Когда Джон вошел в двери «У Анджело», его встретили звон шпаг и мужские проклятия. «У Анджело» был тем местом, где высокородные господа занимались фехтованием.

Дилан Мур уже был там. Мужчины упражнялись почти ежедневно, но последнее время Джон был слишком занят завоеванием жены и не думал ни о чем другом.

Прошла целая неделя с тех пор, как они встретили в «Беллз» леди Дарвин. За это время он несколько раз пытался поговорить с Виолой. Но та отказывалась видеть мужа. Сегодня три недели закончились, однако когда Джон приехал к Тремору, оказалось, что вещи жены не собраны, а она даже не вышла к нему, и чертов братец попросил его уйти. Теперь оставалось только обратиться в палату лордов. Иного выхода просто не было.

Джон чувствовал себя кипящим котлом, крышка которого плотно закрыта. Покинув Гросвенор-сквер, он послал Дилану записку с просьбой приехать вечером в клуб «У Анджело», чтобы позаниматься фехтованием, потому что терпение его подходило к концу, и если он не выпустит пар, то просто взорвется.

Когда Джон вошел в зал, друг поднял глаза. Уже одетый в рубашку с короткими рукавами и готовый к бою Дилан разрезал воздух рапирой.

— Сам назначил встречу и сам же опоздал!

Джон не объяснил, что извелся и сходит с ума. Измучен, раздражен, сбит с толку, а что хуже всего — бессилен: Негодующе глядя на Дилана, он сорвал фрак, жилет и галстук и бросил мальчишке-слуге, стоявшему у двери. Мальчишка вышел из зала, а Джон снял с крюка на стене любимую рапиру.

— Тебе лучше быть начеку, — предупредил он. — Я в ужасном настроении и намерен сорвать злость на тебе. — Он взмахнул рапирой. — Женщины хуже любого дьявола.

— Неприятности в семье? — сочувственно осведомился Дилан.

— Ты и половины всего не знаешь.

Мужчины встали в позицию, скрестили рапиры и начали поединок.

— По городу ходят сплетни, — заметил Мур, парируя очередной выпад Джона. — Я слышал, что лорд и леди Хэммонд, возможно, снова станут вести совместную жизнь. А возможно, и нет.

— Совместная жизнь? — Джон сделал шаг назад и немедленно напал на противника, вынуждая того отступить. — Весьма сомневаюсь. Для примирения нужны двое.

Мур снова умудрился парировать выпад, поскольку силы были примерно равны, и вскоре отступал уже Джон.

— Но вы сидели в одной ложе, — напомнил Мур. — Пикники и поездки в экипажах. — Он рассмеялся. — Поцелуй с женой в Гайд-парке! Походы в музей и магазины! По мне, так очень похоже на примирение.

— Скорее, затишье между битвами. Кстати, превосходный концерт! Блестящая симфония. Лучшее, что ты написал за последнее время.

— Спасибо. — Теперь снова наступал Мур, а Джон парировал удары. — Но я слышал также, что леди Дарвин на этой неделе тоже ездила за покупками. Значит, перемирие закончилось и снова бушует битва?

Джон так и знал, что Мур не оставит его в покое. Этот человек обожал донимать друзей.

— Моя супружеская жизнь каким-то образом тебя касается? — осведомился он, ожидая следующего выпада Дилана.

— Нет, — язвительно ухмыльнулся тот. — Похоже, никакие ласки, поцелуи и уговоры не смогли ее вернуть?

Но Джон не поддался на провокацию.

— Нет, — беспечно ответил он.

— Послала тебя ко всем чертям? — Мур достаточно хорошо знал женщин, чтобы дожидаться ответа, ведь в нем не было никакой надобности. — Когда ты решил, что нуждаешься в сыне и наследнике, и изложил ей эту идею, что, по-твоему, должно было случиться? Посчитал, что она увидит всю необходимость иметь наследника, поймет и выполнит свой долг?

— Отцепись!

Мур расхохотался.

— А может, ты решил, что жена добровольно бросится в твою постель через несколько недель ухаживания только потому, что о твоем искусстве любви ходят легенды?

Издевательства Мура после всех неудач с Виолой еще больше обозлили Джона.

— У меня нет жены! — воскликнул он, нападая. Но противник парировал удар. — У меня нет жены вот уже восемь с половиной чертовых лет!

— Да неужели? Если у тебя нет жены, кто та прелестная блондинка, которая называет себя леди Хэммонд?

