К утру о сражении напоминал только раненый человек, лежащий в хижине. Адам работал всю ночь, копая яму в отдалении, чтобы похоронить тела. Он даже оттащил подальше мертвую лошадь.

Эви вышла наружу на солнечный свет и не увидела никаких последствий вчерашней кровавой бойни. Она спустилась к реке, которая протекала неподалеку от хижины, и присела на корточки, чтобы набрать ведро воды. Затем обрызгала лицо.

Холодная и чистая речка брала начало высоко в снежных вершинах. Эви наклонилась и начала жадно пить бодрящую жидкость.

— Не пей так много холодной воды, иначе заболит живот.

Она взглянула вверх и с удивлением увидела стоящего над ней Адама. Ведь он спал, когда она вышла из хижины.

— Это то, о чем я тосковала последние несколько недель, дорогой. Мне ужасно не хватало твоих указаний, что можно и чего нельзя делать. Сэм мог заменить тебя лишь наполовину.

Адам рассмеялся и протянул ей руку, чтобы помочь подняться.

— Я так и думал, потому что сам чертовски соскучился по тебе. — Он притянул ее в свои объятия и, наклонив голову, поцеловал в губы.

Эви обняла его за шею и прижалась всем телом, возвращая ему поцелуй со всей страстью, которую накопила за последние недели.

— Я соскучилась также и по этому, — сообщила она со вздохом.

Адам снова поцеловал Эви, его руки прошлись по ее спине знакомым маршрутом, в то время как его поцелуй стал еще крепче. Когда он оторвался от ее губ, она по-прежнему прижималась к нему, обнимая за шею.

— О, Эви, — глубоко вздохнул он, — бегство в эти места было самым чудовищным, самым глупым и своевольным поступком, какой ты когда-либо совершала.

— Если, любовь моя, не обращать внимания на тот факт, что твои действия были просто безответственными.

— Знаю, милая, и вовсе не горжусь ими. Но иногда люди загоняют себя в угол, в то время как для них открыта дверь.

Все еще не отпуская его шею, Эви улыбнулась:

— Это звучит весьма глубокомысленно, Адам, но, боюсь, сейчас слишком раннее утро для меня, чтобы понять смысл твоих слов. Тебе не кажется, что ты слишком все усложняешь?

Руки Эви соскользнули с его плеч, и она села, прислонившись спиной к стволу огромного дуба. Адам опустился рядом.

— Я люблю тебя, но не могу терпеть, когда ты не признаешь своей вины. Ты поступил нехорошо, Адам. Ты не имел права скрывать от меня правду о моем отце и брате.

— Не спорю, Эви. Но у меня была причина.

— Я уже не раз слышала твои оправдания и жалею, что слепо доверяла тебе. Теперь я хочу сама решать за себя.

— А если я поклянусь тебе всеми святыми, что никогда больше не стану обманывать тебя, ты обещаешь, что не будешь убегать куда глаза глядят?

Несколько секунд она смотрела на него, размышляя, можно ли доверять его словам.

— Я верю тебе, Адам.

— И обещаешь?

— Извини, но обещать не могу. Пока.

— Понимаю. — Адам сердито отвернулся.

— Как только Сэм встанет на ноги…

— Дорогая, надо смотреть правде в лицо. Сэм может и не выкарабкаться. Он очень тяжело ранен.

— А я уверена, что выживет. Я верю в божественное предначертание, Адам, и в то, что ничего не происходит случайно. — Она сжала его руку своими ладонями. — Если бы я не покинула Сакраменто, Симона никогда не встретилась бы с Сэмом. И невозможно было изменить судьбу, когда вчера Сэм оказался здесь и на него напали бандиты. Но я уехала из Сакраменто, и Симона встретила Сэма. Затем, если бы я не пришла сюда с ними, Симона вчера осталась бы с Сэмом, и сегодня они оба были бы мертвы. А почему? Да потому, что ты не последовал бы за мной и не спас бы их. Понимаешь, что я имею в виду?

Эви подняла кверху указательный палец, подчеркивая значение сказанных слов.

