По дороге в школу я поймала себя на том, что напряженно вслушиваюсь в каждый звук, ловя затаившуюся угрозу. Оцениваю встречных людей, пытаясь угадать их тайную суть, дышу так, чтобы прогнать через нос как можно больше запахов. Наверное, со стороны это выглядело странно: прохожие, наткнувшись на мой взгляд, спотыкались и старались обойти стороной, насколько позволяло место. Валгус держался спокойно, болтал о разной ерунде, пытаясь отвлечь одичавшего оборотня от боевого бдения. В конце концов, мне стало стыдно, и я взяла себя в руки.

Помогла брошенная вскользь фраза Валгуса:

— А мне Сайлова на днях звонила, спрашивала, почему школу прогуливаю. Я сказал — болею, так она пыталась напроситься в гости. Еле убедил не приходить.

Я онемела на миг. Что?! Да как она смела?!

Сильная злость заставила стиснуть зубы, о том, что мелькнуло в моих желаниях и говорить не стоит. В одну секунду все, что происходило вокруг, стало неважно.

Юноша, глядя на выражение моего лица, довольно рассмеялся, а потом серьезно сказал:

— Остынь, я пошутил. Хотел, чтобы ты пришла в себя. Хотя звонок из школы и, правда, был, но только от твоего воздыхателя. От Воронова.

Я сердито фыркнула — мне не понравился метод, который использовал мой друг. Ревность не самое приятное чувство на свете: по душе словно кошки когтями прошлись. Одно хорошо, звериная настороженность ушла, сменившись обычными человеческими обидой и недоумением.

Я искоса глянула на Валгуса. Он перехватил мой взгляд и криво улыбнулся:

— Что? Неудачная шутка? Прости, другое в голову не пришло.

Злость мгновенно утихла, и я мысленно чертыхнулась — надо же, как меня, оказывается, легко вывести из себя! Одна фраза и перед вами уже не зубастая волчица, а обычная ревнивая девчонка, которая не слышит ничего вокруг, кроме собственных глупых воплей. Вот бы Ярослав расстроился!

Я вздрогнула — мысль о наставнике застала меня врасплох, совсем как слова Валгуса.

— Ты чего? — осторожно сжал кисть парень.

Я мотнула головой:

— Так, вспомнилось кое-что.

И украдкой вздохнула. Расстаться со стаей оказывается не так-то просто. Недостаточно просто убежать.

Класс встретил нас привычным шумом, который притих лишь на мгновение, стоило шагнуть внутрь. Я вдохнула и еле сдержала гримасу отвращения — в деревенской школе запахи витали другие, там все пахли по родственному, в той или иной мере, а тут… Поспешно прошла к своему месту и едва успела усесться, как услышала за спиной:

— Привет, Саш. Ты где пропадала?

Развернулась в пол-оборота, чтобы видеть с кем говорю, и пожала плечами:

— Болела.

— А твой отчим сказал, что переехала жить в деревню, — растеряно выговорил Тенгу и тут же добавил, — но я рад, что ты передумала! Кто переводится в конце одиннадцатого класса?

Светлые, стильно выстриженные волосы парня отливали золотом на свету, и у меня мелькнула мысль — перекинься он в волка, наверняка получилась бы интересная масть. И опять мелькнуло видение заросшего папоротником леса. Отогнав его прочь, улыбнулась и снова пожала плечами. Пусть Тенгу сам додумает мой ответ.

Рядом скрипнул стул — Валгус занял свое место, одарил Гришку благожелательным взглядом, от которого одноклассник на мгновение сник и отодвинулся. Инстинкты у парня работали хорошо и Валгус ему категорически не нравился. А вот мне наш "отаку" неожиданно стал ближе. Правда, четко сформулировать свои чувства с ходу не получилось бы. Мне хотелось его… защитить что ли? Как родича, как младшего брата. От чего защитить, я толком понять не могла. Скорее всего, от участи оборотня. Валгус прав — человеком жить проще.

Я недобро прищурилась, в упор рассматривая одноклассника, обдумывая резкие слова, способные навсегда отогнать полукровку. Нельзя ему вертеться рядом! Я точно знала это. Нельзя! Иначе сам попадет под раздачу.

