Взмах за взмахом унесло Эли прочь от Гилы, прочь от Иски, прочь от прошлой жизни. Грудь юноши крест-накрест пересекла перевязь из мягкой кожи. К ней прикрепили ножны с мечом и щит. Одежда и нехитрый походный скарб уместились в мешок, который приходилось тащить в лапах. Маги хорошо поработали: когда Эли преображался, перевязь плотно ложилась и на его вторую ипостась. Жалко, с одеждой и кольчугой так не получалось: на штурм вражеских городов драконы пойдут, прикрывшись лишь иллюзиями. За время тренировок воины привыкли и к холоду, и к наготе.

Восточный Зиф был самым древним рубежом Юндвари, возведенным сразу после Исхода. Он больше походил на замки людей, чем на города сирин: крепость выстроили в форме квадрата с высокими башнями по углам. Их соединяли толстые каменные стены высотой восемь — девять ростов взрослого мужчины. С внутренней стороны стены имели три яруса. Самый нижний был полностью сделан из камня, самый верхний — из дерева.

Сначала в арках нижнего яруса устроили кельи для служителей Юссы. Позже, когда сирин ушли выше в горы, жрецов заменили солдаты, а башни приспособили под святилище, трапезную, покои для важных гостей и оружейную.

Крепость надежно перегораживала узкую долину, закрывая проход нежеланным гостям. Справа от нее высились неприступные скалы, слева бешено билась о стены глубокого ущелья река. Перед каменным рубежом на добрых две сотни шагов не росло и травинки: магия охраняла подступы к Юндвари, делая их непроходимыми для живых и неживых существ. До недавнего времени.

Первому айе потребовалось четыре дня, чтобы добраться до Восточного Зифа. На ночевку устраивались в деревнях, чтобы хоть часть "клина" разместить под крышей: ночью уже подмораживало. С наступлением темноты к разведенным кострам собирались деревенские. Парни с завистью поглядывали на татуировки воинов и на оружие, мужчины постарше важно рассуждали о грядущей войне и о вероломности боулу.

Эли не нравились взгляды сельчан. Нет, на воинов смотрели с уважением, но в тоже время настороженно, как будто плащи с эмблемой драконов превращали сирин в опасных чужаков. Но еще больше не нравилась парню собственная тревога, из-за которой он толком не спал. В последнюю ночевку его одолел кошмар, полный быстрых, как ветер, и опасных, как смерть, теней. Из-за него Эли перебрался ближе к костру: всем известно, что огонь — это оброненные перья Хегази, которые прогоняют демонов ночи прочь. Глядя на языки желтого пламени, юноша невольно вспомнил рассказы матери о волшебных ящерках, которые жили в огне очага и приносили удачу. Заодно Эли вспомнил о том, сколько раз пытался их разглядеть и криво усмехнулся: он и сейчас не отказался бы от такой ящерицы. Жалко, сказки все врут.

— Не спится? — неожиданно раздалось над ухом у Эли.

Он повернулся на голос. В паре шагов застыл, зябко кутаясь в плащ, один из соколов: белобрысый колдун лет пятнадцати, конопатый, большеротый и лопоухий.

Эли дернул плечом вместо ответа и снова уставился на огонь.

— Вот и мне тоже муторно, — словно не заметив отчужденности дракона, поежился маг и без перехода добродушно поинтересовался: — Ты во сне говорил и стонал. Что снилось-то?

Эли недовольно поморщился, но все же ответил:

— Какие-то твари в темноте.

Маг нахмурил белесые брови:

— Вот и мне — каменные стены и твари.

А затем огорошил:

— И ты снился, так что вот… лови. Другу один отдашь. Ему тоже надо. Только сейчас не надевай, нельзя. Утра дождись.

Мальчишка кинул Эли два серебряных медальона на цепочках. Тот с интересом повертел одно из украшений в руках. На черненом металле сияла белым зигзагом молния бога Борра.

Когда Эли снова повернулся к мальчишке, желая расспросить, что за медальон и для чего он служит, мага уже след простыл. Юноша хорошо рассмотрел тонкий узор заклинаний, а вот понять, от чего оберегает амулет, не смог — не хватило знаний. Но какой бы ни была его сила, Эли решил от нее не отказываться: маги на пустом месте подарки не делают, магам без причины простые воины не снятся; если велел надеть, значит, так надо. Грэзу намотал обе цепочки на запястье, подложил под голову поленце и, пока рассматривал звездное небо, сам не заметил, как уснул.

Родную деревню Эли облетели стороной. Он этому только порадовался: юноша не желал оглядываться назад. Судьба сирин по кличке Грэзу в другом: Айелет видела его воином, значит, так суждено! Иначе как объяснить, что тело буквально горит от нетерпения ввязаться в схватку, а страх и сомнения, преследовавшие Эли последнее время, куда-то ушли?

Над Восточным Зифом айе разделилось: девять майджев остались кружить в воздухе, и лишь драконы и соколы мягко опустились на стены.

Восточный Зиф встретил воинов вонью и разжиревшими падальщиками, неохотно слетевшими с мертвецов. Обклеванные черепа с остатками волос, оголенные ребра, раздувшиеся трупы, растасканные птицами черные внутренности… Хорошо хоть, из-за холодной погоды обошлось без роя мух.

И все-таки тел оказалось намного меньше, чем ожидали: в крепости постоянно дежурило не меньше двух майджев, а останков на первый взгляд всего с пять десятков набиралось.

Эли преобразился еще в воздухе, выхватив меч прежде, чем приземлился на ноги, сдернул щит и настороженно огляделся. Он думал увидеть следы отчаянного боя, развороченные ворота, опаленные заклинаниями стены, но вместо этого попал на скотобойню. Воинов, сложив в ровный ряд, перерезали, как баранов! И даже успели проварить кости: юноша увидел, как вывернуло одного из магов, когда он заглянул в котел, предназначенный для смолы. Сами же стены выглядели ничуть не хуже, чем в день, когда Эли приносил сюда тушу козы. Нет! Даже лучше: в привычную вязь заклинаний вплели новые руны, особенно ярко светившиеся на закрытых дверях. И хотя маг из Эли Ни был очень слабенький, он узнал эти руны — они защищали от нежити.

Майдж привычно разделился на стило — десятки. Каждое взяло под контроль свой участок двора. В закрытые двери башен и казарм ломиться не стали — ждали команды магов. Стило Эли поставили рядом с колодцем. Его закрывала решетка, наспех сбитая из осиновых кольев, украшенная сложной вязью заклятий, как и двери. Из колодца веяло холодной липкой угрозой, которая заставила сердце юноши чаще забиться от предвкушения битвы. Во рту у Эли стало солоно, душа наполнилась нетерпеливым ожиданием схватки, в сердце проснулась неведомая ранее жажда убивать. Она за одно мгновение превратила кровь в расплавленную лаву, вызвала желание рвать голыми руками любого, кто встанет у Эли на пути. Отвечая на этот призыв, Грэзу зарычал: страшно, по-звериному. Его рык подхватил Вэлвиль, на губах у которого тоже пузырилась кровавая пена.

Стоящие рядом драконы попятились и прикрылись щитами: то ли от того, что пряталось в каменной утробе колодца, то ли — от утративших разум товарищей.

И лишь белобрысый маг невозмутимо бросил:

— Всем отойти на десять шагов!

Эти слова вызвали протест у Эли: он не собирался никому уступать! Слово "страх" перестало существовать, растворилось в веселящем безумии.

Юноша обменялся взглядом с Вэлвилем и встал рядом с колдуном. Но прежде чем остальные воины успели выполнить приказ, а маг — решить, что делать с колодцем, свечение заклинаний изменилось: дерево, вспыхнув, рассыпалось в пепел, из колодца выскочил сирин в форме защитника гарнизона. Вот только аура у него клубилась черным туманом не-жизни!

В один прыжок он оказался рядом с драконами, и командир стило рухнул с раскроенным черепом, добавив свежую кровь к бурым пятнам на камнях. Не-мертвый по-собачьи ловко поймал ртом брызнувшую кровь, встретился взглядом с Эли и осклабился в клыкастой усмешке. Юноша, расплывшись в ответном оскале, плохо осознавая, что делает, полоснул себя клинком по груди. Боль встряхнула Эли, обострила зрение и чувства, вызвала приступ ярости. Юноша с воем рванулся к оторопевшему вампиру, уклонился от удара мечом и одним махом снес нежити голову. Тело кулем рухнуло на землю, вызвав новый приступ бешенства у Эли — враг слишком быстро сдох!

