С этого дня в собственном доме я стала тенью. Неясным призраком, что время от времени появлялся у домашних на пути. Мать старалась не смотреть мне в глаза. Отчим каменел лицом, стоило ему наткнуться на меня взглядом. Он бы и Ляльке запретил со мной разговаривать, но куда денешься, если комната одна на двоих? А выселять в другую — хлопот не оберёшься. Это же надо по ночам, когда Лялька хнычет от страха, вставать, утешать, успокаивать. Нет, собственные удобства и эгоизм для Влада превыше всего. Важнее безопасности дочери. Ведь он не мог не понять, что я его чуть не убила! Или — мог? Тогда почему с того памятного дня говорил обо мне матери не иначе как "твоя уголовница"? Думая, что мне не слышно, пилил каждый день, выплескивая злым шёпотом бессилие и страх.

А мама при виде непутёвой дочери только поджимала губы, но глаза оставались по-прежнему виноватыми. И раз за разом заводила разговор о том, какой институт я выберу. Понятно к чему это сводилось: чемоданы за дверью окажутся не Влада, а мои. Выбор сделан.

Сказать, что мне было больно — это ничего не сказать. Как она могла?! Разве так можно? Со своим ребёнком?! Одно дело выпорхнуть из гнезда по собственному желанию, другое — знать, что задержаться в нём, по любому, не позволено, и если что, подпихнут коленом под зад, провожая во взрослую жизнь.

Именно тогда я дала себя клятву: с моими детьми всё будет по-другому!! Никогда и никто не встанет между нами! Никакой мужик! Никакая беда! Лучше совсем обойдусь без второй половины, чем позволю своему ребенку испытать что-то подобное.

Наконец, накануне Нового года, нервы не выдержали, и при очередном вопросе я выпалила маме в лицо:

— Я уеду при первой же возможности! И так далеко, как только смогу! Можешь не трястись за своего подонка.

Мама дернулась, словно от удара, и мою злость как рукой сняло. Чем я лучше Его , если делаю ей больно?

— Прости, — прошептала, схватила куртку и вылетела в подъезд. Там вцепилась рукой в бабушкино наследство. Мне казалось, её любовь подпитывает меня через старинное серебро и дарит силы. А через минуту загудел лифт — кто-то поднимался.

Я подошла к его дверям и остановилась, ожидая пока откроются. У меня даже сомнений не возникло, кого я увижу. Только один человек мог почувствовать как мне плохо и явиться на помощь. Я бы даже пари заключила, жалко не с кем.

Створки разъехались в сторону, и навстречу шагнул Валгус. Я посмотрела парню в глаза и подумала: "Когда же ему надоест возиться со мной?" Я этого очень боялась. А мой друг, как ни в чём ни бывало, спросил:

— Пойдем, погуляем?

На улице держался приличный морозец, но разве это имело значение? Я бы и в сорокаградусный не отказалась. Главное — уйти из дома.

На носу был Новый год, но грядущий праздник не радовал. Я представить себе не могла, как сяду за стол рядом с Владом и стану жевать оливье. Да у меня кусок поперек горла встанет! Получалось, дома остаться нельзя, а напрашиваться к другу — стыдно. У него своя семья. Не думаю, что родителей обрадует визит существа из враждебного клана, пусть это существо ни сном, ни духом не знает про своих сородичей. Да и опасалась я грозной профессии родных юноши. И причины, по которой они ещё здесь.

— Хочешь в лес? Побегать? — поинтересовался Валгус, не ведавший о моих думах.

Сто лет не была в волчьей шкуре. С тех самых пор, как запретили.

— А разве можно? — недоверчиво уставилась на юношу.

— Сегодня? Да! — обрадовал меня друг, и тут же добавил: — Но при одном условии! Ты не станешь выть, и я не отойду от тебя даже на шаг.

Соблазн оказался слишком велик, я согласно кивнула:

— Хорошо.

— Ну, тогда побежали! — рассмеялся Валгус и помчался к парку. Я метнулась за ним.

Свежую партию снега еще не утоптали, и он покрывал все вокруг легким, рыхлым полотном, на котором одно удовольствие покувыркаться.

