти испанскую шаль, доходившую ей до колен. Быстро завернувшись в нее, она поспешила в спальню отца.

Когда Синтия вбежала в комнату, Элизабет и Энджелин уже были там. Пит Гиффорд стоял у стены, обняв за плечи Мидди. Вскоре в спальню вбежал Дэйв, на ходу натягивая рубашку.

Энджелин тихо плакала, и Синтия, обняв младшую сестру, прижала ее к себе. Так они и стояли, глядя на тщедушную фигуру на кровати. Через несколько минут Мэтью Маккензи открыл глаза. При виде дочерей он умиротворенно улыбнулся и закрыл глаза.

Подойдя к кровати, доктор быстро осмотрел Мэтью.

— Мне очень жаль, но он скончался, — сказал он. Энджи громко разрыдалась. Пит подошел к ней и обнял за плечи. Та плакала, уткнувшись лицом ему в грудь. Гифф встретился взглядом с Синтией.

— Пойдемте вниз, — предложил он. Синтия кивнула, и Пит направился к дверям, обняв Эпджи и Мидди.

— Мне не верится, что его не стало, Тия, — прошептала Бет.

Синтия взяла сестру за руку.

— Думай о том, что он наконец обрел счастье и встретился с мамой, которую так любил.

Держась за руки, сестры подошли к двери. К ним приблизился Дэйв.

— Словами не передать моего сожаления, — проговорил он.

Бет схватила его руку:

— Спасибо тебе, Дэйв, и благодарю за то, что ты все время поддерживал нас.

— Я любил его.

— И папа любил тебя. Папа относился к тебе и Гиффу как к сыновьям, которых Бог не дал ему.

Синтия и не, предполагала, что отец и Дэйв были настолько близки. Ей хотелось знать, сказала ее сестра привычные слова вежливости или отца с этим человеком действительно связывали добрые отношения.

Словно прочитав ее мысли, Дэйв посмотрел на нее вызывающе. Почувствовав, что краснеет, Синтия вышла из комнаты.

Остаток дня заняла подготовка к предстоящим похоронам и поминкам. Этим занимались Бет, Пит и Чарльз Рейберн, а Синтия весь день утешала то Энджелин, то Мидди, которые рыдали всякий раз, когда упоминалось имя Мэтью Маккензи.

Перед тем как лечь спать, Синтия забежала к младшей сестре.

— Ну как ты, Тыквочка? — заботливо спросила она.

— Мне кажется, я никогда не перестану плакать, — всхлипнула Энджи. — Вы с Бет такие сильные, а я нюня какая-то.

— Но плакать о человеке, которого ты любила, совсем не стыдно, — сказала Синтия, забравшись к сестре в постель и обняв ее. — К тому же ты ведь у нас еще девочка, поэтому тебе многое позволено.

— Мне уже двадцать лет, Тия, я больше не ребенок.

— Может, и так, но для меня ты останешься ребенком до тех пор, пока у меня не появится собственная дочка или сын. Правда, при моей удачливости это маловероятно. Так что, нравится тебе это или нет, сестричка, но ты будешь исполнять роль ребенка. — И Синтия поцеловала девушку в лоб.

Вздохнув, Энджи крепче прижалась к ней.

— Я так рада, что ты вернулась, Тия. — Голос девушки становился тише. — Всегда, как бы плохи ни были дела, ты умеешь сказать что-то такое, отчего все кажется ярче и… веселее. А теперь ты снова дома, но папы уже нет… — Судорожно всхлипнув, она заснула, не договорив фразы.

Синтия выбралась из постели и на цыпочках вышла из спальни Энджи.

Лишь оказавшись в своей комнате, Синтия дала волю слезам. Она знала, что не сможет заснуть, что должна выплакаться.

Лишь с первыми лучами солнца Синтия Маккензи, наплакавшись, заснула.

— Боже мой, а это еще кто? Отсюда он кажется красавцев; воскликнула Синтия, увидев в окне высокого мужчину, только что вышедшего из кареты.

— Да ты просто безобразница, Тия, — улыбнулась Бет, подходя к окну. Улыбка ее тут же пропала.