В ответ на досаду парня из черной дыры колодца выбрались еще два упыря. Один из них обратился в огромную полу-ящерицу, покрытую перьями, и попытался удрать, но рухнул, объятый магическим огнем: мальчишка-сокол постарался. А второй по-звериному припал к земле и, не моргая, уставился на Эли. Он в ответ расхохотался, подхватил отрубленную голову и метко швырнул не-мертвому в лицо, попав прямо по горбатому носу. Вампир громко клацнул зубами, выхватил меч, и уже через мгновение оказался рядом с Эли. Блокировав удар, юноша врезал щитом по морде не-мертвого с такой силой, что тот рухнул на землю. Грэзу тут же пронзил грудь монстра, метя в сердце. Тот вяло дернул ногами и застыл. Уже навсегда.

Смерть врага, запах его и собственной крови принесли Эли настоящее удовольствие, пронзившее до самых кончиков пальцев. Он даже чуть не погиб от меча монстра, возникшего словно из ниоткуда. Выручил Вэлвиль: заслонил, принял удар на щит и пнул вампира в живот. Упырь, зарычав от злости, увернулся от ответного выпада, выбил меч из рук Вэлвиля и располосовал когтями его лицо. Вскрик друга заставил Эли очнуться и броситься ему на помощь. Вампир, почуяв опасность за спиной, в последний момент отскочил, злобно ощерился и кинулся на нового противника. Грэзу щитом отшвырнул его прочь, прямо под меч напарнику. Тот ловко снес вампиру голову, грязно выругался и вытер окровавленное лицо. А в следующее мгновение за спиной Эли раздался грохот: рухнули двери одной из башен. Во двор хлынула целая орда упырей. Они легко смяли ближайшие три стило, остальных спасло лишь то, что большая часть нежити тут же присосалась к своим жертвам. Затуманенный разум вампиров подарил драконам спасительные секунды, позволив ответить ударом на удар: в тварей полетели огненные шары.

Дальнейший бой для Эли прошел как в горячем тумане: вспышки огня, крики раненых, вой разъяренной нежити пьянили юношу сильнее самого крепкого вина. Он словно потерял часть себя, отдал ее кому-то другому, тому самому Грэзу. Все потеряло смысл, кроме черной ауры нежити, кроме желания убивать, кроме ликования безумца, получившего то, о чем мечталось. Магия амулета превратила вчерашнего новобранца в настоящего духа войны, неистовство которого пугало даже товарищей по майджу. В одно из столкновений щит Эли, не выдержав напора нежити, треснул, и в ход пошли кулаки. Кажется, в какой-то момент Грэзу пустил в дело даже зубы.

Когда все закончилось, очнулся Эли не сразу, а только после того, как маг, невнятно пробормотав: "Перестарался", сдернул кулон и строго приказал:

— Выплюнь это немедленно!

Эли послушно выполнил требование сокола, с отвращением обнаружив, что "это" оказалось откушенным ухом вампира. Юноша огляделся, разглядывая распластанные, порубленные тела, и почувствовал невероятную усталость, а еще — пустоту, словно из души выжали все чувства. Это оказалось к лучшему: схватка с нежитью стала не единственным испытанием в тот день… Настоящий ужас начался после боя, когда пришлось добивать раненых товарищей: тех, кого покусали упыри. Павшим сирин сразу отрубили головы, на раненых поставили светящиеся метки. Они показывали, кому жить, а кому умереть. Тех, кого взялись лечить, оказалось намного меньше обреченных на погребальный костер. Об этом объявил колдун, чья татуировка блестела золотыми крыльями стимфы — небесного воина, птицы-духа Верховной богини. Такие метки делали самым сильным магам, приближенным к пророчице.

Услышав приговор раненым драконам, Рои стал сумрачней тучи, но скидывать на плечи чужих магов тяжкое бремя не стал: выстроил выживших, зло выругался и крикнул:

— Мои парни достойны уважения! Они хорошо сражались… Как герои! Наш долг отдать им последнюю честь! Подарить своими руками покой товарищам, пока ублюдок Ансуре не превратил их в ходячие трупы!

Сотник медленно подошел к одному из обреченных, рухнул на колени и стукнул кулаком по левой стороне груди:

— Я отомщу за тебя, брат!

Затем Рои вогнал в его сердце меч, дождался, пока тело перестало биться в агонии, снес голову и тяжело обронил:

— Начинайте…

Ноги Эли словно к земле примерзли. Он не верил, что придется убить тех, кто вчера летел рядом с ним крыло в крыло, с кем хлебал из одного котла. Юноше пришлось напомнить себе, что вампиры, вылезшие из колодца, всего десять дней тому назад тоже были сирин. И что настоящие убийцы сейчас уходят горными тропами, унося за спиной мешки, полные костей.

Грэзу подошел к ближайшему раненому и по примеру командира опустился на колени. Словно в наказание за неизвестные грехи, первым попался парень из стило Эли. Обреченный с ужасом взирал на вчерашнего кумира. Грудь раненого резко вздымалась от частого дыхания, по бледному лбу струился пот, а синеющие губы все повторяли и повторяли: "не надо!".

В этот момент Грэзу возненавидел весь мир, себя самого, а больше всего тех, кто превратил его в убийцу.

— Прости… — прохрипел юноша. — Я отомщу за тебя, брат!

И сделал то, что должно.

"Я отомщу за тебя, брат!" — эхом прокатилось по крепости.

Когда вопли и стоны затихли, Грэзу не выдержал черноты и закричал… Обещая небу, судьбе, демонам и богам, выкрикнул единственное, на что был способен.

— Я буду мстить даже после смерти!!

Крик отразился от скал и ушел в небо, чтобы вернуться невнятным шепотом и хлопаньем невидимых крыльев — бог войны принял клятву.

Рои же, проходя мимо Грэзу, сунул ему в руку серебряное перо:

— Теперь ты командир пятого стило. Пересчитай своих бойцов.

Подсчет получился горьким: из десяти выжили лишь Вэлвиль и сам Эли, остальные… кто сразу пал у колодца, кто умер от мечей соратников. В других стило положение было не лучше — по майджу драконов словно косой прошлись, уцелело чуть больше сорока сирин. Рои заново разбил их на стило. Под крыло Грэзу попали самые горячие юнцы и маг, который дал медальоны. Затем сотник увел свой майдж отдыхать на второй этаж одной из башен.

Как только драконы устроились, Рои пустил по кругу флягу:

— Выпьем за быстрые крылья павших и легкую дорогу к Вратам!

Вино Эли почти не пил, да еще такое крепкое, но на этот раз не отказался. Ему хотелось хоть ненадолго избавиться от жалкого "не надо!", что эхом отдавалось в ушах.

Не одному Эли было погано: белобрысый маг, хлебнув из фляжки, закашлялся, неожиданно уткнулся лицом в худые колени и заплакал. Одергивать его никто не стал.

Сотник только вздохнул:

— Птенец желторотый. И как вас только мамки из-под своего крыла отпустили?

На этот раз Эли с ним согласился. Соколы на вид все казались не старше шестнадцати лет.

Мальчишка же, утерев слезы, буркнул:

— Сирота я.

Затем неожиданно выпростал руку из-под плаща и протянул Эли:

— Меня Яир зовут,

Юноша от рукопожатия отказываться не стал:

— Грэзу.

После боя собственное имя стало чужим. "Эли Ни" — так звали паренька, не знавшего крови. "Грэзу" — это тот, кем он стал. Товарищи по майджу теперь смотрели на Эли и Вэлвиля с опасливым восхищением: татуировки на плечах друзей сами собой поменялись, приобретя металлический блеск. Дракон обзавелся "броней" и шипами, а бог войны пополнил небесную армию новыми бойцами: теперь даже после смерти друзья не попадут во Врата. Они прямиком отправятся в грозную свиту Борра. Пока же товарищи выглядели, как демоны: грязные от пота и пыли, изгвазданные своей и чужой кровью.

— Я верну вам медальоны позже. Доделаю и верну, — неожиданно сказал Яир, отвлекая Грэзу от мрачных мыслей.

Он кивнул и посмотрел в окно, выходящее во двор. Было видно, как поднимаются в небо и сливаются с тучами черные жирные клубы дыма. Священный костер освободил души павших, чтобы они могли добраться до Небесных врат, ведущих в другой, лучший мир, в который путь для Грэзу заказан. Его участь — бродить дорогами войны до последней схватки между богами и демонами, которая испепелит весь мир.

Юноша, вздохнув, растянулся на полу и сразу провалился в сон, больше похожий на беспамятство.

Ближе к вечеру его растолкал Рои, приказал смыть с себя кровь и отправляться в караул. Когда Грэзу стыл на холодном ветру, в крепость прилетел односельчанин. Юноша сразу его узнал. Узнал и вспомнил, что у земляка сын служил в Восточном Зифе.

— Туан ву, позвольте мне поговорить с вашим господином, — почтительно, как чужому, поклонился мужчина.

— Дядька Алон, ты чего? Это же я, Грэ… Эли Ни, — растерялся юноша, не сразу сообразив, что его не узнали в плаще дракона.