— Вот почему я убеждена, что Сэм выживет. Если он умрет, то все предшествующие события окажутся бессмысленными. — Она откинулась назад с довольной улыбкой, убежденная в логичности своих рассуждений.

— Моя милая жена, это самое упрощенное толкование судьбы из всех, что я когда-либо слышал. — Адам поднял руку, чтобы остановить Эви, увидев, что она хочет прервать его. — Но поскольку ты веришь, что все происходящее предначертано судьбой, то и моя ложь свершилась по Божьей воле.

Адам самодовольно откинулся назад, уверенный, что загнал Эви в угол. Он старался не улыбаться, наблюдая за выражением ее лица, в то время как она искала подходящий ответ. И в конце концов сказала нахмурившись:

— Мне надо подумать над этим.

Адам снисходительно покачал головой и поднялся, прихватив ведро с водой. Возвращаясь в хижину, Адам одной рукой обнимал Эви за плечи.

Войдя внутрь, они увидели, что Сэм пришел в себя. Симона поддерживала его голову, стараясь помочь ему глотнуть воды. Его глаза встретились с глазами Адама с молчаливой признательностью.

— Этого я не ожидал. — Затем добавил со слабой улыбкой: — Я думал, ты никогда не появишься. Где ты пропадал столько времени, черт побери?

Адам с облегчением увидел, что Сэм достаточно крепок, чтобы разговаривать.

Понимаешь, приятель, я пропустил начало бала, но по крайней мере успел к последнему вальсу — Он наклонился поближе к нему. — Как ты себя чувствуешь, Сэм?

— Как будто по мне прошло стадо буйволов. Голова кажется больше тела, а плечо горит, будто на нем разожгли костер.

— В нем все еще торчит пуля, Сэм. Они посмотрели друг на друга, понимая, что предстоит тяжелое испытание. — Тогда надо удалить ее.

— Ты потерял слишком много крови. Сначала хоть немного восстанови свои силы.

— Да эта проклятая пуля как раз и высасывает мои силы. Сейчас самое подходящее время удалить ее. Адам мрачно кивнул:

— Хорошо, в таком случае надо вскипятить воду. А тем временем выпей горячего кофе.

Адам посмотрел на Эви и, пока она ставила на огонь два котелка воды, порылся в своей седельной сумке и достал бутылку виски.

Сэм сел, прислонившись спиной к стене, и начал пить кофе из кружки, которую Симона подносила к его рту. Адам протянул ей бутылку, и она хотела налить спиртное в чашку.

— Дай мне бутылку, мышка, — сказал Сэм нетерпеливо.

— Нет, мой милый друг, сначала выпей кофе, — твердо потребовала Симона. Сэм подчинился, и она в конце концов дала ему бутылку, когда убедилась, что он выпил достаточно много из чашки.

Эви наблюдала за ними, ожидая, когда закипит вода. Она разорвала на бинты оставшуюся часть нижней юбки Симоны.

Когда вода была готова, Адам налил немного в таз.

— Ты не захватила с собой какие-нибудь ножницы? — спросил он. Эви покачала головой.

— Тогда придется воспользоваться моим охотничьим ножом. — Глаза Эви удивленно расширились, когда Адам вытащил из ножен на бедре нож длиной свыше фута. — Надо прокипятить лезвие.

Эви осторожно взялась за рукоятку, изумленная тем, что Адам владел таким оружием, и опустила лезвие в кипящую воду.

Адам намылил руки и начал усердно тереть их. Эви, глядя на кипящую воду, нарушила внушающую страх тишину:

— Ты действительно… пользуешься им, Адам?

— Нет, я ношу его только потому, что он очень подходит к моим штанам, — насмешливо сказал он, стараясь снять напряжение. — Это всего лишь нож, Эви. Без него нельзя ходить в горы.

Эви в замешательстве покачала головой.

Адам наклонился и прошептал:

— Знаешь, милая, у меня есть для тебя еще много сюрпризов, когда мы останемся наедине в постели.

Покраснев, она с негодованием посмотрела на него. Адам подмигнул ей с дьявольской улыбкой и отвернулся.