Память тут же услужливо подсунула лицо Ярослава: злое, с горящими глазами. Когда тот смотрел в окно вагона. Теперь эта злость стала понятна — наставник в душе клял последними словами судьбу и невозможность ее изменить. Я вынудила парня гоняться за собой и, верный закону стаи черный волк не мог ничего изменить, а ведь хотел. Наверняка хотел. И вот теперь я оказалась в схожей ситуации. Тяга Гришки ко мне могла оказаться для него фатальной. Кто знает, от чего срабатывает механизм преображения? И только ли гора Предков тому виной? Я ведь не должна была пробудить душу волка, слишком большая во мне примесь человеческой крови!

Меня передернуло от мысли, что мальчишка пройдет через ужас чужих душ. Безумны те люди, что хотят знать свою прошлую жизнь! Только пребывая в неведенье можно тешить себя верой, что это здорово и круто — помнить прошлое, затертое смертью. Я-то знаю — не здорово и не круто. Даже если жизнь не твоя.

Снова глянула на Воронова, на его сияющее радостью лицо, и чуть не оскалилась, как зверь. Чтобы отвлечься и успокоиться, схватила за руку Валгуса, передвинула к нему стул поближе и прислонилась к плечу друга. Надеюсь, такой намек Гришка поймет.

Меня тут же заключили в объятья. Я позволила себе закрыть глаза и забыть про все на свете, включая тревогу за неразумного одноклассника.

— Александрова, хочешь, угадаю, как твоя болезнь называется?

Голос Тенгу стал раздраженным и злым. Я неохотно посмотрела на мальчишку, заранее напряглась, готовясь услышать жестокую глупость, что наверняка сейчас сорвется с его губ.

— Не трудись, Воронов, — неожиданно опередил его Валгус. — Мы в курсе. Она называется — любовь.

Слова прозвучали в полной тишине, словно все специально закрыли рты именно в этот момент! Я почувствовала, как вспыхнули щеки, но отстраняться не стала. Даже наоборот, мне хотелось, чтобы каждому в классе стало ясно — я с Валгусом и это никому не изменить. Не стоит даже пытаться. Никому! Особенно… некоторым девицам.

Я бросила украдкой взгляд в сторону Сайловой, она сидела, презрительно поджав губы, и морщилась от недовольства.

— Это еще что такое?! — вывел меня из дум сердитый голос классной. — Александрова! Аллик!! Вы что себе позволяете?!

— А у них любовь, Вер Ванна, — пропел ехидный голос Сайловой с задней парты.

Я смущенно отпрянула, перехватила смеющийся взгляд Валгуса и на всякий случай уткнулась взором в парту. Странно было после всего пережитого снова чувствовать себя человеком, обычной девчонкой, которую готовы отчитать все кому не лень.

— Та-ак! — шлепнула журналом о стол учительница. — Останетесь после урока. Вдвоем.

Вокруг оживленно зашептались и захихикали. Я сама с трудом удержала смешок — все знали, о чем пойдет речь и каков будет этот разговор. Наша классная жила прошлым веком. Девичья честь, загубленная жизнь и все такое. Не мы первые, не мы последние кто попался с поличным и был оставлен для "приведения в чувство", так Вер Ванна говорила. Как будто это кому то помогло. Как будто это вообще могло помочь. Как будто Валгус и я в этом нуждались!

Сразу после школы мы решили завернуть в Лялькин детский садик — выполнить обещание Валгуса, пока есть такая возможность. Медленно брели по улице пока не уткнулись в железные прутья забора практичного зеленого цвета. Их украшал несложный узор из ромбов и кружков и большая вывеска с золотым тиснением под стеклом — Детский сад номер тридцать девять "Золотое зернышко". По мне, так эти детсадовцы больше походили не на зернышки, а на репьи: детей вывели на прогулку, и они изо всех сил проверяли на прочность игровую площадку, цепляясь гроздьями за ее выступающие детали. Я подошла поближе, пытаясь разглядеть в крутящейся вокруг беседки малышне сестру. Девочка обнаружилась в самом центре веселой толчеи. Она всегда оказывалась в центре.

— Ляля! — окликнула сестренку.

Она не услышала, зато тут же нашлись более внимательные уши. Ляльку потянули за рукав и ткнули в мою сторону пальцем:

— Смотри! К тебе пришли!

Сестренка взвизгнула:

— Саша!

И метнулась к забору.