Сирин утер мокрую от тумана щеку, переступил с ноги на ногу и тихо сказал:

— Мне бы к командиру. Я их выследил.

Предвкушая погоню и схватку с боулу, Грэзу растянул губы в недоброй улыбке:

— Пойдем, провожу.

Мужчина кивнул, слепо глянул в сторону Эли и снова провел по щеке ладонью.

Вопреки надеждам драконов, их майдж оставили в крепости: дожидаться нового гарнизона, а заодно пополнения. Рои болтаться без дела подчиненным не позволил, заставляя вновь и вновь отрабатывать штурм города боулу. Драконы и соколы должны были костьми лечь, но расчистить крыши и стены от вражеских лучников. Именно тогда Грэзу оценил юркость мальчишек, а заодно — полное отсутствие страха. Ненормальное. Такое же, как подарил самому Эли магический медальон: юноша прекрасно понял его назначение, а заодно и свою судьбу. Перед драконами и соколами ставили одну задачу — утащить с собой как можно больше врагов и защитить вторую волну магов. По сути, им отвели роль смертников.

Это понимание заставило Грэзу в одну из тренировок сменить щит на второй меч: так тратилось меньше времени на подготовку к бою. Клинки Эли успевал выдергивать, еще не коснувшись земли. К тому же они, в отличие от щита, совсем не мешали в полете, когда приходилось совершать опасные кувырки и выписывать петли. А щит можно было оставить в лагере и использовать только во время окончательной зачистки города.

Внимательно выслушав просьбу юноши, Яир переделал перевязь, а заодно вернул медальон. Когда холодный металл коснулся кожи, Эли показалось, что в небе громыхнуло: богу войны определенно понравились его новые воины, связка Грэзу — Яир — Вэлвиль на тренировках оказалась самой лучшей.

Глядя на выкрутасы командира, воины из стило Грэзу тоже сменили щиты на мечи.

Даже Рои одобрил:

— Сгодится! Всем сделать точно такие же перевязи.

Про медальоны тоже заикнулся, но Яир лишь покачал головой:

— Эта магия отмечает лишь тех, на кого указывают боги, если маг нуждается в защитниках, и если защитники нуждаются в маге.

Тренировки отнимали много сил, но еще больше Эли выматывал странный сон, снившийся чуть ли не каждую ночь, всегда один и тот же. Поросший кустарником берег то ли реки, то ли большого озера с зеркальной водой, разглядеть которые мешал стелящийся по земле туман. Простоволосая Иска у небольшого плота. Она больше не просила о помощи, а только отчаянно шептала:

— Нельзя! Не подходи! Я умерла!

Девушка выглядела донельзя испуганной, но обнять себя не давала: стоило Эли сделать шаг, как она бесследно исчезала в зыбком сером облаке. Грэзу каждый раз упрямо звал девушку, но его крики вязли в тумане, как ноги в болоте. Тихий плеск воды, да скрип огромного мельничного колеса: вот и все, что слышал парень в ответ.

Просыпался юноша таким разбитым, словно с чушкой железа на плече всю ночь протаскался. Эли долго ждал и боялся дурной вести из Гилы, но в конце концов успокоился: решил, что это ему покоя не дают собственные страхи.

В один прекрасный день в крепость вернулись мантикоры, которых отправили вдогонку за людьми, и крюки на стенах Восточного Зифа украсились отрубленными головами. Кроме голов, воины притащили живые трофеи — пленных людей.

Для публичного допроса собрали воинов, самых почтенных стариков и родственников тех, кто пал. Без праздных зевак тоже не обошлось: почти все односельчане Эли явились поглазеть на боулу. Это были четыре здоровенных воина с бритыми макушками. Эли так и прикипел к боулу взглядом в поиске уродства, меток Ансуре: огромных родинок, копыт, рогов… Но, увы, ничего, кроме ауры, полыхающей красными всполохами страха и ненависти, юноша не увидел. Аура людей оказалась не в форме золотистого овала, как у сирин, а с расплывчатыми рваными краями, похожая на многоногое чудовище.

Боулу, даже заколдованные, отвечали неохотно. Видно было, как магия корежит их тела изнутри. Но слово за словом, подстегивая людей бичами заклинаний, маги выдавили правду.

Она оказалась именно такой, как сказала пророчица (да разве кто-то усомнился в ее словах?!): правитель Хогарского княжества возжелал вечной жизни для себя и своих детей, пообещав за нее почести и золота подданным. Что заставило вампиров служить князю, люди не знали. Не знали они и того, что свело в одну компанию нежить и изгоев-сирин, которые помогли пробраться в крепость. Отступники бросили подельников почти сразу же после расправы над гарнизоном, отуманенным колдовством.

Маг-толмач с татуировкой стимфы на плече заставил пленных рассказать о каждом дне, начиная с того, когда они получили приказ отправиться в Юндвари. Пока люди говорили, в крепости воцарилась мертвая тишина, больше похожая на оцепенение перед бурей: те же неестественные безмолвие, неподвижность и тишь.

Откровенья боулу обернулись для Грэзу горящей смолой, жгущей плоть раскаленными каплями. И не только для него: маг-переводчик тоже с трудом справился с эмоциями. Видно было, как его трясет от ненависти и отвращения. А когда дело дошло до рассказа об убийстве околдованных солдат, раздался глухой ропот: сирин отказала выдержка, и в пленных метнули первый булыжник. Он попал одному из людей прямо в бровь, вызвав вопль торжества у жаждущих мести зрителей и спровоцировав их. На боулу обрушился каменный град. Если бы не охрана, преступников забили бы насмерть: мантикоры, отвечавшие за жизни пленных до конца допроса, быстро взяли их в плотное кольцо, прикрыли своими телами. Самые горячие головы среди солдат остудили тычками и зуботычинами их командиры, а там и сельчане попридержали свой гнев. Ровно до того момента, когда озвучили приговор. Слово "убить" сирин встретили одобрительным ревом.

Пленных вытащили на середину двора, поставили на колени и обезглавили. Милостью Юссы, это сделал палач, и Эли не пришлось пачкать меч кровью связанных, а потому беззащитных врагов. Головы казненных тоже надели на крюки. Они заняли место рядом с оскалившейся нежитью. Грэзу, рассмотрев застывшие, словно отлитые из воска лица, понял, что люди недалеко ушли от зверей: на близком расстоянии стало видно жесткую щетину на подбородках и щеках. Наверное, это и была метка демона.

Ночью Рои снова пустил флягу по кругу, предварительно окропив вином пламя в очаге. Огонь охотно принял подношение богам, взметнув горячие языки до прокопченной каменной кладки. Небожители сочли души павших отмщенными… в отличие от сирин. Драконам смерти хогарских воинов показалось мало. Им хотелось всю землю залить кровью боулу.

А еще через десять дней, когда из Гизы подтянулись основные силы, армию отправили на восток, в сторону Хогарского княжества. Пришел черед людей умирать.

Затянутые облаками, убеленные снегом горы и полосатые "реки" ледников вскоре сменились заросшими лесом холмами, которые перемежались с пашней. Воздух ощутимо потеплел. Богаты были земли людей: черная, подготовленная к зиме пашня обещала хорошие урожаи, а деревья в садах гнулись под весом поздних фруктов. Боулу не приходилось носить почву в корзинах, выворачивать с полей огромные валуны и просиживать ночи над всходами, пытаясь уберечь их магией от внезапно вернувшейся зимы. На одном из привалов Грэзу даже помял руками ком земли, тоскуя и злясь, что такое богатство (палку воткни — прорастет!) попало в недобрые руки. Может именно в нем крылась причина жестокости боулу? В том, что им все слишком легко давалось?

Первое же хогарское селение встретило Эли запахом разложения. В Восточном Зифе боулу выпустили демона смерти из клетки, и он заплатил за это "благодетелям" неизлечимой болезнью. Демон хорошо порезвился: сопротивляться армии сирин в городке было некому.

На этот раз драконы прилетели не первыми. Когда они начали снижаться, раздался призывный звук трубы. Эли заметил во дворе небольшого храма стяг, который указывал на место под лагерь. Выбор Эли не понравился. Он предпочел бы устроиться в ближайшем лесу на ветке: лучше спать в ипостаси птицы и ближе к небу, чем ютиться подобно крысам на голой земле.

Одевшись и устроив своих ребят на отдых, Эли отчитался перед сотником.

Рои в ответ кивнул:

— Завтра с рассветом выступаем на Сырт. Проследи, чтобы твои парни не разлетелись по городу. Нечего там делать.

Юноша едва сдержал вздох разочарования: он рассчитывал рассмотреть, как живут… как жили люди. Их дома. Оружие. Все! Эли очень хотелось понять, что это за существа и откуда в них столько мерзости.