Сэм выпил почти целую бутылку виски к тому моменту, когда Адам опустился на колени рядом с ним.

— Я понял… у Инжун… не такой ликер. — Бессвязная речь Сэма и странная улыбка на лице ясно говорили о его состоянии.

Несмотря на тревогу, Симона не могла удержаться от улыбки, встретившись взглядом с Адамом.

— Это должно быть твоей белой кровью, Сэм, — согласился Адам.

Сэм сделал еще глоток.

— У… верен… ты будешь делать это… я ничего не почувствую.

— Думаю, ты очень скоро поправишься, Сэм. — Адам подмигнул Симоне.

Эви подошла к ним и ждала, чтобы передать Адаму нож. Симона взяла бутылку у Сэма. Адам приготовился к предстоящей работе, и, когда он склонился над Сэмом, взгляд его сделался очень серьезным.

— В таких случаях говорят: «Мне причиняет это боль больше, чем тебе». Понимаешь, старина?

Сэм взглянул на измученное лицо своей возлюбленной, взял ее руку и слегка пожал.

— Нет, больше всего страдает моя мышка. — Глаза его закрылись, и голова упала на грудь. Он отключился.

Симона осторожно уложила Сэма на тюфяк и дрожащими пальцами сняла компресс с его плеча. Рана была обширной. Ружейная пуля порвала значительную часть ткани. Пытаясь нащупать пулю, Адам начал зондировать отверстие кончиком ножа. Когда он обнаружил ее и вытащил нож, из раны полилась кровь. Эви вытирала ее, так что Адам мог продолжать свое дело. Он снова ввел кончик лезвия внутрь и попытался подцепить пулю, чтобы вытащить ее. Наконец после нескольких попыток ему удалось продвинуть кусок металла к отверстию раны. Затем с помощью лезвия ножа и пальцев Адам извлек пулю.

Проверив, чтобы в ране не осталось ни одной ниточки от рубашки Сэма, он кивнул Симоне. Она вылила в рану остатки виски, после чего Адам приложил компресс, чтобы остановить кровотечение.

— Хорошо бы еще сделать несколько стежков, чтобы закрыть отверстие. — Он вопросительно поднял бровь. — Кто из вас, леди, хочет заняться шитьем?

Эви достала иголку с ниткой.

— У меня чистые руки, я сделаю это.

В ее руках несколько раз мелькнула тонкая стальная игла, когда она делала аккуратные стежки, соединяя разорванную кожу.

Наконец Эви подняла голову и улыбнулась Симоне, которая, не проронив ни звука, следила за каждым ее движением. Взгляды женщин встретились, и Симона облегченно улыбнулась.

Трудное дело было успешно завершено.

Прошло несколько часов. Адам в конце концов убедил Симону, что Сэм не потерял сознание, а просто спит под действием виски. Несмотря на то что голова его все еще была горячей, он не бредил.

Беспокоясь о Сэме, Симона уже два дня ничего не ела и почти не спала. После долгих уговоров Эви удалось увести подругу от постели Сэма, убедив ее, что он будет очень голоден, когда проснется.

Симона всегда любила готовить, с того самого момента, когда впервые взбила тесто. Кухня была ее святая святых, местом, где она могла проявить свое мастерство и где чувствовала себя равной девушкам с хорошенькими личиками. Новый рецепт волновал Симону так же сильно, как и новое платье или драгоценная безделушка.

А теперь в ее жизнь вошел Сэм Монтгомери, и искусство Симоны наполнилось новым смыслом. Оно стало проявлением любви.

Напоминание о том, что Сэм скоро проснется и захочет есть, превратило робкую, застенчивую мадемуазель Симону Лиль в активную, уверенную, энергичную женщину, у которой появилось дело.

— Адам, иди и подстрели оленя, — приказала она командирским голосом.

Бедный Адам, который в этот момент поднес ко рту чашку кофе, закашлялся и пролил значительную часть горячей жидкости себе на рубашку.

— «Иди и подстрели оленя»! Моя дорогая Симона, никто не может так вот просто выйти и «подстрелить оленя». Сначала надо выследить его. Олени не стоят около хижины и не ждут, когда их подстрелят.