— Как и обещал, — серьезно сказал Валгус моей малявке, и та просияла улыбкой, а потом торжественно кивнула в ответ.

— Ты за мной пришла? — с надеждой спросила сестренка и поджала губы, увидев, как я отрицательно качнула головой. — Почему?

Почему? Ну как тут объяснить?

Я вздохнула и уложилась в одно предложение: — Ляль, я больше не вернусь домой. — Лялька растерянно моргнула, скривилась, готовясь зареветь, и я торопливо зашептала: — Ты не бойся, далеко не уйду пока!

Она схватила мою ладонь, уставилась своими глазищами, пытаясь понять, насколько серьезны слова.

Я потупила взгляд, пряча набежавшие слезы, вздохнула, справляясь с эмоциями, и поправила завернувшийся воротник Лялькиной кофточки:

— Так надо, Ляль. Мне больше нельзя жить с вами. Иначе всем нам будет очень плохо!

Сестра имеет право на часть правды. Оставлять ее одну, без присмотра было очень трудно. Я привыкла оберегать Ляльку от всяких неприятностей, также как она — меня. Мы нуждались друг в друге. Раньше. Мы и сейчас друг другу необходимы, только на роль защитника я больше не гожусь. И не могу позволить сестре заботиться о ворующем ее энергию и здоровье существе.

Лялька открыла глаза еще шире — слишком редко она видела мои слезы, чтобы спокойно их принять.

Протянула руку, погладила по щеке:

— Саша, не плачь!

Прищурилась и сердито посмотрела на Валгуса, словно ждала от него чего то. Юноша в ответ на этот требовательный взгляд сказал:

— Я позабочусь о ней. А ты, Ляля, пока родителям ничего не говори, ладно? Саша хочет сама. Попозже.

И Лялька — словно это она была старшей сестрой, а не я — по-взрослому кивнула в ответ.

— Я буду недалеко! — пообещала я, больше самой себе, выпрямилась и быстро пошла прочь, не оглядываясь. Вытирая ладонями мокрое лицо. Чувствуя спиной, как сестренка смотрит вслед.

Дорога до дома прошла в тишине. На душе было муторно. Я словно часть себя потеряла. Навсегда. А ведь еще предстоит прощание с мамой! От этой мысли стало совсем нехорошо. Я не представляла с какого конца подступить к этому разговору! Зайти в бывший дом, как в гости? Написать письмо? Позвонить? А что сказать?

На мгновение мелькнула малодушная мысль обратиться за помощью Валгусу, чтобы тот внушил, что нам надо, но тут же пропала: вина за такой поступок будет давить всю оставшуюся жизнь. Мама должна знать, что ее дочь жива здорова. Да и шила в мешке не утаишь: живу-то в соседнем подъезде. Это, конечно, не деревня, чтобы помнить всех соседей. Я сама знаю только тех, кто держит собак или живет на моей площадке. Но это я… А вот жадные до сплетен бабульки, точно обратят внимание, что я выхожу из другого подъезда, да еще не одна. И полезут расспросами к маме или… к отчиму. Представляю его ответ.

Нет. Без разговора с мамой не обойтись! Но только не сегодня. Сегодня уже не смогу, просто не вынесу, закачу истерику. Да и не знаю пока, что можно сказать, а что нельзя. Ляпну в расстройстве лишнее и подведу под монастырь и маму, и себя и… Валгуса.

Вдруг на меня опять откроют охоту? Хорошо если чужаки: они станут искать именно меня, а не моих родных. А если "свои"?! Дорожка уже протоптана, и адрес известен. Обнаружат в пять минут. Одна надежда, Ярослав говорил — вольна уйти. Вот только насколько широки границы этой вольности? Вполне вероятно, что стая следит за теми, кому с ней не по пути. Я бы на их месте… приглядывала. Особенно первые несколько лет. Так, на всякий случай.

— Саша, это ты?

Удивленный, полный надежды голос прозвучал прямо над ухом, заставив мгновенно открыть глаза. Некоторое время я не решалась даже шевельнуться. Сердце колотилось так, словно я промчалась пару километров стремительным аллюром.

— Ты чего? — поднял голову Валгус, моментально почувствовав напряжение. Он еще не успел заснуть и сразу отреагировал на мое закаменевшее тело.