— Разрешите пройтись! Хочу понять, что надо ждать от этих тварей.

Сотник смерил Эли внимательным взглядом:

— Ладно. Только возьми еще кого-нибудь с собой. И чтобы до темноты были на месте!

Грэзу кивнул, повернулся и отправился за друзьями.

Жутковатое зрелище представляло собой человеческое селение: низкие, растекшиеся по земле дома с плоскими крышами и толстыми стенами заборов, за которыми росли раскидистые деревья, еще не потерявшие листвы. Пустые мертвые улицы со следами бесстыдного пиршества смерти: черные следы от костров, черные же, словно обугленные, трупы. По дороге драконам попались сирин в темно-серых плащах, на которых был вышит ворон с золотой тиарой в клюве. И их крылатые "братья", неохотно слетевшие с трупов при приближении Эли.

— Видал? — кивнул Вэлвиль на одного из воронов. — Вперед нас прилетели. Прямо как настоящие карги. И дело у них общее — падаль собирать.

Грэзу покосился на хмурого друга. Вэлвиль не жаловал тех, кто выбрал себе главным занятием контроль за исполнением законов. Слишком уж часто лихой парень их нарушал.

— Радуйся, что нас не заставили дохлятиной заниматься, — буркнул Яир и, внезапно споткнувшись на ровном месте, замер: — Смотрите!

Он отодвинул в сторону на заборе густо разросшийся вьюн.

Приглядевшись, Грэзу увидел слабое свечение, которое исходило от камня. Юноша протянул руку и оборвал сорняк, открывая хитрый узор из рун. Кто-то исчертил камень знаками воды, ветра и… смерти, связал заклинания жгутами, частично увел их под землю, частично оставил колыхаться на ветру почти невидимыми "усами".

— Ячье дерьмо… — пробормотал себе под нос Яир.

Командир пятого стило с ним согласился — заклинание выглядело очень странно, но самым странным было то, что сделал его сирин.

— Ну-ка, отойдите в сторону, — властный голос заставил Грэзу оглянуться. Один из воронов мрачно рассматривал стену.

Эли с Яиром послушно шагнули назад, Вэлвиль вроде как тоже последовал их примеру, но, проходя мимо ворона, нагло зацепил того плечом и небрежно бросил:

— Извини, не хотел.

Грэзу с трудом удержался от хмыканья — демона лысого "не хотел" — но друга одергивать не стал. За что и получил сполна. Не словами, нет. Маг лишь мазнул взглядом по серебряному перу, что стягивало плащ Эли. Этого хватило, чтобы юноша почувствовал себя неоперившимся птенцом.

— Идем, — Грэзу схватил приятеля за плечо и повлек за собой дальше по улице.

Мертвый город, из которого, кажется, даже животные убежали, поднял в душе Эли чувство брезгливости. Несмотря на то, что на шее юноши болталась связка амулетов, в том числе и от черной немочи, ему все равно показалось, что болезнь вместе с пылью въедается в кожу. Ужасно захотелось убраться подальше с этого огромного погоста и искупаться в горном озере: чистом, просвечивающем до дна и обжигающе холодном.

Дойдя до угла, Эли обернулся. Ворона уже не было, и рунные письмена тоже исчезли, лишь камни слегка светились энергией недавнего колдовства.

Яир, заметив интерес командира, задумчиво протянул:

— И все-таки странно. Очень странно…

Но что "странно", пояснять не стал, несмотря на подначку Вэлвиля:

— Чего мнешься, как девственница на свидании? Говори, раз начал.

Сокол лишь отмахнулся:

— Пока не могу разобраться.

И тут же дернул Эли за рукав:

— Грэзу, смотри!

Тот и сам уже остановился перед маленьким домом, который казался неуместным… ненастоящим, не имевшим право находиться на земле людей!

Такой же приземистый и невысокий, как остальные жилища, он походил на огромную расписную шкатулку: крылатые люди, любовно нарисованные синей краской, стремились к солнцу и звездам, а по земле стелилась трава, неслись в стремительном галопе длинногривые кони. Лица людей светились счастливыми улыбками.

— Красиво, — тихо сказал Яир, а Вэлвиль решительно толкнул перекосившуюся калитку и шагнул во двор, единственным сторожем которого оказалась коза, пасшаяся среди грядок с пряными травами. Она подняла голову, некоторое время внимательно разглядывала незнакомцев желтыми глазами, а затем, мекнув дурным голосом, понеслась прочь. Видно решила, что ничего хорошего от гостей ждать не стоит.

— Вкусный ужин, — с видимым сожалением цокнул языком Вэлвиль, но догонять козу не стал: счел ниже собственного достоинства.

Грэзу меж тем решительно потянул на себя дверь. За ней оказалась обычная гончарная лавка, до потолка забитая горшками, мисками, чашками и кувшинами в разноцветных узорах, один чуднее другого. Ближайшая из полок была заставлена глиняными фигурками птиц, коз, лошадей. Игрушками.

Юноша взял самую маленькую и поднес к губам: он тоже делал что-то подобное на забаву младшим сестре и братьям. Высокий мелодичный звук резанул ухо неуместным весельем, заставив Яира и Вэлвиля изумленно посмотреть на друга. Грэзу неопределенно хмыкнул, вернул свистульку на место и торопливо прошел вглубь дома. Его убранство мало чем отличалось от того, что было в башне Эли. То есть, все было чужим и странным, но… одновременно таким же: котелок на крюке в очаге, простой струганный стол, домотканые коврики на сундуках и лавках, небольшой алтарь с курильницами. Вот только вместо крылатых богов люди молились статуе уродливого идола. Если бы не его отвратительная харя — да простит Небесная матерь, что Эли оскверняется такими мыслями — он решил бы, что тут живут нормальные существа, которые ничуть не хуже крылатого народа.

Юноша щелчком опрокинул глиняную чарку на столе. Она, глухо стукнув по дереву, покатилась вокруг своей оси. На дне посудины застыла черная жижа — кажется, оттуда пили лекарство. Хотя трупов в доме не было, недавней смертью все-таки пахло.

— Ладно, насмотрелись, уходим, — резко бросил Эли, у которого стало удивительно погано на душе. Он хотел найти подтверждение для своей ненависти, а вместо этого словно оплеуху получил. Яир тоже притих, а вот Вэлвиль неожиданно принялся крушить посуду, словно это она была главным врагом сирин. И игрушки не пожалел.

— Гниды ползучие, поделом им! — прохрипел парень, припечатав сапогом ту самую птицу, что побывала в руках у Эли, и выскочил вон из дома.

Яир же с сожалением прошептал:

— Все разбилось. Жалко.

Он наклонился, выудил из груды черепков небольшую дудочку, протянул ее Эли:

— Держи. У тебя хорошо получается, Грэзу.

Тот хотел было бросить дудку обратно на пол, но передумал, сунул за пазуху: мало ли… вдруг пригодится.

***

Утром айе подняли на крыло — задерживаться в зачумленном, провонявшем заразой и гниющей плотью городе не было смысла. Путь сирин лежал на восток, к городу, закрывавшему проход к реке двух вод. К Реке слез, так назвали ее когда-то предки Эли. Воинам предстояло очистить Сырт, самый гнусный притон в Хогарском княжестве.

Все поселения, встреченные Грэзу по дороге, походили на первый, как братья-близнецы — то же запустение, та же мерзость. И те же знаки, на которые нет-нет, да и наталкивался взгляд.

Во время одной из остановок, в подвале дома, где стило Эли устроили на постой, обнаружили кованый ларец, до крышки забитый полотняными мешочками с грязно-белым порошком. Опознать в нем молотые кости сирин оказалось несложно.

Эта находка заставила драконов скрипеть зубами от ненависти. Правда, впустую — наказывать оказалось некого, люди успели сдохнуть сами.

Над останками погибших сирин помолились и сожгли их на костре. Глядя на прозрачный, похожий на облака дым, Грэзу поклялся не забывать, с кем имеет дело, а заодно зарекся ходить по жилищам боулу. Эли не хотел больше сравнивать их с сирин. Люди были чудовищами!! Это единственное, что следовало помнить!

В тот вечер Вэлвиль зло оскалился:

— Так мы, ни разу меча не обнажив, до Проклятых земель долетим!

Яир в ответ только нахмурился. Видно было, что его одолевают невеселые мысли. Наконец маг не выдержал, отвел Эли в сторону и зашептал:

— Слушай, Грэзу, эта зараза здесь не сама по себе появилась! И вороны не случайно вперед нас летят! Они знают, что драться не придется. Это наши маги тут потрудились! Чтоб мне все перья выщипали — точно наши маги! Мор — дело рук сирин!

Эли мрачно кивнул: он пришел к такому же выводу. Вот только это мало что меняло — люди заслуживали наказания! Это они развязали войну! А в войне все средства хороши.