— Сколько времени это займет? — нетерпеливо спросила она.

Адам неопределенно пожал плечами:

— Может быть, две или три недели.

Симона начала что-то очень быстро говорить по-французски, так что даже Эви не могла уследить за ней. Наконец женщина замедлила свою тираду, когда Адам предложил:

— А как насчет пары форелей?

— Пойдет. — Она быстро совершила маневр и бросилась в атаку.

Симона взбивала, снимала пену, помешивала и жарила с такой скоростью, что Эви с открытым ртом едва успевала следить за ней. За Симоной в воздух поднимались клубы мучной пыли, когда она возбужденно двигалась по комнате. Хотя Адаму удалось поймать только одну рыбину, форель была мгновенно очищена и приготовлена. К вечеру, когда Сэм проснулся, его ждал королевский ужин.

Он был слишком слаб с похмелья, чтобы есть.

Возможно это привело бы в уныние менее твердую женщину, но не Симону Лиль. Облегчение от того, что ее любимый жив и проснулся, затмило разочарование, которое она испытала, когда он отверг плоды ее труда. Ничего, она приготовит еду завтра, когда он будет чувствовать себя лучше.

Симона вернулась к своему дежурству у постели раненого.

В этот вечер Эви и Адама, уже привыкших питаться бобами и солониной, угостили вкуснейшим луковым супом и жареной форелью под белым соусом.

На следующее утро Сэм выглядел гораздо лучше. Он поел немного горячего бульона и выпил чашку кофе. Напряжение Симоны несколько спало вместе с лихорадкой Сэма. Взглянув на них в середине дня, Эви обнаружила, что они оба умиротворенно спят рядышком.

Улыбнувшись, Эви вышла из хижины. Впервые после нападения бандитов она почувствовала себя совершенно расслабленной. Эви спустилась к Адаму, который сидел на берегу реки под большим дубом.

— Они оба спят, как младенцы, — весело сказала она.

Погруженный в свои мысли, Адам улыбнулся и встал. Они бесцельно побрели вдвоем. Адам решил, что настал самый подходящий момент высказать давно тяготившие его мысли.

— Эви, как только Сэм поправится, я хотел бы, чтобы мы вернулись в Сакраменто.

Эви предвидела этот разговор с того самого момента, как Адам появился здесь. Она остановилась и повернулась к нему.

— Адам, неужели ты не понимаешь, что значит для меня встреча с отцом? Я должна поговорить с ним, посмотреть ему в глаза. Я еще не сказала Сэму, что мы брат и сестра, потому что хотела открыться сразу обоим. — Эви с умоляющим взглядом взяла руку Адама. — Я уже прошла столько, Адам. Пожалуйста, не возвращай меня теперь назад.

Адам обнял ее.

— Понимаю, милая, но, когда ты расскажешь им о себе, мы тут же вернемся в Сакраменто.

Эви взглянула на него с сияющей улыбкой.

— О, Эви, Эви, — прошептал он и склонил свою голову, не в силах больше сдерживаться.

Его губы жадно прижались к ее губам, ища… находя… и наслаждаясь их сладостью. Поцелуй пробудил обоюдный огонь, охвативший их тела. Она обняла руками его шею и прижалась всеми своими мягкими формами к его мускулистой фигуре.

Он осыпал поцелуями ее лицо и глаза до тех пор, пока его настойчивые губы не превратили тлеющий последние недели огонь во всепоглощающее пламя. Страсть привела их в состояние, когда время и пространство перестали существовать. На всем свете была только любовь.

Они опустились на землю и судорожными движениями начали снимать одежду, отбрасывая ее в сторону. Ее затвердевшие груди вырвались наружу и встретились с его ртом. Эви застонала и ее тело неудержимо задвигалось.

— Адам, — прошептала она сквозь конвульсивные всхлипывания и протянула руку к низу его живота. Ее пальцы начали возбуждать его с таким восторгом, что он уже не мог отличить экстаза от агонии.

Он вошел в нее, и темп их вальса начал ускоряться, пока не достиг сокрушительной кульминации.