Я молчала, вслушиваясь в ночь, пытаясь отыскать в ее звуках, то что заставило минуту тому назад сбежать дрему. Нет, ничего необычного: все те же шорох шин по асфальту, шелест деревьев, громкое тиканье за стенкой, писк кодового замка в соседнем подъезде. Да еще шаркающие шаги под окном — кто-то навеселе возвращается с ночной прогулки. Я же искала другое: едва различимый шорох под мягкой волчьей лапой, легкое нетерпеливое поскуливание или наряженный рык перед последним прыжком. Тщетно… Ни звуков…. - вдохнула поглубже — … ни запахов. Но я ведь слышала! Только что! Меня звали! Точнее звал. Ярослав. Уж что-что, а хрипловатый голос наставника ни с чьим другим не перепутать!

Валгус все еще ждал моего ответа. Я поежилась:

— Ты ничего не слышал?

Юноша приподнялся на локте, насторожившись:

— Нет. Ничего.

Я облегченно вздохнула:

— Значит, приснилось. Прости, что разбудила.

Такой ответ Валгуса не устроил, он бесшумно поднялся и подошел к окну, всматриваясь в ночной мрак, прислушиваясь. Я вместе с ним ловила каждый звук, хотя уже поняла бессмысленность этого занятия: улица тут ни при чем. Голос прозвучал так, словно Ярослав стоял рядом со мной!

Чушь какая-то. Ерунда!

Но на всякий случай я тоже выпуталась из одеяла, бесшумно прошла к входной двери и приложила к ней ухо.

Ничего. Только зря переполошила и себя и парня.

Вернулась обратно в кровать, но ложиться не стала: села, закутавшись в мягкий плед по самые уши. Валгус примостился рядом, обнял за плечи и сказал:

— Не переживай. Всего второй день дома. Неудивительно, что тебя мучают кошмары. Нужно время, чтоб успокоиться.

Успокоиться? Разве это возможно, если вокруг все так неопределенно? Если каждое утро начинается мыслью — "еще не нашли?"

Я вздохнула, и Валгус погладил меня по щеке:

— Не накручивай себя. Не надо. Лучше скажи — твои волки могут тебя выдать?

Я покачала головой. Нет! Это невозможно! Стая разбирается сама. С теми, кто провинился. И не отдает на расправу: не так уж много нас осталось. Точнее — совсем мало. Дорог каждый волк. А тем более — волчица.

— Вот и хорошо, — улыбнулся друг. — На это я и рассчитывал! А кроме стаи никто про тебя не знает. Твою ауру я прикрою. Им даже в голову не придет, что оборотень и охотник могут быть вместе. Главное — не шуметь, не провоцировать и не выдавать себя глупыми поступками. Так что ложись спать, не мучай себя.

— А что будет потом? Когда окончим школу? — тихо задала я главный вопрос.

Валгус рассмеялся:

— О-о… за это время я разработал стратегический план, достойный самых придирчивых родителей. Мы поступим в институт, как и все. Выберем город побольше и затеряемся в нем на пять лет. Будем вести себя тихо и примерно. Этого времени должно хватить на решение главной проблемы — поиска союзников в нашем вопросе и обретение официального разрешения и статуса.

Валгус сказал это так уверенно, что все мои страхи тут же улеглись, затаились до лучшего времени глубоко в груди. В самом деле. Кому я нужна? Кроме стаи? Охотники и те убрались.

Мысль о родителях Валгуса подтолкнула меня к новой тревоге.

— Валгус, а как же тебе разрешили остаться?

На этот раз я спрашивала не о родителях, мой друг понял это.

— Ну, тебя все-таки не нашли, поэтому оставили меня. Одного. Охотник я не опытный, но встать на след могу. И вызвать подмогу, в крайнем случае.

"Охотник" — от этого слова меня в дрожь бросало. И еще кое от чего.

— Почему ты меня сразу не сдал? В сентябре?

Теперь, когда прошло столько времени, я пыталась заново разобраться с началом нашего знакомства.

Мой друг разжал объятья, ссутулился и вздохнул:

— Сам тогда каждый день задавал себе этот вопрос. Не знаю! Ты пахла как обращенная, как оборотень, а вела себя как человек. Я видел твоих сородичей. Они не способны на…. Ты должна была кинуться на меня! А вместо этого попыталась поговорить. Я не ожидал. Подумал — а кто меня торопит?