— Пусть хоть все передохнут! — вызверился Грэзу в сердцах.

— Да я не против, — пожал плечами паренек. — Я о чем речь веду…. Эпидемия-то началась с желтую луну тому назад, никак не меньше.

Грэзу растерялся:

— Ты уверен?

"С желтую луну тому назад" — получается, еще до… еще до нападения на Восточный Зиф?

Эли мотнул головой:

— Нет, Яир. Ты что-то путаешь. С чего так решил?

— Сам посуди, — облизал пересохшие губы товарищ, — мы не нашли ни одного больного! А трупы явно провалялись не один день.

Заметив в глазах друга неверие, Яир по-детски обиделся и покраснел: — Ну давай лекарей поищем, спросим у них, сколько обычно болеют этой заразой!

Эли помедлил с ответом. Он не был уверен, хочется ему знать правду или… нет: иногда в неведении больше счастья.

Неужели маги и правда решились на убийство боулу еще до объявления войны? Но ведь Иска сказала, что люди начали ее первыми! Она не могла обмануть! Только не его!

Юноша сжал до боли кулаки и крепко стиснул зубы, справляясь с приступом злости.

Да, Иска так сделать не могла! А великая пророчица Айелет? Она… могла?

Грэзу отбросил крамольную мысль: нет! Потому что это его Иска! Она не стала бы! Да и зачем? И вообще — что меняется?! Разве от этого люди перестают быть людьми? Мало, что ли, было смертей до Восточного Зифа?!

— Нет, мне это неинтересно. И тебе соваться, куда не просят, тоже не советую, — отрезал Эли.

Маг в ответ виновато шмыгнул носом:

— Да я чего… Так… подумалось просто.

А буквально через пару часов Грэзу получил подтверждение правоты друга: юноша наткнулся на компанию магов, один из которых, пьяно смеясь и раздуваясь от гордости, рассказывал, как отравил воду в Сырте. И о том, что произошло позже. От этого рассказа Эли замутило.

Одно дело жестокая необходимость: она как груз, от которого не отвязаться. Другое — упиваться болью и мучением тех, кто не в состоянии себя защитить!

Юноша развернулся, чтобы уйти, но наткнулся на застывшего сирин, темноволосого и зеленоглазого. Тот с нескрываемым ужасом смотрел на бахвалившегося мага.

Это заставило Грэзу резко одернуть пьяного:

— Чего язык распустил?

И отчитать его дружков, тоже изрядно хмельных:

— Увели бы вы этого болтуна от греха подальше!

Когда же Эли повернулся к зеленоглазому парню, того уже и след простыл. Это заставило юношу выругаться — остолоп недоделанный, а вдруг это и есть тот самый отступник? Плащ-то на пареньке был без знаков отличия!

Эли немного побродил среди воинов, разыскивая незнакомца, но безрезультатно: тот словно под землю провалился. Но мысли юноши были заняты другим: что Иска его все-таки обманула. Соврала.

Парень стиснул зубы — как же она могла?! Почему?! Почему так с ним поступила?!

В ответ на поднявшуюся злость, тело Грэзу запылало от жара, за спиной снова захлопали невидимые крылья, неразборчиво зашептали в уши злые голоса.

Встречные сирин, заметив сородича, на шее которого драконья морда обросла железной чешуей, отшатывались. Пропускали, стараясь не глядеть в глаза: все знали, что настолько яркий металлический блеск у татуировки проявлялся в момент одержимости воина. Таков был дар бога войны Борра. Как неистовы и страшны в ярости его воины, сирин прекрасно видели в Восточном Зифе. А кто не видел, тому рассказали, присочинив для красоты вызывающих ужас подробностей. Слава о командире пятого стило драконов и его друге прокатилась по всем айе.

Когда приступ ярости прошел и вернулась способность ясно мыслить, Эли понял, что снова оказался неправ. Просто Иска видела больше, чем обычные смертные и, как могла, защищала свой народ. Его, идиота, защищала!

Юноша скривился, представив, какой ценой далось любимой это решение. Она ведь даже курице без слез голову свернуть не могла! Всегда его просила. А тут… какие-никакие, но все-таки живые существа, похожие на сирин. Наверняка у Иски была очень веская причина осмелиться на такой поступок. И не Эли осуждать провидицу! Для начала надо стать достойным ее доверия!

Сердце вновь кольнула обида, что чужие сирин лучше знают планы Иски, но Эли решительно ее задавил: самое главное девушка ему открыла. То, чего не знает никто. Ведь именно Грэзу суждено расправиться с самим Ансуре!

Парень криво улыбнулся — ну что же… это и есть самая великая честь и самое большое доверие. Большего придумать невозможно. Если не считать того, что Иска носит под сердцем птенца Эли. Так что нечего слюной брызгать, не бешеный пес ведь — Грэзу наткнулся на настороженный взгляд мага из мантикор и невесело усмехнулся — а может, и бешеный, раз свои же шарахаются.

***

Казалось, армия сирин так и облетит всю землю, не встретив ни разу сопротивления. Город за городом сдавался без боя, потому что воевать было некому. А вот на полях, в маленьких деревнях Эли людей замечал. Они встревоженно всматривались в небо, спешили укрыться под деревьями и крышами домов. На боулу не обращали внимания — любую из этих деревень можно было смести, превратить в пылающий костер за пару мгновений. Но когда войска подлетели к Сырту, ситуация изменилась: приказ опуститься на землю пришел еще до того, как показались стены города. Лагерь разбили в ближайшем лесу, из чего Грэзу сделал вывод, что Сырт легко не сдастся. Это даже обрадовало — юноша рвался в бой с достойным противником, а не… со скелетами, обглоданными падальщиками.

В последнюю ночь перед нападением Эли почти не спал: сидел у костра и думал; думал об Иске, о себе, о том, что ждет всех сирин, если они выиграют. И о том, что случится, если проиграют. Юноша слышал все разговоры, читал указы главнокомандующего. Каждому воину пообещали большой надел земли. А те люди, что жили на ней прежде, становились рабами. И не просто рабами… они должны были раскаяться… перестать поклоняться демонам, принять веру сирин. Только тогда Небесная матерь прощала прежние грехи боулу. Так сказали жрецы. Каждый человек должен был пройти через обряд очищения в храме, подтвердить свою преданность новым господам, поклясться любить и защищать их. Только такая клятва давала людям право на жизнь.

Многие из воинов после таких разговоров начинали по-хозяйски примериваться и присматриваться к городам боулу. Грэзу это казалось глупостью: он не строил таких далеких планов. Еще в крепости юноша понял — главная драка ждет его не в Сырте, главные враги прячутся в Проклятых землях. Даже новообращенные вампиры были очень сильны. Кровососов даже не всякая магия брала: в горах, когда вылавливали шайку, на каждого убитого упыря пришлось по десять погибших сирин. И не простых воинов, а мантикор, из самых опытных магических подразделений! Даже если случится так, как говорила Ис… Айелет, и божественное пламя уничтожит всю нежить… не наплодит ли ее снова Ансуре? Демону это сделать, что плюнуть. Достаточно выпустить свое гнусное семя в воздух.

Эли вспомнил, как бывший дружинник у него на глазах превратился в крылатую тварь, похожую на огромную ящерицу, и мысленно передернулся от омерзения.

Лучше самому на меч кинуться, чем стать кем-то подобным. Только сила Ансуре способна извратить божественный облик в мерзкую гадину, которой место лишь в преисподней!

Еще у командира пятого стило вертелась назойливой мухой мыслишка, могла ли Иска… могла ли Айелет предвидеть нападение на гарнизон? А если могла… почему не предупредила? Правда, юноша тут же нашел объяснение, вспомнив, как Иска пожаловалась, что Ансуре затуманил и исказил будущее. Потому что если бы Иска видела, она никогда, никогда не допустила бы такой беды!

***

Рассвет встретил Грэзу на крыле — драконов подняли в воздух, едва засветлело. Разведчики доложили — на стенах собираются остатки гарнизона. Должно быть, все те же отступники-сирин донесли боулу о приближении вражеской армии, и они приготовились защищаться.

Сырт встретил крылатое войско напряженной тишиной. Не мертвой, нет. Юноша не мог бы связно объяснить, чем она отличалась… но в Сырте явно чувствовалась жизнь… И не-жизнь в нем тоже чувствовалась: пока Эли кружил над городом, он буквально кожей ощутил холод, которым веяло снизу. И этого холода было намного больше, чем мог себе позволить нормальный, обычный город… если только подобной дрянью не тянуло от самих людей.

Дальше Эли додумать не успел — Рои резко сложил крылья и полетел вниз. Драконы последовали примеру командира. По перу на шее Грэзу чиркнула, уходя в небо, одинокая стрела: на городской стене стояли редкие воины. В ответ на близость смерти из горла Эли вырвался громкий клекот. Его подхватила эхом невидимая свита — наконец, наконец-то!!