Мур сменил позицию и сделал ответный выпад. Джон, предвидя это, ловко уклонился, обошел противника и, не успел Мур обернуться, приставил кончик рапиры к его груди.

— Туше, — констатировал Джон.

— Ты понимаешь, о ком я, — сказал Мур.

Поединок на время прервался, и противники направились к центру зала.

— Миниатюрная, зеленовато-карие глаза, красивый рот… Помню, как присутствовал в церкви, когда ты почти девять лет назад женился на женщине, соответствующей этому описанию.

— Мужа и жену, которые живут в разных домах и спят в разных постелях, нельзя назвать супругами. Это фарс. И фарсом это можно было назвать почти с самого начала, каждый это знает.

Сталь снова зазвенела о сталь. Около десяти минут приятели молча дрались, а потом опять разошлись, тяжело дыша.

Мур взглянул в глаза Джона.

— Фарс, говоришь? Что же ты не смеешься? А вот мне кажется, над тобой посмеялись!

Джон, не отвечая, сделал обманный выпад, пытаясь снова нанести удар в грудь, но противник не попался на удочку и ловко отступил в сторону. Рапира Джона застряла в стене, и прежде, чем он успел прийти в себя, и его ребро уперся кончик рапиры Мура.

— Туше. Ты никак не можешь сосредоточиться.

— Да неужели? По-моему, всего минуту назад тебя ранили в грудь.

Друзья опять возобновили поединок. Несколько минут оба молчали. Единственными звуками, нарушавшими тишину зала, были звон стали и тяжелое дыхание. Но Мур недолго сдерживался.

— У меня есть предложение, — сказал он, отступая. — Предложение, которое может помочь тебе помириться с женой.

— И это говорит человек, который сам женат… погоди… сколько… семь месяцев? — ехидно хмыкнул Джон. Настала его очередь поиздеваться над другом. — Сначала проживи с женой девять лет, а уж потом давай советы!

— Я серьезно, Хэммонд. — Дилан отступил и поднял клинок к потолку, делая знак, что поединок закончен. — Послушай меня. Ты знаешь, что я, как правило, не вмешиваюсь в дела своих друзей, но все же ты мне небезразличен. Пусть мое предложение не слишком тебе понравится, но, вероятно, поможет смягчить жену.

Голос его звучал так искренне, что Джону стало любопытно.

— Какое предложение?

— Скажи Виоле, что хочешь стать ей другом.

Это показалось Джону до того абсурдным, что он презрительно фыркнул:

— А мне показалось, что ты серьезно! Мы с Виолой друзья? Что за странная мысль!

— Я совершенно серьезен. Стань ей другом.

— Господи, — невесело рассмеялся Джон, — где ты был последние восемь с половиной лет? Виола ненавидит меня. Ты не в своем уме, если воображаешь, будто мыс ней можем стать друзьями. За девять лет мы успели побыть любовниками, потом врагами, но друзьями?.. Никогда.

— Тем больше причин попытаться. В моем случае это сработало. Мы с Грейс были друзьями до того, как решили жить вместе.

— Она была твоей любовницей.

— Да, но сначала стала моим другом.

— Если так, эта идея принадлежала не тебе, а Грейс.

— Так и есть. Мне она ужасно не понравилась, но потом я понял, что эти моменты были лучшими в моей жизни.

— Но вы не были женаты в отличие от нас с Виолой. А это совершенно разные вещи. — Джон нетерпеливо взмахнул рапирой. — Хватит разговоров. Вернемся к нашему поединку.

— Почему разные? Мы теперь женаты, и я не вижу разницы. Мы с Грейс по-прежнему друзья.

— Вы с Грейс не ругаетесь. Она не презирает тебя. — Джон встал в боевую стойку и взмахнул рапирой. — Будем фехтовать или болтать?

— Виола снова может влюбиться в тебя. Именно этого ты опасаешься? — Мур последовал примеру Джона и тоже поднял рапиру. — А может, боишься, что сам влюбишься в нее?

И тут Джон взорвался.

— Любовь, любовь, любовь! — закричал он, давая волю эмоциям. — Меня уже тошнит от этого слова!

Он сделал резкий, быстрый выпад, используя все свое умение, чтобы прижать Мура к стене. Сколько раз Виола упоминала о своей любви к нему, когда хотела упрекнуть! А в тот, последний раз, когда посчитала любовью его связь с Пегги Дарвин?!

Ярость и бешенство вновь взыграли в Джоне. И он, желая сорвать их на противнике, начал его атаковать. Воспользовавшись небольшой ошибкой Мура, он загнал его в угол и наставил острие рапиры ему в живот.