Юноша усмехнулся:

— Если честно, ты мне почти сразу понравилась. Хотя с первой же минуты заставила себя почувствовать нервным идиотом, который рвет. э… колготки девушкам. Я так разозлился — получилось, малолетка псоглавая вела себя достойнее меня! И я решил… попробовать понять — почему? Почему ты не бросаешься, не пытаешься убить меня? Вы ведь всегда так делаете. Почти все. Единицы могут терпеть наше присутствие рядом. Кстати… Не скажешь причину? Неужели нельзя контролировать звериные инстинкты?

Я растеряно моргнула и уставилась на Валгуса.

О чем он спрашивает? Он что не понимает? Он же сам говорил о памяти крови! Или у них все не так?

На лице друга нашла лишь выражение безграничного интереса и любопытства.

Не понимает. Нет.

Вздохнула, закусила губу. Могла ли я рассказать эту часть чужой тайны? Имела ли на это право? Наверное — нет, вот только…. разве можно промолчать?

И выдавила через силу, спотыкаясь через слово:

— Валгус… У нас есть обряд… он пробуждает… Ну, память крови. В каждом из нас живут… те… кто умер много лет тому назад.

Брови Валгуса поползли вверх:

— Ты знаешь, что случилось с твоими предками много веков назад? Удивительно. Как это необыкновенно! Только все равно не объясняет вашу ненависть к нам.

Он не понял, о чем я толкую.

Мне стало зябко.

Стало быть, парень попросту не знает, кем стала его подружка! Не понимает, насколько я была опасна для него! Если признаться честно самой себе — и сейчас угроза до конца не миновала, ведь память мне никто не подтер. Те, кто ее заполнил, никуда не делись, они по-прежнему в душе. Что произойдет, если контроль ослабнет?!

Этот вопрос можно было не задавать — картинка нарисовалась сразу: тело среагирует на опасность мгновенно, приняв волчью ипостась. Обзаведется клыками, обрастет шерстью. Валгуса надо предупредить! Даже если это будет стоить мне его любви.

Я сглотнула и вынесла сама себе приговор:

— Валгус. Не просто знаю. Я это прожила и почувствовала. Все самое яркое, что случилось в их жизнях. Любовь, ненависть, смерть. Ты помнишь, как чаще всего умирал мой народ триста лет тому назад? А кто убивал твой?

Юноша побледнел:

— Не может быть!

Я ждала, когда он до конца осознает мои слова и отодвинется подальше. Внутри все онемело, как от заморозки.

— Бедная девочка, — привлек меня к себе юноша, поцеловал в волосы. — Неудивительно, что тебе кошмары снятся. Как же ты с этим справилась?

Что я могла сказать в ответ? Ничего. Просто прижалась крепче и закрыла глаза.

Вспоминать чего мне это стоило, не хотелось. Да и не была я уверена, что до конца удалось. Иначе не мерещились бы ночами голоса.

— Ложись, я еще немного посижу, покараулю, — приказал юноша и подошел к окну.

Я замотала головой, не соглашаясь:

— Нет. Хочу, чтобы ты был рядом.

— Ты держишь меня за святого, — вздохнул мой приятель. — Подожди, я принесу второе одеяло.

Я отвлеклась от невеселых дум и почувствовала, как краснею. Меня здорово смущало, что никак не могу заставить себя уйти в другую комнату. И если в первый день этому было достойное объяснение, то сегодня оно уже почти не годилось. А самое главное… кажется, дело было совсем не в страхе. Точнее — не только в нем.

Да нет же! Мне вполне достаточно поцелуев и объятий. Или нет?..

Совсем я запуталась в том, чего хочу.

Между тем вернулся Валгус, посмотрел на меня и весело хмыкнул:

— У тебя такое озадаченное лицо! Над чем так сильно задумалась?

Я смутилась:

— Может мне и правда стоит лечь отдельно?

Юноша медленно покачал головой:

— Нет. Ты права — я должен быть рядом. Я тоже это чувствую, так что не будем искушать судьбу, — тут Валгус усмехнулся: — Обойдемся отдельными одеялами.

Громкий вздох облегчения, который я не сумела сдержать, заставил нас обоих рассмеяться. Удивительно странные ощущения принесла с собой новая жизнь. К ним необходимо было привыкнуть. Притом не мне одной.