В парке я забежала за домик садовников. В одну секунду сдернула одежду, торопливо побросала ее в пакет и преобразилась. Выскочив с игривым рыком навстречу другу, заскакала вокруг, как непутевый щенок. Юноша рассмеялся, увернулся от моих наскоков, подобрал пакет и закопал его в сугробе под деревом. Я же веселилась, как могла. В волчьем облике легче выражать чувства: будь то улыбка или виляние хвостом от удовольствия. А уж как я вывалялась в снегу! От души.

Свобода и счастье, вот какие чувства царили тогда в моей душе. Я забыла об отчиме, о маме, об угрозе от чёрного чудовища, о собственных обиде и терзаниях. Ничто не имело значения кроме волчьей песни, пусть она звучала только в душе, а еще — кроме друга, не отстающего ни на шаг.

Под конец беготни по парку мы наткнулись на прохожего, выгуливающего огромную среднеазиатскую овчарку. И если ничего не понимающий хозяин пошёл к нам знакомиться, приняв за новых членов братства "собачатников", то его пёс радоваться не спешил. Едва учуяв мой запах, он сел, упёрся в землю всеми лапами, противясь воле хозяина, и тоскливо заскулил.

Бедная собака… Мне даже стало её жалко. Мужчина же, не понимая, что к чему, сначала пытался стащить пса с места, потом сдался и издалека прокричал:

— А что это у вас за порода, молодой человек?

Не знаю, как у Валгуса получилось не расхохотаться. Я вот тихо, по-собачьи тявкнула от удовольствия.

— Биформис, - тут же нашёлся мой товарищ.

Я перевода слова не знала, а потому на всякий случай рыкнула, показав клыки.

Мужику блеснувшие зубы понравились:

— Ого! А к какой группе относится? Овчарка? Молосс?

— Лайка переросток, — уже не сдерживая улыбки, сказал Валгус.

— А-а… — разочаровано протянул любитель собак, — дворняга!

Это было прямое оскорбление волчьей шкуре, а потому я вздыбила холку и сделала два шага вперёд. Больше и не потребовалось: кобель лучше хозяина разбирался, кто перед ним, а потому рванул что есть мочи в сторону спасительных огней цивилизации. Поводок натянулся, и мужчина не смог устоять на ногах, уехав вслед за псом на пузе.

А Валгус, не отказал себе в удовольствии проорать вслед:

— Зато какая умная!

За лайку я его изваляла в снегу, опрокинув в ближайший сугроб. Конечно, парень сопротивлялся, но что он мог сделать в человеческом облике против — звериного? Только сдаться на милость победителя.

Возвращаться в тело человека не хотелось. Зверем быть проще. Однако, делать нечего, пришлось. Закопанные в снег вещи за прошедшие часы заледенели. Я недовольно сморщила нос и фыркнула — а не попробовать ли в таком виде добраться до дома? Если люди принимают меня за собаку?

Видно размышления отразились на морде, потому что Валгус пробормотал:

— Даже не думай!

И принялся снимать с себя куртку:

— Я отвернусь. А ты накинь, а то простудишься.

В простуду мне не верилось. Кажется, волчья ипостась хорошо охраняла от подобных мелочей, но забота всё равно порадовала.

Преображение происходило так быстро, что я поначалу даже не смогла бы описать толком, что чувствую при этом. Просто окружающий мир на мгновение расплывался мутным пятном и… собирался в единую картину уже по-другому. Вот и сейчас, тело задрожало в ознобе, мускулы свело судорогой, а кости словно расплавились и… все. Я снова человек.

Торопясь сохранить волчий жар, быстро натянула остывшую одежду и клацнула зубами от холода. Валгус тотчас потянул меня за руку:

— Побежали! Согреешься!

В человеческом теле бегать не так весело, но тоже ничего. Мне нравилось. Особенно когда за руку держит Валгус.

Густые хлопья снега, высвечивающиеся на фоне серо-оранжевого от света уличных фонарей неба, делали мир спокойнее и чище. И на душе было так же как на улице — несмотря на сгущающуюся черноту, светло и спокойно.