Синтия наблюдала, как мужчина поздоровался с каким-то человеком, тоже приехавшим на похороны, перед тем, как зайти в дом.

— Да кто же это? Он такой красавчик, что его хочется съесть!

— Его имя — Майкл Каррингтон, — ответила Бет, застегивая пуговицы на лифе платья. — Это один из знакомых папы. У него железная дорога в Техасе.

Синтия подмигнула Энджелин:

— Хм, похоже, ты решила приберечь его для себя, а, Бет?

— Нет, можешь взять его себе, — горько усмехнулась Бет. — Давай наконец причешем Энджи, все уже собираются, и нам надо идти вниз.

— Ты уже готова, так что иди, — сказала Синтия, — а с волосами Энджи я справлюсь. — Взяв тяжелый локон, она намотала его на горячие щипцы.

— Как плохо я выгляжу, — промолвила Бет, оглядывая себя в зеркало.

— Да нет, сестричка, ты выглядишь потрясающе, — возразила Синтия.

Бет надела строгий черный жакет с плиссированной юбкой, единственным украшением был галстук в складочку. Рыжие волосы были собраны в строгий пучок на макушке — эта прическа подчеркивала ее высокие скулы и большие голубые глаза.

— Правда-правда, ты хороша, — добавила Синтия.

— Мои волосы горят! — вдруг взвизгнула Энджи.

— Ой, прости, пожалуйста, — пробормотала Синтия. Разглядывая Бет, она совсем забыла о горячих щипцах, и ноздри защекотал неприятный запах паленого.

— Давайте быстрее, я хочу, чтобы мы были вместе. Господи, мне кажется, у меня и слез-то не осталось! — проговорила Бет и вышла из комнаты.

— Что же мне делать? — запричитала Энджелин. — Мои волосы испорчены.

— Вовсе нет, — возразила Синтия, разглядывая обожженные концы волос. Потом она вплела в каштановые кудри бархатную ленту, заколола косу на затылке и чуть отступила назад, чтобы полюбоваться результатом своих усилий. — Ну вот, никто ничего не заметит.

— Да, конечно, если они лишены обоняния, — фыркнула Энджелин.

Синтия критическим взглядом осмотрела сестру. На блестящем шелке черного платья Энджелин темнели бархатные цветы, а сзади его украшал изящный бархатный бант.

— Тебе нужно еще кое-что, — заявила она.

— Разумеется, — проворчала Энджелин. — Новые волосы.

— Нет, я знаю, что нужно. Подожди-ка. — Сбегав к себе в комнату, Синтия вернулась с ниткой жемчуга. Надев ожерелье сестре на шею, она удовлетворенно улыбнулась:

— Ну вот, теперь совсем другое дело.

Энджелин нерешительно дотронулась до жемчуга.

— Но, Тия, это ожерелье такое дорогое.

— Ну да, поэтому его и надо носить, а не держать в шкатулке.

— У меня никогда в жизни не было такого великолепного украшения, — вздохнула Энджи. И вдруг глаза ее опять наполнились слезами. — Если бы только папа мог видеть меня.

Синтия почувствовала, что сама вот-вот расплачется.

— Он видит тебя, милая, поверь мне. — И крепко обняла сестру. — А теперь ступай, — сказала она, слегка шлепнув ее. — Я спущусь через минуту.

Глядя вслед Энджелин, Синтия судорожно вздохнула. Она едва могла справиться с охватившим ее отчаянием. Она поговорила с отцом перед кончиной, но все еще чувствовала себя виноватой перед ним за то, что доставила ему столько неприятностей.

Синтия подошла к зеркалу и оглядела себя. Она уложила волосы толстым жгутом вокруг головы, оставив свободными только два локона на висках, и приколола к прическе черный бант. Синтия понимала, что большинство приехавших не одобрят ее траурного одеяния, но другого черного платья у нес не было. Вышитое черным бисером, с фижмами и низким декольте, оно было чересчур эффектным. На одном плече даже светлел букетик розовых роз.

«А кому известно, что сейчас носят в Европе, дорогая моя Син? Что надену, то и будет хорошо». — И, вздернув вверх подбородок и приосанившись, Синтия пошла вниз.