Уже над самой стеной Эли Грэзу резко раскрыл крылья, подцепил когтями стрелка, ударив его клювом в лоб, и сбросил труп на землю. Еще одному человеку свернул шею Вэлвиль, свалившись ему на голову. Прежде чем боулу упал, парень успел перекинуться и прикрыться его телом от копья. Эли последовал примеру друга: уходя от стрелы, кувыркнулся в воздухе и преобразился, не долетев до земли полтора собственных роста. Преобразился прямо над головой боулу, свалившись ему на плечи. Не выдержав сокрушительного удара, мужчина упал. Его броня и шлем громыхнули по камню. Эли же перекатился через голову, вскочил и насадил на меч копейщика, кинувшегося на подмогу товарищу. Сталь с приятным треском вспорола толстую кожу брони, легко прошла насквозь через тело. Боулу, выронив из рук копье, медленно осел на колени. Эли рывком вытащил меч и едва успел уклониться от удара алебардой. Пропустив ее над головой, сирин скользнул навстречу воину и рубанул по его открытой шее. Горячая кровь забрызгала лицо Грэзу и заставила его жадно оглядеться в поиске врагов. Эли увидел, как Вэлвиль сбросил со стены труп боулу, как Яир ослепил стрелка огненным шаром, как один из драконов раскроил слепцу череп.

Задание пятого стило было выполнено: парни Грэзу добили последних защитников на своем участке стены, не потеряв ни одного воина. Атака других десяток прошла не менее успешно — все, кто решился открыто сопротивляться, погибли. Гарнизон, если только так можно было назвать эти малочисленные кучки, пал, но еще предстояло выпотрошить каждый дом, каждый сарай, каждое укрытие! Сырт напоминал вызревший сыр, проеденный жуками. И хотя вороны заверили, что главные ходы запечатаны, Эли им не поверил: такой "муравейник" одним ударом не уничтожить. Это дело не одного дня, а скорее всего — даже не одного месяца. Но прежде чем начинать зачистку, требовалось обуться и одеться: пока есть возможность защитить тело как следует, надо ее использовать.

Командир пятого стило немедленно отправил четырех своих парней обратно в лагерь: за одеждой и щитами.

***

Драконов поджидал неприятный сюрприз в первом же доме: в "норе" окопалась стая нежити. Эли "учуял" тяжелую энергию не-жизни, стоило шагнуть за порог. Идти пришлось осторожно, вслушиваясь в каждый шорох, выглядывая любой намек на движение. Грэзу ожидал нападения вампиров, но на этот раз прогадал.

Магический огонек, призванный разогнать тьму подземелья, отразился зеленым светом в глазах притаившегося волка. В следующее мгновение тот взвился в прыжке, пытаясь сбить противника с ног. Зубы оборотня щелкнули у самого лица Эли, но он успел прикрыться щитом и, не метясь, пырнуть снизу. Меч попал зверю прямо в брюхо. Коротко взвыв, он опрокинулся на спину. — Грэзу, поберегись! — рявкнул Яир, и тот послушно влип в стену. Защищаться в узком коридоре было неудобно, здесь даже размахнуться как следует не получалось.

Огненный шар осветил проход и врезался в голову полудохлой нежити, заставив ее замолкнуть. В воздухе повис тяжелый запах паленой шерсти. Волк еще некоторое время скреб лапами, а затем затих, но Эли все равно отрубил ему голову и пинком отправил ее в темноту.

Еще две твари поджидали сирин в центральной комнате "норы". Они притаились на верхнем ярусе лестницы и спрыгнули, когда драконы остановились, чтобы оглядеться. Бросились молча, не издав ни звука. Первого из волков Яир сразу отбросил волной чистой магии, заставив кубарем прокатиться по полу, зубы второго сомкнулись на горле одного из сирин. Плотная, усиленная магией, стеганая ткань защитного воротника спасла воину жизнь: оборотень не смог ее прокусить, а в следующее мгновение его изрубили на куски.

Пока воин, который чуть не погиб в пасти у нежити, хрипел и хватался за шею, пытаясь вдохнуть, Эли с Вэлвилем зажали в угол уцелевшего монстра. Он скалился и рычал, поджав хвост, как обычная собака. Вот только ни у одной из собак не было ни таких зубов, ни смертельно опасной слюны. Вэлвиль первым сделал выпад, метя нежити в глаза. Волк коротко взвизгнул, ушел от удара и тут же в ответ клацнул зубами у самого бедра противника. Эли изо всех сил врезал щитом по голове оборотня. От удара тот завалился набок, открыв шею. Юноша тут же рубанул по ней мечом, а Вэлвиль добил, загнав меч в волчье тело точно меж ребер.

Темная, почти черная кровь окропила рыжие каменные плиты: зверь забился в агонии, пытаясь в предсмертной судороге достать до ног своих убийц. Грэзу прижал к полу краем щита клыкастую башку, дождался, когда товарищ отделит ее от туловища, и довольно рассмеялся: день прожит не зря!

Вэлвиль сплюнул:

— Шавка блохастая…

Пока Вэлвиль и Эли возились с оборотнем, Яир с драконами успел проверить остальные коридоры.

— Чисто, — уверенно кивнул маг, отвечая на безмолвный вопрос командира.

— Тащите падаль наружу. Надо сжечь, — приказал Грэзу. Оставлять оборотней в подземелье до прихода воронов было неразумно. Кто знает, вдруг тела способны доползти до своих голов?

Эли первым схватил за ухо волчью башку и пошел к лестнице. Некогда было отдыхать и рассиживаться, драконов ждал следующий двор, свободный от знака "проверено".

— Вы, — ткнул пальцем Грэзу в первую тройку, — стоите на страже. Вдруг полезут через черный ход. Остальные со мной!

Эли решительно подошел к добротной, окованной железными полосами двери и выбил ее пинком. Вторая дверь скрывала уходящую вниз лестницу и стояла открытой настежь. За ней царил непроглядный мрак. Людей не зря назвали "боулу" — они как крысы, устроили гнезда глубоко под землей, ближе к дому своего господина, попрятались от священного света Хегази. Никто из добрых существ такого бы в жизни не сделал! Как не потерпел бы рядом с собой нежить. И уж конечно, не стал бы ее разводить!

Едва спустившись, Грэзу понял, что может не справиться с задачей — дом оказался просто огромным. Лестница вывела на верхнюю галерею, из которой лучами расходились коридоры с комнатами. При желании, в подобном доме можно было разместить целый майдж. — Надо подмогу звать. Одни не осилим, — оглянулся Грэзу на Яира.

Маг, задумавшись, прикусил губу:

— Погоди. У меня тут есть кое-что.

Снял с ожерелья на груди одну из круглых бусин. Пошептал, подышал, покатал в руках и кинул на пол. Бусина превратилась в шарик света. Он, повинуясь жесту создателя, послушно отправился в ближайший коридор.

— Мы так жульничаем, когда в прятки играем, — мальчишка растянул в довольной улыбке губы.

Грэзу резануло слух слово "играем", он окинул товарища внимательным взглядом и вздохнул: правильно Рои сказал, птенец желторотый и есть!

Вскоре огонек вернулся.

— Этот чист! — уверенно объявил маг и сделал пасс в сторону другого коридора.

Буквально через десять минут сирин нашли ответвление, в комнатах которого кто-то прятался: шарик вернулся, сияя разноцветными всполохами. Он подпрыгивал на месте, словно от нетерпения, совсем как живой.

Грэзу прикрылся щитом и быстро скользнул следом за "разведчиком", не замечая, что губы свело судорогой оскала. Рядом тенью держался Вэлвиль.

А шарик уже подскакивал у последней двери. Эли дождался, пока Яир скатает клубок из заклинаний, и вышиб ее. Драконы ворвались, готовясь убивать, но даже одержимость воинов Борра отступила перед открывшейся картиной: в комнате прятались женщина и подросток немногим младше Яира. Скорее всего — мать и сын.

Женщина прижала к себе мальчишку, глядя на сирин круглыми от ужаса глазами. Она даже присела, совсем как испуганная птица, словно надеялась в следующее мгновение оттолкнуться и улететь. Мальчишка и вовсе казался неживым: глаза были пустые, остекленевшие, как у мертвого.

Впервые с начала войны Эли растерялся. В конце концов, он опустил меч, решив оставить людей в живых: пусть дожидаются жрецов и приносят клятву. Все равно Борру не будет радости от душ таких слабых врагов!

Не зная, как донести смысл своего решения до боулу, юноша махнул рукой — мол, не бойтесь — а в следующее мгновение пожалел о своей жалости: мальчишка, вывернувшись из рук матери, попытался проткнуть врага длинным ножом.