— Туше.

Дилан взглянул на Джона, явно удивленный такой горячностью.

— Похоже, я попал в точку.

Джон, тяжело дыша, отступил и отвернулся.

— Любовь… Все, особенно женщины, постоянно болтают о любви, но что это означает? Чаще всего обычную похоть. Или романтическое увлечение. Иногда — и то, и другое. Это и есть любовь?

— Если ты сам не знаешь ответа на этот вопрос, ничем не могу помочь. Сам я его нашел.

— Но как? — допытывался Джон. — Каким образом? А когда нашел, откуда узнал, что этот ответ верен? Купидон пустил стрелу, ангелы запели — и ты все понял?

— До чего же пренебрежительно ты говоришь о любви! До этого момента я не понимал всей глубины твоего цинизма. Ах, Хэммонд, ты еще больше презираешь любовь, чем я когда-то!

— Я не циник и не презираю любовь. Просто…

«Я просто не знаю, что это такое».

Осознание этого потрясло Джона. Он замер и уставился на друга. Вернее, смотрел сквозь него, как в пустоту, потому что видел в это время жену — веселую, счастливую, с ребенком на руках.

Странная пустота вернулась, та самая пустота, которая, словно призрак, преследовала его всю последнюю неделю. Пустота, о которой Джон4старался не думать, которую всегда скрывал и которая была с ним, сколько он себя помнил.

— Хэммонд! — Голос Мура нарушил течение его мыслей. — В чем дело?

— Что? — Джон недоуменно моргнул, пытаясь сообразить, что имеет в виду друг.

— Ты стоишь здесь, смотришь на меня, словно пораженный громом. Тебе нехорошо? — встревожился Дилан.

— Нет, — пробормотал Джон. — Возможно. Не знаю. — Он тряхнул головой, пытаясь собраться с мыслями. — Давай на сегодня закончим.

Да что это такое — любовь?! Джон продолжал задавать себе этот вопрос, пока вместе с Муром убирал рапиры на место, одевался и выходил из фехтовального зала.

Прекрасный майский день перетек в прохладную, облачную весеннюю ночь.

Когда они стояли на тротуаре, ожидая, пока приедут экипажи, Дилан снова заговорил, на этот раз без всякой издевки:

— Хэммонд, подумай о том, что я сказал. Предложи Виоле дружбу.

— Как я уже говорил, она ни за что не согласится.

— По крайней мере, предложи ей это. Может, вы скорее поладите, если ты сможешь убедить ее стать тебе другом.

Джон ответил насмешливым взглядом.

— Хочешь сказать, что мужчина и женщина, сумевшие поладить вне постели, прекрасно поладят и в постели?

— Это зависит от того, насколько хорошим другом ты ей станешь, — ухмыльнулся Мур.

Несмотря на дурное настроение, Джону стало легче. Он рассмеялся, наблюдая, как ландо Мура, с поднятым верхом на случай дождя, останавливается перед «У Анджел о».

— Знаешь, ты настоящий дьявол.

— Разумеется, — согласился Мур, садясь в экипаж. — Пусть я женат, но нужно же поддерживать свою репутацию!

Ландо отъехало. Джон остался стоять у обочины.

Дилан с улыбкой откинулся на спинку сиденья. Да, он действительно дьявол. Потому что прекрасно знал, что испытывает Хэммонд в эту минуту. Ничего, скоро ему будет еще хуже. Виконт отчаялся ровно настолько, чтобы попытаться предложить Виоле дружбу. Дружба с женщиной, которую никак не удается затащить в постель, — это ад на земле.

Все же иногда, чтобы попасть в рай, необходимо пройти ад. Хэммонд еще может получить вожделенного сына, но что еще важнее — может вернуть любящую жену. И Дилану лучше других известно, какое это счастье.

Он искренне любил Хэммонда, питал огромную симпатию к Виоле и надеялся, что они согласятся с его предложением. А вдруг дело кончится счастливым браком?

При этой мысли он едва не рассмеялся. Подумать только, Дилан Мур в непривычной роли свата!

Ему не терпелось вернуться домой и все рассказать Грейс…

А вот Джон в ожидании экипажа думал не о дружбе. О любви.

Что такое любовь? Поэты слагали о ней стихи, композиторы вроде Мура сочиняли музыку, простые смертные постоянно влюблялись или говорили о любви, или страдали из-за Любви, но что это такое — любовь?!