До нашей многоэтажки мы добрались быстро. Слишком быстро. Настроение от необходимости идти домой сразу ухудшилось, но куда деваться? На счастье у Валгуса были другие планы. Он потянул меня за рукав к своему подъезду:

— Пошли. Хочу познакомить тебя с родителями, — почувствовал, как я напряглась, и перевёл взгляд на меня: — Не переживай и не бойся. Я с тобой.

"Я с тобой" — как это замечательно звучит. Всё равно буду бояться.

— Пойдём, — дёрнул за рукав юноша, — а то замёрзнешь.

Я послушно сделала шаг и снова остановилась. Сомнение в том, что мы поступаем правильно, не давало мне покоя.

— Валгус, может… не надо?

Он беззаботно рассмеялся:

— Ещё как надо! Хочу, чтобы завтрашнюю ночь ты провела со мной!

Против такого соблазна я устоять не могла. Встреча Нового года дома нависала надо мной как поднявшаяся в небо неведомым колдовством огромная скала, грозившая раздавить, как только кончатся силы ее держать. И вдруг — вот оно, спасение!

— Хорошо, — кивнула и послушно сделала ещё несколько шагов, а затем ноги сами собой захотели остановиться.

Валгус вздохнул:

— Нет, это невозможно! — рассмеялся. — Трусишка. Ну, какой ты волк? Ты самый настоящий заяц!

Схватил меня в охапку, перекинул через плечо и потащил. Отпустил лишь у самого лифта и встал, перегородив дорогу, чтобы не сбежала в последний момент.

На площадку я вышла сама. Наверное, ужас в моих глазах был слишком велик, потому что Валгус нахмурился и внезапно прижал меня к себе. Но не для того, чтобы утешить, как обычно это делал, а взял пальцами за мой подбородок, приподнял его и стал наклоняться. От неожиданности я забыла, что надо дышать.

Губы юноши оказались требовательными, жесткими, холодными после улицы, но жар, опаливший меня изнутри, согрел их в одно мгновение.

Меня ни разу ещё никто не целовал по-настоящему. Так как он. Ноги сами собой ослабли. Вообще все мышцы ослабли, а губам стало горячо и щекотно.

Сладка пытка. Невозможно сладкая.

Когда парень оторвался от меня, я забыла для чего и куда мы идём. Я шагнула бы за ним в пасть чудовищу. Только… не знала, как реагировать на происходящее и что сказать, а потому послушно нырнула в темноту прихожей за… другом?

Валгус учтиво помог раздеться, снова поцеловал, только на этот раз в уголок губ, подняв в моей груди бурю чувств, а потом взял за руку и завел в зал.

Я уже привыкла к запаху Валгуса, но более сильный аромат оказался … немного неожиданным и сразу привел меня в чувство, вернув на землю. Прошлый раз я его так остро не чувствовала. И снова в памяти не нашлось сравнения. Хотя… Если бы опасность могла пахнуть, она бы пахла именно так.

Я застыла на месте и напряглась, готовясь отпрыгнуть назад. От сидящих в обнимку на диване мужчины и женщины с первого взгляда исходили лишь спокойствие и безмятежность, но я сразу почувствовала — нет никого опаснее для меня. Они заметно вздрогнули, встретившись с испуганным взглядом нежданной гостьи.

Валгус ободряюще сжал мой локоть и сказал:

— Мама, папа, познакомьтесь, это моя девушка - Александра.

Словно предупредил — не троньте!

Они выглядели слишком молодо, чтобы быть его родителями, но сомневаться не приходилось: Валгус умудрился родиться похожим сразу на мать и отца.

У мужчины чуть дрогнули брови, женщина в изумлении широко распахнула глаза. Видно мой вид удовольствия не доставил. От такой реакции меня залихорадило. Валгус стоял рядом, и я чувствовала, как он напряженно ждёт ответа.

Первым справился мужчина, он улыбнулся, встал, подошёл ближе:

— Приятно познакомиться, Александра! Марк.

И протянул руку. Я неуверенно пожала её. Моя рука казалась мертвой ледышкой. Кровь словно застыла и смёрзлась в колючий комок. Валгус обнял меня за талию и прижал к себе, пытаясь приободрить.