Эли убил нападавшего раньше, чем сообразил, что делает — тело привычно среагировало на угрозу. Боулу еще успел дотронуться рукой до рассеченной шеи и посмотреть на собственную кровь, прежде чем рухнул лицом вперед. Женщина упала на колени рядом с умирающим, завыв, как животное. Так выли женщины в Гизе, узнав про Восточный Зиф.

На мгновение Грэзу почувствовал себя самым обычным убийцей. Но сделанного было не исправить, и он попятился, чтобы уйти, не брать на душу еще одну ненужную смерть. Вот только боги рассудили по-другому.

Женщина неумело схватила нож и кинулась на Грэзу, пытаясь то ли зарезать, то ли выколоть ему глаза. Юноша отпихнул сумасшедшую бабу щитом, но та оказалась хуже клеща — бросилась снова. Боулу не боялась смерти. Она хотела только одного — дотянуться до убийцы сына.

Юноша почувствовал себя очень нелепо и обозлился: милосердие не пошло боулу впрок. Эли с товарищами приходилось пятиться от женщины, наседавшей, как бешеная собака. Даже когда Грэзу отобрал у нее нож и врезал по щеке, пытаясь если не привести в себя, то хотя бы испугать, это не помогло. Боулу только выть перестала. Зато теперь она шипела и изрыгала проклятия, продолжая тянуться к его лицу скрюченными пальцами. А когда все оказались в круглом зале, откуда брали начало коридоры, вдруг торжествующе вскрикнула и метнулась к стене, на которой висела длинная железная трубка. Но тут женщину опалило огненным шаром.

Грэзу оглянулся, за его спиной стоял Яир.

Сокол был бледен, но голос прозвучал решительно:

— Там руны какие-то. Не стал рисковать.

Чувствуя одновременно стыд и облегчение, Грэзу кивнул. Облегчение от того, что не от его руки пала женщина, стыд — потому что именно Эли должен был ее убить и не вешать эту тяжесть на плечи мальчишки.

Эли подошел к боулу. Ее левая сторона груди почернела и обуглилась до самых костей и даже глубже. Что-то багровое трепыхалось под обгоревшей плотью. Рана была смертельной, но умирающей еще хватило сил выдохнуть "крет тэ!", прежде чем у нее закатились глаза.

Теперь, когда Хозяин теней забрал душу боулу, согнав с ее лица гримасу ненависти, женщина выглядела по-другому. Светлые, собранные в толстую косу волосы, полные чувственные губы, темные дуги бровей. Пожалуй, эту боулу можно было даже назвать красивой. А еще — слабой и беззащитной, самой обычной женщиной, дело которой любить мужа и рожать детей. Да, все было бы именно так, если бы не одно "но"…

Грэзу резко распрямился.

Ядовитые крысы рожают только крысят с ядовитыми зубами! И самым щедрым подарком для них будет быстрая смерть!

— Пойдем. Ты молодец, Яир! — хлопнул Эли мага по спине. Тот ничего не ответил.

Первый день в Сырте показался нескончаемым. Город был огромным, и его нутро походило на души самих людей: оно оказалось таким же смердящим. Эли встретил все: нежить, высохшие трупы, смельчаков, готовых бороться до последней капли крови, и трусов, падающих на колени при одном только взгляде на вооруженных чужаков….

Сначала драконы оставляли в живых тех, кто не сопротивлялся, но когда одного из воинов Эли убила женщина, вогнав ему в спину узкий стилет, а другой чуть не погиб в заготовленной ловушке, сирин озверели. Даже Яир стал действовать по-другому: сразу плел смертельное "пламя дракона" и зашвыривал его в комнату с затаившимися людьми. Огонь всего на мгновение превращал комнату в пекло преисподней, но этого времени хватало, чтобы в ней не осталось живых. Да и не-живых тоже. И все бы ничего, если бы среди тел боулу иногда не попадались маленькие обгорелые трупы. С каждой такой находкой Эли в сердце колола ледяная игла. И не его одного — Яир почти сразу перестал заглядывать в комнаты, чтобы проверить работу заклятья. Он даже в глаза Эли смотреть перестал: то ли боялся в них увидеть то, на что отказался смотреть, то ли — что Грэзу сам заглянет в душу друга глубже, чем надо. А вот Эли не мог устоять, его неудержимо тянуло в почерневшие от копоти комнаты. Это было не болезненное любопытство, а что-то совершенно отвратительное… Как юродивые в приступе падучей раздирают свои раны, так и Грэзу мучил душу зрелищем смерти, повторяя "сами, сами виноваты!", пока внутри все не умерло. В конце концов, у дракона осталось только одно желание — закончить с заданием, и как можно скорее убраться из этих проклятых нор!

Когда силы Яира закончились, Эли отдал приказ об отдыхе, отправил гонца на поиски Рои, а сам свалился в изнеможении под деревом во дворе последнего дома. Юноше даже амулет уже не помогал — душа превратилась в безжизненную пустыню. Где-то в ее мертвой глубине рокотали барабаны, раздавались крики ярости и рассекали воздух железные крылья. Это было намного, намного хуже, чем после Восточного Зифа.

И не ему одному: Вэлвиль, который так хорошо продержался весь день, неожиданно простонав "не хочу так!", выдавил:

— Вы мне теперь ближе братьев! Я за вас жизнь отдам.

— Я, — тихо шепнул Яир. — Я хочу… Мы ведь, правда, теперь как братья. Я готов принести тебе клятву брата, Грэзу.

— И я, — решительно тряхнул головой Вэлвиль.

Грэзу чуть не поперхнулся от того что услышал: связать себя клятвой побратимов, быть готовым шагнуть хоть к демону в лапы, умереть — это же… это слишком щедрый подарок! Эли хотел отказаться, но, наткнувшись на серьезные взгляды друзей, неожиданно для себя кивнул:

— Согласен.

Трое сильнее, чем один. Вместе они обязательно выстоят в этом свихнувшемся мире.

***

Еще до того, как солнце село и стало темно, на пустых омертвевших от страха улицах раздались громкие голоса воронов, по-хогарски вещавших о том, что людей, которые принесут клятву не нападать на сирин и встретят рассвет на поверхности, помилуют. Маги ходили, заглядывали в дома, швыряли туда белые листки указов, кричали с надрывом, усиливая магией голоса.

Когда один из драконов, чей отец приторговывал с людьми и знал их язык, перевел смысл непривычно тягучих и грубых для слуха сирин слов, Грэзу зарычал от ярости, а Вэлвиль разразился ругательствами:

— Вонючие падальщики! Трупоеды проклятые… Чтобы их крыльям неба не трогать! Чтобы у них мозги через клюв вылезли, все одно от них толку нет! Какого… они это утром не сделали?!

На этот раз Эли был полностью с другом согласен — сколько ненужных смертей избежали бы. Ладно люди — Эли их было уже не жалко — но своих-то могли поберечь! Каменные головы, бараны откормленные…. Надо было их с утра засунуть в эти норы, может, быстрее поумнели бы!

Ночевать в городе не хотелось, но выбора не оказалось — иначе все пришлось бы начинать сначала. Рои выставил дозорных, слава Небесной матери, не из стило Эли, и юноша, даже не поев, заснул. На этот раз ему приснилась безумная гонка в призрачной свите Борра, подломившиеся крылья, падение в черную дыру без дна, ледяную и бесконечную. Лишь под утро кошмар сменился тревожным сном, в котором юноше чудился плеск воды. Проснувшись, Грэзу так и не понял: то ли он снова блуждал по берегу озера с зеркальной водой, то ли просто слышал, как спасаются вплавь перепуганные горожане — драконы устроились на ночлег недалеко от реки.

Следующий день оказался немного легче: большая часть людей все-таки поверили сирин. Особенно самки боулу, в чьих семьях выжили дети, но не осталось мужчин. Некоторые из этих самок были весьма привлекательные. Не такие, конечно, как женщины сирин, но… симпатичные. Особенно те, что помоложе.

Воины, опоенные чувством власти над этими существами, ощупывали их внимательными взглядами. Жрецы давно объяснили, что скверна Ансуре затрагивает лишь сущность людей, а не их тела. Поэтому они… как скотина в хлеве, как вещи — без души, но их можно использовать во благо высших народов.

И хотя сирин брезгливо морщились, при встрече с боулу, а нет-нет, тянули руки, проверить, не прячут ли самки за пазухой оружие, не таят ли ножи под подолами. Покорные клятве верности женщины не сопротивлялись, расстегивали рубашки по первому требованию, позволяли тискать обнаженное тело. Такая доступность и вседозволенность приводила к тому, что сами сирин теряли разумный облик, превращаясь в объятых похотью зверей. Те, кто совсем обезумел, брали покорных, не сопротивляющихся боулу тут же во дворах, не удосуживаясь даже скрыть этот срам за стенами домов.