Он подумал о Муре. Когда-то Джон был твердо уверен, что именно Дилан никогда не женится. И все же он женился. Женился на своей любовнице. Джон представить не мог, что такого нашел в Грейс самый прожженный в Англии повеса. Почему влюбился настолько, что повел ее к алтарю?! Ничего не скажешь, она очень красива, а к тому же добра и нежна. Но Мур сходил по ней с ума, любил безумно, почти пугая окружающих своей страстью.

Экипаж Джона подкатил к обочине. Он шагнул вперед, но остановился и, повинуясь какому-то порыву, отослал кучера и решил пройтись пешком. Вечер был прохладным, и ветерок приятно освежал кожу. В конце концов, если пойдет дождь, он всегда сможет взять наемный экипаж.

Наверное, существуют разные виды любви.

Он подумал о сестре Кейт, умершей, когда он был совсем маленьким. Она обнимала его, смеялась… и ее смерть оставила в душе ужасную пустоту. Он любил сестру. И точно это знал.

Он вспомнил о Перси и Констанс, верных друзьях, которые были небезразличны ему и которым он был небезразличен. Их привязанность и доверие к нему были неоспоримы. Он старался не думать о Перси, потому что при одной мысли о нем рана вновь открывалась и нестерпимо ныла, потому что он любил кузена, как родного брата. Он и Конни любил, симпатизировал ей и уважал, как немногих, но действительно ли был влюблен в нее когда-то?

Джон вспомнил их разговор после похорон Перси. Наверное, Конни права. Он никогда не был влюблен в нее по-настоящему. Когда она вышла за Перси, он беспробудно пил целую неделю, пару месяцев шлялся по борделям, и всю так называемую любовь как рукой сняло. Будь она настоящей, истинной, разве можно было бы справиться с ней столь поверхностными средствами? Разумеется, нет!

Тротуар постепенно расширился, переходя в широкую улицу, и Джон очнулся от размышлений. Остановился и сообразил, что идет не туда. Нужно было двигаться на восток, на Брук-стрит, а он повернул на запад и теперь смотрел на величественные ворота кованого железа, принадлежавшие парку на Гросвенор-сквер.

Черт побери! Не довольно ли с него этого места?! Будь у него в голове хоть немного мозгов, он бы немедленно убрался отсюда и нашел женщину, которая встретит его с распростертыми объятиями и пустит в свою постель. Но Джон упрямо зашагал вперед, пока не очутился у ограды парка. Схватился за прутья и уставился на то место рядом со скамьей, где неделю назад его жена играла с Николасом.

Он думал о родителях, между которыми не было не только любви, но и простой симпатии. Может, именно поэтому его супружеская жизнь тоже потерпела крах? Какая ирония судьбы!

Он с необычайной ясностью помнил, как совсем еще маленьким подмечал взаимную холодность родителей, и вот, несмотря на все его девятилетние усилия ни в чем не походить на отца, он ухитрился превратить свой брак в такой же фарс, в котором не было ни нежности, ни любви.

Пошел дождь: легкая морось, увлажнившая его фрак. По спине пробежал озноб: к ночи сильно похолодало. Наверное, глупо стоять здесь. Нужно вернуться, прежде чем морось перейдет в ливень и он окончательно промокнет.

Джон отвернулся, но вместо того, чтобы уйти, прислонился к железным прутьям и стал смотреть на освещенные окна гостиной Тремор-Хауса. За стеклами вспыхнуло золото волос. Волос Виолы.

Он вспомнил, какой она была девять лет назад: легко уязвимая страстная девочка, принявшая обожание за любовь к нему. Он не понимал, и тогда, и сейчас, как это можно влюбиться, не зная человека. За один вечер, после двух танцев и короткого разговора. Это не может быть любовью, скорее романтической фантазией. Он не верил Виоле ни тогда, ни сейчас.

И хотя с самого начала знал, что имеет власть над ней, не мог проникнуть в природу этой власти. Зная, что он разорен, зная о его репутации никчемного развратника, зная, что ни одна порядочная женщина не вышла бы за него, она пошла против желаний брата и стала его женой. Потому что любила его?

Он вспомнил о Перси, как тот стоял на коленях в грязи и угрожал покончить с собой, если Конни не выйдет — за него. И все это потому, что он любил ее?

Джон провел рукой по мокрым волосам и растер дождевые капли по лицу. Что же такого в этой любви, которая заставляет людей лишаться рассудка и здравого смысла?

Он долго стоял у ограды парка, затерянный в дожде и тумане. Он смотрел на окна Тремор-Хауса и упорно искал ответа. Но так и не нашел.