Мужчина перевел взгляд на сына, а потом озорно улыбнулся, словно мысль о том, что они делают что-то запретное, доставила ему удовольствие. Я поняла, от кого у Валгуса такая ослепительная улыбка и перевела дух. Валгус… он слишком хороший, для того, чтобы его родители оказались плохи.

Я осмелела настолько, что позволила себе взглянуть в сторону женщины. Красивая, очень красивая, утонченной, древней, аристократичной красотой. От нее Валгусу достались глаза-озера и тонкие выразительные брови. Мне кажется, она удивилась меньше, чем ее муж. Наверное, женщины лучше знают своих детей. Или может — лучше их понимают?

С первого взгляда женщина не испытала и малейшего напряжения, когда взяла в ладони мою руку. Взгляд был хоть и настороженный, но дружелюбный.

— Здравствуйте, Саша. Зовите меня Ванесса, — улыбнулась она, а затем наклонила голову, прищурила глаза, усмехнулась и спросила сына: — Так это ты прятал её от всех?

Валгус только улыбнулся, одновременно виновато и с вызовом. Словно хотел показать, что пойдёт против всего света из-за меня. В тот момент я даже на секунду не задумалась, имею ли право на такую жертву? Мне было всё равно.

Домой я пришла далеко после полуночи, и провалилась сразу в глубокий сон. Счастье переполняло меня, было ощущение, что пустая до этого жизнь наконец-то наполнилась смыслом.

Страх ещё не оставил меня до конца. Чего я боялась? Всего. А больше — саму себя. Мне казалось, что я растворяюсь в Валгусе, теряя волю и душу. И если сумасшествие с его стороны неожиданно закончится, и он сообразит, что я не для него, то собрать себя уже не получится.

И всё-таки я была счастлива. Безмерно. Потому что, когда мы остались с Валгусом наедине, и я попробовала перевести случившееся в шутку — наверняка он устроил эту штуку с поцелуями и признанием родителям ради моей безопасности — сказала, криво усмехнувшись:

— Ну, ты даёшь. Даже я тебе поверила!

И наткнулась на внимательный взгляд. Мой друг, поняв, что я имела ввиду, улыбнулся, осторожно взял в ладони мое лицо и снова поцеловал.

Ноги предательски задрожали, мне осталось только одно — довериться тому чувству, что толкало меня к Валгусу. Я ответила на поцелуй. С неожиданной силой. С пугающей саму себя страстью. И когда мы, наконец, отодвинулись, меня некоторое время еще сотрясала мелкая дрожь, как от сильного озноба.

— Тебе плохо? — нахмурился Валгус.

Кажется, его испугало, что со мной происходит. Я молча покачала головой — говорить не было сил. И желания тоже не было. Казалось, стоит открыть рот, и всё безвозвратно испорчу.

— Значит — хорошо? — чуть самодовольно улыбнулся юноша, а я в ответ уткнулась ему в плечо.

— Дичок, хоть и поздновато я спрашиваю, но… — выдохнул в мои волосы Валгус, — ты согласна стать моей девушкой?

Разве я могла сказать "нет" если мечтала стать ею с того самого дня, как он утешал меня в лесу? Наверное, мое лицо сказало все за меня, потому как Валгус довольно рассмеялся и обнял меня ещё крепче. Мы просидели у него в комнате несколько часов. Родители Валгуса нас не тревожили, им тоже надо было собраться с мыслями. Но и спать не ложились, наверное, сторожили пока я уйду. Думаю, Валгусу пришлось объясняться с ними.

Он проводил меня до дверей, пожелав спокойной ночи. Домой я зашла, не чуя ног. И вот теперь лежала с блаженной улыбкой и глазела в потолок, с нетерпением ожидая утра. За стеной храпел Влад, рядом тихо сопела Лялька, а на кухне гудел холодильник. Всё как обычно. И всё не так. Мне казалось, я имею право на чудо, и в старом году останется всё плохое. И пусть я оказалась почти без семьи, теперь у меня есть большее — тот, кто дороже всех на свете. Пусть он даже не подозревает об этом.