Грязь насилия низводила сирин до уровня людей. Нет! Делала их намного хуже: крылатый народ не имел права забывать о своей божественной сути!

Именно поэтому командира пятого стило, когда он наткнулся в одном из дворов на "героя" со спущенными штанами, затрясло от желания уничтожить ублюдка, позорящего род сирин. Позорящего его, Эли Грэзу, и тех, кто пал от рук порождений демона.

Юноша сунул меч в ножны, одним рывком поставил на ноги насильника и изо всей силы врезал ему кулаком по морде, затем еще, и еще, превратив за три удара лицо в кровавое месиво. А когда поганец вздумал сопротивляться, и вовсе чуть не убил. Грэзу опрокинул сучонка на землю и принялся его пинать, изрыгая проклятия и брызгая слюной. Оторопевшие от гнева командира драконы в этот момент опомнились, повисли у него на плечах и оттащили от жертвы. К окровавленному насильнику тут же подбежали товарищи.

Один из них зло крикнул:

— Рехнулся?! Это же крысы, боулу!!

Эли в ответ прохрипел:

— Зато вы — сирин!

Обвел тяжелым взглядом своих бойцов и припечатал:

— Застану кого за подобным… убью на месте!

— А ну — пшли вон!! — зарычал на насильников Вэлвиль, и те шустро порскнули со двора, прихватив избитого товарища.

Яир помог женщине подняться, махнул в сторону дома:

— К себе иди!

А Эли уже шагал прочь. У него было чувство, словно его только что в дерьме изваляли — никто, никто из сирин не смел уподобляться бескрылым крысам!! Иначе все жертвы Эли и Иски теряли смысл!

В воротах юноша наткнулся на своего командира. По его напряженному настороженному взгляду понял, что сотник видел всю сцену от начала до конца. Эли не стал останавливаться, ему было наплевать на то, что думает командир майджа. Даже короткое, брошенное в спину "все правильно", оставило Эли равнодушным. Он убил бы и Рои, вздумай тот измараться в подобной грязи.

К вечеру Сырт был свободен от враждебных боулу и от нежити. Правда, оставалось еще подземелье, куда сирин не посмели сунуться. Даже дома людей вызывали у крылатого племени приступы страха — слишком отличались эти темные подземелья от легких, открытых солнцу башен — что уж говорить о смертельно опасных коридорах, которые, казалось, уводили прямо в лапы самого Ансуре. Поэтому маги попросту оплели смертельными заклинаниями каждую из дверей, ведущую в утробу горы.

Майдж драконов разместили в большой норе, похожей на ту, где убили женщину и мальчишку. Только в этом доме хозяева выжили: сирин встретили униженными поклонами женщина и девушка. Эли хотел их прогнать, чтобы не будили в душах его соплеменников грязную похоть, но сотник не дал:

— А стирать и готовить кто будет? Ты, Грэзу?

Опытный Рои был не столь бескомпромиссен, как его солдат. Он не стал отказываться от рабынь. А через несколько дней и Эли привык к их присутствию. Оценил, когда по возвращению из дозора или с очередной зачистки его ждали горячий суп и свежий хлеб, а наутро — выстиранная одежда.

Какими усилиями это давалось боулу, Грэзу не задумывался, пока не наткнулся на младшую из них в коридоре. Она сидела на полу и тихо поскуливала, совсем как раненый звереныш. При виде мрачного Эли, испуганно вскрикнув, попыталась спрятать что-то под передником.

— Покажи! — зло потребовал Грэзу.

Девушка от страха оцепенела и уставилась на сирин. Этот испуганный взгляд неожиданно отозвался болью в сердце Эли: так смотрела Иска в тот последний день, перед тем как стать Айелет.

Не дождавшись от боулу ответа, Эли схватил рабыню за руку и дернул на себя. Девушка болезненно вскрикнула, а в следующее мгновение командир пятого стило почувствовал себя полнейшим дураком: девчонка прятала потрескавшиеся, стертые до крови руки.

Подняв глаза, он увидел затравленный взгляд, по-ребячьи трясущиеся губы, и неожиданно для себя приказал:

— Пошли!

Эли отвел боулу к Яиру, чтобы тот залечил ссадины. Маг не отказался помочь: осторожно обмазав руки девушки какой-то мазью, отправил спать. Утром Грэзу рассказал сотнику о проблемах со здоровьем боулу. Тот в ответ хмыкнул, позвал старшую из женщин и разрешил ей найти еще пару помощниц, готовых работать за еду. Это оказалось легко: привычная жизнь города была нарушена, и в нем поселился один из неизменных спутников войны — демон голода. Все запасы продовольствия оказались в руках победителей, и люди были вынуждены обходиться попрошайничеством, мародерством да охотой на настоящих крыс. А если учесть, что большинство жилищ обчистили еще во время эпидемии, людям приходилось туго. Чтобы хоть как-то обеспечить себя пропитанием, выжившие боулу стали возвращаться к прежним занятиям в надежде, что сделанные вещи удастся обменять на продукты. Лучше всего это получалось у детей и старух — некоторые сирин начинали потихоньку жалеть боулу. Крепко повязанные клятвой верности, они больше не представляли угрозы.

И все-таки люди оставались людьми, готовыми ходить по трупам своих же соплеменников, лишь бы выжить: в Сырте участились грабежи, и его буквально наводнили продавцы любовных утех с женщинами боулу. В завоеванном городе это оказалось одним из самых востребованных товаров.

Эли тоже тосковал без женской ласки, но не хотел марать себя связью с боулу. И в то же время — хотел! Чтобы Иска увидела, поняла, каким он стал, и выкинула из своей жизни. Теперь, на расстоянии, связь с великой Айелет казалась Грэзу тяжелыми кандалами. Что-то в ней было не так. Что-то неправильное. И это "что-то" корежило душу Эли, заставляло каждую ночь падать в черную дыру, до верха заполненную липким холодом.

А в один из вечеров случилось странное… Старшая женщина решила, что командир пятого стило, которого уважают и побаиваются его же товарищи, вполне годится на роль покровителя для бывшей госпожи (молоденькая боулу оказалась хозяйкой дома). Сама служанка уже давно и по собственной воле согревала постель сотнику Рои. Видно женщина, поразмыслив, решила, что лучше один любовник, чем проблемы с сотней охочих до женского тела мужчин.

Подгадав, когда Эли окажется в комнате один, женщина втолкнула к нему свою госпожу. Та сначала, съежившись, застыла на месте, а потом глубоко вздохнула, сделала несколько шагов и принялась расстегивать пуговицы рубашки. Некоторое время Эли оторопело разглядывал, как оголяется боулу, когда же снимать стало нечего, опомнился: вскочил, хотел вытолкнуть девушку прочь, но коснувшись горячего, нежного тела, не удержался, привлек боулу к себе, нашел мягкий, послушный рот. И снова, как тогда в коридоре, она напомнила прежнюю Иску. Своей нерешительностью, покорностью, неумелостью и шелковой гладкостью кожи. И так же как Иска, девушка оказалась невинна. Только Иска, в отличие от боулу, Эли не боялась. У этой же девчонки страх из глаз так и не исчез. Ни в первую ночь, ни в последующие. Боулу боялась своего диковатого, молчаливого любовника, хотя исправно приходила каждый вечер к нему в кровать, краснея и смущаясь — Грэзу делил комнату с Яиром и Вэлвилем. И если Вэлвиль только насмешничал и зубоскалил по этому поводу, то маг сразу уходил, возвращаясь лишь, когда уже все спали. В один прекрасный день Эли застал его мастерящим из бусин зеленоватого сердолика женскую сережку.

Грэзу сразу понял, кому предназначалось украшение — он часто видел Яира в обществе боулу — но предпочел не задумываться на этот счет.

Ночами Сырт оставался таким же опасным, как и прежде: нежить выбиралась из подземелий тайными тропами, которые отследить пока не получалось. Патрули прочесывали город днем в поиске убежищ, и когда находили — сжигали дотла и оплетали заклятьями. В один из таких рейдов Эли наткнулся на развороченный особняк, который привлек его внимание. Грэзу потянуло в него, как вставшую на след собаку.

Пустой дом хранил следы борьбы и колдовства. Давние. Полторы луны, а то и больше. Но в одной из комнат этого дома Эли нашел страшненькую, корявую игрушку, выточенную из узловатого корня. Она валялась у самой стены конюшни и несла на себе следы рук нескольких существ. Грэзу мог бы поклясться, что хозяином этой неказистой игрушки был птенец сирин, а вот тот, кто ее сделал…

Еще до конца не осознав, зачем он это делает, Эли подобрал коряжку и сунул ее в карман. Ему показалось очень важным выяснить, кто ее вырезал.